Вальбурга Блэк всегда была сильной. У нее не было иного выхода. Ее отец оказался самым безвольным Блэком, какого она когда-либо знала, а ведь семья даже в сложные времена оставалась одной из самых многочисленных в магической Британии.
Поллукса Блэка обручили с Ирмой Крэбб еще до того, как ему исполнилось одиннадцать. Нареченная к тому моменту заканчивала третий курс и легко взяла в оборот покладистого мальчишку. Это сыграло ей на руку, когда решено было разорвать помолвку и связать Поллукса с девушкой из более выгодной Блэкам семьи. Ирма сделала все, чтобы на семью Крэбб не упал позор от подобного шага. Ее риск и упорство оправдались, а Поллукс Блэк в неполные четырнадцать стал отцом в первый раз.
Столь ранние браки в начале века уже были редкостью, но некоторые волшебники все еще женили детей довольно рано, а Хогвартс предоставлял семейным парам отдельные апартаменты. А потом, когда Альбус Дамблдор упрочил свое положение в школе, заняв место не только преподавателя Трансфигурации, но и заместителя директора, все изменилось.
За несколько лет этот полукровка многое успел испортить в Хогвартсе, прежде по праву считавшемся не просто школой, а маленьким отдельным государством, ни от кого не зависящим. Переписать Устав ему не дали, но при поддержке Диппета Дамблдор довольно успешно внедрил новые правила. Семейное крыло учеников закрыли. А через пару лет — и преподавательское. Отныне ни вступившие брак на последних курсах студенты, ни даже профессора не могли жить с супругами. Тогда довольно значительно сменился состав преподавателей, ведь мужья и жены профессоров не готовы были ютиться в комнатах рядом с учебными классами, а встречи только по выходным многие сочли за ущемление собственных прав. Что уж говорить о возможности ночевки в Хогвартсе посторонних магов: родителей студентов, решивших навестить детей; чиновников и зарубежных гостей.
А после студентам запретили находиться на территории вне учебного года, и все сироты, прежде круглый год жившие в школе, были вынуждены возвращаться к родне или в приюты на лето.
К моменту, когда Вальбурга приехала в Хогвартс, о школе уже начали говорить с пренебрежением. Мало того, что ухудшились условия, так еще и на смену самым компетентным преподавателям пришли те, кто прогнулся под условия руководства. Теперь хогвартский состав педагогов был сборищем стариков и холостяков.
За семь лет будущая леди Блэк возненавидела МакГонагалл, неплохо знавшую предмет, даже сумевшую освоить анимагию, но так и не проникшуюся в полной мере магией превращения. Разругалась Вальбурга и со Слизнортом, дававшим материал так сжато, что многим любителям Зельеварения пришлось заниматься самостоятельно.
Возможно, именно поэтому мисс Блэк прониклась симпатией к нищему полукровке Реддлу, поступившему на Слизерин годом позже. Но привыкшая к независимости, Вальбурга лишь кивала на дельные замечания и предложения безродного волшебника, а не смотрела ему в рот, как наследник Лестрейнджей, и чуть позже — и ее собственный жених.
С Орионом Вальбургу обручил дед, сговорившись с суровым и непреступным Сириусом II Блэком, дедом Ориона. Это было исключительно прагматичное решение, устроившее всех: Поллукс был рад связать свою ветвь рода с главной, его отец не желал отдавать мага крови в другую семью, а дед и отец Ориона посчитали, что Вальбурга сумеет выправить магический потенциал не самого сильного наследника рода Блэк. Но больше всех радовалась Ирма Блэк, чье властолюбие не давало ей жить спокойно.
Почти с рождения Вальбурга выслушивала от матери горы нелицеприятных эпитетов в адрес мужчин рода Крэбб. Если бы не принятые в семье Крэбб правила, Ирма, как старшая дочь, вполне могла наследовать род. Куда более слабый и менее значительный, чем Блэки или Малфои, но она могла стать леди Крэбб. И уже ее муж был бы вынужден войти в ее род. Но правила устанавливали «безмозглые мужчины» Крэбб, и Ирма стала всего лишь миссис Блэк. Да и то, через собственные усилия и жертвы.
