Светлый пепел луны. Книга 1

Глава 26 Воссоединение

Летом ночи в Чжоу-го были светлыми и теплыми, но зимой, вплоть до прихода весны, царили темнота и холод.

Снежинки тихо кружились и падали на лицо Таньтай Цзиня. Стряхнув их, он уселся в одиноко стоящее высокое кресло. Арбалет, брошенный вслед сбежавшей Сусу, вынули из воды, и теперь он лежал рядом. Несколько огненных ос кружили вокруг, готовые ринуться на жертву по первому приказу хозяина. Демонические твари уже выросли размером с глазное яблоко. Их крылья непрестанно тряслись, издавая отвратительный звук, чрезвычайно болезненный для человеческого слуха. На коленях перед юношей, дрожа от ужаса, стояли подданные.

– Пусть музыкант сыграет на цине, – велел он.

Тотчас явился музыкант в белых одеждах, сел перед инструментом и подобострастно поинтересовался:

– Что исполнить для вашего высочества?

– Что-нибудь праздничное, – ответил тот.

Когда музыкант заиграл, на палубу вышла закутанная в песцовые меха Цзин Ланьань. Ее руки согревала маленькая печка.

– Вы звали меня, ваше высочество? Я пришла.

Окинув ее цепким взглядом, Таньтай Цзинь задумчиво проговорил:

– Стареешь, тетушка. Раньше ты не совершала таких глупых поступков.

В волосах Цзин Ланьань действительно уже поблескивали серебряные нити, да и тонкие морщинки у глаз свидетельствовали о том, что их разлука продлилась долгих четырнадцать лет. Его няня и правда постарела.

Услышав упрек, женщина замерла в смиренной позе:

– Что ваше высочество имеет в виду?

– Сначала Ци Шуань отправил мне отравленного волка-оборотня, но я не умер. Будем считать, что ты не знала о коварных планах своего слуги и не уследила за ним из-за переутомления. В конце концов, разве не ты наставляла меня, что надо верить в лучшее в людях и учиться прощать? – пояснил Таньтай Цзинь и вдруг посчитал собственные слова очень забавными. Уголки его губ растянулись в язвительной усмешке, и он продолжил: – Дочь грушевого сада[78], что ты прислала мне вечером, оказалась заражена червем Восходящего Солнца Полуночи. Как могла ты допустить две оплошности подряд?

Цзин Ланьань не проронила ни слова в оправдание. Тогда принц задал главный вопрос:

– Так ты хочешь убить меня? Почему?

На этих словах рука музыканта предательски дрогнула, и струна циня издала жалобный стон.

Таньтай Цзинь, совсем как в детстве, мягко и с любопытством спросил:

– Ты помнишь, как был убит Юэ Кунъи или как выпотрошили мою мать?

Цзин Ланьань покачала головой:

– Ваше высочество, вы не понимаете…

– Мне и не нужно понимать. Могу только заверить тебя, что, в отличие от няни Лю, радоваться тебе осталось недолго.

Музыкант снова задел не ту струну, и мелодия полилась нестройно.

Таньтай Цзинь улыбнулся и, откинувшись на спинку кресла, с равнодушной улыбкой сказал:

– Прощай, тетушка.

Алая огненная оса взвилась в воздух и устремилась к Цзин Ланьань, однако неожиданно наткнулась на невидимую стену. Вдруг на палубу вышел крупный мужчина в бордовом парчовом одеянии. Вид у него был внушительный и брови решительно сдвинуты, при этом он громко смеялся. При каждом его движении на талии позвякивала нефритовая подвеска.

– Мелкий злобный гаденыш, ты и в самом деле собрался убить Ланьань? А вот она, добрая женщина, хотела для тебя легкой смерти!

Улыбка исчезла с лица юноши, и он выдохнул имя:

– Таньтай Минлан!

– Надо же, помнишь сироту[79], – насмешливо ответил старший брат. – Жаль, что ты не сдох в Великой Ся, как последняя собака. До чего живучий! Самое настоящее чудовище. Как видишь, даже Цзин Ланьань отвернулась от тебя.

