Тем летом

Данная книга предназначена для предварительного ознакомления! Просим Вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Сара Дессен

«Тем летом»

Автор: Сара Дессен

Книга: Тем летом

Серия: Вне серии

Оригинальное название: That Summer - Sarah Dessen

Главы: 13

Переводчики: Катерина Чернецова

Редактор Катерина Чернецова

Обложка: Асемгуль Бузаубакова

Обсудить книгу и нашу работу вы можете ЗДЕСЬ

Специально для группы •WORLD OF DIFFERENT BOOKS•ПЕРЕВОДЫ КНИГ•

При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу! Имейте совесть. Уважайте чужой труд!

Жизнь пятнадцатилетней Хейвен меняется слишком быстро. Она почти шесть футов ростом, ее отец недавно женился, а старшая сестра, всегда идеальная Эшли, планирует свою собственную свадьбу. Хейвен же хочется лишь одного - вернуть все, как было. Но вдруг на сцене появляется бывший парень ее сестры, и с его помощью Хейвен осознает, что прошлое действительно уже не вернуть, и остается лишь как-то справляться с настоящим.

Сара Дессен

«Тем летом»

Перевод: Катерина Чернецова

Глава 1

Забавно, как одно лето может изменить всё.

Жара и запах хлорки из бассейна, аромат свежескошенной травы и медовые нотки в нем, воздух после дождя, длинные и ленивые дни, текущие один за другим, ожидание чего-то: нового учебного года, еще одного Рождества, еще одного начала. Многое обычно смешано в лете, для каждого лето – это что-то свое, и мое лето было именно таким.

В день второй свадьбы моего отца, мама проснулась в шесть утра и начала размораживать холодильник. Меня разбудили звуки, доносившиеся с кухни: знакомый треск контейнеров со льдом, сопровождающий каждую разморозку – мама проводила эту операцию весьма беспорядочно.

Когда я спустилась вниз, она сидела на корточках перед морозильником и собирала разлетевшиеся по полу кубики льда, из приемника доносилась песня Барри Манилоу. Голос Барри и свет, льющийся в окно, стряхнул с меня остатки сна, и я настроилась на еще один летний день.

- О, Хейвен, доброе утро! – мама обернулась за звук моих шагов, вытирая лоб рукой, одновременно пытаясь удержать в пальцах ледяные кубики. На ее лице было какое-то нервное выражение, уже хорошо знакомое мне в мои пятнадцать. Мне захотелось обнять маму и уберечь от всего, что может причинить боль или задеть ее.

- Доброе утро, - я подтянула к себе стул и села у стола, заваленного горами замороженных лотков с курицей. – С тобой все в порядке?

- Со мной? – мама изобразила удивление на лице и быстро передернула плечами, - Конечно. Будешь завтракать?

- Я не особо голодна, - покачала я головой, забираясь на стул с ногами и обхватив колени. Мне нравилось сидеть вот так вот, сжавшись в комок, я как будто становилась меньше. Каждое утро, просыпаясь, я казалась себе выше, чем была, когда засыпала, и теперь пыталась уменьшиться, словно боясь, что однажды утром я буду возвышаться над людьми, деревьями и домами как какой-нибудь монстр. В свои пятнадцать я уже была ростом под пять футов одиннадцать дюймов (*это примерно 180 см в переводе на наши единицы измерения) и вырастать до шести мне совершенно не хотелось.

- Хейвен, - мама посмотрела на меня, - пожалуйста, не надо так сидеть. Ты же знаешь, что это вредно. Она встала напротив и смотрела на меня, пока я со вздохом не опустила ноги на пол. – Так гораздо лучше.

Мама вернулась к холодильнику, Барри продолжал мурлыкать что-то о Новой Англии, а я размышляла о том, что же заставило меня подняться рано утром в субботу (мне с трудом верилось, что это был всего лишь треск контейнеров со льдом). На самом деле, этой ночью я спала не особенно хорошо, все время представляя платье, которое должна была надеть на свадьбу отца, и щурясь от света фар проезжающих за окном машин.

В два часа пополудни папа женился на Лорне Куин, ведущей «Погоды с Лорной Куин» на новостном Канале 5. Она была метеорологом, мама называла ее Метео-зверушкой, но лишь тогда, когда была раздражена. Лорна была высокой стройной блондинкой, обычно наряжалась в коротенькие юбочки пастельных цветов, открывающие ее длинные ноги, и с широкой улыбкой стояла перед яркой картой, изящно взмахивая рукой в сторону то одного штата, то другого. Папа, Мак МакФайл, был спортивным обозревателем на том же пятом канале, и они с Метео-зверушкой сидели в студии за одним столом в ожидании своей очереди репортажа. Напротив них сидели Чарли Бейкер и Тесс Филлипс, ведущие настоящих новостей. Иногда в перерывах между репортажами мы могли видеть студию, и, до того, как узнали о том, что отец спутался с Метео-зверушкой, задавались вопросом, о чем это они постоянно хихикают и болтают. В это же самое время Чарли и Тесс с серьезными лицами перекладывали бумаги на столе перед ними, но у папы с Лорной всегда царило веселье.

Не то что бы Лорна Куин была мне противна. Она выглядела довольно симпатично для той, кто разрушил брак моих родителей. Мама, хоть и винила во всем папу, ограничилась лишь прозвищем для Лорны да время от времени ехидно подшучивала над отцовской шевелюрой, которая никогда не отличалась густотой, но сейчас начала расти, как трава на заднем дворе после дождя. Перечитав множество книг и разводе, мама брала новые и новые, чтобы с их помощью сделать все происходящее менее болезненным для нас с сестрой. Эшли, моя старшая сестренка, всегда была папиной дочкой и выбегала из комнаты, едва лишь услышав какую-нибудь мамину шутку о скорости роста его волос. Мама старалась не говорить при ней о папе, чтобы избежать вспышек гнева, но я совершенно точно знала, что , увидев его и Лорну на экране, таких довольных и счастливых, Эшли вздрогнула – это было больно даже для нее, которая готова была принять любой отцовский выбор.

До развода мои родители не всегда предпочитали решать конфликты тихо и спокойно, но на этот раз их молчание буквально сводило нас с ума, делая разрыв настолько нервным, насколько он мог бы быть. Мама, как и Эшли, унаследовала необычайную неуравновешенность, которая досталась ей еще от бабушки. Ее бабушка – моя прабабушка – была любительницей драматических сцен, и, что бы ни происходило в семье: развод, воссоединение, скандал, тайны – она всегда устраивала из этого кошмарный хаос. А вот мы с папой были спокойнее, реагировали на происходящее без лишних эмоций, и, если мама с Эшли часто просто не могли спокойно воспринять что-то, то мы с папой как бы уравновешивали их, беспокоясь тихонько, про себя. Теперь, когда папа ушел, баланс был нарушен.

- Ну как, ты собираешься?

Это была Эшли. Сестра стояла в дверях кухни в носках и длинной футболке. Один лишь взгляд на нее – и я вспомнила всё о том, как ненавижу свой рост и свою костлявую фигуру. В двадцать один моя сестра была ростом пять футов четыре дюйма (* это примерно 162 см в переводе на наш рост), а ее фигура была аккуратной и хорошо сложенной. Хотелось бы мне родиться с телом Эшли! Маленькие ножки, идеальные волосы, милое миниатюрное личико – разве кто-то отказался бы от такого?! В моем возрасте она уже была выбрана в качестве Мисс популярность в школе, встречалась с капитаном футбольной команды (затем бросив его) и была одной из самых ярких девчонок в команде болельщиц. Она была той, кто стоит наверху пирамиды, той, кого легко поднимать и подкидывать в воздух, той, кого легко качать после выигранного матча. Я помню Эшли в ее форме болельщицы: короткая синяя юбка, помпоны в руках, вот она бежит по полю под одобрительные крики зрителей. Знаете, со стороны жизнь Эшли казалась мне жизнью Барби, настолько популярной и идеальной была моя сестра, вокруг нее всегда было много друзей и знакомых, и она постоянно встречалась с каким-нибудь симпатичным парнем. Не хватало только Дома Мечты и пурпурного автомобиля.

Эшли слегка нахмурилась, поймав мой изучающий взгляд на себе. Она уже успела хорошо загореть, и на ее левой лодыжке была отчетливо видна ярко-желтая татуировка, бабочка, которую она сделала во время каникул на пляже Миртл, когда напилась после выпускного два года назад. В то время моя сестра была настоящей дикаркой и бунтовщицей, но сейчас она очень изменилась.

- Нет, не думаю, что я поеду, - сказала мама. – Вряд ли это хорошая мысль.

- Поедешь куда? – спросила я.

- Она пригласила тебя, - зевнула Эшли. – В конце концов, если бы она не хотела, чтобы ты пришла, то и не стала бы делать этого.

- Куда пригласила? Кто? – снова спросила я, но, разумеется, никто не слушал, и ответ мне был очередной треск льда.

- Я не поеду, - твердо сказала мама. – Это глупо, и я не собираюсь… - она остановилась на полуслове и махнула рукой.

- Ну и ладно, - отозвалась сестра, в ее голосе прозвучала обида.

- Да о чем вы? – возмутилась я чуть громче. Не так уж приятно, когда ты что-то говоришь, а тебя никто даже не замечает!

- О свадьбе твоего отца, - ответила мама. – Лорна прислала мне приглашение.

- Правда?

- Да.

Мамин ответ был кратким, но по ее тону я поняла, что она думает. «Метео-зверушка Лорна, совершенно не понимающая, что является уместным – и в какое время». Впрочем, Лорна действительно иногда делала вещи, вызывающие вопросы. Однажды она сказал мне, что, если я захочу называть ее мамой, это будет нормально, ведь «мы теперь станем одной семьей», а на Рождество прислала нам открытку. Тогда мы все сидели за столом, и мама держала карточку в руке с самым мрачным выражением лица, какое я когда-либо у нее видела. Она не произнесла ни слова, а потом отправилась в сад и провела там сорок пять минут, перекапывая клумбы и выдирая сорняки, один за другим.

Мне казалось, что Лорна просто глупа, временами даже тупа. Мама придерживалась того же мнения, только в чуть более резкой форме, но озвучивала свою точку зрения очень редко, чтобы не злить Эшли, которая терпеть не могла какую бы то ни было критику в адрес папы. Я совершенно точно знала, что никогда не буду называть мамой женщину, которая всего лишь на пять лет старше моей сестры, а ее открытка, посланная моей маме – просто признак дурного тона.

Но все же, независимо от наших мнений, мы с Эшли были дочерьми Мака МакФайла, а значит, не могли не прийти на его свадьбу. А вот мама спокойно могла остаться дома, когда сестра и я, одетые в одинаковые розовые сверкающие платья подружек невесты, готовились ехать в церковь, чтобы разделить с папой это счастливое событие.

