Свет и тьма, или Поэма о трех девицах

ПРОЛОГ

Три девицы под окном

Засиделись допоздна.

Скучно очень жить в деревне.

Раз в неделю дискотека.

Да и там всё те же лица,

Что уже тошнит от них.

Грустно семечки щелкали

И плевались шелухой.

И порою звонко хлопнет

Кто-нибудь из них ладошкой

По щеке или по ляжке

И раздавит кровопийцу

Комара и скажет громко:

– Задолбала эта сволочь!

Нет совсем житья от них.

Мимо их прошли коровы.

Их бока за день раздулись,

Вымя молоком налилось.

И пастух-зломатершинник

На кобылке проскакал.

Но они его и взглядом

Удостаивать не стали.

Хоть пастух еще был молод,

Их не интересовал.

Западло с таким общаться.

Засмеют свои же девки.

Вдруг откуда ни возьмись,

Словно бы из-под земли,

Перед ними старичок

Седенький явился.

Был пониже он забора,

Нос картошкой, бороденка,

И соломенная шляпа,

И рубашка с пояском.

На ноги ему бы лапти

И совсем похож на деда,

Что художники рисуют

В книжках сказок для детей.

Громко прыснули девицы.

И откуда здесь он взялся?

Вроде бы таких в деревне

Не видали стариков.

Он девицам поклонился,

Улыбнулся и промолвил:

– Вечер добрый! Извините,

Что вмешался я в беседу.

Только очень интересно:

За кого хотите замуж

Выйти, красные девицы.

Уж скажите старику.

– А тебе какое дело? –

Говорит одна девица.

– Шел бы, старый, к своей бабке,

А не лез к нам, молодым.

Уж одной ногой в могиле,

А на девочек всё тянет?

– Вы читали в детстве сказки? –

Старичок спросил девиц.

– Я могу такую сказку

Провернуть сейчас для вас,

Потому что я волшебник.

Вы не верите, конечно.

Даже если и соврал я,

То от вас же не убудет.

Никакого нет здесь риска.

Ну, а вдруг случится чудо?

И глядит на них с улыбкой.

А глаза у старика,

Словно бы у молодого,

Так и светятся, играют,

Проникают прямо в душу.

Что-то, чувствуют девицы,

С ними странное творится.

Их сердца забились сильно,

Кровь горит, стучит в висках,

Будто бы не замухрышка

Старый, дряхлый перед ними,

А прекрасный принц заморский

Перед ними здесь стоит.

Меж собой переглянулись.

Щечки их залил румянец,

Даже глазки увлажнились,

Ручки, ножки затряслись.

И тогда сказала Надя:

– Мне богатого бы мужа,

Чтобы дом имел большой он

И, конечно, иномарку,

Чтоб на отдых за границу

Каждый год мы отправлялись,

Чтоб в салонах самых модных

Я бы делала прическу,

Маникюр и педикюр,

Чтоб ходили в рестораны,

Веселились до упаду

И подарки дорогие

Он дарил мне б каждый год,

Чтоб от зависти подруги

Почернели, словно сажа,

И шептались за спиною:

«Повезло же этой Надьке»,

Чтоб я денег не считала,

Их швыряла, будто мусор,

Одевалась бы не с рынка,

Шили б платья по заказу,

Чтобы личного шофера

Я имела. А работа

У меня одна была бы –

Мужа тешить, ублажать.

Быть богатой очень славно,

Это счастье быть богатой.

Жить в столице как царица.

А в деревню очень редко

Раз в три года приезжать.

Привезти своим подарки,

Показаться деревенским,

Чтобы ахали: «Ну, Надька!

Ну, девчонке повезло!»

И на «бэнтли» по деревне

Прокатиться, разгоняя

Кур и уток. А на утро

Снова в город укатить.

А вторую звали Верой.

Словно плоская доска.

Грудь едва обрисовалась,

Ноги тонкие, как спички.

Так что платье или джинсы,

Всё болтается на ней.

И лицом она не вышла:

Узкий длинный нос и губы,

Словно тоненькие нитки.

Волос жидкий, цвета пепла.

Шейка длинная. В деревне

Называли Веру воблой.

Вера не комплексовала

И считала, что найдется

Рыцарь, что ее полюбит.

А иначе жить не стоит.

Такова природа женщин.

Без любви они не могут.

И последней замухрышке

Запретить мечтать нельзя

Вера радостно вздохнула.

Улыбнулась и сказала:

– Я хочу, чтоб знаменитым

Был мужчина у меня.

Может быть, певец известный

Или чтоб снимался в фильмах

Или же спортсмен, чья слава

Год за годом бы гремела.

Даже пусть телеведущий.

Только очень популярный,

Вроде Вовы Соловьева.

Муж мне нужен знаменитый,

Чтоб меня лучами славы

Согревало его имя,

Так, как солнце греет землю.

Я бы очень им гордилась.

За моей спиной шептались:

«Это ведь жена такого!

Как ей сильно повезло!»

Ну, а зависть? Что мне зависть?

Пусть злоречат за спиною.

Это же вполне нормально.

Где ж на всех набраться славы.

Это же удел отдельных!

Вот каким я вижу счастье.

Вот хочу какого мужа!

И другого мне не надо.

Лучше старой девой буду,

Чем с каким-то трактористом

Или скотником сойдусь.

Ах!

И вновь вздохнула Вера.

– Как хочу я быть счастливой.

Вам хочу я тоже счастье.

Вы мне лучшие подруги.

Любочка была всех ниже.

Круглолица, словно солнце.

Губки бантиком. А щечки

Алым пламенем горят.

Нрава легкого, простого.

Голос звонкий, но негромкий.

Ни о ком дурного слова

Никогда не говорила.

Ничего не пожалеет.

Если просят, не откажет.

И поэтому в деревне

Очень Любочку любили.

Старичок к ней повернулся.

– Очередь твоя настала.

Что желаешь ты, девица,

Не стесняйся, говори!

