Тизер 2

Глава 5. Око за око

Сапоги пятидесятого размера утаптывают землю, шаги отдаются глухим топотом, будто кто-то бьет кувалдой в песок. Махина, ростом два с половиной метра, набирает скорость. Кожаная куртка гремит металлическими вставками, на испещренном шрамами лице читается ненависть.

Пячусь назад, вожу наконечник между головой и торсом. Спуск! Стрела втыкается в грудь, утапливается на глубину всего двух-трех сантиметров, Пролл бросает короткий рык недовольства, обламывает торчащий конец, мчит дальше. От сотни разделяющих нас метров остается половина. Спуск!

Перемещаюсь в стрелу, чтобы лично посмотреть на внутренности его башки. Мчусь к вытянутой роже, что жадно поглощает воздух открытым ртом. Конечная точка лежит, где-то между носом и правой щекой, за миг до столкновения Пролл бросает голову в сторону. Цепляю щеку и пролетаю рядом с болтающимся за спиной хвостом коричневых волос.

— АР-Р! — изрыгает боевой клич.

Тридцать оставшихся метров зверюга разорвет секунды за две, становится не по себе. Возможно стоило придумать план бесконтактного боя, заманить мамонта в ловушку, заморить голодом или свалить на него двадцатиметровое бревно. Боюсь даже представить, как я буду соперничать с рычащим великаном в ближнем бою. Спуск!

Третий выстрел оказывается самым эффективным. Из пробитого бедра сочится кровь, несокрушимая машина прихрамывает. Еще раз выстрелить не успеваю…

Лезвие топора размером с крышку канализационного люка летит в голову, рассекая пространство. ВЖУХ! Откидываю корпус, чувствую, как поток воздуха шевелит челку. Не успеваю восстановить равновесие, как топор уже летит сверху. Кувыркаюсь в сторону, закидывая лук за спину. Здоровяк не отстает. Отпрыгиваю от размашистого по корпусу, уклоняюсь от прямого в голову, поднимаю ногу над подсекающим с разворота.

Как правило, ловкость не присуща мощным бойцам, чего не скажешь про обезумевшего Пролла. Гора мышц размахивает топором, будто самурай катаной. Каждый уворот граничит со смертью, все больше проседаю по скорости перед непрекращающимся натиском. Нужно выкроить хоть пятисекундная передышку, пересмотреть позиционку, достать клинок, в конце концов.

Пролл выполняет изящное комбо: два верхних по диагонали, длинный шаг вперед с поворотом корпуса и рубящий с разворота. Запаздывая и спотыкаясь, отпрыгиваю от первой пары ударов, а вот уйти от вытянувшегося на всю длину топора не получается. Пропускаю касательный по плечу. Из пореза глубиной три сантиметра брызжет кровь, обжигающая боль растекается по телу. К сожалению, комбинация на этом не заканчивается, Пролл продолжает вращение и выкидывает вперед ногу. Пятка великана врезается в грудь.

Меня словно катапультировали или запустили из стреляющей человеческими телами рогатки. Болтающиеся ноги отрываются от земли метра на полтора, лечу спиной в неизвестность, размышляя о том, чем может быть чреват раздавшийся в груди хруст.

Приземляюсь метрах в семи, еще два с половиной проезжаю на спине, оставляя на земле рваный тормозной путь. Пытаюсь понять: дыхание сбилось от падения на лопатки либо из-за того, что проломленные ребра порвали легкие? Пролл уже рядом…

Нахожу в себе силы укатиться вправо, лезвие почти целиком прячется в земле. Вскакиваю, обнажаю оружие. Шестидесяти сантиметровый меч выглядит словно зубочистка, в сравнении с топором. Даже не думаю о том, чтобы отражать удары, попытка может закончится вывихом или даже переломом руки.

Здоровяк вырывает из земли топор и снова принимается за дело. ВЖУХ! ВЖУХ! ВЖУХ! Неуклонно следует по пятам. Уворачиваюсь. Кувыркаюсь под срезающим куст лезвием, краем глаза замечаю вымоченную насквозь штанину здоровяка. В бедре болтается стрела, выпускает кровь, но темп Пролла не снижается ни на мгновение. Руки-краны без устали машут топором, уклоняться становится все сложнее, проседаю по выносливости.

