Тиканье часов

1. Прибытие экономки

ЛИТЕРАТУРНАЯ ОБРАБОТКА ОТЧЁТА ПАТРУЛЬНОГО БАРНИ КИГАНА ИЗ ПОЛИЦЕЙСКОГО УЧАСТКА НА ЗАПАДНОЙ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ УЛИЦЕ.

В том, что миссис Ханна Джонсон вышла из трамвая на углу Амстердам-авеню и Семьдесят пятой улицы, не было ничего необычного: она делала то же самое примерно в тот же час каждый день в течение полудюжины лет, что работала экономкой у Джеймса Б. Уолтона. Но в то особенное зимнее утро она была явно расстроена и нервничала, и патрульный Киган, медленно прогуливаясь по южной стороне Семьдесят пятой улицы, с любопытством наблюдал, как невысокая, плотная фигура, запыхавшись, спешила к резиденции Уолтонов, старинному трёхэтажному особняку из коричневого камня, расположенному примерно в дюжине домов от угла. Она поздоровалась, пыхтя поднимаясь по короткой лестнице, которая резко поднималась от внутреннего края тротуара, и полицейский ответил ей дружеским жестом своей дубинки.

— В чём дело, миссис Джонсон?

— Я опаздываю, мистер Киган, — ответила она. — Вагон ехал так медленно из-за тумана.

— Всю ночь было довольно скверно, — согласился Киган.

— Мистер Уолтон всегда так болезненно воспринимает то, что я не прихожу вовремя, — сказала миссис Джонсон. — Он всегда хочет, чтобы дом был прибран до завтрака, а дел всегда так много.

Она исчезла в вестибюле, и проходивший мимо полицейский услышал скрежет ключа, которым она отпирала дверь. Бесцельно размахивая дубинкой, Киган направился в сторону Амстердам-авеню — неясная фигура в сером тумане, окутавшем всю верхнюю часть острова Манхэттен. Но не успел он отойти от дома и на двадцать футов, как услышал крик, а когда обернулся, дверь дома Уолтонов распахнулась и миссис Джонсон с шумом сбежала по ступенькам. Внизу она споткнулась и грузно упала, так велики были её спешка и волнение, но она быстро поднялась на ноги и, задыхаясь, подбежала к полицейскому. Она схватила его за руку и уставилась на него испуганными глазами.

— Мистер Киган! — выдохнула она. — Боже мой, мистер Киган! Кто-то убил мистера Уолтона! Посмотрите, мистер Киган! Посмотрите на мою руку!

Она протянула дрожащую руку, и Киган увидел маленькое пятнышко крови на манжете её рукава.

— Я дотронулась до него! — истерично закричала миссис Джонсон. — Я дотронулась до него, мистер Киган! Он весь в крови!

Будучи толковым полицейским, Киган не стал задерживаться, чтобы задать миссис Джонсон вопросы; он велел ей следовать за ним, а затем развернулся и побежал к старому дому. Он взбежал по ступенькам и вошёл в вестибюль, где на мгновение остановился перед полуоткрытой дверью, запиравшуюся, как он мимоходом отметил, на обычный пружинный замок. Он прислушался, но не услышал ни звука, кроме хриплого дыхания дрожащей женщины, прижавшейся к нему сзади. В доме не было света, и интерьер был погружён в серый полумрак туманного дня, так что он мог видеть не дальше чем на несколько футов перед собой. Он крикнул, но ответа не последовало, и в конце концов патрульный широко распахнул дверь и шагнул в прихожую, держа наготове револьвер в правой руке. За ним, дрожа от страха, вошла миссис Джонсон.

— Он в той комнате справа от вас, мистер Киган! — сказала она. — Я дотронулась до него! На нём кровь, мистер Киган!

Патрульный Киган медленно двинулся вперёд, в темноту, пока не прошёл футов десять и не наткнулся справа на дверь, которая вела в небольшую прямоугольную комнату. Он заглянул внутрь: шторы были задёрнуты, и в комнате было темно, но он смог различить смутные очертания человеческой фигуры, сидящей за столом.

— Это мистер Уолтон! — ахнула миссис Джонсон. — Я дотронулась до него, мистер Киган!

— Здравствуйте! — обратился к нему Киган. — Всё в порядке?

Ответа не последовало. Фигура не шелохнулась. Казалось, ничто в доме не двигалось; здесь было тихо и безмятежно, как в глубокой могиле. Киган пошарил вокруг и нашёл выключатель электрического освещения возле двери; он нажал на него, и комната наполнилась светом.

Затем он поспешил к столу, к телу Джеймса Б. Уолтона.

Мужчина сидел, обмякнув в кресле, положив обе руки на стол перед собой, пальцы правой руки сжимали скомканное, испачканное кровью письмо, по-видимому, только что извлечённое из конверта, поскольку тот лежал на столе. Два других, нераспечатанных, лежали рядом. Его голова была наклонена вперёд и упиралась в стеллаж с книгами, удерживаемый на месте металлическими подставками, вырезанными в виде слонов. Он был полностью одет, за исключением того, что на нём не было шляпы, а на ногах вместо обуви были домашние тапочки из войлока. На краю стола, всего в нескольких дюймах от его левой руки, лежала наполовину выкуренная сигарета; слюна на её кончике высохла, а огонь опалил древесину; было очевидно, что сигарета пролежала там довольно долго.

Уолтон был убит выстрелом в лоб примерно в дюйме над правым глазом, а на затылке, прямо над правым ухом, виднелась рана, которая, как заметил опытный глаз полицейского, была нанесена дубинкой типа блэкджека или каким-то подобным оружием, находившимся в руках сильного человека.

Киган осторожно приподнял голову Уолтона и заглянул ему в глаза.

— Он мёртв, мистер Киган? — прошептала миссис Джонсон.

— Да, — сказал полицейский. — Он мёртв.

— О! — ахнула экономка. — Бедный мистер Уолтон!

Киган опустил голову мертвеца на полку с книгами, где она покоилась всё это время, и, обернувшись, увидел, что миссис Джонсон что-то протягивает ему на ладони.

— Вам это нужно, мистер Киган?

Она протянула ему стрелянную латунную гильзу от револьверного патрона 45-го калибра.

— Где вы это взяли? — потребовал ответа Киган.

— Я нашла её на полу.

— Где?

Миссис Джонсон указала на место на ковре, сразу за концом стола и примерно в четырёх футах от тела Уолтона.

— Там, — сказала она. — Пока вы поднимали голову мистера Уолтона, я заметила, как она блестит, поэтому наклонилась и подобрала её.

— Хорошо, — сказал полицейский. — Я позабочусь о ней. Но запомните, где вы её нашли. Детективы захотят, чтобы вы им показали.

— Детективы будут здесь, мистер Киган?

— Да, — ответил Киган, — и они захотят с вами поговорить.

— О! — вздрогнула женщина. — Они ведь не арестуют меня, правда, мистер Киган?

— Нет, если только вы не убили Уолтона, — он испытующе посмотрел на неё. — Не убили же?

— О, нет! Мистер Киган! — задохнулась она. — Я этого не делала! Я никогда никого не убивала!

— Что ж, — сказал полицейский, — тогда не бойтесь.

— Но я боюсь, мистер Киган. Я ужасно боюсь.

— С вами всё будет в порядке.

Киган опустил гильзу в карман и более внимательно осмотрел комнату. Это была обычная комната, мало чем примечательная. Возможно, первоначально она использовалась как приёмная, но теперь была обставлена как библиотека. Полки, заставленные книгами, в основном классикой в прекрасных переплётах, занимали всю восточную стену, самую дальнюю от двери, на высоту от пяти до шести футов.

Точно в центре комнаты стоял длинный стол из тикового дерева с покрытыми искусной резьбой ножками. Перед ним стояло кресло, в котором лежало тело Уолтона. Кресло было дополнением к столу; его ножки, спинка и подлокотники были покрыты красивой резьбой в том же стиле из цветов лотоса и китайских цилиней (Цилинь — легендарное копытное химерическое существо в китайской мифологии и, как говорят, появляется с неизбежным прибытием или кончиной мудреца или прославленного правителя. Цилинь — это особый тип однорогих зверей из мифологического семейства линь. Цилинь также появляется в мифологиях других культур, находящихся под влиянием Китая). В углу, рядом с книжными полками, стояла небольшая кушетка, тоже из тикового дерева, богато обитая золотым и чёрным парчовым шёлком; а у северной стены, прямо за столом, на полпути между двумя окнами, выходящими на улицу, стояли старинные дедовские часы высотой около семи футов, нижнее отделение которых было украшено рисунком на спортивную тему. Очевидно, часы были некой реликвией, антиквариатом. Они не шли в данный момент и, очевидно, не были в рабочем состоянии уже много лет.

Ковёр был китайский, мягкий, толстый и изысканный, с голубой каймой и традиционным золотисто-коричневым рисунком в центре. На стенах висело несколько японских гравюр, в основном пейзажи Хокусая и Хиросигэ, и большая картина, размером примерно в половину обычной двери, кисти древнего японского художника Матабея.

Сразу за креслом Уолтона, в котором, как предположил полицейский, он сидел, когда на него напали и убили, висела пара золотых шёлковых портьер, разделённых на две панели и закрывавших дверной проём, ведущий в столовую. Панель с одной стороны была перехвачена золотым шёлковым шнуром, но с другой стороны шнур был развязан, и длинная шёлковая панель свисала до пола.

И на этой панели, примерно на уровне груди мужчины, виднелось пятно крови размером не больше ногтя большого пальца. Его было легко различить: оно выделялось ярким багровым пятном на насыщенно-жёлтом материале. Киган указал на него миссис Джонсон.

— Вы видели его перед тем, как позвать меня? — спросил он.

— Нет, сэр, — ответила экономка.

— Вы заходили в столовую?

— Нет, сэр. Как только я увидела мистера Уолтона, я побежала за вами. Я испугалась.

— Неудивительно, — сказал полицейский.

Миссис Джонсон вздрогнула.

— Это было ужасно, мистер Киган!

Полицейский подвигал панель взад-вперёд.

— Вы отцепили этот шнур? — спросил он.

— Нет, сэр. Когда я вчера уходила, он был закреплён нормально. Я почистила панели, а затем закрепила их обратно.

Киган отодвинул шёлк в сторону и направился в столовую.

Он чуть не наступил на молодую женщину, которая лежала на полу за порогом, её тело до сих пор было не видно из-за шёлковой панели. Пока он в изумлении смотрел на неё, мимо него промчалась миссис Джонсон.

— Мисс Уолтон! — закричала она. Она упала на колени рядом с распростёртой фигурой. — Вы ранены, мисс Уолтон?

Киган быстро вошёл в комнату.

— Кто это? — спросил он.

— Это мисс Уолтон! — воскликнула миссис Джонсон. — Мисс Хелен Уолтон!

— Дочь Уолтона?

— Не совсем, сэр. Она его приёмная дочь.

Полицейский склонился над девушкой.

— О, мистер Киган! Она такая милая! Надеюсь, её не убили.

— Нет, — сказал Киган. — Она не мертва, но без сознания. Сходите за водой.

Миссис Джонсон поспешно скрылась в двери на другом конце столовой, и Киган слышал, как она копошится на кухне, пока он, насколько мог, осматривал девушку. Она лежала ничком, вытянув правую руку, а левую как-то странно подогнув под себя. Её ударили по голове, небольшая шишка над левым ухом указывала на то место, куда опустилось оружие. На полу, примерно в двух футах левее от её тела, полицейский обнаружил дубинку с окровавленным концом. Но Киган решил, что кровь, должно быть, вытекла из раны на голове Уолтон, поскольку кожа девушки не была повреждена. Он осторожно взял дубинку, опасаясь, что может стереть возможные отпечатки пальцев, и стал аккуратно вертеть её в руках, когда услышал крик миссис Джонсон.

— Мистер Киган! Что-то случилось с мистером Сингом!

Бросив дубинку на пол, Киган выхватил револьвер и бросился на кухню. Он обнаружил миссис Джонсон, которая стояла посреди комнаты и смотрела через дверной проём в маленькое помещение, очевидно, служившее спальней прислуге.

— Кто-то убил китайца мистера Уолтона! — воскликнула миссис Джонсон.

Киган проскочил мимо неё в комнату и увидел там китайского повара Уолтона Ли Синга, лежавшего на кровати, свесив голову набок. На нём была пижама, и он был без сознания.

— Он тоже мёртв, мистер Киган? — спросила миссис Джонсон дрожащим голосом. — О, мистер Киган! Это ужасно!

Она начала истерически рыдать, и полицейский втолкнул её на кухню.

— С ним всё будет в порядке, — сказал он. — Пойдите, протрите лицо мисс Уолтон водой.

Киган тщательно осмотрел китайца, но не смог обнаружить никаких следов физических повреждений. Позже он узнал, что его подозрения подтвердились: Ли Синг находился под воздействием сильнодействующего наркотика, но не было ни запаха, ни каких-либо симптомов, которые позволили бы определить природу анестетика. Как долго он был без сознания, установить не удалось ни тогда, ни позже, но естественным предположением было то, что человек или люди, напавшие на мисс Уолтон и убившие её отчима, накачали его наркотиками, пока он спал.

Патрульный Киган обыскал остальную часть дома, но больше ничего подозрительного или необычного не обнаружил. А затем, ровно в 8:50, он позвонил в полицейский участок на Западной Шестьдесят восьмой улице, откуда, в свою очередь, поступил сигнал тревоги в детективное бюро Главного управления полиции. Затем Киган вызвал скорую помощь, которая доставила мисс Уолтон и Ли Синга в больницу. К тому времени ни один из них не пришёл в сознание. Тело Уолтона было тщательно осмотрено детективами и судмедэкспертом, а затем отправлено в морг для вскрытия.

2. Те, у кого была возможность

Теперь в доме не было никого, кроме полиции.

Инспектор Томас Конрой, начальник главного отдела по расследованию убийств, сидел за резным столом в библиотеке, спиной к старинным часам и лицом к пустовавшему теперь большому креслу. Инспектор Конрой был замечателен тем, что он был единственным детективом в Нью-Йорке, который выглядел как детектив; иными словами, он всегда старался как можно больше походить на популярное представление о детективе, зная, что человеческий разум настолько нелогичен, что никто, кто его увидит, не поверит, что он может быть детективом. Но, несмотря на шляпу-котелок и туфли на низком каблуке с широкими носами, инспектор Конрой был выпускником колледжа и учёным. Вместо униформы он носил необычные одеяния и особые аксессуары, которые у публики ошибочно ассоциируются с детективом. Он надевал их утром и снимал вечером, когда заканчивал дневную работу. Они сослужили ему хорошую службу; он выглядел таким глупым и настолько походил на типичную ищейку из кинофильма, что подозреваемые в преступлениях часто выдавали себя из-за явного раздражения, вызванного его очевидной тупостью. Это была хитрая уловка умного человека.

В комнате находились ещё двое мужчин, детективы Уокер и Болтон, из отдела по расследованию убийств. Они совсем не походили на детективов; они напоминали банковских клерков или продавцов облигаций. Однако они были умны и исполнительны и, следовательно, успешно справлялись со своей работой, которая заключалась главным образом в выполнении того, что им говорили.

На полированной поверхности стола из тикового дерева перед инспектором лежали следующие предметы:

Гильза 45-го калибра, стрелянная.

Наполовину выкуренная сигарета.

Два запечатанных конверта, адресованных Уолтону.

Ещё один конверт, из которого было извлечено письмо.

Письмо, испачканное кровью.

Дубинка-блэкджек, также испачканная кровью.

Именно эти вещи были найдены в библиотеке и в столовой после того, как были обнаружены тела Уолтона и его падчерицы.

— Что было в карманах Уолтона? — спросил инспектор. — Его обыскивали?

— Я обыскал его, — сказал детектив Болтон. — Там не было ничего важного: ключи, пачка банкнот, немного мелочи и его часы. То, что мужчина всегда носит с собой.

— Бумажника не было? — спросил Конрой.

— Нет, сэр.

— Это любопытно, — сказал инспектор. — Обычно в кармане лежит бумажник, или визитница, или что-то в этом роде.

— Если у него и был бумажник, — сказал Болтон, — то, когда мы приехали сюда, его уже не было. Возможно, его забрал убийца.

— Запонки всё ещё были у него в рубашке? — спросил Конрой. — А на рукавах?

— Да, сэр.

— Какие? Обычные золотые? Или дешёвые?

— Из жемчуга, — сказал Болтон, — и, насколько я понимаю, весьма тонкой работы.

Инспектор Конрой некоторое время сидел молча, быстро барабаня пальцами по столу — привычка, которая проявлялась у него, когда он погружался в глубокие раздумья.

— Тогда мотивом, — сказал он наконец, — вероятно, не было ограбление. Убийца не взял ни денег Уолтона, ни его часов, ни запонок, которые, несомненно, были ценными. Если он вообще что-то взял, то это был бумажник Уолтона или его визитница, если, конечно, у Уолтона они были. Как и у большинства мужчин.

— Возможно, он сам выложил их, когда вернулся домой, — предположил Болтон.

— Вы обыскали дом? — спросил я.

— Да. Но мы не нашли никакого бумажника. Нигде в доме не было никаких признаков того, что что-то было украдено. Насколько мы можем судить, ничего не было тронуто.

Пальцы инспектора Конроя выбивали захватывающий ритм из «Парада деревянных солдатиков», который он необычайно любил.

— Единственное, что нам нужно, но чего мы не нашли, — сказал он, останавливая гром фанфар, — это пистолет, из которого был убит Уолтон. Врачи говорят, что, вероятно, его убила пуля, а не удар дубинкой. Узнаем точно, когда получим отчёт о вскрытии.

— Возможно, убийца унёс его с собой, — предположил детектив Уокер.

— Если так, — сказал инспектор, — то он явно дурак. Человек, который носит с собой оружие такого крупного калибра, всегда дурак; он не очень умный преступник, если использует что-то крупнее 25-го калибра. Сорок пятый калибр огромен; он оттопыривает карман, и очень велики шансы, что детектив наткнётся на него и заметит выпуклость. Тогда его поймают.

— Мы осмотрели всё вокруг, — сказал Болтон, — и не смогли его найти.

— И всё же, он должен быть здесь, — прокомментировал Конрой. — Уокер, у вас готов список?

— Да, сэр.

Он протянул инспектору Конрою лист бумаги, на котором были напечатаны следующие имена:

1. Миссис Ханна Джонсон. Экономка Уолтона. Приходит каждое утро, уходит около полудня. Нашла тело. Сообщила патрульному Кигану.

2. Чарльз Калинетти. Истопник. Подметал крыльцо и ушёл за несколько минут до прихода экономки. Однажды миссис Джонсон слышала, как он угрожал Уолтону.

3. Уолтер Коулман. Шофёр такси. Работает в таксопарке «Ночной ястреб»; плохая репутация; судимость. Около трёх часов ночи он отвёз Уолтона домой из отеля «Белфорд».

4. Мартин Керриган. Биржевой брокер. Вёл дела с Уолтоном. Разговаривал с Уолтоном в вестибюле отеля «Белфорд» около двух часов ночи.

5. Джесси Мартин. Почтальон. Доставил три письма около 7:15 утра, опустил их в почтовый ящик в вестибюле. Уолтона не видел. Те же письма были найдены рядом с телом Уолтона.

6. Чарльз Джеймисон. Театральный билетный брокер и промоутер. Близкий друг Уолтона. Был с Уолтоном на вечеринке в «Белфорде» с 20:00 до 2:30 ночи.

7. Миссис Джеймисон. Также на вечеринке.

8. Миссис Харриет Джексон. Разведённая. Уолтон был внимателен к ней. Была с Уолтоном в «Белфорде».

Джерри Джексон. Бывший муж Харриет.

Был в «Белфорде», но не на вечеринке Уолтона. Покинул отель около 2:45 ночи.

9. Барни Киган. Полицейский с этого участка. Вызван миссис Джонсон после обнаружения тела.

10. Хелен Уолтон. Приёмная дочь Уолтона. Прибыла домой из Филадельфии около 2:30 ночи или чуть позже.

11. Гарри МакДоннелл. Продавец облигаций. Влюблён в мисс Уолтон. Встретил её на Пенсильванском вокзале и отвёз домой. Ушёл из дома вскоре после трёх.

12. Ли Синг. Китаец. Слуга Уолтона.

— Насколько нам удалось выяснить, — сказал детектив Уокер, — это все люди, которые имели возможность близко общаться с Уолтоном с десяти часов вчерашнего вечера до того момента, когда сегодня утром было обнаружено его тело.

— Тогда, если это правда, — сказал инспектор, — и если установить, что мотивом не было ограбление, любой из них может быть убийцей, за исключением Ли Синга. Похоже, что его накачали наркотиками задолго до совершения преступления; по крайней мере, мы так думаем сейчас. Возможно, мы изменим своё мнение после того, как врачи проведут тщательное обследование.

— Мисс Уолтон не могла этого сделать, — сказал Болтон.

— Почему нет?

— На неё тоже напали. Убийца ударил её дубинкой.

— Вы хотите сказать, что кто-то ударил её, — уточнил инспектор. — Не принимайте слишком многое на веру. Если предположить, что мисс Уолтон действительно убила своего отчима или что она что-то знала об этом преступлении, она, естественно, захотела бы отвести от себя подозрения. Возможно, как это уже бывало, она решила, что не сможет поступить лучше, чем создать впечатление, что на неё тоже было совершено нападение.

— Да, — сказал Уокер, — так и есть.

— Это элементарно, — сухо заметил инспектор. — Готов поспорить, что у неё найдётся для нас толковая история.

— Мне говорили, что она очень умная женщина, — сказал Болтон.

— Да? Она хорошо выглядит?

— Красавица! — воскликнул детектив. — Прошлой зимой я был на одном из её концертов. Она сногсшибательна.

— Тогда она зря тратит время, прикидываясь умницей, — сказал инспектор Конрой. — А может быть, она не так умна, как вы думаете. Возможно, вы заметили, что её рана была совсем незначительной, кожа не была повреждена. Будучи женщиной, если бы она нанесла эту рану намеренно, она, несомненно, желала бы, чтобы ей нанесли именно такую травму. Это нисколько её не обезобразит, ей даже не нужно будет носить повязку. С её головы не упадёт ни один лишний волос. Мой опыт подсказывает, что, когда женщина причиняет себе боль, она тщательно подбирает вид травмы, который всё ещё позволяет ей носить вечернее платье. В случае мисс Уолтон рану можно было бы прикрыть бандо (лента для волос).

— Но у неё нет мотива! — воскликнул Бартон.

— Нет?

— По крайней мере, мы не смогли его найти, — добавил детектив.

— Так-то лучше, — сказал инспектор. — Ни одного, который вы могли бы найти. Это правда. Но у женщины всегда есть мотив для чего угодно. Шутка мужчины может стать для женщины мотивом для убийства. Она готова убивать из-за вещей, которые мы считаем банальными, и смеяться над вещами, которые мы считаем чрезвычайно важными. А как насчёт её отношений с отчимом?

— Я навёл справки, — сказал Болтон. — Они не очень ладили. Она певица, знаете ли, и редко бывает здесь; она не одобряет его образ жизни. Он был довольно общительным человеком.

— Я знаю, — сказал инспектор. — Если честно, он был никчёмным человеком, но мы должны отправить кого-то на электрический стул за его убийство точно так же, как и убийцу праведника.

— Некоторым убийцам следует давать золотые медали и назначать пенсии, — сказал Уокер. — Иногда они избавляют нас от многих неприятностей.

— Расскажите это реформаторам, — сказал инспектор. — А теперь расскажите мне о мисс Уолтон. Если ей не нравился образ жизни Уолтона, почему она не держалась от него подальше?

— Она и держалась, — сказал Болтон. — Последние два или три года у неё была собственная квартира на 11-ой улице, и большую часть времени она проводила там. Её мать умерла несколько лет назад.

— Зачем она пришла сюда сегодня утром? — потребовал ответа Конрой. — Это просто совпадение, что она вернулась сюда в тот самый день, когда убили Уолтона?

— МакДоннелл сказал мне, что она потеряла ключи от своей квартиры и не хотела будить привратника. Ли Синг впустил её сюда.

— Значит, Ли Синг не была накачана наркотиками до трёх часов ночи, — сказал инспектор.

— Думаю, что нет, — сказал Болтон. — Примерно в это время сюда приехала мисс Уолтон.

— Эта история с ключом звучит достаточно правдоподобно, — сказал Конрой, — если она действительно потеряла свои ключи. Вы выяснили, ссорилась ли она когда-нибудь открыто со своим отчимом? Однако это может ничего не значить. Женщины всегда с кем-то ссорятся, и очень часто с мужчинами, которые им больше всего нравятся.

— Так и есть, — сказал детектив Уокер. — Миссис Джонсон сказала мне, что слышала, как Уолтон и девушка спорили.

— О чём?

— О МакДоннелле. Уолтон возражал против него. Он продавец облигаций.

— МакДоннелл признался мне сегодня утром, — сказал Уокер, — что Уолтон не хотел, чтобы он женился на мисс Уолтон, и велел ему больше не приходить в этот дом. От МакДоннелла я узнал, что сам Уолтон хотел жениться на этой девушке.

— На своей дочери?

— Приёмной дочери, — сказал Болтон. — Он не удочерил её официально, хотя она взяла его фамилию, чтобы угодить своей матери. На концертной сцене она стала известна как Хелен Уолтон, и ей было бы затруднительно сменить фамилию. Но она ему не родственница. Это было бы законно.

— Да, — сказал инспектор. — Насколько это возможно, это было бы законно. И вот тут, — продолжил он, — есть достаточный мотив и для МакДоннелла, и для мисс Уолтон. Это самый популярный мотив в мире. Он стоит за большинством наших самых громких убийств — двое мужчин и одна женщина.

Он некоторое время изучал список имён.

— Вы говорите, что Уолтон покинул отель «Белфорд» примерно в то же время, когда МакДоннелл уехал отсюда, привезя мисс Уолтон домой. Расстояние не такое уж большое; интересно, встречались ли они?

— МакДоннелл говорит, что нет, — сказал детектив Болтон.

— Что ж, — сказал инспектор, — по крайней мере, мы установили возможный мотив как для мисс Уолтон, так и для её продавца облигаций. Если они убили Уолтона, то, вероятно, действовали следующим образом: МакДоннелл выстрелил в него, затем ударил дубинкой, а затем ударил мисс Уолтон, стараясь не изуродовать её и даже не повредить кожу. Ранее один из них, возможно, зашёл в комнату китайца и накачал его наркотиками.

— Это правдоподобно, — согласился Уокер.

— Я предлагаю, — сказал Конрой, — исходить из предположения, что преступление было совершено кем-то, чьё имя указано здесь. Насколько нам известно, это единственные люди, у которых была такая возможность; если мы узнаем, что у других была такая возможность, мы можем добавить их имена, и я буду расспрашивать и их, когда буду говорить с этими. Я собираюсь поговорить с ними вместе, здесь, в этой комнате, где было совершено убийство, и пусть каждый услышит, что скажут другие.

— Когда? — спросил Болтон.

— Я не знаю. Я хочу всё подготовить. Сначала я хочу поговорить наедине с мисс Уолтон, а затем с китайцем, хотя с ним я могу подождать и допросить его здесь вместе с остальными. Я полагаю, вы сделали, как я вам сказал, и кратко опросили их?

— Всех, кроме мисс Уолтон и Ли Синга, — сказал Уокер, — но небрежно, как будто это не имело большого значения. Мы сказали им, что убеждены в том, что это дело рук грабителей.

— Правильно, — сказал инспектор. — А теперь не приближайтесь ни к кому из них. Поработайте с их окружением и узнайте о них всё, что сможете, но не разговаривайте с ними. Может быть, нам удастся заставить кого-нибудь понервничать. Нервный человек очень опасен для самого себя. В какой больнице китаец и мисс Уолтон?

— В больнице Рузвельта, — ответил Болтон.

— Позвоните туда, — отдал распоряжение Конрой, — и спросите, как скоро я смогу поговорить с мисс Уолтон и когда китаец сможет покинуть их стены.

Детектив Болтон вернулся через несколько минут и сказал, что мисс Уолтон и Ли Синг пришли в сознание и что последний может покинуть больницу, когда пожелает. Он полностью выздоровел, хотя всё ещё был слаб после действия наркотического вещества. Мисс Уолтон была в удовлетворительном состоянии; она не получила серьёзных травм и будет выписана в течение суток, если полиция не пожелает задержать её подольше. Её можно допросить в любое время; доктора не думают, что шок от беседы причинит ей вред.

— МакДоннелл там с ней, — сказал Болтон.