Улыбнулась, поглядела

На своих она подружек.

Те ей тоже улыбнулись.

– Ну, чего ты? Говори!

– Одного хочу. Любви я.

Чтобы мне такой попался,

Чтоб его любила сильно,

Чтобы он любил меня.

Остальное же неважно.

Кто он будет, безразлично,

Бедный или же богатый,

Из деревни, городской ли,

Толстый или же худой.

И конечно же, детишек

Вместе с милым воспитать.

Счастье – это если любишь,

Если жить отдать готова

За родного человека,

Если только им живешь.

И на край земли без страха

Ты за ним пойдешь. Такого

Я хочу найти супруга.

Только прыснули подружки.

– Ну, и дура ты, Любаша.

Хоть любовь важна, конечно,

Только ей сыта не будешь.

И потом. Любовь уходит,

Угасает постепенно.

Верить же в любовь до гроба –

Это глупо же. Поверь!

Лишь безмозглые девчонки

О любви мечтают вечной.

Ну, а жизнь, давно известно,

Переменчива весьма.

Он тебя сегодня любит,

Завтра повстречал другую

И за нею приударил,

О тебе же позабыл.

На земле живи, подруга,

Не витай, как птица, в небе.

На бобах остаться можешь

Со своей любовью вечной.

– Ну, и пусть! – сказала Люба.

– Замуж без любви не выйду.

Я один расчет приемлю:

Или любишь, или нет.

– Что втолкуешь малахольной?

Ничего! Дойдет, но поздно.

А судьбу свою сломаешь,

Будешь локоток кусать.

– Может, буду. Я не спорю.

Но иначе не смогу я.

Вы меня не осуждайте.

Уж такой я родилась.

– Родилась она… Смотрите!

Несусветная дуреха!

Ты советы наши слушай

И тогда не пропадешь.

Вдруг подруги оглянулись.

Старичка-то рядом нету!

Глава первая

НАДЯ

Раньше всех встают доярки

И шагают к магазину,

На крыльце сидят и Юрку

Бортового ждут они.

Наконец пришла машина.

Лезут, словно альпинисты,

Сильно тужась и кряхтя.

– Все собрались? – крикнет Юра.

– Все.

Ветврач сидит в кабине.

И поедут к летней дойке,

Что стоит у темной речки.

Знает каждая доярка

Всех своих коров. Привяжет,

Вымя им водой подмоет

И подключит аппарат.

После дойки на машине

Не смолкают разговоры.

И пока домой приедут,

Сплетни все переберут.

Через слово матерятся,

Как сапожники, нисколько

Не стесняясь. Что такого?

Здесь же бабы все свои.

– Что ты, Надя, приуныла,

В растудыт твою туды?

Может, щупать перестали?

Залетела, может быть?

Так они захохотали

И друг друга бьют по спинам,

И икают, и плюются,

Что машина затряслась.

Но шофер не испугался.

Он видал и не такое.

И взорвись граната рядом,

Бровью даже не повел бы.

Кто с доярками работал,

Тот душою закалился.

И ему тогда не страшен

Ни шайтан, ни гром небесный.

Будь на то моя бы воля,

Я бы всех силовиков

Отправлял бы в коллективы

К нашим доблестным дояркам.

Через месяц получили б

Закаленных духом, крепких,

Настоящих мужиков.

Всех горластей – это Люська.

«Баба-гром» – так говорится

Про таких. Любому глотку,

Если спорит с ней, заткнет.

Голос зычный, грубый, хриплый,

Как труба Иерихона.

Рявкнет, стены затрясутся.

И похожа на медведя.

Руки сильные, а ноги –

Два столба. Под зад коленом,

Если даст она кому-то,

Улетит, как мяч футбольный.

Всех на свете проклинает,

А себя же всех сильнее.

По две пачки ежедневно

Смолит. Водку пьет как конь.

Выпьет разом две бутылки,

Ни в одном глазу, трезва.

Мужики ее боятся.

«Люся! Люся!» И ни слова

Поперек сказать не смеют.

Муж ее алкаш был добрый,

Пил неделями запойно,

Допивался до горячки

И чертей гонял по дому.

Люся хвать его в охапку,

На кровать его положит

И слегка прижмет коленом.

Он лежит себе, не пикнет…

И сказала Люся Наде,

А точнее, проревела:

– Ох, и дура ты, Надежда!

На хрена тебе деревня!

На кой черт тебе коровы!

(Через слово мат у Люси).

Вот была бы молодою,

Убежала бы отсюда

На край света, к черту в лапы.

Ничего здесь не найдешь!

За копейку здесь ломаться,

Ковыряться век в навозе!

Кроме этого навоза,

Не увидеть ничего.

И парней нормальных нету.

Кто умнее, тот уехал,

Лишь одни бомжи остались,

Пьяницы и дураки.

Уезжай отсюда, Надька!

Вот тебе совет мой добрый.

Уезжай отсюда в город!

Здесь ты, девка, пропадешь.

Валька рыжая сказала:

– Ждут нас в городе! Смотрите!

С пирогами да блинами!

Прямо жить без нас не могут.

И Тамарка-горлопанка

В разговор, конечно, встряла;

– Ну, ты в городе попробуй

Где-нибудь найди работу.

Там давно уж всё заняли.

Если разве что по блату.

Ну, а так лишь в проститутки

Путь один у наших девок

Люська зыркнула сердито

И белугой завопила:

– Да уж лучше в проститутки,

Чем в деревне колотиться.

Ты их, дур, не слушай, Надька!

Да бросай ты эту ферму,

Уезжай отсюда, девка

Может, счастье и найдется.

Кто решится спорить с Люськой?

Всё равно не переспоришь,

А здоровье очень даже

В споре можешь потерять.

Дома Надя долго мылась,

Бигуди потом крутила.

Платье новое надела,

Что купила год назад.

Подвела помадой губки,

Туфли белые обула,

Перед зеркалом крутнулась

И пошла из дома прочь.

– Ты куда? – ей мать вдогонку.

