Тезей

1

«Равенство между людьми неестественно, более того, оно нежелательно», — произнес как-то Андре Жид устами одного из своих персонажей. Из какого же сословия следует происходить человеку, чтобы перед ним были открыты все возможности его эпохи?

В прежние времена для этого нужно было родиться наследным принцем. В противоестественном же XIX веке было достаточно появиться на свет богатым буржуа. Чем смешаннее при этом происхождение, тем больше шансов на универсальный успех.

Андре Поль Гийом Жид родился 22 ноября 1869 года в Париже, неподалеку от Люксембургского сада, в благополучной, но не лишенной противоречий буржуазной семье. Родители его не были коренными парижанами.

Отец, Поль Жид — юрист, профессор Сорбонны, происходил из старого протестантского рода, основатель которого, известный как пьемонтский Жидо, спасаясь от религиозных преследований, перебрался в конце XVI века в Лангедок. Мать, Жюльет Рондо, родом из Руана, принадлежала к очень богатой католической семье.

2

А. Жид в возрасте трех лет с матерью

Детство юного парижанина не было ни счастливым, ни несчастливым, но и скучным его не назовешь. Ранние годы и, позже, каникулы проходили попеременно в отцовском Лангедоке и материнской Нормандии. «Моя ли в том вина, — напишет Андре Жид впоследствии в „Дневнике“, — что ваш Бог заставил меня появиться на свет между двух звезд, плодом двух кровей, двух провинций и двух конфессий?»

Смешанное происхождение оправдывало нежелание сделать выбор в пользу одной из семей и одной из конфессий. «Между Нормандией и югом я не хотел и не мог выбирать, и я чувствую себя тем более французом, оттого, что я происхожу не из какого-то одного уголка Франции, оттого, что я не могу мыслить и чувствовать ни по-нормандски, ни по-южному, ни по-католически, ни по-протестантски, но по-французски и оттого, что, родившись в Париже, я понимаю… грубый нормандский жаргон и певучую речь юга, что я любовно храню в памяти одновременно вкус вина, вкус сидра, дремучие леса и обширные луга, покрытые белым цветом яблони и белую кору миндальных деревьев… Более того, не было ничего более несхожего, чем эти две семьи, ничего более несхожего, чем эти две французские провинции, которые соединили во мне свои противоречия.»

Юный Андре Жид посещает одну за другой несколько частных школ, где не блещет ни глубокими познаниями, ни примерным поведением. В возрасте девяти лет ему приходится даже остаться на второй год как из-за тяжелой кори, так и из-за скромных успехов в учебе.

3

Андре довольно рано узнал горе, несколько смягченное благосостоянием семьи, но обострившее чувства.

В октябре 1880 года, в возрасте 48 лет, Поль Жид внезапно умирает от скоротечной чахотки, и его осиротевший сын остается на попечении матери, особы чрезвычайно умной, развитой и открытой, но в то же время непомерно набожной и пуританской.

Овдовевшая мадам Жид с сыном покидают Париж и обитают некоторое время в Монпелье, где Андре чрезвычайно страдает от грубости школьных товарищей и переживает несколько нервных срывов. В конце 1882 года мать и сын перебираются в Руан, где тринадцатилетний Андре влюбляется в свою в то время почти шестнадцатилетнюю кузину из-за Рондо. Всплеск страстей довольно кровосмесительного свойства мог быть признаком врожденного царственного благородства подростка, но мог и не быть.

С 1883 года Андре с матерью — вновь в Париже, и вновь одна за другой сменяются частные школы.

4

Андре Жид в молодости

В 1889 году Андре Жид принимает первое самостоятельное решение. Успешно сдав экзамены на аттестат зрелости, он записывается в Сорбонну на литературное отделение, начиная одновременно наведываться в некоторые литературные салоны.

В июне 1890 года молодой человек уединяется в шале неподалеку от Аннеси, чтобы писать книгу. Книга — «Тетради Андре Вальтера» — была написана, опубликована за счет автора и представляла собой длинное признание в любви кузине Мадлен.

