Талорис

Глава первая Баталия

– Держа-а-а-ать строй! – прокатилось над равниной. – Держаааать!

Дэйт потерял секиру в прошлом столкновении, та намертво застряла в каком-то фихшейзце, на свою беду подвернувшемся под широкое лезвие, когда ряды оборонявшихся были все же разорваны таранным ударом вражеской кавалерии. Извлекать оружие не осталось времени – уставшая панцирная баталия, сомкнув строй, ощетинившись пиками и алебардами, пятилась назад, надеясь достичь каменной гряды возле Старой дороги, закрепиться на ней и передохнуть, прежде чем обескровленный противник подтянет свежие силы.

Раз. Два. Раз. Два.

Они шли.

Сержантские свистки звучали по всей длине фронта, беспрерывно, точно мерзкие птицы. От них не было спасения, и они были… спасением. Помогали сотням людей двигаться в едином ритме, не ломать шеренги, равнять щиты и пики, следить за флангами и не терять надежды, что все получится.

– Темп! Темп, мать вашу! Не спа-ать!

Низкий рев капитана баталии, барона да Мере, свояка Дэйта, пролетел над рядами, заглушая лязг стали. Свистки издали долгую трель, от которой где-то в затылке пробудилась тупая боль. И солдаты стали шагать быстрее.

Раз-два. Раз-два.

Дэйт повертел головой, пытаясь увидеть, что происходит там, где они оставили трупы врагов, но тщетно. Слишком плотный строй, и видно лишь древки пик, серо-голубые знамена с крылатым львом, да латные наплечники и шлемы товарищей.

Он был рад, что Кивел да Монтаг отправил его сюда, пускай сперва начальник охраны и высказал свое недовольство из-за того, что ему приходилось оставить герцога.

– Выгляни в коридор, если ослеп, – отмел его возражения владетель. – Видит Вэйрэн, меня есть кому защитить, и это не считая тех трех «карпов», что мы наняли месяц назад. Ты же получишь право быть моим голосом на юге. К тому же хорошо знаешь да Мере, он твой родич и скорее прислушается к тебе, чем к кому-то другому из моего окружения. Драбатские врата и долины за ними важны для нас в этой войне. Если враг их займет, они получат плацдарм, на котором легко переждут зиму, а для нас затягивание войны на своей территории неприемлемо. Возьми тех, кому доверяешь, но не больше сотни из гвардии, и отправляйся. Моя армия не выдержит одновременного удара с двух сторон. Сначала я разберусь здесь, а потом уже стану разговаривать с фихшейзцами и дорогим кузеном, раз он меня предал.

И Дэйт уехал, на три месяца погрузившись в схватки и стычки, которым не было конца.

Удар огромного батального барабана вернул его к реальности. Они стояли на склоне, перед вытоптанным полем, через которое только что прошел бронированный квадрат людей.

Свистки сержантов изменили тональность, и первые два ряда пикинеров двинулись вперед, спустя десять шагов уперли пики в землю, поставив их под углом, создавая опасный частокол. За ними расположились арбалетчики в легкой броне. Вдоль фронта забегали мальчишки, бросая на пожухлую траву плетеные корзины с тяжелыми бронебойными болтами.

Теперь, если случится внезапная атака, они смогут удержать врага, пока товарищи снова не возьмутся за оружие.

Остальные воины, несколько тысяч человек, вооружились короткими лопатами и мотыгами, начав создавать оборонительную насыпь.

– Дикай! – позвал Дэйт, и перед ним оказался крепкий оруженосец в открытой капеллине. Взгляд у него был уставший, а светлая щетина вся в чужой крови. – Найди мне свободную алебарду из обоза. Тавер! Сколько мы потеряли?

– Всего лишь четверых из тех, кто приехал с вами из Шаруда, милорд, – сказал его заместитель, бородатый молодец с лихо закрученными усами. – Итого из сотни осталось…

– Пятьдесят три человека. Я умею считать. Проверь, чтобы все напились, прежде чем начнется следующая атака.

Баталии более не существовало. Крепкий стальной квадрат разбился на отдельные отряды, каждый занял свой участок растущего укрепления. Люди работали усердно, обустраивая временный лагерь, и каждый знал, что ему делать.