– Ты смотри не загуляйся!

Если вечером на дойку

Опоздаешь, шуму будет!

– Да пошли вы с этой дойкой!

И рукой махнула Надя.

И шагает по деревне,

Гордо голову задрав.

Вот она зашла в контору,

На второй этаж поднялась

И в приемную заходит.

С удивленьем секретарша

Поглядела на нее.

«Ишь, сидит какая мымра!

В чистоте, в тепле, в уюте.

Знает клацает по кнопкам

И глядит на монитор.

Ну, и чем ее я хуже?

Да ничем ее не хуже.

Да пошли они все в баню!»

И к директору зашла.

– Заявленье! Увольняюсь!

Уезжаю из деревни.

– И куда ты уезжаешь?

– В город. Буду там учиться.

Глава вторая

ВЕРА

День и ночь туда-сюда

Елозишь со шваброю,

Моешь классы, коридор,

Драишь стены, окна,

А еще стирать и гладить

Шторы и халаты.

На каникулах ремонт:

То белить, то красить.

Ну, а детский туалет –

Это просто ужас.

Кто-то мимо унитаза

Обязательно нагадит.

Летом клумбы поливать,

Травку и кустарники

И полоть. А в праздники

Топай на дежурство.

Вот такая у техничек

Легкая работа.

А скажи, что ты техничка,

Будут сразу презирать.

Это, мол, для самых глупых,

Кто не смог учиться даже,

Специальность не имеет.

В общем, самый низший класс.

Вера сразу после школы

Документы разослала.

Только троек было много,

В вуз по баллам не прошла…

Пьют в технической технички

Чай с конфетками. Ведут

Разговор неторопливый.

Сплетни все они обсудят

И героев мелодрамы.

Катя – вроде как начальник

Средь техничек. Всех горластей,

Энергичней и подвижней.

Старшеклассники боятся

В пререканья с ней вступать.

Смотрит с жалостью на Веру.

– Ну, чего нашла ты в школе?

Ты до пенсии собралась

С тряпкой-то не расставаться,

За другими грязь ворочать?

Это нам уж, перестаркам,

Никуда теперь не деться.

Бабками уже мы стали.

Что про нас и речь вести?

Ну, а ты чего здесь гнешься,

За гроши ломаешь спину?

И парней здесь нет нормальных,

Алкаши одни остались.

Ой, бросай ты это дело!

Уезжай ты, девка, в город!

Там профессию получишь,

Жениха себе найдешь.

Повезет с нормальным парнем,

Словно сыр, кататься в масле

Будешь. Радоваться жизни!

Будешь жить, как человек.

А чего в деревне этой?

Огород, корова, пьянки,

Зуботычины от мужа

И зарплата курам на смех.

Да была б я помоложе,

Да была я незамужней,

Дня бы жить я здесь не стала,

А пешком ушла бы в город,

Чтобы там искать судьбу.

Сколько девок – ты же знаешь –

Там устроились прилично.

И квартира, и работа.

И навоз мешать не надо.

Вон Галинка прошлым летом

Приезжала к нам в деревню

На машине, с новым мужем,

Шмотки новые на ней.

И духами она пахнет,

И помада дорогая,

А не та, что за копейки

Покупаем мы в сельпо.

Ты уж, Верка, пожелтела,

Ты дугой уже согнулась,

Ходишь, словно бы старуха,

Лишь платок надеть осталось.

Ты ж сама себя хоронишь.

Что ты делаешь, девчонка?

Уезжай-ка ты отсюда!

Умоляю я тебя!

И тогда сказала Шура,

Конопатая блондинка:

– Вот я в городе пожила.

И чего? Назад вернулась.

Сколько можно по квартирам

Мне туда-сюда мотаться.

Что сумеешь заработать –

Половину за жилье.

Ну, а здесь своя квартира,

Молочко свое и мясо,

И засолки с огорода,

И варенье, и грибки.

Разве б в городе жила так?

Доширак да суп с консервой.

Мне, девчата, как хотите,

И в деревне хорошо.

Где родился, пригодился.

Что ж туда-сюда мотаться.

Ну, а Галку все мы знаем,

Ей бы только прихвастнуть.

Иномарке лет уж двадцать.

Муж похож на лягушонка.

А духи она, быть может,

По дешевке достает.

– Тьфу ты! – выругалась Катя.

– Что мозги девчонке пудрить?

С этих лет пойти в технички –

Это счастье для девчонки?

Да ее соплюхи в школе

Человеком не считают.

И смеются за спиною,

Как над дурочкой, над ней.

Никого не слушай. Верка!

Уезжай быстрей отсюда!

И чем раньше ты уедешь

только лучше для тебя!

Глава третья

ЛЮБА

Ах ты, Люба, Люба. Люба,

До чего ж ты хороша!

Словно звездочки, сверкают

Твои ясные глаза!

Косу длинную распустишь,

Словно волны, по плечам

Твои волосы струятся.

Взгляд не можешь оторвать!

А когда ты улыбнешься,

У любого на душе

Станет радостно, как будто

Ангел перед ним стоит.

Люди грубого словечка

Не слыхали от тебя.

И при встрече ты любому

Улыбаешься всегда.

Школу кончила отлично.

Даже золотой медалью

Наградить тебя хотели,

Только кончился лимит.

И медаль другому дали

Сыну главного банкира.

Аттестат нарисовали,

Где стоят одни пятерки.

В Академию госслужбы

Взяли сразу на бюджет

Хоть ЕГЭ у нас боятся,

Люба набрала сто баллов.

Но учиться предложили

На коммерческой основе.

– Нету мест у нас бюджетных, -

Ей в приемной объяснили.

– Много льготников, сироты,

Те, кто из семей военных.

Или из народов малых.

А откуда взять ей деньги?

Мать у Любы – инвалидка.

В школе учится братишка.

И отец ушел от них.

И не платит алиментов.

Да и не с чего платить.

Что получит, пропивает.

В основном же без работы,

У любовницы на шее

Этот самый паразит.