Вечером 8 января 1891 года, в Аркашоне, близ Бордо, Мадлен Рондо отвечает отказом на предложение руки и сердца влюбленного кузена, который принимается искать утешения в интенсивном чтении, новых литературных опытах, а также в нескольких интересных знакомствах: с Полем Валери, Малларме и, наконец, Оскаром Уайльдом. «Мне не нравятся ваши губы», — откровенно признался изысканный англичанин своему новому другу.

5

Атман, четырнадцати лет от роду, один из юных североафриканских друзей А. Жида, 1893 год

Идти своим путем — к этому с юности стремился А. Жид. Нетрадиционная медицина учит, что нетривиальные персоны (возможно, и тривиальные тоже), живущие чужой жизнью обречены на раннюю смерть от роковой болезни своего времени. На рубеже XIX–XX веков такой болезнью все еще была чахотка.

В октябре 1893 года в сопровождении одного из друзей Андре Жид отплывает из Марселя в северную Африку. В Бискре, в Тунисе, Андре испытывает недомогание, заставляющее лишний раз задуматься о болезни, сведшей в могилу его отца, что не мешает ему предаваться чувственным наслаждениям в обществе некоего юного Али.

Мадам Жид, обеспокоенная болезнью сына, без предупреждения прибывает в Бискру. Очутившись в старинном монастыре, где квартировал сын, благочестивая мать без труда обнаруживает того в бывшей кардинальской постели, которую он делил на этот раз всего только с наемной жрицей любви, а не с нежным маленьким Али. Но и этого оказалось достаточно, чтобы разбить сердце несчастной матери.

6

Экстравагантными обстоятельствами может быть окружено все, не исключая несчастья. Весну 1895 года Андре приходится провести у смертного одра матери, где он опять встречается с кузиной Мадлен.

31 мая 1895 года мадам Жид умирает. «Я ощутил как все мое существование низвергается в бездну любви, несчастья и свободы», — напишет об утрате ее единственный сын.

17 июня происходит обручение Андре Жида и Мадлен Рондо. Помолвка едва не расстроилась. «Я не боюсь смерти, — напишет Мадлен жениху, — но я боюсь замужества». Андре тем временем консультируется у доктора, который уверяет пациента, что гомосексуальные пристрастия сами собой исчезнут с женитьбой.

В октябре 1895 года кузены сочетаются законным браком, незаметно перешедшим в более чем полугодовое свадебное путешествие.

7

Революционный XIX век, как мы знаем, многое перевернул с ног на голову. Если понимать слово «царь» всего лишь как синоним слова «правитель», то Андре Жиду пришлось сыграть и эту роль.

Возвратившись из свадебного путешествия, он неожиданно для себя узнает, что избран мэром городка Ля Рок, в котором располагалось поместье его деда Рондо. Андре вступает в должность, становясь самым молодым мэром во Франции. Но ни счастливое супружество, ни начальственный статус не были в состоянии отвлечь его от литературной деятельности.

8

В марте 1897 года молодая пара возвращается в Париж и обосновывается на бульваре Распай. А. Жид активно сотрудничает с журналом «Эрмитаж» и после публикации «Я обвиняю» Золя причисляет себя к лагерю сторонников Дрейфуса, не предпринимая, впрочем, политических эскапад.

В январе 1898 года молодые супруги вновь отправляются путешествовать, но они уже не столь неразлучны, как прежде. В то время, как Мадлен скучает в одиночестве в маленькой квартирке на римской пьяцца Барберини, Андре ищет чувственных наслаждений в объятиях юных мальчиков — натурщиков. «Демон вселился в меня», — скажет об этом позже ненасытный любовник.

9

В 1899–1907 годы — стабильный и плодотворный период в творческой биографии А. Жида. Одна за другой выходят книги: «Плохо прикованный Прометей», «Филоктет», «Эль Хадж», «Письма к Анжеле», «Царь Кандавл», «Саул» и многие другие. Наибольшего шума удостоился «Имморалист» (1902).

Супруги по-прежнему много путешествуют. Замок Ля Рок выставляется на продажу, вместе, вероятно, с полуфеодальным званием мэра — сеньора.

В январе 1907 года Жид за пятнадцать дней пишет «Возвращение блудного сына». В 1908 году, вместе с Жаком Копо, Жаном Шлюмберже, Мишелем Арно и Анри Геоном, он начинает издавать журнал «La Nouvelle Revue Franсaise», который, вплоть до II Мировой войны остается главным французским литературным изданием.