Вперед выслали патрули, два десятка всадников начали следить за местностью, еще пятеро ускакали в тыл, к отступившему ранее большому обозу, сообщить, чтобы везли провиант. Где-то на задворках укрепления уже застучал молот походной кузницы, а легко раненных отводили к раскрытому шатру белого цвета.

Дэйт все это видел, проходя мимо людей, слыша, как лопаты вгрызаются в землю, как мотыги попадают по камням и как оруженосцы разносят воду, перекинув тяжелые кувшины ремнями через плечи.

В центре разбиваемого лагеря он нашел капитана баталии.

Барон да Мере, плотный и физически сильный, с совершенно лысой головой, уродливый из-за когда-то сломанной и неправильно сросшейся нижней челюсти (удар палицы в одном из пограничных сражений за Брокаванский перешеек), скорее рычал, чем говорил. Враги звали его Зверем Брокавана, свои – Старым Медведем.

Он был облачен в полный доспех, украшенный позолотой и синей эмалью, сейчас покрытый пылью, чужой кровью и вмятинами.

– Мы удержались, Шестеро их забери! – Капитан стоял, широко расставив ноги, похожий на гротескный бочонок, опираясь на перекрестье воткнутого в землю цвайхандера. – Мы отбили девять атак! И потеряли чуть больше сотни человек! А они почти две тысячи!

Слушавшие его дворяне застучали кулаками в латных перчатках по маленьким щитам или же по собственным нагрудникам, одобряя сказанное.

– Теперь мы встретим их здесь, и пусть попробуют сунуться, если им еще раз получить захотелось! Баталия сильна!

– Сильна единством! – хором ответили ему. Это был знаменитый боевой клич пехоты, родившийся тысячи лет назад, в те времена, когда их народ пришел биться на равнины Даула.

Узкие горные долины, пики и тропы не позволяли южным кантонам держать в достаточном количестве хорошо обученную кавалерию. И дворяне испокон веков предпочитали сражаться в пешем строю, вместе со своими солдатами.

Баталиями. Стальными квадратами. Лесом пик, алебард, быстрыми маневрами, неотвратимым накатом, безжалостностью к пленным и побежденным. Они были железным грохочущим морем, дисциплинированным и страшным в своей драке.

Могучим единством и сплоченностью.

– Идите к своим людям! Будьте с ними! Поддержите их. Передайте сержантам, что я горжусь всеми. Деритесь как всегда! И мы увидим завтрашний день! Баталия сильна!

– Сильна единством! – вновь прозвучало в предгорьях, прежде чем люди стали расходиться.

Да Мере обнял Дэйта, стукнул его по плечу:

– Рад, что ты цел. Жаркий выдался денек.

– Мы не добились того, чего планировали, – они смогли отбросить нас.

– Да. Не добились. Я предпочел отступить, чем ждать, когда их стрелы выкосят наши центральные ряды. Считаешь, что не прав?

– Герцог пусть решает, прав ты или нет, – мрачно ответил Дэйт. – Мы могли бы их еще сильнее потрепать, но лучше играть от обороны. Однако ты ведь понимаешь, что случится, если мы отойдем еще дальше? Через четыре лиги тракт разделяется. Что ты выберешь? Драбатские врата или Червя? Мы не сможем защищать и то и то дальше нынешней позиции. Как драться на два фронта?

– С удовольствием! – Барон сплюнул. – Я получил сегодня письмо от его милости. Он шлет нам свои пожелания быть сильными. Быть сильными! Чтоб этого ублюдка забрал его любимый Вэйрэн! Кажется, слепая баба свела его с ума. Мне нужны не пожелания, а пики! Стрелки! Стальные, мать их, отряды! Эти фихшейзские мрази разоряют мои земли, грабят мои амбары и убивают моих людей, захватывая город за городом. А я могу лишь огрызаться, словно железная собака, кусать их, да пятиться назад. До врат. Сдавая долину за долиной.

– Ты знаешь, что ситуация на западе куда хуже, чем здесь. На перевалах все готово к встрече, а врата защищать можно бесконечно долго.