И назад вернулась Люба.

Посидела месяц дома.

Поработать почтальоном

Предложили. Согласилась.

Хоть работы той немного,

Но копейки получаешь,

И работать почтальоном

Не заманишь калачом.

Но зато почти свободна.

Книжки разные читает

И учебники для вуза,

Те, что в городе купила.

Только есть тут заковыка:

Пилит мать ее и пилит

День за днем без перерыва.

Хоть из дома убегай!

– И чего ты, Люба, хочешь?

Ты зачем сюда вернулась?

Молодежь стремится в город.

Ты из города – сюда.

Что увидишь ты в деревне?

Что в деревне ты получишь?

Мужа-пьяницу? Хозяйство?

Чтоб оно огнем сгорело!

Пропадешь ты здесь задаром!

На меня б хоть поглядела!

Вот, считай, что жизнь прожила,

И ни дня счастливой жизни.

Здесь угробила здоровье

Я на ферме. И чего?

Получила благодарность?

Или же озолотилась?

Как собаке кость бросают,

Так мне бросили копейки.

И живи на них, как хочешь.

Никому ты не нужна.

Папа ваш, кобель проклятый,

С инвалидкой жить не хочет.

Наплодил вас – и в сторонку,

И к молодке под бочок.

Ты себе такого ж хочешь?

Ну, тогда живи в деревне!

Дуракам закон не писан.

Повторяй мою судьбу.

Ох, какая же ты дура!

А порою мать заплачет:

– Ах, зачем меня родили?

На мученья? На страданья?

Словно проклятая я.

Наложила я бы руки.

Только это грех великий.

Да еще вот вы довески.

Как оставлю вас одних?

Пропадете же, сиротки.

И завоет, как волчица.

Невозможно успокоить.

Убегай тогда из дома,

Чтобы не сойти с ума.

Вот такая жизнь у Любы.

Тут другая бы сломалась,

Очерствела бы душою,

Затаила б злость на всех.

Только Люба не менялась.

И была она такой же,

И приветливой, и доброй,

Словно всё у ней прекрасно.

Не пожалуется Люба,

О беде своей не скажет.

Улыбается, смеется.

Не известно никому,

Что в душе ее творится.

«Мать права, – она решила.

– Если буду жить в деревне,

Не смогу ничем помочь им.

Надо в город уезжать!»

Как-то вечером, вернувшись,

Села Люба возле мамы

И погладив мамы руку

Говорит:

– Я уезжаю.

Глава четвертая

НАДЯ

За окном поля мелькают,

Деревушки и леса.

Словно смотрит телевизор,

Развалившись в мягком кресле.

По асфальту мягко шины

Шелестят. Летит автобус.

И увозит нашу Надю.

В неизвестность. К новой жизни.

Ей, конечно, страшновато.

Только раз в далекий город

Выезжала с классом Надя.

Побывали в зоопарке,

В цирк тогда они сходили.

Очень Надю поразило

Многолюдье, шум, машины,

И еще, что горожане

Вроде бы не замечают,

Вроде, как пустое место,

Ты для этих горожан.

А в салоне, как в коляске,

Так укачивает мягко.

Кто-то спит, а молодые

Со смартфонами сидят.

Все с наушниками. Кто-то

Фотографии листает,

Кто играет, кто читает,

Чтобы время скоротать.

А у Нади телефончик

Кнопочный, дешевый. Стыдно

Доставать его – увидят,

Посмеются над тобой

«Ну, отстой!» Ах, укачало!

Задремала потихоньку.

Сон приснился. Будто Надя

В пышном платье во дворце.

Фрейлины и кавалеры,

Изумруды, бриллианты.

«Подойди ко мне, Надежда!» -

Слышит голос. Повернулась.

Видит трон она высокий.

А на троне принц прекрасный.

Надю пальцем подзывает.

Подошла она. Но вдруг

Превратился принц в Кощея

И над нею зло смеется,

Тянет руки и за горло

Хочет Надю он схватить.

Надя громко закричала.

– Что такое? Что случилось? –

Рядом женщина спросила.

– Может, что-нибудь болит?

– Нет! Спасибо! Всё нормально.

Сон приснился нехороший.

Глава пятая

ВЕРА

Со спортивной сумкой Вера

Поднялась. Ну, вот и всё!

Уезжает Вера в город.

Будет там искать судьбу.

И никто не провожает,

И не машет ей во след,

Не роняет слез горючих,

За вагоном не бежит.

«Не нужна ни здесь, ни там я.

Не поможет мне никто.

На себя одна надежда,» -

Горько думает она.

Вот ее купе. Заходит.

Никого. И хорошо.

Расстегнула сумку Вера.

Достает халат домашний,

Снедь. Поужинать позднее.

Ресторан не про нее.

Сумку ставит под сиденье.

Села. И глядит в окошко.

На перроне полицейский,

Руки держит за спиной.

Больше ни души не видно.

Вот вагон качнулся резко.

Громко лязгнуло железо.

Женский голос по перрону

Отправленье объявил.

«Вот и всё! – вздохнула Вера.

Так ей плохо. Чуть не плачет.

– Может, больше не увижу

Я своей родной деревни.

Почему несправедливо

Жизнь устроена. Не знаю.

Всё за ручку нас водили.

Ясли, детский садик, школа.

И кормили, и поили, и одежду покупали.

Научить всему старались,

Берегли от всех напастей,

И сюсюкали умильно,

И подарочки дарили.

Прыгали и веселились.

Ни забот и ни хлопот.

И вдруг резко! И вдруг сразу,

Будто ломоть отрезают.

И одна ты остаешься,

И живи теперь, как хочешь.

А нельзя ли постепенно,

Потихоньку, понемногу,

Приучали б к жизни взрослой,

Поправляли б что не так.

Ничего я не умею,

Ничего-то я не знаю.

Ох, наверно, пропаду я!

Это так бесчеловечно!

А быть может, ну, всё в баню!

