Тайны подземелья

Глава 27

Светлана

Я подняла заплывшие и воспалённые глаза к потолку. В приступах неминуемого и всепоглащающего голода мне мерещились звёзды, излучавшие своё сверкание словно забытую колыбель матери. Я могла часами сидеть с запрокинутой головой и представлять, как выхватываю созвездия из своего истощённого воображения, лишь бы не обращать внимание на скручивающие спазмы в животе и звон в висках от окружающей нас тьмы. На всхлипы Амики, очередной раз вспоминавшей брата и уверенной, что больше никогда его не увидит. Такова была это девочка… Когда что-то шло не так, её почва словно уходила из под ног и уносила далеко вниз, отрывая от внешнего мира. Подействовал на неё так уход из своего клана или ещё что — я не знала. Да и не спрашивала никогда, потому что никогда не была способна понять такой утраты.

Если Мика с Амикой временами скорбили по своему клану и корили себя за якобы предательство — я же не скрывала своей ненависти и жажды мести. Я не смела и заикнуться об этом при Ёдо, но моей единственной мечтой было искоренить большую часть Аггин. Уничтожить поглощённых жестокими нравами и кровавыми традициями лидеров, которые обрекают на страдания свои общины. Но я молчала. Молчала и просто ждала, когда наконец расплачусь за свой долг и буду вольна делать, что вздумается.

Справа послышалась сдавленная ругань Заимана. Мужчина с тяжестью и кряхтением поднялся и встал на колени. Сколько раз мы падали в голодный обморок? А сколько раз время переставало существовать, отправляя нас в пространство, не имеющее течения? Просто коробка сдавленного воздуха, в которой ты чувствуешь, что остаёшься жив, но не можешь этого понять… Казалось бы, простая вещь — понять, что ты живой. Биение сердца, звук дыхания и перекатывание мышц — все признаки живого организма. Но все они меркли под гулом в ушах и зловониями нашей клетки, которые могли любого заставить поверить, что он находится в могиле, окружённый червями и другими костлявыми пальцами гниющих трупов.

Я перевела взгляд на командира, но не могла его полностью разглядеть, поэтому пришлось повернуть голову. Шея заныла от лишних движений, но сил поморщиться у меня не было.

— Ты как? — прохрипел Заиман, внимательно осматривая меня. Как будто он мог разглядеть хоть что-то в темноте.

— Всё в порядке, — тем не менее ответила я, дабы успокоить его. — Ты недолго провалялся.

— Между кошмарным сном и кошмарной реальностью я выберу второе, — снова раздался его хриплый голос и хруст затёкших костей, когда Заиман полностью уселся на пол. — Нотиюс… — попытался позвать он, но голос дрогнул в конце. — Нотиюс… вы как? — вновь повторил он.

Поди тоже валяется без сознания, — подумалось мне, пока я не услышала тоненький голосок совсем молодого Гриила.

— Почему они… не приходят, — надрывно шептал юноша, но его голос шумным эхом отскакивал от каменных стен. — Почему… не спасают нас…

— Перестань ныть, малец, — грозно, голосом главнокомандующего приказал Заиман. Если бы мои глаза держались более открытыми, или было бы больше света, я бы понаблюдала за реакцией мужчины на мой осуждающий взгляд за столь резкие слова. — Нас всего лишь морят голодом. И то, не всё время.

Было бы легче, если бы просто морили голодом. А так нас ещё накачали лошадиной дозой дурмана Друмов. Но об этом я не стала говорить.

— Не обесценивай потребность организма в еде, — раздался голос Амики. Подобно брату, сейчас она говорила звонко и надрывно. — Сколько мы не ели? Два дня? Три?

— Полтора, — спокойно поправила я, снова вглядываясь в потолок, очерчивая взглядом невидимые звёзды. — Полтора дня назад нам приносили наполовину засохший хлеб. А до этого нас не кормили почти два дня, — объясняла я.

— Откуда ты знаешь? Здесь ни окон, ни дверей. Откуда тебе знать, сколько дней проходит? — спросила Амика из-за потребности завести разговор и не погрузиться в тёмную безнадёгу, нежели из любопытства.

— Просто знаю, — так же ответила, едва не пожав плечами. — Чувствую.

