Тернистая звезда

Глава 1. Ссылка

Неформальные правила этикета предписывали торжественную форму одежды для посещения главной цитадели Священной Миссии Космопорта. Однако чёрный священник пренебрёг не только своими многочисленными регалиями, но даже и официальной сутаной. Он был облачён в простой балахон без знаков отличия, а на сапогах его обильно серебрилась бетонная пыль.

— Ты это нарочно, Джегг? — осведомился глава Священной Миссии Космопорта, белый священник Рейз. — Я про твой внешний вид. Как… как провинциальный неудачник.

— Но я и есть провинциальный неудачник, — ответил чёрный священник, и ни по его лицу, ни по интонации невозможно было определить, насколько серьёзным он считает это самоопределение.

— Этим юродством ты роняешь престиж Священной Миссии, — гнул своё Рейвз. Ему отчего-то стало неуютно в своём облачении, расшитом орлами и символами солнца, да и скипетр в руках показался нелепым. Теперь он вертел его в руках, раздумывая, как бы пристроить поестественнее. — Мы всегда должны показывать, в том числе своим внешним видом, что Миссия — это Сила! Что именно мы — верховная и непререкаемая власть.

— Неужели? — тон чёрного священника ни на йоту не изменился. — Мне это не приходило в голову.

— О, Джегг… — Рейвз удручённо махнул рукой с зажатым в ней скипетром. — Как ты не понимаешь? Ты разрушаешь сам образ священника. Ещё и этот твой беспородный оцелот! Неужели, нельзя было завести нормального боевого зверя? Вот как у Энны.

— Я, если ты вдруг не заметил, не Энна, — тембр голоса Джегга приобрёл бархатистую мягкость, отозвавшуюся у белого священника неприятным чувством. Зачем он вообще заговорил про этого дурацкого оцелота?

— Ладно, давай ближе к делу, — Рейвз естественным, как он надеялся, движением засунул скипетр подмышку и решительно проследовал вдоль галереи, поманив чёрного священника за собой царственным жестом. — Я пригласил тебя сегодня не для того, чтобы обсуждать оцелотов.

Джегг следовал за Рейвзом, смиренно опустив очи долу: смотреть на старого приятеля было неприятно. Ещё совсем недавно талантливый белый послушник восхищал его. Умный, эрудированный, но, самое главное, очень светлый молодой человек лучился энтузиазмом. Он строил планы, как можно безболезненно соединить идеи Священной Миссии и архаичные религиозные верования аборигенных народов, основываясь на первостепенной ценности таких категорий как любовь и дружба. Добавьте к этому привлекательную внешность, правильные черты лица, волевой подбородок и чуть вьющиеся волосы до плеч — и вы получите воплощение ангела из древнего христианства Старого Дома.

— Легион настаивает, чтобы я перевёл тебя в более подобающее место, чем твой захолустный диоцез, — говорил, между тем, Рейвз. — Они не в состоянии обеспечивать должную охрану такой огромной мало заселённой и совершенно не укреплённой площади. А тебя вскоре опять попытаются убить.

— Все рано или поздно умирают, — безучастно заметил Джегг, раздумывая над тем, что прекрасный ангел, с которым так приятно было беседовать о вопросах морали, тоже погиб где-то в груди Рейвза, сражённый мечом высокомерия. — Я не стану исключением. И о вооружённой охране никогда не просил.

— Но Энна беспрестанно настаивает на ней!

Чёрный священник промолчал, однако фраза «Я, если ты вдруг не заметил, не Энна» ясно читалась у Джегга прямо на лбу.

«Почему ты на ней не женился, а? — тоскливо подумал Рейвз. — Она ведь без ума от тебя. И это решило бы разом столько проблем! Нарожали бы детишек, а Энна постепенно выдрессировала бы из тебя респектабельного человека».

Джегг остановился под хрустальным куполом, и поднял лицо вверх. Агрессивное летнее солнце дробилась в искусно подогнанных гранях и нисходило вниз волшебным мягким сиянием. Белый священник встал рядом с чёрным и тоже посмотрел в небо.

— Ты помнишь, как на старших курсах мы ставили трагедию о Юлии Цезаре? — спросил он вдруг.

— Да, — с глубокой печалью отозвался Джегг. И ещё тогда, в юности, он должен был предугадать, что этим всё кончится. Чёрные священники с каждой проповедью, прочитанной властолюбцу, проживают весь однообразный цикл от добрых намерений до веры в собственную избранность и непогрешимость, и это нередко заканчивается для них чёрной меланхолией. Белые же священники подвержены ловушке собственного мессианства. Даже лучшие из них. Особенно лучшие из них. Пора начинать, нельзя дольше оттягивать этот момент. Но как же тяжело! Как тяжело, когда имеешь дело не с незнакомцем, а с кем-то, кто был дорог тебе!

— Я помню, как ты был Цезарем, провозгласившим себя Божественным, а я…

— А ты нанёс мне предательский удар ножом! — шутливым движением Рейвз ткнул Джегга скипетром в бок. Скрытый в корпусе поршень привёл в движение длинную иглу, без труда пробившую грубый балахон. Чёрный священник коротко вздохнул, его зрачки резко закатились под верхние веки, а ноги подломились, и Джегг медленно осел на руки однокашнику.

