- Любовь ты узнаешь только после того, как боль познаешь, - сказал мне шаман с иссохшим лицом.
- Если это рэп-баттл, Тихон, то я сразу сдаюсь. Мой максимум – варенье-стихотворенье.
В густом дыму было трудно дышать, но Тихон не переставал чадить. Казалось, что невидимая рука снова и снова подсыпает в его трубку табак, иначе мне сложно объяснить, почему мне дышать уже нечем, а он всё ещё испускает дым.
- Смешливый ты парень, Матвей. Но духи сказали мне, что к великой любви ты придешь через боль.
- И как это понимать? Меня побьёт моя будущая жена? Или я загремлю с чем-то в больницу, а она меня вылечит?
- Судьба не чертит путь, она лишь расставляет знаки. Один из них я помог тебе увидеть. Ты несешься по этой жизни на большой скорости, Матвей. Не смотришь по сторонам, не замечаешь подсказок. Остановись однажды, осмотрись. Дай твоей судьбе догнать тебя.
- Ты сказал про боль. У меня вот рука сейчас болит. Это знак?
Правая рука начала отниматься. Чувствительность пальцев стала значительно меньше. Дым всё больше сгущался и всё настойчивее заполнял лёгкие, разрывая грудную клетку кашлем и заслоняя очертания шамана.
Открыл глаза и обнаружил себя в своей комнате, в своей постели. За окном уже светило солнце и яркими лучами раздражало слизистую глаз, выбивая из них слезу.
Рука всё ещё не ощущалась мной полноценно, хотя я четко чувствовал на своём животе ладонь – уж очень легкую и явно меньше моей.
Опустил взгляд и понял, что ладонь на моем животе не принадлежала мне.
Рита.
Похоже, к шести утра после того, как вырубился я, она тоже уснула. Всё так же, с коленями под моей головой, она просто отвалилась на бок, прижала к своей шее Сосиску, а ладонь свободной руки оставила на моем животе, очевидно, для того, чтобы отслеживать, насколько сильно я жив и как глубоко дышу.
А руку я свою не чувствовал только потому, что она была вывернута под неестественным углом и запрятана под тонкой талией в толстовке.
Глядя в расслабленное лицо Риты и боясь ее разбудить, я медленно вытянул из-под неё свою руку, которая тут же превратилась в плёточку с бегающими по ней жучками.
Сел на край постели, размял руку, отёр платком сопли и глянул через плечо на всё ещё спящую Риту. Похоже, кое-кто сегодня пропустил занятия в универе?
Плевать. После бессонной ночи и волнения за меня она заслужила порцию сна до обеда.
Встал у постели и аккуратно укрыл девушку одеялом поверх тонкого пледа, которым были укрыты только её ноги.
Вытянул из шкафа чистую одежду для себя. Из-за ночного жара от меня воняло, как от конюшни. Даже странно, что Рита не указала мне на это. Но к её пробуждению лучше, всё-таки, помыться, хотя бы в знак благодарности, так как чувствовал я себя сейчас гораздо лучше, чем ночью, если не брать во внимание сопли и першение в городе, которое хотелось как можно скорее залить стаканом воды.
Прежде, чем уйти, вернулся к тумбочке и забрал с неё тазик с водой, полотенце и гребаную солодку, которую Рита, всё-таки, заставила меня выпить, поймав за бороду. Глянул на спящую девушку и в голове снова всплыли слова шамана про боль, ведущую к любви. Звучали они, конечно, красиво, и несколько раз мне уже досталось от Риты, но было одно большое «но», называемое её парнем, по которому она, как я уже успел понять, просто без ума.
Да и уже около пяти лет есть боль, которая пытается меня догнать, а я настойчиво от нее убегаю – Ксюша хочет, чтобы я сделал пирсинг, проколов себе, как и она, пару интересных мест. Так что, если я однажды пойму, что готов к пирсингу или тату, то это будет значить, что я готов и на более серьёзные отношения с Ксюшей, чем просто секс по дружбе.
После душа пришлось максимально быстро одеваться – лихорадка, бьющая всё тело никуда не делась. И хоть я чувствовал себя значительно лучше, чем ночью, когда нашёл комфорт на кухонном полу, но всё ещё не настолько хорошо, чтобы пренебрегать футболкой и даже толстовкой.
Пока чайник нагревался, я понял, что тереть нос бумажными платками уже больше не мог, ибо попросту было больно натёртую за ночь кожу. Психанув, скрутил платок жгутом и вставил его в ноздрю.
Может, попросить у Риты, что-нибудь из женских штучек и заткнуть обе ноздри?
Когда чайник вскипел, я налил себе чая с мёдом и лимоном. Ночью этот коктейль здорово помогал смягчить рвущий грудную клетку кашель. Ещё здоровее помогла солодка, но добровольно и сам я эту парашу снова пить не стану. Только если Рита снова поймает мою бороду в кулак.