— Хорошо, — сказал инспектор. — Теперь вы с Уокером поспешите в больницу. Скажите им, чтобы они отпустили китайца, когда он захочет, и когда он уйдёт, вы последуете за ним. Уокер, вы останетесь там, пока МакДоннелл не уйдёт, и посмотрите, куда он направится, но не разговаривайте с ним. Вам не следует упускать его из виду, потому что он ещё не разговаривал с вами и не узнает в вас детектива. Вам нужно будет подобраться к нему как можно ближе. И, Болтон, не разговаривайте с Ли Сингом. Просто проследите, куда он направляется, и когда он туда доберётся, если только это не этот дом, потом позвоните мне в больницу. Скорее всего, он навестит кого-нибудь из своих друзей, и я хотел бы знать, кто они такие. Я поговорю с мисс Уолтон после того, как ещё раз осмотрю эту комнату.

Однако инспектор Конрой не сразу приступил к осмотру. Вместо этого он долго сидел за столом, надвинув шляпу-котелок на глаза, зажав сигару в зубах и быстро барабаня пальцами по полированному тиковому дереву. Он тщательно перебирал в уме все улики, которые были получены, и взвешивал всю информацию, ценную и интересную, но не подлежащую рассмотрению в качестве юридического доказательства в суде, которую удалось раскопать двум детективам. В частности, он рассматривал вероятность того, что убийцей, как он надеялся и подозревал, был один из тех, чьи имена были указаны в списке.

Ему казалось, что, теоретизируя, как он делал это в случаях с мисс Уолтон и Гарри МакДоннеллом, и логически развивая каждую мелочь, он мог бы установить мотив практически для каждого из тех, чьи имена так или иначе фигурировали в этом деле. Он решил, что у Калинетти, Джеймисона, Коулмана, Керриган, миссис Джексон, самого Джексона и, возможно, у всех остальных могли быть веские причины для убийства Уолтона. Слышали, что Калинетти угрожал своему работодателю; у него был латинский темперамент, быстрый, легковозбудимый и эмоциональный, и, возможно, были и другие ссоры, которые раздули негодование печника в пламя активной ненависти.

Миссис Джексон, возлюбленная покойного, если дать мягкое и благожелательное толкование её отношениям с ним, вполне возможно, затаила злобу на своего возлюбленного. Во-первых, он, возможно, пообещал жениться на ней после того, как она развелась с Джексоном, а затем не смог этого сделать. Или же он мог пообещать ей жемчуг и драгоценности, а затем отказался их предоставить; такие обстоятельства, усугублённые ментальными ограничениями, которые всегда поражают женщину, бросающую вызов условностям, и которые она никогда не сможет полностью преодолеть, могут очень легко довести представительницу её типа до убийственной точки. Уолтон также был вовлечён в романы со многими другими женщинами; миссис Джексон была лишь его последней возлюбленной. Никто так хорошо, как полицейский, не осознаёт истинность банальной поговорки о том, что «ад не имеет такой ярости, как женщина, которой пренебрегли» и существовала вероятность, что одна из других женщин, с которыми у Уолтона были романы, долгое время лелея свои реальные или надуманные обиды, в конце концов вспыхнула и решила отомстить. Или что миссис Джексон, возможно, собиралась пополнить ряды отверженных и убила его, чтобы избежать позора быть его отвергнутой любовницей.

Керриган мог поссориться с Уолтоном из-за бизнеса. Возможно, Уолтон купил акции его фирмы и не внёс необходимую маржу; и их разговор в «Белфорде» в ночь перед убийством, хотя и выглядел как обычная светская беседа при случайной встрече, мог оказаться гораздо более ожесточённым, чем предполагали те, кто наблюдал эту встречу и позже вспоминали о ней при допросе детективов.

Мотив Джексона, предполагавший, что он всё ещё любит свою жену, был очевиден.

Джеймисон, который, по-видимому, был хорошим компаньоном и близким другом Уолтона, вполне мог иметь тайную неприязнь; с ним могли плохо обращаться в различных сделках, в которых они участвовали.

Следует учитывать даже Коулмана, шофёра, у которого была возможность совершить убийство, хотя его мотив на данный момент и известен. Он мог вернуться в дом и убить Уолтона, полагая, что тот был один. Но эта теория не объясняла отравление Ли Синга наркотиками и нападение на Хелен Уолтон. Кроме того, инспектор Конрой был склонен полагать, что если бы преступление совершил Коулман, он бы забрал деньги Уолтона, а также его запонки на рукавах, которые стоили немалых денег. С другой стороны, шофёр мог быть нанят для убийства Уолтона и оставить ценное имущество нетронутым, чтобы отвести подозрения от себя.

Инспектор Конрой знал, что в Нью-Йорке, вероятно, найдётся много людей, которые не будут горевать о смерти Джеймса Б. Уолтона. У него была нехорошая репутация; он был завсегдатаем ночных клубов и ресторанов, где подают лобстеры, в то или иное время был замешан в различных делах, на которые полиция смотрела косо. Секретные документы полицейского участка на Западной Шестьдесят восьмой улице показали, что одно время его подозревали в причастности к крупной сети контрабандистов, которые снабжали ночную жизнь мегаполиса спиртным по заоблачным ценам; и, кроме того, что он владел финансовыми активами в нескольких процветающих подпольных заведениях.

В конце концов инспектор решил, что единственное, в чём он может быть уверен, — это в том, что Уолтон был убит, его падчерица была оглушена ударом дубинки, а его слуга усыплён и убран с дороги с помощью наркотика. Он не видел никакой связи между китайцем и преступлением; возможно, он знал о нём, но ничто не указывало на то, что он убил Уолтона, напал на мисс Уолтон, а затем накачал себя наркотиками. Действительно, заключение доктора, который осматривал его, противоречило этой теории; он полагал, что мужчина находился под воздействием наркотика в течение нескольких часов, прежде чем миссис Джонсон вошла в дом и обнаружила тело Уолтона.

Имеющиеся улики свидетельствовали о том, что Уолтон, вероятно, был убит в промежуток между визитом почтальона и приходом экономки. Два из трёх писем, которые почтальон опустил в почтовый ящик в вестибюле, были найдены на столе рядом с телом Уолтона, а третье, вероятно, было тем самым письмом, которое Уолтон держал в руке и которое он, очевидно, читал, когда в него стреляли и били дубинкой. Это письмо не было датировано, за исключением того, что вверху страницы был указан день недели; конверт, как и письмо, был испачкан кровью, а почтовый штемпель настолько размыт, что невозможно было определить, было ли это одно из трёх писем, доставленных в то утро. Письмо оказалось дружеским посланием из Индианаполиса и не представляло интереса ни для кого, кроме Уолтона.

Но инспектор Конрой не стал тратить много времени на теоретические рассуждения о времени убийства. Он чувствовал, что мисс Уолтон, когда он поговорит с ней в больнице, сможет прояснить эту часть тайны. Тем временем, хотя детективы Уокер и Болтон, а также другие сотрудники участка и управления полиции тщательно обыскали комнату и весь дом, он решил ещё раз осмотреть библиотеку, предложив осмотреть каждый дюйм пола, стен и мебели с помощью увеличительного стекла. Правда, ничто из того, что когда-либо делали детективы, не вызывало у них большего презрения и издевательского смеха, чем использование увеличительных стёкол, но на самом деле мало что из того, что они делали, оказывалось более плодотворным в плане обнаружения улик. Клочки волос, кусочки ткани, пятна крови, многие вещи, которые человеческий глаз мог бы не заметить, были обнаружены зоркими детективами посредством увеличительных стёкол; и эти вещи изменили суть расследований и позволили полиции найти и наказать виновных или, по крайней мере, предать их суду.

Инспектор Конрой был ярым сторонником использования увеличительных стёкол, микроскопов, фотографии и всех отраслей науки при раскрытии преступлений. Более того, он сам был опытным фотографом и компетентным микроскопистом; он был неплохим бактериологом и в достаточной степени химиком, чтобы его анализы заслуживали уважения и внимания. Он серьёзно относился к своей работе и, насколько это было в его силах, изучал каждую отрасль знаний, которая, по его мнению, могла ему помочь. Он стремился стать абсолютно непогрешимым детективом, но был достаточно умён, чтобы понимать, что столкнулся с непреодолимым препятствием: у него совершенно не было памяти на цитаты.

Сначала инспектор обратил внимание на пятно крови на портьерной панели, которая висела в дверном проёме между библиотекой и столовой. Он был совершенно уверен, что это была человеческая кровь, хотя для полной уверенности потребуется лабораторный анализ. Однако он был уверен, что так оно и есть. Тогда возник вопрос: это произошло из-за раны на голове Уолтона? Или Уолтон подрался с нападавшим и ранил его? Инспектор не был склонен ответить на последний вопрос утвердительно. В комнате не было никаких следов борьбы, а ковёр и мебель не были потревожены, как это, вероятно, было бы в случае драки. Он полагал, что на Уолтона напали сзади, когда он сидел за столом и читал письмо, и что убийца затем оторвался от своей кровавой работы и напал на мисс Уолтон, когда она направлялась в библиотеку из столовой. Когда он взмахнул дубинкой, капля крови, возможно, попала с неё на шёлковую панель. И убийца, спешивший через дверной проём навстречу мисс Уолтон, прежде чем она успела закричать, мог задеть панель и выдернуть её из шнура, которым она была прикреплена к дверному косяку.

Наконец инспектор Конрой пришёл к выводу, что всё произошло именно так. Затем он отошёл от портьер и принялся внимательно осматривать мебель. Он тщательно осмотрел каждый дюйм стульев, стола, дивана и книжных полок. Он ничего не нашёл. Он осмотрел картину и японские гравюры на стенах. По-прежнему он не обнаружил ничего, что могло бы послужить ключом к разгадке. Он опустился на колени и пополз по полу, разглядывая через увеличительное стекло каждый дюйм ковра и пол за пределами плотной шерстяной каймы. Он осмотрел дедовские часы, стоявшие на стене за столом, и, наконец, передвинул их, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь под ними.

Отодвигая старинные часы в сторону, он услышал, как что-то ударилось о внутреннюю стенку нижнего отделения. Он остановился и прислушался, снова передвинув часы. Звук был такой, как будто маятник ударился о корпус, но он сомневался, что это могло быть так, поскольку маятники обычно сконструированы и подвешены таким образом, что они не соприкасаются со стенками, даже если часы передвинуть, если, конечно, с ними не обращаются очень грубо. Он снова толкнул часы и снова услышал стук. Поэтому он открыл дверь нижнего отделения одной из отмычек, которые достал из кармана, и только тогда увидел, что же такое билось о стенки.

С маятника на коротком прочном шнуре свисал револьвер 45-го калибра с глушителем на стволе. Без сомнения, именно из этого оружия был убит Уолтон. Одна камера барабана, как смог убедиться инспектор, осторожно наклонив ствол, была пуста. В ней ещё ощущался запах сгоревшего пороха. Очевидно, что убийца, застрелив Уолтона, открыл дверцу часов, подвесил револьвер на шнуре к маятнику, а затем закрыл и запер дверцу. У него мог быть ключ, или он мог воспользоваться отмычкой, подобной той, что использовал инспектор Конрой. Это не имело особого значения.

— Он был умным человеком, — пробормотал инспектор. — Он знал, что большое оружие трудно спрятать на себе.

И всё же убийца допустил ошибку. Он использовал шнур, который был намного длиннее, чем следовало. Из-за этого револьвер висел слишком низко; это давало оружию такой ход, что при перемещении часов ничто не мешало ему ударяться о стенки. Однако он, вероятно, рассудил, что часы не будут передвигаться в течение значительного времени; конечно, этого не произошло бы, если бы инспектор не был одержим манией тщательного осмотра. Тем не менее, большая ошибка мужчины или женщины, убивших Уолтона, заключалась в том, что они использовали слишком длинную верёвку; если бы она была короче, револьвер не стукнулся в стенку и, вероятно, не был бы обнаружен.

Инспектор посыпал оружие порошком, а затем рассмотрел его через увеличительное стекло. Порошок должен был сделать отпечатки пальцев, если таковые имелись, более чёткими. Но их не было. Возможно, убийца обращался с револьвером в резиновых перчатках. На стволе и обрезиненной рукоятке были пятна, но отпечатков пальцев, достаточно чётких, чтобы представлять какую-либо ценность, не было. Инспектор Конрой убрал увеличительное стекло обратно в карман и потянулся за шнурком. Затем он остановился. Он долго стоял, глядя на оружие. Затем он улыбнулся и, наконец, закрыл дверцу, запер её и вернул часы в исходное положение.

Револьвер остался в нижнем отделении, подвешенный к маятнику.

3. История падчерицы

Хелен Уолтон была дочерью венгерского пианиста и американки колониального происхождения. От одного родителя она унаследовала музыкальный талант, достаточный для того, чтобы продвинуться по пути к артистическому величию, от другого — осторожность, почти пуританскую, которая мешала ей прямо смотреть на жизнь. Она могла бы стать великой певицей, но ненавидела тяжёлую работу и не хотела её выполнять, поэтому довольствовалась мимолётной славой на концертной сцене вместо того, чтобы стремиться к постоянной славе в оперной карьере. И всё же бывали моменты, когда кровь её отца брала верх, когда она боролась со своими привычками и яростно бралась за работу. Но такие периоды были сравнительно редки — обычно она плыла по течению жизни, редко имея чёткое представление о том, чего она хочет.

Её отец умер, когда ей было двенадцать лет. Два года спустя её мать, которая привезла её в Нью-Йорк учиться музыке, познакомилась с Уолтоном и вышла за него замуж. Её мать умерла через четыре года, так что с тех пор Хелен Уолтон в большей или меньшей степени находилась под влиянием своего отчима. Но она так и не смогла принять его образ жизни или кодекс поведения. С самого начала он вызывал у неё отвращение. Ясным детским взором она видела, что этот человек нехорош. Она ушла из его дома и обзавелась собственным, когда он начал делать ей робкие предложения о замужестве. Она редко бывала в доме Уолтона, но у неё была там своя комната, и иногда она возвращалась туда в память о своей матери. Она не хотела полностью прерывать общение с Уолтоном.

Она была очень красива. Инспектор Конрой привык к тому, что в делах об убийствах участвуют красивые женщины; ему казалось, что он никогда не слышал и не читал об убийствах, в которых так или иначе не была бы замешана одна из них. И читатели газет, конечно, знают, что каждая женщина, так или иначе связанная с преступностью — восхитительная красавица, если, конечно, они верят тому, что читают. Некоторые, возможно, верят. Но когда инспектор Конрой вошёл в палату больницы Рузвельта, где лежала Хелен Уолтон, он сразу понял, что это самая поразительная женщина, которую он когда-либо видел. Трудно было описать, как она была прекрасна, лежащая, рассыпав чёрные волосы по плечам и пронзая взглядом блестящих глаз, царивший в палате полумрак. Можно было бы записать на бумаге, что она весила 125 фунтов, что у неё была идеальная фигура, что её волосы и глаза были черны как полночь, а цвет лица — неуловимого оттенка старой слоновой кости; но было что-то ещё, то, что делает одну женщину великой актрисой, в то время как другая, при равной подготовке и технике, не обладает ею и ничего не стоит, когда её красота увядает. Иногда это называют индивидуальностью, хотя с тех пор, как появилось кино, стали использовать и другие термины.

Красота девушки сразу же заставила инспектора снять шляпу-котелок с головы и вынуть сигару изо рта. Он полностью изменил свой план действий. Он намеревался напугать её, пригрозить арестом и вынудить рассказать всё, что она знала об убийстве своего отчима. Но он сразу понял, что она не из тех женщин, на которых может произвести впечатление сам факт того, что он детектив; более того, он вообще не думал, что сможет произвести на неё впечатление. Он внезапно пожалел об этом, потому что, хотя он, вероятно, был таким же хорошим детективом, как и любой другой человек, не сошедший со страниц художественной литературы, он был таким же впечатлительным, как и любой другой человек. Он начал задаваться вопросом, действительно ли ему было необходимо носить шляпу-котелок и ботинки с широкими носами.

Мисс Уолтон подняла на него свои блестящие глаза и улыбнулась.

— Я чувствую себя намного лучше, — сказала она. — И готова рассказать вам всё, что знаю.

— Спасибо, — ответил инспектор. — Мне жаль, что приходится напоминать вам об убийстве мистера Уолтона, но я должен знать, что произошло.

— Вы уже поймали убийцу?

— Пока нет, — вздохнул инспектор, — но надеемся сделать это в ближайшее время. Мы нашли определённые улики.

Он понизил голос, как будто у него был какой-то великий секрет, который он не хотел раскрывать, и внимательно наблюдал за ней, чтобы увидеть эффект. Никакого. Она, конечно, была заинтересована; она так и сказала, но в её словах не было того виноватого содрогания, с которым, как известно всем, кто хоть немного читал соответствующую литературу, преступник встречает сообщение о том, что найдена важная улика.

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам, — сказала девушка. Она печально улыбнулась и ощупала свою голову. — Вы знаете, со мной тоже не очень хорошо обошлись.

— Но вы же не сильно пострадали?

— О, нет. Просто была оглушена, сказал врач. К счастью, у меня даже череп не повреждён.

Инспектор Конрой придвинул стул к кровати девушки и сел. Он постарался сесть так, чтобы наблюдать за игрой эмоций на её лице, но чтобы она видела его лишь смутно.

— Пожалуйста, мисс Уолтон, — попросил он, — расскажите мне, что произошло.

Девушка рассказала ему то, что он уже знал: что она приехала в Нью-Йорк из Филадельфии и что МакДоннелл встретил её у поезда.

— Я собиралась отправиться к себе домой, — сказала она, — но обнаружила, что потеряла ключи, поэтому решила посетить дом отчима.

— У вас был ключ от его дома?

— Был, — ответила она, — но я потеряла его вместе с остальными.

— Тогда как вы попали внутрь?

— Я позвонила в колокольчик и разбудила Ли Синга. Он впустил меня, и я сразу же прошла в свою комнату.

— Значит, Ли Синг в это время не спал?

— Да. Полагаю, что да. Он почти сразу же подошёл к двери.

— В котором часу это было?

— Где-то между двумя и тремя часами. Думаю, ближе к трём, потому что мой поезд опоздал.

— Понимаю. Мистер Уолтон в это время был дома?

— Нет. Я слышала, как он вошёл некоторое время спустя, вскоре после того, как мистер МакДоннелл ушёл.

— Ли Синг впустил его?

— Не знаю.

— Ли Синг был один, когда вы вошли?

— Полагаю, да, по крайней мере, он подошёл к двери один.

— У него когда-нибудь бывают гости?

— Я думаю, его навещают другие китайцы; он принимает их на кухне или в своей комнате.

— Вы слышали что-нибудь после того, как пришёл мистер Уолтон?

— Нет. Вскоре после ухода МакДоннелла я легла спать. Думаю, я почти заснула, когда он пришёл; я смутно помню, что услышала, как открылась дверь, а затем кто-то прошёл по лестнице.

— Ваша комната на втором этаже?

— Да.

— Значит, вы не видели своего отчима?

— Нет, пока я… я…

— Понятно, — перебил инспектор Конрой. — А теперь расскажите мне, что произошло утром.

Девушка на мгновение замолчала.

— Я проснулась, — сказала она, наконец, — от шума. Это было похоже на слабый взрыв, и мне показалось, что я услышала, как кто-то спускается по лестнице. Затем, мгновение спустя, я услышала стон. Я встала с постели и спустилась вниз, в столовую. На мне были домашние тапочки, и я шла тихо, чтобы не шуметь.

— Что вы увидели, когда вошли в столовую?

— Сначала ничего, — ответила она, — но когда я прошла примерно половину комнаты, то увидела две фигуры за столом в библиотеке. Я дошла до дверного проёма, того, что закрыт портьерами, и, ухватившись за одну из панелей, заглянула внутрь и увидела своего отчима, мистера Уолтона, который сидел в кресле, склонив голову вперёд, а над ним склонился другой мужчина.

— Что делал этот человек?

— Я не знаю, но мне показалось, что он обыскивал карманы мистера Уолтона. Я постояла мгновение, а потом, должно быть, ахнула или издала какой-то другой звук, потому что он внезапно повернулся и увидел меня.

— Что вы сделали?

— Я была слишком напугана, чтобы что-либо предпринять, — сказала Хелен Уолтон. — Я могла только стоять и смотреть на него, но в следующий момент он заскочил в столовую и схватил меня за горло. Я сопротивлялась ему, как могла, но он ударил меня. Следующее, что я помню, — это то, что я оказалась в больнице.

— Вы хорошо разглядели человека, который склонился над вашим отчимом?

— Нет. В комнате было темно. По-моему, на нём была маска, но я не уверена.

— Значит, вы не смогли бы его опознать?

— Не думаю. Я помню только, что он был довольно маленького роста и показался смуглокожим. Но, возможно, это было из-за тусклого освещения, и, возможно, он сутулился.

Инспектора Конроя вдруг заинтересовала правая рука девушки, лежавшая сбоку и не прикрытая покрывалом. Он наклонился вперёд и внимательно осмотрел её.

— Как вы сломали ноготь на пальце, мисс Уолтон? — спросил он.

— Ноготь на пальце? — переспросила девушка. — А я и не знала… Он и вправду сломан?

Это был ноготь на среднем пальце. Было очевидно, что он не был аккуратно срезан ножом; на нём были зазубрины, как будто его с силой тёрли о шероховатую поверхность; линия излома была неровной.

— Я не знаю, — ответила она, — если только я не сломала его, когда этот человек схватил меня за горло. Я помню, что тоже схватила его.

— Возможно, вы сломали ноготь о его руку, — сказал инспектор, — или о дубинку, которой он вас ударил.

— Да, — сказала она.

— Вы не знаете, была ли кровь на вашей руке, когда вас обнаружили?

— Не знаю, — сказала девушка, — Но, возможно, и была. Может, медсёстры, которые ухаживали за мной, знают.

— Они никогда не помнят таких вещей, — сказал инспектор. — Бесполезно спрашивать их.

Однако инспектор Конрой счёл, что сломанный ноготь на пальце даёт другое объяснение пятну крови на панели портьер. Сначала он склонялся к версии, что это были брызги крови с дубинки, которые попали на ткань, когда убийца повернулся, чтобы напасть на девушку; теперь же выяснилось, что девушка могла оцарапать его так сильно, что потекла кровь, и что во время короткой борьбы её рука могла коснуться панели; или поцарапанная часть тела убийцы могла коснуться ткани.

— Это очень интересно, — сказал инспектор. — Возможно, вы специально поцарапали убийцу, таким образом оставив на нём своего рода отличительный знак. Мы сможем поймать его, когда найдём человека с царапиной.

— Я надеюсь на это, — сказала девушка.

— Конечно же, — задал вопрос инспектор, — вы не знаете, кто убил вашего отчима?

— Нет, — ответила она, — не знаю.

— Знаете ли вы о каких-либо его врагах?

— У него их было много, — сказала она. — Иногда я задумывалась, а были ли у него друзья? Он… он был нехорошим человеком.

— Я слышал об этом, — сказал инспектор. — Вы с ним сорились, не так ли?

— Да.

— А мистер МакДоннелл? — спросил инспектор Конрой. — Ему тоже не нравился мистер Уолтон?

— Они не были друзьями, — сказала девушка. — Но, инспектор, — она приподнялась на кровати, в её глазах был испуг, — вы же не можете подозревать Гарри!

— Я никого не подозреваю, — улыбнулся инспектор. — Или, скорее, я подозреваю всех. Часть нашей работы, как вы знаете, заключается в том, чтобы подозревать каждого, чьё имя мы можем связать с делом.

— Наверное, — сказала она, — но Гарри этого не делал. Он бы не стал.

— Но у него был мотив, — сказал инспектор Конрой. — Он поссорился с вашим отчимом. Он был влюблён в вас, как и Уолтон.

Девушка ничего не ответила.

— Ваш отчим предложил вам выйти за него замуж, не так ли?

— Предложил, — сказала девушка, — но потом долгое время не упоминал об этом. Он знал, как это меня обидело.

— Мистер МакДоннелл сорился с ним из-за этого?

— Они поссорились, потому что мой отчим не хотел, чтобы я общалась с Гарри, и из-за…

— Из-за чего?

— Гарри дал ему немного денег для инвестирования, когда они только познакомились, и не смог вернуть их обратно. Он не стал возбуждать уголовное дело из-за меня.

— А МакДоннелл был там прошлой ночью?

— Да. Но он ушёл до того, как мой отчим вернулся домой.

— Вы видели, как он уходил?

— Я видела, как он вышел за дверь.

— В вестибюль?

— Да.

— Но не на улицу?

Девушка замолчала.

— Но не на улицу? — повторил инспектор.

— Нет, — сказала она, — я не видела, чтобы он выходил на улицу.

— Тогда он имел возможность проскользнуть обратно в дом после того, как вы ушли в свою комнату.

— Имел, — сказала девушка, — но он не поступил бы так. Я уверена. Гарри не стал бы делать ничего подобного.

Инспектор Конрой сидел и смотрел на руку девушки. Он хотел, чтобы она подумала, что он перебирает в уме все улики, которые он собрал против Гарри МакДоннелла; естественно, ей было интересно, какие ужасные мысли и планы насчёт её возлюбленного таятся за этим безмятежным выражением лица. Она начала беспокоиться, и это было то, чего добивался инспектор. На самом деле у него ещё не было никаких улик против МакДоннелла, которых не было бы против полудюжины других подозреваемых, и, кроме того, у него на уме не было ничего сколько-нибудь важного; он всего лишь пытался заставить её думать, что он что-то замышляет. Он верил, что Хелен Уолтон была влюблена в МакДоннелла, и знал, что если это правда и если её можно заставить думать, что он замышляет что-то нехорошее насчёт её возлюбленного, то она, скорее всего, выдаст себя, если узнает что-то важное. Он чувствовал, что она, скорее всего, выдаст себя словом или действием.

И, не сказав больше ни слова, инспектор Конрой внезапно встал и вышел из комнаты.

4. Три китайца

Когда Конрой вышел из больничной палаты, он обнаружил сообщение от детектива Уокера, который передал по телефону, что направляется в управление полиции, и просил инспектора позвонить ему в детективное бюро.

— Он сказал, что будет ждать там ответа от вас, мистер инспектор, — сказала телефонистка. — Он просил меня позвать вас к телефону, но я сказала ему, что вы заняты разговором с мисс Уолтон.

— Хорошо, — проговорил инспектор. — Наберите ему. А вы не подключайтесь и не слушайте. Если вы это сделаете, я…

Он не продолжил фразу, но у девушки возникли видения Синг-Синга и электрического стула. Через несколько минут Уокер взял трубку.

— Я следил за МакДоннеллом, инспектор, — сказал он. — Он покинул больницу вскоре после того, как я туда приехал.

— Да? И куда он направился?

— Прямо в центр города, — сказал детектив Уокер. — В центр города, в инвестиционный дом на Биржевой площади, где он работает продавцом облигаций.

— Вы с ним разговаривали?

— Нет, сэр. Вы сказали не делать этого.

— Хорошо. Как он себя вёл? Что он делал?

— Ничего. Просто вышел из больницы, как любой другой посетитель, и отправился в центр города, на работу.

— Вы были с ним рядом?

— Я был прямо за ним в метро.

— Вы не заметили, — спросил инспектор, — была ли у него царапина на руке?

— Не заметил, сэр.

— Что ж, — сказал инспектор, — хорошо. Теперь сделайте вот что. Побудьте внизу, пока он не закончит работу, и проследите за ним. Подойдите поближе и посмотрите, нет ли у него царапины на руке. Если есть, внимательно изучите её, чтобы запомнить все подробности. Но не позволяйте ему понять, кто вы. Я собираюсь дождаться звонка от Болтона, а затем вернусь домой к Уолтону. Приходите туда после того, как проследите за МакДоннеллом до его дома или любого другого места, куда бы он ни пошёл. Если выяснится что-то важное, позвоните мне в дом Уолтона, а если меня там не будет, оставьте сообщение, чтобы я мог с вами связаться.

Прошло целых пятнадцать минут, прежде чем позвонил детектив Болтон.

— Ли Синг приехал в Чайнатаун, — сообщил он. — И до сих пор находится там.

— Где вы? — спросил инспектор.

— Я в сигарном магазине на углу Мотт-стрит и Чатем-сквер, — сказал детектив.

— Где вы оставили китайца?

— Он в антикварном магазине старого Чинг Янга на Дойерс-стрит, — сказал детектив Болтон, — через дорогу от старого китайского театра.

— Что он делает?

— Просто сидит там. Я думаю, он ждёт Чинг Янга. Старика в магазине не было, и через мгновение после того, как Ли Синг вошёл, оттуда выбежал продавец и направился в обход по Пелл-стрит в направлении старого Джосс Хауса.

— Он сразу направился в Чайнатаун?

— Да, — сказал детектив, — и ещё он чертовски нервничает из-за чего-то.

— Вы останетесь там и присмотрите за ним, — сказал инспектор, — или поручите кому-нибудь это сделать. Кто сейчас за ним присматривает?

— Я подобрал пару человек из полицейского участка на Клинтон-стрит, — сказал Болтон. — Он от них никуда не денется. В этой части города полно полицейских из-за стычек тонгов.

