— Ну наконец-то! — радостно воскликнул Терри, взглянув на изменившееся расписание занятий. — У нас сегодня практика по чарам.
Это утро ознаменовалось ароматом печеной тыквы и многочисленными украшениями, заполонившими Большой зал. Перед глазами плыли ярко-оранжевые и черные пятна от многочисленных бумажных, тряпичных и настоящих тыкв, наколдованных летучих мышей и пауков. А от старших ребят воронята узнали, что вечером даже традиционные свечи будут в виде тыкв.
— Интересно, как пройдет урок… — накладывая себе овсянку, пробормотала Се Ли.
Никто не знал ответа, но все находились в предвкушении.
— Как жаль, что в первом семестре у нас мало практических, — повздыхал Терри.
— Но теория тоже важна! — вступилась за программу обучения Лайза.
Кто-то отчетливо фыркнул, и девочка стушевалась.
Свое мнение о принятой в школе учебной программе дети составили за прошедшие недели. Чего стоило одно то, что официально на практике студенты сначала учили простейший Люмос, а следующим заклинанием — чары левитации неодушевленных предметов. Все остальное профессор обязан был объяснять детям в теории, не проверяя то, как студенты усвоили поданную в сжатой форме информацию.
Наверное, никто из рейвенкловцев и не задумался бы о чем-то подобном, если бы сам декан не занимался с ребятней дважды в неделю дополнительно, а старосты — почти каждый день. За почти два месяца воронята выучили два десятка заклинаний, по своей сложности едва ли превышавших тот самый Люмос, но невероятно полезных в быту. Девочки особенно налегали на косметические чары, а мальчики — на чары удаления грязи с одежды и обуви. Все в совершенстве овладели согревающими, высушивающими, освежающими, очищающими и некоторыми другими заклинаниями. Наблюдая за остальными первокурсниками, воронята поняли, что точно так же, вне занятий, все эти заклинания осваивают и змейки, и барсуки, хотя многих кое-чему научили еще дома, а вот первоклашки с факультета львов выглядели стайкой магглов, попавших в волшебный мир, где нет электричества и родительской заботы — многие щеголяли пятнами на одежде весь день, если испачкались на завтраке, а с мантиями Рона эльфы перестали справляться спустя первые три недели, и он даже с утра выглядел неряхой.
Но сегодня первогодкам предстояло начать учить первое на самом деле сложное заклинание. И волновались даже всегда высокомерные слизеринцы. Драко казался бледнее обычного, Блейз кусал губы, а Панси хмурилась. Но всех перещеголял Невилл. Он аж позеленел от ужаса, хотя с новой палочкой прекрасно справлялся даже на уроках трансфигурации. И только профессор, Терри Бут и Гарри пребывали в прекрасном расположении духа.
Поттер освоил левитационные чары задолго до того, как узнал какие-то заклинания вообще, так что ни капли не переживал, осваивая Левиосу в августе. Он, в общем-то, на том или ином уровне освоил довольно много заклинаний не только первого, но и других курсов, ориентируясь не на учебную программу, а на собственные потребности. А Терри обожал уроки декана и каждую минуту или учил новое, или практиковал уже пройденные заклинания. Он даже взял моду по вечерам прибираться в общей гостиной, а во время чаепитий с одногруппниками — разливать чай при помощи чар.
Профессор Флитвик кратко повторил уже пройденный материал прошлого занятия, подготавливая ребят к практике, заставил размять кисть ведущей руки, а напоследок напомнил:
— Не забудьте те движения кистью, которые мы с вами отрабатывали. Кисть вращается легко, резко и со свистом. Запомните — легко, резко и со свистом. И очень важно правильно произносить магические слова — не забывайте о волшебнике Баруффио. Он произнес «эс» вместо «эф» и в результате обнаружил, что лежит на полу, а у него на груди стоит буйвол.
Последние слова были призваны немного развеселить и успокоить студентов, ведь еще на прошлом занятии маленький профессор объяснил, что на данном этапе учебы у детей не выйдет слишком сильно испортить изначальное заклинание. Их потенциал пока развит недостаточно, а ядро не до конца сформировано, так что у первоклашек самое худшее вообще ничего не выйдет, пусть они хоть все слоги произнесут неверно.
Сам Поттер прекрасно понимал, что при желании можно вообще не использовать словесную формулу, если намерение достаточно сильное и узконаправленное. А правильное движение палочки необходимо лишь для того, чтобы не вливать в чары слишком много энергии.
Сосредоточившись на перышке, которое лежало на парте, Гарри мягко и резко взмахнул палочкой, повторяя движение без слов. Он не спешил чаровать, привычно отдавая пальму первенства кому-нибудь из однокурсников. Такой подход никогда не удавалось скрыть от учителя, но тот ни разу не упрекнул Поттера.
На стороне воронов и змеек заклинание произносили спокойно и размеренно, как учил профессор, а львята и барсуки подпрыгивали на своих лавках от усердия. Заклинание они практически выкрикивали, а палочками махали так усердно, что урок для некоторых грозил закончиться в Больничном крыле.
Особенно старался Рон Уизли. Мальчик походил на маленькую мельницу, он широко махал рукой, ожесточенно глядя на страусовое перо.
— Ты неправильно произносишь заклинание, — донесся до Гарри недовольный голос Гермионы. — Надо произносить так: Винг-гар-диум Леви-о-са, в слоге «гар» должна быть длинная «а».
Поттер на это лишь хмыкнул. Он-то видел, что проблема Уизли вовсе не в правильности произносимого заклинания, а в том, что Рон даже через два месяца учебы в школе не научился направлять силу в палочку. И это притом, что мальчик родился в чистокровной семье и всю жизнь прожил рядом с магами.
— Если ты такая умная, сама и пробуй, — прорычал в ответ Рон. Он явно был зол на собственную неудачу, как и на то, что воспитывать его взялась магглорожденная ведьма, у которой, вроде как, было заведомо меньше шансов преуспеть в колдовстве раньше Уизли.
Гермиона, заметив, что привлекла к себе внимание, закатала рукава мантии и неспешно взмахнула палочкой, четко выговорив:
— Вингардиум Левиоса!
Ее перо тут же плавно поднялось в воздух, а профессор радостно пискнул и зааплодировал:
— О, великолепно! Все видели: мисс Грейнджер удалось!
Рон тут же недовольно запыхтел и открыл рот, собираясь что-то сказать, но всех отвлек Симус, взорвав свое перо.
— Ему нужно больше тренировать концентрацию, — покачала головой Се Ли и взмахнула палочкой — ее перо взлетело следующим.
До конца занятий получилось почти у всех. Лишь Рон и Симус выделились и потому были особенно раздражены. Больше всего пыхтел Уизли, для которого неудача была особенно болезненна. Почти половина курса слышала, как мальчик хмуро шипел что-то нелицеприятное о Гермионе, а под конец его слова прозвучали совершенно отчетливо:
— Неудивительно, что ее никто не выносит. Если честно, она — настоящий кошмар.
Гарри нахмурился. Пусть даже вороны судачили о Грейнджер, но никто из них не посмел бы высказать ей хоть что-то в лицо. А тут собственный одноклассник!
Но если прежде девочка на какие-либо слова реагировала довольно бурно, тут же кидаясь в атаку, то сегодня она почему-то мигом расстроилась, расплакалась и сбежала.
— Что это с ней? — удивился Терри.
— Ты чего?! — возмутилась Лайза. — Она ведь слышала. А может и больше… Сидела же ближе! Я бы тоже обиделась на такое, сказанное почти в лицо.
