Только человек (None But Man)

Глава 1

Там, за невидимой линией, — планеты и солнца иноразумных. Нам нужно понять их. Никто не сделает это за нас. Никто — только человек.

Для Калихэна О'Рурка Уэна туман полузабытья успел стать уютно-привычным. Из этого состояния его вырвал толчок, за которым последовало басовитое рокотание и сильная дрожь.

«Если ума не хватает, рукам отдыха не знать», — подумал он. Юмор, подобно огоньку спички, тут же погас, стоило ему вспомнить, как легко удался полицейским его арест. Фактически Калли сам отдался им в руки.

Осознание этого факта угрожало стать психологическим дополнением к той физической пытке, которую ему сейчас приходилось переносить. Но пленнику удалось отогнать тяжелые мысли — он все еще твердо верил в свои силы, сохранял уверенность, что, если ему дадут время, он сумеет выпутаться из любой передряги.

Сделав над собой усилие, Калли окончательно пришел в себя. Ему удалось определить характер вибрации. Снова заработали двигатели ракеты «пространство-атмосфера», в которой он находился. Челнок готовился к посадке, завершая долгое скольжение от самой верхней, почти орбитальной точки траектории, началом которой был Нью-Йоркский комплекс.

Сориентировавшись в окружающей обстановке, Калихэн слегка расслабился и снова ощутил, как ноет у него все тело. Хуже всего приходилось рукам от локтя до кисти. Руки, заведенные за спину, были плотно сжаты пружинными смирителями — худшим вариантом старомодных наручников. Впечатление было такое, что руки ему теперь никогда уже не развести. И не удивительно: смирители не снимали уже тридцать шесть часов.

Применение смирителей допускалось законом — и Всемирная Полиция в полной мере воспользовалась этим правом во время его ареста в космопорту Лонг-Айленд Саунд и последовавших полутора недель допросов. С точки зрения закона они вовсе не подвергали арестованного пыткам.

Но фактически Калихэн был доведен почти до предела переносимого.

Иногда ему вовсе не давали еды, порой еда оказывалась практически несъедобной, замороженной или пережаренной. Его запирали в камеру, где выключатель капризно не желал срабатывать, и мощная панель освещения на потолке горела постоянно. Кран, вделанный в стену, отпускал воду тонкой струйкой и только в случае, если под него подставляли особой формы чашку.

Но почему-то из чашки этой вода просачивалась на пол, с той же быстрой, с какой набиралась из крана. Когда Калли пожаловался, ему стали приносить воду — но только по одной унции за раз, в крошечном бумажном стаканчике.

Его часами напролет допрашивали или держали в смирителях, а спать давали ровно столько, чтобы он не сошел с ума.

Тем не менее — Калли это отлично понимал, — если привести все голые факты в виде официального донесения, никто не сумеет доказать, будто ему не предоставили соответствующий условий для отдыха и положенной пищи для питья.

Допросы касались одной темы: подозрения Всемирной полиции в существовании заговора среди пограничных миров, расположенных на планетах Плеяд, которые при поддержке иноразумной расы молдогов намеревались, якобы захватить власть над тремя Старыми мирами — Землей, Марсом и существенно терраформированной Венерой, совершить здесь государственный переворот.

Сама мысль, о том, что несколько разбросанных по пограничным мирам миллионов планетян могут помышлять о завоевании Старых миров, с из восемьюдесятью с лишним миллиардами населениями, с контролем над более чем восемьюдесятью процентами богатств и военных мощностей человечества, сама эта мысль показалась Калихэну поначалу настолько смехотворной, что ему понадобилось некоторое время, чтобы уразуметь: в полиции высказывают ее совершенно серьезно, с ним не шутят.

Да, как это ни фантастично выглядело, с ним не были намерены шутить.

И поскольку Калли ни сном ни духом не ведал о заговори и поэтому ничего о нем сообщить не мог, его мучители, принимая его искренность за отказ сотрудничать, дошли почти до предела в методах давления на упрямого допрашиваемого.

Возможно — промелькнула сквозь головокружение мысль, — ему следовало быть сдержаннее, не обзывать полицейских бандой параноидных космофобов: ведь к тому времени он уже убедился, что вопросы, которые ему задавали, не были просто предлогом для ареста. Хотя вряд ли его сдержанность в выражениях что-либо существенно изменила бы. В любом случае он оказался бы там, где находился сейчас: полуживой, валялся на каких-то мешках (наверное, с почтой) у задней стенки пассажирского отсека спецчелнока Всемирной Полиции. Он лежал на боку со скованными за спиной руками и лишь краем глаза мог видеть один из иллюминаторов в металлокерамическом борту корабля.

При посадке на корабль, он был слишком слаб и даже не думал о пункте назначения полета. Теперь же, когда рокот двигателей и тряска заставили его очнуться, он поднял голову и постарался рассмотреть что-нибудь в иллюминатор.

Челнок быстро снижался к темно-синей поверхности океана, кое-где усыпанной золотистыми веснушками скоплений саргассов. И наличие саргассов, и ослепительный блеск солнца в горячем голубом небе свидетельствовали о том, что место расположено где-то в тропических широтах.

Посреди молочно-туманного океанического простора глазам Калли вдруг предстала необычная конструкция. Она напоминала плавучий нефтедобывающий комплекс. Но размерами много больше обычного. Челнок быстро спускался к этой конструкции, и Калли, щурясь от света яростного тропического солнца, вскоре понял, что на плавучую вышку она похожа меньше, чем ему показалось вначале.

Определенное сходство, конечно, имелось. Массивную металлическую платформу с надстройками поддерживали шесть вертикальных цилиндров, которые уходили в воду, в точности как якорные опоры обычной вышки. Но, несмотря на туман боли и усталости постоянно грозивший вновь окутать его целиком, рефлекс борьбы за выживание и уверенность в себе заставляли мозг работать и, сейчас, пусть медленно, но Калли все-таки сообразил: так далеко от берега — а конструкция должна находиться очень далеко от берега — никакие якорные опоры не достигнут дна.

Спору нет, внешне конструкция казалась очень основательной, словно и в самом деле была прочно заякорена. Но Калли, будучи специалистом по архитектуре и неплохим инженером, постепенно нарисовал в уме вероятную схему ног-цилиндров. В них, очевидно, помещаются подъемники и кое-какое оборудование, и уходят они на глубину не более сотни футов. Там они оканчиваются балластом-балансиром, объем и вес которого соответствуют надводной платформе. Такой балансир, расположенный на необходимой глубине, — глубины в сто футов — будут держать надводную конструкцию не менее надежно, чем заякоренные в дно опоры. И при этом такая система намного удобнее в использовании. Уравновешенный баланс масс воздуха и воды держал верхнюю платформу на высоте футов в пятьдесят-восемьдесят, то есть вне пределов досягаемости самых яростных штормовых валов.

Вот и все, что успел увидеть и подумать Калли, прежде чем напряжение не исчерпало последние резервы его сил. Он откинулся на мешки с почтой, перед глазами все завертелось, понеслось куда-то в темноту…

Потом он смутно помнил, как двое в знакомо черных мундирах Всемирной Полиции тащили его через металлическую палубу. Боль заставила его открыть глаза, он мельком увидел, что они находятся на той самой платформе, которую он заметил в иллюминатор. Потом его втащили в помещение с металлическими стенами и запахом машинного масла, швырнули в угол и оставили одного.

Некоторое время ничего не происходило, но вот свет померк и комнатка начала куда-то проваливаться, как кабина лифта. Спуск продолжался несколько бесконечных секунд, воздух быстро становился густо-теплым.

Кабина остановилась, изрядно тряхнув Калли.

Очевидно, он опять потерял сознание, а придя в себя, обнаружил, что наполовину стоит — наполовину висит в руках некоего субъекта в зеленом мундире.

Раздался удар металла о металл, и тяжелые металлические двери перед ними раскрылись.

— Давай, вываливай! — приказал конвоир.

От толчка Калли, спотыкаясь вывалился из кабины лифта в полумрак, пропитанный тяжелым запахом человеческого пота, и на подгибающихся ногах сделал полдесятка шагов, прежде, чем свалился на пол.

Благословляя покой, он лежал на металле палубы, и она казалась ему мягче самого мягкого матраса. Он прижался щекой к прохладному металлу, как к нежной пуховой подушке.

— Встать! — раздался голос охранника откуда-то сверху и словно издалека.

Калли сделал вид, что не услышал. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Потом он увидел ботинки — такие делали на пограничных планетах.

Владелец ботинок остановился на расстоянии фута от носа Калли, металлические чехлы на носках развернулись в сторону, откуда доносился голос охранника. Послышался новый голос, не такой громкий:

— Мы за ним присмотрим, Бушер.

— Не возражаю, Джемисон, — ответил охранник. — Чем больше, тем лучше.

В стороне, где должен был стоять охранник, послышался звук шагов, и третий голос произнес:

— Погоди-ка, Бушер! — Охранник, судя по звуку, уже направился к выходу. — Ты забыл снять смирители.

— Правда? Вот досада… — равнодушно произнес охранник. — Никто не велел мне их снимать.

— Но их нужно снять сейчас же. Смотри, как ленты в мышцы врезались.

Смирители на нем уже не один час.

Ботинки охранника — тяжелые, грозные, вновь оказались рядом.

— Знаешь, Джемисон, если хочешь за ним присматривать, — пожалуйста, твое дело. Но мне снимать пружины не велели. И приказы я не от себя получаю. Пока приказа не получу:

Охраннике вдруг странно крякнул, слегка взвизгнул и замолчал.

Несмотря на боль и головокружение, Калли не мог внутренне не усмехнуться. Во время последовавшей довольно долгой паузы вторая пара пограничных башмаков подтянулась поближе к первой. Калли с удивлением взирал на их размеры — едва ли они принадлежали человеку старше двенадцати лет.

— Не старайся меня запугать, Доук!

Храбрость охранника была показной — его выдавал тон голоса.

— Сними… — Голос был странный, какой-то невыразительный, но подразумевающий громадную силу и твердость. По тембру он вполне мог принадлежать подростку, но почему-то сразу стало ясно, что говорит взрослый. — Сними их.

Недолгая тишина.

— Ему больно, — продолжал Доук. — Я очень не люблю, Бушер, — ты ведь знаешь — очень не люблю, когда ты делаешь людям больно.

Калли почувствовал, как пальцы охранника поспешно занялись замком пружинного смирителя. Гнусаво зазвенев, замок раскрылся, и упругие металлические кольца ослабили свою мертвую хватку.

Он попробовал поднести руки к лицу — и горячая вспышка боли пронзила плечи, спину, все тело, словно его полоснули из сварочной горелки. Калли страшно закричал — или ему только показалось, что он кричит? Потому что темнота, на этот раз полная, вновь охватила его со всех сторон.

Глава 2

Впоследствии он не мог припомнить точно момента, когда снова начал воспринимать окружающее. А до этого момента… до этого он был погружен в полубредовое состояние. Перед ним проплывали лица, приближаясь и удаляясь.

Сначала лицо Алии Брайт, когда она была еще худеньким подростком, больше похожим на мальчика, повсюду таскалась за ним среди заросших высокой травой холмов и полей в окрестностях города Калестин. Потом снова Алия, уже взрослая: такой он ее видел два месяца назад, когда она прилетела в зону пограничных миров, чтобы уговорить его вернуться на Землю.

Былые распри между Старыми мирами и Пограничьем были уже четыре года как улажены. Теперь Калли может закончить образование — получить наконец диплом архитектора под руководством Альберта Моннса в Мичигане, где он начинал учиться.

Алия стала красавицей и она была так нежна, убеждая его, что нужно вернуться. Но по пути на Землю — на борту корабля — она странным образом переменилась: снова ударилась в политические баталии, связанные с конфликтом между Старыми мирами и Пограничьем — конфликтом, по ее же словам, давно улаженном. И наконец — лицо Алии, каким он видел его после посадки. Они стояли в салоне корабля, который подплывал к посадочному комплексу космопорта на Лонг-Айленд.

«Калли, это бесполезно — ты не изменился. Ты такой же бунтарь, каким был всегда. Лучше нам, наверное, не видеться… некоторое время…»

Несколько секунд спустя она добавила: «Нет, Калли, я звонить не буду.

Подожду, пока ты мне позвонишь…»

Алия ушла, отразившись в огромном настенном зеркале салона и смешавшись с толпой спешащих к выходу пассажиров. В том же зеркале он видел собственное отражение — русые волосы, лицо с четко очерченными скулами, носом и подбородком. Он смотрел ей вслед. Потом, через несколько минут, когда Калли тоже направился к выходу на пассажирский трап, перед ним возникло лицо лейтенанта Всемирной Полиции — молодое, с аккуратными усиками. Лейтенант, фланги которого прикрывали двое низших чинов в черном — один из них оказался капралом, — внимательно рассматривал документы Калли, прищурившись из-под козырька форменной фуражки. Голос лейтенанта…

— Калихэн Уэн? Не тот ли самый знаменитый космический угонщик, который похитил больше наших кораблей, чем любой пограничник за все время Восстания?

— Бывший угонщик. Вот документ о моем помиловании — подписан одним из советников Трехпланетья, Амосом Брайтом. Что вы имеете в виду?

И вдруг он понял, обернулся, начал искать взглядом Алию, но она уже растворилась в потоке пассажиров, текущем к зданию вокзала. Он посмотрел на лейтенанта.

— Если вы меня арестовываете, то по обвинению в чем?

— Обвинению? Что вы, сэр, никаких обвинений. Просто несколько формальных вопросов… — Лицо у лейтенанта было такое вежливое, такое честное! — Если бы вы смогли пройти с нами… это займет всего несколько формальных вопросов… — Лицо у лейтенанта было такое вежливое, такое честное! — Если бы вы смогли пройти с нами… это займет всего несколько минут…

Как только его провели в комнату полицейской секции вокзала, кулак капрала, словно молотом, врезали Калли по зубам. Лицо капрала… злобное, жирное… коротко подстриженные жесткие черные волосы… Второй полицейский скрутил руки Калли за спиной. Капрал снова замахнулся…

— Гляди-ка! Кусаться хочет! А ну, держи его покрепче…

— Достаточно, капрал!» — приказал лейтенант, поднявшись из-за своего аккуратного полицейского служебного стола. Он медленно и отчетливо выговаривал слова, повернувшись к микрофону служебного рекордера на стене.

— этот человек оказал вам сопротивление при доставке в кабинет, я увидел его угрожающий жест. Ваш удар был вынужденной мерой самообороны. Но прошу вас, больше никакого насилия. Вы двое, наденьте ему смирители.

Холодный металл пружинистых лент смирителя коснулся кожи Калли, обхватил руки, от кистей до локтей… Лейтенант, совершенно спокойный, уже сидел на прежнем месте за столом…

— Назовите ваши имя, пожалуйста.

— У вас с памятью плохо? Вы ведь знаете мое имя!

— Имя, пожалуйста…

А потом закрутился водоворот — полторы недели кошмаров.

Кошмарные видения постепенно растворились в темноте — силы оставили Калли, и он погрузился в сон без сновидений.

Ясность сознания возвращалась медленно, как будто он всплывал из мрачных к поверхности и солнечному свету. Но когда она вернулась, он был, наконец, свободен от боли, и обрел относительный душевный покой.

В конце концов, ему удалось разложить факты по полочкам в соответствующем порядке. Алия хитростью заманила его на Землю, чтобы власти Старых миров, в нынешнее время страдавшие явной манией преследования, получили возможность посадить его за решетку. Ведь во время Пограничного Восстания не было ощутимой занозы в из пятке, чем Калли.

Правда, теоретически Восстание утихомирилось шесть лет назад, после заключения Билля о Согласии.

Теперь он понимал, что нельзя во всем винить одну Алию. Просто она по-прежнему оставалась дочерью Амоса Брайта — в прошлом губернатора Калестина и опекуна Калли, а ныне старшего члена Трехпланетного Совета, правящего Землей, Марсом и Венерой. Алия была преданной дочерью, и отец мог оказать на нее давление, вынудить на поступок, который он считал необходимым.

То есть, Алия не стала его, Калли, врагом. Ей лишь пришлось уступить доводам отца, и дело это поправимое. Главное — ему нужно увидеться с ней, объяснить, что ее ввели в заблуждение. Придя к этому выводу, Калли почувствовал, как внутри загорается былой огонь: судьба вновь бросала ему вызов, и он встретил этот вызов, будто доброго старого друга. Энергия сопротивления никогда не покидала его. Чем больше его старались принизить, тем выше подбрасывал его толчок отдачи. Он чувствовал, что его старое «я» начинает рождаться.

Корень зла заключается не в Алии, с ее простой душой воспитанницы Пограничных миров, а в болезненном страхе, который жители Трехпланетья во всяком случае, большинство из них — испытывали перед Пограничьем и инопланетной цивилизацией молдогов. Алия слишком честна и не станет этого отрицать. А он ей докажет! Даже если понадобиться перевернуть. Старые миры, Пограничье и планеты молдогов с ног на голову! Он мысленно ухмыльнулся, представив себе результат подобной операции.

Именно так, — сказал он про себя, наполовину в шутку, наполовину всерьез. — Полумеры меня не устраивают.

И эта мысль окончательно привела его в себя.

Он открыл глаза. Смутно вспомнилось, что он здесь находится уже некоторое время, периодически то просыпаясь, пусть не полностью проваливаясь в сон, забытье.

Тесная камера, просто конура с наклонным потолком, — очевидно, наверху была какая-то лестница: он припомнил стук каблуков по металлу шаги людей, снующих вверх и вниз, в тусклом свете Калли увидел, что на полу валяются три матраса из пенорезины, занимая почти всю площадь пола.

На одном из матрасов лежал он сам. Он располагался у стены противоположной от входа. Матрас у открытой двери был пуст. На матрасе, лежавшем посередине, скрестив ноги, словно у костра. — Калли сам бывало любил так сидеть, когда отправлялся на охоту в окрестностях Калестина, расположился худощавый, приятного вида пограничник. Сначала Калли казалось, что они одного возраста, пока он вдруг не заметил, к собственному изумлению, что волосы у того совсем седые.

— Легче стало? — спросил его седой.

Голос звучал негромко, воспитанного человека, и принадлежал владельцу первой пары охотничьих ботинок, которые видел Калли, лежа на полу, когда его вытолкнули из лифта.

— Легче, — ответил Калли, пораженный слабостью своего хриплого голоса: здорово они его отделали, все-таки!

Седоволосый крикнул.

— Тебе нужно было просто отдохнуть, — сказал он. — И едва — мы старались тебя подкормить по мере возможности. Но главное — покой. Покой излечивает почти любую хворь, если она вообще поддается излечению, и без всяких лекарств.

Это был голос учителя — приятный баритон, правильный выбор слов и очень красивое старопланетное произношение. Но принадлежал голос человеку в потрепанном костюме пограничного охотника, и поза его говорила о том, что человек этот не раз и не два сиживал у костров в лесной чащобе.

Меня зовут Вил Джемисон, — представился седоволосый. — Моего товарища — Доук Тауншенд. Может, просыпаясь, ты его заметил.

В самом деле, теперь Калли припомнился некто очень небольшого роста, не более пяти футов, и не старше пятнадцати лет на вид. Впрочем, возможно, его миниатюрность создавала обманчивое впечатление. Доук, как припоминалось Калли, тоже сиживал, скрестив ноги, и смотрел на него, как сейчас Джемисон.

— Я… — начал было Калли, но осторожность заставила его прикусить язык.

Кто знает, стоит ли спешить выдавать свое имя? Но Вил Джемисон сам закончил недоговоренную им фразу:

— Калли Уэн, само собой разумеется. Я тебя знаю. Даже один раз видел, ты был тогда еще мальчиком и жил в доме Амоса Брайта, когда тот служил губернатором Калестина.

— Вот как? Ты на Калестине бывал, значит? — хрипло спросил Калли.

— И на Калестине бывал, и на всех мирах Пограничья. Я был антропологом в составе первого поселения на Казимире-3 сорок лет назад.

Калли с новым интересом пристально посмотрел на собеседника. Если этот человек говорил правду, ему не меньше шестидесяти пяти. Но если не считать седых волос, выглядел он на тридцать: лицо гладкое, почти без морщин, тело ловкое и гибкое. А может, он просто несколько безумен? В тюрьме сойти с ума нетрудно.

— Как это я раньше о тебе не слышал? — с сомнением пробормотал Калли.

— Ты был среди первых…

— За прошедшие годы я мало бывал на пограничных планетах, — с усталой улыбкой ответил Вил, словно подобные вопросы ему приходилось слышать слишком даже часто.

— Вот как? А где же? Дома, в Старых мирах?

— Нет.

Калли с любопытством смотрел на седого.

— Поправь, если ошибаюсь… но вроде больше негде найти поселения людей — кроме пограничных планет и Старых миров.

— А я и не жил среди людей, — поведал Вал. — Почти все сорок лет я провел среди иноразумных, глубоко в зоне молдогов.

Калли молчал наблюдал за собеседником. Наверное, он правильно поставил диагноз. Седоволосый явно не в своем уме. То, что он утверждает, практически невозможно. Связей с молдогами у людей не было. А десяток лет назад молдоги вообще заблокировали границу. Только год назад они прислали послов сюда, в Трехпланетье. Они требовали отдать им освоенные людьми планеты пограничья, поскольку Плеяды, как утверждали молдоги, принадлежали им задолго до того, как пришли люди.

Глава 3

Но откровенное недоверие во взгляде Калли нисколько не поколебало спокойствия Вила Джемисона. Он пребывал в полной безмятежности, чем еще больше распалил любопытство Калли. А что если его сокамерник не сумасшедший, в конце концов? Еще мальчиком на Калестине, куда Калли прилетел со своими родителями-эмигрантами, он слышал легенды о людях, которые контактировали с молдогами. Имелись даже документальные подтверждения таких фактов.

Теперь Калли припомнил, что в ранние годы освоения Плеяд молдоги воспринимали человечество не как угрозу, а как забавный феномен природы.

Рассказывали, что некоторым людям удавалось даже подружиться с молдогами, с этими кожистыми ходячими скелетинами, создавшими высокую цивилизацию и державшими в своей власти все звездные скопления дальше Плеяд. Таким смельчакам, как утверждалось, удавалось даже попутешествовать на кораблях молдогов по населенным планетам их звездных систем, которые вселенная спрятала от землян расстоянием и скоплениями космической пыли.

В то время молдоги, чья психология сильно отличалась от человеческой, гораздо спокойнее воспринимали людей, чем люди — молдогов. Судя по всему, ни страха, ни особого изумления молдоги не испытали, повстречав еще одну разумную расу, успевшую выйти в глубокий космос. Они не проявляли особого интереса к планетам Плеяд, не считая редких разведывательных экспедиций, и не выказывали недовольства, когда люди начали заселять тамошние планеты.

Но это было лишь вначале. Некоторое время спустя, еще на раннем этапе освоения человечеством Плеяд, в сознании молдогов сработал таинственный эмоциональный переключатель. Разведчики иноразумных перестали наведываться в Плеяды, а корабли людей строго предупреждались, если проникали за скопление, в глубь звездной территории молдогов. Подобно японцам, в семнадцатом веке вдруг закрывших свои границы для европейцев, молдоги преградили доступ людям в свои пределы. Тогда ходили слухи о людях, которые успели проникнуть на территорию иноразумных еще до неблагоприятных перемен и теперь возвращались целыми и невредимыми.

Со временем о подобных случаях забыли. Ведь молдоги совершенно неожиданно предъявили абсолютно необоснованные претензии на район Плеяд.

