Свобода в подарок

глава 24

За всю дорогу не было сказано ни слова. Игнат гнал машину, цепко всматриваясь вперед, пальцы обнимали руль, будто играли мелодию на музыкальном инструменте.

Даша не замечала скорости, внутреннее желание приблизить встречу было так сильно, будто подтягивало асфальтовую ленту под брюхо автомобиля. Да и сам автомобиль в ее теперешнем состоянии воспринимался как-то необычно. То ли драконом из сказки, то ли серым волком. А сосредоточенно молчавший рядом Игнат казался всесильным волшебником. Добрым волшебником. Он вез Дашу к ее принцу.

Принц, блин!

Каждый раз, как начинала о нем думать, так из нее перли эпитеты. А думала о нем постоянно. Серый волк, автомобиль или уж дракон сказочный, не важно, но в руках волшебника он домчал их меньше, чем за полтора часа.

Когда подъехали к воротам, Даша выскочила первой. От быстрой езды ее немного покачивало, прямо как на корабле. А может, это от волнения… Кто знает.

На подгибающихся ногах пошла к воротам. Игнат окликнул:

— Подожди.

Оглянулась, не понимая. А он ей телефон протянул:

— Вот. Держи. Включить не забудь потом.

Кивнула как-то на автопилоте, сунула в карман, а горло сводит от волнения. Игнат нажал кнопку звонка, нахмурил брови и улыбнулся, видя, что ее потряхивает. Даша вперилась куда-то в пустоту, неосознанно сжав кулачки. А секунды текли так медленно, что просто…

Наконец хорошо знакомая калитка бесшумно отворилась.

В дверном проеме неподвижно стоял Глеб, рядом с ним Марта.

Вот рвалась же, умирала от нетерпения всю дорогу, а тут застыла от неожиданности. Взгляд ее в первый момент выцепил его высокие ботинки, идентифицировал, так сказать, личность. Потом медленно поднялся к лицу. И тут только начало немного отпускать. На Глебе-то самом лица не было.

Он переступил в сторону, освобождая дорогу, произнес:

— Входи. Те.

И Даша, не видя ничего вокруг, шагнула в проем. А потом ее словно прорвало, кинулась к Глебу, прижалась к нему, и мир исчез куда-то.

На самом деле мир-то вокруг не исчез. Игнта вошел было следом, да так и стоял, уставившись на них. Тогда Марта деловито подошла к нему, ткнула мордой на выход, очень выразительно взглянула и потрусила куда-то в сторону сада. Мужик усмехнулся себе под нос, пошел к машине. Завел мотор, отъехал, улыбаясь каким-то своим мыслям. Доводчик бесшумно закрыл наружную дверь, отрезая тех двоих от внешнего мира.

Словно и было двух с половиной месяцев разлуки.

Но. Когда первый миг обретения прошел…

— Ты! — накинулась она на Глеба с кулаками. — Ты! Ты… Как ты мог?!

Глеб только молча смотрел на нее, продолжая обнимать за талию. А она хоть и не думала вырываться, но зато нападала на него со всей пролетарской ненавистью:

— Ты мучил меня! Наказывал неизвестностью! Пытал раскаянием! Ты…!!! Ты меня бросил одну! Изверг! Садист проклятый!

Странный взгляд проскочил у него, очень странный… То ли смех в глазах, то ли понимание. Но смотрел на нее и молчал, а потом одной рукой перехватил за талию поудобнее, мягко прижав к себе, а другой погладил по спине, провел по волосам. Заправил выбившуюся прядку за ухо, невесомо коснулся щеки.

У Даши закрылись глаза, защипало в носу, а потом потекли слезы. Она снова прижалась к нему и пробормотала всхлипывая куда-то в грудь:

— Извини…

Как признаются в любви слабые женщины?

Те, для которых нет большей слабости, чем признать свою слабость?

Грудь Глеба как-то странно дернулась, будто он не дышал долго, а потом разом вдохнул. Она не могла видеть ни его глаз, ни его улыбки, она услышала только его ровный голос:

— Извинения приняты.

Вскинула голову, собираясь вскипеть.

— Как я ненавижу, когда ты вот так…

И тут же оказалась в воздухе. Глеб подхватил ее на руки и понес в дом со словами:

— И долго я буду ждать, чтобы ты меня поцеловала?

— Ты…!

— Понятно, долго.

— Глеб… — пробормотала она, потянувшись за поцелуем.

Он засмеялся, тихо и радостно. Как счастливый и свободный человек. И чуть ли не бегом рванул в дом с ней на руках.

Однако странно было, что дом заперт, Глебу пришлось открывать его одной рукой. И пока поднимались по лестнице, Даша заметила еще одну возмутительную странность:

— Ой, а пылища тут какая! Откуда?

— А, это… — он немного смутился. — Я не был тут с того дня. Не мог без тебя… И не отвлекайся!

Не входил в свой дом без нее?

Ей захотелось одновременно, и закатить глаза, и вызвериться на него, и вздохнуть блаженно от счастья, прижавшись к его груди. Прижаться к груди показалось самым логичным. Конечно, еще очень много чего предстояло обсудить и во многом разобраться, но это потом. А вот вернуться домой вместе хорошо. Хотя…

Но тут Глеб наконец добрался до спальни.

Поставив Дашу на пол перед собой, он ненадолго затих, прикрыв глаза и прижимая ее к себе. Совсем как в тот, их самый первый раз.

А для Даши все вокруг стало нереальным и таким… до сладкой боли в сердце настоящим…

— Глеб, — прошептала она. — Ты…

— Молчи, — негромко проговорил, не открывая глаз. — Потом все слова, девочка моя. А сейчас просто помолчи.

