Пригород раскинулся вдоль дороги невнятным кривым пятном. Темная пустошь, наполненная разрушенными мрачными зданиями, в которых гуляли едва заметные мутные тени, будто представлявшие собой души тысяч и тысяч умерших здесь людей.
Он не знал, что здесь случилось. Да и мало его это интересовало. В любой лжи следовало до конца держать маску уверенности, и это у него хорошо получалось. А уж опыт выживания в апокалипсисе у юноши имелся целый вагон и маленькая тележка.
Макс молча сидел на куске обвалившейся крыши. Он скрылся от лишних глаз в россыпи развалин и тут же повернул назад, пробравшись обратно к оживленной закусочной. Укрытие нашлось тут же, двухэтажное здание местного мини-маркета, от которого остался один лишь обшарпанный скелет.
Ночь торопливо окутала мир своими гнетущими объятьями. Луны на небе не было. То ли вообще, то ли скрывалась за странными воронками и черными тучами. Впрочем, прекрасно освещали землю то и дело пролетавшие где-то далеко наверху алые молнии, вспышками озаряя находившийся на последнем издыхании истощенный серый мир.
Он прожевал сухое печенье и сделал глоток воды. Разумеется, он не собирался никуда уходить и уж тем более не желал давать этой четверке выжить. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы пожелать скорой смерти.
— Дихотомия добра и зла, — пробормотал он под нос; в его холодных глазах отразился очередной всполох алой молнии.
Поступали ли они плохо? И поступит ли плохо он, если прервет их жизни? Честно говоря, подобные мысли давно перестали крутиться в его голове. Более того, после смерти, заставшей его год назад, в голове стало непривычно ясно. Странное ощущение абсолютного знания дальнейшего пути могло сбивать с толку, однако избавляло от многих вопросов.
— Все предельно просто, — заключил он.
Макс выбросил шуршащую упаковку от пайка в угол, но та, тут же подхваченная ветром, поднялась в воздух и беззвучно полетела к небу.
Закусочная молчала. Можно было подумать, что, как и обещали, они сразу же покинули ее, однако юноша знал, что не все так просто. Если закусочная была их базой, пусть даже временной, за то время, пока он делал круг, они бы не стали ее бросать на произвол судьбы.
Вот и сейчас, когда мгла заполонила собой округу, и в пустующих зданиях стал натужно завывать воздух, походя на возню сотен голодных зверей, у задней стены закусочной едва забрезжил крохотный огонек. Сначала едва живой, он неспешно разгорался, брызжа из глубокого жестяного бака снопами желтых искр.
Юноша поднялся. Подбросил в руке нож и спрятал его в рукав, чтобы серебристое лезвие не выдало блеском. Потом зачерпнул с потрескавшегося пола грязи и пыли и щедро умыл лицо с волосами.
Во всех мирах действовало единственное правило, правило сильнейшего. А сильнейший мог поступать так, как захочет.
У огня замелькали знакомые силуэты. Толстый боров грел руки, продолжая попивать из бутылки дурно пахнувшую жидкость. Шеп, обладатель двустволки, дуло которой торчало из-за спины, возился чуть поодаль с какой-то тележкой, а Генри, худой паренек, складывал на мешки и коробки.
Не было видно только старика и маленькой девочки. Но они определенно были там, в этой треклятой закусочной.
Макс спустился вниз. Тяжелые армейские ботинки, бухавшие по полу, с каждым шагом издавали все меньше шума, пока не остался слышен лишь тихий звук похрустывающих под подошвой крошек, что и вовсе исчез, когда юноша вышел на улицу.
Он чуть пригнулся и, прикрываясь тенями зданий, легким бегом двинулся к своей цели.