И назад домой вернуться

К маме, к Жучке, к кошке Милке!

Лучше буду поломойка!

Не хочу я в этот город!

Пропади он пропадом!»

Подскочила резко Вера.

Подняла она сиденье.

Сумку на пол! Расстегнула.

Снедь, халат туда бросает.

Всё! Но тут открылись двери.

Перед ней стоит мужик

Лет под сорок, коренастый.

Морда во! Трясутся щеки,

Глазки у него блестят.

– Добрый день! Точнее вечер!

Ставит сумку на сиденье.

– Значит, вместе будем ехать.

Может, кто-нибудь еще

К нам подсядет. Но признаюсь,

Не люблю я многолюдья.

Ну, начнем располагаться.

Тут поплыл вокзал с перроном,

Паровоз на постаменте,

Переходка над путями.

До свиданья, Чернореченск!

– Что ж вы, девушка, стоите?

Кстати, я Сергей!

И руку

Он протягивает Вере.

Крепко сжал ее ладошку.

Улыбается.

– Я Вера.

– Вера – это очень славно!

Это очень хорошо!

Жить без веры невозможно.

Это я шучу, конечно.

Глава шестая

ЛЮБА

В скором времени узнала

Люба то, что их сосед

Дядя Толя едет в город

И везет свою жену

Он в больницу областную.

Люба вечером сходила

К ним.

– Конечно же, возьмем.

Веселей втроем в дороге.

– Ну, а сколько вы берете?

– Ну, давай за пятисотку!

Всё дешевле, чем автобус.

Собираться стала Люба.

Мать ей тоже помогает.

Пирожков пекут в дорогу

И одежду выбирают.

Поновее да поярче,

Всё же едет Люба в город.

Глава седьмая

НАДЯ

Горизонт горит огнем.

Надя глаз не оторвет.

До чего ж большой он город!

Это ж целый континент!

Стало Наде что-то страшно.

«Здесь же запросто пропасть.

Ой, зачем мне этот город?

Ну, зачем сюда я еду?

Не вернуться ли назад?»

Долго до автовокзала

Их автобус колесил

По широкой автостраде,

Где поток машин плывет.

Ужас! Даже пешеходов

Меньше, чем автомобилей.

Как живут здесь, непонятно.

Ох, и дура же она!

И заплакала бы Надя,

Но уже к автовокзалу

Подкатил большой автобус.

Всё! Приехали! Выходим!

Сходит Надя. Что ей делать?

Тетке же не позвонили.

Как теперь ей добираться?

Это ж город, не деревня.

В куртке кожаной мужчина

Подошел к ней, улыбнулся.

– Девушка! Куда вам надо?

Довезу за пять секунд!

Надя в сумочке порылась.

Вот она! Дает бумажку.

– Да! – сказал мужчина громко.

– Это очень далеко.

Это же в другом конце.

Где-то час езды примерно.

– Целый час? – вздохнула Надя.

– Может, даже выйдет больше,

Если в пробки попадем.

Ну, пойдемте! Дайте сумку!

И шагает на стоянку,

Где стоит его «тойота».

Надя, словно на закланье,

Семенит за ним покорно.

Подошли к его машине,

Он кладет в багажник сумку,

Распахнул пред нею дверцу.

– Сильвупле, мадмуазель!

Тут, как будто током, Надю

Шибануло.

– Погодите!

Ну, а сколько за поездку

Заплатить я вам должна?

– Разберемся! Я не жадный.

Ну, чего же вы стоите?

Кстати, у меня музончик

Очень классный! Просто кайф!

– Нет!

Стоит на месте Надя.

– Всё-таки скажите, сколько?

А иначе я не сяду.

Улыбнулся ей шофер

– Далеко, конечно, ехать.

Но возьму я с вас немного.

Три рубля. Договорились?

– Три рубля?

Ушам не верит.

Да у них в райцентр автобус

Стоит семьдесят рублей.

– Вот даю вам пять!

Монетку

Протянула. Он опешил.

– Это где ж так научились

Вы шутить, мадмуазель?

– Вы же сами мне сказали

«Три рубля».

Он засмеялся.

– Сразу видно из деревни.

Тысяча рублем зовется.

– Что? Три тысячи?

И Надя

На асфальт чуть не присела.

– За три тысячи доярке

Надо целую неделю

Без отгулов отпахать.

– Понял! – говорит водила.

– Не дурак! Так что ж нам делать,

Право, даже и не знаю.

Вон, глядите, остановка,

Там садитесь на автобус.

Но потом две пересадки

Сделать вам еще придется.

Но часа за три – четыре,

Может быть, и доберетесь,

Если долго не придется

Ждать автобуса. Вот так!

– Ну, пойду на остановку!

Сумку-то мою достаньте!

– Да, конечно же! Постойте!

У меня есть вариант.

Не возьму с вас ни копейки.

– Ой! – обрадовалась Надя.

– Ах, какой вы благородный!

Вот приехала и сразу

Мне хороший человек

Первым в городе попался.

А хотите банку сливок

Деревенских вам отдам?

– Сливки? – дядя усмехнулся.

– Это очень даже славно.

Как на счет другой натуры,

Может быть, договоримся?

– Ну, могу грибочков банку.

А варенья не хотите?

Тут мужчина рассмеялся:

– Что ты дурочку-то корчишь?

Сделал жест, телодвиженьем

Показал, что натурально

Он желает получить.

– Что?

И Надя обомлела.

– Как вы смеете такое

Предлагать. Я что вам эта?

Я не эта! Дайте сумку!

Сумку вырвала из рук.

И шагает к остановке.

– Дура! – вслед ей донеслось.

Оказалось, что не надо

Никаких ей пересадок.

Через полчаса стояла

Надя перед нужным домом.

Вот второй подъезд. Подходит.

Двери дернула. Закрыто.

Постучала. Что такое?

Дверь никто не открывает.

Может быть, их дома нету?

Стоп! Квартир в подъезде много.

Почему же дверь закрыта?

