'Темная лошадка' - No 48

"Темная лошадка" (No 48)

^TТЕМНАЯ ЛОШАДКА № 11 (48) октябрь 1998^U

Пятый Санкт-ПЕТЕРБУРГСКИЙ выпуск

"...чей-то слабый шанс, чей-то звёздный час..."

В печатном виде выходит с июня 1996 года Печатный орган Студии Доброго Слова. Новосибирск

В НОМЕРЕ: 3-5 Очки Адмирала Вячеслав Романов 6 - стихи Вячеслав Хованов, Анна Дубинская, Михаил Корман 7 Сказочка: Неизвестный Автор 8-9 - стихи Владимир Кияев 10- 11 Телефон Алексей Марданов 12 - стихи Татьяна Алферова, Сергей Бердников 13 - стихи Алексей Андреев 13-14 Компьютер и мир Михаил Владимиров 15 Интервью Саймон Сэй в Англии 16 Последняя страница

ЗАКАТ НАД НЕВОЙ

Чашку индийского чая Выплеснул кто-то в небо. Хочется есть отчаянно, Мне бы корочку хлеба. Падают капли медленно На пьедестал сфинкса, Волны устали мерно О парапет биться. Остров продрог Васильевский, И от колонн рыжих Ростры отчалить силятся К службе в соборе ближнем.

Михаил Владимиров

Старинных набережных плиты Укрыты предрассветной мглой. И тишина вокруг разлита, И белой ночи грудь пробита Соборной острою иглой. Негромкий колокольный звон Поплыл торжественно, печально И отозвался медный стон Щемящей грустью изначальной. Примером вечного движенья Струится невская вода... И это светлое мгновенье, Души неясное томленье Не повторятся никогда!

Владимир Кияев

Стр. 2 КАМЕРТОН

ВЫСОТА

Я жизнь свою хочу сравнить с полетом, Хотя пилотом не был никогда... Я по болотам топал с пулеметом В жару и снег, в дожди и холода. Я дни за днями, пробиваясь к цели, В земной коре разваливал пласты, Закладывая тюбинги в тоннели... И здесь я не утратил высоты. В воде по пояс, под железным градом, В земных глубинах и среди болот Сподвижники мои шагали рядом, Вершащие со мной один полет. Одни из них, слабея, говорили: "Нам этот груз нести невмоготу". И у меня ослабевали крылья, Казалось, я теряю высоту. Но были одержимые, которым Любое дело было по плечу. И сердце несмолкающим мотором Во мне стучало: "Я лечу, лечу!.." Подбрасывая на своих ухабах, Меня трепала жизнь, как треплют лен. Я слабым был. Но это среди слабых. А среди сильных был я сам силен

Николай Старшинов.

Колонка редактора

Добрый день, уважаемые (по)читатели . Представляя вашему вниманию питерских авторов, хочу попросить: если вам что-то не понравится, не спешите обвинять их. Может быть день сегодня неудачный или строчки расположены под наблагоприятным углом. А может быть составитель допустил тактическую ошибку в расположении материала. Редактор ведь тоже в чем-то сродни пианисту, который может испортить гениальное произведение.

Для кого я составил этот номер? Как говорится в популярной рекламе Да, признаюсь откровенно этот номер я делал в первую очередь для себя, стараясь получать удовлетворение от самого процесса работы, но, как говорится, смотрите выше.

На вопрос, "почему я занялся этой неблагодарной деятельностью", ответить сложнее. Душещипательных историй о том, как я решился подхватить знамя из рук безвременно ушедшего в неизвестность Митрофанушки, не будет. Скорее всего я понял, что у меня накопилось достаточно материала, чтобы выставить его на обозрение читающей публики.

Где я взял этот материал? Скажем так, он попадал ко мне разными путями: от непосредственного дарения человека, которого я видел один раз (Т. Алферова), до предложения конкретным людям поучаствовать в СПб выпуске (В. Кияев, С. Бердников) . А сейчас я сделаю то, чего никогда не делали составители предыдущих выпусков: обнародую общий замысел, отбивая тем самым хлеб у потенциальных критиков. Мне хотелось показать в этом номере всю нашу жизнь от через >Детский мир> к юношеским проблемам, взрослению и . Конечно, я не ставил себе такой цели изначально. Его подсказала первоначальная компоновка материала. А она-то как раз и была случайной. Плюс ко всему мне пришлось решать проблему отсутствия художника. Впрочем, это не было проблемой. Я просто сканировал имеющиеся под рукой фотографии и открытки. Что еще: Я не стал заморачиваться с авторскими правами, цинично считая все имеющееся у меня своим. Разумеется авторы были по возможности предупреждены о моих действиях, но поскольку до сих пор я не получил ни одного отказа, по умолчанию посчитал это одобрением своих действий. Всякие юридические тонкости не для меня. Есть автор. И есть публика. Моя задача донести до публики произведения данного автора. Тем более, что это действительно хорошие произведения. Если же у вас возникнут вопросы, пишите. Емельный адрес в конце - это мое предпочтение. Бумажный: Да есть он и у СНЕГа, и у Мерлина, и у Ночного Ветра. Желающий - найдет. Но откровенно говоря, в ближайшее время мне будет как-то не до выпуска новых номеров. - слишком много я вложил в этот. Читайте на здоровье.