Барон посмотрел зло:

– Вот что я тебе скажу, родич. Их можно было бы защищать бесконечно долго, оставь Тион на них створки. Но ему приспичило все разрушить из-за своего противостояния со Скованным. И теперь там дорога, через которую пройдет гигант, не говоря уже об обычных людях. Нас спасает лишь узкий мост, еще более узкая тропа и двенадцать оборонительных башен, где сидят почти все наши лучники. Я смогу сдерживать врага месяц, ну два. Но потом стрелы кончатся, а наши силы истощатся, и они пройдут дальше. Ты же это понимаешь.

– Я напишу герцогу, – предложил Дэйт.

– Напиши, – не стал возражать да Мере. – Отправлю письмо со слугой, пока Северная дорога еще не захвачена.

– Червь важен. Ущелье защищается испокон веков. Туда нет хода чужакам. Ты же не собираешься нарушить законы предков?

– Шаутт взял бы этих предков! Мы защищаем дикое ущелье из-за законов прошлой эпохи. Впрочем, приказ герцога. – Барон помахал сложенной бумагой. – Он делит баталию, забери его Шестеро. Ты отправляешься к Червю.

Дэйт вздохнул:

– Примерно это я и хотел тебе предложить. Мы не можем так рисковать и оставить этот путь свободным. Ты же знаешь, что собирается сделать кузен герцога?

– Предатель при поддержке фихшейзцев намерен пройти Червем на вершину Поцелуя Рассвета и обрушить с нее нависающий над долиной Камень белых львов. Я никогда там не был? А ты?

– И я. Однако говорят, что обломок скалы достаточно велик, чтобы упасть на ледник и сдвинуть его с места.

– Падали камни и раньше.

– Но, если у него получится, лед и гигантские валуны устремятся в долины юга, снося все на пути. В том числе и опорные башни Драбатских врат. Если у него получится, мы сдадим юг.

– Шанс невелик.

– Такое уже проделывали однажды, – напомнил Дэйт.

– Тысячу лет назад! Войс и Тион привели ледник в движение с помощью магии, и он в порошок перемолол кости целой армии. Но у Эрика-то магии нет.

– У него есть люди, решительность, молотки и кирки. Родственник нашего славного герцога всегда был беспринципным сукиным сыном и если он пошел на предательство – то ради того, чтобы сесть на Львиный трон, убьет и соотечественников.

Да Мере помолчал, устало потер лицо:

– Мы спорим о пустом. Я могу сколько угодно не верить в то, что такое случится, но это не отменяет приказа герцога. К тому же, несмотря на мое недоверие и это дурное ворчание, прости дурака, я уже давно отправил туда рабочих рушить мосты. Ну ты и сам знаешь. Короче, все уже решено. Ты выступаешь к Червю и будешь защищать каменщиков, пока они сломают там все, до чего дотянутся их руки.

– Сколько я могу взять людей?

– Пять десятков. К твоим оставшимся.

Это было разумно. Тропы под землей узкие и, чтобы сдерживать противника, не нужна огромная армия.

– И наемников. Южан.

– Бери стрелков.

– Что с огнем?

– Там большой запас угля. Люди работают уже две недели. Запасы пополняют постоянно, еще принесли масло, к тому же у меня хранились… – Барон помедлил и сказал с неохотой: – Несколько артефактов прошлой эпохи. Они дают свет. Тусклый, конечно. Но, если топливо закончится, это поможет вам не остаться во мраке.

Дэйт подумал, посмотрел на высокое небо, мечтая избавиться от опостылевших доспехов.

– Вещи прошлой эпохи. Не знал, что у тебя что-то есть.

– Хм.

– Ну, значит, пустим кровь тем, кто решит туда сунуться.

– И да помогут вам Шестеро.

– Вэйрэн, – поправил его Дэйт.

Да Мере прищурился:

– Я не верю в новых богов.

– И я. Но герцог верит. Как и многие в стране теперь. Они идут за Вэйрэном. Шестеро не могли защитить нас от шауттов, а его сила смогла.

– Простолюдинка. Вся война из-за девки. Когда ее подстрелили, я даже обрадовался, но она воскресла, словно таувин из старых легенд. Впрочем, давай молиться всем, кто готов нас услышать.

