Таинственное исчезновение Агаты Кристобаль

Короткое предисловие за уши притянутое

Действие повести происходит в Англии. Конечно, этот незатейливый сюжет мог бы случиться в любой другой стране, поскольку страсти человеческие повсюду одинаковы, даже если взять в расчёт национальные колориты и традиционные особенности, присущие разным народам. Мир, придуманный приземленным разумом, вечно стремящимся ввысь, куда-то в загадочные эмпиреи, божественные небеса и другие галактики, противоречив в своём проявлении жадности, жестокости и невежества. И с этими душевными и ментальными недугами ничего нельзя поделать, сколько не бьются лучшие умы человечества. Даже технический прогресс бессилен изменить status quo. Так, что воз, груженый духовными, культурными и материальными ценностями, поныне там.

И тем не менее, при таком не утешительном выводе, хотелось бы верить, что наступит время отрезвления и пробуждения наших с вами умов, одержимых губительными страстями, так красочно описанных знаменитыми писателями с одной лишь целью: разоблачить и искоренить их из наших стяжающих душ, легко вводимых в искусительные заблуждения.

Именно, Англия, задающая тон в мировой литературе, послужила для меня достойным местом многоактного представления ума и чувств людских. И пусть вас не удивляет, что звери тут разговаривают, а прямоходящие персонажи повести воспринимают это чудо в порядке вещей. И тому есть прецедент. Именно, этот особенный и удивительный остров богат литераторами, которые использовали этот аллегорический приём, чтобы показать человеческие недостатки и обустроить наш мир лучшим образом.

Еще раз замечу, в нашей жизни, полной абсурда, возведенного общественной системой в привычный социальный уклад, где суровыми Законами декларируется одно, а в реальности делается другое, все возможно. Как выразился великий английский классик, Уильям Шекспир, в знаменательной сентенции, которую мог бы взять на вооружение и закоренелый мошенник: «Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры…» Ему вторил в своих стихах другой поэт елизаветинской эпохи, Уолтер Райли: «Что наша жизнь? – Комедия о страсти…»

А так ли это, вам судить по опыту собственной жизни…

Автор.

Глава 1. Начало охоты

Эта история случилась в одной деревушке старой Англии. Не буду называть какой именно, дабы не навлечь, со стороны всего британского сообщества, на головы её жителей град насмешек и форменных издевательств, так свойственных сторонним наблюдателям, счастливым случаем избежавшим подобное происшествие. Легко высказывать свое мнение со стороны, не испытав того, что ниже изложено со всей откровенностью и правдивостью.

Однажды, ранним утром четверга, упитанный кролик средних лет по имени Гильям решил навестить закадычного друга, зайца Космо, с которым не виделся, аж, с позапрошлой среды. Они договорились встретиться в этот день и вместе сходить на Морковное поле доброго фермера Ллойда. Но лучше бы кролик этого не делал, а сидел дома, у старой хозяйки Агаты Кристобаль, возле камина, и грыз вчерашнюю кочерыжку. Почему, спросите вы. А потому, отвечу я, что в середине пути, совершенно неожиданно, набежали мрачные тучки и обрушили на его бедную голову страшный ливень. Сильный ветер сгибал ивы и срывал с них слабую листву. Это была настоящая буря. Отовсюду засверкали молнии и загромыхал гром. Электрические разряды так и норовили попасть в кролика, который пытался спрятаться то под одним деревом, то под другим. Его охватила такая паника, что он не знал, куда бежать сквозь сплошные стены небесного водопада.

"Боже мой, боже мой!"– лепетал кролик, шлепая по лужам, и было отчего! Ведь он насквозь промок: и шляпа и курточка и штанишки, но особенно он сам – с головы до ног!

Как назло, лесник Паркер, добрый и заботливый человек, полсотни лет стоявший в лесу на страже закона и справедливости, умер от старости, и ленд-лорд Хэмфри Кавендиш ещё не нашёл ему достойной замены. Пользуясь промежуточным моментом безвластья, в дремучей вотчине объявились всякие стрелки, прежде не совавшие нос в заповедные места. Именно таким оказался Элджернон Арчер, бессменный председатель местного общества охотников. В этот ненастный денек, он объявился в тех же краях. Его жена властолюбивая Гертруда захотела свежей крольчатины и послала подстрелить на праздничный ужин какого-нибудь упитанного кролика, а Гильям как раз подходил под эти габариты.

Охотник, одетый в прорезиненный плащ и уверенный синоптиками в переменной облачности с небольшими осадками, тоже не ожидал такого проливного дождя и тоже уворачивался, как мог, от молний, скрываясь то там, то сям, и все напрасно. Нигде он не находил надежного укрытия. Его длинные усища намокли и обвисли. В конце концов, он увидел в огромном кряжистом вязе дупло, в виде расщелины, и юркнул туда, надеясь переждать стихийное бедствие.

Спустя короткое время, кролик Гильям также наткнулся на то самое дерево и, посчитав его за промысел высших сил по его спасению, прошмыгнул в спасительное отверстие.

– Кролик!– радостно воскликнул охотник и схватился за мокрое ружьё, но, нажав на курок, услышал простой щелчок. Это была осечка. Кролик, замешкавшись, зажмурился. Его сковал страх и не позволил даже шелохнуться. Элджернон воспользовался заминкой Гильяма, и нажал еще раз. И опять выстрел не прозвучал. "Должно быть патроны отсырели!"– подумал с досады охотник и грязно выругался. Кролик взял себя в руки и захотел улизнуть, но запутался в корнях.

