Сын Золотого Неба. Глаза Дракона

Глава 5. Рик Феан

Великая Степь горела.

Столбы черного дыма поднимались к самому небу, растворялись в реденьких облаках, что так редко приносили летом в этот знойный край долгожданные дожди. Порою, даже случались грозы, когда в буйстве стихии грязевые реки устремлялись к Итарру, а единственного удара молнии хватало, чтобы сухая трава вспыхнула, и смертоносное пламя охватило бы всю равнину до горизонта. Потом, обновлённая, степь расцветала следующей весной, избавленная от многолетних накоплений давно мёртвых растений, не дававших хода новым росткам.

Была в том своя жуткая, потусторонняя красота – как всеобщая погибель оборачивалась буйством жизни, замыкая её великий круговорот…

Но то – воля Богов и самой природы, явление и суть жизни, лишённые вмешательства смертных, и не подходившее под рамки морали разумных народов. Естество, суть мира были выше этой морали, были вне её, и мерить такими категориями подобные события было откровенно глупо.

Но в нынешней катастрофе не было ничего созидательного…

Пепел летал в воздухе, кружась, подобно хлопьям снега зимой, и, возможно, было в этом тоже что-то по-своему красивое.

Чем был раньше этот пепел?

Простой травой, неизменным кормом гордых лошадей?

Прекрасными цветами, разливавшими свой аромат по округе, привлекавшими тружениц-пчел?

Одеждой усталого путника, не успевшего спастись от шедшей единой стеной погибели?

Самим тем путником…?

Какая теперь разница?

Теперь, во смерти, всё едино.

Их учили – плоть вторична, плоть – мясо, костюм, отражение, хрупкая оболочка бессмертной и бесценной души. Смерть же – не более чем разрешение этой оболочки, и, раз духовное выше материального, то и душа найдёт себе новое воплощение без лишних вопросов. А печалиться об этом – эгоизм. А печалиться об этом – недостойно.

Горевать надо лишь по уничтоженным душам.

…Горячий ветер разносил пепел на многие дни пешего пути. Зарево великого пожара отражалось в небесах, но свет Шесс'Вод'е почти не достигал земли, и в этом полумраке потоки пламени казались ослепительно яркими.

От запаха гари свербело в носу, щипало в глазах, дышать было тяжело – казалось, выжгло уже весь воздух.

Драконий рёв был громче ветра, громче отчаянных предсмертных криков тех несчастных, что не могли найти спасенья и исчезали в бескрайнем море пламени.

Крылатая погибель проносилась под облаками, неся на себе своих Всадников.

Именно они управляли огнем, именно они, под предводительством Его Императорского Высочества карали дикарей, посмевших покуситься на жизни мирных южан. Посмевших эти жизни отнять и принести на земли шесс'ен страшную болезнь.

Именно они разрешающим и очищающим, благословенным драконьим пламенем очищали от заразы Степь.

И лучше не думать о том, что драконий огонь сжигал именно души, что сейчас они нарушали свой самый главный, самый священный постулат о неприкосновенности духовного.

Кто же теперь злодеи в этой истории?

Кто же теперь – чудовища?

Кто дал им это право? Идти против божественных заповедей, уподобляться слугам Убийцы Светил?

Кто?..

Скажи он об этом вслух – отрежут язык, но от своих мыслей было не скрыться.

…Пожары стихнут, достигший с южными ветрами западных городов смог развеется, перестав отравлять воздух, трава снова вырастет, будет гуще и зеленее прежней, но до новой весны быть равнине от Итарра до самого южного моря братской могилой всех кочевых племён, что не смогли отойти к горам и спрятаться в них.

За ошибку одних, уже за неё поплатившихся, покарали всех.

Чтоб неповадно было.

В конце концов, все всё понимали – предотвращение эпидемии было лишь поводом, лишь оправданием.

В конце концов, не в первый раз по приказу Владыки и Короля Востока, этих великих и безмерно жестоких братьев, господ Талэ, сжигается Великая Степь, уничтожая всё живое – но тогда, в прошлый раз, было уничтожено конкретное племя, а не все без разбору.

В чем они были виноваты?

