Так бы и дала!

Глава 1

— С-скотина! Пас-скуда! С-сволочь! — разъяренной змеей шипела себе под нос Тори, продолжая молотить кулаками по треклятой роже, по лысой башке, в пузо и с особым удовлетворением коленом под жопень. — Ш-штоб ты с-сдох, твар-рь бр-ритая, пар-разит, мор-рда р-рыбья!

Поняв, что уже даже не шипит, а рычит лютым зверем, Тори отступила в сторону и прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Никто! Никто и никогда не выводил ее из себя так, как этот проклятый волчара! Собственно, директора школы Петера Линдстрёма, из-за бритой головы прозванного кем-то из языкастых учеников Чупа-Чупсом, недолюбливал или побаивался весь учительский коллектив — что люди, что полукровки, что оборотни. За строгость, пакостный характер, острый язык и просто-таки фантастическую способность появляться всегда и везде в самый неудачный для его подчиненных момент. Вот только стоит как-то проштрафиться или попасть в нелепое положение — и пожа-ал-лте! — за спиной сразу возникает господин свет директор со своей невозмутимо-холодной рыбьей мордой и с очередным вроде бы совершенно невинным, но убивающим наповал комментарием наготове. Вот почему так? Вот почему Тори врезать кулаком или ногой может хлестко и с ходу, сориентировавшись в секунду, а как дело до слов доходит — так только стоит и рот разевает, будто все та же не к ночи помянутая рыба! А эта сволочь лысая, Чупа-Чупс недолизанный смотрит и наслаждается.

— Твар-рюга! Так бы и дала! — снова зарычала Тори и опять засадила противнику коленом в пузо, а после стопой с разворота по башке.

В противнике хлюпнуло, в Тори, кажется, тоже. Только разреветься еще не хватало! А ведь поначалу все складывалось вполне гладко! Боль оттого, что пришлось оставить спорт, притупилась. Тори в приказном порядке заставила себя думать, что жизнь подарила ей шанс начать все сначала. И это даже удалось во многом благодаря тому, что в свое время мама, воюя с совсем не девичьим увлечением дочери «спортивным мордобоем», настояла, чтобы та получил классическое именно что женское, как почему-то было принято считать, образование — педагогическое. Опыта работы с детьми у Тори не было, но за нее похлопотали, а место учителя физкультуры самым удачным образом нашлось в школе недалеко от дома. Коллектив встретил новую коллегу хорошо, с детьми особых проблем не возникло — все-таки былая слава крутого бойца еще не померкла… И только лысая ехидна по имени Петер Линдстрем стал поперек всего, будто кость в горле! Рыбья, ясен пень!

Тори опять со всей дури засадила по ненавистной роже — так что она вмялась внутрь черепа, а после все-таки заплакала. Ну вот почему так-то? Почему все так? И ведь не скажешь, что долбаный Чупа-Чупс преследовал ее как-то специально. Всякий раз получалось, что сама виновата, сама подставилась, сама сваляла дурака! В точности как сегодня…

Поначалу пришедшая в голову Тори идея показалась беспроигрышной и исключительно стёбной. Подумалось: «Вот он вариант, которым можно будет отплатить долбаному директору за все чохом!» Дело в том, что сегодня после занятий по директорскому же заданию Тори ездила закупать необходимый спортивный инвентарь. В кои-то веки, после долгих уговоров и ползаний перед ним буквально на пузе эта зараза пошла навстречу и разрешила организовать в своей ненаглядной школе занятия по муай-тай. А то ведь все упирался, будто бы и не замечая, что контраргументами из разряда «не женское это дело» и «только совсем дикие люди будут добровольно бить друг друга…» раз за разом оскорбляет свою сотрудницу. Знал ведь, что учительница физкультуры Тори Бьёрк — женщина, между прочим! — еще совсем недавно профессионально занималась этим видом спорта, была звездой, чемпионкой. Знал, что череда серьезных травм вышибла ее «на пенсию», переломив жизнь пополам. И все равно, сволочь такая, глумился. Смотрел своими, кажется, немигающими, словно у рыбы, синющими глазами так, будто целился, ногой с видимым раздражением притопывал, губу этак высокомерно оттопыривал. Гад!