Помолвка дочери с наследником воодушевила Ирму Блэк. Она бы и дальше строила планы по завоеванию мира, но умерла во время родов, произведя на свет Сигнуса. Многие искренне скорбели, но Вальбурга в душе радовалась такому исходу. Унаследовав от Блэков свободолюбие, а от Крэббов упорство, мисс Блэк не могла ужиться под одной крышей с матерью, пытавшейся скроить из дочери более удачную версию самой себя.
Это событие, которое Вальбурга про себя называла светлым, дало ей надежду, что дальнейшая жизнь будет простой и радостной, пусть даже ей и предстояло выйти замуж не по любви. Но все оказалось не так.
Дед умер на восемнадцатилетие Вальбурги, что сильно изменило расстановку сил. Более никто из ее ветви не мог противостоять представителям старшей ветви, и девушке пришлось раз за разом исполнять повеления Арктуруса и Сириуса Блэков.
Так Вальбурга, переехав в Блэк-хаус сразу после окончания Хогвартса, надеялась хоть немного изменить дом, раз уж ей выпала честь — сомнительная, как она позже поняла! — стать его хозяйкой, еще будучи невестой, а не женой. Но ей не позволили. Даже замкнутый и покорный Орион никак не поддержал свою нареченную.
Тяжелее стало после заключения брака. Орион не испытывал к супруге какого-либо интереса, а старшие мужчины рода требовали рождения наследника. За каких-то несколько лет миссис Блэк из задорной девчонки, способной как вскружить голову, так и пуститься в дикий и опасный танец-схватку, превратилась в хмурую, опасную и властную женщину. Порой, в минуты наедине с собой, Вальбурга никак не могла понять, как с ней произошло подобное. Но уже не пыталась ничего изменить. Даже приняла эти перемены, как невидимую броню, и носила с честью.
Железная леди Блэк. Кровавая леди Блэк.
Какой ее только не называли. Какие только слухи о ней не пускали, основываясь лишь на язвительных высказываниях и прожигающем всех взгляде. И никто не знал, как низко опускаются ее плечи, когда она опускается вечерами в любимое кресло перед камином в своей спальне. И как хочется выть и плакать от тоски.
Смерть Сириуса Блэка, второго Сириуса в роду, облегчила Вальбурге существование. Она даже смогла преодолеть неприятие мужа и найти для них общее увлечение, сделавшее их если не друзьями, то товарищами.
Орион, выросший в мрачном особняке и в детстве общавшийся лишь с сестрой, вещи любил гораздо больше людей. А пугающие и опасные вещи — более всего остального. Ему нравилось их собирать, коллекционируя как просто красивые работы старинных мастеров, так и необычные и редкие проклятия. И Вальбурга в какой-то миг прониклась этой страстью, начав заказывать для супруга экзотические вещицы. Вместе они и просто обсуждали разные проклятия, и даже пытались снимать некоторые.
Рождение наследника, Сириуса, уже нежданного, стало самым настоящим чудом. А еще через год на свет появился и Регулус.
Два ее мальчика. Один такой же шебутной и самоуверенный, как сама Вальбурга в юности, а второй — копия Ориона, тихий и послушный. Вальбурга не чаяла в них души, позволяла то, что никогда бы и никому не позволила. И готова была защищать от всего мира. Даже от мужа и свекра.
Одним холодным осенним вечером Орион с позволения лорда Блэка привел в дом гостя. Вальбурга узнала об этом слишком поздно, а потому была неприятно удивлена, увидев в собственной гостиной Тома Реддла, которого супруг с гордостью представил, как лорда Волдеморта.
Леди Блэк отлично знала родословную всех магических семей, могла без труда проследить родство любого волшебника в Британии, если только он чистокровный. А потому ей претило называть лордом того, кто не был связан ни с одной хоть сколько-то известной семьей.