– Молись своему богу, длинноухий увалень!– сказал Элджернон и вытащил из-за резинового сапога острый нож.– Жена и детишки будут очень довольны, приготовленным из тебя, рагу под чесночным соусом!..

– Это незаконно!– попытался опротестовать грядущее насилие бедный кролик.

– А, у меня есть словесная лицензия на убийство от супруги моей, Труди! Так, что готовься к смерти и не рыпайся!..

– Постой, не спеши, охотник!– воскликнул, припертый к стенке, Гильям, даже не вздрогнув от всполоха молнии с последующим раскатом грома.– Выслушай и пожалей бедного кролика! Я один у старушки Агаты, которая очень любит меня, и души во мне не чает. Если ты меня убьешь, она умрёт с горя, а это косвенное убийство невинного человека. Скажи, ты пойдёшь на такое двойное преступление?

– Что-что?!– спросил охотник, поскольку был туговат на оба уха и не совсем ясно расслышал отчаянное словоизвержение Гильяма.– Говори громче, длинноухий! Я плохо слышу!

Кролик, как не было ему мучительно больно, повторил слово в слово и как можно громче. Элджернон призадумался, поскребывая ножом небритый подбородок. Ему не хотелось стать невольным убийцей немощной старушки Агаты, уважаемого члена сельского совета и почетного председателя общества садоводов. Но кто узнает, ведь свидетелей расправы над упитанным кроликом не будет, а значит смерть старушки выйдет случайной в глазах жителей деревушки. Кролик безвестно пропадет в желудках его семьи, а косточки его он закопает в саду. Так, что он, Элджернон, окажется ни при чем, а свою сварливую совесть, ежели она вякнет о морали, он привычно заткнет за пояс.

– Кто скажет, что это сделал я?– вслух произнес бессовестный охотник, угрожающе надвигаясь на обреченного Гильяма. И вдруг, из темной норки раздался чей-то бойкий, писклявый голосок:

– А, я, мышонок Фицджеральд, все вижу и всем расскажу!

– Чего-чего?– Не расслышал мистер Арчер.– А, ну, повтори, как тебя величать?!

– Я, Фицджеральд, болван английский!– крикнул во все мышиное горло мышонок, но вышел у него только тонкий, протяжный писк.

– Ну, и где ты, смельчак?!– занервничал глуховатый Элджернон, вертясь вокруг своей оси, как "волчок".– Я в упор тебя не вижу! А увижу, так притопну, что мокрого места не оставлю!..

Он сжал свободной рукой ствол ружья, явно намереваясь пустить в ход увесистый приклад против дерзкого очевидца. Но невидимый свидетель был не дурак, затаился в норке, не спуская черных бусинок с коварного охотника.

– Неужели, ты решишься на тройное убийство?!– спросил кролик, почти высвободив одну ногу из путаного сплетения корней.

– Легко, длинноухий!– ответил Элджернон и злорадно рассмеялся. Ему были нипочём чужие страдания и лишение жизни для него было привычным делом.

Дождь продолжал лить, как из ведра, и хоть внутри дерева было тепло и уютно, Гильяму захотелось наружу, прямо в грозу, под удары молний, лишь бы прочь, подальше от кровожадного охотника. И вдруг, в кармане штанов гадкого Элджернона зазвонил мобильный телефон. Отставив ружьё, он поспешно вытащил его и включил громкую связь, потому что был глуховат, и елейным голоском залебезил:

– Да , моя ненаглядная женушка!

– Где тебя черти носят?!– донесся из трубки гнусавый женский голос.

– Но, дорогая, ты меня отвлекаешь. Я почти, что прибил очень жирного кролика…– залепетал Элджернон, состроив великомученический вид, и бросая на обмершего Гильяма извиняющийся взгляд за досадную заминку.

– Чтоб через час был дома, а то гости уже собираются и твой младшенький требует пушистый хвостик!– пожаловалась нетерпеливая супруга.

– Сию минуту заканчиваю, дорогая!– самоуверенно отчитался Элджернон.– Буду ровно через час!

В этот ключевой момент, когда охотник расслабился, Гильям полностью высвободился из спутанных корней и, что есть духу, метнулся к выходу.

– Куда!!!– заорал охотник и кинулся ему вдогонку.

Вокруг сверкали молнии и громыхал гром, а кролик бежал и бежал во весь свой кроличий дух, без оглядки. Следом, неотступно, мчался и мчался сердитый Элджернон и кричал:

– Стой, строптивый кролик! У меня нет времени гоняться за тобой!..

– А, ты, попробуй догони!– не оглядываясь, прокричал шустрый Гильям, лихо перебиравший всеми четырьмя конечностями.

– Изверг! Ты не имеешь право отнимать мое законное право на твою тушку!!! Труди с меня шкуру сдерет! Пожалей старого охотника!

– Дудки!– ответил ему длинноухий беглец, и пропустил пуще прежнего. Он несся так быстро, так быстро, что потерял свою любимую шляпу. Охотник набросился на нее и, набегу разорвав ее в клочья, продолжил погоню. А Гильям мчался и мчался без оглядки, удаляясь все дальше и дальше от своего преследователя. В конце концов, Элджернон устал от такой ретивой прыти, изрядно отстал, пока вовсе не остановился, чтобы отдышаться и пойти к мировому судье с жалобой на неуступчивую крольчатину. Тот знал множество законов и множество лазеек, как их обойти, не нарушая закона.

