Тихая комната

Сержант Карл Стритер проживал в скромном домике на Эшленд-авеню, неизменно носил скромные темно-серые костюмы и уже пятый год ездил на скромном «плимуте». Зато в многочисленных банковских сейфах по всему городу у него лежало почти пятьдесят тысяч долларов. Наблюдая, как его дочь Джинни убирает со стола после обеда, Стритер вспоминал об этих деньгах. Он никогда не уставал любоваться своей девочкой, которой только что исполнилось шестнадцать, но которая уже была писаной красавицей, а совсем недавно стал замечать в ней женственность и изящество движений — все то, против чего не смог устоять, когда повстречал ее мать. Мысль о жене омрачила радостное мгновение, и Стритер нахмурился. Какое счастье, что Барбара уехала на несколько недель. Но в понедельник она возвратится с побережья, и опять начнутся придирки, грызня, вечное недовольство всем на свете. «Невозможно, — в десятитысячный, наверное, раз подумал сержант. — Невозможно, чтобы женщина, бывшая некогда почти такой же изящной и милой, как Джинни, превратилась в центнер бесформенной хнычущей плоти».

— Еще кофе, пап? — спросила Джинни.

Стритер отодвинулся от стола и встал.

— Нет, — ответил он. — Пожалуй, пора отправляться, если я хочу успеть в участок к семи.

— К семи? Я-то думала, смена начинается в восемь.

— Так и есть. Но сегодня у меня еще пара дел.

— Когда вернешься?

— Не знаю. Но уж никак не раньше трех утра. Нам сейчас малость нехватает людей.

— Ты слишком много работаешь, пап.

— Возможно, — он улыбнулся дочери и отправился в прихожую за шляпой. «Еще несеолько месяцев, — думал сержант. — Самое большее — полгода, и я смогу пристроить Джинни в хороший колледж, бросить Барбару и послать подальше начальство».

Солли Крейтон ждала его в баре «Преисподняя». Стритер сел, и она толкнула через стол сложенный лист бумаги.

— Ну, как поживает единственная дама восемнадцатого участка?

— Давай без сюсюканий, — с прищуром взглянув на него, ответила Солли. Вот список, который нам дала та девка вчера вечером.

Стритер сунул список в карман, даже не посмотрев на него.

— Ты их уже проверила?

— Как всегда. Деньги водятся только у двоих, я там пометила. Один зубной врач, второй — владелец бара на Саммит. — Она взяла кружку пива и, не сводя глаз с сержанта, отпила глоток. — У нас кое-что изменилось, Карл, — сказала Солли, и ее костлявая угловатая физиономия напряглась. — Отныне и впредь я буду забирать половину.

— Мы уже это обсуждали.

— И сегодня обсуждаем в последний раз. Половина, Карл.

— На мне — и риск, и вся грязная работа, — он усмехнулся, — а ты требуешь себе половину. Так не годится.

— Иначе я выйду из игры, — она положила рядом с кружкой четвертак и встала. — Покумекай, сержант. В участке найдутся и другие ребята с кулаками, вполне способные хорошенько тряхнуть парня. Либо ты отдаешь мне половину, либо я нахожу нового партнера. — Солли широким, почти мужским шагом двинулась к двери.

Стритер растопырил пальцы и прижал ладонь к столу, стараясь подавить ярость, от которой — он знал это наверное — ему не будет никакого проку. С минуту сержант созерцал шершавые, исцарапанные костяшки пальцев и думал: «Господи, даже если это будет стоить мне жизни, я все равно вышибу этой бабе десяток ее желтых зубов и заставлю проглотить их». Черт, ведь он сам обучил ее премудростям мастерства. Показал, как стращать несовершеннолетних цыпочек, как внушать им, что надо принять правила игры, если они не хотят просидеть за решеткой до конца дней. Надоумил, как оставлять девчонок у себя, не передавая в отдел по работе с малолетками, как высасывать их досуха. Он сжал правую руку в кулак. Грубые неровные костяшки пальцев побелели. Чертова баба! Что-то ее жадность одолела. Пятьдесят процентов! Ну и ну!

Спустя двадцать минут Стритер отметился в участке и был назначен в патруль. Остановившись перед запрещающим стоянку знаком, он вытащил из кармана полученный от Солли список. Злость немного улеглась. Да и то сказать, ни один легавый никогда не попадал на такую хорошую должность. Уж это Стритер понимал. В первый раз ему повезло, когда в управлении создали отдел нравов, куда сержант был принят «живцом». Второй удачей оказался перевод в восемнадцатый участок Солли Крейтон. В первый же день, едва обменявшись с ней десятком слов, Стритер понял: вот та девица, которая поможет ему осуществить задуманное. И за три года одиноких ночных дежурств он загрузил в свои банковские ящики почти пятьдесят тысяч.

