Святой самозванец

Глава 1

Серым осенним днем лимузин плавно скользнул на улицу Сентрал-парк-уэст, потом въехал на Девяносто шестую, проехав по маршруту, где когда-то проходила старая Бостонская почтовая дорога, по которой дилижансы и конные почтальоны доставляли почту из Нью-Йорка в Бостон.

Мэгги не хотела ничего рассказывать Феликсу по телефону. Ей нужно было видеть его лицо. Он даже не знал, что она собирается прилететь в Нью-Йорк.

Мигая стоп-сигналом, лимузин выехал из потока машин и остановился перед эксклюзивным домом на Пятой авеню. Мэгги пристально смотрела на девятиэтажное кирпичное здание, которое не видела одиннадцать лет. Его зеленый козырек закрывал весь широкий тротуар.

Сидящий рядом в лимузине Сэм Даффи, ее жених, выглядел как ирландско-американский принц. Все сто девяносто сантиметров его крепкого тела очень облагородил костюм от Прада, купленный по ее просьбе в честь «пропавшего мальчика». Так привыкли называть его все жители Ароны в Италии, где они жили до сих пор, — пропавший мальчик. Ему не могли выдать свидетельство о смерти при отсутствии документов о его существовании — свидетельства о рождении или паспорта. Так как предполагалась возможность убийства, ее добрые во всем другом соседи вели себя так, словно Джесс Джонсон был плодом их воображения.

Сэм сжал ее руку, и она не отняла ее, хоть и хотелось.

Опять слезы. Теперь они всегда лились, как неутихающий дождь. Ее сын не пропал без вести; он умер. Драгоценный Джесс, ему было всего десять лет. Ни тела для погребения, ни похорон. Сэм и Феликс оставили его без защиты, и теперь он мертв.

Учитывая, кем он был, нельзя устроить публичную поминальную службу. Ее траурная одежда для него вместо похорон. Это единственный венок, который получил Джесс. Этот черный лимузин и ее сердце.

— Приехали Мэгги, девочка моя, — произнес Сэм. — Мы на месте.

Много дней назад ее бы взволновало прикосновение Сэма, она благодарна за то, что он жив и сделал ей предложение; но Мэгги уже давно потеряла представление о том, какой была прежде.

Она сжала в руках свою Библию и шагнула на красный ковер, ведущий в здание. Седые супруги, идущие мимо, остановились и смотрели на них. Едущий по улице велосипедист сбавил скорость. Потом присоединился мужчина в костюме, еще один и еще один, пока не собралась небольшая толпа. Зеваки, наверное, думали, что их покажут в вечерних новостях, раз эти люди выходят из лимузина в такой одежде.

Мэгги стояла у автомобиля и позволяла им смотреть. Прозрачная вуаль ниспадала с широких полей ее элегантной шляпы. Большую часть своей жизни она была домработницей, а десять лет — скромной, привязанной к дому мамой. Но по дороге домой она сделала остановку в Милане. Запустила руку в неприкосновенный запас сэкономленных денег и заявила продавцам на знаменитой Виа Монтенаполеоне, что деньги на траурную одежду для нее не проблема. Мэгги не считала себя красавицей — рост средний, кожа цвета сиены, черты лица, унаследованные от африканских предков. Но она приобрела то, что хотела. Любой мог безошибочно сказать, что она оплакивает человека исключительного.

Как Джекки Кеннеди, Нэнси Рейган и королева-мать, Мэгги подобрала наряд, символизирующий ее утрату.

Король умер.

Застыв, она смотрела из-под полей шляпы на стеклянные двери здания, удивляясь тому, что ее глаза видят, а мозг воспринимает. В этом здании она упросила Феликса Росси имплантировать эмбрион в ее матку. Она всегда хотела ребенка — какая удача, что она, простая горничная из Гарлема, работала у блестящего ученого, которому понадобилась суррогатная мать. Божий промысел, что она тогда была девственницей.

— Подожди здесь, Мэгги, — сказал Сэм. — Дай мне убедиться, что тот тип, который занял мое место, ушел.

Она смотрела, как Сэм подошел к дверям, которые когда-то охранял. Он был тогда швейцаром, а она — горничной у жильцов с восьмого этажа. Втайне от всех Сэм также возглавлял службу безопасности Теомунда Брауна, который жил в пентхаусе.

Когда Сэм взялся за ручку двери, из нее вышла рыжеволосая женщина. Мэгги перестала дышать. Неужели это Корал, которая работала на Брауна? Сэм тоже уставился на ее волосы, но это была не она, просто женщина с искусно выкрашенными волосами.

По распоряжению Брауна Корал развлекала в постели многих его влиятельных гостей, и все равно Сэм почти влюбился в нее, хотя она и была шлюхой. В то время Мэгги не понимала, почему. Теперь поняла.

