Танец на крыльях

Глава 2

2018 год

Диана

– О, Господи, – звучит тихо и обречённо.

– Римма, прекрати уже вздыхать и причитать, как старая бабка. Тебе заняться нечем?

– Я волнуюсь, – заявляет Риммочка таким тоном, словно это сейчас самое важное занятие.

– Одиссей вон тоже волнуется, однако молчит и занят делом, – киваю в сторону адвоката, залипшего в своём телефоне с очень серьёзным видом.

– Да, – подтвердил Одиссей, не отрываясь от экрана, – я в тетрис играю.

– Этот хомяк волнуется только, когда голодный, – фыркает Римма.

– Я всё слышу, – предупреждает Одиссей.

– Диана, Вам надо хорошенько покушать, – Риммочка бестолково суетится на маленькой кухне, постоянно что-то протирая тряпочкой, и то и дело подвигая ко мне розетку с вареньем, а про кофе она опять забыла, хотя я просила уже три раза.

– Римма, у меня короткая деловая встреча, а не трёхдневный турпоход, – я выбираюсь из-за стола и подхожу к кофемашине.

– Ох, простите, я же про кофе забыла, – бормочет Риммочка, и ее хорошенькое личико приобретает плаксивое выражение.

Как на войну меня отправляет! Я стараюсь подавить раздражение, щадя чувства своей помощницы. Знаю, что она сильно за меня переживает, но мне нужен исполнительный солдат, а не кудахчущая нянька.

– О, и мне тоже сделай кофе, Мусик, – просит занятый тетрисом адвокат.

– Я тебе не прислуга, ясно? – рычит Риммочка. – А ещё раз назовёшь меня Мусиком…

– Успокойся, Римма, – я киваю ей на стул, – присядь и отдохни. Ты ни для кого не прислуга, ты – моя правая рука, вот и не забывай об этом. Одиссей, я сама тебе сделаю кофе.

– И чего я такого сказал? Римусик-Мусик – по-моему мило, – тихо ворчит адвокат. И уже громче: – Спасибо, Моя Госпожа, хоть Вы понимаете, что мозг надо подкармливать.

– Пока он не станет похож на два полушария жирной задницы, – не медлит с ответом Римма.

Как же эта парочка мне надоела!

Небольшое кафе «Засада», в котором наша шустрая журналистка организовала встречу с судьёй Глебовым, находится неподалёку от здания городского суда, и это, конечно, не очень хорошо. Однако место встречи назначил сам Глебов, поэтому выбирать не приходится. Мы же предусмотрительно назначили здесь переговоры с нужными нам людьми. Хоть какое-то дело да выгорит, но в идеале, чтобы – оба.

– Такое ощущение, Диана, что водить Вы учились в Каире. Там, кто успел – тот и прав, – ворчит Одиссей.

– А у меня такое ощущение, что я зря тебя взяла – весь мозг мне уже выел.

Я припарковала свой роскошный «Инфинити» и заглушила мотор.

– Здесь нельзя парковаться, – счёл своим долгом заметить мой занудный пассажир. – Говорил же, что надо было на моей ехать.

– Слушай, ты весь такой правильный, не боишься участвовать в убийстве судьи?

– Ну-у… так уж и убийстве. До инфаркта, может, и не дойдёт, а твои преднамеренные действия ещё нужно будет доказать. А кто у нас лучший в мире защитник?

– Ага – защитник по гражданским делам и по совместительству мой подельник, – парирую я.

– Зато я всегда соблюдаю правила дорожного движения.

– Вряд ли это станет смягчающим обстоятельством.

– Как знать, – Одиссей взглянул на огромный циферблат своих дорогущих наручных часов и деловито поправил очки на переносице. – Наши юные активисты уже должны быть на месте.

Я взглянула на себя в зеркало заднего вида, чтобы проверить макияж. Сегодня я потрудилась над своим образом и очень жаль, что делать это пришлось ради того, чтобы произвести должное впечатление на человека, который не стоит моих усилий. Но мне придётся потерпеть его общество. Ради большего можно пожертвовать малым.

– О, а вот и наш маячок, – радостно сообщил Одиссей и, покинув салон, рванул вокруг машины, чтобы открыть мне дверь и подать руку. Это непременный джентльменский ритуал, и я терпеливо жду.

Маячок, он же – молодой неприметный парнишка, широко нам улыбнулся и, прикурив сигарету, пошёл прочь. Значит, Светочка начала судьбоносное интервью.

В кафе совсем немного посетителей, но наш дуэт мгновенно привлекает к себе внимание. В нашей паре очевидный диссонанс, но Одиссея это нисколько не смущает, а уж меня – тем более. Мой маленький пухленький четырёхглазик выглядит как эксклюзивный пирожок за миллион баксов, и я улыбаюсь, видя, с какой гордостью он меня сопровождает. Он великолепен, и я им горжусь.

Удивительно, но я не ощущаю волнения, когда замечаю судью в компании Светланы и оператора. Глебов выглядит вальяжным, а на его лице играет снисходительная улыбка. И даже когда он видит нас, улыбка не сразу сползает с его сытой ухоженной рожи. Она тает по мере узнавания.

Конечно, он меня узнал, ведь он до сих пор продолжает наводить обо мне справки в попытке найти улики преступления, которое он с легкостью прикрыл когда-то. Сейчас, спустя почти шестнадцать лет, эти раскопки обходятся ему куда дороже, чем утопление концов в воду тогда. Ведь растоптать незащищённую сиротку гораздо легче, чем вскрыть тайны наследницы могущественной империи. А он, конечно, не сомневается, что я и есть наследница.