Кони, птицы, звери?

Дети?

В чем?

…Агония тысяч живых существ била по сознанию каждого из шестнадцати сайши, но они были здесь, чтобы исполнить волю своего Владыки. Собственные страдания и сомнения они оставляли без внимания, ведь слово Его Императорского Величества – превыше всего.

Или нет…

Или – не все.

Степь можно было простить самим себе.

Степь можно было простить друг другу.

Можно было оправдаться – они дикари, они напали, они должны быть наказаны.

Они – чужие.

Они – враги.

Но Хэлисс?

Некогда богатый, великий древний город Хэлисс…

Некогда – один из крупнейших цитаделей древней цивилизации, увидевший два тысячелетия, переживший Прорыв, помнивший ещё Первого Владыку, основанный его ближайшими сподвижниками, его самыми верными военачальниками… Образчик древнейшей архитектуры, живая история, жемчужина Юга, его драгоценность и гордость…

Теперь – обугленные руины.

Теперь – братская могила.

Теперь – отравлен тьмой и смертью, пусть и лишён тварей, уничтоженных драконьим огнем. Но память – она останется надолго.

На века.

Стены Хэлисса, его гордость и символ, столько веков, столько тысячелетий защищавшие горожан от нападений, стали его же погибелью. Все ворота, все выходы из города были заперты, заблокированы снаружи, и приходилось исполнителям воли Владыки смотреть, как поднявшие мятеж, полные отчаянья люди бросались вниз со стен, надеясь хоть так избежать пламенной смерть – но они разбивались, непременно разбивались, ломали себе шеи и позвоночники, расшибали головы. Всё – так глупо и бессмысленно умирали.

Здоровые может бы ещё и имели б какой-то шанс, но у них, подкошенных болезнью, заживо гнивших, испытывавших мучительную боль при малейшем движении… не было шансов.

Никаких.

Только смерть.

Потому что такой приказ.

Потому что они – уже не жильцы.

Потому что они – уже обречены.

Потому что судьба – злая дрянь, и иногда ничего, вообще ничего нельзя было сделать, а боги оказывались глухи даже к самым отчаянным мольбам.

Зайдя в разрушенный, сожженный, осквернённый город, уже после того, как пепел остыл, они ещё несколько дней провели за подготовкой к погребению. Обугленные скелеты уже не представляли никакой опасности – даже искусные мастера не смогли бы поднять их, всякая сущность их покинула.

Не осталось ничего.

Просто кости.

Только кости.

Но их нужно было захоронить.

Эти несчастные души навсегда покинули круг перерождения, но даже теперь, когда во всех слоях мирозданья они перестали существовать, нужно было почтить их память.

Хотя бы для себя.

Хотя бы для своей совести.

Хоть это так же бессмысленно, как и все эти смерти.

…Нет, никогда им не войти в чертоги Белого Города, не отмыться этого греха, не простить друг друга и самих себя…

И Владыку.

Рик всегда считал себя хорошим человеком.

Рик всегда старался быть хорошим человеком.

Он поступал по совести, отстаивал справедливость, защищал слабых, оберегал и наставлял младших, с почтением относился к старшим. Он молился за благополучие Владыки и его семьи, соблюдал все традиции, был примерным сыном, братом, другом.

А ещё он был одним из тех детей, что выросли на всё больше схожих с легендами рассказах Драконьих Всадниках, настоящей элите сайши, что служили напрямую Его Императорскому Величеству и его саи-ри, Его Королевскому Величеству, Владыке Севера.

Но, Всадники…!

Самые сильные, самые ловкие, самые почитаемые в народе! Самые-самые-самые!

Мечта.

И, что самое фантастическое – для них не имело значение происхождение, только личные способности и готовность служить короне до конца своей жизни.

Но, конечно, самым известным Всадником был Владыка Севера… Храбрый названный брат Его Императорского Величества, усмиривший буйных северян, принесший мир и порядок в верхнее течение Ксаи. Талантливейший сайши, носящий титул Мастера по праву; повелитель огня; человек-дракон; один из первых Всадников, возглавлявший множество походов против врагов Шесс'Баа, и всегда возвращавшийся победителем.