Сейчас, насколько было известно Калли, их послы пребывали на Земле: обсуждали проблему с членами Трехпланетного Совета. Спокойно, но не неотступно требовали они одного: люди должны покинуть уже освоенные ими планеты Пограничья. Тем временем внутри самого Совета кипели дебаты и борьба фракций. Члены Совета не в состоянии были признать, что уже не командует населением Пограничья, не в состоянии приказать им вернуться домой; точно так же не в силах были они осознать, что молдоги готовы начать войну с человечеством, если последнее откажется незамедлительно эвакуировать свое население с планеты Плеяд.

Дополнительную окраску выступления членов Совета придавала космофобия, — но понятиям Пограничья, боязнь не столько космоса вообще, сколько неведомого, что таится за границами Солнечной системы. Этой фобии подвержены почти все, кто жил в Трехпланетье. В кривом зеркале страха пограничники казались им варварами, а иноразумные существа — чудовищами.

Но ни один из лидеров Старых миров не признался бы в этом. Даже Алия, сама не подверженная космофобии, отказывалась видеть болезнь. Собственно, этот вопрос и стал яблоком раздора между Алией и Калли во время перелета с Калестина на Землю. Но уже сам арест Калли и существование этой плавучей тюрьмы доказывали, что болезнь существует.

Ход мыслей Калли неожиданно приобрел новое, очень интересное направление. Но не успел он сосредоточиться на новой идее, как в их берлогу влетело некое существо — бесшумное, как мотылек, оно словно сложилось, опустилось на матрас и, скрестив ноги, уставилось на Калли.

Калли взглянул на него с заметным любопытством. Это был коротышка, — тот которого Вил назвал Доуком Тауншендом.

— Ему лучше? — послышался бесстрастный голос, который хорошо запомнился Калли: слишком спокойный тенор, превращающий любой вопрос почти в утверждение.

Вил кивнул.

— Спасибо, парни, — сказал вдруг Калли, вспомнив сцену возле лифта. Спасибо вам.

Доук вообще не ответил и продолжал равнодушно смотреть на Калли. Его можно было бы назвать весьма симпатичным пареньком, если бы лицо у него не было так похоже на маску. Странное было это лицо — Калли задумался, не встречал ли он этого субъекта раньше. Вил ответил за обоих:

— Мы стараемся подхватывать тех, кто попадает сюда в плохой форме.

Охранники бояться Доука. Поэтому мы сразу можем чем-то помочь, например, заставить их снять смирители. Тебе повезло — ты мог остаться на всю жизнь калекой. Подумать только: этими варварскими устройствами заменили смирительные рубашки! Считается, что рубашки менее гуманны!

— Значит, вы принимаете к себе калек? — спросил Калли, переведя взгляд на Джемисона.

— Да, если получается. Но твой случай особый. — Джемисон чуть прищурил глаза. Ты Калихэн О'Рурк Уэн, знаменитый космический угонщик. Во время Восстания в одиночку увел больше десятка кораблей Трехпланетья. Ты для нас представляешь особый интерес.

— Какой именно? — Калли был озадачен.

— Пока не стоит об этом. Сначала поешь и отдохни немного. Через день-два наберешься сил, тогда мы сможем серьезно поговорить. Поискав в головах своего матраса, он выудил пластиковую банку, щелкнул крышкой, передал банку Калли, и тот почувствовал аромат горячего супа с говядиной.

— Откуда у вас такая еда? — удивился Калли, стараясь занять более подходящую для принятия пищи позицию.

— Нам ее выдают, — тихо ответил Вил. — Когда сам сможешь подойти к окошку раздачи, получишь свою пайку. Мы с тобой сейчас делимся.

Передав дымящуюся банку супа Калли, он присовокупил к ней пластиковую ложку, которая специально крепилась к каждой банке. — Попытайся впихнуть в себя сколько можешь, а потом спи.

Калли не стал возражать. Совет был очень кстати. Он почувствовал голод, к тому же, он узнал столько нового, что следовало эти сведения как следует обдумать.

Следующие несколько дней Калли набирался сил. Он лежал на своем матрасе из пенорезины и смотрел в металлический потолок, который в самом деле оказался нижней частью перехода между уровнями. Всего уровней было пять, как объяснил ему Вил. Все они были битком набиты задержанными, преимущественно из Пограничных миров, и занимали весь объем грушевидной подводной секции. Сама плавучая тюрьма была известна как Станция по задержанию иммигрантов номер один, для краткости — просто «номер первый».

По мере того, как к нему возвращались силы, Калли изучал своих странных опекунов. Один из них, за исключением редких моментов, всегда находился рядом с Калли. Доук оказался не слишком разговорчивым товарищем — но не потому, что не желал поддерживать беседу, а потому, что сказать ему, собственно, было нечего. В обществе Калли он либо спал — зачастую сидя, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене, — или точил самодельный ножик. Такие ножи делали сами заключенные — лезвие из полоски металла, заостренной, как игла и наточенной до остроты бритвы, рукоятка из тряпок, смоченных для твердости спиртовым лаком. Кроме того, как заметил Калли, Доук любил сидеть и рассматривать содержимое медальона, который свисал на цепочке с его шеи. Он всегда проявлял большую осторожность, чтобы Калли не разглядел, что он там прячет. Очевидно, спрятано там было нечто очень интересное: Доук часы напролет просиживал, поглощенный созерцанием.

На пятый день, когда Калли почувствовал, что уже полностью оправился, он выбрал момент, когда Вил остался с ним наедине и напрямую поинтересовался странным характером Доука.

Вил пожал плечами.

— Конечно, он немного с приветом, — признал он.

— Так я и думал, — заметил Калли. — Поэтому охранники его и побаиваются?

— Охрана его боится, потому что Доук не боится охраны, — серьезно объяснил Вил. Даже они понимают: чтобы они не делали, запугать его они не смогут. Если они переступят границу — Доук уже ни перед чем не остановится, не станет рассчитывать последствия. Поэтому они с ним и нянчатся. Конечно, рано или поздно…

Вил вдруг замолчал.

— Рано или поздно — что? — заинтересовался Калли.

— Наверное… — Вил замялся. — Пару дней назад ты спросил, зачем мы тебя взяли к нам. Я сказал, что есть причина, о которой мы поговорим позднее.

Он сделал паузу, словно ожидая реакции Калли.

— Продолжай, — предложил Калли. — Какая причина?

— Понимаешь, это место — особое учреждение.

— Тюрьма, понимаю, — кивнул Калли.

— По сути, да. Но официально — это лишь пункт задержания при службе иммиграции. Среди арестованных действительно есть несколько человек, незаконно прилетевших на Землю с Марса, Венеры или пояса астероидов. Но на самом деле — это лагерь для интернированных, для жителей Пограничья — в течение последних трех лет полиция отправила сюда всякого пограничника, которого им удавалось арестовать под любым предлогом. Калли снова кивнул.

— Теперь, видишь ли, все дело в том, что на одного охранника приходится сотня арестованных. И поскольку мы не преступники, мы создали систему управления и собственные законы. Полдесятка человек образуют так называемое правление. Все члены правления — известные участники Восстания, твои товарищи. Как только они узнают, что ты здесь… — Вил пристально посмотрел на Калли, — ты, скорее всего, тоже станешь членом правления.

Если нет — все равно будешь пользоваться немалым влиянием.

— Ну и что? — спокойно спросил Калли.

Вил глубоко вздохнул.

— Я спрятал тебя здесь, чтобы мы могли поговорить прежде, чем тебя узнают старые друзья. Правление выносит решения, обязательные для всех арестованных.

Он снова сделал паузу, глядя Калли в глаза.

— Среди множества вопросов, которые решает Правление, медленно закончил он, — есть один очень важный: кому из арестованных удастся совершить пробег.

Глава 4

Калли рассмеялся. Ну и ситуация. Но в смехе не было горечи — во всяком случае, не больше, чем в его чувствах к Алии, предавшей его. Калли не ждал, чтобы люди вокруг вели себя как святые. Скорее, наоборот. Вот почему, наверное, многие так хорошо к нему относились. Ничем другим нельзя объяснить, почему ему всю жизнь везло в этом смысле.

— Вот как! — сказал Калли. — А я уже начал подозревать, что вы пригрели чисто из милосердия.

— Я не за себя прошу! — быстро сказал Вил. — Нужно спасти Доука. Ты же видишь, какой он. Раньше или позже он убьет какого-нибудь охранника и умрет сам.

— Да, вполне возможное дело, — согласился Калли. — И ты молодец, что заботишься о товарище. Только я подозреваю, причина окажется недостаточно веской. Придется Доуку все же ждать своей очереди.

— Не будет никакой очереди, — объяснил Вил. Его обычно спокойное лицо посуровело. — Побег будет первым и последним на станции номер один.

Калли насторожился.

— Первый и последний? То есть, до сих пор никто не пытался бежать, ты хочешь сказать?

— Именно, — кивнул Вид. — Ближайшая земля — Новая Зеландия — в тысяче с половиной миль отсюда. Единственный способ туда добраться — захватить один из челноков, которые доставляют продукты, материалы и арестованных.

Челноки совершают посадку на воду не менее чем в сотне ярдов от станции.

Кроме того, море здесь кишит акулами. Сам увидишь, почему, когда окажешься на палубе.

— Понятно, — задумчиво сказал Калли. — Вопрос упирается в лодку.

Чтобы добраться от станции до челнока нужна какая-нибудь лодка, так?

— Да. А на номере первом никаких лодок нет. Грузы и людей перевозят с челноков в собственных шлюпках.

— Как же тогда предполагается совершить пробег? — спросил Калли.

— Четыре месяца назад правление постановило тайной сделать лодку. Об этом мало кто знает среди арестованных. Маленький ялик, собирается из полусотни отдельных частей, каждую из которых легко спрятать. Лодка будет готова через шесть месяцев. Потом придется ждать случая пронести все части на палубу. Когда опустится челнок, арестованные инсценируют бунт — чтобы внимание охраны было отвлечено и лодку успели собрать и спустить на воду.

В ялике поместится пять человек. Именно пять — иначе нет гарантии, что удастся захватить челнок. Но не больше пяти. Это предел.

Он замолчал. Калли кивнул.

— Понимаю.

— Значит, пятеро получат шанс на побег. Пятеро — из почти трех тысяч заключенных. Как ты считаешь, какова вероятность, что мы с Доуком окажемся среди них? — с усмешкой уточнил Калли. — Скоро ты распределишь все свободные места. А тебе не пришло в голову, что и я был бы не против заполучить там местечко?

Вил нетерпеливо отмахнулся.

— Не время шутить! Ты сам знаешь, что и так будешь в лодке! — сказал он, подавшись вперед. — Слушай меня внимательно! Доука тебе придется взять, потому что тебе необходим я. А я без Доука не уйду. Ты знаешь… я сорок лет провел среди молдогов. Я знаю их язык. Более того, я научился понимать их характер. Я понимаю способ их мышления. С моей помощью ты сможешь договориться с молдогами. И как только ты с ними договоришься, Старые миры будут в твоей власти!

— Каким образом? — спросил Калли, с внезапно проснувшимся интересом.

— Ну я не знаю… соответственно твоим целям, наверное.

Правительственный переворот, например… — мне все равно! Главное вот в чем: я могу помочь тебе избежать кровопролития. Поверь мне, я изучил молдогов, я их знаю. Я выучил их язык. На борту их корабля я отправился к их планетам, там я исследовал мифы и легенды культуры молдогов. Понимаешь?

Мифы и легенды — вот ключ к понимаю мышления иноразумной расы…

— Погоди, погоди, — осторожно прервал его Калли.

Вил замолчал, замер, подавшись вперед, потом напряжение покинуло его.

Он обмяк.

— Бесполезно, — устало сказал он. — Ты мне не веришь? Не веришь, конечно. Ты не понимаешь, насколько отличается мышление людей и молдогов…

— Постой, я ведь не отказываюсь тебя выслушать. Просто ты думаешь, что я не позабочусь о месте в лодке для себя — в первую очередь?

Вил уставился на него, изумление в его взгляде становилось все откровеннее.

— Не понимаю вопроса, — признался он, наконец.

— Шиворот-навыворот, — усмехнулся Калли. — Это я не понимаю. Ты считаешь, что мне место в лодке обеспечено и я даже в состоянии похлопать на тебя и Доука. Почему? Я здесь без году неделя. Три тысячи человек или около того, по твоим словам, прибыли сюда раньше, чем я.

— Но… — Вил изумленно воззрился на Калли. — Ведь ты — главное звено! То есть, кто, кроме тебя смог бы придумать план захвата Старых миров — с горсткой пограничников и считанными кораблями? Если кто-то и должен получить шанс вырваться отсюда и вернуться в Плеяды, это должен быть только ты!

— Очень приятно, конечно, — усмехнулся Калли — но опасаюсь, ты несколько неверно осведомлен. Никогда никаких планов переворота я не строил. Такая безумная идея может прийти в голову только сумасшедшему.

Вил молча смотрел на Калли.

— Ага, ты мне не доверяешь. Понимаю. Так и должно быть. Но, Калли, все заключенные на борту номера первого знают о заговоре. Нас всех допрашивали!

— Вот как? — Калли задумчиво кивнул. — Теперь начинаю понимать. Вот так и родилась эта фантазия. Параноики!

— Фантазия? — повторил Вил сдавленно, словно у него в горле застрял комок. — Фантазия?

— Послушай, ты сам из Пограничья, — сказал Калли. — Вот и подумай: может ли подобная идея быть чем-то большим, чем безумной фантазией?

Вил сидел неподвижно и смотрел на Калли бесконечно долго, как тому показалось. Потом тяжело вздохнул. Он был похож на резиновую игрушку с дыркой, через которую вышел воздух — он даже стал меньше.

— Фантазия… — повторил он тем же сдавленным голосом. — Я так и думал… А мы все только и держались этой мыслью, надеялись, что Пограничье, захватив власть над Старыми мирами, спасет нас. Поэтому правление затеяло постройку лодки — чтобы дать знать Конгрессу Пограничья, что мы в плену. Конечно, мы должны были сами понять, что это невозможно!

Но мы старались не терять веры…

— По крайней мере, Всемирная Полиция веры не потеряла, — сказал Калли. — А убеждать в своей правоте они здорово умеют.

Он откинулся к стене, посмотрел на съежившегося, упавшего духом товарища. Голос Калли сохранял непринужденность, но мысленно он уже быстро оформлял новую идею, которая только что у него возникла. Осторожно подбирая слова, он сказал:

— Не вешай носа! Это безумный мир, безумная вселенная. Старые миры убеждены, что Пограничье вот-вот их захватит, — хотя нет и намека на реальную возможность подобного переворота. Молдоги, в свою очередь, тоже без малейшей разумной причины требуют отдать им наши планеты в Плеядах.

— Что? — хмуро переспросил Вил. — Что касается молдогов, то причины у них достаточно объяснимы. Их можно понять.

— Достаточно объяснимы? — Калли пристально посмотрел на Вила. Пятьдесят лет они спокойно смотрели, как мы осваивает планету за планетой, а потом вдруг заявили, что мы вообще не имели права там высаживаться? Где же здесь смысл? А ведь отсюда и потянулась вся ниточка, с этого и началась мания Старых миров, их страх перед Пограничьем, в результате чего мы очутились в этом уютном местечке.

— Я знаю, знаю. — Вил сел прямо. — В том-то и дело. Мы не понимаем мотивации поступков молдогов. Поэтому Совет Трехпланетья нарубил дров во время переговоров с послом Руном и его братьями-послами. Я поэтому и прилетел на Землю, чтобы помочь Совету. Но едва я открыл рот, как Брайт спустил на меня Всемирную Полицию…

— Брайт? Амос Брайт? — вырвалось у Калли.

— Да, именно он. Я с ним познакомился еще на Калестине. Поэтому мне удалось добиться аудиенции. Но он мне не поверил. Дело в том, что наша культура построена на противоположности понятий «правильно» и «не правильно». Но для молдогов эти понятия очень относительны, они не придают им большого значения. Их культура основана на полярности «почтенности» и «непочтенности». Идея не очень легкая для понимания, но Брайт даже слушать не желал. Обвинил меня в соучастии в заговоре, — в «фантазии», как ты ее назвал, — и ты совершенно прав, конечно…

Голос его постепенно затих.

— Хорошо, тогда объясни мне причину, по которой молдоги требуют себе Плеяды? — вкрадчиво спросил Калли.

— Конкретную причину? Она мне неизвестна. Я специалист-антрополог, политикой не занимаюсь. Но я абсолютно уверен, что с точки зрения молдогов причина имеется — вполне разумная причина, в их понимании, конечно.

Выяснить причину сможет тот, кто научится думать как молдоги и изучит их культуру.

— Так ли это? — усомнился Калли и вдруг решил переменить тему разговора. — Ну, а Доук? Он здесь причем?

— Доук? — Вид в первый раз за все время разговора отвел глаза в сторону. — Доук появился здесь немного позднее меня. Он почти год нелегально провел на Земле… кого-то искал. Пока его не сцапала полиция.

С ним пришлось повозиться. Понимаешь, он несгибаемый человек. Он сказал им правду, они ему не поверили, тогда он вообще перестал говорить. Сюда его привезли в очень тяжелом состоянии: он был хуже, чем ты, даже, намного хуже. Ну, а я немного разбираюсь в медицине, я помог ему выкарабкаться… так мы и остались товарищами.

— Так, так, — пробормотал Калли.

Но мысли его были далеко — с лихорадочной быстротой он оценивал и сравнивал факты и предположения, мозг его работал почти со скоростью компьютера. Он даже забыл о присутствии Джемисона и не услышал слов старика, когда тот к нему обратился.

— Что?

— Я сказал — что здесь смешного? Почему ты улыбаешься?

— Бил пристально смотрел на Калли.

— Улыбаясь?

Только теперь Калли вдруг заметил, что у Вила в самом деле были причины для недоумения.

— Если только можно назвать это улыбкой. Больше напоминает волчий оскал. Брайт был твоим другом — на Калестине, когда ты был еще ребенком?

— Он принял меня в семью, — пояснил Калли, и улыбка тут же исчезла. Я жил в его губернаторском особняке. Моих родителей убили сбежавшие преступники, скрывавшиеся в буше. Брайт знал моего отца еще на Земле.

Шесть лет я прожил с ним и его дочерью, а потом сам отправился в буш, стал охотником-траппером. Через два года Брайт оставил пост губернатора, сторонники отозвали его на Землю для политической деятельности.

На миг воспоминания о Калестине, об Алии и ее отце вновь ожили, угрожая поглотить все его внимание, но ситуация требовала иного направления мыслей. Калли мысленно потер рукой лоб, отодвигая воспоминания подальше, в самый темный уголок памяти, и постарался вернуться в действительности.

— Значит, как ты говоришь, все арестованные, включая членов правления, верят в заговор Пограничья против Старых миров?

— Да, — подтвердил Вил, с некоторым удивлением глядя на Калли. — Я уже говорил… мы все в это верили.

Калли поднялся, покинул их «берлогу» под лестничным пролетом. Вил последовал за ним.

— Тогда мне нужно поскорей встретиться с членами правления, — сказал Калли и снова улыбнулся. — Если вы с Доуком желаете получить места в лодке.

— Если мы с Доуком… — ошарашенно повторил Вил. — Но как же теперь это возможно? — Он замолчал. — Только минуту назад ты сам назвал эту идею безумной фантазией… плодом горячечного воображения страдающих манией преследования правителей Старых миров!

— Так оно и было, — жизнерадостно объяснил Калли. — Но теперь все переменилось — ровно тридцать секунд назад. Ты мне покажешь, как найти это ваше правление или нет?

— Если желаешь.

Не спуская с Калли изумленного взгляда, Вил обошел вокруг него и начал подниматься по металлической лестнице.

— Я тебя отведу. Ты сказал — «все переменилось»?

— Именно так я и сказал, — согласился Калли, поднимаясь по ступенькам вместе со стариком. — Ровно тридцать секунд назад меня осенило: ведь имеется весомая возможность превратить фантазию в действительность.

Вил не спускал с Калли глаз.

— И все равно не понимаю, — признался он.

— Сдается мне, что ключ к разгадке — причины, по которым молдоги требуют вернуть Плеяды. Если с твоей помощью мы эти причины выясним, то нам, быть может, удастся все-таки провернуть этот захват власти — с выгодой для всех, кого это дело касается.

Глава 5

Четыре месяца и несколько дней спустя наблюдатель, курсирующий над верхней открытой палубой станции номер один, подобно морской чайке, мог бы заметить на этой палубе несколько человек, чью одежду составляли лишь драные штаны. Люди работали у металлической ограды, которая была им по грудь. Ограда шла вдоль края платформы, прерываясь лишь в зоне свалки мусора и пищевых отходов. С той стороны в океан сбрасывали остатки еды, в изобилии привлекая акул, неусыпно патрулирующих воды вокруг станции.

Одним из людей, занятых работой, был сам Калли. Он скалывал краску на одном из толстых металлических столбов ограды.

Или, скорее, делал вид, что скалывает. Эта работа, как и все остальные немногочисленные трудовые наряды для верхней палубы, была предлогом провести несколько часов на свежем воздухе и солнце и заключалась не столько в выполнении задания, сколько в том, чтобы и для следующих смен оставить достаточно незаконченный участок.

В данном конкретном случае Калли занимался куском старой краски, напоминавшим очертаниями Ирландию. Смена за сменой Калли с любовью оттачивал ее береговую линию.

Вскоре мимо Калли прошел заключенный, тащивший несколько ящиков.

Откуда-то выпал небольшой предмет и откатился в сторону Калли. Тот внутренне напрягся, внешне сохраняя безучастность. Не прерывая работы, он краем глаза рассматривал подкатившийся предмет. Это была старая перевязанная фишка для игры в шашки. Края у нее стерлись, и теперь она больше напоминала маленькое красное колесо. Калли заставил себя успокоиться. Впервые красное колесико появилось на верхней палубе — в вотчине охраны. Очевидно, произошло нечто из ряда вон выходящее.

Калли быстро сунул фишку в карман, потом небрежным взглядом окинул палубу. Неподалеку полировал шваброй и без того чистую палубу Вил Джемисон, перемещая с места на место несколько картонных обрывков и гвоздь. Калли лениво поднял руку и, скрючив палец, продел его в ячейку металлической сетки.

Немного спустя он снова оглянулся, как бы случайно. Вил, энергично подметая, приближался к нему. Калли небрежно опустил руку и стал ждать.

Когда Вил оказался напротив Калли, что-то случилось с щеткой швабры. Вил присел рядом с Калли, чтобы выяснить причину.

— Что такое? — прошептал Вил.

Не поворачивая головы и не двигая губами, Калли ответил:

— Не знаю, но что-то случилось. Собирается народ. Позови Доука, пусть держится рядом. Скажи: как только подам сигнал, пусть начинает заготовленный спич, как я учил.

— Понял, — пробормотал Вил. — Что еще?

— Все. Не теряй времени. Мне нужно через пару минут двигаться к зоне свалки.

— Понял.

Вил продолжил «уборку» палубы. Теперь путь его лежал дальше вдоль палубы и вокруг секции охраны, в другую зону палубы, где работал Доук.

Калли занялся старой краской. Наконец-то появится шанс на побег!

Опасаясь, что возбуждение выйдет из-под контроля, он волевым усилием заставил мысли направиться по иному руслу. Этому упражнению по развитию терпения Калли научился в былые славные дни, когда он только начинал заниматься похищением космических кораблей. Оказавшись на борту станции номер один, он вспомнил о них и начал готовить тело и дух к побегу.