Рейвз бережно опустил его на выложенный драгоценным мрамором пол.

— Это было так просто, Джегг, — сказал он с нескрываемым сожалением. — Ты никогда не умел драться. Всегда слишком долго рассуждал. Слишком внимательно прислушивался к словам и эмоциям, а надо просто бить, не задумываясь. Ты снова понадеялся на свою хвалёную эмпатию, ведь так? И не заметил подвох. Но я ведь в самом деле не со зла, Джегг. Так будет лучше для всех. И в первую очередь для тебя. Ты слишком слаб. Так слаб для священника, тебе не место здесь. И дело даже не в семьях мальчишек, на которых Энна натравила тебя, как хорошо натасканного оцелота. Сказочка об их мести вполне удовлетворит нашу наивную аббатису. Но дело не в них. Они ворчат, но лояльны силе. Моей силе. Элиты достаточно припугнуть. Они ведь такие трусы, Джегг, тебе ли не знать.

Рейвз уселся на пол рядом с чёрным священником и заботливо откинул налипшую прядь волос с его вспотевшего лба. Джегг, сознание которого угасало медленнее, чем двигательная активность, едва слышно застонал. Белый священник сочувственно вздохнул.

— Ты понимаешь, дело в тебе. Думаешь, я не помню этих твоих штук с душеспасительными разговорами? Я догадался обо всём, как только ты отказался сесть в транспортник, который я за тобой прислал. Что тебе стоило, Джегг? Хотя бы один раз закрыть глаза и сделать, как говорят. Но нет, тебе необходимо добираться транзитным, бок о бок с комбайнёрами и прочим быдлом. Мы столько сил потратили, чтоб фильтровать информацию, поступающую на твой мультикуб! Но ты же считаешь себя самым умным, ты пошёл разговаривать с людьми. Разве это люди? Я знаю эту бетонную пыль новых районов на твоих сапогах. Там нет людей, Джегг. Только нелепые проститутки и наркоманы, воображающие, что могут что-то противопоставить мне. В отличие от элит, знающих своё место, эти неудачники воображают себя смелыми. Представляю, как они сбежались ябедничать на меня. Они ведь считают тебя едва ли не святым. Поборником этики и нравственности. И думают, ты выполз из своей норы, чтобы наказать священника Рейвза. Наказать за проломленную голову какого-то оборванца, посмевшего рисовать карикатуры на меня. На меня, Джегг, ты слышал? На главу Священной Миссии. На Бога.

Рейвз снова вздохнул.

— Ты когда-то зачитывался историями о Тёмных Веках. Но не понял, что в этих историях — сама жизнь. Негоже давать этим недочеловекам иллюзию свободы, позволять хотя бы номинально что-то выбирать: на что должны тратиться налоги, как украсить свой двор или с кем спать. Они неблагодарны и требовательны. Они должны знать своё место. Праведные, те, кто доверятся мне как Богу, без оглядки на совесть и мораль, получат всё: деньги, славу, власть. Но они всегда должны помнить, что обязаны всем не своим способностям и трудам, а Богу. Мне, Джегг. Я подарю им жизнь, полную счастья. И я смогу в любой момент у них всё отобрать. Ты лишний в этом уравнении. Но я не хочу тебя убивать. Я никогда не желал тебе зла. Ты слаб, но всё же… всё же… я не знаю никого, кто был бы так близок к равенству со мной. А это кое-что значит для меня. По крайней мере, пока ещё значит.

Во время стыковки корабль ощутимо тряхнуло, и капитан Хэла вместе с креслом развернулась к сосредоточенно тарабанящей по консоли инженеру.

— Так не должно быть, верно?

— Левый электромагнит сдох, — ответила Астер, не поворачивая головы. — Давно уже на честном слове держался.

— Это очень плохо? — осведомилась Хэла, чувствуя, как по позвоночнику пробежал холодок.

— Для нас ерунда, в общем-то, — ответила инженер. — Шлюз штатно закрылся. А магнит заменим на ближайшей станции. Но скорлупку помяло. Пойду посмотрю, в порядке ли криокапсула.

Астер подошла к Нале, штатному врачу.

— Глянь, пожалуйста, наш терминал поймал сигнал его системы жизнеобеспечения?

Нала чуть трясущимися руками запустила поиск новых устройств, и уже через несколько секунд индикатор уверенно засветился синим.

— Его показатели в норме, — сообщила она, быстро пробежав глазами сводку.

— Вот и славненько, — кивнула инженер и направилась к шлюзу рубки. — Амок, идём.

Робот-манипулятор послушно увязался за ней, мягко шурша прорезиненными гусеницами.

— Он за Астой как собачонка бегает, — Хэла с нервным смешком обернулась к Сегою в поисках моральной поддержки. В конце концов, кто, как не белый священник должен оказывать членам экипажа моральную поддержку?

Но Сегой, единственный мужчина на корабле, и единственный, кому во время стыковки по должностной инструкции полагалось сидеть пристёгнутым ремнями в пассажирском кресле, в ответ на замечание своей пассии только хмыкнул что-то себе под нос, продолжая внимательно разглядывать инженерную консоль.

— Вот это электромагнит? — ткнул он пальцем в маленькую красную точку на мнемосхеме.