Гильям тоже остановился перевести дыхание. Дождь скоропостижно прекратился. Посеревшие тучи, избавившись от тысяч галлонов воды, рассеянно поплыли вдаль, до нового скопления.

Выждав, пока охотник скроется, Гильям отряхнулся, вспушив отсыревший хвостик. На душе полегчало, но лапки ещё дрожали от нервного потрясения. Подтянув штанишки, он бодро зашлепал по размытой тропинке в сторону морковного поля, намереваясь встретить зайца Космо в условленном месте.

Глава 2. Наследница Генри Моргана

Теперь необходимо сказать несколько слов о хозяйке кролика Гильяма, старушке Агате по фамилии Кристобаль. Поговаривали, что она была дальним потомком знаменитого пирата Генри Моргана и эту сомнительную легенду также передавали из поколения в поколение в самой семье Агаты. А некоторые, самые болтливые сплетники утверждали, что в доме престарелой вдовы припрятана карта с указанным местом сокровищ. Сама Агата загадочно отмалчивалась или ловко меняла тему щекотливого разговора, что только усугубляло подозрение в достоверности голословного факта.

Жила она в маленьком, обветшалом домике раннего викторианского стиля, утопающего в ухоженных цветах. Тут были пышные георгины и гиацинты, утонченные маргаритки и бледно-желтые гортензии, нежные пионы, воздушные хризантемы, и, конечно же, царственные розы разных цветов и оттенков. А под укрытием стеклянной теплицы цвели в горшочках экзотические орхидеи из тропических стран, в которых она никогда не была, но всю жизнь только мечтала туда попасть…

Как было выше упомянуто, покладистая старушка являлась почетным председателем садоводческого общества. В прежние годы, на конкурсном фестивале цветов, её активный голос имел решающее значение в выборе победителя соревнования. А ныне ей осталась только эта формальная должность и достойное уважение в память её покойного мужа, доброго деревенского викария.

В то самое утро, когда солнышко играло своими лучами на листьях плюща, вьющегося вдоль восточной стены пасторального домика, и чёрных туч еще не было в помине, Агата проводила Гильяма на прогулку и сварила себе кофе. Она имела укоренившуюся привычку пить крепкий напиток в саду, в окружении своих питомцев и, вдыхая их смешанный аромат, предаваться воспоминаниям о своём босоногом детстве, когда в юной головке не было системных различий и установок, а было целостное единение с вещественным миром, полным невидимых духов и чудесного многообразия. Пусть она выросла в долинах Уэльса, все равно и в этих дивных местах кто-то развился ребёнком и неотвратимо взрослел, расставаясь навсегда со своим суматошным, но таким волшебным прошлым. И ради чего? Ради вступления во взрослую жизнь, наглядно изобилующей повсеместным страданием, интригами, завистью и неизбежной смертью?..

В этот ранний час, сидя в кресле, она закрыла глаза, ощущая себя маленькой девочкой, мечтающей оказаться в сказочной стране, где все любят и уважают друг друга и где никто никого и никогда не обижает…

Низко летающие стрижи, оглашающие окрестность прерывистым свистом, и заметное потемнение от неожиданно сгустившихся туч, привели её в чувства. Надвигалась гроза, и озябшая Агата, укутавшись в плед, покинула кресло. В доме было одиноко и прохладно. Решив с пользой переждать непогоду, она взяла с комода альбом с фотографиями, присела на сплющенные подушки дивана и стала внимательно рассматривать, как в первый раз, старые выцветшие снимки, где она была молодой и счастливой.

Муха Фелисия сидела на абажуре лампы и пучила глаза на фотокарточки в тысячном раскладе. Поминутно вздрагивая от вспышек и громыханий за окном, Агата слушала шелестящий шум водных потоков, и оживляла в памяти зафиксированные фотокамерой прошлые события. За этим монотонным занятием, она не заметила, как задремала.

Как и любая старушка, Агата имела, за отсутствием близких подруг, легкомысленную приятельницу, с которой можно было запросто поболтать о всяких умонастроениях и тайных делишках деревенской жизни. Такова была Бернардина, дама средних лет, жена сельского врача и судмедэксперта Кольриджа. Разница в возрасте не мешала женщинам находить общие темы, исходя из собственных интересов, и притом умело маневрировать и сохранять дистанцию в межличностных отношениях.

Полгода назад, у Бернардины пропало бабушкино жемчужное ожерелье и она вся извелась, плача в рукава Агаты и жалуясь на коварство и несправедливость жестокого мира. Она даже привлекла полицию. Инспектор Сильвестр Уэбб, молодой человек, отдаленно похожий на Оскара Уайльда, быстро распутал это дело. Семейная реликвия завалилась в щель ящика комода. Оказалось, эта нелепая оказия случилась в день общественного приёма у ленд-лорда Хамфри Кавендиш, в честь юбилея супружеского союза с леди Беатрис, которую старый эсквайр ласково звал Трикси. Прийдя со званного раута, пьяная Бернардина не помнила, как разоблачилась и легла в постель. А неделю спустя, желая почистить помутневшие перлы, обнаружила пропажу. И кого только она не обвиняла. Даже подумала, грешным делом, на непогрешимую Агату, хотя та и навещала ее два раза! В результате безосновательных подозрений, уже после нахождения ожерелья, Бернардине стало стыдно и неудобно перед людьми и она зачастила к вдове викария, задабривая её различными, пустяковыми подарками в виде ненужных безделушек, которыми полон дом, а расставаться с ними жалко.