И все же Тори его умолила, наступив на горло гордости и желанию вместо долгих слов просто дать директору в морду. Зато после деньги на инвентарь были выделены незмедлительно, и Тори — счастливая и полная предвкушения — после занятий сразу отправилась за покупками. Быстро подобрав необходимые для начала тренировок мелочи, она пошла прицениться к боксерским грушам и вдруг увидела среди тяжелых подвесных мешков разных размеров резиновую куклу в человеческий рост на тяжелом устойчивом основании! Манекен был по-мужски мощным и плечистым. Со строгим, даже сердитым лицом, а главное, с более чем характерным лысым черепом! Короче, вылитый директор, который всегда брился наголо! Тори обошла куклу вокруг и, примерившись, тихонько звезданула ей в пузо, а после еще и пендель отвесила. Манекен, заполненный водой, только булькнул, и не подумав съязвить в ответ, и это было так здорово, что Тори аж вздохнула счастливо.

Всю дорогу до школы, в машине, она представляла себе, какой будет реакция проклятого Линдстрема, когда тот увидит новую боксерскую грушу, когда поймет намек и ничего не сможет возразить или как-то иначе обозначить свое понимание. Ведь любые слова на эту тему станут прямым подтверждением того, что подстёб удался, и он узнал в лысой груше для битья самого себя.

Тори лично затащила верхнюю часть манекена в спортзал, доверив четверым парням из старших классов лишь неподъемно-тяжелое основание. А после опять-таки лично, но уже в приятном одиночестве, руководствуясь инструкцией, установила, наполнив сразу обретшую форму куклу водой. Манекен смотрел мрачно. Тори засмеялась и со смаком отвесила ему сначала фофан, после пендель, затем вывинтила нос «сливкой», ущипнула за сосок, двинула в пузо и наконец, забавляясь, полуобняла, закидывая ногу на резиновое бедро и попутно запечатлевая на неласковых резиновых же рубах игривый поцелуй…

— Тренируетесь, госпожа Бьёрк?

Твою-то маму!..

Тори, пойманная в столь однозначно проигрышный момент, шарахнулась, разинула рот, судорожно пытаясь выдавить из себя хоть слово, и… И всё! Вот, блин, всё! Директор усмехнулся, переводя ироничный взгляд с Тори на манекен, потом потер свою выбритую под ноль голову и снова посмотрел оценивающе — на этот раз сначала на резиновую куклу, а потом на свою замершую перепуганным сурикатом учительницу физкультуры:

— Ну тренируйтесь, тренируйтесь. Не буду мешать.

И ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Тварррррь!!! Долбаная высокомерная сссскотина! Ррррыбья моррррда! Уфффф! Тори зажмурилась, стиснула зубы и, кажется, даже половинки задницы сжала, чтобы разрушительный ураган гнева, поднявшийся в ней, не нашел ни одного способа вырваться в мир, неся жертвы и разрушения. Ну вот как? Ведь ничего такого не спросил, а так унизил, что слов нет. Ведь не о тренировках по муай-тай речь-то вел, с-скотина злоязыкая, не на них намекал, щуря свои гадские глаза! Поцелуй! Вот, чему свидетелем он стал по всем известному закону подлости! Тори как последняя идиотка стояла и целовала куклу, похожую на директора! Почему? Да потому, что до этого самого директора ей — как до звезды ползком на пузе! Грррхххх!