Хэла подошла к консоли. И уверенно сказала:

— Да, это он.

«Ну или маневровый двигатель, — мысленно добавила про себя капитан. — Хотя нет, точно нет. Если б у нас маневровый отвалился, Аста сразу бы мне мозг ложечкой выела, чтоб я заявку на замену в станционную мастерскую отправила и утвердила. Двигатель подходящий на складе чёрта с два найдёшь без предварительной заявки».

Сегой кивнул и ухмыльнулся собственным мыслям. Он мог бы поклясться, что индикатор мнемосхемы погас аккурат после того, как его задел палец в нейроперчатке инженера. Или Астер случайно ошиблась, и тогда это повод для шуток на ближайший месяц пути, или же… но второй вариант ещё следовало обдумать.

Из коммуникатора раздался голос Астер:

— Стекло криокапсулы дало трещину. Охладитель пока справляется, но надолго его не хватит. Нала, запускай протокол экстренной разморозки.

Нала переключила коммуникатор на обратную связь и выкрикнула с необычной для себя экспрессией:

— Ты с ума сошла! Ты сопроводиловку видела на него? Мы не будем его размораживать! Залей стекло каким-нибудь раствором!

— Для такого сочетания давления и температуры у меня ничего готового нет, — сухо отозвалась инженер. — На станции можно добыть, но до станции он не дотянет — охладитель выйдет из строя по перегрузке часа через два. Три — это потолок. Хэла, что скажешь? В сопроводиловке у этого пассажира максимальный уровень безопасности. К нам на борт он пристыковался живым. Если до станции мы его не довезём, тебе придётся объяснять им…

— Нала, запускай разморозку! Немедленно!

Врач молчала несколько долгих секунд.

— Хорошо, — сказала она, наконец, и поправила несуществующие очки (коррекцию зрения ей сделали перед самым вылетом, нервный жест до сих пор иногда возвращался). — Протокол я запущу. Но отказавший электромагнит — это косяк Астер. Пусть она и стоит у криокапсулы с транквилизатором наготове, как в сопроводиловке указано. Я на такое не подписывалась.

— Справедливо, — отозвалась инженер. Коммуникатор снабдил эту фразу неразборчивым шумом — то ли кашлем, то ли смешком. — Приготовь шприц, я сейчас зайду в медблок.

Отключив коммуникатор, Астер убедилась в том, что процесс разморозки запущен, ещё раз осмотрела идеально ровное, без единого дефекта, стекло криокапсулы и отбила ногтями по его поверхности быструю дробь, складывавшуюся в двоичный код, вполне понятный для её робота, но ничего не значащий ни для какого внешнего наблюдателя. Амок нанёс единственный, идеально рассчитанный удар в нужном месте и с нужной силой. Трещина застывшей молнией распорола крышку.

— Дай анализ, — уже голосом обратилась инженер к Амоку.

Робот педантично просканировал криокапсулу и сообщил:

— Нарушение целостности кожуха. Нарушение работоспособности редуктора интубационной трубки.

— А с редуктором уже что не так? — нахмурилась Астер.

— Нарушение работоспособности, — упрямо отрапортовал робот.

— Покажи, хотя бы, где он расположен.

Амок подсветил нужный узел. Инженер сняла защитную крышку и, покопавшись в механизме пару минут, с удивлением сообщила своему механическому собеседнику:

— Представляешь? Тут нарочно кто-то зацепление заклинил. Наглухо.

— Не представляю. У меня отсутствует воображение, — сказал робот, никак не интонируя.

— Да-да, я помню, — отмахнулась Астер. — Но ты сам видишь, пока некогда с этим работать.

Робот просвистел длинную тираду о ценности человеческой жизни. В двоичном коде.

Когда рука Рейвза коснулась его лба, Джегг сделал отчаянную попытку всё же начать проповедь, но сразу понял, что проиграл. Его старый приятель обладал сильной волей и уже торжествовал победу, сам же он был слишком захвачен переживаниями о метаморфозах внутреннего мира бывшего товарища, чтобы преуспеть.

После непродолжительной борьбы, фоном которой служил монолог Рейвза, Джегг потонул в череде кошмаров, из которых уже не надеялся когда-нибудь выбраться. С каждым эпизодом он погружался всё глубже в Тёмные Века, и даже дальше — во времена мрачного Средневековья Старого Дома. Его растягивали на дыбе, сдирали кожу, загоняли иголки под ногти. Первое время он ещё помнил — за что. Потом это утратило всякое значение. Пытки, физические и нравственные, перетекали из одной в другую, никогда не повторяясь и не прекращаясь ни на мгновение.

Всё тело ломило и сводило судорогами, но даже поменять позу было невозможно — руки, ноги, грудь и шею что-то жёстко удерживало. Джегг попытался вырваться, но ничего не вышло — только боль обострилась. Пространство вокруг обратилось в вязкий студень. Дышать сделалось очень тяжело. Он, кажется, ослеп — или просто был не в состоянии открыть глаза. Снова попытался освободиться — несмотря на тщетность попыток, это давало ощущение живого физического тела, а в его ситуации и это уже немало. Всё снова походило на ещё один кошмар, пока не раздался адский скрежет и… вдоль его предплечья скользнула чья-то ладонь, тонкие пальцы сплелись в замок с его собственными. Он ощущал биение чужой жизни как тонкую золотистую нить и вцепился в неё, что было сил, с отчаянием утопающего.

