Тау - ноль

Глава 1

— Смотрите — вон там. Поднимается над Рукой Бога. Это он?

— Думаю, да. Это наш корабль.

Они были последними посетителями. Парк Миллеса закрывался. Большую часть послеполуденного времени они бродили среди скульптур. Он был в восторге от первого знакомства с ними, она говорила молчаливое «прощай» тому, что было частью ее жизни. Им повезло с погодой. Лето было на исходе, но в этот день на Земле ярко светило солнце, дул легкий ветерок, который заставлял танцевать тени листвы на стенах вилл. Звонко журчали фонтаны.

Когда солнце зашло, в парке как будто все ожило. Казалось, что дельфины кувыркаются в волнах, Пегас рвется в небо, Фолк Филбайтер высматривает потерянного внука, а лошадь его в этот миг споткнулась, переходя брод. Орфей прислушивается, юные сестры обнимаются, воскреснув и все это беззвучно, ибо взгляду наблюдателя было доступно лишь краткое мгновение их жизни. Хотя время, в котором существовали статуи, было ничуть не менее реальным, чем зимнее время.

— Как будто они живы и предназначены звездам, а мы должны остаться позади и постареть, — пробормотала Ингрид Линдгрен.

Шарль Реймон не слышал ее слов. Он стоял на каменных плитах под пожелтевшими березами и смотрел на «Леонору Кристину». Наверху колонны, которая служила ей опорой, Рука Бога, возносящая ввысь Гений Человека, рисовалась силуэтом на фоне зеленовато-синих сумерек. Позади нее крошечная звездочка быстро пересекла небосклон и скрылась.

— Вы уверены, что это не какой-нибудь спутник? — в тишине спросила Линдгрен. — Я не думала, что мы сможем увидеть…

Реймон выразительно поднял бровь.

— Вы — первый помощник, и вы не знаете, где находится наш корабль и что он делает?

Он говорил по-шведски с акцентом, как и на большинстве других языков, резко меняя интонацию. Эта манера говорить подчеркнула иронию его слов.

— Я не навигационный офицер, — сказала она, защищаясь. — Притом я постаралась, насколько возможно, выбросить все дела из головы. Вам бы тоже следовало так поступить. Нам предстоит этим заниматься много лет. — Она потянулась к нему. Ее тон смягчился. — Прошу вас. Давайте не будем портить этот вечер.

Реймон пожал плечами.

— Простите. Я не хотел.

К ним подошел служащий, остановился и почтительно произнес:

— Извините пожалуйста, но нам пора закрывать.

— О! — Линдгрен вздрогнула от неожиданности, бросила взгляд на часы и посмотрела на террасы. Там не было никого — если не считать тех живых существ, которых Карл Миллес воплотил в камень и металл три века назад. — О да, конечно, давно пора. Я просто не отдавала себе отчета, как поздно.

Служащий поклонился.

— Поскольку леди и джентльмен явно желали этого, я оставил их одних в парке после того, как остальные посетители ушли.

— Значит, вы нас знаете, — сказала Линдгрен.

— Кто же не знает?

Во взгляде служащего читалось восхищение. Она была высокой, хорошо сложенной, с правильными чертами лица и широко расставленными голубыми глазами. Волосы ее были подстрижены коротко, чуть ниже мочек ушей. Ее одежда была более изысканной, чем обычно носили вне службы женщины, работающие в космосе. Богатые мягкие оттенки и ниспадающие складки неосредневекового стиля очень шли ей.

Реймон представлял собой резкий контраст — коренастый, темноволосый мужчина с суровым выражением лица, со шрамом на лбу. На нем были прямая туника и брюки, которые ничем не отличались от униформы.

— Спасибо, что вы нам не стали мешать, — сказал он скорее из вежливости.

— Я подумал, что вы наверняка не хотите, чтобы вам докучали, — ответил служащий. — Без сомнения, вас узнали многие, но поступили так же.

— Мы, шведы, воспитанные люди, — улыбнулась Линдгрен Реймону.

— Не буду спорить, — сказал ее спутник. — Трудно вести себя иначе, когда вы повсюду в Солнечной системе. — Он сделал паузу. — Тому, кто правит миром, лучше проявлять вежливость. Римляне в свое время были вежливы. Пилат, например.

Отповедь Реймона привела служащего в замешательство. Линдгрен немного резко заявила:

— Я сказала «alskvardig», а не «artig». («Воспитанные», а не «вежливые»). — Она протянула руку. — Благодарю вас.

— Не стоит благодарности, мисс первый помощник Линдгрен, — ответил служащий. — Пусть ваше путешествие будет удачным, и вы благополучно вернетесь домой.