Нет, так-то держать удар Тори Бьёрк умела. Да и как иначе? Иначе она не стала бы тем, кем была совсем недавно — женщиной, которая кометой ворвалась в мужской бойцовский мир и кулаками, локтями и ногами расчистила там себе место. Да, в категории боев, проводившихся с такими же, как она сама, девушками, но ведь и там надо было очень постараться, чтобы подняться до первых мест! Так что билась она, побеждая не столько силой и умением, сколько характером: терпела, стискивая зубы, упиралась, думая, что ничего сложнее нет… И вдруг оказалось, что удар, нанесенный кулаком, выдержать куда проще, чем тот, что периодически прилетал Тори теперь, попадая не по несколько раз сломанному, а после тщательно выправленному носу, не в бровь, и даже не в живот, а куда-то глубже, в самую душу…

Тори вздохнула и, наливаясь гневом уже даже не на долбаного Петера Линдстрёма, а на саму себя, развернулась к манекену. Тот, кажется, смотрел уже не мрачно, а испуганно, но Тори это не остановило — била она его долго и с особым садизмом. А потом обняла и заплакала, твердо зная, что этот, резиновый, точно никому о ее слабости не расскажет.

Ревела она долго и со смаком, размазывая сопли по лицу, потом все-таки успокоилась, но даже после контрастного душа внутри осталось звенящее напряжение. И Тори знала только один способ избавления от него: секс. Постоянных отношений у нее сейчас ни с кем не было, но этот жизненный период удачно совпал со статусом «в поиске» у ее старинного приятеля. В свое время именно Дуглас Крейг провел с Тори ее первую течку. После парой они так и не стали — оба искали для совместной жизни нечто совсем иное, — но иногда помогали друг другу снять напряжение, если на Дуга наваливался гон, или Тори оказывалась на пороге течки без шанса провести ее с тем, кого любила…

Телефон Дуга был давно и прочно запомнен на второй клавише быстрого набора — сразу после номера мамы. Правда в последнее время «друг по сексу», как иногда характеризовал сам себя этот молодой волк-оборотень, как-то отдалился, и Тори с ним по этому поводу даже почти поссорилась. Но должен же Дуглас войти в ее отчаянное положение! Ссоры — ссорами, а полный трындец — трындецом. Тори тыкнула в нужную клавишу и тут же поднесла телефон к уху, но услышала лишь робота, который сообщил, что в настоящее время абонент с кем-то разговаривает, и предложил оставить голосовое сообщение. Говорить с разного рода автоответчиками Тори не умела совсем, а потому нажала на отбой и быстро набила смс: «Умираю хочу секса! Твой член сегодня свободен?».

Сразу ответ не пришел. Повздыхав горестно, Тори кинула телефон на лавку и включила фэн. Волосы у нее были на редкость непослушными. Настолько, что если их не удавалось высушить и заплести в тугую косу сразу, то после они приобретали форму и свойства вороньего гнезда, и победить их торчащее во все стороны буйство могла только новая порция воды с шампунем и ополаскивателем. Мама всегда говорила, что волосы — просто-таки символ, наглядная характеристика ее дочери. Непослушные, не по-женски жесткие, они были вечной проблемой. Как и сама Тори в целом. Именно такой — проблемной — она оставалась в отношениях с близкими, которые все, скопом, были против выбранной ей стези профессионального бойца. Так было и в любовных отношениях — Тори не сумела найти мужчину, который смог бы спокойно принять тот факт, что внешне совсем не крупная, просто жилистая, излишне широкоплечая и резковатая в движениях, а на лицо так даже симпатичная девица может вырубить его одним ударом. Так было и на новой работе, где Тори постоянно сцеплялась со своим непосредственным начальником… Впрочем, следовало признать, что долбаный Чупа-Чупс был и сам той еще кнопкой под задницей!

— «Тренируетесь?» — передразнила Тори и скривилась, будто лимон сожрала целиком и прямо в шкурке. — Твар-рюга ехидная!

Волосы наконец-то удалось победить. Тори выключила фен и в ту же секунду услышала телефонный звонок. Уверенная, что это звонит Дуглас, который закончил трепаться и теперь наконец-то прочел смс с предложением сеанса дружеского секса, Тори метнулась к телефону, но ответить все же не успела. Все по тому же закону подлости, который с некоторых пор, похоже, стал главным в жизни Тори Бьёрн, телефон смолк ровно в ту самую секунду, как оказался у нее в руке. Раздраженно зашипев сквозь зубы, Тори опять привычно ткнула пальцем в нужную клавишу быстрого набора, на которую был закреплен номер друга…

Вот только ответил ей не Дуглас, а не к ночи помянутый господин директор, многонеуважаемый лысый Чупа-Чупс!