К вечеру насыпь выросла до двух ярдов, полностью защищая фронт укрепившейся баталии. Ее левый фланг прикрывала речка, бегущая с предгорий, а правый – густой дикий кустарник и придорожная канава с ручьем. Ни одна конница, если только ее командиры не идиоты, не пойдет на штурм при таком рельефе, да еще и в горку.

Бой завязался уже в глубоких сумерках. Сперва на расстояние навесной стрельбы подошли четыре сотни лучников, опустошивших колчаны, но не причинили баталии серьезного вреда – люди прятались за башенными щитами и павезами, погибших оказалось не больше десятка. Затем в атаку двинулись спешившиеся рыцари Фихшейза, и на подходе их встретили «Виноградные шершни» – три сотни наемников-арбалетчиков из Треттини, проредив первые ряды и сбив напор, а после, когда враг все же ринулся на штурм, пытаясь забраться на насыпь, его «приняли» добрые пики, гостеприимные алебарды, ласковые полэксы и милосердные гизармы в товариществе с участливыми годендагами.

Ломая панцири, пробивая шлемы, заливая склон кровью, они заставили фихшейзцев откатиться назад, оставив убитых и раненых. Последних пришлось добивать и отволакивать крюками в поле, подальше от стоянки.

Когда стемнело, стороны успокоились до самого утра. Барон установил ночные дежурства, приказал освещать насыпь и следить за флангами, если враг все же задумал какую-то подлость. По периметру реки и ручья расставили секреты, и только после этого люди смогли хоть немного отдохнуть и расслабиться.

Дэйт наконец-то снял с себя броню и даже искупался в реке, несмотря на нытье оруженосца Дикая, который беспокоился о своем господине по поводу и без повода.

– Хватит трястись за меня, – сказал ему начальник охраны герцога, пока помощник держал зажженный фонарь. – Ты хуже, чем три моих дочери, беспокоящиеся о своем скором замужестве.

Это немного пристыдило парня и тот перестал причитать, и лишь недовольно сопел да держал шестопер наготове, пока его господин залезал в холодную воду.

Мастер Рилли, командир наемных стрелков, пришел к костру, когда Дэйт вытирался отрезом ткани, стуча зубами и негромко ругаясь. На воине была простая вельветовая куртка и короткие штаны, открывавшие волосатые лодыжки. Он явился босым, а щегольский алый берет был засунут за широкий пояс, на котором висел фальчион со старенькой рукояткой.

Невысокий, улыбчивый капитан арбалетчиков не отказался ни от вина, ни от жареных куриных крылышек и насладился ужином в компании приближенных Дэйта.

– Сиор, – сказал этот чернявый щуплый треттинец, ковыряясь палочкой в зубах после ужина. – Барон приказал отправить с вами какое-то количество моих славных братьев.

– Вы недовольны этим.

Последовало невозмутимое пожатие плеч:

– Отчасти. Теперь мне придется разделить людей. Это снизит эффективность отряда, приведет к лишним потерям, а на моих лейтенантов лягут дополнительные обязанности. Да и у меня седых волос прибавится.

– Но да Мере щедро платит и не задерживает жалованье.

– Верно, – нехотя согласился наемник. – Он честен и без сожаления отдает марки за наши риски. И не против, чтобы ребята шуровали по вещам покойных врагов, да хранят их души Шестеро. Но… подземелье не входило в условия контракта.

– К тому же сам герцог обещал всем наемным отрядам премию после окончания войны. Он держит обещания. А я – его слово на этой стороне горного хребта, – напомнил Дэйт.

– Интересно выслушать ваше предложение, – прищурился Рилли, начав понимать, куда тот клонит.

– И вот вам мое слово. Те, кто пойдут с нами к Червю, получат двойную выплату. Сразу.

Треттинец вздохнул так, словно ему сообщили о тяжелой болезни любимой бабушки.