Женщина опустила голову, не смея взглянуть в глаза бывшему подопечному. Тот же лишь нахмурился, оперся на подлокотники, и над мачтой взлетела красноглазая ворона.

Таньтай Минлан неторопливо предупредил брата:

– Ты не слишком старайся. Цзин Ланьань раскрыла мне все твои секреты и слабости, так что эти фокусы здесь не помогут. Убожество, ты пришел в этот мир, убив свою мать. И уйдешь так, как того заслуживаешь.

В это время на палубе появилась группа даосских монахов. Тот, кто шел впереди остальных, скомандовал:

– Построиться!

Они уселись восьмиугольником, звеня в медные колокольчики, пока глава произносил заклинание. Он держал в руках квадратную нефритовую шкатулку, и бумажные талисманы закружили вокруг нее. Его бормотание не прерывалось ни на миг, и вскоре алые огненные осы и красноглазая ворона, повинуясь священному заклинанию, рассеялись черным дымом и влетели в нефритовую шкатулку. Старый даос прекрасно знал, что Таньтай Цзинь всего лишь простой смертный, способный лишь управлять демоническими тварями. Без них он бессилен.

Вдруг послышалось громкое карканье, и чернильный вихрь сорвался с небес, отвлекая внимание собравшихся. В тот же момент вокруг Таньтай Цзиня сгрудились его стражи в черном. Не раздумывая, он скомандовал:

– В атаку!

– Давай, давай! – рассмеялся Таньтай Минлан, и палубу заполонили мечники.

Люди Таньтай Цзиня бросились на его защиту, но один за другим пали от клинков нападавших, а тех, кто был ранен, добил сам император.

Таньтай Цзинь остался один в центре палубы, залитый кровью своих солдат и окруженный стражниками правителя. Император толкнул принца, и он упал на дощатый пол.

– Беспомощный ублюдок, – проговорил Таньтай Минлан, наступив на плечо младшего брата. – Ты только и можешь полагаться на других, сам-то ничего не смыслишь в боевых искусствах.

Юноша закашлялся, и на его губах запенилась алая кровь.

– Даже император мужественнее держался, – продолжил Таньтай Минлан, – хотя ему сломали колени, раздробили руки и зашили рот. Несмотря ни на что, он не встал на колени и умер с открытыми глазами. Я слышал, твоя мать, наложница Жоу, прославилась на всю Великую Ся как самая красивая девушка из провинции Хуай. Может, и тебе следовало стать наложницей и зарабатывать своей внешностью?

Люди Таньтай Минлана загоготали, и Цзин Ланьань, глядя на эту сцену, закрыла глаза.

Снег тихо падал с темнеющего неба, на берегах реки уже зажигались далекие огоньки. Кто-то услужливо пододвинул новому правителю кресло, и тот вальяжно в нем развалился.

– Подрежьте сухожилия этому выродку. Не хочу, чтобы он сбежал, – отдал приказ император.

Таньтай Цзинь из последних сил старался держать себя в руках, но, наткнувшись глазами на Цзин Ланьань, воскликнул:

– Тетушка, ты воспитывала и опекала меня долгие годы! Умоляю, спаси! Клянусь, я больше никогда не буду покушаться на твою жизнь.

Он скривил рот, а лицо его побелело как полотно, сильно выделяясь в обрамлении волос цвета воронова крыла. Каким же жалким и беспомощным он выглядел!

Видя, как задрожали губы Цзин Ланьань, принц продолжил:

– Ты спасла меня и вскормила козьим молоком. В сердце своем я всегда считал тебя матерью!

Женщина не шелохнулась. Таньтай Минлан же самодовольно усмехнулся: стенания принца доставили ему немалое удовольствие. Тем не менее он поторопил стражников:

– Эй! Вы чего застыли? Не слышали императорского приказа?

Меч взлетел и разрубил сухожилия на ногах Таньтай Цзиня, тот глухо застонал. Он уже понимал, что переманить Цзин Ланьань на свою сторону не получится. Маска смиренности спала с лица принца, и в глазах застыло равнодушие.

– Руби! – прикрикнул Таньтай Минлан, и мечник одним ударом перерезал сухожилия на руках.