Связка из пяти последовательных ударов загоняет в тупик. Уходить больше некуда, хватаю рукоять обеими руками, ставлю блок. Ухо царапает металлический скрежет, энергия, образующаяся при поглощении удара, уходит в ладони, жжет. К моему удивлению, топор останавливается. Даже представить себе не могу, откуда в этих дохлых ручонках столько силы?

Сам факт того, что я осмелился что-то противопоставить Проллу, безумного его злит. На голову сыпется град ударов, топор высекает искры из моего хромого малыша. Ладони горят огнем, мышцы рук каменеют.

— АААА! — перехватывает топор, рубит сбоку.

Отразить удар, в который вложен вес всего тела, не получится, оттягиваю задницу, пропускаю лезвие на уровне пупка. Топор делает круг почти в триста шестьдесят градусов, уносясь мимо. Казалось, опасность этого выпада миновала, но находчивый уродец перераспределяет вес топора и толкает деревянный конец рукояти мне в живот.

Перехватывает дыхание, тело отбрасывает назад. Переставляю ноги пока не врезаюсь в дерево. Ствол подпирает спину и фиксирует на месте. Играет роль колодки, на которую кладут голову смертники, чтобы палачу было удобнее делать свое дело.

Каратель не заставляет себя долго ждать, смещается вправо, заводит топор за спину, словно готовящийся к удару бейсболист. Чувствую себя подвешенной рождественской игрушкой, набитой конфетами — легчайшая цель.

Словно в замедленной съемке наблюдаю, как от напряжения искривляется гримаса здоровяка. Все, что мне остается — падать. Расслабляю ноги. Из конечностей, что удерживают в вертикальном положении, будто достали каркас, гнутся колени, сползаю по стволу.

Лезвие топора мчится настолько быстро, что его не уловить человеческим глазом. Будто невидимую пружину, толщиной с якорный канат, привязали с одной стороны к топору, а с другой — к авианосцу. Растянули на полкилометра, а когда авианосец стал буксовать, капитан высвободил свой конец. Разрывающий рамки пространства и времени удар сравним со скоростью полета пули.

ТУ-ДУХ! Рубящая часть топора почти целиком прячется в стволе дуба диаметром метр, в стороны летят щепки, древесный великан угрожающе скрипит. Промедли я хоть на долю секунды, и лезвие словило бы ускользающую шею или голову.

Валяюсь у Пролла между ног, наблюдаю, как обезумевший воин рвет на себя рукоять. Фыркают ноздри, краснеет лицо, ноги вспахивают под собой землю. Лезвие не поддается. Я будто лежу в загоне с одичавшим быком. Зверюга в любой момент может прикончить свою жертву, но вместо того чтобы затоптать копытами, пытается освободить перевязанные рога.

Пролл рыпается, иногда вскидывает руки, перехватывая рукоять. Во время одного из таких мувов замечаю оголяющуюся полоску кожи между штанами и курткой. Бью!

— АААА! — опьяненные злостью глаза пожирают мои, руки еще сильнее впиваются в рукоять топора, психованно рвут на себя.

Второго шанса может не быть. Выдергиваю клинок, режу еще раз! Из-под куртки валит кровь, брызжет и струится, обливая меня с ног до головы.

— ААААА!

Началось. Вздуваются вены, увеличивается размер мышц, глаза загораются красным. От бесконечного трения и нагрузки на ладонях лопаются мозоли, слазит кожа. Рукоять топора покрывается кровавыми отпечатками.

У Пролла конкретно съезжает башка. Наполненные кровью глаза ни на секунду не отрываются от моих, тело начинает неистово бьется о раненый дуб. Плечо со скоростью — два удара в секунду вбивается в ствол, разлетается кора, основание дерева предательски трещит.

— АААААААА! — орет, признавая свое превосходство над заваливающимся деревом, ускоряется до трех ударов в секунду.