– Мы не горим желанием лезть под землю, сиор. Жители Треттини ценят небо, простор и свежий воздух. – Капитан наемников взмахнул зубочисткой, словно та должна была подтвердить его слова. – Под землей люди должны оказываться, лишь попав в могилу. К тому же Червь, как я слышал от солдат, место древнее, помнящее прошлую эпоху. Мало ли что может скрываться во мраке… Знаете ведь, как опасны вещи и места из прошлого.

– Двойная оплата, мастер, – еще раз напомнил Дэйт. – И все доспехи, оружие и золото с убитых, в которых после боя мы найдем хотя бы один ваш болт.

– И выкуп за благородных пленников тоже, – тут же ухватился капитан наемников.

– Сожалею, – сухо ответил Дэйт. – Вы уже должны были понять, что мы не берем пленных. Это правило баталии. Пленные обременяют движение армии, их надо охранять, кормить и заботиться. Они пришли на нашу землю, чужаков никто сюда не звал, поэтому смерть для них – единственный вариант. Все, что вы сможете себе позволить: сбросить выживших в Улыбку Шаутта. Такое удовольствие я могу вам предоставить.

Командир арбалетчиков покачал головой, ответив на предложение легкой улыбкой:

– Нам не платят за работу палачей, сиор. «Крутящиеся черепа» или же «Соловьи Лентра» легко бы согласились, но «Шершни» дорожат своей репутацией. Мы просто солдаты. Согласен на двойную оплату и сокровища с мертвецов. А пленных сбрасывайте в пропасть сами.

Треттинец степенно протянул руку, и Дэйт ее пожал, скрепляя сделку с наемником.

– Дополнение к контракту подпишем, как станет светло. И сразу получим выплату из сундука любезного казначея милорда да Мере. Я, пожалуй, пойду с вами, а лейтенантов оставлю общаться с бароном. От его вечерних ужинов у меня наутро вечная головная боль. Сколько уходит с вами?

– Сто три человека.

Треттинец сунул палец в правое ухо, поковырял в нем, изучил ноготь в свете оранжевого пламени.

– Негусто, сиор. Риски велики.

– Риски есть в каждой битве, сто человек у тебя или двадцать тысяч. Ведь знаете, как все может повернуться, если удача окажется на другой стороне. Проиграть можно и с трехкратным преимуществом. Чтобы держать мост, надо не больше десятка. Одни дерутся, остальные в резерве и меняются по мере надобности. Мы веками следуем этой тактике в горах. Сколько вы готовы взять стрелков?

– Тридцать?

– Из трех сотен? Мало. При тридцати стрелках мы получаем пять арбалетов на каждый из мостов, если враг начнет атаку одновременно по всем направлениям.

– Сорок?

– Пятьдесят.

– Платить барону и герцогу, сиор, – усмехнулся Рилли и отправил палочку, которой чистил зубы, в пламя. – Пусть будет пятьдесят. Только обеспечьте моих стрелков светом, чтобы было видно, в кого бить.

– Возьмите болтов столько, сколько сможете нести. И даже чуть больше. И павезы.

– Уже сделано, сиор. Несколько возов с амуницией отправлены к пещерам пару часов назад по распоряжению барона. Завтра утром мы возьмем еще из обоза. Столько, сколько позволят ваши командиры. Но прежде, чем уйти, я хотел бы узнать о Черве как можно больше.

– Я думал, про него и так все известно.

Наемник негромко рассмеялся.

– В вашем герцогстве, возможно. Но мир слишком велик, а в моей стране подобных древних строений полно на побережье и даже на мелководье, не говоря уже о лесах и полях. Единое королевство было слишком велико, а память людская слишком коротка, чтобы помнить все, что осталось с прошлых времен.

– Это пещера в южных отрогах хребта Кинжала. Никто не знает, сколько ей лет и когда она появилась, может, еще во времена асторэ. Точнее, это целая цепь пещер, от больших до огромных, и они ведут мимо нескольких озер к Улыбке Шаутта – глубокой пропасти, по форме похожей на месяц. Через нее переброшено шесть мостов.

– Зачем так много?

– Раньше это был единственный путь через горы, пока волшебники не сделали проходимым перевал, сточив хребет. На нем они построили Драбатские врата. Мосты очень узкие, а людей путешествовало много. После Катаклизма горы пришли в движение, и сквозная подземная дорога во внутренние области герцогства оказалась разрушена.

