Сын человеческий, где ты,
Скажи мне еще один раз,
Скажи мне прямо, кто мы теперь,
Скажи мне истинно, где мы сейчас,
Ведь я думал, все будет честно.
Шелковый шарф - на шлем,
Но это битва при закрытых дверях,
Борьба жизни черт знает с чем.
И кто-то считает, что это подвох,
А кто-то кричит, что провал.
И каждое слово - признак того, что мы
В комнате, лишенной зеркал.
Сегодня мне снился ангел,
Похожий на Брюса Ли.
Он нес мне жидкость для прочистки мозгов,
Стакан портвейна для хозяев земли,
Но я был мудр и светел,
Я взялся за дело всерьез
И я умер, выбирая ответ,
Хотя никто не думал задавать мне вопрос.
А друг мой Ленский у пивного ларька
Сокрушался, что литр так мал.
А очередь хором читала стихи
О комнате, лишенной зеркал.
Нас всех учили с любовью
Смотреть не вверх, а вперед.
Но любовь стреляет из обоих стволов,
Как только ты выйдешь на взлет.
А что в самом деле - увлечься
Одной из тех благородных девиц,
Что воткнет тебе под ребра перо,
Чтобы нагляднее было думать про птиц.
Но будь я тобой, я бы отправил их всех
На съемки сцены про первый бал,
А сам бы смеялся с той стороны стекла
Комнаты, лишенной зеркал.
У черных есть чувство ритма,
У белых - чувство вины,
Но есть третьи - без особых примет,
Что смотрят на женщин только ниже спины.
Но я не был сосчитан,
Я видел это со стороны.
Мне как-то странно служить любовником муз,
Стерилизованным в процессе войны,
Где выжил тот, кто был заранее мертв,
А выиграл только тот, кто не встал,
И только герои снимают рашпилем грим
Комнаты, лишенной зеркал.
И вот два достойных занятья
Для тех, кто выше нуля
Торговля открытками с видом на плешь
Или дикий крик: "Право руля!",
И, значит, я списан, как мертвый,
И мне положен конец.
Но я благодарен всем, стрелявшим в меня,
Теперь я знаю, что такое свинец.
И кто-то смеется, как серебрянный зверь,
Глядя в наполненный зал.
А я просто здесь, я праздную радостный сон
О комнате, лишенной зеркал.
Ты - животное лучше любых других,
Я лишь дождь на твоем пути.
Золотые драконы в лесах твоих,
От которых мне не уйти.
И, отмеченный светом твоих зрачков,
Не сумеет замкнуть свой круг.
Но пески Петербурга заносят нас
И следы наших древних рук.
Ты могла бы быть луком, но кто стрелок,
Если каждый не лучше всех?
Здесь забыто искусство спускать курок
И ложиться лицом на снег.
И порою твой взгляд нестерпим для глаз,
А порою он, как зола.
Но пески Петербуга заносят нас
Всех по ту сторону стекла.
Ты спросила нас:"Кто?", я ответил: "Я",
Не сочтя еще это за честь.
Ты спросила:"Куда?", я сказал: "С тобой,
Если там хоть что-нибудь есть".
Ты спросила: "А если?", и я промолчал,
Уповая на чей-нибудь дом.
Ты сказала: "Я лгу", я сказал: "Пускай,
Тем приятнее будет вдвоем".
И когда был разорван занавес дня,
Наши кони пустились в пляс.
По заре, по воде и среди огня,
Окончательно бросив нас,
Потому что твой взгляд, как мои слова,
Не надежнее, чем вода.
И спросили меня: "А жив ли ты?"
Я сказал: "Если с ней, то да!"
Танцуем всю ночь, танцуем весь день,
В эфире опять одна дребедень,
Но это не зря, хотя,может быть,невзначай
Гармония мира не знает границ - сейчас мы будем пить чай.
Прекрасная ты, достаточный я,
Наверное, мы - плохая семья,
И это не зря, хотя, может быть, невзначай
Гармония мира не знает границ - сейчас мы будем пить чай.
Мне кажется, мы - как в старом кино,
Пора обращать воду в вино,
И это не зря, хотя, может быть, невзначай
Гармония мира не знает границ - сейчас мы будем пить чай.
Когда я встал на перекрестке,
Я заметил, что места там нет.
Я стоял и ждал,
Когда погасят свет.
И кто-то, по виду из тех гусей,
Что наводили стрему на Рим,
Сказал мне: "Жди, когда она уйдет своим путем,
И тогда ты пойдешь своим".
Она обернулась, она сказала:
"Послушай, ты мертв давно, зачем ты здесь?"
Он засмеялся и сел
На поезд, что уходит в час - шесть.
И тогда она забыла вчерашний день,
Чтобы яснее увидеть суть.
Но я стоял и смотрел, как горит звезда
Того, кто ушел в свой путь.
И есть разные лица в виде дверей,
И есть твое, что в виде стены.
И есть руки мои, что ждут лебедей,
Не вернувшихся с места войны.
А ты твердишь, что нет на моем пути огня,
И там один лишь дым.
Ну, что же, обсудим достоинства наших путей,
Когда мы оба уйдем своим.
Я все равно был выше твоих небес,
И я был ниже твоих глубин.
Но все, кого я любил, одеты в смерть или в митрил.
И это значит, что я здесь один.
И ты не дурна, но все время хочешь меня,
Рождая страсть от тебя отдохнуть.
Я совсем не аскет, но я хочу спросить:
"Не пора ли тебе в твой путь?".
И хочешь - верь, или не верь - когда ты закроешь дверь,
Я не вспомню даже лица.
Я буду чертовски рад, когда ты вернешься назад.
Но это где-нибудь ближе к преддверью конца.
Ну а теперь, пока у меня есть я,
Поверь мне, я хочу быть с ним,
И я буду счастлив, когда ты уйдешь своим путем
И дашь мне идти моим.
На кладбище грязь, пол-шестого,
Мать-земля сегодня сыра,
А в ней стоят хорошие парни,
Хотя, должно быть, пьяны с утра.
Но как не пить при такой работе,
И я храню для них водку в пальто.
И мне хотелось бы петь об этом,
Но этот текст не залитует никто.
Иван спешит на работу,
Он спешит на работу, не торопясь.
Похоже, что ему все равно,
Успеет ли он к 9 часам.
Осенний парк, опавшие листья
Такая прекрасная грязь!
Он был инженером, теперь он сторож,
Он выбрал себе это сам.
И его беломор горит на лету,
И это - новая жизь на новом посту.
Когда я смотрю в окошко,
Я вижу, как кто-то идет по крыше.
Может быть, это собака (кошка),
А может быть, это крот.
Я вижу не слишком ясно,
Мешает крутой наклон той крыши.
Может быть, это букашка,
А может быть, это слон.
Над ними ясное небо,
Под ними хрупкий карниз.
И я не знаю, что делать, чтобы
Помочь им спуститься вниз.
И я сижу у окна и смотрю в пустоту,
И это - новая жизнь на новом посту.
Выключи свет, оставь записку, что нет нас дома.
На цыпочках мимо открытых дверей
Туда, где все светло, туда, где все молча.
И можно быть надменной, как сталь,
Можно делать вид, что все не так, как должно быть.
И можно говорить, что мы играем в кино
О людях, живущих под высоким давленьем.
Но с утра шел снег, с утра шел снег.
Ты можешь быть кем-то еще,
Если ты хочешь, если ты хочешь.
Ты помнишь, я знал себя,
Мои следы лежали, как цепи.
Я жил, уверенный в том, что я прав,
Но вот выпал снег,
И я опять не знаю, кто я.
И кто-то сломан и не хочет быть целым,
И кто-то занят собственным делом.
Можно быть рядом, но не ближе, чем кожа.
Но есть что-то лучшее, и это так просто.
С утра шел снег, с утра шел снег.
Ты можешь быть кем-то еще,
Если ты хочешь, если ты хочешь...
.....
С утра шел снег, с утра шел снег.
Ты можешь делать что-то еще,
Если ты хочешь, если ты хочешь...
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Я хочу знать, я хочу знать, я всегда хотел знать,
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Я долго был занят чужими делами,
Я пел за ненакрытым столом.
Но кто сказал вам, что я был с вами,
Что мы пели одно об одном?
Вы видели шаги по ступеням, но
Кто сказал вам, что я шел наверх?
Я просто ставил опыты о том, какая
Рыба быстрее всех.
Я не хочу говорить вам "нет",
Но поймете ли вы мое "да"?
Двери открыты,ограда тю-тю,
Но войдете ли вы сюда?
Я спросил у соседа: "Почему ты так глуп?",
Он принял мои слезы за смех,
Он ни разу не раздумывал о том, какая
Рыба быстрее всех.
Вавилон - город, как город,
Печалится об этом не след.
Если ты идешь, то мы идем в одну сторону,
Другой стороны просто нет.
Ты выбежал на улицу купить вина,
Ты вернулся, но вместо дома - стена.
Зайди ко мне, и мы подумаем вместе о
Рыбе, что быстрее всех.
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Я хочу знать, я хочу знать, я всегда хотел знать,
Какая рыба в океане плавает быстрее всех?
Дай мне напиться железнодорожной воды.
Дай мне напиться железнодорожной воды.
Мне нравится лето тем, что летом тепло.
Зима мне мила тем, что замерзло стекло,
Меня не видно в окно, и слег замел следы.
Когда я был младше, я ставил мир по местам.
Когда я был младше, я ставил мир по местам.
Теперь я пью свой wine, я ем свой cheese,
Я качусь по наклонной - не знаю, вверх или вниз.
Я стою на холме - не знаю, здесь или там.
Мы были знакомы, я слышал, что это факт.
Мы были знакомы, я слышал, что это факт.
Но сегодня твой мозг жужжит, как фреза.
Здесь слишком светло, и ты не видишь глаза,
Но вот я пою, попадешь ли ты в такт?
И есть те, кто верит, и те, кто смотрит из лож.
И даже я порою уверен, что вижу, где ложь.
Но, когда ты проснешься, скрой свой испуг.
Это был не призрак, это был только звук,
Это тронулся поезд, на который ты не попадешь.
Так дай мне напиться железнодорожной воды.
Дай мне напиться железнодорожной воды.
Я писал эти песни в конце декабря,
Голый, в снегу, при свете полной луны.
Но если ты меня слышишь, наверное это не зря.
У меня был друг, его звали Фома,
Он забыл все слова кроме слова "чума".
С утра было лето, а теперь зима,
Наверное, мой ревер сошел с ума.
Я устал пить чай, устал пить вино,
Зажег весь свет, но стало темно.
Десять лет я озвучивал фильм,
Но это было немое кино.
Панки любят грязь, а хиппи - цветы.
И тех, и других берут в менты.
Ты можешь жить, любя, ты можешь жить, грубя,
Но если ты не мент, возмут и тебя.
Я устал пить чай, устал пить вино,
Зажег весь свет, но стало темно.
Десять лет я озвучивал фильм,
Но это было немое кино.
И я видел чудеса обеих столиц:
Святых без рук и женщин без лиц.
Все ангелы в запое, я не знаю, кто где.
У рокеров рак мозга, джазмены в пизде.
Я устал пить чай, устал пить вино,
Зажег весь свет, но стало темно.
Десять лет я озвучивал фильм,
Но это было немое кино.
Она не станет читать твой диплом,
И ты не примешь ее всерьез.
Она не станет читать твой диплом,
И ты не примешь ее всерьез.
Но она возьмет тебя на поводок,
И ты пойдешь за нею, как пес.
Она расскажет тебе твои сны
И этим лишит тебя сна.
Она расскажет тебе твои сны
И этим лишит тебя сна.
И она раскроет своим ключом
Клетки всех твоих спрятанных птиц,
Но не скажет их имена.
Ты знаешь много старых стихов,
Где есть слова про добро и про зло.
И ты знаешь много старых стихов,
Где есть слова про добро и про зло.
Но ты не бывал там, откуда она.
Ты никогда не бывал там, откуда она.
Считай, что тебе повезло.
Она коснется рукой воды,
И ты скажешь, что это вино.
Она коснется рукой воды,
И ты скажешь, что это вино.
И ты будешь смотреть вслед ее парусам,
Ты будешь смотреть вслед ее парусам,
Ты будешь дуть вслед ее парусам,
Когда ты пойдешь на дно,
Когда ты пойдешь наконец на дно.
Я видел, как реки идут на юг
И как боги глядят на восток.
Я видел в небе стальные ветра,
Я зарыл свои стрелы в песок.
И я был бы рад остаться здесь,
Но твои, как всегда, правы,
Так не плачь обо мне, когда я уйду
Стучаться в двери травы.
Твоя мать дает мне твой сладкий чай,
Но отвечает всегда о другом.
А отец считает свои дела
И считает меня врагом.
И в доме слишком мало дверей,
И все зеркала кривы,
Так не плачь обо мне, когда я уйду
Стучаться в двери травы.
Я видел в небе тысячу птиц,
Но они улетели давно.
Я видел тысячу зорких глаз,
Что смотрят ко мне в окно.
И ты прекрасна, как день,
Но мне надоело обращаться к тебе на "вы",
Так не плачь обо мне, когда я уйду
Стучаться в двери травы.
Зуд телефонов, связки ключей.
Ты выйдешь за дверь, и вот ты снова ничей.
Желчь поражений, похмелье побед,
Но чем ты заплатишь за воду ничьей?
Я хотел бы опираться о платан,
Я так хотел бы опираться о платан,
А так мне кажется, что все это зря.
Свои законы у деревьев и трав.