Воля Императора, воплощенная в разумном создании, ставшая одним из Королей. Королём, что сам завоевал своё королевство…

Пример для подражания в глазах Рика, всех его братьев и друзей.

Для всего их поколения.

Кумир.

…Он не понимал, почему же их родители тогда рыдали, когда он, юный господин из семьи Феан, решил вместе со своими товарищами подражать этому кумиру во всём и самим стать Всадникам? Почему Эша смотрела на него, как на предателя?

На север им, детям запада, дорога была заказана, но тем же лучше – был шанс попасть в императорскую гвардию!

Ведь это так почётно!

И что, что это – ряд очень жестких клятв, за нарушением которых последует немедленная смерть?

И что, что это – вечные тренировки, постоянное самосовершенствование, практически кочевая жизнь и в случае войн самый большой риск?

Зато Всадники – элита!

Зато Всадники обладали практически всеми привилегиями аристократии, вплоть до вхождения в королевский клан, пусть ради этого они выходили их собственного…

Зато им больше не придется кланяться этим зажравшимся мелким лордам, возомнившим себя знатными господами, а на деле ничего из себя не представлявшим!

Ну и что, что сам был сыном такого лорда, наследником клана, вассального блистательным Ксерай!

Родители были ещё молоды, у них будут другие дети, а у него впереди – мечта!

А у него впереди – служение Владыке!

А у него впереди – слава!

Бытие частью настоящей элиты…

…Так думал Рик до того, как сам стал частью это «элиты».

Каким же наивным он был!

Каким же глупым мечтателем, незрелым мальчишкой он был…!

И что же в итоге…?

Где же то благородство, воспетое в песнях бардов и стихах высокородных господ?

Где же та практически святость…?

Кроме фанатичной преданности своему Владыке, кроме высокомерия, кроме пренебрежения по отношению мирным жителям империи нечего и не было в них, этих зазнавшихся, самовлюбленных цепных псах короны.

И он стал таким же.

Не мог не стать.

Вот тебе и мечта…

Вот тебе и слава…

Тогда ещё юноша, Рик быстро разочаровался в своей мечте, но пути назад уже не было – клятвы были принесены, отказаться от собственных слов невозможно. И, видя то, чем стали некогда непременно лучшие из лучших, Рик понял, что его долг – попытаться что-то изменить. Хотя бы попробовать воспитать в младших то, что так ярко горело в нём самом…

Хотя бы попытаться…

Может, хоть для них не будет всё потеряно.

…А потом – были война с Цавербой, встреча лицом к лицу с Его Королевским Высочеством Руни и Лордом-Защитником Талурена Мару Тиори. А потом – поход на Цавербу, сбитые, падавшие из-под самых облаков драконы.

Потом – были кровь и грязь, сожженные редкие леса, бывшие для их врагов священными.

Потом – была смерть товарищей и появившаяся ожесточенность.

Потом – пришло понимание.

Он не мог изменить что-то, будучи просто старшим адептом, нужно было иметь титул и реальные заслуги за спиной. Нужно было имя, гремевшее в песнях уличных музыкантов. Нужно было стать легендой в умах юных, чтобы иметь возможность хоть что-то исправить.

И за семь минувших с того момента лет Рик стал мастером, получил под своё командование боевую тройку и дюжину юных, ещё неоперившихся Всадников, с горящими глазами и жаждой менять мир к лучшему. Которых ещё нужно было учить и учить… Которые не сумели ещё образовать связь с каким-то из драконов. Таких, каким он сам был когда-то…

Они уже не были учениками, пусть и отзывались на «сие», но их идеалы всё ещё были гибки, а вера в старших – неоспорима.

Теперь в глазах всей этой молодежи он – дае Рик Феан; самый юный Всадник, получивший титул Мастера; один из сильнейших сайши, способный сражаться наравне с легендарными Князьями Ближнего Круга.

Единственный человек из Мастеров.

Всадник Шаи.

Теперь он – легенда и пример для подражания, о чьих подвигах рассказывали юнцы друг другу, смотря на кого они сами желали облачиться в черно-алое и нести миру волю Владыки.