Капитан наемников сложил руки, украшенные кольцами, на груди.

– То есть выход из подземелья только один?

– Нет, – помолчав, сказал Дэйт. – Осталось два пути после преодоления Улыбки Шаутта. Первый совершенно не интересен фихшейзцам, через почти восемьдесят лиг подземная дорога выходит по эту сторону хребта Кинжала. В диких лесах, на плато, где не живут уже много столетий. Они ничего не выиграют, оказавшись там, им придется идти почти до границы с Давором, где есть единственный спуск вниз, в долины.

– И это предстоит нам, если мы обрушим мосты? Ведь так? Целых восемьдесят проклятых шауттом лиг по подземельям, а затем дыра, из которой до войны мы будем добираться та сторона знает сколько времени.

– Верно. Отряд отступит именно этой дорогой, припасы уже подготовлены, и нам будет такое под силу.

– Право, мои люди останутся недовольны. – Капитан вздохнул. – Лишь двойная выплата заставит их не роптать. А второй путь?

– Он – цель нашего противника, как докладывают шпионы. Сразу после пропасти одна из двух уцелевших дорог идет резко вверх. Это Червь – гладкий, витой туннель, который, как говорят, создали волшебники. Он выходит на уровне снегов, на вершине Поцелуя Рассвета.

– Вы там были?

– Туда давно уже никто не ходит. Когда-то волшебники приходили на скалу, чтобы заключить союз с крылатыми львами. Про львов-то вы знаете?

– Конечно, – улыбнулся наемник. – Существа из сказки, как эйвы. Белые львы, способные летать. Они признавали над собой лишь власть волшебников и перевозили их из одной части Единого королевства в другую. Все львы погибли в Войну Гнева.

– Так говорят, – признал Дэйт. – Но многие у нас считают, что львам просто надоели люди и они скрылись на самых высоких пиках. Порой некоторые слышат в горах их рев, а может, путают его с камнепадом и лавинами. Как бы то ни было, Червь выводит на площадку, где находится огромный камень, нависающий над отвесным склоном.

– Это я уже слышал. – Наемник хлопнул себя по колену. – Кое-кто хочет скинуть его в долину и вызвать движение ледника, как в старом мифе.

– И мы не можем этого допустить. Пока основные силы будут держать оборону Драбатских врат, наш отряд обрушит мосты и лишит противника шанса устроить самую настоящую катастрофу.

Мастер Рилли почесал в затылке:

– Сиор, как человек практичный, я не могу не задать вопроса касательно мостов. Что мешает противнику отстроить их заново?

Дэйт улыбнулся:

– Время, например. Если армия его светлости придет на помощь барону да Мере и ударит фихшейзцам в спину, то опрокинет их в пропасть. Им некуда будет отступать.

– Ах, сиор. Поверьте человеку, зарабатывающему на жизнь войной: делать на ней прогнозы дело часто безрезультатное, и лишь Шестеро знают, как все повернется в итоге. Осень тянется, начнется месяц Меча с дождями, а потом и зима наступит, и армия герцога останется на западе, не успеет сюда. Тогда ваши надежды на то, что осаду Драбатских врат снимут, окажутся тщетны, мосты они восстановят – и камень все же упадет вниз.

– Милорд, – подал голос оруженосец. – Позвольте?

– Давай, Дикай, если тебе есть чего сказать.

– Я отсюда, хотя никогда не ходил к Червю. Ущелье перекрыто, его хорошо охраняют, и никто не пускает зевак, как это диктует старый закон. Но мой дед бывал там в молодости и рассказывал, что видел… Вы просто не представляете Улыбку Шаутта. Потребуются месяцы, чтобы восстановить хотя бы один мост. А возможно, и годы. То, что делали волшебники, трудно воссоздать обычным людям, особенно в нашу Эпоху Забвения.

– Но зато обычные люди с радостью сломают чужую работу. – Командир стрелков встал. – Возблагодарим же Шестерых за это. Давайте все сегодня хорошо выспимся, сиоры. Завтра нас ждет долгий переход, а после… после тоже ничего хорошего не будет.