— Мы умрём здесь, да? — вновь раздался панический голос Нотиюса. Такой смелый мальчишка, который является лучшим стрелком на моей памяти для своих лет, но который боится оставаться в темноте. — Они не придут…

— Они придут, — возразил Заиман, но был перебит.

— Откуда тебе знать? — повторял вопрос Амики Нотиюс. — У Ёдо и так достаточно союзников, тем более с Вестником смерти…

— Заткнись! — рявкнул Заиман и закашлялся от столь резкого крика. — Не говори об этом. Ничего не говори.

— Они не придут… — как мантру повторял юноша.

— Они придут, — поддержала я слова Заимана. — Просто не сейчас. Он договаривается, проявляет дипломатию. Уверена, если бы не он, то нас бы не только голодом морили. Дайте ему время, чтобы не пришлось развязывать войну.

— Он никогда не развяжет войну из-за нас, — не согласилась Амика.

— Тоже верно, но всё же… Ему не совсем плевать, — я прикрыла глаза, чувствуя, как темнота начинала заполнять сознание, подобно вязкому болоту.

Но затем раздался резкий щелчок, выдернув меня и заставив подскочить. Моё тело такому не обрадовалось. В самом начале коридора, в начале ряда из всех клеток открылась дверь. Послышалась поступь тяжёлых и рыхлых шагов. Один словно маршировал, отбивая чёткий ритм и пропевая кричалку в голове, а второй вальяжно и лениво волочил свои ноги. Наверняка старые и обсыпанные прахом павших…

— Как самочувствие? — раздался скрипучий голос над нами. — Вижу, вас тут в сон клонит.

— Чего тебе надо? — выплюнула я, вмиг позабыв о сдержанности, которую старалась проявлять перед товарищами. — Пришёл порадовать нас своей мордашкой?

Выпад абсолютно бесполезный, но такой приятный. Приятно выплеснуть яд, который невольно накапливается во мне, стоит только пересечься со взглядом хищных фиолетовых глаз. Его изуродованное, помятое лицо оставалось всё таким же надменным, словно он находился на пьедестале. Хотя сейчас я и ощущала себя асфальтной грязью под его ногами, но виду не подавала.

— Просто пришёл навестить вас и заодно сообщить, что еды сегодня не будет, — проговорил он безжизненным голосом.

Ясно, — подумала я. Пришёл поиздеваться.

— Как без еды?.. — вырвалось у Нотиюса, а затем я услышала не самый благоприятный звук исторжения желчи. Мальчика выворачивало на пол сырой камеры, хотя он и не ел последние три дня. Учитывая ещё, что нам дали сильную встряску Друмы…

— Ваши спасители не сильно спешат, — тем временем продолжал он. Я же с ненавистью смотрела на его стянутую шрамами ладонь — ещё одно напоминание, из какого места я сбежала. — Есть ли им вообще до вас дело?

— Будет ли твоей главе дело, если я отрублю твои руки? Останется ли от тебя толк, кроме как молоть языком без умолку?

— Ох, Светлана Мейор, — словно птица со сгнившем горлом протянул он. — Весьма наслышан о тебе. Турам лестно о тебе отзывался.

Из глубин моего горла поднялось животное рычание. Я переместилась на колени, стараясь сделать этот манёвр как можно незаметнее. Я удерживала себя всеми способами, но ещё хоть одно его слово… Заиман, как и всегда, почувствовал, что я на грани, поэтому постарался сменить тему, насколько позволяла обстановка.

— Когда вы принесёте нам еду? — задал он вопрос.

— А что, своими помоями вы не наедаетесь? — впервые подал голос парень, стоявший позади.

— Тише, Моритос, — поднял мужчина руку, призывая к молчанию. — Нечего тратить на них силы.

Парень в тени громко и презрительно хмыкнул, переводя взгляд на соседнюю решётку, за которой были Амика и Нотиюс. Я предупреждающе зашипела, что больше походило на предсмертный хрип, но ухмылка Моритоса стала от этого только шире.

— Тебя ведь Амика зовут, верно? — протянул он, делая шаг вперёд и поглядывая на меня. — Не желаешь сменить общину?

Ответа ему не последовало. Я ясно представила себе картину, как Амика вжимается в стену от столь неприятного внимания.

— Даже если бы вы были из одной общины, она бы ни за что не обратила на тебя внимание, — вновь заговорила я. За спиной послышалось шипение Заимана, который предостерегал меня от опрометчивых действий. Как-нибудь я его отблагодарю за заботу. — Какая девушка-Аггниец взглянет на мужчину с киерхой?