Упражнения требовали регулярности и настойчивости, как ежедневный бег трусцой, но теперь сторицей компенсировали потраченное время. Возбуждение было легко подавлено, Калли расслабился, перестал даже думать о побеге.

Ему удалось занять мысли совсем иным предметом.

Опознавательные жетоны на его голой шее позвякивали, легко ударяясь о сетку изгороди в такт движению рук Калли. Он сосредоточился на этом звуке.

Это был удачный выбор. На жетонах не было имени Калихэна О'Рурка Уэна. Это были жетоны совсем другого заключенного по имени Хулио Ортега. Два месяца назад Ортега покончил жизнь самоубийством и был скормлен акулам, унося на шее жетоны Калли.

Такую замену имени сделали все члены правления, в которое через неделю после появления на борту станции номер один вошел и Калли. В любом другом центре для интернированных обычные переклички немедленно обнаружили бы подмену. Но охранники на номере первом были счастливы, соблюдая золотое правило — «Живи и давай жить ближнему своему» — при условии, конечно, что заключенные создавали минимум проблем.

Три любви, — думал Калли, — три любви было в жизни Калихэна О'Рурка в хронологическом порядке. Это: Пограничье, архитектура и Алия. В семь лет отроду он был обычным земным мальчиком, который не слишком радовался переселению на пограничную планету Калестин. В одиннадцать Калли стал убитым горем подростком, который выжил лишь потому, что губернатор планеты Амос Брайт принял его в свою семью, став опекуном мальчика.

Он нашел заботу и семейное тепло как раз в тот момент, когда больше всего в этом нуждался. Поэтому пять лет спустя, когда он отправился в буш, чтобы стать траппером, травма успела исцелиться, — и он смог обрести первую свою любовь. Любовь к открытым просторам нетронутой земли, просторам, которые формировали характер людей Пограничья, столь отличавшийся от характера живущих в старых перенаселенных мирах.

Ковыряя старую краску, чувствуя жар тропического земного солнца, Калли вспоминал. Два года спустя он вернулся в город, накопив достаточно средств, чтобы отправиться учиться в земной колледж. И в мичиганском государственном университете он открыл свою вторую любовь — архитектуру.

Чем больше он взрослел, тем явственнее чувствовал: он из тех людей, которые не способны просто принимать мир, в котором они живут. Ему нужно было этот мир изменять, попытаться приложить к нему руку — на благо или во вред, иначе он не мог.

Наверное, в более спокойную эпоху он нашел бы дело всей жизни в той возможности творчества, которую предлагала архитектура. Ему удалось втиснуть пять лет обучения в три, он работал без отдыха и каникул, но его финансовые ресурсы быстро истощились, и ему не оставалось ничего другого, как вернуться на Калестин, где и освоенной основной программы было довольно, чтобы получить работу архитектора. Накопив здесь достаточно средств, он мог вернуться на Землю и завершить обучение в аспирантуре. Но не прошло и года, как заполыхало пламя Восстания, и Калли, втянутый в него возродившейся первой своей любовью, оказался на острие событий.

Старые миры не позволяли планетам Пограничья строить или покупать космические корабли. Поэтому Калли поставил рекорд в самом опасном деле: нападал и захватывал корабли, жизненно необходимые Пограничью.

В конце концов Восстание победило. Калли, перед которым открывались радужные перспективы, стал представителем Калестина в новоиспеченной Ассамблее представителей Пограничных миров… и ему пришлось похоронить первую свою любовь. День за днем Ассамблея все глубже увязала в склоках.

На глазах Калли идеалы, за которые сражались повстанцы, погружались в трясину партизанской борьбы фракций, эгоистических местнических интересов.

Устав от всего этого, полгода спустя он подал в отставку и снова занялся архитектурой.

И вот, когда жизнь, пройдя пик, достигла нижней точки кривой, когда наступило определенное затишье, внезапно появилась Алия…

— Калли!

Хриплый сердитый шепот заставил его вернуться к действительности. Не поднимая головы, он быстро взглянул по сторонам, одними лишь уголками глаз.

Он ожидал увидеть Доука, хотя не в манере коротышки было так шептать.

Но Доук в поле зрения все еще не наблюдался. Глаза Калли на секунду встретились с глазами громадного, тяжеловесного мужчины, который пытался проскользнуть за край навеса, прятавшего зону свалки от всяких посторонних глаз, если не считать чаек и акул. Это был Марк Листром, один из членов правления, и глаза его выражали настойчивый вопрос.

— Чего ты ждешь?

Калли впервые видел, чтобы громадный пограничник проявлял подобное нетерпение. Очевидно, он верно угадал причину внезапного сбора.

Момент побега приближался. Теперь, наверное, каждая секунда — на вес золота. Но у Калли имелись собственные планы и интересы, о которых остальные члены правления, само собой разумеется, не подозревали. И он не желал рисковать, присоединяясь к собранию, пока в поле зрения не покажется Доук.

Глава 6

Калли снова занялся слущиванием краски. У него в запасе минут пять после чего правление сообразит, что дело не в элементарной осторожности и Калли задерживается по иной причине. После чего… Нет, они не станут без него начинать, а впрочем, не исключено, что и станут. Если так, то он может потерять возможность протащить в состав участников побега Вила и Доука.

Как Вил и предсказывал, сам Калли без проблем оказался в числе названных правлением. Это разумелось само собой: кто еще, кроме Калли, бывшего повстанца номер один, должен в первую очередь получить шанс на побег? Но что касается Доука или Вила, их кандидатуры с точки зрения членов правления не заслуживали даже упоминания, не то что обсуждения.

Зато они были жизненно необходимы Калихэну — Вил, по крайней мере.

Столь необходимы, что Калли не имел права рисковать, доверившись остальным членам правления. Вил один мог помочь ему выяснить мотивы, руководившие молдогами, которые настаивали на передаче в их собственность пограничных планет. Если просочится хотя бы слух об этом и седоволосый антрополог по какой-то причине будет переведен в другую тюрьму, все далеко идущие планы Калли потерпят полный крах.

Нет, пусть Вил остается самой мелкой сошкой в глазах общественного мнения арестованных на номере первом, но когда они окажутся на Калестине, в безопасности…

Однако ради этого Калли должен был найти способ заставить правление включить Била и Доука в число избранных для побега. Он начал с поиска слабых мест в уже разработанном плане побега — и нашел их. Как он и предполагал, идея построить в тайне лодку и тайно же ее собрать оказалась просто трудновыполнимой, но и вообще несостоятельной. Если об этом плане знал Вил, то, вероятно, многие другие заключенные тоже имели о нем представление. А среди трех тысяч человек не могло не оказаться стукачей.

Проверка, которую Калли незаметно провел, подтвердила его подозрения.

Он быстро убедился, что начальник станции знал о плане побега; охрана просто давала правлению возможность выпустить пар до момента, когда лодка будет готова. Как только этот момент наступит, готовые части лодки сразу конфискуют.

Поскольку план, разработанный правлением, был заранее обречен на неудачу, Калли принялся искать другой, более безопасный способ побега. И вскоре его придумал. Теперь он рассчитывал купить за эту цену места для Доука и Вила. Но необходимо было выждать до того момента, когда правление будет поставлено перед фактом провала собственного плана, и ему ничего не останется другого, как принять в число участников побега протеже Калли.

Поэтому он выжидал, тем временем знакомясь с помощью Вила с языком и культурой молдогов. Это оказалось сложнее, чем он предполагал. Сначала тот был рад вопросам Калли, потом начал хмуриться, и наконец раздраженно спросил:

— Приятно, конечно, когда к делу всей твоей жизни проявляют интерес, но зачем тебе все это знать? Ты можешь просто проконсультироваться со мной, если возникнут вопросы.

— Я хочу понять молдогов, — объяснил ему Калли.

— Понять? — Брови Вила удивленно дрогнули. — Но как ты или любой другой человек можете их понять, если ваша исходная предпосылка: все молдоги — чудища, уроды?

— Чудища? — в свою очередь изумился Калли. — Ты меня с кем-то спутал, Вил. Я ведь тоже пограничник, как и ты. Я не с Земли или какого-нибудь другого Старого мира.

— Неважно! — отрезал Вил. — Это не имеет значения — землянин ты или пограничник. На подсознательном уровне вы реагируете на молдогов одинаково, вами руководит старая концепция: «чужак» — значит «враг». А «враг» — значит нечто чудовищное, злобное, отвратительное. Нет, решительно добавил он. — Не стану я тебе рассказывать о молдогах. Ты все равно не поймешь, собственные предрассудки не дадут. Когда тебе понадобится конкретная информация, посоветуйся со мной. Но учить тебя всему, что я сам знаю, я не хочу: твое неверное восприятие проблемы станет только еще глубже.

Таким взволнованным Калли старика еще не видел. И он поступил мудро: не стал настаивать, на несколько дней сделал вид, что забыл о разговоре.

Тем временем он сам пришел к заключению, что в словах Вила имеется определенный смысл. Тогда он снова подошел к нему.

— Знаешь, Вил, я подумал и решил, что ты прав. Я в самом деле считал молдогов чудищами — в глубине души. Но ведь без твоей помощи я никогда не смогу взглянуть на них по-другому.

Вил хмуро смотрел на Калли.

— Ты прав, — вздохнул он. — Слишком часто приходилось мне встречаться с дураками, которые ничего не желали слушать. Понимаешь, в большинстве своем люди даже знать не хотят о подсознательных барьерах, которые возникают между людьми разных культур. Что уж и говорить о различиях между людьми и молдогами!

— Попробуй это мне растолковать, ты ничего не теряешь, — предложил Калли. — Например, что ты имел в виду, упоминая культурные барьеры?

Вил вдруг засмеялся, в голосе его появился энтузиазм.

— Расскажу тебе одно историю. Но сначала скажи: тебе приходилось общаться с людьми, которые во время разговора становятся к тебе так близко, что ты даже чувствуешь их дыхание на лице?

— Действительно, случалось такое, — сказал Калли.

— Ну, тогда я тебе буду рассказывать, а ты имей это в виду. Насколько я знаю, случай этот имел место еще в двадцатом веке. Согласно источнику, произошел он во время дипломатического коктейля, на котором послы Англии и Италии разговаривали друг с другом, стоя, лицом к лицу. В ходе беседы они постепенно, сами того не замечая, перемещались через комнату — один пятился, другой наступал. Пятился англичанин, а наступал итальянец.

Вил вдруг замолчал, вопросительно посмотрел на Калли.

— Как ты думаешь, почему так получалось? — спросил он.

— Понятия не имею.

— Дело в том, что у людей разных культур разные понятия о комфортном расстоянии до собеседника в разговоре. Комфортное расстояние для итальянца было в два раза меньше, чем для англичанина. В результате англичанин, смутно испытывая неловкость, сам того не замечая, начал пятиться, пытаясь установить приятную для него дистанцию. Но как только расстояние увеличивалось, дискомфорт начинал испытывать итальянец — и теперь уже он, не осознавая этого, делал шаг вперед. При этом ни один из дипломатов не понимал, в чем причина их дискомфорта.

Калли рассмеялся.

— Да, могу себе представить!

— Очень хорошо, — сказал Вил. — Кстати, что касается молдогов, то у них две дистанции комфортности — «индивидуальная», примерно в восемь футов, и «личная» — около двенадцати дюймов. Но не будем пока об этом. Ты не читал случайно книг Эдварда Т.Холла, который жил в двадцатом веке?

Калли отрицательно покачал головой.

— Среди прочих он написал книгу под заглавием «Беззвучный язык». В книге рассказывается о небольшом городке на западе Америки, в котором большинство представителей городской власти имели испанские корни, в то время как многие проезжающие через город принадлежали к англо-американскому типу культуры. Предел скорости в черте города был установлен пятнадцать миль в час. Испано-американский полицейский неуклонно задерживал всех, кто превышал лимит, пусть хоть немного. Ничего страшного, по сути, но вскоре англо-американцы стали замечать, что арестованные за превышение скорости испано-американцы отделывались в суде гораздо легче, чем они. Англы пришли в негодование.

Калли вновь засмеялся.

— Я бы на их месте сделал то же самое, — сказал он.

— Не сомневаюсь, поскольку твои культурные корни явно ближе к английской культуре, чем испанской, — заметил Вил. — Но суть в том, что обе стороны, — испано-американцы и англо-американцы, — согласно своему мировоззрению, поступали нормально. Для испанцев закон — это то, что не подлежит обсуждению. Если их задерживал полицейский, они подчинялись беспрекословно. И только после ареста они прибегали к неформальным методам, чаще всего использую свои семейные связи: ведь в правительственной системе почти у всех находились какие-нибудь родственники. С другой стороны, англы весьма вольно относились к установленным правилам. Им представлялось, что предел скорости должен быть гибким, учитывать условия и ситуацию на дороге. Но как только в дело включалась машина закона, они становились чересчур официальными. Суд должен быть в высшей степени непредвзятым — ничего другого им и в голову прийти не могло. Конфликт между ними зашел так далеко, что во время одного из задержаний полицейских был ранен, и ему пришлось арестовать нарушителя с пистолетом в руке. Вот тебе и пожалуйста — две разные культурные группы вели себя правильно согласно канонам собственных культур, отчего постоянно были на ножах.

— Ну, ладно, — сказал Калли, когда Виол закончил. — Идею твою я понял. Совет Трехпланетья и послы молдогов, сами того не осознавая, говорят на разных языках…

— Иначе и быть не может! — воскликнул Вил. — В том-то все и дело. Они просто не могут понимать друг друга в принципе; молдоги — нас, людей, а мы, люди, — молдогов. Например, главой тройки послов является адмирал Рун. Люди, естественно, принимают двух остальных за эскорт или помощников. Но как по-твоему, почему — с точки зрения молдогов — они здесь втроем?

— Понятия не имею, — сказал Калли. — Прости и просвети меня.

Вил не заметил иронии. Он был слишком поглощен темой разговора.

— Их трое, потому что в понимании молдогов вообще нет такой вещи, как «отдельная личность». Примерное соответствие этому понятию — их триада, тесное взаимодействие трех индивидов. Теоретически, это три брата или сестры, но на практике — любая комбинация из трех. Это минимальная ячейка общества молдогов. Они думают и определяют свое отношение к действительности как единое целое. Они принимают решения так же, как человек принимает решение за себя. Они действуют, как действует среди людей всякий отдельный индивид. Вот почему послов должно быть три, хотя Рун — старший брат, доминанта триады. Очень сомневаюсь, что Брайт и его сотоварищи по Трехпланетному Совету понимают, насколько зависят решения, принимаемые Руном, от мнений его двух братьев, не говоря уже о дипломатических нюансах ведения переговоров с трехличностным индивидом.

— Я бы тоже не знал, как вести себя, — признался Калли. — Но насколько твои знания достоверны? Ты основываешься на мифах и легендах молдогов, а в сказках случается что угодно. Взять хотя бы земные волшебные истории об эльфах, феях, духах и гоблинах, — по-моему, к реальной жизни, к поступкам и мотивам поведения людей они имеют мало отношения.

— Ты ошибаешься, очень сильно ошибаешься, — с жаром возразил Вил. Все персонажи наших мифов — это глубинные элементы культуры. Уже в этих персонажах можно увидеть, как одна культура отличается от другой, хотя все они — земные человеческие культуры. Вот, например, балканские легенды о вампирах, которые, выпивая кровь жертвы, превращают ее в сородича-вампира, такого же, как и он сам. Предательство, измена — постоянные элементы истории этого региона, и они отражаются в культуре. Смысл персонажа следующий: доверять нельзя никому, даже женщине, которая тебя любит, даже лучшему другу. Укус вампира за одну ночь превратит их в самых опасных твоих врагов. Теперь для сравнения вспомним фольклор региона Британских островов и северо-западной Европы. Вспомнил легенды о фантастических созданиях типа гоблина или феи. Как ты считаешь, чем они отличаются от образа вампира?

Калли на миг задумался.

— Они… не опасны для жизни человека, — сказал он. — По крайней мере, не в той степени, что вампиры…

— Именно так! — воскликнул Вил. — Они — эльфы, гоблины, феи проказливы, но не опасны для жизни человека, если только с ними поступают честно! Короче, их характер противоположен характеру вампиров. Они честны, они любят честную игру.

— Это верно, — задумчиво сказал Калли. — Это вообще очень английская фраза — «честная игра».

— Более чем, — согласился Вил. — Недаром англичан называли джентльменами. Шотландцы и англичане славились тем, что твердо держали данное слово и до последней запятой выполняли условия заключенного контракта.

— А вот ирландцев, — усмехнулся Калли, — джентльменами не называли.

— Нет. Но параллельные мифические типы, отражающие характер культуры, наблюдаются и здесь. Старый Ник — существо сверхъестественное. Но стойкий и смелый ирландец, особенно если справедливость на его стороне, всегда может победить или перехитрить Старого Ника. То есть, человек на равных противостоит мифическому персонажу — если у первого хватает отваги. А раннегерманская легенда повествует о чудовище Грендель, которое питается человеческим мясом, — это двоюродный брат вампира. Никто не может устоять против Гренделя — пока не появляется герой Беовульф. Он побеждает демона в бою, загоняет в болото и приканчивает. Теперь попробуем найти соответствия легендам человеческих культур в мифологии молдогов. Тебе приходилось слышать о четырех всадниках Апокалипсиса?

— Да, — сказал Калли.

— Прекрасно. Итак, в этом мифе четыре персонажа. Соответствующий миф молдогов имеет один персонаж, вернее, три в одном. Имя его — Демон Тьмы. Я сказал «три в одном», потому что Демон Тьмы, как все молдогские личности, на самом деле включает в себя три составляющие. Собственно Демон доминанта триады, вождь, лидер, а кроме него, в триаду входят еще Книжник и Безумец. В легенде рассказывается, как Книжник и Безумец объединяют усилия, чтобы освободить Демона, а потом, уже всей триадой, они начинают сеять рок среди молдогов…

— Минуту, минуту, — перебил его Калли. — Что значит — «сеять рок»?

— Мы подходим к сути дела, — пояснил Вил. — Четыре Всадника Апокалипсиса сеют голод, войну, чуму и смерть — все это физические формы, в которых выражается гибель данного народа. Демон Тьмы в прямом смысле не угрожает народу молдогов физической смертью, потому что для молдогов война, смерть, разрушения, болезни — это не столько само зло, сколько симптомы главного великого зла…

Вил торжественно замолчал, внимательно глядя на Калли.

— А именно? — полюбопытствовал Калли.

— Перемена, — торжественно сказал Вил. — Великое зло — это перемена аспекта почтенности.

— Аспекта почтенности? — Калли подавил невольный смешок, но лицо, очевидно, его выдало.

— Над этими вещами молдоги никогда не смеются, — с упреком заметил Вил. — Вспомни, я уже говорил: концепция почтенности — это то самое острие, на котором крутится волчок культуры молдогов, как, в свою очередь, наша культура крутиться на острие концепции правильности и справедливости.

Совершать правильные поступки, быть на стороне справедливости — это всегда важно для любого человека любой культуры, независимо от того, какие стандарты «справедливости» и «несправедливости» данная культура признает.

Теперь представим, что ты молдог, доминирующий член триады, тройственного индивида. Что будет тебя заботить в первую очередь? Ты будешь изо всех сил стремиться быть почтенным, в противоположность непочтенным.

— А как мне узнать, что такое почтенность, а что нет? — спросил Калли.

— Никак, — провозгласил Вил. — Вот здесь и таится одно из кардинальных отличий мышления молдогов от мышления людей. У каждого отдельного человека есть представления о том, что хорошо и что плохо, — и эти представления отнять у него невозможно. Вспомни череду святых мучеников земной истории. У молдогов же стандарт почтенности подвержен перемене, и ты как индивид не в силах эту перемену как-то контролировать.

Вот краеугольный камень культуры молдогов. Потерять в достаточно большой степени почтенность — судьба, которой молдог предпочтет смерть.

Калли внимательно слушал седоволосого антрополога, усевшись по-турецки в темном углу под лестничным пролетом.

— Но почему? — тихо спросил он.

— Чтобы понять, тебе придется напрячь воображение, — заметил Вил. Дело в том, что быть почтенным среди молдогов — это значит жить в соответствии с акциями лидеров народа, обеспечивающих его выживание. Если же индивид каким-то образом окажется связан с народным бедствием эпидемией, неудачной войной, — от теряет часть своей почтенности. Если данные события достаточно масштабны и угрожают существованию народа или чересчур часты, тогда виновные полностью теряют почтенность, а если данный индивид при этом занимает пост вождя, его смещают. Это означает в понятии молдогов перемену аспекта почтенности. То есть, качество почтенности покинуло лидеров народа и перешло на других молдогов, которых теперь нужно отыскать и передать власть в их руки.

Калли присвистнул.

— Теперь ты понимаешь, — сказал Вил, — что молдог, совершив какой-либо поступок, предприняв некую акцию, не может быть уверен, что он сохраняет почтенность. Определить это возможно лишь после того, как данное событие станет частью истории народа. Молдогу остается лишь полагаться на верность собственного суждения и лелеять надежду, что в ходе событий он почтенности не потеряет.

— Следовательно, концепция почтенности у них выше прав отдельной личности? — задумчиво спросил Калли.

— Совершенно верно. И им следует опасаться не только собственных промахов. Если молдог был связан с какими-либо неудачными акциями, пусть даже косвенно, он все равно теряет почтенность. А управлению такие связи не поддаются, как ты понимаешь. Все дело в стратегии выживания, которую применяет культура молдогов. Они стремятся поставить у руля власти лучших людей из всех имеющихся в данный момент. И косвенная вина — это не тот вопрос, который молдоги станут обсуждать. В их понимании имеет значение лишь свершившийся факт, а не побуждения личности.

— Ты считаешь, что косвенная вина в неудачных акциях — вне власти отдельной личности? — спросил Калли. — Но почему?

— Потому что общество молдогов имеет строгую иерархическую структуру, — объяснил Вил. — Как таковой, молдог принадлежит к фундаментальной ячейке, триаде. Триады входят в семью. Несколько семей образуют септ.

Несколько септов — клан. Все данные кланы образуют народ, которым управляет главный на данный момент клан. Внутри правящего клана — правящий септ, семья и, наконец, правящий индивид, правитель в нашем понимании — то есть, триада. Если народ постигают бедствия какого-либо рода, начинается потеря почтенности — в направлении сверху вниз. Правящий клан низвергается, остальные ведут жестокую борьбу за звание самого почтенного в настоящий момент. Самый сильный клан одерживает победу, общество меняет ориентацию относительно нового правящего клана, а тот, в свою очередь, выдвигает необходимый ряд правящих ячеек, вплоть до отдельного правителя или же, точнее, триады правителей.

— А низверженный клан становится непочтенным? Так? — Калли рассуждал вслух.

— Не совсем. На весь клан — только королевская, так сказать, семья.

Непочтенный — это крайняя степень. Если ты стал непочтенным — считай, тебя практически нет. В нашем языке этому термину соответствует определение «нелюдь». Если ты действительно таковой, ты больше не человек. Какое бы страшное преступление ты ни совершил, молдог никогда не назовет тебя непочтенным. Если он тебя таковым в самом деле полагает, то, с его точки зрения, нет смысла вообще к тебе обращаться. В крайнем случае он может обвинить тебя в «малопочтенности».

— А что с остальным кланом? Отделываются легким испугом?