Один из нас весел, другой из нас прав.
Прекрасное братство, о, достойный монах,
С коростылем, зашитым в штанах.
А я хотел бы опираться о платан,
Я так хотел бы опираться на платан,
А так мне кажется, что все это зря.
С мешком кефира до великой стены
Идешь за ним, но ты не видишь спины,
Встретишь его, не видишь лица,
Забудь начало - и ты лишишься конца.
А я хотел бы опираться о платан,
Я так хотел бы опираться о платан,
А так, ты знаешь, мне кажется, что все это зря.
Торжественны клятвы до лучших времен.
Я пью за верность всем богам без имен,
Я пью за вас, моя любовь, мои друзья,
Завидую вашему знанию, что я - это я.
Но будет время, я обопрусь о платан.
А так, ты знаешь, мне кажется, что все это зря.
Все кончилось так - он долго смотрел в окно,
Потом пошел к стене, и одел пальто,
И вышел туда, где снег и ночь,
И сел в трамвай уехать прочь
Туда, где есть десять прекрасных дам.
Хозяйка, зевнув, ему подала ладонь.
Сказала: "Еще когда-нибудь зайдите на наш огонь".
А гости сидели за столом,
И чинно сосали чай с дерьмом,
И пили за здоровье прекрасных дам.
И он вышел прочь, куда - он не знал и сам,
Набрав семь цифр, он мерз, подпевая гудкам,
Но трубок никто не поднимал.
Он был один, и мир был мал,
Но все же скрыл десять прекрасных дам.
А дома его ждал застоявшийся дым
И десять листов, верных его стихам.
И верь не верь, но десять прекраснейших дам
Ждали звонка в свою дверь - его звонка.
Десять прекрасных дам.
Я кончил писать и тоже встал у окна
Туда, где видна стена и еще стена,
И долго стоял, и синий дым
Ел мне глаза, но я был с ним,
И пил до дна за здоровье прекрасных,
Десяти прекрасных дам.
Пограничный господь стучится мне в дверь,
Звеня бороды своей льдом.
Он пьет мой портвейн и смеется,
Так сделал бы я.
А потом, словно дьявол с серебрянным ртом,
Он диктует строку за строкой,
И когда мне становится страшно писать,
Говорит, что строка моя.
И он похож на меня, как две капли воды,
Нас путают, глядя в лицо.
Разве только, на мне есть кольцо, а он без колец.
И обо мне говорят: "Он ни то, ни се",
Но порой я кажусь святым,
А он выглядит чертом, хотя он господь,
Но нас ждет один конец.
Так как есть две земли,
И у них никогда не бывает общих границ.
И узнавший путь кому-то
Обязан молчать.
Так что, в лучших книгах всегда нет имен,
И в лучших картинах лиц,
Чтобы сельские леди и джентльмены
Продолжали свой утренний чай.
И та, которую я считаю своей женой,
Дай ей, господи, лучших дней,
Для нее он страшнее чумы,
Таков уж наш брак.
Но ее сестра за зеркальным стеклом
С него не спускает глаз.
И я знаю, что если бы я был не здесь,
Дело было б совсем не так.
Ах, я знаю, что было бы, будь он, как я,
Но я - человек, у меня есть семья,
А он - господь, он глядит сквозь нее,
И он глядит сквозь меня.
Так как есть две земли,
И у них никогда не бывает общих границ.
И узнавший путь кому-то
Обязан молчать.
Так что в лучших книгах всегда нет имен,
И в лучших картинах - лиц.
Чтобы сельские леди и джентльмены
Продолжали свой утренний чай.
Они шли уже так долго,
Что уже не знали, куда,
И в его ладонях был лед,
А в ее ладонях - вода.
И если бы он не смеялся,
Она решила, что он немой,
Но он сказал ей:
"Как будет славно,когда мы вернемся домой".
Сестра моя, ты альтруист,
Ты не щадишь свечей,
Ты хочешь узнать мой язык,
Но он - мой и больше ничей.
А нам уже нужно так мало слов,
И зима почти за спиной.
И ты знаешь, сестра,
Как будет славно,когда мы вернемся домой.
Я летел на серебрянных крыльях,
О, я был большой эстет.
И с той стороны стекла
Я искал то, чего с этой нет,
И тело мое просило любви
И стало моей тюрьмой,
Все останется точно также,
Только я знаю, что я возвращаюсь домой.
Любимый твой холст - это автопортрет,
Где ты - это я,
Любое слово - это ответ,
Где ты - это я,
И если ты невидим средь семи небес,
Кто заметит тебя?
И твой квадрат не снимет углов,
И добродетель, как грех,
Твои стихи лишены всех слов,
И ненависть - смех,
И ты спишь по ночам со смертью своей,
И ты счастливее всех.
И ты всегда идешь позади,
Ведь ты - господин.
Ты как вода, ты живешь внизу,
Но ты - господин.
И когда я был мал, ты учил меня своей
Дороге 21.
Твои глаза, словно пепел,
Ты видишь только то, что есть.
Твои глаза, словно пепел,
Ты видишь только то, что есть.
Я никогда не ловил Луну в реке рукой,
Но я почту за честь.
На двадцать первом шоссе
Есть многое, чего здесь нет.
На двадцать первом шоссе
Есть многое, чего здесь нет.
Я был бы рад жить там,
Но сердце мое пахнет, как Невский проспект.
Здесь темно, словно в шахте,
Но ушли все, кто мог что-то рыть.
И когда ты выходишь,
Ты видишь, что это не смыть.
И ты хотел бы быть вежливым,
Но только оборвана нить.
Да и что тебе делать здесь,
Если здесь нечего пить.
И ты гложешь лекарства,
Как будто твердый коньяк.
И врачи, как один,
Утверждают, что это голяк.
И директор твоей конторы,
Наверно, маньяк,
Он зовет на ковер,
А потом говорит тебе: "Ляг."
Ты слышал, что отсутствие ветра
Хорошая весть.
И ты плывешь, как Ермак,
Но вокруг тебя ржавая жесть.
И ты, как мальчик с пальцем,
Но дыр в той плотине не счесть.
И отчего ты кричишь,
Когда мы зовем тебя есть?
И в бронетанковом вальсе,
В прозрачной дымке берез.
И твой ангел- хранитель
Он тоже не слишком тверез.
И вы плывете вдвоем,
Шалея от запаха роз,
Но никто не ответит,
Потому что не задан вопрос.
А что вино - полумера,
Так это ты вычислил сам.
И, поистершись в постелях,
С осторожностью смотришь на дам.
И в суете, как священник,
Забывший с похмелья, где храм,
Ты бываешь то там, то здесь,
Но ты - не здесь и не там.
И ты кидаешься в круг,
Хотя ты не веришь в их приз.
И ты смотришь на звезды,
Но видишь нависший карниз.
И считая время колодцем,
Ты падаешь вниз...
Но если там будет сцена,
Что ты споешь на бис?
Между тем, кем я был, и тем, кем я стал,
Лежит бесконечный путь.
Но я шел весь день, и я устал,
И мне хотелось уснуть.
И она не спросила,кто я такой,
И с чем я стучался к ней.
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."
Между тем, кем я стал, и тем, кем я был
Семь часов до утра.
Я шел до рассвета, и я забыл,
Чье лицо я носил вчера.
И она не спросила, куда я ушел,
Северней или южней.
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей".
И я трубил в эти дни в жестяную трубу.
Я играл с терновым венцом.
И мои восемь струн казались мне
То воздухом, то свинцом.
И десяткам друзей хотелось сварить
Суп из моих зверей,
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."
И когда я решил, что незачем петь,
Я стал молчать и охрип.
И когда я решил, что нет людей
Между свиней и рыб.
И когда я решил, что остался один,
Мой джокер средь их козырей,
Она сказала: "Возьми с собой
Ключи от моих дверей."
Те, кто были, по-моему, сплыли,
А те, кто остался - спят.
Один лишь я сижу на этой стене, как свойственно мне.
Мне сказали, что к этим винам
Подмешан таинственный яд,
А мне смешно - ну что они смыслят в вине?
Эй, вы, как живется там?
У вас есть гиппопотам,
А мы в чулане,
С дырой в кармане,
Но здесь забавно,
Здесь так забавно.
И вот путь, ведущий вниз,
А вот вода из крана,
Вот кто-то влез на карниз
Не чтобы спрыгнуть, а просто спьяну.
Все к тому, что этот день
Был не худшим из наших дней.
Посмотрим, что принесет эта ночь.
Мне не нужно много света,
Мне хочется,чтобы светлей,
И радостно то, что ты можешь в этом помочь.
Эй, вы, как живется там?
У вас есть гиппопотам,
А мы в чулане,
С дырой в кармане,
Но здесь забавно,
Здесь так забавно.
Те, кто знают, о чем идет речь,
Похожи на тех, кто спит.
Я раньше думал, что важно, в чем суть,
Но, чтобы выжить, важнее мой вид.
И есть время раскидывать сеть,
И время на цыпочках вброд.
Время петь и время учиться смотреть,
Как движется лед.
Ты ляжешь спать мудрый, как слон
Проснешься всемогущий, как бог.
Чуть-чуть с похмелья и немного влюблен,
Но как странно бел потолок.
И нет смысла кидаться к окну.
Вот твой шанс выйти на взлет,
Убрав подальше фотографии всех, кто не понял,
Как движется лед.
Моя любовь купит сахар и чай,
И мы откроем свой дом.
И к нам придет кто-то, такой же, как мы,
Что бы вместе не помнить о том,
Что нет времени, кроме сейчас,
И нет движения, кроме вперед.
И мы сдвинем стаканы плотней, чувствуя краем зрачка,
Как движется лед.
Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,
Но давай проведем этот вечер вдвоем.
Если кончится день, нам останется ром,
Я купил его в давешней лавке.
Мы погасим весь свет, и мы станем смотреть,
Как соседи напротив пытаются петь,
Обрекая бессмертную душу на смерть,
Чтоб остаться в живых в этой давке.
Здесь дворы,как колодцы, но нечего пить.
Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть.
Научись то бежать, то слегка тормозить,
Подставляя соседа под вожжи.
И когда по ошибке зашел в этот дом
Александр Сергеевич с разорванным ртом,
То распяли его перепутав с Христом,
И узнав об ощибке днем позже.
И здесь развито искусство смотреть из окна
И записывать тех, кто не спит, имена.
Если ты не виновен, то чья в том вина?
Важно первым успеть с покаяньем.
Ну, а ежели кто не еще, а уже,
И душа, как та леди, верхом в неглиже,
То Вергилий живет на втором этаже,
Он поделился с ним подаяньем.
И здесь вполголоса любят, здесь тихо кричат,
В каждом яде есть суть, в каждой чаше есть яд.
От напитка такого поэты не спят,
Издыхая от недосыпанья.
И в оправе их глаз только лед и туман,
Но порой я не верю, что это обман.
Я напитком таким от рожденья пьян.
Это здешний каприз мирозданья.
Нарисуй на стене моей то, чего нет.
Твое тело, как ночь, но глаза, как рассвет.
Ты - не выход, но, видимо, лучший ответ.
Ты уходишь, и я улыбаюсь.
И назавтра мне скажет повешенный раб:
"Ты не прав, господин,"- и я вспомню твой взгляд,
И скажу ему: "Ты перепутал, мой брат,
В этой жизни я не ошибаюсь".
Скоро кончится век.
Как короток век!
Ты, наверное, ждешь? или нет?
Но сегодня был снег,
И к тебе не пройдешь,
Не оставив следа, а зачем этот след?
Там сегодня прием,
Там сегодня приют,
Но едва ли нас ждут в тех гостях.
Вот кто-то прошел,
И кто-то при нем,
Но они есть они, ты есть ты, я есть я.
Но в этом мире случайностей нет,
И не мне сожалеть о судьбе.
Он играет им всем,
Ты играешь ему,
Ну а кто здесь сыграет тебе?
И я прошу об одном,
Если в доме твоем
Будет шелк, и парча, и слоновая кость,
Чтоб тогда ты забыл
Дом, в котором я был.
Ну какой из меня, к черту, гость?
Ведь я напьюсь, как свинья,
Я усну под столом,
В этом обществе я нелюдим.
Я никогда не умел
Быть первым из всех,
Но я не терплю быть вторым.
Но в этом мире случайностей нет,
И не мне сожалеть о судьбе.
Он играет им всем,
Ты играешь ему,
Ну а кто здесь сыграет тебе?
Он играет им всем,
Ты играешь ему
Так, позволь, я сыграю тебе.
Зеленая лампа, и грязный стол, и правила над столом,
Сторож Сергеев глядит в стакан и думает о былом.
Но вот приходят к нему друзья, прервав его мыслей ход,
Быстро вливают портвейна литр сторожу прямо в рот.
Друзья пришли к нему неспроста, пройдя не одну версту.
Они желают видеть его на боевом посту.
И сторож Сергеев, прервав свой долг, ловит беседы нить.
И ставит стулья друзьям своим, поскольку им негде пить.
И он говорит с ними до утра, забыв обойти свой двор.
Он пьет, не глядя совсем на дверь, куда мог забраться вор.
Но ночь проходит, приходит день, как в мире заведено,
И сторож Сергеев упал под стол, допив до конца вино.
Зеленая лампа горит чуть-чуть, сменщик уж час как здесь.
А сторож Сергеев едва встает, синий с похмелья весь.
И он, трясясь, выходит за дверь, не зная еще куда,
Желает пива и лечь поспать скромный герой труда.
Крылья сломались, когда еще воздух был пуст.