Ей стоило огромных трудов не кривиться при виде полукровки. В юности его идеи ей нравились, но тогда все они были молоды и бескомпромиссны. С возрастом Вальбурга разглядела некую однобокость теорий Тома Реддла. Но ни ему, ни Арктурусу, ни Ориону она об этом не сказала, прекрасно осознавая, что в случае противостояния окажется одна, а ведь ей необходимо защитить детей. Зато ей правдами и неправдами удалось сделать так, чтобы более самозваный лорд в ее доме не появлялся. Хотя с годами она пожалела об этом. Окружив своих сыновей коконом заботы и вседозволенности, леди Блэк не подготовила их к суровой правде жизни.
Особенно Сириуса. Слишком похожий на нее саму, слишком любимый, он просто не замечал того, что происходило совсем рядом. Вальбурга сделала все, чтобы не замечал. И Сириус воспринимал жизнь как развлечение, как игру. Верил до последнего, что ему все простят и от всего защитят.
Вседозволенность и тяга к приключениям подтолкнули наследника к поступлению на Гриффиндор. А там, без присмотра родни, вне поля зрения своих, Сириус, как губка, пропитывался идеями еще одного полукровки…
Вальбурга была недовольна выбором факультета, но смирилась. Была недовольна привязанностью сына к Джеймсу Поттеру и Дамблдору, но смирилась. Ей самой с трудом удавалось лавировать в сложных реалиях тех лет. И сын, не желавший хоть раз ее выслушать, нетерпимый и самоуверенный подросток, вынуждал ее чувствовать беспокойство, даже отчаяние, оборачивавшееся нервозностью, злостью и частыми срывами. Вальбурга так боялась за сыновей, за мужа, за себя и род Блэк, что порой ее попытки внушить Сириусу сдержанность, привить ему хоть немного старых семейных знаний, способных спасти жизнь в случае чего, из бесед перетекали в скандалы. Наследник, прежде ни в чем не получавший отказа, не понимал и даже не пытался понять мотивов матери. И прежде крепкая связь между ними стала истончаться… Рваться…
А потом и без того сложная ситуация стала просто неразрешимой, когда Орион взял Регулуса на одну из встреч с Реддлом. Мир леди Блэк рушился. Племянница устроила скандал и ушла из семьи. Вторая смотрела в рот и боготворила Реддла. Свекор, муж, младший сын… Вальбурге только и оставалось, что держать лицо. И многие начали считать, что она поддерживает идеи полукровки. Леди Блэк же просто не пыталась никого переубедить, понимая, что в противостоянии с собственной семьей ей не победить. В открытом противостоянии.
Действуя скрытно, Вальбурга не рассчитывала на то, что ее кто-то поймет. И не рассчитывала на признание или прощение. Она просто хотела уберечь своих сыновей. Потому и запретила брату приходить в Блэк-хаус, видя, что тот лишь сильнее распаляет бунтарские наклонности Сириуса. А потом и вовсе выжгла Альфарда с гобелена, хотя и не отсекла от рода, как Андромеду. Но потом младший брат как-то странно и нелепо погиб, и леди Блэк осознала, что у нее осталось слишком мало времени, чтобы что-то предпринять.
Она катастрофически не успевала. Сириус погряз в идеях Дамблдора и уже открыто ругался при встрече с отцом и дедом. Помня о довольно слабом характере супруга, Вальбурга решилась избавиться от Арктуруса, подсунув ему сложное и неснимаемое проклятие. Только чудо и дар мага крови уберегли леди Блэк от печати предательницы крови. Зато свекор вскоре перебрался во Францию, надеясь там поправить здоровье, и уже не мог охаживать старшего внука плетью в подвале, желая перевоспитать непутевого потомка. Более мягкий климат юга не помог, с каждым месяцем старший Блэк все больше и больше превращался в овощ…
Вот только усилия Вальбурги оказались напрасны. Катастрофа уже подкралась к ее семье.
Она так и не поняла, как умер Орион. Но его смерть, как и смерть многих глав старых семей сильно подкосила чистокровных. И Вальбургу выбила из колеи настолько, что на какое-то время она потеряла из поля зрения сыновей.