Когда мама предложила сфотографировать нас, я почувствовала, что виновата перед ней, просто потому, что стою напротив в этом дурацком платье, выбранном Метео-зверушкой, и вот-вот уеду на свадьбу, где все та самая Метео-зверушка будет главной звездой дня. А вот Эшли, наверное, хотелось поехать – и не просто потому, что так «было нужно». Но, как бы то ни было, в том, чтобы оставлять маму дома, было что-то невыносимо тяжелое. Я знала, что она пойдет в свой маленький садик и проведет день, заботясь о цветах, но… Мне хотелось взять маму за руку и потянуть за собой – или же остаться дома с ней, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой.

Но, как всегда, я не протестовала и не возражала, так что просто села в машину и наблюдала, как мама машет рукой нам вслед.

Наверное, на каждой свадьбе кто-то остается дома.

***

Как только мы вышли из машины, я увидела жениха Эшли – Льюса Уоршера. Он пробирался к нам через толпы гостей, оставив свой маленький синий Шевроле на другом конце стоянки. На ходу Льюис завязывал галстук – он всегда старался одеваться очень аккуратно. Чаще всего его можно было видеть в начищенных до блеска ботинках и тонких галстуках пастельных тонов.

Едва завидев Льюиса, Эшли выпрямила спину и подняла голову. Было в нем что-то такое, что заставляло Эшли пытаться соответствовать ему и тоже быть аккуратной до самых кончиков пальцев.

- Привет, милая, - и, конечно же, они немедленно начали обниматься: Льюис прижал невесту к себе, словно не видел ее несколько лет, а Эшли прильнула к нему, как будто он мог бы спасти ее от какого-нибудь взрыва. Они вообще проводили много времени в объятиях друг у друга, даже ходили чаще всего под ручку, перешептываясь о чем-то. Меня, если честно, раздражали их вечно склоненные друг к другу головы.

- Привет, - шепнула Эшли. Да-да, они все еще обнимались. Я стояла позади сладкой парочки, одергивая платье – ничего, кроме терпеливого ожидания, мне не оставалось.

Эшли не всегда была такой, у нее было множество парней, сколько я себя помню, но ни один из них не действовал на нее так, как Льюис, ни за одного она не собиралась замуж. До него всю нашу семейную жизнь можно было поделить на периоды, названные именами бойфрендов Эшли.

Во время Периода Майкла мне поставили зубные скобки, а бабушка временно жила с нами. Эра Роберта ознаменовалась маминой учебой в вечерней школе, а Эшли попала в аварию и сломала ногу (от шва на ее ноге до сих пор оставался небольшой шрам). А потом была Год Фрэнка, когда и началась вся эта история с разводом родителей, походы к семейному психотерапевту и прозвище для Лорны. Для меня все это было как календарь бойфрендов сестры, по большей части я даже не запоминала их имена или какие-то даты, но с каждым из них был связан какой-то период в моей жизни.

Но всё это, как я уже говорила, было до Льюиса, с которым Эшли познакомилась в «Йогуртовом Рае» - кафе в местном торговом центре, где они оба работали. Эшли была продавцом-консультантом в магазине косметики «Vive», так что обычно стояла за прилавком в белом халате и наносила тестеры на лица посетительниц, объясняя, какие оттенки им идут, а какие не очень. Дурацкий белый халат был ее униформой, и сестра почему-то очень его любила, начиная важничать всякий раз, напяливая его. Я всегда думала, что это выглядит глупо, ведь докторский халат не делает тебя кем-то особенным, но вслух я этого не говорила.

Так вот, в тот день она как раз переживала разрыв с Фрэнком (справедливости ради я бы отметила, что эта она разбила ему сердце, а не наоборот, так что страдать Эшли могла бы чуточку поменьше) и успокаивала себя замороженным йогуртом во время перерыва. Льюис Уоршер заметил ее и сел рядом, потому что, по его словам, понял, что «ей нужен друг – такой печальной она выглядела». Эту историю я слышала уже тысячу раз с тех пор, как они объявили о своей помоловке полгода назад.

Мама говорит, что дело было не в Фрэнке, просто Эшли скучала по отцу, и ей нужен был защитник, так что Льюис появился очень вовремя. И он действительно защищал ее – например, от бывших парней или их новых подружек. Я иногда задавалась вопросом: что же сестра в нем нашла? Льюис не был сногсшибательным красавчиком, что не совсем похоже на мою сестру, которая всегда выбирала привлекательных парней. Но потом я смотрела на его руки, осторожно обнимавшие ее талию, и понимала, что, наверное, красота того, кто будет возле нее, не особенно важная вещь для Эшли.

- Привет, Хейвен, - Льюис поднял голову и посмотрел на меня поверх макушки невесты. – Прекрасно выглядишь!

- Спасибо.

Он взял Эшли под руку, и они направились к церкви, а я потащилась следом. Даже нарядившись в одинаковые (отвратительно-розовые и блестящие) платья, мы с сестрой выглядели по-разному. Эшли была прелестной миниатюрной розочкой, а я – тонкая розовая коктейльная соломинка, которую ставят в высокие стаканы. Да-да, именно так я всегда и думала о своем теле, которое предало меня, сделав каким-то гигантом.

Когда я училась в первом классе, моей учительницей была миссис Томас. Она была молодой, и всем девочкам в классе очень нравилась ее прическа – знаете, такие аккуратные кудри, как у Белоснежки. Она всегда пахла ландышами, а на ее столе стояла фотография красивого мужчины в военной форме. Миссис Томас была очень милой абсолютно со всеми, и ей было безразлично, что я, например, была тихой и застенчивой – она все равно меня любила. Она запросто могла сесть возле меня во время ланча, или когда мы делали уроки в библиотеке, обнять меня за плечо и сказать: «Мисс Хейвен, почему вы переживаете? Вы ведь – не больше минутки!». В первом классе это помогало, в шестом моя уверенность в себе начала давать трещину, а сейчас, в пятнадцать лет, рядом со мной больше не было такого человека, который, как миссис Томас, мог бы примирить меня с длиной моих рук и ног.

Церковь была полна народу, впрочем, это было неудивительно: наш отец был таким человеком, который каким-то образом знаком буквально со всеми. Мак МакФайл, спортивный журналист, любитель пива, прекрасный рассказчик, и большой лжец – все это его роли. Последнюю, например, он часто примерял, рассказывая маме небылицы, пока не решился, наконец, сказать правду. Я помню, что после того, как мы, впервые узнав о разводе, смотрели новости, и Лорна объявила рекламную паузу, я сидела, уставившись на экран невидящим взглядом и не понимая, почему папа бросил маму ради этой незнакомой женщины с яркой помадой и неизменной, будто приклеенной, улыбкой. Она известна лишь тем, как своими накрашенными губами произносит «анти-циклон» или «возможны осадки» - и неужели этим она лучше мамы?!

В нашей жизни еще не было настолько же потрясающего (в плохом смысле) события, как тот вечер, когда отец вернулся с работы, усадил маму за стол перед собой, а затем взорвал эту бомбу, сказав, что без памяти влюбился в Лорну, Метео-зверушку. Я тогда была в ванной комнате, но слышала каждое их слово, и, когда он произнес это, я так и села на край ванной, по-прежнему сжимая зубную щетку в руке.

Мама долго молчала, и до меня доносился лишь голос отца по вентиляции. Он объяснял, что это сильнее него, и он ничего не может поделать, что развод – единственный выход, который будет честным и правильным. И вот мама начала плакать, а затем тихо, но твердо, велела ему забирать свои вещи и уходить. В тот момент воздух вокруг меня словно стал на десять градусов холоднее. Через две недели отец переехал в квартиру Метео-зверушки.

Мы с Эшли встречались с ним по субботам, он отвозил нас на пляж каждые выходные и тратил слишком много денег, видимо, пытаясь таким образом искупить свою вину и объяснить все происходящее. Но это было полтора года назад, и сейчас, в день его свадьбы, мы опять собрались вместе. Эта свадьба была первой в числе тех, что предстояли этим летом.

Мы вышли к маленькому внутреннему дворику церкви и незамедлительно попали в объятия тетушки Ри, которая представляла на свадьбе родственников со стороны жениха (потому что в действительности большая их часть была расстроена из-за развода и поддерживала маму). Тётушка Ри была таким позитивным человеком, что, даже не вполне одобряя новой папиной свадьбы, все-таки могла радоваться за него, раз уж он нашел свое счастье.

- Хейвен, детка, ты скоро перерастешь свою тетку Ри, - пробасила она, прижимая меня к себе. Другой рукой она обняла Эшли, каким-то образом отобрав ее у Льюиса, и теперь мы с сестрой были стиснуты так сильно, словно она пыталась сделать из нас одного человека. – Эшли, ты все такая же милашка! Ну, когда же твой большой день?

- Девятнадцатого августа, - быстро отозвался Льюис за невесту. Тетушка Ри кивнула и отпустила мою сестру, которая немедленно снова прильнула к своему парню.

- Ты только посмотри на себя, Хейвен! Сколько ты уже в длину? – поинтересовалась она в своей обычной манере. Я выдавила улыбку, борясь с желанием нагрубить.

- Больше, чем следовало бы, - отозвалась я.

- Ну-ну, - она утешительно похлопала меня по руке. – Нельзя быть слишком высоким или слишком тощим. Вроде, так говорится, а?

- Слишком богатым или слишком стройным, - поправила Эшли. Да. Точно. Спасибо тебе, милая сестренка с миниатюрной фигурой и идеальной внешностью!

- Неважно, - отмахнулась тетушка. – Ты все равно у меня красавица. Но, девочки, невеста уже почти готова выходить, так что нам надо поспешить. И найти ваши букеты, кстати.

Эшли поцеловала Льюиса в щеку и последовала за мной и тетушкой Ри через толпу собравшихся гостей, пахнущих самыми разными духами и щеголяющих самыми изысканными нарядами. Наконец через коридор мы вышли в довольно большую комнату, уставленную шкафами с книгами. Лорна Куин сидела за столом в углу, перед ней стояло зеркало, а рядом крутилась какая-то женщина, подкалывая и собирая ее волосы в прическу.

- Мы здесь! – громко объявила тетушка Ри и взмахнула руками, словно она была конферансье, а мы – какие-нибудь знаменитости. – Как раз вовремя.

Лорна Куин была красива, и, когда она повернулась к нам, я снова была вынуждена признать это. Она всегда выглядела ухоженной и почти что совершенной, ее уши были маленькими – таких я не видела ни у кого. Обычно их скрывали распущенные волосы, но однажды на пляже, когда мы проводили один из «семейных уикендов», она заколола волосы наверх, и ее уши напомнили мне изящные ракушки. Интересно, ее слух был таким же, как у всех, или для нее все звучало иначе из-за маленьких рецепторов?

- Привет, Эшли, Хейвен, - она улыбнулась нам и прижала к глазам бумажную салфетку. – Вы такие красивые!

- Все хорошо? – поинтересовалась Эшли.

- Да, все замечательно! Я просто… - она высморкалась, - так счастлива! Я так долго ждала этого дня, и теперь я просто на седьмом небе!

