Дома ее встречал маленький котик. Радостно выбежал навстречу, забурчал, тут же всеми четырьмя лапками взобрался на кроссовок, Даша даже не успела обувь. Она потянулась взять пушистика на руки, стала его гладить, прижимая к груди.
Так странно, если бы не тяжесть в душе да горьковатый ком воспоминаний, кроме этого котика от той безумной недели в деревне вроде ничего и не осталось? Не осталось? В это не хотелось верить. Но факты упрямая вещь.
Нет, осталось, конечно. Обычная жизнь. У нее очень хорошая и интересная жизнь. И все в ней будет хорошо. Прямо с завтрашнего дня и надо начать жить хорошо. А это…
Это забыть. Вот только котик останется. Да, и еще с Игнатом разобраться. Но с ним разбираться перехотелось, перегорело по дороге. И вообще, усталость такая навалилась.
Побрела в свою комнату, улеглась на постель, положила Брута рядом, чтобы бурчал, успокаивал. А мысли пустые, тягостные, ползали в голове. Пусть.
Надо заснуть. Спать. Наконец, глаза закрылись.
Ей снова приснился Глеб. И снова он смотрел, ничего не говоря, а потом отвернулся и ушел. Господи… как она плакала во сне…
Проснулась уже ближе к вечеру, вся в соплях и слезах. И голова раскалывается.
Только выползла на кухню, поставить чайник, позвонил Сашка. Полным энтузиазма голосом сообщил:
— Даш, видел сегодня наших!
— Ага, — вяло ответила она. — Когда, где?
— Ну, я из рок-кафе в Универ сходил, а там наши. Почти все уже приехали. Только Восковецкого и Данилкиной пока нет.
— Угу.
— Есть предложение завтра собраться и сходить на шашлыки! Ты как? — Сашка на том конце затаил дыхание.
Даша сначала слушала его отрешенно и мрачно, а потом вдруг оживилась. На шашлыки, да в хорошей теплой компании, это же самое то!
— Я за!
— Пойдешь?
— Конечно. Чего брать с собой?
— Значит, так. Мы там с ребятами уже договорились, кто чего берет, но ты посуду одноразовую возьми. И соки.
— Ага, хорошо.
— Мы с Чаплей за тобой заедем в десять. Смотри не проспи!
— Постараюсь, вы глядите, сами-то не проспите. Ладно, давай, пока!
— Э, погоди, не отключайся, — успел вставить Саша. — Слушай, я собираюсь у Чапли его чахотку перекупить. Что скажешь?
Чаплей звали Вову Чаплинского. А его чахотка — это убитая серобуромалиновая семерка, тыщецотзатертого года, знаменитая на весь факультет. Что она думала в действительности по этому поводу, Даша не стала говорить вслух. Сказала только:
— Ну-ну. Чтобы ездить научиться… Если по дороге не развалится, тогда фиг с ним, бери.
— О! Вот и я так думаю. И надо еще по другому вопросу посоветоваться. Но это не телефонный разговор.
— И? Что там за разговор?
— Ну… — замялся Саша. — Это личное.
— Ладно, — проворчала Даша, закатывая глаза.
И отключилась.
Потом перевела взгляд на Брутечку. Котик уселся в выжидательной позе под дверью священного белого шкафа, из которого волшебным образом появлялась пища. Даше стало смешно, такой кроха, а уже понимает, что к чему в этой жизни. Насыпала ему в мисочку корм для котят, и, глядя, как он ее подчищает, подумала:
— Ну, вот она и новая жизнь. А послезавтра мама с папой приедут.
Но мысль почему-то не доставила радости. Так, серо как-то…
Вечером звонила мама. Пеняла, почему не звонит, переживала, что за столько времени сама никак не выбрала момент позвонить, но все дел невпроворот, с младенчиками-то известное дело.
Знала бы мама, что у нее самой тут дел невпроворот было. И каких дел… Даша тихонько вздохнула. Потом мама переключилась на то, что их с отцом вахта заканчивается, теперь другие дед с бабкой заступают на пост. Даша слушала, иногда вставляя реплики. Попрощались тепло, мама обещала привезти из Питера именную фарфоровую кружку, шоколад и ржаного хлебушка. И разговор прервался.
Даша поняла, что ужасно соскучилась.