— Ко мне в кабинет! Немедленно! — страшным, каким-то задушенным голосом прохрипел он и отбил звонок.

— А… — пролепетала в уже гудящую трубку Тори и, вдруг разом осознав всю глубину приключившегося трындеца, рухнула на лавку, у которой и стояла.

Перед остекленелыми от ужаса глазами картинками из немого кино пронесся вчерашний визит бывшей товарки по занятиям муай-тай, которая ушла из большого спорта еще до Тори — просто потому, что выскочила замуж по большой любви, а после, не откладывая в долгий ящик, забеременела. Приперлась она не одна, а с сыном. Мальчишка был шумным и очень подвижным. Тори, которой с головой хватало детских воплей и беготни в школе, от него быстро устала и, желая обеспечить им с подругой хотя бы минут десять на поговорить и выпить кофейку, всучила малолетнему буяну свой мобильный, разрешив поиграть в онлайн-игры. Неужели?.. Неужели этот мелкий паразит не шарики все это время лопал? Неужели он?.. Твою-то ма-аму-у!

Дрожащими пальцами Тори потыкала в клавиши и убедилась: да, все верно, в телефоне у нее творится сущий кошмар, который, помимо прочего, вылился в то, что все клавиши быстрого набора поменяли своих хозяев. Но ведь не могло же получиться так, что и смс с предложением немедленного секса отправилось не Дугу, а занявшему его позицию начальнику?! Уже четко зная правильный ответ на этот, в общем-то, риторический вопрос, Тори все-таки полезла в менюшку, чтобы через секунду понять: таки да, трындец. В ленте абсолютно деловых, сухих и вежливых сообщений, которыми ранее обменивались Петер Линдстрём и Тори Бьёрк, последнее выглядело словно голая жопа в окружении строгих офисных брюк.

— Умираю хочу секса. Твой член сегодня свободен? — шевеля заледеневшими губами, прочла Тори и тихо завыла, раскачиваясь.

Надо пойти… Надо одеться и пойти, чтобы объяснить… Чтобы сказать: это была ошибка, и наглое послание с непристойным текстом предназначалось другому мужчине. Хорошо же о ней станут думать после этого! А уж сколько подколов будет придумано и произнесено клятым Чупа-Чупсом все с тем же невозмутимым выражением лица и с затаенной издевкой во взгляде, вообще страшно представить! Если, конечно, Петер надумает издеваться, а не уволит Тори, как женщину, чей моральный облик никак не соответствует должности школьного учителя… Мамочка родненькая-я… А может, сразу сбежать? Вот просто сейчас прямым ходом добраться до выхода из школы и припустить прочь со всех ног? И более никогда не возвращаться… Даже за трудовой и полагавшейся Тори зарплатой…

Это был вариант! Просто-таки отличный вариант! Жаль, что постыдный настолько, что уж лучше к рогатому в зубы — то есть к Чупа-Чупсу в кабинет!

— Я все объясню, — залепетала Тори, переступая порог и прижимая предатель-мобильник к груди.

— Позже, — рыкнул хозяин этой страшной пещеры, куда даже самые хулиганистые ученики и уверенные в себе учителя шли, как в логово людоеда.

— Но я…

— Запри дверь!

— Что?

— Дверь, говорю, запри! Не трахать же тебя при всем честном народе!

— Всё совсем не так, — вновь залепетала Тори, — это ошибка! Петер, прошу, поймите — я совсем не такая…

Треклятый Чупа-Чупс, которого сейчас «рыбьей рожей» не назвал бы никто — столько эмоций внезапно обнаружилось на его вечно холодном лице — зарычал в ответ что-то невнятное и, промаршировав мимо Тори к дверям кабинета, отчетливо щелкнул замком.