Стритер закурил сигарету и взглянул на список. Солли отметила две фамилии. Надо полагать, с владельцем бара повезет вернее. Второй, зубной врач, жил на дальней окраине. Кроме того, Стритер уже давно усвоил, что на рабочем месте брать человека в оборот сподручнее. Тогда на твоей стороне мощные психологические рычаги, особенно если парень — настоящий профессионал. Запомнив адрес бара, сержант тронул патрульную машину, отъехал от бордюра и пустился в путь. Толпа посетителей, забегавших пообедать, уже схлынула, а любители пива пока не появились, и Стритер оказался у длинной стойки в полном одиночестве.

Бармен был тощим белобрысым хлюпиком лет тридцати пяти. Сержант потребовал пива, получил кружку и сообщил:

— Мне нужен Джонни Кейб.

Бармен улыбнулся.

— Ваш покорный слуга. Что я могу для вас сделать?

— Вероятно, много чего. Это зависит от обстоятельств.

Улыбка бармена потускнела.

— Не понимаю.

— Сейчас поймешь, — Стритер вытащил бумажник и показал белобрысому свой золотистый жетон.

— Что стряслось? — спросил Кейб.

— А разве что-то непременно должно стрястись? — сержант отхлебнул пива и слегка подался к бармену. — Говорят, вчера ночью ты недурно позабавился.

Взгляд Кейба сделался задумчивым.

— Вчера ночью? Вы шутите? Да я выпил пару кружек пива у Эда Рили, и все.

— Ну-ну, — оборвал его Стритер. — А потом ты снял девчонку.

— Ну и что?

— Отвел ее к себе домой.

— Что с того? Людей не сажают, если они…

— Еще как сажают. За изнасилование, мой мальчик, тебя можно упрятать на веки вечные.

— Изнасилование? Да вы спятили! Черт, она сама хотела. Это был ее почин.

— Теперь ты заявишь, что она взяла с тебя деньги.

— А как же? Двадцать долларов содрала.

— Чертовски жаль, что деньги пропали, — посочувствовал Стритер. — Видишь ли, все равно это изнасилование, и ты влип по уши. Губы Кейба задергались, но он не произнес ни слова. — Той девчонке всего пятнадцать лет от роду, — пустился в объяснения Стритер. — И у нее…

— Пятнадцать? А она сказала, что все девятнадцать! Да и выглядела соответственно!

— Надо было присмотреться позорче. Ей пятнадцать. Стало быть, по закону это — изнасилование, и не имеет никакого значения, чего она хотела и что ты там себе думал. И взяла ли она с тебя деньги. — Сержант осклабился. Закон гласит, что это изнасилование, а значит, братец, ты погорел.

Кейб облизал губы.

— Я вам не верю.

— Бери шляпу, и пошли, — велел Стритер.

— Вы меня забираете?

— Не за пивом же я сюда пришел. Шевелись.

— Господи, — залопотал белобрысый, — господи, офицер, я…

— Нелегко сжиться с такой мыслью, а? — вкрадчиво спросил Стритер.

Лоб Кейба покрылся испариной и заблестел.

— Слушайте, офицер, у меня жена. Самая лучшая женщина на свете. Не знаю, что на меня вчера нашло. Наверное, просто перепил, и… Господи, да я…

Стритер медленно покачал головой.

— Хорошо хотя бы, что у тебя нет детей, — сказал он.

— Как не быть! Целых двое! Одному семь лет, другому девять. А жене… жене скоро опять рожать. Вот почему… Ну, вот почему меня вчера потянуло на сторону. Я… — он осекся и закусил нижнюю губу.

— Да, скверно, — посочувствовал сержант. — Хуже некуда. Но таков наш мир, парень. У меня у самого ребенок, и я понимаю, каково тебе. — Но… — он пожал плечами, — но я мало что могу для тебя сделать. — Стритер удрученно покачал головой. — Когда маленькие люди вроде нас с тобой попадают в беду, это действительно беда. Другое дело — толстосумы. Иногда им, бывает, удается откупиться.

Кейб смерил сержанта долгим взглядом.

— Сколько?

— Да уж немало, — ответил Стритер. — Куда больше, чем у тебя есть, Джонни. Так что бери шляпу.