Или на ночь запирают?

Надо снова постучать.

– Эй! Ну, кто-нибудь откройте!

И ногой стучит сильнее.

Дверь железная дрожит.

– Девушка! Вы что стучите?

Низенький мужчина рядом.

– Надо номер вам квартиры

Здесь набрать, нажать на В.

Ох, уж эти горожане!

Напридумывали столько!

И откуда деревенским

Знать премудрости такие?

Глава восьмая

ВЕРА

Как укачивает славно

Равномерный перестук!

Хорошо в вагоне спится,

Как в коляске малышу!

Вера к стенке отвернулась

И посапывает тихо.

Видит сон, как в жаркий полдень

Босиком бежит к реке.

Так легко! Сейчас, как птица,

Лишь взмахнет она руками

И взлетит над этим миром.

Впереди блеснула речка,

Крики детские несутся.

Вдруг запнулась и упала.

Подниматься Вера стала,

Но не может, что-то давит

Сверху сильно на нее.

Смрадный запах водки с салом.

Задохнуться просто можно.

Вера бьет ногами быстро,

Уперлась руками в тушу.

– Ты чудовище! Немедля

Отпусти меня! – кричит.

Рот ей плотно зажимает.

– Ну, чего кричишь ты, дура?

Это очень же приятно!

Хорошо тебе и мне.

Из себя не корчи целку!

Нынешних я девок знаю,

Школьницами начинают

Трахаться, что пыль столбом.

Понимает Вера: это

Никакой не сон, и папик,

Что в купе с ней вместе едет

Перебрался к ней на полку.

Предлагал вчера ей выпить,

Предлагал покушать вместе.

Выпил водки он бутылку,

Долго ел и чавкал громко,

А потом ушел. И Вера,

Джинсы сняв, халат надела

И, укрывшись простынею,

Задремала, не услышав

Возвращения соседа.

Ах, ты сволочь! Ах ты мерзость!

Он же потными руками

Больно груди ей сжимает,

Гладит бедра и живот

И халат ей задирает,

И сопит, как марафонец.

– Ну, чего сопротивляться?

Или это ты специально?

Завести меня сильнее?

Это даже хорошо!

Я люблю таких горячих.

Погоди! Сейчас достану!

И на миг ослабил хватку.

И откуда взялись силы?

Вера так его толкнула,

Что на пол свалился папик,

А она, вскочив, рванулась

И стучит, что силы, в дверь.

– Эй! Не надо! Это шутка.

Перестань стучать! Не надо!

Да не трону даже пальцем!

Только перестань стучать!

Дверь в сторонку отъезжает.

На пороге проводница.

Видит чудную картину,

На полу мужик лежит.

В майке и трусах семейных,

Красный, потный, водкой пахнет.

А девчонка вся трясется,

Слова вымолвить не может.

– Вижу я картину маслом! –

Усмехнулась проводница.

– Что, мужик, девчушек любишь?

Тааак! Полицию зовем!

Повезут тебя в другую

Сторону и долго-долго

Будешь солнышко в решетку

Из окошка наблюдать.

– Погоди!

Мужик поднялся.

Весь трясется. Так напуган.

– Это… Ну, давай на пару

Мы с тобой поговорим!

Быстро брюки надевает.

– Говоришь, на пару что ли?

Я же взрослая девчонка.

Почему б не поболтать.

И ушли они. Вернулся

Через час мужчина хмурый.

Быстро вещи собирает

И ушел, не слова даже

Не сказал он на прощанье.

Глава девятая

ЛЮБА ЕДЕТ В ГОРОД

Ветра свист. Летит машина.

По асфальту шелестит.

Люба рядом с тетей Машей.

Дядя Толя за рулем.

Ездить он не может тихо.

Лишь заметит впереди

Он машину, непременно

Давит газ – и на обгон.

Любе даже страшновато.

Может всякое случиться:

Колесо, к примеру, может

Открутиться у машины

Или ямка на дороге,

Дядя Толя потеряет

Управление машиной

И слетит она в кювет.

А еще, она слыхала,

Тормоза порой откажут,

И ударится машина

Со всей скорости в другую.

Ой! Не надо даже думать,

Эти страшные картины

Представлять в воображенье –

Только душу отравлять.

– Это правильно, что, Люба,

Ехать в город ты решила, -

Говорит ей тетя Маша.

– Делать нечего в деревне.

Ох, настанет скоро время,

Что останутся в деревне

Старики да забулдыги,

Остальные все сбегут.

Прекратится производство,

Зарастут поля травою,

Не останется деревни,

Будут только города.

Будут к нам из-за границы

Привозить в страну продукты.

Там же всё на химикатах

Да на кормовых добавках.

Будут кушать эту гадость

И болезней будет больше,

И рожать уродов больше

Будут женщины тогда.

И болеть начнет Россия,

И слабеть, и распадаться.

Вот такая перспектива

Ожидает, Люба, нас.

Рассердился дядя Толя.

– Тьфу ты! Всё одно и то же.

Всё ты каркаешь, всё ноешь,

Всё-то у тебя не так.

Что теперь за бабы стали?

Никакого оптимизма!

Я вам так скажу, девчонки!

Надо вдаль смотреть с прищуром.

Удовольствие большое,

Очень дорого нам стоит

Этот самый пессимизм.

Если потеряешь веру,

То тогда любая сила

Нас легко сломать сумеет,

И конец придет стране.

И не всё в деревне плохо.

Гляньте, техника какая!

Если раньше бы сказали,

Не поверил бы в такое.

Глава десятая

НАДЯ У ТЕТКИ

Да, квартирка тети Зины –

Всё равно, что зал один

В их просторном сельском доме.

А живут они втроем.

Хоть с двоюродной сестрою

Люсей виделись лишь раз,

Та ничуть не изменилась,

Только вытянулась ввысь.

Нос как шнобель. Жидкий волос.

Как она, таких в деревне

«Плоскодонками» зовут.

Парни любят пышногрудых.