Женщина возле нее закатила глаза.

- Лорна, дорогая, водостойкая тушь не всесильна. Тебе стоило бы прекратить плакать.

- Я знаю, - она снова высморкалась и взяла нас с Эшли за руки. – Девочки, я хочу, чтобы вы знали, как сильно я люблю вашего отца. Я постараюсь сделать его счастливым настолько, насколько это возможно, и я так рада, что мы станем семьей!

- Мы тоже очень рады за вас, - отозвалась Эшли за нас обеих, как она частенько делала, когда Лорна говорила что-то смущающее.

Счастливая невеста была близка к тому, чтобы снова разрыдаться, когда в комнату зашел мужчина в костюме и громким шепотом объявил:

- Десять минут! – затем он снова скрылся за дверью, словно тренер футбольной команды перед большим матчем.

- Десять минут, - Лорна повернулась к зеркалу и достала пудреницу. – Боже, это действительно происходит!

Эшли начала рыться в косметичке и достала оттуда помаду.

- Сделай вот так, - сказала она, вытягивая губы в трубочку. Я повторила за ней, и она нанесла мне немного помады, затем растерла ее пальцем. – Не совсем твой цвет, но лучше, чем ничего.

Я смирно стояла, пока она добавляла немного теней на мои веки и румяна на щеки, глядя на нее полузакрытыми глазами и изучая ее лицо. Это и была Эшли, которую я помнила с детства. Пять лет разницы тогда не казались нам большим разрывом, и мы охотно обменивались платьями для Барби, играя каждый день после школы и занимаясь сводничеством моего Кена и ее Скиппер. Эшли, которая красила мне ногти долгими летними вечерами, оставив дверь в кухню открытой и включив радио. Эшли, которая пришла ко мне в комнату после разрыва с Робертом Лозардом и сидела на моей кровати, плача, а я обнимала ее и укачивала. Эшли, вместе с которой я забиралась на чердак, пытаясь спрятаться от всего мира – и особенно от развода папы с мамой. Это и была Эшли, которую я любила, но потом появился Льюис, и она стала другой, словно эти пять лет разницы внезапно выросли стеной между нами.

- Ну вот, - она защелкнула коробочку с румянами. – Не плачь слишком много, и все будет отлично.

- Не буду, - сказала я. Затем покосилась на отражение Лорны в ее зеркале и зачем-то прибавила, - Я никогда не плачу на свадьбах.

- Ох, а вот я не такая, - вздохнула та. – В свадьбах есть что-то такое… Что-то прекрасное и грустное одновременно. Это чувство не описать словами. Я всегда превращаюсь в фонтан на свадьбах.

- Сегодня тебе лучше этого не делать, - предупредила визажист. – Если все это потечет, ты будешь выглядеть ужасно.

Дверь снова открылась, и на этот раз в комнату вошла девушка в точно таком же платье, как у нас с Эшли. В руках она несла коробку с цветами.

- Хелен! – воскликнула Лорна, и ее глаза подозрительно заблестели. Опять. – Ты выглядишь прелестно!

Хелен определенно была сестрой Лорны, подумала я, едва лишь увидев ее маленькие уши. Они обнялись, а затем Хелен повернулась к нам.

- Это, должно быть, Эшли и Хейвен. Лорна сказала, что ты высокая, - она улыбнулась и поцеловала меня в щеку, затем проделала то же самое с Эшли. – Мои поздравления и тебе! Когда большой день?

- Девятнадцатого августа, - отозвалась сестра. Интересно, сколько раз они с Льюисом уже сказали это?

- Боже, так скоро! Волнуешься?

- Не особенно, - пожала плечами Эшли. – Я вроде как просто готова пройти через это.

- Счастливица, - отозвалась Лорна, вставая и снимая защитную повязку, обернутую вокруг ее шеи. Она сделала глубокий вдох и сложила руки на талии. – Клянусь, я никогда еще так не нервничала, даже во время марафона студии! Как я выгляжу?

- Замечательно, - заверила ее Хейвен, и мы все покивали в знак согласия. В комнату заглянула еще одна женщина, постарше, и что-то сказала шепотом, так что я не расслышала, но все сразу же засуетились, крайне взволнованные.

- Ну хорошо, - Метео-зверушка высморкалась в последний раз, Эшли снова придирчиво взглянула на мое лицо, облизнула губы и сказала мне сделать тоже самое, а затем мы с сестрой, а за нами Лорна и Хелен, держащая шлейф ее платья, направились к выходу.

Мы репетировали наш выход весь прошлый вечер, но, когда на тебе надеты футболка и шорты, а все вокруг стоят в джинсах и без причесок, всё кажется куда проще. Сейчас же церковь была полна гостей, выглядящих так, словно они потратили целое состояние на свои наряды, и дорожка почему-то показалась мне длиннее на несколько миль. Едва нас заметили, среди собравшихся пролетел легкий шепоток, и я машинально взяла Эшли за руку.

Вчера вечером мне было сказано досчитать до семи после того, как выйдет сестра, так что на «восемь» я сделала первый шаг. Я чувствовала себя тем парнем, что ходит в цирке по канату, и зрители ловят каждое его движение. Никогда еще мне не было так страшно взглянуть хотя бы на папу, который, улыбаясь, стоял у алтаря рядом со своим лучшим другом Риком Бикманом.

Мой отец всегда производил на людей одинаковое впечатление. Хорошее. Замечательное. Он напоминал гномика из «Волшебника Страны Оз», который встретился Дороти, когда она приземлилась после той бури. Иногда папа даже начинал распевать глупую песенку из этого фильма и смешно раскачивался, вышагивая перед нами. Обычно он делал это, когда был пьян, или просто дурачился с друзьями. Я вдруг представила, как они с Риком сейчас начнут качаться в разные стороны и петь ту идиотскую песню.

Конечно же, этого не произошло бы, ведь это была свадьба – торжественное и серьезное мероприятие. Папа улыбнулся мне, когда я встала возле Эшли, а затем все посмотрели в ту сторону, откуда должна была выйти невеста.

Музыканты сделали паузу, достаточно длинную для того, чтобы быстро оглядеть всех присутствующих и проникнуться важностью момента. Среди собравшихся я узнала некоторых ведущих Канала 5, а Чарли Бейкер, любитель перекладывать бумаги с серьезным выражением лица, сегодня играл роль посаженного отца невесты и вел Лорну к алтарю.

В сегодняшней газете уже появилась большая статья о свадьбе ведущего спортивных новостей и метеоролога, где упоминался и Чарли Бейкер, «взявший мисс Лорну Куин под свою опеку, стоило ей появиться в студии». Мама молча оставила эту газету на кухонном столе, и я изучила статью, пытаясь представить, что читаю не о собственном отце, а просто каком-то незнакомом мне мужчине.

Когда Лорна и Чарли подошли достаточно близко, я увидела, что ее глаза сияют, а в уголках глаз водостойкая тушь все же сдала свои позиции и слегка потекла. Но это не делало невесту хуже, отнюдь. Лорна, кажется, стала еще прекраснее, и вот она поцеловала Хелен, Эшли, а затем и меня, ее фата слегка царапнула мою кожу, и я невольно отшатнулась. Чарли Бейкера же я впервые видела так близко и готова была поклясться, что он делал подтяжку лица – слишком уж неизменным оно оставалось из выпуска в выпуск в течение всех этих лет!

Священник прокашлялся. Чарли Бейкер отпустил руку Лорны, она шагнула к отцу – и все по-настоящему началось. Какая-то женщина в пурпурной шляпе в первом ряду начала всхлипывать, когда отец повторял клятву за священников. Когда начала говорить Лорна, Хелен тоже зашмыгала носом. Мне было скучно, и я украдкой разглядывала гостей и церковь, гадая, что бы подумала об этом моя мама. Об аккуратной церквушке, о длинной дороге к алтарю, обо всей этой помпезности и размахе. Мои родители отметили свадьбу в дискотечном зале отеля «Доминик» в Атлантик-Сити, а приглашены туда были лишь ее мать и его родители. Ну и, конечно, случайно оказавшиеся неподалеку в этот момент постояльцы отеля. Тихая свадьба, никаких особенных мероприятий – вот все, что им было нужно, хотя и мамина мама, моя бабушка, и родители отца были не в восторге от того, что все прошло более чем скромно. Однако на фотографии, где молодожены и их родители собрались вокруг стола с наполовину съеденным тортом, все они выглядят счастливыми, так что их свадьба все же удалась, пусть даже и напоминала скорее вечеринку.

Я размышляла об этом, глядя на папу и Лорну, слушая их клятвы. Эшли тоже начала плакать, и я вдруг подумала, что на свадьбах всегда так – что-то после них изменяется, чтобы уже никогда не стать прежним. И я снова вспомнила маму в ее маленьком саду, сидящую под жарким летним солнцем, воющую с сорняками, где-то там, вдали от церковных колоколов.

И мне на ум пришло еще одно лето, которое закончилось задолго до того, как отец поднял фату своей новой невесты и поцеловал ее.

Глава 2

Из всех парней Эшли по-настоящему запомнились мне лишь несколько. Во-первых, безусловно, Льюис – все-таки он, как-никак, был последним в длинном списке, заканчивающимся девятнадцатого августа. Во-вторых, Роберт Паркер, который погиб через два месяца после их разрыва, разбившись на мотоцикле. Ну а в-третьих, Самнер. Из всех них он был единственным, кто что-то значил для меня.

Эшли познакомилась с Самнером Ли в начале десятого класса, мне тогда было почти десять. Он был не таким, как другие: Эшли обычно встречалась с отутюженными ухоженными мальчиками, чаще всего спортсменами – футболисты, теннисисты, баскетболисты, ну и так далее. Эти ребята вышагивали возле моей сестры с гордостью на лице, словно Эшли была завоеванным ими трофеем. Они были вежливы с нашими родителями, безразличны ко мне, и выпивали все молоко у нас дома, когда приходили в гости. Для меня они все были на одно лицо, а их имена были, как на подбор, из трех букв: Биф, Тед, Мэл. Папа одобрял их, потому что спорт всегда был общей темой для разговоров, а мама лишь молча закатывала глаза, обнаруживая, что молоко вновь закончилось. Самнер появился в нашей жизни после неприятного разрыва Эшли с Томом Экером, нападающим футбольной команды, который слушался ее беспрекословно и жевал свой любимый табак, лишь когда она ему позволяла. Когда она сообщила, что они расстаются, Том и все его друзья сколачивали кислые мины, едва завидев сестру где-нибудь невдалеке.

