Тайное Общество Вампиров

Глава первая

Это был вечный ад. Особенно прошлая неделя.

Прогуливаясь по темным улицам, Коннер Вест вдыхал ароматы города: бензин и масло доносились от асфальта; дым костра и аромат жареного мяса из обветшалых кирпичных зданий.

Проходя мимо людей, он мог чувствовать запах цветочных духов, мускуса и сладкий, медный запах крови.

Он мог долететь до места назначения. Буквально. Или воспользоваться метро. Но наступила ночь, без следов звезд или луны, так что темнота соответствовала его настроению. Подходила ему.

Может пришло время покинуть город, двигаться дальше, как он делал много раз. Но у него были друзья здесь, в Зантраксе, люди, которые могли посочувствовать в его ситуации. Его темп ускорился по мере приближения к центру города.

Может Джулиан будет в клубе Андеграунд. Никто не осознавал чувство вины, так как Джулиан. И Джулиан никогда не покинет Зантракс, пока смертный, за которого он чувствует такую вину и ответственность, жив.

Но, наученный горьким опытом, Коннер знал, что смертные не живут очень долго, особенно если связываются с вампирами. Именно поэтому он ушел от нее несколько дней назад.

Он остановился у тротуара, в том самом месте, где он спас ее, застрявшую каблуком в канализационной решетке.

Она вознаградила его героизм поцелуем. Он облизнул губы, еще ощущая ее… острую сладость, которая была какой-то знакомой.

Не то, чтобы все люди были одинаковы на вкус. Миранда не была. Она была причиной тому, почему он оставил невинных смертных на улице.

Теперь он был далек от этих милых молодежных штучек. Тогда, она должна была обыграть это по другому.

Она должна была показать ему, кем она теперь стала; кого он из нее сделал. Нежить. И чертовски ожесточенную из-за этого. На столько ожесточенную, что ей понадобилось уничтожить мужчину, который уничтожил жизнь, которую она знала.

Не смотря на плотность толпы и громкость музыки, и разговоры, она почувствовала тот момент, когда он вошел в Клуб Андеграунд. Ее кожу начало покалывать и нос поморщился, когда она уловила его запах. Ее запах.

Даже сейчас, спустя все эти годы, он по-прежнему пах, как она, как кровь, которую он у нее украл. Кровь, которую она хотела бы вернуть.

Она развернулась на своем барном стуле и начала сканировать посетителей клуба в поисках его лица. Толпа расступилась перед ним. Женщины смотрели на него с благоговением, мужчины с завистью.

Человек дьявол. Со своими золотыми волосами и пронзительно голубыми глазами он был больше похож на ангела, чем на дьявола. Но она знала правду, потому что это он отправил ее в Ад.

Он остановился, до того, как приблизился к ней и повернул свое длинное, худое тело к кабинке в темном углу клуба. Люди стоявшие из-за отсутствия сидячих мест, загораживали ей обзор и она не видела к кому он присоединился.

Но ей было безразлично с кем он сейчас…..потому, что скоро он будет с ней.

— Он этого не стоит, — предположил женский голос.

Брэнди, как она называла себя теперь, взглянула на черноволосую женщину, сидевшую рядом с ней.

— Ты это лично проверяла? — спросила она со вспышкой эмоций, которую она отказывалась признавать как ревность.

Это было просто раздражение … что кто-то может сорвать план, на разработку которого она потратила годы.

Женщина покачала головой.

— Не в этом смысле.

Лучше знать, чем играть с огнем.

Брэнди этого не знала … пока не стало слишком поздно.

— Он настолько горяч? — Он настолько опасен, — сказала женщина, наклонившись ближе, как будто она боялась, что он их подслушает, хотя он находился в другом конце помещения.

— Он безрассуден и неосторожен.

Мужчины, подобные ему подвергают всех нас опасности.

Нас…Теперь она была одной из них, одной из Тайного Общества Вампиров — тайну, за которую они убьют, чтобы сохранить.

Она опять оглядела клуб.

Не все посетители были вампирами или другими созданиями ночи.

Некоторые смертные посещали клуб, ради острых ощущений, потому что они подозревали о секрете.

Но они до конца не понимали; что они не смогут узнать секрет и продолжить жить.

Не по этой ли причине, он убил ее, ну или пытался? Потому, что он подозревал, что она поняла чем он был…Но она не знала, пока не стало слишком поздно…пока она не стала тем, чем он был.

— Небольшая опасность, может быть захватывающей, — сказала она другой женщине, соскользнув со своего стула, особенно когда в опасности находился он один.

Не она. Длинные пальцы сомкнулись на ее руке.

— Будь осторожна. Она похлопала по другой руке женщины.

Они не были друзьями; Брэнди не находилась в Зантраксе, настолько долго, чтобы завести друзей.

Не то, чтобы у нее их вообще не было.

Она оставила своих друзей позади, в своей смертной жизни; сейчас они, скорее всего, уже все мертвы.

По естественным причинам.

— Я ценю ваше беспокойство… — Но ты не собираешься прислушиваться.

Она ждала слишком долго, потратив годы, разыскивая его в каждом подпольном клубе по всему миру, так что теперь она может, наконец, осуществить свою месть.

— Нет.

Воздух в переполненном клубе вибрировал от волнения. Коннер чувствовал эту вибрацию в своих венах, качающую горячо и быстро его кровь. Он не мог вспомнить, когда в последний раз он был так чувствителен — так ощущал чувство ожидания. Что-то произойдет сегодня — что-то, что изменит все.

— С тобой все в порядке? — спросил Джулиан.

Коннер обратил внимание на беспокойство, выражавшее лицо его друга.

— Я в порядке… Но он не был в порядке. Он не мог припомнить, на протяжении скольких лет, он не был в порядке, но для себя он решил никогда не показывать свою усталость или свою вину. Он не мог позволить себе даже намека на уязвимость, так как уязвимость в этом обществе, верный признак слабости. А слабые не выживают.

Коннер повернулся к толпе и просканировал лица, в поисках источника возбуждения, которое ощущалось в воздухе, как басы в музыке. И он нашел ее. Он заметил ее в ту самую минуту, как шагнул в Клуб Андеграунд, его взгляд автоматически обратился к блеску ее глянцевых рыжих волос. Но в тот момент Джулиан махнул ему рукой из кабинки, раньше, чем он смог приблизиться к ней.

Сейчас она приближалась к нему с сексуальной, покачивающей бедрами, походкой, заставившей его тело напрячься от желания… и ожидания.

Черный атлас, в форме платья без бретелек, облегал каждую округлость ее тела. Его дыхание стало прерывистым.

Джулиан вздохнул.

— Ну вон приближаются проблемы.

Коннер усмехнулся.

— Черт, да…

— Тебе не нужны дополнительные проблемы, мой друг.

Он нуждается в том, чтобы забыть проблемы, которые он себе уже нажил. А занятие любовью с женщиной, как она, возможно заставит его забыть его собственное имя, не говоря уже о старых ошибках.

Этой ночью, больше, чем в любую другую ночь, ему необходимо забыть…даже рискуя наделать дополнительных ошибок.

— А она не….? Одна из нас? — спросил Джулиан.

— Она говорила с Ингрид у бара. Ингрид никогда не говорила со смертными. Черт, она не стала бы разговаривать даже с вампиром, который якшается со смертными.

— Коннер, — хриплый женский голос прошептал его имя.

Она склонилась над столом, демонстрируя дразнящую ложбинку между ее полных грудей, обтянутых лифом черного атласного платья.

Сожаление мелькнуло на его лице.

Если бы она была одной из них, Ингрид, сказала бы ей, кем он был и что натворил.

Так зачем же она подошла к нему. Когда она наклонилась ближе….он готовился к удару, или чему-то более худшему.

Ее теплое дыхание на его шее, она шепчет: — Я хочу…потанцевать…с тобой.

Его тело напряглось. Возможно он только вообразил себе, наводящий на размышления акцент, которым она выделила слово танцевать.

Но он не вообразил притяжение, которое он почувствовал к этой красивой женщине.

— Как твое имя? Ее губы сложились в сексуальной улыбке, чистого удовольствия.

— Брэнди.

— Брэнди? — Он подождал, но она не сказала ему своей фамилии, даже после того как он вопросительно приподнял бровь.

Вместо этого она потянулась к нему. Ее длинные пальцы, с острыми красными ногтями, сомкнулись на его руке, и она потянула его, поднимая на ноги.

— Будь осторожен, — сказал Джулиан, но Коннер проигнорировал предупреждение своего друга, и последовал за ней, когда она повела его на темный переполненный танцпол.

Хриплое хихиканье, как мурлыканье опасной кошки, слетело с ее красных, блестящих губ, когда она повернулась и обняла его за плечи.

— Ты тоже никогда не прислушиваешься к советам.

— Тоже? Ингрид предупредила тебя, держаться от меня подальше, — предположил он.

Она кивнула и придвинулась ближе, ее бюст терся о его грудь.