В этот день, после обеденного ленча, когда ливень закончился, супруга доктора вновь заявилась к Агате, чтобы поболтать и в последний раз загладить вину за свои грязные мысли. Незваная гостья требовательно позвонила в колокольчик. Хозяйка дома очнулась от дремы, с трудом поднялась с дивана, уронив на ковер фотоальбом, и пошла открывать дверь. Откровенно говоря, ей надоели частые визиты Бернардины, с её неумолкаемым щебетом о блеске чужого богатства и о том, как бы ей хотелось попасть в Голливуд, на оскароносную номинацию, и блеснуть там своей шикарной бижутерией, внешне не отличимой от настоящих сокровищ, и утереть нос заносчивым звездам кино.

– Привет, подружка!– сказала Агата, принимая очередной презент.– Симпатичная чашечка с блюдцем! Как говаривал мой святой муж о нравах прихожан, – на тебе боже, что мне негоже…

– Да, уж, скопилось, не знаешь куда девать, а дарить приятно!– нисколько не смутившись, произнесла заклятая подруга. Она привыкла к откровениям Агаты, прочно вышколенной викарием с помощью десяти заповедей и прочих нравоучительных цитат из Святого Писания.

Так как на улице было еще сыро, они расположились в гостиной, за ломберным столиком, у камина. Агата заварила жасминовый чай и выложила недоеденный бисквит с клубничным джемом. Муха Фелисия тоже угостилась ванильной крошкой. Гостья заметила валявшийся на ковре, возле дивана, альбом с фотографиями и иронично заметила:

– Освежаешь в памяти викторианскую эпоху?

– Нет, просто любовалась собой,– пояснила Агата, убирая альбом в ящик комода. Разговор не клеился. Бернардина молча пила ароматный напиток, с виноватыми ужимками подергивая плечами, а затем восхищенно выпалила:

– Ты представляешь, Хряк по имени Барлоу, ну, тот, кого недавно выкрал бродяга, с целью выкупа, может извлекать какие-то там корни, да еще в квадрате! Для меня умножение и деление – запредельные математические действия, а он извлекает, да извлекает! Не правда ли, какой он умница?

– Ну и что! Мой Гильям прочёл всего Шекспира и знает назубок все его сонеты,– невозмутимо изрекла Агата. Тогда Бернардина, скривив свой пухлый ротик, сказала:

– Ужасная буря была, я чуть не сошла с ума!

– На Бермудских островах, подруга, бывает и хуже!

– Не знаю, я там не была, конечно, но сегодняшний ураган чуть не сорвал нашу крышу и не унес в небо бедного Джорджа. Он прочищал каминную трубу, она что-то дымит, невозможно находиться в доме…

– Милая, вызвали бы настоящего трубочиста, он все-таки профессионал, а не какой-то там дилетант с дипломом врача!

Агата не любила, когда люди занимались не своим делом, подвергая себя и окружающих опасности. Обучился на врача, будь добр – лечи, и не суйся, куда тебя не просят.

– Мой Джордж на все руки мастер!

– Он, что, сторукий великан Эгион? Или Шива?

– Нет, он доктор!– слегка озадачилась Бернардина.– Пациенты его любят и у него отличные рекомендации. Думаю, через годик-другой переедим в Лондон!..

– Вот так новость, подруга!– удивилась Агата.– Там, что, не хватает трубочистов?!

– Скажешь тоже!– оскорбилась уязвленная Бернардина и, поджав губки, спохватилась.– Ой, мне, кажется, пора!

Она резко встала, вспугнув муху Фелисию, и удалилась с высоко поднятой головой.

– Прости за камуфлет, милая!– сказала ей в спину Агата.– Ты же знаешь, я что думаю, то и говорю…

Но гордая гостья даже не обернулась и, по пути к припаркованной машине, так задрала свой курносый носик, что споткнулась об гусака Патрика, вразвалочку гулявшего по дорожке, вдоль заборчика.

– Чуть не убили!– проворчал тот сердито.– Под ноги надо смотреть, леди!

– Нечего под ноги кидаться, самоубийца!– парировала дама, вся внутри клокоча от плохого настроения.

Подглядывая в окно, Агата усмехнулась и задернула штору. Теперь Бернардина не скоро появится, подумала старушка и пошла дальше отлеживать бока на любимом диване покойного викария. Но вскоре ей наскучило смотреть в потолок и наблюдать на абажуре муху Фелисию. Налив в лейку воды, она зашаркала тапочками, через кухню во дворик, к маленькой оранжереи, где в горшках цвели нежные орхидеи.

Сама теплица, на удивление, ни капельки не пострадала, за исключением одного стеклышка на самом верху, и то, оно треснуло и протекало ещё до урагана. Мурлыкая под нос детскую песенку про Мэри и барашка, Агата напоила тропические растения и обстоятельно прополола их от нахальных сорняков. Утомившись стоять, она вернулась в дом, села в плетеное кресло-качалку, немного покачалась, припоминая своё далекое детство, как с отцом и матерью прогуливалась по хрустящему вереску и вдыхала его упоительный терпкий запах, а потом задремала, совсем как ребёнок после неугомонного баловства. Погружаясь в сон, старая женщина интуитивно ощутила на себе чей-то пристальный взгляд из окна. Сквозь смеженные веки, она увидела там зыбкий образ маленького существа с заостренными ушками. Он был очень похож на знакомого эльфа…