— Да…

Выполнить то, что он просил, было так естественно. Принять свою слабость в сильных руках Глеба — блаженно, потому что его ладони касались ее, принося непередаваемое ощущение беспомощности с защищенностью пополам. Он гладил ее лицо и тело, словно лепил.

Слишком яркий свет.

— Закрой глаза.

Глаза послушно закрылись сами. Его обычно ровный и спокойный голос срывался, звучал сдавленно и хрипло, словно воздуха не хватало. И от этого по ее коже бежали волны мурашек.

— Я сейчас, — Глеб отошел ненадолго, Даша услышала шелест штор.

Потом вернулся, чтобы касаться ее снова и снова. Одежда исчезла, он снимал ее дрожащими пальцами, шепча:

— Девочка моя… жизнь моя… счастье…

Словно не веря в то, что она здесь, рядом.

Она и сама не совсем в это верила.

Надолго мужчину просто не хватило. Как ни старался сдержать себя, не смог. Нетерпение скоро сковало их объятиями, как расплавленным кольцом. Унося в тот огненный смерч, в котором безумцы умирают и возрождаются к жизни счастливыми.

Свобода…

Нескоро время разговоров настало.

Только когда от голода Дашкин желудок начал громко урчать. Смеялись оба. Глеб завернул ее как младенчика в покрывало и понес на руках вниз на кухню. Там он усадил Дашу на барную стойку, дал в руки стакан сока и велел:

— Сиди тихо, а то свалишься.

— Ну я же не ребенок! — вспыхнула.

Только улыбнулся, чмокнул в нос и принялся колдовать у плиты. А Даша завороженно смотрела, как движутся его ловкие руки. Потом заставила себя очнуться, отпила сока, повертела стакан в ладонях и спросила, прищурившись:

— Глеб, а где ты был все это время?

Мужчина поднял на нее глаза и ответил негромко:

— Здесь.

— Что…

— Тебя ждал.

Постепенно, вместе с осознанием, ее стало просто распирать от возмущения, но Глеб сказал просто:

— Давай покушаем, а все разговоры потом?

Что-то такое аппетитное, что он навертел в сковородке, пахло ужасно соблазнительно. Ничего другого, как принять предложение не оставалось.

Он снял ее с барной стойки, на которой осталось заметное «чистое» пятно, потому как остальное на гладкой черной поверхности было покрыть слоем пыли. Даша взглянула на Глеба укоризненно и провела пальчиком по пыльной поверхности. Тот только качнул головой, мол, завтра, все завтра.

А сам уселся на стул, посадил Дашу на руки и…

— Ты что, кормить меня будешь? — хихикнула она.

— Буду. И кормить буду, и купать, и на руках носить, — ответил тот совершенно серьезно.

Надо же, никогда она не думала, что все эти расхожие выражения могут в жизни исполниться буквально. Когда в тарелке осталось совсем чуть-чуть, а в желудке от сытости приятная тяжесть, она откинулась Глебу на грудь и спросила:

— Ну почему нельзя было сказать сразу, что ты здесь? Я же как узнала от Игната про тебя, сразу хотела приехать.

Возмущаться уже не было желания, Даша поняла, что покормил он ее специально, чтобы подобрела. Судя по тому, как он улыбнулся, не ошиблась.

— Я хотел, чтобы та сама себя поняла. Ты ведь только начинаешь жить. А я… сама видишь.

— Вижу, вижу… Ладно, а вот скажи, тогда все хотела спросить, да не собралась. Почему ты мои вещи к себе на второй же день перетащил?

Глеб странно взглянул на нее и хмыкнул, а то, что он сказал, было уж совсем неожиданно:

— А что мне было делать? До того две ночи тебя сторожил. В такой глуши совершенно одна, какой-нибудь бомж забредет, обидит. А так можно было спать спокойно.

— Ты… Ненавижу эти твои доминантские штучки, — зевнула она.

Глеб ничего не ответил, только как-то странно шевельнул бровями, вроде и нахмурился, а вроде и смеется.

— И что мы теперь будем делать?

— Сейчас — пойдем обратно в постель. А завтра к твоим поедем с утра, отношения узаконивать, — он запустил пальцы в ее волосы, поправил и проговорил, — А то еще сбежишь снова.

Даша нахмурилась, это что же, он ее замуж зовет?

— А меня спросить?

— А ты против?

— Нет, вообще-то… А ничего, что я тебе свои порядки наведу? Я ж наведу…

— Всю жизнь мечтал об этом, — ответил он шепотом, зарываясь лицом в ее волосы. — Если ты не против, остальные разговоры завтра.

Они снова отправились в спальню. И пока Глеб набирал воду в ванну, оставив ее в постели, Даша вспомнила про телефон. Решила позвонить маме. Включила, а там… 37 пропущенных! Блин…

Тихонько, с опаской, набрала мамин номер, и тут же закрыла рукой трубку, потому что оттуда понеслись вопли и причитания. А потом быстро сказала:

— Ма, ты не волнуйся, со мной все в порядке.

— Какой в порядке! Ты где? Почему на звонки не отвечаешь?! Папа…

— Ма… я, кажется, замуж выхожу. За доминанта и садиста.

— Чтооооо?!

И тут снова же отключила телефон. Со стороны ванной комнаты послышался стук. Подняла голову — Глеб стоял в дверях, глаза квадратные, от удивления аж пластиковый ковшик выронил.

— Что? — с невинным видом спросила Даша и протиснулась мимо него в ванную, оставив его размышлять, как он будет завтра перед ее родителями выкручиваться.