Темнокожий мальчик в поисках счастья

МУХТАР — КОМСОМОЛЕЦ

Революция в Баку пришла вместе с весной. Мухтару казалось, что он живет как во сне. Уже десятый день, как свергнут режим мусаватистов. На помощь восставшему бакинскому пролетариату пришла Красная Армия, в Азербайджане была установлена советская власть. Он, Мухтар, на свободе. Его радости нет границ. События захлестывали его настолько сильно, что он потерял счет времени. Омрачало одно: младший сын Евдокии Степановны не вернулся в Баку с частями Красной Армии и не подавал о себе никаких вестей. Добрая женщина была безутешна. Да тут еще Сулейман третью ночь не ночевал дома. Хоть бы он сказал ей несколько ласковых слов. Слез у нее нет, но лицо окаменело и погасло от печали и тоски.

— Сынок, к тебе приходил Акпер, — сказала Евдокия Степановна Мухтару утром. — Иди, он ждет тебя в типографии.

В типографии все, кроме длинного Мирзы Гусейна и Яхьи, были на своих местах.

— Почему они не выходят на работу? Что, заболели?

Акпер, посмотрев на Мухтара, улыбнулся:

— А ты соскучился по ним? Бумагу можем резать сами, и без Яхьи… А Мирзу Гусейна заменишь ты, красный коммерсант.

Заметив, что слово «коммерсант» разозлило Мухтара, он поспешил его успокоить:

— Ты не обижайся. Скоро у нас будут свои, красные коммерсанты…

— Хорошенькое дело! Идет революция, мы бьем буржуев, а ты говоришь, и у нас будут красные коммерсанты, — еще больше возмутился Мухтар.

— Ладно, черт с ними, этими торгашами. Сулейман уже звонил сюда и спрашивал, не пришел ли ты… Беги скорей в редакцию, он хочет назначить тебя главным редактором…

Мухтар молчал. Акпер понял, что терпению его пришел конец. Он ласково улыбнулся:

— Честно говорю, иди в редакцию. Сулейман ждет тебя… Там сегодня совершаются великие дела… Может быть, и твоя помощь понадобится…

Уже несколько дней, как редакция бывшей газеты «Азербайджан» утратила свой строгий, официальный вид. Ни одного из тех, кто работал здесь раньше, Мухтар не встречал. В первой комнате, в углу, лежали большие пачки папок с деловыми бумагами. Рядом валялись безнадежно устаревшие статьи. Мухтар прошел в следующую комнату, прежде он туда и носа сунуть не смел. Это был кабинет бывшего шефа — господина редактора. Здесь оказалось много незнакомого народа, а за столом редактора сидел товарищ Сергей. В тот момент, когда Мухтар вошел в кабинет, Сергей объяснял что-то склонившимся над столом Сулейману и Сантосу. Не желая мешать, Мухтар остановился у дверей. Сергей поднял глаза и заметил Мухтара.

— А, политзаключенный?! — он бросился к парню. — Друг мой! — воскликнул он и заключил в свои объятия. Затем, обращаясь к товарищам, добавил: — Ведь это я виноват, что он угодил в тюрьму.

Присутствующие с интересом смотрели на «арабского Гавроша». Сергей вернулся к столу.

— Так вот, товарищи, — продолжал он, — задача вроде ясна. Наша газета «Азербайджанская беднота» с сегодняшнего дня будет выходить легально. Редактирование ее Бакинский комитет партии поручил товарищу Мамедову, вы все его знаете.

Сергей показал на моложавого человека, одетого в синюю спецовку. Он был в очках. В его густой черной шевелюре неожиданно блеснула седая прядь.

— Штат ваш, товарищ Мамедов, налицо, — Сергей широким жестом показал на присутствующих. — Все мы пока не очень-то опытные, но со временем научимся. Главные наши корреспонденты — рабочие и крестьяне. Держите связь с ними. И наш Бакинский комитет не забывайте… Заглядывайте и в ревком. Там вы получите сведения о том, как части Красной Армии вместе с крестьянами добивают мусаватистов и беков. Товарищ Сулейман принял на себя заведование типографией. Так что для работы все есть. А теперь, если нет вопросов, разрешите закончить. Должен уехать в Балаханы: там тоже собрание.