— Кончайте дурачиться. Я спросил, сколько.

— Нельзя забывать, что у тебя жена и дети, — рассудил сержант. — Негоже обдирать семейного человека. Скажем, тысчонка.

— Столько я не наскребу.

— Наскребешь. Может, не сразу, но помаленьку наскребешь, — Стритер опять припал к пивной кружке. — Сколько у тебя в кассе?

— Сотни три. Да и то лишь потому, что сегодня я должен заплатить работнику.

— Жаль работника, — ответил сержант. — Ну что ж, доставай свои три сотни. Через пару недель я вернусь, за это время ты успеешь собрать остальные семь, ведь правда, Джонни?

Кейб пошел к кассе и принес деньги. — Вот, — сказал он и едва слышно добавил: — Скотина!

Стритер сунул навар в карман и поднялся.

— Спасибо, Джонни, — молвил он. — Большое спасибо. Может, дать тебе распику? Чтобы ты не запамятовал об оставшихся семи сотнях.

— Я не забуду, — пообещал Кейб.

— Боюсь, забудешь, — с усмешкой ответил сержант. — Что ж, вот тебе квитанция. — Он подался вперед, перегнулся через стойку и резко ударил белобрысого кулаком в зубы.

Джонни Кейб врезался спиной в полки. Из уголков рта потекли струйки крови.

— Спасибо еще раз, — сказал Стритер. У тебя доброе пиво.

Он повернулся, вышел на улицу и сел в патрульную машину. Четыре часа сержант колесил по участку, проверяя, все ли в порядке, и размышляя, как бы усовершенствовать разработанную вместе с Солли систему. Пока эта система хоть и оправдывала себя, но все же оставляла желать лучшего. В полиции служили люди в большинстве своем честные, и Стритер не испытывал к ним ничего, кроме презрения. Но были в подразделении и такие же, как он сам, правда, немного. Они-то его и тревожили. С недавних пор сержант начал подозревать, что двое сослуживцев пошли по его стопам. Если это подтвердится, пиши пропало. Они могут кознями выжить его из отдела нравов и перехватить дело. Впрочем, им вовсе нет нужды заходить так далеко, когда можно попросту дождаться хорошего куша и потребовать долю. Да еще эта Солли… Стритер понимал, что отныне добычу придется делить пополам. Возможно, Солли даже заслуживает этого. Одно он знал наверняка: она научилась нагонять страху на девчонок и делала это лучше, чем любой другой возможный партнер. Однажды Солли на его глазах обработала девицу, и Стритер свято уверовал в ее способности. Солли обхватила рукой шею четырнадцатилетней девочки, зажала, не давая двигаться, и била мокрым полотенцем по животу, пока не забила почти насмерть. Малость оклемавшись, девчонка тотчас заложила Солли всех мужиков, которых подцепила за последние полгода. Насколько помнил Стритер, тот список принес им десять с небольшим тысяч. Трясти развратников — дело доходное.

Подкатив к аптеке, сержант затормозил у бордюра, вошел в телефонную будку и набрал номер Солли. При этом он что-то мурлыкал себе под нос: лежавшие в кармане три сотни Джонни Кейба изрядно подняли ему настроение.

— Это Стритер, — сказал он, когда Солли сняла трубку. — Ты занята?

— Вожусь с одной штучкой, — ответила сообщница. — Трудный ребенок, честное слово. Взяла ее в баре у Энди, она там норовила подцепить забулдыгу у стойки.

— Говорит что-нибудь? — спросил сержант.

— Ни слова. Я опять посадила ее в «тихую комнату».

— Как ее зовут?

— Не знаю. В сумочке только губная помада и несколько долларов. — Солли помолчала. — Я же говорю: трудный случай. Она не скажет даже, который теперь час.

— Слушай, — оборвал ее Стритер, — что-то вечер нынче вялый выдался. Попробуй развязать ей язык, и тогда я, глядишь, сумею получить по одному-двум счетам.

— Неплохая мысль.

— Надеюсь, ты не утратила свои навыки.

— Нет.

— Ну и прекрасно. Действуй, пройдись по брюху полотенцем, это должно сделать ее более разговорчивой. Солли засмеялась. Впервые на его памяти.

— Знаешь, мне как раз пришла охота сотворить что-нибудь эдакое. Может, и попробую.

— Да уж не преминь. Чем раньше ты добудешь имена, тем скорее я разживусь деньгами.

— Не забудь, Карл, отныне и впредь — пятьдесят процентов.