В 1911 году Жид начинает работу над «Подвалами Ватикана», переводит «Записки Мальте Лауридса Бригге» Рильке, с которым к тому времени он состоит в приятельских отношениях, и который, в свою очередь, переводит «Возвращение блудного сына». В это же время «La Nouvelle Revue Franсaise» основывает собственный издательский дом, возглавляемый Гастоном Галлимаром.

10

А. Жид и А. Геон в Турции в 1914 году

В 1912 году Андре Жид, страдая от тяжелой неврастении, отправляется для поправки здоровья в целительный Тунис, но, задержавшись в Марселе, сворачивает во Флоренцию и, воссоединившись в Пизе с другом-писателем Анри Геоном, ведет с ним «в продолжении десяти дней несказуемую блудную жизнь».

2 марта 1914 года Поль Клодель, оскорбленный «педерастическими» мотивами в «Подвалах Ватикана», опубликованных к тому времени в «La Nouvelle Revue Franсaise», пишет Жиду полное угроз письмо. Дружба, длившаяся пятнадцать лет, прерывается, а Жид и Геон выезжают в длинное путешествие в Италию, Грецию и Турцию, прервала которое только война.

Вскоре после начала войны Андре Жид проводит практически все свое время в дружеском обществе Шарля дю Бо и жены бельгийского художника Тео ван Риссельберга.

11

Мадлен Жид — Рондо в Кювервиле

В 1915–1916 годах Андре Жид переживает тяжелый религиозный кризис. Геон переходит в католицизм и пишет вдохновенные, стилизованные под средневековье жития святых, в то время, как Мадлен начинает мало-помалу отдаляться от римской церкви. В мае 1916 года она вскрывает невзначай письмо Геона, адресованное ее мужу. Намечается первая трещина в двадцатилетнем счастливом супружестве.

Андре Жид, меж тем, работает над «Коридоном» и мемуарами. В декабре 1916 года в поезде, которые вез его на похороны Верхарна, Жид передает записку Элизабет Ван Риссельберг, дочери Тео, которой было в то время двадцать шесть лет, о том, что он не прочь иметь от нее ребенка. К этому же времени относится начало любовной связи Андре с Марком Аллегре, шестнадцати лет от роду, сыном пастора, старинного друга семьи Жид. В августе 1917 года любовники отправляются путешествовать по Швейцарии. Во время поездки Жид переводит Уолта Уитмена.

В июне 1918 года Жид и Аллегре перебираются в Англию («океан моей славы»), где проводят четыре месяца. В ноябре, возвратившись во Францию, Андре навещает Мадлен в ее поместье Кювервиль, где она уничтожает все его влюбленные письма. «Я страдал, как будто она убила нашего ребенка. Возможно, я никогда больше не писал писем, прекраснее, чем эти», — признается впоследствии Жид.

12

Андре Жид и Марк Аллегре

В 1919 году Жид публикует «Пасторальную симфонию» и собирает материалы для так и не написанных «Размышлений о греческой мифологии». С высоты отточенного классического стиля он снисходительно приветствует рождение дадаизма и первые шаги сюрреализма.

В 1920–21 годах Андре Жид выпускает в свет несколько своих сборников и противостоит нападкам некоторых литераторов (напр. Анри Беро, Анри Масси) на «La Nouvelle Revue Franсaise».

В 1922 году Жид организует шесть конференций по Достоевскому и переводит Блейка. Лето этого года он проводит на Лазурном берегу совместно с семьей ван Риссельберг.

13

Количество разделов статьи превысило количество глав повести, предисловием которой она призвана быть. Ну что же, воспринимая этот любопытный факт всего лишь как знак того, что автор не менее (если не более) интересен, чем его творения, смело идем дальше.

14

Слева направо: Элизабет ван Риссельберг, мадам Тео ван Риссельберг, Р. Мартэн дю Гар, дочь А. Жида Катрин, А. Жид

Аннеси — место появления на свет не только первой книги Андре Жида, но и первого и единственного его ребенка. Катрин, дочь Элизабет ван Риссельберг и Андре Жида родилась в апреле 1923 года.