Сергей уехал. Новый редактор стал о чем-то совещаться с сотрудниками. Сулейман поманил Мухтара за собой в соседнюю комнату и сказал ему:

— Ты не обижайся, что на тебя не обращают внимания. Все по горло заняты, а работа у нас сегодня будет черная: мы должны очистить типографию от мусора — объявляем субботник! Надо здесь навести порядок, чтобы люди могли спокойно трудиться. Сейчас пошлю тебе в помощь.

— Не надо никого, — ответил Мухтар. — Я управлюсь сам.

— Нет, так не пойдет. В Москве в субботнике участвовали все, даже товарищ Ленин.

Мухтар слушал Сулеймана, но не верил тому, что он сказал: «Не может быть, чтоб Ленин кирпичи таскал вместе с рабочими. Наверное, он считает меня глупым, не буду спорить с ним».

Мухтар принялся за дело. Вскоре пришли наборщики, печатники и другие рабочие, кто-то принес гармонь, и с музыкой и песнями закипела работа. К полудню ящики и шкафы были очищены от остатков теперь уже никому не нужных рукописей, вынесены пустые бутылки из-под вина, ящик Мирзы Бахлула, где была коробка с пудрой и одеколоном. Вооружившись метлой, Мухтар собирал мусор и выносил его во двор. За этим занятием и застал его Сантос.

— Молодец, Мухтар! Чистота — великое дело. Дай я тебе помогу.

Несмотря на протесты Мухтара, Сантос схватил пару пустых ведер и, набив их до отказа обрывками бумаги, понес мусор во двор.

Когда помещения типографии были прибраны, Сантос повел Мухтара в какую-то комнату, передвинул к самому окну один из столов и сказал:

— Вот здесь будет мое рабочее место. Художнику нужен свет. Понял, дорогой мой? Свет и свобода, обязательно свобода. А ты знаешь, что такое свобода? — продолжал Сантос, раскладывая в ящике кисти, тюбики с краской, обрезки линолеума, целый набор блестящих ножичков с деревянными ручками. — Свобода — это то, без чего не может жить ни один честный художник. Ты слышал когда-нибудь имя английского поэта Байрона?

Мухтар отрицательно покачал головой.

— Не слышал? Жаль. Это был великий поэт. Он приехал в мою страну, в маленькую Грецию, чтобы сражаться за свободу нашего греческого народа, и там погиб.

«Англичанин погиб за свободу?» — подумал Мухтар.

— Вы смеетесь надо мной, товарищ Сантос! — воскликнул Мухтар.

— Почему смеюсь? — удивился Сантос.

— Я хорошо знаю англичан! — воскликнул Мухтар. — Я с ними сталкивался и у нас в Багдаде, и в Дамаске, и в Мекке, и в Индии, и всюду они душили свободу.

— Ах, Мухтар, Мухтар, англичане бывают разные, — улыбаясь сказал Сантос. — И в Англии есть рабочие и крестьяне, которые всей душой с нами. И у англичан были великие свободолюбцы — Байрон, Шекспир, Бёрнс. А ты знаешь, какие Байрон писал стихи? — И Сантос с пафосом продекламировал по-английски строки из стихотворения «Ты кончил жизни путь, герой…»:

Вот так, мой друг, Байрон воспевает героя, павшего за свободу своего народа. Хорошие стихи?

— Очень, — ответил Мухтар. И тут же повторил их вслух.

— Как, как? — не веря своим ушам, воскликнул Сантос. — А ну, повтори еще раз!

Мухтар, улыбаясь, повторил запомнившиеся ему строки.

— Нет, вы посмотрите на него! — не унимался Сантос. — У тебя же феноменальная память. Так с одного раза запомнить слова на чужом, незнакомом языке!

Заметив неподдельное удивление Сантоса, Мухтар с достоинством произнес по-английски:

— Я не вижу ничего особенного в том, что запомнил стихи. Ведь вы их читали так отчетливо и громко.

Сантос был потрясен.

— Ну-ка, пойдем со мной!

Сантос привел Мухтара в кабинет редактора и возбужденно сказал:

— Находка, товарищи! Находка! Нет, посмотрите только! Мы собирались найти кого-нибудь, кто бы помог нам хоть приблизительно перевести английские шпаргалки, которые нашли на столе редактора, а наш собственный редакционный посыльный, оказывается, хорошо знает английский язык.

— Иди-ка сюда, Мухтар, — позвал редактор.

С некоторым любопытством глядя на Мухтара, он положил перед ним две страницы машинописного текста.

— Ну-ка, прочти и скажи, что здесь написано?..

