Тебе - в пятидесятилетие

Эти увлеченные, эти влюбленные, эти бесстрашные —

в изорванной одежонке, в единственной паре ботинок,

застывшие в длинных очередях за похлебкой и ломтиком хлеба —

в Петрограде, будто на фоне театральной декорации,

оледеневшем, но огнедышащем;

в Москве, затемненной, мохнатой от инея;

в Баку, пылавшем нефтью и восстанием,

еще полу мавританском, напоминавшем мне Испанию;

в Киеве, утопавшем в зелени, разбитом войною,

где улыбались женщины и слышался удаляющийся

кавалерийский галоп;

в Ереване из камня и поисков правды,

похожей на древнюю сказку, но подлинной;

в Самарканде, среди усыпальниц, к подножью которых

приношу я благоговейно тропические цветы;

чего захотели эти увлеченные, эти влюбленные, эти бесстрашные?

О чем мечтает человек невысокого роста,

ограниченный пределами жизни, однако бессмертный,

в крепости, осажденной врагами,

среди священных икон, которых уже не достигнет проблеск рассвета?

Какие стихи читает поэт громовым голосом,

когда в интонации слышится и слеза?

Чего хотят эти люди,

чья любовь обручена с нищетою?

Ищут они справедливость на голом месте?

Как они объясняются на языках, непонятных друг другу?

Как сочетают граненые формулы с караваном верблюжьим?

Как они породнили мудрые книги и самодельные счеты?

Как ужилась геометрия рядом со вздором?

Куда они путь свой держат?

Что они смеют и могут?

И отвечает, спускаясь из космической дали,

которую люди эти первыми завоевали,

далекий, очень далекий, декабрь 1922-го

и основоположник их жизни — рубиновый Октябрь 1917-го, —

отвечает сегодня двигателей гулом

величественный самолет,

опускающийся на эту священную, красивую, победоносную землю.

Землю увлеченных, влюбленных, бесстрашных.