Девочка не пыталась понизить голос, а потому и Рон, и Симус ее услышали.
— И что? — тут же надулся рыжий. — Она давно должна была понять, что с ней никто не хочет дружить. Только и знает, что липнуть ко всем. И вечно поучает!
В чем-то с ним многие были согласны, но по глазам большинства было видно, что никто бы не решился высказать что-то столь неприятное девочке напрямую. Гарри хмуро проводил Уизли взглядом, вздохнул и отправился на следующий урок.
Зная ответственность Гермионы, Поттер не мог и помыслить, что девочка пропустит не только занятия, но и не явится на обед. Заметив пустое место за столом гриффиндорцев, мальчик окликнул Падму и попросил ее узнать у сестры хоть что-нибудь.
Оказалось, отсутствие Грейнджер заметили только Парвати и Лаванда, хотя и предпочитали держаться от магглорожденной подальше. Ни Рона, обидевшего девочку, ни остальных ребят, даже старост, ситуация не взволновала и не отбила у них аппетит.
— Она не пошла на уроки, отправилась в башню, — рассказала Падма, вернувшись к своим ближе к концу обеда. — Лаванда видела ее там, когда заносила сумку в спальню.
— Так сильно расстроилась? — немного удивилась Лайза.
— Накопилось, — решила Се Ли. — Сами подумайте, она ни с кем не дружит, хотя и пытается… И так два месяца.
Воронята замолчали и переглянулись.
— Да чего вы? — удивился Майкл. — Это ведь не наша проблема! Она с другого факультета, не с нашего. У нас с львами даже уроки почти не пересекаются. Сами разберутся.
Кто-то согласился, но по лицам Гарри видел, что Менди и Падма все еще обеспокоены.
— Прекрасные украшения, Филиус! — похвалила Помона, устраиваясь за столом.
Маленький профессор гордо оскалился и с гордостью осмотрел зал. Северус был вынужден признать, что похвала не была лишь данью вежливости. В этот раз декану Рейвенкло поистине удалось создать подходящее настроение.
Все видели большую часть украшений еще утром, но к вечеру добавились свечи в виде тыквенных голов, а наколдованные скелеты-музыканты извлекали что-то задорное и при этом завораживающее из таких же наколдованных музыкальных инструментов. Летучие мышки ожили и перелетали над головами собравшихся, а пауки на стенах шевелили лапками.
— Да, вышло замечательно, — согласилась Минерва, подвигая к себе кубок с морсом, но тут же нахмурилась: — Но, Филиус, почему у тебя не все студенты за столом?
Учителя уставились на стол факультета воронов, недоуменно осматривая студентов. Снейп мигом выяснил, что среди первокурсников отсутствует Поттер и вопросительно вздернул бровь.
— Я знаю, Минни, — пожал плечами маленький профессор.
— Вот как? Просто знаешь? — переспросила профессор трансфигурации и поджала губы. — На пиру должны присутствовать все студенты!
— С каких пор? — не без усмешки уточнил Филиус. — Что-то я не помню такого правила. Вот на уроках дети должны присутствовать, а за столом — по желанию.
Этот спор учителя вели не первый год. Северус не застал начало конфликта. Как оказалось, мнения преподавателей разделились еще до того, как сам Снейп поступил в Хогвартс. Причиной всему послужило распоряжение Дамблдора. До этого в школе никакого пира 31 октября не было, а многие студенты старших курсов отбывали домой на три дня, чтобы подготовиться и провести с семьей все положенные ритуалы на Самайн. Директор же внес новый указ, согласно которому покинуть школу в эти дни дети могли лишь по очень веской причине. И семейные традиции он к этим причинам не причислял. Более того, в Хогвартсе стали отмечать Хэллоуин, мотивировав это потребностью знакомства чистокровных детей с традициями маггловского мира.
Такую же подрывную деятельность Альбус вел и против других праздников, но пока даже сместить зимние каникулы у него не вышло. Сколько бы Дамблдор не твердил о Рождестве, сколько бы ни устраивал пир перед каникулами, называя его рождественским, сколько бы ни продвигал новые традиции, все чистокровные и большая часть полукровок отправлялась домой вовсе не для празднования Рождества, а на Йоль. И если большинство преподавателей эту идеологическую войну воспринимали или с юмором, или с недоумением, то Минерва всячески поддерживала Альбуса, хотя сама была чистокровной ведьмой из семьи с традиционным наследием.
— Все должны присутствовать! — непреклонно воскликнула волшебница. — Такие застолья нужны для того, чтобы способствовать единению студентов, их дружбе, взаимопониманию…
— Тогда, я думаю, дети поймут причину отсутствия моего студента, — продолжая улыбаться, перебил женщину Флитвик.
— Это какую же? — недовольно сверкнула глазами МакГонаналл.
— Минни, неужели ты стареешь, раз начались проблемы с памятью?
Снейп хмыкнул, уловив сарказм в тоне полугоблина.
— Сегодня 31е, — тихо вклинилась в беседу учителей Септима. — Десять лет назад мир освободился от Того-Кого-Нельзя-Называть. Но еще… в этот деть десять лет назад один мальчик стал сиротой.
Минерва нахмурилась и прикусила губу. Было видно, что она совершенно не подумала о чем-то подобном.
— Удивительно, что ты не подумала о том, что мальчик может не захотеть сидеть за праздничным столом в вечер, когда погибли его родители, а он сам стал полным сиротой, хотя сама всего неделю назад самолично рассказывала Поттеру о том, какими замечательными людьми были Лили и Джеймс, — покивав Септиме, сказала Помона. — Хотя… О чем я? Ты даже не смогла рассказать ребенку, который не помнит своих родителей, хоть одну историю о них. А ведь была деканом Поттера и Эванс.
— И кстати, Минерва, у вас тоже не все студенты, — добавил от себя Северус. — Грейнджер нет.
Если бы не придирка самой МакГонагалл, Снейп не стал бы присматриваться к столу Гриффиндора, но сейчас ему очень хотелось поддеть профессора.
Волшебница дернулась и уставилась на своих львов, но в ее взгляде было не беспокойство, а раздражение и обида.
— Ее не было сегодня на моем занятии, — поделилась Спраут. — Дети тебе не рассказали, Минни?
Минерва промолчала и побледнела, видя толику злорадства во взгляде Северуса. От дальнейшего разговора волшебницу спас Дамблдор, появившись из боковой двери.
— Все уже собрались, мои дорогие? — радостно спросил он, оглядывая учителей и студентов.
— Квиринуса пока нет, — отметила Ирма Пинс.
— О, этот мальчик…
— Он видно заблудился в коридорах, — с издевкой бросил Снейп.
Гарри лишь отчасти солгал профессору Флитвику, когда сообщил о том, что не хочет присутствовать на пиру. Разговаривая с учителями, знавшими его родителей, мальчик уловил, что многие испытывали куда более глубокую скорбь по Поттерам, чем сам Гарри. Для него Лили и Джеймс Поттеры до этого лета были лишь именами и абстрактными образами, нарисованными воображением. О них не говорили дядя и тетя, мальчик не видел фотографий и ничего не помнил о них, а потому его эмоции всегда были расплывчатыми, невнятными. Не помня любви родителей, он не тосковал о них, как о конкретных людях. Вся его боль была связана с мечтой о людях… хотя бы об одном человеке, для кого Гарри был бы важен. Кому он был бы нужен. Кто любил бы его. И кого сам юный маг мог бы любить.