— И когда люди мне говорят не делать чего-то, это только еще больше заставляет меня хотеть это сделать…

Усмешка скривила его рот.

— Почему то, мне не кажется, что мы говорим о танцах.

— Разве не это мы делаем, — спросила она, прижав свое тело к его.

Он проглотил стон, снова не желая проявить свою уязвимость или слабость.

Что-то в этой женщине, не смотря на ее дерзость, обращенную к нему, пробуждало глубинную притягательность и эмоции, которые он не ощущал на протяжении десятилетий.

На протяжении полувека, если быть точным.

— Здесь музыка, — отметил он, перекрикивая дымный бас и хриплый голос певца.

— А ты не делаешь другие вещи под музыку? — спросила она сексуально выгнув бровь.

Как и ее сияющие волосы, ее глаза засияли в вспышке света от стробоскопа. Зеленые с вкраплениями золотого или серебряного, которые сияли.

— Ты действительно не прислушиваешься к советам, — размышлял он вслух, одновременно расслабившийся и заинтригованный.

— Я уверен, что Ингрид рассказала тебе все обо мне-все о тех плохих вещах, которые я совершил.

Она улыбнулась и снова хихикнула, ее бюст покачивался напротив его груди.

— Я знаю какие плохие вещи ты совершал, — признала она. — Ты был шалунишкой, Коннер Вест. Возможно, настало время, когда кто-нибудь, наконец, накажет тебя.

Плоть у основания его шеи горела, и не только потому, что ее ногти слегка коснулись его кожи. Джастин был прав, предупреждая его об этой женщине; она определенно сулила неприятности. Но прошло уже пол века с тех пор, как он попадал в неприятности, с которыми не мог справиться.

Человек был счастливчиком, или в его случае несчастным, сойдясь с ним в поединке лишь раз. Беспокоясь, что он уже знает ответ, он спросил, — А ты та, кто, наконец, воздаст мне по заслугам? О да…

— Я, и никто другой, — пообещала ему Брэнди, когда прижалась еще плотнее … так, что даже не осталось пространства, отделяющего ее плоть от тугой твердости его тела.

Ее пульс сначала ускорился, а потом помчался с башенной скоростью от волнения … и притягательности.

Она слишком упорно трудилась для этого, слишком долго ждала, чтобы быть отвлеченной от ее миссии…даже им. Особенно им. Жар проник через его сшитые на заказ костюм и рубашку, и ее кожа накалялась, пока не вспыхнула. От желания? Она сделала вдох, готовя себя к противостоянию его сексуальному — как ад — обаянию.

Его голубые глаза вспыхнули обаятельно и зло, его улыбка растянулась, демонстрируя ямочки на его щеках. Боже, он был красив — безумно, нечестиво красив. Он двигался, проталкивая свое бедро между ее ног.

Ее юбка задралась, но она об этом не беспокоилась. Она не беспокоилась ни о чем, кроме давления, нарастающего в ней.

Она была близка … слишком близка к своей цели, к мести… Она не могла — она не будет — думать о чем-то другом, кроме этого. Но она могла думать только о нем, о впечатляющей эрекции, давящей на ее живот, когда его нога снова двигалась, скользя между ее бедрами…вперед и назад через жар в ее трусиках.

Ее ноги оторвались от пола, так что ей пришлось повиснуть на нем, ее руки крепче обвили его плечи. Ее ногти запутались в шелковистых завитках на его затылке. Желание пробежало через нее, и она задохнулась от его интенсивности.

Ее соски набухли, и выделялись через атлас. Шелковистая ткань ласкала ее эрогенные зоны, когда как она хотела, чтобы это он ласкал их. Ласкал ее…Опуская свою голову ближе к ней, ртом облизывая ее ухо, он прошептал:

— Ты такая горячая…

— Теперь я предупреждена, что ты можешь сжечь меня, — сказала она.

Это заставило его злой оскал вспыхнуть снова, открывая только слабый намек на его клык, в то время как его разрушительные голубые глаза мерцали с чувственной угрозой.

— Так значит ты не боишься играть с огнем? Ее сердце ударялось о ребра, стуча тяжело и часто от страха.

Но она беспечно солгала, — Я люблю играть, — она подтянула свое тело, так, чтобы ее губы скользнули по его шее, а ее клыки только цапнули его кожу, — с огнем…

Он вздрогнул, но его руки сжали ее талию и он оттащил ее от себя.

Ее ноги дрожали, когда они снова опустились на пол.

— Мы не можем, — сказал он, — не здесь… Он наклонился ближе, его рот прижался к ее уху, его дыхание согревало ее кожу.

— Что если кто-нибудь увидит нас…

Вампир, демонстрирующий его или ее клыки на публике, рискует раскрыть секрет и понести наказание за такую откровенность. Этим наказанием, как правило, была смерть.

Если она сможет соблазнить его укусить ее на танцполе, она сможет покончить с этим здесь… Быстро. Практически без ее участия. Паника сдавила ее грудь, крадя у нее дыхание. Она ждала пятьдесят лет не для того, чтобы сделать это быстро и почти без ее участия. Она хотела мести — кровавой и мести — исполненной ей самой.

Он лизнул языком мочку ее уха и затем прошептал:

— Идем со мной домой…

Она вздрогнула, помня последний раз, когда он произнес ей эти слова. И как и в последний раз, она подняла глаза, чтобы встретить его взгляд, и кивнула.

Он склонил голову и, кратко, скользнул своим ртом по ее.

Но в этот момент она запустила свои пальцы назад, в его волосы, и притянула его обратно.

Она углубила поцелуй, крепче прижимаясь к его губам.

Улыбка слетела с его губ и он увеличил давление и раздвинул ее губы, чтобы мог протиснуться его язык.

Он скользил языком то внутри, то снаружи ее рта, облизывая им ее нижнюю губу, ее язык, ее клыки…И она была единственной, кто рисковал всем, кто рисковал раскрыть секрет, который она никогда не хотела бы знать.

Она хотела только его….почти так же страстно, как она хотела его сейчас. Соблазн взять то, что она хотела, вонзить свои клыки через его кожу и отпить от его украденной крови… Она закрыла глаза, борясь с соблазном, борясь с желанием.

Он оторвался от ее рта и проскользил губами по ее щеке к уху. Дрожащим от желания голосом он просил ее:

— Пойдем со мной домой, Брэнди…

Она моргнула, открыв глаза, и окунулась в голубую глубину его гипнотического взгляда. Это все, что ему нужно было сделать в прошлый раз — смотреть на нее вот так, как будто он хочет ее больше чем, что либо еще до этого — и она была беспомощна, чтобы сопротивляться.

— Да, я пойду с тобой домой…

Но на этот раз все между ними закончиться по-другому. Она будет той, кто уйдет; Коннер Вест будет тем, кто умрет.

Глава вторая

Они протолкнулись через дверь, зажатые в объятиях друг друга, жадно сцепившиеся ртами. Сгорая от желания, Коннор был близок к тому, чтобы взять ее прямо здесь, где он прижал ее, напротив открытой двери его квартиры.

Но здравый смысл, не на долго, взял верх, и он вытащил свои ключи из замка и шагнул назад. Затем он поднял ее соблазнительное тело на руки и пинком закрыл за собой дверь. Ее грудь поднималась и опускалась, когда она ловила ртом воздух, ее твердые соски, выделяющиеся на черном атласе.

Он не мог дождаться, когда доберется до них своим ртом — чтобы попробовать ее … везде.

Но затем голос, не ее, выдернул его из тумана желания.

"Американской милашке, кинозвезде Миранде Гамильтон, было всего 25, когда она пропала".

Коннер напрягся и осмотрел то, что он считал своей опустевшей квартирой.

— Какого черта, твой телевизор — пробормотала Бренди, изгибаясь в его руках и скользя губами по его челюсти. — Ты оставил свой телевизор включенным.

Нет, он не мог. Он был близок к тому, чтобы выбросить плазменный экран, когда этот документальный фильм начался раньше этим вечером, потому, что этот фильм был о ней. Даже после того, как он выключит телевизор, он будет не в состоянии избежать мыслей о ней. Но он не может винить телевизионную программу, за эти мысли.

Даже если бы не было этого эфира, он все равно бы думал о Миранде Гамильтон сегодня….в годовщину ее смерти. Было бы безумием предполагать, что он сможет забыть ее … даже с Брэнди.

Он разжал объятия, так что ее сексуальная рыжая голова скользнула вниз по его телу. Но он быстро отошел от нее и обошел квартиру, с высокими потолками, деревянными полами и облицовочным кирпичом — вокруг окон.

Он должен был найти пульт — на телевизоре не было внешнего выключателя. Он проверил полки из красного дерева, окружающие телевизор, даже заглянул за них, куда, как он думал, он бросил пульт.

За ними не было даже пыли; он жил в этой квартире не достаточно долго, чтобы успела скопиться грязь или пыль. Только приведения.