А вот Самнер не был спортсменом. Он был высоким, худым и смуглым, с черными кудрявыми волосами и такими яркими синими глазами, что они казались почти нереальными. Он говорил с протяжным алабамским акцентом и носил галстуки и побитые конверсы. Самнер был одним из тех людей, с которыми вам захочется сидеть рядом весь день и болтать о том, о чем. Он был интересным и невероятно смешным, с ним невозможно было заскучать. Мама всегда говорила, что Самнер – не тот человек, с которым что-то происходит, он сам создает события вокруг себя. Пожалуй, это было правдой, и находиться рядом с ним было странно, захватывающе и просто потрясающе. Он всегда рассказывал что-нибудь интересное, или же что-нибудь интересное случалось с вами прямо на месте.

Как-то раз, когда они с Эшли только начали встречаться, мы поехали в торговый центр, где ему нужно было купить полочку для обуви, чтобы подарить отцу на День рождения. Шагая вдоль витрин в поисках нужной вещи, мы наткнулись на необычную сцену: на фуд-корте стояла камера – там снимали рекламу для одного из магазинчиков фаст-фуда, «Cheeseables». Насколько мне было известно, там продавали разные угощения из сыра, а еще неоправданно дорогой кофе. Смысл рекламы заключался в том, что первый попавшийся покупатель пробовал сыр, а затем на камеру говорил, какое прекрасное блюдо он только что отведал. Проблема была в том, что покупатели, вместо того, чтобы рассуждать о продукции компании, молча стояли, тупо пялясь в камеру. Ведущая вытягивала из толпы одного «актера» за другим, а продавщица подкладывала на тарелку новый и новый сыр.

- Итак, вам понравилось? – поинтересовалась ведущая. – Могли бы вы сказать, что это – лучший сыр, что вы когда-либо ели?

- Ну, он действительно неплох, - медленно сказал очередной парень. – Но, знаете, этот сыр не сравнится с тем, что я пробовал заграницей.

- Но он все-таки хорош, верно? – с нажимом переспросила ведущая, а оператор округлил глаза. – Возможно, лучший из всех?

- Хорош, - согласился парень. – Ну, то есть, мне понравилось, конечно, но…

- Просто скажи это, - тихо посоветовал оператор. – Скажи, что этот чертов сыр – лучшее, что ты когда-либо пробовал.

Парень задумчиво взял еще один ломтик сыра и с глубокомысленным выражением лица начал жевать. Судя по всему, сыр не был лучшим, что он когда-либо пробовал. Продавщица вздохнула, очевидно, уже отчаявшись, а ведущая, кажется, собиралась сказать что-то ядовитое, но тут вдруг возник Самнер.

- Это лучший сыр, который я когда-либо пробовал! – весело воскликнул он, и головы всех собравшихся повернулись к нам. Эшли залилась краской: она любила небольшую сумасшедшинку Самнера, но в то же время это ужасно смущало ее.

Ведущая вскинула брови, посмотрела на Самнера, а затем направилась к нам.

- Вы можете повторить это еще раз?

- Это лучший сыр, что я когда-либо ел! – повторил он тем же веселым голосом и для пущего эффекта добавил, - Клянусь вам.

Продавщица просияла. Ведущая обернулась к оператору, и тот подъехал ближе со своей камерой. Толпа расступилась, давая Самнеру место, и мы с Эшли осторожно отошли в сторонку.

- Поверить не могу! – пробормотала сестра.

Съемочная группа сосредоточилась на Самнере, который кивал и говорил все, как положено, выдерживая нужные паузы.

- Это лучший сыр, что я когда-либо пробовал! – как будто мы еще не поняли.

Затем Самнеру вручили тарелку с сыром, и он съел кусочек перед камерой, широко улыбаясь.

- Это лучший сыр, что я когда-либо пробовал!

Ведущая улыбнулась, оператор пожал Самнеру руку, продавщица что-то радостно щебетала, а все собравшиеся аплодировали – все, кроме Эшли, которая молча покачала головой. Самнеру были вручены три тарелки с нарезанным сыром в качестве награды, а какой-то маленький мальчик подошел к нему за автографом.

Потом мы все-таки пошли за обувной полочкой, но настроение уже стало каким-то другим, мы словно гордились тем, что возле нас шел парень, который только что снимался в рекламе и раздавал автографы.

А через несколько дней во время рекламной паузы мы увидели на экране знакомое лицо с широкой улыбкой – и вот так Самнер стал знаменитым на весь городок «сырным парнем». Его узнавали на улице, а маленькие дети безо всякого стеснения кричали: «Это ведь ты был в телевизоре?!». Однако на Самнера вся эта шумиха никак не повлияла, он нисколько не зазнался и охотно шутил с нами и Эшли насчет своей популярности.

Самым лучшим временем, проведенным с Самнером, стало лето после моего пятого класса, когда мы поехали в Вирджинию, на море. Папа легко достал путевки на целую неделю для нас и Самнера, мама позволила ему вести машину, ну а мы с Эшли были просто счастливы. Самнер даже взял отпуск на работе ради такого случая – тем летом он работал продавцом в обувном магазине. К нему приходили пожилые леди, а уходили всегда обязательно с покупками – и совершенно очарованные его обаянием и чувством юмора. А год назад Самнер работал в отделе связи, продавая аккумуляторы для телефонов, что тоже шло успешно. Ему нравилось каждое лето пробовать себя на новой работе, просто чтобы посмотреть – а как там? В том обувном магазине Самнер легко стал Продавцом месяца в июне, а потом в июле. И в августе. Единственным минусом по его мнению было то, что его дресс-код включал в себя галстук, но и здесь он нашел выход. Самнер наряжался в галстуки совершенно невообразимых цветов, а Эшли это нравилось – и вскоре галстуки диких расцветок стали такой же неотъемлемой частью его образа, как улыбка и интересные истории. Что касается меня, то я и сейчас помнила, какой галстук он нацепил, когда мы сели в машину, чтобы ехать на море. Я вообще прекрасно помнила каждый момент того лета, когда в нашей семье все еще было хорошо.

В тот день галстук был желтым, с большими зелеными кляксами, издалека похожими на брокколи. В машину Самнер сел прямо в своей рабочей униформе, мы с Эшли уже были внутри, жевали жвачку и ждали его. Сестра поцеловала его, едва он опустился на сиденье, а потом потянула его за галстук, ослабляя узел.

Обычно Эшли не любила, если я болталась где-то поблизости, когда она встречалась со своим бойфрендом, но с Самнером все было иначе. Рядом с ним сестра становилась другой, много смеялась, и ее радовало даже то, что обычно раздражало – например, я. Когда Самнер был с ней, Эшли относилась ко мне дружелюбнее, и между нами исчезала эта пропасть в пять лет, возникшая, когда сестра перешла в старшую школу и стала захлопывать двери перед моим носом. Забавно – но в следующие несколько лет, когда что-то шло вон из рук плохо, я мысленно возвращалась в тот день в машине Самнера, когда все было так хорошо.

Фольксваген Самнера был стареньким, синяя краска на нем местами облезла, а мотор заводился с ужасным рыком, сопровождающим едущих всю дорогу. Этот рокот был слышен еще до того, как Самнер подъезжал к нашему дому, так что я уже начинала кричать Эшли, что за ней приехал ее парень, и к тому моменту, как он останавливался у нашей подъездной дорожки, сестра готова была выходить. Самнер давно уже махнул рукой на звук, издаваемый машиной, и только посмеивался, называя этот рев своим личным саундтреком.

Поездка к морю занимала примерно четыре часа. В этой машине, с ее рокотом и включенным радио, было невозможно расслышать, что говорят на переднем сиденье, если ты сидишь на заднем. Поэтому я просто откинулась на спинку и смотрела в окно на проплывающие над нами облака и солнце, любуясь медленно опускающимся закатом. Когда мы свернули на дорогу, которая должна была привести нас к пляжу, Самнер переключил станцию и попал точно на какую-то танцевальную музыку. Мы все стали подпевать хором, вставляя свои собственные варианты слов, поскольку не знали правильных. В окна врывался теплый летний ветерок, где-то вдалеке догорали последние лучи солнца, моя сестра смеялась на переднем сиденье, а на небе уже зажигались первые звезды. Все было просто идеальным, как будто в этот момент ты получил все, о чем только мог мечтать.

В пляжном коттедже мы с Эшли поселились в одной комнате, родители – в другой, а Самнеру был отведен диванчик в гостиной, который мама сама разбирала для него. Диван стоял как раз с противоположной стороны от кровати Эшли, и они перестукивались каждый вечер через стену. Самнер был уверен, что может придумать собственный шифр, но Эшли стучала в стену, как придется, а в ответ на «зашифрованное сообщение» Самнера открывала дверь в гостиную и громким шепотом спрашивала: «Что ты сказал?». Он переводил, и они хихикали. Эшли никогда не смеялась так много, как тем летом с Самнером. Моя сестра всегда была тихой и вежливой, взрывы хохота совершенно не вписывались в ее стиль поведения, но, как я уже говорила, Самнер менял все. С ним она становилась веселой и бесшабашной, встряхивала волосами и широко улыбалась, была дружелюбной и солнечной, как само лето.

Когда я вспоминаю о той неделе, проведенной на пляже в Вирджинии, я легко могу описать каждую деталь, от купальника, который надевала каждый день, до запаха чистых простыней на моей кровати. Я помню мамино лицо, усыпанное веснушками, папу, который обнимал ее за талию и целовал в щеку. Я помню, как собирала ракушки, и как по ночам шум прибоя за окном пел мне свою колыбельную. Я помню каждую из прогулок, на которые мы выбирались вечерами и кидали друг другу дешевый диск фрисби, пока не стемнеет настолько, что ты перестаешь вообще что-либо видеть. Эту неделю я помню, как ничто другое.

Когда отдых закончился, мы с родителями уехали домой, оставив Самнера и Эшли еще на один день на море. В моей обуви был песок с пляжа, а в косметичке лежали ракушки, и я в любой момент могла сжать их в ладонях и представить, что я все еще там, в Вирджинии. Но звук газонокосилки мистера Хэвлока, нашего соседа, напомнил мне, что все закончилось, и я уже дома. Здесь был какой-то другой мир, и в первую ночь после приезда я долго не могла заснуть, сидя на своей кровати и думая об океане и бесконечно высоком небе.

***

На свадебном приеме гости ходили туда-сюда с бокалами шампанского в руках, группа играла какую-то веселую музыку, а я искала отца. Спустя десять миллионов лет я, наконец, обнаружила его в толпе людей, смеющихся и поздравляющих счастливого жениха. Он заметил меня, стоящую в стороне, и потянул к себе, обнимая на глазах у всех своих гостей. Я почувствовала привычную неловкость, когда, встав возле отца, оказалась выше, чем он. Знаете, это как-то странно – смотреть сверху вниз на своих родителей.

- Хейвен, - он потрепал меня по щеке, - милая, тебе здесь нравится? Хочешь чего-нибудь поесть?

- Нет, спасибо, - я вежливо покачала головой. Мимо нас прошла еще одна группа с «наилучшими пожеланиями», и, даже не остановившись, прокричала, как все они рады за папу и Лорну. – Я рада, что ты счастлив, папочка. – Наверное, сказать это было правильно в тот момент.