Долгое время он был глубоко привязан к миссис Смит из библиотеки, но потом подрос и осознал, что она никогда не сможет назвать его сыном или хотя бы племянником. Так же как и он не получит права называть ее мамой. Поняв это и не видя никаких перспектив, Гарри смирился с одиночеством. С тем, что тетя и дядя его ненавидят. С тем, что в его жизни никогда не будет таких людей, как мама, папа, любящих тети и дяди, дедушек и бабушек.
А потом он разом обрел троицу эльфов и целую толпу родственников, готовых и помочь, и научить, и рассказать. И эльфы с портретами стали для него ближе и роднее, чем молчаливые, но радостные фотографии родителей.
Слушая рассказы о них, Поттер пытался найти связь, но ничего не выходило. И испытывал вину лишь от того, что не чувствует тех сильных эмоций, которые должен был ощущать.
Вот и в вечер Хэллоуина, оставшись один в спальне, Гарри виновато перелистывал страницы объемного альбома, всматриваясь в лица родителей, но не мог найти в себе ничего, кроме вины перед дедушками, бабушками, учителями, мадам Пинс и Луной. И больше всего он винил себя за то, что воспользовался отговоркой о родителях, чтобы не ходить на пир.
— Интересно, вы бы смогли меня понять и простить? — спросил мальчик, трогая лица юных и счастливых Поттеров.
Альбом Гарри презентовал Ксенофилус Лавгуд, когда узнал о знакомстве дочери с Поттером. Луна рассказала ему об этом месяц назад, после письма Гарри, где тот упомянул свою охоту на снимки родителей. Дома таких фотографий было немного, особенно маминых, лишь самые поздние, а в школьном архиве нашлись лишь те, что вошли в выпускной альбом. Их, а также напечатанные в газетах, помогла скопировать библиотекарь, знавшая очень качественные дублирующие чары. Еще несколько снимков нашли в своих коллекциях Флитвик, Спраут и Помфри, но у них были только групповые снимки, сделанные на последних двух курсах Поттера и Эванс.
Рассказывая обо всем Луне, Гарри не ожидал, что девочка подключит к поискам отца, и они вместе соберут для мальчика почти два десятка снимков как из собственных альбомов, так и у знакомых.
В толстом сопроводительном письме Луна рассказала то, что смогла выяснить у отца. Тот не кичился близкой дружбой с родителями Гарри, но довольно неплохо знал его маму. А мама самой Луны, Пандора, в годы учебы дружила с Лили Эванс.
Пандора перевелась на третий курс, когда мистер Лавгуд и Лили поступили в Хогвартс. Лишь увидев Ксенофилуса на распределении, юная мисс Виденс вполне спокойно заявила, что тот будет ее мужем. А потому весьма ревностно следила за тем, чтобы с мальчиком не происходило каких-либо серьезных неприятностей. Но тот все же умудрился свалиться с метлы на уроке полетов. В тот день в Больничное крыло загремела и Лили, и так девочки познакомились.
Даже по рассказам мистера Лавгуда не было похоже, что Лили и Пандора стали лучшими подружками, но мисс Эванс общалась с мисс Виденс гораздо теснее, чем с девочками-одногодками со своего факультета. А все из-за дружбы Лили Эванс со студентом из Слизерина.
Эту дружбу не принимали не только мародеры, но и другие гриффиндорцы, хоть и не вели себя столь категорично, как они. А вороны даже в те непростые годы оставались достаточно нейтральным факультетом, выходцы с которого были как на одной, так и на другой стороне назревающей войны.
Благодаря тесному общению в собрании Пандоры Лавгуд оказалось довольно много снимков с Лили Эванс. И благодаря покойной маме Луны Гарри смог увидеть маму такой, какой она была во время учебы на младших курсах.
Ему было странно любоваться худенькой большеглазой девочкой и узнавать в ней себя. Снимки были черно-белыми, но Гарри мог представить и рыжий огонь волос, и зелень глаз. На этих ранних снимках мама была гораздо живее и понятнее. Ближе. Поттер легко мог вообразить ее рядом с собой, но она всегда только молчала и улыбалась. Гарри никак не удавалось придумать разговор, который мог бы между ними состояться.
Беседу с отцом мальчик представлял легко, ведь именно о нем больше всего рассказывали и дедушки с бабушками, и учителя. Но Гарри совсем не хотелось выслушивать бесконечные монологи о квиддиче или что-то похожее. А маму все вокруг будто и не знали толком, будто не было ни в школе, ни дома хотя бы одного человека, который смог бы по-настоящему познакомить Поттера с девочкой, девушкой и женщиной по имени Лили.
— Не к тете же обращаться, — вздохнул Гарри, переворачивая страницы. — Если она за десять лет не соизволила поделиться историями о маме, то и теперь не станет.
Вызвав Темпус, Гарри убедился, что ужин вот-вот начнется и вздохнул. От посещения пира он отказался прежде всего потому, что на эту ночь у него были весьма и весьма важные планы, осуществлять которые следовало на голодный желудок. Он и за обедом был сдержан, как и просили об этом дедушки.
Мальчику предстояло при помощи Тинки покинуть Хогвартс через час после отбоя, сделав все, чтобы об отлучке никто не догадался. Вот только ждать было очень и очень тяжело.
— И немножко страшно, — признался себе Гарри.
Ему предстояло переместиться в Гринготтс и вместе с поверенным спуститься на один из нижних уровней, к хранилищу младшей ветви Певереллов.
Решение об этом родичи приняли в тот самый день, когда узнали, что у мальчика проснулось наследие этого древнего рода. Этого потребовал тот из предков, кто последним до Гарри принял наследие данного рода. Именно он заявил, что Гарри обязательно должен посетить хранилище на ближайший саббат. Подробностей предок не сообщал, объясняя все тем, что знания, которые каждый из наследников получает при посещении хранилища, должны сохраняться среди тех, кто способен эти знания принять. Другие родичи переживали, что Гарри для подобного еще мал, но предок настоял на своем.
Но чем ближе был момент, тем больше Гарри волновался. Если бы он заранее знал о той мощи, которая навалится на него в момент принятия титула лорда Поттера, вполне мог бы и повременить, а Певереллы были гораздо сильнее и древнее Поттеров. Сможет ли он вынести знакомство с силой Певереллов, не раздавит ли она его?
Переживая и волнуясь, Гарри вернул альбом в ящик стола и покинул спальню, решив немного прогуляться по пустым коридорам и проветрить голову.
Без крикливых и суетящихся студентов школа казалась совсем иным местом. Более загадочным. Более волшебным. Даже магия в коридорах ощущалась отчетливее, а нити силы, пронизывавшие стены, сияли не хуже факелов, освещая путь.
Гарри неторопливо шагал по коридорам, рассматривая плетение и читая запрятанные в него символы. А полюбоваться было на что! Стены таили не только многочисленные контуры разной степени сложности и даже разной природы магии, но и настоящую историю.
Каждый маг, добавлявший что-то к защите или быту Хогвартса, оставил свой след, свою подпись. И стены все сохранили. Как тончайшую работу истинных мастеров, коих в прошлом оказалось значительно больше, — старые плетения потускнели за столетия — так и уродливые следы вмешательства неумех, причинивших или вопиющий вред, или внесших небольшой разлад в работу уже имевшихся чар.