Но, все равно, где бы он не жил; она всегда будет преследовать его.

Его руки тряслись, он прощупал подушки с его черного кожаного дивана.

"Спустя пятьдесят лет, ее исчезновение остается неразгаданной загадкой" — продолжал рассказчик. "Мы до сих пор задаемся вопросом, что случилось с Мирандой Гамильтон".

— Разве это не дико, — размышляла вслух Брэнди, — что никто больше ее не найдет. — Дико, — повторил он.

Он знал, где она.

Она мертва. По его вине. Бренди указала на телевизор и портрет молодой старлетки. Хотя картинка была черно-белой, было очевидно, что у Миранды Гамильтон были светлые волосы, светлые глаза и завораживающая красота. Она была действительно красива. Намного красивее любой другой женщины, из тех, которых он когда-либо встречал- раньше, до черноволосой девицы в бедственном положении, прошлой ночью и сегодняшней рыжеволосой искусительницы, которая приехала домой вместе с ним.

Так же, как Миранда приехала домой вместе с ним пятьдесят лет назад…

— У нее должна была быть головокружительная карьера, — продолжала Брэнди, — но не случилось… исчезла.

Наконец, он нашел пульт, на журнальном столике, за лампой. Разве он оставил его там? Он был уверен, что швырнул его через всю комнату. Дрожащей рукой он взял пульт и выключил телевизор.

Если бы он мог, так же легко, выключить свои мысли…

— Как ты думаешь, что с ней случилось? — спросила Брэнди, она пристально смотрела ему в лицо.

Он сделал глубокий вдох, усиленно борясь с тем, чтобы выразить все свои эмоции. Он ни при ком не может проявить свою слабость, особенно перед этой женщиной, которая обещала наказать его за прошлые преступления.

— А как ты думаешь, что с ней произошло? — спросил он, задаваясь вопросом, знает ли она, что всего лишь несколько человек знают это.

Ингрид не могла сказать ей; у нее не было пикантных подробностей о Миранде, она спекулировала только на его сексуальных похождениях с другими. Миранда не была первой смертной, с которой он занимался любовью, но она была единственной, которая умерла из-за этого.

Брэнди подняла свои голые плечи, в легком сексуальном пожатии.

— Я готова поспорить, что мисс Гамильтон, встретилась не с тем мужчиной — с тем, кто разбил ей сердце.

— Так значит ты считаешь, что она сбежала от кого-то? Боже, как он сожалел, что это было не так.

Если бы она могла убежать он него…Бренди склонила голову и поджала свои полные красные губы.

— Я не знаю.

— Ты думаешь она все еще может быть жива? Прикусив губу, чтобы сдерживая крик боли, он покачал головой.

Он выключил телевизор, но он все еще видел юную старлетку…в своем сознании.

С ее светлыми волосами и широко открытыми глазами, ее считали инженю, но даже до того как он встретил ее, просто посмотрев ее фильмы, Коннер отметил ту притягательность блеска в ее глазах и загадочной улыбки.

Миранда Гамильтон не была сумасшедшей, как считало большинство ее поклонников.

Но она была и не достаточно приземленной, чтобы осознавать кем он был и какую опасность представлял.

— Ты думаешь она умерла еще тогда? — спросила Брэнди, голосом хриплым и ритмичным, с непристойным интересом к тайне….и еще чем-то, что он не мог понять, потому, что был сосредоточен на своих собственных эмоциях.

— Ты считаешь, что мужчина, которого она полюбила, мог убить ее? Она не любила его, она его едва знала.

И он должен был быть сумасшедшим, чтобы думать, что он любит ее и хочет провести вечность с ней. Он никогда раньше не любил; и не было возможности понять действительно ли то, что он чувствовал было реальным или только безумное увлечение.

Как он не мог понять, что он чувствует по отношению к безумному влечению и красоте Брэнди. Он нуждался в ней, для чего-то большего, чем просто удовлетворения желания, которое она в нем пробудила.

Он нуждался в ней, чтобы забыться.

— Я не хочу говорить о ней.

Брэнди — чертовски хорошая ставка, он нет. Он бросил на пол пульт, не зная, что это был не тот пульт, что включил телевизор во время этого документального фильма, который она записала на пленку.

Тот пульт был у нее в сумочке.

Сжав челюсть, он пересек гостиную легкими, длинными шагами — как будто, преследуя ее.

— Я вообще не хочу говорить.

Она не хотела говорить — или не тогда, когда она не доверила ему сказать ей правду. Она хотела только мести.

Затем он прикоснулся к ней, просто провел пальцами по плечу и вниз по руке к кисти. Мурашки пробежались, по всему пути следования его руки, по ее чувствительной коже. У нее дыхание перехватило от неожиданности и желания.

Как могла она быть настолько слабой, что даже его легкое прикосновение, отвлекло ее? Но никто не прикасался к ней так, как это делал Коннер Вест. Никто не заставлял ее испытывать то, что он заставлял. Она хотела испытать это чувство снова — хотела его — еще раз. Хотя бы еще один раз… Он сжал свои пальцы вокруг ее и потянул ее вперед. Прежде, чем ее тело прикоснулась к его, он отступил назад и опять потянул ее за руку. Подобно тому, как он направлял ее на танцполе, она следовала туда, куда он вел … через гостиную и через открытую дверь в темную комнату.

Он повернул выключатель, но лишь слабый отблеск от хрустальной люстры, свисающей с высокого потолка, освещала кровать под ней. Даже если бы в комнате не было больше ничего, кроме этой старинной кровати с балдахином, это бы все равно отражало бы атмосферу.

Ее взгляд был прикован к этой кровати…как она представляла их двоих на ней, как она представляла это, так много раз, за прошедшие пятьдесят лет….Она вспомнила удовольствие…и боль.

Но в ее мечтах боль была причинена ему.

— Мне нравится твоя кровать, — сказала она, глядя через плечо, туда, где стоял он, закрывающий замок.

Он жил один.

Кто, как он беспокоился, мог прервать их? Миранда?

— Позволь мне привязать тебя к ней…

Он усмехнулся.

— Я так не думаю…

Я не забыла ничего, думала она, что ты был очень плохим мальчиком, Коннер Вест. Мне нужно, наказать тебя за все твои … проступки. И ей необходимо было напомнить себе, что в то время, как у нее он забрал все, сам он не потерял ничего. О его сексуальных подвигах, со смертными и с бессмертными, ходили легенды, но не было ни одного напоминания о том, что он сделал с ней, никаких последствий за ее убийство.

— Проступки? — он снова усмехнулся. — Привязывание меня к кровати не может наказать меня за то, что я натворил.

Наказанием будет то, что она сделает с ним, после того, как привяжет его к кровати.

Она вернет кровь, которую он у нее украл; она заберет его жизнь, взамен той, что она потеряла.

— Тем не менее, я уверенна, что будет забавно попытаться, — с улыбкой, уверяла она его.

Она крепче сжала в руках свою атласную сумочку; в ней она прятала шелковые платки … и деревянный кол и пульт.

Он вплотную придвинулся к ней сзади, и его губы прошлись по ее обнаженному плечу, когда его пальцы игрались с крючком на ее молнии. Хриплым от желания голосом, он спросил:

— Ты не носишь ничего под этим, так ведь?

— Под атласом? — издевалась она. — Это слишком разоблачающе…

Вместо того, чтобы расстегнуть молнию, он повернул ее к себе.

И вместо того, чтобы смотреть на ее тело, он смотрел ей в глаза.

— Ваше платье, возможно и разоблачающе, но вот ваши глаза не, Мисс..?

— Брэнди, — сказала она, — просто Брэнди.

Его губы сложились в слабой версии его злой усмешки.

— Ты — не просто нечто…

Дыхание Бренди вырвалось из ее легких, при кратком вздохе.

Он смотрел на нее точно так же, как он смотрел на нее пятьдесят лет назад…как если бы он действительно видел ее.

Миллионы людей видели ее с экранов, но никто ее не разглядел…пока этого не сделал он.

Он разглядел больше, чем ее изысканная внешность, выставленная наружу, он распознал неуверенного приемного ребенка, который был брошен и потерян.

Она не могла рисковать тем, что он разглядит ее сейчас…и поймет, кем она, на самом деле, является.

Она должна отвлечь его, так же как он отвлекал ее.

После того, как она кинула сумочку рядом с кроватью, она отодвинулась так, чтобы между ними было небольшое пространство, и дотронулась, до застежки молнии…на его штанах.

Длинная, твердая плоть напряглась под материалом его, сшитых на заказ, брюк.

Она расстегнула его штаны и потянула вниз молнию.

Он простонал, когда его член свободно выпрыгнул, оттягивая шелковые боксеры, которые были одеты на нем под штанами.

Его брюки упали, сковывая его лодыжки и открывая его ноги покрытые золотыми волосами.

Он скинул жакет и потянулся к пуговицам на рубашке, расстегивая их и открывая скульптурные мускулы на его груди.