Вскакиваю на ноги, вытаскиваю клинок. Нужно ковать железо, пока горячо — рублю в голову. Чувство самосохранения Пролла все же превозмогает над желанием завалить деревянного, что сожрал его топор. Руки отлепляются от рукояти, здоровяк уклоняется и на противовесе отвешивает прямой с левой. Костяшка кулака, размером с мою голову, попадает в бровь…

Очухиваюсь лежащим на траве. Судя по треску падающего дерева, пробыл в отключке не больше пяти секунд. Левый глаз болит и пульсирует, пробую открыть — не получается. По лбу течет что-то теплое и липкое, боюсь даже представить, как разорвало бровь.

Шатаясь, встаю на ноги. Кулак левой руки сжимается, в надежде найти рукоять меча, того самого, на который только что наступил Пролл.

Пятки выбрасывают из-под себя землю, раздувшийся псих летит в атаку. Подтолкнуть лук снизу правой рукой, перехватить левой, достать стрелу. Не смотря на полуобморочное состояние, мышечная память работает, как часы. Вставить стрелу в тетиву, натянуть. Не нужно закрывать левый глаз, чтобы прицелится, его затянула гематома на пол лица — спасибо Проллу. Спуск!

— Око за око, мать твою! — ору, глядя, на торчащую из глаза стрелу.

Ноги Пролла перестают сгибаться, набравшая инерцию масса передвигается будто на ходулях, бугай распластывается на земле.

…. ……

Хотел бы рассказать эпичную концовку о том, как я гордо поставил ногу на поверженное тело и произнес что-то брутальное, вроде: “Так будет с каждым!”, “Не связывайтесь с Мироном” или “Знай наших!”, но все было совсем по-другому…

Недомогание, темнота в глазах, потеря сознания. Очухиваюсь, смотрю мультики на китайском языке, где в главной роли корова с языком дракона доит кота, теряю сознание. Очухиваюсь, разговариваю с пчелой с лицом Димона, снова теряю сознание. Вырубался пять или шесть раз, пока не долез до валяющейся в рюкзаке хилки. Не думаю, что это был просто сотряс. Валяясь в затуманенной реальности, я с трудом смог вспомнить свое имя. Кровоизлияние в мозг, лопнувший сосуд или любой другой жутко звучащий диагноз позволил бы прожить не больше получаса. К счастью, все было позади.

Чтобы унести весь выбитый шмот понадобится лошадь, запряженная в маленькую тележку. Выбираю самое ценное, плетусь в лагерь.

…. ……

Обвешенный трофеями заваливаюсь в кузницу. Грудь припадочно поднимается и опускается, пытаясь восстановить дыхание. Кузнец все понял прежде, чем я начал говорить, Топор и куртка Пролла сошли за доказательства смерти.

— Илья! — кричит за спину.

— Да, пап? — отзывается голос подростка.

— Срочно беги к деду! Скажи, чтоб ко мне чапал! — вытирает пот с верхней губы. — А мы, пока, подождем.

Ожидание дается кузнецу тяжело. Выпачканный в сажу лоб изредка морщится, борясь с одолевающим интересом. Мастер молота и наковальни уже в третий раз меряет шагами помещение, серые глаза изредка утыкаются в мои. Представляю себя в качестве подозреваемого громкого дела. Матерый следак ходит взад-вперед по кабинету, а в моменты надвигающихся озарений бросает короткие, проверочные взгляды. Трижды легкие наполнялись больше обычного, и приподнимался подбородок, но опер так и не задал свой вопрос.

Делая вид, что не замечаю прикованного к себе внимания, выкладываю на стол раздобытый шмот, сортирую по принадлежности. Безделушки и камни кладу к цепочкам и браслетам, а рядом с топором Пролла падают два прихваченных клинка, булава и нож. Куртка Пролла, что по размеру сгодилась бы, скорее, как плащ, покрывает спинку стула.

Не выставляю на продажу только камень-руну желтого цвета, что нашел в доме Пролла. Такой же камень отжала странная тройка во время моего первого визита в основную локацию. Если верить словам сливающегося с природой молчуна — руна бафает шмот. Осталось разобраться, как ее применять.