Счастливый отец вскоре отправляется в сопровождении нескольких друзей в Марокко. Он посвящает себя исследованиям по Достоевскому и переводит (разумеется, по подстрочнику) «Пиковую Даму».

В 1925 году Андре Жид наследует Анатолю Франсу в Лондонском королевском литературном обществе. Продав значительную часть своей библиотеки, очередную виллу и закончив очередной роман, Жид отправляется в сопровождении Марка Аллегре[1] в длительное путешествие в Конго и Чад, которое было не вполне развлекательным, ибо писатель исполнял правительственную культурную миссию.

15

Находясь на пике своей славы, Жид пишет гораздо меньше, чем прежде, посвящая немало времени политике. После смерти Тео, Жид живет чуть ли не в одной квартире с «Мадам Тео», вдовой художника. Мадлен, меж тем, почти не покидает Кювервиля.

Последующие годы проходят в интенсивных разъездах (Алжир, Германия, Тунис) и наполнены литературоведческими и переводческими опытами более, чем оригинальной беллетристикой.

В 1932 году «La Nouvelle Revue Franсaise» приступает к изданию полного собрания сочинений Андре Жида, и до 1939 года в свет выходят пятнадцать томов. В том же 1932 году Жид принимается горячо пропагандировать коммунистические идеи, испытывая большие симпатии к Советскому Союзу, где, тем временем, тоже начинает издаваться собрание его сочинений.

Политическая деятельность все больше увлекает знаменитого литератора. Он выезжает в Амстердам на организованный Роменом Ролланом антивоенный конгресс и начинает публикацию в «L'Humanitе» «Подвалов Ватикана».

В январе 1934 года Андре Жид и Андре Мальро прибывают в Берлин требовать у Геббельса освобождения из тюрьмы Г. Димитрова и других болгарских коммунистов. В июне 1935 года оба знаменитых тезки председательствуют на всемирном писательском конгрессе в защиту культуры. В январе 1936 года Жид принимает деятельное участие в составлении призыва к греческому правительству освободить из тюрем две тысячи политических заключенных, в том числе писателей Варналиса и Глинкоса.

В июне 1936 года А. Жид по приглашению советского правительства отправляется в поездку по СССР. По прибытии он произносит речь на похоронах М. Горького на Красной площади. Внезапная смерть 21 августа в Севастополе Эжена Даби, одного из спутников Жида в этой поездке, заставляет писателя ускорить возвращение в Париж.

В ноябре 1936 года Жид издает «Возвращение из СССР», надолго перекрывая тем самым возможность публикации своих произведений в неочаровавшей его стране. Публикацией в июне 1937 года «Поправок к моему возвращению из СССР» Жид подписывает свой окончательный разрыв с коммунизмом.

16

А. Жид с дочерью в 1946 году

7 апреля 1938 года умирает Мадлен. «Я немедленно понял, что теряя ее, я потерял и смысл жизни, и я больше не знал, зачем я живу», — написал в дневнике убитый горем вдовец. «Дневник (1889–1939)» был вскоре опубликован в «Bibliothеque de la Plеiade».

Начало войны А. Жид проводит в свободной зоне, в имении одной из своих старых приятельниц неподалеку от Грасса и Ниццы. В мае 1942 года он отправляется в Тунис, а годом позже перебирается в Алжир, где живет у одного из друзей и обедает в генералом де Голлем.

В 1946 году выходит «Тезей». В том же году А. Жид произносит речь на молодежном конгрессе в Мюнхене, удостаивается звания доктора honoris causa в Оксфорде и, наконец, в ноябре 1947 года получает Нобелевскую премию по литературе.

В это же время Жид становится героем нескольких документальных фильмов, один из которых, «С Андре Жидом» был снят Марком Аллегре. В феврале 1950 года Жид перебирается в городок Жуан-ле — Пен на Лазурном берегу, где живет в вилле «Синяя птица». Возвратившись осенью в Париж, он принимает участие в репетициях «Подвалов Ватикана» в Thеаtre — Franсais, премьера которых превращается в настоящий апофеоз автора. Тогда же, в 1950 году, выходит «Дневник (1942–1949)».

