По-моему, из всех людей, живущих на Земле, самой скверной памятью обладают старожилы. Только и слышишь, что они опять чего-то не смогли припомнить: «Старожилы и не припомнят такой холодной зимы, какая выдалась в этом году!» или «Мы стали расспрашивать старожилов, но ни один из них не смог припомнить такой тёплой осени». Бывает, что память отказывает им не до конца, они добросовестно пытаются вспомнить какое-то событие и даже призывают в свидетели таких же склеротичных знакомых. Вот это последнее напрочь перечёркивает то немногое, чего им до этого удаётся достичь: «А случилось это, милок, лет пятнадцать тому… Аккурат, значить, в тот год, когда Петьку кобыла в причинное место лягнула… Гриш, помнишь Петьку»? — «Петьку-то? А как же! Только его, кажись, Егором звали…».
Я приехал в Мешков три года назад, т. е., к старожилам не отношусь, а, значит, мне вы можете верить. И не только потому, что я был непосредственным участником событий — ну, кто из мешковцев не пользовался известным теперь на весь мир «эффектом улицы Шилова»! — просто я узнал о нём одним из первых, не считая, конечно, Санька.
Что? Какой-такой «эффект улицы Шилова»? Ну, так ведь я это про «эффект Когана-Новикова»! Теперь поняли? Ну, вот. Были они у нас. Лазили везде, вынюхивали, Санёк потом от них натурально бегать начал: замучили они его своими расспросами! А потом — бац! — смотрим, выступают по телевизору: да, мол, это мы открыли это загадочное явление… Новиков — так тот вообще ляпнул: я, мол, это явление предсказывал ещё 20 лет назад… Он предсказывал! Смех! Вы бы видели, как он тут ходил с открытым ртом и глаза всё время протирал. Ну, да Бог с ними, я собирался рассказать, как это на самом деле было.
Случилось это в прошлом году, 2-го мая. Мы, как накануне и договаривались, собрались к 10-ти утра в гаражах: я, Санёк, Фёдор Иванович и Никита. Жёнам, понятное дело, сказали, что пойдём машины к техосмотру готовить, а у самих одна мысль: как бы после вчерашнего праздника поправиться. Ну, в общем, водки принесли, закуски соорудили — всё по уму. Санёк чего-то очень быстро скис — видно, здорово вчера перебрал. Всё, говорит, мужики, пойду домой. Мы ему: ты хоть проспись немного, куда ты такой, Верка ведь тебе башку оторвёт! А он: пускай отрывает, мне такая башка, какая у меня сейчас, и не нужна! В общем, ушёл он. Всё дальнейшее я с его слов знаю.
Приходит он домой (а живёт он как раз в этом самом доме, улица Шилова, 14), ключом в замочную скважину попасть, естественно, не может, ну, и начал звонить и в дверь тарабанить. Верка открыла, на него глянула — и давай орать! А он: «Вера, может, завтра, а? Плохо мне сейчас очень»! Верка, видимо, решила, что и в самом деле бесполезно — что ему сейчас ни говори, он завтра и не вспомнит, так какой смысл? Ну, и отложила экзекуцию. Санёк до спальни добрёл, куртку на пол кинул, бухнулся, не раздеваясь, и сразу же отрубился.
Судя по всему, проспал он не больше получаса. Верка не тронула, так силы природы вмешались: началось землетрясение. Район у нас сейсмоопасный, землетрясения не редкость, но такого сильного давненько не бывало. Толчок был за пять баллов: шкафы зашатались, посуда на пол полетела, а кровать, на которой Санёк спал, прямо ходуном заходила. Он, естественно, проснулся, но спьяну и спросонья не разобрал: решил, что это Верка кровать трясёт, скандал ему устроить хочет — посуду, вон, уже бить начала. Он вскочил да как заорёт: «Я же просил тебя сегодня меня не трогать»! А Верка — куда там! — перепуганная вся, к нему жмётся: «Ой, Саня, Санечка, чего делать-то? Ой, боюсь»! Пока до Санька всё допёрло, землетрясение закончилось. Обнял он Верку, говорит: «Да ладно, чего ты, всё уже!» и опять в кровать бухнулся. А Верке, понятное дело, попереживать охота, о землетрясении посудачить. Махнула она на него рукой и к соседке побежала.