Я как раз закончил с перепаковкой рюкзака, когда распахнулась дверь. В помещение проникли остатки дневного света.

— Покажи, топор! — в клубах рвущейся на свободу пыли показывается старик. — Не верю!

Тянусь к рукоятке неподъемного агрегата, но старикашка меня опережает. Дряблые ножки снова обретаю молодость, старик подскакивает будто подросток, бесцеремонно отталкивает мою руку и впивается худыми пальчонками в оружие, принесшее смерть в его дом.

— Как же давно я этого ждал, — выдавливает вместе со стоном удовлетворения.

Закрывает глаза. Экстаз длится не меньше минуты, мы с кузнецом уважительно пережидаем.

— Отдай ему одну из способностей, — старик все еще держится за топор. — Он заслужил.

— Ага, — с запозданием в секунду отвечает кузнец и уходит в соседнюю комнату.

За дверью гремят полки, что-то падает на пол. Через минуту передо мной вытягиваются две покрытые мозолями ладони, между избитыми линиями жизни катаются три капсулы: на первой изображен серый кулак, раскалывающий камень, на второй вижу красную стрелу с мерцающим наконечником, третья привлекает миниатюрной сценкой, где воин уклоняется от атакующего удара сверху, а в ответ, поражает противника рассекающим воздух клинком.

— Выбирай! — кузнец перекатывает капсулы по ладоням. — Подсказка слабого места соперника в кулачном бою, подсвечивание угрожающих стрел либо контратака с полусекундным ускорением в ближнем бою.

Участвовать в кулачных боях не собираюсь, выбираю между двумя последними. Безопасность — хорошо, но пока мои проблемы в основном связаны с мерцающими перед глазами клинками и топорами. Закидываю в рот капсулу с силуэтом уклоняющегося бойца, по телу пробегает разряд.

— Мы этого не забудем, — опустив голову, старик плетется к выходу. — Спасибо!

— Пожалуйста, — бросаю в спину.

— А это от меня, — кузнец протягивает сапоги. — Подошвы сделаны из шкуры беса. В них тебя услышат только те, кто обладает соответствующими способностями.

Обувь пришлась по размеру. Плотная, но дышащая кожа, обвивает ступню, фиксирует от вывихов голеностоп. Звук, что издавали слегка шуршащие кроссы, сошел на нет. Исчез хруст попадающих под подошву песчинок и скрип дерева — круто! Складывается ощущение, что я хожу босиком по идеально-гладким бетонным плитам. Посмотрим, как поведут себя на пересеченной местности.

Кузнец интересуется, как все прошло, сколько бандитов было в лагере, после чего переходим к торговле.

— Браслет — четыре сотни, кольца по шесть, цепочка — девятьсот, — копается в вывернутом на столе шмоте, переводит взгляд на горку, что валяется рядом. — За топор дам три тысячи, куртка — две сотни.

Торговаться с неписем — бесполезно, а искать более сговорчивого продавца — нет желания. Вдобавок к вышеперечисленному, сдаю пару клинков за сотню, булаву за полторы, в восемьдесят кузнец оценивает нож.

На игровой счет падает чуть больше шести кусков. Прибавляю штукарь, на который обещал отоварить старейшина, добавляю четыре оставшиеся сотни, получаю семь с половиной тысяч.

Делаю выводы. Простое оружие, даже хорошего качества, таскать на продажу не стоит — весит много, проще набить рюкзак ювелиркой, а вот эксклюзивные предметы оцениваются щедро. За топор Пролла получил аж три штуки.

На тысячу, что мне пообещали за убийство волка, беру десять стрел со стальными наконечниками и свежим оперением, с тратой остальных решаю повременить.

День заканчивается в гостевом домике. Трещит камин, шипит вскипающий чайник. Хотел сразу уйти в реал, но меня отвлекает парочка забавных персон. Два мужика сорока лет готовятся к рейду на волка. Двухметровый шкаф Никита прилаживает к крышке от бочки ручку, чтобы использовать ее, как щит, а лысеющий коротышка Александр Сергеевич осваивает азы стрельбы из лука. С первых слов становится понятно, что их связывает не только пати в Тизере:

— Ты все понял, Никита? Отбиваешь атаку щитом, а затем рогатиной прижимаешь зверюгу к земле.