Так, выйдя к лестницам, Гарри наконец увидел то, чего не замечал прежде, в обычные дни. Если некоторым коридорам повезло, то лестницы пылали как факелы от наслоения чар, многие из которых банально забили собой изначальные плетения, отвечавшие за исправную работу огромного волшебного механизма. На протяжении последних двух веков тут раз за разом наносили следящие и сигнальные, пытались менять принцип работы лестниц, настраивали сложные, но одноразовые путающие чары, чары, сходные с Конфундусом, накладывали самоочищающиеся заклинания, чары сокрытия и многое другое. И если что-то мелкое мог сделать любой студент, обладающий нужными знаниями, то сложные чары применяли профессора и директора. Вот только ни первые, ни вторые не думали вплетать свои нововведения в имеющийся контур, а цепляли сверху. И изначальная задача лестниц оказалась скрыта под толстенным слоем постороннего магического «мусора».
Осмотрев все это безобразие, Поттер и не подумал вмешиваться, прекрасно осознавая, что его сил в данный момент не хватит для того, чтобы избавиться от лишнего. Но он внимательно изучил серебристо-серые плетения, встречавшиеся то тут, то там. Они были самыми новыми и мало чем по принципу построения отличались от тех чар, которые Гарри уже видел прежде, в доме Дурслей.
Чары были очень мощные и завязанные на магию самой школы, которая подчинялась лишь директору и учителям, так что отныне мальчик не сомневался в личности того, кто все эти годы пристально следил за ним.
Зарубка на память была поставлена, и Поттер отправился дальше, намереваясь обследовать нижние этажи.
Снизу доносился приглушенный гул голосов, из-за которого тишина в остальной части замка казалась оглушающей. И первый же звук привлек к себе внимание Гарри.
В первый миг он не понял, что слышит, но потом подошел и сообразил, что стал невольным слушателем целой тирады, выдаваемой между всхлипами, паузами и вздохами.
— Этого просто не может быть. Не может быть! — говорила какая-то девочка — из-за слез и эха Гарри не мог узнать ее по голосу. — Как такое возможно. Нет! Я… Я гораздо лучше. Я знаю больше. Родители всегда говорили, что умного человека видно сразу! Я читаю. Я много читаю. Мне надо так много знать… Я стараюсь. И профессор… Она сказала, что именно я лучшая. Но нет… Как это возможно? Он даже не учится толком!
Гарри не собирался подслушивать, но на последней реплике узнал интонацию и решился открыть дверь в туалет. Тот выглядел точно так же, как и другие уборные по всей школе, разве что здесь кабинки были окрашены тусклой зеленой краской, а маленькие зеркала над умывальниками давно стоило заменить — амальгама на них частично облетела.
Именно здесь, в одной из открытых кабинок на крышке унитаза и обнаружилась Гермиона. За всхлипами девочка не заметила появления свидетеля, а потому совсем по-детски утерлась уже и без того влажным от слез рукавом мантии.
— Ну и чего ты тут рыдаешь? — немного подумав над стратегией и признав, что не силен в общении с окружающими, спросил Поттер, встав напротив Грейнджер.
Девочка вздрогнула и воззрилась на юного волшебника огромными заплаканными глазами. Ее щеки покрывал румянец, губы кривились, а волосы были спутаны больше обычного. Воротничок блузки, всегда аккуратно застегнутой, темнел от влаги.
— Зачем ты явился? — защищаясь, воскликнула девочка. — Тоже решил посмеяться надо мной? Каждый меня шпыняет и называет заучкой, но я даже не первая! Никаких моих стараний не хватило, чтобы обойти тебя, а ты даже не читаешь дополнительную литературу по предметам! Это я!.. Я провожу все свободное время в Библиотеке, за учебой! Профессор МакГонагалл сказала, что я — самая умная ведьма столетия. А ты! Ты! Ты даже не учишься как следует! И на занятиях… Это у меня первой получаются все превращения на трансфигурации, это я пишу лучшие эссе! Я прочитала уже столько, сколько ты и к концу года не прочтешь. Я все знаю. И программу этого года, и следующего. Но меня обзывают заучкой, а тебя даже профессор Снейп хвалил.
Последнее прозвучало как обвинение.
— Хвалил? — удивился Гарри.
— Да! — возмущенно воскликнула девочка. — На прошлом уроке.
Поттер с сомнением глянул на Грейнджер и уточнил:
— И что же конкретно сказал учитель? Может… Ты его не так поняла?
— Нет. Я поняла его верно. За кого ты меня принимаешь? — шмыгнув носом, отчеканила девочка. — Мы варили Зелье смеха. У него сложный рецепт, и я почти не отвлекалась, чтобы ничего не перепутать. Строго следовала инструкциям. А потом увидела, как Малфой их нарушает! И тут же сообщила об этом профессору Снейпу.
— И что же? — подбодрил Гермиону Гарри, уже догадываясь о последствиях.
— Он снял с меня баллы за то, что я отвлеклась! — возмутилась девочка. — А потом заявил, что мне, как бесталанной в его предмете ведьме, стоило бы трижды подумать, прежде чем что-то говорить и наговаривать на других!
— Так и сказал?
— Почти. Смысл был именно такой, — хмуро ответила Гермиона. — Он сказал, что программа по пятый курс рассчитана на всех. Ее уровень таков, что любой волшебник или волшебница должны справиться с приготовлением любого зелья, необходимого в быту. Но на Высшие зелья он возьмет к себе лишь тех, кто… на самом деле на что-то годен и способен варить не только по рецептам, но и импровизировать, чувствуя и ингредиенты, и само зелье. И прямо сказал, что сейчас среди первокурсников не наберется и десятка студентов, кандидатуры которых он готов рассмотреть. А потом… потом он назвал тех, кто присутствовал в классе. И там не было никого из гриффиндорцев! Я возмутилась. А профессор Снейп сказал, что среди нас и нет тех, кто талантлив!
Гарри сглотнул, потрясенно глядя на девочку. Сам он никогда бы не взялся спорить с Северусом Снейпом. Тот его не пугал, но, призадумавшись, Поттер не мог отрицать, что хмурый и строгий преподаватель вызывал у него огромное уважение. Мальчик никогда не сомневался в его суждениях, а тем более — в знании зельеварения.
— А вот среди воронов он назвал тебя, эту азиатку и ту девочку… с челкой.
— Се Ли и Лайза, — сообразил Гарри.
— Да, — кивнула Гермиона. — А мне на мои уточнения сказал, что… умение искать и переписывать информацию из книг еще не делает меня зельеваром. И что на практике я ничем не лучше Лонгботтома, Уизли и Финнигана. — Даже теперь, повторяя чужие слова, Грейнджер задохнулась от возмущения. — Да как такое возможно? Это не у меня котлы то и дело взрываются!
Гарри прикусил губу и вздохнул.
— Я должна была быть первой, слышишь? — не унималась Гермиона и снова расплакалась. — Мои родители, пока не знали о волшебстве, готовили меня для поступления в престижную школу. Туда не всех берут. А я проходила! Родители уже почти оплату внесли. Я не могу учиться в самой лучшей школе волшебства и получать оценки ниже, чем в маггловской… пусть и элитной.
— А ты привыкла быть первой всегда и во всем? — стараясь не выдать своего потрясения, спросил Гарри.
— Конечно! — без запинки ответила Грейнджер. — Моим родителям еще в три года сказали, что у меня все задатки вундеркинда. И они занимались моим развитием с самого детства.
«А сейчас ты взрослая?» — хотел спросить Поттер, но сдержался.
— Я пошла в школу на год раньше и могла сразу перепрыгнуть по программе во второй класс, ведь знала гораздо больше всех этих детишек.