За окном стемнело, зажглись фонари. Она опять стояла, глядя в темноту. На душе одиноко и пусто, и кошки скребут.
Марта далеко не всегда могла понять, что движет человеком, который столько лет был ее ближайшим другом. Она выросла у него на руках, стала взрослой, а потом и просто мудрой. А человек всегда был таким, практически не меняясь со временем. Всегда молчаливый, всегда знал все наперед. Она привыкла ему доверять во всем, даже если не понимала.
Вот и сейчас Марта своей житейской мудростью никак не могла понять, почему он стоит тут и смотрит на девушку в окне из темноты, вместо того, чтобы пойти и забрать ее к себе. Потому что он в ней отчаянно нуждался, уж она-то, Марта, прекрасно видела это. И ей казалось, что та девушка тоже нуждается в нем. Да и ей было бы веселее…
Люди вообще загадочные существа с собачьей точки зрения.
А Глеб смотрел на Дашин силуэт в окне. Так он мог хоть как-то ощущать ее, приблизиться не получалось никак.
Она сочла его отвратительным, лишь только увидев подвал. А узнай, что он вытворял с Солодухиным, что сказала бы тогда? Как ему, грязному, чудовищному, подойти, приблизиться к ней?
Как ему говорить с ней, смотреть в глаза, если сам себе противен.
Чувства рвались наружу тоской, невысказанными, жгущими душу словами, подавленной надеждой. Но не мог он прийти к ней. Не теперь.
Только смотреть издали. Оберегать, но на расстоянии. Быть рядом и… не быть.
Утром к Даше пожаловали Сашка с Вовой Чаплинским. С появлением парней в доме резко стало шумно, один Саша приносил оживление своей энергетикой, а уж вдвоем с Чаплей они фонили весельем и тестостероном как целая футбольная команда юниоров. Даша немедленно отметила про себя, что Чапля возмужал с лета, раздался в плечах, и отпустил козлиную бородку.
Про «возмужал» она сказала, парень тут же горделиво приосанился. А бородку обошла молчанием. Если ему так нравится, пусть ходит.
Пакеты Даша собрала еще вчера, теперь только выложила в прихожую, пока парни обсуждали предстоящее приобретение Сашей Чаплиной чахотки. Из гостиной в кухню с победным мявом прошествовал Брут, и уселся прямо под дверью холодильника.
— Ой, какие тут люди, — Чапля тут же начал заинтересованно разглядывать кота.
Кот изобразил к Чалинскому царственное пренебрежение и, взглянув на вошедшую хозяйку, облизнулся. Что должно было означать:
— Еды мне, пожалуйста, и побольше.
Ну, хозяйкино слабое сердце откликнулось сразу, она тут же кинулась накладывать в мисочку влажный корм, при этом так сюсюкала, что Сашка не выдержал:
— Малинина, он у тебя без перерыва жрет? Как ни приду, так он что-то есть. Ты его что, на убой кормишь?
— Та неее, — в тон ему протянул Чапля. — Наверное, на воротник. У него мех вон, какой пушистый. И растет, поди, быстро на таких-то харчах.
— Заткнитесь вы, уроды, нечего про моего котика гадости говорить! — возмутидась Даша.
— Да кто говорит гадости? — невинно изумился Вова Чаплинский. — Я просто сказал, что у него мех красивый.
Выглядел он при этом ужасно лукавым, молодым и привлекательным, несмотря на козлиную бородку. Казалось бы, вот он симпатичный парень, веселый и смешной, и чего бы не обратить на него внимание? Тем более, Даша замечала, что нравится ему.
А нет. Ничего она к нему испытывала, кроме дружеских чувств.
Тут Даше подумалось, что Чапля, пожалуй, слишком несерьезный. Надо присмотреться к другим ребятам. А тем временем они уже собрались, надо было заехать еще за двумя участниками пикника, как отметил Сашка, подняв вверх указательный палец:
— За фруктами и водкой!
— Хех, — усмехнулась Даша. — А вы кто?
Парни переглянулись и сказали дружно:
— А мы пиво и мясо.
Потом к ним еще на одной машине присоединились хлеб, овощи, всяческие разносолы и куриные окорочка, а после полным составом на двух машинах ребята поехали за город.