А Санёк полежал немного и чувствует: пропал сон! Сел он на кровать, посидел и понял: такие обстоятельства запить надо! Нашёл он свою заначку, надел куртку и пошёл в магазин. Но когда по лестнице спускался, вспомнил: чего ж в магазин тащиться, ведь в подвале, в его сараюшке, как раз на такой случай бутылка припрятана. Ну, и пошёл он в подвал.
Спускается — мать честная! Во чего землетрясение натворило! Все деревянные постройки, которые жильцы наколотили — вдребезги! И даже бетонные перекрытия — которые полопались, а которые и вовсе обвалились! (То, что весь дом перекосило, это он уже позже заметил). Тут-то у него внутри и ёкнуло: ну, думает, не дай Бог, бутылка разбилась, я этого ему не прощу! Стал он по развалинам шарахаться, свою бывшую сараюшку искать. Да разве её так просто найдёшь! Развалины — они ведь все одинаковые. Минут через пятнадцать понял — бесполезно, надо в магазин идти. Глянул назад, и тоска его взяла: опять, думает, по этим колдобинам пробираться! Вдруг видит, чуть поодаль свет пробивается — окошко на улицу. Лучше, думает, я через него вылезу, чем ноги ломать. Так и сделал.
Выбрался он наружу, стал отряхиваться — и замер. Силы небесные, это что, землетрясение так весь его двор изменило? Да не может такого быть, совсем ведь ничего похожего! Он на свой дом вверх глянул, и вообще зашатался: стал этажи считать — девять! А он в пятиэтажке живёт! Идёт он по двору, озирается, скулит про себя и ничего понять не может: все дома такие же — с чего бы это они так подросли? А когда из двора на улицу вышел, то в изнеможении к стенке прислонился: улица широченная, таких в Мешкове и через двести лет не будет. И везде машины в несколько рядов. А уж когда троллейбус увидал, последнее опьянение с него как рукой сняло: господи, ну, троллейбус-то в Мешкове откуда? У нас из общественного транспорта только автобус «Пазик», он два раза в день по одному маршруту ходит, большего-то и не требуется.
В книжках Санёк читал, что герою в таких случаях ущипнуть себя положено: мол, не сплю ли? И подумал, что всё это полная ерунда: никаких сомнений в том, что всё это с ним происходит наяву, и близко не было.
В общем, дело со всех сторон непонятное, нужно у кого-то спросить, куда это он попал. Видит, мужчина идёт, не торопится, вроде. Ну, и Санёк к нему: слышь, говорит, друг, это какой город? Тот как расхохочется:
— Ну, мужик, ты даёшь! Нижний Новгород это! Не там, что ли, с поезда сошёл? Езжай-ка ты обратно на вокзал. Видишь остановку? Там и спросишь, которая маршрутка до вокзала идёт.
И пошёл дальше. Только время от времени на Санька оглядывался, посмеивался и головой покачивал.
А Санёк как про Нижний Новгород услышал, так и похолодел весь. Это ж надо! От Мешкова, чтобы до ближайшей железнодорожной станции добраться, надо 3 часа на автобусе ехать. А потом на поезде до Нижнего, поди, суток пять. А он за пятнадцать минут добрался! Это что же такое творится-то!
Санёк решил над всем этим серьёзно задуматься и даже уже лоб наморщил, но тут же понял, что фраза «здесь без бутылки не разберёшься» — как раз для таких случаев. Он хотел, было, опять через подвал двинуться в родной Мешков — деньги-то у него были, — но тут до него дошло: ёлы-палы, а чего тянуть-то, как будто здесь купить нельзя! Вон, и магазин рядом.
Войдя в магазин, он в очередной раз выпучил глаза; на сей раз, от приятного изумления: бутылка водки здесь стоила аж на тридцать рублей дешевле! Санёк, не раздумывая, взял две и спешно полез в подвал.