Сев на стул, достал из кармана толстовки телефон. Почти час дня. Надеюсь, мне не придёт каюк за то, что я не разбудил Риту?
Набрал номер брата. Вчера вечером я был у него дома и уже чувствовал недомогание. Нужно предупредить, что его малой, да и он сам могут тоже простыть.
- Да? – сухое приветствие от брата.
- Балда. Что делаешь?
- В цветочный еду. Что с голосом?
- В аптеку ещё загляни, купи малому и себе что-нибудь из противовирусных. Я сегодня ночью чуть не помер.
- Понял. Тебе что-нибудь нужно? Твоей аптечкой только крыс травить.
- Мне нужно всё, - страдальчески, но в то же время благодарно выдохнул я.
Спасибо, мама, что родила мне понимающего Моньку!
- Понял. Заходить не буду, за воротами оставлю пакет. Выйдешь? Или ты там совсем овощ?
- Местами – овощ, но как-нибудь выйду или Риту попрошу.
- Риту? Только не говори, что ты внучку Тюльпаныча поимел, - шумно и крайне осуждающе вздохнул братец.
- Не говорю, - протянул я почти даже загадочно, насколько это, вообще, было возможно с моим заложенным носом и охрипшим голосом. – Кстати, про внучку Тюльпаныча – купи еще один букет, я Рите подарю. Девчонка всю ночь со мной сидела, обтирание делала.
- Можно было и без подробностей, - цокнул Мирон. - Букет? Если девчонка провела целую ночь с тобой болеющим, то ей нужна ромашка аптечная. Сойдет?
- Это твоей Майе нужна ромашка аптечная. Хотя она уже на ней плотно сидит, если до сих пор не сбежала от тебя. Как она, кстати, после выходных и вчерашнего?
- Как сказать… сложно, - было слышно, что брату тяжело давалась эта тема. Да и столько паники в его голосе, как вчера, я еще никогда не слышал. – Буду налаживать мосты. Сам виноват.
- А кто ж еще, как не ты? – фыркнул я. – Кстати, поцелуй там Майю за меня. Только крепко. Как мы с ней любим.
- Пошёл ты! – рыкнул братец, вызвав у меня довольную улыбку.
Нашкодил – и сразу легче стало. Что ж я за человек такой?
- Ладно. Звони, когда будешь подъезжать.
- Угу, - бросил братец и первым закончил звонок.
Допил чай, потупил в стену и понял, что нужно что-то приготовить. Сам я вряд ли есть захочу, а вот Риту нужно покормить.
Она говорила ночью про куриный бульон. Сварю. Тем более, вряд ли я осилю сейчас приготовить что-то сложнее куриной ножки в соленой воде.
Стоило мне открыть и закрыть холодильник, достать из него куриные ножки и наполнить маленькую кастрюлю водой, как сверху спустилась помятая Сосиска, но, очевидно, голодная.
Насыпал ей корма, который вчера привезла Рита.
Надо Миру смску написать, чтобы еще упаковку купил - этот шерстяной комбайн гребет мясные подушки так, будто у нее внутри черная бездонная пропасть.
- Запей хоть, - придвинул я ей чашку с молоком. – Размочи, а-то сил не хватит высрать.
Когда бульон закипел, закинул в него лавровый лист, соль и кое-какие специи для аромата. Немного подумал и фиганул туда же вермишель. Сойдёт. Выглядит съедобно.
Снял кастрюлю с плиты накрыл крышкой и услышал сверху грохот и тихое матерное бормотание.
- … Я знаю, что опаздываю! Придержи препода… Не знаю… потупи немного! Сейчас приеду.
О-оу! Кажется, мне сейчас влетит за то, что не разбудил.
Рита ураганом спускалась по лестнице, умудряясь при этом натягивать носки и что-то печатать в телефоне.
- Десять минут… - шепнула себе под нос, убрала телефон в карман и лихо застегнула джинсы. Как мне теперь забыть белую полоску трусиков, что я успел увидеть? – Чёрт!
Осмотрелась по сторонам, меня вообще не заметила, и снова вернулась наверх, откуда почти сразу же спустилась с рюкзаком и собранными на макушке волосами.
- Ты почему не разбудил меня?
Ураган Маргарита уже шуршала своей курткой в прихожей. Пришлось идти за ней, чтобы отвечать по всей строгости её закона. Хоть бы она не вспомнила приемчики из дзюдо. Я сейчас как кисель.
- Я вырубился часов в шесть утра, ты, скорее всего, позже. Какие тебе сегодня пары? Прогуляй.
- У нас препод по философии решил сегодня раньше времени устроить зачет, который получат только те, кто придет на вторую его пару. Первую я проспала, но на вторую успеть надо, - ворчала она, зашнуровывая свои ботинки.
- Я выгоню машину. Пять сек.
- Ты-то куда собрался? – забрала она у меня ключи из рук и запихнула обратно в карман моей куртки. Я даже пикнуть ничего не успел. – Сиди дома, пей солодку. Я только что посмотрела – автобус будет через десять минут. Остановка как раз напротив моего универа. Вечером приеду, привезу тебе лекарства.