— Алекса-а-андр Сергеич, — обиженно выдавливает здоровяк, опуская глаза в пол. — Может я все-таки меч возьму? Хрен знает, чем закончится эта ловля, а так, пару раз я его точно рубану.

— Нет! — на лице вырисовывается раздражение, стратег выходит из себя. — Стрелять буду я, Никита! Что непонятного?!

— Ладно, — мямлит, возвращаясь к ручке щита.

Пара-тройка переброшенных фраз подтверждают мои догадки. В рейд на волка идут коллеги по офису: руководитель и подчиненный.

Мне становится любопытно. Пытаюсь ввязаться в разговор подсказкой о том, что волка лучше вообще не подпускать на расстояние укуса. Никита изо всех сил цепляется за здравый смысл, кивает в знак согласия, но, судя по искривленному презрением лицу Александра Сергеича, уверенный в своих решениях менеджер не нуждается в поучениях салаги.

Вываливаю козырь о том, что волк умеет создавать копии, подсказываю, что мужикам понадобится парочка острых ножей, если они не хотят провозиться с освежеванием три часа.

— Ты убивал что ли? — в голосе менеджера слышится растопленный лед. — Здоровый он?!

Сработало! У Александра Сергеича развязывается язык. Оказывается, что руководитель отдела продаж прется от компьютерных игр и проводит все свободное время, изучая миры ММОРПГ.

Узнав о существовании Тизера, планы купить новенький паркетник отодвинулись на задний план, Сергеич обналичил банковский счет и купил капсулу.

Эмоции, испытываемые при первом погружении, разорвали рамки привычного, Сергеич сравнивал получаемый кайф с контролируемым сном. Из-за неимения семьи, сорокалетний зануда выплескивал свои чувства на работе Слушателем стал самый незаурядный сотрудник — Никита.

Провинциального хлопца вполне устраивало проводить время в кабинете начальника, попивая чаи. Связывающая их близость прощала опоздания и отставания по показателям продаж. И все было бы отлично, если бы красноречивые слова шефа и ежедневные рассказы о прекрасном мире не посадили росток безумной идеи в голове подчиненного.

Никита слишком поздно понял, что идея купить капсулу в кредит не принадлежит ему. Навязанная шефом мысль никак не клеилась со статусом семьянина с двумя детьми, но Александр Сергеич уже подписывал обязательства по поручительству. Отказаться Никита не смог. Получил ненужную капсулу за три мульта, десятилетний долг и переплату в два с половиной раза.

Но это был еще не конец. Самую большую ошибку Никита совершил, когда пообещал играть с Александром Сергеичем в пати. Шеф, пользуясь своим положением, использует подчиненного исключительно в развлекательных и корыстных целях. Пример с волком наглядно это демонстрирует. Задача здоровяка — подставляться под бешеную псину и удерживать на месте рогатиной, пока наш герой будет “карать” демона с безопасного расстояния.

Я так увлекся наблюдением за сборами зрелых чудиков, что не заметил, как на столе оказалась наполненная свежей медовухой бутылка, которую прихватил с собой после квеста. Греющий горло напиток освежает и приятно дурманит. Перед тем как уйти мужики рассказывают о какой-то ярмарке в учебке, жмут руки и сваливают. Я же, пользуясь тем, что бутылка осталась наполовину полной, достаю книгу.

…. ……

Часть 2. Шорн

На крутом берегу бескрайнего озера, свесив ноги над расстилающейся гладью, сидят подростки. Девчонка в белом платье внимательно слушает смуглого мальчугана с выбритыми полосками на висках:

— Я не хочу быть таким же, как мой отец, — болтает босыми ногами, торчащими из-под рваных штанин. — Неужели жизнь дана для того, чтобы из года в год собирать урожай, продавать его за гроши и снова копаться в земле?