— Если путешествие будет действительно удачным, — напомнила она, — мы никогда не вернемся домой. Если мы вернемся… — она оборвала фразу. Он к тому времени будет в могиле. — Еще раз спасибо вам, — повторила она невысокому человечку средних лет. — До свидания, — сказала она парку.

Реймон обменялся со служащим рукопожатием и что-то пробормотал. Они с Линдгрен вышли из парка.

Высокие стены бросали тень на тротуар. Прохожих почти не было. Шаги отдавались гулким эхом. Через некоторое время Линдгрен заметила:

— Мне все-таки интересно, действительно мы видели наш корабль? Мы находимся на большой широте. А даже бассердовский корабль не настолько велик и ярок, чтобы его можно было рассмотреть в сиянии заката.

— Корабль достаточно велик и ярок, когда расправлены перепонки черпающих полей, — сказал Реймон. — Его перевели вчера на асимметричную орбиту, это входит в финальное тестирование. Перед нашим отбытием его переведут обратно в плоскость эклиптики.

— Я знаю, я читала программу. Но я не понимаю, зачем ежесекундно думать о том, что происходит с кораблем. Ведь мы еще два месяца будем здесь. Зачем вам все это знать?

— Я всего лишь констебль, — губы Реймона скривились в ухмылке. — Скажем так: я практикуюсь в том, чтобы быть всегда начеку.

Она искоса глянула на него. Взгляд ее стал испытующим. Они вышли на эспланаду, к воде. По ту сторону один за другим загорались огни Стокгольма по мере того, как ночь от домов и деревьев поднималась вверх. Но канал оставался почти зеркален, и в небе, кроме Юпитера, светилось пока лишь несколько искр. Было еще достаточно светло.

Реймон присел на корточки и подтянул нанятую ими лодку.

Якоря-присоски на тросах прочно крепили ее к бетону. Реймон получил специальную лицензию, позволяющую ему парковаться практически где угодно, настолько важным событием была межзвездная экспедиция. Он и Линдгрен провели утро, совершая круиз вокруг Архипелага. Несколько часов среди зелени: дома, словно выросшие на островах, как и деревья — такая же неотъемлемая их часть; паруса, чайки и сверкание волн. На Бете Девы будет менее приятно, и уж совсем ничего хорошего не ждет их на пути туда.

— Я начинаю чувствовать, какой же вы для меня незнакомец, Карл, — медленно произнесла Линдгрен. — Вы всегда такой?

— Что? Моя биография зарегистрирована. Каждый может ее прочесть.

Лодка стукнулась об эспланаду. Реймон спрыгнул вниз на кубрик. Крепко держа трос одной рукой, он подал другую своей спутнице. Она оперлась, и его рука слегка дрогнула под ее весом.

Линдгрен села на скамью около руля. Реймон поворачивал якорь-присоску. Межмолекулярные связи уступили с легким чмокающим звуком, который прозвучал как ответ на плеск воды.

— Да, я думаю, что мы все выучили наизусть официальные биографии друг друга, — кивнула она. — Ваша биография — это абсолютный минимум, которым вы сумели отделаться при опросе.

(Шарль Жан Реймон. Статус гражданства межпланетный. Тридцать пять лет. Родился в Антарктике, но не в одной из лучших колоний; на подземных уровнях Полигорска. Мальчика, отец которого умер рано, ждали только бедность и неприятности. Юношей он каким-то образом попал на Марс и переменил множество работ, пока не начались беспорядки. Затем он сражался с «Зебрами» и так проявил себя, что впоследствии Лунный Спасательный Корпус предложил ему должность. Там он завершил свое образование и быстро продвинулся в чине. Будучи полковником, он много работал над усовершенствованием полицейского подразделения. Когда он вызвался участвовать в экспедиции, Управляющее Бюро с радостью приняло его).

— Ничего личного, — заметила Линдгрен. — Вы что, и на психологических тестах рассказываете официальную версию?

Реймон прошел вперед и отсоединил носовой якорь. Он ловко спрятал оба якоря, взялся за руль и запустил мотор. Магнитный двигатель работал бесшумно, но лодка тотчас рванулась вперед с большой скоростью. Реймон смотрел прямо перед собой.

— Какое это для вас имеет значение? — спросил он.

— Мы будем вместе много лет. Очень может быть, что до конца наших жизней.

— В таком случае, почему вы решили провести со мной этот день?

— Вы сами меня пригласили.

— После того, как вы позвонили мне в отель. Вам пришлось справиться в отделе регистрации команды, чтобы выяснить, где я остановился.