Кто мог сказать ему, что за плечами лишь груз?
Кто мог что-то сказать ему, мы знали, что он впереди.
И шепнул ему вслед: "Лети, мой ангел, лети."
Мальчик, похожий на мага, слепой, как стрела,
Девственность неба разрушивший взмахом крыла.
И когда все мосты обратились в прах, и пепел покрыл пути,
И шепнул ему вслед: "Лети, мой ангел, лети."
Я знаю все, что было со мной,бог на моей стороне,
И все упреки в том, что я глух, относятся не ко мне,
Ведь я слышу вокруг миллион голосов,
Но один, как птица в горсти.
И я сжимаю кулак: "Лети, мой ангел, лети."
Какие нервные лица - быть беде.
Я помню, было небо - я не помню где.
Мы встретимся снова, мы скажем: "Привет!."
В этом есть что-то не то,
И рок'н'ролл мертв, а я еще нет,
Рок'н'ролл мертв, а я еще нет.
И те, кто нас любят, смотрят нам вслед,
Рок'н'ролл мертв, а я пока еще нет.
Отныне время будет течь по прямой.
Шаг - вверх, шаг - вбок, их мир за спиной.
Я сжег их жизнь как ворох газет,
Остался только грязный асфальт и то,
Что рок'н'ролл мертв, а я еще нет,
Рок'н'ролл мертв, а я еще нет.
И те, что нас любят, смотрят нам вслед.
Рок'н'ролл мертв, а я пока еще нет.
Локоть к локтю, кирпич в стене.
Мы стояли слишком гордо, мы платим втройне:
За тех кто шел с нами, за тех кто нас ждал,
За тех, кто никогда не простит мне то,
Что рок'н'ролл мертв, а я еще нет,
Рок'н'ролл мертв, а я ...
И те, что нас любят, смотрят нам вслед.
Рок'н'ролл мертв, а я ...
Трачу свое время,
Трачу свой последний день,
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.
Твой ангел седлает слепых коней
У твоего крыльца,
И ради него ты готова на все,
Но ты не помнишь его лица,
А он так юн и прекрасен собой,
Что это похоже на сон.
И ваши цепи - как колокола,
И сладок их звон.
Трачу свое время,
Трачу свой последний день,
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.
А мальчики в коже ловят свой кайф,
И девочки смотрят им вслед.
И странные птицы над ними кружат,
Названья которым нет.
И я надеюсь, что этот пожар
Выжжет твой дом дотла.
И на прощанье я подставлю лицо
Куску твоего стекла.
Трачу свое время,
Трачу свой последний день,
Но что мне делать еще,
Ведь я люблю тебя.
Каждый из нас знал, что у нас
Есть время опоздать и опоздать еще,
Но выйти к победе в срок.
И каждый знал, что пора занять место,
Но в кодексе чести считалось существенным
Не приходить на урок.
И только когда кто-то вышел вперед,
И за сотни лет никто не вспомнил о нем,
Я понял - небо становится ближе
С каждым днем.
Мы простились тогда на углу всех улиц,
Свято забыв, что кто-то смотрит нам вслед.
Все пути начинались от наших дверей,
Но мы только вышли, чтобы стрельнуть сигарет.
И эта долгая ночь была впереди,
Я был уверен, что мы никогда не уснем,
Но знаешь - небо становится ближе
С каждым днем.
Сестра моя, куда ты смотрела, когда восход
Встал между нами стеной?
Знала ли ты, когда ты взяла мою руку,
Что это случится со мной?
И ты можешь идти и вперед, и назад,
Взойти, упасть и снова взойти звездой,
Но только пепел твоих сигарет
Это пепел империй, и это может случиться с тобой.
И голоса тех богов,что верят в тебя,
Еще звучат, хотя ты тяжел на подъем,
Но, знаешь, небо становится ближе,
Слышишь, небо становится ближе,
Смотри, небо становится ближе
С каждым днем.
Мы сдвинемся с места
При счете один, два, три.
Мы будем смотреть снаружи
На голых женщин внутри.
Как странно быть вертикальным
При этом тяжелом труде.
Но все, что может спасти меня
Это немного солнца в холодной воде.
Когда матросы падают в море,
Они помнят свою страну.
У капитанов есть мостик,
И ми легче идти ко дну.
Но даже если забраться на мачту,
Став ближе к Полярной звезде,
Все, что может спасти морехода
Это немного солнца в холодной воде.
И все трамваи идут на север,
Где всегда бушует метель.
И их колеса режут асфальт,
И в каждом стоит постель.
Но мы остаемся здесь
Так же, как и везде,
Внося в свою жизнь элементы Фри-джаза
В виде солнца в холодной воде.
Я думаю, ты не считал себя богом,
Ты просто хотел наверх.
Резонно решив, что там темней, чем внизу.
И мне любопытно, как ты себя чувствуешь там теперь,
Теперь, когда все бревна в твоем глазу.
Ты смеялся в лицо, ты стрелял со спины,
Ты бросал мне песок в глаза,
Ты создал себе карму на десять жизней вперед.
Ты думал, что если двое молчат,
То и третий должен быть за,
Забыв уточнить, чем ты зашил ему рот.
Теперь пора нам прощаться, но я не подам руки,
Мне жаль тебя, но пальцы твои в грязи.
И мне наплевать, как ты будешь жить
У витой тобой реки
И что ты чувствуешь в этой связи.
Ты жил, продавая девственницам свой портрет по рублю в полчаса,
Тот, что я написал тебе позавчера.
Ты кричал о ветрах, но горе тому,
Кто подставил тебе паруса,
Ведь по стойке смирно застыли твои флюгера.
И ты флейтист - но это не флейта неба,
Это даже не флейта земли.
Слава богу, что ты не успел причинить вреда.
Ведь я говорил, что они упадут, и они тебя погребли,
Небес без дождя не бывало еще никогда!
Не жди от меня прощенья, не жди от меня суда,
Ты сам свой суд, ты сам построил тюрьму.
Но ежели некий ангел случайно зайдет сюда,
Я хотел бы знать
Что ты ответишь ему?
Этот ласковый взгляд из-под темных очков...
Эта темная кожа его пиджаков...
Это я снова пою для тех, кто пришел нам помочь
И вывести нас из этих зыбучих песков.
И я пел десять лет и, наконец,
Стал известным лицом в кругу друзей.
Но видит бог - я устал быть подпольным певцом.
И боги спускаются к нам, дыша дорогим коньяком,
Чтобы все рассмотреть, отнестись с пониманием
И выяснить - кто я такой?
Кто ты такой, чтобы мне говорить,
Кто я такой?
И я знаю сценарий почти наизусть:
Он выслушает нас и выскажет грусть
О том, что все не так.
И он подумает, как нам помочь.
И я пою для него, хотя сегодня же ночью
Он смоет вином всю память о нас.
А дома меня ждет дочь.
И я пел для таких уже не раз и не два,
И я знаю, что все, что они говорят - слова.
Но в стену бить головой - занятье не хуже других,
А иначе зачем мне дана моя голова?
Но кто ты такой, чтобы мне говорить,
Кто я такой?
Я знал ее с детских лет,
Я помню все, как будто вчера:
Я не помню отца, но мать была очень добра.
И все, что в жизни случилось не так
Немытую посуду и несчастливый брак
Ее мать вымещала по вечерам,
Глядя в телевизор, глядя в телевизор,
Глядя в телевизор...
Нам тридцать пять на двоих,
Мы не спускаем с друг друга глаз.
С обеих сторон все кажется в первый раз.
Но каждый вечер начиналось опять:
"Прости, но сегодня в семь тридцать пять...",
И она забывала, кто я такой,
Глядя в телевизор с утра до ночи,
Глядя в телевизор...
Теперь у нее есть дочь, другое поколенье - другие дела,
Ей только пять лет, но время летит, как стрела.
И хотя она пока что не умеет читать,
Но она знает больше, чем знала мать,
Ведь она видит сразу столько программ,
Глядя в телевизор с утра до ночи,
Глядя в телевизор...
.....
У поворота на Коростылево
Угрюмый старец сильно бьет клюкой
Увязшего в болоте крокодила.
А тот, возведши очи к небесам,
Окрестность оглашает хриплым стоном.
.....
Усталые седые агрономы
От жен сварливых прячутся в кусты
И там сидят порою по два года;
Из удобрений гонят самогон
И, пьяные, играют в "накось-выкусь".
.....
Порой в колхоз привозят трактора;
Тогда крестьянин прячется под стог;
И те свирепо точат шестерни,
И лязгая стальными клапанами,
Гоняются за девками по лугу.
.....
Пейзанки собирают колоски
И прячут их стыдливо под подолы;
Вон пастухи в амбаре пьют шанель
И обсуждают новое бьеналле;
В тумане чье-то светит декольте.
.....
Толпа пейзанок, юбки подобрав,
Прихватывают Федю - недоумка
И боязливо дергают за член
А тот сидит и в ус себе не дует,
Лишь слюни каплют из большого рта.
.....
Захорошело тучное жнивье;
Рычит в конюшне боров кровожадный
И роет землю кованным копытом;
Пейзанки с визгом мочатся в кустах...
Счастливая весенняя пора!
Порой мне кажется, что мы герои.
Мы стоим у стены, ничего не боясь.
Порой мне кажется, что мы герои,
Порой мне кажется, что мы просто грязь.
И часто мы играем бесплатно,
Таскаем колонки в смертельную рань.
Порой мне кажется, что мы идиоты,
Порой мне кажется, что мы просто дрянь.
И, как у всех, у меня есть ангел,
Она танцует за моей спиной,
Она берет мне кофе в Сайгоне,
И ей все равно, что будет со мной.
Она танцует без состраданья,
Она танцует, чтоб стало темно.
И кто-то здесь, а кто-то нет,
Но мне, мне все равно.
И когда я стою в Сайгоне,
Проходят люди на своих двоих,
А большие люди в больших машинах,
Но я не хотел бы быть одним из них.
И разве это кому-то важно,
Что сладкая Джейн стала моей.
Из этой грязи не выйти в князи,
И мне будет легче, если я буду с ней.
И я хотел бы говорить на равных,
Но если не так, то вина не моя.
И если кто-то здесь должен меняться,
То мне не кажется, что это я.
Сегодня на улице снег, на улице лед.
Минус тридцать, если диктор не врет
Моя постель холодна, как лед.
Мне не время спать, не время спать.
Здесь может спать только тот, кто мертв - вперед!
Я не прошу добра, я не жалею зла,
Сегодня я опять среди вас в поисках тепла.
Со мной никогда не случалось ничего лучше тебя.
Синий, белый - твои цвета.
Никогда ничего лучше тебя.
Никто из нас не хотел другого конца.
Никто из нас не хотел конца.
Никто из нас не хотел конца.
Я вижу тень твоего лица!
Тень твоего лица...
И я не прошу добра, я не желаю зла.
Сегодня я опять среди вас в поисках тепла.
Сегодня на улицах снег, на улице лед.
Минус тридцать, если диктор не врет
Того, что есть, никто не вернет.
Мне не время спать, не время спать.
Я вижу тень твоего лица - вперед!
Я не прошу добра, я не желаю зла.
Сегодня я опять среди вас в поисках тепла.
Он слышал ее имя,
Он ждал повторенья.
Он бросил в огонь
Все, чего было не жаль.
Он смотрел на следы ее,
Жаждал воды ее,
Шел далеко. В свете звезды ее
В пальцах его снег превращался в сталь.
И он встал у реки,
Чтобы напиться молчанья,
Смыть с себя все
И снова остаться живым,
Чтобы голос найти ее,
В сумрак войти ее,
Странником стать в долгом пути ее,
В пальцах его вода превращалась в дым.
И когда его день
Кончился молча и странно,
И кони его впервые остались легки,
То пламя свечей ее, кольца ключей ее,
Нежный, как ночь,
Мрамор плечей ее
Молча легли в камень его руки.
У нее такая древняя кровь,
Что те, кто казались, стали, как есть,
Как будто бы их здесь нет.
И они лезли из кожи вон,
Чтобы оставить на ней свой след,
Не зная, что это нельзя купить.
И они вились вокруг ее ног,
Как мотыльки на свет.
А он пил спирт где-то в углу,
Глядя на них, как в огонь.
И он сказал как будто ей вслед:
"Если падают звезды, подставишь ли ты им ладонь?"
От него ждали больших проблем,
Как будто бы он учебник неврозов
С ответами в самом конце.
И он был продан и отдан в плен,
И каждый был волен, не вытерев рук,
Собрав семью и накрыв на стол,
Смотреть кино о запретных плодах
На белом, как снег, лице.
И я кричал им: "Как вы могли,
Не подходи, не тронь!",
Но он сказал мне: "Здесь нет козырей,
Просто падают звезды, подставит ли кто-то ладонь?"
И когда этот фильм будет кончен и снят,
И когда отзвучит последний звонок,
И затихнет прощальный вальс,
Мы останемся, как будто после грозы,
Да, я слышал гром, я не помню когда.
Я видел свет и я слышал удар.
Слава богу, гроза прошла стороной,
Не задев ни меня, ни вас.
Но почему-то на стуле в углу
Несколько роз, как кровь.
И я не помню, кто это сказал:
"Если падают звезды, подставишь ли ты им ладонь?".
Когда заря собою озаряет полмира,
И стелется гарь от игр этих взрослых детей,
Ты скажешь друзьям: "Чу!
Я слышу звуки чудной лиры".
Милый, это лишь я пою песнь вычерпывающих людей.
Есть книги для глаз и книги в форме пистолета.