— Я напишу заявление! Я уволюсь, чтобы более не…

Договорить не удалось. Заперев дверь, чертов директор развернул Тори, обхватил ладонью за шею и притянул к себе. Губы у него оказались жадными, жаркими, настойчивыми… и совершенно не строгими, а, скорее, откровенно развратными! А уж язык! Проклятущий язык, про который не раз думалось, что он однозначно должен быть с раздвоенным жалом на кончике, — что он творил у Тори во рту! И каким вкусным оказался — лучше любой конфеты! И личный аромат слаще меда! Просто наркотик какой-то, мужчина мечты, а не волк-оборотень! Так бы и дала…

В себя Тори привела холодная гладкая поверхность, с которой неожиданно соприкоснулись ее почему-то уже голые ягодицы, а после и спина.

— Но я… — пролепетала она и опять заткнулась, еще и укусив себя для верности за запястье.

А что еще делать, если твой непосредственный начальник, известный ядовитым нравом и командирскими замашками, вдруг принимается делать тебе куни, предварительно закинув твои ноги себе на плечи? Орать или даже стонать нельзя — хоть и довольно поздний вечер уже, но все-таки школа вокруг. А не орать получается, только если рот себе заткнуть! Просто потому, что космос!

Проклятый директор вылизывал и нежил Тори ее самое чувствительное местечко так умело и азартно, что она довольно быстро вознеслась на вершины блаженства. А уж когда ловкие и явно опытные пальцы проникли в вагину, стало и вовсе невмоготу. Тори скулила, по-прежнему кусая себя за запястье, подвиливала задницей, еще шире разводила колени и смотрела, во все глаза смотрела на своего директора, бритая голова которого неторопливо двигалась там, внизу, между ног.

Протянув дрожащую, искусанную ей же самой почти до крови руку, Тори прикоснулась к ней, погладила, ощущая мягкое покалывание начавших отрастать волос. Петер замер, поднимая голову, и в его обычно холодных глазах полыхнула яркая, затягивающая страсть.

— Хочу тебя, — пролепетала Тори, — язва ты зловредная! В морду бы тебе дать, а не манекену, но…

— Но у меня, в отличие от него, есть вот это, — откликнулся Петер, поднимаясь на ноги и выпуская налитое естество из офисных брюк. — Он абсолютно свободен. И весь только для тебя.

Секса у Тори не случалось уже довольно давно, но она была так распалена, что не испытала никаких неприятных ощущений, когда немаленький член погрузился в нее сразу и до конца — лишь застонала страстно и вновь вцепилась зубами в истерзанное запястье. Петер поморщился, будто кусали его, потянулся, перехватил руку Тори и поцеловал, попутно начиная неторопливо двигаться в ее теле. А Тори лишь хватала ртом вдруг ставший слишком горячим воздух и во все глаза смотрела, как губы Петера ласкают ей пальцы, ладонь и пострадавшее запястье. На секунду возникло смущение из-за искусанной кожи, неухоженных ногтей, застарелых мозолей на костяшках ранее регулярно сбивавшихся в кровь кулаков, но, несмотря на эти дурацкие женские загоны, зрелище согревало и возбуждало. А ведь был еще и член…

Петер трахал умело, сдерживая страсть, позволяя насладиться ощущениями в заполненной, начавшей предоргазменно пульсировать вагине. Тори так и хотелось насадиться на его член еще глубже, сжать его в себе, удержать, упав в томное, тягучее наслаждение. А еще впервые в жизни возникло нестерпимое желание отдаться этому волчаре целиком и полностью, покориться…

— Я без презерватива... — выдохнул Петер, который даже в этот момент, похоже, контролировал себя лучше окончательно потерявшейся в эмоциях Тори.

Это сообщение как-то отрезвило. Не потому, что Тори боялась что-то подцепить — организмы волков-оборотней играючи справлялись с любой заразой такого рода, от которой так сильно страдали люди. Нет, не в этом было дело, а именно в том, что сама она полностью потерялась в шквале эмоций, а вот трахавший ее Петер нет. Осознание собственной слабости было настолько неприятным, что совсем было накативший оргазм отхлынул, да и мысли о покорности отсупили.