Раздался приглушённый крик. Женский. Это женщина… И, кажется, он причиняет ей боль. Джегг попытался немного ослабить хватку. Это было мучительно тяжело.

— Если ты слышишь и понимаешь, что я говорю, отпусти мою руку.

Нет, дорогая, о чём ты? Отпустить тебя? Это невозможно.

Но теперь она замолчала. А ему жизненно необходимо ещё раз услышать человеческий голос.

Один за другим Джегг разжал пальцы. Ему казалось, что он двигает горы.

— Хорошо. Ты находишься в криокапсуле. Повреждён механизм извлечения интубационной трубки, поэтому я приостановила программу.

Несмотря на то, что он её больше не держал, их запястья всё ещё соприкасались. И Джегг был бесконечно благодарен за это незнакомке, чьим звуком голоса он некоторое время наслаждался как музыкой, не слишком вслушиваясь в смысл слов.

— Можно было бы обойтись и без него, но наш врач считает, если достать трубку без редуктора, это повредит тебе гортань и голосовые связки.

Его пальцы принялись исследовать её руку почти без его сознательного участия. Такая маленькая… почти детская ладошка покорно свернулась внутри его собственной. Джегг слушал спокойный, уверенный женский голос и её же бешено бьющийся, как пойманная птичка, пульс.

— Я уже распечатала необходимую деталь. Осталось только собрать и вставить редуктор на место. Но ты так буянил, что я побоялась, ты что-нибудь себе повредишь. То же горло, например. Пожалуйста, полежи спокойно, хорошо? Это не займёт много времени.

Паническим движением он снова сжал её руку в своей. Он закричал бы, если бы смог. Ни за что на свете! Он прекрасно знает, что произойдёт — стоит отпустить эту золотистую нить, и страница перевернётся, начнётся новый кошмар. Обманутая надежда — одна из самых изощрённых пыток, которые он на себе испытал.

Однако, когда она мягко, но настойчиво попыталась высвободиться, оказалось, что он не в силах ей противостоять.

— Всё будет хорошо, — раздалось ближе, чем прежде, у самого его виска. Он не поверил.

Прошла целая Вечность. И ещё одна. И ещё. Джегг лежал в темноте отчаявшийся, опустошённый. Пока снова не ощутил её прикосновение.

— Всё, я закончила. Сейчас я возобновлю работу программы. Твоя капсула примет вертикальное положение, произойдёт слив геля, будет извлечена трубка и отсоединятся датчики. Потом откроются фиксаторы. Ты готов?

Джегг снова сжал её пальцы. На этот раз осторожно. И сразу же отпустил.

Всё произошло быстро и так, как она описала. Зажим головы отщёлкнулся вместе с пластиной, закрывавшей глаза. Свет больно ударил по ним, взгляд не желал фокусироваться. Джегг видел женщину, стоявшую напротив, но не различал её лица. Только золотистый ореол вокруг головы — то ли волосы, то ли нимб. Он попытался сделать шаг, но понял, что падает. Снова падает в темноту.

Страница перевернулась. Он снова лежал на спине, на это раз привязанный эластичными манжетами к больничной койке. Пытаться сорвать их уже даже желания не возникало. Чуть сбоку за каким-то терминалом стояла женщина в белом комбинезоне. Не та, что в прошлом сне — Джегг явственно ощущал исходящую от неё холодную неприязнь. Многообещающий сюжет. Зубы она ему, что ли, будет выдирать? Он прикрыл глаза, вызывая воспоминание о маленькой тёплой ладони в своих пальцах. Болезненное удовольствие — как расчёсывать зудящий нарыв. Приносит мгновенное облегчение, но потом становится ещё хуже. Ему, впрочем, было уже всё равно.

Женщина подошла ближе. Не иначе, заметила, как он шевелился.

— Как вы себя чувствуете?

Даже голос её звучал неприятно. Но он не мог бы ответить, почему.

— Для чего именно? — чтобы это произнести, пришлось закашляться.

Женщина поджала губы. Ей не нравилось, как пристально он разглядывает её лицо. Симпатичное, в общем, лицо. Даже красивое, пожалуй. Очень аккуратное. Чем-то напоминает Энну.

— Для человека после аварийной разморозки, например.

Аварийная разморозка… Криокапсула. Это продолжение прошлого сна. Или… вовсе не сон?

Джегг перевёл взгляд на собственную руку, торчавшую из-под белой простыни, которая покрывала его до подбородка. Сжал в кулак и снова расслабил. Ощущения не были болезненными. Небольшое покалывание в кончиках пальцев. Но в целом очень… похоже на реальность?

— Могло быть хуже.

Женщина отстегнула сначала одну его руку, потом вторую:

— Это для вашей же безопасности. Вы довольно беспокойный… пассажир.

Пассажир?

Джегг, наконец, оценил по достоинству скруглённую линию блестящего металлом потолка. Они на корабле.

— Какой у меня транзитный код? — спросил он у женщины, снимавшей с него датчики и оставшиеся манжеты.

— Вы не помните свой транзитный код? — удивилась она. — Возможно, это из-за удара головой. А ещё что-нибудь? Имя, например, своё помните?

