Лавкрафт Говард Филипс & Дерлет Август Уильям Темное братство

Ховард Филипс Лавкрафт

Авгус Уильям Дерлет

ТЕМНОЕ БРАТСТВО

Вполне возможно, что все обстоятельства, связанные с загадочным пожаром, который произошел в заброшенном доме на холме неподалеку от Сиконга в небольшом густонаселенном районе между мостами Вашингтона и Красным, так никогда и не станут известными широкой публике. Полицию тогда буквально осаждали толпы чудаков, изъявлявших желание пролить дополнительный свет на это дело, причем особенно в этом усердствовал некий Артур Филипс, являвшийся потомком одного из старинных ист-сайдских родов, которые испокон веков проживали на Энджел-стрит. Этот несколько суматошный и слишком возбужденный, но в целом, по-видимому, вполне искренний молодой человек даже подготовил своего рода отчет о событиях, непосредственно предшествовавших возникновению пожара. Несмотря на то, что полиция тщательно проверила и допросила всех упоминавшихся в сообщении мистера Филипса лиц, ей так и не удалось извлечь из него какую-либо практической пользы для дальнейшего расследования, за исключением, пожалуй, лишь того обстоятельства, что библиотекарь Атенеума [Атенеум - название литературных и научных обществ, специализирующихся по проблемам культуры] показал, что упомянутый мистер Филипс действительно однажды встречался в этом учреждении с мисс Роуз Декстер. Содержание отчета прилагается.

I

Для любителя ночных прогулок пустынные улицы едва ли не любого города Восточного побережья всегда таят в себе массу странных и ужасных, мрачных и невероятных открытий. Причина этого, пожалуй, заключается в том, что темнота словно способна извлекать наружу из всевозможных щелей и закоулков, из чердачных помещений и глухих подвалов такие образчики человеческих существ, которые по тем или иным причинам, корнями уходящим в глубокое прошлое, предпочитают дневное время суток проводить в своих укромных, сумрачных убежищах. Обычно к числу таких лиц относятся самые что ни на есть уродливые, больные, очень старые и немощные, чудаковатые люди - одним словом, почти пропащие души, - которые столь странным способом словно пытаются под покровом ночи заявить о своей личности, ибо только в это время, но никак не при ярком свете солнечного дня, подобная цель оказывается хоть сколь-нибудь осуществимой. Все они - изуродованные жизнью, искалеченные мужчины и женщины, которым никогда не удавалось до конца оправиться от лишений и травм далекого детства, - настойчиво ищут таких встреч и ощущений, которые не предназначены для всех остальных нормальных людей; именно поэтому каждый город и вообще любое место, где в течение более или менее продолжительного времени концентрировались особи человеческого рода, буквально кишит подобными типами, хотя видеть их можно исключительно в темное время суток, когда они выползают - словно ночные мотыльки выпархивают - наружу, чтобы на протяжении нескольких часов побродить по узким городским улочкам, пока неумолимое солнце вновь не заставит их скрыться в своих потаенных норах.

Будучи единственным ребенком своих родителей, к тому же во многом предоставленным самому себе по причине врожденного хронического недуга, я также довольно рано обнаружил в себе склонность к ночным блужданиям, поначалу ограничивая их окрестностями Энджел-стрит, где прошла большая часть моего детства, а затем постепенно все более расширяя район прогулок по ночному Провиденсу. В дневное время я, насколько позволяло состояние моего здоровья, любил бродить вдоль берега Сиконга, пока не выходил за пределы города и не оказывался на открытой местности, а иногда, когда чувствовал особый приток сил и энергии, играл с несколькими тщательно отобранными приятелями в нашем "клубе", который мы сами же старательно соорудили в лесистом месте неподалеку от города. Кроме того, я очень любил читать и проводил долгие часы в просторной и богатой библиотеке моего деда, читая безо всякого разбора все, что попадалось под руку, в результате чего приобрел весьма внушительный багаж знаний - от греческих философов до истории английской монархии, от секретов древних алхимиков до экспериментов Нильса Бора, от знаний, запечатленных на египетских папирусах, до более приближенных к нам исследований Томаса Харди [Томас Харди - английский писатель-реалист; один из крупнейших лирических поэтов XX века]. Мой дед даже при отборе книг демонстрировал верность строгим принципам католицизма, а потому, не признавая никакой специализации, приобретал и хранил лишь то, что, по его разумению, являлось "хорошей" литературой, иными словами которая могла заинтересовать и увлечь его самого.

Всякий раз ночной город захватывал меня целиком, отвлекая от всех остальных проблем; дальние пешие прогулки я предпочитал любым другим занятиям, а потому все последние годы своего детства И ранней юности посвящал полуночным блужданиям, что еще более сделало меня - с учетом того, что в периоды обострения моего заболевания я не мог посещать школу довольно самоуверенным и не особенно общительным человеком. Даже сейчас я не могу с достаточной уверенностью сказать, что, именно с такой настойчивостью и целеустремленностью отыскивал в ходе своих одиноких полуночных прогулок; что такого особенного было в погруженном в темноту городе, почему меня так и манило пройтись по неосвещенной Бенефит-стрит или по едва различимым и почти неизвестным в громадном Провиденсе закоулкам вокруг По-стрит; что надеялся разглядеть в изредка мелькавших мимо лицах людей - таких же полуночников, крадущихся и проскальзывающих по мрачным аллеям и уединенным тропам почти опустевшего города. Возможно, это было всего лишь своеобразным способом бегства от более грубых реалий жизни, обнажавшихся в светлое время суток, к тому же помноженным на неутолимое любопытство и интерес к тайнам города, раскрыть которые, как мне казалось, можно было лишь ночью.

Когда окончание средней школы стало свершившимся фактом, некоторые люди в моем скудном окружении ожидали, что у меня появятся новые интересы и занятия, однако этого не произошло, ибо состояние моего здоровья не позволяло мне отважиться на такую авантюру, как поступление в Брауновский университет, где, естественно, я смог бы продолжить свое образование. Предвидя неизбежную неудачу подобного мероприятия, я лишь еще больше окунулся в свое увлечение - едва ли не вдвое больше времени стал проводить за книгами и до максимума продлил свои прогулки по ночному городу, подстроив под собственные нужды распорядок дня и отсыпаясь в светлое время суток. Во всем же остальном я вел, можно сказать, вполне нормальный образ жизни и отнюдь не забывал заботиться о своей рано овдовевшей матери и тетушках, вместе с которыми мы жили. Товарищи моего детства к тому времени окончательно отдалились от меня, зато я открыл для себя Роуз Декстер темноволосую подругу, происходившую из семьи едва ли не первых переселенцев, прибывших в старый Провиденс, и к тому же обладавшую стройной фигуркой и изумительной красоты, лицом, которую я постепенно уговорил присоединиться к моим ночным блужданиям.

Вместе с ней я продолжал бродить по ночному Провиденсу, однако теперь совершал эти прогулки с особым пылом, желая показать Роуз все то, что уже успел открыть для себя в тайнах затемненного города. Познакомились мы с ней совершенно случайно - это произошло в старом Атенеуме, - регулярно встречались там по вечерам, после чего выходили за его главные ворота и отправлялись в странствие по почти непроглядной ночи. То, что поначалу казалось ей экстравагантной забавой, вскоре переросло в устойчивую привычку; девушка не хуже меня пристрастилась к исследованию полузаброшенных проулков и длинных, нехоженных аллей города, а потому довольно скоро она, как и я, стала чувствовать себя на ночных улицах столь же уютно и спокойно, как в собственном доме. Помимо всего прочего Роуз оказалась довольно милой болтушкой, что явилось приятной компенсацией определенного дефицита этого качества у меня самого.

Таким образом мы в течение нескольких месяцев обследовали Провиденс, пока однажды ночью на Бенефит-стрит к нам не подошел незнакомый мужчина в коротковатом плаще, под которым проглядывала мятая, несвежая одежда. Когда мы свернули на эту улицу, он стоял на тротуаре неподалеку от угла дома, и я, проходя мимо, окинул его внимательным взглядом. Было во всем его облике что-то необычное, даже настораживающее, хотя я тут же поймал себя на мысли, что его усатое лицо с темными глазами непокорно торчащими волосами на непокрытой шляпой голове показалось мне странно знакомым. Как только мы миновали его, я услышал, что он двинулся следом за нами, пока наконец не догнал и, опустив мне руку на плечо, не проговорил:

- Сэр, вы не подскажете мне дорогу к кладбищу, по которому некогда любил прогуливаться господин По?