17

В понедельник, 19 февраля 1951 года Андре Жид умирает в Париже от воспаления легких. Последняя, вышедшая из-под его пера фраза была следующей: «Мое собственное нахождение на небе… не должно заставлять меня находить зарю менее красивой». Последние его слова: «Я боюсь, чтобы мои фразы не оказались грамматически неточными» и «Всегда происходит борьба между разумным и тем, что им не является». После множества бурных скандалов усопший был предан земле на кювервильском кладбище в присутствии местного пастора. 24 мая 1952 года декретом Suprema Sacra Congregatio Sancti Officii предписано внести «Andreae Gide opera omnia» в Index librorum prohibitorum.

18

«Тезей», вышедший в 1946 году, рассматривается как духовное завещание своего создателя. Замысел этой небольшой повести пришел к ее автору в Тунисе, во время войны. Кронпринц молодой страны, как неловкий и с дурными манерами гость — в старой — примерно в таких выражениях рассказывал автор друзьям о новой книге.

Повесть написана от первого лица и представляет собой исповедь старого Тезея, царя и основателя Афин, «столицы духа». Тезей начинает рассказ с поисков под камнем оружия, оставленного Эгеем, и доводит его до встречи со слепым Эдипом, пришедшим в Афины из Фив. Большая же часть повествования посвящена критским приключениям.

Расхождения с традиционной мифологией, кажется, невелики, а, если бы они и оказались значительными, было бы несправедливым лишить старого писателя, прожившего насыщенную и свободную жизнь, права на его собственную точку зрения.

19

Царские лилии, фрагмент росписи Кносса

«Каждый из нас, чья душа во время последнего взвешивания, не будет оценена слишком легкой, живет не вполне своей жизнью», — говорил Жид словами Дедала. Не значит ли это, что даже будучи полностью свободным, человек живет не вполне своей жизнью? И, следовательно, все, что говорит человек, есть ложь по определению, всего только обоснование собственных ошибок? В лапидарном по-александрийски, хотя и довольно живописном повествовании, слово лишь отчасти исполняет описательные функции, являясь скорее толчком к размышлению, к медитативному дописыванию картины самим читателем. Опытный автор не снисходит до того, чтобы давать ответы — по определению ложные. Он всего лишь ставит вопросы, преимущественно завуалированные, и остается поэтому кристально честен перед читателем.

20

Дж. Ф. Уоттс, Минотавр, 1885, Tate Gallery, Лондон

«Стыдно, видите ли, не соображать, где начинается и где кончается бог», — укоряет Пасифая, но она же замечает затем: «Уверяю вас, о Тезей, что в тот момент это было божество. Вам, поскольку, превосходно известно, что мой бык не был обычным животным».

Грани между божественным и человеческим, человеческим и животным и, тем более, между божественным и животным нечетки, легко преодолимы. В размытости очертаний, перетекаемости смыслов и линий и заключается магия античности.

21

Акробат, Кносс

«Я был ветром и волной, я был растением, я был птицей», — говорит А. Жид от лица Тезея, почти дословно повторяя магическую формулу-заклинание древних посвященных поэтов.

«Сначала следует понять, кто ты такой», — поучает зрелый, сделавший выбор Тезей своего сына Ипполита. Натренированное долгими годами беллетристистических трудов воображение позволяет писателю ощутить себя царем. Оно же заставляет его героя — законного царя — быть по сути простым обывателем. Тезей Еврипида и Сенеки — классический герой, Тезей Плутарха — государственный муж. Тезей Андре Жида — добрый буржуа, побуйствовавший в молодости, резонерствующий в зрелые годы. Был ли его выбор свободным? — разумеется, нет. К выбору его подтолкнул смертный отец, меж тем, как отец божественный, как будто, ничего от него не требовал. А. Жид, впрочем, никак не комментирует тот факт, что все разбойники, с которыми расправился Тезей по пути в Афины, были сыновьями или внуками Посейдона. Воздержимся от комментариев и мы. Тезей же, наделенный здравым буржуазным смыслом, превосходно понимал, что ни к чему призывать к божественной помощи, если вполне можно обойтись своими силами, что он благополучно и проделал во время испытания, устроенного ему Миносом. Более того, «люди, когда они обращаются к богам, не знают, что это чаще всего к их несчастью, когда боги внимают их мольбам», — говорит убитый горем Тезей, потеряв любимого сына.