Сядь у окна и слушай шум больших идей,
Но если ты юн, то ты яростный противник света,
Это еще один плюс песням вычерпывающих людей.
Есть много причин сремиться быть одним из меньших.
Избыток тепла всегда мешает изобилью дней.
Я очень люблю лежать и,глядя, на красивых женщин,
Тихо мурлыкать себе песни вычерпывающих людей.
Приятно быть женой лесоруба,
Но это будет замкнутый круг.
Я сделал бы директором клуба
Тебя, мой цветок, мой друг.
Когда заря собою озаряет полмира,
И стелется гарь от игр этих взрослых детей,
Ты скажешь друзьям: "Чу!
Я слышу звуки чудной лиры".
Ах, милый, это лишь я пою песнь вычерпывающих людей,
Ведь это лишь я пою песнь вычерпывающих людей,
Это лишь я пою песнь вычерпывающих людей...
Чем ты был занят - я лился как вода?
Что ты принес, что исчезнет без следа?
Песни без цели, песни без стыда,
Спетые, чтобы унять твою печаль.
Что нам подвластно - гранитные поля,
Птицы из пепла, шары из хрусталя.
Там, где мы шли, там лишь небо да земля,
Но ветер придет, и нас уже не жаль.
Я прорвался на этот концерт
Не затем, чтобы здесь скучать.
Пусть играет, кто должен играть,
И молчит, кто должен молчать.
Но все, что я здесь слышал,
Меня погружало в сон.
Дайте мне мой кусок жизни,
Пока я не вышел вон.
Десять степных волков,
И каждый пьян, как свинья.
Я был бы одним из них,
Но у меня семья,
И каждый глядит на дверь,
И каждый лелеет стон.
Дайте мне мой кусок жизни,
Пока я не вышел вон.
Я прорвался на этот концерт
Не затем, чтобы здесь скучать.
Пусть играет, кто должен играть,
И стучит, кто должен стучать.
Но все, что я здесь слышал,
Меня погружало в сон.
Дайте мне мой кусок жизни,
Пока я не вышел вон.
Она боится огня, ты боишься стен.
Тени в углах, вино на столе.
Послушай, ты помнишь зачем ты здесь?
Кого ты здесь ждал, кого ты здесь ждал?
Мы знаем новый танец, но у нас нет ног.
Мы шли на новый фильм - кто-то выключил ток.
Ты встретил здесь тех, кто несчастней тебя.
Того ли ты ждал, того ли ты ждал?
Я не знал, что это моя вина.
Я просто хотел быть любим.
Я просто хотел быть любим.
Она плачет по утрам - ты не можешь помочь.
За каждым новым днем - новая ночь.
Прекрасный дилетант на пути в гастроном,
Того ли ты ждал, того ли ты ждал?
Видел ли ты летающую тарелку
Над домом своим, над крышей своей?
Тарелка привносит в наш быт
Забвенье душевных обид,
И темой для светских бесед
Мы обязаны ей.
Я очень люблю этот разряд посуды.
Она украшает квартиры моей экстерьер.
Смотри, как что-то летит
В количестве большем пяти,
Над домом четыре пробив световой барьер.
И если внезапно мой микрофон не пашет,
И пьяный басист играет немного не в такт,
Мне кажется: это она,
Намерений лучших полна,
Над нами висит,
Вступая в моментальный контакт.
Видел ли ты летающую тарелку
Над крышей своей, висящую словно звезда?
Мне кажется: это не зря,
Ведь если б тарелкой был я,
Я не стал бы летать,
Я не стал бы летать,
Я над местом таким
Не стал бы летать никогда.
Я над этой планетой
Не стал бы летать никогда.
Мне не нужно касанья твоей руки
И свободы твоей реки.
Мне не нужно, чтоб ты была рядом со мной,
Мы и так не так далеки.
И я знаю, что это чужая игра,
И не я расставляю сеть,
Но если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь.
Это новые листья меняют свой цвет,
Это в новых стаканах вино.
Только время уже не властно над нами,
Мы движемся будто в кино.
И когда бы я мог изменить расклад,
Я оставил бы все как есть.
Но если бы ты могла меня слышать
Мне было бы легче петь.
По дощатым полам твоего эдема
Мне не бродить наяву.
Но когда твои руки в крови от роз,
Я режу свои о траву.
И ни там, ни здесь не осталось скрипок,
Не переплавленных в медь.
Но если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь.
Так прости за то, что, любя тебя,
Я остался таким же, как был.
Но я до сих пор не обучен прощаться
С теми, кого я любил.
И хотя я благославляю того,
Кто позволил тебе взлететь.
Если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь.
Если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы незачем петь.
Мой друг музыкант знает массу забавных вещей.
Мой друг музыкант не похож на обычных людей.
Он строит аккорд из того, что он видит вокруг.
И он говорит, что это божественный звук.
Я слышал, что он чертовски неплох.
Что когда он не пьян, он играет как бог.
И, простая душа, я гляжу не дыша,
Как вдохновенно наполняет стакан
Мой друг музыкант.
Мой друг музыкант, он только ждет подходящего дня,
Чтоб взять свой смычок и сыграть что-нибудь для меня.
И весь наш мир засохнет тогда на корню,
А если нет, то мир - большая свинья.
Но сегодня на редкость задумчивый день.
А вчера был дождь и играть было лень.
Наверное, завтра, да, завтра наверняка,
Во славу музыки сегодня начнем с коньяка.
Мой друг музыкант...
Моей звезде не суждено тепла, как нам, простым и смертным.
Нам - сытый дом под лампой светлой,
А ей - лишь горькое вино.
А ей лишь горькая беда, сгорать, где все бегут пожара.
Один лишь мальчик скажет: "Жалко! Смотрите, падает звезда!".
Моей звезде не суждено устать или искать покоя.
Она не знает, что такое покой, но это все равно.
Ей будет сниться по ночам тот дом, что обойден бедою.
А наяву служить звездою и горький дым, и горький чай.
Когда-то я был воспитан,
Хотя и не без потерь.
И если со мной были дамы,
Я всегда открывал им дверь.
Но если б я был вежлив сейчас,
То это была бы ложь.
И нам всем будет лучше,
Когда ты уйдешь.
Твой муж был похож на бога,
А стал похожим на тень.
Теперь он просто не может
То, что раньше ему было лень.
Я знаю, что это карма,
И против нее не попрешь,
Но нам всем будет лучше,
Когда ты уйдешь.
Когда приходит корабль,
То каждый в гавани рад,
Но если б ты была в море,
Я сжег бы концы и трап.
И если б ты была сахар,
Боюсь, я вызвал бы дождь.
И нам всем будет лучше,
Когда ты уйдешь.
Искусственный цвет на бумажных цветах
Это так смешно.
Я снова один,как истинный новый романтик.
Возможно, я сентиментален,
Таков мой каприз.
А-а-а-а-а,
Еще один, упавший вниз...
Нелепый конец для того, кто так долго шел
Иным путем.
Геометрия лома
В хрустальных пространствах.
Я буду петь, как синтезатор,
Таков мой каприз.
А-а-а-а-а,
Еще один, упавший вниз...
На полпути вверх.
Архангельский всадник смотрит мне вслед,
Прости меня за то, что я пел так долго.
Десять стрел на десяти ветрах,
Лук, сплетенный из ветвей и трав.
Он придет издалека,
Меч дождя в его руках.
Белый волк ведет его сквозь лес,
Белый гриф следит за ним с небес,
С ним придет единорог,
Он чудесней всех чудес.
Десять стрел на десяти ветрах,
Лук, сплетенный из ветвей и трав.
Он придет издалека,
Он чудесней всех чудес.
Он войдет на твой порог,
Меч дождя в его руках.
20 лет - маленький срок,
20 лет - я слушаю рок,
Слегка полысел, слегка занемог,
И немного оглох, но я слушаю рок.
Новая волна - где она?
Я - рок-человек, что мне волна!
У нас не глубинка, у нас глубина,
И никакая волна не доходит до дна.
Но это не беда, это не беда, это не беда,
В поле ягода навсегда, в поле ягода навсегда.
Эгей, что я слышал вчера!
По радио раньше - одна мура,
А здесь пластинка Пинк Флойда "Стена",
Мы победили, ура!
У нас жизнь прямо "Во!"
По телевизору - Status Quo.
И если мы доживем до седин,
Нам покажут Deep Purple и Led Zeppelin.
А пока что не беда, это не беда, это не беда,
В поле ягода навсегда, в поле ягода навсегда.
20 лет - ерунда,
Но сколько мастерства мне дали года!
Не играй я на гитаре, а стой у станка,
Мне давно бы дали ветерана труда.
Еще немного и сбудется мечта,
И наши люди займут места,
И под страхом лишиться рук или ног
Мы все будем слушать один только рок.
А пока что не беда, это не беда, это не беда,
В поле ягода навсегда, в поле ягода навсегда.
Когда ты был мал,
Ты знал все, что знал,
И собаки не брали твой след.
Теперь ты открыт,
Ты отбросил свой щит,
Ты не помнишь - кто прав, а кто слеп.
Ты повесил мишени на грудь,
Стоит лишь тетиву натянуть.
Ты - ходячая цель, ты уверен,
Что верен твой путь.
А тем, кто не спит,
Не нужен твой сад,
В нем ведь нет ни цветов, ни камней.
И даже твой бог
Никому не помог,
Есть другие - светлей и сильней,
И поэтому ты в пустоте,
Как на старом забытом холсте,
Ни в начале, ни в центре и даже ни в самом хвосте.
Мне пора на покой,
Я устал быть послом
Рок'н'ролла в неритмичной стране.
Я уже не боюсь тех, кто уверен во мне.
Мы танцуем на столах в субботнюю ночь,
Мы старики и не можем помочь,
Но мы никому не хотим мешать.
Дайте счет в сберкассе - мы умчимся прочь.
Я куплю себе "ARP" и drum-machine
И буду писаться совсем один
С двумя-тремя друзьями,
Мирно, до самых седин.
Если б вы знали, как мне надоел скандал.
Я готов уйти, эй, кто претендует на мой пьедестал?
Где та молодая шпана,
Что сотрет нас с лица земли?
Ее нет, нет, нет...
Мое место под солнцем жарко, как печь,
Мне хочется спать, но мне некуда лечь,
У меня не осталось уже ничего,
Что я мог или хотел бы сберечь.
И мы на полном лету
В этом странном пути,
И нет дверей,
Куда мы могли бы войти.
Забавно думать, что есть еще люди,
У которых все впереди.
"Жить быстро, умереть молодым"
Это старый клич, но я хочу быть живым,
Но кто, кто тянет меня за язык,
И там, где был дом, останется дым.
Но другого пути, вероятно, нет.
Вперед - это там, где красный свет.
Где та молодая шпана,
Что сотрет нас с лица земли?
Ее нет, нет, нет...
Мне кажется, нам не уйти далеко,
Похоже, что мы взаперти.
У каждого есть свой город и дом,
И мы пойманы в этой сети.
И там, где я пел, ты не больше,чем гость,
Хотя я пел не для них.
Но мы станем такими, какими они
Видят нас, ты вернешься домой,
И я домой, и все при своих.
Но в самом деле, зачем мы нам,
Нам и так не хватает дня,
Чтобы успеть по всем рукам,
Что хотят и тебя, и меня.
И только когда я буду петь, где чужие взгляды и дым,
Я знаю, кто встанет передо мной,
И заставит меня, и прикажет мне
Еще раз остаться живым.
Долгая память хуже, чем сифилис,
Особенно в узком кругу.
Идет вакханалия воспоминаний,
Не пожелать и врагу.
И стареющий юноша в поисках кайфа
Лелеет в зрачках своих вечный вопрос.
И поливает вином, и откуда-то сбоку
С прицельным вниманием глядит электрический пес.
И мы несем свою вахту в прокуренной кухне,
В шляпах из перьев и в трусах из свинца,
И если кто-то издох от удушья,
То отряд не заметил потери бойца.
И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы
Или страха сделать свой собственный шаг.
И над кухней-замком возвышенно реет
Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.
И у каждого здесь есть излюбленный метод
Приводить в движение сияющий прах:
Гитаристы лелеют свои фотоснимки,
А поэты торчат на чужих номерах,
Но сами давно лишь звонят лишь друг другу,
Обсуждая, насколько прекрасен наш круг,
А этот пес вгрызается в стены
В вечном поиске новых и ласковых рук.
И женщины те, что могли быть, как сестры,
Красят ядом рабочую плоскость ногтей,
И во всем, что движется, видят соперниц,
Хотя уверяют, что видят блядей.
И от таких проявлений любви к своим ближним
Мне становится страшно за рассудок и нрав,
Но этот пес не чужд парадоксов
Он влюблен в этих женщин и, с его точки зренья, он прав.
Потому что другие здесь не вдохновляют
Ни на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк,
И один с изумлением смотрит на запад,
А другой с восторгом глядит на восток.
И каждый уже десять лет учит роли,
О которых лет десять, как стоит забыть.
А этот пес смеется над нами,
Он не занят вопросом - каким и зачем ему быть.
У этой песни нет конца и начала,
Но есть эпиграф в несколько фраз:
Мы выросли в поле такого напряга,
Что любое устройство сгорает на раз,
И, логически мысля, сей пес невозможен,
Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам.
И друзья меня спросят: "О ком эта песня?",
Я отвечу загадочно: "Ах, если б я знал это сам".
Все, что я пел - упражнения в любви
Того, у кого за спиной всегда был дом,
Но сегодня я один за праздничным столом.