Маршрут был ему уже знаком, поэтому путь от Нижнего Новгорода до Мешкова он преодолел за пять минут — никакому «Шаттлу» это и во сне не снилось!
Идти домой смысла не имело, и хотя до гаражей было по его теперешним меркам далековато — дальше, чем до Нижнего, — он бегом направился именно туда.
Мы как раз собирались расходиться: водка вся выпита, денег больше нет — чего тут делать-то? И тут залетает Санёк с двумя бутылками. Ставит он их на верстак, одну открывает, выпивает сразу стакан и нам рукой показывает: давайте, мол. Я хотел его спросить, что это с тобой такое, а он огурец жуёт и на меня рукой машет: тихо, молчи! Мы тоже выпили по чуть-чуть; он минут через пять отдышался и начал рассказывать…
Поверили мы сразу. Убедительно это всё у него прозвучало. А как про землетрясение сказал, нам прямо-таки полегчало и всё объяснило. Мы-то про него ни сном ни духом и удивлялись очень: всего-то вторую бутылку начали, так с какой стати нас всех сразу по гаражу мотать стало? В общем, говорю, поверили мы и стали рассуждать, как такое дело объяснить. Теорий, конечно, было много, но так ни до чего и не додумались. Тогда Никита предложил: давайте тогда хоть название этому дадим. И как-то у нас сразу получилось: «эффект улицы Шилова». Так что это мы придумали, а не какие-то Коган с Новиковым. И вообще нравилось нам всё это: сидим культурно, водочки только понемножку пьём и разговоры ведём научные. А Фёдор Иванович — так тот совсем научно выразился: раз, говорит, теоретический путь никуда не привёл, значит, надо научный эксперимент ставить — всё на практике проверять. Во, как завернул!
Мы прямо опешили: а действительно, чего сидим-то? Надо туда идти и всё своими глазами посмотреть! Гараж быстро закрыли и пошли. И даже средства на научные исследования изыскали; интересно: денег ведь у нас уже не было, а пошарили по карманам, и на одну бутылку по нижегородским ценам наскребли…
Тут-то к нам и привязался Иван Охлобыстин: куда, мол, так спешите, давайте я с вами, а то всё равно делать нечего… Что-что, а логика у него железная: раз мужики такой толпой куда-то быстрым шагом идут, значит, всё это бутылкой закончится. Надо было его, конечно, отшить; ведь ясно же: раз Иван с нами, значит, никакой теперь «эффект улицы Шилова» в Мешкове не утаишь. Да некогда было, торопились очень — интересно ведь!
Да-а, одно дело — когда тебе рассказывают, а самому убедиться… Тем более, что с окошком Санёк напутал, мы сначала в другое вылезли. Вылезаем, смотрим, и нас всех колотить начинает: какие там девятиэтажки — небоскрёбы! Людей — куча, и все по-английски разговаривают. А вдалеке — статуя Свободы! Переглянулись мы ошарашенно и молча назад полезли. Даже в Нижнем потом не разговаривали и задерживаться там не стали: бутылку взяли — и назад. Выпили мы её прямо в подвале и пошли по домам. Устали мы очень от таких впечатлений и всего прочего. Решили только, что через неделю вернёмся и тогда всё внимательно исследуем… Что? Почему через неделю? Так мы наутро в командировку на неделю уезжали — мы все в одной автобазе работаем.
Вернулись мы ночью. Машины в базе поставили и решили: прямо сейчас и пойдём. Нет, ненадолго, Нью-Йорк немного посмотрим, ну, может, в Париж минут на пять заглянем — и по домам. А уж завтра по-серьёзному этим займёмся.
Как только в подвал спустились, сразу об одном подумали: ну, какого лешего мы Ивана-то с собой брали? Разболтал, конечно. Да, неплохо за неделю мешковцы поработали, много успели. От развалин и следа не осталось, всюду лампочки вкручены и свет горит, столбики установлены, а на них указатели к окошкам: «Нижний Новгород», «Нью-Йорк», «Мельбурн», «Сыктывкар», «Москва» и т. п. И даже одно новое окно прорубили: «Аддис-Абеба». Господи, думаем, а это-то кому понадобилось? (Мы тогда не знали, что это окно не с нашей, а с той стороны прорублено: очень неграм наши девчонки понравились, вот и стали они к нам лазить. Так что у парней наших тоже развлечений добавилось). Посмотрели мы на это, и всякая охота куда-то идти пропала. Развернулись — и по домам.