— Хорошо. Попросите их присмотреть за Ли Сингом, а сами идите на встречу со мной на Чатем-сквер, недалеко от Дойерс-стрит. Я скоро буду.

Менее чем через полчаса инспектор Конрой припарковал свой автомобиль в тени станции надземной железной дороги и направился через Чатем-сквер к ночлежке для китайских моряков, в дверях которой стоял Болтон.

— Он всё ещё у Чинг Янга? — спросил инспектор.

— Да, — подтвердил Болтон. — Несколько минут назад заходил Грэм с Клинтон-стрит. Он сказал, что продавец, который выходил, вернулся один и снова ушёл после ссоры с Ли Сингом. Я думаю, старого Чинг Янга трудно найти.

— Наверное, он где-то курит опиум.

— Думаю, да. Есть у него такая привычка.

— Его магазин находится по эту сторону старого театра или по другую?

— С этой стороны, недалеко от дома со множеством фронтонов.

— Тогда идёмте, — сказал инспектор Конрой.

Он быстро зашагал по Бауэри, сопровождаемый детективом Болтоном. Они свернули на Пелл-стрит, но там замедлили шаг и стали слоняться без дела, как туристы, лениво разглядывая витрины, хотя продвигались гораздо быстрее, чем казалось на первый взгляд. Они на мгновение остановились на перекрёстке улиц Дойерс и Пелл, с любопытством разглядывая огромные рекламные щиты, которые служат Чайнатауну газетами и на которых яркими красными и оранжевыми буквами напечатаны объявления и новости. Затем они вышли на Дойерс-стрит, миновали «Кровавый угол» и двери старого пассажа и свернули к старому китайскому театру, который когда-то был культурным центром района Чайнатаун, но теперь был преобразован в христианскую миссию после того, как тонги начали использовать его как поле боя.

Когда они вошли, один из сотрудников миссии поспешил навстречу, и инспектор быстро представился сам и представил мужчине Болтона. Они подошли к одному из низких окон, выходивших на улицу, и, спрятавшись за ставнями, смогли незаметно выглянуть наружу и осмотреть улицу. С этой точки обзора у них открывался неплохой вид на антикварную лавку старого Чинг Янга. Они увидели Ли Синга, который, засунув руки в карманы, сидел на стуле в полумраке магазина; за прилавком стоял продавец, продававший орехи личи туристу и пытавшийся заинтересовать его ниткой бус, которые, как он уверял, были добыты на японских жемчужных промыслах, но которые, как он прекрасно знал, были изготовлены на одной из коннектикутских фабрик восточного искусства.

В заведении больше никого не было, но на бордюре сразу за дверью сидел мужчина, который, на первый взгляд, казался не более чем неприглядным побирушкой с Бауэри, из тех, что с наступлением темноты десятками приходили в миссию за сэндвичами и ежедневной порцией религиозных наставлений.

— Это Грэхем, — сказал Болтон, — один из лучших людей здесь.

— У него хороший грим, — отметил инспектор Конрой. — Ему следовало бы выступать на сцене. Он похож на бродягу из кинофильма.

— Однажды он уже выступал на сцене, — сказал Болтон. — Возможно, именно по этой причине он не любит работать над делом, в котором не может использовать маскировку. Он просто мастер маскировки.

Грэхем, чьи веки дрогнули, когда инспектор Конрой и детектив Болтон обогнули «Кровавый угол» и вошли в старый театр, бросил случайный небрежный взгляд внутрь магазина, в то время как инспектор и Болтон изучали китайца Ли Синга. Синг выглядел почти так же, как все остальные китайцы, и, казалось, в нём не было ничего особенного. Любому, возможно, даже тому, кто хорошо его знал, было бы трудно выделить его из группы людей его расы, одного возраста и одинаковой внешности.

Но он нервничал. Он держал руки в карманах и постоянно менял позу, ёрзал на стуле, водил глазами из стороны в сторону. Несколько раз вставал, подходил к двери и выглядывал на улицу, сначала в сторону Чатем-сквер, а затем в сторону Пелл-стрит, которая огибала «Кровавый угол».

— Он что-то задумал, — сказал Конрой.

— Он напуган, — заметил детектив Болтон.

Примерно через пять минут после того, как инспектор и Болтон заняли свои позиции у витрины старого театра, пожилой китаец вышел из-за угла и вошёл в антикварный магазин.

— Чинг Янг, — оживился Болтон.

Старый китаец пересёк комнату и заговорил с Ли Сингом. Последовал оживлённый разговор, затем старый Чинг Янг повернулся на каблуках и быстро вышел из магазина. Он поспешил вниз по улице и свернул в дом тонгов Хип Синга на углу улиц Пелл и Дойерс. Ли Синг остался в магазине.

— Интересно, что случилось? — спросил инспектор Конрой.

Детектив Грэхем, шаркая ногами, перешёл улицу и вошёл в театр.

— Вы что-нибудь слышали? — спросил инспектор. — Хоть что-нибудь?

— Немного, — ответил Грэхем. — Я немного понимаю по-китайски, но недостаточно, чтобы понять весь разговор. Но я слышал, как они упомянули ваше имя, а потом Чинг Янг сказал, что пойдёт за Фонг Лу.

— Кто такой Фонг Лу? — спросил инспектор.

— Он старый дьявол, — сказал Грэхем. — Худший человек в Чайнатауне. Мы думаем, что он стоит за большей частью сбыта наркотиков, которая здесь происходит, но нам так и не удалось подловить его на этом. Я думаю, что именно он является причиной большинства разногласий между тонгами Хип Синга и Он Леонга. Но и этого мы не можем доказать.

— Как Ли Синг может быть связан с Фонг Лу и Чинг Янгом?

— Я не знаю, — ответил Грэхем. — Ли Синг — это что-то новенькое для меня. Не думаю, что я когда-либо видел его раньше.

— Они участвуют в какой-то сделке, — сказал детектив Болтон. — Это точно.

— Это мошенническая сделка, — сказал Грэхем, — если в ней участвует старый Фонг Лу. Чинг Янг не намного лучше.

— Возможно, всё будет в порядке, — сказал инспектор Конрой. — Может быть Ли Синг думает, что у него будут неприятности из-за убийства Уолтона, и он решил попросить Чинг Янга и Фонг Лу помочь ему, нанять адвоката или что-то в этом роде. Он, естественно, обратился к своим друзьям. Они могут принадлежать его тонгу.

Не прошло и десяти минут после того, как Чинг Янг скрылся за поворотом улицы, как он вернулся с другим китайцем, примерно его возраста, но более крепким и сильным.

— Фонг Лу, — сказал Грэхем. — Старый дьявол, если таковой когда-либо существовал.

Чинг Янг и Фонг Лу поспешили в антикварный магазин, где немного поговорили с Ли Сингом. Затем Фонг Лу вышел один. Он на мгновение задержался на тротуаре, а затем быстро вошёл в соседний дом, обшарпанное строение со множеством остроконечных башенок странного архитектурного дизайна, которое всегда казалось инспектору Конрою самым завораживающе таинственным зданием во всём городе. Две или три минуты спустя Чинг Янг вышел из магазина. Он огляделся, словно из праздного любопытства, чтобы посмотреть, кто это бродит по Дойерс-стрит. Затем он последовал за старым Фонг Лу в тот же дом.

И лишь немного погодя Ли Синг вышел из магазина и, всё ещё держа руки глубоко в карманах, быстро скрылся в этом же старом здании. Дверь за ним захлопнулась, и было слышно, как он бегом взбирается по лестнице.

— Что-то определённо происходит! — сказал детектив Болтон.

— Готовят какую-то подлость, — сказал Грэхем. — Этот Фонг Лу, конечно, старый дьявол, и мне бы не хотелось, чтобы он охотился за мной.

— Что ж, — сказал инспектор Конрой, — пойдёмте посмотрим.

Он подозвал одного из сотрудников миссии.

— У вас здесь есть какая-нибудь старая одежда? — спросил он. — Кепки, пальто, свитера и тому подобное?

— Такого много внизу, — сказал дежурный. — Мы храним их, чтобы раздавать бродягам.

Инспектор Конрой оставил Грэхема наблюдать за домом, в котором исчезли три китайца, а сам вместе с детективом Болтоном спустился по шатким ступенькам в подвал, где всё ещё стояли нары, на которых когда-то курили опиум. В углу, напротив двери, которая в прежние годы открывалась в потайной ход, ведущий из театра во множество подземных помещений по всему Чайнатауну, была сложена куча разной старой одежды, всякого хлама со многих чердаков, любезно пожертвованного миссии добросердечными людьми, которым эти вещи больше не были нужны. Конрой выбрал рваный свитер и клетчатую кепку, которая, когда он натягивал её на лицо, полностью меняла его внешность. Детектив Болтон оделся аналогичным образом, затем они вернулись наверх.

— Возьмите нашу хорошую одежду, — сказал инспектор детективу Грэхему, — и положите её в мою машину на Чатем-сквер. Затем обратитесь ко всем копам, которых сможете здесь найти, особенно к регулировщикам на площади, и скажите им, чтобы они не вмешивались, если услышат, что что-то происходит на Дойерс-стрит, и не беспокоили нас, если увидят, что мы убегаем. Расскажи им, как мы одеты, чтобы они нас узнали.

— Что мы собираемся делать? — спросил Болтон.

— Мы собираемся выяснить, что происходит в этом старом доме, — сказал инспектор.

5. Руки трёх китайцев

Инспектор Конрой и детектив Болтон дали Грэхему десять минут на то, чтобы уложить их вещи в машину и связаться с кем-нибудь из полицейских в округе, а затем перешли улицу. Они шли вроде как бесцельно, но быстро, затем вдруг нырнули в дом с остроконечной крышей и закрыли за собой дверь. Они оказались в узком коридоре, у подножия лестницы, которая вела на второй и третий этажи. До их ушей донёсся гул голосов, а носы уловили слабый запах какого-то наркотика.

— Опиум! — сказал инспектор.

— Какой-то китаец решил покурить, — сказал детектив Болтон.

Они с минуту постояли у подножия лестницы, прислушиваясь, но, поскольку ни один из них никогда не слышал голосов Чинг Янга, Фонг Лу и Ли Синга, в звуках, доносившихся из полумрака, окутывавшего лестницу, не было для них ничего знакомого.

— Нам придётся подняться наверх, — сказал инспектор, — и заглянуть в каждую комнату через замочную скважину, пока мы их не найдём.

— И что потом? — спросил Болтон.

— Я не знаю, — сказал инспектор, — может, что-нибудь и обнаружится. Посмотрим, что они будут делать.

Они поднимались по лестнице как можно тише. Но пройти абсолютно бесшумно было невозможно. Здание являлось одним из старейших в этой части города, и ремонтные работы в нём проводились редко. Ступени скрипели и стонали под их тяжестью, как бы легко и осторожно они ни ступали; клубы пыли поднимались от редко подметаемых половиц и щекотали в нос; с верхних этажей дома доносился запах множества человеческих существ и множества странных блюд. Но, не смотря ни на что, полицейские медленно поднимались и наконец оказались в коридоре второго этажа, по обеим сторонам которого располагалось с полдюжины дверей. Они заглянули в каждую комнату, но не нашли тех, кого искали, пока не дошли до последней двери.

Там инспектор Конрой приник глазом к замочной скважине и увидел Чинг Янга, Фонг Лу и Ли Синга. Они сидели за длинным столом близко друг к другу, поглощённые разговором.

— Что они делают? — шёпотом спросил Болтон.

— Разговаривают, — тихо ответил инспектор. — У них что-то лежит на столе, и они об этом говорят. Теперь Фонг Лу положил это в карман.

Он выпрямился, и они с детективом Болтоном прислушались, приложив уши к замочной скважине. Но из-за двери не было слышно ничего, кроме неразборчивых звуков.

— В любом случае, они, вероятно, разговаривают по-китайски, — заметил инспектор. — Хотелось бы знать, что они задумали.

— Как вы думаете, это что-то связанное с делом Уолтона?

— Разумно предположить, что так и есть, — сказал Конрой. — Это первое место, куда отправляется Ли Синг после того, как у него появляется такая возможность, и он, кажется, очень нервничает и хочет поговорить с Чинг Янгом и Фонг Лу.

Он на мгновение задумался.

— Мы должны зайти туда, — прошептал он, — и посмотреть, что у них есть. Возможно, это как раз то, что нам нужно.

— Арестовать их? — уточнил Болтон.

— Нет, — сказал инспектор, — припугнуть их. Мы ведь похожи на бандитов, не так ли?

Он взглянул на свой поношенный свитер и надвинул кепку — головной убор, широко используемый среди воров и головорезов — поглубже на глаза. Они, безусловно, походили на преступников, к тому же, чтобы сходство было полным, Конрой был невысокого роста, а Болтон — высоким.

— Мы припугнём их, — сказал он, — и заберём всё, что у них есть. Если нам ничего из этого не нужно, мы можем отдать это обратно позже. Возможно, это не совсем законно, но необходимо.

Они вытащили револьверы. Затем инспектор осторожно повернул ручку. Дверь была заперта, но она была хлипкой, а замок — ещё более хлипким. Они навалились плечами на неё, и заржавевший от многолетнего использования засов отломился, а дверь распахнулась настежь. Инспектор и Болтон ворвались в комнату, захлопнули дверь и угрожающе нависли над столом, прежде чем трое китайцев успели предпринять что-либо кроме того, что поднялись на ноги.

— Сидеть! — приказал инспектор Конрой. — Сидеть! И ведите себя тихо.

— Что вам нужно? — спросил старый Фонг Лу.

— Всё, что у вас есть, — грубо ответил инспектор. — Выворачивайте карманы и выкладывайте всё на стол.

На лице старого Чинг Янга появилась улыбка, он медленно потянулся к карману, но инспектор Конрой остановил его.

— Ни в коем случае! — прикрикнул он. — Я думаю, мы сами заглянем в эти карманы. Положите руки на стол перед собой. Быстро! — продолжил он, поскольку трое китайцев колебались.

Шесть жёлтых рук медленно вытянулись вперёд и легли на стол ладонями вниз.

И на каждой правой руке, на руках Чинг Янга, Фонг Лу и Ли Синга, были царапины, новые царапины, которые начинались на запястье и изгибались вниз к суставу среднего пальца, такие царапины, которые могли быть оставлены ногтями!

Увидев это, инспектор Конрой почти забыл, кого он играет. После разговора с Хелен Уолтон в больнице он начал верить, что, обнаружит убийцу Джеймса Б. Уолтона, найдя человека с царапиной на руке.

И вот здесь он нашёл троих мужчин с царапинами на руках!

И один из них был слугой Уолтона, человеком, которого нашли без сознания в его постели и который, несомненно, был там, когда Уолтона убили, а его падчерицу оглушили с помощью дубинки. Это поражало и расстраивало, и на мгновение инспектор застыл в полном непонимании. Затем он расслабился и вновь превратился в бандита.

— Пройдись по ним, Билл, — приказал он Болтону.

Детектив по очереди обыскал карманы трёх китайцев. Он забрал у них предметы, которые есть почти у каждого мужчины: часы, перочинный нож, мелочь и пачки банкнот. Из наружного кармана пальто Чинг Янга детектив Болтон вытащил тяжёлый заряженный автоматический пистолет из воронёной стали.

— Так вот почему ты так ухмылялся, а? — обратился инспектор Конрой к Чинг Янгу. Он сунул дуло пистолета под нос старому китайцу. — Попробуй выкинуть ещё что-нибудь подобное, и я накормлю тебя свинцовыми пилюлями быстрее, чем ты сможешь их проглотить.

Старый Чинг Янг отшатнулся, но не испугался. А лишь развёл руками, пожал плечами и вежливо улыбнулся.

— Загляни к ним во внутренние карманы, — сказал Конрой. — У них должно быть что-то ещё, кроме всего этого.

Чинг Янг и Ли Синг ничего не сказали, когда детектив Болтон сунул руку им за пазуху, потому что детектив там ничего не нашёл. Но старый Фонг Лу отчаянно сопротивлялся, и только когда инспектор Конрой пригрозил ему револьвером, он позволил себя обыскать. И тогда детектив достал из внутреннего кармана длинный чёрный бумажник, по-видимому, набитый бумагами, деньгами и другими вещами, которые обычно находятся в таких вместилищах. Конрой узнал в нём тот самый предмет, который, как он видел, трое китайцев рассматривали, когда тот лежал на столе, и решил, что если у них и есть что-то ценное, то только в бумажнике. Но он не хотел, чтобы у них сложилось впечатление, что он искал именно его; он боялся, что в этом случае у них могут возникнуть подозрения, и тогда вся информация, которую мог содержать бумажник, окажется бесполезной. Поэтому он хмуро посмотрел на них.

— У вас есть что-нибудь ещё?

Они покачали головами.

— Ты забрал всё, что было у нас, — сказал старый Чинг, — уходи!

Но инспектор указал на кольцо, украшавшее средний палец Ли Синга — маленькое золотое колечко с красным камнем.

— Сними его! — приказал он.

Ли Синг не оказал сопротивления. Он снял кольцо со своего пальца и бросил его на стол вместе с остальной добычей. Инспектор Конрой указал на руку Фонг Лу.

— И твоё тоже. Давай, поторопись! — крикнул он, когда старый китаец заколебался.

— Оно давно принадлежит мне, — сказал Фонг Лу, — и не представляет никакой ценности для других. Оно много лет хранилось в моей семье.

— Я обещаю тоже хранить его много лет, — с издёвкой сказал инспектор. — Снимай!

Фонг Лу пожал плечами и снял кольцо. Инспектор Конрой был удивлён его весом и громким стуком, с которым оно ударилось о стол. Он поднял украшение и с любопытством уставился на него. Это было прекрасное восточное изделие из тяжёлого серебра, искусно вырезанное в форме свернувшейся змеи и украшенное большим неровным куском нефрита. Инспектор сунул его в карман.

— Я выручу за него кучу баблишка, — заметил он.

Конрой сунул оставшуюся добычу в карман и вместе с детективом Болтоном направился к двери.

— Посидите тихо минут пять, — сказал он, на мгновение остановившись на пороге. — Мой кореш будет следить за вами, и он пристрелит любого, кто решит пошевелиться.

Трое китайцев ничего не сказали, но Болтон, внимательно наблюдавший за происходящим, заметил, как длинная жёлтая рука Фонг Лу взметнулась вверх, а мешковатый рукав его пиджака почти незаметно дёрнулся. Затем рука высунулась из рукава, и что-то яркое и блестящее промелькнуло в воздухе прямо у горла инспектора Конроя. Детектив Болтон подоспел как раз вовремя, чтобы дёрнуть инспектора за плечо. Тяжёлый нож с длинным лезвием просвистел в нескольких сантиметрах от него и застрял в дверном косяке. Инспектор Конрой выдернул нож из дерева и сунул его под свитер.

— Погнали, Билл! — крикнул он.

Он повернулся и бросился вниз по лестнице, сопровождаемый детективом Болтоном, и выскочил через парадную дверь в мирную жизнь Дойерс-стрит. Они быстро побежали в сторону Чатем-сквер, но не успели добраться до неё, чтобы оказаться в относительной безопасности, как из дома с остроконечной крышей выбежали трое китайцев, выкрикивая странные слова по-китайски. Эти крики возымели действие: их соплеменники выскочили, словно черти из-под земли, и через мгновение вопящая толпа бросилась по пятам за инспектором и детективом. Дорожный полицейский, выбежавший на Бойерс-стрит с Чатем-сквер, усугубил неразбериху, ворвавшись в толпу и размахивая дубинкой наугад, не заботясь о том, сколько черепов он проломит, одновременно крича китайцам, чтобы они прекратили орать и объяснили ему, что здесь происходит. Воспользовавшись этим отвлекающим манёвром, инспектор Конрой и Болтон пересекли площадь и сели в автомобиль инспектора, который быстро выбрался на Восточный Бродвей и на полной скорости направился на север.

6. Бумажник

Полицейский в форме, оставленный охранять дом Уолтонов, сказал, что он ничего не слышал о детективе Уокере и что Хелен Уолтон не возвращалась в дом. Однако она позвонила по телефону и, узнав, что полиция находится на месте, сказала, что отправится в свою квартиру на окраине города. Она попросила передать инспектору Конрою, если он пожелает задать ей ещё какие-либо вопросы, то может найти её там.

— Похоже, она очень хотела узнать, — сказал полицейский, — допрашивали ли вы МакДоннелла.

— Что вы ей сказали? — спросил инспектор.

— Я сказал ей, что не знаю, что вы делаете и где вы находитесь, — сказал полицейский.

— Верно, — сказал инспектор Конрой, — вы ведь не знали, не так ли?

Вместе с детективом Болтоном инспектор прошёл в маленькую комнату, в которой было найдено тело Уолтона, и сел за стол, за котором сидел убитый, прислонившись головой к стеллажу с книгами. Инспектор Конрой высыпал из карманов все вещи, которые они с детективом Болтоном забрали у трёх китайцев в доме на Дойерс-стрит. Он рассеянно перебирал их, но мысли его были заняты другим. На Дойерс-стрит он увидел нечто более любопытное, чем те предметы, которыми располагали китайцы.

— Что вы думаете, — спросил он, — о трёх мужчинах с царапинами на руках? Их трое, и у всех одинаковые царапины!

Детектив Болтон пожал плечами. Он тоже размышлял над этой проблемой всю дорогу до центра и, как и инспектор, так и не пришёл к какому-либо однозначному мнению.

— Я начал думать, — продолжал инспектор, — что, когда мы найдём человека с царапинами на руке и предположим, что у него был возможный мотив убить Уолтона, мы найдём убийцу или, по крайней мере, человека, напавшего на мисс Уолтон.

— Теперь у нас их трое, — сказал Болтон.

— Что на два человека больше требуемого, — сказал инспектор. — Мисс Уолтон дралась с одним мужчиной, а не с тремя, и, судя по состоянию её ногтя, я полагаю, что она оцарапала нападавшего, причём с некоторой силой.

— Вот только, — сказал Болтон, — она могла сломать ноготь, когда упала на пол. Возможно, она сопротивлялась, пыталась за что-то ухватиться, прежде чем потеряла сознание, и, возможно, сломала ноготь о ковёр или дверной косяк.

— Это тоже возможно, — сказал Конрой, — но у меня всё ещё есть предположение, что она вонзила ноготь в плоть мужчины, который схватил её за горло. Естественно предположить, что она вцепилась в его руку, потому что он пытался её задушить, а она попыталась защититься.

— Вряд ли это мог быть Ли Синг, — сказал Болтон. — В то время он был под действием наркотиков.

— Я хочу побольше разузнать об этих наркотических делах, — сказал инспектор. — Возможно, Синг не был настолько одурманенным, как мы думаем.

— Нет никаких сомнений в том, что его накачали наркотиками, — возразил Болтон. — Он был тщательно осмотрен врачом скорой помощи и судебно-медицинским экспертом, а также позже ещё и в больнице.

— Я знаю, — ответил инспектор, — но всё равно я хочу узнать об этом побольше. Пока что мы знаем только то, что Ли Синг был как-то связан с Чинг Янгом и Фонг Лу, и такая связь чревата опасностями. Мы также знаем, что первое, что он сделал, выйдя из больницы, это отправился прямиком в Чайнатаун и связался с Чинг Янгом и Фонг Лу, и их дело было настолько важным, что им пришлось запереться в комнате, чтобы обсудить его.

— А потом ещё эти три царапины, — сказал детектив Болтон.

— Они вводят меня в замешательство, — сказал инспектор. — Они полностью вводят меня в замешательство. Я не знаю, что с ними делать. Но совершенно точно знаю, что они не втроём нападали на мисс Уолтон.

— Нет, если она говорит правду, — сказал Болтон.

— Она будет говорить правду, — сказал инспектор Конрой, — обо всём и вся, кроме МакДоннелла. При необходимости она будет лгать о нём, потому что влюблена в него. По крайней мере, я так думаю, — поправился он. — Никогда нельзя знать наверняка.

Он снова порылся в вещах, которые были изъяты из карманов трёх китайцев, и вытащил красивое нефритовое кольцо, которое он снял с пальца Фонг Лу.

— Какая прекрасная вещь, — сказал он. — Хотел бы я владеть им. Это как раз тот случай, когда я сожалею, что не стал жуликом. Если бы я был им, я мог бы оставить его себе.

— Если бы вы были им, — сказал Болтон, — вы, вероятно, не захотели бы его.

— Возможно, — согласился Конрой.

Он с любопытством уставился на кольцо, затем взял в руки то, которое носил Ли Синг — ювелирное изделие меньшего размера и менее ценное, но, тем не менее, хороший образец своего рода. Внезапно он вздрогнул и внимательно посмотрел на два кольца, разглядывая их через увеличительное стекло.

— Болтон, — сказал он, улыбаясь, — возможно, в этом есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Сегодня вечером я заберу эти кольца домой и рассмотрю их под микроскопом. Кажется, я кое-что нашёл.

— Что?

— Неважно. Я могу ошибаться. Я скажу вам, если окажусь прав. Теперь посмотрим другие вещи.

Остальные предметы ничем не выделялись; это были обычные вещи, которые можно найти в карманах любого человека. Наконец инспектор взял в руки бумажник.

— Он тоже хорош, — сказал Конрой. — Мелкозернистая кожа, гораздо лучше, чем обычно носят китайцы, даже такие богатые, как Фонг Лу.

Он открыл бумажник и высыпал на стол полдюжины визитных карточек и разных бумаг, потом наклонился вперёд и с любопытством принялся рассматривать их.

— Смотрите! — внезапно воскликнул он. — Это же бумажник Уолтона! Вот его счёт из телефонной компании.

— Счёт Уолтона?

— Да. Должно быть, его вытащил из кармана тот, кто убил его, тот, кто напал на мисс Уолтон!

— Мужчина с царапиной на руке? — спросил Болтон, улыбаясь.

— Не пытайтесь шутить, — сурово взглянул на детектива инспектор. — В любом случае, у старика Фонг Лу был этот бумажник, и Ли Синг и Чинг Янг знали, что он у него. Вопрос в том, кто из них вынес его из этого дома?

— Что в нём такого, что могло бы им понадобиться? — спросил Болтон.

— Денег нет, — сказал инспектор Конрой, изучая содержимое бумажника. — Я не думаю, что Уолтон носил в нём деньги. Это скорее футляр для визиток. Вот несколько листочков бумаги с номерами телефонов; вероятно, женских.

— Весьма вероятно, — сказал Болтон, — если Уолтон соответствовал своей репутации.

Инспектор пошарил пальцем в бумажнике и вытащил из уголка маленький сложенный листок бумаги. Развернул его и некоторое время изучал, ничего не понимая. Потом передал через стол Болтону.

— Что вы об этом думаете? — спросил он.

Детектив Болтон взглянул на листок. На нём было написано всего одно слово: «Дарвин».

— Дарвин! — задумчиво произнёс инспектор Конрой. — Дарвин! Какое отношение Уолтон может иметь к Дарвину?

— Звучит знакомо, — сказал детектив Болтон.

— Я где-то слышал это имя в последнее время, — сухо заметил инспектор, — но почему Уолтон написал его на листке бумаги?

— Больше там ничего нет, — сказал Болтон. — Ни номера телефона, ни адреса. Ничего, кроме «Дарвин». Вероятно, его друг.

— Возможно. Но, возможно, и нет. Если бы это было так, у него, вероятно, был бы там номер телефона или, по крайней мере, что-то ещё, кроме имени.

Инспектор задумался, надвинув шляпу-котелок на глаза и энергично жуя сигару, в то время как его пальцы выбивали быструю дробь по покрытой пятнами поверхности стола.

— А разве не было такого писателя или кого-то ещё по имени Дарвин? — спросил Болтон.

— А? — внезапно воскликнул Конрой.

— Кто-то написал книгу с таким названием или что-то в этом роде, разве не так?

Инспектор Конрой резко выпрямился.

— Вот оно, Болтон! — воскликнул он. — Подойдите к тому книжному шкафу и посмотрите, есть ли в нём книга, написанная человеком по имени Дарвин!

Детектив Болтон быстро осмотрел полки.

— Вот она, — сказал он. — «Происхождение человека» Чарльза Дарвина. Скажите, это та самая книга про обезьян, не так ли?

— Да, — сказал инспектор Конрой. — Принесите её сюда.

Он взял книгу, открыл её и быстро пролистал страницы. Однако ничего не нашёл. Затем поднял её и энергично встряхнул, раздвигая страницы. Из тома выпал листок бумаги размером примерно в половину обычного конверта и спланировал на пол. Болтон поднял его.

— Что это? — спросил инспектор Конрой. — На нём что-нибудь написано?

— Имена, — ответил детектив Болтон, — и цифры.

— Дайте мне, — приказал инспектор.

Он разложил листок бумаги на столе, а затем они с детективом Болтоном склонились над ним. На нём было написано:

«Матабей. 6Л, 2П, 3Л, 2 полных, 1 неполный, ИЛ. Янсен, 222, Третья авеню».