Парк Миллеса исчез в быстро сгущающейся тьме за кормой. В свете огней вдоль канала не было видно, покраснела Линдгрен, или нет. Однако она отвернула от Реймона лицо.

— Я действительно так поступила, — призналась она. — Я… Я думала, что вам одиноко. У вас ведь никого нет?

— Никаких родственников. Я всего лишь путешествую по злачным местам Земли. Там, куда мы направимся, их не будет.

Она снова подняла голову и на этот раз устремила взгляд на Юпитер немигающую рыжевато-белую лампу. Появились еще звезды. Линдгрен задрожала и плотно закуталась в плащ, чтобы защититься от осенней прохлады.

— Не будет, — глухо повторила она. — Все чужое. Мы еще только-только начали понимать и представлять тот соседний, братский мир. И пересечь расстояние в тридцать два световых года…

— Таковы люди.

— Почему вы летите, Карл?

Его плечи поднялись и опустились.

— Неугомонность, наверное. И, честно говоря, я нажил себе врагов в Корпусе. С одними не так обошелся, других опередил на служебной лестнице. Я достиг такой ступени в своей карьере, что не мог продвигаться дальше, не играя во внутренние политические игры. А это я презираю. — Их взгляды встретились. Некоторое время оба медлили. — А вы почему?

Она вздохнула.

— Наверное, из чисто романтических побуждений. С самого детства я считала, что должна полететь к звездам — как принц отправляется в сказочную страну. Я долго уговаривала родителей и наконец добилась, чтобы они позволили мне записаться в Академию.

В его улыбке было больше тепла, чем обычно.

— И вы показали отличные результаты в межпланетной службе. Так что они без колебаний назначили вас первым помощником в первом же вашем полете за пределы Солнечной системы.

Ее руки, лежащие на коленях, встрепенулись.

— Не надо. Прошу вас. Я знаю свое дело. Но женщине в космосе легко продвинуться по службе. Она везде нужна. Мои функции на «Леоноре Кристине» будут чисто служебными. Я буду больше заниматься… ну, отношениями между людьми… чем астронавтикой.

Он снова посмотрел вперед. Лодка огибала сушу, направляясь в Салтсйон. Водное движение усилилось. Мимо них проносились гидрофойлы.

Грузовая субмарина неспешно держала путь в Балтику. Над головой, словно мотыльки, мелькали воздушные такси. Центр Стокгольма был многоцветным неугасающим костром. Тысяча его шумов сливались в одно странно гармоничное ворчание.

— Это возвращает меня к моему вопросу, — хмыкнул Реймон. — Скорее, моему контрвопросу, поскольку вы начали спрашивать первая. Не думайте, что мне не по душе ваше общество. Я был рад провести с вами день, и если вы согласитесь поужинать со мной, я буду считать этот день одним из лучших в моей жизни. Но большинство из нашей команды разбежались в стороны, как капли ртути, в тот миг, когда окончилась подготовка. Они намеренно избегают товарищей по команде. Лучше провести время с теми, кого они больше никогда не увидят. А вы, у вас ведь есть корни. Старая, благовоспитанная, благополучная семья, в которой все, надо полагать, привязаны друг к другу. Живы отец и мать. Братья, сестры, двоюродные братья и сестры наверняка полны готовности сделать для вас все, что могут, в эти оставшиеся несколько недель. Почему вы сегодня не с ними?

Линдгрен сидела молча.

— Ваша шведская замкнутость, — через некоторое время сказал он. — Как положено тем, кто правит человечеством. Мне не следовало вмешиваться. Ну так признайте за мной такое же право молчать, хорошо?

Чуть позже он заговорил снова:

— Вы согласитесь поужинать со мной? Я обнаружил очень приятный ресторанчик, в котором обслуживают люди.

— Да, — ответила она. — Спасибо. Я согласна.

Линдгрен поднялась и стала рядом с ним, положив руку ему на локоть.

Она чувствовала, как под ее пальцами напрягаются его сильные мускулы.

— Не называйте нас правителями, — попросила она. — Это не так. Как раз в этом и была идея Соглашения. После ядерной войны… когда мир был так близок к гибели… что-то надо было предпринять.

— Угу, — проворчал он. — Мне изредка случалось читать книги по истории. Всеобщее разоружение; всемирные полицейские силы, чтобы это обеспечить. Sed quis custodiet ipsos Custodes? Кому мы можем доверить монополию на средства уничтожения планетарного масштаба и неограниченную власть на инспекции и аресты? Конечно, только достаточно большой и современной стране, которая сможет сделать поддержание мира своей главной отраслью промышленности — но не настолько большой, чтобы она могла победить кого-нибудь и заставить подчиниться своей воле без поддержки большинства наций. При этом у нее должна быть хорошая репутация в глазах всех. Одним словом — Швеция.