Одиссей вежливо кивает судье, и мы направляемся к столику, за которым нас уже ожидают. Я же скольжу по Глебову равнодушным взглядом, не выдавая интереса или узнавания.

Активисты движения со смешным названием «Усы, лапы, хвост» встречают нас дружелюбными улыбками и восхищёнными взглядами. Ребята хорошо подготовились к встрече – на столе разложены документы и раскрыт нетбук. Но это для Одиссея. Для меня важны визуальная оценка и первое впечатление после короткого общения.

Эту скромную организацию, состоящую из пяти сердобольных любителей животных Риммочка, по моей просьбе, нашла ещё неделю назад и, проведя небольшое расследование, пришла к выводу, что они нам идеально подходят. Теперь дело за нами. Одиссей углубился в изучение бумаг, а я сосредоточила внимание на собеседниках – молоденьких парне и девушке в лёгких китайских пуховичках и с искорками надежды в глазах.

Ребята продолжают быть мне симпатичны и спустя десять минут разговора. Но теперь мой взгляд постоянно соскальзывает на экран мобильного. Кажется, наша Светочка любит долгие прелюдии. Но это ничего – лишь бы Глебову нравилось.

– … И каждый вложенный Вами рубль будет потрачен с пользой! – завершает свою пламенную речь улыбчивый юноша.

Меня сложно обмануть задорной интонацией и натянутым на лицо восторгом, но эти ребята действительно верят в то, что говорят. А небольшая нервозность объяснима – они боятся, что мне, денежной кубышке, будет неинтересно вкладывать средства в такой маленький и непопулярный фонд. К слову, девушка уже поникла и тоскливо ждёт, когда я озвучу свой отказ. Она ошибается.

– Вы такие юные… – хочу ещё добавить, что они смелые и решительные…

– Зато мы честные, – пылко произносит парень.

– И добрые, – недобро добавляет девушка. Она мне не доверяет.

Мобильник под моей ладонью оживает и коротко вибрирует.

– Ребят, подождите меня недолго, хорошо?

Я поднимаюсь из-за стола и, дав себе мысленную команду: «Пошла теперь одна!», отправляюсь судить судью.

Стараясь не попасть в объектив камеры, подхожу в тот момент, когда Глебов пафосно вещает о том, что ни одно зло не должно остаться безнаказанным, потому как безнаказанность и порождает то самое зло.

И тут Глебов встречается со мной взглядом, но уверенно завершает речь.

– Стоп! – командует оператору Светочка и переводит на меня нарочито возмущённый взгляд. – Простите?

– Не помешаю? – спрашиваю с сильным акцентом и… обезоруживающей улыбкой. Это моя улыбка номер пять, и она именно такая. – А я сижу и думаю, чьи бы надежды сегодня не оправдать… И вдруг увидела старого знакомого…

– Простите, мы с Вами знакомы? – хмурится Глебов, внимательно меня разглядывая. Но ему не верит даже оператор, который не в курсе нашей аферы.

– Лично не представлены, но когда-то Вы столько всего для меня сделали!.. Давно мечтаю Вас отблагодарить.

Глебов напряжён так, что того и гляди пиджак расползется по швам. Его взгляд мечется от корреспондентки к оператору, не задерживаясь больше на моей персоне. А зря – я так роскошно выгляжу! Светлана, умничка, подхватывает со стола планшет и скороговоркой объявляет:

– Так, ну что, Борис Георгиевич, пятиминутный перекур и продолжим?

– Пожалуй, мы на этом и закончим, – грубо отрезает Глебов, делая попытку встать из-за стола.

Это вообще не входит в мои планы, поэтому я упираюсь ладонями в столешницу и низко наклоняюсь к судье:

– Не спешите, Глебов. Вы ведь не хотите публичного скандала, не так ли? – Я перевожу взгляд на Светлану: – Мы вас позовём.

Когда-то давно, когда мои жизненные силы подпитывала лишь жажда мести, я представляла себе в страшных муках Артурчика, Игоря, свою тётку и даже бабку. О существовании Глебова-старшего я даже не задумывалась, и потому не считала его своим личным врагом.

О нём я подумала уже гораздо позднее и долго размышляла, как бы сама поступила на его месте, ведь он спасал своего сына. В тот период с присущим мне максимализмом я решила, что никогда не позволила бы своему сыну вырасти таким подонком. А, значит – виновен.

Спустя годы у меня произошла новая переоценка. Я поняла, что родители не всегда могут проконтролировать своих детей и объяснить их поступки, но всегда будут пытаться их спасти. Путём таких нехитрых размышлений я нарисовала для себя размытую мишень и могла бы к ней никогда не вернуться…

Но вот мы вдвоём – сидим друг напротив друга, скрестив взгляды.

– Будете, Ваша честь, продолжать делать вид, что Вы меня не знаете? – издёвка в моём голосе мгновенно выводит Глебова из себя.

– Вылезла из грязи в князи и возомнила себя всемогущей?

– Из грязи? – я усмехнулась. – Да ваша грязь ко мне даже не прилипла. Я просто руки помыла и пересела в трон повыше. А вот Вы, неуважаемый, в своём дерьме уже по уши. И ведь не выберетесь – так в нём и утонете.

– Ты мне угрожаешь, что ли? – глаза Глебова превратились в две щёлочки, через которые, он надеялся, я не смогу заметить панику.