Он скинул расстегнутую рубашку, в то время, как она стянула его боксеры.

У нее дыхание перехватило, от страха, поскольку он стоял перед ней великолепный и аппетитно голый.

С его золотой симпатичной внешностью и худым мускулистым телом, он должен был быть кино звездой.

Он мог быть кем угодно, но кем он был…

Но, в тот момент, с жаром исходящим из ее сосков, чтобы объединиться в самом ее ядре, ей было безразлично кем он был — и даже, кем она была.

Единственное, о чем она заботилась, как он заставляет ее чувствовать себя так — как он заставляет ее себя чувствовать, больше чем кто-либо до этого. И она нуждалась в том, чтобы чувствовать его.

Она отодвинулась, поводя ладонями по его груди. Его сердце тяжело стучало под ее прикосновениями.

Ноги дрожали, она опустилась на колени перед ним, пробегая руками по стиральной доске его ребер и худым бедрам…его гладкая, шелковистая кожа пошла рябью над его мускулами.

Она ловила пальцами всю длину его члена; он пульсировал в ее руках.

И он застонал.

— Брэнди… Она открыла рот, чтобы сказать, кем она, на самом деле, является, как нуждается в том, чтобы он произнес ее настоящее имя.

Но до того как поддаться этому мимолетному импульсу она сжала губы…вокруг него.

Ее клыки царапали гладкий кончик его пениса, когда она заглатывала его глубоко в глотку.

Своим языком, она складывала бусинки страсти, изливающиеся из него.

Его пальцы схватили ее волосы, удерживая ее напротив него, пока она занималась с ним любовью своим ртом, направляя ее вниз и вверх по всей его длине, когда она сомкнула свои руки вокруг его упругой задницы.

— Брэнди, нет, — запротестовал он, грубым от страсти голосом.

— Я хочу тебя…

Как только он попытался отойти, она впилась в него сильнее…губами и руками, погружая ногти в мякоть его ягодиц.

Но он был сильнее, и его руки схватили ее запястья и оттянули ее.

Его член прижался к животу, горячий и твердый и влажный от ее рта.

— Дай мне закончить, — обратилась она к нему, слизывая его вкус со своих губ, — наказать тебя…

— Ты не наказываешь меня, — возражал он, его глаза горели желанием.

— Ты удовлетворяешь меня. И этого не произойдет, пока я не удовлетворю тебя.

Его рот обхватил её рот в голодном поцелуе, его язык скользил между ее губами, протискиваясь то наружу, то внутрь ее рта.

Сердце Брэнди отчаянно билось, как если бы в ней нарастало невыносимое давление, тяжело и болезненно.

Она нуждалась в нечто большем, чем месть; она нуждалась в удовольствии, которое он ей пообещал.

Она простонала ему в рот.

И он снова отстранился, дразня ее своими поцелуями, а затем прикосновениями, когда его пальцы прошлись о ее горлу, вниз по изгибу ее плеч, к атласному лифу ее платья.

У нее перехватило дыхание, пока она ждала, что он начнет сдирать материал с ее тела.

Но вместо этого, его пальцы скользили по нему, поглаживая соски, пока они не напряглись под тонкой тканью.

Затем он склонил голову и, через атлас, начал посасывать чувствительные бугорки.

Ее дыхание дрогнуло при вздохе, когда у нее между ног, начали рости тепло и влага.

Она сжала бедра, поскольку желание поглощало ее.

Она не могла думать ни о чем, она жаждала освобождения даже больше, чем мести.

Пока его рот дразнил ее груди, его руки слегка касались всего ее тела — вниз по пояснице, по изгибу ее бедер и попки, до подола ее платья.

Он играл с материалом и ее кожей, скользя пальцами по внутренней стороне ее бедер.

— Пожалуйста… — молила она, пытаясь дотянуться, себе за спину, до застежки на молнии.

Когда она выгнулась ее сосок погрузился глубже в его рот. Он укусил сосок и небольшой оргазм рябью прошел через нее. Его пальцы оказались там, раздвигая ее бедра, в том месте, где влага стекала по ее ногам.

Потом он отпрянул и высунул руку из-под платья.

Он поднял влажный палец к губам и слизал ее страсть со своей кожи.

— Сладкая, — простонал он, его глаза были темными от желания, когда он изучал ее лицо.

— Я хочу больше…

Метал закипел, когда он, наконец, расстегнул молнию. Платье упало, оставляя ее голой перед ним, с головы до пят. Прохладный воздух обвевал ее горячую кожу, но ничто не могло остудить ее разгоряченную плоть, пока она не обретет освобождения, которого желало ее тело. Как и она, за несколько мгновений до этого, он опустился на колени перед ней.

Он поднял ее левое бедро, забрасывая его на свое плечо, когда его вторая рука скользила по ее бедрам вверх к животу.

Он взял ее грудь в ладони, его большие пальцы ласкали чувствительные соски, пока его губы скользили по влажной коже ее бедер.

Она схватила его за плечи, так, чтобы ее слабые ноги не подвели ее, заставляя ее упасть.

Его рот передвигался, его язык легко пробирался через складки чувствительной кожи — вокруг центра ее женственности. Она дернулась в ответ, удовольствие из этой точки распространялось по всему телу. Его пальцы сомкнулись вокруг сосков, оттягивая их, когда его язык погружался глубже в нее.

Ее мускулы напряглись, поскольку давление нарастало.

Она выгибалась над его ртом, когда он засовывал и высовывал свой язык.

— Коннер, — кричала она, поскольку ощущения затмили то, кем он был.

Она могла думать только о том, что ей делал. Давление нарастало, сжимая ее изнутри все крепче и крепче, пока она не дернулась от удара внезапного освобождения. Оргазм ударил через нее, ее тело тряслось.

Она попыталась вырваться от его рта, но он крепко держал ее у своих губ, пока его язык продолжал входить и выходить из ее влажного лона.

— Нет! — закричала она, борясь с осознанием того, что только он может доставить ей такое удовольствие.

Только он… Он отодвинулся и посмотрел на нее.

— Ты хочешь, чтобы я остановился?

— Нет! Она не может остановиться сейчас … не тогда, когда она знает, что может быть лучше.

На много лучше… Он опустил ее на кровать, атласные простыни скользили под спиной, а его шелковистая кожа прижалась спереди, когда его тело накрыло ее. Ее нога все еще была на его плече, он направил свой пульсирующий член в нее.

Его длина и толщина натянули ее, ее внутренние мускулы цеплялись за него, когда он вталкивался входил и выходил. Он прижал свой блестящий кончик к ядру ее женственности, проводя гладкой головкой по ее клитору — снова и снова. Она билась под ним потом потянулась к нему, скользя своими пальцами, по всей длине его влажной эрекции, чтобы вернуть его обратно в себя.

Она выгнула бедра, чтобы протолкнуть его глубже. Коннер наклонился вперед, чтобы соединить его рот с ее, проталкивая свой язык между ее губами, в то время, как его член проталкивался в нее.

Туда и обратно. Туда и обратно. Давление опять нарастало, ее тело горело от болезненной интенсивности.

Его рот оторвался от ее рта, его губы скользили вниз по ее горлу. Его клыки царапали ее кожу.

— Я должен попробовать тебя — всю тебя, — предупредил он ее, перед тем как укусить.

Она кричала, от очередного оргазма, который прокатился через нее, когда он пролил ее кровь, а затем жадно пил ее. Она соскочила с кровати, не от боли, в экстазе.

Толкая его спиной на матрац, она оседлала его. Он вошел глубоко, глубже, чем когда она помнила, он к ней прикасался.

Но тогда, пятьдесят лет назад — не с тех пор как она занималась любовью. Были и другие мужчины — мужчины, которых она не может вспомнить. Мужчины, которые ничего для нее не значили … поскольку она искала его.

За все время, только он доставал ее на столько, таща из нее эмоции и чувства, которые, как она верила, в ней отсутствуют. Даже ненависть; она никого, никогда не ненавидела с таким рвением, как она ненавидела его.

Он убрал свой рот от ее горла, и выгнул шею, толкая своими бедрами, погружая себя глубже в нее.

Кровь стекала с уголка его губ.

Она поцеловала его, ощущая сладость липкой жидкости. Ее кровь. Она должна попробовать и его. Она провела губами по щеке к его горлу. Отодвинув губы, чтобы обнажить клыки, она укусила его со страстным насилием. Он стонал и вонзил глубже, качаясь внутри нее, поскольку она выпила самую его сущность.

Отодвинувшись, он скользил своим большим пальцем по ее клитору назад и вперед — пока ее мир не рухнул. Она присела и подняла свои колени, так чтобы он еще глубже погрузился в нее, пока она слизывала кровь, взятую у него, со своих пальцев. Затем она погладила груди, липкие от его крови, вокруг сосков.