Мухтар начал читать и с волнением, сбивчиво, фразу за фразой переводить прочитанное. Это было обращение командования английских экспедиционных войск к мусаватистскому правительству, в котором мусаватистам обещалась самая широкая поддержка в их борьбе против большевиков.

Ему протянули еще один листок, исписанный четким почерком. Это оказалось обращение сипаев — цветных английских войск из Пенджаба — к трудящимся мусульманам Азербайджана:

«При вступлении нашем в пределы Кавказа мусульманское население его, в особенности Азербайджана, английское командование представляло и рекомендовало нам не как людей, а вроде каких-то лесных обитателей. Но впоследствии мы убедились, что нас хотели натравить на наших братьев и единоверцев — мусульман, показать их как некультурных людей. Во время празднества и торжества «Айд-Фитра» мы лишний раз убедились, что наши братья-мусульмане Кавказа и Азербайджана достойны свободного существования, они культурные люди и имеют право называться таковыми наравне с другими народами. Мы никогда не забудем того приема и уважения, которые оказали нам мусульмане Кавказа, за что мы, представители далекой Индии, безгранично и душевно полюбили их. Мы уходим отсюда с лучшими воспоминаниями. И, покидая наших братьев-мусульман Кавказа и Азербайджана, мы, индусы, представители индусов-воинов, передаем им свои искренние пожелания и садам. Мы уходим, говоря вам: «Худа-хафиз» — до свидания. Но мы вас не забываем и не забудем никогда.

По приезде на родину мы передадим нашим братьям, сынам Индостана, привет и садам наших братьев-мусульман Кавказа, Азербайджана через посредство наших газет и организаций. Мы считаем это нашим священным долгом».

Сотрудники воззрились на Мухтара как на чудо.

— Да, видимо, они побоялись, что колониальные цветные войска заразятся идеями революции, национально-освободительной борьбы. Поспешили заблаговременно вывести части, состоящие из мусульман, за пределы Азербайджана. Поэтому-то и не печатали это обращение, — сказал редактор. Помолчав некоторое время, он решил: — Дадим несколько строк об этом историческом документе…

За праздниками наступили будни, суровые будни большого рабочего города, изможденного войной, владычеством интервентов и мусаватистов, города, отныне принадлежавшего тем, чьими руками был заложен здесь каждый камень. Советская власть наводила жесткий революционный порядок. Рабочие сами взяли на себя охрану нефтяных промыслов, заводов, общественного порядка. После трудового дня несли они свою вахту с оружием в руках. Отряды добровольцев, возглавляемые активистами Коммунистического союза молодежи, вместе с частями Красной Армии очищали от белогвардейцев и контрреволюционеров города и села молодой Азербайджанской Советской Социалистической Республики.

Как завидовал Мухтар своим сверстникам, проходившим с винтовками на плечах в чеканном строю по улицам города. Ему захотелось быть рядом с ними, тоже маршировать, а вместо этого он снова бегал с бумажками из редакции в типографию, носился по городу с различными поручениями. Правда, и Сулейман, хоть и заведовал теперь типографией, по-прежнему брался за верстатку и набирал столбцы газетных статей и брошюр. По-прежнему трудились на своих местах Акпер и Василий. Но Мухтар жаждал чего-то необычного.

И как-то вечером, когда они с Сулейманом, навестив его родных в доме старого пекаря Мешади-Касыма, возвращались к себе домой на Баилов, Мухтар не выдержал и поделился с Сулейманом своими мыслями. Сулейман выслушал друга не перебивая, потом мягко, но настойчиво сказал:

— Каждый делает свое дело, Мухтар. Подожди, скоро откроются курсы, мы постараемся, чтобы ты попал в число слушателей. Акпер уже говорил о тебе в горкоме партии.

— Акпер не поможет, он только смеется надо мной, — грустно ответил Мухтар.

— Ты не обижайся на него, — ласково успокаивал Сулейман. — Акпер тебя любит. Он хороший парень. Видишь, его избрали в Объединенный комитет комсомольской ячейки типографских рабочих. Он обязательно поможет. Мы все поможем.

И Мухтар терпеливо ждал. В один из вечеров в середине мая в квартире Сергея собрались самые близкие по подполью товарищи. Был среди них и Мухтар. Друзья решили отпраздновать восстановление в Баку советской власти и почтить память отца Сергея, умершего в ссылке за свою революционную деятельность среди солдат бакинского гарнизона в 1905–1906 годах.