— Нет, в определенной мере почтенность утрачивает весь клан, — сказал Вил. — Но степень этого процесса внутри социальной структуры находится в прямой зависимости от того, какое положение данные ячейки занимали и какой властью пользовались, и насколько они ответственны. В первую очередь, это — триада правителей. У них выход один — самоубийство. Их примеру могут последовать многочисленные родственники, входящие в семью. Члены остальных семей «королевского» септа не обязаны, как правило, совершать самоубийство. Септы клана, родственные правящему септу, теряют почтенность в еще меньшей степени и так далее…

— И по легенде, — задумчиво произнес Калли, — виноват во всем Демон Тьмы?

Вил отрицательно покачал головой.

— Нет, демон не является причиной перемещения почтенности с одного клана на другой. Он лишь знаменует собой эту перемену. Там, где он, начинаются несчастья и разнообразного рода бедствия. Если они длятся слишком долго, молдоги делают вывод: почтенность покинула правящий клан.

Как только идея оформилась, каждый из остальных кланов начинает считать преемником вождей именно себя. Они стремятся взять власть над остальными кланами в свои руки — начинается борьба, в которой выдвигаются новые правители.

— Так значит, — сказал Калли. — Появляется Демон — и все летит вверх тормашками.

— Да. Теперь ты понимаешь, почему фигура Демона — главная среди темных мифических персонажей культуры молдогов. Теперь, в наши дни, они переросли откровенные суеверия, стали высоко развитой цивилизацией, и в этом похожи на нас. Но мифы и легенды остаются глубинной основой культуры, как у нас.

— Понимаю, — протянул Калли. — Очень даже понимаю. Но расскажи мне подробнее об этом Демоне. Что именно говорит о нем легенда?

Вил с удовольствием выполнил просьбу…

Уголком глаза Калли вдруг уловил некое движение, чем и были прерваны его мысли. Он чуть повернул голову.

Наконец-то! Это был Доук. Малыш трудолюбиво подметал палубу, постепенно приближаясь. У него была в точности такая же швабра, как у Вила. Собственно, это и была та самая швабра, и среди обрывков бумаги Калли заметил знакомый гвоздь. Должно быть, Вил поменялся работой с Доуком, чтобы дать тому свободу передвижения. Калли поймал взгляд Доука, едва заметно кивнул в сторону свалки и принялся обрабатывать нижнюю рейку изгороди, постепенно передвигаясь в том же направлении.

Он продолжал соскабливать старую краску, пока не оказался около площадки пятнадцать на шесть футов, открытой в сторону океана. Обычно здесь спускались вниз громадные контейнеры, наполненные мусором и пищевыми отходами. Заключенные, спускавшие их на цепях, для безопасности цепями же пристегивались к стене — подкармливать акул и прочих морских хищников, собиравшихся в шестидесяти футах внизу, — следовало осторожно.

Не разгибаясь, Калли нырнул за угол и оказался в зоне свалки, где обнаружил, что остальные члены правления в нетерпении ждут его.

Глава 7

В правление входили люди крепкого сложения, но как правило не выдающегося роста. Исключение составляли Марк Листром, ростом не уступавший Калли, и доктор Джеймс Той, тощий, как палка и лишь чуть-чуть ниже их ростом, совсем седой. Той стоял у стены в месте, где к ней крепилась цепь с поясом. Пояс висел без дела: дежурного мусорщика явно куда-то отослали, чтобы не мешал собранию, хотя еще далеко не все контейнеры были опорожнены, а наружная кромка палубы, наклонно уходившая вниз, к воде, блестела от жира и была усеяна объедками. Рядом с мощной цепью и толстым поясом доктор Той казался хрупким — удивительно, как удавалось ему выживать в тюрьме, где гибли люди намного моложе его — от болезней или кончая жизнь самоубийством.

Рядом с доктором Листром казался громадным, как скала. Именно к нему, подойдя, обратился Калли.

— Что стряслось?

— Североамериканский челнок прибывает вне расписания, — ответил Листром. — Посыльный начальника станции только что сообщил. Челнок личная яхта одного из членов Трехпланетного Совета, на борту находятся три посла-молдога, желают на нас посмотреть, зачем — неизвестно. Прибудут через три часа — уже даже меньше, чем три!

В последних словах слышалось ворчливое неодобрение — упрек Калли.

— Прошу прощения, — извинился Калли, — при этом взгляд его как бы ненароком скользнул в сторону ограды.

Доук продолжал драить палубу, незаметно приближаясь к зоне свалки.

Глаза Доука встретились с глазами Калли, и тот энергично согнул и разогнул палец — знак поторапливаться.

— Что будем делать? — вступил в разговор доктор Той. — Вот в чем вопрос. Лодка еще не готова, да и времени пронести незаметно на палубу готовые части уже не остается.

— Изобразим бунт, захватим лодку с челнока, когда она пристанет к платформе, — проворчал Листром. — Потом захватим челнок.

— У нас не будет и сотой доли шанса, ты сам прекрасно знаешь! возразил Той: очевидно, они начали спорить еще до появления Калли. — За последние два года этот вариант мы уже сто раз пережевывали. Охрана только этого и ждет — что мы нападем на лодку с челнока.

— С обычного конвойного челнока! — уточнил Листром. — А это — частная яхта, пилоты на ней — гражданские…

Калли украдкой бросил взгляд на Доука. Коротышка уже добрался до угла и теперь стоял и ждал. Калли подал ему знак начинать.

— Другого такого случая больше не будет! — яростным шепотом втолковывал доктору Листром. — Частная яхта с гражданскими пассажирами! Ты головой подумай!

— Именно головой я и думаю, — парировал Той. — Охрана будет беречь эту яхту как зеницу ока: ведь на борту три молдогских посланника. Они будут ее охранять, как никогда и никого не охраняли. Спорим, что они уже сейчас злые, как черти: проклинают ответственность, которая свалилась им на голову. Я лично другого выхода не вижу, как сложить руки и переждать.

Нужно закончить нашу лодку, дождаться очередного конвойного челнока — все, как мы планировали…

Он замолчал, потому что к собравшимся спокойно подошел Доук, остановился, поставил швабру к стенке. В кругу мужчин мощного телосложения Доук казался совсем подростком. Его глаза внимательно оглядели собравшихся.

— Что тебе, Доук? — фыркнул Листром. — Это собрание правления. Ступай отсюда!

— Я знаю, и поэтому я здесь, — ответил Доук. — Он повернулся к Калли.

— У меня имеется решение вашей проблемы.

— Иди отсюда! — повторил Листром. — Или я тебя за борт скину!

Он шагнул к нему с угрожающим видом и вдруг замер. Доук повернулся и, спокойно сделав несколько шагов, остановился прямо на скользких блестящих ребрах-рельсах, по которым съезжали вниз контейнеры с отбросами. Обычно дежурные мусорщики работали здесь, пристегнувшись к стене.

Но сейчас на Доуке не было пояса с цепью.

Калли вздохнул, постарался расслабиться — в животе появился тугой комок. План побега был придуман Калли, но идея встать над шестидесятифутовой пропастью, на дне которой кишели голодные акулы, — эта идея принадлежала уже лично Доуку.

— Давай, сбрасывай, — обычным своим безразличным тоном предложил Доук. — Или все-таки послушаешь, может быть?

— Говори, — приказывал Той.

Как и все остальные, он завороженно смотрел на Доука. Трусов среди членов правления не было, но Доук вел опасную игру — гораздо опаснее, чем человек, идущий по канату между двумя небоскребами и притом без страховки.

— Ладно, — согласился Доук. — Смотрите вниз.

Он показал на голубые волны с полосками белой пены, которую оставляли списанные плавники разъяренных голодных акул.

— Через несколько часов прибудет специальный челнок, — сказал он. Как я об этом узнал — неважно. Шестеро или семеро смогут бежать на этом челноке — при условии, что доберутся до него и не попадут в пасть акулам.

Никто из вас понятия не имеет, как это сделать. Но Вил Джемисон знает способ.

Он сделал паузу, выжидающе посмотрел на членов правления.

— Если Вил и я будем в числе совершающих побег, я открою вам секрет.

Если нет — тогда мы с Вилом попробуем бежать сами.

Он ждал их ответа.

— Продолжай, — хрипло сказал Той. — Если план хорош… мы согласны.

Доук не спешил открывать карты. Вместо этого он обвел взглядом остальных собравшихся.

— Мы даем тебе слово, — быстро произнес Калли. — Рассказывай.

— Ладно.

Он повернулся, посмотрел снова в сторону океана. Члены правления затаили дыхание.

— Вот там, — Доук показал на свободный от водорослей участок воды неподалеку от станции, — они посадят яхту — примерно в шестидесяти футах по ветру. Расстояние им кажется безопасным. Они вышлют моторку, подъемник доставит гостей на палубу.

Он повернул голову, посмотрел Калли в глаза.

— Тем временем Вил, я и те, кого вы назовете, будем на пути к челноку.

— Вплавь? — спросил Калли, давая Доуку возможность быстро изложить план и вернуться в безопасность палубы: скользкие металлические ребра-направляющие совсем ему не нравились.

— Нет, мы поплывем вот в тех штуках, — ответил Доук и показал на аккуратно поставленные друг на друга пустые мусорные контейнеры.

Контейнеры были чисто вымыты океанской водой — после того, как местные обитатели глубин расправились с содержимым, — и втянуты обратно наверх на прикрепленных к ним цепях.

— Яхта будет дрейфовать по ветру, — объяснял Доук. — Ветром нас понесет прямо на нее. В каждом контейнере поместится один человек. Чистые контейнеры никакого интереса для акул не представляют.

— Понятно, — сказал Калли, оценивающе взглянув на Доука. — Но мы-то вам зачем? Вы с Вилом могли бы самостоятельно воспользоваться этой идеей.

Доук пожал плечами.

— Кто-то должен отвлечь внимание охраны. Нужно устроить бунт. И нам нужен ты, Калли… так Вил говорит… мы должны вернуться на Калестин. С тобой у нас будет больше шансов.

— Ладно, переходи обратно на палубу, — сказал Калли.

Доук покинул опасное место на скользком спуске, и люди перевели дыхание. Калли повернулся к членам правления.

— Будем голосовать, я полагаю, — сказал он. — Ты стой здесь, добавил он, обращаясь к Доуку.

Он вывел всех собравшихся цепочкой, словно дежурный трудовой наряд, и направился к их второму обычному месту сбора на палубе — палубному машинному отделению.

На первый взгляд все значки казались одинаковыми, но, присмотревшись, Калли сумел разобрать различия между этими своеобразными иероглифами.

— Что это? — повторил он свой вопрос.

— Какие-то документы, принадлежащие, очевидно, адмиралу Руну — если тот молдог, прилетевший на станцию, в самом деле адмирал Рун — ответил Вил. — Я заметил чемоданчик на борту челнока и решил прихватить его с собой. Ты ведь хотел научиться читать по-молдогски, не только говорить.

Эти документы пригодятся мне как учебное пособие.

— Прекрасно, — согласился Калли. — Но я хотел с тобой вот о чем поговорить. Ты говорил, что Доук в сущности не опасен. Однако мисс Брайт закричала, увидев его.

— Полагаю, что от неожиданности, — сказал Вил. — Заверяю тебя…

— Обещаний недостаточно, — твердо сказал Калли. — Если у Доука есть какие-то проблемы с женщинами, я должен знать — и сейчас же.

Что ты об этом можешь сказать?

— Я? — в голосе Вила звучало нехарактерное для старика упрямство. Это тайна Доука, а не моя. Верно, я говорил тебе, что у него с мозгами не все в порядке. Но кому судить? — Вил вдруг улыбнулся, печально. — Может, и я слегка того — я ведь сорок лет исследовал инопланетные привидения. Я не могу рассказать тебе историю Доука. Он мне доверился…

Вил вдруг замолчал, глядя куда-то мимо Калли. Повернувшись, Калли увидел доктора Тоя и коротышку Доука. Они только что ввели в рубку стюарда и Алию.

— Я не против, — спокойно произнес Доук — совершенно очевидно, что он услышал последние слова Джемисона. — Калли — пограничник, поэтому я не возражаю. — Он повернулся к Калли. — Я разыскиваю отца. Он землянин, и я думал, что он находится где-то на Земле.

— И ты не смог его отыскать? — спросил Калли. — Справочный центр в Женеве, по идее, должен иметь сведения о любом жителе планеты.

Ты пытался с ними связаться?

— Да, — все так же спокойно ответил Доук. — Но я заранее знал, что это бесполезно. Так и вышло. Наверное, он изменил имя и фамилию и прочие данные. Понимаешь… он не хочет, чтобы я его нашел.

— Твой отец не хочет, чтобы ты его нашел? — не поверил своим ушам Калли.

— Да. Он знает, что я его убью. Это будет казнь… наказание за убийство.

— Убийство? — Калли смотрел на каменно-спокойного малыша и по затылку у него бежали ледяные мурашки.

— Убийство моей матери, — тихо объяснил Доук. — Понимаешь, он ее убил. Ему приказали. И, как я полагаю… он был в тот вечер пьян и больше ему нечем было заняться.

Доук посмотрел в сторону пленников.

— Что с этим стюардом делать? — поинтересовался он.

— Развяжи и отпусти вниз, к остальному экипажу, — распорядился Калли.

— И отведи мисс Брайт в спальню капитана. До конца перелета она будет жить там. Той, поищите способ заблокировать все коммуникации между нашей палубой им остальной частью корабля.

Когда они отправились исполнять приказанное. Калли снова повернулся к Вилу Джемисону.

Глава 8

У старика был несчастный вид.

— Итак, теперь ты знаешь, — сказал он.

— Теперь ты вполне можешь рассказать мне все остальное, — сказал Калли. Он машинально очертил в воздухе круг. — Это у него такие фантазии, да?

— К несчастью, это все правда, — печально сказал Вил. — Тебе рассказывал кто-нибудь о резне в Фортауне?

— Фортаун! — воскликнул Калли. — Вот оно что!

Он, конечно, слышал эту историю. В тот год ему исполнилось девять, он жил на Калестине. Молдогский корабль-разведчик, явно военный, совершил ненадолго посадку в районе возле небольшого поселения землян. Не причинив никому вреда, молдоги через несколько часов стартовали. Но когда сведения об инциденте достигли бюрократических лабиринтов Трехпланетья, там почему-то заволновались. Были высланы войска — три роты тяжелой космической пехоты. Войска занялись постройкой укрепления рядом с поселком.

Но корабль молдогов, — который, агрессивных намерений не проявил вообще, больше не появлялся.

И вскоре высшие чиновники, выславшие на калестин три роты пехотинцев, благополучно о них позабыли.

То есть, официально они не были забыты, просто так или иначе, но их постоянно забывали сменить. Срок их боевого дежурства периодически продлевался — в конце концов, они ведь были в такой дали, на Плеядах, а в непосредственной близости от Трехпланетья имелись армейские дела и поважнее…

От скуки и безделья гарнизон постепенно морально опускались.

Вместе с ними катился в нравственную бездну и прилегающий поселок, теперь известный как Фортаун. Он превратился в рассадник всяческих пороков. В городок красных фонарей. В чертову дыру — очень опасную.

Шулеры Фортауна потрошили карманы солдат, а проститутки заражали болезнями, которые вообще-то не должны были покидать Старые миры вместе с волной переселенцев. И, наконец, наступил день, когда подполковник, командир гарнизона, дошел до предела терпения — таково было, во всяком случае, благовидное объяснение.

Он сам был знаком с проститутками и шулерами не хуже, чем подчиненные ему солдаты. Но в тот день кто-то или что-то его довело до предела.

Он собрал весь гарнизон, выдал им оружие и приказал очистить Фортаун от скверны.

Результатом стала знаменитая резня в Фортауне. В средние века командиры хорошо понимали эту неизбежную зависимость: если их войска слишком долго сидели в осаде и, наконец взяли город, то уже ничто не могло спасти горожан от грабежей, насилия, убийств. Фортаун был аналогичным случаем — карательная операция, задуманная взбесившимся солдафоном, перешла в бойню.

Она продолжалась до тех пор, пока Амос Брайт, надев офицерский мундир, не вылетел на место событий, не вошел в форт и лично не арестовал подполковника. Где Брайт достал мундир — этого Калли так и не узнал. Но он помнил, как несколько лет спустя наткнулся на этот мундир, висевший в шкафу в дальнем чулане, и как еще больше начал восхищаться Амосом Брайтом — человеком не только честным, но и отважным.

— …Значит, мать Доука была среди женщин в Фортауне? — спросил Калли. — И отец, полагаешь, ее убил во время резни?

— Так Доук считает. — Но ему было всего четыре года, и отца он до этого ни разу не видел. Мать всегда отсылала его погулять, когда отец приходил в гости. Так что наверняка не знает, что здесь правда, а что Доуку только мерещится…

— Понятно… — Калли бросил взгляд в сторону винтовой лестницы.

— А как с этим связан медальон?

— Медальон? — Вил чуть опустил глаза. — Какой медальон?

— Тот самый. — Калли с интересом смотрел на старика. — Который он носит на шее. Ты разве не знал?

— А, ты об этом! — протянул Вил, лицо его было несколько бледнее обычного. — Доук полагает, что это медальон его матери. А человек на портрете — его отец.

— Ты так не считаешь?

— Возможно ли это? — несколько раздраженно ответил Вил. — Медальон мог принадлежать кому угодно. И потом за шестнадцать лет изображенный там человек мог так измениться, что теперь его не узнать. Вил помолчал, потом добавил:

— Это одна из причин, — почему я спешил вытащить Доука с Земли.

Даже в номере первом он вполне мог прирезать совершенно невинного человека, который случайно оказался бы похожим на фотографию в неизвестно чьем медальоне!

Пока Вил говорил, рука его комкала рубашку на животе у пояса. Сквозь ткань Калли увидел очертания рукояти ножа — самодельного тюремного ножа, который Вил не вытащил даже на борту яхты — а ведь неизвестно было, кто их там ждет. Увидев, куда смотрит Калли. Вил поспешно опустил руку.

— Поверь мне, — сказал он. — Он неопасен — только для человека, в котором опознает отца. И еще менее опасен он для женщин. В каждой он видит мать и в буквальном смысле готов отдать жизнь, защищая ее… особенно, от другого мужчины.

— Ладно, — сказал Калли. Все равно, назначаю тебя ответственным за Доука. Ну а пока — нужно управлять кораблем!

Собственно, это занятие превратилось для Калли в основное до конца полета. Ему приходилось быть и капитаном и астрогатором одновременно. Той и Листром как навигаторы находились совсем не в той весовой категории. Для обеспечения межзвездной навигации лайнера требовались не просто глубокие математические познания, но еще и особая интуиция, порой даже вдохновение — особенно когда дело доходило до редукции поправок на ошибки точек выхода.

Работа поглощала его время и мысли, да и Алия, как он заметил, старательно избегала встреч с ним. В противном случае ограниченности их жизненного пространства — все двери, ведущие на нижние палубы, были заварены наглухо, чтобы не дать капитану и команде шанса вернуть судно в свои руки, — в конце вынудила бы их вступить в разговор.

Было ясно, что Алия намеренно старается не оказаться в положении, в котором она вынуждена будет с ним заговорить. Калли полагал, что она все еще думает, будто поступила правильно, заманив Калли в руки земной полиции. Он отнесся к этому печальному выводу с философским спокойствием.

Он не пытался с ней встретиться и заговорить. По-своему он мог быть очень терпелив. Калли решил ждать, пока события не заставят Алию изменить мнение о нем и она сама, по собственной воле, захочет с ним поговорить.

Он окунулся с головой в работу, как в бурное море, и ему удалось забыть обо всем остальном. Он так успешно справился с этой задачей, что его поверг в настоящее смятение Вил, появившийся в рубке незадолго до расчетного момента посадки на Калестин.

Старик сбросил на астрогаторский куб два листика бумаги.

Один листок был совершенно обычный, с каким-то текстом. Другой напоминал свисток.

— Как это понимать? — вопросительно посмотрел на Вила Калли.

— Помнишь, я нашел бумаги молдогов? На яхте Брайта? Те, что я думал использовать, чтобы учить тебя читать?

— Теперь припоминаю, — Калли с любопытством посмотрел на узкую полоску с рядами иероглифов. — Значит, это перевод?

— Да. Не обращать внимания на его вид. Я решил перевести часть текста, чтобы ты мог с ним поработать. При этом я обнаружил интересные факты. Очень интересные. Поэтому я перевел весь пакет. Оказалось, что я имею дело с черновым вариантом рапорта адмирала Руна своему начальству.

— Вот как? — Калли заинтересовался еще больше.

— От Руна и его младших братьев рапорт адресуется младшему брату старшего кузена, восьмого от трона — триаде внутри императорской семьи, к которой Рун обязан обращаться, передавая какие-либо сведения для триады-правителя.

— Почему бы тебе не пропустить все эти титулы и не перейти к сути дела? — перебил его Калли. — У меня осталось двадцать минут чтобы закончить расчеты для следующего прыжка.

— Мне и одной хватит. Рапорт не закончен. Руну очень нелегко было его писать. Видишь ли, он сообщает о неудаче своей миссии.

— Неудаче?

— Именно. — Вил нахмурился. — Теперь попробуй думать, как думают молдоги, иначе сообщение для тебя не будет иметь смысла. Рун сообщает, что его родичи-люди, — то есть Брайт и другие члены Совета, — по-прежнему слишком умны для него и его братьев в том, что касается вопроса владения Плеядами.

— Слишком умны? — не поверил Калли. То есть, Брайту с компанией в самом деле удалось перехитрить молдогов? Они отказались от притязаний на планеты Пограничья?

— Нет, как раз наоборот. Рун сообщает, что Брайт и прочие уклоняются сообщить ему, какие у людей есть явные права на оспариваемые планеты района Плеяд. В результате, как опасается Рун, молдогам на остается иного почтенного выбора, как предпринять решительные меры. Он будет продолжать переговоры и приложит все усилия, чтобы в кратчайший срок уговорить Брайта и членов Совета, но тем временем вынужден с огорчением рекомендовать старшему кузену, чтобы со всеми мерами предосторожности боевые корабли молдогов были приведены в полную готовность для немедленных действий, а индивиды-триады соответствующих обязанностей приготовились к началу войны!

Глава 9

— Ты появился в самый подходящий момент, — сказал юноша в вышитых трапперских штанах и куртке. — Считай, сунулся ты в самое логово скальных тигретов!

Они разговаривали в номере Калли, который тот снимал в гостинице Калестин-сити. Калли, Доук, Листром и юноша — член той самой Пограничной Ассамблеи, из которой Калли вышел два года назад.

Юношу звали Онвиток Мурфа.

Он был худощав, высокого роста, хотя и пониже, чем Калли или Листром, с лицом круглым и открытым, как у ребенка, покрытым настоящим пограничным загаром. Он казался беззаботным и милым. Впечатление подтверждалось определенной склонностью к франтовству в одежде.

Но то, как легко покачивался он на каблуках трапперских сапог, и то, что из-за пояса расстегнутой куртки виднелась кобура с пистолетом рукоятка была простоя, деревянная, хорошо отполированная прикосновениями ладони — все говорило о том, что этот юнец может сохранить достоинство в обществе самых прожженных пограничников. Никто не осмелится его задеть.

— Другого услышать я и не ожидал, — сообщил Калли и усмехнулся, хотя и не очень весело.

— Тут многое изменилось. — Онвиток помахал рукой. — Все теперь не совсем так, как шесть месяцев назад, когда ты улетел. Этот факт.

— А как же?

— Ассамблея превратилась в фарс. И ты в этом, кстати, тоже виноват.