Внезапно появился швейцар. Мэгги его не узнала, и Сэм, очевидно, тоже; он вернулся к ней, кивнул ободряюще и взял ее под руку. Теперь, когда Браун мертв, его люди, должно быть, ушли отсюда.

Они вошли в дом.

Том обратился к новому швейцару:

— Позвоните, пожалуйста, на восьмой этаж и скажите Феликсу Росси, что пришли Сэм Даффи и Мэгги Джонсон.

— Конечно, сеньор, — ответил тот.

Она заметила, что Сэм удивленно поднял брови, когда швейцар произнес «сеньор».

Пока ждали, Мэгги рассматривала их отражение в зеркалах, довольная тем, что хотя бы после смерти они оказались достойными Джесса. Она знала, что охранники здания видят их на мониторах, и, если бы Теомунд Браун был жив, сообщили бы ему, что они с Сэмом здесь.

Когда спустилась кабина лифта, швейцар набрал код восьмого этажа и отправил их наверх.

С каждым загорающимся номером этажа сердце Мэгги билось все быстрее. Все это время Феликс оплачивал дом в Италии для них с Джессом, чтобы они могли скрываться от их преследователя, мистера Брауна.

Лифт замедлил движение.

Двери открылись в личный вестибюль Феликса, здесь в нишах по обе стороны до сих пор стояли две бело-синие майоликовые вазы. Только не блестели так, как раньше, когда Мэгги вытирала с них пыль.

Двойные двери открылись, и появился Росси, одетый в серые слаксы и одну из тех курток изо льна, шелка и шерсти, которые она для него чистила. Эта была выцветшего синего цвета, довольно поношенная, как он любил. Феликс выглядел, как король. Он откинул упавшие на глаза черные волосы и уставился на них, словно увидел оптическую иллюзию.

— Сэм? Мэгги? В чем дело… — Он осекся, глядя на траурную одежду Мэгги. — Почему вы не сказали мне, что приедете?

Женщина откинула вуаль.

— Где Джесс?

Мэгги, глядя на его шевелящиеся губы, шагнула вперед и ударила по лицу.

Феликс пошатнулся.

— О! Ради Бога, почему ты это сделала?

Сэм схватил ее за руку в кружевной перчатке.

Опять слезы. На прошлой неделе, в Италии, она смотрела, как Джесс плавает на лодке на озере Маджоре, перед их желтой виллой. Сегодня она не могла сдержать слез, потому что никогда больше его не увидит.

Она поднесла руки к лицу и покачала головой, не веря в то, что это возможно, и почувствовала руку Сэма, который обнял ее.

Сэм сказал:

— Держись, Феликс. Мы не хотели сообщать тебе по телефону, и так как Мэгги хотела вернуться в Нью-Йорк…

— Джесс мертв! — выпалила женщина.

Ужас на лице Феликса. Он вскрикнул: «О, нет!», словно хотел расколоть небеса своим голосом. Попятился, его глаза говорили, что он не верит.

Король умер.

Сестра Росси, рыжеволосая и женственная; его жена, хрупкая и бледная, появились за его за спиной. Спросили, что случилось, умоляли не кричать, иначе он разбудит Ариэль, дочь Феликса, которую Мэгги никогда не видела.

Сэм схватил Росси за плечи, потом прижал к себе, похлопал по спине.

— Мне очень жаль, парень.

— Пусти меня! — задыхаясь, крикнул Феликс. — Джесс не может умереть!

Сестра и жена бросились его утешать. Они забыли о Мэгги, которая стояла там и рыдала в траурных одеждах, а Феликс кричал так, словно умирает.

Он первым вспомнил о Мэгги и подошел к ней. Упал на колени и прижался лицом к ее животу, обхватил руками и запричитал:

— О, Мэгги! О, Боже!

Ей хотелось вырвать ему глаза, этому Иуде, который оставил их одних, беззащитных, точно так же, как Сэм.

— Как? Как он умер? — спросил Феликс.

— Карло Морелли бросал в него камни, — ответила она.

— Один из соседей? — воскликнул Феликс. — Он погиб из-за меня! Морелли и ногой не ступил бы на территорию виллы, если бы я был там. Мне следовало остаться. Я предпочел своего собственного ребенка мальчику, которого я клонировал. Мэгги, прости меня! — Он крепче обнял женщину.

По крайней мере он не просил ее поверить в то, что казалось ей смехотворным: как Феликс, медик, учившийся в Гарварде, и Сэм, бывший детектив, не смогли предвидеть опасность, которую представлял Карло Морелли для ее драгоценного мальчика?

Они убили Джесса.

Ее сына погубили поступки и бездействие трех мужчин: Феликса и Сэма, покинувших его, а потом Карло Морелли, который бросал камни.

— Где Джесс? Где его тело? — потребовал ответа Росси.

— Он пропал, — сказала Мэгги.

— Что?

— Он исчез, как Иисус.

Феликс сжал ее руки.

— Мэгги, что ты говоришь?