Татьяна Ивановна с грустью и любовью смотрела на молодежь. Слушая ребят, радуясь им, она сказала:

— Покойный отец Сергея, не один год кочевавший по царским тюрьмам, говорил мне: «Таня, не мешай нашему Сереженьке, он стоит на верном пути». Не думала я, что доживу до этого счастливого дня! Спасибо вам, дети мои. — Она посмотрела на Мухтара и обняла его за плечи: — Спасибо и тебе, мой дорогой… Ты славный мальчик.

— Мама, он уже мужчина и настоящий товарищ, — заметил Сергей.

— Это правда? Вы считаете меня вашим настоящим товарищем?

— Ну конечно же, — улыбнулся Акпер и слегка толкнул Мухтара, — хоть ты немножко и коммерсант…

— Да ну тебя, — отмахнулся Мухтар, — ты все шутишь. — И, повернувшись к Сулейману, спросил: — А Ленин, я думаю, уже знает про наши дела?

— Конечно, знает, — ответил Акпер. — Видишь, за столом сидят вместе с тобой и азербайджанец, и еврей, и русский, и грек. А ты — араб. Мы все, все равны, мы — братья и товарищи. И Ленин про всех нас знает.

Мухтар старался вникнуть в каждое слово Акпера. Слово «товарищ» отныне стало для него самым прекрасным обращением из всех, которые он знал. Теперь на вопрос, кто он такой, Мухтар гордо отвечал: «Я товарищ Мухтар». И если ему давали какие-нибудь поручения, то он докладывал: «Мне, товарищу Мухтару, было поручено…» или «Я, товарищ Мухтар, исполнил…».

…Гости разошлись довольно рано — Сергея вызвали в ревком. Но Мухтар еще долго сидел на диване и рассказывал Татьяне Ивановне о Исламове, о сиротском доме в Лахоре, о бегстве оттуда, о Зейнаб.

Сергей вернулся почти под утро. Мухтар еще спал. За завтраком Сергей, широко улыбнувшись, обрадовал Мухтара:

— Дорогой товарищ Мухтар, через два дня ты пойдешь на занятия. Наша комсомольская организация добилась, чтобы тебя приняли на курсы политучебы, будешь там учиться, есть, отдыхать.

— А кто же за все это будет платить?

— Никто… бесплатно. Только вначале мы оформим твое пребывание в Союзе коммунистической молодежи.

«Значит, правду говорили мне в Карачи — в Советской России детей учат и кормят бесплатно», — подумал Мухтар и разволновался.

— Разве я еще не в вашем союзе? — спросил он. — Разве я не «товарищ Мухтар»?

Сергей рассмеялся, но почувствовал, что обидел парня, и, желая успокоить, сказал:

— Товарищ. Но тебя не все ребята знают… А мы хотим познакомить тебя со всеми.

В день приема в комсомол Мухтар поднялся еще до восхода солнца и стал готовиться к торжеству: тщательно вымылся с ног до головы, почистил подаренный ему матерью Сергея пиджак и стал ждать.

Наконец из спальни вышла Татьяна Ивановна. Она удивилась:

— Что это ты так разрядился, Мухтар, да еще в такую рань? Далеко собрался?

— Мы сейчас с товарищем Сергеем пойдем на большое собрание товарищей, — с важностью ответил Мухтар.

— Как сейчас? — удивилась Татьяна Ивановна.

— Ну да, товарищ Сергей сам говорил… сегодня…

— Тогда почему же он спит?

На голос матери вышел Сергей. Он сразу все понял и с трудом удержался от смеха.

— Наверняка всю ночь не спал?

Мухтар не понял.

— Мы разве не пойдем?

— Пойдем, обязательно пойдем…

Вид у Мухтара был растерянный. Татьяна Ивановна укоризненно посмотрела на сына.

— Товарищ Мухтар, — обнял его ласково Сергей, — собрание будет после работы, в шесть часов вечера, так что напрасно ты вскочил ни свет ни заря. Ну и забавный же ты, братец! — рассмеялся он. — Придется тебе переодеться.

— Сереженька, да оставь ты его в покое! — взмолилась Татьяна Ивановна. — Завтракать пора! — и, схватив за руку Мухтара, потащила в столовую.

Солнце бросило на пол дорожку своих лучей. День обещал быть прекрасным, как и настроение Мухтара.