— Я не знаю, — зеленые глаза, размером со сливы, ни на секунду не отрываются от смуглого лица мальчишки.

— Мир огромен! Мы можем стать кем угодно! Знатоками, лекарями, воинами или богатейшими торговцами! Жить в замках, носить расшитые костюмы и устраивать каждый день пиры!

— Шорн, но-о-о…, — она опускает глаза и останавливается на полуслове.

— Но, что?! Дарина?

Мальчишка наклоняется, пытаясь словить ее ускользающий взгляд и кладет руку на белую коленку. Девочка вздрагивает. Краснеют щеки и сбивается дыхание, ладошки останавливают скользящее к бедрам платье.

— Но, что?! — Шорн слегка потряхивает ее коленку, не замечая возникшего смущения.

— Но-о ведь…, — Дарина снова смотрит ему в глаза. — Мы дети крестьян…

— Это меня не остановит! — отрезает Шорн и убирает руку.

— И что ты будешь делать?!

— Уйду из поселения, найду дядю Корлунга и попрошу взять меня в ученики. Он делает мечи и продает их рыцарям. Живет в двухэтажном доме с мансардой, что выходит на собственный виноградник.

— А как же твои родители?

— Я бы ушел прямо сегодня, но-о-о…, — он отводит взгляд. — А впрочем — неважно!

— Что, Шорн?!

— Дело… я просто… в общем… Ай! Забудь!

— Скажи! — она кладет руку ему на плечо.

— Ты мне нравишься, Дарина! — набирается смелости и говорит, глядя в глаза.

— Ты мне тоже! — крик срывается с ее губ. Девочка краснеет и оглядывается по сторонам, боясь, что кто-нибудь ее услышит, после чего добавляет почти шепотом. — Очень…

И она снова почувствовала это жгучее ощущение внизу живота. Что-то бурлит в самом нутре, неужели она думает о том, чтобы поцеловать его! Но ведь порядочные девочки так не поступают, в первую очередь одобрение должен дать отец.

— Давай прогуляемся, — Шорн встает и тянет руку.

— Конечно, — ухоженные пальчики утопают в грубой ладони мальчугана.

— Я поговорю с твоим отцом…

Шорн говорит что-то про новый дом, совместное хозяйство и собственную конюшню, но Дарина больше не слышит его. Пытается успокоиться, но пульсирующее горячей кровью тело живет своей жизнью. Ее бьет озноб! Она не может поверить в свое счастье! Самый красивый и сильный мальчик поселения выбрал ее, и это, не смотря на то, сколько девочек ходят за ним по пятам. Надевают красивые платья, заплетают волосы и придумывают глупые предлоги, чтобы провести с ним время и остаться наедине. Ходят слухи что Марианн даже поцеловала Шорна без согласия отца!

Дарина потеряла ощущение времени. Если бы ее спросили: сколько они гуляли вдоль озера? Она могла бы ответить, как десять минут, так и несколько часов. Более или менее пришла в себя, когда Шорн вдруг остановился:

— А ты слышала легенду про прибрежные деревья предсказаний?

— Что? — ей понадобилось время, чтобы переварить вопрос. — Нет.

— Говорят, что деревья вокруг этого озера могут определять судьбы молодых пар, — Шорн кладет руку на ствол. — Но, я не верю в эти фокусы!

— И как они это делают?

— Каким-то образом подают знаки. Не знаю точно, — Шорн протягивает руку по стволу, ощущая ладонью рельеф. — Пойдем!

— Стой! — Дарина возвращает его рывком. — Посмотри!

Поверх испещренного узора коры появляется силуэт сердца. Розовая крошка, похожая на рубленные лепестки цветов, отпечатывает на стволе символ любви и ласки…

— Этого не может бы…

Дарина не дала ему договорить, губы прильнули к еще открытому рту. Неуклюжий и слегка болезненный первый в жизни поцелуй уносит сознание в бездну.

