Тетя для мажора

Глава 13

Когда наши взгляды встретились, я ощутил необъяснимую тяжесть в груди — чувство, которое не мог объяснить словами.

Егор(с).

Я горел. Не буквально, конечно, но практически во всех остальных смыслах. Что дальше, что, мать твою, дальше? По ходу, мои игры с Янчевской зашли в тупик. Хотел себе и ей что-то доказать… Доказал, блядь. Не мог спать, не мог жрать, думал о ней день и ночь. Остужали только трени и двухчасовое измывательство над грушей, но это ненадолго, потом эта чума опять возвращалась с новой силой. Какие-то странные эмоции били меня изнутри, снимая скальп.

После случая в предбаннике Карина всячески меня избегала, да и я не пытался искать с ней контакт, понимая, что ей нужно время все осознать. Ей, а не мне. Я-то все уже понял, и это понимание било меня по голове как смертельный диагноз. Сука, мне была нужна она, ее губы, глаза, волосы, да вся целиком и полностью. Я не отступлюсь теперь, ведь у меня было чёткое понимание, что это моя женщина, и она, по-любому, будет моей. Она была необходима мне как воздух, а я ей не меньше, я это чувствовал через те бешеные реакции и флюиды, которые моя прекрасная “тетя” выпускала при виде меня, хоть и вовсю пыталась делать вид, что ничего не происходит.

Тяжело вздохнув, взъерошил волосы и провел рукой по резинке домашних штанов. Да сколько можно? Повелся, как гормональный тайфун, уже третий раз. Слегка подталкивая спящую на животе Котову, навис над ней, тяжело дыша.

— Е-е-гор, — выдала она сонно, чувствуя меня между разведенных ног. — Ну что с тобой? Третий раз за ночь, ты чего взбесился? — молча, легко вошел и сделал пару резких толчков. Перед закрытыми глазами образ другой совсем, предательский, сказочный. Кончил быстро, сжимая зубы до боли, чтобы дрожащее: «Карина» не выдать. Лег на свою половину и отвернулся. Хорошо, что Котова, вроде, снова провалилась в сон. Не будет этого хронического нытья и глупых вопросов.

На следующий день отчетливо понял, что нужно что-то делать и решать вопрос с Кариной — наблюдать, как она лебезила с Ромой, было куда хуже пытки раскалёнными прутьями. Один раз так за гребаным семейным ужином вилку согнул, а хотелось бы Ромашкину шею. Черт, Егор, окстись, это же твой дядька. Тогда едва себя одёрнул, молча покинув трапезу. Да, все, финиш, нужно решать. Но, естественно, не с Янчевской, она девочка, все вопросы за нее должен решать мужик. Кстати, о её мужиках. Я гнал к отцу на работу, сам не понимая, за каким хером, и кого там больше хочу увидеть — Рому или батю, но ноги сами туда несли.

— А Александра Владимировича нет, он поехал на совещание, — в холле при виде меня администратор Марина растерялась, поправляя блузку.

— А Роман Сергеевич? — я наклонился над стойком ресепшена, игриво подмигивая молоденькой секретутке.

— А он… Я сейчас наберу, уточню! — Марина растерялась, кажется, ещё больше

— Не надо!

Мигом поднялся на второй этаж, входя в приёмную Ромы. Она оказалась пустой, секретарши там не было. Рассекая со свистом пространство, направился к двери его кабинета, и тут до меня начали доноситься звуки резких шлепков, за которыми последовал пронзительный женский визг. Пиздец, уже на подсознательном уровне я отчётливо понимал природу этих звуков, и что происходило за закрытыми дверьми кабинета.

Аккуратно приоткрыл дверь и продолжил прихуевать: там — вуаля! Картина маслом! — Рома, пыхтя, пер на столе секретаршу Леночку, которая полгода назад уже подо мной успела побывать. Бля, какая мерзость! Так же тихо, оставшись незамеченным, закрыл дверь обратно, повернулся к ней спиной. Сие действие, кроме отвращения, у меня не вызывало ничего, ни удивления, ни шока. Этого следовало ожидать.

Все понятно, как дважды два четыре, и мне бы радоваться, что так зашибись ситуация решается в мою пользу, но, представив всю муку и горечь, которая обрушится на Янчевскую, когда она узнает об измене Ромы, адская боль пронзила большим крюком мою, казалось бы, лицемерную душонку, вытягивая оттуда и без того больное нутро.

Находясь будто бы в вакууме, на автопилоте спустился вниз, сел в машину и направился к родительскому дому. Молча зашёл, наблюдая за тем, как мать, повернувшись ко мне спиной, копошится на кухне.

— Привет, ма! — я целенаправленно шагал к холодильнику и, достав батин коньяк, налил себе полный гранчак.

— Привет, сына, кушать бу… — Мама, повернувшись, изумленно наблюдала за мной во все глаза.

— А что случилось? Что за повод пить среди белого дня, да и еще за рулём? — взволнованно пролепетала она.

— Да так… ничего… Был тяжёлый день, — отрешенно сел на кресло, смотря в одну точку.

— Егор, сынок, у тебя что-то случилось? — мать и вправду была взволнована.

— Нет, мам, — рассмеялся в ответ, пытаясь стабилизировать ситуацию. — А чем так вкусно пахнет?

— Ну, так это Карина лазанью готовила, будешь?

Блядь, Карина…

— А где она?! — вопросительно смотрел на мать, сжимаясь, как пружина.

— Так вся взволнованная к Роме на работу пошла, о чем-то поговорить с ним хочет…

— Блядь! — как ошпаренный, подорвался и помчал на улицу. Только этого не хватало! Янчевская, нет, не иди туда, только не сейчас! Как мы могли с тобой разминуться?!

— Егор! А что происходит?! — мама обеспокоенно кричала вслед, но я был уже в машине и что есть духу давил по газам. К офису добрался за три минуты. Выскакивая, стремглав подбежал ко входу, но уже у двери встретил разбитую вдребезги Карину. Бля, поздно, она все видела! Огромные как алмазы, зеленые глаза были залиты слезами, а в них читалась такая боль и пустота, что самому впору бы завыть. Когда наши взгляды встретились, я ощутил необъяснимую тяжесть в груди — чувство, которое не мог объяснить словами.

— Карина, мне очень жаль… — единственное, что я мог сказать, не отрывая взгляд от нее.

— Тебе жаль? — подавлено-ядовито усмехнулась. — Да что ты знаешь о жалости, лицемерный ублюдок?

Она ненадолго остановилась, бросила на меня мимолетный взгляд, затем продолжила идти, я же, как приклеенный, молча поплелся следом, хрен его зная, что говорить и какие слова подобрать в сложившейся ситуации. Понятно было только одно — ее нельзя оставлять одну в таком состоянии.