Теперь он должен был спасти их от того кошмара, что их ждал.

Да не погаснет эта вера в справедливость в их глазах…

Пусть будут продолжать верить в то, что они защитники и герои, а не убийцы!

Не цепные псы, рвущие неугодных по приказу.

…Но как же ему сохранить в этих юных сердцах веру в праведность их Владыки, если сам Рик её утратил? Находясь в центре этого безумия, захлебываясь в чужой агонии и видя, как что-то ломалось в его подопечных, он готов был кричать. Всё это было просто невыносимо.

Однако он молчал.

Молчал он и когда они вернулись в лагерь, чтобы позволить драконам и самим себе отдохнуть.

Молчал, смотря, как вдали продолжал подниматься к небу дым, хоть он и знал, что там всё могло лишь тлеть. Воздух тут, в лагере был чист, но фантомное чувство удушения не покидало, горло першило, а глаза продолжали слезиться.

Или то слёзы по собственным принципам, похороненным сегодня вместе с тысячами невинных?

Скорбь по неизвестным ему мирным кочевникам, даже не знавшим о страшном преступлении своих собратьев?

Скорбь по отчаявшимся и обреченным жителям Хэлисса?

Скорбь по себе самому?

По своей вере и надежде на то, что он сумеет что-то изменить…

Даже тогда, тридцать лет назад, когда Его Королевское Величество Магни выступил против нескольких племен Великой Степи, он мстил жестоко, но точечно, определенным семьям и народам.

Шестьдесят же лет назад Степь зачищали от Тварей – кочевники тогда и вовсе укрылись за реками, почти не пострадав.

Теперь же…

Теперь вину одних разделили на всех.

Разве это правильно?!

– Разве это правильно? – повторил Рик вслух, заметив, кто к нему подошёл.

Друг детства, плечом к плечу прошедший с ним этот путь длиною в пятнадцать лет.

Ула Кеи, в отличие от него, корни имел весьма знатные, его мать была их тех самых Ксерай, но вот предки его отца были известны в слишком специфическом смысле. В некотором роде, своей верной службой короне он пытался искупить вину своей прародительницы.

Во многом это накладывало свой отпечаток даже на суждения Улы.

– Мы здесь, потому что это наш долг, а не потому что правы, – устало вздохнул парень, тоже вглядываясь в укрытую пеленой дыма даль.

– А есть разница?

– Есть.

– Но не для нас…

– Наша правда – слово Владыки, Рик. Его Воля.

Сколько пафоса…

Сколько драматизма!

А правда? Где она?!

– Знаю, знаю… Но… Прав ли Владыка? Ула! Почему мы должны слепо следовать за ним, не имея права высказать собственное мнение? Когда мы потеряли это право…? Ведь когда-то он слушал тех, кто следовал за ним, а не единолично принимал решение за всех!

С каждым произнесенным словом голос Рика креп, и тем привлекал внимание до этого праздно шатавшихся юношей, особенно из числа тех, для кого поход против кочевников был в принципе первым.

Вокруг них начала собираться толпа.

Кто-то про себя разделял мнение дае Феана, кто-то осуждал, но – вмешиваться не спешили.

Рик и Ула никого не замечали.

– Ты говоришь опасные вещи, братец, – постарался осадить друга Ула. – Аккуратнее. Ты же знаешь, Его Императорское Величество до последнего закрывает глаза на проступки своего ближнего круга, но стоит ему получить доказательства предательства… – парень замер, словно бы у него перехватило дыхание, словно бы невидимая рука сжала его сердце. – Уничтожит. Своими руками.

Владыка не терпит неповиновения.

Владыка не терпит крамолы и бунта.

Власть Владыки – священна, Его воля – закон, Он – живое божество, воплощение Стража в их бренном мире.

Всё это они знали, и, разбуди их кто посреди ночи, без колебаний и запинок отчеканили бы всё это, но…

Но!

– Я знаю, знаю! – всплеснул Рик руками. – Но…!

Он и сам понимал, что, возможно, говорил лишнее, но плотина прорвалась, и он не мог удержать в себе все те мысли, что зрели в нём годами.