Да, да, Калли, можешь на меня смотреть как угодно, не только от этого ничего не изменится. Ты покинул нас после того, как Билл вроде бы уладил наши конфликты со Старыми мирами. И тогда все люди, вроде тебя, люди крупного калибра, с авторитетом в Пограничье, занялись собственными проблемами. А места в Ассамблее отдали крикунам, которым понравилась идея получать жалованье и чесать язык на заседаниях… и еще побеждать на выборах.

Онвиток, которого проблемы эти волновали явно глубже, чем можно было судить по спокойному тону, прошелся по номеру. Пол был покрыт розовым гостиничным ковром, скрадывавших звук его широких шагов. Он остановился у кресла Калли.

— Помнишь Бриана Мачина? — громко спросил он.

— Большого такого? С Казимира-3?

— Его. Теперь он со своими головорезами управляет Ассамблеей.

У них большинство — хотя нам и удалось не пустить их в кресло спикера и в кое-какие комитеты. Но это вопрос времени, они и там вскоре окажутся.

Теперь возникаешь ты и предлагаешь отпихнуть в сторону Трехпланетный Совет и самим вступить в прямые переговоры с молдогами. Знаешь, даже если бы они тебе поверили — а ведь ты, дружище Калли, как айсберг: восемь десятых всегда под водой, — твоя идея им неинтересна. У них для жаркого другие барашки намечены!

Сунув большие пальцы за ремень, Онвиток замолчал, глядя на Калли сверху вниз.

— Например? — поинтересовался Калли.

— Смазка, — сказал Онвиток. — Простая добрая смазка. То есть, взятка.

Пограничье растет, как на дрожжах, а все законы и лицензии проходят через Ассамблею. Каждый день приносит нужному человеку в нужном месте миллионы.

Ребята из партии Охотничьих Ножей, прикрывающие Мачина, обеспечивают голосование. А Мачин следит за тем, чтобы машина работала исправно.

Калли нахмурился.

— А что осталось с другими порядочными людьми? Что с Вейдом Либервоем?

— Мертв, — сообщил Онвиток, покачиваясь на каблуках. — Мачин прирезал его в дуэли на охотничьих ножах. То же самое с Велкером Джонсоном. Видишь теперь, как система работает? Охотничьи ножи голосуют, а Мачин не только щелкает кнутом, но и подрезает крылышки оппозиции.

— А старая банда? — спросил Калли. — Всех их Мачин перебить не мог.

Как Арт Миллумс?

— Ушел на покой. Говорит, стал стар для политики.

— А Билл Ройс? Эмиль Хазек?

— Ройс? — засмеялся Онвиток. — Калли, Ройс увяз по уши. Организует банки по всем девяти планетам Пограничья. Он у Бриана Мачина первый клиент. Хазек… Эмиль снова женился, привез молодую супругу, копается на своей ферме и в город носа не кажет.

Калли, не трать время. Думаешь, у тех, кто сохранил хоть толику совести, не было мыслей снова собрать старую гвардию, ту, что вела нас во время Восстания? Никого не осталось, все сплыли — как ты.

— Понятно, — протянул. — Значит, помощи мне ждать неоткуда, так?

— Почему? Я на твоей стороне, и еще пара человек в Ассамблее! воскликнул Онвиток. — Но пользы от нас не густо. Слишком нас мало.

Мой тебе совет: оставь Мачина в покое, если не хочешь напороться на охотничий нож. Это у них, знаешь ли, как партийный значок. Все ребята Мачина их носят.

Калли нахмурился.

— Хочешь сказать, в Калестин-сити больше нет гражданского правопорядка?

— Правопорядка? Как не быть! На улицах драться не разрешают.

Но если Мачин заподозрит, что ты хочешь раскачать его лодку, он бросит вызов — как Вейду, как Велкеру. А ты ведь знаешь, что охотничий нож для него — все равно что столовый для меня или тебя. Только идиот вступает в схватку с таким здоровилой. Он тебя вымотает и зарежет — таким способом он уже немало хороших парней отправил на тот свет. Ты видео когда-нибудь Мачина?

— Нет, но слышать приходилось, — сказал Калли.

— Ну, когда увидишь, сам все поймешь. — Онвиток глубоко вздохнул, выпрямился. — Ну, а теперь успокой меня — скажи, что внемлешь голосу благоразумия.

Калли покачал головой.

— Мне нужна Ассамблея — Ассамблея, которой я доверяю и которая прикрывает мой тыл. Не волнуйся. Не мытьем, так катаньем…

И разделаться с Брианом Мачином мы найдем способ. — Он ободряюще улыбнулся. — Полагаю, ты отведешь меня в Ассамблею и поможешь устроить выступление сегодня на дневном собрании.

Онвиток, изображая отчаянье, возвел руки к потолку.

— Дружище Калли, я сделал, все что мог!

На этом совещание в гостиничном номере закончилось. Калли отправился на встречу с Алией — он должен был отвезти ее в порт, где Алия на борту лайнера — родной сестры «Звезды Севера» — этим полднем покинет Калестин, возвращаясь на Землю. «Звезда Севера», заново зарегистрированная на имя Калли, стояла к западу от порта, на ремонтно-профилактическим поле.

Алия, оказавшаяся против собственной воли на Калестине, имея при себе лишь собственную одежду, была вынуждена принять от Калли денежную помощь.

У него, даже не учитывая свежеугнанной «Звезды Севера», имелся значительный местный кредит. Алия взяла деньги, но ни словом не выразила благодарности. И всю дорогу до космопорта она хранила молчания.

Калли не пытался заговорить с ней. Он твердо верил, что если мысли и мнения человека возможно изменить, то лишь изнутри, по воле самого человека, а не с помощью навязанных ему аргументом. Поэтому он провел Алию к самому трапу лайнера, не обменявшись с ней словом.

Но уже встав на первую ступеньку трапа, Алия повернулась к Калли.

— Я хочу, чтобы ты знал одну вещь, — сказала она. Лицо ее было необычно бледным, она явно старалась казаться спокойной. — Я не знала… даже не предполагала, что тебя бросят в иммиграционный лагерь. Когда я пыталась тебя отыскать, мне сообщили, что ты погиб, покончил самоубийством. Я не могла в это поверить. Поэтому я и попросила отца одолжить Руну наш флайер. Отец хотел доказать адмиралу, что люди Пограничья неуправляемы. Я же полетела с ними в эту океанскую тюрьму, в надежде найти какие-нибудь доказательства, что ты… умер но не по своей воле… и я представила бы тогда эти факты суду, пусть даже это повредило бы папе.

Калли кивнул.

— Значить, — сказал он, — вот зачем послы молдогов прибыли на станцию?

Алия словно не слышала его.

— И я еще хотела тебе сказать… Это была не моя идея — тюрьма для людей из Пограничья.

Она отвернулась, начала подниматься по трапу. Калли вдруг словно проснулся. Алия улетает! Он бросился за ней, перепрыгивая через ступеньки, схватил ее за руку, заставил повернуться лицом к себе.

— И это все? — крикнул он. — Ты сожалеешь, что я попал в тюрьму. Это, видите ли, была не твоя идея. Но ты по-прежнему считаешь, что поступила правильно?

Она смотрела на него, прямо в глаза, лицо ее вдруг дернулось, словно она готова была расплакаться.

— Отпусти меня! — пробормотала она, задыхаясь.

Вырвав руку, она побежала вверх по трапу. Калли смотрел ей вслед, пока она не исчезла в темноте пассажирского люка.

Вздохнув, он пошел к своему кару и включил мотор. Тихо зашипев, кар поднялся на воздушной подушке, качнулся, сделал разворот и помчался обратно в город.

Но вместо того, чтобы направить машину прямо в город, сразу за территорией порта Калли повернул на север, к холму, который поднимался у края ведущего к Бонджой-тауну шоссе, примерно в двухстах километрах на север. Эту гору он и Алия изучили еще в детстве. Он остановил машину, вышел и несколько минут ходил по склону. Затем, удовлетворенный, направился обратно в гостиницу. Там его поджидал Онвиток и, взяв такси, они вместе поехали к зданию Ассамблеи.

Демон никогда не проснется, он безвреден, если к нему не присоединятся два брата. Тогда он станет нормальны трехчастным индивидом «личностью» в понимании молдогов.

Вил сделал паузу и оглядел слушателей.

— Я хочу подчеркнуть, — продолжил он. — Нормальной, с точки зрения молдогов является личность-триада. Но, как и у людей, у молдогов встречаются индивиды, выходящие за рамки нормальности. У молдогов это отдельные, единичные индивиды, по какой-либо причине не имеющие возможности войти в состав фундаментальной ячейки общества — триады. Один из таких типов — это молдог, чья работа заставляет его жить или работать в одиночестве. Название этого типа можно приблизительно перевести как «книжник». Другой тип называется «одиночка» — по своему темпераменту этот тип не годится для жизни в составе триады. Но поскольку молдоги не в состоянии вообразить, что нормальный индивид без психических отклонений может существовать вне триединой личности, на данный тип ставится клеймо «безумца». Поэтому одиночку, выступающего в данной легенде, мы будем тоже называть Безумцем.

Рассказчик перевел дыхание, посмотрел на Доука. Доук, как всегда, спокойно, встретил взгляд Вила.

— Теперь вернемся к легенде. Как она гласит, по воле случая, два таких ненормальных индивида — Книжник и Безумец — встретились в том месте, где мы сейчас находимся. В нашем спектакле Книжника буду изображать я, а Безумца — Доук. Итак, у них завязалась беседа, потом наступила ночь, эти двое развели костер, и за ужином решили сообща разбудить Демона.

Оказалось, что каждый из них обладал качествами, дополнявшими качества остальных двух — как в обычной нормальной триаде молдогов. Книжник обладал познаниями оккультного свойства, с помощью которых можно было пробудить дремлющего в скалах Демона. У Безумца имелась необходимая для такого мероприятия отвага. И вот, ведомые инстинктивным желания стать частью триады, они объединили усилия и разбудили Демона.

В этом месте Вил опять помолчал. Когда он вновь заговорил, в голосе его зазвучала приличествующая повествованию торжественность:

— Их план сработал. Началась страшная буря. Появился Демон и немедленно присоединился к паре сообщников, завершив и заняв в ней место доминанты. Теперь он стал бодрствующим Демоном Тьмы. Как гласит легенда, они отправились в странствия по землям и городам молдогов. И там, куда они приходили, начиналась перемена аспекта почтенности. Вот и вся история.

Вил кончил рассказ. Его место занял Калли.

— Теперь вы знаете легенду. Я расскажу вам наш план. У молдогов есть очень чувствительные приборы, регистрирующие запахи. С их помощью они будут воссоздавать события, которые здесь произойдут. На острове мы подождем специальные деактивационные шашки, содержащие серу. Вил и Доук начнут играть свои роли на другом берегу речки. Серные шашки, магниевые осветительные ракеты и громкоговорители, имитирующие гром, — все это обеспечит нам нужный сценический эффект. Пока Вил и Доук будут заниматься своим делом по ту сторону реки, все остальные вынесут нужное оборудование из челнока и подготовят его к работе.

И они взялись за дело. Расположив серые шашки кольцом вокруг пещеры, Калли подал знак Вилу и Доуку, которые уже перебрались на другой берег.

Оставив небольшой костер, у которого они сидели, эти двое перешли вброд речку и присоседились к остальным, ждавшим в кольце серных дымовых шашек.

После этого Калли включил звуковую систему, чтобы создать впечатление громовых раскатов.

Под звуки грома они стояли и ждали, время от времени запуская ракеты, имитировавшие вспышки молний. Выждав десять минут, Калли дал сигнал зажигать дымовые шашки. После этого, собрав оборудование, земляне отступили в пещеру, где стоял челнок.

Как полагал Листром, молдогам потребуется минут пятнадцать, чтобы добраться до черного острова от ближайшего поселка. На самом деле время составило почти тридцать пять минут, и к этому моменту серные шашки преисподняя у молдогов, как и у людей, ассоциировалась с дымом и горячей серой — успели почти выгореть. В темноте на берегу речки замелькали огни.

Огни появились с той стороны, где находилось дальнее поселение. Но не успели эти молдоги приблизиться к острову, как с противоположной стороны тоже показались пятнышки света. Калли выжидал, пока первая группа подойдет достаточно близко, чтобы можно было видеть пришедших в свете их фонарей, потом повернулся к Листрому, сидевшему в кресле пилота, и приказал:

— Взлетай!

Листром включил двигатели на полную мощность. С ревом рассекая воздух, челнок вылетел из черного зева пещеры. Они надеялись уйти беспрепятственно. Но, очевидно, у молдогов было с собой оружие, и они, на всякий случай, держали пещеру на прицеле. Замелькали вспышки выстрелов, затрещал наружный корпус, пробитый в нескольких местах, тонко взвыл один из двигателей, после чего замолчал. Челнок накренился, нырнул, Листрома бросило на пульт.

Калли одним рывком выбросил Листрома из кресла, занял его сам, Пальцы его запрыгали по клавишам, он старался нейтрализовать потерю одного двигателя. В этот момент он услышал свист воздуха, вырывавшегося через пробоины в корпусе, и перевел челнок на горизонтальный полет — они успели забраться слишком высоко, — а затем по плавной кривой направил вниз, к более плотным слоям атмосферы. На высоте в пять тысяч футов он включил автопилот и занялся осмотром повреждений.

Листром потерял от удара сознание. Молдогская пуля прошила ему верхнюю правую часть груди. Больше никто ранен не был, однако серьезной потерей можно было считать полностью выведенный из строя двигатель номер два. Кроме того, взрывные пули молдогов проделали дыры в небронированном корпусе челнока. Эти пробоины вряд ли удастся залатать.

Аварийные герметические костюмы были по приказу самого Калли оставлены на корабле — чтобы освободить место для дополнительного груза дымовых шашек, прочего оборудования и восьми человек команды. Без этих гермокостюмов им не добраться до корабля — с таким же успехом «Беи» могла находиться не на теневой стороне малой луны, а в родных Плеядах. Им не преодолеть сотню тысяч миль безвоздушного пространства между планетой и луной.

Теперь они стали пленниками планеты Молдогов. Очевидно, скоро Молдоги поднимут тревогу, начнут погоню.

— Вил, — сказал Калли, — я сейчас выключу все наружные огни, оставлю только освещение в кабине. Посмотри, что с Лисом, ладно?

— Как он там? — спросил Калли, не оборачиваясь.

— Думаю, все будет в порядке, — ответил Вил.

Вместе с Доуком он склонился над Листромом, который все еще не пришел в себя. Он вытянулся на полу, заняв почти весь проход.

— Рана чистая, сквозная, сообщил Вил. — Пробита мышца плеча. Полагаю, сознание он не от этого потерял. Его ударил в голову осколок оболочки, вырванный разрывом пули. Он уже приходит в себя.

— Хорошо, облегченно вздохнул Калли.

Он снова сел в пилотское кресло. Повинуясь прикосновению его пальцев к клавишам сканера, на экране медленно разворачивалась карта находившегося внизу Мира.

— Подойди-ка сюда на минутку, Вил, если можешь.

— Иду, — отозвался старик. — Пит перевяжет Листрома.

Послышался шорох, звук шагов, и Вил втиснулся между креслом и стеной.

— Что случилось?

— Вил, если мы в течение шести часов не смоемся с планеты, молдоги выставят заслон и запечатают нас здесь намертво.

— Вот как? — спокойно ответил Вил. В слабом зеленоватом свете, исходившем от приборов и указателей пульта лицо его казалось совершенно безмятежным.

— Именно, — подтвердил Калли. — Итак, это родная планета Демона Тьмы.

Какие-нибудь еще легенды ты о нем знаешь? Насчет того, что он совершил после пробуждения?

— Имеется несколько. Но почему ты спрашиваешь?

— Потому что придется как-то выкручиваться. И легенды могут дать нам полезные сведения. Я предполагал приземлиться в каком-нибудь солидных размеров поселении, выбросить парочку разноцветных дымовых шашек, — для подтверждения нашей демоничности — и отправиться восвояси на «Беи», пока нас не сцапали военные. Но теперь у нас в корпусе полно дырок, и план мой рухнул. У нас осталось шесть часов — это в лучшем случае, и мы не успели бы починить корпус, даже будь у нас инструменты и материалы. Единственный выход для нас — покинуть планету на молдогском корабле. Два космопорта этой планеты расположены в Бурат Чи и в Колау Ран. Если мы не будем терять времени, то у нас остается шанс угнать какой-нибудь кораблик — прежде, чем молдоги привезут в горы необходимые приборы и специалистов и определят, как мы на то и надеялись, что спектакль с Демоном разыграли земляне, и пока они не догадаются, что для побега нам нужен корабль. Неплохо было бы провернуть мимоходом какую-нибудь диверсию, чтобы отвлечь их внимание, пока мы будем захватывать корабль. Как ты считаешь, что бы такое эффективное мог выкинуть Демон Тьмы?

— Колау Ран… — задумчиво пробормотал Вил. — Нет, я перепутал. Это было в Кол Мар. Именно там началась чума — первый знак перемены аспекта почтенности.

— Не страшно, — успокоил его Калли. — Не имеет значения. Пусть это будет другой город. А что именно он сделал, чем он вызвал эпидемию? И сможем ли мы это инсценировать?

— Он пришел туда вместе с Книжником и Безумцем, зарезал вииньи — это такое животное, вроде козленка, и положил тушку у главных врат города.

Нет, теперь такое не получится. Больше в городах молдогов ворот не строят.

Они исчезли вместе с городскими стенами, после того как современные виды оружия сделали эти стены бесполезными.

— Ничего… ничего… — пробормотал Калли, словно размышляя вслух. Он лихорадочно искал решение на скулах играли желваки.

— Теперь вратами в город служит космический порт! То, что нам надо.

Так, что нам еще понадобится, кроме этого животного, как там оно называется… Мы должны особым образом одеться?

— Ну… — Вил задумался. — Наверное, обычные накидки, без клановых эмблем, конечно, нам с Доуком пригодились бы. Но у нас их нет. Придется остаться в одежде, которая на нас. Но Демон, как считают, был восьми футов ростом, черный, с большой кожистой складкой, торчащей за головой.

— Вот как? Ну, хорошо… я что-нибудь придумаю, — пробормотал Калли.

— Я хочу, чтобы молдоги поняли: мы люди, которые изображают легенду о Демоне. А пока что надо достать этого твоего козленка.

За спиной Калли послышался стон.

— Вот и Листром проснулся, — демонстративно бодрым голосом сказал Калли. — Эй, Лис, ты живой? Слушай, Вил, а где мы это животное можем найти?

Вил подумал несколько секунд.

— Я помню одну народную песню про пастуха вииньи, там говорится о долинах среди высоких гор. Там, полагаю, мы и найдем подходящего дикого вииньи.

— Долины среди высоких гор… — Буркнул Калли. — Что-нибудь вроде края горного кряжа, вроде того, что мы как раз пролетаем сейчас. — Палец его нажал на клавишу, и на сканере поползла лента рельефной карты континента. — Все больше города расположены на берегу водоема или на равнинах внутри континента, — констатировал Калли. — Если пастбища находятся на краю горной цепи, лучше всего выбирать большой город, где имеется богатый спрос на мясо, — но только чтобы он располагался не слишком близко к горам, иначе для пастбищ не останется пространства.

Он всматривался в карту. Наконец, щелкнув клавишей, остановил ее движение.

— Кажется, я нашел нужный объект.

Он встал, повернулся к Листрому и увидел, что здоровяк уже сидит, прислонившись к стене руки, в полном сознании. Калли присел на корточки рядом.

— Как чувствуешь себя, Лис? — Заботливо спросил он. — Как полагаешь, немного побегать сможешь, так, на расстоянии в сотню футов? Часов через пять-шесть, а?

Листром попытался улыбнуться.

— Я в полном порядке. Пит закатил мне такую дозу обезболивающего…

Сотня футов, говоришь? Полагаю, справлюсь без труда.

На всякий случай я бы сейчас чуть-чуть подремал — для страховки.

Листром закрыл глаза. Калли встал, повернулся к остальным.

— По моим предположениям, времени у нас пять-шесть часов, — объявил он. — Мы направляемся к большому городу, Колау Ран, попробуем захватить корабль. Вил, Доук и я будем инсценировать появление Демона, чтобы отвлечь внимание молдогов, а вы — угоните корабль. Таков основной порядок действий. А пока будем охотиться на одно местное животное, оно нам понадобится для спектакля. Пит!

— Здесь я, — раздался голос Пита Хайда из-за спины Калли.

Калли обернулся.

— Пит, ты вроде лучше всех управляешься с инфракрасными сенсорами.

Садись за сканер, начинай поиск животного размером с козленка и примерно такого же веса. Я буду вести челнок низко над местностью где мы, возможно, наткнемся на этого, как он называется… вииньи.

Им понадобилось четыре часа, чтобы обнаружить стадо местных животных-вииньи и поймать одно из них. Полтора часа спустя, почти перед восходом солнца, челнок, управляемый Питом, проплыл над огнями космопорта в Колау Ран, миновал здание терминала и направился к взлетно-посадочному полю, где стояли корабли.

До корабля, который Калли наметил, было уже совсем близко, и пока что появление челнока не привлекло внимания обслуживающего персонала космопорта. Калли сделал ставку на уверения Вила о том, что появление незнакомого аппарата в меньшей степени насторожит молдогов, чем люди, и пока что надежды оправдывались.

Признаки беспокойства служащие порта начали проявлять лишь когда челнок плавно опустился на поле у трапа выбранного Калли корабля. Они оставили работу и повернулись в сторону кораблика непривычных очертаний.

Молдоги внимательно наблюдали за челноком, но никто ничего не предпринимал. Пит нажал кнопку, крышка люка в борту челнока поднялась.

— С дороги, с дороги! — прогудел Калли.

Он натер лицо и руки графитом, соорудил себе черный балахон с графитом же вымазанным капюшоном, использовав обивку с одного из кресел.

Потом он подхватит крепко связанного вииньи. Молдогский аналог козленка оказался довольно тяжелым для своих небольших размеров.

Но в венах Калли уже гудел адреналин. Он чувствовал небывалую легкость, эйфорию и распиравшую его яростную энергию. Он спрыгнул на покрытие взлетного поля, быстро обошел челнок со стороны носа и направился к зданию терминала. Краем глаза он отметил, что за ним следуют Доук и Вил, первый — справа, второй — слева. Быстрым уверенным шагом они пересекали взлетное поле, направляясь к застывшим у входа в терминал молдогам.

До входа оставалось ярдов шестьдесят, не больше. Было совершенно тихо, если не считать звонкого стука их башмаков по взлетному полю покрытие напоминало бетон. Молдоги продолжали хранить молчание и неподвижность, пристально глядя на маршировавшую к ним троицу. Лица инопланетян, казались совершенно бесстрастными. Калли чувствовал, как внутри у него все туже и туже скручивается пружина. Но он гордо шагал, высоко подняв голову. Кожа на скулах у него натянулась, как на барабане.

Только сейчас он заметил, что от животного в его руках исходит густой маслянистый запах. Вииньи был покрыт не густым черным курчавым мехом.

Обоняние у Калли необыкновенно обострилось, как и слух, — он слышал сейчас даже самые тихие звуки, и зрение тоже, приобретало нечеловеческую остроту.

Они проходили всего в нескольких ярдах от одного из молдогов. До входа в терминал оставалось меньше двадцати футов. Он был уже прямо перед ними. Они остановились у входа — вместо дверей молдоги использовали устройство вроде жалюзи, — и Калли опустил «агнца» у порога. Потом он вытащил нож, помедлил…

— Калли… — тихо, но ясно давая понять, что медлить нельзя, сказал Вил.