Позавтракав, Сергей быстро уехал в город, в ревком. Мухтар не любил сидеть без дела, чтобы скоротать время, он помог Татьяне Ивановне убрать квартиру, перемыл оставшуюся от завтрака посуду и почистил овощи к обеду.

— Браво! Уважаю трудолюбивых людей, — восхищалась хозяйка. — Такого парня все девушки будут любить.

Наконец наступил долгожданный вечер. В красиво убранном зале Дома молодежи собралось много юношей и девушек — активистов-подпольщиков. В первом ряду сидела и Наташа. Мухтар сразу увидел ее.

Собрание должно было избрать делегатов на первый съезд комсомольцев Азербайджана и записать добровольцев в молодежный Коммунистический вооруженный отряд для борьбы с контрреволюцией, с бандами мусаватистов. В зале стоял такой шум, крик, что трудно было понять, о чем идет речь. Каждый хотел выступить. Не успевал оратор закончить свою речь, как с места вскакивали сразу несколько человек, бросались к столу президиума и начинали говорить о защите революции. Всем сердцем приветствовали они помощь Советской России, приход Красной Армии. Председатель без конца звонил, но на звонок почти никто не обращал внимания.

Наконец слово дали Акперу Шамсиеву.

— Дорогие товарищи! Уже больше двадцати дней, как над Баку веет паше знамя, — начал он спокойно. — Но враг не уничтожен! Мусаватисты засели в Гяндже, и наш флот угнан англичанами и деникинцами на ту сторону Каспия, к берегам Ирана, в Энзели. Царские генералы с помощью англичан способны на любую авантюру… Наша революционная молодежь должна показать свою преданность товарищу Ленину и советской власти. Бакинский комитет комсомола решил создать добровольческий отряд из молодых рабочих и крестьян. Кто готов защитить свою родину, пусть поднимет руку и запишется у меня…

Мухтар кинулся к столу президиума.

— Пожалуйста, запишите меня первым, вот сейчас, сразу! — горячо заговорил он.

В президиуме заулыбались, но попросили Мухтара вернуться на свое место. Однако Мухтар стоял и не собирался подчиняться. Он повернулся лицом к залу и взволнованно заговорил:

— Дорогие товарищи мои по борьбе с врагами товарища Ленина и его Красной Армии! Если вы считаете меня вашим товарищем, то очень прошу вас всех, скажите им… — он показал на президиум, — пусть они запишут меня в добровольный молодежный отряд революционеров. Верьте мне, я не буду предателем! Никогда!

И он начал говорить о том, о чем болела его душа. Его не перебивали, и, когда он кончил, зал зашумел, раздались аплодисменты, крики:

— Записать! Записать!

— Он хороший парень, запишите его!

Акперу с трудом удалось вернуть Мухтара на свое место.

— Дорогие товарищи! — обратился Акпер к собравшимся. — Сегодня наше бюро решило представить на утверждение собрания заявления нескольких наших молодых товарищей, которые бесстрашно боролись за нашу советскую власть, за коммунизм, за дело великого Ленина. Среди них Мария Кудрявцева — корректор, Раджаб Салман — наборщик, Армен Багдасарян — грузчик, Александр Гришин — кассир и наш товарищ Мухтар из Багдада. Встань еще раз, покажись всем, товарищ беглец, — не удержался Акпер и тут.

Мухтар встал. Он с обидой посмотрел на Акпера и во весь голос крикнул:

— Товарищи мои, товарищ Акпер шутит, я бывший беглец!

Раздались аплодисменты. Акпер рассмеялся.

— Ставлю на ваше рассмотрение заявление Мухтара ибн Хусейна, — продолжал он. — Уже не один месяц, как он связал свою судьбу с нашей революцией. За то время, что мы с ним знакомы, парень показал себя смелым, находчивым, преданным. Бюро рекомендовало его в члены нашего Союза коммунистической молодежи!

— Голосую, — сказал председатель. — Кто за то, чтобы Мухтара ибн Хусейна принять в ряды Коммунистического союза молодежи Азербайджана, прошу поднять руки!

Как во сне слышал Мухтар голос ведущего собрание.

Лес рук дружно поднялся вверх.

— Единогласно! — воскликнул председатель и повернулся к Мухтару: — Поздравляю тебя, товарищ Мухтар!

Мухтар встал.

— Товарищи! Я, ваш товарищ Мухтар, от всего сердца говорю — спасибо вам! Да здравствует это собрание! Да здравствует Красная Армия и советская власть! — неожиданно для всех и самого себя произнес он.