Новиков Олег

Стр. 3-5

Очки Адмирала

Адмирал брал бастион штурмом. Бастион был невероятно крепким. * * * - Что ещё на сегодня? Его Величество соизволил несколько расслабиться, - кипа бумаг, на которой лежала холёная рука Первого Министра, истаяла почти до основания. Первый министр сверкнул перстнем. - Есть ещё одно дело... Не знаю, правда, как к нему подступиться. - Да чего уж там, говорите, как есть! Король был рыцарем прямым и честным и требовал от подчинённых вести себя соответственно. Известен был этот король, кстати, тем, что издал указ, - говорить правду. Указ предназначался исключительно для служебного пользования, то есть, как сейчас говорят, для . - Видите ли, сир... Я не хотел об этом говорить, но условия сложились таким образом... Словом, пора отменить этот приказ. Король также был известен тем, что своих приказов не отменял ни под каким предлогом и ни за что! В связи с чем Его Величество вскипело. - Что-о-о?! - рявкнул он с трона, почувствовав, что в его душе просыпаются три диких и необузданных существа, которые, увы, дремлют в каждом короле и будить которых нельзя ни под каким соусом: Тиран, Варвар и Идиот. - Молча-а-ать! Палача-а-а!! - Тьфу, началось! - расстроился Первый Министр и показал Королю зеркало. Тот кивнул и притих. Посидел немного, нахохлившись, и вздохнул: - Ну, продолжайте... - Дело в том, сир, что, как Вы изволите помнить, война с Энляндией так и не произошла. Мы, так сказать, победили до её начала. Ваше Величество являлись прямым наследником короля Энляндии и получили её в связи с внезапной кончиной оного, так сказать, естественным путём. - Я помню. - Но Вы, вероятно, забыли, что отдали Адмиралу приказ штурмовать правый бастион северной стены их столицы? - Нет, отчего же, я помню. - Да... - помялся министр. - Но, видите ли, сир, Вы его не отменили... - И что? - спросил Король. (Заметим, кстати, что он уже начал догадываться, в чём дело, но не мог отказать себе в удовольствии услышать это от постороннего человека. Насколько вообще министр может быть посторонним для короля.) - Сир. Он его штурмует. И небезуспешно. Он его берёт каждый вечер в 19:00 и выводит вой-ска в 21:00 за отсутствием неприятеля и так как не хочет понапрасну рисковать своими людьми... Что с Вами, сир? - Два года! Ха! Ой! Мама!! Мне нехорошо... Король согнулся от смеха и держался за живот. - Два года, Министр! Он же его штурмует уже два года! Вдруг Король стал серьёзным и внимательно посмотрел на своего приближённого. Посмотрел и сказал задумчиво: - А Вы мне только сегодня об этом доло-жили! Глаза Короля сузились. - по-слышалось Министру. Он помотал головой, чтобы отогнать наваждение. - Сир, но если бы я доложил об этом раньше... Да Вы сами!.. - Я сам, я сам! - сварливо пробормотал Ко-роль. - А вы все на что? Так я же как раз об этом! - быстро и обиженно начал Министр. - Дело в Адмирале. Он великий стратег и непревзойдённый тактик. Бла-годаря его непрерывному штурму Вы, сир, обла-даете великолепной морской пехотой и самой меткой артиллерией в мире. Адмирал обучил уже всю армию! Прекрасно! Отлично! Замечательно! Чу-десно!! - заорал Король. Министр потянулся за зеркалом, однако при-ступ миновал на удивление быстро. Король про-должал: - Так в чём же дело? Зачем мне тогда отме-нять этот приказ? Этот гениальный приказ! Мне, вообще, кажется, что это было одно из моих оза-рений... Министр отрешённо смотрел в окно. - Министр! - А? - Вы меня слушаете? - Да, сир. Но дело в том, что этот приказ всё же необходимо отменить. Всё дело в ино-странных дипломатах. Они что-то зачастили к бастиону. Делают вид, что просто любопытствуют, а на самом деле явно перенимают опыт. Да и бас-тион уже на ладан дышит. Последнее время нам даже приходится понемногу его латать... Король задумался. Но как это сделать? Вы же знаете, я не привык отменять собственные приказы! Министр почесал подбородок перстнем и ос-торожно произнёс: Ну, повод-то у нас есть... Мы ведь можем отправить Адмирала в отставку. Говорят, у него стало плохо со зрением, а зрение для моряка - это всё... После чина. И с Вашим приказом, сир, мы вполне можем вывернуться: надо приехать между 19:00 и 21:00, и тогда бастион как раз будет взят, и Вам не придётся отменять своё решение. Король задумчиво покачал головой. - Возможно, Вы правы... Да, это, пожалуй, выход! А чтобы Адмиралу не было обидно, вручим ему орден! - Гениально! - сказал Министр, а про себя подумал: . - Так ступайте и приведите мне к зав-трашнему вечеру доктора с очками и портного. Портного? - А Вы как думали? Вы что, полагаете, я надену орден Фунта Лиха на человека в лох-мотьях? Он же там два года торчит! Ох, идите, Министр! Мне опять нехорошо... А про себя подумал: * * * Министр поклонился и вышел. По дороге он заглянул в Коридоры Власти (там вечно что-то шуршало и суетилось) и рявкнул в полумрак: - Эй, там! Есть кто живой? - Есть! - ответили ему. - Чем вы там заняты? - Воруем! - сказали оттуда, согласно при-казу говорить правду. - Прекратить! Ага, - буркнул один кто-то. Министр вздохнул, прикрыл дверь и ти-хонько что-то сказал про себя. Что-то не очень вежливое. Затем опять приоткрыл дверь и опять крик-нул: - Чтоб завтра к пяти вечера были портной и доктор! Всем ясно? В Коридорах Власти такую ответственность на себя взять не могли. Тогда министр вошёл, взял за шкирку двух особо запоминающихся и тихим голосом, очень спокойно и проникновенно сказал: - Повторяю. Тебе и тебе. - Не надо. Мы поняли. Министр улыбнулся: Правда? Удивительно! Во сколько? - В... семь! - В пять. Доктор и портной. И не в воскре-сенье, а завтра. И если их там не будет, отрублю головы. Эту и эту. До свиданья. * * * Адмирал брал бастион штурмом. Разведка, артподготовка, штурмовые лестницы... - Вперррёд, рребята! За мной! За Отечество и Короля! Урра!! Сиплый голос Адмирала гремел над полем боя неподалёку от пыльного тракта, по которому мирно передвигались крестьяне, их лошади, их повозки, всадники и пешие странники. Все они спешили в город, ворота которого закрывались в девять вечера, после того, как войска Адмирала водружали знамя на развалинах северного бас-тиона. * * * Доктор долго подбирал очки. Как вообще можно подобрать очки, да ещё подходящие, чело-веку, которого никогда не видел? И тут он вспомнил, что у него кое-что есть! Древние очки, изготовленные невиданным способом в стародавние времена, улучшали абсолютно любое зрение. Но вот как? * * * Из чего было сделано сердце Адмирала? Было ли оно изранено годами непосильного труда, страдало ли от неразделённой любви к ратному подвигу, таяло ли от гордости за своих орлов-соррвиголов, брратцевматрросиков? Жаждало ли славы и заслуженного отдыха? Я не знаю. Я знаю, что Адмирал прослезился, когда Ко-роль при всех поклонился ему и наградил Высшей Наградой Родины. Я знаю, что как истинный и закоренелый солдат он не мог не подчиниться но-вому приказу своего суверена. - Доблестный сэр Адмирал! В знак благодар-ности от Нас и от нашего общего с Вами Оте-чества носите с честью этот Орден и эти очки! В отставку шагом марш! Итак, Адмирал прослезился, отдал честь и ушёл в отставку на север. Пешком. В новом мун-дире, но без гроша за душой. Согласно давней традиции, о жаловании упомянуто не было. * * * Адмирал шёл домой. Первые несколько дней он очень хотел есть. Ручьи и родники попадались регулярно, но вот еды не было никакой и нигде. Вполне может статься, что этот поход Ад-мирала окончился бы печально и быстро уже че-рез неделю, если бы не одно обстоятельство. Впереди Адмирала шла его Бессмертная Слава. Сперва она не очень спешила, и именно поэтому Адмиралу пришлось несколько дней по-голодать. Но затем она размялась (либо стало Крыла-той, что за ней водится) и так шустро побежала впереди доблестного воина, что не оставила перед ним ни одной закрытой двери, ни одного неустро-енного ночлега и остывшего ужина. Галуны, эполеты и аксельбанты Адмирала были его визитной карточкой. Его узнавали изда-лека и в некоторых деревнях и городках даже вы-сылали навстречу почётный караул или встречали у ворот оркестром ветеранов. Трум-пум! Ать-два! Адмирал шёл вперёд и напевал себе под нос: - Атьдва! Трум-пум-пум! И поправлял очки. Они были ему чуть-чуть великоваты. - думал Адми-рал. * * * И точно так же думал бы всякий, надевший очки, которые Доктор прописал Адмиралу. Что можно было в них увидеть? Да всё то же, что и без них. Всё дело было в том, чего можно было в них не увидеть. Древнее стекло оч-ков, умудрённое поразительным жизненным опы-том, не пропускало всего наносного и неважного, без чего вполне может обойтись жизнь любого человеческого существа. Стекло выпрямляло кривое и делало видимым целое в подпорченном. Да, мир, который видел перед собой Адми-рал, был удивителен и прекрасен. Так, когда Адмирал замечал в поле измучен-ного пахаря, он бросался к нему с радостным воплем: - О, ты, взраститель хлебов и питатель хлебных мельниц! И такая сила убеждения была в этом громо-подобном, слегка осипшем голосе, что пахарь, кряхтя, подбоченивался и широко улыбался Ад-миралу. И ничего удивительного в этом не было, - ведь Адмирал говорил только о том, что видел, и это не было неправдой. Менестрелю, сильно побитому собратьями за плагиат, Адмирал напоминал о его босоногом детстве, Кухарке - о долгих встречах с любимым (а не о её отёкших ногах), Рыцарю - о доблести и славе (а не о тяжести доспехов и бремени беско-нечных скитаний), а дворовому псу о луне и подтухшей косточке, зарытой в глину, а не о не-давно сломанной лапе. Он не видел страданий и не страдал сам. Адмирал смеялся, как ребёнок, и радовался неиз-бывной радостью при виде огромного и сочного бифштекса (на на самом деле это был маленький кусочек гуляша), прямой и росистой (кривой и пыльной) дороги, добрых и мудрых (усталых и забывчивых) людей. И только небо над головой Адмирала оставалось всего лишь небом. Очки в нём ровно ничего не меняли. Вообще-то, зря он туда посмотрел. Как раз в это время он чуть-чуть свернул с дороги и с разгона врезался лбом в древесный сук. Очки разбились. * * * - Идёт! Идёт Адмирал Радость! - кричали мальчишки, высыпавшие на улицу. Все выбегали навстречу Адмиралу, все хотели увидеть его, Воина, несущего Радость страждущим и Надежду отчаявшимся. Но Адмирал, ни на кого не глядя, прошёл в трактир и заказал самый большой и сочный бифштекс.Бифштекс принесли. Адмирал с ужасом смотрел на него: "Боже мой! Какой маленький кусок говядины!.." Эта мысль была последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. Адмирал плакал. Люди вокруг притихли. Адмирал встал и ушёл, на ночь глядя. Куда глаза глядят. Глаза Адмирала глядели в поле, может быть, потому, что там не было кривых и пыльных дорог.. * * * Адмирал проснулся глухой звёздной ночью. Его уставшие печальные глаза смотрели в небо, а небо смотрело на Адмирала, одиноко лежащего на вершине холма посредине огромного некошеного поля. Адмирал ни о чём не думал. Сначала ему было горько и нехорошо, но затем он успокоился и просто лежал, и смотрел вверх, не в силах пошевелиться или хотя бы закрыть глаза. И тут он услышал... Небо было бездонным, но оно не молчало, - оно тихонько звенело и наполняло зимнее естество тонким и чуть заметным дрожанием, которое было бы сродни абсолютному покою, сли бы не было так наполнено жизнью, вечной, радостной, доброй. Млечный путь бурчал недовольным рокотом водопада, кометы шелестели шлейфами, а хор далёких колких звёзд начал вторить раздирающему душу органному басу мощной черноты небесного свода. И кто-то Великий, Древний и Мудрый обрушил все эти звуки на внезапно вскочившего Адмирала и пригвоздил его к такой же Великой, Древней и Мудрой Земле - его Родине и единственной любви Адмирала, которую он только и делал, что защищал всю свою долгую и славную жизнь.И такое страдание и такая радость были в этом первозданном хоре вечных бездо нных небес, что Адмирал... запел! Так пел Адмирал, что дневные цветы очнулись и раскрыли свои лепестки, так, что болотные и лесные травы исторгли из себя все запахи, так, что эльфы вытащили лютни и стали вторить Адмиралу, а гномы, оставив наковальни, постукивали молотками о камни, отбивая ритм его песни. Так пел Адмирал, что во всей стране не нашлось ни одного человека (кроме тех, что обретались в коридорах власти), который бы не проснулся от странного томления в груди и, задыхаясь от спёртого домашнего воздуха, не открыл окно и не увидел звёздное небо, и не услышал отголосок странной и чудесной песни Адмирала. И такое страдание, и такая радость были в этой песне, что, спев её, Адмирал понял, что ему не нужны больше его очки... * * * - Идёт! Идёт Адмирал Счастье! - шептали мальчишки у окон и дверей в городах и деревнях, и окна и двери открывались. И готовились пиры, и столетние вина лились рекой, и люди обнажали головы перед Воином, который нёс в себе счастье и мог поделиться им с каждым. И люди брали и уносили в себе, кто сколько мог, но его не убывало. * * * Адмирал шёл домой.Впереди Адмирала летела его Крылатая Слава, а позади него шла Любовь. И если бы он не был так стар, нетороплив и основателен, он давно уже был бы здесь. Но... пощадите старика! И смотрите на небо почаще. Говорят, когда Адмирал придёт домой, на небо взойдёт новая звезда. Именно так - не упадёт, а взойдёт. Оттуда, где его дом. А где его дом, я не знаю.