Нож дрогнул в руке Калли, но тут он увидел глаз. Глаз вииньи. Он был стеклянный, мертвый. Животное уже не дышало — трудно сказать что его убило, возможно, его слишком сильно ударили, когда ловили.

Калли полоснул ножом по черной, покрытой курчавым мехом, глотке вииньи, поднял тушку и швырнул ее прямо на опущенное жалюзи входа.

Темная, казавшаяся почти черной, кровь, расплескалась по жалюзи, брызнула на бетон.

— А теперь пошли отсюда скорей! — тихо сказал Калли.

Они сделали поворот на месте и решительно, замаршировали в сторону челнока. Молдоги стояли в оцепенении. Теперь многие смотрели не на людей, а на зарезанного вииньи. Калли, Доук и Вил, плечом к плечу, шли быстро, но стараясь не выдать, что они спешат. Калли смотрел прямо перед собой, на челнок и приплюснутую сигарету инопланетного корабля за ним. Каждый шаг отдавался гудящим эхом во всем теле, казалось, даже силуэты кораблей вздрагивают в такт стуку подошв. Шаг, еще шаг и еще — они были все ближе.

Они уже прошли почти половину пути. А позади — тяжелая набухшая тишина.

Вдруг кто-то из молдогов закричал, сначала тонко, почти визгом, потом хрипло. Эхо отозвался еще один, потом третий, затем послышался целый хор молдоги орали во все горло.

— Не останавливайтесь! — проворчал Калли.

Потом Калли услышал, что кто-то за ними бежит — судя по звуку, всего один молдог. Он уже хотел было повернуться, но Вил тронул его за локоть.

— Нет, пусть его остановит Доук! — вполголоса сказал он глядя прямо перед собой.

Они не заметили шага. Преследователь был уже близко. Доук вдруг мягко развернулся, и пропал из поля их зрения. Что-то глухо ударило, молдог вскрикнул, крик оборвался на середине. И тишина. Секунду спустя Доук занял свое место слева от Калли. Молдоги продолжали отчаянно орать, но больше в погоню никто броситься не решился.

Они достигли челнока, начали обходить. Едва они обогнули нос, как в корпус со звоном и визгом что-то ударило. Со стороны Терминала стреляли.

— Бегом! — скомандовал Калли, и под прикрытием челнока, они помчались к лестнице, спускавшейся на бетон из вспомогательного люка в борту молдогского корабля.

Первым по лестнице вскарабкался Вил, потом Доук. Калли прикрывал группу. Когда Калли на четвереньках со всей возможной проворностью влез в люк, он обнаружил, что по обе стороны лесенки лежат Листром и еще один из членов команды челнока. Они стреляли в сторону терминала.

Оказавшись в безопасности, Калли и сам тут же залег на пол, выглядывая в люк. Отсюда ему хорошо было видно взлетное поле до самого здания терминала. Молдоги успели разбежаться, не считая десятка тех, что лежали или сидели на корточках, приникнув к бетону, и стреляли по открытому люку. Огонь молдоги вели очень упорядочено, словно специально обученные солдаты или полицейские.

— Прекратить огонь! — приказал Калли. — Закроем люк!

Не поднимаясь, все трое отползли от люка, потом Калли посмотрел туда, где на земных кораблях принято располагать рукоятки управления наружным люком шлюза. Но серая стена была абсолютно голой — просто металлический лист. Калли быстро повернулся, скользя взглядом по стенам, но тут люк начал плавно закрываться — и Калли увидел Пита, возле маленькой панели управления футах в десяти от люка. Пит ему подмигнул, секунду спустя тяжелая крыша с тихим стуком встала на место.

— Где секция управления? — быстро спросил Калли.

— На носу, как у наших кораблей, — ответил Пит. — За мной!

Они помчались по тесному переходу с металлическими стенами, миновали круглое помещение, — очевидно, навигационно-наблюдательный пункт, и наконец по короткому коридору, добрались до подковообразной рубки. Здесь стояли шесть пилотских кресел с пультами.

— Позови сюда кого-нибудь, — приказал Калли, усаживаясь в центральное кресло, — а вы вдвоем присоединяйтесь ко мне. Чтобы поднять корабль, нужно три человека — так устроено у молдогов управление.

— Понял! — Пит выскочил из рубки.

Калли осмотрел консоль пульта. По крайней мере, он был на знакомой территории. Несколько лет назад, во время Восстания, ему удалось добыть снимки рубки управления молдогского корабля, и он много упражнялся на макетах молдогских пультов, пока они не стали ему привычны, почти как земные. Сейчас, осматривая пульт, он вздохнул с облегчением: хорошо, что диапазон зрения и слуха молдогов приблизительно соответствовал человеческому. Этот пульт представлял собой усовершенствованную модель: кое-какие ручные функции управления были заменены на автоматические с цветными светящимися индикаторами. Калли было известно, что аварийные сигналы у молдогов трех цветов — голубой, зеленый и желтый, что соответствовало на Земных кораблях красному, желтому и белому. Теперь Калли мог смело сказать, что они практически готовы к старту. Оставалось в последний раз проверить все системы — дело пяти минут. Это они успеют сделать, проходя атмосферу, хотя это было против всех правил безопасности, как земных, так и молдогских.

За спиной раздался топот, в кресло справа плюхнулся Пит, Вил занял место слева.

— Приступим, — сказал Калли. — Я буду называть системы, вы, как только я называю одну из них, нажимаете кнопку или поворачиваете рукоятку под названной системой, и докладываете мне показания приборов. Все ясно?

Помощники кивнули. Калли принялся за проверку систем. Покончив с этим, он начал поднимать корабль, сначала на гравитационных репульсорах, которые использовались молдогами вместо накопителей кинетической энергии, потом, набрав высоту, врубил плазменные двигатели — они почти не отличались от тех, что использовали земляне. Вдруг корабль содрогнулся всем корпусом, от кормы до носа прокатился глухой звон. На панели, словно вспышки молний, замерцали желтые огоньки. Калли перебросил рукоятки, герметически отрезав кормовую секцию корабля.

Он включил обзорный экран, давший телескопическое изображение взлетного поля внизу. Так и есть — посреди поля стояла установка, что-то вроде пушки на колесном ходу. Калли добавил мощности на плазменные двигатели, ускорение вдавило их в спинки кресел.

Судя по всему, первый выстрел достал их случайно: они уже были на границе дальнобойности молдогского орудия. Больше попаданий не случилось.

Корабль уже покинул атмосферу, и угрожать им могла лишь скорая погоня. Но пока не заметно было, чтобы из космопорта взлетал еще один корабль. План Калли сработал — им удалось бежать.

Калли перешел с плазменных двигателей на обычную межпланетную тягу.

Несколько секунд после этого он сидел неподвижно, переводя дух, потом повернулся к помощникам.

— Пока вы мне не нужны, — сказал он. — Но будьте рядом. Нужно обогнуть планету, спрятаться за луну, где наш корабль. С этим я справлюсь без вас. Но как только мы нырнем за луну, я сделаю одно быстрое смешение.

И тогда мне без вас не обойтись.

Пит озадаченно нахмурился.

— Войти и выйти из смещения? — повторил он. — Какой в этом смысл?

Лучше пошлем сигнал на «Беи» и прыгнем на пару световых лет, чтобы покинуть эту систему.

Калли покачал головой.

— Пит, пораскинул мозгами. Мы создадим энергетическую вспышку, и молдоги подумают, что мы сделали как раз то, что ты советуешь, а мы, на самом деле, затаимся рядом.

Пит продолжал хмуриться.

— Думай, Пит, думай, — сказал Калли. — Что сделают молдоги в первую очередь? Вышлют корабль. Но не в погоню за нами — вспышка их введет в заблуждение, в глубинном космосе они нас никогда не найдут. Они вышлют корабль, чтобы передать как можно скорее сообщение о нашем появлении, корабль направится туда, где находится их правительство, — на имперскую планету молдогов.

Лицо Пита прояснилось.

— Понял. Ты хочешь напасть на этот связной корабль, как только он покинет атмосферу? Мы застанем их врасплох, и у нас будет два корабля!

Калли покачал головой.

— Наша цель другая. Мы Демона будили не для того, чтобы захватывать молдогские корабли. Для этого мы могли и людьми оставаться. Нет, мы проследим за кораблем-курьером. Я хочу знать, где у молдогов столичная планета. Так что тебе придется работать как никогда они не должны нас заметить, до самой посадки. А вот тогда мы их и накроем!

Пит кивнул, встал и вышел из рубки.

Калли молча проводил его взглядом. Пит не задал следующий очевидный вопрос: что намерен Калли делать потом, когда захватит корабль-курьер под самым носом у правительства молдогов, возле планеты, где сконцентрированы мощные военно-космические силы инопланетян, поскольку это планета-столица.

И очень хорошо, что не спросил.

Глава 10

— Фокус в том, — объявил Калли, когда собрались все его помощники, что нам предстоит не просто захватить корабль-курьер, за которым мы тайно последуем. Нам нужно захватить его почти у самого пункта назначения и так, чтобы не поднять тревоги: коронная планета молдогов наверняка хорошо защищена.

Калли потребовалось немногим более трех часов, чтобы провести задуманный маневр — обогнуть планету, выйти на орбиту над теневой стороной малой луны. Потом он рассчитал смешение с нулевой прогрессией.

Еще полчаса он держал корабль в тени луны (с планеты их не могли обнаружить) — примерно столько, как он предполагал, могли потребовать расчеты небольшого прыжка за пределы системы. Потом он нажал на нужные клавиши.

Казалось, ничего не произошло: тишина, ни малейшей вибрации. Но на десятке индикаторов вдруг запрыгали стрелки, замигали огоньки, сигнализируя о значительной потере энергетических ресурсов. Приборы молдогов обязательно зарегистрируют невидимую корону энергетической вспышки.

Затем Калли направил корабль к тому месту на теневой стороне, где была спрятана «Беи». Доук, единственный из команды, кто мог втиснуться в молдогский скафандр, вышел через вспомогательный люк наружу и зажег условный сигнал: красный, зеленый и синий огни. По этому сигналу на «Беи» должны были опознать челнок.

Калли ждал ответа. Несколько секунд тянулись, казалось, бесконечно и вот на оболочке, имитирующей лунную скалу, под которой прятался корабль пограничников, загорелись три соответствующих огня — зеленый, красный, голубой. Калли опустил захваченный корабль молдогов рядом с «Беи», вместе с помощниками перешел на ее борт. Необходимо было провести совещание.

— Итак, в какой последовательности мы действуем? — спросил Вил.

Он стоял рядом с Доуком и Листромом. Плечо и грудь здоровяка были плотно забинтованы.

— Во-первых, — начал Калли, — мы последуем за кораблем-курьером, при этом нас не должны заметить. Я предполагаю, что курьер взлетит через час или около того. То есть, времени перемонтировать кое-какое оборудование и оружие с «Беи» на захваченный корабль у нас нет. Эту работу придется делать в промежутках между смещениями. — А теперь, Лис, — он повернулся к Листрому, — я назначаю тебя капитаном «Беи». Пусть второй помощник пилотирует, пока ты сам не сможешь сесть за пульт. Половина людей перейдет со мной на новый корабль. Вил и Доук — вы держитесь со мной, на всякий случай — вдруг нам понадобится полный Демон? Пилотировать будем мы, пока я не обучу замену.

Калли внимательно посмотрел на собравшихся.

— Возражения? Предположения?

Выжидающее молчание.

— Тогда за работу, — закончил он. — Разойдись.

Калли начал отбирать людей для второго экипажа. Потом, по коридору-рукаву, протянутому между «Беи» и молдогским кораблем, они перешли на последний.

Немедленно после этого соединительный коридор был убран, люки задраны. Связь между кораблями поддерживалась через коротковолновой передатчик с радиусом действия в пятьдесят миль — чтобы молдоги не могли случайно перехватить разговоры. Калли также переменил название на борту молдогского корабля: вместо «Чар О Неи» («Братская любовь») корабль теперь именовался «Нанш Ракх» («Отмщение»). Оба корабля поднялись на достаточно высокую орбиту, чтобы следить за появлением курьера.

Ждать пришлось недолго. Через полчаса сенсору засекли взлет корабля из космопорта в Колау Ран. Они последовали за ним на дистанции в четыре тысячи миль. «Беи» и «Нанш Ракх» сохраняли интервал в полмили, — если бы молдоги их засекли, то на экранах детекторов два корабля выглядели бы как один.

Пока не было заметно признаков, что преследование обнаружено. Отойдя на безопасное расстояние от планеты — примерно в один планетарный диаметр, — корабль-курьер исчез во вспышке невидимого излучения, знаменующего совершение прыжка-смещения.

Пит Хайд на борту «Бей» был наготове, склонившись к большому кубу-сканеру. Этот объемный экран моделировал межзвездное пространство радиусом несколько тысяч, световых лет. Из-за очень крупного масштаба этот сканер регистрировал только самые горячие звезды и вспышки уходящих в смещение кораблей. В трехмерной черноте его то и дело мерцали искорки таких вспышек. Курьер, только что покинувший Колау Ран, немедленно затерялся бы в его глубинах, если бы Пит не знал, во-первых, стартовой точки корабля, и, во-вторых, приблизительной дистанции первого смещения около пяти световых лет. Он смоделировал пространство соответствующего диаметра с центром в точке отправления. Было крайне маловероятно, что одновременно с курьером из смещения выйдет еще какой-нибудь корабль. Когда замерцала искорка энерговспышки, примерно в трех с половиной световых годах от точки исчезновения курьера. Пит немедленно зафиксировал ее координаты. Через двадцать минут «Беи» и «Нанш Ракх» последовали за курьером, выйдя из смещения приблизительно на расстоянии одного светового года от молдогского корабля. Достаточно далеко, чтобы не вызвать подозрений. Они стали ждать, пока преследуемый корабль не завершит расчеты второго прыжка.

Тем временем «Беи» и «Нанш Ракх» подошли борт к борту, их разделяло не более двадцати ярдов. Рабочая бригада занялась переносом кое-какого вооружения с «Беи» на второй корабль.

Они успели перемонтировать лишь две из восьми намеченных установок, когда преследуемый курьер шел во второй прыжок. Но Пит Хай был начеку. Он засек точку выхода — в пяти световых годах.

И вновь «Беи» и «Нанш Ракх» разошлись на минимальное безопасное расстояние, совершили смещение и вышли на расстоянии светового года от курьера. Снова началась работа по переносу боевых установок.

Еще два прыжка — и перемонтирование оборудования было закончено.

Теперь «Нанш Ракх» был вооружен, и управлять им могли люди, понятия не имеющие о пультах и приборах инопланетян. Конечно, победить в схватке с нормальным военным кораблем, вроде того же курьера. «Нанш Ракх» не мог: для этого он был вооружен слишком легко. Но привычные очертания должны были позволять ему достаточно близко подойти и преследуемым, чтобы воспользоваться фактором внезапности и нейтрализовать огневое превосходство молдогов. «Беи», с ее явно земным корпусом, такого преимущества не имела.

После очередного прыжка Калли перешел на «Беи», чтобы поговорить с Хайдом.

— Что скажешь? — спросил он, входя в рубку связи. — Ты уловил, куда они направляются?

Пит вытащил из уха наушник, через который сканер передавал ему данные об энергетических показателях и расстояниях.

— Похоже, что они идут к Н-1520 — планетной системе из двенадцати компонентов со звездой типа А0, расстояние от нас — сорок три светогода. Он улыбнулся уголком тонкогубого рта. — Еще пару смещений — и я скажу тебе точно.

— У нас нет времени, — объяснил Калли. — Мы должны оказаться там раньше. Поэтому с каждым прыжком придется подбираться все ближе. Иначе нам их не обогнать.

— Хочешь уже начинать?

— Я хочу быть уверенным, что мы окажемся у цели раньше, чем они, сказал Калли. — Тогда у нас будут все шансы застать их врасплох. Из последнего смещения они выйдут не ближе, чем за пять системных диаметров?

Пит нахмурился.

— Ну, пожалуй. Я бы поступил именно так — чтобы было время на последний корректирующий прыжок. А судя по всему, навигаторы на курьере еще более осторожны, чем я. Но ты понимаешь, что, если мы заляжем в засаду, всегда остается опасность — пусть и очень небольшая, — что они свалятся прямо нам на голову?

— Я знаю, — сказал Калли. — Но нам придется рисковать — или нам нечего здесь делать. Я на тебя рассчитываю. Пит. Ты обведешь их вокруг пальца.

— А что мне еще остается, — проворчал Пит. — Я буду рассчитывать прыжки подлиннее, риск ошибки будет возрастать с каждым прыжком — остается надеяться, что ошибка сбалансируется.

— Я в тебя верю, Пит, — еще раз заверил друга Калли. — Ты ее сбалансируешь.

— Вот спасибо, — скорчил гримасу Пит. — Благодарю за доверие. Калли вернулся на «Нанш Ракх». Пока корабль совершал следующие восемь смещений, постепенно обгоняя молдогский курьер. Калли обучал двух помощников работе с сенсорами и сканерами инопланетного корабля. Одновременно он сам упражнялся за пультом вместе с Доуком и Вилом. Управление всеми кораблями молдогов было рассчитано на трех пилотов. Потренировавшись, они трое справиться с управлением любого захваченного корабля, если такой подвернется.

Наконец, два корабля пограничников оказались на расстоянии одного смещения от окраин звездной системы Н-1520, примерно в полусмещении впереди курьера с Колау Ран. Пит был вызван на борт «Нанш Ракх» распоряжаться в приборно-сенсорном отсеке.

— Слушай, Пит, — обратился к нему Калли, когда долговязый гений навигации появился у входа в рубку, — как ты полагаешь, что они сделают, выйдя из смещения? И сколько им понадобится времени?

Пит задумчиво потер свой длинный нос.

— Если ничего неожиданного не произойдет, — начал он, — их навигатор выйдет из смещения на расстоянии десяти-пятнадцати световых дней от системы. Потом ему понадобится время — час или два — на расчет короткого броска. С расстояния в пять системных диаметров он сделает новое смещение, очень маленькое, — на подготовку уйдет минут двадцать, — чтобы либо сразу оказаться вблизи цели, либо попасть в точку на окраине системы, оттуда корабль пойдет на обычной пространственной тяге. В любом случае, удар мы должны нанести во время длинного периода вычислений, пока курьер находится за несколько световых лет от планетной системы.

— Прекрасно, — сказал Калли. — Тогда всецело передаю руководство операцией в твои руки. Рассчитай нужное смещение — я полагаюсь на твою интуицию. После смещения продолжай следить за монитором. Как только промелькнет курьер, быстро рассчитывай бросок прямо на него, но только для одного «Нанш Ракха». «Бей» последует несколько минут спустя. Я не хочу, чтобы на курьере что-то заподозрили, увидев сразу два корабля. Если нам хоть немного повезет, мы успеем выйти на близкую дистанцию и расстрелять их внешние установки, пока они сообразят, что происходит. Ты все понял?

— Конечно, — успокоил его Пит и отправился в приборный отсек.

Пит оказался точным предсказателем. Корабль из Колау Ран вел себя так, словно его пилоты руководствовались расчетами Пита. Курьер вышел из смещения в шести с половиной световых днях от Н-1520. Когда преследуемый корабль появился на экранах сканеров «Нанш Ракха» совершил смещение и вышел в обычное пространство в ста пятидесяти милях от курьера молдогов.

Конечно, появление корабля не прошло — и не могло пройти незамеченным для команды курьера. Но молдоги, судя по всему, решили, что это случайность: подумали, что еще какой-то корабль направлялся к Н-1520, только и всего. Никаких признаков тревоги не наблюдалось. Тем временем Пит с лихорадочной быстротой заканчивал вычисления.

Три минуты двадцать секунд спустя затрещал интерком, стоявший перед Калли.

— Готово… — хрипло доложил Пит и продиктовал вереницу цифр. Пальцы пилотов — Калли, Вила и Доука — стремительно забарабанили по клавишам консолей, вводя в пульт необходимые данные. Корабль вошел в смещение.

Корабль-курьер вдруг из пустоты материализовался на обзорном экране. До него было всего каких-то полмили. На этот раз индикаторы на консоли Калли засекли усиление лучевой и магнитной активности внутри и возле курьера.

И все же команда курьера явно колебалась: посылать сигнал тревоги или нет. Но слишком близко к курьеру оказался незнакомый корабль, слишком близко для простого совпадения. Турели боевых установок курьера начали разворачиваться в сторону «Нанш Ракха» — пока еще это была просто мера предосторожности.

Но «Нанш Ракх» уже держал противника на прицеле. Ударили бледные иглы лазерных излучателей — сами лучи были невидимы, свет шел от прожекторов прицела. Сначала был расплавлен модуль связи, затем наступила очередь боевых установок.

Курьер, сделав «бочку», повернулся другим боком, чтобы дать залп из уцелевших установок, но лазеры «Нанш Ракха» опередили удар противника. Эти установки тоже были уничтожены раньше, чем успели нанести заметный урон «Нанш Ракху» — два или три скользящих попадания, даже не пробивших внутренний корпус, нельзя было назвать повреждением.

Пробоины самозатянулись — полужидкий материал, наполнявший пространство между внутренним и внешним корпусом, немедленно выдавился в пробоины и затвердел под воздействием вакуума, став гладким, как стекло.

— На абордаж! — рявкнул Калли в интерком.

«Нанш Ракх» начал маневр сближения. Со звоном ударили о корпус курьера захваты магнитных присосок. Подчиняясь движению пальцев Калли, «Нанш Ракх» маневрировал вдоль корпуса курьера, одновременно поворачиваясь вокруг собственной продольной оси, пока грузовые люки обоих кораблей не оказались напротив друг друга. Корпусы плотно прижались друг к другу.

Внутренний люк в шлюзе «Нанш Ракха» отъехал в сторону. Нападавшие в скафандрах, влетев в шлюз, загерметизировали все щели в местах, где корпусы кораблей соприкасались. Затем направленный заряд пробил наружный люк курьера, и в пробоину, как рой разозленных ос, устремилась абордажная команда с «Нанш Ракха», с оружием наготове, чтобы взять вражеский корабль под контроль.

Участники захвата по предложению Калли надели костюмы: ему был известен прием защиты от пиратов, когда атакуемый корабль открывал все люки и нападавшие погибали от удушья. Эта мера предосторожности оказалась лишней, так же, как и личное оружие людей Калли — оно тоже почти не пригодилось. Только одна из триад-офицеров в рубке управления попыталась ввязаться в бой. Эта троица была сооружена. Они застрелили одного из абордажников, за что и пострадали: двоих из них убили на месте, третьему сильно обожгло выстрелом руку, и он больше не смог держать оружие. Но к тому времени, когда курьер был полностью в руках нападавших и в рубку его вошли Калли, Доук и Вил, раненый полностью пришел в себя.

Именно к этому уцелевшему члену триады обратился Калли. Он говорил по-молдогски, используя, как у них было принято, местоимения множественного числа, несмотря на то, что два других брата были мертвы.

— Если вы сами прекратите сопротивление, больше никто из вас самих не пострадает.

Все молдоги, находившиеся в рубке, были как громом поражены, услышав родную речь. Они медленно повернулись к Калли. Секунду спустя тот, к которому обращался Калли, заговорил в ответ.

— Кто… ты сам? — спросил офицер-молдог.

— Сами мы — Демон Тьмы. Со мной ты видишь Книжника, а там дальше Безумца.

Калли сделал паузу. Молдог продолжал смотреть на него, храня молчание. Пауза затянулась…

— В чем дело? Мы произвели на него впечатление или нет? — спросил Калли у Вила по-английски. — По лицу его ничего не понять. Что скажешь?