Двое мужчин уставились друг на друга, ничего не понимая, пытаясь определить значение слов и цифр.

— Как бы то ни было, — сказал наконец детектив Болтон, — одно можно сказать наверняка. Янсен — это фамилия мужчины, а дом 222 по Третьей авеню — это адрес. Вот что нам об этом известно.

— Блестящая мысль, — сказал инспектор Конрой. — И про Матабея я тоже знаю. Это тоже имя.

— Китайское?

— Нет, японское. Матабей был японским художником. Он работал примерно в середине семнадцатого века.

— Значит, он не убивал Уолтона, — заметил Болтон.

— Вряд ли, — сказал инспектор. — Но зачем Уолтону понадобилось писать на листке бумаги имя древнего японского художника, а затем вкладывать листок в книгу Дарвина?

— И с такой фамилией, как Янсен, и адресом на Третьей авеню на одном и том же листке, — сказал Болтон.

Инспектор Конрой с любопытством уставился на листок бумаги.

— Возможно, — сказал он наконец, — он имел в виду что-то связанное с той картиной на стене. Это картина Матабея.

— Да? Ну, для меня это ничего не значит.

— А для меня значит, — сказал инспектор. — Я кое-что знаю о японском искусстве, и я узнаю работы Матабея, когда вижу их. Я также знаю его подпись, и она есть на этой картине. Это одна из немногих его работ, которые я видел подписанными. Но почему Уолтон написал имя Матабея?

Он пересёк комнату и остановился перед старинной картиной. Она была большой, примерно вдвое меньше обычной межкомнатной двери. Художник использовал в качестве материала бумагу, плотную бумагу из коры шелковицы, на которой оттискивали старые гравюры, а в качестве сюжета он выбрал Сёки, Усмирителя демонов. В его представлении Сёки оказался гигантской красной фигурой со свирепыми жёлтыми глазами, кольцами в огромных ушах и тупым носом, стоящей на скале с распростёртыми руками и сражающейся с демонами. Картина была закреплена на муслине и окантована чёрным бархатом; эффект был поразительным.

— Это прекрасная картина, — сказал Конрой, — музейный экспонат. Хотел бы я, чтобы она принадлежала мне. Хотел бы я знать, где Уолтон её раздобыл. И вообще, зачем такому варвару, как он, понадобилась такая картина?

Он беспорядочно двигал её туда-сюда, пытаясь понять, что могло заставить Уолтона написать имя художника на листке бумаги вместе с рядом цифр и адресом на Третьей авеню. Он наклонил её к себе, чтобы лучше рассмотреть, как она была закреплена, и вдруг резко сдвинул её в сторону.

— Смотрите, Болтон! — воскликнул он. — Вот что это значило! Посмотрите на этот сейф!

За картиной, скрытый ею, находился стенной сейф, утопленный в штукатурку и выкрашенный так, что виднелась только серая сталь кодового замка, а края дверцы были отмечены тонкими линиями.

— Эти цифры, — сказал Конрой, — должно быть, являются комбинацией, открывающей сейф.

Он вернул картину на место, где она закачалась взад-вперёд на крючке, прикреплённом к карнизу, и вернулся к столу.

— Теперь посмотрим, что у нас есть, Болтон, — сказал он. — Уолтон, очевидно, был забывчивым человеком.

— Кажется, я слышал о нём такое, — сказал Болтон. — Рассеянным.

— Да, — согласился Конрой. — В любом случае, он, по-видимому, сделал вот что — записал комбинацию от сейфа на листке бумаги, а также имя Матабея, чтобы указать, где находится сейф.

— Зачем ему это было нужно? — спросил Болтон. — Я могу понять, как он мог забыть комбинацию от сейфа; я знаю бизнесменов, которые постоянно забывают свои коды и вынуждены их записывать. Но как он мог забыть, где находится сейф?

— Вполне возможно, что мог, — сказал инспектор, — хотя, как вы сказали, это маловероятно. Но, возможно, листок бумаги предназначался и кому-то другому, кому-то, кто ничего не знал о местонахождении сейфа, но кто знал о картине.

— Возможно, — сказал Болтон. — Это могло бы всё объяснить.

— Ну, — сказал инспектор, — как бы то ни было, он записал это, а затем поместил в книгу Дарвина, как в книгу, которую случайный посетитель вряд ли возьмёт в руки. Это книга, которую очень немногие люди, за исключением учёных, хотят читать, хотя все о ней говорят. Затем он написал название книги на листке бумаги и положил его в свою записную книжку.

Инспектору, да и детективу Болтону тоже, казалось, что это было очевидным и правильным решением загадки клочка бумаги. Следующий вопрос касался трёх китайцев в доме на Дойерс-стрит, один из которых был слугой, много лет проработавшим у Уолтона. Как к ним попал бумажник, находившийся, по мнению инспектора, в кармане убитого в момент его убийства? Был ли им нужен именно этот листок, на котором было написано имя «Дарвин»? Или в бумажнике были и другие вещи, которые были изъяты до того, как инспектор и детектив реквизировали его в Чайнатауне? Один из трёх китайцев напал на мисс Уолтон после убийства её отца? Если да, то кто именно? Девушка видела только одного мужчину, и улики свидетельствовали о том, что она вцепилась в нападавшего, царапая его с такой силой, что сломала ноготь на пальце и, по всей вероятности, оставила след на его теле. И у каждого из трёх китайцев, Ли Синга, Чинг Янга и Фонг Лу, на руке был след недавней царапины, которая, вероятно, могла быть оставлена длинным острым ногтем женщины!

— Ещё слишком рано разбираться в этих вопросах, — сказал инспектор. — Что мы хотим сделать сейчас, так это открыть сейф и посмотреть, что в нём находится.

— Вероятно, ничего, кроме денег, — предположил Болтон, — хотя, может, и не только они.

— В нём должно быть что-то ценное, — сказал инспектор, — иначе Уолтон не стал бы прилагать столько усилий, чтобы скрыть комбинацию.

— Что ж, давайте сперва посмотрим, — предложил Болтон, — а потом поговорим об этом.

Они подошли к сейфу, и пока детектив Болтон, придерживая картину рукой, медленно считывал цифры, инспектор Конрой манипулировал комбинационной ручкой. Вскоре замок щёлкнул, задвижки лязгнули, и дверца сейфа распахнулась. Инспектор Конрой и Болтон с интересом заглянули в нишу. Они обнаружили, что сейф был битком набит маленькими бутылочками и жестяными банками, каждая из которых вмещала от одной до трёх унций, а в банках было от четверти до половины фунта. Некоторые из бутылок были наполнены белым порошком, в другие были плотно закупорены маленькие белые таблетки; открыв крышку одной из банок, они обнаружили, что в ней содержится чёрная клейкая субстанция, которую Конрой сразу узнал.

— Наркотики! — воскликнул он. — Опиум! Болтон, банки полны опиума!

— Это то, чего хотели китайцы! — сказал детектив Болтон.

— А в бутылках, — сказал инспектор Конрой, открывая одну и изучая содержимое, — вероятно, морфий и героин! Болтон, здесь, должно быть, наркоты на сумму от 50 000 до 100 000 долларов! Наркоманам на улицах её можно продать ещё дороже!

— Целое состояние! — сказал детектив Болтон. — Это объясняет появление китайцев.

— Да, — согласился инспектор Конрой. — Я думаю, это объясняет активность китайцев.

— Точно! — воодушевился Болтон. — Мы знаем, что старина Фонг Лу и Чинг Янг были замешаны в торговле наркотиками; по крайней мере, мы всегда подозревали, что они были замешаны, хотя нам так и не удалось собрать достаточных доказательств, чтобы схватить их.

— Они довольно осторожны, — прокомментировал инспектор Конрой.

— Мне кажется, — продолжил детектив Болтон, — что Уолтон, должно быть, был завязан со всеми тремя китайцами на торговле наркотиками, а Ли Синг выступал в качестве агента двух других в этом доме и, возможно, был посыльным, доставлявшим товары в Чайнатаун. Должно быть, они убили его, чтобы завладеть всем запасом, который мы здесь нашли.

— Звучит разумно, — сказал Конрой. — Или же Ли Синг мог узнать, что у Уолтона есть наркотики, и убить его, договорившись с Чинг Янгом и Фонг Лу о сбыте этого товара. Уолтон мог вообще не знать остальных.

— И так может быть, — сказал Болтон, — но как мог Ли Синг убить Уолтона, если он всё время находился под воздействием наркотиков?

Инспектор Конрой пожал плечами.

— Наша задача — выяснить это, — сказал он.

Он снова погрузился в молчание, обдумывая эту загадку, напрягая свой мозг в попытке найти какое-нибудь решение, которое соединило бы все различные моменты и сплавило их в законченное и удовлетворяющее его целое. Но он так ни к чему не пришёл. Инспектор чувствовал, что в какой-то мере ему удалось установить причастность трёх китайцев к совершению преступления, но у него не было никаких доказательств того, что кто-то из них действительно убил Уолтона. И, если предположить, что преступление совершил один из них, то почему он выстрелил мужчине в голову, убив его почти мгновенно, а затем ударил дубинкой? В нанесении удара не было никакой необходимости; вне всякого сомнения, Уолтон был убит пулей. По крайней мере, такова была теория Конроя и мнение врача скорой помощи, который осматривал убитого; инспектор был уверен, что вскрытие подтвердит его версию.

— Я хочу, чтобы вы, — сказал инспектор Конрой, — отправились на Третью авеню и выяснили, кто такой Янсен и что он знает об Уолтоне, а так же любые сведения об их связи.

— Тогда я пойду, — сказал Болтон. — Больше мне здесь делать нечего.

Он вышел из маленькой библиотеки на улицу как раз в тот момент, когда вошёл детектив Уокер.

— Ли Синг пришёл в дом сразу за мной, — сказал Уокер, — и я сказал ему, что вы, возможно, захотите с ним встретиться.

— Приведите его сюда, — сказал инспектор.

Ли Синг очень нервничал, когда вошёл в комнату, но если он и узнал инспектора, который, конечно же, снял свитер и кепку, которые были на нём на Дойерс-стрит, то ничего не сказал и не подал виду. Он молча и почтительно стоял перед инспектором, вероятно, в душе проклиная «белого дьявола».

— Как вы себя чувствуете? — спросил инспектор.

— Лучше, спасибо, сэр, — сказал китаец.

— Всё ещё немного не в себе?

— Да, сэр. Врачи сказали мне, что меня накачали наркотиками и что я, вероятно, буду чувствовать их действие в течение дня или около того.

— Что ж, — сказал инспектор, — тогда вам лучше отправиться в постель. Я собирался задать вам несколько вопросов, но подожду до завтра, когда с вами, надеюсь, всё будет в порядке. Не выходите сегодня из дома.

— Да, сэр, — сказал Ли Синг.

Когда китаец ушёл, инспектор Конрой улыбнулся Уокеру.

— Ему пойдёт на пользу, — сказал он, — если он подумает о своих грехах, если они у него есть, и побеспокоится о том, о чём я собираюсь его спросить. Ничто так не заставляет людей выдать себя, как беспокойство или шок.

Инспектор рассказал детективу Уокеру, что они с Болтоном сделали, и показал ему, что они нашли, а затем спросил:

— Что насчёт МакДоннелла? Чем он занимался?

— Я следил за ним, — сказал детектив Уокер. — После того, как я поговорил с вами по телефону, я подождал, пока он закончит с работой, а затем проследовал за ним.

— Да?

— Он спустился в метро и сел на поезд, следующий в центр города, — сказал детектив. — Он вышел на Таймс-сквер и зашёл в табачный магазин. Купил сигареты, а затем зашёл в телефонную будку и позвонил. По тому, что он говорил, я предположил, что он звонил мисс Уолтон.

— Вы слышали разговор?

— Да. Я зашёл в соседнюю кабинку и притворился, что звоню. Я почти ничего не слышал. Но расслышал, как он спросил её, как она себя чувствует, а потом долго слушал. Затем я услышал, как он сказал, довольно громко и как будто удивлённо: «Ваш ноготь на пальце!» Он снова замолчал и принялся слушать, а потом сказал, что скоро будет. Затем он вышел из магазина и торопливо зашагал к метро. Он остановился у кассы, чтобы разменять деньги для турникета, и тогда впервые снял перчатки.

— Вы видели его руки? — нетерпеливо спросил инспектор Конрой.

— Да, — ответил Уокер. — У него на правой руке была длинная узкая царапина!

7. Обстановка на сцене

Все тринадцать человек, чьи имена значились в отпечатанном на машинке списке, переданном инспектору Конрою вскоре после того, как тот начал расследование убийства Джеймса Б. Уолтона и нападения на Хелен Уолтон, собрались в маленькой библиотеке дома Уолтонов, в комнате, где было найдено тело Уолтона склонившееся на книжный стеллаж на столе. Там также присутствовали два китайца, Чинг Янг и Фонг Лу. Они, как и все остальные, сидели на жёстких, прямых и неудобных стульях по другую сторону стола от инспектора Конроя, поскольку согласно полицейской психологии, любой, от кого детектив надеется получить информацию, должен чувствовать себя как можно более неуютно. Это отвлекает его внимание и сосредотачивает его мысли на своих страданиях, что делает его неосторожным и склонным к опрометчивым высказываниям из-за явной неспособности сосредоточиться на двух вещах одновременно. Инспектор, однако, сидел в удобном мягком кресле, принесённом из другой комнаты.

Большое кресло, в котором сидел Уолтон, когда его убили, было пустым. Поскольку в нём сидел покойник, оно превратилось в страшный, зловещий предмет, и инспектор Конрой ещё больше усилил его психологическую ценность, поставив его как можно ближе к центру группы свидетелей. Восемь человек сидели по одну сторону, семь — по другую; они не могли не видеть его.

Кроме инспектора и пятнадцати человек, которых предстояло допросить, в комнате находились только детективы Уокер и Болтон и патрульный Харрисон из полицейского участка на Западной Шестьдесят восьмой улице. Болтон стоял у двери, а Уокер сидел на обитой парчой кушетке в углу возле книжных шкафов. Патрульный Харрисон стоял в дверном проёме, между портьерами, которые теперь были отдёрнуты и прикреплены к дверным косякам.

Пятнадцать человек, на которых инспектор обратил своё внимание, прекрасно понимали, что ситуация крайне необычная, и их лица, в зависимости от их натуры, выражали различные эмоции. Китайцы, по крайней мере внешне, были самыми спокойными из всех. Они безучастно смотрели на инспектора, ожидая, что с ними произойдёт, их глаза ничего не выражали, но в их головах, несомненно, кипели различные мысли. Калинетти, истопник, итальянец по национальности, был чрезвычайно нервным. Он беспокойно ёрзал и подпрыгивал на стуле; наконец он вскочил на ноги.

— Я не убивал! — закричал он. — Я не убивал своего босса! Если бы я убивал, то использовал бы стилет!

Инспектор Конрой взглянул на него с мягким упрёком.

— Я не говорил, что вы убили мистера Уолтона, — сказал он. — Почему вы так упорно отрицаете это? В конце концов, вы могли это сделать. У вас была возможность.

— Я не убивал! — пробормотал Калинетти. — Я не убивал своего босса!

Заговорил Керриган, брокер, грузный мужчина с проницательными глазами трейдера с Уолл-стрит:

— Зачем мы здесь, инспектор? Я предполагаю, что нас будут допрашивать, но к чему такая мелодраматическая обстановка? Это довольно необычно!

Инспектор Конрой перебирал пальцами вещи, лежавшие на столе перед ним — все предметы, найденные, когда Уолтона обнаружили мёртвым в кресле. Он потрогал гильзу и медленно кивнул.

— Да, — сказал он, — это необычно, мистер Керриган. Но это необычный случай.

Он с любопытством оглядел ряд заинтересованных лиц.

— Я собрал вас всех здесь, — продолжал он, — потому что, насколько нам удалось выяснить, вы — единственные, кто непосредственно контактировал с Уолтоном или имел возможность для такого контакта в течение десяти или двенадцати часов, непосредственно предшествовавших его смерти. Это…

— Простите, господин инспектор, — перебил старика Фонг Лу, — но каким образом мистер Чинг Янг и я вступили в контакт с мистером Уолтоном?

Инспектор Конрой улыбнулся ему.

— Это, мистер Фонг, — сказал он, — я надеюсь, вы мне расскажете.

Старый китаец улыбнулся и пожал плечами.

— Извините, — сказал он, — но мы не были знакомы с этим джентльменом!

— Посмотрим, — сказал инспектор Конрой. Он повернулся к остальным. — Я хочу, чтобы каждый из вас выслушал, что скажут другие, чтобы мы могли провести проверку и, возможно, найти мужчину или женщину, которые убили мистера Уолтона. Я не подозреваю никого из вас — пока; но, с другой стороны, я подозреваю вас всех. У некоторых, я полагаю, был возможный мотив для убийства Уолтона, хотя я не уверен.

Он остановился и взглянул на Джексона, который был в отеле «Белфорд» накануне вечером, когда Уолтон был там.

— Если вы думаете, что я убил бы его за то, что он был внимателен к моей бывшей жене, — сказал Джексон, — вы ошибаетесь. Мы с Харриет уже всё для себя решили. Мы разведены и ничего не значим друг для друга. Мы всего лишь знакомые. Её дела меня не касаются, а мои не касаются её. Не так ли, Хэрриет?

Она кивнула.

— Я так и понял, — сказал инспектор, — но, конечно, такую ситуацию всегда следует рассматривать как возможный мотив для совершения преступления.

Во время этого разговора Калинетти, истопник, беспокойно ёрзал на месте и что-то бормотал, его возбуждение достигло предела. Внезапно он ударил кулаком по столу и вытянул руку так, что правый рукав задрался, обнажив запястье и часть предплечья.

— За что вы меня здесь держите, господин полицейский? — закричал он. — У меня есть работа. Я никого не убивал.

— Подождите минутку, пожалуйста, — прервал его инспектор. Он протянул руку и схватил мужчину за руку, а затем закатал рукав, так что обнажилась большая часть руки.

Чуть выше запястья, вдоль предплечья, примерно на три дюйма, виднелся красный след от свежей царапины!

— О! — воскликнул инспектор. — Вы поранились, Калинетти! Как это произошло?

— А? — переспросил печник.

— Как вы повредили руку? — спросил инспектор. — Откуда у вас эта царапина?

Калинетти на мгновение уставился на свою руку, а затем поспешно опустил рукав. Он откинулся на спинку стула.

— Я зацепил его за дверцу печи, — угрюмо сказал он. — Я зацепился рукой за дверцу и поцарапался.

Инспектор пристально посмотрел на него, но больше ничего не сказал. Он снова повернулся к остальным.

— А теперь давайте начнём, — сказал он, — потому что я не хочу задерживать вас здесь дольше, чем это необходимо. Сначала я вкратце расскажу об этом деле, чтобы те из вас, кто на самом деле не имеет отношения к убийству мистера Уолтона и травме мисс Уолтон, составили себе некоторое представление о ситуации. Убийца, — он сделал паузу и огляделся, — который, как я полагаю, находится среди нас, не нуждается в такой информации, но я думаю, что есть вещи, о которых он не знает.

— Мистер Уолтон был застрелен и ограблен. Его нашла миссис Джонсон, экономка. Его падчерица, мисс Хелен Уолтон, была найдена лежащей без сознания в столовой, прямо за портьерами. Его слуга, Ли Синг, был найден без сознания в своей комнате за кухней. Его накачали наркотиками, но какими именно, мы пока не знаем. Уолтон лежал, облокотившись на этот стол. Он находился на этом кресле.

Он указал рукой, и все подались вперёд, чтобы увидеть кресло, которое, пустое и зловещее, стояло прямо напротив инспектора.

— Я полагаю, — сказал Конрой, — что Уолтон был убит, когда читал письмо, потому что письмо лежало рядом с ним, залитое кровью. Наша теория заключается в том, что человек, убивший Уолтона, был застигнут врасплох мисс Уолтон, которая увидела мужчину, склонившегося над её отчимом, и что затем он повернулся и нанёс ей удар дубинкой. Возможно, ранее он накачал Ли Синга наркотиками.

Он взглянул на Хелен Уолтон, которая сидела рядом со своим женихом МакДоннеллом, положив руку на спинку его стула.

— Мисс Уолтон, — обратился к девушке инспектор, — узнаёте ли вы в ком-нибудь из присутствующих, того кто ударил вас?

— Нет, — ответила она. — Я рассматривала их с тех пор, как вошла, но не могу опознать ни одного из них. Когда я оказалась в комнате в то утро, здесь было довольно темно. Естественно, я была взволнована, увидев кого-то, увидев незнакомого мужчину, склонившегося над мистером Уолтоном. Я…

Её голос прервался, и по щеке скатилась слеза. МакДоннелл потянулся и погладил её по руке.

— Вы нашли револьвер, из которого был убит мистер Уолтон? — спросил МакДоннелл.

— Пока нет, — спокойно ответил инспектор Конрой. — Мы надеемся обнаружить его в ходе расследования. Но вернёмся к моему объяснению ситуации, — продолжил он. — Мисс Уолтон рассказала мне, что она боролась с мужчиной, который её ударил, и тот факт, что у неё был сломан ноготь на пальце, а также то, что на панели портьер, на некотором расстоянии от тела Уолтона, было пятно крови, наводит меня на мысль, что она могла нанести своему подопечному какие-то повреждения. На самом деле, — он наклонился вперёд и медленно заговорил, — я полагаю, что она могла поцарапать руку мужчины, который её ударил!

Взгляды пятерых мужчин — Чинг Янга, Фонг Лу, Ли Синга, МакДоннелла и Калинетти — невольно обратились к царапинам, которые были у каждого на руке. Но они ничего не сказали; они только уставились на инспектора. Хелен Уолтон нервно заёрзала на стуле, а затем, протянув руку, положила её поверх руки МакДоннелла, прикрыв красную отметину, которая тянулась от его запястья до сустава среднего пальца.

— Боюсь, вы ошибаетесь, инспектор, — нервно сказала она. — Я… я только что вспомнила, что ноготь на моём пальце был сломан позавчера вечером, перед… перед тем, как мистер Уолтон был убит.

— Да?

— Я думаю, — продолжила девушка дрожащим голосом, — что, должно быть, я сломала его во время поездки из Филадельфии.

Она повернулась к МакДоннеллу.

— Гарри, — воскликнула она, — разве вы не заметили, что у меня был сломан ноготь, когда встретил меня на вокзале?

Её глаза умоляли его, но он медленно покачал головой.

— Нет, Хелен, — сказал он. — Я не заметил.

Девушка поднялась на ноги и встала перед инспектором, вцепившись руками в край стола.

— Гарри этого не делал, мистер Конрой! — закричала она. — Он не мог! Он… он…

Она не выдержала и рухнула в кресло, закрыв лицо руками. Её плечи сотрясались от рыданий. МакДоннелл обнял её, пытаясь успокоить, пытаясь убедить, что всё будет в порядке, что его даже ни в чём не обвиняли.

— Я не говорил, что это сделал мистер МакДоннелл, мисс Уолтон, — сказал инспектор. — Извините, что так расстраиваю вас, но я должен докопаться до истины, и мне кажется, что это лучший способ.

Он сверился со своим отпечатанным на машинке списком имён.

— Теперь давайте начнём. Я буду допрашивать вас отдельно и надеюсь, что никто не будет перебивать. Миссис Джонсон, сначала я поговорю с вами.

8. История экономки

Миссис Джонсон была невысокого роста, коренастой женщиной средних лет. Она принадлежала к типу уборщиц; в том, что такой тип существует, не сомневается никто из тех, кто хоть раз наблюдал за грузными женщинами с тяжёлой походкой и усталыми глазами, которые выходят из трамваев на Бруклинском мосту или поднимаются рано утром по лестницам станций метро в центре города и медленно бредут в офисные здания финансового района. Она была ужасно расстроена; она была расстроена с тех пор, как обнаружила тело Уолтона, и с криком выбежала из дома, а её душевное равновесие ещё больше нарушилось из-за обстановки, которую организовал инспектор Конрой, и из-за того, что произошло с тех пор, как все пятнадцать человек заняли свои места за столом. Когда он заговорил с ней, она нервно заёрзала на стуле, наклонилась вперёд и выдохнула:

— Да, сэр! Да, сэр!

— А теперь, миссис Джонсон, — сказал инспектор, — я хочу, чтобы вы рассказали мне в точности, что вы делали, когда вошли в этот дом вчера утром.

— Я отперла дверь, — начала она, но Конрой перебил её.

— Дверь была заперта? — спросил он.

— Да, сэр.

— Вы уверены?

— Думаю, да, сэр. Да, сэр.

— Она всегда заперта, когда вы приходите?

— Да, сэр. Думаю, да.

— Очень хорошо, продолжайте.

— Я открыла дверь, — сказала миссис Джонсон, — и вошла в холл. Я направилась в заднюю часть дома, как обычно, чтобы разбудить мистера Синга и сказать ему, чтобы он вставал и готовил завтрак мистеру Уолтону. Но когда я проходила через холл, то заглянула сюда и увидела мистера Уолтона, сидящего вон в том большом кресле. — Она указала на резное кресло и вздрогнула. — Я подумала, что, может быть, он присел и заснул, поэтому и вошла сюда.

— Что вы увидели?

— О, это было ужасно! — воскликнула миссис Джонсон, сжимая руки на коленях. — Я никогда раньше не видела ничего подобного!

— Что вы увидели? — повторил инспектор.

— Мистер Уолтон сидел в том кресле, — сказала миссис Джонсон. — Он держал руки на столе, и когда я подошла к нему поближе, то увидела кровь на его лице.

— Что вы сделали потом? Вы подошли к нему поближе?

— Да, сэр. Я дотронулась до него рукой. — её голос задрожал. — Он был в крови!

— Что вы сделали, когда увидели кровь?

— Я дотронулась до него! У меня на рукаве осталось немного крови!

— Что вы сделали потом?

— Я испугалась. Я выбежала на улицу и позвала полицейского, мистера Кигана.

— Вы не пытались позвонить в полицию или ещё куда?

— Нет, сэр. Я боялась оставаться здесь так долго.

— Как далеко вам пришлось пройти, прежде чем вы нашли полицейского?

— Мистер Киган был почти у входа в дом. Разве мистер Киган не рассказал вам, как я нашла его?

— Рассказал, — ответил инспектор, — но я хотел бы услышать и ваш рассказ.

— А вы думали, что я расскажу не так, как он? — дрожащим голосом спросила миссис Джонсон.

— Возможно, что-то в этом роде, — сказал инспектор Конрой.

— Но так оно всё и было, — настаивала она. — Я нашла мистера Кигана почти перед домом, и он вернулся со мной.

— Как долго вас не было?

— Я не знаю, сэр. Думаю, недолго.

— Как вы думаете, сколько времени?

— О, всего несколько минут. Минут пять, наверное.

— Вы заперли дверь, когда уходили?

— Я так не думаю, сэр. Кажется, я забыла об этом. Как вы думаете, я должна была её запереть?

— Я не знаю, не уверен, — ответил инспектор. — А вы как думаете?

— Наверное, я забыла об этом, — сказала миссис Джонсон.

— Значит, всё то время, пока вы ходили за полицейским, дверь была не заперта?

— Да, сэр. Думаю, да.

Инспектор начал стучать костяшками пальцев по столу, усиливая ритм, пока они не застучали по дереву с быстротой барабанной дроби. Этот звук мешал другим, но помогал ему думать. Наконец он спросил:

— Вы видели мисс Уолтон лежащей в столовой, когда впервые вошли в дом?

— Нет, сэр. Её нашёл мистер Киган.

— Вы зашли достаточно далеко в комнату, чтобы увидеть, была ли она там?

— Нет, сэр, не думаю, что заходила. Я убежала, как только увидела, что у мистера Уолтона течёт кровь.

— Значит, вы не знаете, была ли там мисс Уолтон?

— Нет, сэр.

Инспектор Конрой поднял гильзу 45-го калибра.

— Вы заметили её, когда впервые вошли в комнату?

— Нет, сэр, — ответила она. — Я нашла эту штуку на полу позже, но сперва я её не заметила.

Он показал ей письма.

— Вы видели их?

— Я не помню, — сказала миссис Джонсон. — На столе что-то лежало. Может быть, это были они. Не знаю. Я выбежала, как только увидела кровь на лице мистера Уолтона. Кровь попала мне на рукав.

— Что вы сказали, когда нашли полицейского?

— Я сказала: «Мистер Киган! Боже мой, мистер Киган! Кто-то убил мистера Уолтона!»

— Откуда вы узнали, что мистер Уолтон был убит?

— Ну, — сказала миссис Джонсон, — он вёл себя тихо и ничего не сказал, когда я вошла в комнату, а на его лице была кровь. У меня немного крови попало на рукав.

— Он был в том же положении, когда вы вернулись с полицейским?