— Значит, вы понимаете, — обрадованно сказала она.

— Понимаю. Последствия в том числе. Власть питается сама собой, в этом нет ничего тайного, это логическая необходимость. Деньги, которые платит весь мир, чтобы обеспечить функционирование Управляющего Бюро, проходят через Швецию. Следовательно, вы превратились в самую богатую державу мира — со всеми вытекающими последствиями. О том, что Швеция политический центр, можно и не упоминать. В ситуации, когда каждый реактор, космический корабль, каждая лаборатория потенциально опасны и должны находиться под контролем Бюро, в решении любого мало-мальски важного вопроса непременно участвует швед. Это ведет к тому, что вам подражают даже те, кому вы больше не нравитесь. Ингрид, друг мой, ваша нация ничего не может поделать — она превращается в новых римлян.

Ее радость исчезла.

— Вы тоже не любите нас, Карл?

— Я отношусь к вам неплохо, как большинство. До сих пор вы были гуманными господами. Я бы даже сказал, слишком гуманными. Что касается меня, я должен быть благодарен, поскольку вы позволили мне не иметь государственного гражданства, что меня вполне устраивает. Нет, вы показали себя совсем неплохо. — Он махнул рукой в сторону башен, с которых вниз водопадом струилось сияние, разбрызгиваясь во все стороны. — Как бы то ни было, это не навсегда.

— О чем вы?

— Не знаю. Я только убежден, что ничто не вечно. Как бы тщательно ни была спланирована система, когда-нибудь она испортится и умрет. — Реймон сделал паузу, чтобы подобрать слова. — Думаю, что конец может последовать в результате той самой стабильности, которой вы гордитесь. Произошли ли какие-то важные изменения, по крайней мере на Земле, с последних декад двадцатого столетия? Неужели так и должно быть? — Полагаю, — добавил он, — что это одна из причин создания колоний в Галактике. Если мы сможем это сделать. Средство против Рагнарока.

Линдгрен сжала кулаки. Ее лицо снова обратилось к небу. Ночь сгустилась окончательно, но звезд над городом было совсем немного. В другом месте — например, в Лапландии, где у ее родителей был летний коттедж — их было бы гораздо больше.

— Я плохой кавалер, — извинился Реймон. — Давайте оставим эти ребяческие философствования и поговорим о более интересных вещах. Об аперитиве, например.

Она неуверенно засмеялась.

Ему удалось поддерживать легкую беседу, пока он вел лодку в Строммен, поставил ее в док, и они с Ингрид направились пешком через мост в Старый Город. За королевским дворцом они оказались в менее освещенном районе. Они шли по узким улочкам, по обе стороны которых высокие дома в оттенках золотого цвета стояли точно так же, как последние несколько сотен лет.

Туристский сезон закончился. Из огромного количества иностранцев, которые находились в городе, ни у кого не было причин посещать этот дальний уголок. Если не считать случайного прохожего или электроциклиста, Реймон и Линдгрен были практически одни.

— Мне будет трудно без всего этого, — сказала она.

— Здесь живописно, — признал он.

— Больше, чем живописно, Карл. Это не просто музей под открытым небом. Здесь живут настоящие люди. И те, кто жил здесь прежде, тоже остаются реальными. Башня Биргера Ярла, Церковь Риддархолма, щиты в Доме Знати, золотая Площадь, где пил и пел Беллман… — В космосе будет одиноко, Карл, вдали от нашего прошлого.

— И все-таки вы летите.

— Да. Это нелегко. Моя мать, которая родила меня; мой отец, который взял меня за руку и вывел под звездное небо, чтобы показать мне созвездия. Знал ли он тогда, к чему это приведет? — Она вздохнула. — Вот отчасти, почему я позвонила вам. Мне нужно было убежать от того, чтобы не думать о родителях. Хотя бы на день.

— Вам нужно выпить, — сказал он. — Вот мы и пришли.

Ресторан выходил фасадом на Главный Рынок. Нетрудно было представить, как рыцари весело гремят по камням мостовой между окружающими площадь домами. Реймон подвел Линдгрен к столу в освещенной свечами комнате и заказал аквавит и пиво.

