Кир Булычев Связи личного характера

Сидели во дворе, играли в домино. Дело было летом, после дождя, в хорошую погоду. Облака, вытрясая воду, плыли над головой пышные и умиротворенные, лужи сохли быстро, от них поднимался невидимый пар, скоро идти ужинать, игра малость приелась, и пришло время побеседовать о разных вещах.

– Устал я сегодня чего-то, – сказал Василь Васильич, принюхиваясь к сложным ароматам, слетавшимся вниз, к игрокам, из двенадцати кухонь дома.

– Жарко было, – согласился Валентин Кац, размешал костяшки и спросил товарищей: – Еще одну «рыбу» забьем?

И в этот момент во двор вошел Корнелий Удалов. Был он потен, светлые волосики завились, штаны грязные, пиджак через плечо, в руках, вся в белых потеках, банка из-под белил. В ней болтается малярная кисть.

– Корнелий-то, – сказал Погосян, – Корнелий стал маляром, да?

– Дурачье, – сказал Удалов, покосился на свои окна, не наблюдает ли за ним жена его Ксения, и, поставив банку посреди двора, уселся на скамью. – История со мной случилась. Фантастическая.

– Всегда с тобой что-нибудь случается, – сказал Валентин. – Может, все-таки забьем еще одну «рыбу»?

– Что за история, а? – спросил Погосян.

Удалов, которому очень хотелось поговорить, сразу ответил:

– Дорогу на Грязнуху знаете? К санаторию?

– Ну.

– Там вот все и произошло. Не было сегодня дороги.

– Куда же она, болезная, делась?

– Даже не знаю, что на это ответить, – сказал Удалов. – Рано человечеству об этом знать.

– Ты, Корнелий, не крути, – обиделся Василь Васильич. – Ты всегда в истории попадаешь. И придаешь им космическое значение.

– Вот именно, что космическое. Не менее чем космическое.

– Ясно, – сказал из открытого окна своей комнатки Грубин, который весь этот разговор отлично слышал – занимался работой скучной, но творческой: вырезал на рисовом зерне «Песнь о вещем Олеге». – Ясно, американцы с Луны камень везли, обронили на полпути и по Корнелиевой дороге угодили.

Загрузка...