А потом в какой-то миг пред ней появился личный домовик Регулуса и со слезами сообщил, что его хозяин в опасности. Негодный младший сын додумался взять с эльфа клятву, что тот никому не покажет место, где находится его хозяин, но вот о своем состоянии не велел не рассказывать.
То, что происходило после, Вальбурга помнила урывками. То она мечется по библиотеке, выискивая хоть какую-то подсказку, хоть какой-то способ разыскать сына, вытащить его, выдернуть магией рода. То сносит с полок зелья в кладовой, надеясь найти хоть что-то из поисковых составов. А после, где-то между истериками, обнаруживает себя в ритуальном зале, над камнем рода. Кровь стекает по запястьям и впитывается в пульсирующий от притока сил камень. Черный разукрашенный резьбой пол блестит в свете факелов, в нем отражается ее теряющееся и расплывающееся во мраке перекошенное лицо с безумными глазами и болезненной полуулыбкой. Леди Блэк тянется через родовые связи к Регулусу, но сил не хватает. Она чувствует его, но так слабо, будто сын скрыт какими-то чарами, и ей их не преодолеть. И тогда Вальбурга, пользуясь тем, что сейчас она глава рода, начинает выкачивать силы из семьи, по одному подцепляя и привязывая к создаваемому рисунку отца, брата, теток, одну племянницу, вторую, жалея, что Андромеда более не доступна. Каждого, обходя стороной лишь старшего сына…
Отныне она больше не выходит из дома, боясь, что что-то произойдет с ритуалом. Проверяет каждый час, а после, замирая от ужаса, сидит у жарко растопленного камина и ждет. Ждет…
Игнорирует письма. Проклинает и осыпает бранью нахального Реддла, посмевшего попытаться проникнуть в Блэк-хаус. Неуч, считающий, что знает все о магии. Знает все о древних семьях! Лишь такие достаточно самоуверенны, чтобы пробовать проломить защиту столь древнего места.
Следующее просветление приходит в день, когда исчезает самоуверенный полукровка. Регулус все еще не нашелся, но Кричер продолжает утюжить себе уши при попытках расспросить его, а значит, сын еще жив. Вальбурга и сама это чувствует. Как и светящийся кокон, внутри которого заточен ее мальчик. Слабый, но еще живой.
А потом… Сириус. Негодный, глупый, нахальный мальчишка! Любимый мальчик, казавшийся таким сильным… Сильнее Регулуса, нуждавшегося в опоре, в одобрении. Такой же импульсивный, как мать… Такой глупый.
Вальбурга не поверила слухам. Не поверила никому. Впервые она покинула дом и попыталась увидеться с сыном. Но ее не пустили, запретили встречи.
И помочь некому… Связи оборваны. Многие из ее знакомых умерли еще год-два назад, а из молодого поколения… Они и сами нуждаются в помощи.
Удар следует за ударом. Белла… Порывистая и живая, как ртуть, оказывается в Азкабане. Как? Леди Блэк не помнила за ней такой безумной кровожадности… Неужели? Неужели это она, Вальбурга, свела племянницу с ума, оттягивая силы?
Вина падает каменной плитой, почти переламывая хребет.
Хочется сдаться. Хочется все бросить. И порой леди Блэк приходит в себя в том самом кресле у камина, с безумной улыбкой на устах. А потом она спускается в подвал под причитания Кричера и, низвергая потоки брани вместо катренов, сильнее привязывает к родовому камню наследника, со слезами оттягивая часть сил, поддерживавших младшего. Нельзя, чтобы Сириус сошел с ума в Азкабане. Он должен выжить и выбраться. Он должен жить. Он сильный. Такой же сильный, как сама Вальбурга.
А магии становится все меньше… И леди Блэк призывает на алтарь одного из домовиков… Их не жаль, для любого эльфа подобное — честь. Головы тех, кто один за другим отдают силу родовому камню, возвращая назад то, что позволило появиться на свет, занимают свое место на полке. И волшебница улыбается, глядя на них. И призывает следующего. Пока не остается только Кричер. Но его трогать нельзя. Он — то единственное, что поддерживает веру в спасение Регулуса.