— Джегг, — он без труда назвал и длинный личный код. — Я чёрный священник.

— Всё верно, — кивнула женщина. — У вас транзитный код Священной Миссии. Максимальный приоритет скорости и безопасности. Конечный пункт назначения — Спиральная орбитальная станция экспедиционного корпуса. Вы знаете, для чего туда летите?

— Да.

Джегг закрыл глаза, чтобы не видеть больше этот потолок.

Он летит в ссылку. В почётную ссылку, надо признать. Назначение на Спиральную станцию не так просто заслужить — для новых колоний у центра Галактики экспедиционный корпус отбирает только лучших специалистов из всех областей. А ещё новая колония — это билет в один конец.

Нала с недоверием разглядывала апатичного мужчину, лежавшего перед ней. Он даже не попытался встать. Наверное, не стоило ему такую дозу седативного колоть. Но Астер она не доверяла. Шприц инженер в медблоке взяла и вернула пустым, однако развороченные останки криокапсулы внушали сомнения в том, что она пустила транквилизатор в ход по назначению. А Нала не собирается рисковать своей безопасностью из-за сколь угодно ценного для Священной Миссии, но явно психически нестабильного чёрного священника. И Астер такая же чокнутая. Ей бы тоже доза транквилизатора не помешала.

— Вы хотите чего-нибудь? Спать? Есть? — она решила проявить хотя бы формальную заботу. Врач как-никак.

— Одеться, — ответил священник, не открывая глаз. И очень хорошо, потому что щёки Налы отчётливо порозовели. Действительно. Повезло ещё, что от геля отмывать его вызвался Сегой.

— С вами не было личных вещей, одежды в том числе, — сообщила она, оставляя на краю кровати комплект белья. — Мужские комбинезоны у нас только одного размера, возможно, вам будет великоват. Когда прибудем на станцию Ориона, закажете более подходящие.

Джегг промолчал. Ему было всё равно.

— Он очнулся, — сообщила Нала, возвращаясь в рубку (по совместительству использовавшуюся и в качестве кают-компании).

— И как? — заинтересовалась Хэла.

— Да-а… — врач рассеянно махнула рукой. — Вроде бы, всё нормально. Одежду попросил. Выглядит слегка обдолбанным, но ничего такого. Отвязала.

— Да? А он там головой не приложится ещё раз? — забеспокоилась Хэла. — Нам надо его хотя бы до Ориона целым довезти, потом, может быть, пересядет куда-нибудь. Сегой, ты присмотришь первое время за коллегой?

— Конечно, дорогая, — белый священник чмокнул Хэлу в макушку и удалился, тихонько посмеиваясь.

Когда он добрался до медблока, Джегг как раз застёгивал комбинезон.

— Чем могу помочь? — начал Сегой со стандартной фразы белого священника.

— Благодарю, — буркнул чёрный. — Со штанами я пока ещё в состоянии совладать.

Вот стоять прямо и не качаться — это задача со звёздочкой. Стоило принять вертикальное положение, как Джегга замутило. Повезло ещё, что у них искусственная гравитация в стандартных пределах.

— Кстати об этом, — Сегой уселся на койку напротив, широко расставив ноги. — Раз уж нас тут теперь двое в штанах, поговорим о тех, кто в платьицах. По крайней мере, в идеале должен был бы быть. У нас тут, видишь ли, девчачий штат. Хэла — капитан — моя кобылка, так что ты в её сторону даже не гляди. А вот из Астер и Налы можешь выбирать. И лучше с этим делом не затягивай: через несколько бортовых суток к нам ещё один пассажир в штанах подсядет — историк из Старого Дома. До Ориона идеально сбалансированным коллективом полетим.

Впервые за очень долгое время Джегг, прозванный Красноречивым, не знал, что ответить собеседнику. Информация о том, что в новых колониях к взаимоотношению полов относятся куда проще, до него доходила, но подобное беспардонное нарушение личных границ всё равно вызвало культурный шок. Впрочем, Сегой, кажется, и не нуждался в ответе, потому что невозмутимо продолжал:

— Я бы на твоём месте выбрал инженерку, Астер. Горячая штучка. Сам бы отжарил. Но моя кобылка ревнивая, узнает — расчленит и в утилизатор выкинет. Конечно, обблевать девушке комбез — так себе начало отношений, но ты ведь потом ещё и упал сверху. Такое ей, может, и понравилось. Когда ещё ей под голым мужиком удастся полежать?

Джегг неуловимо изменился в лице.

— Я этого… не помню.

— Правильно, — одобрительно кивнул Сегой. — Так ей и скажи. Не помню, мол, ничего, а значит, ничего и не было.

Чёрный священник подошёл к раковине и долго умывался холодной водой, а потом принялся рассматривать себя в зеркале. Гладко выбритая голова. Запавшие глаза, побелевшая ниточка губ. И без того тонкие черты лица высохли и заострились так, что порезаться можно.

— Да ладно, не дрейфь, — со своей колокольни истолковал Сегой его кислую мину. — Астер на внешность наплевать, она потекла уже от одного сопроводительного предписания Священной Миссии. Нарочно твою капсулу расхреначила при стыковке, чтоб только разморозить и посмотреть, какого загадочного буйного нам прислали.