Вячеслав Романов

Фишка! Автор написал две сказочные повести "Седьмое небо Адмирала" и "Дом для Адмирала", каждая глава которых представляет собой законченную сказку или стихотворение. *** Тихо в сумерках. Дневные раны лечат Комары у топкого болота. Навострили уши: Ну-ка, легче! Я - во тьме спешащий вечно кто-то! Да, я неказист, но, в целом, милый! И зато причесан! Хвойной веткой. Зуб точу корой плакучей ивы И в лесу известен хваткой цепкой. У меня есть лодка. Не для моря. В море - мелко! Плаваю по луже. (Нас, морских бродяг, такая доля, Плавать там, где трудно, то есть уже.) Утром встанет солнце и, умывшись, Не спеша взойдет над камышами: Да, увы, я неказист, - ведь мышь я! Но - взгляните! Солнце над мышами.

Повести пока не изданы, но автор надеется, что они все же увидят своего читателя. Если найдутся желающие издать эти два произведения общим объемом 7 авторских листов с иллюстрациями автора, просим написать по адресу:

194295, С-Пб, пр. Художников, дом 27 кор 1, кв 274, Романову В.В.

стр. 6

Чтобы радовать взор, недостаточно просто весны. Восемь капель любви и четырнадцать почек на ветке. Очень схожий эффект достигался посредством таблетки, Но сегодня мне мало я культвирую сны. Чтобы пестовать мысль, ту, одну, ради коей рожден, Слишком короток сон и непрочен покров одеяла. Ты меня на заре занавесь, я припомню начало, И попробую снова, покуда в проеме окон Наливается тяжестью вязкое варево дня, Содрогается пол и портьеры дрожат от напора Нисходящего света. Им не удержать этот город, Чтобы сделать счастливым тебя и, возможно, меня.

* * * Вероятно, еще... Очевидно уже... Не увижу. Бесконечный сентябрь. Глаза застилающий дождь. Не твоим ли ногам раздвигать эту стылую жижу? Не моим ли рукам обнимать пожилой макинтош? Сатисфакция осени не отменяет привычки Оскорбление действием воспринимать как итог Затянувшейся случки. Довольно. Закроем кавычки. Эта форма иссякла, и смысл ушёл между строк.

* * * Настало время - кончились слова. И разомкнулась череда объятий. И берег мёртв, но боль ещё жива, И "не найдётся закурить, приятель?" Найдётся за... За тридевять, за сто, За мысом, полуостровом и дале, Куда идут пернатые в пальто И без опознавательных деталей. И бездна принимает их на грудь Молчком, ничком и в розницу, и оптом... Не зарастает путь, что не протоптан В пятнадцать литер "умереть, уснуть"..

Вячеслав Хованов

Оттепель

Весною город мой простужен Под носом у сосулек лужи. И кашлем невский лед трещит, Температура подскочила, И знобко, и асфальт, как мыло, И птаха хрипло верещит.

* * * Вот день пришел осенний И дождь пошел осенний, И лист лежит осенний На мокрой мостовой... И все идет как надо По правилам обряда. Да, все идет как надо, Но только не со мной.

Анна Дубинская

Вся зима напихана зелёным... Будто под пятами тех слонов, Тяжело земле у ног скреплённой Путами корней её домов. Крепко дал мороз канадским клёнам, И замёрзла веток кутерьма. Но рисую я тебя зелёным, Питерская мокрая зима.

Новосибирск

Однажды мне приснился и очень понравился Новосибирск. Люди там добрые.

Миша Корман (http://www.halyava.ru/mashiah/)

ФИШКА: "Несколько слов о вечном"

"Беглое перелистывание книги может вызвать удивление - настолько её содержание внешне не соотносится с личностью автора и кругом его занятий. Однако более внимательное прочтение позволяет понять, насколько пос- тоянное общение с огромным внешним миром, понимание его истинных масштабов и ограниченности и скоротечности нашего бытия помогают В.Кияеву наполнить стихи тонким лиризмом, внутренним теплом и неподдельной романтикой." Владимир Кияев подготовил к изданию свой сборник, который в скором времени выйдет в печать. На страницах 8, 9 приведена небольшая подборка из него.

Стр. 7 ... Ой, там, за занавесочками!..

Распоряжение N 00000001. Назначить батьку Козаностра главным положительным героем романа "... Ой, там, за занавесочками!.." - с правом ношения маузера и на полном отрядном довольствии.

АВТОР.

Распоряжение N 00000002. Как я есть главный положительный герой, то распоряжаюсь: #1. Шаршавого Вампирчика - как он есть левацкий элемент #2. Босевича / от слова Босс / - за потребление в отряде непонятнях слов #3. Шорца Фоню - не помню, за что, однако не зря #4. ЛИШИТЬ КАПУСТНОГО ПАЙКА НА НЕДЕЛЮ. Батька Козаностр.