– Вы, как Вас там по имени-отчеству? Хотя, неважно. Так вот, у Вас, Глебов, было несколько вариантов ответов: «Нет, я Вас не знаю», «Конечно, я Вас помню. Что Вы хотите?» и, собственно, тот вариант, который Вы выбрали. Это неправильный ответ.

Ноздри достопочтенного судьи раздувались, как жабры у окуня, а взгляд постоянно соскальзывал в декольте.

– Это ты в своей Франции крутая, а здесь ты – никто, милочка. На моей территории действуют иные законы…

– Ваши? Ну так я и приехала, чтобы новый мир построить. «Кто был никем – тот станет всем!» Но можно и наоборот. Вообще-то я надеялась на мирные переговоры, можем даже заказать что-нибудь.

– Ты голодная? – искренне удивляется судья, которому сейчас однозначно любой деликатес поперёк горла.

– Один очень умный и дальновидный мужчина сказал: «Накорми и напои своего врага, прежде чем убить его».

– Да кого ты строишь из себя, шлюшка оборзевшая? Твой дед, может, и представлял из себя что-то, когда был жив… И, заметь, здесь ключевое слово «был». Пришла за е*арей своих просить, которых ты на моего сына натравила? Так я вас всех троих утоплю, как котят. Не с тем связалась, дура.

Глебов больше не боится и не паникует – это плохо, но его злость мне тоже подходит и надо, чтобы её было больше. Я включаю правильную интонацию:

– Нет, Ваша честь, эти мальчишки – добровольные глупые мстители. И я, в отличие от Вас, хорошо понимаю, с кем связалась… Только я не топлю котят, Глебов, предпочитаю рвать пасти крокодилам. И Вы, к слову, не самый зубастый из них.

– Поговорим с тобой, сука, в другом месте и по-другому, – мой оппонент взбешён и в очередной раз отрывает свой судейский зад от скамьи.

– Здесь, Глебов, и сейчас, – произношу ледяным тоном и с удовлетворением замечаю изумление и растерянность на физиономии судьи. Ему всей жизни не хватит, чтобы научиться с такой интонацией выносить приговор. – И да, Ваша нечесть, говорить будем по-другому.

– Может, я сяду за руль? – спросил Одиссей, когда мы пролетели перекрёсток на жёлтый свет, но под моим взглядом осекся. – Просто напомните мне в следующий раз, что у меня тачка ничуть не хуже, чтобы я к Вам больше не подсаживался.

– Договорились.

– А куда мы едем, кстати?

– На мою «Крепость» глянем – соскучилась. А потом Белке гостинчиков отвезём.

– Диан, Вы совсем не волнуетесь? – Одиссей заглядывает мне в глаза.

– А чего дёргаться? Всё уже случилось. Пусть не совсем гладко, но главного мы ведь добились.

– Ну, так-то у нас могут быть неприятности – Глебов с серьёзными людьми завязан. Вам стоило меня предупредить о своих… э-эм… способностях.

– Одиссей, ты боишься, что ли? Можешь пока поездить с Андрюшкой, но я тебя уверяю, что никто не станет нам досаждать. Я смогу вас с Риммой защитить и, в крайнем случае, Тимур нас подстрахует.

– Я за Вас боюсь, между прочим, – оскорбился адвокат. – И не надо ко мне лепить своего Андрюшу, я ему не нравлюсь. А Мендель, кстати, знает, что Вы умеете… ВОТ ТАК?

– Нет, но подозревает. А Баев знает, я как-то попыталась его ввести в транс, – я рассмеялась, вспомнив свой облом.

– Баева? Ну, уж Вас-то наверняка он простил. Да как он вообще Вас сюда отпустил?

Я быстро перестроилась к обочине и резко затормозила, от чего моего адвокатишку-догадайку едва не размазало о переднюю панель, благо, он всегда пристёгивается.

– Малыш, давай-ка с тобой проясним одну вещь, – я развернулась к побледневшему Одиссею. – Если у тебя есть вопросы, то ты их мне озвучиваешь и не строишь догадки. Либо держишь язык в… за зубами. Окей?

– Я думал, что это не моё дело, – Одиссей поправил очочки, – но да – мне интересно, какие у Вас отношения с Баевым. Ну, просто он не замечен в благотворительной деятельности, а тут такой подарок!.. Вот я и подумал…

– Он мой… друг – не любовник. – Я заметила скепсис на круглой мордахе Одиссея и добавила с улыбкой: – Нас подружила поэзия.

– Круто! А с кем у Вас тогда секс? – И предупреждая мой возмущённый протест, Одиссей пояснил: – Имейте в виду, что личный адвокат – это как священник. Короче, я должен это знать. С этим-м, как его – с Феликсом?

Слово «секс» в одном контексте с этим именем сработало как пусковой механизм. Я долгие годы умело отделяла секс от… Любви? Пусть будет это слово. Теперь же моя прежняя философия не хочет работать. Что-то сломалось… Когда? В Париже? Или, когда я на несколько дней потеряла Фели?

Без секса мне, конечно, нелегко, но я могла без него обходиться целых два года, а без Феликса… Вчера мы поговорили совсем недолго – Фил был на взводе и сказал, что не отдаст меня никому.

Господи, почему всё так?! Мы с ним оба прокляты, что ли?

Не отдавай меня, Фели!

– Ди, телефон! – прорывается голос Одиссея. – Вы не слышите? – он протягивает мой мобильник.

– Диана, это бомбища! – верещит из динамика Светлана. – И если меня не выметут завтра с работы, моя карьера взлетит!