Аплодисменты заглушили конец речи Мухтара. Закрыв от волнения лицо руками, он сел на место.

Обращаясь к залу, Акпер весело крикнул:

— Хочу сообщить еще одну радостную весть: в Баку открываются рабочие факультеты и политические школы для комсомольского актива, а кое-кого, может быть, пошлют на учебу даже в Москву!

Во время перерыва Мухтар, выбрав удобную минуту, нашел в президиуме Акпера.

— Акпер, ты же мой хороший товарищ, прошу тебя, не забывай обо мне… — сказал он. — Я учиться хочу, мне очень нужно учиться. Ты помнишь, я начал с тобой говорить. Я должен вернуться в Багдад образованным человеком.

Революция согрела Мухтара первыми своими лучами. Он сел за парту школы политучебы при ЦК Компартии Азербайджана, стал слушать лекции известных коммунистов Алейдара Караева, Дадаша Бунят-заде, Агамали Алиева, Мирзы Давуда Гусейнова. Они рассказывали о сущности советской власти, о коммунизме, социализме, Карле Марксе, о Ленине, о ближайших задачах молодого Советского государства.

Дом, в котором находилась школа, принадлежал раньше богатому бакинскому мусаватисту. В его огромных залах с каминами жили и учились тридцать молодых людей. Окна дома выходили на бывшую главную Николаевскую улицу и губернаторский сад, за которым искрился бескрайний Каспий.

Мухтар любил сидеть на подоконнике и смотреть на море.

Курсы находились рядом со зданием, где разместился Центральный Комитет. Мухтар частенько забегал туда и быстро перезнакомился со всеми.

В первых числах июня Мухтар стоял перед комиссией по распределению. «Хочу учиться дальше, но вначале прошу отправить меня на фронт», — обратился он к ней с просьбой.

— Тебе было бы неплохо поехать в Гилян. Там сейчас установлена республиканская власть и сформировано революционное правительство. Создается и Союз революционной молодежи Ирана.

— Я хочу воевать за угнетенных. Куда пошлете, туда и поеду!

Ответ Мухтара пришелся по душе членам выпускной комиссии.

Войска Деникина, потерпев на Кавказе поражение, спасались бегством. Одни пробрались в Турцию, другие — в Закаспийские степи. Большая часть белых вместе с английскими интервентами под командованием генерала Дюнстервиля, захватив торговые и военные суда Каспийского флота, окопалась в портовом городе Ирана Энзели, который был превращен английским командованием в базу снабжения контрреволюционных сил, ведущих борьбу против Советской России.

Возвращаясь назад, необходимо напомнить, что в Баку 18 мая 1920 года, спустя двадцать дней после восстановления советской власти, корабли красной России неожиданно появились перед Энзели. Английские и белогвардейские военачальники, захваченные врасплох, в наспех надетых мундирах бежали из города, оставив свои позиции и пятнадцать судов, а также огромное военное имущество. После взятия Энзели наемные цветные колониальные войска отказались вступать в бой с красным десантом, который стремительным броском, беспрепятственно несся вперед, заставляя английских оккупантов покидать города один за другим. Был взят центр гилянской провинции, город Решт, и за весьма короткий срок очищена провинция Гилян.

Воспользовавшись смелым рейдом красных войск, патриоты-националисты Гиляна — дженгельцы, воюющие против шахских сатрапов, и коммунисты Ирана вышли из подполья и приняли деятельное участие в гилянском революционном движении. Они создали свои боевые части, взяли власть в свои руки, и в Гиляне образовалось временное правительство и реввоенсовет Гилянской республики, которые вступили в борьбу с шахским правительством.

В начале июля Мухтар с мандатом от Совета молодежи Востока прибыл в город Решт в распоряжение областного комитета Союза революционной молодежи Гиляна.

С первых дней своего пребывания в Гиляне он окунулся в кипучую революционную борьбу против английских оккупантов и внутренних контрреволюционных сил. Вместе с частями красных отрядов Гилянской республики юноша совершал походы в разные концы провинции, выступал на солдатских митингах, на молодежных собраниях, по мере своих сил и умения разъяснял, почему феодалы, помещики, буржуазия поддерживают английских колонизаторов и что несет победа революции над интервентами и реакционерами.