Сразу лечь спать, конечно, не получилось. Жёны наши к тому времени уже несколько часов в жутком напряжении провели: когда же они, наконец, приедут, чтобы всё это им рассказать? Действительно интересным оказалось только одно: завтра в городе нерабочий день, так как учёные, которые к нам приехали, будут объяснять, что же такое здесь произошло.
Народу на следующий день в ДК собралось — весь город. Мест, конечно, не хватило, в проходах стояли и даже из фойе через открытые двери слушали. Так вот, один из учёных стал нам всё объяснять. Вообще, мне понравилось, толково объяснял, по-простому, не стал всякие там научные фигли-мигли разводить. Пространство, говорит, это тоже материя и поэтому всеми её свойствами обладает; значит, при известных условиях (тут он рассмеялся и сказал: «Да нет, точнее, при пока не известных науке условиях») может растягиваться, сжиматься или сворачиваться. Тут он взял обычный лист бумаги, нарисовал в центре крестик: смотрите, говорит, это ваш Мешков. А по всем краям листа нарисовал ещё много крестиков: а это города, в которые из Мешкова теперь запросто попасть можно. Вот так они от него далеко, а вот так — он скомкал лист, потом немножечко открыл и показал, — они совсем рядом. Что-то подобное у вас и произошло. Конечно, тут вмешались какие-то процессы, толчок которым дало землетрясение; только одного лишь землетрясения было бы недостаточно. Удивительно, говорит, что именно ваш город оказался в центре; с этим мы будем разбираться, видно, что-то здесь такое есть. И ещё сказал, что в космосе такие явления давно известны, но чтобы на Земле… Ну, дальше он понёс что-то про Бермудский треугольник, а потом вообще про какие-то чёрные дыры — здесь я уже ничего не понял. А вообще, умный и хороший дядька, не то, что Коган с Новиковым — те через два дня приехали.
Первое время мы с учёными на равных работали, они по своим учёным делам в подвал лазили, мы по своим: за водкой сбегать (правда, уже не в Нижний: оказалось, во Владимире ещё дешевле) или вот у Фёдора Ивановича любовница в Иркутске, так пока его Катька с соседкой лясы точит, он быстренько туда и смотается. Ну, и другие жители — всяк по своим делам. В общем, мы с учёными друг другу не мешали.
Да только очень скоро всё изменилось.
Возвращаемся мы как-то из очередной командировки (чуть ли не месяц на этот раз пробыли), время ещё детское, сбросились, сейчас, думаем, быстренько во Владимир сбегаем да посидим немножко, прежде чем домой идти. Спускаемся в подвал — вот это да! Стены побелены, на полу линолеум, диван стоит, а на нём перед маленьким столиком какой-то амбал сидит, пиво потягивает. Ну, мы покосились на него и идём себе. А он: «Вы куда»? Во Владимир, говорим. А он: да на это-то мне наплевать, хоть в Нью-Йорк, только чего вы сразу туда-то попёрлись? В кассу сначала идите! И рукой назад показывает. Мы оглянулись, а слева от входа целый ряд каких-то будашек построили; окошечки там, и за каждым по девушке сидит. Мы, ничего не понимая, туда пошли — с таким ведь не поспоришь! Видим, над одним окошком «Касса» написано, подходим, а что сказать — не знаем. Но девушка сама нас увидела, вам куда, говорит. Во Владимир, говорим. С вас, говорит, 20 рублей за один билет; вы же туда за водкой, вот пусть один сбегает, а остальные здесь подождут! Но всё же было, видно, в наших лицах что-то такое, что она смягчилась и уже совсем другим голосом спросила: «Может, вы с похмелья»? А это-то, говорим, при чём? А она: «Как это — при чём? Похмельные у нас льготники, им скидка положена: 30 %. Только вам придётся доказать, что вы действительно с похмелья. Подойдите к крайнему окошку, дыхнёте там в трубочку, и если всё нормально — покажет, — то Марина вам справку выпишет, а вы с этой справкой опять ко мне». Поняли мы: мафия всё здесь себе к рукам прибрала, прощай, свобода передвижения!