Она накидывает вслух несколько вариантов удачного развития её карьеры после интервью.

– Боже, Диана, как Вы это сделали? Я должна была видеть!

– С помощью доброго слова и пистолета, – отшучиваюсь.

– Эх, жаль только Ваша Римма заставила вырезать отличный кусок, нам не хватило его глаз. И с именами засада… Ну как – столько инфы – и никаких имён?!

– Вам не нужны имена, Светлана, эти люди сами себя узнают в сегодняшней исповеди и порвут нашего раскаявшегося грешника.

– Это да… Но мне бы хоть узнать о том деле, где он отмазал сына. Он сказал – тяжкое преступление! А вдруг там убийство или изнасилование? Диан, почему никакой конкретики? Он как под гипнозом был…

– Света, он был придавлен нечистой совестью. И давай уже не по телефону.

– Да-да, конечно! Я завтра утречком заскочу, и мы всё обсудим.

– Диан, Вы же понимаете, что это видео к делу не пришьёшь? – Одиссей взирает на меня поверх очков и пухлым пальчиком потирает подбородок.

– Да, дорогой, но нам это и не нужно. Твой человечек всё успел заснять?

– Видос уже у меня.

– Отлично! Через полчаса после Светочкиной бомбы в новостях запускайте свой ролик. Следователь тебя завтра во сколько ждёт?

– Дурдом неугомонный! – Одиссей закатывает глаза. – Диана, пока есть заявление, дело на пацанов не закроют. Даже если оба Глебова с экрана в убийстве признаются.

– Конечно, закроют, Оди! Мы ведь сначала навестим Глебова-младшего.

– Оди – это как-то по-собачьи, мне не нравится, – Одиссей смотрит на меня укоризненно.

– Принято, дружище! И, знаешь, давай уже на «ты», хоть ты и моложе меня на целый год.

– Кто бы мог подумать! А иногда кажется, что на двадцать старше.

– Мальчишка, ты сейчас назвал меня глупой?

– Ну, что ты, моя блистательная Госпожа, ты умница, каких поискать, но совершенно безбашенная.

– А поехали сразу к Белке, «Крепость» и до завтра никуда не денется.

– С этого ракурса видео даже лучше, чем профессиональное, правда, качество не очень. Круть! – восхитилась Риммочка.

Местные новости уже бомбанули, и теперь любительский ролик как вирус вгрызался в сеть и распространялся со страшной скоростью.

– Ой, что теперь буде-ет! – Риммочка прижала к щекам ладошки.

– Будет и на их кладбище праздник, – я отрываю взгляд от видео, но не чувствую торжества.

– И сия пучина поглотила его в один момент, – торжественно провозгласил Одиссей, убирая ноутбук с колен, и обнимает меня за плечи. Это приятно, и я кладу голову на его мягонькое дружеское плечо.

Уже полчаса мой мобильник разрывается от входящих звонков, и сейчас оживает снова. Этот номер мне незнаком, и я не собираюсь отвечать. Но как только телефон прекращает звонить, приходит сообщение: «Диана, это Игорь Глебов. Ответь на звонок».

На ловца и зверь бежит!

– Добрый вечер, Диана. – Ой ли!? – Нам нужно увидеться.

Он говорит сквозь зубы, и я вспоминаю о травме челюсти.

– Вам?

– Нам, то есть мне. Мне необходимо с тобой поговорить! Я здесь, около твоего дома. И я один.

На второй линии прорывается звонок от Петра.

Не сейчас, Петька.

Сопровождать меня вызвались сразу все. Римма с Одиссеем – это, конечно, великая сила, но в провожатые я выбрала только большого Орка. Я вовсе не думаю, что Игорь явился с разборками, но с Андрюшкой всё же спокойнее.

Младший Глебов ждёт меня у подъезда и видок имеет весьма плачевный. Левый пустой рукав куртки болтается вдоль тела, а подвязанная рука прижата к животу. Шею и нижнюю часть лица фиксирует жёсткий, наверное, гипсовый воротник. Андрей отходит подальше, но не сводит глаз с моего гостя.

– Я и не сомневался, что с годами ты превратишься в ослепительную красотку, – он жадно шарит по мне тёмным взглядом, и я с болью понимаю, что у моего Реми такие же глаза.

Я всегда это знала и, рассматривая фотографии Игоря в сети, цеплялась за различия. Их очень много, но глаза… Кажется, что так близко, вживую, я увидела их только сейчас. Ведь тогда, шестнадцать лет назад, этот образ мне не хотелось оставлять в своей памяти.

– Слишком много текста, Игорь, для человека с подобной травмой, да и комплимент – так себе.

– Уверен, ты привыкла к более изысканным.

Я оставляю без комментария его замечание и спрашиваю о другом:

– Почему ты не в больнице?

– Потому что приехал к тебе. Ты мне снилась, Диана.

– На больничной койке? – я ухмыляюсь. – Да, я люблю появляться неожиданно.

Игорь пытается смеяться, но от боли шипит и жмурится.

– Это ты точно подметила. Но нет, не только в больнице – ты снишься мне уже шестнадцать лет. Я никогда о тебе не забывал. Веришь, я молил тебя о прощении и очень хотел, чтобы ты была счастлива.

– О, твоя незримая поддержка была очень кстати. Теперь я знаю, кому сказать спасибо за безоблачное счастье. От порыва ветра я зябко ёжусь и сильнее кутаюсь в тонкий полушубок.

– Ты замёрзла, – замечает Игорь. – Через дорогу на углу ресторан, мы могли бы поговорить в тепле.