- Спасибо, моя хорошая. Она – это просто что-то, правда?

Конечно же, он смотрел на Лорну в другом конце зала, тоже окруженную толпой подружек и показывающую им кольцо. Поймав наши взгляды, она помахала мне и послала воздушный поцелуй папе, а он в ответ (стыдно сказать!) притворился, что ловит его.

- Да, она милая, - согласилась я, махнув Лорне в ответ.

- Для меня действительно важно, чтобы вы, девочки, не были слишком уж против всего этого, - серьезно сказал папа. – Я понимаю, последние полтора года были непростыми для вас, но сейчас все, кажется, наладилось, и вещи идут своим чередом. Вашей маме тоже этого хотелось бы.

У меня в животе что-то оборвалось. Мне не хотелось вспоминать сейчас о маме. Не поймите неправильно, но свадьба отца и его вступление в новую жизнь не казались мне правильным временем для рассуждений о том, чего хотела бы мама.

Пока я пыталась придумать ответ, к нам подошли Эшли с Льюисом.

- Папочка, я так счастлива, - сказала сестра, отпуская жениха и прижимаясь к папе. Ее глаза были слегка покрасневшими и опухшими – после клятв, сказанных отцом и Лорной у алтаря, Эшли и Льюису пришлось прогуляться несколько раз вокруг церкви, чтобы сестра успокоилась и перестала плакать. От счастья ли – мне оставалось лишь гадать. Теперь, перестав, наконец, беспрестанно вытирать глаза, Эшли обнимала папу, а Льюис оглядывал комнату, явно не зная, куда себя деть.

- Спасибо, милая, - папа поцеловал ее в макушку и посмотрел на будущего зятя поверх ее головы. – Скоро и ты к нам присоединишься, а, Льюис? Через месяц – или около того, верно?

- Двадцать девять дней, - вежливо поправил Льюис.

- Мы рады, что ты вступаешь в нашу семью, - сказал папа слегка заплетающимся языком. Можно подумать, наша семья была каким-то привилегированным обществом, и стать его членом было бы честью для любого. Наверное, Эшли тоже почувствовала, что эта фраза звучит как-то странно, потому что она вопросительно посмотрела на папу снизу вверх подозрительно блестящими (опять) глазами.

Весь праздник я слушала комментарии о том, какая же я высокая. Все говорили это – а потом спохватывались и пытались убедить меня, что это замечательно. Ну конечно же, кто не мечтает быть гигантом в пятнадцать! Я сутулилась и съеживалась, но Эшли (а обычно это была мама), без конца тыкала меня пальцем в спину, заставляя выпрямиться. Господи, мне всего-то хотелось сжаться в комочек и закатиться под один из столов, просидев там до конца свадьбы – разве я прошу так много?..

Через четыре часа, несколько тарелок еды и пару коротких разговоров с незнакомыми людьми о том, о сем, мы поехали домой. Эшли выпила достаточно, чтобы не быть в состоянии вести машину, поэтому нас вез домой Льюис, оставив ее машину на парковке, чтобы забрать ее завтра. Сестра разговаривала слишком громко и беспрестанно целовала его, а я смирно сидела на заднем сиденье, думая о том, как быстро проходит лето. Вроде всего ничего – а вот уже через месяц меня ждет возвращение в школу, новые ручки и тетради, а Эшли уедет из нашего дома, и комната напротив моей опустеет. Они с Льюисом собирались поселиться в Рок Ридже, где уже купили двухкомнатую квартиру. На полу они уже положили ковер персикового цвета, а неподалеку от их дома был общественный бассейн, куда они могли ходить по бессрочному абонементу. У Эшли уже даже была пачка визиток с новым адресом: «Миссис Эшли Уоршер, 5 «А», Рок Ридж». Моя сестра была готова стать кем-то другим. Она забирала из дома все свои истории, свою татуировку и все свои драмы в новое место, оставляя нам лишь воспоминания о себе – и свою пустую комнату.

Когда мы добрались до дома, мама все еще была в саду. Уже стемнело, но я могла различить ее силуэт в свете фонарей на подъездной дорожке, когда она окапывала розовые кусты. Она посадила их еще до ухода отца, так что сейчас они уже успели разрастись и стать по-настоящему прекрасными. А после того, как папа ушел, мама всерьез занялась садоводством – и теперь у нас росли герань и циннии, за которыми она ухаживала, словно они были третьим ее ребенком.

После развода мама изменилась. И дело было даже не в психологической группе, не в Барри Манилоу (кстати, я никогда не понимала, что она нашла в этом певце), а в Лидии Котрелл.

Лидия была нашей соседкой из дома напротив, она тоже была в разводе, и переехала в этот район в тот же самый день, когда уехал отец. Уже через две недели они стали общаться, обмениваться книгами – и мама увлеклась садоводством, постепенно отходя от удара, нанесенного всем нам отцом. Она купила рассаду и садовый инвентарь и начала проводить все больше времени на заднем дворике в окружении лопаток, грабель и пакетов с семенами – циннии, герань, розы, многолетние и однолетние растения… Я совершенно не разбиралась во всем этом, но была без ума от названий: гладиолус, хризантема, астра – все они звучали, как имена обитателей разных необычных мест.

На следующее лето у мамы уже был лучший сад во всей округе, некоторые соседи даже останавливались и нашей подъездной дорожки, любуясь на клумбы – яркие, изящные и невероятные одновременно. На нашем кухонном столе теперь постоянно стоял большой букет, а запах свежих цветов наполнял весь дом вплоть до октября. А что касается меня – мне нравилось видеть маму, поглощенную чем-то. С этими цветами она словно оживала, и я была рада, что все произошедшее не разбило ее. Ну, или разбило не настолько сильно.

- Ну, как все прошло? – она улыбнулась, встречая нас. Я протянула ей букет невесты, который специально привезла домой для нее. Мама внимательно изучила цветы. – Как красиво! Знаешь, как они называются? Синюхи голубые. Надо же, я никогда раньше не видела их в букетах. Может, стоит посадить несколько в следующем году, как ты считаешь? – она вытерла руки о рабочий фартук и перехватила букет поудобнее.

- Прошло нормально, - отозвалась я, - и еда была вкусная.

- Как и всегда на свадьбах, - усмехнулась мама, затем протянула мне несколько лепестков.

- Что это?

- Лепестки лимона, - она растерла один в пальцах и поднесла руку к лицу. – Мне так нравится их запах!

Позади послышался смех Эшли, затем голос Льюиса, что-то успокаивающе говорящий ей.

- Эшли напилась, мам, - сказала я, но мама только улыбнулась в ответ. – Миллион бокалов вина – или что-то вроде этого.

- Ничего страшного, - мягко отозвалась она. – У каждого свои способы пройти через что-то.

У меня было, что ответить на это – сарказм, грубость, насмешка, но взглянув на мамино лицо, я промолчала. В конце концов, и она тоже использовала свой способ – садоводство.

Мама прошла в дом и включила воду, чтобы вымыть руки. Издалека, в неярком кухонном свете, она выглядела почти как Эшли: длинные волосы плавно стекали по спине, маленькие аккуратные ножки выглядели изящными даже в старых разбитых кроссовках, которые она надевала для работы в саду, а потертые старые джинсы ничуть не портили ее миниатюрную фигуру. Глядя на нее и гадая, как она чувствовала себя на протяжении всего этого дня, я машинально растерла в пальцах лепестки лимона и тоже поднесла руку к лицу, вдыхая приятный терпковатый запах.

Глава 3

Следующим утром я проснулась с каким-то свадебным кризисом на душе. В июле все это казалось таким далеким, но время летело невероятно быстро – и вот уже одна свадьба позади, а впереди нас ждет еще одна.

Мне не хотелось вставать, так что в восемь утра я все еще валялась в своей кровати, глядя в потолок. Снизу донесся стук в дверь, а затем послышались громкий веселый голос Лидии Котрелл и мягкий, спокойный – мамин. Они прошли на кухню, и я прислушивалась к звону вилок и шуму кофемашины. Они обсуждали списки приглашенных и какие-то детали по оформлению: Лидия была неофициальным организатором свадьбы Эшли. Она арендовала зал, сделала заявку в церкви, выбирала цветы и прочее, прочее, прочее. По ее голосу всегда можно было понять, как идет подготовка – и сегодня мне стало ясно, что возникли какие-то проблемы.

Кэрол Клиффордсон, наша кузина, однажды приехала к нам на летние каникулы – и тогда они с Эшли стали неразлучны. Всё лето эти две двенадцатилетние тогда подружки сводили всю нашу семью с ума, потом Кэрол вернулась в Акрон, штат Охио, и мы больше ее не видели, лишь получали открытки по праздникам. Когда Эшли предложила ей быть подружкой невесты на свадьбе, она была твердо уверена, что Кэрол не подведет ее, хоть они и не виделись уже несколько лет. Кузина приняла приглашение… И начала создавать кучу проблем.

Сперва ей не понравилось платье, вырез которого был, по ее мнению, чересчур низким. Она стеснялась своей груди и названивала Эшли с просьбами разрешить ей надеть что-нибудь другое. Лидия Котрелл, мама и Эшли устраивали настоящие собрания после этих пятиминутных звонков и обсуждали все возможные варианты. Но стоило им принять решение, как Кэрол звонила снова и на этот раз сообщала, что никак не сможет присутствовать на свадьбе, потому что семья ее собственного жениха как раз приезжает в город на этих выходных, и они пригласили ее на торжественный ужин. Таким образом, выходило, что нужно срочно искать новую подружку невесты. Потом Кэрол опять объявлялась, радостно щебеча в трубку, что нет-нет, она обязательно приедет к Эшли. Сложите все это – платье, бесконечные «я могу» и «я не могу» - и вы получите раздражение, растущее на лицах Эшли и мамы, стоило им услышать голос Кэрол. Что уж тут говорить о Лидии Котрелл, которая уже несколько раз вслух интересовалась, чем эта взбалмошная девица так приглянулась Эшли. Наконец, было решено, что Кэрол приедет на свадьбу вместе со своим женихом, а потом они тихонько, чтобы успеть на семейную встречу.

Но теперь возникла новая трудность. Этим утром Кэрол снова позвонила и, истерически рыдая, сказала, что ее нареченный отказался ехать на свадьбу к кому-то, с кем он незнаком, и не хотел бы, чтобы она заставляла ждать всю его семью. Трубку взяла мама, она выслушала стенания девушки и пообещала, что Эшли перезвонит ей. Затем, когда пришла Лидия, мама сообщила ей о произошедшем, и теперь они обе сидели на кухне и ждали Эшли.

Я услышала шаги сестры, звук открывающейся двери – и их голоса, внезапно замолкнувшие.

- Доброе утро, - неуверенно проговорила Эшли. – Что случилось?

- Милая, - осторожно предложила мама, - может, сперва поешь чего-нибудь?

- Да, это бы не помешало, - согласилась Лидия.