Еще по пути туда Дашу нет-нет, да и прошивало какое-то беспокойство. Будто она делает что-то неправильно. Но ощущения были секундными, потом исчезали. Вернее, она заставляла их исчезнуть, гасила в себе это желание повернуть назад.
Жить надо начинать заново. И все она делает правильно!
Команда у них подобралась веселая — десять человек, семь парней и три девчонки. Все примерно одногодки. Молодые, веселые. Даша почему-то чувствовала себя среди них старой. Парни казались какими-то несерьезными, картонными, что ли…
— Так, надо срочно взбодриться и выпить. Выпить — это главное! — сказала она себе. — Потому что на трезвую голову всякие дурацкие мысли лезут.
Ну, выпивки-то разной припасено было много. И пока шашлыки жарились да пеклась картошка, девчонки, которым досталось резать овощи и вообще, изображать домашний уют для тех семерых захребетников, что там с мясом мудрили, успели угоститься пивом. После этого жизнь стала веселее, а как обнаружилась неподалеку небольшая лужа, вроде как озерцо, так и вовсе все похорошело. Стояли последние дни августа, тепло. Купаться там нельзя, но посидеть на бережку-то в можно.
Девчонки с собой купальники не брали, никто ж не знал, что там загорать можно будет, потому они втроем уединились и сидели в трусиках и лифчиках, да с белым винцом. Конечно же, парни, которым тоже хотелось присоединиться, прорывались рейдами на их полянку. Но, встреченные громкими протестами, вынуждены были ретироваться. А визгу-то сколько было, визгу…
Моментами Даше было даже весело.
Потом и мясо поспело. На природе — даже если и чуток пригорелое и сыроватое — все равно все ужасно вкусно.
Незаметно настал вечер, пели песни под гитару. Ей удалось загнать все свои переживания подальше, но это как зуб под заморозкой, сейчас вроде ничего не чувствуешь, кроме одеревенения, но знаешь, что потом все вернется. В принципе, если все время поддерживать заморозку…
Жизнь станет деревянной.
А ей хотелось чувствовать. Но то, что она могла чувствовать — это затаенная горечь потери. Желание что-то исправить, может быть, изменить. Но как? Как изменить, если она в изоляции.
Вот странное дело. Кругом полно народа, а она в изоляции. Поймав себя на этой мысли, Даша поняла, что в изоляцию загоняет сама себя. Выбираться надо, делать усилия. И потому, вынырнув наконец из своих размышлений, попыталась включиться в веселье у костра.
Новыми глазами, повнимательнее стала присматриваться к ребятам. Ну, Сашку-то она видела почти все лето, тоже в городе проторчал. Чаплю тоже уже оценила, как он за лето «подрос». Но и остальные ребята изменились и повзрослели за лето. Кстати, девушки тоже повзрослели, стали приглядываться к парням, выбирая себе «жертву». В конце концов, это последний год обучения, если не думать о карьере, то можно о замужестве начинать беспокоиться. И это хорошо, наверное…
Про себя отметила тему обдумать. И тут из глубины души поднялось старое доброе, хорошо знакомое ощущение, что томные любови не для нее. Вернулось все на круги своя, во времена спокойной и рассудительной Дарьи Малининой. Странно так, а мечтательная барышня что же… Умерла? Ушла? Конечно, так лучше и спокойнее, и можно сказать, если ничего не чувствовать, то ничего и не тревожит, почти.
Но та мечтательная барышня жила полной жизнью, она была счастлива и свободна…
Довольно, хватит этих мыслей. Ей и так хорошо.
Пока парни увлеченно бренчали на гитарах, к Даше, сидевшей чуть поодаль, подсел Сашка. Он тоже набирался решимости весь день, чтобы поговорить о том, что у него свербело внутри. Сейчас, в полутьме да под отблесками костра сложилась как раз подходящая доверительная обстановка.
— Малинина, ты что так скукожилась?
Скукожилась? Вроде не замечала.
— Да так, свежо становится.
— Погоди, я сейчас.
Сходил принести свою толстовку, ему-то было жарко от костра. Накинул на плечи:
— Грейся.
И правда лучше стало, но не потому что замерзла, а так, по-человечески. Однако, вид у Сашки был какой-то подозрительно сосредоточенный и задумчивый. Ни дать ни взять, Гамлет, прямо, «быть, или не быть». Потому она прокашлялась и спросила осторожно:
— Ты хотел чего?