Я объяснил ему, как туда пройти, после чего, повинуясь неожиданно возникшему импульсу, предложил проводить его прямо до места. Не прошло и нескольких секунд, как мы все трое уже шагали по тротуару в сторону старого кладбища. Я почти сразу же заметил, что незнакомец внимательно поглядывает на мою спутницу, однако уже довольно скоро от едва зародившихся подозрений на этот счет у меня не осталось и следа, поскольку я понял, что в манерах этого человека не было ничего оскорбительного, а все его поведение казалось скорее подчиненным рациональному расчету, нежели движимым какими-то страстями. Со своей стороны я также старался приглядеться к нему, используя для этого краткие освещенные участки пути под тусклыми уличными фонарями, и при этом с каждой минутой все больше ловил себя на мысли, что знаю или по крайней мере когда-то в прошлом знал этого человека.

Одет он был почти во все черное, если не считать белой рубашки и мягкого виндзорского галстука. Одежда была неглаженой, как если бы ему приходилось носить ее довольно долго, не имея возможности основательно заняться своим туалетом, хотя следовало признать, что наряд его отнюдь не походил на грязные лохмотья большинства обитателей ночного города. У него были круто изогнутые, почти куполообразные брови, из-под которых на собеседника глядели внимательные, запоминающиеся глаза, а все лицо сужалось книзу, заканчиваясь тупым подбородком. Прическу он носил также более длинную, нежели было принято у большинства людей моего поколения, хотя по возрасту едва ли превосходил меня больше, чем лет на пять. Зато фасон костюма незнакомца явно относился к более давним временам, отчего складывалось впечатление, будто портной специально скроил его гардероб по моде чуть ли не полувековой давности.

- А вы ведь не из Провиденса, - запросто проговорил я.

- Да, погостить приехал, - коротко ответил он.

- И вас интересует По?

Он кивнул.

- Вы много про него знаете? - было моим следующим вопросом.

- Отнюдь, - возразил незнакомец. - Кстати, не могли бы вы просветить меня на этот счет?

Меня не пришлось долго упрашивать и я почти сразу же выдал ему краткий биографический очерк о родоначальнике детективного жанра и признанном мастере жутковатых рассказов, чьими произведениями я когда-то просто зачитывался. Более подробно я остановился лишь на истории его романа с миссис Сарой Элен Уитмэн, поскольку частично он протекал в моем родном Провиденсе и имел определенное отношение к тому самому кладбищу, к которому мы как раз направлялись. Я заметил, что мужчина слушал меня почти с восхищенным вниманием, словно пытался зафиксировать в памяти все, что я ему говорил, хотя по выражению его лица было совершенно невозможно определить, нравилось ли ему или, напротив, вызывало неудовольствие содержание моего рассказа. Кроме того, я не имел ни малейшего представления о том, чем именно был вызван этот его интерес к покойному писателю.

Со своей стороны, Роуз, несомненно, отметила и горячую заинтересованность нашего попутчика моим рассказом, а также и его интерес к ее собственной персоне, однако при этом она ничуть не застеснялась, так как чувствовала, что внимание это не лишено амурной корысти. Лишь когда незнакомец спросил, как ее зовут, я поймал себя на мысли о том, что сам не поинтересовался его именем. Он представился "мистером Аланом" - услышав это имя, Роуз едва уловимо улыбнулась, что не ускользнуло от моего внимания, поскольку в тот самый момент мы проходили под одним из редких уличных фонарей.

После того как произошла процедура нашего импровизированного знакомства, наш спутник, казалось, вообще утратил ко всему какой-либо интерес, и потому остаток пути до кладбища мы прошли в почти полном молчании. Я подумал, было, что мистер Алан войдет на его территорию, однако, как выяснялось, ему хотелось лишь уточнить его местонахождение, чтобы посетить это место позднее, уже при дневном свете. На мой взгляд, это было вполне разумным решением, поскольку, хотя я довольно неплохо знал кладбищенскую территорию и не раз бывал там даже ночью, в темное время для нового человека там было бы мало интересного.

Расстались мы у ворот кладбища, после чего, пожелав ему спокойной ночи, пошли дальше.

- Знаешь, - сказал я, обращаясь к Роуз, когда мы удалились на значительное расстояние от нашего нового знакомого, так что он не мог уже нас услышать, - я все время смутно ощущал, что знаю этого человека, но никак не мог припомнить, где именно его видел. Может, в библиотеке?

- Да уж, определенно в библиотеке, - проговорила Роуз с характерным для нее коротким гортанным смешком. - И не иначе как на настенном портрете.

- Да что ты! - не удержавшись, воскликнул я.

- Разве ты не уловил сходства, Артур?! - в свою очередь воскликнула девушка. - Хотя бы по его имени. Да это же вылитый Эдгар Алан По.

И в самом деле, это был именно он. Как только Роуз произнесла это имя, я сразу же вспомнил поразительное сходство, даже в одежде, и тут же причислил мистера Алана к довольно безвредной когорте идолопоклонников, которые в своей любви к кумирам подчас даже стараются копировать их внешность, вплоть до старомодных нарядов. Странно было лишь то, что он вздумал в одиночку бродить по улицам ночного города.

- И все же должен признать, что это самый странный тип, которого мы с тобой когда-либо встречали во время наших прогулок, - заметил я.

Она слегка сжала мою руку.

- Артур, а ты не заметил ничего необычного в этом человеке?

- Ну, пожалуй, во всех ночных бродягах, вроде нас с тобой, есть что-то необычное. Хотя бы в том, что мы сами создаем собственную реальность,

И все же, несмотря на свой полушутливый ответ, я догадался, что именно имела в виду Роуз, а потому не испытывал особой потребности в последовавшем затем с ее стороны потоке дополнений и пояснений. Я также смутно осознавал, что во всем облике и поведении этого самого мистера Алана определенно было что-то "не то", какой-то намек на неуместность, даже нелепость не только его внешности, но и всего существования. И проявлялось все это, как я теперь понимал, в целой серии самых банальных и обычных вещей. Например, в почти полном отсутствии мимики на подчеркнуто бесстрастном лице; в его речи - правда, довольно лаконичной, однако также лишенной привычных слуху оттенков и вариаций тембра голоса, что делало ее почти механической. За все время нашего разговора он ни разу не улыбнулся, и вообще ни коим образом не изменил подчеркнуто отстраненного выражения своего лица, и мимика его, равно как и слова, отличались поразительной беспристрастностью, почти отчужденностью, которые были весьма необычны для нормального человека, тем более мужчины, находящегося в обществе молоденькой девушки. Даже тот интерес, который он проявил по отношению к Роуз, носил скорее, если так можно выразиться, клинический, нежели личностный характер. К этому следовало также добавить, что по мере того, как меня разбирало все большее любопытство от встречи с этим человеком, я почему-то начинал испытывать какую-то смутную настороженность, почти тревогу, а потому поспешил перевести разговор на другую тему и вскоре проводил Роуз до крыльца ее дома.

II

Похоже на то, что мне было предначертано свыше снова повстречать мистера Алана, причем не далее как двумя ночами позже - на сей раз неподалеку от дверей моего собственного дома. Возможно, это покажется абсурдным, однако я не мог отделаться от ощущения, что он специально поджидал меня, и что ему не меньше меня хотелось продолжить наше знакомство.

Я сердечно поприветствовал его - как товарища по ночным блужданиям, и сразу же заметил, что хотя голос мистера Алана довольно умело имитировал ответную радость от встречи, на лице его не отразилось ни малейшего намека на какие-то чувства - оно оставалось совершенно неподвижным, "деревянным", если пользоваться языком романтичных писателей; губы его не тронула даже самая слабая улыбка, а в темных глазах не промелькнуло ни малейшего проблеска истинного возбуждения. Вспомнив разговор с Роуз, я повнимательнее присмотрелся к нему и отметил, что внешнее сходство с покойным писателем действительно было поразительным. Более того, если бы в дальнейшем он стал настаивать на том, что и в самом деле является одним из потомков Эдгара По, то я, пожалуй, был бы склонен ему поверить.

Вообще же все это показалось мне редчайшим совпадением, хотя и не более того, поскольку в ходе дальнейшего разговора мистер Алан ни коим образом не касался ни личности самого По, ни периода его жизни в Провиденсе. Как вскоре выяснилось, он был гораздо больше заинтересован в том, чтобы выслушать мои речи, тогда как со своей стороны, как и при первой нашей встрече, демонстрировал явную неразговорчивость, да и манеры его, как ни странно, остались прежними - как если бы ранее мы с ним никогда не встречались. Впрочем, нельзя было исключить, что он лишь искал в моих словах нечто такое, что могло бы стать предметом общего разговора, поскольку как только я обмолвился, что регулярно читаю в провиденсовском "Журнале" колонку, посвященную проблемам астрономии, как он тут же принял оживленное участие в беседе. Таким образом, то, что на протяжении чуть ли не семи кварталов нашей прогулки являлось не чем иным, как моим сольным выступлением, неожиданно переросло в самый настоящий диалог.