Я желаю счастья каждой двери, захлопнутой за мной.
Я никогда не хотел хотеть тебя - так,
Но сейчас мне светло,
Как будто я знал, куда иду.
И сегодня днем моя комната - клетка,
В которой нет тебя.
Ты знаешь, что я имею в виду.
Все, что я хочу - это ты.
Я пел о том, что знал.
Я что-то знал?
Но, господи, я не помню,
Каким я был тогда.
Я говорил: "Люблю", пока мне не скажут: "Нет",
И когда мне говорили "Нет",
Я не верил и ждал, что скажут "Да".
И, проснувшись сегодня, мне было так странно знать,
Что мы лежим, разделенные как друзья,
Но я не терплю слова "друзья",
Я не терплю слова "любовь",
Я не терплю слова "всегда",
Я не терплю слов!..
Мне не нужно слов, чтобы
Сказать тебе, что ты - это
Все, что я хочу...
Мы стояли на плоскости
С перемнным углом отражения,
Наблюдая закон,
Приводящий пейзажи в движенье,
Повторяя слова,
Лишенные всякого смысла,
Но без напряженья, без напряженья.
Их несколько здесь,
Измеряющих время звучаньем,
На хороший вопрос
Готовых ответить мычаньем.
И, глядя вокруг,
Я вижу, что их появленье
Весьма неслучайно, весьма неслучайно
В подобную ночь
Мое любимое слово - "налей",
И две копейки драгоценней,
Чем десять рублей.
Я вижу в этом руку судьбы,
А перечить судьбе грешно,
И если ты спишь, то зачем будить,
А если нет, то и вовсе смешно.
Приятно видеть отраженье
За черным стеклом,
Приятно привыкнуть,
Что там, где я сплю - это дом,
Вдвойне приятно сидеть всю ночь,
Мой бог, как я рад гостям,
А завтрашний день
Есть завтрашний день,
И пошли они все к чертям.
В конце концов,
Пора привыкнуть жить головой.
Я живу, как живу,
И я счастлив, что я живой.
И я пью - мне нравится вкус вина,
Я курю - мне нравится дым.
И знаешь, в тот день, когда я встретил тебя,
Мне бы стоило быть слепым.
Удачи тем, кто ищет,
Покоя тем, кто спит,
Гаснущие листья
Затоптаны в гранит.
Печальнее печали
Назвать сестрой печаль,
Которую ветер хранит.
А в небе черной тушью
Чугун и всплеск ветвей
В строку твою вплетутся,
И станет ночь светлей.
Да будет шаг твой легок
Пока не кончен сон,
Прекраснейший в жизни твоей.
Пьет из реки, смотрит с холма,
Ищет в песке ночную звезду,
Ту, что с небес упала вчера,
В жарком песке, в медленный день.
Ночью она спит у огня,
Спит у огня, спит до утра.
Кто помнит то, что было вчера
В жарком песке в медленный день.
Этой ночью небо не станет светлей.
Сейчас сентябрь - утро нужно ждать до утра.
Он пьет, но едва ли ему веселей.
Он не хочет веселья, он хочет вина,
Чтоб еще чуть-чуть отложить слово "пора".
Это праздник, который всегда с тобой.
Сентябрь сладок, как папиросный дым.
У каждого есть свой метод, и я знаю твой:
Чужое дыханье на чьем-то плече,
Когда оно было твоим,
Будь один, если хочешь быть молодым.
Все вниз - сегодня будем праздновать ночь.
Сентябрь сладок - праздновать ночь без конца.
Белый стол, черный чай, пурпурное вино.
Я знал того, кто знал ее,
Но я не помню его лица.
Праздновать ночь без конца.
Последний дождь уже почти не дождь.
Смотри как просто в нем найти покой.
И если верить в то, что завтра будет новый день,
Тогда совсем легко.
Ах, только б не кончалась эта ночь.
Мне кажется - мой дом уже не дом.
Смотри как им легко - они играют в жизнь свою
На стенке, за стеклом.
Мне кажется - я узнаю себя
В том мальчике, читающем стихи.
Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь.
И кровь течет с руки.
Но, кажется, что это лишь игра,
С той стороны зеркального стекла,
А здесь рассвет, но мы не потеряли ничего
Сегодня тот же день, что был вчера.
Они красят стены в коричневый цвет
И пишут на крышах слова,
Имеют на завтрак имбирный лимон
И рубль считают за два.
Мне было бы лестно прийти к ним домой
И оказаться сильней,
Но чтобы стоять,
Я должен держаться корней.
Ты можешь купить себе новый Hi-Fi
Или просто идти в гастроном,
И медитировать на потолке,
Облитом дешевым вином,
Сложить свою голову в телеэкран
И думать, что будешь умней,
Но чтобы стоять,
Я должен держаться корней.
Они говорят, что губы ее
Стали сегодня, как ртуть,
Что она ушла чересчур далеко,
Что ее уже не вернуть.
Но есть ли средь нас хотя бы один,
Кто мог бы пройти ее путь,
Чтобы сказать,
Чем мы обязаны ей?
Но чем дальше, тем будет быстрей,
Все помнят отцов, но зовут матерей,
И они говорят, что у них веселей
В доме, в котором не гасят огней.
Но чтобы стоять,
Я должен держаться корней.
Так строй свой бюджет на запасах вина,
Что хранятся в твоих кладовых,
Кормись на тех, кто кормит тебя
Забудь про всех остальных.
И я мог бы быть таким же, как ты,
И это бы было верней,
Но чтобы стоять,
Я должен держаться корней.
И чтобы дышать,
Я должен держаться корней.
Мальчик Евграф
Шел по жизни, как законченный граф.
Он прятал женщин в несгораемый шкаф,
Но вел себя как джентльмен
И всегда платил штраф.
Он носил фрак,
Поил шампанским всех бездомных собак,
И, если дело доходило до драк,
Он возвышался над столом,
Как чистый лом.
Он был
Сторонником гуманных идей.
Он жил,
Не зная, что в мире есть столько
Ужасно одетых людей.
Он верил в одно,
Что очень важно не играть в домино,
Ни разу в жизни не снимался в кино,
И не любил писать стихи,
Предпочитая вино.
Он ушел прочь,
И, не в силах пустоту превозмочь,
Мы смотрим в точку, где он только что был,
И восклицаем: "Почему? Что? Как?
Ах, какая чудесная ночь!".
Но я
Считаю, что в этом он прав.
Пускай
У нас будет шанс, что к нам опять
Вернется мальчик Евграф.
Здесь слишком много сквозняка,
Но слишком сильный дух.
Здесь слишком много старых женщин,
Они все читают вслух.
Ко мне подходят люди
С намереньем разбить мне нос.
А ты удивлена, отчего я не живу здесь
Милая, ты знаешь, мне кажется, это странный вопрос.
В табачном производстве
Все борются за власть
Или гонят самогон
Из того, что нет смысла красть.
А начальник цеха не был здесь год
Он на это забил.
А ты удивлена , отчего я не курю
Милая, может быть я идиот, но я не дебил.
Один твой друг
Ест ложкой гудрон,
А другой стреляет всех,
Кто знает больше, чем он.
Ко мне подходит некто с автоматом
И говорит: "А бежишь ли ты кросс?".
А ты удивлена, отчего я здесь проездом
Милая, ты знаешь, мне кажется, это ты не всерьез.
Ты пришла ко мне утром,
Ты села на кровать,
Ты спросила, есть ли у меня
Разрешенье дышать
И действителен ли мой пропуск,
Чтобы войти в кино.
Теперь ты говоришь:
"Куда же ты отсюда?".
Ты знаешь, главное - прочь, подальше,
А там, все равно.
Вчера я шел домой,
Кругом была весна.
Его я встретил на углу
И я в нем не понял ни хрена.
Спросил он: "Быть или не быть?",
А я сказал: "Иди ты на ...".
Мы все бежим в лабаз,
Продрав глаза едва.
Кому-то мил портвейн,
Кому милей трава.
Ты пьешь свой маленький двойной
И говоришь слова.
Пусть кто-то рубит лес
Я соберу дрова.
Пусть мне дают один
Я заберу все два.
Возьму вершки и корешки,
Бери себе слова.
Ты воешь, словно волк,
Ты стонешь, как сова.
Ты рыщешь, словно рысь,
Ты хочешь знать свои права.
Слова, слова и вновь слова.
Одним важны слова, другим важнее голова.
Я хотел бы видеть тебя,
Я хотел бы знать, с кем ты сейчас?
Ты, как вода:
Ты всегда принимаешь форму того, с кем ты.
С кем ты сейчас? Кто верит сегодня
Своему отраженью в прозрачной воде твоих глаз?
Кто ты теперь, с кем ты сейчас?
С кем ты сейчас, сестра или мать,
Или кто-то, кто ждет на земле?
Легко ли тебе, светло ли тебе
И не скучно ли в этом тепле?
Крылат ли он?
Когда он приходит,
Снимаешь ли ты с него крылья и ставишь за дверь?
Но кто ты сейчас, с кем ты теперь?
С кем ты сейчас, сестра или мать,
Или кто-то, кто ждет на земле?
Тепло ли тебе, а если тепло,
То не скучно ли в этом тепле?
Крылат ли он?
И кто дал мне право
Помнить тебя и вспомнить еще один раз?
Но кто ты теперь, с кем ты сейчас?
В этом городе должен быть кто-то ещё.
В этом городе должен быть кто-то живой.
Я знаю, что когда я увижу его,
Я не узнаю его в лицо,
Но я рад: в этом городе
Есть еще кто-то живой.
И этот город- это Вавилон,
И мы живем - это Вавилон,
Я слышу голоса, они поют для меня,
Хотя вокруг нас - Вавилон.
Две тысячи лет, две тысячи лет.
Мы жили так странно две тысячи лет.
Но Вавилон - это состояние ума.
Понял ты или нет,
Отчего мы жили так странно две тысячи лет?
И этот город - это Вавилон,
И мы живем - это Вавилон,
Я слышу голоса, они поют для меня,
Хотя вокруг нас - Вавилон.
Я выкрашу комнату светлым,
Я сделаю новые двери.
Если выпадет снег,
Я узнаю об этом только утром.
Хороший год для чтенья,
Хороший год, чтобы сбить со следа.
Странно, я пел так долго.
Возможно в этом что-то было.
Возьми меня к реке,
Положи меня в воду,
Учи меня искусству быть смирным,
Возьми мня к реке.
Танцевали на пляже,
Любили в песке,
Летели выше, чем птицы,
Держали камни в ладонях:
Яшму и оникс,
Хрусталь, чтобы лучше видеть.
Чай на полуночных кухнях.
Нам было нужно так много.
Возьми меня к реке,
Положи меня в воду,
Учи меня искусству быть смирным,
Возьми меня к реке.
Я выкрашу комнату светлым,
Я сделаю новые двери.
Если ночь будет темной,
Мы выйдем из дома чуть раньше,
Чтобы говорить негромко,
Чтобы мерить время по звездам.
Мы пойдем, касаясь деревьев,
Странно, я пел так долго.
Возьми меня к реке,
Положи меня в воду,
Учи меня искусству быть смирным,
Возьми меня к реке.
Доверься мне в главном,
Не верь во всем остальном.
Не правда ли славно,
Что кто-то пошел за вином.
Остался лишь первый месяц,
Но это пустяк.
Когда я был младше,
Я не знал, что может быть так.
Они стоят, как камни в лесу,
Но кто подаст им знак?
Музыка серебряных спиц.
Мы ждали так долго,
Что может быть глупее, чем ждать?
Смотри мне в глаза,
Скажи мне, могу ли я лгать?
И я ручаюсь,
Я клянусь на упавшей звезде:
Я знаю тропинку,
Ведущую к самой воде.
И те, кто смеются среди ветвей,
Им будет на что глядеть
Под музыку серебряных спиц.
Я где-то читал
О людях, что спят по ночам
Ты можешь смеяться,
Клянусь, я читал это сам.
Музыка серебряных спиц,
Под музыку серебряных спиц,
О, музыка серебряных спиц...
Фантастический день,
Моя природа не дает мне спать.
Пожарные едут домой,
Им нечего делать здесь.
Солдаты любви,
Мы движемся, как призраки фей
На трамвайных путях.
Мы знаем электричество в лицо,
Но разве это повод?
Развяжите мне руки,
Я вызываю капитана Африка.
Сколько тысяч слов,
Все впустую или кража огня
У слепых богов.
Мы умеем сгорать, как спирт
В распростертых ладонях.
Я возьму свое
Там, где я увижу свое.
Белый растафари, прозрачный цыган,
Серебряный вихрь в поисках тепла,
Я вызываю капитана Африка.
Вана хойя, Яна Хойя, Но Хо.
Этот день, этот день,
Он такой же, как ночь, но жарче.
Это вода, это вода,
В ней яд - прочь!
Это мы,
Мы коснулись воды губами,
И мы будем вместе всю ночь.
Я скажу тебе: "Скипси драг, скипси драг."
Я скажу тебе, я скажу тебе: "Скипси драг."
Чуки, чуки, банана, куки.
Вана хойя, Яна Хойя, Но Хо.
Я видел вчера новый фильм,
Я вышел из зала таким же, как раньше.
Я знаю уют вагонов метро,
Когда известны законы движения.
И я читал несколько книг,
Я знаю радость печатного слова.
Но сделай лишь шаг, ты вступишь в игру,
В которой нет правил.
Нет времени ждать.
Едва ли есть кто-то, кто поможет нам в этом.
Подай мне знак,
Когда ты будешь знать, что выхода нет
Структуры тепла.