— Не самое своевременное известие, — проворчала Тори и поерзала спиной по полированной столешнице директорского стола, на котором ее и разложили, скинув на пол стопу каких-то с виду важных бумажек, стакан с остро отточенными карандашами и коробочку с печатью.

— Согласен, — выдохнул Петер, потянулся и, подхватив Тори под спину, легко перенес ее на диван, стоявший у дальней стены.

Здесь было мягче и вообще правильнее, но общее впечатление это все равно не исправило. Подумать только! Петер! Страшно-ужасный Чупа-Чупс!

— Я вообще… до сих пор в шоке, — сообщила задумчиво Тори, начиная водить кончиками пальцев по коже на шее любовника.

— Шокировать я мастер, — рассмеялся Петер и вновь качнул бедрами, заставив Тори сладко вздохнуть.

В голове было пусто. Лишь все еще плавала где-то на задворках сознания полудохлая мысль о том, что надо извиниться и объясниться по поводу той немыслимой смски, которая тем не менее стала причиной столь восхитительного секса.

— Это точно, но… Понимаешь, дело в том, что та смс… Ну… Я ее не тебе писала!

Тори сказала и сама же первая испугалась — так резко изменилось лицо Петера.

— Хочешь сказать, что я тебя сейчас, по сути, ну… принудил лечь со мной?

Петер начал отстраняться, вытягивая так пока и не выплеснувший страсть член из тела Тори, но та решительно обхватила его ногами за талию, вновь вжимая в себя, а после сердито поинтересовалась:

— Совсем дурак, да? Да не родился еще тот мужик, который смог бы меня уложить на спину или присунуть мне под хвост в волчьем обличии без моего на то полного и безоговорочного согласия!

— Но, ты же говоришь…

— Что писала не тебе! А не тебе потому… Ну, потому, что тебе не могла. Как бы я тебе написала, если ты вечно выступаешь натуральной сволочью, которая мне житья не дает вот вообще? Сколько я тебя уговаривала, чтобы ты мне хотя бы секцию по муай-тай сделать разрешил? А?

— Совсем не столько, сколько я бы хотел… — сознался вдруг смутившийся Петер и вновь попытался отстраниться, но Тори и в этот раз не пустила, еще крепче воткнув пятки в его ягодицы.

— Это ты о чем?

— О чем, о чем? О том, что не видел иного способа, чтобы держать тебя поближе к себе. Все ждал, когда ты наконец поймешь…

— И что я должна была понять? Что ты — зловредный ехидный тип, способный только подкалывать и чмырить?

— Что я твой истинный… — Петер смотрел просительно и как-то даже испуганно. Так, будто боялся, что Тори сейчас его… ну… обсмеет, что ли, или прогонит от себя. — Неужели и теперь запах мой тебе ни о чем не говорит?

Истинный?! Тори протянула руку и коснулась щеки Петера, потом дрогнувших под пальцами губ, очертила контур уха. В глазах защипало и пришлось прикусить губу. Так вот почему этот волчара с самой первой встречи притягивал, словно магнит, хоть вроде и делал все, чтобы оттолкнуть. Вот почему его зачастую не такие уж и злые шутки так сильно задевали за живое, пробивали любые блоки! Тори-то думала, что это она стала совсем слабой, раз не в состоянии держать удар, а, оказывается, это были инстинкты, которые работали несмотря ни на что! Сигналы, значение которых неопытная во всех этих делах Тори просто не понимала! Интересно, и сколько все это могло вот так продолжаться, если бы не случай, который еще совсем недавно казался постыдным и вообще самым дурацким из всех дурацких?

— У меня был трижды сломан нос, Петер! Трижды! Понимаешь? Мне его трижды правили эскулапы разной степени умелости! И так толком и не доправили, хоть снаружи все и выглядит вполне целым. Ждал он! Так бы и ждал до морковкиных заговен! Я ж не чую никаких запахов!