Он поднимался, пока его рот не сомкнулся, вокруг чувствительных бугорков и упивался кровью, которую она пролила. Она дрожала и кричала, билась в конвульсиях от самого длительного, самого интенсивного оргазма, который она когда-либо испытывала. Он приподнял ее со своих колен и развернул ее — затем он опять вонзил свой влажный член в нее. Его руки прижимались к ее животу, он проталкивался в нее снова и снова пока он не напрягся. Он укусил ее в шею, когда кончал, проливал свое семя внутри нее, так же, как он проливал ее кровь.

Коннер уставился на женщину в своих руках, на ее бледную кожу с потеками крови — его и ее.

Какого черта он творит? Что произошло? Он отскочил от нее.

— Я — я…

— Безмолвный? — спросила она, наклонив голову к плечу, чтобы встретить его взгляд.

Искорки веселья мерцали в ее зеленых глазах, как, пойманные от люстры, вспышки золотого света.

— Прости, — простонал он.

— Я не хотел...

— Опустошить меня?

Опустошить? Вот что он сделал с ней. Пятьдесят лет назад. Он потерял тогда контроль, так же, как он потерял его с Брэнди. Но Брэнди была одной из них, одной из Секретного общества.

Миранда Гамильтон не была.

— Я — я… Он нуждался в расстоянии; он нуждался в перспективе, потому, что на мгновение тогда, когда они занимались любовью, он думал, что она Миранда.

Ее тело ощущалось так же, такое же упругое и мягкое. И на вкус она была такой же: сладкая от уязвимости и все же с намеком на едкий вред. Но было невозможно, что это Миранда.

Он сделал это невозможным, из-за своей неосторожности.

— Я сейчас вернусь…

Его руки тряслись, он закрыл дверь в ванную, пряча самого себя.

Он должен был сделать это сегодня вечером, должен был запереть себя в квартире, так, чтобы он не смог сделать то, что уже делал — использовать другую женщину, чтобы забыть ту, которую он действительно хотел. Ту которой он не сможет обладать снова…Кровь медленно сочилась из отметин от клыков, на его шее. Он проследил следы в зеркале над тщеславием, когда склонился над раковиной и плеснул на лицо холодной воды.

Он не один кровоточил. Он тоже ее покусал…когда потерял контроль над своими чувствами и здравомыслием. Женщина вытолкнула его за пределы разума….так же, как и Миранда пятьдесят лет назад. И так же как он причинил вред юной старлетке, он причинил вред и Брэнди. Он потянулся за полотенцем и облил его холодной водой. Затем выжал его, открыл дверь и шагнул в спальню.

Не смотря на то, что люстра еще горела, казалось, комнату заполнили еще больше теней, самую темную отбрасывала кровать. Она натянула одеяло так, что он не мог ее видеть, пока не приблизился к ней. Но даже тогда атласные шторы скрывали ее тело и лицо. Он сжал пальцами шелковистую ткань и стянул одеяло. Шок наполнил его, напрягая его тело, приводя его разум в оцепенение. Он не мог реагировать. Он не мог двигаться.

Он мог только таращиться на бледное, мертвое лицо Миранды Гамильтон.

Кровь покрывала ее горло, была размазана по щеке, и даже измазала ее бледные светлые волосы. Ее глаза, также бледные, с необычным янтарным оттенком, пристально смотрели на него снизу вверх. Но ее глаза были не мертвы — они трепетно живы и светились ненавистью и местью. Внезапно она вскочила с матраца, деревянный кол, был крепко зажат в ее руках.

Она прижала острый конец к его груди. Над сердцем.

Глава третья

Руки Миранды дрожали, когда она схватила кол, ее влажные ладони сжимали древесину ясеня.

Она учла все, готовясь к этому дню…когда она, наконец-то, осуществит свою месть. Она спланировала все непредвиденные обстоятельства — особенно возможность того, что он начнет сражаться с ней.

Но он не сражался. Он просто стоял — голый — пред ней и ждал, когда она вонзит кол глубоко в его мускулистую грудь, чтобы поразить его сердце.

Смех раздирал ее горло, когда пришло неожиданное осознание этого.

— Я не могу тебя убить, — призналась она, когда убрала кол и бросила его на кровать.

Его голубые глаза блестели от страха, пока он изучал ее лицо.

— Ты не убийца… Нет, не по этому, настаивала она.

— Это потому, что у тебя нет сердца.

Она должна была знать это, лучше других.

— Ты не убийца, — повторился он, как будто не слышал ее.

Он потянулся, проводя кончиками пальцев вдоль ее челюсти, затем по щеке.

— И ты не труп.

Она приложила все усилия, при помощи сценического макияжа, к тому чтобы заставить себя выглядеть мертвой. За прошедшие пятьдесят лет, она стала искусной в маскировке. Она подняла руки и стянула белокурый парик со своей головы; это была маскировка, пародия, на то, как это было пятьдесят лет назад.

Рыжий был ее натуральным цветом … наряду с необычным янтарным оттенком ее глаз. Зелеными были контактные линзы, которые были слишком тонкими, чтобы скрыть радужные оболочки.

— Я не могу поверить, что ты жива, — он бормотал, поскольку продолжал поглаживать ее кожу.

Она дрожала.

— Ты думал, что убил меня.

— Да, — признался он, прерывисто дыша

Она опять потянулась за колом, сжимая его пальцами.

Возможно у него нет сердца, но кол поможет остановить его на некоторое время, чтобы дать ей сбежать

— Прости, что разочаровала тебя.

— Разочаровала? — Ты должен быть разочарован, — настаивала она, — ведь ты потерпел неудачу.

— Неудачу? Его светлые брови изогнулись, а лоб наморщился в замешательстве.

— Какую неудачу? Я не понимаю…

— А я думала, это я хорошая актриса, — размышляла она, еще раз хихикнув.

Она была неправа относительно этого, тоже самое она осознала, когда смотрела свои старые фильмы.

Она выражала не достаточно эмоций, пока Коннер не разрушил ее карьеру, чтобы изобразить свои характеры с любой точностью и глубиной.

— Ты хорошая актриса, — уверял он ее, — Брэнди.

Удивленная тем, что продолжал попытки ее очаровать, она улыбнулась.

— Теперь.

Это потребовало от меня небольшой тренировки, но ты дал мне достойный мотив, чтобы стать лучше.

Он покачал головой.

— Ты всегда была великолепной актрисой. Фактически, ты должна была получить Оскар, за ту сцену смерти, пятьдесят лет назад.

— Сцену? — переспросила она, повторяя единственное слово, в которое он вложил все то, что он с ней сделал.

— Очевидно, все это было представление — сыгранная смерть.

Он провел, слегка дрожащей рукой по волосам.

— Сыгранная? — повторила она, ее голос надломился от эмоций.

— Ты думал, что я играю? — Да, — сказал он указывая на нее.

— Это должно было быть преставлением, потому, что ты очень даже жива.

— Нет, благодаря тебе.

Она подняла кол и снова прижала острием к его груди.

— Ты выпил мою кровь и оставил меня умирать.

Он покачал головой.

— Нет… Миранда сильнее надавила на кол.

— Ты убил меня.

— Ты не мертва, — опять произнес он.

Облегчение наполняло Коннера.

Он приложил ладонь к ее щеке, поглаживая большим пальцем хрупкие кости, под шелковистой кожей.

— Я не могу поверить, что не узнал тебя.

Потому, что последние пятьдесят лет он провел, видя Миранду в каждой женщине.

Таким образом, чтобы поддержать свое здравомыслие, он заставил себя не видеть никаких сходных черт.

— В прошлую ночь, это тоже была ты, — догадался он, — девушка, с каблуком, застрявшим в коллекторной решетке.

— Да, но ты не позвал ее домой, — она отмахнулась, как если бы она была этим расстроена.

— Ты должно быть потерял аппетит к сладким, невинным вещам.

Теперь смеялся он.

— Возможно, ты была молодой, Миранда Гамильтон, но ты никогда не была невинной.

Или сладкой… — Единственной сладкой вещью в ней была ее кровь.

Ее лицо вспыхнуло румянцем под почти непрозрачным слоем того, что должно было быть сценическим макияжем.

Не учитывая давление кола на его сердце, он поднял влажное полотенце, которое он держал, и провел им по ее лицу.

После того, как он стер смертельную бледность, он опустил полотенце ниже, к ее горлу, и стер кровь.

Только часть этой крови была гримом; остальная сочилась из отметин от клыков, на ее шее.

— Прости меня, — сказал он.

Ее взгляд ожесточился от гнева и ненависти.

— За то что пытался меня убить? — Я не хотел причинить тебе вред, — оправдывался он, — Ни тогда, ни сейчас.

Он он причинил.

Он кинул полотенце на пол и поднял свои пальцы к ране на ее горле.

Она напряглась и отпрыгнула от его прикосновения, и страха, прибавившегося ко всем бурным эмоциям в ее необычного цвета глазах

Она занималась с ним любовью, но она боялась его? — Ты пришла, чтобы убить меня, — понял он, его сердце сжалось — не от страха, а от сожаления.