Она сидела на скрещенных ногах посреди технического коридора, со всех сторон увитая проводами, и производила впечатление птенца в огромном разноцветном гнезде.

Джегг легко узнал женщину из своего полуреального сна — золотая ниточка в темноте. Ореол вокруг головы создавали русые, чуть отдающие в рыжину волосы, небрежно собранные в хвост. Она выглядела моложе, чем Джегг себе представлял, столкнись он с ней в городе — принял бы за студентку. И даже не старших курсов. Но сейчас она сосредоточенно перебирала провода и клеммы, время от времени протягивала тот или иной стоявшему рядом роботу. Тот послушно сканировал. Она была на своём месте и занималась своим делом. В отличие от Джегга.

«Я бы на твоём месте выбрал инженерку, Астер», — всплыла в памяти фраза беспардонного белого священника. Неприемлемый тон. И неприемлемый разговор. Джегг чувствовал себя отвратительно — и физически, и морально, поэтому просто стоял, прижавшись виском к какой-то толстой, запотевшей от холода трубе. До тех пор, пока девушка не подняла голову и не посмотрела в его сторону. А потом произнесла так естественно, как будто возобновляла ненадолго прерванный разговор:

— Тебя всё ещё тошнит?

— Немного.

На ум пришло и всё остальное, что рассказывал Сегой.

— Прости, что… — Джегг замялся, подбирая как можно более нейтральную формулировку. — …испортил тебе комбинезон.

— Забудь, — она встала, похлопывая себя по карманам, — Для экстренной разморозки ты отлично держался. А, вот они. — Девушка выбралась из своего разноцветного гнезда и протянула ему небольшую коробку. — Насчёт комбеза не беспокойся — его всё равно в чистку пора было кидать. Держи вот. Меня при боковом вращении тоже, бывает, укачивает.

Маленькая, почти детская ладонь уютно легла в его пальцы. Только пульс её на этот раз бился медленно и ровно. А вот его собственный снова лихорадило. Исходивший от неё поток участия подхватил Джегга тёплой волной. И почти тотчас разбил о камни острой жалости.

Он поспешно выпустил руку Астер. Раскрыл коробку и закинул пару драже в рот. Гортань обожгло ментоловым холодом. Очень кстати. Жалость… жалость юной девушки — именно то, чего заслуживает глупый чёрный священник, утративший веру, смысл жизни и проигравший свою последнюю битву.

— Белый священник сказал, что ты нарочно разбила мою капсулу.

Почему бы не собрать сегодня полную комбинацию унижений?

Астер, успевшая снова закопаться в провода, посмотрела на него снизу вверх.

— О, Сегой, конечно, жеребец озабоченный, но не дурак. И в наблюдательности ему не откажешь. Да, я в самом деле нарочно её повредила. Вернее, не я, а Амок. И уже после разморозки. А когда ты метаться стал, крышку и вовсе разрезать пришлось. Но, вообще говоря, криокапсулы производят с большим запасом прочности, они рассчитаны на жёсткие посадки и стыковки. С твоей всё было в порядке. Кроме интубационной трубки, конечно. Редуктор кто-то до меня испортил.

— Но зачем это тебе? — Он тоже сел на пол, прислонившись к переборке, чтобы оказаться на одном уровне с собеседницей.

Она пожала плечами.

— Я подумала, что человек, которого рекомендуют размораживать под прицелом транквилизатора, вряд ли будет рад очнуться в том месте, куда его отправили в таком виде. И, наверное, имеет право выбрать себе другой пункт назначения. Особенно, если он такой уникальный, как в его рекомендациях расписано.

— Хм… — во второй раз за сегодняшний день священник не нашёлся, что ответить. Выбор… Джегг с трудом мог вспомнить, когда в последний раз кто-то предоставлял ему свободный выбор.

Астер между тем достала мультикуб и вызвала звёздную карту, расчерченную яркой трассой.

— Это наш маршрут. Вот тут, — она ткнула в одну из звёзд пальцем, и та замерцала голубым сиянием, — у нас запланирована стыковка, будем забирать ещё одного пассажира. Можешь вернуться с его шлюпкой и высадиться на любую из обитаемых планет, их там две.

Астер приблизила звезду, показав всю систему с поясняющими надписями. И сбросила обратно к трассе.

— Или любую другую по пути выбери. Возьмёшь нашу шлюпку, я ей автопилот до планеты и возврат на корабль загружу. Вот здесь, например, — она указала новую звезду, — Хрустальный Сосуд. Очень хорошее транзитное место. Кстати, деньги у тебя есть?

— Понятия не имею. Не знаю, заблокировали мой счёт, или нет. И проверить негде.

— Можешь использовать мой, — она подтолкнула мультикуб чуть ближе к нему.

Джегг взял его, повертел в руках: изящная, и, судя по всему, более совершенная модель, чем те, с которыми он привык иметь дело.

— О, секунду, я свою аутентификацию сброшу.

Она звонко щёлкнула пальцами, мультикуб на мгновение погас, но тотчас же высветил приглашение к идентификации личности. Джегг открыл финансовый модуль. Над мультикубом воспарила сумма с довольно внушительным количеством разрядов.