Мне сразу стало ясно, что в проблемах астрономии мистер Алан отнюдь не новичок. С некоторой, как мне показалось, горячностью, неожиданно прорезавшейся в его голосе, он высказал ряд собственных, причем подчас довольно спорных суждений по ряду проблем. При этом он, однако, не стал тратить много времени на отстаивание точки зрения о принципиальной возможности межпланетных путешествий, и лишь кратко обмолвился, что не только некоторые планеты нашей солнечной системы, но и огромное количество звезд во вселенной являются обитаемыми.

- Человеческими существами? - с явным недоверием уточнил я.

- А почему именно человеческими? - переспросил он. - Жизнь вполне может существовать не только в облике человека. Ведь даже здесь, на этой планете, она весьма многообразна.

После этого я спросил его, читал ли он работы Чарльза Форта.

Выяснилось, что не читал. Более того, он вообще впервые услышал имя этого ученого, и я по его просьбе изложил ему содержание некоторых теорий Форта, присовокупив к ним рад фактов, которые тот сам приводил в подтверждение своих идей. При этом я обратил внимание на то, что в ходе моего рассказа мистер Алан несколько раз коротко кивал головой, явно соглашаясь с высказываемыми мыслями, хотя на лице его по-прежнему не дрогнул ни один мускул. В одном месте он даже перебил меня.

- Да, это действительно так. То, что он предполагает, полностью соответствует действительности.

В тот момент я как раз говорил о наблюдениях неопознанных летающих объектов, которые отмечались во второй половине девятнадцатого века неподалеку от Японии.

- Но вы-то откуда это знаете?! - не удержавшись, воскликнул я.

Мистер Алан тут же ударился в пространные объяснения, суть которых заключалась в следующем. Любой дальновидный и талантливый астроном, где бы он ни жил и ни работал, никогда не считал, что земля является единственной планетой, на которой существует жизнь. Из этого со всей очевидностью следовало, что если обитающие в некоторых соседних мирах формы жизни находятся на менее организованном и более примитивном по сравнению с землей уровне своего развития, то существуют также такие космические образования, где этот уровень намного выше земного. Данная предпосылка, в свою очередь, позволяла сделать вполне логичный вывод о том, что именно эти более высокоорганизованные формы жизни постигли способы совершения межпланетных путешествий, в результате чего после довольно длительного периода наблюдений они смогли весьма неплохо изучить и саму землю, и ее обитателей, как если бы это была одна из родственных им планет.

- Но с какой целью? - спросил я. - Чтобы пойти с войной на нас? Осуществить вторжение на землю?

- Более высокоорганизованные формы жизни едва ли станут полагаться на столь примитивные методы, - заметил мой спутник. - Они наблюдают за нами, точно так же, как мы наблюдаем за луной и слушаем радиосигналы с других планет - ведь мы находимся лишь на самых низших ступенях подготовки к межпланетным контактам и собственно космическим полетам, тогда как расы, обитающие на удаленных звездах, давным-давно освоили и то, и другое.

- Но как вы можете говорить обо всем этом с такой безапелляционностью? - вновь спросил я.

- Дело в том, что я это знаю. Впрочем, ведь вы и сами же пришли к точно таким же выводам.

Я согласился, что это так.

- И вы продолжаете придерживаться прежней широты взглядов?

Я признал и это.

- В достаточной степени, чтобы ознакомиться с доказательствами подобной теории, если таковые будут вам предъявлены?

- Разумеется, - кивнул я, хотя, пожалуй, некоторый скептицизм, неизбежно прозвучавший в моих словах, все же трудно было не заметить.

- Это хорошо, - сказал он. - В таком случае, если вы позволите, я и мои братья хотели бы прийти к вам домой на Энджел-стрит, где мы попытались бы убедить вас в существовании жизни в других мирах - возможно, не в точно такой же человеческой форме, но определенно жизни, и к тому же обладающей гораздо более мощным интеллектуальным потенциалом, нежели любой из ныне живущих на земле самых образованных людей.

Меня буквально ошеломила широта подобных взглядов и убеждений, хотя я и постарался не показать своих чувств. Его убежденность заставила меня вновь подумать о том, сколь разнородные личности порой встречаются на ночных улицах Провиденса, причем мистер Алан, несомненно, принадлежал к числу тех, кто был одержим самыми невероятными идеями, и потому был преисполнен присущего большинству из них стремления обратить в собственную веру как можно больше новых сторонников.

- Ну что ж, - проговорил я, принимая его идею, - когда и где вам будет угодно. Впрочем, раз все это состоится у меня дома, я бы предпочел время попозднее, чтобы дать возможность моей матушке улечься в постель. Дело в том, что всякие новые опыты и эксперименты неизменно вселяют в нее чувство тревоги.

- Как бы вы отнеслись к идее встретиться в следующий понедельник, также ночью?

- Договорились.

Больше мой спутник этой темы не касался, да и вообще практически не принимал участия в беседе, так что основное бремя разговора опять пришлось нести мне. Возможно, я оказался не особенно умелым рассказчиком, поскольку где-то через три квартала, когда мы подошли к широкой аллее, мистер Алан неожиданно стал прощаться и, пожелав мне спокойной ночи, ступил на ее широкий тротуар и скрылся в ночи.

Мог ли он жить где-то поблизости от этого места? Мне это показалось маловероятным и я предположил, что в таком случае он вскоре должен появиться на другом конце аллеи. Подчиняясь неожиданному импульсу, я поспешил к противоположному краю квартала и притаился в тени параллельной улицы, откуда, незамеченный для посторонних глаз, мог достаточно ясно видеть открывавшееся передо мной пространство.

Не успел я еще отдышаться, как мистер Алан довольно праздной походкой вышел на освещенную часть улицы. Поначалу я подумал, что после перекрестка он пойдет дальше по аллее, однако вместо этого мой ночной знакомый свернул на боковую улицу и, чуть прибавив шагу, двинулся по ней. Меня просто обуяло любопытство и я стал незаметно следовать за ним, стараясь держаться самых темных углов и закоулков. Впрочем, данная предосторожность, как выяснилось, оказалась совершенно напрасной, поскольку мистер Алан ни разу даже не обернулся; он шел, устремив взор прямо перед собой и, насколько я мог судить, совершенно не глядел по сторонам и, тем более, не проверял, не идет ли кто за ним следом. Тогда я предположил, что он направляется к себе домой, поскольку в столь поздний час - время перевалило далеко за полночь это было бы самым естественным.

Мне не составило большого труда следовать за моим ночным спутником, поскольку я прекрасно ориентировался в окружавших меня и знакомых с детства улицах. Мистер Алан определенно двигался в направлении Сиконга и так ни разу и не свернул, пока мы не оказались в довольно захудалом районе Провиденса, где он пошел чуть в сторону давно заброшенного дома, стоявшего на гребне невысокого холма.

К счастью, я продолжал оставаться в тени, поскольку мистер Алан, как выяснилось, отнюдь не спешил укладываться в постель. Вместо этого он, похоже, прошел через дом, незаметно вышел через заднюю дверь и вновь обогнул квартал, поскольку я неожиданно увидел, как он опять подходит к дому с той же стороны, с которой совсем недавно шли мы оба. Миновав место моего укрытия, он снова вошел в дом, по-прежнему не зажигая в нем света.

На сей раз он определенно остался внутри. Я прождал еще минут пять или что-то около того, после чего повернулся и побрел назад в сторону своего собственного дома на Энджел-стрит. При этом я был явно доволен тем, что в своем преследовании мистера Алана не превысил того, что прошлой ночью позволил себе сделать он сам - я уже давно пришел к выводу, что наша сегодняшняя встреча произошла отнюдь не случайно, но по предварительному умыслу со стороны моего нового знакомого.

Удалившись на несколько кварталов от дома мистера Алана, я, тем не менее, испытал подлинное изумление, увидев, как со стороны Бенефит-стрит мне навстречу движется мой вездесущий знакомый! Пока я терзался предположениями относительно того, как ему удалось, выйдя из своего дома, совершить столь большой крюк, чтобы не только опередить меня, но и двигаться мне навстречу, а заодно тщетно пытался выстроить предполагаемый маршрут его передвижения, он преспокойно прошел мимо меня, не проявив при этом ни малейшего признака того, что узнал во мне своего недавнего спутника по блужданиям по ночному городу.