Естественно, Эшли послушалась. Тостер зажужжал, но я так и не услышала, чтобы кто-то открыл его. Вместо этого донесся звук притягиваемого по полу стула.

- Скажите.

- Ну, - начала мама. – Сегодня утром звонила Кэрол.

- Кэрол, - повторила Эшли.

- Да, - подтвердила Лидия.

- И она была очень расстроена, потому что поссорилась со своим женихом, и… - пауза, затем мама произнесла на одном дыхании, - не сможет приехать на свадьбу.

Повисло молчание. Все, что я слышала – как кто-то размешивает кофе ложечкой. Динь, динь, динь. Наконец, Эшли произнесла:

- Ладно. Хорошо. Наверное, этого и нужно было ожидать.

- Ммм, понимаешь, милая, - начала мама, - я не уверена, что она понимает, какие проблемы создает этим. Я сказала, что ты перезвонишь ей…

- Черта с два! – взорвалась Эшли. – Это – самая эгоистичная и подлая вещь, которую она могла сделать! Клянусь, не живи она в Охио, я бы уже пришла к ней домой и ударила бы по лицу.

- Боже мой, - нервно рассмеялась Лидия.

- Я серьезно. С меня довольно, - рявкнула сестра. - Я долго все это терпела, хватит! Никто не может сделать даже самой простой вещи, о которой я прошу, такими темпами какая-нибудь катастрофа может случиться и прямо на свадьбе, и все это будет ее вина. Да пошла она вместе с этим платьем и своим женихом! Что она о себе возомнила, что звонит сюда и дергает нас всех? Чертова идиотка!

- Теперь ты понимаешь, что пригласить ее в подружки невесты было плохой идеей? – поинтересовалась Лидия.

- Я ненавижу ее. Я ненавижу все это! – раздался грохот, словно что-то упало на пол. – И она мне не нужна. Мне вообще никто не нужен, кроме Льюиса. Мы просто сбежим – и все будет превосходно!

- Милая, - позвала мама, пытаясь оставаться спокойной, но даже в ее голосе были слышны недовольные нотки. – Эшли, пожалуйста, успокойся. Мы разберемся с этим.

- Знаешь что? – крикнула сестра, - Отмени свадьбу. Я не собираюсь трепать себе нервы всем этим. Всё, я звоню Льюису, и мы уезжаем. Сегодня же. Богом клянусь!

- Ох, не будь глупой.

М-да, Лидия Котрелл определенно не знала Эшли так же хорошо, как мы с мамой, а потому не знала, в какие моменты рот лучше держать на замке.

- Вы не можете просто взять и уехать. Приглашения уже разосланы, будет большой скандал.

- Да пошло всё…!

Как я уже говорила, с Льюисом Эшли сильно изменилась, и я уже очень давно не слышала непечатных выражений, слетающих с ее губ. На мгновение вдруг снова появилась старая Эшли, которую я так хорошо помнила.

- Эшли, - быстро сказала мама, - пожалуйста…

- Я просто не могу так больше! – теперь голос сестры стал тонким и дрожащим. – Я так устала от всех этих дурацких деталей и мелочей. Почему никто не может понять, что иногда можно было бы оставить меня в покое? Это моя собственная свадьба, и меня бесит, что вокруг вертится куча народу, и каждый лезет со своими советами! Я так больше не могу!

Она расплакалась, все еще продолжая что-то говорить, но слов было уже не разобрать.

- Детка, - говорила мама, - Эшли, девочка моя…

- Просто оставьте меня в покое! – стул отлетел в сторону и приземлился на пол, и внизу повисло молчание, как будто все вдруг куда-то ушли. Через несколько секунд входная дверь хлопнула, и я подошла к окну. Эшли, все еще в пижаме, стояла перед входом, скрестив руки на груди. Она выглядела такой маленькой и одинокой, что мне захотелось постучать в стекло и привлечь ее внимание. Затем я поразмыслила над этим получше и пошла в ванную – умываться и чистить зубы под аккомпанемент голосов Лидии и мамы и звона их чайных ложечек.

***

Дождавшись, когда отгремит последняя гроза гнева на сегодняшнее утро, я спустилась на кухню и на ходу взяла печенье с тарелки, направляясь к выходу. Я шла на работу: сегодня, в воскресенье, детский обувной магазин «Little Feet» в местном торговом центре ждал меня с часу до шести.

Вполне вероятно, что эта работа была худшей на свете, потому что там ты проводишь весь день, снимая ботинки с неряшливых маленьких детей, и это я еще не говорю о необходимости прикасаться к их ногам. Но все же это какие-никакие, а деньги, да и без опыта работы вариантов может быть не так уж и много. Я работала в «Little Feet» с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать в ноябре, и продвинулась до должности ассистента продавца. Это одна из тех должностей, названия которых звучат так, словно ты что-то решаешь – на самом же деле, нет.

За первую неделю работы я прошла некий курс обучения, то есть мне выдали стопку аудиокассет и брошюру-подсказку, где были записаны стандартные ответы на часто задаваемые вопросы. Брошюра была разделена на главы под названиями: «Ваш размер?», «Метод «Little Feet», «Шнурки и подошвы», «Привет, обувь для малыша!» и, наконец «Носки и аксессуары – кое что-то необычное». Наш менеджер, Барт Искер, был старше моего дедушки, одевался в старомодные деловые костюмы и держал на своем столе календарик с цитатами из Библии. Он выглядел очень хрупким, а еще был обладателем невероятно плохого запаха изо рта, так что дети его боялись. Но лично ко мне он относился сносно. По большей части он наблюдал за работой продавцов и никогда не бегал с коробками по магазину сам. Мне было его немного жаль: он всю жизнь проработал в «Little Feet», поднявшись от ассистента продавца до менеджера, но так почему-то и не сменив место работы.

Торговый центр был всего в нескольких кварталах от нашего дома, так что я спокойно шла пешком, поедая свое печенье. Подойдя к главному входу, я остановилась, чтобы достать из сумки фирменную футболку с бейджиком и натянуть ее поверх топа. По воскресеньям я работала Марлен, невысокой пухленькой девушкой, которая училась в колледже и ненавидела Барта Искера за

а) старость

b) ворчание по поводу того, что она продала недостаточно носков

В «Little Feet» носки были отдельной историей. Магазин заключил договор с какой-то фабрикой, и теперь мы должны были продавать определенное количество этих дурацких носков за месяц. Но впарить носки кому-то, кто не хочет их покупать – дело довольно-таки сложное, и Марлен сдавалась после первого же вежливого «Нет, спасибо», за что Барт потом ругал ее. Не знаю, чего он ожидал от нас, но в дни больших распродаж он стоял за нашими спинами и шипел: «Продавайте носки!». Мы пытались – но вот только эти треклятые носки были неоправданно дорогими, так что лично я не могла винить посетителей за то, что они не горели желанием их покупать.

Когда я вошла, Марлен уже сидела за прилавком с пончиком в руке. Магазин был пуст, как и всегда по воскресеньям. В выходные торговый центр вообще пустовал, если не считать стаек подростков, которые собирались на фуд-корте или в «Йогуртовом рае».

Мы с Марлен сидели, читая принесенный ею журнал, когда пришли первые посетители. По безразличному выражению лица напарницы я поняла, что сегодня, как обычно, моя очередь обслуживать покупателей.

- Здравствуйте, чем могу вам помочь? – произнесла я своим голосом продавца, улыбнувшись фирменной улыбкой. Женщина посмотрела на меня, ее муж с отсутствующим видом разглядывал полки, а их маленький сын плюхнулся на пуфик и вопросительно уставился на маму.

- Мы ищем кроссовки, что-нибудь вроде этих, - отец подошел ко мне, держа в руке кроссовок из пары «Бенджамин». Да-да, в этом магазинчике каждая пара обуви носила имя. Такая вот фирменная штучка. – Но тридцать пять долларов – дороговато за пару, не находите? Нет ли чего-то подешевле?

- Если только это, – я протянула ему модель «Рассел», которая была дешевле из-за отвратительной расцветки: желто-розовые полосы, вы можете себе такое представить? Эта коллекция никогда не продавалась хорошо.

Отец взял у меня кроссовки и внимательно разглядел их.

- Мы примеряем это. Но я не уверен, что знаю, какой точно нужен размер…

Я кивнула, взяла рулетку и присела перед мальчиком, помогая ему снять ботинки. Под ними обнаружились грязные носки, на правой ноге еще и с дырой. Мать смутилась, заметив это.

- Ох, дорогая, простите за это.

- Ерунда, - улыбнулась я. – Это постоянно случается.

Мальчик протянул ногу, и я измерила ее.

- Шестой размер.

- Шестой? – воскликнула его мама. – Серьезно? Господи, а ведь всего пару месяцев назад было пять с половиной.

Я никогда не знала, что отвечать на это, поэтому просто вежливо улыбнулась и отправилась за парой уродливых кроссовок нужного размера. Марлен все еще сидела на своем месте, перелистывая журнал и слизывая с пальцев остатки сахарной пудры от пончика.

Когда я вернулась и снова присела перед мальчиком, на этот раз зашнуровывая на нем ботинки, он долго изучал меня, а затем глубокомысленно заявил:

- Ты высокая.

- Дэвид! – быстро одернула его мать. – Это невежливо.

- Все нормально, - успокоила я ее. Дети до смерти честны, говорят абсолютно все, что думают, и избежать этого невозможно.

Когда со шнурками было закончено, мы все наблюдали, как Дэвид прохаживается по магазину в этих жутких кроссовках желто-розового цвета, после чего было решено, что они идеально подходят, и родители сказали, что берут их. Я упаковала ботинки в коробку и положила в фирменный пакет, а потом протянула Дэвиду воздушный шарик. «Little Feet», полный всяческих уловок для привлечения клиентов, не был готов раскошелиться на гелиевые шары, так что покупателям вручались собачки или лисички, которые мы скручивали из длинных продолговатых шаров у них на глазах. Шары надувались тоже прямо перед покупателями, с помощью велосипедного насоса, а все остальное время они печально лежали рядом в пластиковой коробочке, стоящей у кассы.

Я сказала Марлен, что возьму перерыв, и спустилась в «Йогуртовый рай» за колой. Торговый центр все еще был практически пуст, и я помахала охраннику. Он стоял у магазинчика, где продавались искусственные цветы, и заигрывал с продавщицей. Она откидывала волосы назад заученным движением и долго смеялась над каждой его шуткой. Взяв колу, я пошла в холл торгового центра, и стала наблюдать за царившим там оживлением. Там установили сцену, и несколько людей бегали туда-сюда с декорациями, а какая-то женщина кричала что-то в микрофон, но никто ее не слушал. Сев на скамейке, я стала разглядывать всех этих людей.

Чуть поодаль от меня висел транспарант, гласящий, что сегодня здесь пройдет «Показ Lakeview Models: Потрясающее впечатление!». Нарисованная на нем девушка в шляпе стояла вполоборота и загадочно улыбалась.