– Думаю, ты неподходящий для меня кавалер.

– Согласен, – невесело усмехается Глебов. – Жаль, я не за рулём.

Я не предлагаю разместиться в моём авто и продолжаю вопросительно смотреть на Игоря. Зачем он здесь?

– С отцом – это ты устроила шоу? – Ну вот и ответ.

– А разве это не было чистосердечным признанием? Жаль, я разочарована. Бывший судья казался таким искренним…

– Бывший? Быстро же ты его списала. Только этот бред ничего не значит.

– Для уголовного дела – возможно, а для карьеры – это конечная станция и депо.

Игорь ничего не ответил, но на его лице не было злости. Он вообще, на удивление, выглядел спокойным и уставшим, что ли…

– Теперь возьмёшься за мою карьеру? – вопрос прозвучал почти равнодушно.

– Пожалуй, дождусь, пока ты вырастешь, а там видно будет.

– Думаешь, вырасту? – Игорь неожиданно развеселился, насколько вообще может выглядеть весёлым человек с зафиксированной челюстью.

– Я в тебя верю, – в ответ я широко улыбаюсь.

– Ты очень красивая. Я ведь тогда реально влюбился, хотел ухаживать за тобой по-настоящему, даже планы строил…

– Но жизнь пошла не по плану… Так бывает, Игорь.

– Ты вправе мне мстить…

– Спасибо, что разрешаешь, – мне начинает нравится наш спокойный и странный разговор.

– А раньше ты была такой нежной… и немного испуганной. Помнишь, ты руку сломала? Я ведь Артуру тогда неслабо за тебя втащил.

– М-м, вот как? Этак я с тобой и не рассчитаюсь. Но зато могу отомстить за твою сломанную руку. Завтра ты, Игорь, заберёшь своё заявление и напишешь, что не имеешь претензий, а мой адвокат проследит, чтобы дело прекратили. А потом я сама накажу этих бессовестных хулиганов.

– Кто они тебе?

– Мои друзья, – я улыбаюсь, а Игорь в ответ понимающе кивает.

– Я утром всё сделаю, – он смотрит на меня своими невозможными глазами, в которых гибнет моя ненависть, но не готово родиться прощение и понимание.

– Ты очень благороден, Игорь, – я не пытаюсь задавить свой сарказм.

Он беззвучно смеётся, не размыкая губ и запрокинув лицо к небу. И когда его взгляд возвращается ко мне, в глазах блестят сдерживаемые слёзы. Мне не жаль.

– А ты роскошная гремучая змея, – отвечает он, не скрывая восхищения.

– Этот комплимент удачнее. Доброй ночи, Игорь, завтра мой адвокат с тобой свяжется.

Я разворачиваюсь к нему спиной и быстрым шагом направляюсь в подъезд.

– Диан, мы не всё обсудили, – долетает мне в спину.

– Не сегодня, Игорь, – отвечаю, не поворачиваясь.

Мне надо побыть одной и подумать. Мне есть о чём.

– Диана! Диана! – возбуждённый и звонкий голос Риммочки бесцеремонно обрезает поток моих мыслей, и я удивлённо смотрю на девушку.

Она в верхней одежде спускается по лестнице мне навстречу.

– Что у Вас с телефоном? Пётр не может к Вам прорваться! – эмоционально выкрикивает она и переключается на Андрюшу, который следует за мной: – А тебе зачем телефон? Почему он дома, а не с тобой?

– Римма, что случилось? – я перетягиваю её внимание на себя, удивляясь такой импульсивности моей помощницы.

Она округляет свои изумительные глаза, и я уже готова к чему угодно…

Риммочка подпирает руками бока и делает многозначительную паузу, не догадываясь о том, что провоцирует меня на членовредительство.

– Что?! А то, что Ваш Феликс прилетел в Москву, – торжественно объявляет она.

– Мой Феликс? – переспрашиваю зачем-то.

Это очень глупый вопрос, тем более, что у меня нет других Феликсов и я никого больше не знаю с таким именем. Но осознать услышанное получается не сразу. Не то чтобы это было невозможно… Но мой Фил сейчас в Италии… И вчера, когда мы с ним говорили, он тоже был в Италии… наверное. А сегодня он был недоступен… Логично, если он летел в самолёте. Зачем? Почему он ничего не сказал?

– А почему он в Москве? – растерянно спрашиваю у Риммочки, и она закатывает глаза. Нахалка!

– Уверена, скажи я, что прилетел Ваш покойный батюшка, Вы бы спокойнее отреагировали, – ехидно выдаёт она. Я пригрела змею на своей груди! Но, к счастью, я умею укоротить жало.

Не собираюсь больше изображать идиотку и давать повод своей обнаглевшей помощнице потешаться надо мной. Вихрем пролетаю до своей двери, едва не сбив с ног Риммочку, и, уже входя в квартиру, краем глаза замечаю, как Андрюша стучит костяшками пальцев себе по лбу. Вот-вот – Мальвине своей постучи!

В телефоне три пропущенных от Петра и куча сообщений. Ну что за!.. Я не трачу время на прочтение и звоню адвокату.

– Птичка моя, ты ли это? – воркует Петр, но тут же его голос становится серьёзным: – Диан, там, в Шереметьево, парень, и он прилетел, вроде как, к тебе…

– Петь, а почему ты ещё не там? – задаю главный вопрос, а на языке ещё куча.

Почему Фил не позвонил мне? Действительно ли это он? Что он делает в Москве? И что значит «вроде как» – что за намёки?