Чувствуя, как накатывает дурнота, и понимая, что предки проклянут ее за это, Вальбурга пресекает подпитку защиты дома. Но это не кажется таким уж важным. Что род Блэк, если не останется наследников?
Со слезами на глазах, но прямой спиной Вальбурга обходит дом в последний раз. Проводит длинными аристократическими пальцами по столикам, спинкам кресел, стенам, прощаясь… И дом со стонами и скрипами сжимается, схлопываются комнаты, залы, исчезает весь внешний блеск и величие древнего и благороднейшего семейства. Вместо огромного особняка остается жалкая лачуга в несколько этажей с десятком комнат. Больше нет ни столовых, ни огромных гостиных, ни полных зеркал ванных комнат. Вальбурга чувствует, что больше уже не увидит особняк прежним.
Под стоны и вопли Кричера лично извлекает из хранилища свой портрет, который был сделан через год после свадьбы. На нем пока юная и прекрасная девушка, но смерть хозяйки изменит образ. Место чернокудрой синеглазой красавицы займет старуха, что отражается в зарастающих пылью и плесенью стеклах окон.
Приклеив портрет чарами в сжавшемся холле, леди Блэк с улыбкой отправляется в ритуальный зал, а там надрезает себе вены. Если ей повезет, то сил в раньше срока увядшем теле хватит, чтобы питать камень рода достаточно долго. До тех пор, пока Регулус не будет спасен. До тех пор, пока Сириус не покинет Азкабан. А иначе… О другом исходе леди Блэк запрещала себе думать. И закрывает глаза…
И приходит боль. Бесконечная выматывающая боль. И слабость. Тело, отданное родовому камню, не подчиняется. Но алтарь, выпивая ее силы, не дает и умереть. Не забирает душу и тело. И остается только страдать и ждать смерти. Ждать, терпеть боль и надеяться, что агония продлится подольше…
Порой леди Блэк становилось чуть легче. Будто поток силы, вливаемой в родовой камень извне, увеличивался толчками. В такие редкие моменты волшебница даже могла открыть глаза и смотреть в потолок, гадая, что станет с ее телом после. И думать о том, что конец близок. И когда ее не станет, магия потянет за собой остальных, кто еще остался. Поллукса, ее отца, родовой камень уже забрал. Кто будет следующим? Ненавистный свекор, давно ставший живым мертвецом? Брат? Тетка Кассиопея?
Но в этот раз было что-то другое. Магия прибывала сильным потоком, пусть и вкус у нее был странный, немного неправильный. В другое время леди Блэк попыталась бы найти объяснение, но сейчас она могла лишь лежать и глубоко дышать, ощущая, как крохи этой силы, не уходившей по настроенным ею каналам, оседают в теле, продлевая ее жизнь.
Волшебница уже хотела закрыть глаза, чтобы погрузиться в свою бесконечно длинную дрему, как от входа раздался грохот. В двери что-то ударилось. Да так, что из всех щелей взметнулась пыль, а на стенах дрогнули в держателях давно потухшие факелы.
— Чтоб тебя! — услышала волшебница мальчишеский вскрик, и еще через секунду двери распахнулись, впуская внутрь клубок из тел. — Отцепись!
Леди Блэк на миг причудилось, что она слышит голос Регулуса, но потом она вспомнила, что ее младшему сыну давно не десять лет.
Клубок возился на полу, из него доносилось совершенно змеиное шипение и придушенные хрипы. Появлялась то тонкая детская рука, то лапа эльфа с длинными пальцами. А потом клубок распался, и в разные стороны откатились тоненький растрепанный мальчишка в разодранной мантии и осунувшийся постаревший эльф, в котором леди Блэк едва узнала Кричера.
— К… — попыталась вымолвить женщина, но получился только вздох. Но эти двое услышали и оглянулись.