И все же это был определенно он - столь характерную внешность невозможно было спутать даже в условиях затемненного города. Бормоча про себя его имя, я обернулся и посмотрел ему вслед, тогда как сам он даже ни разу не подвернул головы и продолжал спокойно идти вперед, явно направляясь к тому самому месту, которое я совсем недавно покинул. Я продолжал стоять и смотреть ему в спину, пока его фигура окончательно не затерялась в ночной темноте, тогда как в мозгу моем прокручивались бесконечные варианты его продвижения по малознакомому - для него, но не для меня - городу, в результате чего он смог в очередной раз встретиться со мной лицом к лицу.

Встретились мы с ним на Энджел-стрит, по Бенефит прошли дальше на север, после чего свернули в сторону реки. Лишь перейдя на самый настоящий бег, он мог сделать немыслимый крюк и повернуть на встречное мне направление, Но самое непонятное заключалось в том, что ему это вообще зачем-то понадобилось. Какую цель он этим преследовал? Это полностью сбивало меня с толку, особенно если учесть, что, судя по выражению его лица, он в самом деле не признал меня, словно мы были самыми настоящими незнакомцами!

И все же, даже если события этой ночи показались мне поистине необъяснимыми, то наша встреча с Роуз у Атенеума на следующий вечер окончательно сбила меня с толку. Девушка определенно поджидала меня и, как только я показался из-за угла, тут же бросилась мне навстречу.

- Ты видел мистера Алана? - спросила она.

- Только вчера, - ответил я, и готов был уже пересказать ей произошедшие непонятные события, но девушка не позволила мне даже рта раскрыть.

- Я тоже! Он проводил меня от библиотеки до дома.

Я напрягся и выслушал до конца ее рассказ. Оказывается, мистер Алан поджидал ее, когда она выходила из библиотеки. Встретив ее и убедившись в том, что меня поблизости нет, он спросил, не может ли составить ей компанию. Так они прошли примерное час, почти не разговаривая, а если и обменивались какими-то фразами, то исключительно на темы достопримечательностей города, архитектуры отдельных строений и тому подобного - в общем, как вел бы себя любой другой умеренно пытливый гость Провиденса, - после чего он проводил ее до дома. Иными словами получалось, что пока я находился в обществе мистера Алана в одной части города, Роуз составляла ему компанию в совершенно другом районе, причем ни один из нас не испытывал ни малейшего сомнения в том, что имеет дело с самым "настоящим" мистером Аланом.

- Я видел его после полуночи, - проговорил я, и это было правдой, хотя и не всей правдой.

Столь необычное совпадение, разумеется, имело какое-то вполне логичное объяснение, хотя я и не испытывал желания обсуждать его с девушкой, а тем более беспричинно зарождать в ее сердце какую-то тревогу. В самом деле, мистер Алан упоминал каких-то "братьев", так что скорее всего мы имели дело с двумя близнецами. Но как тогда можно было объяснить этот вполне явный и, несомненно, заранее подстроенный обман? Ведь один из этих джентльменов определенно не мог быть тем самым мистером Аланом, с которым мы познакомились и гуляли в ту самую первую ночь. Но который из них? Про себя я был уверен, что имел дело с тем самым, "первым" мистером Аланом, с которым мы познакомились двумя ночами раньше.

Стараясь максимально тщательно подбирать выражения, я стал осторожно выпытывать у Роуз детали ее прогулки и беседы с мистером Аланом, явно надеясь на то, что в каком-нибудь месте она все же выскажет некоторое сомнение в истинности, идентичности ее спутника тому ночному незнакомцу, однако выяснилось, что надеждам моим не суждено сбыться. Она не высказала подобных сомнений и была искренне уверена в том, что гуляла с тем самым джентльменом, с которым мы познакомились две ночи назад, поскольку он изредка ссылался на содержание нашего первого разговора, а потому она была убеждена, что имеет дело с уже знакомым ей человеком. Она так и осталась убежденной в этом, поскольку сам я держал язык за зубами - мне было ясно, что здесь кроется какая-то довольно мрачная тайна, ибо братья определенно проявляли особый интерес к нашим персонам, причем интерес этот явно выходил за рамки совместных блужданий по ночному городу и раскрытия его загадок, доступных пониманию именно в темное время суток и становившихся совершенно неприступными с появлением первых предрассветных лучей солнца.

Вместе с тем, мой спутник договорился со мной о последующей встрече, тогда как из слов Роуз у меня не сложилось впечатления о том, что ее компаньон также назначил ей свидание в один из ближайших вечеров. Но зачем ему вообще понадобилось поджидать ее у библиотеки? Однако на этом череда моих догадок и предположений резко обрывалась, поскольку ни один из гипотетических "братьев" мистера Алана, с которыми я распрощался у порога их временного жилища, не мог быть спутником Роуз, и причина тому была совершенно простой и очевидной: девушка жила слишком далеко от того места, где я в последний раз видел этих людей, а потому никто из них не мог даже теоретически добраться с дома на холме до места их встречи. И все же во мне медленно зарождалось неприятное чувство тревоги. А вдруг на самом деле существовало трое братьев Аланов - самая настоящая тройня? Или их было даже четверо? Но нет же, я был убежден в том, что встретил тогда повторно того же самого, "первого" мистера Алана, даже если третий на самом деле был совершенно другим человеком.

Сколько я ни ломал себе голову, загадка по-прежнему оставалась совершенно неразрешимой. Что и говорить, я пребывал в состоянии крайней неопределенности, ибо до срока нашей предстоящей встречи с мистером Аланом оставалось всего два дня.

III

Но даже с учетом всего этого, я был как-то не вполне готов к предстоящей в понедельник ночью встрече с мистером Аланом и его братьями. Они пришли в четверть одиннадцатого, когда моя матушка уже ушла к себе в комнату. Я ожидал увидеть максимум троих, но их оказалось семеро, и они были похожи друг на друга как, разумеется, не две, а уже семь капель воды, причем мне не удалось даже установить, кто из них является тем самым мистером Аланом, с которым мы совершали наши прогулки по ночному Провиденсу, хотя и предположил, что именно он выступал от имени всей группы.

Они прошли в гостиную и сразу же принялись расставлять в ней стулья в форме некоего полукруга, что-то бормоча насчет "природы эксперимента", хотя я, надо признать, все еще находился под воздействием шока, который испытал при виде семерых совершенно идентичных мужчин, имевших столь поразительное сходство с Эдгаром Аланом По, а потому едва ли обращал внимание на то, что они в те минуты говорили. К тому времени я, однако, успел заметить в свете своей газовой лампы, что все семеро имели какой-то странный, бледный, почти восковой цвет лица, который если и не заставлял усомниться в том, что они были созданы, подобно мне, из плоти и крови, однако наводил на мысль о довольно необычной болезни, чем-то вроде анемии или иного недуга, делавшей их лица столь бесцветными. Их темные глаза были устремлены прямо перед собой и в то же время как бы оставались незрячими, хотя поведение этих людей отнюдь не наводило на мысль о дефиците восприятия окружающей обстановки, как словно они получали информацию о ней посредством неких недоступных мне органов чувств. Не могу сказать, что в те минуты меня охватил страх, хотя я определенно испытывал сильнейшее любопытство, смешанное со все возрастающим ощущением чего-то совершенно чуждого, причем не только моему предшествующему опыту, но и моему естеству как таковому.

Таким образом, мы почти не обменивались взглядами и фразами, когда желаемый полукруг из стульев наконец был образован, после чего все братья расселись на них, а самый старший, как я мысленно определил его для себя, указал и предложил мне сесть на восьмой стул, стоявший как бы в центре образовавшегося полукруга, лицом к остальным.

Я сделал, как мне было сказано, и тут же стал объектом их напряженных взглядов, хотя, следует признать, у меня сложилось тогда такое ощущение, что они смотрели не столько на меня, словно сквозь меня, всматриваясь во что-то, находящееся у меня за спиной.

- Наша цель, мистер Филипс, - проговорил старший, которого я считал именно тем господином, с которым повстречался тогда на Бенефит-стрит, заключается в том, чтобы сформировать у вас некоторое представление о внеземной жизни. От вас требуется немногое: расслабиться и быть способным к восприятию наших сигналов.

- Я готов, - проговорил я.

Я предполагал, что они попросят приглушить свет, поскольку считал эту деталь неотъемлемой частью всех подобных сеансов, однако это не понадобилось. Некоторое время просидев в полном молчании, нарушаемом лишь тиканьем часов в холле и отдаленным гулом городской жизни за окнами, братья неожиданно запели - пожалуй, это слово в наибольшей степени отражало характер их действий. Голоса у них были низкими, можно сказать, даже приятными, а издаваемые звуки казались убаюкивающими, чем-то напоминая колыбельную, и изредка перемежались странными похрипываниями, которые я посчитал словами, хотя, разумеется, совершенно не разбирал их смысла. И само пение, и то, как они его исполняли, казалось мне совершенно непривычным, абсолютно чуждым; интонации были явно минорными, а интервалы между звуками не имели никакого сходства с любой из известных мне земных музыкальных систем, хотя в чем-то все это отдаленно походило на восточную, но никак не западную мелодию.