Агата вспомнила, что однажды, ещё маленькой девочкой, она случайно заплутала в лесу и на лужайке, освещённой вечерней луной, увидела хоровод эльфов. Хрупкие создания порхали, как бабочки и хохотали до слез. Увидев её, они упорхнули в лес, кроме одного эльфа. Он спокойно смотрел на неё и улыбался. Потом он подлетел к ней и сказал, что ждал её. "Откуда ты меня знаешь?"– спросила она. "Мы многое знаем про души маленьких деток, но не со всеми встречаемся,"– ответил он. Они помолчали и эльф произнёс:– "Когда-то ты тоже была эльфом и я с тобой дружил. Тебя звали Олли, а меня – Эгдон. Но случилась беда, ты погибла в лесном пожаре и воплотилась в человеческое дитя…" Она сказала:– "Странно это слышать, ведь я ничего не помню…" "Ну и не надо,– молвил эльф.– Когда-нибудь, в твой последний час, я приду за тобой и уведу в родное племя. Ты снова станешь эльфом…" За коротким разговором, который казался вечностью, она не заметила, как они подошли к окраине деревни. Он сказал:– "Ну, вот и все…"– и тоже упорхнул обратно в лес…

"Неужели он пришел? В последний час? Какая глупость…"– подумала старая и мудрая Агата, но сил и желания отогнать от себя ночное наваждение у неё не осталось и она расслабленно окунулась в сновидение.

Глава 3. Дельный совет служителя юстиции.

Как и задумал, Элджернон нагрянул к отставному судье Филу ван Троппу. Он позвонил в звонок с переливчатой трелью. Дверь открыла смуглолицая Лакшми, по фамилии Раджпураминдравара секретарша, ключница, сиделка и служанка в одном лице. Она была родом из индуистской семьи, эмигрировавшей из Пакистана, и совсем не помнила свою родину, поскольку покинула ее в два года. В Англии она получила образование, а вместе с ним и многопрофильную работу.

– Судья занят!– сказала она с брезгливой гримасой.

– Но мне очень надо!– взмолился Элджернон, поглядывая украдкой на часы.

– Судья просил его не тревожить!– упорствовала Лакшми, с недовольством посматривая на раннего посетителя.

– А вы передайте, что это вопрос жизни и смерти!– уничижено посетовал охотник. Она ушла и через минуту вернулась.

– Судья смилостивился и велел вас впустить,– изрекла равнодушно молодая секретарша и повела челобитчика прямо в кабинет. Скроив жалостливое лицо, охотник подошел на полусогнутых ногах к высокому столу, за которым восседал в судейской мантии судья, и изложил претензию в адрес неуступчивого Гильяма. В заключение устного иска, он потребовал справедливого суда.

Фил ван Тропп, притом, что был сведущим законником, с давних пор страдал лёгкой формой помешательства, не опасной для здоровья окружающих, но по настоятельной рекомендации доктора Кольриджа, – "здравомыслящему человеку следовало быть с ним начеку". Иных одежд, кроме судейской мантии, Фил ван Тропп не признавал и даже спал в ней, чтоб на случай Страшного Суда занять место по левую руку от Спасителя.

Терпеливо выслушав жалобные стенания истца, он оторвался от подписания смертного приговора двадцать третьему жителю деревушки, отложил перо, снял с головы кудельковый парик и уж потом громко рассмеялся. Повеселившись от души и утерев старческие слезы умиления, судья сказал:

– Дорогуша, вместо того, чтобы гоняться за кроликом с мыслью о будущем праздничном ужине, лучше бы переключился на сокровище Генри Моргана. Кролик наверняка в курсе, где спрятана старинная карта. Нужно только поймать его и, как следует, умело выпытать. Разумеется, без всяких следов насилия. Этого делать категорически нельзя, ни-ни-ни! Я вижу у вас ружьё! Оно стреляет?

– Чего-чего?– переспросил, тугой на ухо, охотник.

– Я говорю, ружьё стреляет!?– нервно повторил Фил ван Тропп, не скрывая раздражения.

– А-а-а! Сегодня вышло две осечки,– пожаловался Элджернон.

– Это хорошо, дорогуша!– великодушно произнёс судья.– Имейте в виду: никакой крови! Только нежненько скрутить ручки и плеточкой, и плеточкой по мягким местам! Уверяю, он всю правду выложит, как на исповеди! Вы попробуйте! Вам понравится!

– Обязательно попробую!– заверил судью охотник, покусывая ус и думая, что старик нынче совсем не похож на себя. И родинка на щеке, размером с пенс, откуда-то объявилась…

– А что это у вас за выпуклое пятнышко на щеке?– спросил насторожено Элджернон.– Раньше ее у вас не было…

– А-а-а, это экземный фурункул!– потрогав нарост, ответил запросто судья.– Так, что скажете, на мое предложение? Прошу заметить, дорогуша, за этот дельный совет, я ничего не возьму!

– Правда?– поразился истец, словно его одарили бесплатной пинтой пива.

– Правда! Но свои двадцать пять процентов с найденного клада, потребую!

Покручивая усы, Элджернон призадумался, мысленно положив на одну чашу весов двести фунтов жены и на другую – сундук с драгоценностями. После секунды размышления, когда вожделенное сокровище, за явным преимуществом, перевесило, он сделал свой выбор: с похвальной прилежностью, под диктовку, написал расписку, по всем юридическим правилам. Затем, обе стороны скрепили своими подписями новоиспеченный документ, который и заверил нотариальной печатью сам судья. На прощанье он сказал:

– Теперь включи мозги и лови кролика! Желаю удачи, Брендон Ловкач! Ты здорово провернул вчера то дельце, но солидный куш откупных закрыл Фемиде глаза на твои проделки! Ха-ха-ха!..