Эльф тут же запричитал, заголосил, порываясь побиться головой об пол:
— Бедная моя хозяюшка! Хозяюшка Вальбурга. Кричеру нельзя сюда. Но Кричер не мог!.. Не мог пустить постороннего! Кричер виноват, хозяюшка!
Леди Блэк прикрыла глаза, громкие звуки резали слух, но она не могла остановить разошедшегося эльфа. Но незнакомый мальчик, похоже, все понял правильно и с шипением велел:
— Заткнись, Кричер! И я не посторонний! Лучше принеси своей хозяйке воды! И не кричи, если не хочешь сделать только хуже.
Кричер хотел было еще что-то вякнуть, но тон мальчишки возымел действие. Особенно тогда, когда юный волшебник стянул разорванную мантию и с гневом бросил на пол, добавив:
— Хочешь получить одежду? Поверь, я смогу тебе ее всучить.
Аппарировать, как и колдовать, эльфы в ритуальном зале не могли, так что домовик, шлепая босыми ногами и что-то шипя себе под нос, побежал прочь.
— И что тут у нас? — услышала леди Блэк через минуту и вздрогнула. Открыв глаза, она увидела стоящего к ней спиной мальчика. Факелы уже пылали, делая темные волосы волшебника рыжевато-красными. Мальчик почти дирижерским жестом поводил в воздухе кончиком какой-то металлической палочки, и от его движений в воздухе возникало разноцветное кружево, растекаясь по всему залу. — Интересно.
Вальбурга попыталась запротестовать, видя, как мальчик вынул откуда-то еще палочку и принялся ею шевелить магические нити, будто те были из обычной веревки. Мальчик обернулся на ее хрип, с секунду помолчал, а потом мягко сказал:
— Простите, леди Блэк, но это все зашло слишком далеко.
Потом развернулся, вынул откуда-то еще палочки. И уже через пару минут обмирая от ужаса и неверия, Вальбурга наблюдала за ребенком, орудовавшим странными палочками как паук своими восьмью ногами: две спицы волшебник держал в руках, а остальные располагались по бокам от него и двигались, подчиняясь взгляду.
— Н… Нет… — смогла выдохнуть женщина, внезапно осознав, что происходит.
Мальчик цеплял нити, одни обрубал, другие переплетал иначе. Одни щепил, разбивая на более тонкие, другие перекручивал в толстые канаты. Своими инструментами он чертил руны из силы и стирал те, что создала Вальбурга. Мальчишка менял… разрушал то, что она сделала когда-то. То, что хоть как-то поддерживало ее сыновей. Если остановить поток магии…
— Нет!
Юный маг работал медленно, не так уж и умело, она могла остановить его до того, как он все безвозвратно испортит.
— Нет…
— Вы не переживайте, все будет хорошо, — заверил темноволосый ребенок на ее хриплый шепот. — Сейчас я разберусь, что тут и как. И мы вас вытащим. Где этот эльф? Как нападать, так он шустрый был!
Голос мальчика дрожал то ли от испуга, то ли от напряжения. Он кусал разбитую губу, тряс головой, отбрасывая челку набок, и обтирал подбородок о плечо, раздраженный тем, что по виску и уху тонкой струйкой течет кровь. Но не отвлекался от своего занятия. Спицы двигались, как лапки паука.
Эльф явился через минуту, бережно неся в лапках высокий серебряный кубок, изукрашенный рубинами. Мальчик проводил его взглядом и вернулся к работе. Вальбурга еще пыталась что-то говорить, как-то возражать, но после первого же глотка воды у нее закружилась голова, и женщина вновь погрузилась в беспамятство. Эльф в последний момент поймал голову хозяйки и, отставив кубок, бережно уложил хозяйку поудобнее, подсунув под голову мантию мальчика.
Юный маг, увидев, что леди Блэк потеряла сознание, вздохнул, сосредоточился и принялся дальше распутывать сеть из магических нитей, в которую навертели так много всего, что она напоминала неприятное глазу аляповатое кружево, в котором не наблюдалось ни строгости линий, ни четкости потоков. Предстояло многое сделать, а рассчитывать приходилось только на интуицию и память рода Певерелл.