Впрочем, не успел я как следует вслушаться в окружавшее меня мелодичное звучание, как почувствовал, что со мной происходит нечто совершенно невообразимое: лица всей семерки потеряли былую отчетливость и стали словно расплываться, одновременно соединяясь в некое подобие единого колыхающегося лица, а сам я словно поплыл сквозь развернувшееся передо мной пространство бесчисленных исторических и доисторических эпох. Я понимал, что нахожусь в состоянии своего рода гипноза, однако не испытывал при этом ни малейшего дискомфорта; меня оно абсолютно не тяготило, ибо было совершенно новым, неизведанным ранее, и к тому же довольно приятным, хотя в нем и присутствовал некоторый намек на диссонирующие ощущения, как если бы за пеленой охвативших меня расслабленных чувств смутно маячило что-то тревожное и даже зловещее.

Постепенно свет лампы, образы стен и сидевших передо мной людей стали терять свои очертания, словно растворяясь в небытии, хотя я по-прежнему сознавал, что нахожусь у себя дома на Энджел-стрит; но одновременно ощущал, что каким-то образом оказался перенесенным в иное окружение, и во мне с каждой секундой при виде этой чуждой мне среды все более зрело тревожное ожидание, к которому примешивалось подсознательное восприятие чего-то отталкивающего и даже враждебного. Создавалось впечатление, будто я теряю сознание, находясь во враждебной мне обстановке, и лишен каких-либо средств для возвращения на родную землю - ибо это была явно неземная обстановка, исполненная громадного, поражающего воображение своими размерами величия, но одновременно совершенно недоступная для осмысления силами человеческого разума.

Вокруг меня кружили безбрежные, искаженные и совершенно инородные пространства, а в центре их находилась неплотная группа каких-то гигантских кубов, разбросанных в бездне фиолетового, странно-возбуждающего свечения. Между ними перемещались другие объекты - громадные, переливчатые, морщинистые конусы, базировавшиеся на широких, почти трехметровых в поперечнике основаниях, поднимавшиеся на такую же трехметровую высоту и состоящие из какого-то ребристого, чешуйчатого, полуэластичного вещества. В верхней части из этих конических фигур вырастали по четыре гибких цилиндрических отростка, каждый примерно сантиметров тридцать в толщину и состоящий из такого же вещества, однако на вид более похожие на реальную плоть, отчего я предположил, что сами конусы представляли собой своего рода тела неведомых мне существ, а отростки были их своеобразными членами или конечностями, способными то сокращаться, то вытягиваться, причем подчас на весьма внушительную длину, сопоставимую с высотой самого тела. Двое из этих отростков увенчивались огромными лапами или клешнями, тогда как на третьем был гребень из четырех красных воронкообразных придатков, а четвертый заканчивался внушительных размеров желтым шаром не менее полуметра в диаметре, прямо по центру которого располагались три громадных глаза темно-опалового цвета, способных благодаря своему специфическому креплению поворачиваться практически в любом направлении.

Совершенно зачарованный, я лицезрел это невиданное зрелище, однако одновременно ощущал, что во мне зреет жуткое отвращение при виде этих совершенно чуждых мне существ. Одновременно с этим я словно предвкушал момент неожиданного открытия, способного прояснить мне значение всего этого перемещающегося и шевелящегося кошмара. Со все большей отчетливостью и ясностью осознавая, что двигающиеся конические фигуры с подчеркнутой заботой относятся к громадным кубам, я увидел, что их странные головы были увенчаны четырьмя нежными на вид сероватыми стебельками, заканчивавшимися похожими на бутоны отростками, тогда как с нижней их стороны произрастали восемь извилистых эластичных щупалец буровато-зеленого цвета, которые находились в состоянии постоянного змееподобного движения, растягиваясь и сокращаясь, удлиняясь и укорачиваясь, колыхаясь из стороны в сторону, как если бы они жили самостоятельной жизнью, никак не связанной с более грузными и вялыми конусоподобными телами. И вся эта сцена утопала в бледном красновато-сиреневом свечении, словно исходившем от умирающего небесного светила, спектр лучей которого все больше сдвигался к ультрафиолетовой гамме цветов.

Зрелище это произвело на меня совершенно непередаваемое впечатление; мне казалось, что я получил возможность заглянуть в совершенно иной мир, гораздо более обширный и безбрежный, чем наш собственный, отличный от него своими совершенно необычными размерами и формами жизни, и находящийся в безмерно далеком удалении как во времени, так и в пространстве. Глядя на этот чуждый мне мир, я постепенно все более осознавал - ибо словно впитывал в себя его безбрежное и чудовищное знание, - что вижу перед собой умирающую расу, перед которой стоял жестокий выбор: либо покинуть данную планету, либо погибнуть вместе с ней. В какое-то мгновение я словно распознал ростки все более надвигающейся на меня злобной силы, и страстным, отчаянным усилием скинул с себя оковы этого странного, сковывающего все мое естество пения, криком протеста словно распахнул отдушину для выхода все более усиливающегося страха, а затем резко поднялся на ноги, с грохотом опрокинув при этом на пол стул.

В то же мгновение видение, зависавшее у меня перед глазами, исчезло, и комната приобрела свои былые очертания. Напротив меня сидели мои гости все те же семеро удивительно похожих на Эдгара По джентльменов, теперь еще более бледных и апатичных, ибо и их гудящее пение и странные хрипловатые словесные вставки окончательно смолкли.

Я постарался взять себя в руки и успокоить отчаянно бьющееся сердце.

- То, что вы видели, мистер Филипс, представляло собой сцену из жизни, протекающей на одной из крайне удаленных отсюда звезд, - сказал мистер Алан. - Она расположена далеко в космосе, можно сказать, в иной Вселенной. Ну как, вас это хоть немного в чем-то убедило?

- Я видел вполне достаточно, - с горячностью воскликнул я.

Трудно было определить, какие чувства испытали эти люди при моих словах, поскольку все они, включая и их старшего, сохранили прежнюю бесстрастность. Наконец он слегка наклонил голову и проговорил:

- А сейчас, если не возражаете, мы бы хотели удалиться.

После этих слов они молча, один за другим вышли на пустынную Энджел-стрит.

Признаюсь, я был просто ошеломлен. Я не располагал никакими реальными доказательствами того, что действительно лицезрел картину из жизни иного мира, однако был готов поклясться в том, что пережил поразительную, невероятную галлюцинацию, вызванную, очевидно, гипнотическим воздействием.

Но зачем все это было устроено? Такая мысль ни на мгновение не покидала меня, пока я наводил порядок у себя в комнате, однако так и не пришел к каким-то более или менее убедительным выводам о побудительных причинах подобной демонстрации. Не вызывало никакого сомнения то обстоятельство, что мои странные визитеры намеревались продемонстрировать мне свои поразительные способности - но с какой целью? Кроме того, следовало признать, что сам по себе факт появления у меня в доме семерых совершенно идентичных людей произвел на меня не меньшее впечатление, чем вся эта поразительная галлюцинация. То, что на свет появлялись пятеро близнецов, это мне было известно, но чтобы семеро - нет, это было просто невозможно. А кроме того, даже если рождались близнецы, они лишь крайне редко имели столь поразительное сходство. И все же, хотя в мозгу у меня не появлялось ни малейшего проблеска на объяснение всего случившегося, я видел перед собой семерых совершенно одинаковых мужчин, одного и того же возраста.

Столь же неуловимым оставался и смысл всей той сцены, свидетелем которой я оказался. Каким-то образом до меня дошло, что странные кубические тела были чувствующими образованиями, для которых фиолетовое свечение являлось источником жизненных сил; понимал я и то, что конусоподобные существа в некоем роде ухаживали, заботились о Них, однако не имел ни малейшего представления о том, как именно это происходило. Вся эта сцена оставалась для меня совершенно бессмысленной; она явно принадлежала к числу видений, порожденных в высшей степени организованным воображением с последующей телепатической перекачкой информации от донора к реципиенту, в данном случае ко мне. То, что она доказывала существование внеземной жизни, казалось мне чудовищно нелепым, и единственный вывод, который можно было из всего этого сделать, был таким, что я пережил невиданную доселе галлюцинацию.

Совершив полный круг в своих умозаключениях, в ту ночь я еще долго не мог заснуть, мучимый тревожными чувствами и переживаниями от пережитого.