Плечи Моритоса замерли. Словно хищник он развернулся ко мне. Я прекрасно знала, как мужчины-Аггнийцы относятся к замечаниям по поводу киерхи. Мало кто знал название особых рукояток, защищающих нас от сильных ожогов. Я сама такой пользовалась, но для девушек это было не так строго. Хоть один плюс.

— Да вы сами ими пользуетесь, — сказал в защиту парень.

Он был несильно младше меня. Лет на шесть, может чуть больше. Однако я всё равно сравнила его с необузданным юнцом, который так легко заглотил наживку.

— Ты сравнил себя с женщиной? Слабак… — выплюнула я.

Моритос рванул к решётке, вытаскивая на ходу меч, но быстро замер камнем от одной лишь фразы:

— Нет, — больше выдохнул со свистом, чем сказал старший Аггниец. — Мы, конечно, заключили соглашение с вашим соратником, что не причиним вам вреда до истечения срока, — обращался он уже к нам. — Однако срок подходит к концу, а ты действуешь на нервы моим людям.

— Не надо брать к себе нытиков и слабаков, которые неспособны выдержать нападки, — вступился Заиман. Его голос был ниже и с опасной хрипотцой, что редко оставляла собеседника равнодушным. Видимо, этот уродливый старик и был тем редким случаем.

— Не могу не согласиться, — делано миролюбиво ответил тот. — Уверен, что из Николаса вышел бы отличный воин, не будь он болен. Учитывая твой характер, мальчик был не без стержня, Светлана, — продолжал Аггниец, а я почувствовала, как что-то внутри треснуло, засыпав красной пылью мои глаза. — Турам рассказывал мне, как твой мальчик не пережил нанесение печати. Бедняжка был очень болен. Знаешь, некоторых детёнышей надо душить в зародыше. Турам рассказывал, какая тяжёлая у тебя была беременность. Обе, точнее. Может, стоило просто вырезать больного ублюдка из твоего чрева? — шипел он мне в лицо, брызгая слюной.

Я совершила на своём веку много ошибок. Но эта была самая большая. Она перечеркнула всё, к чему я стремилась. К отмщению за сына, к возмездию над его отцом-насильником, к новой и лучшей жизни Синаиры. Всё, от чего я старалась уберечь её так, как не смогла уберечь Николаса.

Может, на мой воспалённый разум подействовал токсин, осевший на подкорке после нападения на нас Друмов. Может, истерзанное голодом сознание подкинуло слишком яркую и желаемую картинку расправы над этим мерзким стариком, что посмел всколыхнуть память о моём сыне. Но рывок вышел неожиданным. Настолько, что даже фиалковые глаза этого монстра раскрылись в приятном удивлении. А может, на него так подействовало свирепое выражение, застывшее на моём лице.

Мои руки потянулись к его заострённому штампу, с помощью которого, я была уверена, я бы отрубила ему кисть. Я стремилась к этому, как к спасительному оазису посреди пустыни. Моё тело перестало чувствовать боль и усталость, как тогда после работ, когда я подлетела к кушетке своего мальчика. Вместо лица мужчины я видела маленькие синие губы Николаса и его пустой взгляд, устремлённый в потолок. В голове у меня вспыхивала неистовая ярость за гнусные слова из уст Турама. Разъедающее горе, которое не утихало изо дня в день, из года в год.

Я услышала крик. Надрывный и испуганный крик Заимана. Удивительно, ещё ни разу я не слышала его напуганным. Видела — да. Хотя бы в тот раз, когда он разбудил меня от ночной истерики. От кошмара, поглотившего и терзавшего мой рассудок, который окончательно покинул меня. Командир выкрикивал что угодно, лишь бы остановить меня, ведь не мог дотянуться. Его ослабленное голоданием тело было ничем по сравнению с яростью, овладевшей моим. Яростью скорбящей матери.

Последнее, что я услышала — был крик Заимана. Последнее, что я подумала — что это величайшая моя ошибка. И окончательная. Последнее, что я увидела — мои пальцы в одном касании от его штампа и меч Моритоса, стремящейся к моему горлу.

А последняя картина в моём несчастном и мятежном сознании — моя дочь. Одна в центре пустого дома.