Еще один символ не больше, чем выстрел.
Но слышишь меня, у нес есть шанс,
В котором нет правил.
Время луны - это время Луны.
У нас есть шанс, у нас есть шанс,
В котором нет правил.
Ты строишь мост ради всех,
Кто строит стены,
Чтобы мы не могли различать,
Где свет, где тени.
И когда твой мост
Вознесется в пустыню неба,
Я увижу, как все,
Кто вырос из стен
Войдут на твой мост.
Ты строишь мост и кладешь,
Как камни, сердце.
Как светел твой мост,
Знаю лишь я и те,
Кто строит мосты.
Ты мой свет
Ты - мой свет, ты светлее всех,
Кто снится мне.
Сон моих снов.
Ты - как сад, где впервые я
Стал тем, кто я есть.
Что будет с нами завтра.
Во имя ночи
Снова я пел сегодня
То, что должен был петь вчера.
Как прекрасны слова,
Они изменят весь мир,
Но я опоздал, и это только игра.
То, что понятно ночью,
Скрыто в потемках днем.
Что солнечный свет
Мне, если я слеп,
И стрела из цветов на луке моем.
Дай им господь печали,
Чтоб различать цвета.
И людям дневным
Дай ночную звезду,
Чтоб эта звезда им разомкнула уста.
И если не виден клинок,
То это не значит,
Что сердца ему не достать.
Пасынки будней,
Как вам не страшно спать.
Я упаду сквозь зеркала ваших глаз,
Я пропою для вас слова, лишь для вас,
Лишь для вас, лишь для вас, лишь для вас.
Коснуться песней ваших глаз,
Ваших губ, ваших плеч, ваших щек.
Я буду рад увидеть вас еще.
Искать вас, различать на дорогах ваш след.
Любить вас каждый день моих солнечных лет.
Танцуем на склоне холма,
И полдень поет, как свирель.
Тебя называют зима,
Меня называют апрель.
Ах, как высоки небеса,
Их даже рукой не достать.
И хочется ветром писать
Мелодию этого сна.
И нас никому не догнать,
За тем, что не зная пути,
Хранили частицу огня
И верили - все впереди.
Дитя рассвета,
Не знавшее света дня,
Смотри, это ветер,
Он в чем-то похож на меня.
Ветер проходит мимо,
Коснувшись дыханием век,
Оставив тебе любимых,
Оставив тебе свой бег.
Кто это моет стены рано утром,
Устав читать стихи всю ночь подряд.
Нам на двоих дана одна премудрость
Влюбленными быть до наступленья дня.
Марина мне сказала, что меня ей мало,
Что она устала, она устала,
И нам пора начать все сначала.
Марина мне сказала.
Марина мне сказала, что ей надоело,
Что она устала, она ...
Сожгла свой мозг и вы-вы-выжгла тело,
Марина мне сказала.
Марина мне сказала, что ей стало ясно,
Что она прекрасна, но жизнь напрасна,
И ей пора выйти замуж за финна,
Марина мне сказала.
Ты была бы рада сделать это со мной,
Если бы ты смогла.
Но твое отражение стоит спиной
По другую сторону стекла.
И твои матросы тяжелее свинца
На странных кораблях, лишенных лица,
Они будут плыть по тебе без конца,
Пока не сгорят дотла.
И ты была бы рада остаться ни с чем,
Чтобы махнуть рукой.
Но кто-то говорит, и ты знаешь, зачем,
Но ты не знаешь, кто он такой.
И ты готова отдать все любому из них,
Кто подымет тебя на крыльях своих,
Но никто из них не снесет двоих,
В этом и есть твой покой.
В мою ночь рожденья
Был смерч и ураган,
И каждый, кто был при этом,
Напился смертельно пьян.
Холодное пиво,
Ты можешь меня спасти.
Холодное пиво,
Мне до тебя не дойти.
Я знаю два слова:
Арокс и Штер.
В моей голове,
Как бронетранспортер,
Холодное пиво,
Ты можешь меня спасти.
Холодное пиво,
Мне до тебя не дойти.
За окнами метель,
Четвертые сутки прочь.
Я что-то не вижу ларька,
Его, должно быть, снесли за ночь.
Холодное пиво,
Ты можешь меня спасти.
Холодное пиво,
Мне до тебя не дойти.
Я очень люблю алкоголь,
И, не взирая на вид,
Я пил тормозную жидкость,
Но меня от нее тормозит.
Холодное пиво,
Ты можешь меня спасти.
Холодное пиво,
Мне до тебя не дойти.
Корнелий Шнапс идет по свету,
Сжимая крюк в кармане брюк.
Ведет его дорога к лету,
Кругом цветет сплошной цурюк.
Корнелий мелодично свищет
Гармоний сложных и простых.
Он от добра добра не ищет,
Вот и конец пути - бултых!
Где ты теперь, поручик Иванов,
Ты на парад выходишь без штанов,
Ты бродишь там божественно нагой,
Ты осенен троллейбусной дугой.
Когда домой идешь с парада ты,
Твои соседи прячутся в кусты,
Твой револьвер, блестящий, как алмаз,
Всегда смущал мой нежный глаз.
И по ночам горит твоя свеча,
Когда клопов ты душишь сгоряча
И топчешь мух тяжелым сапогом,
Не дай господь мне стать твоим врагом.
Сползает по крыше старик Козлодоев,
Пронырливый, как коростель.
Стремится в окошко залезть Козлодоев
К какой-нибудь бабе в постель.
Вот раньше, бывало, гулял Козлодоев,
Глаза его были пусты.
И свистом всех женщин сзывал Козлодоев
Заняться любовью в кусты.
Занятие это любил Козлодоев
И дюжину враз ублажал.
Кумиром народным служил Козлодоев,
И всякий его уважал.
А ныне, а ныне попрятались, суки,
В окошки отдельных квартир.
Ползет Козлодоев, мокры его брюки,
Он стар, он желает в сортир.
Широко трепещет туманная нива,
Вороны спускаются с гор,
И два тракториста, напившихся пива,
Идут отдыхать на бугор.
Один Жан Поль Сартра лелеет в кармане
И этим сознанием горд,
Другой же играет порой на баяне
Santana и Weather Report.
Хочу я всех мочалок застебать,
Нажав ногой своей на мощный фуз.
И я пою крутую песнь свою
Мочалкин блюз.
Хочу скорей я с них парик сорвать,
Сорвать парик и на платфоме шуз.
Мочалки, эй! Бегите все скорей,
Ведь я пою мочалкин блюз.
Я мэн крутой, я круче всех мужчин,
Мне волю дай - любую соблазню.
А ну-ка, мать, беги ко мне в кровать,
Лишь дай допеть мочалкин блюз.
Несчастный матрос, твой корабль потоп,
Клопы завелись в парусах.
Твой боцман - любитель портвейна и сноб
С прокисшей капустой в усах.
Со злым тараканом один на один
Ты бьешся, бесстрашен и прост,
Среди осьминогов, моржей и сардин,
Прекрасный, как Охтинский мост.
Кто откроет дверь, бесстрашный, как пес?
Мастер мух, собеседник стрекоз,
Увенчанный крапивой и листьями роз
Миша из города скрипящих статуй.
С полночными зубами, славный, как слон,
Царапающий лбом скрижали времен.
Стоять столбом - это движется он,
Миша из города скрипящих статуй.
Последний шанс, выпиватель воды,
Идущий вниз с четверга до среды,
Живущий за стеной секретной слюды,
Миша из города скрипящих статуй.
Начальник Фарфоровой Башни
Часами от пороха пьян.
Жрецы издыхают на пашне
И с голода бьют в барабан.
А он, полуночный мечтатель,
С часами на длинном ремне,
Все пробует розги на чьем-либо мозге
И шлет провожатых ко мне.
А что мне с такого расклада,
Я весел от запаха рыб,
И там, где речная прохлада,
Я строю свой храм из коры.
Я чести такой не достоин,
Я счастлив, что там, вдалеке,
Бредет приблизительный воин
С моим подсознаньем в руке.
Я чести такой не достоин,
Я счастлив, что там, вдалеке,
Бредет приблизительный воин
С бутылкой портвейна в руке.
Сергей Ильич - работник сна,
Одетый в шелк, шелестящий волк,
Алмазный МАЗ с колесом из льна
Въехал в дверь, и пришла весна.
Еще один сентябрь - сезон для змей.
Мы знаем наш час - он старше нас.
Жемчужная коза, тростник и лоза,
Мы не помним предела, мы вышли за.
Бери свою флейту, я уже упаковал свой
Станок с неизвестным количеством струн,
Я едва ли вернусь сегодня домой.
Не надо звонить - мы поймаем машину внизу.
Я надеюсь, что ты разбудишь меня
Не раньше, чем нас довезут.
Еще один вечер, еще один камень - смотри на круги.
Нас забудут не раньше, чем в среду к утру,
Я опять не замечу, когда нам скажут: "Беги".
Пора выезжать, нет, она сказала, что позвонит сама.
Я опять должен петь, но мне нужно видеть ее,
Я, наверно, схожу с ума.
Но сегодня ночью кто-то ждет нас,
Сегодня ночью кто-то ждет нас,
Сегодня ночью кто-то ждет нас...
Из города в город, из дома в дом,
По квартирам чужих друзей.
Наверное, когда я вернусь домой - это будет музей.
Вперед, флейтист, стоять, на пороге тринадцатый год,
И хотя бы два дня, хотя бы два дня
Там, где светит солнце и нас никто не найдет.
Но сегодня ночью кто-то ждет нас,
Сегодня ночью кто-то ждет нас,
Сегодня ночью кто-то ждет нас...
Она использует меня, чтоб заполнить пустые места.
Использует меня, чтоб заполнить пустые места.
Знаешь, если бы мы были вместе, то эта задача проста,
Но я дал тебе руку, и рука осталась пуста.
Мы шли через реку, пока нам хватало моста.
Мы шли через реку, пока нам хватало моста.
Мы что-то обещали друг другу.
Но кто был первым - ты или я?
Но вот мы все еще идем, а вода под нами чиста.
В своем кругу мы выбивали двести из ста.
В своем кругу мы выбивали двести из ста.
Но каждый из нас стрелял в свое солнце,
И времени было в обрез,
Теперь я знаю песню, и эта песня проста.
Мы используем друг друга, чтоб заполнить пустые места.
Смотри, кто движется навстречу, идет, как во сне,
Колибри в зоопарке, орхидея в дерьме.
Черные алмазы и птичьи меха.
Она умеет так немного, но в этом дока.
Она так умна, она так тонка.
Она читала все, что нужно - это наверняка.
Она выходит на охоту, одетая в цветные шелка,
Береги свой хой...
Ее квартира в самом центре, окнами в сад.
Она выходит каждый вечер, чтобы радовать взгляд.
Котята на цепочках, мужья на крючках.
Она прекрасный стрелок за сто шагов - в пах!
Она так умна, она так тонка.
Она читала все, что нужно - это наверняка.
Она выходит на охоту, одетая в цветные шелка,
Береги свой хой...
Я вижу провода, я жду наступления тепла.
Мне кажется порой, что я из стекла и ты из стекла.
Но часто мне кажется что-то еще,
Мне снится пепел.
Моя эффективность растет с каждым днем,
Я люблю свои стены, я называю их "дом",
Ко мне поступают сигналы с разных сторон,
Мне снится пепел.
Мне нравится сталь тем, что она чиста.
Мне нравится жизнь тем, что она проста.
Напомни мне улыбнуться, когда увидишь меня,
Мне снится пепел...
Мы до сих пор поем, хотя я не уверен,
Хочу ли я что-то сказать,
Мы до сих пор поем, хотя я не уверен,
Хочу ли я что-то сказать,
Но из моря информации, в котором мы тонем,
Единственный выход - это саморазрушенье.
Мы до сих пор поем,
Но нам уже недолго ждать.
Мы стали респектабельны,
Мы стали большими,
Мы приняты в приличных домах.
Я больше не пишу сомнительных текстов,
Чтобы вызвать смятенье в умах.
Мы взяты в телевизор, мы - пристойная вещь,
Нас можно ставить там, нас можно ставить здесь,
Но игре наверняка что-то не так.
Сидя на красивом холме,
Видишь ли ты то, что видно мне.
В игре наверняка что-то не так.
Мои друзья опять ждут хода
На клетку, где нас ждет мат.
Но я не понимаю, как я стал ограничен
Движением "вперед-назад".
Приятно двигать нами, как на доске,
Поставить нас в ряд и забить заряд,
Но едва ли наша цель
Оставить след на вашем песке.
Сидя на красивом холме,
Видишь ли ты то, что видно мне.
В игре наверняка что-то не так.
О, они идут на зеленый свет,
О, они идут на зеленый свет.
Они не скажут им нет,
Когда они идут на зеленый свет.
Я мог бы дать им совет,
Дать им досужий совет,
Но они знают, где масло, где хлеб,
Когда они идут на зеленый свет.
А я сижу на крыше, и я очень рад.
Я сижу на крыше, и я очень рад.
Потребляю сенсемилья, как аристократ.
Я сижу на крыше...
Я не вижу смысла скандалить со мной,
Я не вижу смысла ругаться со мной,
Я не вижу смысла даже ссориться со мной
Ты можешь ругаться со своей женой.
Ты можешь ругаться со своей женой,
Ты можешь скандалить со своей женой.
А у меня есть собственный хой.
Я не вижу смысла скандалить со мной.
А я сижу на крыше, и я очень рад.
Я сижу на крыше, и я очень рад.