— И перепрыгнула?
— Учителя отговаривали родителей, — с толикой презрения ответила девочка. — Заявили им, что они лишают меня детства. Что я должна не только учиться, но и развиваться психологически, а это будет трудно сделать, если я буду слишком часто менять круг общения. Пф! Какой круг? Мне не с кем там было поговорить.
Девочка задрала нос, но Поттер уловил обиду в ее взгляде.
— Более того, все эти дети даже не пытались учиться! — тоном отличницы воскликнула Гермиона. — На следующий год меня перевели сразу в третий класс, но потом… родители были вынуждены забрать меня на домашнее обучение.
— Почему?
— Ну… — замялась девочка. — Тогда мы не знали, что я волшебница. И в школе… иногда происходило всякое.
Мальчик понятливо кивнул и пристальнее посмотрел на Гермиону.
Из книг и по рассказам он уже знал, что магические выбросы у счастливых юных магов происходят очень и очень редко. Родители волшебников всячески ограждают своих отпрысков от негатива, хотя и воспитывают довольно строго. А если и случаются происшествия, то за них не ругают, ведь детская магия естественна и стихийна.
Но в семьях магглорожденных и полукровных волшебников все иначе. Там нередко возникает недопонимание, и дети пугаются собственной силы, что приводит к еще большему числу выбросов. И нередко родители сами пугаются собственных детей.
Но Гермионе с родителями повезло. Те от нее не отвернулись, но, видимо из-за занятости, не нашли ничего лучшего, кроме как загрузить дочь учебой дома, вырастив из нее маленькую взрослую. Возможно, даже неосознанно. Девочка, вероятно, просто хотела оправдывать надежды родителей, соответствовать их ожиданиям, а ограниченный круг сверстников привел к тому, что именно во взрослых она видит авторитет, пример для подражания.
Прежде Гарри то и дело начинал злиться на придирки едва знакомой девочки, но потом научился их игнорировать. Не понимал он лишь одного: почему Гермиона вообще его третирует, будто является его старшей сестрой или учительницей. Но теперь и ответ на этот вопрос стал очевиден.
Юная волшебница в Большом зале всегда садилась рядом с другими первокурсниками, но никто с ней не заговаривал. Она одна ходила по коридорам. И одна сидела в Библиотеке. Она пыталась говорить с другими гриффиндорцами, но нравоучительный тон и задранный от самодовольства нос не располагали к себе ни мальчиков, ни девочек. Девочек больше интересовали сплетни, модные журналы и творчество любимых музыкальных исполнителей, а мальчиков — квиддич и шуточки близнецов Уизли, и никто ничего не желал слышать про учебу, правила и баллы.
Лишь Рон то и дело о чем-то спрашивал девочку, но чаще всего это были просьбы о помощи с домашней работой, а вовсе не искреннее участие рыжего и интерес с кудрявой сокурснице. Но Грейнджер цеплялась и за это, хоть как-то пытаясь влиться в студенческую жизнь. И за общение с Гарри она цеплялась по той же причине. Мальчик не удивился бы, узнав, что Гермиона считает его своим другом.
Сам Поттер не тяготился одиночеством. Он всегда был один. Дадли позаботился о том, чтобы у кузена не было друзей в школе и в окрестностях. Но это мучило Гарри лишь в раннем детстве, до того, как он полноценно открыл в себе магию.
И мальчик искренне считал, что спокойно может подружиться с кем угодно, если захочет. И даже выбрать себе друзей, не соглашаясь на первых встречных. И прямо сейчас он даже про себя никого не называл другом, хотя уже относил к категории близких знакомых Драко, Терри, Невилла и Се Ли. С каждым их этих ребят он мог спокойно обсудить интересные обоим темы, выслушать или дать совет и не тяготился от общения с ними.
Но Гермиона никогда не пыталась искать интересную для Гарри тему, чтобы ее обсудить. Она или говорила о себе, или об учебе, или начинала поучать. И теперь Гарри видел, что у девочки еще больше проблем с общением, чем у него.
И самой большой ее проблемой было то, похоже, что Гермиона, хоть и обладала превосходной памятью, но все еще была маленькой девочкой, с которой мало общались, которой мало объясняли. У нее были книги, были репетиторы, для которых Грейнджер всегда оставалась работой, и были родители, занятые тем, чтобы обеспечить дочери хорошую жизнь и дорогую школу. Вот и выросло что выросло.
— Разве так уж важно быть первой во всем? — спросил мальчик.
— А как иначе? — удивилась Гермиона. — Думаешь, я в будущем стану какой-нибудь… домохозяйкой? Нет! Раз уж я попала в мир волшебников, то буду строить карьеру здесь. Я уже просмотрела книги о Министерстве Магии и определилась с предметами, которые возьму дополнительно на третьем курсе.
— Министерство?
— А что? — Девочка недовольно вздернула нос. Манеру так реагировать на все, что говорили ей другие студенты, особенно первокурсники, защищаться, если ей не нравилось сказанное, Гарри у нее приметил с первых же дней. Грейнджер лишь в поезде немного растерялась, но в школе засела за книги, подробно изучая все по тем темам, которые проходили на занятиях, и быстро уверилась в собственном превосходстве над глупыми детьми, которые «не готовы относиться серьезно к учебе».
— Ничего, — ответил Гарри.
Лично он, немного разобравшись, решил, что работа в Министерстве — удел или очень сильных магов, готовых ввязаться в политику, или довольно слабых, не нашедших себя в каком-то деле. Кое-кто из Поттеров участвовал в делах Министерства, но в основном семья из поколения в поколение развивала свое дело. Так на севере страны и сейчас работало большое предприятие, занимающееся производством посуды. Гибель старших членов семьи не остановила дело, директор взял на себя ответственность и исправно перечислял в сейфы Поттеров долю от прибыли. Но большую часть доходов составляли выплаты по патентам зелий и артефактов. Хоть Гарри и не собирался в будущем просто жить на проценты, но приятно было знать, что он, как и многие представители семьи до него, может потратить время на поиск себя, на изучение своих возможностей, учебу, исследования и разработки. Именно так, не борясь с бытом, Поттеры из поколения в поколение создавали то, что приносило доход роду и улучшало жизнь всех остальных магов как в Британии, так и за ее пределами. И Гарри ни на миг не думал о том, чтобы связать свою жизнь с Министерством.
Поттер осмотрелся, выискивая то, на что можно было бы сесть или что можно было трансфигурировать, но в туалете не нашлось даже швабры.
— Моя жизнь была распланирована на годы вперед. Мы даже университет выбрали! Мне предстояло получить медицинское образование, стать уважаемым членом общества! — Девочка вздернула нос. — А потом я узнала, что являюсь волшебницей! Пришлось пересматривать планы на жизнь. Но так даже лучше. Волшебство! Это ведь здорово! Но я ничего не знаю. Это удручает. Поэтому я так стараюсь, трачу каждую минуту на книги. И я не понимаю, как другие могут так спокойно говорить о времени для развлечений. Нужно превосходить всех, тогда можно получить желаемое. Как этого никто не понимает? Ты ведь… Ты же жил среди магглов! Ты-то должен понимать? Именно поэтому я так стараюсь. И что получаю взамен?
Гарри, который до сих пор про себя чаще всего называл магглов обычными людьми, негромко хмыкнул.
— Выходит, ты в будущем планируешь жить и работать в магическом мире? — спросил он осторожно. — Поэтому так стремишься уже сейчас стать лучшей? И поэтому так распереживалась?