— Полагаю, да. Не знаю. Я не смотрела на него дольше, чем это было необходимо.

— Сколько было времени, когда вы подъехали к дому?

— Думаю, было начало девятого. Должно быть, это было примерно в это время.

— Почему вы так решили?

— Мужчина в трамвае сказал мне, что было восемь часов, как раз перед тем, как я вышла.

— Мне сказали, что вы побежали к дому, как только вышли из транспорта. Это правда?

— Было ли это так, вы имеете ввиду?

— Да, я это и хотел сказать.

— Да, сэр, всё было так. Я побежала.

— Почему?

— Я опаздывала, а мистер Уолтон всегда так сердился, когда я опаздываю. Он всегда просил меня немного прибраться в доме, прежде чем он сядет завтракать.

— Значит, вы пришли сюда примерно в пять минут девятого?

— Полагаю, примерно в это время, сэр.

— Во сколько вы обычно приходите?

— Я должна быть здесь без четверти восемь.

— Вы бежали не потому, что боялись, что с мистером Уолтоном что-то случилось, миссис Джонсон?

— О, нет, сэр. Я не знала, что с ним что-то случилось, пока не увидела, что он сидит в том кресле весь в крови.

— Вы не могли бы сказать более определённо о времени, миссис Джонсон?

— Вы имеете в виду, какое было точное время?

— Да.

— Ну, была половина девятого, когда я зашла на кухню, как раз перед тем, как увидела мистера Синга в постели.

— Откуда вы это узнали?

— Я посмотрела на часы на кухне.

— Почему вы не посмотрели на часы в этой комнате?

— О, они не работают, — сказала миссис Джонсон. — Это одна из тех старинных штуковин.

— Антиквариат?

— Да, сэр. Кажется, мистер Уолтон так их называл. Он сказал, что они стоят кучу денег.

— Зачем вы смотрели на часы?

— Не знаю, — сказала миссис Джонсон. — Наверное, по привычке. Я всегда смотрю на часы, когда вхожу в комнату.

— Согласно вашим предположениям о времени, — сказал инспектор, — Мистер Уолтон, должно быть, был убит примерно в пять минут девятого.

— Я полагаю, что так, сэр. Я не знаю.

Инспектор Конрой внезапно наклонился вперёд и уставился на неё.

— Миссис Джонсон, — строго сказал он, — вы знаете, кто убил мистера Уолтона?

— Нет, сэр, — нервно ответила она. — Я не знаю. Я ничего об этом не знаю. Всё, что я знаю, это то, что я пришла на работу, а там в кресле сидел мистер Уолтон, и лицо у него было в крови. У меня немного крови попало на рукав.

— Значит, вы этого не делали?

— О, нет, сэр! — воскликнула женщина.

— Вы не знаете, были ли у него враги?

— Нет, сэр.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы у него были с кем-нибудь неприятности?

— Ну, — сказала миссис Джонсон, — я слышала, как Чарли как-то послал его к чёрту!

Калинетти вскочил на ноги, его чёрные глаза сверкали.

— Я не убивал босса! — закричал он. — Говорю вам, я не убивал! Эта старуха лжёт обо мне! Босс сказал мне: «Чарли, ты хреново справляешься с отоплением» — и я сказал ему…

— Неважно, — остановил его инспектор Конрой, — не перебивайте. Через несколько минут вы сможете говорить. Итак, миссис Джонсон, насколько вам известно, мистер Уолтон когда-нибудь ссорился с кем-нибудь ещё?

— Нет, сэр. Однажды я слышал, как он громко разговаривал с мистером Керриганом и сказал, что не будет ничего предпринимать, но я не знаю, из-за чего.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы он ссорился с мистером МакДоннеллом?

— Нет, сэр.

— Он когда-нибудь говорил при вас что-нибудь о мистере МакДоннелле?

— Да, сэр. Я слышала, как он сказал, что ему не нравится мистер МакДоннелл.

— Что именно он сказал, миссис Джонсон?

— Он сказал: «Мне не нравится эта птица. Пусть убирается отсюда подальше!»

— Он сказал это вам?

— Нет, сэр. Мисс Уолтон.

Инспектор Конрой взглянул на падчерицу убитого. Она смотрела на МакДоннелла и держала его за руку; было очевидно, что, даже если её отчим и не любил его, у неё не было такого предубеждения. Инспектор улыбнулся и снова повернулся к миссис Джонсон.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы он что-нибудь говорил о мистере Джексоне?

— Да, сэр. Я слышала, как он однажды сказал мистеру Джеймисону, что ему не понравилось, как мистер Джексон на него посмотрел.

Джексон беспокойно заёрзал на стуле и начал что-то говорить, но умолк под предостерегающим взглядом инспектора.

— И что сказал мистер Джеймисон? — спросил Конрой.

— Он рассмеялся, — сказала миссис Джонсон, — и я услышала, как он сказал, что мистер Уолтон глупец. Больше я ничего не слышала.

Инспектор Конрой помолчал немного, а затем спросил:

— Как долго вы работаете на мистера Уолтона?

— Четыре года. Я работаю здесь только по утрам.

— Много ли у него бывало посетителей?

— Много, — ответила миссис Джонсон. — Казалось, он постоянно устраивал вечеринки. Вот почему у меня всегда было так много работы.

— Вы когда-нибудь видели здесь миссис Джексон?

— О, да. Много раз.

— Когда она приходила?

— Я не знаю, сэр, я видела её только тогда, когда она уходила, по утрам.

Миссис Джексон покраснела и нервно прикусила губу, в то время как её разведённый муж сердито посмотрел на неё. Он быстро отвернулся, когда инспектор взглянул на него, но не настолько быстро, чтобы Конрой не заметил этого взгляда.

— Кто-нибудь когда-нибудь приходил по утрам? — спросил инспектор.

— Время от времени приходил один молодой человек, — сказала миссис Джонсон, — может быть, раз или два в неделю. Раньше приходил, но в последнее время я его не видела.

— Что это был за молодой человек?

— Я думаю, он был болен, — ответила миссис Джонсон. — Он весь трясся и дрожал, когда я его впускала.

— Ему становилось лучше, когда он уходил?

— О, да, сэр. Он всегда смеялся и шутил, когда уходил. Я думаю, мистер Уолтон, должно быть, давал ему какое-то лекарство.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы мистер Уолтон давал ему что-нибудь?

— Да, сэр. Однажды я увидел, как мистер Уолтон протянул ему маленькую бутылочку.

— Не могли бы вы сказать, что было в той бутылочке?

— Нет, сэр. Но это было что-то белое.

— Что-то белое в маленькой бутылочке? Вы когда-нибудь видели, чтобы этот молодой человек давал мистеру Уолтону деньги?

— Нет, сэр.

— Вы знали имя этого молодого человека?

— Нет, сэр. Он сказал, что мистер Уолтон узнает, кто он такой, когда тот придёт.

— Вы думаете, этот молодой человек мог убить мистера Уолтона?

— О, нет, сэр. Он всегда казался таким благодарным за лекарства.

— Мистер Уолтон не был врачом, не так ли?

— Нет, сэр, но, казалось, он всегда оказывал молодому человеку большую помощь.

— Вы рассказали мне всё, что вам известно об этом деле?

— Да, сэр.

Инспектор пробежал пальцами по отпечатанному на машинке списку. Затем он спросил довольно небрежно:

— Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен, миссис Джонсон?

Где-то в комнате, среди тех, кто молча сидел за столом, произошло внезапное движение, как будто кто-то заёрзал на стуле. Инспектор Конрой быстро поднял взгляд, но было уже поздно. Все пятнадцать подались вперёд, с интересом слушая, что хотела сказать миссис Джонсон, но ни в одном из них не было заметно никаких признаков того, что им знакома фамилия Янсен.

— Нет, сэр, — ответила миссис Джонсон. — Не думаю.

— Вы знаете кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет, сэр, — сказала миссис Джонсон.

— Очень хорошо, тогда этого достаточно.

Миссис Джонсон с облегчением вздохнула и откинулась на спинку стула. Инспектор Конрой обвёл взглядом остальных и, наконец, остановил его на патрульном Кигане.

— А теперь, Киган, — сказал он, — я выслушаю вас.

9. История полицейского

Патрульный Киган был прекрасным примером современного нью-йоркского полицейского, который больше не был пузатым и глупым, а был спортивным и умным. Инспектор Конрой был знаком с такими людьми, как Киган; он знал, что полицейский, когда миссис Джонсон позвала его в дом, провёл осмотр тела и видимых обстоятельств, сопутствовавших преступлению, так тщательно, как это сделал бы детектив первого класса. На самом деле, он, вероятно, был ещё более наблюдательным, потому что был явно амбициозен, а ведь следующая ступень для патрульного — это место в детективном бюро.

— Расскажите мне, Киган, что вы обнаружили, когда оказались здесь, — попросил инспектор.

Киган наклонился вперёд. Он говорил медленно и тщательно подбирая слова; он был уверен в себе и в своём рассказе.

— Я находился на Западной Семьдесят пятой улице, патрулируя свой участок, — сказал он, — и встретил миссис Джонсон, когда она входила в дом. Через несколько минут она выбежала и сказала мне, что мистер Уолтон был убит. Я шёл медленно и как раз проходил мимо дома.

— Что конкретно она сказала?

— Она кричала так, как до этого рассказала вам, — ответил полицейский. — «Мистер Киган! Боже милостивый, мистер Киган! Кто-то убил мистера Уолтона!»

— Значит, она знала вас?

— Да, сэр. Я работаю на этом участке уже некоторое время.

— Что ж, продолжайте.

— Я не стал задерживаться, чтобы задать миссис Джонсон какие-либо вопросы, — сказал полицейский, в то время как инспектор Конрой одобрительно кивнул, — Я поспешил с ней к дому. Входная дверь была распахнута настежь, как она и оставила её, когда выбегала на улицу. Я вошёл и спросил миссис Джонсон, где находится тело, и она указала на эту комнату.

— Прямо сюда? — спросил инспектор Конрой, с любопытством оглядывая ряд лиц перед собой.

— Да, сэр, — ответил Киган. — Я вошёл в комнату. Мистер Уолтон сидел вон в том большом кресле, которое сейчас пустует, тогда оно стояло перед столом. Он как бы сгорбился в кресле, засунув ноги под стол; его голова склонилась вперёд и покоилась на стеллаже с книгами. Два запечатанных конверта, которые находятся теперь у вас, лежали на столе, а другой конверт и письмо, на котором была кровь, были рядом с его рукой. Я видел, что мистер Уолтон был убит выстрелом в голову, во лбу, чуть выше правого глаза было отверстие от пули, и что ему также нанесли удар дубинкой над правым ухом. Когда я прибыл сюда, он был мёртв.

— Как вы узнали, что его ударили дубинкой? — спросил Конрой.

— Я предположил, что он был чем-то ранен, — сказал полицейский, — а позже я нашёл в соседней комнате дубинку. Рана была похожа на рану, нанесённую как раз этой дубинкой.

— Хорошо, — сказал инспектор, — продолжайте. Я уверен, что это была именно эта дубинка.

— Недокуренная сигарета лежала на краю стола, — сказал Киган. — На полу, примерно в пяти футах от тела, лежала гильза, которую нашла миссис Джонсон. Я понюхал её, и запах сгоревшего пороха всё ещё чувствовался, так что я понял, что это гильза от недавно выстрелянного патрона. Это была гильза от патрона сорок пятого калибра, предназначенного для револьвера. Вот она у вас здесь.

— Вы прикасались к чему-нибудь из этого?

— Нет, сэр, — ответил полицейский. — Ни к чему, кроме гильзы, которую я положил в карман. Я внимательно осмотрел всё, чтобы запечатлеть в памяти общую картину, но не прикасался ни к чему, кроме гильзы. Конечно, я передвинул тело мистера Уолтона на достаточное расстояние, чтобы убедиться, что он мёртв. Я боялся стереть отпечатки пальцев. Я оставил всё как есть для детективов и судмедэксперта.

— Детективы, конечно, искали отпечатки пальцев?

— Да, сэр.

— И они их нашли?

— Насколько я понимаю, нет, сэр. То есть ни одного, кроме отпечатков Уолтона.

— Верно, — согласился инспектор. — Отпечатков пальцев не было, но…

Протяжный вздох, тихий, но полный бесконечного облегчения, донёсся откуда-то из группы, сидевшей напротив инспектора Конроя по ту сторону длинного стола. Инспектор быстро обернулся и окинул внимательным взглядом лица собравшихся, но не успел разглядеть, кто это так явно, хотя и непроизвольно, выразил облегчение по поводу того, что отпечатков пальцев обнаружено не было. Каждый человек в группе посмотрел на своего соседа, но никто из них не выказывал никаких признаков вины. Инспектор мрачно улыбнулся и повернулся к полицейскому.

— Как был одет Уолтон, когда вы его нашли? — спросил он.

— Он был полностью одет, — сказал полицейский, — за исключением домашних тапочек.

— Как вы думаете, он ложился спать?

— Нет, сэр, — ответил полицейский. — А если и ложился, то уже встал и оделся. Мне пришло в голову, что он только что получил свою почту и читал её, когда вошёл убийца и застрелил его.

— Сколько было времени, когда вы пришли сюда?

— Было 8:25, - сказал Киган.

— Вы уверены?

— Уверен, — сказал полицейский. — Я посмотрел на часы и отметил время в своём блокноте. Я подумал, что это может быть полезно для раскрытия дела. В любом случае, как вы знаете, сэр, нам предписано отмечать время во всех случаях.

— И сколько времени вам потребовалось, чтобы добраться сюда после того, как вас позвала миссис Джонсон?

— Вероятно, минуты две, — сказал полицейский. — Может быть, чуть больше.

— Сколько времени прошло с того момента, как вы увидели, что миссис Джонсон вошла в дом, до того, как она выбежала обратно и сказала вам, что Уолтон убит?

Миссис Джонсон беспокойно заёрзала на стуле.

— Я не говорила ему, что мистер Уолтон был убит! — перебила она. — Я сказала, что его убили.

— Это одно и то же, миссис Джонсон, — сказал инспектор. — Сколько времени прошло, Киган?

— Это не могло длиться дольше трёх-четырёх минут, — сказал полицейский. — Как я уже говорил вам, я шёл медленно и прошёл не более пятидесяти футов. Я был не более чем в двадцати футах от дома.

— Как далеко отсюда до угла Амстердам-авеню, где миссис Джонсон вышла из трамвая?

— Около семидесяти пяти футов, я бы сказал. Не больше.

— И вы уверены, что было 8:25, когда вы вошли в этот дом?

— Да, сэр. Я посмотрел на свои часы.

— Тогда, если миссис Джонсон права, утверждая, что она вышла из трамвая в 8:05, ей потребовалось двадцать минут, чтобы пройти семьдесят пять футов, отпереть дверь, войти и затем снова выбежать после того, как она обнаружила тело Уолтона в этой комнате?

— Должно быть, она ошиблась, — предположил Киган. — С того момента, как она вышла из вагона, прошло не более десяти минут, до того момента, как она подбежала ко мне и сообщила, что Уолтон убит.

— Я не виновата! — воскликнула миссис Джонсон. — Мужчина в вагоне сказал мне, что было восемь часов.

— Хорошо, миссис Джонсон, — успокаивающе сказал инспектор. — Я не сомневаюсь в ваших словах. Вероятно, у него неправильно шли часы.

— Ну что ж, — сказала миссис Джонсон. — Когда я зашла на кухню, было 8:30.

— Вероятно, там тоже были часы шли неправильно, — сказал инспектор. — С того момента, как Киган вошёл сюда, до того момента, как вы ушли на кухню, наверняка прошло больше пяти минут.

— Я бы сказал, около пятнадцати, — сказал Киган.

Миссис Джонсон затихла, что-то бормоча себе под нос, а инспектор Конрой на мгновение замолчал, обдумывая свой следующий вопрос. Когда он задавал его, в его глазах промелькнуло любопытство.

— Киган, в этой комнате были пистолет или револьвер?

— Нет, сэр. В этой комнате не было никакого оружия.

— Где была дубинка?

— В столовой, за портьерами. Я обнаружил её позже, когда наткнулся на мисс Уолтон.

— Вы обыскали эту комнату?

— Да, сэр. Я обыскал весь дом, и детективы тоже. Я полагаю, они нашли пистолет в спальне Уолтона, но это был автоматический пистолет тридцать восьмого калибра, полностью заряженный. Ничто не указывало на то, что из него стреляли в течение ближайших нескольких месяцев. Он не мог быть использован для убийства.

— Так и есть, — сказал инспектор Конрой. — У меня есть отчёт о вскрытии. Уолтон был убит пулей сорок пятого калибра.

— Той, что была в найденной гильзе? — уточнил Киган.

— Полагаю, да, — сказал инспектор. — А теперь, Киган, расскажите нам о том, как вы нашли мисс Уолтон и Ли Синга.

— Ну, — сказал Киган, — я смотрел на пятно крови на портьерах и раскачивал шёлковую панель взад-вперёд, чтобы лучше её рассмотреть, и…

— Панель была распущена? — перебил инспектор.

— Да, сэр, — ответил полицейский. — Так и было. Она закрывала примерно половину ширины двери и, вероятно, именно поэтому я не смог увидеть мисс Уолтон, когда впервые вошёл сюда. Я увидел её, как только отодвинул панель. Она лежала на полу, а дубинка лежала неподалёку от её тела. Я сразу увидел, что она ранена и находится без сознания. Я послал миссис Джонсон на кухню за водой и через мгновение услышал её крик.

— Миссис Джонсон?

— Да, сэр. Я вбежал на кухню, а она стояла посреди комнаты и указывала на спальню. Я заглянул туда и увидел вот этого мужчину, Ли Синга, лежащего на кровати. Сначала я подумал, что он спит, но через минуту понял, что он без сознания. Я не смог его разбудить, а когда приехал врач «скорой помощи», он сказал, что мужчина находится под воздействием наркотиков.

— Ли Синг был одет?

— Нет, сэр. На нём была пижама.

— Вы не заметили, — спросил инспектор довольно небрежно, — не повредил ли он кисть или предплечье, как и Калинетти?

— Нет, сэр.

— Мисс Уолтон пришла в себя к тому времени, когда прибыл врач «скорой помощи»?

— Нет, сэр, но она начала шевелиться и пыталась заговорить.

— Вы слышали, что она говорила?

— Да, сэр, немного.

Инспектор нетерпеливо наклонился вперёд, но не настолько, чтобы не обратить внимания на Хелен Уолтон. На самом деле он, конечно, уже беседовал с Киганом до этого и знал о деле всё, что знал полицейский, и даже больше, но это было частью его плана — создать видимость, что это его первая беседа с кем-либо, так или иначе связанным с преступлением. Девушка так нервничала, что, казалось, была на грани истерики. Она отпустила руку Гарри МакДоннелла и наклонилась вперёд, испуганно глядя на инспектора и вцепившись в подлокотник кресла. Инспектор Конрой делал вид, что не обращает на неё внимания.

— Что она сказала? — спросил он.

— Она звала Гарри! — сказал полицейский. — Я полагаю, она имела в виду мистера МакДоннелла. Я слышал, как она сказала: «О, Гарри, Гарри! Не надо! Пожалуйста».

Хелен Уолтон вскочила на ноги и наклонилась над столом, на её прекрасном лице отразились страх и беспокойство.

— Это не имеет никакого отношения к убийству, мистер Конрой! — сказала она. — То, что я сказал, не имеет к нему никакого отношения.

— Что же вы тогда имели в виду? — спросил инспектор.

— Я не знаю, — ответила девушка. — Должно быть, я думала о чём-то другом, о чём-то…

— Вы с мистером МакДоннеллом говорили о мистере Уолтоне? — спросил инспектор.

— Да, — ответила она, — по дороге с вокзала домой. Я попросила его больше не ссориться с моим отчимом. Но Гарри не мог его убить! Он не мог!

Она разразилась бурными рыданиями и откинулась на спинку стула. МакДоннелл, покраснев от гнева, поднялся на ноги и повернулся к инспектору.

— Вы не имеете права так издеваться над ней! — закричал он. — Она слишком много пережила, чтобы позволить кучке копов запугивать её!

Инспектор Конрой удивлённо поднял брови.

— Запугивать? — уточнил он. — Мой дорогой мистер МакДоннелл, никто её не запугивает. Мне жаль, что она так нервничает, но, в конце концов, именно то, что она сказала и сделала, — он наклонился вперёд, — и, возможно, то, что сделали вы, расстраивает её.

— Это несправедливо, — пробормотал МакДоннелл, но опустился на своё место и обнял девушку за плечи. Инспектор повернулся к патрульному Кигану.

— Продолжайте, Киган, — сказал он.

— Это всё, что я слышал, сэр, — сказал полицейский. — Больше она ничего не сказала. Как только приехал врач «скорой помощи», я передал её ему и начал составлять свой отчёт. К тому времени приехали детективы, и они взяли всё на себя.

— Вы когда-нибудь замечали что-нибудь подозрительное в мистере Уолтоне или в доме? Что-нибудь, что могло бы навести вас на мысль о том, что у него были враги?

— Нет, сэр, — ответил Киган. — Другие люди в квартале рассказывали мне, что у него был очень открытый дом, и он всегда устраивал много вечеринок, некоторые из которых были довольно шумными. Но никаких жалоб не поступало, и никогда не было ничего, что потребовало бы вмешательства полиции.

— Были ли у него какие-нибудь посетители, которые показались бы вам странными?

— Ну, какие-то люди странного вида приходили и уходили, но я никогда не обращал на них особого внимания.

— Мужчины или женщины?

— И те, и другие. У него бывали посетители в любое время дня и ночи. Но он был богат, знаете ли, и не женат, так что…

— Никто из этих посетителей не был преступником?

— Я никого не узнал, сэр.

— Вы когда-нибудь видели молодого человека, о котором упоминала миссис Джонсон? Молодого человека, который выглядел больным?

— Я его не помню. Я видел, как несколько молодых людей заходили в дом в разное время, но ни один из них не выглядел больным. Возможно, он бывал здесь, когда я находился во время дежурства в другом месте.

— Весьма вероятно, — сказал инспектор. — Вы когда-нибудь слышали, чтобы мистер Уолтон ссорился со своим истопником Калинетти?

— Я никогда такого не слышал, — сказал Киган, — но однажды утром Чарли сказал мне, что мистер Уолтон наорал на него, и он был очень зол из-за этого.

Калинетти вскочил на ноги.

— Говорю вам, я не убивал босса! — крикнул он. — Я начинаю волноваться, когда он говорит мне: «Чарли, ты плохо следишь за огнём».

— Сядьте! — скомандовал инспектор, и истопник, бормоча что-то, опустился на свой стул.

— Итак, Киган, — сказал инспектор Конрой, — вы когда-нибудь видели, как мистер и миссис Джеймисон входили в этот дом?

— Да, сэр.

— И миссис Джексон?

— Да, сэр.

— Одни?

— Да, сэр. И с мистером и миссис Джеймисон.

— И с мистером Джексоном?

— Нет, сэр. Я никогда не видел здесь мистера Джексона.

— А как насчёт мистера Керригана? Вы его когда-нибудь видели?

— Нет, сэр. Не припомню, чтобы я когда-либо раньше видел мистера Керригана.

— Вы когда-нибудь видели Чинг Янга и Фонг Лу? — спросил инспектор, указывая на двух китайцев, которые всё ещё сидели с выражением невинного изумления на лицах.

— Я не уверен, — сказал полицейский. — Я иногда видел китайцев, которые приезжали сюда, чтобы, как я полагаю, навестить Ли Синга, но я не помню, чтобы я когда-либо видел этих людей. Возможно, и видел.

— А, возможно, и нет?

— Да, сэр. Возможно, и нет.

— Вы знаете мужчину или женщину по имени Янсен?

— Нет, сэр.

— Вы знаете кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет, сэр.

— Очень хорошо, Киган. Этого будет достаточно.

10. История почтальона

Следующим человеком, которого допросил инспектор Конрой, был почтальон Мартин. Он сказал, что развозил почту по маршруту, который включал дом Уолтонов, в течение трёх лет и что Уолтон получал очень много писем, иногда по восемь-десять в день.

— Он всегда очень любил получать письма, — сказал почтальон. — И часто встречал меня у дверей.

— Это необычно?

— Нет, — ответил Мартин. — Многие люди так делают, они очень волнуются, когда получают письма.

— Письма мистера Уолтона были деловыми или личными? — спросил инспектор.

— Обоих типов, — ответил почтальон. — Многие из них, как мне показалось, были написаны женским почерком.

— Сколько писем он получил вчера утром?

— Три. Я опустил их в почтовый ящик примерно в пятнадцать минут восьмого.

— Уолтон подходил к двери, чтобы забрать их?

— Нет, сэр. Я нажал кнопку звонка и, когда уходил, услышал, что кто-то идёт по коридору, но никого не увидел.

— Не могли бы вы опознать письма, которые вы доставили вчера?

— Да, сэр.

Конрой собрал письма, лежавшие на столе, в том числе и то, которое было извлечено из конверта и на котором теперь была кровь. Он показал их Мартину.

— Это те самые письма, — сказал почтальон. — По крайней мере, два из них. Я не уверен насчёт третьего. Кровь размыла почтовый штемпель. Но я думаю, что оно одно из трёх.

— И вы положили их сюда в вестибюле вчера в пятнадцать минут восьмого утра?

— Да, сэр.

— Вы понимаете, что эти письма были при нём, когда он был убит?

— Да, сэр.

— Тогда, — инспектор повернулся к группе людей, сидящей перед ним, и медленно обвёл взглядом ряд лиц, — Уолтон, должно быть, был убит между семью пятнадцатью и пятью или пятнадцатью минутами девятого, в зависимости от того, какое время мы считаем верным — миссис Джонсон или Кигана.

Все присутствующие кивнули в знак согласия, но никто не подал никакого другого знака; никто не произнёс ни слова, кроме почтальона.

— Я бы так и подумал, сэр, — сказал он. — Он определённо не был убит до того, как получил эти письма, если только убийца не достал их из ящика и не положил перед ним так, как они были найдены.

— Это, безусловно, могло быть сделано, — сказал инспектор. — Всё, что мы действительно знаем, это то, что Уолтон был убит в промежуток между моментом, когда он покинул отель «Белфорд», и моментом, когда его обнаружила миссис Джонсон.

Коулман, шофёр такси, наклонился вперёд.

— Послушайте, инспектор, — сказал он, — его убили после того, как он вышел из моего такси!

— Хорошо, — сказал инспектор Конрой, — но кто-нибудь видел, как он выходил из вашего такси?

— Насколько мне известно, нет, — сказал Коулман.

— Тогда, насколько я понимаю, вы могли занести его тело в дом.

Шофёр, не уверенный, в чём его обвиняют, не нашёлся, что ответить и откинулся на спинку стула.

— Однако, — продолжал Конрой, — вскрытие показало, что он был мёртв не более двух часов до момента, как его нашли. Я сам думаю, что он был убит вскоре после того, как почтальон доставил письма, но пока не могу этого доказать. Но…

Он замолчал и вновь наклонился вперёд. Он долго смотрел на группу людей, находящуюся перед ним, задерживая взгляд на каждом лице, как будто пытался заглянуть в их мысли. Когда он снова заговорил, то принялся говорить медленно, обдуманно, с интервалом между словами.

— Что-то… должно… произойти… в… этой… комнате… что… поможет… мне… доказать… это!

Это заявление подлило масла в огонь их возбуждения. Все присутствующие были заинтригованы и смотрели на него, но каждый изо всех сил старался не показывать своего чувства вины. В результате заявление инспектора было встречено пятнадцатью каменными лицами, но за их взглядами скрывались мысли; и некоторые из них, должно быть, были бурными, тревожными мыслями, боязливыми предположениями относительно объёма знаний инспектора. После ещё одной долгой и выразительной паузы инспектор Конрой повернулся к почтальону.

— Вы видели кого-нибудь в доме, когда приносили почту?

— Иногда, когда я опаздывал, — сказал почтальон, — сюда приходила экономка. Время от времени я видел истопника, вот этого человека, он бывало подметал тротуар или ступеньки.

— Вы видели кого-нибудь из них вчера утром?

— Нет, сэр.

— Вы никогда не видели никого из посетителей, упомянутых миссис Джонсон и патрульным Киганом?

— Нет, сэр. Но обычно я прихожу очень рано.

— Так и есть. Как получилось, что вы смогли так точно определить время, когда вы пришли сюда вчера?

— Мне нужно было доставить заказное письмо через два дома отсюда, а в моей квитанционной книжке указано время — 7:20. Естественно, когда я услышал, что буду свидетелем по этому делу, я просмотрел его и освежил в памяти.

— Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен или кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет, сэр.

— Что ж, — сказал инспектор, — с вас, Мартин, этого достаточно. А теперь, Калинетти, мы послушаем, что расскажете нам вы.