Она старалась пить с ним наравне. Последовавшая за выпивкой трапеза была долгой даже по скандинавским стандартам. За едой они выпили много вина, а завершили ужин солидной дозой коньяка. Линдгрен рассказывала о доме рядом с Дроттнингхолмом, парк и сады которого были по существу ее собственными; о солнечном свете, струящемся в окна и отражающемся на полированных деревянных полах и на серебре, которое передается по наследству из поколения в поколение; о шлюпе на озере, кренящемся под ветром; об отце у румпеля с трубкой в зубах; о долгих, долгих ночах зимой и кратких светлых ночах лета; о праздничных кострах в канун дня Святого Джона — тех самых кострах, которые некогда были зажжены, чтобы приветствовать Бальдра, возвращающегося домой из подземного мира; о первой прогулке под дождем с парнем, когда холодный воздух был насквозь пропитан водой и запахом сирени; о путешествиях по разным уголкам Земли; о пирамидах, Парфеноне, Париже на закате, Тадж Махале, Ангкорвате, Кремле, Голден Гейт Бридж, и, конечно, о Фудзияме, Великом Каньоне, водопаде Виктория, Большом Барьерном Рифе…

…о любви и радости дома, но и о дисциплине тоже, о порядке и серьезности в присутствии посторонних. Музыка вокруг, любимейший Моцарт; хорошая школа, в которой учителя и соученики создали совершенно новый мир, ворвавшийся в ее сознание; Академия, работа настолько трудная, что она и не предполагала, что способна на такую, и как она радовалась, когда обнаружила, что способна; полеты в космос, на другие планеты, о, она стояла на снегах Титана и смотрела на Сатурн над головой, потрясенная красотой; всегда, всегда семья и родные, к которым она возвращалась…

…в добром мире люди, их поступки, их радости всегда хороши.

Разумеется, остаются проблемы, но их можно решить с течением времени при помощи рассудка и доброй воли. Хорошо бы принадлежать к какой-нибудь религии, это сделало бы мир более совершенным, придало бы ему окончательный смысл, но убедительных доказательств не существует, тем не менее, она все равно может отдать все силы, чтобы помочь человечеству на пути к высшей цели…

…но нет, она вовсе не педант, пусть он так не думает. Собственно говоря, она часто задумывалась, не слишком ли она склонна к гедонизму, может, она чуть более свободна, чем это необходимо. Как бы то ни было, она получает радость от жизни, не причиняя никому вреда, и она всегда надеялась на что-то необычное.

Реймон налил ей последнюю чашку кофе. Официант, наконец, принес счет.

— Думаю, что несмотря на недостатки нашего полета, — сказал Реймон, — ты сможешь получить от него удовольствие.

Ее голос стал немного невнятным. Но глаза, глядящие на него, оставались ясными и спокойными.

— Я надеюсь на это, — сказала она. — И потому позвонила тебе. Помнишь, еще во время подготовки я настаивала, чтобы ты приехал сюда, когда нам дадут отпуск.

К этому времени они уже перешли на «ты».

Реймон затянулся сигарой. В космосе курение будет запрещено, чтобы не перегружать системы жизнеобеспечения, но сегодня он еще мог позволить себе это удовольствие.

Линдгрен наклонилась вперед и положила ладонь на его руку.

— Я думала о том, что нас ждет, — сказала она. — Двадцать пять мужчин и двадцать пять женщин. Пять лет в металлической скорлупке. Еще пять лет, если мы сразу же вернемся. Даже учитывая процедуры против старения, десять лет — это большой кусок жизни.

Он кивнул.

— И, конечно, мы останемся для исследований, — продолжала она. — Если третья планета пригодна для жизни, мы останемся, чтобы основать колонию — то есть навсегда — и заведем детей. Как бы мы ни поступили, возникнут связи. Каждый выберет себе пару.

Реймон спросил негромко, чтобы это не прозвучало слишком грубо:

— Ты думаешь, из нас может получиться пара?

— Да. — Голос ее окреп. — Это может показаться нескромным с моей стороны — неважно, усвоила я нравы работающих в космосе, или нет. Но я буду занята больше других, особенно в первые несколько недель полета. У меня не будет времени на нюансы и ритуалы. В результате я могу оказаться в таком положении, которое меня не устраивает. Если только не обдумать все заранее и не подготовиться. Что я и делаю.

Он поднес ее руку к губам.

— Большая честь для меня, Ингрид. Хотя мы можем оказаться чересчур разными.

— Подозреваю, что именно это меня и привлекает. — Ее ладонь скользнула по его губам и вниз по щеке. — Я хочу узнать тебя. Ты мужчина в большей мере, чем все, кого я встречала до сих пор.

Реймон расплатился по счету. Ингрид впервые заметила, что держится он не вполне уверенно. Он погасил сигару, проследив, как она гаснет.

— Я остановился в отеле на Тиска Бринкен, — сказал он. — Там не очень-то шикарно.

— Неважно, — ответила она. — Вряд ли я это замечу.