— И ты думаешь, что можешь это сделать.

Вот почему она не боялась заниматься с ним любовью; у нее был кол для зашиты…и его убийства.

— Я могу это сделать, — настаивала она.

Но ее кол дрожал, так же как дрожали и ее руки.

Коннер накрыл ее руки своими и удерживал их, пока ее грозное оружие не выпало из ее рук.

Когда зубчатое деревянное острие оцарапало его кожу, крови не было.

— Ты не убийца, — сказал он ей снова. — И у тебя нет причин убивать меня.

Ее подбородок поднимался и опускался в неистовом поклоне.

— Ты знаешь, что есть. Ты пытался убить меня. И думал, что убил.

— Да, я думал, что ты мертва, — признал он, его сердце сжималось от всех тех мучений и потерь. — И я страдал от вины за твою смерть, все прошедшие пятьдесят лет.

— Ты страдал? Ее голос надрывался от таких слов.

— Ты страдал? Ты украл у меня мою жизнь. Ты украл мою человечность и превратил меня в…в монстра.

Черт, он тогда заслуживал вины и сейчас.

Он один сделал с ней все те вещи.

— Я не пытался тебя убить.

— Так то, что ты укусил меня, украл мою кровь — было случайностью? — спросила она, тряся головой, не веря.

Ее рыжие волосы рассыпались по ее голым плечам.

— Нет, — признал он, неуверенно вздохнув.

— Я потерял контроль.

— Я никогда и никого не хотел так, как хотел тебя.

Она фыркнула.

— Счастливая я… — Прости.

Он не мог принести достаточных извинений за то, что он сделал ей, за то, во что он превратил ее.

— Я не должен был….но я не хотел терять тебя. Я хотел, чтобы мы были вместе — всегда. Вот почему я пытался обратить тебя.

— Я не верю тебе, — сказала она. — Я не верю ничему, что ты говоришь.

Но ее пристальный взгляд впивался в него, как будто, в его глазах, она искала правду.

— Я не виню тебя за то, что ты мне не веришь, — сказал он.

Он едва ли верил самому себе, когда она рядом. Потому, что даже сейчас, зная как сильно она его ненавидит, как она хочет его смерти, он едва мог устоять перед искушением толкнуть ее на кровать и войти в нее, снова.

— Я не могу поверить, что это ты…

Она затрясла головой.

— Не я. Я уже не та женщина, которой была раньше…из-за тебя.

Он не убил ее, как он считал последние пятьдесят лет, но он забрал у ее жизнь.

— Я был эгоистом. Таким эгоистом. Но я думал, что любил тебя. Я думал, что не мог жить без тебя.

Она засмеялась, но в этом смехе слышалась горечь, а не развлечение.

— И все же ты как-то с этим справился.

— Я думаю, все твои сексуальные похождения помогли тебе забыть все обо мне.

— Я надеялся, что помогут, — смутился он. — Я пытался…забыть о тебе. Но ты всегда была здесь.

Он прижал свой кулак с сердцу, где, несколько мгновений назад, был прижат кол.

— Ты всегда была здесь.

Она потрясла головой, страх вернулся в ее глазах.

Возможно, она боялась того, что он говорит правду.

— Я должна была лучше знать, — сказала она, ее голос был полон отвращения.

— Я должна была знать, какой ты обольститель.

— Я говорю тебе правду, — настаивал он.

Уж если ты не веришь тому, что я говорю, возможно ты поверишь, тому, что я сделаю…

Облокотившись коленями на матрац, он притянул ее на кровать.

Она не сопротивлялась ему, но ее тело напряглось, а глаза расширились.

— Я знаю, что ты можешь сделать, — сказала она, — я знаю, что ты хорош в своем деле.

— Поэтому ты занималась со мной любовью? — поинтересовался он, не в силах сдержать улыбку, тронувшую его губы.

— Потому, что я хорош?. Она покачала головой.

— Ты плохой.

— И ты намеревалась наказать меня, — напомнил он ей.

Деревянным колом в сердце? Орган, подвергающийся опасности, ударил под ребрами, но уже не от страха, а от возможности смерти.

Она ненавидит его так сильно … и у нее есть все причины ненавидеть его.

Может ли он заставить ее любить его? Может ли он заменить то, что он с ней сделал, тем, что он может дать ей? Его любовь…Он прикоснулся к ней, проводя ладонями по ее плечам вниз, по всей длине ее голой спины.

Дрожь охватила ее, и перехватило дыхание.

Он сжал ее бедра и притянул ее к себе, так, что его член уперся в ее плоский живот.

Упругая длина его члена пульсировала напротив ее пупка.

Он хотел войти в нее, чтобы навсегда соединить их тела.

Но он сдержал свои желания, сосредоточив свое внимание на ней.

Он склонил голову, чтобы пройтись губами, по ее носу, потом сместиться к щеке.

Прежде, чем у него появился шанс поцеловать ее она дернулась… и ее рот прильнул к его, стон вырвался из ее горла.

Он проглотил ее стон, поскольку разжал ее губы и скользнул языком в самую сладость ее рта.

Он ощутил вкус крови, его крови.

И ее.

Она прижала руки к его груди, отталкивая его, когда как ее бедра раздвигались перед его эрекцией.

Оторвав свой рот от его, она проклинала его, — Черт бы тебя побрал. Будь ты проклят… Ее ногти впились в его кожу, когда она цеплялась за его плечи и тянула его к себе, снова.

Улыбка скривила его губы от ее нетерпения, ее страсть так же сильна, как и его.

Возможно она ненавидела его не так сильно, как хотела бы…

Но будет ли она в состоянии, когда- нибудь полюбить его…после того, что он ей сделал, что забрал у нее? Ее губы опять прикоснулись к его губам, и он отключил свой мозг.

Он не хотел думать; он хотел только чувствовать и прикасаться и пробовать … каждый дюйм ее тела.

Его грудь прижалась к ее, он давил на нее, пока она не легла на кровать.

Ее ноги раздвинулись, ее колени приподнялись так, что ее бедра качали в колыбели его бедра.

Она выгнулась, и терлась россыпью светло-рыжих завитков о его эрекцию.

Его тело дрожало от желания погрузиться в ее влажный жар, он отодвинулся…и снова сконцентрировал свое внимание на ней.

Он сконцентрировался на ее шелковистой коже, пробегая кончиками пальцев по каждому изгибу и впадинке ее изысканной фигуры.

Она стонала и извивалась на спутанных простынях, выгибаясь под его ласками.

Он снова поцеловал ее, впиваясь в сладость ее губ….скользя своим языком по ее.

Она пробежалась ногтями по его спине, прижимая его к себе….терлась сутью своего желания вверх и вниз по его напряженной эрекции.

Но он по-прежнему отстранялся, не смотря на то, что его тело дрожало от необходимости разрядки.

Вместо того, чтобы скользнуть в нее членом, он скользнул пальцами….водя ими внутрь и наружу ее шелковистого влагалища, как он водил языком между ее губ.

Он прижал свой большой палец к ее клитору, мягко потирая его, когда она извивалась и корчилась под ним.

Он оторвал свой рот от ее, давая возможность стонам и хныканьям слетать с ее губ, когда она приближалась к своему собственному освобождению.

Пока он проводил губами по ее горлу, он боролся с желанием снова попробовать ее, выпить ее сущность.

Он опустился вниз по ее шее к ключице и склонился к ее груди, оставляя только поцелуи, на пути следования его рта вдоль ее тела.

Он остановился на темно-розовых вершинах ее грудей, вбирая сосок между губ.

Пока его язык ласкал чувствительные бугорки, ее тело дернулось, затем начало извиваться под ним, когда ее охватил оргазм.

Она кричала и хваталась за его плечи и спину.

А он скользнул ниже по ее телу и вкусил сладость ее страсти.

Он дразнил ее своим языком, разжигая ее желание снова, пока горячий сок проливался из нее.

Ее руки вцепились в его волосы, подтягивая его обратно.

— Ты — ты мне нужен, — признала она, и ее голос дрогнул от того, что она допускала это.

— Мне нужно, чтобы ты ощутил меня…

Ее отчаянные слова угрожали его контролю, но потом он понял, что давал ей то, что она хотела.

Его.

И он ввел свой член в ее шелковистый жар.

Ее мускулы обхватили его, когда она выгнулась проталкивая его глубже в себя.

Он застонал, его тело дрожало от необходимости двигаться необузданно, пока он не удовлетворит свою острую нужду в высвобождении.

Но он замедлил свой ритм — даже, когда она впилась ногтями уму в зад, убеждая его двигаться быстрее.

Он помедлил, борясь за контроль, таким образом, продлевая оргазм, который накрыл ее.

Она плакала и всхлипывала, слезы лились из ее закрытых глаз.