– Диан, да я тут в ста пятидесяти километрах от города и, прежде чем срываться сломя голову, решил сначала поговорить с тобой. Твой… эм-м… друг просит у меня адрес Влада.

– Чего?

– Ты не волнуйся, я сказал ему, что приеду и отвезу его к Владу и что адрес помню только визуально. Знаешь, мне, кажется, стоит подтянуть свой английский…

– Поговорим об этом? – рявкаю я, на ходу закидывая в небольшую дорожную сумку необходимые вещи.

– Прости, Диан, – бормочет Петр. – Короче, если у тебя нет других вариантов, то я попробую найти человека, который его заберёт. Слушай, а зачем ему Влад?

Я даже думать не хочу, что кто-то чужой, полный равнодушия или раздражения, поедет за Феликсом. Я уже заранее ненавижу этого недовольно-хмурого засранца – «кого-то другого». И да – зачем Филу нужен Влад?!

– Перезвоню! – бросаю Петру и прерываю звонок.

Риммочка с несчастным видом таскается за мной хвостом, чем жутко раздражает.

Набираю Феликса и выискиваю глазами Одиссея, постоянно натыкаясь на виноватый взгляд Риммы. Она читает в моём взгляде «Исчезни!»

О, а вот и мой пупсик!

– Одиссей, срочно мне билет до Москвы на самый ближайший реактивный самолёт!

Если он и удивлён, то виду не показывает и вопросов больше не задаёт. Реактивный? – Замётано!

Феликс даже не думает отвечать на мой вызов. Господи, какая же я дура! И он тоже!

Петр отзывается с первого гудка.

– Петь, срочно позвони и скажи Феликсу, что ты уже едешь за ним, но главное – скажи, что я не вышла замуж за Влада и ни за кого не вышла. Это важно! – попутно я пишу Филу сообщение. Мальчишка!

– Да-а? В смысле, а он что, не знает?

– Нет, и не берёт трубку. Наверное, хочет сперва поговорить с моим мужем.

– Сценаристы Мексики и Бразилии рыдают от зависти! – комментирует адвокат и, словно видя мой яростный взгляд, добавляет торопливо: – Да звоню я уже!

– Диан, самолёт стартует меньше, чем через два часа, билет забронировал, но успеть шансов мало, – говорит Одиссей. – А следующий только утром.

Я больше не пытаюсь ничего собирать, главное – документы со мной.

– Одиссей, ты со мной в аэропорт, поговорим по пути, а потом машину назад отгонишь. Андрюш, тебе позднее позвоню и скажу, что надо. Всё, помчали!

– А я? – пищит Риммочка. Но я всё ещё злая.

– Закати глаза и медитируй, – говорю на выходе и ловлю расстроенный взгляд Андрюши.

Почему-то сейчас прилетает в голову мысль, что ради Риммочки Орк меня предаст, не задумываясь, но я её тут же откидываю как несвоевременную.

– Диан, только твой билет в эконом, – спохватывается Одиссей, когда мы уже мчим по ступенькам.

– Я полечу даже привязанная к хвосту самолёта, – отвечаю я, искренне в это веря, и набираю Тимура, молясь, чтобы он оказался в Москве.

– Привет, Диана, надеюсь, ничего срочного, потому что я очень занят, – слово «очень» он выделяет особенно.

– Я надеюсь, что ты занят в Москве, потому что у меня всё ОЧЕНЬ срочно, – выпаливаю я, минуя приветствие.

– Карамелька, а ты случаем ничего не попутала? – пытается меня образумить Тимур. – Я ведь сказал, что занят…

– В Шереметьево сейчас Феликс, он недавно прилетел и он… – я задумываюсь на несколько секунд, представляя Фели, – он сейчас злой и расстроенный! А ещё он не знает языка и… не очень любит нашу страну…

– Боишься, что мальчика обидят? – зло усмехается Баев.

В другой момент я бы, наверное, рассмеялась или разозлилась… Но сейчас лишь беспомощно пролепетала:

– Я… я не знаю. Он мне очень дорог, Тимур. Он… понимаешь…

– Понимаю, скидывай вводные, уже еду.

– Спасибо, – выдыхаю полушёпотом, чувствуя, как лицо обжигают слёзы.

– Я сам поведу, – Одиссей мягко пытается отстранить меня от водительской двери и протягивает мне белый платочек.

Серьёзно? Кто-то ещё пользуется этими тряпочками? Я зависаю на пару секунд, глядя на платочек в руке Одиссея, а он подносит его к моему лицу и осторожно промокает слёзы. И шепчет:

– Положу дома в шкатулочку и стирать не буду. Никогда.

Такой милаха!

Я решительно оттесняю его в сторону и прыгаю за руль.

– Давай-ка, Ватсон, не тормози, – киваю на соседнее кресло.

Одиссей вздыхает и открывает заднюю дверь.

– Мне здесь спокойнее, мы ведь торопимся, – поясняет он.

Я даю машине полминуты на прогрев и отправляю Тимуру фото Феликса и номер его мобильного.

По пути в аэропорт по-прежнему не могу дозвониться Филу – абонент занят. Представляю, что он всё бросил и примчался забрать меня у Влада, и даже дышать становится больно. Господи, он не простит мне этот обман!.. Фил столько лет шёл к этому проекту, отдал столько сил!.. И вот, когда мечта осуществилась, этот безумец срывается с гастролей. Да всех его средств не хватит, чтобы покрыть неустойку! Я уж молчу о злорадных комментариях его семейки.