IV

Как ни странно, на следующее утро тревожное состояние не только не ослабло, но еще более усилилось. Несмотря на выработавшуюся у меня привычку довольно часто сталкиваться во время своих блужданий по ночному Провиденсу с различными проявлениями человеческой эксцентричности и странностями поведения различных людей, я не мог не признать, что обстоятельства, связанные с появлением в моей жизни загадочного мистера Алана и его братьев, оказались слишком фантастическими и незаурядными, чтобы их можно было так легко вытеснить из сознания.

Повинуясь импульсу, я в тот день решил не приступать к работе и вместо этого отправился к тому самому дому на холме неподалеку от Сиконга, явно намереваясь повстречать там кого-нибудь из своих ночных гостей. Однако, когда я приблизился к интересовавшему меня строению, мне показалось, что в нем не только никого не было в настоящий момент, но и вообще уже давно никто не жил: отчаянно изорванные шторы жалко болтались по краям окон, за стеклами не чувствовалось ни единого признака жизни, да и вся представшая моему взору картина наводила на мысль о полнейшем запустении и заброшенности.

Тем не менее, я подошел к двери и постучался.

Не услышав ответа, я еще немного подождал и постучал снова.

И вновь изнутри не донеслось ни малейшего звука.

Сгорая от мучившего меня любопытства, я попробовал надавить на ручку двери - та открылась от первого прикосновения. Я все же испытывал некоторую нерешительность и растерянно огляделся по сторонам. Поблизости не было видно ни души - по крайней мере, в двух соседних домах также никто давно не жил, а потому если за мной кто-то и наблюдал, я этого совершенно не заметил.

Я открыл дверь и вошел в дом, задержавшись на несколько минут у входа, чтобы глаза привыкли к окружавшему меня полумраку. После этого по узенькому коридору я направился к ближайшей комнате - это была своего рода гостиная, заставленная мебелью не менее, чем двадцатилетней давности. Нигде не было заметно ни малейшего признака чьего-либо присутствия, и все же мне показалось, что совсем недавно здесь кто-то побывал, поскольку по покрытому толстым слоем пыли голому полу тянулась цепочка довольно отчетливо просматривавшихся следов. Я пересек гостиную и вошел в небольшую столовую, миновав которую, оказался в кухне. Кухня, как и остальные помещения, казалась совершенно необитаемой: нигде не было ни малейших признаков еды, а столами, похоже, не пользовались уже много лет. Но и здесь на полу виднелось множество следов, что однозначно указывало на то, что домом все же пользовались. То же самое можно было сказать и про лестницу.

Однако самое поразительное и тревожное открытие поджидало меня в дальней части дома. Здесь располагалась лишь одна довольно просторная комната, хотя я сразу понял, что некогда их было три, впоследствии соединенных вместе посредством удаления перегородок, причем ремонт помещения так и не был закончен. Все это я заметил лишь краем глаза, поскольку основное мое внимание сразу же привлекло то, что находилось в центре комнаты. Само помещение утопало в мягком и ровном фиолетовом свечении, исходившем из того, что показалось мне длинной, окруженной стеклянным корпусом плитой; рядом с ней стояла точно такая же, но неосвещенная, и все это было окружено причудливыми механизмами совершенно непонятной мне конструкции и назначения.

Я осторожно прошел в комнату, в любую секунду ожидая возможного противодействия своему вторжению, однако все оставалось спокойно. Подойдя поближе к стеклянному контейнеру с фиолетовым свечением, я увидел, что внутри него что-то находится, хотя не имел времени разобрать, что именно, поскольку в тот же момент все мое внимание привлекло к себе то, что лежало сверху - это был муляж, натуральная копия уже знакомого мне Эдгара Алана По, также залитая пульсирующим фиолетовым светом, источник которого оставался для меня непонятным. Когда же я наконец перевел свой взгляд на содержание контейнера непосредственно под "фигурой" По, то едва не издал изумленного и одновременно испуганного возгласа, поскольку это было не чем иным, как миниатюрной копией одного из тех морщинистых конусов, которые представали передо мной во время зловещей галлюцинации, причем волнообразные покачивания щупалец на его голове - или что там у него это было - недвусмысленно свидетельствовали о том, что существо было живым!

Я поспешно бросился назад, краем глаза успев заметить лишь, что соседний контейнер был пуст, хотя и был связан с освещенным резервуаром массой металлических трубок. Я постарался как можно тише покинуть дом, поскольку был убежден в том, что "ночные братья", как я про себя обозвал эту странную компанию, в настоящий момент спят где-то наверху, а с учетом сегодняшнего поразительного открытия, заставившего меня совершенно по-иному взглянуть на вчерашнюю галлюцинацию, мне как-то не особенно хотелось встречаться с любым из них. Как мне показалось, я незамеченным выбрался из дома, хотя у меня и сложилось впечатление. что в одном из окон второго этажа на мгновение действительно промелькнуло знакомое лицо. Оказавшись наружи, я стремительно бросился в сторону города, отчаянно срезая углы и проворно огибая всевозможные препятствия, и пробежал так не один квартал, пока не умерил темп передвижения и не перешел на шаг, поскольку в противном случае неминуемо привлек бы к себе внимание прохожих.

Шагая по направлению к дому, я пытался хотя бы отчасти разобраться в собственных хаотичных мыслях. Конкретного объяснения случившемуся у меня не было, и все же я интуитивно чувствовал, что случайно стал свидетелем какого-то коварного зла - слишком темного и тайного, а возможно и настолько необъятного, что оно попросту не могло бы быть подвергнуто анализу моего разума. Мне хотелось уловить хоть какой-то смысл во всем увиденном, однако он неизменно ускользал от меня. В сущности, я никогда не считал себя хотя бы слабым подобием ученого человека, и, даже немного разбираясь в химии и астрономии, обладал явно недостаточными знаниями, чтобы понять назначение увиденных мною механизмов, а тем более уяснить предназначение того залитого теплым фиолетовым свечением контейнера, в котором пребывало загадочное морщинистое тело. Более того, я не мог даже приблизительно представить себе конструкцию той машины, поскольку она совершенно не походила на все те механизмы, которые мне изредка доводилось видеть в генераторных помещениях местной электростанции. Ясным оставалось лишь то, что она была каким-то образом соединена с обоими контейнерами, один из которых содержал в себе загадочное конусообразное существо, а другой, темный, временно пустовал.

Тем не менее, я уже не сомневался, в том, что облаченные в темные одежды братья, всем своим обличьем имитировавшие личность Эдгара По, бродили по ночным улицам Провиденса совсем не затем, зачем выходил на них я; их отнюдь не волновали специфические проявления человеческой природы, свидетелем которых можно было нередко стать во время таких блужданий. Как знать, возможно, темнота и была как раз одним из привычных элементов их естественного существования, подобно тому как нормальные люди предпочитают появляться на улицах при свете дня, однако в том, что при этом они руководствовались какими-то столь же темными, даже зловещими мотивами, у меня не оставалось ни малейших сомнений. И все же я совершенно не понимал, какую тактику действий должен теперь избрать.

В конце концов я решил направиться в библиотеку, в смутной надежде отыскать там хоть что-то, что могло бы натолкнуть меня на понимание всех этих загадочных и совершенно невероятных событий.

К сожалению, там меня ждало разочарование. Я просмотрел кучу всевозможных книг и иных публикаций, даже прочитал все, что стояло на книжных полках и относилось к личности Эдгара По и периоду его жизни в Провиденсе, и все же покинул библиотеку в таком же смятении и неведении, в котором несколькими часами раньше входил в нее.

Возможно, мне было просто на роду написано в ту же ночь вновь повстречаться с мистером Аланом. Я не мог с уверенностью сказать, остался ли мой визит в дом на холме совершенно незамеченным, тем более, что, как мне показалось, я действительно разглядел в одном из окон второго этажа чье-то лицо - во всяком случае встретил я его с довольно ощутимым трепетом в груди.

Однако, как вскоре выяснилось, мои опасения были совершенно безосновательными, поскольку когда я встретил его на Бенефит-стрит, в его словах и манерах не было ни малейшего намека на какие-то перемены, которые могли бы свидетельствовать о том, что ему стало известно о моем вторжении в его жилище. Я, правда, не забывал о его феноменальной способности при любых обстоятельствах сохранять полностью непроницаемое лицо, неизменно остававшееся точной копией хорошо знакомого мне выражения лица известного писателя, так как она могла скрывать какие угодно чувства, начиная от чувства юмора и кончая отвращением и даже гневом.

- Надеюсь, мистер Филипс, вы уже оправились от последствий нашего недавнего эксперимента, - проговорил он после обмена формальными приветствиями и любезностями.