Все в нашем городке знали об агентстве «Lakeview Models», ну или знали о звезде агентства – Гвендолин Роджерс. Она родилась и выросла здесь, в Лейквью, жила на улице МакКоул и чуть раньше ходила в старшую школу Newport, как и я сейчас. Она была одной из первых девушек, с которых и началась история агентства, и участвовала в каждом показе. В Лейкьвю Гвендолин была кем-то вроде знаменитости, потому что ее уже приглашали на показы в Милан, Нью-Йорк и Лос-Анджелес, ну, знаете, туда, где собираются все эти красивые девушки. Она была на обложке Vogue и участвовала в программе «Good morning America». Мы все смотрели этот выпуск и любовались ее идеально уложенными волосами, сияющей кожей и безупречной формы губами.

Мама говорила, что успех Гвендолин вскружил Роджерсам голову, потому что сейчас они едва здоровались с соседями, выстроили огромный бассейн на своем заднем дворе и никого туда не приглашали. «В живую» же я видела Гвендолин всего однажды, когда мне было восемь или девять. Мы с Эшли направлялись в торговый центр, и увидели ее: Гвендолин сидела в шезлонге перед своим домом, читала журнал, а рядом бегала собачка. Даже сидя она казалась очень высокой в своей простой белой футболке и коротких шортах, я даже подумала, что она ненастоящая.

- Вон она! – шепнула мне Эшли, и, когда я повернулась, Гвендолин вдруг подняла голову и посмотрела на нас. Ее голова медленно повернулась на длинной тонкой шее, и девушка почему-то напомнила мне марионетку. В тот день я даже не подозревала, что у меня когда-нибудь будет что-то общее с Гвендолин Роджерс кроме соседства и города, в котором мы обе выросли. В конце концов, тогда я еще была маленькой, и рост мой был нормальным, так что я стояла, откровенно пялясь на нее. Гвендолин махнула нам рукой, как будто мы были давно знакомы, а затем подозвала собачку. Ее пес был низеньким и толстым, а его лапы напоминали шарики из «Little Feet».

Именно из-за Гвендолин все знали о показах Lakeview Models. Она говорила о нем в интервью, когда ее спрашивали, где она начинала. Тогда она рассказывала обо всем подробно и говорила, что никогда не забывала родной город и совсем скоро вернутся туда, чтобы выступить самой, а потом помогать судить конкурсы, по которым набирались модели. Наверное, каждая девушка в городе пыталась хоть раз принять в них участие, даже моя сестра Эшли, которая оказалась слишком низкой, чтобы пройти хотя бы первый раунд. Последний конкурс прошел несколько недель назад, и мы с Кейси Мелвин, моей лучшей подругой, тоже зарегистрировались, раз уже стали достаточно взрослыми. Вернее, это она нас зарегистрировала – лично я готова была убить ее, обнаружив в почтовом ящике розовую открытку с логотипом «Lakeview Models». Кейси сказала, что у меня есть отличные шансы благодаря росту, который «важен на 90%». Но одна лишь мысль о том, чтобы ходить по подиуму перед всеми этими людьми, собравшимися посмотреть на тебя, меня пугала. Слишком уж я не любила свои длинные костлявые ноги и тонкие руки – так что работа модели была для меня ночным кошмаром. Можно подумать, рост – это все, что нужно, чтобы стать Синди Кроуфорд, или Элль Макферсон, или хотя бы Гвендолин Роджерс. Не знаю, где Кейси раздобыла эту свою статистику, вероятно, где-нибудь в «Teen Magazine» или «Seventeen», которые она постоянно цитировала, как Библию. Модельное агентство не представляло для меня никакого интереса, так что, когда Кейси пошла на конкурс и была отсеяна в первом же раунде, я осталась дома.

Эшли тоже пошла на тот конкурс, потому что все работницы магазина «Vive» должны были помогать с макияжем и предлагать пробники своей продукции. Потом сестра рассказывала, что макияж был просто ужасен – помады и теней было чересчур много, а тональный крем больше напоминал штукатурку при ближайшем рассмотрении.

Но местная газета закрыла на это глаза, и описала лишь «плачущих, смеющихся, наслаждающихся и расстроенных конкурсанток», ни словом не обмолвившись о том, что многие девушки были отправлены домой лишь за то, что выглядели нормально и не были Гвендолин Роджерс. Эшли только хмыкала, когда я читала ей заметку, и говорила, что отобранные девушки были больше похожи на суповой набор. На дико улыбающийся суповой набор.

Сегодня же, в преддверии очередного показа, торговый центр наполнился шумом и представителями агентства. Женщина в пурпурном жакете, кажется, какая-то начальница, державшая микрофон, кричала, чтобы все замолчали. Модели стояли везде – около скамеек, возле сцены, у магазинчиков – и выглядели очень деловито. На всех них были одинаковые красные футболки с логотипом агентства и черные шорты, а туфли были на высоком каблуке, и цоканье слышалось буквально непрерывно. Одна из девушек, брюнетка с закрученными в греческий узел волосами, оглядела меня, а затем что-то сказала девушке, стоявшей рядом, и я тоже посмотрела в мою сторону. Я почувствовала себя некомфортно под этим вниманием, словно среди моделей с их прическами и макияжем я была каким-то гоблином.

- Девочки, девочки, слушайте меня! – женщина в жакете хлопнула в ладоши, призывая к тишине. – До большого шоу остается всего три недели, так что мы должны работать, работать и еще раз работать. И вы все хорошо знаете, что являетесь лицом города и запомнитесь всем, кто придет на показ.

Это утихомирило всех, кроме парня, который устанавливал колонки на сцене. Он лишь закатил глаза и потащил еще один динамик через сцену.

- Сейчас, - продолжала женщина, - мы повторим то, в чем упражнялись на прошлой неделе: вы выходите, идете по подиуму, затем пауза, потом разворачиваетесь и идете назад тем же путем. И помните про ритм: раз, два, три!

Она подняла руку и демонстративно стала разгибать пальцы. Одна из девушек повторила это движение за ней, как бы показывая, что все поняла. Я встала и бросила пустую баночку из-под колы в урну.

- Хорошо, а теперь выстраиваемся в линию и повторяем все это, - мелкими шажками (высокие каблуки, очевидно, мешали) женщина забралась на сцену, и модели, стуча каблуками, последовали за ней. Их голоса и прически слились для меня в одно большое облако цветов и звуков, когда модели выстроились в ряд прямо передо мной. Я вновь почувствовала себя костлявой и жалкой на их фоне, и мне захотелось спрятаться в ту же урну, куда я отправила свою банку от колы.

Заиграла музыка, и девушки начали выходить на подиум одна за другой, все в красных футболках и черных шортах, все с идеальной кожей и безупречными фигурами. Я развернулась и пошла в направлении своего магазинчика, а в спину мне доносился ритм: раз, два, три!

Глава 4

Лидия Котрелл буквально изменила мамину жизнь. Ее загар, залаченные волосы и огромное количество подобранных комплектов цветных футболок и шлепанцев были чем-то из другого мира. Появившись на пороге нашего дома в тот день, когда папа уехал, Лидия помогла маме найти свой путь.

Как и наша мама, она жила без мужа, будучи вдовой. Похоже, это случалось со многими женщинами во Флориде. Ее муж занимался бизнесом, связанным с производством и продажами пластиковой посуды, так что их дом был наполнен яркими пластиковыми стаканчиками, вазочками, тарелочками и бог знает, чем еще. Вообще весь дом Лидии был очень ярким: лимонно-желтый диван, ярко-розовая кушетка, легкие бирюзовые стулья.

Когда Лидия пригласила маму в гости, мама собрала для нее большой букет из роз и цинний и торжественно пересекла с ним дорогу. Они провели вместе часа три, по большей части Лидия рассказывала об умершем муже, о детях и о себе. Наша соседка была цветом и шумом, в своих розовых шортах и блестящей футболке. Она врывалась в жизни всех окружающих, как ураган, и вот теперь подхватила и маму.

Уже через месяц в маме стали заметны перемены. Она начала носить шлепанцы и блестящие футболки, наносить лак на волосы и каждый четверг ходить в бар «У Ранзино», где проводились танцевальные вечера. Она возвращалась с порозовевшими щеками и растрепанными волосами, говорила, что поверить не может, что пошла в такое место, что Лидия – сумасшедшая, и все это абсолютно несовместимо с нормальной жизнью. А в следующий четверг все повторялось.

Я часто сидела на ступеньках лестницы и слушала их разговоры за чашечкой кофе. Они обсуждали мужей, жизнь как таковую – и многое другое. Мама и Лидия все еще продолжали ходить в тот клуб по четвергам, у Эшли на первом месте всегда стоял Льюис, так что я оставалась дома одна. Мне не спалось, пока я не слышала звук поворачивающегося в замке ключа и тихих шагов мамы. У нее была Лидия, у Эшли – ее жених, а я… А я была одинока.

Вскоре появились и новости – поездка в Европу. Лидия Котрелл состояла в клубе путешественников, который назывался «Старые времена». Смысл состоял в том, что кучка одиноких женщин собиралась группой и ехала куда-нибудь в экзотическое место. Обычно это был Лас-Вегас. Мама тоже однажды присоединилась к группе через несколько месяцев после их с Лидией знакомства. Я тогда провела выходные с отцом и Метео-зверушкой, представляя, как мама играет в блек-джек, ходит по Историческому музею или встречает Уэйна Ньютауна где-нибудь на улице. Через три дня и четыре ночи она вернулась с новыми футболками и шлепанцами, выигрышем в пятьдесят баксов и миллионом историй обо всех этих средневековых женщинах, устроивших в Вегасе настоящий шторм. По ее словам, это был самым лучшим временем в ее жизни, так что она бы, несомненно, заинтересовалась поездкой в Европу. Но это уже был четырехнедельный тур по Англии, Италии, Франции и Испании, а программа включала в себя и бой быков, и тур по Букингемскому дворцу, и нудистские пляжи на юге Франции (последнее место, где я могла бы представить свою маму!). Если она соглашается на поездку – то уезжает через две недели после свадьбы Эшли.

- Просто представь, - говорила Лидия, когда я однажды вернулась с работы, - четыре недели в Европе! Это же именно то, о чем ты мечтала в колледже, но тогда у тебя не было денег. А сейчас этой проблемы больше нет, так почему бы не поехать?

- У меня все еще нет денег, - отозвалась мама. – Совсем скоро свадьба, да и Хейвен возвращается в школу. Не знаю, это не лучшее время.

Я зашла в кухню.

- Хейвен – большая девочка, - Лидия улыбнулась мне. – Ты только посмотри, какая она высокая! Она сумеет сама о себе позаботиться, это же всего месяц. И ей понравится, - она подмигнула мне.

- Ей всего пятнадцать, - сказала мама, и по тому, как она прикусила губу, я поняла, что решение еще не принято. Наверное, это ужасно, на какая-то часть меня не хотела ее отпускать.