— По-моему, он совершенно спокоен, — ответил Вил, тоже по-английски.

— Но уверен, что мы впечатление произвели. Он намеренно старается этого не выдать.

— Демон Тьмы — не мягколицый иноразумец! — высказался наконец молдог.

— Откуда это тебе известно? — парировал Калли, перейдя на молдогский.

— Разве вы сами знаете все лики Демона? Поразмысли! На этот раз он избрал для своего обличья мягколицых. И еще поразмысли: в этом чьи Демон предвещает, быть может, будущее вас, молдогов.

Снова повисло долгое молчание, потом офицер-молдог разразился долгой речью.

— Мы сами храним нашу почтенность и потому не собираемся спорить о том, что есть очевидная чушь. Все мы сами делаем вам самим предложение: мы сами совершим обычное в таких случаях самоубийство, освобождая вас самих от любых последствий кровной мести со стороны наших семей, если вы сами обязуетесь доставить тела нас самих нашим семьям на планету Хедер Т'аи.

— В этом нет нужды, — возразил Калли. — Мы сами не видим здесь непочтенности. Некоторое время вы сами будете пленниками нас самих. Потом вам самим предоставят корабль для возвращения на Хедер Т'аи. Вы сами останетесь пленниками на борту предоставленного корабля почти до конца полета.

Офицер-молдог явно колебался.

— Все… мы сами?

— Да, сохраняя полностью почтенность. — Калли повернулся к Питу Хайду и заговорил по-английски:

— Сколько у нас пленников?

— На борту — двадцать три.

— Мы сами обещаем вам самим, — сказал Калли, повернувшись к молдогу, — что все вы сами, все двадцать три члена команды, вернетесь на родную планету. Вам самим будет предоставлена орбитальная шлюпка.

Калли не успел договорить. Все молдоги, одновременно, как по команде, громко, с присвистом, охнули. Глаза офицера, с которым разговаривал Калли, словно провалились в глазницы, и молдог молнией бросился на Калли.

Он прыгнул, ногами вперед, обвил ногами пояс Калли. Калли ударил чисто инстинктивно. Он почувствовал под костяшками правой руки кость черепа инопланетянина. В следующий миг пилот уже лежал на полу, у ног Калли — не менее мертвый, на вид, чем два его убитых в абордажной схватке брата.

Остальные молдоги не то заворчали, не то застонали. Они тут же были скручены Питом Хайдом и его помощниками. Вил присел на корточки рядом с молдогом, которого ударил Калли.

— Он не умер… только потерял сознание, — быстро сообщил Вил по-молдогски, обращаясь к остальным офицерам, которые напрасно старались вырваться из рук землян и разорвать Калли на мелкие клочки. — Мы сами, соблюдая почтенность, наказали его, не убивая. Теперь вы сами знаете: мы сами в самом деле Демон. Потому будьте почтенны, ведите себя тихо!

Офицер-молдог дернулся, он начал приходить в себя. Остальные молдоги перестали сопротивляться.

Один из них сказал:

— Мы сами, во имя почтенности, не согласны признать вас самих за Демона Тьмы. Но мы сами соблюдаем почтенность. Наш первый кузен шевельнулся, значит, он сам жив. Мы сами признаем: случилось недоразумение. Почтенность нас самих вы сами вправе обжаловать.

Калли посмотрел на Вила.

— Если тебе интересно, — пояснил Вил по-английски, — то ты только что воспроизвел часть легенды. Считается, что Демон Тьмы убивает одним прикосновение. Поэтому офицер предполагал, что будет убит — такова цена его неповиновения. Остальные офицеры тоже были уверены, что ты его убьешь.

— Не понимаю, — сказал Калли. — Они что, не видели: я его ударил, а не просто дотронулся.

— Они видели, улыбнулся Вил, — но не поняли того, что видели.

Понимаешь, плечевой сустав у молдогов устроен таким образом, что они не умеют наносить прямой удар. Если молдог попытается ударить, как ты только что это сделал, он или вывихнет себе сустав, или просто не причинит вреда своим ударом.

— Понятно. — Калли хмуро посмотрел на пилота на полу — тот только что открыл глаза и сел, удивленно озираясь. — Но почему он на меня бросился?

Вил перестал улыбаться.

— Об этом я должен был заранее тебя предупредить. Помнишь, я упоминал о наследственных отношениях внутри молдогской семьи? Они намного сложнее и жестче, чем у людей. Закон о наследовании требует доказательств смерти родственника, что в подавляющем большинстве случаев предполагает предоставление претендентом тела усопшего. Только после этого наследник может занять место умершего родственника. К несчастью, вы с Питом посчитали только живых молдогов, как бы подразумевая, что тела убитых братьев ты не разрешишь отправить вместе с ними. А главное тут, — Вил поморщился, — легенда о Демоне Тьмы гласит, что Демон, как и большинство злобных потусторонних созданий, пожирает тела своих жертв. Вот поэтому офицер, который на тебя бросился, пришел к выводу: ты намерен всерьез играть роль Демона и, следовательно, оставить у себя тела его братьев, чтобы затем их съесть.

Калли кивнул.

— Понятно, сказал он. — Представляю, что он испытал, если на самом деле подумал такое.

— Вот именно, что ты не можешь такое вообразить, — возразил Вил. Идея поедания мертвого тела для молдогов еще отвратительнее и страшнее, чем для нас. Это не просто ужасно, это крайнее проявление непочтенности, ведь таким образом ты уничтожаешь не только тело, но и целую цепочку наследования, а это, в свою очередь, может привести к уничтожению семьи, управляющей септом, который руководит кланом. В итоге ужасные бедствия могут постигнуть тысячи и тысячи молдогов.

Пилот, которого Калли ударил, уже полностью пришел в себя и поднялся.

И хотя на ногах молдог держался еще не очень твердо, он явно был готов броситься на Калли. Вил тут же встал между ними и начал тихим, но убедительным голосом с ним беседовать. Постепенно ему удалось успокоить молдога, тот сделал шаг назад, поднял на Калли глаза:

— Моя почтенность к услугам вас самих, — сказал он.

— Крайне почтенно со стороны вас самих, — поклонился Калли. — Сочту за честь побольше узнать о твоей семье, септе, клане.

Он кивком головы показал на вход в рубку.

— Но пока вы сами будете отведены в каюты, чтобы отдохнуть и прийти в себя.

Он повернулся к Питу.

— Запри их в каютах, Пит, — сказал он по-английски, — и возвращайся сюда.

Пит вывел пленных молдогов из рубки. Когда он вернулся, Вил и Калли были увлечены весьма серьезным разговором. Доук стоял рядом и молча слушал.

— Что теперь? — спросил Пит.

— Теперь я хочу допросить того молдога. Узнав все необходимое о нем и его семье, мы сможем выдавать себя за друзей его семьи, септа, клана — в случае, если мы совершим посадку на пятой планете этой системы.

— На пятой планете? Посадку? — переспросил Пит.

— Пятая планета — это Коронный мир молдогов. Там расположена их столица, — объяснил Калли. Я знал, что планета эта должна быть пятой от солнца, но в какой именно системе — это мы только сейчас выяснили.

— Ты сказал, мы совершим посадку? Но разве системы обнаружения и космической обороны…

— Все правильно, — остановил его Калли. — Сохраняй спокойствие, Пит.

Все продумано. Этим займутся те, кто знает язык молдогов. Поэтому ни ты, ни другие спускаться на планету не будут — только Вил и я, а Доук останется в челноке, на случай возникновения необходимости быстрого взлета. Как раз поэтому я и тянул с началом нашего похода. Мы прибудем в столицу в тот момент, который мне нужен: во время праздника Всепочтенности. Что-то вроде молдогского варианта Марди-гра «досл.

«Толстый вторник» (франц.) — карнавальный праздник в Новом Орлеане и др. местах». Все законы, правила, порядки во время празднеств в известной мере отменяются; и пока продолжается праздник Всепочтенности, даже земляне, если они не будут нарушать довольно свободные границы карнавальных правил, смогут ходить всюду, где им вздумается… Пока молдоги не знают, конечно, что мы играем в Демона Тьмы.

— А что за смысл? Ну будете вы, двое бродить по карнавалу — возразил Пит. — Но вас будет всего двое! Вы ничего не сможете сделать.

— Мы сможем кое-что выяснить, например, где у молдогов расположен военный центр. Или где находится дворец королевской семьи, — с улыбкой ответил Калли. — Короче, мы получим ответы на многие вопросы, которые нам необходимо выяснить прежде, чем начать действовать.

Глава 11

— Чего мы должны остерегаться? — спросил Калли, когда он с Вилом, покинув челнок, направились к остановке такси неподалеку от космопорта столицы Коронного мира молдогов.

(Доук остался в пилотской рубке челнока, на случай срочного взлета).

— Честно говоря, почти всего, — признался Вил. — Не скажу, что мы в безопасности.

— Я так и думал, — сказал Калли.

Слишком легко и гладко все шло до сих пор. На захваченном курьере нашлись карты Коронного мира, с их помощью они отыскали столицу планеты и ее космопорт. Челнок спокойно, не таясь, вошел в атмосферу. Диспетчер космопорта попросил их назваться, Вил спокойно заявил, что на борту трое мягколицых, что они прибыли с Хедер Т'аи, что они друзья — и он назвал имя старшего помощника с захваченного курьера. Направляются они в столицу посмотреть на праздник Всепочтенности.

На любом из Старых миров или Пограничных планет такой информации едва ли хватило бы, чтобы удовлетворить диспетчера. Но, как объяснил Вил, концепция абсолютной ответственности лидеров молдогов подкреплялась соответствующей концепцией абсолютного доверия к лидерам со стороны подчиненных. Уже сам факт, что три землянина оказались здесь, в самом сердце империи молдогов, служил здесь доказательством того, что они имели на это право. Если бы челнок засекли на границе между территорией молдогов и планетами Плеяд, его расстреляли бы немедленно.

Молдогам, охранявшим границу, было приказано не допускать мягкотелых в пределы империи. Молдогам диспетчерской службы столичного космопорта такого приказа не давали. Поэтому они вели себя иначе.

Калли и Вил подошли к остановке такси. Автоматические такси напоминали старомодные земные кареты, в которые запрягались лошади. Но ни лошадей, ни колес у этих экипажей не было: они парили в нескольких дюймах над дорогой, работая от генераторов-репульсоров.

— Ловим машину, — задумчиво предложил Калли. — Очевидно, их программы позволяют доставлять пассажиров в любую названную точку. Что касается безопасности… карнавал имеет свои правила, не так ли?

— Именно, — согласился Вил. — Во время праздника Всепочтенности действуют многочисленные послабления законов и правил. Но на подсознательно исполняемые требования культуры это не распространяется.

Если мы нарушим одно из этих неписанных правил, переступим грань, у нас могут быть большие неприятности. И нас могут задержать до окончания праздника. А потом у нас начнутся очень большие неприятности.

Калли открыл дверцу одного из автоматических такси — первого в ряду свободных экипажей — и тут же замер, рука его инстинктивно рванулась к пистолету, который он сунул за пояс под длинным молдогским балахоном, который он, как и Вил, позаимствовал у пленных молдогов.

Некто маленький и темный, пулей выскочил из кабины через противоположную дверцу. Существо пронзительно чирикало. Калли метнулся за ним и увидел, что существо это — маленький молдог, очевидно, ребенок.

Малыш подбежал к соседней в ряду машине и открыл дверцу. Из второго такси выкатился еще дин юный молдог, стремительный, как ртутный шарик, ни громко зачирикали друг с другом, а несколько секунд спустя из третьего такси выскочил очередной ребенок, и присоединился к первым двум.

— Кто это? — шепотом спросил Калли.

Вил успел забраться в такси и выглядывал наружу через соседнюю дверцу.

— Думаю, что три юные сестры, — ответил Вил. — Каждая спряталась внутри одного такси, чтобы пугать пассажиров. Но нас двое, притом мы люди, поэтому, кажется, мы их еще больше напугали.

— А что это за звуки такие странные? — поинтересовался Калли. Раньше ничего подобного от молдогов не слышал.

Вил хмыкнул.

— Это они смеются, вернее сказать — хихикают.

Три юные молдожки, обсудив происшествие, с опаской приблизились к такси, в котором сидели Вил и Калли. Снова последовал взрыв своеобразного смеха, а потом та, что была повыше остальных, нерешительно обратилась к Калли:

— На самом ли деле ваши две крайнепочтенности — мягколицые? спросила она.

Вместо вопросительного знака вопрос кончался новым приступом нервного смеха.

— Я сам — действительно, — ответил Калли.

Разразилась целая буря повизгиваний и чириканий. Три любопытные молдожки о чем-то оживленно переговаривались.

— Он сказал «я сам»! — воскликнула одна из младших сестриц.

Они опять начали шептаться, потом самая высокая вновь заговорила с Калли:

— Вы сами… — начала они. Ее остановил приступ смеха младших сестриц. Успокоив их взглядом, она продолжила:

— …Надели костюм, как у Демона Тьмы. Вы сами действительно его изображаете?

— Таково было действительное намерение меня-самого, — ответил Калли.

— А это тоже мягколицый, как видите. — Книжник. Его можно узнать по костюму.

Снова смех, затем яростное перешептывание.

— Не будете ли вы сами столь любезны, чтобы сообщить нам самим что именно намерены вы сами делать этим вечером праздника Всепочтенности? спросила старшая сестрица.

— Мы сами направляемся в ваш город, — сказал Калли, — посмотреть, как празднуют Всепочтенность и провести время со всей возможной почтенностью.

Три сестрицы принялись спорить, опять-таки, шепотом.

— Вы сами — мягколицые, поэтому не знаете всего как следует, заявила самая высокая сестрица. — Разве не рассказывали вам самим, что Демон Тьмы — это всегда трое, как это и должно быть у всех?

— Это мне самому действительно известно, — помимо воли улыбаясь, ответил Калли. — Но вы сами хорошо видите, что нас, мягколицых, всего двое, поэтому втроем мы быть никак не можем.

Юный молдожки принялись совещаться. Потом, совершенно неожиданно, старшая сестра одним стремительным прыжком оказалась в кабине — дверь, в которую выглядывали Калли и Доук, была открыта. Землянам пришлось поспешно отодвинуться вглубь.

— Мои сестры согласны! — выдохнула сквозь смех старшая сестра. — Я буду Безумцем для вас самих, чтобы получился настоящий полный Демон!

Не ожидая ответа, она уселась на сиденье, захлопнула дверцу, крикнула что-то в окошко своим сестрам, засмеялась, помахала рукой, потом тронула клавишу на пульте, и такси, плавно скользя над дорогой, покинуло стоянку.

— Ты, — сказала молдожка, искоса глянув на Калли и проглотив смешок, — ты должен называть меня Безумцем — всегда, иначе не получится полного настоящего Демона из нас самих!

— Прекрасно, Безумец, я согласен, — сказал Калли.

— И помни: я сама ничего не боюсь, как это полагается Безумцу!

— Постараюсь не забыть, — подчеркнуто серьезно сказал Калли. — Ты сама не против, если я объясню положение Книжнику? Он сам тоже говорит на твоем языке, даже почтеннее меня, но мы друг друга понимаем быстрее и лучше, если разговариваем на нашем родном языке мягколицых.

— Не возражаю, согласилась она. — Даже интересно будет послушать речь мягколицых.

— Благодарю.

Калли обернулся к Вилу, который сидел рядом — Безумец управлял такси.

Калли расположился посередине. Вила прижали к дальней стенке.

— Что теперь будем делать? — спросил Калли по-английски. — Я предполагал подцепить какого-нибудь взрослого жителя, а теперь эта девчонка… Подозреваю, она не отвяжется. Как ты думаешь, она может знать что-нибудь полезное для нас?

— Должен признаться, такой вариант мне в голову не приходил, ответил Вил тоже по английски. — Но почему бы нет? Она вполне может знать, где находится компаунд королевской семьи, например. Кроме того, риск нарушить какие-нибудь подсознательные табу может быть немного меньше для нас, если мы останемся в обществе ребенка. Она, очевидно, любит пошутить рассматривает свою выдумку как новую шалость. В другое время она никогда не оставила бы сестер. К тому же, обрати внимание: она относится к нам с заметной робостью — ведь мы инопланетяне, и мы старше ее, а детей молдоги с раннего возраста приучают уважать решения старших. Она будет полагать, будто мы знаем, что делаем, — даже если мы в чем-нибудь промахнемся, нам это очень кстати.

— Ну, ладно, — вздохнул Калли. — Пусть нашим проводником будет девчонка.

Вообще-то ему это не очень нравилось. По первоначальному плану он и Вил надеялись подобрать какого-нибудь одиночку. Калли считал само собой разумеющимся, что одиночка будет взрослый молдог мужского пола. Теперь ему становилось не по себе при мысли, что им, заметая следы, придется, быть может причинить какой-нибудь вред ребенку.

Он решил пока не думать о такой возможности. Повернувшись к молдожке, он заговорил на ее родном языке.

— Мой брат и я сам очень рады твоему обществу. С этого момента постараемся говорить только на вашем языке и пользоваться языком мягколицых только в сам крайнем случае.

— Я не возражал, — важно произнесла девочка. — Теперь мы сами полный Демон и готовы творить разные жуткие непочтенные штуки. Что мы будем делать?

— Ну, скажем, — предложил Калли, — поищем место в городе, где оставим некий знак нашего присутствия?

Безумец от смеха затрясся всем телом, словно собака, вылезшая из воды на берег.

— Верно! Как верно! — вскричала она. — Демон обязан оставить знак своего появления! Где же мы его оставим?

— Ты сама знаешь город и окрестности лучше меня или Книжника, сказал Калли. — Может, оставим его в месте, где находятся большие военные космолеты?

— Нет, не подходит, — решительно возразила она. — В столице нет больших военных кораблей, только несколько курьеров. Флоты расположены на десятой планете. А мне без разрешения семьи планету нельзя покидать.

Космопорт уже остался далеко позади. Такси ехало вдоль шестиполосного бульвара с рядами деревьев, похожих на тополя с большими листьями. Теперь стало понятно, чем заменили ночное искусственное освещение в городе: через каждые двадцать-тридцать ярдов попадались огромные горящие факелы, установленные на толстых столбах, в десяток футов вышиной. На каждом столбе горело по три факела. Эффект был впечатляющий.

— Где мы сейчас? — спросил Вил.

— На имперской парковой дороге, естественно, — поведал Безумец. Отсюда можем направиться, куда пожелаем. Теперь мы должны решить, где оставим знак… А ну-ка, стоп!

Они только что поравнялись с несколькими витринами, освещенными изнутри тройными факелами, — похоже, это были небольшие магазины.

Молдожка быстро нажала на клавишу, такси затормозило. Ни слова более не говоря, она выскочила наружу через дверцу со своей стороны, обежала машину и исчезла в одном из магазинчиков.

— Что она задумала? — поинтересовался Калли, перейдя на английский.

Вил покачал головой. На его лице играл прыгающий отсвет факелов.

— Понятия не имею, — сказал он.

Минуту-две спустя девчонка выскочила из магазинчика, впрыгнула в такси и включила двигатель.

— Теперь, — гордо заявила она, — я сама настоящий Безумец.

Калли внимательно посмотрел на нее, но поначалу ничего нового не заметил. Потом он обратил внимание, что к воротнику одеяния добавлена какая-то полоска из чего-то вроде картона. Теперь по форме и высоте воротника молдожку можно было принять за одиночку мужского пола. Кроме того, Калли заметил ремень у нее на поясе, а на ремне — черные ножны с толстой рукояткой какого-то игрушечного меча.

— Понятно.

И не давая себе времени на раздумья, добавил:

— Пока ты сам был внутри, наш брат Книжник — и я сам приняли решение.

Мы оставим знак нас самих у компаунда имперской семьи.

Несколько секунд Безумец изумленно взирал на Калли, а потом снова затрясся сем телом. Лишь несколько мгновений спустя молдожка, смогла взять себя в руки.

— Ужасно! Чудовищно! Потрясающе удивительно! Если бы сестры мои слышали! — восхищенно кричала он. — Мы сами будем как настоящий Демон! Мы оставим знак нас самих у порога с самого крайнепочтенного! Вы сами замечательные мягколицые!

Она направила такси на крайнюю левую полосу движения, у первого перекрестка свернув налево — на ту полосу, где машины двигались несколько быстрее. Теперь они ехали вдоль внутренней полосы трехрядного движения, дорога шла через район, напоминавший парк. Среди деревьев то тут, то там, пылали тройные факелы, бросая скачущие тени на густолистые кроны деревьев и растительность, соответствовавшую земной траве. Часто попадались молдоги, то триадами, то целыми группами триал, они переходили или даже перебегали от одной освещенной факелами площадки к другой. Кое-где, соединив руки, образовав круг, они словно танцевали у какого-нибудь куста или дерева, или вокруг столба с факелами. Калли вдруг обратил внимание, что каждый такой хоровод состоит ровно из девяти инвалидов.

— Что они делают? Танцуют, надо полагать? — спросил он Безумца. Она вдруг пристально посмотрела на него. У Калли что-то сжалось внутри — он инстинктивно почувствовал, что допустил ляп, нарушил одно из местных неписаных табу, на которые не распространялась свобода праздника Всепочтенности.

— Я… не понимаю, — пробормотала девочка. — Танцуют?

Она посмотрела в окно, на поляне хоровод из девяти молдогов кружил возле столба с факелами, всего в пятидесяти футах от такси. Вдруг она, кажется, поняла и разразилась щебетом, который соответствовал хихиканью, как на стоянке такси. Но сейчас приступ смеха у молдожки был намного продолжительнее.

— Я допустил какую-то ошибку… — поспешно начал извиняться Калли, но она перебила его, давясь от смеха:

— Нет, никакой ошибки не было… — Снова приступ смеха. — Ты ведь знаешь!

— Знаю? Знаю что? — поинтересовался Калли.

Теперь она так захохотала, что ей пришлось спрятать голову в ладонях.

Отвечать она была не в состоянии. Калли поспешно искал возможность переменить тему беседы.

— Далеко еще до компаунда имперской семьи? Как долго нам еще ехать?

— Не… недалеко. — Безумец справился с приступом смеха и посерьезнел. Мы сами прибудем на место через… — Она назвала цифру в молдогских единицах. Калли автоматически в уме перевел цифры в земные и получил примерно четыре минуты. — Какой именно знак мы сами там оставим?

— Я сам решу, — сказал Калли, — когда увижу компаунд и немного поразмыслю.

Он приблизительно предоставлял себе расположение зданий на территории имперского компаунда. Сам Вил ни разу там не бывал, Но в нескольких книгах, которые он изучал, пока жил среди иноразумных, имелись иллюстрации с изображением компаунда. Конечно, это были весьма общие схемы, а не настоящие карты. К тому же, компаунд постоянно перестраивался и переносился в разные места согласно перемещению аспекта почтенности.

Родная планета нового правящего клана становилась Коронным миром, и на этой планете строили дом имперской семьи — имперский компаунд. Общий план каждого нового компаунда соответствовал определенным требованиям, но на сколько было известно Вилу, при этом оказывали влияние и другие соображения зависящие от типа местности, предрассудков данного клана или даже личных вкусов и предпочтений членов правящей семьи.

Безумец, кажется, был удовлетворен ответом Калли. Такси катило дальше. Парковая дорога нисколько не изменилась — разве что группки молдогов на парковых полосках становились все более редкими, а потом и вовсе пропали.