- Абсолютно, - заверил я его, хотя это и не в полной мере соответствовало действительности. Правда, при этом я добавил что-то насчет сильного головокружения, чтобы хотя бы отчасти объяснить свое поведение, столь резко оборвавшее наш тогдашний опыт.

- Вам удалось познакомиться лишь с одним из внешних миров, - продолжал мистер Алан, - а подобных ему великое множество. Не менее ста тысяч. Жизнь не является неотъемлемым атрибутом одной лишь Земли, а кроме того, существовать она может отнюдь не только в человеческом обличье. На других планетах и звездах жизнь имеет совершенно иные формы, которые покажутся вам причудливыми и даже нелепыми, точно так же, как ваши показались бы нелепыми и странными для них.

На этот раз мистер Алан оказался на удивление разговорчивым. Было заметно, что, вне зависимости от того, верил ли я в то, что посчитал лишь некоей разновидностью галлюцинации, и продолжал считать таковой даже после пережитого мною в том таинственном доме на холме, говорил мой спутник с полной убежденностью в отстаиваемых им тезисах. О чужих мирах он вещал так, словно был детально знаком с ними. Временами в его словах слышалось неподдельное уважение к отдельным формам жизни, в первую очередь обладавшим уникальной способностью имитировать жизнь на тех планетах, где условия существования в наибольшей степени соответствовали их потребностям, и неустанному поиску которых они отдавали столько сил и времени.

- Но звезда, которую я видел, явно умирала, - проговорил я.

- Да, - совсем просто согласился он.

- И вы ее видели?

- Я ее видел, мистер Филипс.

Я слушал его и втайне испытывал некоторое облегчение. Мне представлялось, что поскольку ни одному из живущих людей не суждено увидеть вплотную жизнь других миров, то, следовательно, все то, что пережил я сам, являлось не чем иным как самой обычной внушенной галлюцинацией, ставшей плодом целенаправленного воздействия на мою психику самого мистера Алана и его братьев. Разумеется, это был своего рода телепатический контакт, подкрепленный некоей разновидностью гипноза, доселе ни разу мною не испытанного. И все же я никак не мог избавиться от тревожного ощущения какого-то порока, даже зла, которое словно витало вокруг личности моего ночного компаньона, и тех подчеркнуто пространных и оживленных ответов и комментариев, которыми он сопровождал мои многочисленные вопросы.

Вскоре я воспользовался удобной возможностью и распрощался с мистером Аланом, после чего поспешил в Атенеум в явной надежде встретить там Роуз Декстер. Увы, если она и в самом деле заходила туда сегодня, то к моему приходу уже успела уйти. Тогда я прошел в телефонную будку и позвонил ей домой.

Роуз ответила, и я при этом испытал необъяснимое чувство радости и одновременно облегчения.

- Ты видела сегодня мистера Алана? - спросил я.

- Да, - ответила девушка, - но совсем недолго. Я спешила в библиотеку.

- Я тоже.

- Он пригласил меня зайти к нему как-нибудь ближе к вечеру, чтобы стать свидетелем, как он выразился, весьма любопытного эксперимента.

- Не ходи, - сразу же отреагировал я.

На другом конце провода возникла непродолжительная пауза, сменившаяся вопросом - Почему? - в котором я, к сожалению, подметил явно язвительную нотку.

- Так будет лучше, - проговорил я, стараясь придать своему голосу как можно большую твердость.

- А вы не находите, мистер Филипс, что я сама в состоянии принимать решения?

Я поспешил уверить девушку, что и в мыслях не имел указывать ей, что надо делать, и хотел лишь подчеркнуть, что это мероприятие может быть довольно опасным.

- Почему это?

- По телефону я не могу это сказать, - проговорил я, отчетливо понимая, сколь неубедительно звучит подобная фраза, а также то, что даже если бы и попытался ей что-то объяснить, то все равно не смог бы донести до ее сознания все те зловещие и даже ужасные подозрения, которые уже начали принимать более или менее конкретные очертания в моем сознании, ибо все это было слишком фантастичным и невероятным, чтобы вызвать доверие.

- Хорошо, я подумаю, - твердо проговорила девушка.

- При встрече я попытаюсь тебе все это растолковать, - пообещал я.

Она пожелала мне спокойной ночи и повесила трубку, незримо придав этому жесту характер непреклонной решимости, которую я посчитал весьма зловещим знаком, и потому почувствовал еще большую тревогу.

V

Теперь я подхожу к финальной и, можно сказать, апокалиптической стадии развития событий, связанных с мистером Аланом и той тайной, которая окружала одинокий и заброшенный дом на холме у реки. Даже сейчас я продолжаю испытывать сомнения в целесообразности их изложения на бумаге, поскольку допускаю, что в подобном случае обвинения против меня станут еще более объемными, и даже включат в себя сомнения в моей психической полноценности. И все же я полагаю, что иного выхода, кроме как рассказать обо всем Этом, у меня просто нет. В конце концов, от того, оставлю я после себя эти заметки или нет, может зависеть самая будущность человечества и всего того, что мы называем цивилизацией. Что же до этих решающих событий, то они последовали довольно скоро, и явились как бы естественным продолжением моего весьма неутешительного телефонного разговора с Роуз Декстер.

С неимоверным трудом высидев на работе положенные часы, в течение которых я буквально не находил себе места, я все же решил серьезно поговорить с Роуз. На следующий день ближе к вечеру я пораньше отправился к библиотеке, где мы обычно встречались, и занял удобное место, откуда мне был виден главный вход в здание. Прождав так более часа, я наконец стал подумывать о том, что она, возможно, вообще решила в тот день не ходить в библиотеку.

Тогда я принялся названивать ей, намереваясь назначить встречу, чтобы объясниться насчет последнего нашего разговора.

К телефону, однако, подошла ее сестра, которая сказала:

- За Роуз зашел какой-то джентльмен и они ушли.

- Вы знаете, кто он такой? - нетерпеливо спросил я.

- Нет, мистер Филипс.

- Но имя-то свое он хоть назвал?

Оказалось, что и этого она не знала, и сказала лишь то, что сразу же после краткого разговора с ним Роуз ушла. Уступая моим настойчивым просьбам, женщина однако вспомнила, что у господина этого были усы.

Мистер Алан! Это было единственное, что требовалось установить.

Повесив трубку, я несколько секунд стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Возможно, Роуз и мистер Алан всего лишь прогуливались по Бенефит-стрит, хотя нельзя было исключать и того, что они пошли в тот таинственный дом на холме. При одной лишь мысли об этом я испытал такой страх, что едва, было, не потерял голову.

От библиотеки я опрометью бросился домой и к десяти часам уже был у себя на Энджел-стрит. К счастью, матушка уже отошла ко сну, а потому я без особых затруднений извлек из ящика комода старый отцовский револьвер. Вооружившись таким образом, я снова окунулся в ночной сумрак Провиденса и по его пустынным улицам в очередной раз бросился в сторону Сиконга, к странному дому мистера Алана, совершенно не замечая изредка попадавшихся мне навстречу редких ночных бродяг, да в общем-то не особенно и тревожась относительно того, какое впечатление могу на них произвести своей крайней поспешностью. В те минуты меня больше всего тревожила судьба Роуз, а кроме того я испытывал все более сгущавшийся, хотя во многом и неопределенный страх перед более грозным и всеобъемлющим злом.

Едва добравшись до нужного мне дома, я невольно замер на месте при виде его неосвещенных окон и явно опустелого вида. Основательно запыхавшись от напряженного бега, я подождал пару минут, стараясь хоть немного отдышаться и прийти в себя, но затем все же двинулся вперед, стараясь ступать как можно тише и держаться наиболее темных мест.

Дойдя до главного входа в дом, я бесшумно обогнул его, направляясь к задней двери. В окнах по-прежнему не было заметно ни малейшего проблеска огня, хотя я отчетливо различал доносившееся изнутри глухое гудение, которое иногда мне доводилось слышать вблизи энергетических установок, особенно в преддверии дождя. Едва достигнув тыльной части строения, я различил слабый намек на какое-то свечение, причем это был явно не желтый свет лампы, а бледно-лиловое, едва уловимое для глаза зарево, которое исходило словно бы от самих стен дома.

Я невольно отпрянул назад, вспомнив, что именно увидел тогда внутри этого помещения, однако тут же поймал себя на мысли, что не могу ограничиться ролью пассивного созерцателя. Я просто должен был знать, не находится ли Роуз внутри этого темного дома - возможно, в той же самой комнате с неведомыми мне механизмами и стеклянными контейнерами, где мне довелось увидеть освещенное фиолетовым свечением неведомое существо.