Изменился и внешний вид Мухтара: он, как заправский боец, был одет в легкий френч цвета хаки и галифе. На отложном воротничке френча — красные петлицы в виде ромба, а ноги туго перехвачены солдатскими обмотками. Грудь перекрещивали ленты с патронами, а через плечо был перекинут казачий карабин. Теперь Мухтар снова носил кисву — головной убор арабов — пестрый большой платок с каймой, перехваченный на голове жгутом. А на седле своего коня прикрепил небольшой лук из крепкого миндального дерева, который смастерил сам.

— Вы ничего не понимаете, — отвечал Мухтар товарищам, подшучивавшим над этим допотопным оружием. — Лук стреляет без шума, делает руки сильными, а глаза острыми.

Он часто стрелял из лука, и так метко, что многие изумлялись его ловкости.

В сентябре 1920 года Мухтар с одним из батальонов народных вооруженных частей совершал переход на Мазендеранском фронте, вблизи местечка Мешедессера. Впереди батальона колыхался флаг темно-вишневого цвета с надписью «Ингляб!» (Революция!). Молодой воин, закрепив на стремени бамбуковое древко, подняв голову, крепко и гордо держал драгоценный стяг.

Двое суток, днем и ночью, двигались они через густой лес, чтобы выйти к линии фронта, откуда части Народно-революционной армии Гиляна, преследуя англичан и шахские войска, гнали их к Тегерану.

Батальон дошел до селения Сар, где стоял штаб фронта. Поражала красота местности: с одной стороны простиралось море, а с другой — густой и дикий лес Мазендерана. Внизу под горой раскинулись крестьянские глинобитные домики и двухэтажное здание, где разместился ревком штаба фронта.

Бойцам дали двухчасовой отдых. Мухтар вместе с товарищами вошел в маленькую глинобитную чайхану. В глаза ему бросился лозунг: «Ополченец! Красный воин! Защити родину от английских захватчиков, шахских грабителей и убийц!»

По примеру других Мухтар снял карабин, ботинки и размотал обмотки, чтобы дать ногам отдохнуть после тяжелого перехода от Энзели до Сара. Но не успел он обмакнуть лепешку в жирный бараний суп с горохом и зеленым луком, как в чайхану ворвался боец и взволнованно закричал:

— Воины, товарищи! Что вы здесь сидите?! Люди помещика Заргама ограбили военный склад, нагрузили восемь мулов патронами и скрылись в горных лесах! Они хотят присоединиться к английским частям и нанести нам удар в спину!..

Тревожная весть подняла на ноги всех.

Мухтар схватил свой карабин и вместе с другими бойцами поспешил в ревком. Член ревкома Биби оглы, обращаясь к бойцам и народу, возмущенно говорил:

— Я предупреждал вас, что землевладельцам, подобным Заргаму, доверять нельзя. Где это видано, чтобы такие феодалы, как Заргам, стали революционерами? Где видано, чтобы эксплуататор и кровопийца вдруг стал защитником народа? — Он окинул всех укоризненным, гневным взглядом. — Как можно было довериться этому негодяю, даже снабдить его отряд оружием и боеприпасами?.. Вот пусть Кучук-хан и те, кто верил ему, убедятся, что вышло из доверия к этому либералу-помещику. Теперь Заргам нашими же пулями будет стрелять в нас, убивать безоружных, непокорных ему крестьян, помогающих нашим частям. — Он умолк. Словно в раздумье, он несколько секунд молча смотрел на стоявших перед ним воинов. И вдруг, глубоко втянув в себя свежий морской воздух, громко произнес: — У нас есть один выход — любой ценой преградить врагу путь, не потеряв ни одного часа. Надо обезоружить их и вернуть боеприпасы! — Он сделал короткую паузу, дал бойцам время на размышление, а затем спросил: — Кто из вас, воинов революционной армии, готов на такой подвиг?

Воцарилось гробовое молчание. Неожиданно тишину нарушил голос Мухтара:

— Товарищ Биби оглы! Я! — он выступил вперед.

Раздались аплодисменты.

Биби оглы молчал.

Юная пылкость Мухтара понравилась Биби оглы. «Но разве можно посылать юнца на такую ответственную и опасную операцию?» — думал он.

— Сын мой, — ласково сказал Биби оглы, — спасибо за твой порыв. Хвала и честь тебе за храбрость. Мы знаем, ты не трус, но сейчас нужны люди, которым хорошо знакома каждая тропинка… Здесь, в дремучих мазендеранских лесах, не так легко обнаружить этих негодяев. Враг очень коварен… Тебе пока там не место…

Один за другим смельчаки-добровольцы выступали вперед.