Он стер поцелуем слезинки. Затем он поцеловал ее губы, глотая эти рыдания освобождения. Он провел ладонями, вниз по ее телу, сомкнув руки вокруг ее полных грудей, поглаживая пальцами ее соски. Она выгнулась подталкивая свои бедра к нему. Затем она просунула руку между ними и погладила основание его члена. Стон вырвался из его горла, когда он потерял свой контроль. Он обхватил ее бедра руками, притягивая их к себе, когда вводил свой член в нее.

Она кончала снова и снова, ее мускулы обхватили его так крепко, что он взорвался внутри нее.

Он поднял и ее и перевернулся так, чтобы упасть на спиной на кровать, но он все еще был в ней, она все еще была частью его. Которой она оставалась на протяжении всех этих пятидесяти лет, даже не смотря на то, что он верил, что она мертва.

Но она была жива. И у него был шанс сказать ей, что он не сожалел о связи с ней.

— Я люблю тебя.

Его слова ударили в нее, с силой кола в сердце.

— Нет, — сказала она, отрицая его заявление, и свою инстинктивную реакцию, ответить взаимностью на него.

Она не может любить мужчину, которого ненавидела последние пятьдесят лет.

— Нет… Рукой на его груди, она оттолкнула саму себя, разрывая объятия его рук.

Если бы она только могла разорвать сексуальные объятия, в которые он ее заключил. Когда она пошевелилась, он усилил хватку внутри нее, разжигая ее желание к нему, заставляя ее хотеть его снова и снова… не смотря на умопомрачительное удовольствие, которое он только что доставил ей.

Беззаветно…как если бы он на самом деле придавал значение словам, которые он произносил, словам, которые согревали его сияющие голубые глаза…

— Нет… — Я люблю тебя, — настаивал он, когда он перемещался под ней, его член твердел и двигался внутри нее.

— Я любил тебя тогда, и люблю тебя сейчас.

Она ахнула … от ощущения, проходящих через нее толчков оргазма.

Она она трясла головой, несклонная верить ему.

— Ты не знал меня тогда…

У них была только та ночь вместе — та нескончаемая ночь.

— Я знал тебя, — утверждал он, когда сомкнул свои руки на ее бедрах и притягивая ее к себе погружая свой член глубже в нее.

— Я знаю кем ты была, до того, как я тебя впервые встретил. Потерянная. Напуганная. Одинокая. Я хотел быть там, для тебя. Навсегда.

Она снова потрясла головой, даже когда двигалась, выгибалась, чтобы принять его глубже в свое тело — к месту, до которого, только он может прикасаться.

— Нет. Если я поверю, что ты только пытался обратить меня, а не убивать, — как он ей говорил, — тогда ты заботился только о том, что ты хотел. Ты хотел, чтобы я была привязана к тебе. Всегда.

Так же, как сейчас, она сама привязала себя к нему. Она должна отделиться от него, прервать связь их тел, до того, как новая связь возникнет между их сердцами и душами. Она не может принять его утверждения; она не может доверять его любви. И именно тогда, когда она противостояла этим эмоциям, страсти, разгорающейся внутри нее… рябь удовольствия нарастала, пока она не начала сотрясаться от очередного оргазма.

Он стонал и напрягался под ней, толкаясь глубже — в первый раз, второй, а на с третьим толчком он кончил. Теплота его высвобождения пролилась внутри нее, как теплота его взгляда проливалась на ее лицо, его глаза светились любовью.

Она хотела поверить в его заботу о ней, но она уже была однажды одурачена этим мужчиной. Она оттолкнулась от него, разъединяя их тела.

— Ты не любишь меня, — настаивала она. — Если бы ты любил меня, ты бы позволил, чтобы это было мое решение. Ты бы дал мне выбрать возможность провести с тобой вечность.

— Я был эгоистичным и глупым, — признал он, прерывисто дыша.

— Но вера в то, что я потерял тебя, что я убил тебя, изменили меня.

Я знаю, что то, что я сделал, было неправильным — что я должен был больше заботиться о том, что хочешь ты, чем о том, чего хочу я.

Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? — Нет.

Глава четвертая

— Нет.

Слово пронзало сердце эффективнее, чем это когда-либо мог сделать кол. Она убрала кол, обратно в свою сумочку. Затем, она шагнула в платье и застегнула молнию,

— Ты не можешь уйти, — сказал ой ей.

— Ты попытаешься остановить меня так, же как ты сделал это в последний раз? — спросила она.

Он покачал головой

— Нет, но скоро рассвет. Ты не можешь находиться снаружи, на свету.

— Я знаю все правила вечной жизни, — сообщила она ему, ее голос был резким с горечью. — Последние пятьдесят лет я провела, изучала их опытным путем.

— Мне жаль…

Он не мог сказать достаточно слов, и она отказывалась принимать его извинения.

Или его любовь.

Но он не мог винить его.

Если бы они поменялись местами, он тоже сомневался, что простил бы ее.

Поэтому, он не пытался остановить ее, когда она открыла дверь и оставила его.

Однажды он уже думал, что она ушла навсегда, и он ошибался.

Так или иначе, он сомневался, что ему еще раз так повезет.

Она не вернется.

Но, по крайней мере, она жива.

Каким образом она была жива? Он встал с кровати, приведенной в беспорядок их любовными ласками, и наскоро оделся.

Затем выбежал из квартиры в подвале.

Она уже исчезла.

Улицы были пусты.

Ночь была слишком поздней для смертных, а рассвет слишком близким для бессмертных.

Время ускользало от него, он взмыл в небо — летя, через то, что осталось от ночи.

Несколькими мгновениями спустя, он добрался до места назначения, и приземлился на цементные ступеньки, ведущие в Клуб Андеграйнд.

Дверь была незаперта, и он вошел в опустевший бар.

Он взглянул на танцпол, где он держал в объятиях Миранду-Брэнди.

Но он не задержался в баре, проходя через него к коридору, который привел его к следующей незапертой двери.

Обитая сталь скрипнула на ржавых петлях, когда он открыл дверь в комнату, которая была прохладной и темной и пропахла пролитой кровью и смертью.

Щелкнул выключатель и блики искусственного света затопили полностью подвальное помещение.

Доктор стоял у металлического стола, на котором он работал или расчленял.

— Я ждал тебя, — сообщил седовласый человек.

Он не был смертным, больше не был, но он был стар, когда присоединился с секретному обществу.

Старый и горький.

— Почему? — спросил Коннер.

— Почему мне сказали, что она мертва? Он принес сюда Миранду, все эти годы назад, когда она была безразлична.

Она потеряла так много крови, что он боялся, что он убил ее, вместо того, чтобы обратить ее.

И этот человек подтвердил тот страх.

Доктор вздохнул.

— Потому, что она должна была умереть.

— Какого черта, ты решил, что ты будешь жить с ней долго и счастливо? Потому, что в-первые, за свою бесконечную жизнь, Коннер Вест влюбился, и опрометчивый порыв эмоций затуманил его суждения и здравый смысл.

Доктор унюхал его отвращение.

— Она была кино звездой. Люди бы задавались вопросом, почему она не стареет. По крайней мере, они бы задумались, через пятьдесят лет. Секретное общество не должно быть раскрыто. Не может же она жить вечно.

— Но она не умерла, — Коннер вспомнил доктора, его темные глаза пылали безумием.

— Я собирался ее убить, — настаивал Доктор Хоекстра.

— Но она была так красива … и так напугана и смущенна.

Коннер закрыл глаза, в порыве сожаления, представляя, как она, должно быть, себя чувствовала, когда очнулась для новой реальности.

Для вечности.

— Миранда… — Я понял, как использовать ее страх, чтобы убедить ее исчезнуть.

— Так я убедил ее прятаться, — объяснял доктор, — от тебя. — Я сказал ей, что ты пытался ее убить, что ты хотел ее смерти.

И она поверила чокнутому доктору, потому, что Коннера не было там, когда она задавала вопросы. Он оставил ее безжизненное тело с доктором, веря врачу, когда Доктор Хоекстра объявил ее мертвой.

Мужчина продолжил: — Я сказал ей, что ей нужно прятаться, или ты найдешь ее и закончишь начатое.

Коннер рассмеялся над провалом доктора.

— Вместо того, чтобы прятаться от меня, она провела пятьдесят лет, преследуя меня.

Для мести, не из любви, напомнил он себе. Доктор Хоекреста вздохнул, признавая свое поражение.

— Я должен был убить ее, когда ты принес ее мне. Я должен был убить ее тогда.

Коннер потряс головой. — Нет. За исключением того, что ты врал и мне и ей, ты поступил правильно. Она не угроза секретному обществу. Теперь она одна из нас.

Не важно, насколько ей неприятно быть монстром.

— После сегодняшнего вечера, после трансляции документального фильма, они возобновят интерес к ее исчезновению.

Отметил Доктор Хоекстра.

— Люди начнут расследовать, что с ней произошло, и мы не можем рисковать, чтобы они откопали правду.

— Мы? — Общество, — сказал доктор, пока вытаскивал деревянный кол оттуда, где он держал его, из под металлического хирургического стола.