11. История истопника

Калинетти вскочил со стула, взрывной и нервный, снова крича, что он не убивал Уолтона; но вскоре он достаточно успокоился, чтобы отвечать на вопросы. Он сказал, что проработал у Уолтона около четырёх лет; в его обязанности входил присмотр за печью, поддержание чистоты на ступеньках и дорожках и другие подобные работы. Часы его работы варьировались. Зимой он приходил домой на рассвете, чтобы заняться растопкой камина; летом он приходил только между половиной восьмого и восемью часами.

— А во сколько вы пришли сюда вчера утром? — спросил Конрой.

— Около половины восьмого, — ответил Калинетти.

— Почему вы так опоздали?

— Я поссорился с женой, — сказал каменщик. — А потом мне пришлось уговаривать своего ребёнка. Он не хотел идти в школу. Из-за этого и опоздал.

— Что вы делали, когда пришли?

— Я немного прибрался в подвале, а потом подмёл дорожку и ступеньки и убрался везде для мистера Уолтона, моего босса. Потом я быстро пошёл домой завтракать.

— Как долго вы здесь пробыли?

— Не знаю. Может быть, полчаса. Я работаю быстро.

— Вы видели кого-нибудь в доме?

— Я не хожу наверх, — ответил Калинетти. — Я иду в подвал и остаюсь там. Хозяин не разрешает мне подниматься наверх. Он говорит, что у меня грязные ноги.

— Экономка была здесь, когда вы пришли?

— Нет. Она пришла после. Я вижу, как почтальон уходит, когда я прихожу.

— Вы видели вчера, как почтальон уходил?

— Да. Он спускался по ступенькам, когда я спускался в подвал.

— Но он говорит, что был здесь в пятнадцать минут восьмого, а вы появились здесь по меньшей мере на пятнадцать минут позже.

— Мне всё равно, что он сказал. Я его видел.

Инспектор Конрой повернулся к почтальону Мартину.

— Вы слышали, что он сказал, Мартин?

— Да, сэр, — ответил почтальон, — но он ошибся во времени. Я был здесь около семи пятнадцати, как я вам уже говорил. А может быть и немногим раньше. Почта на этом маршруте доставляется очень часто, и я всегда стараюсь отправляться пораньше.

— После вас приходит другой почтальон?

— Не раньше одиннадцати часов, со второй доставкой, если только кто-то не доставляет специальную посылку.

— Для этого дома не было специальных посылок, не так ли?

— Насколько мне известно, не было. Но я бы о них не знать, если бы они поступили на почту после моего ухода.

Инспектор снова повернулся к Калинетти.

— Почему вы говорите, что видели почтальона, когда он ушёл за пятнадцать минут до вашего прихода?

— Я его видел, — угрюмо буркнул истопник. — Он нёс большой мешок с письмами. Я видел его.

— Хорошо, — сказал инспектор. — Теперь расскажите мне о вашей ссоре с мистером Уолтоном.

— Прошлой зимой, — сказал Калинетти, — босс сказал мне: «Чарли, ты плохо справляешься с печью. Ты меня до смерти заморозишь!» Я говорю: «Босс, вы с ума сошли», а он мне говорит, что если я буду так с ним разговаривать, и он меня быстро уволит.

— Что вы тогда сказали?

— Я говорю: «Идите-ка к чёрту, там быстро согреетесь!» А он посмеялся и ушёл.

— И это всё?

— Конечно, — сказал истопник. — Он больше со мной не заговаривал. Я же дурака не валяю.

— Вы когда-нибудь видели, как какие-нибудь люди входили в дом и выходили из него?

— Конечно. Много людей. Леди и джентльмены. Они всё время приходят. Я слышу, как они смеются и устраивают чёрт знает что наверху.

— Вы когда-нибудь слышали, что они говорят?

— Нет, они просто болтают и смеются. К тому же они много пьют. Каждое утро, когда я прихожу, я вижу, что мой босс достаёт выпивку из подвала.

— Он оставлял свою выпивку в подвале?

— Нет. Он запирал её, но каждое утро я вижу пустые бутылки, сваленные в углу, так что я знаю, что они много пьют. Бутылки всегда пустые. Я проверял.

— Вы когда-нибудь видели больного молодого человека, о котором упоминала миссис Джонсон?

— Конечно, я видел его один раз.

— Когда?

— Месяц, может быть, два назад. Однажды утром он пришёл и позвонил в дверь, но никто ему не открыл, и он спустился в подвал. Он спросил мистера Уолтона, и я сказал, что его нет дома, уже может быть, два, может быть, три дня.

— Что молодой человек делал потом?

— Он сошёл с ума! — сказал Калинетти. — Он весь трясся, как осиновый лист. Он говорил: «Господи! Господи! Господи!» Потом он спросил меня, не знаю ли я, где мой босс хранит это, но я не сказал. Я думаю, может, ему нужна была выпивка от босса, так что я не мог сказать. Я думаю, может, он был копом.

— Возможно, ему нужна была выпивка, — сказал инспектор.

Он пристально посмотрел в глаза истопнику.

— Это вы убили мистера Уолтона, Калинетти? — внезапно спросил инспектор.

— Я не убивал! — закричал мужчина. — Я не убивал своего босса! Почему бы я убивал? Я бы потерял работу, если бы убил! Если бы я убил босса, я бы воспользовался стилетом!

— Ладно, — мягко сказал Конрой, — не горячитесь. Я просто спросил.

Он наклонился вперёд и закатал рукав, закрывавший правую руку печника, так, чтобы след от царапины, который инспектор заметил ранее, был виден по всей длине.

— Меня очень заинтересовала ваша царапина, Калинетти, — сказал инспектор. — Как, вы сказали, она образовалась?

— Я зацепился рукой за дверцу печи, — сказал Калинетти, пытаясь одёрнуть рукав.

— Не делайте этого! — резко сказал инспектор Конрой. — Вы же знаете, что не поцарапали руку о печную дверцу! От дверцы печи не может быт такой царапины!

— Думаю, именно так я её и заполучил, — угрюмо сказал Калинетти. — Может быть, как-то и по-другому, не знаю. Может быть, моя жена меня царапала, она всё время со мной дерётся. Думаю, может быть, мой ребёнок меня царапал. Каждый раз, когда я его бью, он сопротивляется изо всех сил.

Инспектор Конрой уставился на след, внимательно изучая его.

— Ноготь мог бы сделать это, не так ли?

— Конечно, — сказал Калинетти, — и нож тоже, возможно. Но, по-моему, я зацепился за дверцу топки.

— Что ж, — медленно произнёс инспектор. — Возможно. Возможно, позже ваша память улучшится.

Он немного помолчал.

— Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен? — спросил он наконец.

— Вроде нет.

— Вы знаете, где находится дом 222 по Третьей авеню?

— Конечно, — сказал Калинетти, — я был там один раз.

Инспектор Конрой нетерпеливо подался вперёд.

— Когда? — спросил он.

— О, месяц-два назад, очень давно. Я ходил туда с маленькой коробочкой от мистера Уолтона.

— Для кого была эта коробочка?

— Не знаю. Я плохо читаю по-английски. Может быть, для мистера Янсена.

— Кому мистер Уолтон велел вам передать её?

— Никому, — сказал Калинетти. — Он сказал, чтобы я опустил коробку в почтовый ящик рядом с дверью и вернулся.

— Значит, вы никого не видели?

— Нет. Я опустил коробку в почтовый ящик и вернулся, как он сказал.

— Хорошо, — сказал инспектор, — на этом всё. Итак, миссис Джексон…

12. Возлюбленная покойного

Миссис Джексон, стройная блондинка, была, пожалуй, самым спокойным человеком в зале во время всего заседания — по крайней мере, внешне. Она ни на секунду не отрывала взгляда от лица инспектора Конроя, лишь изредка бросая взгляд на своего бывшего мужа, который сидел, выпрямившись в кресле, и внимательно вслушивался в происходящее. Она наклонилась вперёд, когда инспектор заговорил с ней, и в ответ на вопрос сказала, что готова рассказать всё о своих отношениях с Уолтоном.

— Как давно вы знаете мистера Уолтона? — спросил инспектор.

— Два или три года, — ответила она.

— Как давно вы разведены?

— Один год.

— Значит, вы были знакомы с ним до развода?

— Да. Он… он выступал в качестве ответчика в деле о нашем разводе.

— Понимаю. Значит, вы довольно хорошо знали мистера Уолтона.

— Я собиралась выйти за него замуж, — сказала миссис Джексон дрожащим голосом. — Мы должны были пожениться будущей весной. И тут случилась эта ужасная вещь!

Конрой наклонился вперёд, внимательно наблюдая за ней.

— Вы не знали, — спросил он, — что он просил мисс Уолтон, свою падчерицу, выйти за него замуж?

— Нет! — воскликнула миссис Джексон. — Я в это не верю! Он бы этого не сделал!

Инспектор Конрой повернулся к Хелен Уолтон. Она кивнула.

— Это правда, миссис Джексон, — подтвердила она. — Это была главная причина, по которой я ушла из этого дома и приобрела свой собственный.

Но миссис Джексон только пожала плечами. Казалось, это свидетельство вероломства её возлюбленного не слишком встревожило её.

— Я в это не верю, — спокойно сказала она. — Вы пытаетесь представить его мошенником и плохим человеком, но он не был ни тем, ни другим. Он был хорошим. Я любила его.

— Ваш бывший муж, мистер Джексон, знал, что вы собирались выйти замуж за Уолтона?

— Я не знаю. Я давно не видела Джерри.

— Совсем не общались после развода?

— Я имею в виду, что не разговаривала с ним. Я видела его в театрах, ресторанах и тому подобных местах, но я с ним не разговаривала.

— Чем занимался Уолтон?

— Я точно не знаю. Он сказал мне, что работал на Уолл-стрит, увлекался скачками и другими вещами. Казалось, у него всегда было много денег.

— Вы бы вышли за него замуж, если бы у него не было так много денег?

Миссис Джексон пожала плечами и рассмеялась.

— Вы пытаетесь заставить меня нервничать, — сказала она. — Вы не очень-то тактичны, инспектор.

Конрой склонил голову.

— Это правда, миссис Джексон. Это моя большая ошибка. Возможно, мне следует придерживаться другой линии?

— Думаю, так будет лучше. Вы меня разочаровываете. Я слышал, что вы очень умны.

— Извините, — улыбнулся инспектор. — Вы когда-нибудь бывали в этом доме раньше?

— Да. На вечеринках, а иногда я… я бывала здесь одна.

— Когда вы в последний раз видели мистера Уолтона?

— Позавчера вечером. Я пошла в отель «Белфорд» с мистером и миссис Джемисон после ужина в их квартире, и он присоединился к нам там. Мы танцевали примерно до двух часов ночи. Затем я поехала домой с Джеймисонами, которые доставили меня до моей квартиры.

— Куда пошёл Уолтон?

— Он сказал, что у него есть кое-какие дела, и он вернётся домой позже. Он остановился в вестибюле, чтобы поговорить с этим человеком — мистером Керриганом — который, по-видимому, ждал его.

— Вам не показалось, что Уолтон ожидал встретить там Керригана?

— Нет. Он был удивлён и сильно раздосадован этой встречей.

— Что он сказал?

— Он сказал: «А вот и этот проклятый Керриган!».

— Ему не нравился мистер Керриган?

— Не думаю. Он был раздражён, когда обнаружил его в «Белфорде».

— Вы когда-нибудь видели его с Керриганом раньше?

— Нет.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы он упоминал имя Керригана?

— Вроде нет. Хотя… однажды слышала. Они с мистером Джеймисоном разговаривали, и я услышал имя Керригана во время их разговора. Я не знаю, на какую тему они тогда общались.

— В котором часу вы видели Уолтона позавчера вечером?

— Было около десяти, когда он присоединился к нам. Мы покинули отель около двух.

— Значит, в последний раз вы видели его в вестибюле «Белфорда»? Вы не заходили сюда?

Миссис Джексон вспыхнула от гнева.

— Нет! — возмутилась она. — Я не заходила. Джеймисоны доставили меня до дома.

— Куда они направились потом?

— Я не знаю. Наверное, домой. Было уже поздно.

— Когда вы были в доме мистера Уолтона или где-либо ещё вместе с ним, видели ли вы больного молодого человека, о котором говорили миссис Джонсон и Калинетти?

— Нет. Я никогда не видела с мистером Уолтоном никаких молодых людей.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы он раздавал кому-нибудь маленькие бутылочки с белым веществом?

— Нет. Никогда не видела.

— Ваш бывший муж когда-нибудь говорил или делал что-нибудь, что могло бы указывать на то, что это он убил Уолтона?

— Нет! — закричала она. — Нет! Ни в коем случае! Он был так же рад избавиться от меня, как и я от него. Наш развод… ну, он устраивал нас обоих.

— Тогда почему Уолтон участвовал в нём?

— Я не знала, что он будет участником, пока не получила документы. Моему… моему мужу не нравился мистер Уолтон.

— Так я и думал, — сухо сказала инспектор. — Но вы только что сказали, что он никогда ничего не делал и ничего не говорил о нём.

— Не делал! — воскликнула женщина. — Джерри не стал бы его убивать! Он не смог бы!

— Почему не смог бы?

— Ну, во-первых, у него не хватило бы смелости!

Джексон, покраснев, повернулся к ней и ухмыльнулся.

— У меня хватило смелости один раз ударить его в нос, не так ли?

— О! — сказал инспектор. — Так была ссора, миссис Джексон?

— Да, — ответила она. — Однажды вечером я была с мистером Уолтоном в клубе, где мы ужинали, когда вошёл мой муж, мистер Джексон. Он напал на мистера Уолтона.

— Это было до развода?

— Да.

Инспектор на мгновение замолчал.

— Он видел вас с Уолтоном позавчера вечером, не так ли?

— Да.

— Он что-нибудь сделал или сказал?

— Он пересекал обеденный зал, просто поклонился нам и пошёл дальше. Он ничего не сказал.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы Уолтон упоминал человека по имени Янсен?

— Нет.

— Вы знаете кого-нибудь с таким именем?

— Нет.

— Вы знаете кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет.

— Хорошо. На этом, пожалуй, всё, миссис Джексон, — сказал инспектор Конрой, и женщина с видимым облегчением откинулась на спинку стула. — Теперь мы послушаем мистера Джексона.

13. История разведённого мужа

Допрашивая миссис Джексон, инспектор Конрой заметил, что её бывший муж наблюдал за этой женщиной так же пристально и жадно, как кошка за мышью, и игра эмоций на его лице убедила инспектора в том, что, что бы миссис Джексон ни думала о нём сейчас, он до сих пор не утратил всей своей привязанности к ней. Было очевидно, что он страдал, поскольку она рассказала о своих отношениях с Уолтоном достаточно, чтобы остальное было просто вопросом несложных умозаключений. А вот намеренно ли она выгораживала его в своих ответах, скрывалось ли что-то важное за той горячностью, с которой она отрицала его возможное участие в преступлении, сказать было сложнее. Инспектор склонялся к мысли, что нет, не намеренно.

Во внешности Джексона не было ничего необычного. Это был молодой человек, намного моложе Уолтона, элегантно одетый и, по-видимому, преуспевающий, с проницательными, но постоянно бегающими глазами человека, который живёт в основном за счёт своего ума. В последние годы такие люди приобрели широкую известность как «светские бездельники», «плейбои» и «шейхи». Инспектор Конрой понял, с кем ему придётся иметь дело. Он знал, что, даже если Джексон признает свою причастность к убийству Уолтона, склонить его к такому признанию будет крайне сложно; для этого потребуются очень убедительные доказательства.

— Итак, мистер Джексон, — начал Конрой, — что вам известно об этом деле?

— Ничего, — любезно ответил Джексон.

— Вам не нравился Уолтон?

— Конечно, нет. С чего бы? Но я не настолько глуп, чтобы совершить что-то подобное, например, убийство.

— Вы когда-нибудь бывали в этом доме?

— Нет.

— Расскажи мне о своей ссоре с Уолтоном.

— Всё произошло так, как рассказала моя… как миссис… как она вам рассказала. Я встретил их на ужине в клубе и ударил Уолтона. Я был пьян.

— Это была единственная ссора, которая у вас с ним была?

— Да. Он избегал меня.

— Вы что-нибудь знаете о больном молодом человеке, который получал бутылочки с белым веществом?

— Нет. Я никогда о нём раньше не слышал.

— Вы случайно не тот молодой человек?

— Что за глупости! — воскликнул Джексон. — Разве я выгляжу больным? Неужели я выгляжу так, будто мне нужно белое вещество в маленьких бутылочках?

— Только не волнуйтесь, — предостерёг инспектор. — Я всего лишь пытаюсь докопаться до сути этого дела.

— Вы действуете необычным образом, — сказал Джексон.

Инспектор Конрой кивнул.

— Так это и необычное дело, — сказал он. — В нём есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

Он наклонился вперёд, пристально изучая Джексона и пытаясь поймать его взгляд.

— Я стараюсь, — медленно произнёс он, — найти кого-то, у кого был мотив для убийства Уолтона.

— Полагаю, у меня был мотив, — сказал Джексон, — но я не такой дурак.

— Где вы были вчера между семью пятнадцатью и восемью часами утра?

— В моей квартире на Вашингтон-сквер, — спросил Джексон.

— У вас есть какие-нибудь доказательства этому?

— Да. Если вы ознакомитесь с отчётами «Вестерн Юнион», то обнаружите, что вчера утром мне была доставлена телеграмма и что я расписался за неё в семь сорок пять. У меня никак не могло быть времени, чтобы после этого добраться сюда и убить Уолтона, и я не смог бы убить его и вернуться вовремя, чтобы расписаться в получении телеграммы.

— Какое совпадение, что вы получили телеграмму именно в это время.

— Ну да, так оно и было.

— Вы сами расписались в получении?

— Да.

— Мог бы мальчик-посыльный опознать вас?

— Не знаю. Полагаю, что мог.

— Записи о времени, сделанные мальчиками-посыльными, не всегда верны.

— Не всегда, — согласился Джексон, — но они являются хорошим доказательством.

— И, возможно, вы знаете, — сказал инспектор, — как такое провернуть.

— Только не я, — сказал Джексон. — Если мне нужно сделать какую-то грязную работу, я сделаю её сам!

— Я верю, что вы бы это сделали, — сказал инспектор Конрой, задумчиво глядя на него. — Я верю, что вы бы это сделали! Но вы не убивали Уолтона?

— Я этого не делал, — твёрдо сказал Джексон.

Инспектор пристально посмотрел на него.

— Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен? — спросил он.

— Нет.

— И, конечно, вы никого не знаете в доме 222 по Третьей авеню?

— Не знаю, — сказал Джексон.

14. История таксиста

Допрос Коулмана не дал никаких существенных результатов. Он был водителем такси от компании «Ночной ястреб», и его машина просто случайно оказалась той, которую вызвал Уолтон, выходя из «Белфорда». Коулман вспомнил поездку к дому Уолтона и сказал, что был уверен, что выполнил заказ где-то между двумя и половиной третьего ночи. Он вспомнил, как останавливался у этого дома, и что ещё больше напомнило ему о поездке, тот факт, что Уолтон, по-видимому, пребывавший в прекрасном расположении духа, дал ему щедрые чаевые.

— Чаевые были больше, чем плата по счётчику, — сказал он.

— Вы когда-нибудь подвозили кого-нибудь к этому дому раньше? — спросил инспектор.

— Насколько помню, нет, — сказал Коулман.

— Вы когда-нибудь видели Уолтона до того, как он окликнул вас вчера ночью?

— Не припоминаю.

— Вы когда-нибудь слышали о нём в связи с больным молодым человеком, которому нужны были вещества в маленьких бутылочках?

— Нет, но сейчас в городе много разных подобных случаев.

— Подобных случаев чего?

— Торговли дурью.

— Значит, вы думаете, что в маленьких бутылочках была наркотики?

— Конечно. Что ещё это могло быть? Нервный парень просил об этом? Уверен, что это была дурь!

— Что ж, — сказал инспектор, — может быть, вы и правы. Вы ведь сами ничего из этого не продавали, не так ли?

— Я бы сказал, что нет! — возразил шофёр. — Думаете мне охота загреметь в каталажку?

— Вы ведь там уже бывали, не так ли?

— Конечно, бывал, — сказал Коулман, — и больше не хочу!

— За что?

— Вы же знаете, за что. Вы же меня и засадили.

— Да? Но я забыл.

— Держу пари, что не забыли! — сказал шофёр. — Вы ничего не забываете! Ну, я попал на нары, потому что связался с пьяной бандой.

— Как это?

— Я подбирал пьяного парня и отвозил его куда-нибудь подальше, а другие парни обирали его. Ну, понимаете, отбирали у него бабло.

— А чем сейчас занимаетесь?

— Ничем! — сказал Коулман. — Ничем, кроме работы в такси. Я ни в чём не замешан, инспектор. С тех пор как откинулся, я ни разу не брался за левую работу.

— Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен?

— Не думаю.

— Вы знаете кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Никого, инспектор.

— Хорошо, Коулман, — сказал инспектор Конрой. — Это все вопросы.

15. История продавца облигаций

Теперь в комнате находилось всего семь человек, которых не допрашивали относительно их отношений с Уолтоном, их передвижений в ночь, предшествовавшую убийству, и их возможной связи с преступлением. Это были Керриган, биржевой маклер, Джеймисон, театральный билетный брокер и промоутер, его жена, трое китайцев и Гарри МакДоннелл. Была также мисс Уолтон, но инспектор не собирался допрашивать её снова. Он уже разговаривал с ней в больнице и был уверен, что она рассказала ему всё, что знала, или, во всяком случае, всё, что намеревалась рассказать. Он не верил, что если бы она вступила в сговор с МакДоннеллом и последний совершил преступление, то её можно было бы заставить разгласить какую-либо дополнительную информацию. Возможно, она сделала это в начале допроса, когда была расстроена и почти впала в истерику, но по ходу расследования к ней вернулось самообладание.

Инспектор внезапно решил допросить МакДоннелла.

Гарри МакДоннелл был симпатичным молодым человеком; в глазах Хелен Уолтон он был просто красавцем. Он окончил Йельский университет, занимался спортом, а после окончания учёбы перешёл на Уолл-стрит и начал продавать облигации — традиционное занятие студентов из Восточных колледжей, которые стали звёздами футбола или лёгкой атлетики. Он был столь же успешен в продаже облигаций, как и в матчах с Гарвардом, и друзья предсказывали ему блестящее финансовое будущее. Инспектору Конрою он показался, вероятно, самым умным человеком в зале; на самом деле он был достаточно умён, чтобы совершить такое убийство, как убийство Уолтона, а затем организовать всё так, чтобы его нельзя было поймать.

Он непринуждённо сидел в своём кресле, уверенный в себе и не обеспокоенный тем, что произошло. Инспектор видел, что его единственным желанием было оградить Хелен Уолтон от неприятностей.

— Итак, мистер МакДоннелл, — сказал инспектор, — вам что-нибудь известно об убийстве мистера Уолтона?

— Ничего, сэр, — ответил МакДоннелл.

— Где вы были прошлой ночью?

— Вы хотите, чтобы я рассказал вам обо всём, что я делал?

— С вашего позволения, — сказал инспектор.

— Ну, — медленно произнёс МакДоннелл, выстраивая свои мысли в правильном порядке, — я ушёл с работы около пяти часов и отправился домой. Я переоделся и затем отправился ужинать в «Билтмор». После этого я посетил шоу в казино, а затем отправился в отель «Белфорд».

— Вы были в «Белфорде»? — перебил инспектор Конрой.

— Да, сэр.

— Вы видели там Уолтона?

— Да, видел, но не разговаривал с ним. Я был в противоположном конце зала, но прошёл мимо него, когда вошёл.

— Он вас видел?

— Не думаю.

— Хорошо, продолжайте.

— Я присоединился там к компании друзей и танцевал с ними до часу ночи. Затем я отправился на Пенсильванский вокзал, чтобы встретить мисс Уолтон. Я привёз её сюда на такси.

— Почему вы не отвезли её к ней домой?

— Она потеряла ключи от своей квартиры, к тому же это далеко от центра, а она очень устала. Она знала, что Ли Синг будет здесь, чтобы впустить её. Она не хотела беспокоить привратника в своём доме.

— Разве у лифтёра не было ключа от её квартиры?

— Она не живёт в доме с лифтом, — сказал МакДоннелл. — Этот дом, одно из тех старых зданий, которые перестроены под маленькие квартиры.

— Понимаю. Вы вернулись домой вскоре после того, как привезли её сюда?

— Я сразу же отправился домой, — сказал МакДоннелл, — как только Ли Синг впустил её.

— Значит, дверь открыл Ли Синг?

— Да, сэр.

— И это было около часа ночи?

— Позже. Я бы сказал, что это было ближе к двум, может даже чуть позже. Она должна была прибыть на поезде в час тридцать, а он ещё и опоздал.

— Значит, Ли Синг не был одурманен наркотиками в тот час?

— Вроде нет. Он подошёл к двери в халате, чтобы впустить нас.

— Отсюда вы сразу отправились домой?

— Да. Я вернулся домой около трёх часов; думаю, примерно в это время.

— Вы ещё выходили из своей квартиры?

— Ну, да. Я не мог заснуть, поэтому встал около шести часов и вышел перекусить, меня не было около часа, а может, и полутора.

— Всё это время вы ели?

— Нет. После этого я немного прогулялся.

— Один?

— Да, сэр.

— Значит, у вас нет доказательств тому, о чём вы говорите?

— Нет, сэр. У меня их нет.

Хелен Уолтон внезапно наклонилась вперёд и сжала руку МакДоннелла.

— Ему не нужны никакие доказательства! — воскликнула она. — Он говорит правду!

— Откуда вы знаете, мисс Уолтон? — спросил инспектор.

— Потому что Гарри не стал бы лгать, — гордо ответила девушка. — Гарри не совершил бы убийство и не стал бы лгать!

Инспектор Конрой покачал головой и улыбнулся.

— Я восхищаюсь вашей верой, мисс Уолтон, — сказал он, — но на свете нет человека, который не солгал бы, если бы счёл это необходимым. Мистер МакДоннелл сейчас пойдёт на что угодно, чтобы избавить вас от неприятностей.

— Это другое, — сказала она. — Это другое.

— Возможно, — сказал инспектор. — Возможно, как раз таки это самое дело!

— Я не лгу, инспектор, — сказал МакДоннелл. — Я слегка перекусил, а потом вышел прогуляться.

— Где вы гуляли?

— По району Вашингтон-сквер и вверх по Пятой авеню примерно до Пятнадцатой улицы.

— Вы не заходили в этот дом?

— Не заходил.

— Как давно вы знаете мисс Уолтон, мистер МакДоннелл?

— Около двух лет. Я познакомился с ней на танцах в «Шеррис» вскоре после окончания колледжа.

— Вы хорошо знали мистера Уолтона?

— Ну… я знал его.

— Он вам не нравился?

— Я не хотел иметь с ним ничего общего.

— Вы с ним ссорились, не так ли?

— Часто, — ответил МакДоннелл. — Мне не понравилось его отношение к мисс Уолтон, и я сказал ему об этом.

— Вы когда-нибудь видели больного молодого человека, о котором упоминали миссис Джонсон и истопник?

— Нет, но, по-моему, я слышал его однажды.

— Как это было?

— Однажды я ждал мисс Уолтон и услышал, как кто-то разговаривает в этой комнате. Это был голос молодого человека, и он говорил так, словно был болен.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, нервный и возбуждённый, такой голос. Я слышал, как он сказал, что не может этого вынести и что ему это необходимо. Затем Уолтон что-то сказал ему, и он, казалось, был удовлетворён; по крайней мере, я не слышал, чтобы он говорил что-то ещё.

— Вы не знаете, что именно он должен был получить?

— Нет.

— Вы когда-нибудь видели здесь маленькие бутылочки с белым веществом?

— Видел одну, — сказал МакДоннелл, поджав губы.

— Когда? — спросил инспектор. — Расскажите об этом.

— У мисс Уолтон однажды была такая, — сказал МакДоннелл. — Она сказала, что её отчим дал ей её от головной боли. Мне это показалось подозрительным, и я взял бутылочку и спросил у аптекаря, что это такое.

— Что там было?

— Героин, — сказал Макдоннелл. — Он дал ей таблетки с героином.

— И что вы сделали?

— Я убедил мисс Уолтон пообещать мне, что она никогда не будет принимать ничего из того, что он ей давал. Вскоре после этого она покинула этот дом. Я посоветовал ей так сделать.

— Она должна быть благодарна вам, — сказал инспектор Конрой. — Вы хороший друг. Простите за личный вопрос, мистер МакДоннелл, но вы помолвлены с мисс Уолтон?

— Ну… э… э… нет, — сказал Макдоннелл, — это… я…

Хелен Уолтон быстро наклонилась вперёд и положила руку ему на плечо.

— Помолвлен, мистер Конрой, — сказала она, нервно улыбаясь. — Просто до сегодняшнего дня он не знал об этом!