– Там ведь… Сотни, тысячи невинных. Дети, старики, женщины… Разве они виноваты в грехах своих братьев? Разве не мы когда-то пострадали от чужой кровной мести? Разве не поклялись самим себе никогда не совершать подобного? – каждое слово Рика вызывало звуки одобрения у свидетелей этого монолога. – Разве… Разве, можно – так?! Почему мы должны убивать наш собственный народ?! Они просто были напуганы, они просто пришли в отчаянье! Им просто нужна была помощь… Почему мы их убили? Обрекли на участь, страшнее самой жестокой пытки… Таких же людей как и мы…

И не замечал Рик, что был единственным человеком, кроме Улы.

Не замечал, как ропот юных Всадников стал громче, но зазвучал как-то испуганно, почти панически.

– Тише!

– Молчите!

– Не навлекайте беду!

– Что здесь происходит? – подобно грому разрезал галдеж взволнованной молодёжи голос Его Королевского Величества Магни, что вместе со своим наследником их сопровождал и лично контролировал зачистку очагов эпидемии.

Мгновенно повисла тишина.

– Ваше Величество… – осторожно начал Ула, искренне надеясь суметь своей дипломатичностью отвести беду от друга.

– Что. Здесь. Происходит?

Рик прекрасно понимал, что его друг, стало быть, молился сейчас всем Богам, духам, Творцам, демонам, лишь бы у него хватило ума промолчать, сдержать свой пыл, но надеждам идо Кеи было не суждено сбыться.

Слишком поздно.

Слишком…

– Я сказал, что это неправильно – убивать мирных жителей, разжигая ненависть, – дерзко смотря Королю Юга прямо в его зелёные глаза, жестко произнес Рик, чувствуя, как от собственной смелости щемило в груди, хотя то могло быть предчувствие чего-то неотвратимого и страшного. – Я сказал, что неправильно и преступно – убивать свой собственный народ, уничтожать их души, лишая возможности и права на перерождение. Что неправильно нарушать божественные заповеди, прикрываясь мнимым общим благом и приказом Владыки.

Каждое его слово было пропитано ядом и злостью, которую Рик вынашивал в себе все эти годы, которая зрела в нём, пока тот наблюдал за мучениями невинных, не имея возможности и даже права помочь им.

Не в этом клялся он, стоя на коленях перед Владыкой.

Не этому он посвятил свою жизнь.

Лицо же Короля было больше похоже на маску, столь оно было бесстрастным.

И это – один из его кумиров?

Величественный, никто не спорит, но похожий на богов – такой же равнодушный, такой же действующий в интересах очень узкого круга лиц и, несмотря на всё своё могущество – играющий чужими жизнями, не ставящий их ни во что.

– Вы осознаете, что и кому говорите? – раздался его тихий, чуть хриплый голос.

– Да.

– Вы можете отказаться от своих слов, дае Феан, – вмешался до этого молчавший принц. – Откажитесь и мы все сделаем вид, что ничего не слышали.

Говоря эти слова, он умоляюще смотрел на своего дядю, и, казалось, тот был готов согласиться, но…

– Это бесчестно, – уверенно ответил Рик, печально улыбнувшись Его Императорскому Высочеству, мысленно благодаря этого храброго, но несчастного юношу за заботу и милосердие. – Я сказал то, что думаю, и не собираюсь идти против правды. И если я должен быть наказан за правду – я приму это наказание с гордостью.

Да… Не того он выбрал когда-то в кумиры.

Не того.

Не тех.

Что-то странное, болезненное мелькнуло в глазах Короля Юга.

– Вы сами это выбрали, – произнёс он тихо, поджав губы.

Уже позже, лежа в постели в лазарете, стараясь дышать через раз, чтобы не задохнуться от боли в пересекавших всю спину ранах от кнута, Рик вспоминал взгляд принца. То сочувствие, то понимание.

То… восхищение?

Словно бы Наследник Юга разделял его мысли, но ему, в отличие от Рика, не хватало смелости высказать их вслух.

Возразить своему отцу – вслух.

Это дарило надежду.

И силы дышать.