- Я брату уже заказал лекарства. Он привезет.
- Значит, не приеду. Лечись, - бросила она и, прихватив рюкзак, выскочила из дома, хлопнув дверью.
- Ну, хоть не поколотила, - обратился я к Сосиске, облегченно выдохнув. – И в толстовке моей убежала.
Весь оставшийся день провел как амёба, лежа на диване под слоем одеял и подушек. Единственным развлечением была минутка, когда я вышел за ограду, чтобы махнуть уезжающему брату белым сопливым платком и занести в дом пакеты с лекарствами, продуктами, и букет цветов.
Мирон предусмотрел всё. Даже апельсинов мне купил, которые и стали моей основной пищей на весь день.
Между делом я смотрел расписание автобусов. Вот-вот к местной остановке должен подъехать последний. Рита, должно быть, приедет на нем. Если не о моем здоровье справиться, то точно для того, чтобы вернуть толстовку. И тут-то я ей букет и задарю.
Через десять минут раздался звонок. Кто-то стоял у калитки и ждал, когда я открою.
Ощущая приятный трепет в груди, на всякий случай, прихватил букет. Вдруг Рита не успела на свой зачет, и хочет меня прибить? Нужно успеть откупиться цветами и желательно до того, как она начнет говорить.
Накинул куртку и даже шапку, чтобы минимизировать интенсивность Ритиных люлей.
Вышел из дома, открыл калитку, и широкая улыбка моя несколько скривилась.
- Привет, Мотя. Вижу, ты знал, что я приеду? – обольстительно улыбнулась Ксюша.
- Душа моя! - выдохнул я восхищенно, возвращая лицу веселость. – Ты же знаешь, что я интуитивно чувствую твоё приближение. А еще я слышал, как звенели твои штанги.
- Шутка такая же потертая, как твой… сам понимаешь, - зыркнула она на мой пах.
- Такая же мощная и глубоко проникающая?
- Да, - острый язычок Ксюши на секунду выглянул, коснувшись алых губ. – Неужто, сам Самойлов решил подарить мне цветы? Не думала, что ты настолько по мне соскучился.
На секунду замешкался. Цветы предназначались не Ксюше, но и говорить ей о том, что они для другой, тоже не стоит.
- Иногда у меня случаются приступы романтизма. Держи, - протянул ей букет, но во двор или дом впускать еще не спешил. Взгляд то и дело метался за спину Ксюши в сторону, в которой была автобусная остановка. – Слушай, Ксюш, может, отложим сегодняшнее свидание на потом? Я в соплях: встанет – поскользнётся.
- Кто с соплями, тот снизу, - в свойственной ей самоуверенной манере бросила Ксюша.
Вошла во двор, потеснила меня и, забрав из мох рук букет, пошла в дом, цокая высоченными шпильками по камню.
- Машину свою не загонишь в гараж? – спросил я, идя следом.
- Это такси. Оно само себя загонит, куда ему надо. Заходи.
- Ты сегодня какая-то особенно дерзкая? - залип я на её стройных ножках, что были едва прикрыты коротким черным плащом.
- Говорят, в тридцать лет у женщин просыпается что-то вроде бешенства матки, - ответила Ксюша. Букет швырнула на обувную тумбу, туда же сумочку, больше которой у меня был кошелек, а затем потянулась к поясу плаща и плавно его развязала. Глядя мне в глаза, расстегнула пуговицу за пуговицей, наконец, распахнув полы. – Мне нужен укол от бешенства, Матвей. Твой мощный и глубоко проникающий… укол.
Только не капать слюной.
Передо мной стояла чёртова пантера в черной портупее на голое тело. Штанги, татуировки, тонкие кожаные ремешки, опутавшие всё её стройное тело. Эта женщина являла собой вызов, протест и ходячую похоть.
- Я соскучилась, - шепнула она с горячим желанием.
- Докажи, - чуть склонил я голову набок.
Долго ждать не пришлось. В глазах Ксюши мгновенно вспыхнуло пламя – вызов принят. Шаг, второй, и она уже совсем близко. Штангами прижимается к моей груди, запускает пальцы в волосы и притягивает к себе для поцелуя без губ.
Язык касается языка, а моя голова отключается к чертовой бабушке.
Подхватываю её на руки, позволяю опутать ногами мой торс и уношу на диван. Смахиваю апельсиновые корки с одеяла и сажусь.
Ксюша отталкивает мои руки. Страстно дыша, ныряет пальцами под толстовку и снимает ее с меня. Не пытаюсь ей помочь – всегда приятно наблюдать за тем, насколько она может быть изголодавшейся по моему телу и как жадно впитывает подушечками пальцев каждый миллиметр кожи, наверняка, прокручивая в голове варианты татуировок для меня, пока я мысленно пытаюсь свыкнуться с тем, что мне однажды предстоит вынести эту боль для неё.