Это была самая лучшая новость, которую только мог услышать МакДоннелл, но и самая тревожная вещь, которая когда-либо приходила ему в голову. Казалось, он не знал, что делать; на самом деле, только большой знаток этикета мог бы проинструктировать его, как правильно реагировать на подобное заявление в такое время и в таком месте. Он покраснел и запнулся, но в конце концов широко улыбнулся и погладил девушку по руке.

— Теперь вам никогда не удастся повесить это убийство на меня, инспектор! — воскликнул он.

— Не сомневайтесь, я это сделаю, если это совершили вы! — мрачно сказал инспектор. — Можете поставить на это свою жизнь. Откуда у вас эта царапина на руке?

— Почему… почему? — заикаясь, пробормотал МакДоннелл, внезапно сильно занервничав. — Я… со мной произошёл небольшой несчастный случай!

— Что это был за небольшой несчастный случай?

— Я… я… повредил руку, — начал МакДоннелл, но Хелен Уолтон перебила его.

— Я сделала это, мистер Конрой! — сказала она.

— Что? — изумился инспектор. — Когда?

— Это было по дороге домой с железнодорожного вокзала, — сказала Хелен Уолтон, бросив быстрый взгляд на покрасневшего МакДоннелла. — Я… я была в плохом настроении, и Гарри… ну, он пощекотал меня, чтобы рассмешить. Я не ожидала такого и схватила его. Я поцарапала ему руку ногтем.

— Да? — сказал Конрой. — Это тогда вы сломали ноготь?

— Возможно. Я не знаю.

МакДоннелл облегчённо рассмеялся.

— Именно так всё и было, инспектор. Мне не хотелось рассказывать об этом, потому что… ну, это прозвучало бы так глупо, что я щекотал её!

— Так всё и было, — задумчиво проговорил инспектор. — А вам не приходило в голову, что эта история тоже звучит… ну, довольно глупо?

— Наверное, да, — нервно ответил Макдоннелл, — но это правда.

— Что ж, — сказал инспектор. — Посмотрим. Иногда правда звучит глупее лжи. Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен, мистер МакДоннелл?

— Нет, сэр, насколько я помню, нет.

— И, конечно же, вы не знаете никого, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет, сэр. Я никогда не был в этом районе.

16. История брокера

Керриган, брокер, казался человеком примерно того же типа, что и Джексон, но он был крупнее, выглядел более интеллигентно, был более солидным и основательным. У него был такой вид, будто он живёт скорее за счёт своих мозгов, чем за счёт удачливости, и инспектор Конрой знал, что его брокерская контора была довольно известной фирмой в финансовом районе и что он был членом фондовой биржи, в то время как Джексон оперировал лишь небольшими суммами. Правда, время от времени появлялись слухи о том, что Керриган и его сообщники управляли нелегальной брокерской конторой, но эти слухи так и не были доказаны, и, насколько удалось выяснить властям, Керриган занимался законным бизнесом.

Выглядел Керриган массивным, но не толстым, и у инспектора Конроя сложилось впечатление, что он, безусловно, самый опытный и благоразумный гражданин из всех, кто сидел за столом. Было очевидно, что он поддерживал своё тело и разум в хорошем состоянии. Однако, когда инспектор, наклонившись вперёд, заговорил с ним, он, казалось, находился в состоянии сильного волнения. Конрой объяснил это обстановкой и обстоятельствами допроса. По правде говоря, они были достаточно мрачными, а тот факт, что его заставили выслушивать бесконечные опросы других людей, мог заставить любого человека нервничать. Действительно, каждый человек в комнате проявлял признаки сильного напряжения.

Это было именно то, что инспектор Конрой хотел, чтобы они показали, и на что он надеялся.

— Итак, мистер Керриган, — начал инспектор, — что вам известно об этом деле, об убийстве мистера Уолтона?

— Вообще ничего, — ответил Керриган.

— Вы знали Уолтона?

— Мы росли вместе.

— Росли вместе?

— Да. Мы родились в одном и том же городке в штате Миссури. Я переехал на восток, когда мне было двадцать три, он последовал за мной несколькими годами позже.

— Вы поддерживали дружбу после того, как переехали в Нью-Йорк?

— Ну, да. До тех пор, пока миссис Керриган не умерла несколько лет назад. С тех пор я его почти не видел. Наши отношения в последние несколько лет носили почти исключительно деловой характер.

— Вы когда-нибудь бывали в его доме?

— Да, три или четыре раза.

— Какого рода деловые отношения были у вас с мистером Уолтоном?

— Я брокер, — сказал Керриган. — Иногда он покупал акции через мою фирму.

— О чём вы с ним спорили, когда миссис Джонсон услышала вас?

Керриган нахмурил брови.

— Я не помню, — сказал он. — Возможно, спор был об акциях. Время от времени мне приходилось просить его увеличить маржу. Вероятно, и на этот раз я так и поступил.

— Когда вы в последний раз видели Уолтона?

— Около двух часов ночи накануне его убийства, позапрошлой ночью.

— В отеле «Белфорд»?

— Да.

— О чём он с вами разговаривал? Почему он, казалось, был раздосадован тем, что увидел вас?

— Я не знал, что он был раздосадован. Я поговорил с ним об акциях. Он сказал мне, что хотел бы купить определённые акции, когда они достигнут определённой цены, и я сказал ему, что рыночные показатели говорят о том, что эта цифра будет достигнута через день или два.

— И это всё, что вы ему сказали?

— Да.

— Вы ходили туда, чтобы встретиться с ним?

— Нет. Я был в «Белфорде» с другой компанией и, увидев Уолтона в холле, заговорил с ним.

— У вас когда-нибудь были проблемы с Уолтоном?

— Нет. Никаких.

— Куда вы направились после того, как покинули «Белфорд»?

— Я пошёл домой, в свой дом на Западной Двенадцатой улице.

— Вы не приходили сюда? — спросил я.

— Нет. У меня не было никаких причин приходить сюда.

— Во сколько вы ушли из «Белфорда»?

— Через несколько минут после того, как я увидел Уолтона. Я уже собирался уходить, когда встретил его в холле.

Инспектор Конрой постучал пальцами по столу. Затем он немного помолчал и, наконец, неожиданно спросил:

— Кто был тот больной молодой человек, которого видели здесь миссис Джонсон и Калинетти?

Вопрос, заданный так быстро, поразил Керригана. Он подался вперёд, вцепившись руками в подлокотники кресла, но быстро откинулся на спинку и улыбнулся. Инспектор не заметил в его поведении ничего, кроме искреннего удивления.

— Не имею ни малейшего представления, — сказал Керриган. — Я никогда о нём раньше не слышал.

— Вы никогда его не видели?

— Нет.

— Вы когда-нибудь видели, чтобы Уолтон раздавал кому-нибудь что-нибудь в маленьких бутылочках?

— Нет.

— Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен?

— Нет.

— Вы знаете кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет.

— Очень хорошо, мистер Керриган, это всё, о чём я хотел вас спросить. Теперь я послушаю, что скажет мистер Джеймисон.

17. Мистер Янсен с третьей авеню

Джемисон, театральный билетный брокер, был невысоким и толстым, вялым от недостатка физической активности человеком, любителем вкусно поесть. Когда инспектор повернулся к нему, он впился в Конроя взглядом маленьких круглых глаз, глубоко посаженных на пухлом лице.

— Это возмутительно! — воскликнул он. — Возмутительно, что вы держите меня здесь, когда я должен заниматься своими делами. Я ничего не знаю об этом деле, и вы это знаете. Говорю вам, это возмутительно!

— Мистер Джеймисон, — сказал инспектор, — когда я пытаюсь докопаться до сути дела, подобного этому, я возмущаю стольких людей, что теряю счёт их количеству. Пожалуйста, держите себя в руках и отвечайте на мои вопросы. Я скоро закончу.

Джеймисон, что-то бормоча, откинулся на спинку стула, а его жена, коренастая, очень хорошо одетая женщина, положила руку ему на плечо и что-то тихо сказала.

— Что вы ему сказали? — спросил инспектор.

— Я сказала ему, что он не может рассчитывать на вежливое обращение со стороны полицейского! — выпалила миссис Джеймисон, гневно сверкнув глазами.

— Прискорбно, не правда ли? — улыбнулся Конрой. — Мы совершенно ужасные люди. Но когда мы вам нужны, мы вдруг становимся очень милыми. Однако это к делу не относится. Всё, чего я хочу — это чтобы мистер Джеймисон правдиво отвечал на мои вопросы.

— Что ж, продолжайте, — угрюмо буркнул Джеймисон.

— Как давно вы знаете Уолтона?

— О, пять лет, может быть, десять. Я не помню.

— Вы были хорошими друзьями?

— Мы вместе ходили на вечеринки, может быть, дважды в неделю. Он бывал у нас дома, и мы приезжали сюда. Да, мы были хорошими друзьями.

— Вместе занимались бизнесом?

— Нет. Время от времени мы делали совместные покупки на рынке, ничего особенного.

— Чем занимался Уолтон?

— Я не знаю. И никогда его не спрашивал. Думаю, он много чем занимался. Я знаю, что он немного играл на бирже и одно время у него было несколько лошадей. Я не знаю, остались ли они у него, когда он… когда он умер.

— Вы имеете в виду, когда он был убит?

— Да, — содрогнувшись, сказал Джеймисон.

— Что за вещество было в маленьких бутылочках, которые он давал больному молодому человеку?

— Откуда мне знать? — раздражённо процедил Джеймисон. — Откуда мне знать, что он держал в этих бутылочках? Я не имею никакого отношения к его бутылочкам.

— Вы знаете, что было в этих бутылочках?

— Нет, не знаю.

— Вы с миссис Джеймисон вернулись домой после того, как расстались с Уолтоном позавчера вечером?

— Да.

— Где вы оставили миссис Джексон?

— Мы отвезли её домой на нашей машине. Мы зашли к ней и выпили, а потом пошли домой.

— Вы знакомы с мистером Керриганом?

— Немного. Он брокер.

— Так он нам сказал. Вы когда-нибудь вели с ним дела?

— Только через Уолтона. Уолтон знал его.

— Вы когда-нибудь видели того самого молодого человека?

— Нет! Я же сказал, что никогда! Почему я должен встречаться с больными молодыми людьми? Я не имею ничего общего с такими людьми!

Инспектор Конрой наклонился вперёд и сурово посмотрел на Джеймисона.

— Почему, — потребовал он ответа, — вы убили Уолтона?

Джеймисон вскочил со стула.

— Я его не убивал! — закричал он. — Вы прекрасно знаете, что я этого не делал! Почему вы задаёте мне такие дурацкие вопросы?

— Не волнуйтесь, — успокаивающе сказал инспектор. — Я просто хотел узнать.

— Неужели вы думаете, что я сказал бы вам? — воскликнул Джеймисон.

— Мы никогда не знаем, что нам скажут люди, — сказал инспектор, — пока не спросим их. Вы знаете кого-нибудь по фамилии Янсен?

— Я знаю Янсена, который управляет рестораном.

— Это не тот человек.

— Он единственный Янсен, которого я знаю, — сказал Джеймисон.

— Вы знаете кого-нибудь, кто живёт в доме 222 по Третьей авеню?

— Нет! Зачем мне знать людей с Третьей авеню?

— Вы когда-нибудь бывали там?

— Нет.

— Хорошо, мистер Джеймисон. На этом, я полагаю, всё.

Инспектор откинулся на спинку стула и некоторое время внимательно оглядывал ряд лиц, ничего не говоря, просто выискивая своими проницательными глазами что-нибудь, что могло бы дать ему возможность высказаться. Наконец он наклонился над столом, быстро барабаня пальцами по его поверхности и обдумывая, что ему следует предпринять. Внезапно он начал говорить.

— У меня возникла серьёзная проблема с мистером Янсеном, — сказал он, — и с адресом на Третьей авеню, дом 222. Причина в том, что человек по имени Янсен, или, по крайней мере, человек, который использовал это имя, был связан с Уолтоном в связи с продажей белого вещества в маленьких бутылочках, которое, как предположил Коулман, было наркотиком. Это были героин и морфий. Они также продавали опиум. Часть веществ Уолтон хранил здесь, и ещё часть были обнаружены детективами из штаб-квартиры в квартире на Третьей авеню, 222. Эту квартиру снимал человек по имени Янсен, которого мы пока не нашли.

— Я полагаю, что кто-то из присутствующих в этой комнате знал мистера Янсена и знал об этой квартире. Я не знаю, кто это; вы все хорошие актёры или вы все невиновны, я так и не смог решить, какой вариант мне ближе. Но я думаю, что, возможно, смогу выяснить, бывал ли кто-нибудь из вас когда-нибудь в квартире на Третьей авеню.

Он повернулся к детективу Уокеру и кивнул, и тот вышел в коридор. Через минуту он вернулся в сопровождении худощавого, виновато выглядящего итальянца, который остановился в дверях и беспомощно уставился на инспектора Конроя.

— Этот джентльмен, — сказал инспектор Конрой, — мистер Марелли. Его зовут Тони. Он работает уборщиком в доме 222 по Третьей авеню уже пять лет. Естественно, он видел очень многих людей, которые приходили и уходили из этого многоквартирного дома. Тони, — продолжал он, — одного из ваших жильцов зовут Янсен, не так ли?

— Да, сэр, — ответил мужчина. — Мистер Янсен.

— Как долго он живёт в вашем доме?

— Думаю, около года, — ответил уборщик. — Может быть, два года, я не помню.

— Но он же не проводит там всё своё время, не так ли?

— Нет, сэр. Он приходит туда, может быть, два-три раза в неделю. Он сказал мне, что у него какие-то дела, он пытается кое-что выяснить. Я не знаю, как сказать.

— То есть он сказал вам, что проводит эксперименты?

— Конечно. Вот что он сказал. Он сказал мне это, когда я увидел у него в квартире маленькие бутылочки.

— Ах! — сказал Конрой. — Маленькие бутылочки!

Он снова обвёл взглядом ряд напряжённых, испуганных лиц.

— Тони, — сказал он, — вы знаете кого-нибудь в этом зале, кроме меня?

— Да, сэр, — сказал Марелли, — я знаю мистера Янсена.

— Мистер Янсен здесь?

— Да, сэр.

— Кто из них мистер Янсен?

Уборщик указал на Джеймисона, театрального брокера.

— Это мистер Янсен!

Джеймисон вскочил на ноги, яростно потрясая кулаком.

— Сумасшедший! — закричал он. — Проклятый макаронник! Я никогда тебя раньше не видел! Как я могу быть мистером Янсеном?

Итальянец пожал плечами и отступил назад.

— Сядьте! — рявкнул инспектор Конрой, и Джеймисон рухнул на своё место, бормоча что-то и вытирая пот со лба. — Итак, вы мистер Янсен. Вы были партнёром Уолтона по продаже «маленьких бутылочек с белым порошком»!

Джеймисон снова что-то пробормотал.

— Вы убили Уолтона, а также помогали ему продавать наркотики?

Билетный брокер, дрожа, поднялся на ноги.

— Боже мой, нет! — воскликнул он, в отчаянии размахивая пухлыми руками. — Я не делал этого, инспектор! Я торговал с ним наркотиками и всё такое, но, Боже мой! Я его не убивал!

Инспектор долго смотрел на него.

— Что ж, Джеймисон, — сказал он наконец, — я знаю, что вы этого не делали.

Он повернулся к детективу Уолкеру.

— Арестуйте Джеймисона, — сказал он. — Возьмите такси и отвезите его в управление, и не позволяйте ему ни с кем разговаривать, пока я туда не приеду.

Уокер быстро шагнул вперёд, но как только он потянулся к рукаву Джеймисона, билетный брокер вскочил на ноги и, заливаясь слезами, которые катились по его жирному лицу, бросился к двери. Но патрульный Киган оказался у него на пути и помешал ему, просто выставив ногу, о которую Джеймисон споткнулся. Когда он поднялся на ноги, на нём уже были наручники, а детектив Уокер держал его за воротник пиджака. Его пухлое лицо побагровело от страха и ненависти, и он уставился на Конроя маленькими глазками загнанной в угол свиньи.

— Я не убивал Уолтона! — воскликнул он. — Я не имею к этому никакого отношения! Я могу доказать, что был дома, когда в него стреляли!

— Я не сомневаюсь, что вы сможете доказать, что были где угодно, где захотите, — сказал инспектор. — Вы не обвиняетесь в убийстве Уолтона. Вас обвиняют в продаже наркотиков; я полагаю, вы с Уолтоном возглавляли самую крупную банду наркоторговцев, которая была в этой стране за последние годы. Мы долгое время пытались выяснить, кто вы такие.

— Это всё Уолтон! — воскликнул Джеймисон. — Он сказал мне, что это просто хорошие деньги!

Инспектор Конрой пожал плечами.

— Отвезите его в центр и посадите под замок, Уокер, — сказал он. — Когда он и ещё несколько таких, как он, окажутся в тюрьме, будет меньше больных молодых людей, которые просят белого вещества в маленьких бутылочках — героина.

Миссис Джеймисон, истерически рыдая, обежала стол и схватила инспектора за руку, умоляя о пощаде, крича, что она не знала о коварстве мужа, и о том, что она ничего не сделала.

— Я прошу прощения за то, что я сказала о полиции! — воскликнула она. — Я не это имела в виду! Я думаю, что полиция хорошая.

— Против вас не возбуждено никаких дел, миссис Джеймисон, — сказал инспектор. — Вы можете идти домой. Вы просто глупы, а это не преступление.

Она в слезах выбежала из комнаты вслед за Джеймисоном, который, спотыкаясь, шёл впереди детектива. За ними шёл уборщик Тони, который опознал мистера Янсена.

18. Кольцо Фонг Лу

На протяжении всего допроса, даже во время волнения, вызванного разоблачением Джеймисона и его арестом, трое китайцев — Ли Синг, Чинг Янг и Фонг Лу — сидели, скрестив руки на груди, а на их лицах застыло то выражение, которое западный мир, с его склонностью приписывать таинственность и коварство каждому жителю Востока, называет загадочностью. Конечно, китаец может быть загадочным, но это возможно и для человека любой другой расы; в большинстве случаев западный человек принимает глупость за загадочность, а отсутствие связного мышления — за коварство.

Однако ни Чинг Янг, ни Фонг Лу не были глупцами. Как и Ли Синг. Они были умными людьми, а старый Фонг Лу был особенно умён. Он происходил из знатной китайской семьи, из Кантона, города, который отправил в эту страну большинство китайцев, живущих сейчас здесь. Он окончил американский университет, где специализировался на химии. После своего визита на Дойерс-стрит инспектор Конрой узнал, что Фонг Лу довольно активно занимался экспериментальной медициной; по слухам, он разрабатывал наркотики и анестетики, неизвестные в западной фармакопее. Он был не только умён, но и проницателен, и хотя нью-йоркская полиция в течение нескольких лет подозревала его в различных злодеяниях, им так и не удалось собрать против него никаких улик. О Чинг Янге инспектор знал мало, за исключением того, что он был напарником Фонг Лу; о Ли Синге он знал ещё меньше.

Эти трое мужчин были единственными в комнате, кого не допрашивали. Они с интересом наблюдали за происходящим, но не проявляли никаких эмоций и признаков осознания своей вины. Скорее, они казались озадаченными, неспособными понять, что пытается сделать инспектор. Несколько раз инспектор Конрой слышал, как Чинг Янг и Фонг Лу шёпотом спрашивали Ли Синга, зачем их вызвали сюда, но поскольку они явно рассчитывали, что инспектор не услышит вопроса, он постарался сделать вид, что ничего не услышал. Действительно, инспектор не обращал на них никакого внимания; он поздоровался с ними, когда они вошли, а затем, по-видимому, выбросил их из головы. Создавалось впечатление, что допрос — это спектакль, устроенный для них, то есть для Чинг Янга и Фонг Лу. Было очевидно, что Ли Синг присутствовал там в качестве свидетеля, поскольку был знаком с убитым и, возможно, причастен к преступлению. Конрой повернулся к Ли Сингу.

— Вы очень хорошо говорите по-английски, Ли Синг, — заметил он.

— Почему бы и нет? — ответил китаец. — Я родился в этой стране.

— Как долго вы работали на мистера Уолтона?

— Около трёх лет.

— Вы жили здесь всё это время?

— Да.

— Вы когда-нибудь видели кого-нибудь из этих людей здесь, в доме?

— Я видел здесь мистера и миссис Джеймисон и миссис Джексон.

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы они ссорились с мистером Уолтоном?

— Да, — сказал китаец, — я слышал, как миссис Джексон ссорилась с ним.

— Из-за чего? Расскажите мне об этом.

— Это было из-за какой-то другой женщины. Я слышал, как миссис Джексон сказала мистеру Уолтону, что убьёт его, если он не оставит в покое другую женщину.

Инспектор Конрой повернулся к миссис Джексон и некоторое время пристально смотрел на неё.

— Вы не говорили мне об этом, миссис Джексон, — заметил он.

— Это… это было очень давно, — нервно сказала женщина.

— Один месяц, — спокойно продолжил Ли Синг. — Я заглянул в комнату, где они сидели, и увидел, как миссис Джексон достала из своей сумочки револьвер!

— А! — сказал инспектор. — Это интересно. Это правда, миссис Джексон?

Нервно теребя в руках носовой платок, миссис Джексон кивнула.

— Да, — сказала она, — это был пистолет, который он мне подарил. Я… я всего лишь попросила мистера Уолтона почистить его.

Инспектор с любопытством посмотрел на неё, но больше ничего не сказал. Он повернулся к Ли Сингу.

— Расскажите мне, что, насколько вам известно, произошло здесь позапрошлой ночью, — попросил он.

— Я не знаю, что произошло, — сказал Ли Синг. — Я спал, накачанный наркотиками.

— Откуда вы знаете, что вас накачали наркотиками?

— Об этом мне сказали в больнице.

— Вы курите опиум?

— Курил, но сейчас у меня нет такой привычки.

— Что вы делали после того, как открыли дверь мисс Уолтон и мистеру МакДоннеллу?

— Я вернулся в постель. Они разбудили меня, и после того, как я впустил их, я вернулся в постель.

— Что произошло потом?

— Не знаю. Следующее, что я помню, это что очнулся в больнице.

— Вы больше ничего не слышали и никого не видели в доме?

— Нет.

Инспектор наклонился вперёд и внимательно посмотрел на китайца.

— Куда вы отправились, когда вышли из больницы? — спросил он.

Ли Синг вздрогнул и нервно взглянул на Фонг Лу, который едва заметно кивнул головой.

— Я пошёл на Дойерс-стрит, — сказал китаец, — повидаться с Фонг Лу и Чинг Янгом.

— Зачем?

— Я не знал, что происходит. Они мои друзья, главы моего тонга; я хотел поговорить с ними и спросить их совета.

Старый Фонг Лу широко улыбнулся.

— Ваш детектив, мистер Грэхем, — сказал он, — видел нас, господин инспектор.

— В самом деле? — сказал Конрой. — Вы знаете Грэхема?

— Очень хорошо, — сказал Фонг Лу. — Один из ваших лучших людей. Он уже несколько лет безуспешно пытается уличить меня в чём-то. Это очень энергичный и настойчивый молодой человек. Любитель переодеваться.

Инспектор улыбнулся.

— Возможно, он ещё подловит вас.

Но Фонг Лу только улыбнулся и пожал плечами.

— Я не совершаю дурных поступков, — вежливо сказал он.

— Возможно, он сможет привлечь вас к ответственности за метание ножей, — небрежно заметил инспектор. — Это очень дурная привычка — бросать ножи в людей.

Фонг Лу удивлённо уставился на инспектора, и в его глазах появился страх. Он внезапно помрачнел.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — сказал он. — У меня нет ножа.

— Там будет видно, — сказал инспектор. — Итак, Ли, откуда у вас эта царапина на руке?

— Я перетаскивал какие-то коробки из подвала для мистера Уолтона, — бойко объяснил китаец, — и поцарапал руку о гвоздь.

— Да? — сказал инспектор Конрой. — Я заметил, что с Чинг Янгом и Фонг Лу тоже приключились несчастные случаи.

— Мы тоже передвигали коробки в нашем магазине, — сказал Фонг Лу, — и поцарапали руки о гвозди. Очень жаль, что это случилось в такое время.

— Очень жаль, — сказал инспектор. Он наклонился вперёд и внимательно посмотрел на Ли Синга. — Когда я увидел вас в больнице, — сказал он, — на вас было кольцо. Где оно?

— Его украли, — быстро сказал Фонг Лу. — Я тоже потерял кольцо и немного денег. Когда к нам пришёл Ли Синг, мы уединились в моей комнате, чтобы обсудить дела, и двое из ваших многочисленных воров задержали нас и ограбили.

— Вы ничего не потеряли, кроме колец и небольшого количества денег?

— Только это, — подтвердил Фонг Лу.

— А бумажник, случайно, не теряли? — спросил Конрой.

— У меня не было с собой бумажника, — сказал Фонг Лу достаточно спокойно, но в его глазах читался испуг.

Инспектор на мгновение замолчал. Затем он сунул руку в карман и достал нож. Он положил его перед собой на стол, но так, чтобы трое китайцев не могли до него дотянуться. Затем он достал маленькую коробочку, из которой извлёк два кольца, которые осторожно вынул из хлопковой подстилки и положил на стол. Он коснулся сначала одного, потом другого.

— Вот, Ли Синг, — сказал он, — ваше кольцо, а вот, Фонг Лу, ваше!

Трое китайцев подались вперёд и в изумлении уставились на кольца. Конрой сунул руку во внутренний карман и достал длинный чёрный бумажник, тот самый, который они с детективом Болтоном взяли со стола в комнате на Дойерс-стрит. Он постучал им по столу перед собой.

— А вот, — сказал он, — бумажник, который вы не теряли. Фонг Лу, как получилось, что у вас оказался бумажник мистера Уолтона?

Старый Фонг Лу ничего не сказал, но инспектор Конрой видел, как подёргивается его лицо; он видел, что старый китаец собирается с силами для отчаянной попытки к бегству. Длинные жёлтые пальцы начали медленно подниматься к его широкому рукаву, и Конрой, внимательно наблюдавший за происходящим, кивнул детективу Болтону, который быстро шагнул вперёд и протянул руку через плечо Фонг Лу. Как только его рука появилась из рукава, сжимая рукоять ножа, как это было раньше на Дойерс-стрит, Болтон схватил её за запястье. Он дёрнул руку вверх и назад, и нож со звоном упал на пол. Ни Чинг Янг, ни Ли Синг не пошевелились; они оглянулись и увидели, что патрульный Киган и полдюжины других полицейских окружили их. Детектив Болтон поднял нож и положил его на стол.

— Вот это, Фонг Лу, — сказал инспектор Конрой, поглаживая оружие, — как минимум два года тюрьмы в Синг-Синге за скрытое ношение оружия.

Но старый Фон Лу только пожал плечами.

— И вас ждёт ещё несколько лет, — продолжал инспектор, — за попытку нападения, за попытку моего убийства. Вы дважды пытались убить меня за два дня.

— Вы были тем самым бандитом в центре города? — спросил Фонг Лу.

— Был, — ответил Конрой.

— Вы очень умный, — сказал старый китаец, покорно пожимая плечами. — Я и не знал, что полицейские такие умные.

— Вам следует читать больше наших американских книг, — сказал инспектор. — У нас не бывает неудач. — Он наклонился вперёд. — А теперь, Фонг Лу, я расскажу вам, откуда у вас эта царапина на руке.

— Всё было так, как я сказал, — ответил китаец. — Я передвигал коробки.

Но Конрой только улыбнулся ему.

— Вы получили эту царапину, — сказал он, — когда мисс Уолтон схватила вас, когда вы отвернулись от тела её отчима, как раз перед тем, как вы ударили её дубинкой!

— У вас нет доказательств! — воскликнул Фонг Лу. — Она не может утверждать, что это сделал я!

Инспектор поднял кольцо, которое он снял с пальца Фонг Лу, когда они с детективом Болтоном прижали трёх китайцев на Дойерс-стрит. Он поднял его так, чтобы Фонг Лу мог его видеть, но так, чтобы китаец не мог его достать.

— Доказательство, — сказал он, — вот здесь. Я сказал вам, что мисс Уолтон поцарапала мужчину, который её ударил, но я не сказал вам, что она схватила его с такой силой, что сломала ноготь на пальце. Я осмотрел и эту и соседнюю комнаты с лупой, но так и не смог найти кусочек ногтя, который был у неё отломан. Я знал, что это маленький кусочек, но я верил, что смогу найти его, если он будет здесь. Когда этого не произошло, я решил, что его мог унести ударивший её человек; возможно, он зацепился за его одежду.

Фонг Лу насмешливо улыбнулся.

— Иголка в стоге сена! — сказал он.