Чтоб в ладошку не вмещалась.

Так и тянут свои лапы

Ухватиться и помять.

Не обидела природа

Надю бюстом и всем прочим.

По сравнению с сестрою

Надя – просто Афродита.

Вроде рада тетя Зина,

Улыбается, смеется,

Спрашивает о знакомых,

Что да как да чем живут.

Ужин так себе, не очень.

Суп консервный. Макароны.

И невкусная котлета.

И без запаха чаек.

Вот в деревне, если гости

Приезжают, борщ наварят,

Парят, жарят. И спиртное

Обязательно на стол.

И сидят до полуночи,

Посмеются и поплачут,

Вспомнят прошлое, знакомых,

Поглядят альбом семейный.

Тут поужинали, сразу

Тетка мыть посуду стала.

Дядя Миша на диванчик

Телевизор поглядеть.

Люська села с ноутбуком,

А на Надю ноль вниманья.

Нет! Совсем другую встречу

Представляла себе Надя.

– Ой, давайте помогу вам

Мыть посуду? – предложила.

– Да чего тут мыть, Надежда?

Всё помыла я уже.

Руки вытерла и села,

И, вздохнув, спросила Надю:

– Значит, в город ты решила

Перебраться из деревни?

– Что в деревне этой делать?

Целый век коров доить?

Молодежь вся уезжает,

Женихов нормальных нету.

– Ну, а тут что хочешь делать?

– Ой! Хочу учиться я.

Получу теперь специальность

И устроюсь где-нибудь.

– Ну, понятно. Только надо

Подыскать тебе такое,

Чтобы дали общежитье

И стипендию платили.

Жизнь-то нынче дорогая,

Мать тебя учить не сможет.

Ладно. Что-нибудь такое

Мы подыщем для тебя.

– Ой, спасибо, тетя Зина!

Я же, видите вы сами,

Деревенская девчонка,

Здесь не знаю ничего.

Мама любит вас и хвалит,

Говорит: «Учись у тетки!

Видишь, стала городскою,

Есть квартира, замуж вышла».

Тетка щеку подпирает

И качает головой.

– Ну, а кем бы ты хотела

Стать, учиться на кого?

– Я пока не знаю, тетя.

Только без образованья

На хорошую работу

Не возьмут тебя нигде.

Спать легли. Не спится Наде.

Мысли разные тревожат.

Ну, а вдруг здесь станет хуже?

Всё другое. Непривычно.

Даже люди не такие.

Каждый сам собою занят.

Ни тебе не улыбнуться,

Не сказать приятных слов.

Нет, в деревне всё же проще.

Всё понятно, всё знакомо.

Знаешь всех, тебя все знают,

Даже кошки и собаки.

А с другого если боку

Посмотреть, чего в деревне?

Куры, овцы да коровы.

Парня не найдешь себе.

Ладно, буду я не первой

И, конечно, не последней.

Сколько наших деревенских

Перебрались в города!

И назад никто не едет.

Значит, всё-таки здесь лучше.

Поживешь, привыкнешь тоже,

Глянешь, в гору всё пойдет…

И себя такой надеждой

Успокоив, задремала.

И спала на новом месте

Крепко, словно после дойки.

Просыпалась Надя рано

И вскочить уже хотела,

Но прислушалась: движенья

Никакого в доме нет.

Вроде бы не воскресенье,

Что же спят они так долго,

Не боятся на работу

Дядя с тетей опоздать?

Люська к стенке отвернулась.

Ох! Худа она как палка.

Вот не повезло девчонке!

Кто ж возьмет такую замуж?

Тут услышала: из спальни

Кто-то вышел, хлопнул дверью

И журчанье раздается.

Наде даже стыдно стало.

И с открытыми глазами

Долго так лежала Надя.

Вот пожили бы в деревне,

Там вставали бы чуть свет.

Наконец-то слышит голос.

Дядя Миша с тетей Зиной

Гово рят о чем-то тихо,

Ходят, воду льют, смеются.

А потом открылась дверь.

– Ну-ка, девочки, вставайте!

Подскочила сразу Надя.

Люська же не шевельнулась

– Просидит до полуночи

С ноутбуком наша Люська.

Ну, а утром не разбудишь, -

Тетя Зина говорит.

– Ну-ка, дочка просыпайся!

В школу надо собираться

Я пойду готовить завтрак.

Разбуди ее, Надюшка!

Надя потрясла сестренку.

Та мычит, не просыпаясь.

Потрясла ее сильнее.

– Ну, отстань! Я спать хочу.

– Люся! В школу опоздаешь.

– Надоела эта школа.

– Люся! Надо подниматься!

– Фу! Который час уже?

Поднялась, спустила ноги,

Потянулась и зевнула.

– Ой! Скорей бы воскресенье!

До обеда буду спать.

Сели завтракать. Глазунья.

Чай с печеньем. Тетя Зина

Говорит:

– Я позвонила,

До обеда отпросилась.

Значит так, поедем, Надя,

Мы сейчас с тобою в колледж.

Там строителей готовят,

Штукатуров, маляров.

Общежитье выделяют

И стипендию там платят.

Хоть и деньги небольшие,

Но зато бесплатно кормят,

Спецодежду выдают.

Поперхнулась даже Надя.

– Тетя Зина, я на стройку

Вроде бы не собиралась.

Не хочу махать я кистью

Или шкрябать мастерком.

И зачем на это учат?

Я и так умею это.

Я хочу учиться, тетя.

Специальность получить.

– Хорошо! Еще есть колледж,

Учат там на педагога,

Воспитателя детсада.

– Ну, какой же я учитель?

Это, тетя, не мое.

Тетя Зина смотрит долго

На племянницу и тихо

Говорит ей:

– Будь любезна,

Кем ты хочешь стать,

Скажи?

– Ну, хотя бы секретаршей,

В банке или же юристом,

Чтобы в офисе, компьютер

И сорочка, и платочек.

На доярку же не учат.

И на стройке вон чучмеки

Пашут без образованья.