Потребляю сенсемилья, как аристократ.
Я сижу на крыше...
Сыновья молчаливых дней
Смотрят чужое кино,
Играют в чужих ролях,
Стучатся в чужую дверь.
Сыновья молчаливых дней
Боятся смотреть в окно,
Боятся шагов внизу,
Боятся своих детей.
Дайте немного воды
Сыновьям молчаливых дней,
Дайте немного воды
Сыновьям молчаливых дней.
Иннокентий садится в последний трамвай,
Где кондуктора нет и в помине.
Семь голодных мужчин там едят каравай,
Увязая зубами в мякине.
Иннокентий рассеяно смотрит вокруг.
В рукаве его теплится свечка.
Семь раздетых мужчин примеряют сюртук;
На лице у седьмого - уздечка.
Пожилая ткачиха желает сойти,
Гневно машет большими руками.
Семь бегущих мужчин на трамвайном пути
Затевают дуэль с ездоками.
Иннокентий стреляет в пустое окно,
Прижимаясь к прикладу предплечьем.
Одному из мужчин прострелили сукно;
Шесть отделались легким увечьем.
Пожилая ткачиха без чувства лежит.
Иннокентий задумчиво дремлет.
Над трамвайным путем черный ворон кружит
И искре электрической внемлет.
Полтораки - повеса, мошенник и плут,
К Иннокентию в двери стучится.
В сей парадной соседи давно не живут,
Но порою приходят мочиться.
Иннокентий задумчиво пьет молоко,
Таракана узревши на стенке во мраке.
На душе его мирно, светло и легко
Он не хочет впускать Полтораки.
Даже если он двери откроет ему,
То, наверное, кинет поленом;
Или, если полена не будет в дому,
Между ног ему двинет коленом.
Полтораки же злобно царапает дверь
И в замочную скважину свищет;
На пожарную лестницу лезет, как зверь
Он свиданья с хозяином ищет.
Иннокентий ложится в пустую кровать,
На стене таракан копошится.
За окном Полтораки ползет умирать,
И над ним черный ворон кружится.
Иннокентий вращает коленчатый вал.
Шестерня под рукою скрежещет.
Покачнулся автобус и в пропасть упал.
Вместе с ним Иннокентьевы вещи.
Пассажиры безумные в пропасть глядят,
Над паденьем ехидно смеются.
Пять ученых мужей прах горстями едят
И о камень сединами бьются.
Иннокентий сдувает пылинку с манжет,
Упираясь в гору альпенштоком.
На конце альпенштока - портрет Беранже
И Горация томик под боком.
Он уже на вершине. Он снял сапоги.
Над строкою Горация плачет.
Между тем уже полночь; не видно ни зги.
Иннокентий Горация прячет.
Вот и "Скорая помощь" стоит под скалой.
Пассажиры дерутся с врачами.
Черный ворон летает над их головой,
Поводя ледяными очами.
Иннокентий привычно садится на стул,
Поглощенный светил созерцаньем.
Вот уж утренний ветер над крышей подул.
Отвечают светила мерцаньем.
Иннокентий не сводит задумчивых глаз
С возникающих в небе явлений;
Небосвод озарился, мелькнул и погас;
Иннокентий исполнен сомнений.
Существует ли все, что горит в небесах,
Или это всего лишь картина?
Скоро полночь пробьет на Кремлевских часах.
На лице у него паутина.
Кто другой бы сидел; Иннокентий встает
И решительно ходит по крыше.
Под ногами его рубероид поет.
Иннокентий взволнованно дышит.
Он спускается с крыши. Он понял в чем суть.
Дева в бочке подштанники плещет.
Он хватает ту деву за нежную грудь.
Средь небес черный ворон трепещет.
Иннокентий стоит на своей голове,
Презирая закон тяготенья.
Мимо юная дева, а может быть, две,
Проходя вызывают смятенье.
Иннокентий гордится своим либидо;
Юным девам он делает знаки.
Но, внезапно въезжая в красивом ландо,
Появляется скот Полтораки.
Эту деву иль двух он желает увлечь;
Перед ними он кобелем пляшет,
Иннокентий, чтоб дев чистоту уберечь,
Полтораки отчаянно машет.
Полтораки отходит на десять шагов,
Чтобы в челюсть ему не попало;
Изумленная дева при виде врагов
Покачнулась и в шахту упала.
Полтораки, поверженный, мрачно лежит.
Иннокентий спускается в шахту.
Черный ворон бессмысленно в небе кружит,
Совершая бессменную вахту.
Иннокентий спускается в мрачный подвал.
Подземелье наполнено смрадом.
Он решает устроить большой карнавал,
Предваренный военным парадом.
Иннокентий в раздумье обходит углы,
Шевеля стеариновой свечкой.
"Здесь прекрасные дамы, стройны и смуглы,
Будут в карты играть перед печкой...
Кирасиры, своим сапогом топоча,
Их на вальс пригласят неуклюже..."
Зашипела и вовсе угасла свеча.
Иннокентий шагает по луже.
Он рукою скребет по осклизлой стене,
Он зовет громогласно и внятно:
"О, прекрасный Панкрат, поспеши же ко мне
И открой мне дорогу обратно!"
Старый дворник Панкрат сильно пьяный лежит
И призыву из мрака не внемлет.
Высоко в небесах черный ворон кружит,
Ревматичные крылья подъемлет.
Иннокентий глядит на токарный станок,
Восхищенный вращеньем детали.
Искрометная стружка летит между ног;
Раздается визжание стали.
Одинокие токари ходят гурьбой,
Аромат источая мазута.
Иннокентия видят перед собой.
Назревает кровавая смута.
Иннокентий, от них отбиваясь сверлом,
За переднею прячется бабкой;
Он под самую крышу взлетает орлом
И кидает в них норковой шапкой.
Отродясь не бывало такого в цеху;
Токарь шапкою наземь повержен.
Иннокентий, как птица, парит наверху,
Вероломством рабочих рассержен.
Там, где пели станки, все в руинах лежит.
Иннокентий безмерно страдает.
Он то волосы рвет, то куда-то бежит,
На плече его ворон рыдает.
Иванов на остановке
В ожиданье колесницы,
В предвкушеньи кружки пива
В понедельник утром жизнь тяжела.
А кругом простые люди,
Что толпясь, заходят в транспорт,
Топчут ноги Иванову,
Наступают ему прямо на крыла.
И ему не слиться с ними,
С согражданами своими
У него в кармане Сартр,
У сограждан в лучшем случае - пятак.
Иванов читает книгу,
И приходят контролеры,
И штрафуют Иванова
В понедельник утром все всегда не так.
Он живет на Петроградской,
В коммунальном коридоре,
Между кухней и уборной,
И уборная всегда полным-полна.
И к нему приходят люди
С чемоданами портвейна,
И проводят время жизни
За сравнительным анализом вина.
А потом они уходят,
Только лучшие друзья
И очарованные дамы
Остаются с Ивановым до утра.
А потом приходит утро,
Все прокуренно и серо,
Подтверждая старый тезис,
Что сегодня тот же день, что был вчера.
Я инженер на сотне рублей,
И больше я не получу.
Мне двадцать пять,
И я до сих пор не знаю, чего хочу.
И мне кажется, нет никаких оснований
Гордиться своей судьбой.
Но если б я мог выбирать себя,
Я снова бы стал собой.
Мне двадцать пять,
И десять из них я пою, не зная о чем,
И мне этак сложно бояться той,
Что стоит за левым плечом.
И пускай мои слова не ясны,
В этом мало моей вины.
А что до той, что стоит за плечом
Перед нею мы все равны.
Может статься, что завтра стрелки часов
Начнут вращаться назад,
И тот, кого с плачем снимали с креста,
Окажется вновь распят.
И нежные губы станут опять
Искать своего Христа,
Но я пел, что пел, и хотя бы в том
Совесть моя чиста.
И я счастлив тем, как сложилось все,
Даже тем, что было не так,
Даже тем, что ветер в моей голове,
И в храме моем бардак.
Я просто пытался растить свой сад
И не портить прекрасный вид.
И начальник заставы поймет меня,
И беспечный рыбак простит.
Я не знал, что все так просто,
Я даже стал теперь другого роста,
Но в этих реках такая вода,
Что я пью, не дожидаясь тоста.
Наши секреты стали - шрифтом по стенам,
Наши подарки подвержены ценам.
И я кричу тебе через барьер,
Пока актеры не сошли со сцены:
"Мы никогда не станем старше,
Мы никогда не станем старше,
Мы пили воду, мы пили эту чистую воду,
И мы никогда не станем старше."
У нас был сад, но мы не знали входа,
У нас был путь, но мы боялись лезть в воду.
Теперь я вижу чистое небо,
И мне не нужен прогноз погоды.
И мы никогда не станем старше,
Мы никогда не станем старше,
Мы пили воду, мы пили эту чистую воду,
Мы никогда не станем старше.
.....
Что они сделали с нашей землей,
Что они сделали с нашей прекрасной сестрой?
Там, где была вода, там пыль,
Там, где была земля, - пыль...
Странные звери приходят ко мне по утрам.
Все по местам!
Мы будем строить новый храм,
Я буду верить вашим рукам,
Я буду верить вашим рукам.
Кто там? Я спрашиваю - кто там?
Любовь или смерть - ваши лица плывут как туман,
Но мы шли по этим холмам,
Мы шли по зеленым холмам.
И мы пли эту чудесную воду,
Мы пили эту чистую воду,
И мы никогда не станем старше.
Твои самолеты - им никогда не взлететь,
Твои горизонты чисты, твои берега не знают прибоя;
На улицах много людей, но тебе сказали, что это не так.
Ты бросаешь им золото - тебе не сказали, что это медь.
Из тех, кто был здесь сначала, с тобой остаются лишь ...
Но, королева, кто позволит им петь?
Твои глаза - никто не помнит их цвет,
Лишь в клетках поют соловьи неизвестной ученым природы.
Все двери закрыты на ключ, с сумерек и до восхода;
Лишь рыбаки не боятся смотреть тебе вслед;
Тебя обманули - им не позволят смотреть на воду,
Но, королева, кто погасит их свет?
А в гавани паруса из цветных камней,
И матросы в монашеских рясах пьют за здоровье жены капитана.
Но в полночь расходятся в кельи,
Они снимаются с якоря рано,
Им нужно плыть вокруг света туда, где в полдень темнее,
Чем ночью - их корабль давно разобрала на части охрана.
Но они плывут, королева, есть вещи сильней.
А ночью время идет назад,
И день наступающий завтра, две тысячи лет, как прожит.
Но белый всадник смеется - его ничего не тревожит.
И белый корабль с лебедиными крыльями уже поднял паруса.
Часовые весны с каждым годом становятся строже,
Но, королева, сигналом будет твой взгляд.
Королева, мы слыхали, что движется лед;
Но, когда поднимаются реки, это даже не стоит ответа.
Ладони полны янтарем, он будет гореть до рассвета,
И песнь яблоневых ветвей - ее никто не поет,
Но это - не долго, и наша звезда никогда не меняет цвета.
И, королева, тише! Ты слышишь - падает снег...
Да, королева, это все-таки Новый год.
Она открывает окно - под снегом не видно крыш.
Она говорит: "Ты помнишь, ты думал,
Что снег состоит из молекул?"
Дракон приземлился на поле, поздно считать, что он спит.
Хотя сон был свойственен этому веку...
Но время сомнений прошло; уже раздвинут камыш;
Благоприятен брод через быструю реку.
А вода продолжает течь под мостом Мирабо
Но что нам с того? Это дело мастера Бо.
У тебя есть большие друзья, они снимут тебя в кино;
Ты лежишь в своей ванной,
Как среднее между Маратом и Архимедом.
Они звонят тебе в дверь, однако входят в окно,
И кто-то чужой рвется за ними следом.
Они съедят твою плоть, как хлеб, и выпьют кровь, как вино,
И, взяв три рубля на такси,
Они отправятся к новым победам...
А вода продолжает течь под мостом Мирабо
Но что нам с того? Это дело мастера Бо.
И вот - рождество опять застало тебя врасплох,
А любовь для тебя - иностранный язык,
И в воздухе запах газа.
Естественный шок - это с нервов спадает мох,
И вопрос - отчего мы не жили так сразу?
Но кто мог знать, что он провод, пока не включили ток?
Наступает эпоха интернационального джаза...
Но что нам с того? Это дело мастера Бо.
А любовь, как метод вернуться домой;
Любовь - это дело мастера Бо.
Он подходит к дверям,
Он идет, ничего не ища.
Его чело светло,
Но ключ дрожит в кармане плаща.
Какая странная тень слева из-за спины;
Зловещий шум лифта, новая фаза войны...
Жизнь проста, когда ждешь выстрелов с той стороны.
Он - ходячая битва,
Он каждый день выжжен дотла.
Вороны вьют венки,
Псы летают из-за угла.
Малейшая оплошность - и не дожить до весны;
Отсюда величие в каждом движеньи струны;
Он спит в носках, он ждет выстрелов с той стороны.
Любой трамвай - гильотина,
Каждый третий целится вслед.
Риск растет
С количеством прожитых лет.
Лиловый и белый - символы слишком ясны.
Не стой под грузом, иначе войдешь в его сны...
Мы двинемся дальше,
Танцуя под музыку выстрелов с той стороны.
Неужели ты не слышишь
Выстрелов с той стороны?
В трамвайном депо пятые сутки бал;
Из кухонных кранов бьет веселящий газ;
Пенсионеры в трамваях говорят о звездной войне...
Держи меня.