— На этот раз ты действительно должен ее убить, Вест. Или это сделаю я.

— Я позабочусь о ней.

Миранда вздрогнула от ледяной решимости в его голосе, когда он заверил доктора, что убьет ее.

Слезы наполнили ее глаза, но она сморгнула их, молча проклиная себя за то, что была так слаба, что почти поверила его утверждениям.

Но не сожалел, о том, что отнял ее жизнь; он не любил ее. Она смертельно хотела верить ему. Черт, она хотела его, смертельно. Ее пальцы дрожали, она открыла сумочку и достала свой собственный деревянный кол. Они ее пока не заметили ее, там где она затаилась, в тени операционной доктора.

Как и Коннер, она хотела ответов. Черт, она хотела доказательств, что Коннер сказал ей правду — таким образом она могла бы вернуться в его кровать, в его объятия…Она была такой дурой. Она затаила дыхание, когда он потянулся к колу, в протянутой руке доктора. Возможно, он не хотел убивать ее тогда, но у нее не было никаких сомнений относительно его намерений на сей раз.

Пока он не заговорил снова, говоря доктору: — Я позабочусь о ней. Я не позволю вам приблизиться к ней.

— Само ее существование угрожает обществу, — настаивал доктор.

— Она должна умереть.

Коннер покачал головой.

— Вы не причините ей вреда. Вам придется сначала убить меня.

— Ты уже был бы мертв, — сказал доктор, — если бы я сказал кому нибудь, что ты натворил, как ты рисковал раскрыть тайну, пытаясь обратить ее.

— Я не просто пытался, — напомнил Коннер мужчине, — Я преуспел в этом.

Она слышала удивление в его голосе и освобождение.

Он действительно страдал от чувства вины, за то, что он думал, он сделал с ней.

Она не должна наказывать его; она подозревала, что он провел последние пятьдесят лет, казня самого себя.

— Но ее обращение ставит нас всех под удар, — повторил доктор. — Остальное общество будет согласно со мной. Она должна умереть.

Коннер покачал головой.

— Нет.

Они поймут, что она жила последние пятьдесят лет, как одна из нас, и никто не догадался, кто она на самом деле.

Они будут знать, что она не угроза. Угрозой был доктор, руки которого крепко сжимали кол, который Коннер пытался забрать у него.

Миранда громко вздохнула, когда двое мужчин схватились за оружие.

Отвлёкшись, Коннер повернулся к ней, и доктор получил преимущество.

Кол прижался к груди Коннера, прямо над сердцем.

Тогда гортанное рычание вырвалось из его горла и он начал отбиваться.

Но она подозревала, что он дрался не за свою собственную жизнь, а за ее, зная, что если он не победит, доктор убьет ее следующей.

— Убирайся отсюда! — кричал он на нее, подтверждая ее подозрения.

— Нет, — сказала она, — Я не брошу тебя.

Она вышла из тени, ее руки крепко сжимали оружие.

Но до того, как она успела помочь, металлический стол рухнул рядом и двое мужчин свалились на пол, сцепившись в схватке.

Очередной крик прозвучал в комнате, на этот раз, крик мучительной боли.

Затем наступила тишина, прерываемая только ее возбужденным дыханием.

— Коннер!

На протяжении пятидесяти лет она хотела его смерти, но сейчас она молилась, чтобы он был жив, когда опустилась на колени возле спутанных тел. Доктор двинулся, поднимаясь с пола. И она усилила свою хватку на кол, готовая защищаться. Но Доктор перевернулся, когда Коннер отпихнул его тело. Кровь била струей вокруг кола, воткнутого глубоко в грудь доктора Хоекстра. Коннер уставился на второго мужчину, его глаза были дикими от ужаса.

— Я-Я убил его…

Как она когда-то считала его убийцей? Прощал ли он ее за сомнения в нем? Он стал тем, кем она его и считала — убийцей.

Не смотря на это, он еще несколько часов назад, был уверен, что общество оправдает его за убийство доктора, но не надеялся, что она простит.

Поэтому, он собрал свои пожитки, чтобы покинуть Зантракс и ее.

Навсегда.

— Куда ты собираешься? — спросил хриплый женский голос.

Вздрогнув, Коннер обернулся к двери, где стояла она, ее янтарный взгляд был направлен на него.

— Миранда…— Или Брэнди, — сказала она, пересекая комнату, по направлению к нему.

— Я провела больше лет, живя как Брэнди, чем как Миранда.

Он открыл рот, чтобы опять извиниться, но она прижала свой палец к его губам.

— Я вижу это в твоих глазах, — сказала она.

— Ты не должен продолжать повторять мне это.

Кончиками пальцев она провела по щетине, вдоль его челюсти.

— Ты не должен продолжать чувствовать это.

Он покачал головой.

— Это не возможно. Я отнял у тебя все. Твою карьеру, твое будущее… И он никогда не простил бы себя за то, что поступил так опрометчиво, так эгоистично…

— Мою карьеру? — она рассмеялась. — Я была бы давно забыта, если бы не мое таинственное исчезновение. Я была второсортной старлеткой. Ты сделал меня легендой.

Смущение … и желание … наполнила Коннера, когда она подошла ближе, ее тело прижималось к его.

Она переоделась из черного атласного платья в облегающее трикотажное, практически такое же красное, как и ее волосы.

— Ты была так зла на меня, — напомнил он ей, — зла настолько, что готова была меня убить. Как ты можешь меня прощать? — Я и не простила, — сказала она даже, когда выгнула свои бедра перед его.

— Ну конечно.

— И не прощу…если ты оставишь меня, — сказала она, когда обвила руками его затылок и притянула его голову к своей.

Она поцеловала его жадно, ее губы прижимались к его, так что ее язык скользнул в его рот и слился с его языком.

Их клыки царапались друг о друга, разжигая его желание в тлеющую страсть.

Он провел руками вдоль ее спины, к бедрам.

Он сжал ладонями ее попку и поднял, когда она выгнула таз так, что она терлась своими бедрами и животом о его эрекцию.

Стон слетел с его губ, и его контроль пал.

Он не мог взять ее медленно; он не мог заниматься с ней любовью так же тщательно, как до этого.

Он нуждался в ней прямо сейчас.

Она просунула руку между ними, и расстегнула его штаны, освобождая его член.

Он задрал ей платье и оттянул ее трусики, так, чтобы он мог овладеть ею.

Она была мокрой и готовой для него, ее тело влажное и горячее, как ее внутренние мускулы, захватило его.

Ее ногти впились в его плечи.

— Жестче, — убеждала она его, когда обвила ногами его талию.

Она скользила вверх и вниз.

Не потрудившись скинуть чемодан с кровати, он остался на ногах, расставляя их, чтобы удержать равновесие, когда он проталкивался в нее…так же отчаянно, как и она скользила на нем.

Ловя ртом воздух, она она прижала свой рот к его горлу, зажав кожу клыками, но она не пила.

Вместо этого, она предложила ему: — Укуси меня…

Он встретился с ней взглядом, и увидев признание и возбуждение в ее глазах, он опустил лицо к ее шее, и вонзил клыки в шелковистую кожу на ее шее.

Ее кровь сочилась по его языку, сладкая и липкая, как страсть которая стекала по его члену, когда она кончила.

Все его мускулы напряглись, он проталкивался снова и снова….и присоединился к ней в блаженном забвении.

— Брэнди! Она улыбнулась, когда поцеловала его.

— Я предпочитаю Брэнди, — признала она.

— Не только имя, но и жизнь. Больше я не чувствую себя такой потерянной…

В его руках она уже не чувствовала себя, как тот брошенный ребенок, который не знал любви.

Она чувствовала себя принадлежащей кому-то…с ним. Ему.

— Ты не заберешь мое будущее, — утверждала она.

— Ты дашь его мне…с тобой.

Его голубые глаза зажглись надеждой, он встретил ее взгляд.

— Ты говоришь…

— Что я люблю тебя? — спросила она, затем кивнула и улыбнулась.

— Да. Я люблю тебя. И я хочу провести с тобой вечность.

Его руки крепче сжались вокруг нее, прижимая ее к своей груди, где его сердце — сердце, в существовании которого она сомневалась — билось тяжело и быстро.

— Я люблю тебя, — поклялся он.

На этот раз она ему поверила, не только потому, что она теперь ему доверяла, а потому, что поняла, что она достойна любви.

Ее родители, возможно оставили и забыли о ней. Но на протяжении пятидесяти лет, он не забывал.

Счастье наполнило ее, ее губы скривились в улыбке.

— Я знаю.

— Я люблю тебя сейчас, и я буду любить тебя вечно, — пообещал Коннер.

Она обвила его плечи руками, крепко обнимая его.

— Так-то лучше, потому что я провела слишком много времени, разыскивая тебя, я никогда не отпущу тебя.

Она искала его, чтобы отомстить, а вместо этого, нашла любовь.