— Совершенно верно, — сказал Конрой, — но если поискать достаточно долго, то можно найти даже её. Но обломок ногтя не зацепился за одежду человека, ударившего мисс Уолтон. Он зацепился за его кольцо!

Он поднял кольцо, повертел его в руках.

— Посмотрите, Фонг Лу! Это ваше тяжёлое кольцо, оно украшено искусной резьбой, в нём много мест, за которые можно зацепиться. Вчера вечером, вернувшись домой, я рассмотрел его под микроскопом и обнаружила немного крови, крошечную капельку засохшей крови, застрявшую в одном из углублений резьбы. И вместе с кровью был обнаружен маленький кусочек ногтя, который, изучив текстуру и сравнив его, можно определить как отломанный у мисс Уолтон. Вкратце, Фонг Лу, когда вы ударили мисс Уолтон после того, как напали на её отчима, она поцарапала вам руку и сломала ноготь на пальце, а кусочек ногтя застрял в вашем кольце.

— Но почему, — спросил Фонг Лу, — я должен был бить по голове мисс Уолтон или её отчима? Я не знал ни одного из них.

Конрой наклонился вперёд и медленно проговорил:

— Вы сделали это, Фонг Лу, — сказал он, — потому что хотели выяснить, где Уолтон хранил опиум и героин, которым они с Джеймисоном вместе торговали; вам особенно нужен был опиум. Я не знаю, участвовали ли вы на пару с Уолтоном в сбыте.

— Я никоим образом не был связан с ним, — сказал Фонг Лу, — я ничего не знаю о его делах.

— Теперь у нас достаточно улик, чтобы осудить вас, — сказал инспектор Конрой. — Хотите, я расскажу вам, что именно вы сделали?

Старый Фонг Лу пожал плечами.

— Позавчера вечером вы пришли в этот дом вместе с Ли Сингом, — начал инспектор, — и спрятались в его комнате, выжидая удобного случая. До того, как Уолтон вернулся домой, вы, вероятно, обыскали дом, но не нашли наркотиков. Я не знаю, нашли ли вы сейф за картиной. От Ли Синга вы знали, что у Уолтона была привычка, если он приходил поздно, дожидаться первой почты и читать самые важные письма в этой комнате перед тем, как лечь спать. Итак, вскоре после того, как была доставлена первая почта, вы дали Ли Сингу наркотик, вероятно, вашего собственного изобретения, поскольку, как я понимаю, вы весьма сведущи в таких делах, а затем прокрались через весь дом в эту комнату. Возможно, вы намеревались закончить свою работу раньше, но приход мисс Уолтон и мистера МакДоннелла побеспокоил вас. Вы ждали, пока не убедились, что мисс Уолтон заснула.

— Вы настигли Уолтона, когда он сидел здесь за столом, подкрались к нему и ударили его дубинкой за ухом. Затем вы залезли во внутренний карман его пиджака и забрали бумажник, в котором, как вы полагали, могло быть то, что вам было нужно. От Ли Синга вы знали, что у Уолтона плохая память и, вероятно, он носил с собой что-то, что могло бы указать на местонахождение наркотиков. И затем, как только вы закончили, мисс Уолтон спустилась вниз и вошла в столовую. Вы набросились на неё и ударили. Когда вы приехали в город и увидели, что ваша рука оказалась поцарапанной во время драки, вы попросили Чинг Янга поцарапать и свою руку, а когда Ли Синг пришёл к вам вчера днём, вы взяли свой нож и порезали руку ему, оставив след, похожий на царапину на вашей собственной руке. Вот почему на ноже, который вы вчера бросили в меня, была кровь. Я знал, что Ли Синг получил царапину после того, как покинул больницу, потому что врачи тщательно осмотрели его, пытаясь определить, какими препаратами его накачали, они искали следы от иглы для подкожных инъекций, и они бы заметили свежую рану.

Долгое время Фонг Лу молчал. Он смотрел прямо перед собой, очевидно, перебирая в уме всё, что произошло с тех пор, как он вошёл в комнату, взвешивая улики, которые собрал против него инспектор Конрой. Наконец он вздохнул и пожал плечами.

— Я старый человек, — сказал он, — и мои предки давно ждут меня. Всё так, как вы говорите. Но, — он сделал выразительную паузу, — я не убивал его! В этого человека выстрелили до того, как я ударил его, но я не сразу увидел кровь. Он склонился над своими книгами, и я не знал, что он мёртв. Когда я повернулся, чтобы уйти, эта молодая женщина, мисс Уолтон, преградила мне путь. И я ударил её.

Инспектор Конрой положил обратно в коробку нож, кольца и бумажник. Он долго смотрел на Фон Лу.

— Нет, — сказал он, — я не верю, что вы убили Уолтона. Я полагаю, что он был мёртв до того, как вы его ударили; в отчёте судмедэксперта, проводившего вскрытие, говорится, что удар дубинкой был нанесён после наступления смерти. Кто-то другой, — он обвёл взглядом ряд лиц перед собой, — кто-то другой убил Уолтона!

Он повернулся к детективу Болтону.

— Отправьте Чинг Янга, Фонг Лу и Ли Синга в штаб-квартиру и заприте их, — сказал он, — а затем передайте Грэхему в Чайнатаун, чтобы он обыскал магазин Фонг Лу. И скажите ему, что лучше бы он купил новую маскировку.

Трое китайцев, прикованные наручниками к патрульным, вышли вслед за детективом из комнаты так спокойно, как будто собирались на ужин, а не в тюрьму.

19. Часы, которые не хотели идти

Все лица, значившиеся в списке инспектора Конроя, были допрошены. За исключением патрульного Кигана, которому, конечно же, заранее объяснили всю ситуацию и смысл допроса, те, кто оставался в комнате, явно пребывали в состоянии, граничащем с паникой. Многое произошло, и многое осветило события, которые, казалось, были окутаны тайной. Они стали свидетелями внезапного падения Джеймисона: из напыщенной фигуры, терзаемой чувством возмущения, он превратился в человека, заклеймённого как преступник и молящего о пощаде; они видели, как трёх китайцев разоблачили как заговорщиков, покушавшихся на жизнь Уолтона, и как их арестовали из-за удара, который убил бы этого человека, если бы он уже не был мёртв к тому времени. Инспектору Конрою стало интересно, о чём думал преступник, тот, кто застрелил Уолтона, предположив, что он был среди тех, чьи напряжённые лица были перед ним, поскольку этот человек понимал, что если бы он подождал ещё немного, то дело, ради которого он пришёл, было бы выполнено Фонг Лу.

Свидетели выражали свои эмоции по-разному, в зависимости от их способностей. Миссис Джонсон тихо всхлипывала, снова и снова повторяя, что Уолтон был прекрасным человеком и что она не совершала убийства. Миссис Джексон сидела молча, скручивая носовой платок в комок, раскручивая его и снова скручивая. Калинетти, истопник, беспокойно ёрзал на стуле, его глаза вылезали из орбит. Джексон, разведённый муж с отличным мотивом для преступления, перекатывал сигару из угла в угол рта, не куря, но нервно жуя её. Мартин, почтальон, сидел, негодующе глядя на Калинетти, потому что истопник сказал, что видел, как почтальон выходил из дома минут через пятнадцать после ухода Мартина. Шофёр Коулман с любопытством смотрел на инспектора; преступление не было для него чем-то новым, он видел их во многих проявлениях. Керриган, брокер, который был другом детства Уолтона, сидел, скрестив руки на груди, молча, без выражения эмоций на лице, но с неестественным блеском в глазах. Он спокойно ждал следующего акта драмы. Хелен Уолтон и Гарри МакДоннелл, взявшись за руки, казалось, не замечали никого, кроме друг друга; они явно испытывали облегчение от того, что инспектор не стал заострять внимание на царапине на руке МакДоннелла.

Некоторое время после ухода детектива Болтона и трёх китайцев инспектор Конрой сидел, молча крутя гильзу, пуля из которой попала Уолтону в мозг. Казалось, он не замечал ни одной из встревоженных фигур, сидевших по другую сторону стола. Затем он заговорил, как бы про себя:

— Мы ещё не нашли убийцу!

Затем он снова замолчал, глядя на гильзу, не обращая внимания ни на кого в комнате и, по-видимому, не замечая вздохов, поднявшихся на фоне монотонного шума уличного движения за стенами дома. Наконец он заговорил снова:

— У нас есть Джеймисон, партнёр Уолтона по продаже наркотиков, и у нас есть трое мужчин, которые намеревались убить его, но обнаружили, что их работа уже выполнена, но мы ещё не нашли человека, который убил Уолтона, если только это не сделал Джеймисон. Возможно, это сделал он. Возможно, у них были какие-то сложности в отношениях. Возможно, его убил больной молодой человек!

Он поднял глаза и по очереди оглядел людей, находившихся перед ним.

— Возможно, — медленно произнёс он, — это сделал кто-то из вас!

Они ничего не сказали, но атмосфера нервного напряжения, неуверенности в том, что инспектор Конрой предпримет дальше, распространилась по комнате, пока всё помещение, казалось, не зарядилось, словно от электрической батареи. Конрой склонил голову, изучая записи, сделанные им во время допроса, и его правая рука медленно поползла под стол.

Внезапно старые дедушкины часы начали тикать.

Вообще-то тиканье часов — самый обычный звук. Оно так часто достигает барабанных перепонок человека, что никто его не замечает, если только нет каких-то особых обстоятельств, привлекающих к нему внимание. Так было и в данном случае. Каждый из сидевших за столом напротив инспектора Конроя, должно быть, знал, что часы не шли, когда они вошли в кабинет, и что они не шли во время осмотра; действительно, достаточно взглянуть на них, чтобы понять, что они не шли уже много лет. Однако никто, казалось, не заметил, что они уже запущены, что они тикают ровно, но с почти сверхъестественной громкостью — никто, за исключением Мартина Керригана.

В тот момент, когда часы начали тикать, Керриган судорожно втянул в себя воздух. Его лицо стало белым, как у призрака. Он наклонился вперёд, вцепившись в подлокотники стула так, что костяшки пальцев побелели на фоне кожи. Затем он поднял дрожащую, как в лихорадке, руку и указал куда-то за плечо Конроя.

— Часы! — хрипло выдохнул он. — Часы! Они идут!

Инспектор Конрой, наблюдавший за ним, мрачно улыбнулся.

— Да, — сказал он, — они идут, Керриган. Но почему это так удивляет вас?

Керриган в какой-то мере овладел собой. Он пожал плечами и откинулся на спинку стула. Инспектор Конрой повернулся к детективу Болтону, который, узнав, что трое китайцев благополучно добрались до управления, вернулся в комнату и теперь молча стоял у двери, как и во время всего допроса.

— Болтон, — сказал инспектор, — отведите всех этих людей, за исключением Керриган, в столовую и подержите их там полчаса. Затем, если от меня не будет вестей, отпустите их домой. Керриган, вы останетесь здесь, а вы Киган, побудете в коридоре, где я смогу позвать вас, если вы мне понадобитесь.

Все свидетели, кроме Керригана, вышли из комнаты.

Они шли, удивлённые, но радостные, всё ещё опасаясь, что с ними может что-то случиться.

Керриган тихо сидел в своём кресле, дрожа от волнения. Он вскочил на ноги, когда Калинетти, последний из остальных, прошёл через дверной проём, и сделал вид, что собирается последовать за ним. Но остававшийся начеку патрульный Киган схватил его и силой усадил обратно на стул. Затем он быстро провёл рукой по телу мужчины, ощупывая карманы.

— Оружия нет, инспектор, — сказал он.

— Ладно, Киган, — сказал Конрой, — побудьте в коридоре.

Киган вышел, а инспектор Конрой повернулся к Керригану.

— Так это были вы! — сказал он. — Вы убили Уолтона!

— Что заставило эти часы тикать? — прохрипел Керриган. — Почему они пошли? Что заставило их начать тикать?

— Вы убили Уолтона? — потребовал ответа Конрой.

— У вас нет доказательств! — хрипло бросил Керриган. — У вас ничего нет против меня!

— Вы забыли про часы, — сказал инспектор. — Тиканье часов выдало вас с головой. А теперь я расскажу вам, что вы сделали, Керриган.

Он наклонился вперёд и посмотрел в глаза сидевшему перед ним человеку, который теперь дрожал от осознания того, что его раскрыли, и боялся того, что стало известно инспектору.

— Вы убили Уолтона, Керриган, — сказал Конрой, — а затем открыли часы и подвесили револьвер на верёвочке к маятнику. Вы думали, что его никогда не найдут, потому что часы не открывали годами, дверца была заперта, и нигде поблизости не было ключа.

Керриган ничего не сказал. Конрой повернулся к часам, достал из кармана ключ и отпер стеклянную дверцу нижнего отделения, а затем широко распахнул её.

— Смотрите, Керриган! Вот пистолет, а за ним то, что заставляет часы тикать!

Керриган посмотрел. Он увидел, что с маятника свисает на шнурке револьвер сорок пятого калибра, из которого он убил Уолтона, с глушителем, всё ещё надетым на ствол; он также заметил, что в заднюю стенку часов вмонтирован телеграфный датчик. И как раз в тот момент, когда он во все глаза смотрел на часы, рука инспектора Конроя скользнула под стол, послышался слабый звук зуммера, и датчик начал ритмично печатать точки, со звуком похожим на тиканье часов.

— Видите ли, Керриган, — сказал инспектор, — именно это заставило часы работать, или, скорее, заставило вас думать, что они работают. Телеграфисты, как вы, наверное, знаете, используют автоматическое отправляющее устройство, называемое «жучок», которое можно настроить таким образом, чтобы оно отправляло столько точек и тире в минуту, сколько требуется, в зависимости от скорости получателя. Нажимайте на одну сторону панели отправки, и будут отправляться точки, пока рука не поднимется; нажимайте на другую сторону, и будут отправляться тире.

Керриган беспокойно заёрзал на стуле.

— Ничто не указывает на то, что это я положил револьвер туда, — сказал он.

— Это правда, — сказал инспектор, — но на этом пистолете есть несколько красивых отпечатков пальцев. Ими покрыта вся рукоятка. Возможно, они ваши. И я, безусловно, собираюсь продержать вас под арестом достаточно долго, чтобы выяснить это.

— Да, — медленно произнёс Керриган, — они мои. Я убил его. Но как вы нашли этот пистолет?

— Ну что ж, Керриган, — сказал инспектор, — теперь, когда вы сознались, и это признание было услышано мной и патрульным Киганом, который, уходя, не закрыл за собой дверь, когда ваше признание было услышано и записано двумя людьми на другом конце диктофона, установленного в этой комнате, — теперь, когда всё это было сделано, я расскажу вам.

— Во-первых, на пистолете нет отпечатков пальцев. Если бы они были, во всём этом не было бы необходимости. Я бы просто взял отпечатки ваших пальцев и пальцев других людей и сравнил их. Керриган, при обычных обстоятельствах я бы не нашёл пистолет, потому что часы, по-видимому, являются семейной реликвией и бесполезны в качестве хронометра, поэтому не было смысла открывать нижнее отделение. Было очевидно, что их не открывали много лет. Но вы выбрали слишком длинный шнур, Керриган. Я отодвинул часы в сторону, чтобы посмотреть, нет ли чего под ними, и пистолет ударился о боковую стенку корпуса. Естественно, тогда я открыл их. И вот я нашёл пистолет.

— А потом вы заманили меня в ловушку, — сказал Керриган.

— Да, — сказал инспектор, — но в то время я понятия не имел, что это были вы. На самом деле, я подозревал МакДоннелла. Но я большой сторонник шоковых методов, Керриган. Я верю, что любой виновный сознаётся в преступлении, если испытает достаточно сильный и внезапный шок. В таких обстоятельствах он выдаст себя, если только он не чрезвычайно выдающийся человек. У меня не было никаких улик ни против вас, ни против кого-либо другого, но я верил, что если кто-то из вас совершил убийство, то он выдаст себя, услышав тиканье часов. Видите ли, человек, убивший Уолтона, знал, что пистолет подвешен к маятнику; он знал, что часы не ходили много лет; он должен был заметить, что они не шли, когда он вошёл в комнату, потому что, естественно, он обращал на них внимание; его мысли были бы всё время заняты ими.

— Мне показалось, что убийца Уолтона не мог испытать большего потрясения, чем услышав, как внезапно начали тикать часы, потому что тогда он подумал бы, что пистолет найден и изъят. Иначе часы не смогли бы работать. Как могут работать часы с таким тяжёлым грузом, привязанным к маятнику?

— Поэтому я нанял лучшего оператора, которого только смогла предоставить мне телеграфная компания. Он встроил в часы датчик и подключил его к передающему устройству в комнате наверху. У меня была кнопка под столом, соединённая с зуммером рядом с его аппаратом, чтобы сообщать ему, когда начинать отправку. Он экспериментировал со своим «жучком», пока не настроил его так, чтобы он посылал точки в точности имитирующие тиканье часов. Когда я нажал на кнопку звонка, после того как Джеймисон и китайцы были отосланы, оператор просто приложил палец к панели и начал вводить точки. Он посылал их до тех пор, пока я снова не нажал на кнопку звонка, подавая сигнал к остановке.

— Ваша схема сработала, — сказал Керриган, — но зачем все эти расспросы людей? Почему вы не пригласили нас сюда по одному и не включали своё тикание?

— Вы были бы слишком бдительны, — сказал инспектор. — Я хотел создать атмосферу нервозности и страха. Я подозревал, что Джеймисон, возможно, был замешан в какой-то нечестной сделке с Уолтоном, потому что у обоих мужчин плохая репутация на Бродвее, и время от времени до нас доходили всякие слухи, но я подождал, пока он приедет сюда, чтобы арестовать его, потому что подобные вещи всегда вызывают дополнительный шок в подобных обстоятельствах. Внутренне я был уверен, что он не совершал этого убийства. Я полагаю, что Джеймисон и Уолтон были главарями крупной международной сети наркоторговцев с почти идеально отлаженной структурой здесь и в Европе, на которую мы пытались выйти в течение нескольких лет. Они не занимались фактической продажей наркотиков наркоманам, хотя в значительной степени контролировали поставки. Я полагаю, что больной молодой человек, о котором упоминали Калинетти и миссис Джонсон, был единственным человеком, которого Уолтон действительно собственноручно снабжал наркотиками.

Керриган заёрзал на стуле.

— Это, — сказал он, — и было причиной, по которой я убил его.

— Больной молодой человек…

— Он был моим сыном, — перебил Керриган. — Он был моим единственным сыном, и Уолтон из мести сделал из него наркомана. Поэтому я убил Уолтона.

— Я подумал, что между молодым человеком и убийством может быть какая-то связь, — сказал инспектор. — Вы не хотите рассказать мне об этом? Вы не обязаны, но если есть какие-то смягчающие обстоятельства…

— Я расскажу вам, — сказал Керриган. — Я получил сатисфакцию. Я готов понести наказание. То, что Уолтон сделал с моим сыном, погубило мою жену и почти разрушило жизнь моего мальчика. Я убил его за это.

20. История убийцы

Керриган откинулся на спинку стула и засунул руки в карманы пиджака. Теперь он казался спокойным и владеющим своими эмоциями.

— Как я уже говорил вам, — сказал он, — мы с Уолтоном родились в одном городе. Но я не говорил вам, что мы были претендентами на руку одной и той же женщины, девушки, которую мы знали всю жизнь. Я завоевал её сердце и привёз в Нью-Йорк. Уолтон последовал за нами несколько лет спустя. Мы были друзьями. Он часто бывал у нас дома, и когда родился мой сын, он, казалось, всегда проявлял к мальчику большой интерес. Мы разрешали ему навещать Уолтона летом в его загородном доме.

— Я никогда не подозревал, что Уолтон был моим врагом, пока два года назад моему сыну не исполнилось семнадцать лет. Потом он заболел, всё время нервничал и уставал. Я отвёл его к врачу, который сказал, что мальчик употребляет наркотики. Я поговорил со своим сыном, и в конце концов он сказал мне, что это Уолтон приучил его к наркотиками и что Уолтон снабжал его ими.

— Я пошёл к Уолтону, и он посмеялся надо мной. Он сказал, что сделал моего сына наркоманом, и сказал, что я всё равно ничего не смогу ему сделать. Я пригрозил ему арестом, и он сказал мне, что, хотя я могу это сделать — и я должен был это сделать — его организация продолжила бы снабжать моего сына наркотиками. Я поместил мальчика в санаторий, под присмотр лучших врачей, которых смог найти, но Уолтон нашёл способ, подкупив медсестёр и обслуживающий персонал, снабжать его наркотиками и там. Моему сыну становилось всё хуже и хуже, и наконец его мать узнала, что с ним и кто в этом виноват. Это убило её. Она умерла чуть больше года назад.

— Возможно, мне следовало уведомить власти, но я понимал, что это ни к чему хорошему не приведёт. Я часто приходил в этот дом и умолял Уолтона оставить моего сына в покое. Я предложил ему всё, что у меня было. Я предложил работать на него всю оставшуюся жизнь, делать всё, что угодно, если он даст моему сыну шанс стать кем-то лучшим, чем простым наркоманом, но он не знал пощады. Он сказал мне, что так и не простил меня за то, что я женился на девушке, которую он любил, и что он намерен продолжать давать моему сыну наркотики до тех пор, пока для него не останется никакой надежды. Он знал, что в конце концов это убьёт меня так же, как убило мою жену.

— В конце концов, я решил убить его, и сделать это до того, как он успеет сообщить в свою организацию, чтобы кто-нибудь продолжил посылать наркотики моему сыну. Это был единственный способ, который я смог придумать. Я следил за ним и изучил его привычки. Я часами наблюдал за домом и выяснял, кто и когда входил, а также в какое время Уолтон, скорее всего, был один. Я обнаружил, что почти всегда, когда почтальон приносил почту, Уолтон подходил к двери, чтобы забрать её. Мне также показалось, что он обычно оставлял дверь открытой, потому что через несколько минут всегда возвращался и закрывал её. Он был очень забывчивым и рассеянным. Он забывал закрыть дверь, когда получал письма, но вспоминал об этом через несколько минут.

— Мне показалось, что вот он — тот шанс, который так был нужен мне. Я поехал в Нью-Джерси, где меня никто не мог узнать, и заказал униформу почтальона. Я поехал в другой город и купил сумку почтальона. Я знал, что люди обращают на почтальона не больше внимания, чем на проезжающий мимо грузовик. Он — одна из типичных примет города. Сомневаюсь, что хоть один человек из ста, видящих своего почтальона изо дня в день, сможет описать его. Кроме того, почтовое отделение часто меняет маршрут работников или нанимает замену, выполняющую его работу. Я решил переодеться почтальоном и проникнуть в дом Уолтона под предлогом доставки письма, а затем убить его.

— Я снова поехал в Нью-Джерси и купил маленький закрытый автомобиль. Я заплатил наличными и назвался вымышленным именем. Я попросил мастера по металлу изготовить мне фальшивый номерной знак. Вчера утром я поехал на этой машине, которую невозможно было отследить, накинув поверх униформы почтальона старый дождевик. Припарковал машину за углом, на Амстердам-авеню. Я видел, как настоящий почтальон опускал письма в почтовый ящик этого дома. Затем, когда на улицах стало безлюдно, как обычно бывает в этот утренний час, я скинул дождевик и вышел из машины, закинув на плечо сумку почтальона. Затем повернул на эту улицу. В руке у меня была пачка писем, а в сумке — другие, так что все, кто меня видел, думали, что я почтальон, и не обращали на меня внимания. У меня даже были письма, адресованные людям, живущим в этом квартале, и я проштамповал марки, грубо, но достаточно искусно, чтобы этого не заметили.

— Потом вошёл в вестибюль этого дома. Как я и надеялся, Уолтон оставил дверь незапертой, но даже если бы он этого не сделал, я бы всё равно вошёл. Я бы позвонил в колокольчик, и когда Уолтон открыл бы дверь, я бы сказал, что у меня для него срочное письмо. У меня действительно было письмо, которое я приготовил как раз на такой случай. Я мог бы изменить голос и надвинуть кепку на глаза, хотя он, вероятно, всё равно не обратил бы на меня внимания. Но дверь была не заперта, и я вошёл. Я нашёл Уолтона в этой комнате, он курил сигарету и читал письмо, одно из трёх, которые были доставлены несколькими минутами ранее.

— Он сидел за этим столом, и прежде чем он успел встать или хотя бы спросить у меня, чего я хочу, я достал со дна почтовой сумки револьвер и выстрелил ему в голову. На пистолете у меня был глушитель, поэтому шума было немного. Я уже собрался уходить, когда услышал, как кто-то, как мне показалось, идёт по вестибюлю. Теперь я думаю, что это, должно быть, был Калинетти, подметавший ступеньки, но тогда я не знал, кто это был. Я боялся, что кто-нибудь войдёт и застанет меня с пистолетом в руке.

— Но я был готов даже к этому. Во время предыдущего посещения этого дома я обратил внимание на старинные часы с отделением под циферблатом. Насколько я знал, ключа к ним не было, но в следующий раз я захватил с собой немного воска, и мне удалось сделать слепок замка. Я заказал ключ. Для этого пришлось съездить в Джерси-Сити, где его изготовили так, чтобы меня нельзя было отследить. Поэтому, когда я услышал шаги снаружи или, как мне тогда показалось, в вестибюле, я открыл часы, привязал пистолет к маятнику, закрыл дверцу и запер её на ключ. Я не стал класть пистолет плашмя на дно, потому что боялся, что часы сдвинутся с места и пистолет будет издавать шум при перемещении. Я надеялся, что такого не произойдёт, если привязать его к маятнику, и шума бы не было, если бы я использовал более короткую верёвку.

— У меня была заготовлена история для любого, кого я мог встретить, выходя из дома. Я бы сказал, что доставлял почту и обнаружил, что дверь открыта. Это показалось мне необычным, и, войдя, я обнаружил Уолтона мёртвым. Тогда полиция увидела бы во мне всего лишь почтальона с сумкой, набитой письмами, и, я думаю, они бы записали моё имя и отпустили меня. И они никогда бы меня больше не нашли. Но если бы они обнаружили почтальона с пистолетом в его почтовой сумке, они бы его задержали.

— Сделав это, я немного подождал и затем вышел из дома. Уходя, я увидел, как Калинетти подметает тротуар, но я не обратил на него внимания, а почтальон был настолько обычным человеком, что он тоже не обратил внимания на меня. Вы, наверное, слышали, что он принял меня за настоящего почтальона. Я дошёл до Бродвея, сел в трамвай и доехал до Центрального вокзала, где взял плащ и шляпу-котелок. Я зашёл в курительную комнату и сел в кабинку. Там я надел шляпу и плащ, а потом пошёл домой, где сжёг форму. Почтовую сумку я оставил в трамвае, предварительно вынув из неё письма. Если бы она была передана в бюро находок компании, её невозможно было бы идентифицировать, поскольку на ней не было никаких надписей.

Керриган, закончив свой рассказ, некоторое время сидел молча, а инспектор Конрой рассеянно барабанил пальцами по столу. Наконец инспектор спросил:

— А ваш сын? Где он?

— Его не смогут найти, — сказал Керриган. — На прошлой неделе я передал своему адвокату достаточно средств, чтобы заботиться о моём сыне до конца его жизни. Я вложил всё в трастовый фонд. Я отправил мальчика под вымышленным именем в санаторий. Он вылечится, и когда это произойдёт, у него будет достаточно денег, чтобы получить образование и начать новую жизнь. Теперь, когда Уолтон мёртв, а Джеймисон в тюрьме, его никто не побеспокоит, даже если Уолтон рассказал о своём плане другим членам своей банды, чего, я думаю, он не делал. У Джеймисона теперь не будет времени продолжать злодейскую работу Уолтона.

— Мы позаботимся о Джеймисоне, — мрачно сказал инспектор Конрой. — Джеймисону ещё много лет отсидеть в Синг-Синге. Он и Уолтон должны были отправиться на электрический стул вместо вас.

— Я не собираюсь отправляться на электрический стул, — сказал Керриган, улыбаясь, — и я не собираюсь в Синг-Синг!

— Что вы сделали? — закричал Конрой, вскакивая на ноги.

Керриган сунул руку в карман и достал маленький пузырёк, который бросил на стол.

— Яд! — сказал он спокойно. — Я принял его, пока вы возились с часами!

Инспектор Конрой подбежал к двери.

— Киган! — закричал он. — Вызовите «скорую»!

— Это бесполезно, — сказала Керриган, — я принял аконит. Он не нарушает работу мозга почти до самой смерти; затем сердце замедляется и, наконец, перестаёт биться. Вы ничего не сможете сделать. Я умру меньше чем через пять минут.

Он уже говорил с трудом, и через несколько секунд его голова склонилась на грудь, руки подёргивались, что было симптомом, характерным для отравления аконитом. Конрой подбежал к нему и услышал, как он пробормотал:

— Сын мой, я получил сатисфакцию.

Керриган откинулся на спинку стула и умер.

© Перевод: Андрей Березуцкий (Stirliz77)