— Единый бог! — выдохнул Петер и прижался потным лбом ко лбу Тори. — А я-то уж чего только не передумал! Сначала решил, что ты меня не принимаешь как истинного просто чтобы подразнить. Чтобы я вокруг тебя танцы с бубнами вытанцовывал. Самое ж то — начальника на поводке за собой поводить…

— Вот ведь! — Тори даже руками развела, тем не менее по-прежнему удерживая Петера в себе захватом ног. — А я была убеждена, что это ты меня дрессируешь, будто собачку цирковую. Ходишь вокруг да около, гадости всякие говоришь. Подманишь поближе, а потом, только я уши развешу и к тебе с распахнутой душой, как тут же — на! — по лбу. До слез ведь доводил, вражина! Сегодня если бы не твой двойник резиновый…

— Я на него не похож!

— Еще как похож! Такой же… неподъебимый!

Петер глянул и, несмотря на серьезность момента, не выдержав, рассмеялся:

— Я-то как раз еще какой подъебимый. Вот и не был уверен, боялся. Да и потом… Я ведь и правда лысый. И старый уже для тебя…

— Глупый ты, а не старый! Одно слово — Чупа-Чупс!

— Что?!

— Хочешь сказать, не знал, какая у тебя подпольная кличка в школе?

— Убью, если узнаю, кто… — свирепея на глазах, зарычал Петер и даже опять начал отстраняться, как видно, собираясь немедленно мчаться и искать неведомого врага.

Но Тори не пустила.

— Обязательно, — сказала она, вновь прижимая Петера к себе пятками. — Но попозже. А сейчас… ну… мне, конечно, неловко опять к тебе с такими… эм… мэседжами лезть, но… но, может, ты меня все-таки дотрахаешь?

***

Если бы у Тори имелась хотя бы минимальная предпринимательская жилка, она бы, наверно, озолотилась! Потому что очень быстро выяснилось: резиновый манекен, за глаза прозванный без изысков — Петером, стал главной звездой школы. Началось все с того, что в учительской к Тори подошла пожилая учительница биологии и, явно стыдясь, попросилась после окончания уроков в зал — немного размяться. Изумленная Тори, понятно, разрешила, а после разинув рот смотрела на то, как интеллигентная тихая дама месит кулаками физиономию боксерской груши, выкрикивая что-то маловразумительное, но точно содержавшее в себе слова «гадина» и «чупа-чупс проклятый». Длилось это недолго — учительница быстро выдохлась и устала. Но после она все равно выглядела словно бы помолодевшей и полностью удовлетворенной — даже в глазах что-то этакое, азартно-боевитое появилось. Поблагодарив Тори, она испросила разрешение приходить снова и удалилась, что-то напевая. А после… После к резиновому двойнику директора школы выстроилась натуральная очередь!

А вот сама Тори тягу набить физиономию бедному, страдающему за чужие грехи манекену теперь испытывала редко. И в первую очередь потому, что нашла отличный способ воздействия на своего внезапного супруга, самым поразительным образом с мордобоем не связанный никак! В небольшом кабинетике возле спортзала у нее теперь всегда хранился запас леденцов на палочке — самых удивительных форм, цветов и размеров. И когда Петер, впадая в очередную самцовую дурнину, начинал качать права, язвить и наезжать на Тори, та просто выбирала подходящий с ее точки зрения, а значит, совершенно неудобный для господина директора момент, разворачивала очередной чупа-чупс, демонстративно погружала его в рот и… начинала отсчитывать секунды.

Ситуации, конечно, бывали разные и зачастую в отработанную систему вмешивались какие-то уж совсем форс-мажорные обстоятельства в виде внезапного приезда комиссии или прорыва трубы в девичьем туалете второго этажа, но ведь и чупа-чупс рассасывался не так уж и быстро. Так что Тори таскалась следом за Петером и со сладким в прямом смысле этого слова предвкушением наблюдала, как обычно невозмутимо-язвительный господин свет директор потеет, звереет и в итоге решает любые школьные проблемы со смертоносной стремительностью, достойной сверхзвукового истребителя. И главное, только ради того, чтобы сразу после, сверкая ярко синими яростными глазами, приказать:

— А вы, госпожа Линдстрем, извольте ко мне в кабинет! Немедленно!