22

Так называемая «змеиная богиня», Крит

Буржуазность есть особый вид слепоты, противопоставлямый в конце книги телесной слепоте Эдипа. «Мне казалось странным все чуждое: наряды, обычаи, манера поведения, мебель (у моего отца почти — то и не было мебели), орудия и способы обращения с ними, — повествует Тезей о своем пребывании на Крите, — …я привык есть, поднося пищу ко рту собственными руками, и эти легкие вилочки из металла или точеной кости, эти ножики, которые употреблялись для разрезания мяса, были мне тяжелее и несподручнее в обращении, чем самое тяжелое оружие.»

Наверняка, нашлось бы что-то поинтереснее для наблюдения в этом странном семействе, чем фасоны нарядов да тонкие вилочки. Но Тезей отказывается замечать что-то еще. Отказывается замечать это и А. Жид, ведя повествования от лица Тезея. «Нехорошо, я узнал это на своем горьком опыте, когда есть такая разница в возрасте между супругами», — комментирует Тезей свой трагический брак с Федрой. Какова же могла быть эта разница? В момент появления Тезея на Крите он был молодым человеком, а Федра — девочкой. Разница в возрасте между супругами вряд ли превышала десять-пятнадцать лет. Меж тем, Тезей «успел состариться, а Федра все еще оставалась необычайно молодой». Далее. В тексте неоднократно подчеркивается, что Минос оставался чернобородым, в то время, как его брат-близнец Радамант и ровесник Дедал были совершенно седыми. Юного Тезея вполне взволновала многодетная немолодая Пасифая, которая, следовательно, замечательно хорошо сохранилась для своих лет и матримониального статуса. Перед нами великолепный образец писательского мастерства. В повести, написанной от первого лица, автор дает читателю понять, что рассказчик слегка заврался или, по меньшей мере, чего-то не договаривает.

Тезей не решается признать очевидное. Несовпадения в возрасте объясняются всего-навсего тем, что время у богов и у простых смертных течет по-разному.

23

Так называемая «змеиная богиня», Крит

— Тезей отказывается это признать, хотя и не удерживается от того, чтобы сболтнуть лишнее. Минос, с грудью «широкой, как у Зевса» и Пасифая «со взглядом, как бы сказать, коровьим» для Тезея — всего лишь немолодая супружеская чета, пусть и царского достоинства. Ариадна, которой повсеместно воздавались божественные почести, для Тезея — вздорная, помешанная на поэзии девица, искушенная в любви, каковое обстоятельство, с точки зрения доброго обывателя, является достаточным основанием к тому, чтобы, не испытывая угрызений совести, бросить ее на произвол судьбы. Тезей на Крите — уже не поэт. Поэтом он был в ранней юности. Ариадна была способна вернуть Тезею поэтическое восприятие мира, но его выбор уже был свершен. В выборе этом много благородной гордости и спеси, но много и обывательского безразличия и слепоты. Почему же Ариадна так цеплялась за тривиального Тезея? Потому что вера необходима не только смертным, но и богам, и потому что грани между смертным и божественным, как замечено выше, легко преодолимы.

24

«La petite Parisienne», фрагмент росписи Кносса

Земной путь избрал и просвещенный Эдип. Последний, впрочем, в итоге рокового кровосмесительства стоял перед гораздо более жестким выбором. Браки и любовные связи между братьями и сестрами были в царских семьях явлением достаточно обычным, но брак между матерью и сыном допускался только у верховных богов. Эдип не отважился на эту роль. Эдип — бессильный, «созерцательный» бог из машины, прах которого благословен и приносит благословение.

25

«Тем временем, в такой же степени, как Бог сотворил меня, не создан ли Бог человеком?» — в этом, отчасти риторическом, вопросе Икара уже нет почти ничего от коммунизма А. Жида.

Бог есть обожествляемое. Бог есть квинтэссенция веры. Вспомним, как плакали и истекали кровью примитивные идолы во время крещения Руси.

«Бог — это ребенок». Свобода не запрещает открывать тайны, пусть даже элевсинские, особенно когда рассказчик, не связанный обетом, всего лишь повторяет чужие слова.

Вера в отдаленное божественное, в ущерб тому, которое всегда рядом, в примитивной форме свойственна Тезею, а в более утонченном варианте — Икару, вернее, его духу. Тезей и Икар отодвигают небеса от земли, Дедал же, на свой манер, — приближает.