В общем, взяли мы один билет. Без скидки. Послали Никиту, потом в гараж пошли. Сидим, как на поминках. Молчим и пьём. И даже всё не допили — по домам разошлись. И вообще мы с тех пор пить бросили. Как вспомним — такая тоска берёт, что ничего в горло не лезет. Может, оно и к лучшему. Санёк с Никитой спортом занялись: теннисисты — дай Бог каждому! Я в музыку ударился, гитару вот осваиваю; Фёдор Иванович… Нет, ну с ним всё по-другому обернулось, сейчас расскажу.
Оказалось, мафия — это ещё не самое плохое, их иногда уговорить можно было. Поклянчишь с несчастным лицом, скажут: ай, ладно, иди. А вот когда государство за подвал взялось, тут уж действительно — туши свет! Солдат пригнали чуть ли не роту, забор соорудили метра три высотой, вышки с пулемётами, вертолёты всё время летают… Жильцов по другим домам расселили. Да, главное, так быстро всё провернули — Фёдор Иванович даже из Иркутска вернуться не успел! Возвращается, а ему: отойди, стрелять буду! Ох, как он их упрашивал: ребята, милые, да вы что, у меня ж сейчас жена домой вернётся! Ноги свои показывал: вот же, мол, я даже в тапочках! А ему: отойди стрелять буду! Пришлось ему у любовницы денег брать и на поезде в Мешков возвращаться. О том, что ему Катька устроила, он даже нам не рассказывал. А на работе ничего, начальство простило, вошло в положение: командировкой ему всё это оформили и даже билеты оплатили и суточные выдали. Правда, не один Фёдор Иванович так пострадал, ещё два эфиопа у нас застряли, но за теми быстро какие-то серьёзные ребята пришли и увезли куда-то. Но для них это, я думаю, и к лучшему; Аддис-Абеба — это вам не Иркутск, где бы они нашли денег до туда добраться?
Да только и государству недолго этим пользоваться пришлось: сгинул «эффект улицы Шилова» сразу же, как только афтершоки начались. И толчок-то был всего ничего, балла два от силы, а вот поди ж ты, мигом пространство обратно развернулось! Ух, ты, что началось! Сирена у военных завыла, вертолёты всё небо перекрыли… Мы вчетвером на чердак соседнего дома залезли и смотрели, как там начальство в панике «меры предпринимает» — никак они не хотели поверить, что явлению конец пришёл. Мы ухохотались, глядя, как они раз за разом проверки проводят и никак остановиться не могут! Подведут к дверям подъезда какого-нибудь солдата, что-то долго ему втолковывают, потом шлёпнут по плечу: пошёл! Тот бегом в подвал, а через минуту из окошка у нас же и вылезает… А те ему опять: пошёл! Одного солдатика раз двадцать гоняли, тот уже потом из окошка не вылезал, а выползал; да только всё без толку.
Так вот это и закончилось. Военные ещё недельку побыли, а потом свернули всё своё хозяйство и уехали. Забор только с вышками оставили, но это ничего: мешковцы его в первую же ночь растащили по своим дачам, там ведь такие доски отличные. Я тоже парочку взял.
Ну, и затихло всё. Жильцы 14-го дома в свои квартиры вернулись, и всё пошло по-старому. Где-то с полгода ещё разговоры о случившемся не утихали, но потом и они кончились. Успокоились все.
Все, но не Санёк! Ему труднее пришлось: он же первым был и вообще всё это открыл. В общем, он, в отличие от военных, не махнул на это рукой, а стал по подвалам других домов ходить. Не может же быть, говорит, что наш дом один такой оказался, надо и другие проверить: а вдруг? И ведь нашёл же! Правда, не такое же явление, а… Но это, как пишут в книжках, уже совсем другая история!