Покатавшись еще часок, Стритер решил узнать, как продвигается общение Солли с неразговорчивой задержанной. Он остановился возле кафе и позвонил в участок.

— Господи, — услышал сержант, едва успев произнести свое имя, — мы влипли, Карл. В дрожащем голосе Солли сквозили нотки ужаса.

— Что это значит?

— Это значит, что я перестаралась. Делала все, как ты велел, и…

— Боже мой, Солли, что случилось?

— Кажется, я свернула ей шею.

— Кажется? А поточнее нельзя?

Молчание. Потом:

— Да, я сломала ей шею. Карл, я не хотела, но девица вырывалась. Вдруг я услышала хруст, и… Пот на плечах и спине Стритера мгновенно превратился в тонкую ледяную корочку.

— Когда, Солли? Когда это произошло?

— Только что. С минуту назад.

— Ты уверена, что она мертва?

— Мертва или вот-вот окочурится. Несколько секунд назад пульс еще был, но… Все кончено, Карл. Для нас обоих. Господи…

— Слушай, черт тебя дери! — заорал он. — Эта девка в чулках?

— Да, но… — Сними один чулок и повесь ее.

У Солли перехватило дыхание.

— Но я не могу…

— Надо! Это единственный выход. Обмотай один конец чулка вокруг ее шеи, поставь стул под трубу парового отопления, влезь на стул вместе с девкой и привяжи второй конец чулка к трубе, а потом отпихни стул и оставь тело болтаться, как будто она сама повесилась. Он стоял, прижав трубку к уху, и тяжело сопел.

Наконец Солли сказала:

— Ладно, попробую.

— И побыстрее. Подвесь ее, а сама на несколько минут выйди из комнаты. Потом вернешься к задержанной и увидишь, что она повесилась. Понятно? Начальство крепко взгреет тебя за то, что оставила девку без присмотра и не сняла с нее чулки, но это все, что тебе грозит. Девица ударилась в панику и удавилась, такие вот дела.

— Но, Карл…

— Никаких «но»! Я сейчас приеду. Под рев сирены Стритер домчался до восемнадцатого участка. Он взбежал по ступеням и, задыхаясь, пронесся по коридорам. Добравшись до второго этажа, он почувствовал, что совсем взмок. Стритер заставил себя непринужденной поступью пересечь помещение, приютившее следственный отдел, и выйти в короткий коридор, который вел к «тихой комнате» — крошечной звуконепроницаемой камере, куда иногда сажали буянов и плакс, чтобы те малость угомонились. Она была обустроена вовсе не как камера пыток, просто люди в дежурке хотели покоя и тишины. Но именно камерой пыток служила «тихая комната» Стритеру и Солли Крейтон, причем довольно часто.

Стритер остановился у двери в коридор и нацедил стакан воды из охладителя. Где эта чертова баба? Ей полагается сидеть здесь и убивать время. Она еще не знает, что задержанная повесилась. Сержант огляделся. В комнате сидели только двое следователей, и оба возились с бумагами. В кресле дремал какой-то парень в майке и джинсах, его рука была прикована к подлокотнику. За спиной Стритера послышались шаги и голос Солли:

— Слава богу, ты здесь. Сержант обернулся. Лицо Солли посерело и лоснилось от пота.

— Где тебя носило? — спросил он.

— В сортире была. У меня вдруг началось расстройство желудка.

— Оно и немудрено. Ладно, пошли, покончим с этим делом.

Он зашагал по коридору к «тихой комнате» и отодвинул тяжелый засов. «Проклятая маленькая потаскушка, — думал сержант. — Вообразила себя крутой девицей… Что ж, сама напросилась. За что боролась, на то и напоролась».

Стритер распахнул дверь и поднял глаза. Тело висевшей на трубе девушке слегка покачивалось. Несколько дюймов в одну сторону, потом в другую. Еле-еле. Он почувствовал, как пол уходит из-под ног. В желудке вдруг вырос шершавый блевотный ком, колени подломились. Стритер сделал шаг вперед, потом еще один. Глаза затуманились, и ему пришлось напрячь их, но это не помогло, и тогда Стритер потер веки рукавом. Висевшее на чулке тело на миг обрело ужасающую четкость очертаний. Даже мертвое, оно сохранило грацию и изящество, которыми Стритер любовался несколько часов назад, когда его дочь убирала со стола после обеда. Но вот лицо, это страшное распухшее лицо…

— Джинни… — прошептал он. — Джинни, Джинни…