— Конечно! А как иначе? — возмутилась Грейнджер: — Я ведь волшебница. Не уверена, что еще хочу быть врачом. Это была идея родителей. Но если буду хорошо учиться, то вполне смогу стать хоть колдомедиком, хоть политиком. Профессор МакГонагалл утверждает, что у меня наилучшие отметки среди всех студентов этого года!
— Но если ты хочешь жить среди волшебников, то разве не стоит узнать побольше о самом сообществе? — осторожно спросил Гарри. — Влиться в него? М… на самом деле стать магом?
— У нас же есть история магии! — напомнила Гермиона.
— Которая в основном знакомит нас с хроникой противостояния магов и гоблинов, датами появления Хогвартса, Визенгамота, Министерства, Статута о секретности. Войнами между магами. Но разве только это стоит знать?
Гермиона задумалась.
— А что еще?
— Ты сама сказала, что хорошо учишься и превосходишь меня во всех предметах.
Девочка кивнула.
— Ну… Вот представь, что магическая Британия — это Франция. Одно дело поехать туда отдыхать или в экскурсию. В этом случае не обязательно знать местные правила, обычаи… Ты на экскурсии. Ты проездом. Тебе даже простят невежество, ведь потом ты уедешь. Но ты, Гермиона, собираешься жить в магической Британии, а это как переехать в другую страну. Вроде бы все очень похоже, но не совсем так. Ты уверена, что для жизни в той же Франции тебе хватит сведений о древних временах и ключевых событиях прошлого и этого века? Уверена, что сможешь разобраться с транспортом, кулинарными особенностями разных регионов и без подготовки поймешь настроение местных жителей, которые уже не сделают тебе скидку, как приезжей?
Грейнджер молчала и хмуро таращилась на Поттера.
— Ты о чем?
— Ну, например… Ты говоришь, что превосходно знаешь трансфигурацию, пишешь лучшие эссе. Выходит, ты уже сейчас лучше всех первокурсников знаешь предмет. Да и еще знаешь материал сразу двух курсов.
— Да, — шмыгнув носом, кивнула Гермиона.
— Но почему тогда твои знания ограничены лишь уроками? — спросил Гарри. — Ведь магия — сама жизнь. Волшебники живут в магическом мире и используют магию повсеместно.
— О чем ты? — не поняла девочка.
— Я о том, что в самом первом разделе, который мы прошли, было порядка десяти формул для трансфигурации неживого в неживое. Мы практиковались на спичках, но эссе писали и по другим материалам, помнишь?
Подтверждая свои слова, мальчик оторвал пуговку с рукава своей мантии и легко трансфигурировал ее в большой носовой платок. Гермиона, взглянув на этот предмет, на миг нахмурилась, но приняла и стерла дорожки слез со щек.
— Ты попала в мир магии. Ты хочешь здесь жить. И хочешь быть лучшей. Так и начать надо с себя. Принять магию, как часть собственного тела, души. Научиться ее чувствовать. Понимать. И применять все, что дают учителя, не только на уроках, но и в повседневной жизни. Тогда ты на самом деле станешь лучшей, даже если и не будешь первой выполнять все задания, писать самые длинные эссе с множеством цитат. Твои знания будут видны даже по внешнему виду.
Гермиона нахмурилась и попыталась поправить перекошенный галстук.
— Мы здесь не только за тем, чтобы заучивать, но и чтобы овладеть магией. Мы уже маги, мы многое можем, но мы — дети, мы растем, наше ядро развивается, и систематическое обучение помогает его развивать. Но и без школы мы останемся волшебниками. Это уже не отнять, если только не случится выгорание до сквиба. А быть магом — жить по законам магии, знать свои способности и уметь их применять на практике.
— Хочешь сказать, что меня называют заучкой просто потому, что я не практикуюсь? Учу только теорию? — стараясь не злиться, спросила Грейнджер.
— Прости, что скажу это, но да, — стараясь, чтобы голос звучал помягче, ответил Поттер. — А еще… ты изучаешь только то, что касается школьных предметов, но кроме этого есть еще огромный магический мир. И ты его игнорируешь. Или… как в примере с Францией и Великобританией… пытаешься применять знакомые тебе категории и понятия, прибыв в другую страну.
— Объясни.
— М… — задумался Гарри. — Ты ведь была в Косом переулке?
— Да.
— А ты уже выяснила, что такое Косой переулок? Изучила другие магические и смешанные поселения?
Гермиона моргнула и задумалась.
— Нет… А разве их много?
— Вообще-то почти в каждом большом городе есть небольшой магический квартал, а в таких, как Лондон, Дублин, Кардифф, Эдинбург — свои магические отражения этих городов, пусть и поменьше.
— Что? Магические города? — опешила Грейнджер.
— Ну ты же не думала, что Косой переулок — это все, что есть магического в Лондоне? А как же то самое Министерство, где ты собралась работать? Клиника? А еще есть Дом Магии, где любой маг может воззвать к силе, если у него нет доступа к собственному родовому камню. Столичная библиотека, где собраны копии большинства общедоступных книг. Представительства гильдий. Издательства. Тот же «Ежедневный пророк» выпускают в Лондоне. Некоторые производства тоже находятся в магической части столицы на соответствующих улицах.
— Выходит, есть что-то кроме Лютного, Аллеи Теней и Косого?
— Конечно, — кивнул Гарри. — Просто у магов свое понятие о планировке, раз они могут спокойно аппарировать из одного места в другое, то у них спокойно смешанная торговая улочка может соседствовать с трущобами.
— Смешанная? — переспросила девочка.
— Да, — снова кивнул Гарри. — Косой переулок — смешанная улица, доступная любому магу. Но на других улицах тоже есть магазины, просто туда не все могут зайти. Так на Аллею Теней посторонний может попасть лишь в том случае, если получил пропуск, а на улицу Гильдии ритуалистов с тех пор, как ввели новые законы, запрещающие использование кровной магии, не могут попасть те, кто отрицает законы магии. Чистокровные, отказавшиеся исполнять положенные ритуалы, могут даже откат схлопотать лишь за попытку свернуть на эту улицу.
Гермиона вытаращилась на Поттера так, будто он ей какую-то тайну открыл.
— Об этом можно прочесть в «Путеводителе по магической Великобритании», — предупредил мальчик. — Я не выдумываю.
— И в других странах такое есть?
— Да, но там нет многих введенных у нас законов, так что и магические кварталы устроены иначе.
— У них отличаются законы?
— Во всем мире, кроме США, законы гораздо мягче, чем у нас. И многих запретов нет, — пояснил Поттер.
— Родители хотели этим летом поехать во Францию, но отложили на следующий год…
— Здорово, — улыбнулся мальчик. — Тогда ты сможешь спокойно колдовать во время поездки. Во Франции нет запрета на колдовство несовершеннолетних, как у нас.
Гермиона закусила губу, а потом спросила:
— А… что еще? Чего еще я не знаю?
Гарри призадумался.
— Что ты знаешь о собственном положении в магическом мире?
Девочка нахмурилась еще больше, непонимающе глядя на Гарри.
— К тебе летом пришла МакГонагалл и объявила, что ты волшебница. Потом она отвела тебя в Косой переулок. А после ты села на поезд и приехала сюда. Так?
— Верно, — согласилась Гермиона.
— А твои родители с тобой ходили в Косой переулок?
— Нет, конечно! — возмутилась девочка. — Профессор объяснила мне, что магглы не могут видеть мир магии. Им нужны специальные артефакты, и я получу такие после первого курса!