— Более чем достаточно, — одобрительно кивнула Астер. — Можно шуструю яхту на чистых номерах купить. И ещё на смену личного кода останется.

— Смену личного кода? — машинально переспросил Джегг.

— Если домой хочешь вернуться. Я посмотрела из любопытства, в стартовой звёздной системе ты обозначен как персона нон грата. Но больше ни у кого претензий к чёрному священнику Джеггу нет: ни международного розыска, ни каких-либо ограничений финансовых операций, даже спецотслеживания никакого. Только локальный запрет на приближение.

Он закинул в рот ещё одно мятное драже. И некоторое время фантазировал на тему того, как создаёт себе фальшивую личность, тайно спускается на планету и подбирается к Рейвзу в ореоле праведного гнева. И на этот раз даже успешно читает проповедь.

Астер молча разглядывала вытянувшего ноги через весь проход священника, упорно сверлившего взглядом переборку. Одежда Сегоя была ему велика и висела бесформенным мешком. Глубокие тени под глазами и горькие складки на впалых щеках делали из Джегга почти старика (хотя она успела уже выяснить его возраст в стандартных годах, и знала, что он старше её самой всего-то лет на семь). Бледные губы то и дело кривились в неприятной усмешке. В сопроводительной записке чёрный священник описывался как гениальный, но опасный психопат. Астер же видела перед собой лишь уставшего и бесконечно несчастного мужчину.

Планы мести озарили воображение Джегга бледным всполохом. Но вслед за ними навалилась непереносимая тоска. Дело ведь не в Рейвзе. Не в Рейвзе как таковом. Пусть даже, приложив грандиозные усилия, его удастся устранить. Что это изменит? На его место придёт другой, и столь же быстро скатится к идее концентрации власти в собственных руках, к раздаче должностей лоялистам и внесудебных расправах с недовольными. Джегг столько раз уже это проживал! Встать самому на пост Главы Священной Миссии, воспользовавшись ментальным иммунитетом чёрного священника к патологическим изменениям такого рода? Стилу же удавалось. Но Джегг не Стил. Он никогда не чувствовал в себе склонности к хитроумным комбинациям по соблюдению равновесия, в которых его учитель достиг такого совершенства. Джегг уже сейчас воспринимает себя канализационным септиком, в который сливают человеческие пороки. Но даже септик надо время от времени вычищать, или он перестанет исполнять свою функцию. Вот Джегг и перестал. После смерти Стила и гибели Оле последний чёрный священник в колонии остался один на один с собой, грязь продолжала копиться, но не находила выхода. Он переполнен и не в состоянии больше это выносить. Само предположение о том, что заниматься ассенизаторством придётся до глубокой старости, наводит на мысли о суициде.

Джегг встал и отвесил девушке-инженеру, прихоти которой он обязан преждевременным возвращением в неприглядную реальность, саркастический поклон.

— Благодарю за предложение, но вынужден его отклонить. Мне безразлично, в какой точке Вселенной находиться. А в дом, который я называл своим, уже вселили какого-нибудь опального послушника.

— Это не то предложение, от которого нельзя отказаться, — Астер задумчиво наклонила голову к плечу. — Но, так или иначе, оно всё ещё в силе. Принимать его или отклонить тебе следует после того, как приведёшь себя в порядок.

— О, я в полном порядке, — холодно заявил Джегг, складывая руки на груди.

— Ты не в порядке, — она натянула нейроперчатку и вернулась к своим проводам. — Но не расстраивайся из-за этого — на твоём месте никто бы не был. И, если тебя это утешит, на этом корабле нормальных вообще нет. Нала заядлая футбольная фанатка с лёгкой степенью социопатии (возможно, два эти факта связаны), Хэла патологически ревнивая нимфоманка, у Сегоя синдром сводника, так что ты со своим нервным срывом и чёрной меланхолией отлично вписываешься.

— А ты что же? — презрительно усмехнулся он. — Как затесалась в эту приятную компанию?

— А я не могу отказать себе в удовольствии что-то сказать или сделать, даже если знаю о нежелательных последствиях, — ответила она, больше не глядя в его сторону. — Вот, например, я знала, что умник, который на этом ведре с гайками инженером до меня подвязался, систему рекреации от мнемосхемы отключил и в ручном режиме перенастроил для экономии энергии, видимо, экстренный дефицит какой-то закрывал. Знала, что актуальной монтажной схемы нет, а водоочистители и синтезаторы воздуха в текущей конфигурации рассчитаны на пять человек, и что с учётом пятого пассажира, запланированного по графику, нам этого впритык хватать будет. Но всё равно добыла себе шестого дышащего. Так что теперь приходится физически всё перебирать, составлять новую схему подключений и на мнемопанель заводить. И это хорошо ещё, что у меня Амок такой молодец, — она ласково улыбнулась роботу. — Без него я бы тут совсем погибла.

— Это потому, что у меня нет нервов, — гордо отозвался робот.

Джеггу потребовалось всё его самообладание, чтобы приглушить тот спектр эмоций, который обрушился на него после её слов. Несколько минут он был полностью сосредоточен на своём размеренном дыхании. А золотая ниточка ярко сияла в темноте, словно отпечатавшись на обратной стороне его век.