Тут же был отдан приказ о немедленном выступлении. Биби оглы вернулся в кабинет. Мухтар пошел за ним. Войдя в комнату, он встал у порога, опустив голову.

— Да ты, кажется, плачешь? — увидев слезы на лице Мухтара, ласково улыбнулся Биби оглы. — А еще называешь себя юным революционером! Ай-ай-ай! Мне неловко за тебя!

— Простите, это просто так, само по себе… Разрешите мне присоединиться к добровольцам, — взмолился Мухтар. — Верьте, я не буду им помехой… Прошу вас! Вы же знаете, как я метко умею стрелять из лука.

Биби оглы был неумолим. Мухтар сел возле окна. Вошел пожилой боец, командир отряда добровольцев Джафар-ага, и доложил, что отряд готов к походу. Биби оглы подошел к карте. Какой дорогой отправить людей, чтобы не только выиграть время, но и преградить путь каравану предателей? Затем подозвал Джафара-ага, полушепотом дал ему указания и советы, пожелал успеха. В это время глаза Мухтара встретили взгляд Джафара-ага. В глазах юного бойца было столько мольбы, что командир усмехнулся и, обращаясь к председателю ревкома, сказал:

— Товарищ Биби оглы, пусть он пойдет с нами. Ответственность за его жизнь беру на себя.

Биби оглы с минуту постоял в нерешительности, перевел взгляд с Джафара-ага на Мухтара и с улыбкой произнес:

— Ладно, иди!

Мухтар радостно козырнул, в волнении бросился вниз на улицу, вскочил на коня и воскликнул:

— Ура! И мне разрешили ехать с вами!

Конники молчали. Кто-то, обращаясь к Мухтару, громко сказал:

— Не знаю, что ты там будешь делать, зачем тебе ехать? Сидел бы здесь и наслаждался чаем.

— Как зачем? Вы думаете, я бездельник или не умею стрелять? Буду помехой?

— Гм… Тоже мне снайпер!

— Не смейте издеваться! — с обидой в голосе сказал Мухтар. — Я — член Союза молодых коммунистов. Мы — ленинцы!

Джафар-ага рассмеялся:

— Ты еще мал, ничего не знаешь о коммунистах… Вот товарищ Биби оглы действительно истинный коммунист… Он мотался по тюрьмам, его знают и нефтяники Баку, и рабочие Тегерана. Ты даже толком не знаешь, каким должен быть коммунист, — словно подзадоривая и проверяя его, продолжал командир.

Но Мухтар не собирался отступать. Учеба в Бакинской политшколе не прошла даром.

— Почему не знаю? Знаю, — уверенно ответил он. — Во-первых, коммунизм — это такое общество, где фабрики, заводы, земля — все, все будет принадлежать народу… При коммунизме не будет капиталистов и бедных, батраков и помещиков! При коммунизме каждый человек будет сознательно работать так, как он может, и будет получать все, что ему необходимо. Не будет ни государства, ни армии, ни тюрем… Люди будут совсем другими — правдивыми… Не такими, как сейчас… А коммунист тот, кто, не жалея сил, жизни, честно трудится, чтобы скорее наступил коммунизм.

Он говорил горячо, но чувствовал, что ему не хватает нужных слов. А так хотелось показать свои знания. Ехавшие рядом бойцы внимательно слушали Мухтара.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Джафар-ага. — Мне тридцать шесть лет, и то я всего не знаю.

Мухтар пожал плечами:

— Если захочешь, будешь знать. Я тоже ничего не знал. После победы революции в Баку советская власть, Союз молодых коммунистов послали меня учиться в политшколу. Вот я и учился днем и ночью.

— И все же ты не Биби оглы, — заметил Джафар-ага.

— Ну и что же, ведь цель-то у нас одна! — не без гордости ответил Мухтар. — Мы, молодежь, тоже боремся против буржуев, беков и купцов, помогаем Коммунистической партии.

Мухтар достал из кармана маленький портрет Ильича и протянул его Джафару-ага.

— А ты знаешь, кто он?

— Ленин! — обрадовался Джафар-ага. — Послушай, подари мне! Я давно обещал сыну, да никак не найду такого маленького портрета, чтобы отправить подарок по почте.

Мухтару жаль было расставаться с портретом, но он все же решил:

— Хорошо, возьми! Раз твой сын так просит…