— И твои родители тебя просто взяли и отпустили за покупками с ведьмой, которую ни ты, ни они до этого не видели? — продолжил расспрашивать Поттер.
— В этом не было необходимости, — отчеканила девочка. — Профессор МакГонагалл продемонстрировала нам магию. И я поняла, что она такая же, как я. А я не странная, я волшебница!
— А кроме магии? Что она показала кроме магии?
— Она отдала мне мое письмо-приглашение! — все еще ничего не понимая, отозвалась Грейнджер.
— Но ни удостоверения личности? Ни каких-то других документов о школе… Даже в письме о школе ничего нет, — не торопясь продолжал Гарри.
— Профессор сама рассказала мне, что Хогвартс — лучшая школа магии!
— Ну, это не совсем так, — осторожно не согласился Поттер и продолжил, видя, что Гермиона уже открыла рот, чтобы возразить: — Хогвартс лишь одна из школ волшебства в Европе. И наша школа точно была лучшей, когда проводилось соответствующее исследование, но это было в 1889 году, а с тех пор сотня лет минула.
— Откуда ты это взял?!
— Прочитал, — ответил Гарри очевидное. — Я прочел не только «Историю Хогвартса» и «Взлет и падение Темных искусств». — Фраза получилась едкой, но девочка ничего не заметила, поглощенная расстройством на то, что кто-то знает больше нее. — И, кстати, ты узнаешь много нового, если прочитаешь не нынешнее издание «Истории», а то, что выходило пятьдесят или шестьдесят лет назад. В нынешнем отсутствуют очень интересные куски… Но сейчас не об этом. Так вот. Хогвартс определенно можно назвать лучшей школой магии… Британии. Но лишь потому, что это единственная школа на острове. Так или иначе, ты и твои родители поверили незнакомой женщине на слово. С тобой уже бывало, чтобы твои родители действовали подобным образом? Отпускали тебя с незнакомым человеком куда-либо?
Гермиона хотела что-то возразить, но нахмурилась и покачала головой.
— А они отпустили. И не стали настаивать, что уже подыскали тебе дорогую частную школу.
— Да.
— А бумаги? Они подписывали какие-то бумаги? И деньги за обучение. Они платили?
— А? О чем ты? — удивилась Грейнджер. — Обучение в Хогвартсе бесплатное!
— Не для всех, — тут же отрезал Гарри. — Для магглорожденных — да. Для полукровок, у которых отец маггл — да. Для детей министерских служащих — да. Но я учусь платно. Мое обучение было оплачено в тот самый момент, когда я появился на свет. Как и обучение всех моих родственников, заключивших специальное соглашение с банком Гринготтс. И поэтому меня не могут отчислить, разве что я совершу преступление, за которое полагается тюремное заключение, или же пожелаю сам уйти из школы или перевестись в другую. А вот тебя могут отчислить. Как могут отчислить и Рона, у которого отец работает в Министерстве Магии. Я не удивлюсь, если мистер Уизли держится за должность лишь потому, что с семью детьми это единственный способ дать всем образование. Стоимость достаточно высока… И не все могут себе позволить учиться здесь.
— Правда? — опешила Гермиона. — Мне казалось, что все волшебники учатся в Хогвартсе.
— Магглорожденные — все, конечно. Ведь образование оплачено по специальному министерскому декрету из казны, благотворительного фонда и средств Попечительского совета. Фактически, ты в какой-то мере учишься и за мой счет тоже. И за счет… Невилла. Драко. Падмы и Парвати. Лаванды. А кое-кто из чистокровных или полукровок не может себе позволить оплатить даже неполный курс, первые пять обязательных лет, а потому вынужден или перенимать навыки от близких, или самообразовываться, или ехать на континент, где огромное количество небольших школ. Они или намного дешевле, или даже обходятся бесплатно, если у ребенка есть родственник или покровитель из местных.
— Но почему магглорожденные не платят? — удивилась Гермиона.
— А теперь еще раз вспомни. Твои родители подписали хоть какие-то бумаги, прежде чем ты приехала сюда? И был ли разговор, что ты можешь отказаться от обучения?
— Профессор МакГонагалл сказала, что обучение обязательное! И нет, мои родители ничего не подписывали, — прошептала девочка.
— Я понимаю, что прежде ты об этом не думала, но вот теперь… подумав… Ты хочешь больше знать о трансфигурации или о том, почему у тебя, как у магглорожденной, иные условия? — спросил Гарри осторожно.
— Конечно же я хочу разобраться! — возмутилась Грейнджер.
— Вот и я хочу во многом разобраться. И просто расставляю приоритеты так, что учеба для меня важна, но она не занимает пять первых мест в моем списке важных дел, — отчеканил Поттер. — А если я учу, то учу не ради самого факта, а чтобы уметь применять в обычной жизни. Трансфигурировать себе платок, например, а не утираться рукавом.
Гермиона с открытым ртом таращилась на него. Похоже, до девочки только теперь дошло, что она была не права. И это ей жутко не понравилось. Она даже подскочила, явно собираясь вернуться в Библиотеку и все выяснить, но через миг застонала, сообразив, что до утра книги ей не доступны.
— А ты знаешь о магглорожденных? — требовательно спросила она.
— Завтра сама все выяснишь, — предложил мальчик. — А то еще обвинишь меня потом, что я что-то переврал.
— Ответь! Мне никто ни о чем таком не говорил…
Гарри глянул в глаза девочке, вздохнула, а потом сказал:
— Видишь ли, с точки зрения волшебников обычные люди… слабые, бессильные. Хотя и существуют законы, запрещающие околдовывать магглов, волшебники очень часто используют на них слабые чары, вроде Конфундуса, чтобы… ну скрыть что-то волшебное. Например, отсутствие паспорта в аэропорту. А если магглы все же видели магию, то специальные люди из Отдела по ликвидации без всяких мук совести применяют к ним Обливэйт — заклинание стирания памяти. И то, что это твои родители, не сделает мистера и миссис Грейнджер особенными для волшебников. Они будут просто магглами. Разве что знающими о магии, как твои родственники. Но они никто в мире магии. Их в магической Британии как бы и нет. И ты, Гермиона, согласно законам магической Британии, — сирота. Потому что у тебя нет родственника-мага. А магглы даже не могут попасть в наш мир. В этом мире они не дееспособны. Поэтому и документов они не подписывали.
— Но… — Девочка вытаращила на Гарри глаза. — Но как? Они ведь мои родители!
— Прости, я не говорил, что они не считаются, — тут же спохватился Поттер. — Но если из законов магического мира Британии выкинуть все сложные словесные конструкции, то по итогу окажется именно то, что я сказал. Ты в магическом мире сирота. Твоих родителей можно назвать лишь… твоими опекунами в маггловском. И слово магического опекуна стоит выше маггловского. По закону мира магии, в котором ты находишься и в котором хочешь жить после. Но до семнадцати лет ты не сможешь принимать решения, потому что несовершеннолетние тоже не дееспособны. А у магического опекуна вся полнота власти над тобой. Без его разрешения ты не сможешь покинуть Хогвартс, даже если что-то произойдет с твоими родителями. Ты не сможешь дать показания, чтобы обвинить или защитить кого-то в суде, потому что разрешения допросить тебя будут спрашивать у опекуна. Он даже может заключить магическую помолвку от твоего имени, и ты будешь вынуждена выйти замуж за того, на кого укажут, потому что опекун имеет право, а магическую помолвку можно расторгнуть лишь ценой магических способностей — откат может как сильно повредить дар, так и вовсе его заблокировать, превратив в сквиба. Я не говорю, что твой опекун сделает что-то подобное, но я просто привожу тебе примеры его возможностей.