По нездоровому возбуждению и явному бреду отставного жреца правосудия, Элджернон понял, что пора сматывать удочки. Схватив ружьё, он попятился к прихожей, признательно откланиваясь и желая старому безумцу успехов на поприще юриспруденции. Выпроводив его, Лакшми поспешно закрыла за ним дверь, проворчав ему вслед:

– И ходят, и ходят, а Судья старенький, ему покой нужен!

Охотник не обратил никакого внимания на её брюзжания. Очутившись на улице, он перекинул через плечо ружьё, отключил некстати зазвонивший телефон и пошёл искать хорошую собаку-ищейку. Проходя мимо дома Агаты, Элджернон подумал, что не мешало бы позаимствовать у жены электрошокер и педикюрный набор в придачу. Они могут пригодиться в процессе дознания изворотливого Гильяма. "А впрочем, почему его?"– мелькнула шальная мысль в его голове, но он её тут же отогнал усилием надоедливой совести…

Глава 4. Загадочное исчезновение

Гильям вышел на опушку леса и сразу увидел Космо. Заяц весело скакал вокруг одинокого дуба и пел незатейливую песенку озорного содержания:

Раз взошел на холм в Чешире,

Растопырил лапки шире,

Разбежался, подскочил

И… в крапиву угодил!

Эй, герой,

Попав впросак,

Не ворчи,

Что все не так!

Верь, герой, крепись, покуда

Не случиться с тобой чудо:

Разбежишься, до поры,

И взлетишь с другой горы!

Хей, хей, хей!

Не сожалей!

И шагай

Повеселей!

Было забавно наблюдать, как его закадычный друг сам себя развлекает, кружа вокруг дуба. Вообще-то, он был застенчивым малым, и не любил выставляться на всеобщее обозрение.

Жил гордый заяц в одиночестве, в сосновом бору, возле маленького пруда с кувшинками и по соседству с ворчливым бобром Хэнком. Гильям иногда завидовал другу, живущему свободно и независимо. И в тоже время жалел его, ведь дикий лес был полон опасностей, которые подстерегали на каждом шагу. Но Космо обижался на его сочувственные ужимки, мотивировано замечая, что и в человеческом мире каждый подвержен скрытой угрозе попасться в чью-то ловушку. И вообще, мол, жалость это невольный намёк на ущербность, и он не нуждается в ней, потому что всегда начеку и не позволит чьей-то клыкастой пасти слопать себя. Памятуя его слова, кролик незаметно подкрался с подветренной стороны и неожиданно выскочил, выкрикнув страшным голосом:

– Привет, Космо!

– Ой! Привет, Гильям!– отпрыгнув в сторону, сказал заяц.– Ты меня опять напугал!

– В следующий раз будь настороже!– предупредил кролик.– Давно ждешь?

– Давно!– ответил заяц.– Мы же договаривались сходить на Морковное поле, когда тень от дуба покроет вон тот камень! Забыл?

– Признаю, я опоздал, дружище, но у меня веская причина! Ты лучше послушай, что со мной произошло!..

– Ты забрел в огород с капустой и тебя поколотили!– предположил Космо.

– Да, нет! Все гораздо хуже! Шёл я себе, шел, никого не трогал. И вдруг, ни с того, ни с сего, приключилась буря! Да, такая, что деревья с корнями вырывала, крыши домов срывала, не буря, а сплошной Армагеддон!

– Это, что за дребедень?– поинтересовался заяц.

– Сам ты дребедень! Стократная буря, вот, что такое Армагеддон!..

– Странно! А здесь ни одной капли…

– Не перебивай и слушай дальше! Ну, ладно бы, только один Армагеддон, так нет же, за мной увязался приставучий охотник с большими усищами, и давай палить по мне из ружья! Разрывные пули так и засвистели мимо ушей, и я еле-еле успевал уворачиваться от них!

– Так-таки, мимо ушей?– с сомнением сказал Космо.

–Ну, конечно, дружище! Разве я тебе когда-нибудь врал? Веришь мне на слово, давненько я так не бегал! Тебе-то проще, ты давно живёшь в лесу, где нет ни закона, ни констеблей. А я обитаю в цивилизованном мире и не привык, когда за мной с заряженным ружьем бегают!..

– Изнежились вы там совсем, как погляжу!– усмехнулся заяц.

– Да, уж, не говори!– согласился кролик.– Шляпу потерял и едва спасся. Но зато как!…

– И как же?– усмехнулся Космо.

– А вот, так! Остановился и как гаркну ему в лицо, что, мол, прилип ко мне, как репей! Вот сейчас, как огрею дубинкой!..

– Какой дубинкой?– не понял заяц.

– Обыкновенной…

– И где она теперь?– не унимался дотошный заяц.

– Что ты пристал ко мне со своей дубинкой?!– рассердился кролик.– Тебе важна она или я?

– Конечно, ты,– признался заяц.

– Ну, так слушай дальше. Пригрозил я дубинкой противному охотнику, а он перепугался, пощелкал вхолостую курком, и понял, что патроны кончились. Подумал-подумал и не стал меня дальше преследовать. Испугался, что отдубасю, повернулся и убрался восвояси…

– Ну, это ты малость приврал!– не поверил заяц.– Охотники просто так не сдаются! Я по себе это знаю! Можешь, кому угодно плющ вешать на уши, но только не мне!