Он взъерошил волосы, даже открыл рот, а потом запнулся и выдавил, глядя куда-то в сторону:
— Слушай, ты заметила, Пашка Балашов все время на тебя смотрит?
— Что?
Чуть не подавилась. Взгляд невольно скосился в Пашкину сторону, тот действительно на нее посматривал. Нормальный парень, и ничего так внешне. В их компании он был человек относительно новый, к тому же с соседнего факультета и судя по всему не бедствующий. Вторая машина, на которой они ехали, синяя шкода Октавия, принадлежала ему. Паша практически не пил, потому как был за рулем.
— Ага, а ты заметил, что на него уже стойку сделала Федоркина?
Сима Федоркина действительно сидела рядом и пялилась на него восторженными глазами. Но это было еще не все. Даша качнула подбородком в сторону группы гитаристов:
— Ты на Чаплю глянь. Похоже, Светка Синельникова его захомутает раньше, чем он почует опасность.
И правда, Чапля в тот момент был похож на доверчивого агнца, влекомого инстинктом к живительному ручью… эээ… в смысле, в ловушку, которую ему расставила коварная волчица Синельникова. Саша почесал голову и мрачно хохотнул.
— Вот и как так получается, что вы бабы нами рулите? — выдал он после недолгого раздумья.
— Ну… — ответила Даша. — Тут трудно сказать, кто кем рулит… Жизнь, она… Короче, сложно все.
Домой они ехали уже поздним вечером. Перед отъездом Светка отвела Дашу в сторонку и, блестя глазами, упросила уступить ей место в Чаплиной машине.
— Ты же понимаешь, — шептала она. — Железо надо ковать пока горячо.
Как же не понять, может, у человека личная жизнь решается.
И без вопросов согласилась пересесть к Балашову. Саша, увидев такое дело, тоже к нему переметнулся. За эти несколько дней он как-то привык к тому, что несет за Дашку ответственность. И, хоть вопрос, верхний он или нижний, так и остался невыясненным, решение за них двоих парень принял сразу.
По дороге, пока завезли еще двоих из их команды, и потом, когда ехали к Дашиному дому, Павел все пытался ненавязчиво намекнуть Сашке, что неплохо бы ему тоже свалить. Но тот был холоден ко всякого рода намекам. В его понимании для Малининой в последнее время и без того достаточно потрясений, чтобы вот так сгоряча влипать в какой-то новый роман. Вот остынет, отойдет душой, а там видно будет. Потому Сашка и изображал непроходимое непонимание.
Пользуясь тем, что сидит сзади и ее не видно, Даша закатывала глаза. Честно говоря, было даже немного смешно. В общем, довезли они ее до дому, высадили у подъезда и чинно попрощались, к вящей досаде Балашова, который планировал хотя бы на кофе к ней напроситься. Зато Сашка изображал олимпийское спокойствие.
Балашов все-таки вставил словечко на прощание:
— Что делаешь завтра? — спросил у Даши на прощание.
Она взглянула на парня, вроде симпатичный. Но не такой какой-то… не поймешь, короче, чего ему не хватает, но не хватает явно. Ответила просто:
— Завтра родители из Питера приезжают. Буду дома.
— А вечером? — тот не унимался.
— Вечером… пока не знаю.
— Я позвоню?
— Ладно, — проговорила она и, махнув ребятам рукой, открыла дверь в подъезд.
Лифт вез ее на седьмой этаж, а в мыслях вертелось одно. Тоскливое понимание, что ей ничего этого не хочется. Не хочется встречаться с этим Балашовым, да и ни с кем другим не хочется. Сердце как будто застыло.
— Ага, прям белоснежка в гробу хрустальном, блин… — буркнула, отпирая дверь.
И тут… Кроссовки мужские, сумка…
Она в комнату. А там, на диване мужик спит. И Брутя сверху на нем.
От шума, что она подняла своим вторжением, мужик проснулся, разлепляя глаза, приподнялся, придерживая сонного кота за брюшко:
— Дашка?
— Коля! Братииииик!!! — взвизгнула, кидаясь брату на шею.
Когда первое замешательство от радости встречи прошло, спросила:
— А ты как? Какими судьбами? Вроде ж завтра мама с папой должны приехать? А там…?!