Будь со мной.
Храни меня, пока не начался джаз.
Прощайте, друзья, переставим часы на час;
В городе новые стены и чистый снег.
Мы выпускаем птиц - это кончился век
Держи меня.
Будь со мной.
Храни меня, пока не начался джаз.
Ночью так много правил, но скоро рассвет;
Сплетенье ветвей; крылья, хранящие нас.
Мы продолжаем петь, не заметив, что нас уже нет.
Держи меня.
Будь со мной.
Храни меня, пока не начался джаз.
Веди меня туда, где начнется джаз.
Встань у реки - смотри, как течет река,
Ее не поймать ни в сеть, ни рукой.
Она безымянна, ведь имя есть лишь у ее берегов,
Забудь свое имя и стань рекой.
Встань у травы - смотри, как растет трава,
Она не знает слово "любовь".
Однако любовь травы не меньше твоей любви
Забудь о словах и стань травой.
Он движется молча,
Словно бы налегке,
Глядя на небо,
Оставляя след на песке.
Он знает,где минус,
Он хочет узнать, где плюс.
Когда-нибудь они назовут это - блюз.
В двери звонят,
Мы делаем вид, что мы спим.
У всех есть дело
Нет времени, чтобы заняться им,
А он пьет воду,
На этот раз он хочет запомнить вкус,
Он не знает, что они называют это - блюз.
Наступает ночь,
Потом иногда наступает день.
Он пишет: "Нет,
Я бессилен, когда я злюсь.
Начнем сначала,
И сделаем эту песню светлей.
Право
Какое странное слово -"блюз".
В моей альтернативе есть логический блок,
Спасающий меня от ненужных ходов.
Некий переносный файв-о-клок,
Моя уверенность в том, что я не готов.
И когда я был начеку,
Сигнал был подан и выстрел был дан,
И меня спасло только то,
Что я в этот момент был слегка пьян.
В моей альтернативе - ни покрышки,ни дна.
Я, правда, стою, но непонятно,на чем.
Все уже забыли,в чем наша вина,
А я до сих пор уверен, что мы ни при чем.
И нелепо делать вид, что я стою у руля,
Когда вокруг столько кармы, и инь, и ян,
И в самом деле - пусть все течет, как течет,
Ну а я - слегка пьян.
Мой друг критик сказал мне на днях,
Что мой словарный запас иссяк.
Ну а что же, я попытаюсь сказать
О том же самом в несколько более сложных словах.
И я очень люблю мой родной народ,
Но моя синхронность равна нулю.
Я радуюсь жизни, как идиот,
Вы идете на работу, я просто стою на ...
И что мне с того, что я не вписан в ваш план,
И даже с того, что я не растаман,
Вы заняты ссорами между собой,
Ну а я - слегка пьян.
Вот моя кровь, вот то что я пою,
Что я могу еще, что я могу еще?
Чуть-чуть крыши, хлеб,и вино, и чай.
Когда я с тобой - ты мой единственный дом.
Что я могу еще, что я могу еще?
Джа даст нам все,
У нас больше нет проблем.
Когда я с тобой - ты мой единственный дом.
Что я могу еще, что я могу еще?..
Насколько по кайфу быть здесь мне,
Большая река течет по мне...
Насколько по кайфу быть здесь мне,
.....
Река,
Гора,
Трава,
Рука.
Какая свеча в моем окне,
Какая рука в моей руке,
Насколько по кайфу быть здесь мне,
.....
Река,
Гора,
Трава,
Рука.
У каждой женщины должна быть змея,
У каждой женщины должна быть змея.
Это больше, чем ты,это больше, чем я.
У каждой женщины должна быть змея.
Здравствуй, моя смерть.
Я рад, что мы говорим на одном языке.
Мне часто был нужен кто-то, кому все равно - кто я сейчас.
Кто знает меня и откроет мне двери домой.
Учи меня в том, что может быть сказано мной.
Учи меня, слова безразличны, как нож.
А тот, кто хочет любви, беззащитен вдвойне,
И не зная тебя, движется,словно впотьмах...
И каждый говорит о любви в словах,
Каждый видит прекрасные сны,
И каждый уверен, что именно он - источник огня...
И это тема для новой войны.
Здравствуй, смерть, спасибо за то, что ты есть.
Мой торжественный город еще не проснулся от сна.
Пока мы здесь,и есть еще время делать движенья любви,
Нужно оставить чистой тропу к роднику
А кто-то ждет нас на том берегу,
А кто-то мне взглянет прямо в глаза.
Но я слышал песню, в ней пелось:
"Делай, что должен, и будь что будет".
Мне кажется - это удачный ответ на вопрос.
Но каждый из нас торгует собой всерьез,
Чтобы купить себе продолженье весны.
И каждый в душе сомневается в том, что он прав
И это - тема для новой войны.
Дайте мне глаз,
Дайте мне холст,
Дайте мне стену,в которую можно вбить гвоздь
И ко мне назавтра вы придете сами;
Дайте мне топ,
Дайте мне ход,
Дайте мне спеть эти пять нелогичных нот
И тогда меня можно брать руками;
Как много комнат, полных людей;
Прозрачных комнат, полных людей;
Служебных комнат, полных людей;
Но пока нет твоей любви, мне всегда будет хотеться чего-то еще.
Дайте мне ночь,
Дайте мне час,
Дайте мне шанс сделать что-то из нас
Иначе все, что вам будет слышно- это "Что вам угодно?".
Может быть "нет",
Может быть "да",
На нашем месте в небе должна быть звезда,
Ты чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно.
Как много комнат, полных людей;
Прозрачных комнат, полных людей;
Служебных комнат, полных людей;
Но пока нет твоей любви, мне всегда будет хотеться чего-то еще.
У них есть скорость, у них есть другие дела
Возможно, они только видео,
Дай мне знать, что я здесь - дай мне руку.
Один раз для сердца,
Два - чтобы видеть, как гаснут звезды...
Каменный пол, бумажные стены,
Но я могу сделать так, что здесь станет жарко.
Я знаю нас на вкус, мы как дикий мед.
Вначале будет странно, но это пройдет,
И после кто-то скажет, что у них был лед
О, еще один вечер.
Возможно, это радость, возможно ветер даст нам новое и...
Нет смысла бояться взглядов,
Мы все равно идем по другую сторону.
Пока мы здесь - дай мне руку
Это шаг по лезвию бритвы;
Еще одно мгновенье под прицелом небес,
Это,как снег на губах,
Об этом не скажешь словами.
Я знаю нас на вкус, мы,как дикий мед.
Вначале будет странно, но это пройдет,
И после кто-то скажет, что у них был лед
О, еще один вечер.
Я просыпаюсь. Я боюсь открыть веки.
Я спрашиваю: "Кто здесь?".
Они отвечают, но как-то крайне невнятно.
Все часы ушли в сторону, это новое время.
Трубы, я слышу трубы - кто зовет нас,
Я въехал в дом, но в нем снова нет места..
Я говорю "нет", но это условный рефлекс,
Наверное, слишком поздно, слишком поздно.
Ты можешь спросить себя - где мой новый красивый дом?
Ты можешь даже цитировать Брайана Ино с Дэвидом Бирном,
Но в любой коммунальной квартире есть свой собственный цирк,
Шаги в сапогах в абсолютно пустом коридоре...
И ты вел их все дальше и дальше,
Но чем дальше в лес, тем легче целиться в спину.
И ты приходил домой с сердцем, полным любви.
И вы разбивали его вместе, каждый последний раз вместе.
Наши руки привыкли к пластмассе,
Они не боятся держать серебро.
Но кто сказал, что мы не можем стать чище?
Кто сказал, что мы не можем стать чище?
Еще один раз - я прошу воду
Вода, очисти нас - еще один раз...
Отпечатки пальцев на моем лице - я здесь.
Откройте мне дверь, накройте мне стол.
Мои друзья войдут сюда вместе со мной.
Мы любим друг друга, я часто смотрю им в ствол.
Я мечтал об этой жизни с двенадцати лет.
Я сделал свой шаг, оставил свой след
Как нож режет воду...
Я знаю - в конце пути мне обещан покой.
Но я не помню - где дом, не помню - где дверь.
Я знаю - любовь - это награда за все,
И вот она спит в моих руках, как недоверчивый зверь...
Я мечтал об этой жизни...
Двигаться дальше. Двигаться дальше
Как страшно двигаться дальше.
Выстроил дом, в доме становится тесно
На улице мокрый снег.
Ветер и луна. Цветы абрикоса - какая терпкая сладость.
Ветер и луна, все время одно и тоже...
Хочется сделать шаг.
Рожденные в травмах. Убитые мечом
Мы думаем - это важно.
А кто-то смеется, глядя с той стороны
Да, это - мастер иллюзий.
Простые слова, их странные связи
Какой безотказный метод.
И я пишу песни, все время одни и те же
Хочется сделать шаг...
Иногда это странно,
Иногда это больше, чем я.
Едва ли я смогу сказать
Как это заставляет меня. Просит меня
Двигаться дальше. Двигаться дальше.
Как страшно двигаться дальше.
Но я еще помню это место,
Когда здесь не было людно.
Я оставляю эти цветы
Для тех, кто появится после.
Дай бог вам покоя, пока
Вам не хочется сделать шаг.
Моя работа проста - я смотрю на свет,
Ко мне приходит мотив - я отбираю слова,
Но каждую ночь, когда восходит звезда,
Я слышу плеск волн, которых здесь нет.
Мой путь длинней, чем эта тропа за спиной,
И я помню то, что было показано мне.
Белый город на далеком холме
И свет высоких звезд по дороге домой.
Но электричество смотрит мне в лицо
И просит мой голос.
Но я повторю: "Тому, кто видел город, уже
Не нужно твое кольцо".
Слишком рано для цирка,
Слишком поздно для начала похода к святой земле.
Мы движемся медленно, словно бы плавился воск.
В этом нет больше смысла,
Здравствуйте, дети бесцветных дней.
Если бы я был малиново-алой птицей,
Я взял бы тебя домой.
Если бы я был...
У каждого дома есть окна вверх,
Из каждой двери можно сделать шаг,
Но если твой путь впечатан мелом в асфальт,
Куда ты пойдешь, когда выпадет снег.
Но электичество смотрит мне в лицо
И просит мой голос.
Но я повторю: "Тому, кто видел город, уже
Не нужно твое ..."
Электричество смотрит мне в лицо
И просит мой голос.
Но я повторю, тому кто видел мой город, уже
Не нужно твое кольцо".
Спи, пока темно,
Завтра вновь утро случится.
Я открыл окно,
Слышишь, спят звери и птицы.
А над всей землей горит звезда,
Ясная, как твой смех.
Мы с тобой вместе дойдем туда,
Где горит звезда для всех, для всех.
Я видел дождь, хотя возможно это был снег,
Но я был смущен и до утра не мог открыть глаз.
Еще одно мгновенье - и та, кто держит нити, будет вид,
Но лестницы уходят вверх и вьются бесконечно
В этом наша вина.
В книгах всегда много правильных слов,
Но каждую ночь я вижу все, как в первый раз;
Никто не сможет вывести меня из этого переплетенья пе...
Но та, кто смотрит на меня из темноты пролетов,
Не слыхала про крылья.
Она не знает, что это сны,
Она не знает, что это сны.
Каждый мой шаг вычислен, также, как твой,
И это уже повод не верить словам.
Каждое мое письмо прочитано здесь, также как там,
Но я хочу сказать тебе, пускай ты не поверишь,
Но знай - это верно.
Она не знает, что это сны.
Не стой так близко ко мне
Воздух здесь слишком прозрачен;
А год уже запомнился нам
Своим количеством смертельных исходов.
Мои друзья советуют мне,
Но, странно, я не слышу ни слова,
И стою на этом пороге,
Не зная, как двинуться дальше.
И, может быть, я сделаю шаг,
Шаг туда, где ждет пропасть,
И в момент, когда тронется поезд,
Мы встретимся взглядом;
А может быть, я буду сидеть здесь,
Глядя, как падают листья,
И думать о том, что делают те, кто
Делает так, как делают те, кто влюблен.
Когда-то у нас был метод,
Но ты помнишь, чем это кончалось
Так что все под контролем,
Вы можете быть спокойны...
Хотя любовь - это странная вещь,
И никто не знает, что она скажет,
Но мы же взрослые люди,
Мы не рискуем бесплатно;
Да и что мы в сущности можем
Разве что, рассказывать сказки
И верить в электичество, забыв
Все, что мы умели,
И - разве что - поздно ночью,
Когда уже никто не услышит,
Глядя вслед уходящей звезде,
Молиться за то, что делают те, кто влюблен.
Так что же стало с плохими детьми,
С теми, кто не слушался старших?
Они куда-то ушли и едва ли
Вернутся обратно;
И мы вычеркнем их телефоны
И сделаем стены прочнее,
И будем молчать - и это молчанье
Сыграет с нами в странные игры;
И, может быть, день будет ясным,
И, может быть, ночь будет странной
В том смысле, что что-то случилось,
Хотя все осталось как прежде,
И один, если так будет нужно,
Раз уж эта звезда не гаснет,
Я забуду все, что я должен, и
Сделаю так, как делают те, кто влюблен.
Иван Бодхидхарма движется с юга
На крыльях весны.
Он пьет из реки, в которой был лед.
Он держит в руках географию всех наших
Комнат, квартир и страстей,
И белый тигр молчит,
И синий дракон поет.
Он вылечит тех, кто слышит,
И, может быть, тех, кто умен;
И он расскажет тем, кто хочет знать,