– Как хочешь, дружище, можешь не верить!– обиженно произнёс кролик.– Но верные друзья так не поступают!

– А как они поступают?

– Всем словам верят, даже чуточку не правдоподобным, и ни капельки не возражают, вот они как поступают!– пояснил Гильям.

Заяц закатил глазки, осмысливая слова друга, но затем махнул лапкой и сдался, истинно по-товарищески:

– Пусть будет по-твоему! И поэтому, ты опоздал…

– Верно, дружище!– подтвердил Гильям.– Смотри, солнце уже в зените! Идём скорее на Морковное поле!..

По чистому небу вяло плыли облачные барашки, а солнышко приятно пригревало, после кратковременной бури. В приподнятом настроении, и крепко обнявшись, верные друзья направились к вожделенному месту.

Ох, уж, и наелись они до отвала сочной морковки у доброго фермера Теренса Ли Ллойда! Наелись до такого состояния, что отказались от дополнительного бонуса в четыре морковки, потому что видеть их не могли. Тогда хряк Барлоу предложил сыграть в шахматы, – он с завязанными глазами против них двоих. Кролик Гильям, который превосходно играл только в шашки, а шахматы были для него хуже пытки, деликатно отказался, объяснив это тем, что они спешат по важному и неотложному делу, и сыграют в другой раз.

– В другой раз, так в другой раз,– разочарованно прохрюкал интеллектуал и стал извлекать на память кубические корни…

Едва покинув ферму, Гильям пригласил Космо в гости, и крепко заверил, что добрая миссис Кристобаль не будет возражать. И заяц не стал возражать, поскольку никогда не был в гостях у Гильяма.

У Журчащего ручья они обнаружили енота Глена, заточенного в клетку. Зверек пришел к ручью постирать кое-какие вещи, и его привлекла аппетитная приманка. Поглощая гостинец, он не заметил, как смахнул подпорку, и ловушка его накрыла.

Надо было выручать енота, потому что он был другом Космо. Смекалистый Гильям подсунул под тяжелую решетку толстую палку и приятели с большим усилием поддели ее настолько, насколько возможно было с трудом протиснуться на волю бедняге Глену. Оказавшись на свободе, он долго благодарил их и приглашал в свою норку на чашку чая. Но Космо перенес это торжество до следующего раза, так как они страшно опаздывали на очень-очень важное мероприятие.

– Ну, что ж, следующий раз, так следующий раз…– обиженно произнес енот и пошел стирать свои вещички. Не скрывая своей вины и глубоко извиняясь, кролик и заяц продолжили свой путь в деревню.

Возвращались они крайне осторожно, опасаясь нарваться на охотников и их чутких собак и остерегаясь, не приведи господи, вляпаться в их капканы. Оба с великим старанием, спонтанно и наобум, путали следы: петляли, пересекались, расходились, а потом снова сходились и шли вместе, то по мелкому ручью, то пробирались сквозь непроходимые кусты терновника.

В конце дня, когда солнце клонилось к закату, они подошли к лесной сторожке. Неожиданно дверь распахнулась и оттуда вышел страшный человек, с бородой, со всклоченными волосами. Ушастые приятели вовремя сиганули в кусты, испуганно затаившись за ажуром веток и листьев. Дикарь истомно потянулся, широко зевнул и зашел за угол, справить нужду.

– Кто бы это мог быть?– озадачился Космо.

– Это тот бродяга, что выкрал беднягу Барлоу,– зашептал Гильям.

– Точно, я его видел мельком несколько раз!– тоже вспомнил Гильям.– Давай-ка, уматывать отсюда, не то попадем в жуткую передрягу…

Подождав, пока страшный человек не зашел в сторожку, они перебежкой пересекли полянку и бегом припустили в сторону деревни, продолжая петлять по привычке. Израсходовав весь набор хитростей, должных ввести в заблуждение коварных охотников, и сами порядком запутавшись, Гильям и Космо только поздним вечером добрели до деревушки, а вскоре и до заветного домика. Окна, почему-то, не светились бледно-желтым светом, как обычно в это время, а зияли пугающей чернотой. Встревоженные гуляки обошли полуобветшалое здание, и вошли внутрь, через кухню, благо, под порожком лежал запасной ключ, на всякий случай.

Кролик зажег светильник и осветил им гостиную, перевёрнутую вверх дном, как будто и тут пронесся недавний смерч. На стареньком диванчике, сдвинутом и опрокинутом набок, никого не было, лишь сиротливо валялся один тапочек в луже красного цвета.

– Куда подевалась моя кормилица?!– спросил ошеломленный Гильям, хватая за грудки Космо.– И кто устроил этот ужасный погром?!

– А я почём знаю!– ответил заяц, отдирая его лапки от своей праздничной рубашки.– Может она не в духе, умаялась и пролегла отдохнуть где-то в доме…

Они обыскали весь дом от чердака до чулана. Старушка, как сквозь землю провалилась. Вернувшись в гостиную, Гильям машинально выдвинул ящик комода и оттуда вылетела обезумевшая Фелисия. Она заметалась по комнате.

– Ты-то где была?– спросил ее кролик.

–Меня кто-то запер!– ответила муха и продолжила свои воздушные пируэты и выкрутасы по всему пространству дома. Гильям по второму разу обыскал шкаф.