— Погоди, не надо сто вопросов в секунду. Сейчас отвечу, — засмеялся Николай. — Срочная командировка. А родители жены вчера утром приехали. Так что все в порядке, пост сдан — пост принят.
Встал с дивана, оставив коту всю территорию, чем тот немедленно и воспользовался, вытянувшись по диагонали. Глядя, как брат хмыкнул, оценивая мелкого зверя, Даша с важностью произнесла:
— Марк Юний Брут Малинин, прошу любить и жаловать.
— Мммм… — протянул брат. — Ну, у меня просто на кис-кис отзывался. И вообще, по-моему, за еду готов душу продать. Кстати, я бы тоже поел. Или у тебя там только кошачья еда?
— Так, щас?! Что за дела?! Щас найдем чего-нибудь человеческое.
Так перешучиваясь они пошли в кухню. Дашка не могла нарадоваться на старшего брата. Ей не так часто удавалось его увидеть, а уж поговорить и подавно. Коля всегда казался ей лучшим из лучших.
— Ты чего так поздно? — спросил брат. — Дымом пропахла вся и винищем. Небось на пикник ездили?
— А, да, ездили на природу. Последние дни лета! — Дашка улыбнулась, вертясь у холодильника. — Тебе глазунью или…
— Или. И с помидорами, и с сыром, и с ветчиной, и с зеленью.
— Я как-то не сомневалась, — буркнула Даша.
— Угу, — пробормотал Николай, включая ее ноутбук, лежавший на кухонном уголке.
Полез в интернет, яндекс услужливо открыл страницу. А там вкладка — Глеб Адуховский, и миллионтриста ответов по запросу. Николай вопросительно поднял брови, уставившись на младшую сестренку.
Чтобы скрыть предательский румянец и неловкость, ей пришлось отвернуться. Накануне вечером она набрала в поисковике его фамилию, но так и не решилась заглянуть. И вот теперь так по идиотски спалиться…
Но надо взять себя в руки:
— А, это ребята посоветовали писателя. Говорят, пишет о войне.
— Нууу, — Николай кивнул. — Знаю, читал Глеба Адуховского. Но не думал, что тебя такое заинтересует.
— Это почему? — решилась спросить Даша.
Николай поморщился, прежде чем ответить.
— Видишь ли. То, что он пишет… это голая правда о войне. Это… короче… это чтиво не для нежных барышень.
— Но-но. Нечего меня третировать. Может у меня вкусы другие! — развернулась Дашка с лопаточкой в руке.
Брат взглянул на нее строго и добавил:
— Не отвлекайся, а то пригорит еще.
И вот откуда только берутся такие эксплуататоры, блин!
Однако Даша знала, обижаться бесполезно, ее злобное пыхтение брату Коле только забавно. Для него она всегда была и будет маленькой сестричкой, даже когда состарится.
Зато решила, раз уж брат что-то знает, выспросить еще:
— Я слышала, что он вроде еще скульптурой занимается? — она скрестила пальцы, так, чтобы брат не видел.
— Скульптурой? Да ну? — спросил тот. — Не знаю, я не интересовался.
А потом тема эта сошла на нет. Продолжать она не стала, а брат принялся за еду. В кухню на запах съестного пожаловал Брут, уселся перед холодильником, выразительно облизнув свои усишки. Чем вызвал смех у обоих.
Но разговор тот оставил след в душе. Даша поняла одно, чтобы понять Глеба, узнать больше, надо прочитать, что он пишет.
Она уже укладывалась спать, как пришла смс от Паши:
«Пойдем вечером в кино?»
Раздумывала, раздумывала, что писать, потом нехотя набрала:
«Ладно»
А то ж не отстанет. Будет мозги доставать на сон грядущий.
Но перед тем как заснуть, Даша, прокрутив в голове весь прошедший день, пришла к интересному выводу. Получалось, жизнь ее будто сделала какую-то петлю. Вроде текла себе речка, не широкая, не узкая, не быстрая, не медленная, так, обычная. А потом — раз, и пороги! И неслась она по ним, все ускоряясь…
А после вынесло на ровное место и вот, все вернулось обратно в русло, а ей теперь тоскливо и скучно. И Балашов этот. Еще не начала с ним встречаться, а уже скучно.
Но обещала, что ж теперь делать.