Отряд, вот уже пятый день, пробивался к лабазу, где, по слухам, сохранились ещё две канистры с ацетоном. Конечно, капусту можно потреблять и так, но в этом смысле батька Козаностр был консерватором. - Ты, Шава, тово... - не раз говаривал батька начальнику штаба, в то время, как Босевич / от слова Босс / подозрительно на того косился... И левацкий элемент умолкал. На исходе света к батьке подъехал шорец Фоня, посланный накануне в разведку. Тут надо отметить, что в отряд Фоня пришел едва ли не раньше самого батьки, был, как и все шорцы, маленького росту, с хитрыми, узкими глазками, черной, блестящей, точно новая лаковая кобура, шевелюрой, и малость косолапой походкой. О своём появлении сам Фоня рассказывал так: - Тайга был. Моя тозе был. Долго был! Потом люди сли, моя насли, калик дали. Скусный! Моя с людьми посол. Дай калик скусный! И благодарный слушатель разорялся на четвертинку ( а бывало - и на пол-калика) в надежде вытянуть из Фони что-нибудь ещё. Но тот, получив калик, немедля засовывал его глубоко под язык и на все вопросы отвечал однозначно: - Не снай! Разочарованные, слушатели расходились. Однако нужды в каликах Фоня никогда не терпел. - Бачка! Моя горбатого пымал! - сообщил он. - А ну, ну, давай его сюда, - обрадовался Босевич / от слова Босс /. Он любил горбатых - ведь у них всегда имеются в загашнике свежие калики, это всякому известно. Известно также, что горбатые весьма неохотно расстаются со своим загашником, однако об этом Босевич / от слова Босс / постоянно забывал. Здесь следует принять к сведению, что в отряде Босевич числился "шефом контрразведки". Что означают эти загадочные слова, не знал никто, в том числе и сам Босевич. Но последнему такое положение даже нравилось - обязанности его определить тоже не мог никто, а, стало быть, занимался Босевич исключительно обустройством своих личных интересов. Эти последние были весьма просты: заключались они в непрерывном поглощении каликов, капусты с ацетоном и дармовой осиновой похлёбки. Калики с капустой тоже предпочитались дармовые, и порой Босевич клал все силы на получение вожделенных ед даром. Удобно расположившись за походным письменным столом, он крикнул: - Ввести! - Куда? - донеслось снаружи - Да "кого", а не "куда", хари масонские! Горбатого, что Фоня привёл. - Ладно, Босевич; ты, однако, дурака-то не валяй. Как это Фоня его "привёл", ежели ацетона в отряде уже неделя, как нет? - Ты мне это брось! Сказано: веди, и точка! - Да чё ходить-то зря? Не хуже нас знаешь - на сыру капусту горбаты не идут! Отцепись, дай, однако, поспать. Шеф контрразведки пробормотал несколько нехороших слов и велел привести Фоню. - Ну, что за это само! - послышалось снаружи. - То горбата ему, то Фоню... Сам толком не знат, чо хочет! Однако вскоре Фоня, а с ним и горбатый, непонятным образом изловленный на сырую капусту, был доставлен. - Фоня, - начал допрос Босевич, - а, в самом деле, как это ты его поймал, ежели ацетона в отряде уже неделю нет? - Моя сырой капуст кидал,- глядя в сторону ответил Фоня. - Она голодный был, сырой кушал шибка-шибка! Рассудив, что продолжать эту тему пока рановато, Босевич / от слова Босс / обратился к горбатому.

- Калики где? Горбатый издал в ответ непонятный звук. - Она говорит: его твоя не понимай, - объяснил Фоня. - Ну сам спроси, раз такой умный, чего ждёшь?! Фоня повернулся к горбатому и залопотал нечто быстрое и гортанное, но вскоре его речь была прервана ответным бурком. - Она говорит: не сказу, - растолковал Фоня. Босевич был здорово раздражён дураком-часовым, к тому же ему слабо верилось, будто такой тёртый, пожилой горбатый может польститься на сырую капусту и без оглядки сунуться в западню. На Фонину же откровенность надежды было мало, когда речь шла о чёмнибудь наподобие ацетона. Шеф контрразведки выхватил маузер: - Харя твоя масонская, пристрелю на месте!!! Фоня разъяснил для горбатого текущий момент. Тот от бессильной злобы заплакал, подвёл Фоню к карте и долго толковал о чём-то непонятном. Стоило ему, наконец, замолчать, у Фони разгорелись глаза; весь он маслено засиял, словно новая лаковая кобура, и перевёл Босевичу: - Насяльник! Она сказал: твой сволось; стрыляй, сёравно не сказу! Прежде, чем Босевич / от слова Босс / успел соорентироваться, терпение его с треском лопнуло. Одновременно с лопом прозвучал выстрел, и горбатый повалился на пол с дыркой меж глаз. Фоня метнулся было к дверям, однако Босевич уже малость оправился и ласково спросил: - Ку-уды? Фоня оценил обстановку и разом потускнел. - Сакал ты, насяльник! - выговорил он плачущим голосом. Босевич же, словно не замечая оскорбления, ещё ласковей обратился к лежащему на полу горбатому:

- Так где калики?

Это единственное произведение номера, автор которого в точности неизвестен. Мало того, не имеется в наличии даже его окончания. Но оно так удачно вписывалось в общий замысел, что я не мог отказать себе в удовольствии видеть его на этом месте. Также хочется надеяться, что наша разведка в результате непрерывного и неусыпного труда обнаружит недостающую информацию, с тем, чтобы представить ее внимани.ю почтенной публики.

Стр.8-9

Вместо предисловия

Спроси себя однажды:

Почему жизнь бесприютна, если в ней серо?.. Гореть ли нам, рассеивая тьму, иль просто плыть, поставив на Zero. Иль в бездну шаг - нестись в круговороте дерзаний духа, исступленья плоти, и только ввысь - не падать на излёте, и не менять на мелочь зла - добро... И пусть, сгорев, растаем без следа всё унесёт забвения вода, судьбы монета встанет на ребро... Жизнь неприглядна, если в ней серо!

* * * Задуй свечу...

И махом тёмных крыльев В разлёты улиц, в сутолоку лиц Нас унесёт. И ветер снежной пылью Завесит окна призрачных столиц. И из-под шпилей, словно в карауле От века вставших прочно на земле, Глазницы звонниц в колокольном гуле Глядят нам вслед в дрожащей полумгле. И лёд в груди - как будто надо первым Шагнуть к небытию... Но я лечу, Огня коснувшись обнажённым нервом. Задуй свечу!...

* * * Растираю в ладонях душистые слёзы сосны И в вечернюю высь затуманенный взор поднимаю. В эти жаркие ночи слетаются странные сны, Где тебя, незнакомую, нежно я вновь обнимаю. Чуть колышет волною осыпанный звёздами плёс Время вечной игре, ворожбе и глухому томленью. Разметалась во сне, затопив водопадом волос Лабиринты тропинок, ведущих назад, к отступленью. И стою я у тёмной воды, накликая беду, Где в пустынных аллеях сплетаются ветер и случай. Но в разрывах рассветных найду голубую звезду И без страха шагну в глубину с розовеющей кручи...

* * *

...ещё плывут в горячей дымке дали, в истоме сосны янтарем горят... Ах, осень-гостья! Мы тебя не ждали, разнежившись под солнцем сентября. Твоих примет не ведает природа, Ещё манит прозрачный блеск озёр, и облачко случайной непогоды не затуманит грустью милый взор. Как хочется, чтоб ты не гасло - лето! Ведь ты твердишь: Я - здесь, я не умру... И corde комариного балета по-прежнему изящно ввечеру, а по утрам всё также птичьи трели полощут звук в изменчивой игре, но паутинки тихо полетели напоминаньем о былой поре.

*** Пока в стогу уютнее, чем дома, и луг росою выбелен и чист, но в летнем сне неслышно, невесомо слетел осколком солнца первый лист.

Ещё цветы и травы не увяли, но кисть рябины в колком серебре... Ах, осень-осень... Мы тебя не звали, А ты пришла так рано - в сентябре!

* * * Мне помнится, а может просто снится, Что в прошлый раз, когда я был рождён, Мне также довелось в тебя влюбиться. Была травой ты, я - лесным дождем. В горниле дней сгорал за веком век, И листьями носило нас по кругу, И разводило берегами рек, Но каждый раз встречали мы друг друга. И если снова вольным ветерком Мне суждено ещё раз народиться, Я, шелестя озёрным тростником, Твоей росою вновь смогу напиться...