И зачем тогда мне колледж,

Не могу никак понять.

– Да, понять, конечно, сложно,

Но возможно всё же, Надя.

Кто ж не хочет, я не спорю,

Чистенькой и аккуратной.

С маникюром и на шпильках,

В юбочке, сорочке белой

В светлом офисе сидеть.

Только офисов не хватит,

Чтобы все там уместились.

Ну, а кто же будет строить,

Нянчить и учить детей?

– Мам! Чего ты завелась-то? –

Люся фыркнула.

– Надюха –

Симпатичная девчонка.

Сексапильная такая!

Так что где-нибудь приткнется

В сфере гендерных услуг.

– Это что еще такое? –

Надя спрашивает Люсю.

– Ты ее не слушай, Надя!

У нее такие шутки.

Дядя Миша собирался

В это время на работу.

Женский разговор услышав,

Не вмешаться он не мог.

– Нам в гараж нужна диспетчер.

Прежняя в декретный отпуск

Через день – другой уйдет.

Так что к нам давай, Надюха!

Там зарплата двадцать тысяч.

Ну, и парни молодые,

Жениха себе найдешь.

– Ой! Иди ты, ради Бога! –

Замахала тетя Зина.

– Гаража ей не хватало!

Ей теперь учиться надо.

– Ну, тогда решайте сами!

Хлопнул дверью и ушел.

– А, быть может, тетя Зина,

Что-нибудь найдем другое?

Ну, не нравится мне стройка.

Лучше уж доить коров.

– Ладно! Что-нибудь поищем!

А теперь собрались быстро!

А иначе опоздаем.

Всё собрались. К остановке

Наша троица шагает.

А народу там собралось

Больше, чем у них в деревне.

Глава одиннадцатая

ВЕРА У ПОДРУГИ

Пуговица оторвалась на халате.

Ищет Вера. На полу она смотрела

Заглянула под сиденье.

Как сквозь землю провалилась.

Нехорошая примета.

Чуть в купе ее не трахнул

Жирный боров.

Что же будет?

Страшновато Вере стало.

Хуже нет, чем неизвестность.

Ой! Уж пригород мелькает.

Надо быстро собираться.

С полотенцем полетела,

Чтоб помыться в туалете.

Дерг – подерг! А дверь закрыта.

Что помылась? С мятой рожей

Встретишь город, недотепа.

Ладно уж! Подкрасить губки,

Тени наложить под брови,

Расчесаться, приодеться,

Чтоб не выглядеть кулемой.

Вот и всё! Мелькает город.

Сердце бьется учащенно.

Что же, Вера дорогая,

Подъезжаешь к новой жизни.

Верочка перекрестилась.

«Господи! Спаси! Помилуй!

Сделай так, чтоб всё сложилось

По-нормальному, пучком»

Застучало. Загремело.

Дернулся вагон и замер.

Только вышла из вагона,

Слышит:

– Верка!

Огляделась.

Ксюша ей рукою машет.

Как обрадовалась Вера!

Обнимаются подруги.

Чмокают друг друга в щечки.

Года три уж не видались.

Жили девочки в соседях,

В класс один они ходили.

Ксюшин папа очень редко

Появлялся. Он в Москве

Был на заработках вечно.

Мать работала в Совете.

Кажется, секретарем.

И порою выпивала

В одиночку очень крепко.

В магазине с красной рожей

За добавкой появлялась.

А потом отец квартиру

В этом городе купил.

Часто девушки общались

Меж собой по телефону.

Вера новости расскажет,

Ксюша о своих делах.

И когда решили Вера

Ехать в город, то сказала

Ей подруга, поначалу

Может жить она у них.

Смотрит Вера, улыбаясь.

– Как ты, Ксюша, похудела

Да еще и загорела!

Ты же просто топ-модель!

Вот бывает же такое!

Красоту дает природа

И умом еще наделит.

Повезло ужасно Ксюше.

Ей завидовала Вера

По-хорошему. Кумиром

Для нее являлась Ксюша

И всегда у ней совета

По любым делам просила.

Взяли сумку. И щебечут,

Никого не замечая.

Вышли к площади вокзальной.

Там такси стояли в ряд.

Их таксисты зазывают,

Улыбаются и машут,

Лестно девушек красивых

Каждому заполучить.

Вера выпучила глазки:

– На такси? Да что ты, Ксюша?

Это ж дорого! Подумай!

Вон автобусы стоят.

Улыбнулась ей подруга.

– Нет! В автобусе давиться

И вдыхать в себя миазмы,

Это надо быть какою,

Чтоб себя не уважать!

Полезай без разговоров!

А за деньги не заботься!

Это там в деревне деньги.

Здесь же это мелочёвка.

Улыбается водитель,

Усики мизинцем гладит.

– Ну, куда, девчонки, едем?

Сразу, может быть, ко мне?

– Заводи давай машину? –

Грубо Ксюша оборвала.

– И еще! Музон отстойный,

Умоляю, не включай!

Глава двенадцатая

ЛЮБЕ СНИТСЯ СОН

«Я написал тебе сегодня утром.

Ты почему-то трубку не брала.

Ну, как добралась ты до города? Нормально?

Нашла отца? Как встретили тебя?

Конечно, без тебя скучаю жутко

Быть может, осенью я в армию уйду.

А после службы не вернусь в деревню.

Переберусь я тоже в город, как и ты.

Фу! Целый час писал. Рука устала.

Пересылаю. Позвони! Андрей»

Эсэмэску прочитала

Люба. Но ничто в душе

У нее не шевельнулось.

Ей Андрей был безразличен.

Конечно, сны невероятны.

Приснился Любе чудный парк,

Весь листьев золотом усыпан

И небо чистое над ним.

Она бредет неторопливо,

Остановившись, ножкой листья

Сгребет, любуюсь, в пирамидку.

И дальше. В парке никого.

Она одна. Никто не помешает

И не нарушит тихий мир души.

Вдруг странный шум

Послышался ей сзади.