Через несколько секунд я вновь оказался на крыльце главного входа. Как и в прошлый раз, дверь оказалась незаперта и подалась под легким толчком моей руки. Задержавшись у порога ровно настолько, чтобы извлечь из кармана заряженный револьвер, я распахнул ее шире и вступил в прихожую. Стоя там в ожидании, когда глаза немного привыкнут к окружавшему меня мраку, я еще отчетливей различил мерное загадочное гудение, но сейчас к нему примешивались звуки того же самого странного пения, которое повергло меня тогда в гипнотическое состояние, ставшее причиной причудливых видений фрагментов жизни, якобы существовавшей на чужой и дальней планете.

Как мне показалось, я сразу же осознал смысл происходящего. Роуз была в обществе мистера Алана и его братьев, и подвергалась той же процедуре, через которую прошел я сам.

Как бы я хотел, чтобы только этим дело и ограничилось!

Однако то, что я увидел, когда добрался до дальней комнаты на первом этаже, поразило меня настолько, что видение это, пожалуй, навечно отпечаталось в моем возбужденном сознании. Освещенные сиянием, лившимся из стеклянного контейнера, мистер Алан и все его братья лежали ничком на полу, окружая своими телами оба загадочных сооружения и напевая все тот же странный мотив. Позади них у стены сидел явно отброшенный за ненадобностью муляж тела Эдгара По в натуральную величину, который я видел пару дней назад в стеклянном футляре, залитым лучами фиолетового излучения. Однако больше всего меня поразило отнюдь не зрелище мистера Алана и его братьев, а то, что я увидел в этих стеклянных контейнерах!

В одном из них, заполнявшем своим непрерывно пульсирующим и мощным фиолетовым свечением всю комнату, лежала Роуз Декстер, полностью одетая и явно находившаяся в состоянии гипноза, тогда как над ней располагалось значительно увеличившееся в размерах, отчаянно колыхавшее своими упругими щупальцами морщинистое конусообразное существо, которое мне уже доводилось видеть - хотя и в гораздо более уменьшенном, словно усохшем виде - под копией тела Эдгара По. В соседнем же контейнере, соединенном с первым многочисленными трубками, шлангами и проводами, лежала - я и поныне не могу без содрогания вспоминать об этом - {знакомая мне до мельчайших деталей, полностью идентичная копия Роуз Декстер!}

Я лишь смутно припоминаю, что именно произошло потом; помню лишь, что совершенно потерял над собой контроль и несколько раз лихорадочно выстрелил в стеклянные ящики, намереваясь разнести их, как говорится, в пух и прах. По-видимому, я действительно попал в один из них, а может и в оба, ибо свечение сразу же исчезло, а комната окунулась в темноту и наполнилась встревоженными, испуганными криками мистера Алана и его братьев. Оглушенный звуками выстрелов и последовавших за ними взрывов загадочной машины, я бросился вперед и подхватил на руки тело Роуз, после чего каким-то образом оказался с ним на улице.

Оглянувшись, я увидел, что в окнах того проклятого дома заплясали языки пламени, после чего его северная стена как-то неожиданно рухнула и нечто - какой-то объект, который я не берусь даже описать - вырвалось из объятого огнем строения и взмыло вверх. Я же опрометью бросился вперед, по-прежнему неся на руках тело девушки.

Придя в себя, Роуз буквально зашлась в истерике, однако мне все же удалось отчасти успокоить ее; вскоре она замолчала и до самого дома не проронила ни слова. Со своей стороны я отлично понимал, в каком шоке она пребывала, а потому не докучал ей своими расспросами, решив оставить их до тех пор, пока она окончательно не придет в себя.

На следующей неделе я имел возможность не раз наблюдать, во что превратился тот дом на холме. Казалось, полиция с головой ушла в детальную проработку выдвинутого против меня обвинения в умышленном поджоге - мне еще повезло, что они не обнаружили на месте происшествия оставленный мною револьвер, - а потому, естественно, интересовалась самыми что ни на есть земными аспектами этого дела. Я же, со своей стороны, отчаянно пытался склонить их к мысли о целесообразности дождаться, когда Роуз Декстер будет способна дать им свои показания и рассказать обо всем - если, конечно, у нее возникло бы такое намерение. К сожалению, мне так и не удалось убедить их в том, во что сам я сейчас безоговорочно верю, однако факты всегда были упрямой вещью, и с ними нельзя было не считаться.

По словам представителей властей, обнаруженное в доме тело, точнее части его, принадлежали явно не человеку. Впрочем, чего же еще можно было ожидать? Или они намеревались обнаружить там семерых двойников Эдгара Алана По? Им бы следовало понять, что оказавшиеся в том доме существа прибыли к нам из чужого, более того - умирающего мира, и намеревались подобным образом обосноваться и в конце концов покорить себе землю, предварительно в массе воспроизведя себя в облике человека! Лишь по чистой случайности они остановили свой выбор на образе давно умершего и всемирно известного, а потому хорошо узнаваемого всеми писателя, и, приняв на себя его личину, просто не знали, что в наше время он уже не мог считаться, по крайней мере внешне, типичным представителем мужской части населения планеты.

Полицейским надо было бы знать - как знаю это я - что морщинистое, обросшее щупальцами конусообразное существо в фиолетовом свечении как раз и являлось источником физического существования посетителей Земли, и что странные механизмы и многочисленные трубки - кстати, пришедшие, по словам представителей полиции, в полную негодность, - посредством генерирования загадочного фиолетового свечения позволяли этому конусу создавать вещество, полностью имитировавшее человеческую плоть, причем по точному образу и подобию обычных людей, в данном случае Эдгара По!

В сущности, "мистер Алан" сам снабдил меня ключом к разгадке этой тайны, хотя в то время я об этом даже не догадывался. Ведь я спросил его тогда о причине того интереса, который проявляют к земной жизни обитатели потусторонних миров. "Они хотят пойти с войной на нас? Осуществить вторжение на Землю?" - на что он мне ответил: "Более высокоорганизованные формы жизни едва ли станут полагаться на столь примитивные методы". Могло ли существовать более ясное объяснение истинных намерений этих странных обитателей дома на холме у русла Сиконга? Разумеется - и это стало мне теперь совершенно ясно, - то, что "мистер Алан" и его близнецы-братья показали во время сеанса у меня дома, было лишь кратким эпизодом жизни на планете светящихся кубов и морщинистых конусов, являвшейся их родной планетой!

И наконец, самое жуткое из всего этого - любому непредубежденному человеку должно было быть ясно, зачем им понадобилась Роуз. Им надо было воспроизвести свой род в обличье как мужчин, так и женщин, чтобы в дальнейшем смешаться с нами, стать совершенно незаметными и неотличимыми от нас, а потом, по прошествии десятилетий - а возможно и столетий, - когда их мир окончательно умрет, они смогли бы подготовить Землю к нашествию соплеменников.

Одному Богу известно, сколько их уже сейчас бродит среди нас!

Итак, я подошел к самому концу своего повествования. С того самого памятного дня мне так и не удалось повидаться с Роуз, причем я почему-то испытывал смущение и не решался ни позвонить ей, ни зайти лично. Возможно, все дело в том, что со мной произошло нечто не просто странное, но по-настоящему ужасное. Меня вдруг стали неотступно преследовать жуткие сомнения.

В тот день, когда я стал свидетелем и непосредственным участником жестокого действа в залитой фиолетовым светом комнате, мне эта мысль, естественно, даже не приходила в голову, тогда как сейчас она все чаще посещает меня, причем временами становится чем-то вроде навязчивой, совершенно невыносимой идеи. В самом деле, могу ли я с уверенностью заявить, что во время той жуткой спешки и ошеломляющего кошмара схватил тело настоящей Роуз Декстер? Если это так, то сегодня вечером она окончательно убедит меня в этом. Если же нет - одному лишь Всевышнему ведомо, что я, сам того не ведая и не желая, навлек на себя и на весь мир!

Заметка в "Провиденс журнал" от 17 июля.

МОЛОДАЯ ДЕВУШКА РАСПРАВИЛАСЬ СО ЗЛОДЕЕМ.

Прошлой ночью жительница нашего города, дочь мистера и миссис Элиши Декстера, проживающих в доме №127 по Беневолент-стрит - мисс Роуз Декстер отразила нападение и в конце концов убила молодого человека, который, по ее словам, неожиданно напал на нее. Мисс Декстер случайно наткнулась на полицейский патруль, когда она в состоянии истерики бежала по Бенефит-стрит в районе собора Св. Иоанна близ кладбища, возле которого злоумышленник напал на нее.

В убитом опознали ее давнего знакомого Артура Филипса...

Загрузка...