* * * Однажды - как разрыв аорты под утро иль на склоне дня мои стихи пошлешь ты к чёрту, а вместе с ними и меня. И россыпь звёзд на миг померкнет, заря - как ржавая вода... Но по житейской здравой мерке всё это просто ерунда! Конечно, мир не станет хуже и я скажу уже к утру: моря не превратятся в лужи, цветы не сникнут на ветру, ручьи шептать не перестанут, не потускнеет сосен медь и жаворонки неустанно по поднебесьям будут петь, рассветам в бархатной одежде блистать, росинками звеня... И будет в мире всё, как прежде, но не со мной, не для меня!

* * * Мы молча сидели на жёстких скамьях электрички, Совсем неподвижно, как будто вершили обряд, не чувствуя боли, не слыша сердец переклички. Во мгле за стеклом убегали берёзы назад. И что-то от нас безвозвратно, навек ускользало. Блестящий дебют, но окончилось блеклой ничьей. Твоя остановка, - ты мне равнодушно сказала. Я выйду на станции с милым названьем Ручей. Сойду я легко, не теряя беспечного вида, а мимо вагон, освещённый тобой, проплывёт, и в небе темнеющем надписью с перстня Давида зажжётся: Пройдёт всё!И это всё - тоже пройдёт...

* * *

Полустанок с именем Микунь... В тёмном зальце бабушки с картошкой, У вагона старец, словно лунь, Как из сказки - с туеском морошки. А вокруг - глухая тишина, Чахлый лес под стылым серым небом, Избы, почерневшие от сна, И дымок, что пахнет свежим хлебом. И в груди так тесно - разревусь, Так печёт и так щемит от боли: Погляди окрест - ведь это Русь, Пожелай ей лучшей, светлой доли! Не вовек же ей такою слыть Шпалы, рельсы, баба матерится... Не забыть мне это.Позабыть Будто сердцу приказать не биться...

Сонеты Парижу (9)

Мансарды, крыши, ветер, облака И где-то на краю корабль Монмартра... Герой Хемингуэя, гений Сартра Для многих был ты светом маяка. Летят, плывут, идут издалека, Мечтают в исступлении азарта Не повезёт ли, выпадет ли карта, Чтоб в нужный миг сыграть наверняка. Всегда ты юный в смене одеяний С прозрачной грустью я гляжу окрест Бездонными глазами Модильяни. И взгляд мой вдруг застелет пеленой... До дней последних, как сказал Эрнест, Ты вечный праздник, ты всегда со мной!

Впечатление

(из Шпицбергенского дневника)

Тонкий свист позёмки за стеной, На сугробах голубые тени Чередой бредущие олени, Древний лик Луны над головой. Блеск её прозрачен, прихотлив, Высветлил хрустальные чертоги, Гор далёких ледяные тоги Покрывалом призрачным укрыв. Чуть заметен бледный щит Стожар, Ярко блещет пояс Ориона. И морозной искрою зажжённый Буйствует сияния пожар!..

VI

К.В.Холшевникову

Сезон ненастья над Памиром: В долинах стылая вода, И будто правят целым миром Туман, снега и холода. За пеленою непогоды Неразличим соседний склон Но мы идём, бредём сквозь годы Упрямо, головы в наклон. И пусть рюкзак изрезал плечи, Иссечено лицо пургой Нас греет радость дальней встречи, Хранит нас образ дорогой. И мы торим тропу упорно, Неровный оставляя след. И всё - не более, чем спорно, И тает блеск былых побед. Через снега и ледопады Навстречу солнцу поднялись, Для всех единою наградой Момент неповторимый - высь... И мятый кубок поднимая Салют поверженным ветрам Мы ни себе не изменяем, Ни слову, данному горам!

* * *

Ю. и И. Петровым

Вновь простор и солнце - как магнит: новой кругосветки ветер пряный будоражит душу и манит призрачной свободой океана. Крыльями взлетели паруса, реет вымпел, бьётся над волнами, уплывают, гаснут голоса пенный вал стеною встал меж нами. Чайкою скользнул за ним фрегат, шторм грядёт за полосою штиля. И до срока нет пути назад мерно лаг выщёлкивает мили... Тропик Рака - и слабеет яд Ваших пальцев мимолётной ласки. Равнодушно на меня глядят истуканы каменные Пасхи. Веют сказкой южные моря, жемчуга и женщины Таити ах, как трудно, верность Вам храня, не забыть мне севера, поймите... Но кругла Земля, и небеса путь укажут синими звездами. Заалеют в бухте паруса утром ранним. Лёгкими слезами горечь злой разлуки растворим, вспыхнет маяком огонь желаний. И, зардевшись как гардемарин, я услышу: Ты вернулся, странник... Что для нас разлуки и года, дальних стран обманчивые дымы, если нежно взгляд мой скажет - да, если скажет - вечно Вы любимы! Дай Вам Бог, изведав сердца боль, свет храня и чувством не старея, алым утром встретить, как Ассоль, навсегда вернувшегося Грэя...

Владимир Кияев

стр. 10-11

Т Е Л Е Ф О Н

1. ... - Все это самокопание твое - кожа, кости, внутренности, сосуды - зачем все это? - не торопясь, медленно разминая пальцами очередную сигарету, говорила она. - Если у тебя внутри вакуум, это не значит что и у других, и вообще... она многозначительно улыбнулась. - Ты вообще кроме своего Миллера книги какие-нибудь читаешь? Кроме себя, людей вокруг не видишь. Все ведь прозрачно... ... - А ты помоги. Сто раз тебя просил - помоги, дай разобраться. Ну же, ну. Например? Хоть чтонибудь. Благодарен ведь буду... ... - Представь себе сцену. Ночь. Полумрак. Постель. Ну там, любовь... Он, она... Он смотрит на нее, думает: "как ты мне надоела, куда ни двинь. Тряпка бездыханная". И утром : "все равно ведь никуда не уйдешь, здесь останешься,так все и будет тянуться".

2. Он вспоминал этот разговор, стоя перед комнатой, где сидела она. Двери были непрозрачны, от этого лихорадило сильнее. Лекция вот - вот должна была кончиться. Он размышлял. Не знал твердо, чего хочет. Входить хотелось и не хотелось одновременно. У ног выжидающе скучал "дипломат", на нем лежали перчатки. Неспеша натянув их, он подхватил чемодан, двинулся к выходу. Похоже, это действительно была она. С кожей, кишками и прочим. Настоящая. Долгожданная. Упоенно билось сердце. Спускался, хоть и медленно, по ступенькам. Все-таки спускался. Семь лет первой безответной влюбленности не проходят бесследно. День спустя, вечером, он ходил взад-вперед по комнате в своей квартире. Тикал будильник, молчали на полках книги. Рвалась музыка из магнитофона. Он машинально придушил ее кнопкой. Взял телефонную трубку. Холодное гудение подхлестнуло нервы. Положил. Походил, посмотрел в окно. Взял трубку снова, набрал ее номер. Длинные гудки проваливались в темноту. Телефон был с автоматическим определителем номера, но ему она не перезванивала ни разу. Обычно он звонил по вечерам. В тот вечер звонил еще и еще раз. Последний звонок был около полуночи. Мужской голос ответил, что она вышла "на полчасика", спросил, что передать. Он поблагодарил, отказался. Трубку положили. На следующий день он начал звонить с утра, примерно с одиннадцати. Звонил раз за разом. Дрожи - в руках, теле, в ожидаемом от себя голосе - уже не было. Легкость представлявшейся ему беседы мешалась с нетерпением, предвкушением разгадки. Телефон не отвечал. Весь день он двигался в тумане. В магазине, едва взглянув, забрасывал в сумку продукты, в поликлинике, куда пошел с матерью на гимнастику (у нее была сломана рука) сидел как ватный у двери врача, опустив голову, уйдя в мысли Изредка, словно вздрогнув посреди сна, вски.дывался, обводил мутным взглядом комнату, сидящих в ней, силуэты домов и людей за окнами . Звонил без устали и вечером. Та же картина. Около девяти, положив безуспешно трубку, бесшумно оделся, азвенел ключами у двери. "Что случилось, куда так поздно?" - заволновалась у телевизора мать. "Звони сколько хочешь, никто ведь не слушает! Не работает? Два телефона и ни один не работает?" "Вранье такое глупое. Врать-то ведь не умеет! " - вторила из кухни сестра. Он спешил к телефону-автомату, нервно поигрывая мелочью в кармане. Возбуждение росло с каждым шагом, опережая нетерпение. Вдоль шоссе, как обычно, горели фонари. Автомат был поблизости, у соседнего дома. Поднял трубку, набрал номер. Сняли моментально - кто-то сидел у телефона. Не отзывались. Услышав молчание, он повесил трубку на рычаг. Он вздохнул свободно, с облегчением. Вновь нахлынула пустота. Так и думал - всего-то! Опять игра - прозрачная, нелепая, скучная. Быстрыми, легкими шагами, словно взлетывая чуть-чуть с каждым, спешил домой. Да. Его втягивали в игру. Схватив с полки книгу, он плюхнулся на кровать, машинально заскользил глазами по строчкам. "Чеченцы Кизляр захватили, как Буденновск, а ты менишься ! " - кричала из-за приоткрытой двери мать. "Обойдется мир без твоих писаний. Даже Толстой так не менился!" Он прикрикнул, махнул нетерпеливо рукой. Дверь захлопнулась.

