Свидетель

Роскошь раскаяния дана не каждому человеческому существу. Раскаяние – это золотая монета, которая лежит в кармане, поближе к сердцу. Разменивать её можно только в особом случае, когда совсем нет другого выхода. Это запретная и нужная монета одновременно. Я не совершал тех сакральных поступков, которые нельзя совершать. Всё рассказать? Раскаяться, значит принять и осознать действительность, а действительность такова: я бесполезное существо, не желающее принять наказание. Нет тяжелее той ноши, что мне при моей никчёмности приходится нести. Но этот путь предназначен только мне и важен только для меня.

В свои 37 я слаб и немощен. Нет, это не какие-то физические отклонения. Это то, что скребёт твою душу днём и ночью, не останавливаясь, и не даёт передохнуть. И вот опять я себе вру. Зачем я это делаю? У меня не всё так плохо: есть одежда, еда, крыша над головой. Ведь так опознаётся счастье. Правда? «Правда – это удобная ложь», – говорила МАМА. Мама тебя нет, ты там, на свалке людей. Набраться храбрости и всё рассказать им? Может мне бы стало немного легче? Поймут ли они? Неважно. Каждый раз меня накрывает эта лавина человеколюбия. Но какого чёрта, я должен им помогать. Умные люди справятся сами.

Гуляя по улицам города, я стараюсь не привлекать к себе внимания окружающих. И это мне удаётся с легкостью. Человек я невзрачный. Сама природа задумала меня таким. Волосы и глаза мои цвета пепла. Голова, руки, ноги, тело просто как комплект деталей для обеспечения моего существования. Глядя на своё отражение, я всегда чувствую какое-то смущение, что это я и я живой. Спросите, что мне нравится в себе. И я отвечу. Комбинезон рыхлый, мягкий, скрывающий истинную конституцию моего тела.

Сказать, что это был скучный и обычный день, значит опять попытаться соврать. Ведь все мои дни не отличаются друг от друга. Камера для снимков была при мне. Она вышла из пекарни, купив пару булок свежего хлеба, и зашагала вниз по улице. Её русые волосы были повязаны косынкой глубоко-синего цвета. Мой любимый цвет неба по ночам. Он вышел из-за угла и настиг её в два прыжка. Как сильный порывистый ветер дёрнул её крепкую загорелую руку. У неё не было шансов. Вы спросите, а где же я? Меня нет. Я спрятался в ближайшей заросли акации. Я был храбр, но я боялся. Страх, как маленький щенок, глодал мои пятки. Мне нравилось это дикое ощущение чего-то нового. Реальность отсутствовала, время и история поглощались с каждым щелчком моей камеры. Моя камера лишает её жизни. Она заставляет отдать деньги и маленькое золотое колечко. Камера кричит и бьёт. Кадр. Удар, ещё удар. Кадр. Они следуют друг за другом, как звенья. Итог: острый нож вонзается в её плотную грудь. И вот последний кадр: струйка крови на белом льняном платье, она сочится и капает прямо под сердцем. Растоптанные хлебные крошки, как поминки для голубей, по этому милому созданию. Плохой человек уходит. Я выдыхаю скопившийся страх и вылезаю из своего укрытия. Мне казалось невозможно лишить человека жизни за несколько минут. Он не может, не должен так быстро сдаваться и умирать. Она должна была рвать своего палача, но нет.