Юноша и на этот раз не издал ни звука. Он только пытался ползти на руках к борту, не обращая внимания на боль и страстно желая выжить. Снежинки падали с неба, путаясь в его волосах. Обернувшись и взглянув на речные волны, Таньтай Цзинь вдруг вспомнил о Сусу и усмехнулся. Он сейчас в том же положении, что жена, когда прыгнула в ледяную воду, и неизвестно даже, выжила ли она.

Наблюдая за ним, довольный Таньтай Минлан обратился к Цзин Ланьань, которая стояла с побелевшим лицом:

– Я слышал, этот гаденыш с рождения не плакал. Подданные отыскали одну магическую вещицу: называется – ледяная игла. Если проткнуть ею человеку глаза, он не только ослепнет, но и все время будет плакать. А когда холод проникнет в его тело, оно станет ломким, как лед.

Затем он достал страшное оружие и приказал:

– Держите его: сейчас ваш император своими руками выколет ему глаза.

Юноша закашлялся, поймал окровавленным ртом снежинку и неожиданно хрипло расхохотался, отчего даже у даосских монахов побежал мороз по коже.

Императора же веселье поверженного брата взбесило. Он размахнулся и воткнул ледяную иглу в его левый глаз, при этом губы Таньтай Цзиня все еще кривились от хохота. Хлынула кровь. Принц непроизвольно дернулся, чтобы защититься, но его изувеченные руки не повиновались. Он только вздрагивал и смеялся.

Монахи с ужасом наблюдали за этой сценой. Человек, рожденный без плача, был близок к смерти, его меридианы цзин-май[80] порваны, но из его глаза, пронзенного ледяной иглой, истекала только кровь – и ни одной слезинки! У него либо каменное сердце, либо он проклят, либо сошел с ума.

Черные одежды Таньтай Цзиня пропитались кровью так, словно он в ней искупался, и это делало его похожим на злого демона. На губах, ко всеобщему удивлению, застыла усмешка. Казалось, он потешался над издевками брата. С перекошенным от злобы лицом Таньтай Минлан занес над его правым глазом ледяную иглу, но тут почувствовал страшную боль от удара и упал. Обернувшись, он увидел заплаканные глаза Цзин Ланьань.

– Ты?!

– Ночные Тени и-юэ! Защитить его высочество! – крикнула та.

Неизвестно откуда на палубу бесшумно приземлились люди в черных одеждах. Один из них с мечом ринулся к Таньтай Минлану и вступил в бой со стражниками. Губы императора почернели от гнева, и он злобно глянул на Цзин Ланьань:

– Как ты посмела предать меня?! Не боишься, что я убью твоего сына?

Но та больше не слушала его. В полном отчаянии она пыталась поднять Таньтай Цзиня с залитой кровью палубы, причитая:

– Ваше высочество, мне так жаль!

Воцарилась неразбериха. Монахи растерялись и не препятствовали, когда Цзин Ланьань и ее подопечные перенесли Таньтай Цзиня на соседний корабль. Старший брат, стоя в кольце своих мечников, мог лишь биться в ярости и кричать:

– Взорвать их!

Беззвучно плача, Цзин Ланьань вытащила из рукава замок долголетия на цепочке и отдала Таньтай Цзиню.

– Я сделала много неправильного в жизни. Этот детский замок-оберег – знак предводителя Ночных Теней и главы народа и-юэ. Тени прикроют ваш побег.

Глядя, как сильно кровоточит левый глаз юноши и уже залил кровью половину его лица, Цзин Ланьань тихо произнесла:

– Простите, я виновата. Мне жаль вас, жаль Юэ Кунъи, но больше всего мне жаль моего сына…

– Так у тебя есть сын? – спросил юноша.

– Я узнала, что понесла, два месяца спустя после смерти мужа. Сначала хотела прервать беременность, но все же сохранила ребенка. Он появился на свет таким слабеньким, что вряд ли дожил бы до своего десятилетия. И когда ему исполнилось восемь, я накормила его цветами долголетия, заморозила и отправила в Тянь-Шань. У Таньтай Минлана есть снадобье, которое способно разбудить моего сына и сделать крепче, чтобы он смог жить дальше.

Таньтай Цзинь усмехнулся:

– Так вот почему ты предала меня.