— У меня есть магический опекун? — вычленила самое важное Грейнджер. — Но мне никто не говорил!
— По закону, принятому Визенгамотом в этом столетии, опекуном всех сирот-чистокровных, магглорожденных, с полнотой власти над ними, и полукровок с отцом-магглом, с ограниченной властью над ними, является директор школы Хогвартс, — пояснил Гарри.
— Директор Дамблдор? — переспросила девочка и нахмурилась. — Но это ведь неплохо. Он самый великий волшебник этого столетия! Лучше он, чем кто-то другой!
— Все возможно, — не стал спорить Поттер. — У тебя впереди семь лет, чтобы узнать так ли это.
— Но почему мне никто ничего не сказал? — обдумав услышанное, возмутилась Гермиона. — Профессор МакГонагалл даже не заикнулась!
— Возможно, она объяснила бы тебе позже, — не стал ни в чем обвинять волшебницу Гарри. — Возможно, она посчитала, что ты еще слишком юна для этого. Но я думаю, что начинать осваиваться в магическом мире нужно с первых дней, а не через несколько лет. И начинать надо не с учебников… Чем лучше ты понимаешь мир, в котором собираешься жить, и свое место в этом мире, тем проще не попасть в неприятную ситуацию, уберечь себя от необдуманных действий. И… это лучшая защита от нелепых обвинений и обид.
— Но мы здесь, чтобы учиться, — напомнила девочка. — Не то чтобы я хотела ошибаться, но в этом ведь нет ничего такого!
— Магический мир значительно меньше обычного, — предупредил Гарри. — Не крошечный, но довольно маленький. И все те, с кем ты сегодня учишься, в будущем так же останутся где-то поблизости. Но именно сейчас формируется мнение о тебе, которое может и не измениться в будущем. Чистокровные и полукровки впитывают знания о мире магии практически с молоком матери, они легко ориентируются здесь, даже если о чем-то не задумываются. И тем ярче чужие промахи. Говорю же, это как с желанием переехать в другую страну. Мало знать даты военных конфликтов прошлого… Эти знания не спасут тебя за обеденным столом, если не знаешь этикета и не умеешь пользоваться столовыми приборами.
— Так вот почему тот слизеринец обозвал нашу Люси с третьего курса грязнокровкой, когда она начала возмущаться по поводу кровной магии! — сообразила Грейнджер. — Люси ходит на древние руны, а им там в общих чертах рассказывали про виды магии, в которых применяли и применяют руны. Люси еще сказала, что кровную магию запретили слишком поздно! И зря Министерство контролирует запрет только на общих территориях. Говорила, что нужно и в домах волшебников установить следящие чары…
— В чужой монастырь со своим уставом, — хмыкнул Гарри. — Так действует только невоспитанный человек. Это как явиться в чужой дом и заявить, что есть можно и нужно не в столовой или хотя бы на кухне, а в спальне. И камеры установить, чтобы наблюдать за исполнением своего требования. Тебе бы понравилось?
— Нет конечно! — возмутилась девочка.
— Вот и волшебникам, которые живут в мире магии из поколения в поколение, не нравится, если кто-то, кто даже десятую часть не понимает, лезет своими руками в их жизнь. Это вызывает брезгливость.
— Выходит, это ругательство… Они не про всех так думают?
— Заочно — про всех. Но если вести себя воспитанно, учить правила и уточнять, если что-то кажется странным или неправильным, а не пытаться перекраивать мир на свой лад, то никто и никогда не обзовет тебя этим словом, — честно ответил Гарри. — Разве что совсем закостенелые. И на них не стоит обижаться. Но для того, чтобы поменьше ошибаться, нужно изучать мир магии.
— Ясно… — прошептала Гермиона. — Я понимаю.
— Тебе стоит посмотреть книги в разделе Законов и традиций, — предложил Поттер. — Там и про Министерство есть. И про Визенгамот. Там явно будет не то, что ты уже успела прочитать. Эти книги в основном написаны не теми, кто стремится восхвалять властные структуры. И я видел книжку… М… Кажется, где-то на средней полке. «Что нужно знать о магических законах, чтобы не попасть впросак». Кажется, она именно так называется.
— О! — обрадовалась Гермиона. — Спасибо.
— А еще почитай что-нибудь из книг в разделе Законов магии, — предложил Гарри. — Найди там книги, где говорится о сути магии, ее истории, развитии. Видишь ли, на истории нас должны учить совсем не тому, кто и когда воевал с гоблинами, а рассказывать о том, как появились первые волшебники, как они чаровали и как передавали свои знания. О взаимодействии волшебников и волшебных существ.
— Зачем?
— Понимаешь… ты волшебница. Магия — часть тебя. Как и любого волшебника в любой части света. И в других странах маги не всегда колдуют палочками. Много где используют другие языки для словесных формул, а взрослые маги, наши преподаватели, например, могут обходиться вообще без слов, — ответил Поттер. — В правильных книгах верно объяснен главный принцип магии. Волшебство создает волшебник. В нем вся суть. Не в словах и не в палочке. Поэтому слова не так уж и важны, если волшебник знает результат, которого пытается достигнуть, и правильно прикладывает свою силу, чтобы этот результат получить. А вот если не понимать, но прикладывать силу, то как раз и выходят ошибки из-за неверного произношения. Но разве важнее правильно произносить, а не понимать, что делаешь?
Гермиона прикусила губу и покраснела.
— Но Рон все равно был не прав, — добавил Гарри. — Он вообще-то слабый маг и даже не пытается развивать свои изначальные данные. Так что ему ни слова не помогут, ни попытки понять суть. А обзывается он от собственной глупости.
Девочка кивнула, принимая объяснения Поттера.
«А я ведь обещал себе не вляпываться в неприятности, — запоздало сообразил Гарри. — Уже завтра она оккупирует Библиотеку и начнет искать информацию. Как бы не выплыло, что это я ее надоумил…»
— Слушай, Гермиона, — осторожно начал мальчик, — ты ведь завтра пойдешь искать сведения, да? Чтобы самой во всем убедиться?
— Ага!
— Ты можешь не говорить, что это я тебе рассказал? Сказать, что сама заинтересовалась, нашла и прочитала? — предложил Поттер. — И да, найди и убедись сама, прежде чем расспрашивать.
— Думаешь, меня попытаются отговорить выяснять что-либо, если я сошлюсь на такого же первокурсника, как я? — догадалась Гермиона.
— Именно, — улыбнулся Гарри. — А вот опротестовать сведения из книг, которые ты уже вычитала, никто не сможет. Никто не заявит тебе, что ты или я не так что-то поняли. Или вообще ошиблись.
— Ладно, — легко покивала девочка. — Ты прав. Я в любом случае должна все выяснить сама. И тогда будет уже не важно, откуда я что-то знаю. Так даже лучше. Ты ведь не все мне рассказал, да?
— Я не настолько углублялся в этот вопрос, — согласился Поттер. — Лишь знаю кое-что по верхам.
Гермиона кивнула и поднялась. Она давно перестала плакать и была готова пойти на пир, чтобы подкрепиться.
— А как называлось то средство для волос, которое ты упоминал в поезде? — спросила она, подходя к умывальнику.
И в этот момент ребята услышали странный шум в коридоре.