Тревога за Фели, помноженная на чувство вины, сжимает моё горло. От недостатка кислорода начинает кружиться голова, и я пытаюсь дышать чаще и глубже. Я сама себя не прощу, если подведу Феликса. Надо признать, что когда дело касается моих мальчишек, хладнокровие мне изменяет, и я становлюсь неадекватной истеричкой. Демон презирал меня за эту слабость и неоднократно использовал против меня.

– Диана, тебе нехорошо? – обеспокоенно спрашивает Одиссей.

Наверное, я дышу слишком шумно… Но не говорить же своему пупсику, что меня едва не накрыла паническая атака в тот момент, когда я выжимаю из своего железного друга максимум.

– Всё отлично! – Хотя по голосу этого не скажешь.

– Может, поедем потише?

Одиссею страшно, а я злюсь за то, что обнаружила свою уязвимость. Злость помогает мне собраться. Понимаю, что гоню на автомате и сосредоточиваю всё внимание на трассе. Делаю короткую дыхательную гимнастику и начинаю любимую игру – гонки с препятствиями. Помогает. Я в своей стихии, и мои губы невольно расползаются в улыбке.

– Камеры же… – обречённо блеет Одиссей и замолкает на весь остаток пути.

Феликс перезванивает сам, когда до аэропорта остаётся пара километров, а я осознаю, что успела.

– Фели, слава Богу! – я почти выкрикиваю.

– Детка, мне очень срочно нужно к тебе…

Я чутко вслушиваюсь в интонацию родного голоса.

– Фели, ты в порядке?

– Нет, конечно! О каком порядке ты говоришь – здесь нет тебя! Детка, как мне прилететь к тебе? Мне очень нужно…

– Я сама!.. Сама к тебе сейчас прилечу. Потерпи, пожалуйста, это недолго…

– Ты что, плачешь, маленькая? Ты совсем дурная девчонка – так и не разобралась, когда девочкам полагается плакать. Придётся тебя дождаться, чтобы вправить мозги.

– Дождись меня, Фели… Тебе должен был звонить Пётр.

– Твой адвокат? Уволь его – этот прохиндей не дал мне ни одной требуемой информации. Мужская солидарность напрочь отсутствует. Короче, сейчас приедет какой-то мужик – говорит, что он мой личный гид, – Феликс хохотнул. – Надеюсь, он толковый проводник?

– Это Тимур, и он… он очень толковый. А Петр – он тебе что-нибудь рассказал?

– О том, что твой тупой блондин профукал очередной шанс? Как ты там говорила – пролетел как деревяшка над Парижем?

– Фанера… – подсказываю с нервным смешком.

– Ну да! Детка, я ведь говорил, что он мудак!

Одиссей медленно выбрался из авто, перекрестился и приник своим модным пальто к грязной дверце. Хорошо хоть землю не кинулся целовать.

– Прости, мы не поговорили, – торопливо оправдываюсь, пока достаю сумку из багажника.

– Иди, Диана, с Богом. Я хочу помолчать, – адвокат отмахнулся от меня рукой, как от привидения.

– Прости, – я мазнула губами по его бледно-зелёной щеке и пулей полетела к зданию аэропорта.

О том, что ключи от машины остались у меня, я узнаю лишь когда самолёт набирает высоту.

Наверное, все люди боятся смерти. Ведь там не будет уже ничего – радости, волнения… Боли и страха там тоже не будет. Но иногда бывают моменты, когда смерть кажется избавлением. Вот тогда очень важно, чтобы был кто-то, очень дорогой, кого ты побоишься оставить без присмотра и станешь карабкаться изо всех сил, цепляясь за жизнь.

Когда-то давно, в Фениксе, я перестала бояться смерти… Но стоило лишь представить, как Реми вырастет без меня, что он лишится моей любви и поддержки, у меня открывалось второе, третье… двадцать пятое дыхание. И находились силы, чтобы сопротивляться и бороться. И с очередным дыханием мир вокруг тоже оживал – ярче светило солнце, счастливее пели птицы и очень хотелось любить!

Я не сразу осознала, что Феликс стал для меня ещё одним мощным стимулом к жизни. С ним мне хотелось быть красивее, успешней. С ним я захотела стать счастливой. Мой бесшабашный, ветреный, дерзкий, импульсивный. А ещё добрый, щедрый и ранимый. Любовь – недостаточное слово для моего чувства, но я другого не знаю. И люблю его как сумасшедшая! Как никто никогда не любил! Как никто больше не сможет!

Я смотрю в иллюминатор и впервые безошибочно нахожу свою звезду. Уверена, что это она – Диана. Рядом сияет множество безымянных звёзд, и самые близкие к Диане я назову именами моих мальчишек, чтобы мы и через тысячу лет были вместе.

Это невыносимо долго – бесконечная вереница пассажиров почти не движется к выходу из самолёта. Меня раздражают все – даже дети. Хочется промчаться по головам этих людей, чтобы вырваться из плена. Моего спокойствия как не бывало. А его и не бывало…

Феликса я вижу сразу… Мне кажется, что я увижу его даже ночью в многотысячной толпе.

С каждым шагом, приближающим меня к нему, мои нервы дребезжат, как перетянутые струны. В голове становится горячо и очень режет глаза. Мы приближаемся одновременно, не теряя зрительного контакта. Я протягиваю руки навстречу Феликсу, мечтая утолить свою жажду – жажду прикосновений.

Струна внутри меня рвётся в тот момент, когда подушечки моих пальцев колются о щетинистую щёку.