Она уже и не вспомнит, кто первый начал сдирать одежду, но осознание того, что произошло что-то взрослое и пугающее пришло вместе с болью внизу. Ее ладони сжимают вырванный из земли мох, а рот непроизвольно издает тем самые крики, что иногда доносятся из комнаты родителей. Платье сбилось на животе, оголяя прелести молодого тела. Шорн тяжело дышит, зарывшись носом в шее.

Десять минут спустя они возвращаются домой слегка порознь. Шорн, не прекращая, шепчет “как же это произошло” и “что они наделали”, а Дарина следует позади, сгорая от стыда и проклиная себя за совершенною слабость. Ну зачем она полезла его целовать, что же теперь делать…

…. ……

— Что будешь делать?

— Через три дня мой брат идет на торговую площадь, продавать кожу, — тараторит заплетающийся язык. — Главное, чтобы нашелся покупатель.

— Ты говорил это десять дней назад, Луц.

— Слушай, так уж вышло, — на веснушчатом лице читается испуг. — Я не могу ему приказывать.

— Да мне плевать! — спокойный голос срывается на крик, раздается звонкий шлепок. — Ты должен был отдать монеты еще вчера!

Рыжий сгибается, хватаясь за нос, бордовые капли разбиваются о каменный пол.

— Прости… Шорн, — каморка с сочащимся из окошка светом наполняется всхлипываниями. — Я все верну!

Распахивается дверь, в помещение забегает улыбающийся толстяк, останавливается и внимательно смотрит на корчащегося от боли. Улыбка на миг исчезает с лица, а после растягивается до самых ушей:

— Ну, что, Луц, довыделывался? — толстяк достает из кармана звенящий мешочек и кладет на стол. — Я тебя предупреждал!

— Завали! — обрывает Шорн.

— Ладно-ладно, — толстяк ретируется в угол.

— Луц! Карточные долги нужно отдавать!

— Шорн, но… вы же… жульничаете…

— Что ты сказал, сука?!

Помещение наполняется глухими ударами. Луц поднимает руки, защищаясь от сыплющегося града ненависти, пропускает боковой в висок и сползает на землю.

— КТО ЖУЛЬНИЧАЕТ?! — Шорн колотит лежащего ногами, тяжело глотая воздух.

…. ……

Спустя полчаса мальчик сидит за столом, разглядывая на свет красные рубашки карт:

— Они больше не будут с нами играть. Просекли, что карты меченые.

— Ага, — толстяк катает на ладони монетку. — И что будем делать?

— Я придумаю что-нибудь новое…

— Да, — подопечный расплывается в улыбке. — Ты гений Шорн! Чертов гений!

— Завали…

— Расскажи про Дарину!

— Отвали!

— Ну, пожалуйста, Шорн!

— С этой было сложнее, чем с предыдущими, — высокомерный взгляд устремляется в окошко. — Те раздвигали ноги, только коснись я их плеча, а наша милашка держалась, будто монашка. Но против трюка с дебильным деревом предсказаний еще никто не устоял.

— Расскажи! — толстяк будто выклянчивает конфетку.

— Находишь выделяющееся дерево и рисуешь смолой сердечко. Подготовив красотку, прогуливаешься с ней вдоль берега, а потом будто невзначай останавливаешься возле того самого дерева. Затираешь тупой рассказ про судьбу влюбленных и незаметно высыпаешь лепестки на смолу. Появившееся волшебным образом сердце — твой ключик к ней под платье. Трижды проверено!

— Ну ты и псих! — выкатив глаза, толстяк возносит своего предводителя до небес. — Их отцы имею полное право прикончить тебя!

— Эти дуры боятся их больше, чем я. К тому же, каждая из них уверена, что сама сделала первый шаг к богохульству. Я — всего лишь совращенная жертва.

— Гениально…, — толстяк замолкает на время. — Что будем делать?

— Хромой предложил ограбить дом, что стоит у мельницы…

— Ты серьезно?! Это уже не шутки, Шорн! Все знают, что с Хромым нельзя связываться! Говорят, он прирезал солдата из форта…

— Именно поэтому ты и останешься маменькиным сыночком, — Шорн встает из-за стола, сгребает мешочки с монетами и уходит…