3. Вахтер Леонид сидел в своей каптерке, чистил картошку для "жаркого". Телевизор дрожал, зыбился, застланный молочной пеленой. Он метался по комнате, хохотал, припадал на колено, закуривал, тут же бросая в пепельницу сигарету. "Что делать, что делать?" - кричал он. Вахтер посмеивался, щипал бородку, ковырялся отверткой в щитке телевизора. "Бейся головой об стенку". Сел за стол, натянул фуфайку. "Давай телефон. Не бойся! Давай. Пройдемся по тонкому льду? Ну? Трусишь? Как зовут ее? Ну? Говори. Почему французское? Настоящее русское имя..." Телефон был занят. Подождав пару минут, Леонид набрал номер снова. - Алло. Полину можно ? - Полиночка? Здравствуй, милая. Это Володя. С Новым Годом тебя. Ты ведь с химического факультета? Нет? С математического? А я думал, по химии мне поможешь. Двойка у меня. Кто телефон дал? Александр Романович. Старик повесил трубку. "Я мужу скажу, он вам уши надерет", ухмыльнулся он через плечо, возвращаясь к телевизору. "Зачем ремонтировать, так спокойней", думал он. "На экране прям как у меня в башке. Успокаивает". Минут через десять раздался звонок. Леонид взял трубку. - Володю? Да, пожалуйста, слушаю. Кто номер дал? Это уж вы у нее спросите. За моральный ущерб отвечать? Да нет, я не каждый

день звоню. Ну зачем же так сразу - морду бить. Меня? Меня никто никогда еще не бил! Сунешься - ты у меня пятый угол искать будешь в доме большом, где на пятом этаже окно светится! прокричал старик.

Трубку бросили. Ему стало не по себе. Домой брел в смятении.

4. Придя домой, он, не раздеваясь, набрал номер вахты. - Здравствуй, сын мой, - завибрировала трубка. - У меня? У меня все в порядке. Она? Ты еще не сказал мне, что она раньше твоей девушкой была. Он? Позвонит, скажи - она моя была, а ты ее купил деньгами да квартирой. Скажи - я телефон дал, я просил, чтобы звонили, я ее люблю, она моя девушка, первая и последняя. Доведи его до инфаркта! За меня? А что за меня беспокоиться. У меня топорик припасен. Охрана сюда его не пустит. Да он трус! Потому и угрожает... Как она к тебе? Она к тебе с икрой придет, если долго ждать будешь. Если хирург этот ей матку не вырежет, чтоб не гуляла... А ты позвони ей сейчас. Звони смело! Что? Да ничего не делай. Пей чаек, смотри телевизор... Так-то, сын мой божий. Куда дышло повернешь, туда оно и выйдет... Они говорили еще в течение часа.

5. Он встретился с ней через день после бесед с вахтером. Накануне позвонил. Телефон откликнулся, она взяла трубку. Он сказал, что она лучшая женщина из всех, которых знал - хоть и скромный опыт, но в свои двадцать семь есть с чем сравнивать. Лучшая женщина, никаких изъянов. "Да прям", - раздалось в ответ с плохо сдерживаемой радостью. Впрочем, он и сам лелеял в себе вдруг вспыхнувший огонек близости, разгоравшийся с каждым словом все быстрее и ярче. Потом он стал рассказывать ей о реферате, который писал для нее накануне, отправившись ради этого в Публичку. Достав из ящика стола листы, сообщил их количество (реферат надо было сдавать срочно), прочитал список использованной литературы. Покончив с рефератом, он, сам не ожидая этого от себя, признался ей в любви. Первый раз в жизни. Слова вылетели легко, словно выпорхнули. Нахлынуло облегчение - словно прорвался многолетний нарыв. В трубке что-то обрушилось, ахнуло, вздохнуло. "Ну вот, все испортил", - воспрянула трубка." Мне мама говорит - ты хоть одному мужику покой когданибудь дашь?" "А мне чего беспокоиться?" понемногу обижаясь, ответил он ." И какой я мужик? Я с женщинами не живу. У меня своя комната, свои книги, рукописи. Беспокоиться не буду, увидишь. Из всякого правила бывают исключения " - бубнил он наперекор тому, что едва алело пока еще внутри наперекор словам, чувствуя , что сам приговаривает себя. "Ну, ну..." - ответный голос в трубке сбавлял радостные обороты." У меня нервы слабые и вообще... я не хочу об этом говорить. Наконец-то спокойное жилье, по квартирам не мыкаться. Ладно, мне сейчас еще к экзамену готовиться... Где я завтра буду - знаешь. Ну ладно, пока..."

6. ... - Вся эта психология твоя - кожа, кости, внутренности, нервы - зачем все это? - не торопясь раскуривая сигарету, медленно говорила она. - Все твои писания на одно лицо. Если у тебя внутри вакуум... представь себе сцену... ночь... полумрак... любовь... как ты мне надоела... и утром - "все равно ведь никуда не уйдешь, здесь останешься, так все и будет тянуться".

Алексей Марданов

!СПРОС ИЗУЧАЕТСЯ!

В Америке издается очень много таких книг. А хотите увидеть нечто подобное на русском языке? А прочитать? А иметь в своем полном распоряжении на зависть знакомым? "NBA-2000" - примерно так будет называться книга, которую мы хотим написать. В ней вы найдете массу интересных сведений о самых лучших, самых богатых, самых известных баскетболистах мира, а также о том, как функционирует эта профессиональная лига. Предварительная информация выложена по адресу: http://www1.tepkom.ru/nba Заходите и высказывайте свое мнение

Олег Новиков, Андрей Терехов

стр. 12 Утро у завода "Красный треугольник"

Треугльными кошками выпластан новый рассвет Их мяуканье длинным пролетом:, как долгая совесть. А в Обводном дома раздуваемы и невесомы, и над ними моста (и наручника) ржавый браслет. Просыпается тихая оторопь облачных круп. Если мир изменяется за ночь - что это? простуда? И испарина лип, и озноб парапета, покуда ты идешь к проходной и, надеешься, не позовут. Для тебя называет предметы новейший Адам, словно нет пустоты между сменой имен, сменой взгляда Незаметно обоим густеет комками нескладно "я тебя не отдам", превращаясь в "тебе не отдам". Неготовность. Пристрастие жизни к ее пустякам. Если падает в беге земля, то какое там рано, потому что и смерть - не судьба, - разновидность обмана. Научиться предательству исподволь, не по грехам. Уходи же. Тощеголосые твари кричат. Только кошки из спутников, кошки непрямолинейны. А канал отражает (оттенком плохого портвейна) И тебя и дома из растресканного кирпича.

* * *

Я проиграла, и глиною стал - золотой. Сколько луна не отсвечивай в треснувшей банке, рыбка уснула на донце сухой запятой и перестала сквозь стекла нашептывать байки. Только печальнее то, что никак не проходит зима. Вечно зимой принимать заставляют решенья, словно таблетки от гриппа, и носишь в чужие дома воздух морозный блестящею ниткой на шее. Серый рассвет оживит холодильника дробь в холоде держат остаточки лета - варенье. Рыбку и банку в помойное бросят ведро. Я отыграюсь. Вернется ли ветер весенний?