Рвётся громко – просто разлетается на множество острых звенящих брызг. Я бросаюсь к Феликсу на шею и плачу навзрыд, выплескивая всю боль, сдавливающую моё сердце, ранящую мою душу, отравляющую мой мозг.

– Ты чего ревешь, глупенькая? Я ж не умер – я к тебе прилетел, – Феликс крепко прижимает меня к себе и смеётся.

Я отстраняюсь и смотрю в его полные слёз глаза. Феликс никогда не плачет… Наклоняю к себе его голову и ловлю с ресниц губами солёную каплю.

– Я рассмешила тебя до слёз?

– А ты свой носик видела? Он распух и похож на пятачок.

Его нервный смех резко обрывается. Фели гладит влажным взглядом моё лицо, невесомо прикасается к мокрым щекам и шепчет прямо в губы:

– Научи меня, моя девочка… научи целовать тебя…

Ты уже знаешь как… Давно это знаешь…

Его губы влажные и солёные от моих слез, и очень горячие… Я совсем забываю дышать, потому что Феликс… меня целует.

Мой сбывшийся сон… Моя боль и моё счастье… Мой любимый мужчина… Мой единственный.

Для Фели это… абсолютный дебют, и я даже успеваю почувствовать себя растлительницей. Он целует так, как чувствует. И от осознания, что он чувствует меня именно так, мой бедный мозг превращается в талое желе. Ошеломляющие ощущение – эйфория и полёт. Я понимаю, что всё ещё в своём теле, по жару, полыхающему внутри меня. Я, как Феникс, сгорающий в полёте… И чтобы возродиться снова, мне нужна моя любящая… истинная пара.

– Камеру быстро убрал! – как сквозь толщу воды доносится голос Тимура. Он отгоняет от нас любопытных зевак, пытающихся заснять пикантный ролик.

Мы разрываем поцелуй, но не в силах оторваться друг от друга.

– Это лучший момент в моей жизни, – шепчет мне Феликс.

– И в моей, – признаюсь я. И это правда.

Мы как два ошалевших влюблённых подростка, впервые познавших вкус поцелуя.

– Почему ты здесь, Фели?

– Потому что здесь ты…

– Но ты ведь ненавидишь мою страну…

– Я люблю её! – тихо смеётся Феликс. – Это лучшая страна в мире – она подарила мне тебя.

Мы говорим шёпотом, по-прежнему соприкасаясь губами.

– Люблю тебя, – Фил легонько прикусывает мою нижнюю губу. – М-м, как же я раньше мог прожить без этого…

– Ты вообще очень многое пропустил, – с грустью отзываюсь я.

– Я ведь всегда ждал тебя. Я зависимый, детка. Я охренеть какой зависимый от тебя. Дурею от твоего запаха! Теперь мне всего этого мало. Я хочу облизать тебя всю.

– Ты сумасшедший…

– Ещё какой! Я слишком долго ждал… – Феликс зарывается руками под мой полушубок, и от его прикосновений у меня совершенно путаются мысли.

– Фели, у тебя же контракт! Ты забыл?

– Да, когда сорвался, подумал – к черту этот контракт! А пока летел, опомнился, что подведу ребят. Для них это очень важно, и они в меня верят.

– А для тебя? – заглядываю в его глаза.

– А мне нужна ты, – Феликс целует меня в нос, проводит языком по губам…

– Так, всё! Сворачивайте свой лямур, – рычит Баев. – А то я тут, как пёс цепной, на страже ваших розовых соплей.

Спустя четыре часа я улыбаюсь вслед оборачивающемуся Феликсу и изо всех сил не позволяю пролиться слезам. Надо ли ему лететь? Это его долг перед коллективом, и он не может поступить иначе. Хочу ли я этого? Я отчаянно борюсь с собой, чтобы не окликнуть и не остановить. Что значат три с половиной месяца разлуки для двух безумно любящих людей? Это капля в океане для тех, у кого впереди целая жизнь. Для нас сейчас – это целая вечность. А ещё возможность избежать страшной ошибки. Сколько раз мы уже были на краю, но смогли… А сегодня…

За эти четыре часа я узнала о Феликсе то, о чём не догадывалась целых восемь лет. Чтобы оставаться в танце ему вовсе не нужно было шоу мирового масштаба… Но я хотела, чтобы он стал знаменитым. Я с ужасом осознаю, что невольно толкала Феликса к тому, чего он сам никогда бы не пожелал для себя. А Феликс… он просто пытался все эти годы мне соответствовать, будучи уверенным, что простой фотограф – мне совсем не пара, и мечтал дать мне то, чего я заслуживаю. А разве он был когда-нибудь простым фотографом? И, если был… Заслужила ли я его?.. Имею ли я право так рисковать самыми чистыми в моей жизни отношениями?.. Уже! Я уже рискнула! А расплачиваться придётся обоим.

После того как самолёт Феликса скрылся из виду, я продолжаю ещё долго смотреть в тёмное утреннее небо и шептать молитву, которую придумала сама ещё когда-то давно, в Айсгене. Наверное, это нечестно, и для Фели я должна придумать другие слова. Я обязательно подумаю об этом… Завтра.

Большие ладони Тимура ложатся мне на плечи. Не поворачиваясь, я точно знаю, что это он.

– Тебе следовало хорошенько всыпать за то, что вы оба заставили меня почувствовать себя старым ворчливым занудой. Но я решил, что сначала тебе нужно отдохнуть. Поехали, Карамелька…