— Осторожно! — раздался голос Сэма. — Мэгги снова беременна.

Но Феликс, кажется, не слышал. Двадцатидолларовый тест подтвердил беременность, и Мэгги содрогнулась, вспомнив об этом. Она думала, что небеса послали Сэма, чтобы он стал ее Иосифом. Если это так, Джесс был бы еще жив. Ей пришло в голову только шесть дней назад, что это дьявол послал Сэма для того, чтобы расчистить дорогу к смерти Джесса. Если это так, то она носит яйцо змеи в том лоне, которое выносило Сына Божьего.

Именно его клонировал Феликс, используя ДНК клеток, которые украл с Туринской плащаницы, — Сына Божьего. С течением времени Феликс стал сомневаться в этом, но Мэгги знала наверняка. В конце концов она растила Джесса.

Возьми себя в руки.

Она осознала, что гладит Феликса по голове, как делала тогда, когда он терял мужество или веру по время ее первой беременности. Она слушала, словно издалека, его крики: «О, Боже!» и мольбы о прощении, которого она никогда ему не сможет дать.

— Я сказал, оставь ее в покое! — повторил Сэм и сердито оттащил Феликса.

Мэгги почувствовала, что ее с двух сторон обнимают сестра Феликса и Аделина, его обожаемая жена. А Сэм горячился:

— Мы с тобой виноваты, но ничто и никто больше не обидит Мэгги!

Феликс, с красными глазами, встал, и на мгновение Мэгги показалось, что они с Даффи подерутся, но этого не случилось. Оба вздохнули, извинились, обнялись и прошли в квартиру, пошатываясь. Сэм на ходу объяснял то, что невозможно объяснить. Глядя на них, Мэгги тосковала о том времени, когда, по разным причинам, они сделали ее самой счастливой женщиной на земле.

Смерть Джесса не была предопределена. Этого не могло произойти. Бог не откатил бы камень, который удерживал Джесса в этом мире, не протянул бы руку и не забрал бы его домой, разбив ей сердце, без всякой причины. Это могло быть только деяние Сатаны.

Фрэнсис и Аделина помогли Мэгги войти и закрыли дверь.

— Мне так жаль, — сказала жена. Она все еще была похожа на ангела со своими светлыми волосами и серыми глазами. Ее ребенок от Феликса еще жив.

Голос Сэма полон преданности.

— Мэгги, я здесь. Я здесь.

Как будто это имеет значение сейчас.

Как могла она лежать рядом с Сэмом и любить его? Как могла носить его ребенка? Ее предназначением в жизни было вырастить Джесса, чтобы он стал взрослым и спас мир.

Прежняя Мэгги умерла, когда умер Джесс. Вместо нее новая женщина надела одежды мести, как в Книге пророка Исайи, и окуталась рвением, словно плащом. Горестные мысли.

Она снова услышала голос Джесса, обращенный к ней, он прозвучал всего несколько недель назад:

— Chi sono io? Chi sono io?[1] — спрашивал он.

Она опустилась на колени и обняла его.

Он прошептал:

— Пожалуйста, скажи мне, мама. Я чувствую себя достаточно взрослым, чтобы знать правду, какой бы она ни была. Иногда думаю, что всегда был старым. — Он отстранился и погладил ее по щеке. — Ты боишься, что я не буду любить тебя. Правда? Не беспокойся. Даже если ты в действительности не моя мать, не бойся. Когда я думаю о любви, то думаю о тебе. Ты такая чистая, такая красивая… Ti voglio bene, mamma[2]. Всегда.

Слезы опять потекли по лицу.

Фрэнсис и Аделина осторожно сняли с Мэгги дизайнерскую шляпу с вуалью. Поскольку они сами были богатыми, то знали, что это лучшая шляпа в Милане.

Они высвободили из ее крепко сжатой руки кружевной зонтик. Стоя спереди и сзади, сняли длинный жакет, словно она была священником.

Мэгги задержалась в прихожей, которую так хорошо знала — та же персидская ковровая дорожка, те же картины, тот же гладкий паркет на полу. На полпути к комнатам на стене до сих пор висит тяжелое серебряное распятие — самое красивое, какое ей доводилось видеть — над черной скамеечкой для молитвы, где семейство Росси преклоняло колени. Больше ее этим не обманешь. Какой она была глупой, позволив своей вере превратиться в нестрогое христианство, модное сегодня! Ее учили истинной вере в детстве, в баптистской церкви.

Но глаза открылись. Мэгги не видела знака Сатаны, но знала, что он здесь.

— Ох, Мэгги, — произнесла Аделина. Она выбежала из комнаты, сказала, что приготовит чай.

В официальной гостиной, которую она когда-то убирала, когда служила горничной, под ее девятифутовым потолком, под подлинным Модильяни, Мэгги села на диван возле темно-серых портьер и позволила всем остальным утешать ее. Она клала голову на их плечи, обнимала в ответ, но в душе ждала знака от Бога.