Помогая ему в поиске, Космо поразился множеству вещей, которых видел впервые в жизни. Конечно, издали глядя на пикники, он был знаком и с часами, и зонтиком и даже с термосом. Но чтобы шкатулка играла мелодию перезвоном колокольчиков, а фарфоровые пастушки кружили в танце, это его очень сильно изумило. А кролик, сосредоточенно обозревавший немыслимый бардак, стал лихорадочно размышлять:

– Так-так-так, ой-ей-ей! Что же делают в подобных случаях? О, ну конечно, – звонят в полицию!

Он взял толстую телефонную книгу, полистал, полистал и нашёл нужный номер. Дозвонившись и изложив все, как есть, Гильям в завершение завопил в трубку:

– Приезжайте скорее! Старушка Агата в беде!!!

– Ждите, полицейский наряд скоро будет,– прозвучал в ответ приятный женский голос. Кролик повесил трубку.

– Чует моё сердце что-то недоброе…

– Не трусь, все будет хорошо,– успокоил его Космо, гремя на кухне посудой, в поисках съестного. Гильяму тоже захотелось поужинать, и он на скорую руку приготовил яичницу с капустой и сельдереем.

Глава 5. Детектив Сильвестр Уэбб

Через десять минут, после звонка Гильяма, приехала целая бригада полицейских с судмедэкспертом Кольриджем. Друзья едва успели перекусить, как они ввалились в гостиную и начали изучать место преступления.

Первым был допрошен пёс Уилбур, о недвижное тело которого инспектор полиции споткнулся у ограды. Тот был в стельку пьян и лыка не вязал. Его окатили ведром холодной воды и он мигом пришел в чувства. Там же, на месте нахождения, из его бессвязной речи стало ясно, что он увидел на короткое мгновение силуэт в длиннополом макинтоше и шляпе.

"Наступил, чертыхнулся и пошёл дальше, словно я чурбан какой!– пожаловался обиженный свидетель.– Он явно не из породы джентльменов!"

В заключение он заявил, что у него фотографическая память даже в глубоком подпитии, и потом сразу отключился. Инспектор распорядился отправить его в участок, дабы он как следует там проспался и не мешался под ногами представителей правопорядка.

Молодой инспектор полиции Сильвестр Уэбб был толковым детективом и имел за плечами не одно распутанное дело, а целых три. Одно было связанно с пропажей жемчужного ожерелья у миссис Кольридж, и не стоило выеденного яйца. Другое дело – банальная кража молодого хряка Барлоу у фермера Теренса Ли Ллойда, со счастливой развязкой, а третье, более сложное, – ограбление сельской почты. На поверку, эта почти детективная история оказалась простым вымогательством с любовным привкусом.

Обвиняемым оказался Ричард Старк, незавидный ухажер с волосами до плеч, и младший брат владельца местного паба «Георг и Зеленый Змий». Будучи старательным барабанщиком из местного оркестра, он мечтал встретиться с самим Оззи Осборном, и показать ему на что он способен. Не имея нужной суммы на билет до Лондона, юноша потребовал у молодой сотрудницы пару недостающих фунтов на свои нужды. Заведующая раздула это недоразумение до масштаба убойного вестерна, а девушка не захотела коверкать судьбу приставучего парня и страшно запутала следствие, направив ход расследования на ложный след вымышленного грабителя…

Как всякий провинциальный инспектор, Сильвестр Уэбб честолюбиво мечтал попасть в летучий отряд Скоттленд-Ярда и там проявить свои уникальные способности сыщика. А пока, находясь в деревушке восточного графства, он заслуженно и с достоинством отрабатывал свою зарплату, оттачивая на практике свое профессиональное мастерство. Он считал, что в расследование имеется два важных компонента: скрупулезный допрос подозреваемых, где каждая мелочь может являться потенциальным ключом к разгадке тайны, и, главное, поиск скрытого мотива с обязательной опорой на беспристрастные факты. Как только становиться ясна общая картина преступления и понятно кому это было выгодно, виновник сразу находится. Но это в теории, а на практике было гораздо сложнее, рутинней и запутанней. Приходилось заниматься формальной писаниной, прикладывать терпение и усилие, чтобы вести криминальное дело и не сдаваться при малейшей неудачи.

Пока судмедэксперт колдовал над уликами, сам детектив пристроился за ломберным столиком, на венском стуле, а сбоку поставил шатающееся кресло с подлокотниками, с синей бархатной обивкой. Усадив на него кролика и зайца, Сильвестр Уэбб нахмурил брови. Муха Фелисия попыталась незаметно улизнуть из комнаты, но бдительный инспектор попросил ее вернуться на абажур. Потом он перевел взгляд на ушастых свидетелей.

– Где вы были с десяти утра и до восьми вечера?– строго спросил он, сверля их пронзительными глазками.

– Мы были на Морковном поле!– искренне ответил кролик.

– А кто может это засвидетельствовать?– дотошно выпытывал детектив, хитро щурясь, будто все знает и для полного отчета не хватает лишь их признания.

– Фермер Теренс Ли Ллойд!– уточнил Гильям. А также хряк Барлоу, прекрасный трюфельный следопыт, и просто умница, способный запросто решать сложные математические задачи. Космо тоже подтвердил слова друга и добавил от себя, что чувствует себя полным дураком от заумных выкрутасов Барлоу…

– Таланты Барлоу меня не интересуют,– произнес стальным голосом инспектор. К тому же он сам жертва похищения, и в этом деле еще куча неясностей…