Цзин Ланьань опустилась перед ним на колени и, стукнувшись лбом об пол, умоляюще проговорила:

– Я не заслуживаю прощения, надеюсь только, что вы переживете эти бурные времена и запомните, что я и люди и-юэ поддерживали вас все эти годы и отдали за своего принца жизни.

Таньтай Цзинь молча смотрел в темное небо. Оно казалось необъятным по сравнению со слабой и смехотворно жалкой матерью, стоящей перед ним на коленях.

За миг до того, как судно взлетело на воздух, Цзин Ланьань пробормотала:

– Моего сына зовут Юэ Фуя.

Когда корабль вспыхнул, детский замок-оберег загорелся лунным светом и его сияние поглотило Таньтай Цзиня. Снежинки таяли в пламени сгорающего судна, которому уже не суждено было вернуться на родину.

Сидя верхом на рыжем пони, Сусу потянулась к бурдюку, чтобы напиться, но тот оказался пуст. Она вздохнула. Бесплодная пустошь все еще далеко на севере, хотя за три дня девушка преодолела немалое расстояние, миновала город и теперь пробиралась через безлюдные горы. Тяготы путешествия особенно ясно осознавались теперь, когда она оказалась в теле смертной, неспособной летать на мече и управлять духовными зверями. Сегодня Сусу весь день ехала по лесу, очень устала и хотела пить.

Она остановила пони, легонько похлопав его по холке, а сама задумалась, нет ли поблизости источника или ручья, из которого можно пополнить запас воды. Сусу спешилась и, привязав уставшую лошадку к дереву, решила проверить ближайший перелесок. Однако вместо журчания ручья услышала звонкие детские голоса. Ребятня о чем-то спорила:

– Этот бродяга все еще там?

– Да, и он весь в крови.

– Не думаю, что он бродяга. Одежда на нем дорогая.

– Хорош болтать! Сам хотел отомстить за нашего пса Рыжика, а теперь на попятный?! Хуан лизнул его кровь и отравился. Я ему этого не прощу! Давайте убьем его!

– Но он взрослый!

– Ну и что? Я давно за ним наблюдаю: почти не шевелится.

Девочка, которая молча слушала спор, покачала головой и отмахнулась.

– Делайте что хотите, а я возвращаюсь домой!

По дороге к пролеску она заметила Сусу и, широко распахнув глаза и опустив голову, припустила быстрее. Судя по одежде, это была крестьянская девочка из соседней деревни.

«Неужели дети замыслили убийство?»

Сусу приблизилась и увидела нескольких мальчишек, сгрудившихся вокруг темной фигуры под деревом. На земле лежал человек, наполовину припорошенный снегом. Кто-то из ребят бросил в него камень, но незнакомец не шелохнулся.

– Бей его! – крикнул самый отчаянный из детей.

Он бросился вперед и занес палку, однако, прежде чем она опустилась на раненого, Сусу схватила хулигана за ухо:

– Ваши родители знают, чем вы тут занимаетесь?

Мальчуган вскрикнул от неожиданности, и все переполошились. Сусу же поубедительнее нахмурилась и сурово проговорила:

– Так, значит, ваш пес чуть не съел человека, а теперь еще и вы хотите добить раненого?

Мальчишка схватился за ухо:

– Больно! Отпусти! Откуда ты взялась?

Ребятня изумленно изучала девушку в нежно-сиреневом платье, слишком чистом для путницы. Такого ясного и умного взгляда, словно узревшего летящих богов[81], и нежной линии губ мальчишки из горной деревни раньше едва ли видели. Один из них, запинаясь, спросил:

– Ты, наверное, злой дух?

Сусу подогнула пальцы и страшным голосом проговорила:

– Да, ты угадал. Я злой дух, и к тому же очень голодный! Всего пару дней назад я съел такого же мальчишку, как ты, да вот не наелся!

Услышав это, дети заверещали, побросали палки и разбежались. Тогда Сусу подошла к человеку на земле. Лицо его скрывал черный плащ, длинные волосы цвета воронова крыла рассыпались по мерзлой земле, а снег под телом пропитался кровью. Сусу присела на корточки и перевернула раненого.