Татьяна Алферова УГОЛЬ и САНГИНА

Зачем же мне краски-то нынешним летом? Графитом, графитом черчу небосвод. Июня, июля и августа нету... Холодный апрель, ожиданье и вот, цепляясь за ели оборванным краем сентябрь выползает продленьем ненастья Сползает на землю с намокших ветвей. А ждал-то всего лишь не то чтобы счастья, не то чтобы ласки,улыбки твоей. Куда там! Все утро ворона пророчит с соседской ограды в промозглый рассвет бесцветные дни и холодные ночи и шелест дождя, и прощанье... Но нет, горячею охрой рисую осины и небо прозрачно-белесого цвета. Невзрачно, но все ж голубое слегка. Пусть поздно, пусть бабье, но все-таки лето, и все-таки легче смотреть в облака.

Сергей Бердников

(http://expage.com/page/esber)

Стр. 13

Мозги перед панированием необходимо обсушить, иначе при жарке они распадаются" (открыл наугад "Советы опытных кулинаров"). Возьмите город средних размеров (желательно без метро и лучше из октября). Налейте доверху воздух сырой. Обжарив листья, добавьте деревья и кубиками - дома. На улицы поселите по вкусу людей/воробьёв/собак. Немного мусора, скуки и нервов бросьте. И холод включив, мешайте шумовкой ветра. Пену с неба не стоит снимать! Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте снег в хлопьях (или крупой). И если всё правильно, то через месяц будет готова зима.

~~~ После дождя - лужи на платформе, следы огромных мокрых лап. Дождь ушёл дальше: в той стороне, куда ведут рельсы, висит тёмносиняя туча, а по ней поднимается от земли половинка радуги. Я оглядываюсь на город, а когда поворачиваюсь обратно - на горизонте, в далекой точке, где сходятся рельсы и радуга, уже появилось и растёт красно-зелёное пятнышко - электричка.

Если злишься - рисуй бамбук. Если счастлив - рисуй ирисы. Ничего, кроме туши и двух мягких кисточек, здесь не нужно. Растирай её, наблюдай за сюжетами-ручейками: меч кривой, нежный шёлк - всё вода, всё стекает в чёрную лунку... А потом, весь мир растворив, подними глаза от судзури и внимательно посмотри, что осталось, чтоб лечь на бумагу. Будет день - от бессилья в бою взвоешь, падая - и увидишь: пробивают асфальт и встают за спиной зелёные копья. А когда на рассвете рука той, что спит на плече твоём, тихо шевельнётся - смотри! - три цветка на окне, как обрывки неба... Так что не торопись, мой друг. Растирай свою тушь, а после, если злишься - рисуй бамбук, если счастлив - рисуй ирисы.

Copyright 1997 Alexey Andreyev, lexa@nevalink.ru

имею: # первое место в конкурсе ТЕНЕТА-95 (раздел ПОЭЗИЯ); # второй приз на хайку-конкурсе токийской газеты MAINICHI SHIMBUN'97; # второе место в SHIKI HAIKU CONTEST'95; # третье место в ОВЕС-КОНКУРСЕ'96 (в сети ФИДО); # ряд публикаций в зарубежных журналах и антологиях (Frogpond, Europoesie, Haiku World etc), в питерском "Речитативе" и московском "Арионе"; # две книжки стихов, изданные в США

КОМПЬЮТЕР И МИР

Компьютеры вторглись в нашу жизнь, как акула врывается в рыбью стаю, неожиданно и подобно смерчу. Наше поколение, люди, родившиеся в шестидесятых, воспитывалось и взрастало ещё без них. Нет, они были, конечно: за стенами математических институтов и на страницах романов. То есть не здесь, с нами, а где-то там, также далеко, как космические корабли или атомные электростанции. Теперь - другое. Компьютеры окружают нас, разрывают слабые связи между бестолковыми членами разросшейся человеческой стаи, проникают в одну область нашей деятельности за другой. И процесс этот будет идти по нарастающей. Пока что ещё представители старших поколений за немногими исключениями относятся к "чуду современной техники" скептически или откровенно избегают всякого общения с ним. Пока что ещё не у всех находятся деньги, чтобы купить себе компьютер домой или установить на службе. Но всё это только пока. Скоро все мы будем оплетены компьютерными сетями, как мухи, попавшие на обед к пауку. Как следует относиться к этому? Хорошо это или плохо? Уже слышится плач матерей, сетующих, что дети играют во всю эту "электронную гадость", что их не оторвать от экрана, что они не ходят гулять, позабыли про книги и не могут вспомнить, что такое музей. Уже жалуются жёны, что компьютеры отобрали у них мужей. То ли ещё будет? На компьютеры смотрят с ужасом и с обожанием одновременно. Нет, определенно есть что-то мистическое в этом "железе"! Не в той, конечно же, вульгарной форме, в которой преподносит нам это массовая культура в виде фильмов про вылезающих из компьютеров чудомонстров. Оставим в стороне этот "научно"-фантастический бред. Забудем на время и про бытующее в массовом сознании представление о компьютере, как о "думающей" машине. Все, кто имел дело с компьютером, знают прекрасно, что его можно без особого труда разобрать на составляющие и, применив минимальные познания из физики, математики и кибернетики, разобраться почти что во всех его жизненных отправлениях. Это не так сложно и почти что не оставляет места для "тайн". Однако всякий "чёрный" (серый, белый?) ящик, как следует из представлений той же, хотя бы, кибернетики, всегда таит в себе нечто иррациональное, не поддающееся обычному позитивистскому объяснению. И об этом тоже знают все, кто постоянно общается с компьютером. По Даниилу Андрееву мы вкладываем частицы своей души в вещи, с которыми общаемся долго и любовно, и тем самым даём им Стр. 14 вполне реальное существование в одном из тонких миров. Разговаривают с компьютерами многие. В большинстве своём, конечно, ругаются на "проклятую железяку". Но я знаю девушку, которая умеет уговаривать свой компьютер, чтобы он не зависал. А кому из "пользователей" не известно странное чувство, которое возникает, если вглядываться долго в меняющиеся на экране многоцветные образы и картинки? Любая компьютерная программа может быть рассмотрена как некоторая парабиологическая структура. Программа хранит информацию о себе на диске, "оживает" в момент запуска и стремится к "размножению", то есть своей многократной перезаписи и запуску на возможно большем числе компьютеров. Лучше всего эта программная "парабиология" изучена на примере компьютерных вирусов, которые даже имя своё получили по аналогии с одноименными биологическими объектами. Но на самом деле на компьютерных вирусах просто проявляется в наиболее явной форме ряд особенностей, характерных для всех компьютерных программ вообще. Жизнь компьютерных программ - прекрасный пример существования информационных систем, бытия, которое хотя и протекает как бы в самых глубинах нашего, материального мира, но, тем не менее, идёт по другим, не материальным, но вполне идеальным законам. Работа за компьютером порождает какие-то почти мистические ассоциации. Бездонные глубины MS DOS сродни необъятности космоса. Нортон возвышается среди них подобно тверди небесной. Windows - как исполинская гора вырастает на этих просторах. Выйти (хотя бы временно) из Windows в DOS - как в ухнуть с небес в инфернальные дебри. Процесс прямо-таки экзистенциальный. Каждая загрузка Windows - уподобляется долгому пути вверх, полному тяжести и наслаждений. Ну а одновременная работа из-под Windows и из-под DOS это уже процесс почти божественный: одновременное управление небом и миром, господство над всей совокупностью сфер... Я знаю людей, которые не переносят компьютер органически. Один мой знакомый философ утверждает, что пробыть более 10 минут в одной комнате с работающим компьютером он просто не в состоянии. Ему кажется, что при помощи компьютеров на нас пытается воздействовать сам Космос _ некий бездушный, но всемогущий и всезнающий мировой мозг, этакий Люцифер технократической эры, жаждущий уподобить себе и поработить человечество. Культурологи говорят, что повсеместное распространение компьютеров принесёт культуре медленное умирание и безысходную смерть. Впрочем, за последнее столетие на роль убийц культуры последовательно претендовали, кроме того, кинематограф, телевидение