Наконец, священник снова сел на пол, на этот раз напротив девушки, так же скрестив ноги, сложил ладони домиком, сделал быстрый вдох, продолжительный выдох, и, глядя ей прямо в глаза, произнёс настолько спокойно, насколько смог:

— Ты права. Я неадекватен. Как минимум, в настоящее время.

— Говорю же, не расстраивайся, — ответила Астер и ободряюще кивнула ему. — У тебя сейчас сложный период. Принимая во внимание, что в криокамере ты не по своей воле оказался, тебя ещё перед заморозкой, скорее всего, чем-то накачали. Криостазис и аварийная разморозка тоже бодрости духа не добавляют. И Нала, я уверена, какой-то гадости седативной вкатила. Что у тебя в крови сейчас творится — подумать страшно. Постарайся просто это пережить. С наименьшим уроном для себя.

— Это хороший совет, — вздохнул Джегг. — Я его принимаю. Могу я тебе как-то помочь с этим? — Он широким жестом указал на провода вокруг неё.

— Непосредственно со схемой — нет, — ответила инженер. — Тут слишком долго объяснять, да и мы с Амоком уже почти закончили. Но это довольно однообразное занятие. Если хочешь, можешь развлечь меня светской беседой. Расскажи что-нибудь интересное. О, расскажи мне о твоей семье.

— У меня нет семьи в полном смысле слова. Только оцелот. И тот уже в лесу времени проводит больше, чем со мной. У него котята недавно родились.

— Расскажи про оцелота, — легко согласилась Астер.

Он стал говорить. Сначала медленно, долго подбирая слова, но постепенно увлёкся и речь Красноречивого Джегга полилась, как прежде — легко и свободно. Он рассказал о том, как Уко рос и взрослел, как охотился на соседских птиц и отказывался носить ошейник, как кидался на вломившегося в дом Джегга каторжника, как постепенно занимал своё место в иерархии стаи диких оцелотов, но продолжал спать на груди у Джегга и считать его членом своей семьи. Как стая дважды в год сражалась с соседями за территорию, и тогда Уко пропадал ровно на трое суток. Как однажды он не вернулся, Джегг пошёл его искать и нашёл истекающим кровью, с распоротым животом, к счастью, заживало на нём всё как на оцелоте. Как однажды Уко привёл свою стаю к дому человека и знакомил их, чтобы все оцелоты тоже приняли Джегга за своего, а Джегг запомнил каждого из них. Как Уко предупредил его о нападении чужой стаи — стаи, которую тоже вёл человек. Но тот был для своих оцелотов не друг, а хозяин. Хозяин боевых зверей, натасканных убивать. И как дикие оцелоты сражались за себя, за свою землю, за Уко, жившего в человеческом доме, и за человека, которого считали одним из членов стаи.

Примерно с середины повествования Астер стала перемежать его реплики рассказами о собственном коте. О том, что он тоже считал себя членом семьи, отказывался есть из миски на полу, только на столе, как человек, так что пришлось завести ему высокий стул. Как научился пользоваться большинством электроприборов в доме и очень пугал этим гостей. Как пытался соблазнить соседскую кошку, но был с позором изгнан хозяйкой красавицы.

Истории о коте были не так драматичны, как об оцелоте, но Джегг улыбался, слушая их, поэтому Астер старалась припомнить всё новые и новые.

— Но однажды меня друзья в гости пригласили, — сказала она, вдруг погрустнев. — У них красивый загородный дом у озера, вроде того, какой у вас с оцелотом был. Мы с котом там провели несколько прекрасных недель, но возвращаться он не стал. Демонстративно сбежал от меня в лес. Я приезжала ещё пару раз. Он видел меня и узнал. А в руки не дался. В город не хотел. Я понимаю, ему лучше на воле. Но очень скучаю… до сих пор.

Джеггу показалось, как будто одна из ментальных цепей, мёртвой хваткой сжимающих ему грудь, вдруг ослабла и с тихим звоном распалась. Он тоже всегда будет скучать по Уко. И оцелот ещё долго будет приходить к дому, который считал своим. Но они оба смогут это пережить.

— Мнемосхема обновлена, — прервал затянувшееся молчание робот.

— Отлично! — Астер встала и изогнулась, будто сама была кошкой — разминала затёкшие мышцы. — Амок, пожалуйста, смонтируй все клеммы обратно на стенд. А мы с Джеггом пойдём ужинать. Время как раз. Как ты себя чувствуешь? — обратилась она уже к человеку. — Больше не тошнит?

— Больше нет, — он вернул коробку мятных драже, снова ненадолго задержав её руку в своей, чтобы убедиться — никакой острой жалости Астер к нему больше не испытывает. Её ровная симпатия согрела эмпата, как чашка горячего цитрина промозглым зимним вечером.

— Да, и ещё, насчёт Сегоя… — сказала Астер уже шагая рядом с ним по коридору. — Он будет цепляться к тебе — постарайся не принимать на свой счёт. Он всегда такой. Не может язык за зубами держать.

Джегг остановил её прикосновением к плечу. Астер обернулась. Внимательная. И спокойная.

— Спасибо, что поговорила со мной. Сейчас и… тогда.

Она обняла его, мимоходом коснувшись виском гладко выбритой щеки.

— За это не благодарят, Джегг. Такие вещи люди просто делают друг для друга.