26

Аттическая амфора, около 550–540 г. до н. э.

Тезей простоват с точки зрения технического интеллигента Дедала, так оно и есть. Тезей наивно полагает, что ему удалось заставить Дедала повиноваться себе — научить как выбраться из лабиринта. На самом же деле, Дедал, ссылаясь на свои пророческие способности, ловко навязывает Тезею свою волю — воссоединением множества мелких поселений создать великие Афины.

«Человек не был свободен, … никогда не будет, и… нехорошо, если будет», — вот вывод Тезея, исполнившего навязанную ему миссию.

«Каждый теряется в своем собственном лабиринте», — оправдывает свои действия Дедал, беспринципный, как и положено гениальному инженеру. Лабиринт как пародия на рай и чудовище вместо божественного наследника — вот итоги его вдохновенной деятельности.

Прибегая к услугам Дедала, критское царское семейство подписывает себе приговор. Критская эпоха подходит к концу. Наступает время Эллады.

Тезей, простодушный юный принц, не мог не заметить сияния божественности, лишний раз убеждаемся мы. Но заметил он и то, что сияние это было угасающим. Новый город, политическое чадо Тезея, посвящен не Зевсу, а его дочери.

27

Зевс = бык = алеф — только буква алфавита, пусть и первая. Более интересен другой бык, батюшка Минотавра, который явился эстафетной палочкой европейской цивилизации. Белый бык, с финикийской принцессой на спине, достиг вплавь Крита. Другой (или тот же самый) белый бык стал причиной рождения Минотавра, привезен Гераклом с Крита и отпущен на волю в долине Аргоса, где сгубил множество людей, в частности, как будто, сына Миноса Андрогея, из-за которого-то и была наложена известная дань. Расправиться с быком-убийцей удалось только Тезею, поймавшему его и принесшему в жертву на Акрополе.

Гибель Андрогея в этом контексте естественна, ибо напрашивается вывод о том, что Тезей тем или иным образом сталкивался со всеми критскими принцами и принцессами, не исключая Минотавра.

Отношение Миноса к Минотавру неясно, как, впрочем, и отношение Тезея к Минотавру, и многое другое в этой странной истории. Некоторые, а именно, Р. Грейвс со ссылкой на Гигина, сообщают о телке, рожденной Миносом и Пасифаей, которая трижды в сутки меняла цвет. Если это действительно так, почему бы и Минотавру не быть законным сыном Миноса? Дедал, разумеется, — не символ добродетели, но это не значит, что все неприятности следует относить только на его счет.

28

Ветер, бесстыдно заглянувший под юбки юной Федры, долетел до Америки еще до того, как слово «нимфетка» — не будем утверждать, что ни разу не слетело с язвительного языка или кончика паркеровского вечного пера, но, совершенно очевидно, ни разу не было отпечатано на бумаге.

Федра, увы, была слишком рано увезена с Крита. Ее предшественница Медея благополучно удрала из Афин, окутав себя облаком. Лишенной божественности Федре пришлось покончить с собой вполне земным способом. Но что это был за способ?

Федра Еврипида вешается. Федра Сенеки закалывается. Федра Расина принимает яд. Федра М. Цветаевой, в уточнение Еврипида, вешается на миртовом дереве, поступив, вероятно, осмысленнее и, да простится, черный юмор, законченнее всех прочих Федр. А. Жид и здесь ничего не навязывает читателю. «Что Федра вскоре после этого, раскаявшись, совершила над собой — это хорошо», — единственный комментарий Тезея. Что поощряется: факт или способ? Не исчезла ли все же Федра подобно Медее? Несомненно, Тезей и здесь знает больше, чем говорит.

29

Расматривая эту статью, как предисловие к небольшой повести, воздержимся от дальнейших деталей и от новых, ветвящихся тем, темы красивого чудовища, к примеру. Что есть красота? Апофеоз нормальности? Довольно. Как ни заразительно французское многословие, даже в самых лаконичных своих вариантах, но «есть точка, после которой можно продвигаться только в одиночку», — повторим вслед за Тезеем и его автором, прежде, чем поставить эту последнюю точку.