и видео. К примеру, недавно я слышал выступление одного маститого доктора наук, который почти в истерике уверял собравшуюся аудиторию, что внедрение в нашу жизнь спутникового телевидения (особенно, с ожидаемым появлением в будущем сотен новых каналов) неизбежно приведёт к культурному шоку с последующим полным одичанием населения. Так что же такое компьютер: любимая игрушка технократа, панацея от всех бед или новый вариант чумы XXI века? Разрушит ли он остатки нашей культуры или сотворит для нас новый, кибернетический рай? Наверное, вряд ли нам стоит в упоении воспевать прелести грядущей киберкультуры, но не стоит и истерически рвать волосы на голове и устраивать новые луддитские погромы. Не лучше ли относиться к компьютеру так же спокойно, как к любимой шариковой ручке, любимой книжке и любимому магнитофону? Компьютер - это то, что мы вложим в него. Так давайте же будем вкладывать в него как можно больше добрых и полезных вещей, пусть наша компьютерная культура будет такой же прекрасной, как наша литература, наша музыка, наша архитектура, наше кино. Не надо бояться компьютера, не надо обожествлять его. Надо лишь умно и толково использовать в нашей жизни, в нашей работе и в нашем досуге. И тогда компьютер никогда не превратится в страшного монстра, стремящегося к уничтожению несчастного человечества, но навсегда останется нашим добрым другом и помощником

Михаил Владимиров

P.S.: Поднимая тему использования компьютеров в нашей жизни, хочу посоветовать читателям приобщиться к Интернету. Там тоже кипит своя жизнь: организуются тусовки, проводятся конкурсы: Пользуясь случаем, хочу прорекламировать один из них: www.teneta.ru В прошлом году в нем победила Виктория Измайлова, небезызвестные Зеленые Рукава. Может быть в этом году удача улыбнется вам. Главное - не боятся и искать доступ. Ниже приводится краткая справка: В Профессиональное жюри конкурса ТЕНЕТА-98 вошли такие известные личности, как Михаил АЙЗЕНБЕРГ, Василий АКСЕНОВ, Алексей АЛЕХИН, Игорь ИРТЕНЬЕВ, Леонид КОСТЮКОВ, Виктор КРИВУЛИН, Анатолий КУДРЯВИЦКИЙ, Илья КУКУЛИН, Владимир МАКАНИН, Александр МИХАЙЛОВ, Татьяна МИХАЙЛОВСКАЯ, Алексей ПУРИН, Генрих САПГИР, Михаил ЭПШТЕЙН, Лев ЯКОВЛЕВ и другие.

стр. 15 Интервью с автором по поводу поездки Саймон Сэя в Англию 1) Какое впечатление на вас произвела родина Шекспира, МакЛауда и Мерлина? Да так, вырождается потихоньку. Шекспиры и МакЛауды все перевелись. Остались одни Мерлины да Копперфильды. Есть еще Ричард Львиное Сердце - и тот только в виде памятни- ка перед Парламентом (см.слева). 2) Говорят, вы видели там самого Белого Оленя? Видел. Вот он, на фотографии внизу. Прячется от охотников в колледже Св.Магдалины в Оксфорде. Студенты его любят и берегут, так что Ночной Ветер может спать спокойно. 3) Не могли бы вы вкратце прокоментировать приведенные фотографии? Сверху - представитель шотландского пролетариата. Зарабатывает себе на жизнь игрой на волынке. Вообще, пока в Шотландию не перестанут ездить туристы, этот инструмент подавления мысли не отомрет. Снизу слева Йоркский Собор перед закатом солнца. Поперечная линия - это не царапина, а луч света. Будете рядом с Йоркширом - обязательно заезжайте, город того стоит. Справа - замечательный архитектурный памятник города Эдинбурга. Некий шотландец рабогател в Америке, затем вернулся в родную Шотландию и решил построить на самой высокой горе города копию Парфенона. Построил 12 колонн (а всего должно быть 64) и : разорился. Зато теперь в городе Эдинбурге - не пошлая копия афинского чуда света, а свое самостоятельное архитектурное произведение. 4) Что вам больше всего не понравилось в Англии? Водопроводные краны. Попробуйте помыть руки под двумя струями воды - ледяной холодной и обжигающе горячей. Если вам это понравится, то я вам завидую. Еще очень тяжело привыкнуть к левостороннему движению, приходится при переходе улицы смотреть и налево, и направо. 5) Чем вы сейчас занимаетесь? Работаю программистом, преподаю криптографию, реинжиниринг, прочие умные науки. Вряд ли читателям это будет интересно. 6) Каковы ваши творческие планы? В данный момент я участвую в написании трех книжек, две из них по специальности, а одна (вместе с Олегом Новиковым) про НБА. Еще занимаюсь развитием своей домашней странички в Интернете. Если что-то из рассказанного вас заинтересовало, то можете заглянуть ко мне: http://www1.tepkom.ru/users/ddt

стр. 16 Выходит когда, как и где можно

Правилом хорошего тона стало публиковать на последней странице письма читателей. Но поскольку в роли редактора я выступаю впервые, то похвастаться обилием читательских откликов не могу. Собственно говоря, их попросту нет. Не приводить же здесь сугубо деловую переписку, которую я веду с Новосибирском. Поэтому выдержек из писем читателей здесь не будет, а будет еще немного стихов на мой вкус.

* * * А может быть, так вот и надо: В горячке пылающий лоб, и дождь чтоб, и ветер, и чтоб бежать вдоль чугунной ограды и чувствовать, как между строк ложатся шершавые плиты, как , пеной шипя по граниту, вода замирает у ног. Безумной стихии навстречу стихи бормотать, что покой лишь снится, что злою тоской набухли промокшие плечи. Лицо прикрывая рукой, всем телом на дождь и на ветер... Нет вы этим бредням не верьте. я выдумал все, я другой. Могли так и Пушкин и Блок вдоль Мойки спешить через Невский. с канала к Сенной Достоевский. наверное тоже так мог, а я, улучив лишь минуту, встав ночью, не видели чтоб, к стеклу леденящему лоб, смотрю на осеннюю смуту, но выйти, нарушив покой, чтоб дверь на весь дом за спиною... Да что вы! Да бог с ней, с тоскою! Я как-нибудь так. Я другой...

Сергей Бердников

На правах Камертона

В этой рубрике должны печататься произведения, еще не ставшие классическими, но, на взгляд редактора, любопытные и представляющие интерес для творческой публики. В данный момент мне хочется обратиться к творчеству одного автораисполнителя.

Однажды думал, думал и придумал я куплет, О том, что несмотря на окружающюю тьму, Стремимся тем не менее мы выбраться на свет, И даже зрим его, и даже движемся к нему. Придумал и почувствовал, и стали мне милей И воды Днепрогэса, и Турксиб, и саксаул; И девушка с веслом, и парень с молотом при ней, И вечный бой курантов, и почётный караул. И вечный бой, и саксаул; И караул, караул, караул!

Но вдруг мне показалось, что куплет мой сущий бред. И я полез в блокнот, не понимая ничего, Нашёл строку, в которой "все мы движемся на свет...". Нет, что-то здесь пропущено и не уточнено. И тотчас в тёмный ад свалился я из райских кущ. В душе зашевелились кошки на сердце змея. И я тогда воззвал к тому, кто благ и всемогущ, Чтоб мне он дал ответ иль вынул душу из меня.

А то мне кошки на сердце

змея, змея, змея.

В конце концов явился мне спасительный ответ, И сам не свой от радости я вновь полез в блокнот, Нашёл строку, в которой "все мы движемся на свет" И перед словом "свет" с размаху вставил слово "ТОТ". И сразу стали мне близки и НЭП и Гоэлро, И службы караульной развесёлое ать-два, И молот работяги и колхозницы бедро, И вся такая красная-прекрасная Москва. И красная, и красная Москва, прекрасная Москва

Александр Щербаков

Адрес для писем: 630106 Новосибирск, а/я 59 Бочарову Дмитрию Корпункты: В Улан-Уде:670047, а/я 11859 В Самаре:443117, а/я 7415 В Санкт-Петербурге:ooo@tepkom.ru

Стоимость этого номера - В Санкт-Петербурге 4 рубля. В остальных городах цена устанавливается согласно местным особенностям

Переводы направлять по адресу 630092, Новосибирск, а/я 49 Постовалову С.Н.

Редакция: Мерлин, Ночной Ветер, Стерх, Маленькая Белошвейка, Logic, СНЕГ к выпуску данного номера НЕПРИЧАСТНЫ.

Набор: Новиков Олег Поддержка: Терехов Андрей Отдел реализации в Санкт-Петербурге: Федулова Галина

Тираж в Санкт-Петербурге: 33 экз. Подписано в печать 10.10.1998 Дополнительный тираж в Новосибирске 70 экз.