Европа казалась такой далекой! Я не могла представить маму в каком-нибудь из тех мест, фотографии которых не видела в учебнике по истории. Мама и Лидия, стоящие перед Эйфелевой башней, Вестминистерским аббатством или Пизанской башней – это еще куда ни шло, но мама и Лидия на нудистском пляже? Это уже не укладывалось в моей голове.

Я внимательно смотрела на маму, разговаривающую с Лидией, и она почувствовала мой взгляд, на полуслове повернувшись и улыбнувшись мне. Я улыбнулась в ответ, хотя глубоко внутри мне хотелось обхватить ее руками и никуда не отпускать от себя, ни к Эшли, ни к Лидии, ни даже к целому миру.

***

Тем временем обратный отсчет до свадьбы стал чем-то вроде постоянной в нашей жизни. В любую секунду могла случиться какая-нибудь катастрофа, что-то могло пойти не так, и волей-неволей мы все были в постоянном напряжении. Каждая горизонтальная поверхность в нашем доме была усеяна буклетами, листочками и записками, мамин почерк был абсолютно везде.

«Подружки невесты: в каком порядке?»

« Эшли встречается с поставщиком 30 июля»

«Хейвен: обувь, колготки, прическа - ?»

« Трек-лист, финальный вариант»

« Европа - ???»

Она оставляла их буквально везде, как ключи для таинственных дверей в свой мозг, так что я могла узнать, о чем она думает. Как и всегда, когда я сидела в своей ванной и до меня доносились их с Лидией разговоры, я могла лишь молча разделять ее позицию или не соглашаться с ней, оставаясь в стороне.

Тем временем папа с Лорной приехали из своего свадебного путешествия: молодожены провели неделю на Вирджинских островах, и теперь отец вернулся загоревшим, а его шевелюра стала еще гуще – мама сразу заметила это, когда он высадил меня у дома после нашего с ним еженедельного обеда. Когда я вошла, она заправила прядь волос за ухо и отпустила ядовитый комментарий на этот счет, а затем вернулась своим сборам в в «У Ранзино».

Эшли, наконец, разобралась с бесконечными «Я приеду» и «Я не смогу участвовать» Кэрол (в итоге было решено, что кузина будет присутствовать на свадьбе, а потом незаметно для всех испарится, как только будут сделаны свадебные фотографии). Впрочем, теперь перед ней возникла другая проблема – первые торжественный обед с родителями Льюиса, Уоршерами. Я сидела в ее комнате, наблюдая, как сестра роется в своем шкафу, выбрасывая то одну вещь, то другую. Предполагалось, что она меряет платья, а я «оцениваю ее образ со стороны».

- Хорошо, - пробормотала она, с головой забравшись в шкаф, - может быть, вот это?

Она покопошилась за открытой дверцей, а затем вышла в центр комнаты в красном платье с белым воротничком, одергивая подол, чтобы оно казалось длиннее.

- Слишком короткое, - покачала я головой. – И слишком красное.

Эшли взглянула на себя в зеркало, поправила воротничок и вернулась к шкафу.

- Ты права. Красный может быть расценен как что-то опасное. Это предупреждение: осторожно! Слишком кричаще. Мне нужно что-то другое, чтобы они были рады принять меня в семью.

С тех пор, как Эшли познакомилась с Льюисом, она начала использовать то, что мама называла «фразочками Опры». Льюис разговаривал примерно таким же образом, всегда вежливый и обходительный, он был одним из тех людей, которые будут успокаивать вас в самолете, цитируя психологические статьи. Я и представить боялась, на что же похожа вся семья Уоршеров. Все, что нам пока было известно: они из Массачусеттса.

Эшли вышла из-за шкафа в белом платье с глубоким разрезом и длинной струящейся юбкой, которая шуршала при каждом ее шаге.

- Лучше?

- Ты выглядишь какой-то святой, - сказала я сестре.

- Святой? – переспросила она, повернувшись к зеркалу. – Боже. Это невыносимо. Ничего не подходит!

Эшли села на кровати рядом со мной и скрестила ноги.

- Я просто хочу им понравиться! – простонала она.

- Ты безусловно понравишься им, Эшли, - ответила я. Это был первый момент с тех пор, как они объявили о помоловке, когда мы с сестрой просто сидели и говорили, а не обсуждали цветы на свадьбе и не кричали друг на друга. Я непроизвольно начала говорить медленнее, словно любое неверное слово может все разрушить.

- Я знаю, что они притворятся, будто я им симпатична, так всегда бывает, - Эшли откинулась на спину. – Но они обычные люди, Хейвен! Родители Льюиса женаты уже двадцать восемь лет. Его мама – воспитательница в детском саду. Представь, что они подумают, если папа на свадьбе начнет петь ту глупую песенку из «Волшебника Страны Оз»? И Лидия… Я попросила маму следить за ней, потому что я боюсь даже подумать, какое впечатление она произведет на них!

- Она лучшая мамина подруга, Эшли.

- Знаю, - она протяжно вздохнула.

- Как думаешь, они с мамой поедут в Европу?

- Не знаю, - сестра села и посмотрела на меня. – Для мамы это было бы полезно. Отец причинил ей гораздо большую боль, чем она позволяет тебе увидеть. Она заслужила хорошего отдыха от всего этого.

- Это правда, - согласилась я, гадая, насколько же больше позволено увидеть Эшли. Всего одно предложение – и вот я снова чувствую эту пятилетнюю разницу между нами. – Я просто подумала, что со свадьбой и всеми…

- Хейвен, ты ведь в старшей школе! – воскликнула Эшли. – Ты вообще должна прыгать от радости, что тебе выпадает шанс остаться дома одной на целый месяц. Я бы на твоем месте… Боже, да я бы просто с ума сходила! – она встала и стала стягивать свое «святое» платье. – Но ты не будешь срываться с катушек, и это хорошо. Ты не будешь такой, как я.

Я снова вспомнила о длинном списке парней, с которыми сестра встречалась в старшей школе. Все их имена и лица слились в одно и закончились тонким носом Льюиса и его серьезным выражением лица. Я подумала о Самнере, ясно представив его на пляже в Вирджинии, стоящего на фоне красно-розового закатного неба.

Внизу в дверь позвонили, и Эшли сказала:

- Открой, пожалуйста. Это Льюис.

Я спустилась и открыла дверь. Конечно же, это был он, в одном из своих тонких галстуков и в «оксфордской» рубашке. Он держал букет ярких розовых цветов с желтыми серединками . Приносить цветы в наш дом – занятие не из простых, но Льюис всегда выбирал экзотические виды, чем каждый раз удивлял маму.

- Привет, Льюис, - поздоровалась я. – Как ты?

- Хорошо, - он зашел в дом и потрепал меня по щеке, как делал с тех пор, как они с Эшли объявили о помоловке. Я была выше него, и это было странно, но он все равно каждый раз делал это.

- Поставить в воду? – я кивнула на цветы.

- О, да, конечно. Это было бы неплохо, - он протянул мне букет. – Она наверху?

Я наблюдала, как он бежит по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. В нашем доме он вел себя уважительно, но уже не совсем как гость, балансируя где-то на тонкой грани между другом семьи и ее членом. Наверное, именно это качество Льюиса – его умение приспосабливаться где бы то ни было – бесило меня и привлекало Эшли. После развода родителей ей просто необходим был кто-то, с кем везде было бы комфортно, от кого нельзя было ожидать неприятных сюрпризов.

Эшли всегда находила нового парня, когда с предыдущим ей становилось скучно или трудно. Она никогда не была одна. Сестра легко врывалась в чужие жизни, подчиняя их обладателей себе. Я одновременно восхищалась и ненавидела то, как один парень уходил за дверь навсегда лишь для того, чтобы за ним в эту же дверь вошел другой. Эшли, наверное, тогда была эгоисткой, потому что слишком уж многим она «обломала крылья», не чувствуя при этом сожаления.

***

С Самнером моя сестра встречалась на протяжении всего того лета, когда мы ездили на пляж в Вирджинию, много смеялась и наполняла дом шумом. Когда с Самнером было покончено, каждый в нашей семье попрятался, куда мог: мама – на кухню, папа – в кресло перед телевизором, и все говорили тихими голосами, избегая даже короткого смешка, словно это показало бы, что нам всем хочется возвращения Самнера.

Они с Эшли праздновали каждый месяц, проведенный вместе, и он дарил ей тонкие серебряные браслеты с подвесками в виде сердечек, и они болтались на руке сестры, весело звеня и бренча. Когда моя сестра и Самнер были вместе, мы слышали рокот его машины, а затем их громкий смех, потом – звук закрывающихся дверей и, наконец, тихое мурлыканье на первом этаже. Эшли была счастливой и относилась ко мне лучше, чем когда-либо, все было просто замечательно, погоду на Канале 5 вел Роуди Рон – веселый толстячок, а брак моих родителей казался самым прочным союзом на свете.

В доме, чуть ниже по улице, поселилась новая семья, и у Эшли появилась лучшая подруга, девушка по имени Лорел Адамс. У нее были веснушки и манера растягивать слова при разговоре. Эшли и Самнер подвозили ее в школу каждый день, совсем скоро она стала неотъемлемой частью их компании и вместе с ними прокрадывалась в заднюю дверь нашего дома. Самнер передразнивал ее акцент, Эшли менялась с ней одеждой, а я без дела болталась по дому, наблюдая со стороны за их весельем. Самнер всегда замечал меня и громко кричал:

- Мисс Хейвен, хватит прятаться, покажитесь!

Эшли обнимала меня и шутливо обвиняла Самнера в том, что на меня он обращает больше внимания, чем на нее, а Лорел откидывала назад свои длинные светлые волосы и тянула: «Бо-оже», как делала всегда, когда не могла сказать ничего другого, но высказаться ей хотелось.

На улице холодало, и мама убрала всю летнюю одежду, вытряхнув песок с пляжа Вирджинии из моих шорт. Наступил День памяти, а потом стал приближаться и Хэллоуин. Самнер вырезал «фонарь Джека» из тыквы и заявил, что это Эшли, хотя сестра отрицала сходство. На праздник Эшли нарядилась Клеопатрой, Самнер – безумным ученым, а Лорел Адамс стала Мэрилин Монро, раздобыв где-то подходящий парик и платье, которое даже моя мама назвала «слишком обтягивающим». Они взяли меня с собой, когда мы ходили по домам соседей и ели конфеты, и я чувствовала себя кем-то. После меня оставили дома, и Эшли поцеловала меня в макушку, как никогда раньше не делала, и они уехали на вечеринку. Я смотрела, как папа открывает дверь маленьким монстрикам и ведьмочкам и угощает их конфетами, а когда настало время ложиться спать, долго сидела в кровати, поедая свои сладости. Я уже начала засыпать, когда услышала шум на улице.

Сначала раздался «саундтрек» машины Самнера, а за ним – суровый голос Эшли.

- Мне плевать, Самнер. Просто уезжай, окей?