Вскоре Калли рассмотрел через окно что-то вроде цепочки огней впереди. Приближаясь, они превратились в бесконечный ряд трехфакельных светильников, которые, казалось, висели в воздухе и тянулись насколько хватало глаз. Когда они подъехали, стала ясна причина оптической иллюзии: факелы были установлены наверху черной стены. Стена, около двадцати футов высотой, преграждала им путь. Она была сплошная, если не считать широких ворот — створки были не полностью распахнуты, но просвет между ним был достаточно широк — футов сорок. Молдожка остановила такси у самых ворот, где полосы движения парковой дороги вливались в небольшой заасфальтированный круг.

Здесь было совершенно людно, словно местность вымерла. Заглянув в ворота, Калли заметил и внутри мерцающие огни факелов.

— Что мы сами теперь будем делать? — прошептала ему в ухо исполнительница роли Безумца.

— Прости, я сам должен поговорить с братом на нашем родном языке, ответил Калли.

Он обернулся к Вилу.

— Что тут происходит? Ни одной души в округе. Ворота нараспашку.

Что-то здесь не так.

— Во время карнавала Всепочтенности все не так, — ответил седоволосый спутник Калли. — Но я согласен: это уже чересчур. Ворота компаунда открыты, охраны нет. Очевидно, это связано с каким-то обычаем. Где-то внутри должна быть охрана. На самом деле охрана следит за воротами — не для защиты от врагов, потому что, когда нет перемены аспекта почтенности, просто вообразить невозможно существование врагов имперской семьи, — но для защиты от случайного опасного одиночки.

— Ну же! — нетерпеливо повторила их спутница. — Что мы сами будем делать? Оставим знак Демона на столбе у ворот?

Демон повернулся к Безумцу и перешел на молдогский:

— Нет, — сказал он решительно. — Я полагаю, нужно войти туда и… У девочки вырвался странный звук, словно у нее перехватило дыхание, Молдожка вдруг замерла, словно окаменела. Глаза ее выражали ничем не прикрытый ужас.

— Ого-го-го! — тихо заметил Вил. — Кажется, мы влипли!

Глава 12

— В чем дело? — спросил Калли, намеренно придав голосу холодную уверенность и твердо глядя на свою маленькую компаньонку.

— Что с тобой? У ворот нет ни одного охранника.

Молдожка затряслась всем телом.

— Но там же оно! — с трудом выговорила она. — Вы сами его не видите.

Оно — невидимое, но оно охраняет ворота… так всегда, во время праздника Всепочтенности, когда охрана уходит на праздник.

— Оно? Что ты сама подразумеваешь под этим? — потребовал ответа Калли.

— Как что? Конечно же, королевское…

Слово, которое употребила молдожка, было Калли совершенно не известно, он никогда раньше его не слышал, но нетрудно было догадаться, что смысл его был аналогичен понятию «дракон» или «чудище». Ночной воздух вдруг показался ему слишком зябким. Вил не ошибся: они наткнулись на глубинное подсознательное табу, и на миг ситуация стала балансировать на лезвии ножа. Если девочка испугается и попробует бежать, чтобы поднять тревогу, Калли придется остановить ее любым способом. Калли лихорадочно искал спасительный вариант. Вдруг его осенило.

— Старая сказка! — презрительно скривился он. — Ты все еще веришь в сказки?

На какой-то миг он испугался, что допустил фатальную ошибку. Но постепенно девочка начала успокаиваться, бессильно опустившись на сиденье.

Теперь она оказалась совсем маленькой.

— Все равно, мне эта идея не нравится! — сдавленным голосом выговорила она наконец. — Ты сам — мягколицый, и не боишься, наверное…

— Она снова употребила неизвестное слово. — Но мне… страшно.

Калли пытался срочно что-нибудь придумать. Пугать Безумца больше не стило. Он быстро сказал:

— Ладно, скажу тебе, что я сам сделаю. Ты сама и мой брат останетесь ждать здесь, предупредите, если появится охрана. Я сам войду туда один.

Молдожка немного выпрямилась, она смотрела на Калли глазами, полными удивления и робости. Не ожидая ответа, он открыл дверцы и бесшумно выскользнул наружу.

Через плечо он бросил Вилу по-английски:

— Не отпускай ее. Не давай ей поднять шум. Я вернусь через пять минут, самое большее. Просто хочу посмотреть, что и как там расположено.

Не ожидая ответа, он повернулся и побежал, тихо, но быстро к левому столбу ворот. У столба он остановился, посмотрел вокруг, заглянул в ворота. Территория компаунда, протянувшаяся на несколько акров, то здесь то там была усеяна мерцающими огоньками. Судя по всему, внутри ограды территория компаунда лежала как бы в небольшой выемке. Удача сопутствовала Калли. Он находился на самом краю выемки, то есть на возвышении и отсюда мог легко обозревать почти все здания и сооружения компаунда.

Одну-две секунды он выжидал, бросив взгляд сначала вправо, затем влево — нет ли где все-таки охраны? — но ничего и никого подозрительного не увидел.

Он скользнул внутрь через ворота.

Ночь как будто стала еще темнее. Стена, которая осталась позади, отсекала свет факелов, даже тех, что стояли вдоль ее верхнего наружного края — стена была слишком толстая и свет не мог пробиться вниз, на внутреннюю территорию.

Он выждал несколько секунд, чтобы глаза привыкли к сгустившейся темноте. Потом начал осторожно пробираться в глубь территории компаунда.

Постепенно глаза его адаптировались, и ему хватало бледного света одной луны над головой — раньше он его не замечал, мешали огни факелов, — чтобы разобраться, как расположены здания и каков характер местности между ними.

Впадина, в которой расположился компаунд, не отличалась совершенной гладкостью дна. Здесь встречались холмики и низинки, белели извилистые тропинки, бежавшие между тройными факелами, обозначавшими очертания зданий.

Оставив ворота ярдах в ста позади, Калли остановился, рассматривая раскинувшийся перед ним компаунд и стараясь согласовать то, что он видел со сведениями, которые раньше узнал от Вила.

Несколько минут он пребывал в полной растерянности. Он совершенно не понимал, где что находится. Потом он определил большой прямоугольной формы участок, окаймленный факелами, как главный дом. Здесь должна располагаться резиденция трех королевских братьев триады-правителя королевской семьи, которая в свою очередь, руководила королевским септом, а септ королевским кланом.

После этого разобраться в плане застройки компаунда стало гораздо легче. Все стало на положенные места. Он отыскал здание, где должна была помещаться резиденция королевских жен, помещения кузенов и, наконец, неподалеку от главного дома он заметил небольших размеров здание — это была явно детская. Здесь жили наследники трона молдогов.

Он повернулся и поспешил назад к воротам, ориентируясь на свет, падавший в промежуток между створками. Теперь, когда он повернулся к воротам лицом, он заметил асфальтированную дорогу, ведущую от ворот в глубину компаунда. Калли взял левее и несколько секунд спустя мягкий дерн и растительность похожая на земную траву, уступили место твердой, напоминавшей асфальт поверхности дороги. Калли посмотрел вперед, в сторону ворот, — до них было ярдов тридцать. Он увидел ждущее такси и даже разглядел в первом окне два силуэта своих спутников.

Увидев Безумца, Калли припомнил, что он должен еще кое-что сделать. В первоначальный план действительно входила идея оставить знак Демона где-нибудь в Коронном мире, но здесь, в Королевском компаунде? А впрочем, почему бы и нет? Быть может, лучше места и не придумаешь.

Он отыскал под складками балахона карманчик, в котором ждал своего часа небольшой баллон с краской-аэрозолью. Вытащив баллончик, он нажал на распылитель и струей краски изобразил на асфальте обычный молдогский знак Демона — стилизованное изображение черной скалы, пещеры и двух горных потоков, то есть, то самое место, где, предположительно, был разбужен спящий Демон.

После чего Калли помчался к такси.

Он рванул на себя дверцу, прыгнул на сиденье. Молдожка скорчилась возле Вила, на дальнем краю сиденья. Сначала Калли не обратил на это внимания. Он схватил рычаг управления, привел такси в движение. Развернув машину, он направил ее вдоль парковой дороги, по которой они прибыли.

Калли полностью сосредоточился на управлении, стараясь вести такси с максимально возможной скоростью, но не вызывая подозрений, поэтому он вздрогнул от неожиданности, когда Вил тихо сказал ему по-английски:

— Кажется, мы действительно влипли, Калли. Смотри сюда.

Калли на секунду скосил глаза в сторону Вила. Молдожка, свернувшись в клубок, прижалась к Вилу. Необязательно было разбираться в молдогской медицине, чтобы заметить, что поза ее явно неестественная и неподвижность юного создан я — тоже, как и ее молчание.

— Что с ней? — спросил Калли, стараясь не выдать тревогу и вновь глядя перед собой на дорогу. — Что с ней, как ты думаешь?

— Понятия не имею, как это получилось. Она просто смотрела, как ты брызгаешь краску на дорогу. Но на этот раз совершенно ясно: мы как-то нарушили местное рабу, и весьма серьезно. Она испугана до смерти.

— Нормально, — завил Калли уверенным тоном. — Шума она пока не поднимает, и то хорошо. В порту мы ее где-нибудь уложим в сторонке, там ее вскоре найдут. Главное — смыться с планеты, вернуться на корабль, а там пусть поднимает тревогу.

— Ладно, — тихо согласился Вил. — Поплюй через левое плечо.

Они мчались сквозь темные улицы, где мерцало пламя факелов, к огням космопорта, которые подобно ранней заре манили к далекому горизонту. Когда такси остановилось у стоянки, рядом никого не было видно. Подчиняясь внутреннему порыву, Калли быстро развернул машину и повел ее по взлетному полю прямо к их челноку.

Молдожка продолжал лежать неподвижно и молча. Глаза ее смотрели прямо на Калли — во всяком случае, каждый раз, оборачиваясь, он встречал их стеклянно-блестящий взгляд. Но по выражению лица инопланетянки невозможно было прочесть, что происходит у нее внутри и почему она никак не выходит из непонятно чем вызванного столбняка.

Такси остановилось у люка. Перегнувшись через спутников, Калли открыл дверцу с их стороны.

— Вынеси ее наружу, Вил. Я следом. Мы ее оставим здесь. Если нам повезет, она придет в себя не раньше, чем ее найдут.

Вил вытащил молдожку, опустил ее на шершавое твердое покрытие поля.

Она уже немного пришла в себя, но, когда наружу выбрался Калли, отшатнулась.

— Нет причин бояться, — сказал ей Калли по-молдогски как можно более ласково. — Мы сами не желали причинить вред тебе. Мы сами сейчас улетим.

Развернувшись в сторону челнока, он увидел, что как раз в этот момент люк распахнулся и наружу ступил Доук.

Увидев Доука, молдожка начала истошно кричать.

Времени терять было нельзя.

— Быстро! — крикнул Калли, подхватывая молдожку. — В челнок, с ней, Доук, поднимай челнок!

Девочка оказалась легкой, словно вместо косточек у нее были сухие прутики. Схватив ее в охапку, Калли двумя широкими шагами достиг люка, запрыгнул внутрь и опустил пленницу в пассажирское кресло. Люк за его спиной со звоном захлопнулся. Но юная молдожка продолжала вопить, и это производило жуткое впечатление здесь, в замкнутом пространстве кабины.

Калли заложило уши. Он плюхнулся в кресло рядом, взял тоненькие, хрупкие ладошки перепуганной инопланетянки в свои большие сильные руки, стараясь ее успокоить.

— Вылетай, Доук! — скомандовал он через плечо, не глядя.

Секунду спустя челнок подпрыгнул. Калли и молдожку прижило к креслам.

Крик ее вдруг прекратился. Несколько секунд она лежала тихо, потом медленно опустила на пол ноги, села прямо, освободила руки.

Глаза ее странно засветились. Потом она повернулась, подчеркнуто внимательно посмотрела в затылок Вилу и Доуку, которые занимали сейчас два из трех пилотских кресел. Потом снова посмотрела в глаза Калли.

— Вы сами — трое, — сдавленным голосом сказала она. — Трое — с самого начала. Ты сам вошел в ворота и даже королевский, — тут снова последовало незнакомое слово, — не остановил тебя, ты оставил знак Демона, и вернулся.

— Ты не должна тревожиться, — мягко сказал Калли. — Мы сами всего лишь мягколицые, и это просто шутка в праздник Все почтенности. Мы тебя самое передадим твоим соплеменникам, они сами позаботятся о том, чтобы ты сама в целости и сохранности вернулась к семье и сестрам.

Она отвернулась, он видел только ее узкую спину и нечеловечески узкие плечи, какие бывают только у молдогов. В кабине челнока стоял полумрак.

— Нет, — тем же сдавленным голосом произнесла она. — Демон принимает любой облик, какой пожелает, — даже если это мягколицые, которые делают вид, что они сами — всего лишь мягколицые. Ты сам — Демон Тьмы, и я потеряла почтенность.

Калли пытался что-нибудь сказать по-молдогски, чтобы успокоить ее, но в голову ничего не приходило.

Он посмотрел на Вила и Доука, потом на приборы пульта. Все в порядке.

Челнок не спеша уходил от планеты. Уже сейчас им ничего не угрожало, а полчаса спустя они будут в полной безопасности. Молдожка вдруг не то всхлипнула, не то закашлялась, и прижалась к Калли.

Он не повернул головы, но был рад, что она, наконец, нашла в себе силы нарушить заговор неприкасаемости. Наверное, ей удалось пробить их ледяную стену шока, теперь ей будет лучше. Он отправит ее к пленным молдогам, среди своих она придет в себя намного быстрее. Она ведь еще такая юная, должна быстро адаптироваться.

Челнок вышел на траекторию к луне. Тридцать пять минут спустя он обогнул спутник планеты и приблизился к бору захваченного курьера. В борту открылся люк, и челнок скользнул в отверстие. Люк затворился.

— Мы сами прибыли на место, — сообщил Калли, повернувшись к молдожке.

Она ничего не ответила, поворачиваясь, он плечом задел ее, и молдожка вдруг, подавшись вперед, упала прямо поперек его колен. Только тогда Калли увидел круглую, напоминающую грушу, рукоятку маленького меча. Лезвие глубоко вошло в грудь молдожки. Она была мертва. Калли сидел и смотрел на мертвую девочку, не в силах поверить собственным глазам. Из столбняка его вывел голос Вила. Он поднял голову, увидел, что Вил обернулся и тоже смотрит на тело инопланетянки.

— Я все равно отнесу ее к молдогам, — услышал Калли собственный голос как бы со стороны.

Тело молдожки было такое легкое, почти невесомое. Он вышел в воздушный шлюз челнока, потом — в коридор, по которому добрался до кают, где под охраной двух пограничников содержались пленные молдоги.

Калли приказал охранникам открыть замок. Дверь распахнулась. Калли, за которым следовали Вил и Доук, с маленьким тельцем на руках, вошел в каюту молдогских офицеров.

Пленные сидели, лежали или стояли — все в разных позах — в большой общей каюте, служившей гостиной. Увидев Калли, все вскочили.

— Что вы сами принесли нам самим? — кратко спросил старший офицер.

Но смотрел он не на Калли, а на мертвую девочку.

— Расскажи им, Вил, — попросил Калли.

Вил, насколько это было возможно кратко и в самых обтекаемых выражениях, рассказал молдогам о событиях последних нескольких часов.

— А теперь, — продолжил Калли, когда Вил закончил рассказывать и наступила тишина, — я сам намерен поместить тело в грузовой отсек номер один вместе с почтенными телами братьев вас самих. Я сам желал, что бы вы сами знали о поступке этой девочки во имя почтенности и чтобы тело ее было возвращено в Хедер Таи, когда вы будете отпущены на свободу.

— Мы сами благодарим за то, что ты сам все это рассказал, — ответил старший офицер. — Но теперь я сам должен потребовать, чтобы ты сам не помещал этого тела с почтенными телами наши братьев меня-который-был. Это тело надлежит поместить в другой отсек. Мы сами позаботимся о его возвращении в семью.

Калли уставился на молдога.

— Как это понимать? — спросил он у Вила по-английски.

— Она потеряла почтенность, вот и все, — ответил Вил. — Почему — не могу понять.

— Сейчас выясню, — мрачно пробормотал Калли и перешел на молдогский.

— Позвольте узнать, почему тот, кто храбро сам себя лишил жизни, не достоин делить один отсек с первыми братьями вас самих? Они сами храбро дрались и погибли. Не менее храбро поступила эта юная сестра, покончившая с собой во имя почтенности.

— Да, поступок в самом деле отважный, — согласился офицер. — Но больше нечего сказать в пользу сестры. Она помогла тебе самому, когда ты сам изображал Демона Тьмы. Не важно, верила она или нет, что ты сам в действительности не Демон. Потому она сама потеряла почтенность.

— Но ведь это не ее самой была вина! — не сдержался Калли. — Я сам уверяю вас самих, что она все равно не в силах была помешать нам самим.

— Это правда, конечно, — ответил молдог. — Но не понимаю, почему ты сам столько говоришь о потере Почтенности этой юной сестрой. Это трагедия, но это случилось. И повторяю: ее самое не должно помещать в холодильный отсек вместе с нашими почтенными мертвыми братьями. Она сама права на это не имеет.

С этими словами молдог отвернулся от Калли — правда, не полностью, чтобы его жест не сочли откровенными оскорблением. Но смысл его был достаточно ясным: разговор окончен, дело решено, и молдог более не намерен его обсуждать.

Калли повернулся и одним шагом достиг двери, вышел в коридор, за ним последовал Вил.

— Запирай дверь! — хрипло приказал Калли охраннику.

Он зашагал вдоль коридора, в кормовой отсек, где размещались два холодильных грузовых отсека.

Сначала он взялся за ручку двери в камеру, где лежали мертвые офицеры молдоги. Но когда рука его коснулась металла, он вдруг заколебался.

Несколько мгновений он стоял в нерешительности, потом вздохнул и отпустил ручку. Вместо того, чтобы открыть первую камеру, он открыл вторую и вошел.

Ледяной, стерильный воздух камеры… От него перехватило дыхание. Калли осторожно положил мертвую девочку на полку — в стене было несколько таких полок. Он расправил ее платье, сложил руки вдоль туловища, поднял капюшон и отпустил его так, чтобы лицо было закрыто. Потом он отступил на шаг, еще на секунду задержался, бросив на нее прощальный взгляд, повернулся на каблуках и вышел.

Со звоном захлопнулась тяжелая металлическая дверь холодильного отсека номер два. Звон был холодный, безжалостный.

Только сейчас Калли заметил Вила. Больше в коридоре у холодильных камер никого не было. Они смотрели друг на друга. Потом седоволосый старик улыбнулся печально:

— Пойдем, Калли, — тихо сказал он, — пойдем, выпьем по чашечке кофе или чего покрепче. У каждой разумной расы есть свои жестокие законы, причем, жестокими они могут казаться не им самим, а нам, иноразумным. Хотя лот этого не легче, по-моему.

Глава 13

— Значит, ты настаиваешь? — спросил Пит Хайд. — Мы могли бы сэкономить полдня на обратном пути без этого дополнительного смешения в точку связи. Неужели так важно узнать, были ли для нас сообщения? Всего через три дня мы были бы дома.

— Нет, — твердо возразил Калли. — Сначала сместимся в точку связи.

Потеря времени сейчас роли не играет. Мы покинули Пограничье шесть недель назад. Что сейчас там делается? У нас хватает людей еле-еле на пять захваченных молдогских кораблей. И вслепую влететь в опасную переделку нам сейчас никак нельзя. Этот небольшой крюк — всего полдня — может спасти нам жизнь.

Калли не стал говорить, что он практически не сомневается: в точке связи их ждет информация. Такие вещи трудно объяснить человеку вроде Пита.

Но дело в том, что, покидая Калестин, они возбудили определенные социальные процессы, которые должны были уже принести результаты. К тому же, людей для шести кораблей, которыми Калли теперь командовал, в самом деле едва хватало.

«Беи» и захваченный корабль без помех покинули Коронный мир — слишком много кораблей входило и выходило из смещения в этом районе, поэтому затеряться в пространстве среди множества энергетических вспышек не представляло особого труда. Затем они отправились в рейд по обитаемым планетным системам молдогов, используя карты находившиеся на борту захваченного корабля. В ходе рейда они завладели еще пятью молдогскими кораблями, которые, ничего не подозревая, вступили в контакт с ними. Два корабля были разоружены и отпущены на свободу вместе с пленными молдогами и телами погибших.

В пяти световых годах от Калестина находилась точка связи определенное место в пространстве, достаточно близкое к Калестину, чтобы в него можно было выслать автоматический зонд-курьер, используя только одно смещение. Калли должен был появиться в этой точке, чтобы получить сообщения, которые должен был посылать для них Онвиток или кто-нибудь другой.

Два дня спустя корабли Калли вынырнули в обычное пространство в сотне миль от условленной точки.

Тотчас же в рубке «Беи» зазвенел сигнал тревоги, из-за которого невозможно было услышать попискивание зондов — если таковые действительно подавали сигналы. Калли пулей помчался в рубку.

— Корабль! — крикнул Пит, когда Калли ворвался в рубку. — Но это наш корабль, Калли, не молдогский.

Он не успел продолжить, потому что ожил динамик пространственного коммуникатора типа «корабль — корабль», вмонтированный над пультом:

— «Беи»? Вызываю «Беи»! Говорит калестинский корабль «Вандерлюст».

Повторяю, говорит калестинский корабль «Вандерлюст». Калли, ты здесь? Это Онвиток Мурфа. Повторяю, вызывает Онвиток Мурфа…

Калли в два прыжка достиг панели коммуникатора, вдавил до упора кнопку передатчика.

— Онвиток!.. — Калли, почти никогда не поддававшийся слепой злости обнаружил вдруг, что это чувство вот-вот возьмет над ним верх. — Я же тебя просил… ладно, неважно. Переходи к нам. СЕЙЧАС ЖЕ!!!

Пять минут спустя юный франт появился в рубке «Беи». Калли был мрачнее грозовой тучи. Онвиток открыл было рот, чтобы сказать что-то, но первым заговорил Калли:

— Я же тебя просил: ни при каких обстоятельствах Калестина не покидать! Те, кто стоял за спиной Мачина и его парней, ухватятся за первую же возможность взять власть над Ассамблеей, вернуть ее в свои руки! Ты это понимаешь?

Онвиток смотрел на грозного Калли скорее с удивлением.

— Клянусь небом, Калли, ты стал просто телепатом! — воскликнул он. Откуда ты узнал? Кто-то сотнями нанимает ребят-ножевиков! Я как раз об этом хотел с тобой поговорить, и не только об этом, поэтому и явился сюда.

— Ничего удивительного, — выкрикнул Калли, но потом взял себя в руки и заговорил спокойнее. — Мачин был не настолько умен и влиятелен. Он был просто ширмой для политической машины, которую якобы сам придумал и который управлял, но на самом деле управлял ею неон. Вот потому я тебя и оставил на Калестине. Поскольку я улетел, они не побоялись выйти на свет, но пока там оставался ты, они не рискнули бы на попытку переворота. И тогда, после моего возвращения, мы бы с ними разобрались. Понимаешь. Он, в одном отношении Пограничье ничем не отличается от старых миров: ему тоже необходима хорошая встряска, чтобы проснуться и увидеть проблемы, как они есть, осознать действительность.

— Полностью с тобой согласен, Калли, дружище! — воскликнул Онвиток. И приношу извинения, за то, что нарушил данное тебе обещание. Но ведь ты ничего толком не объяснил, когда улетал! Ну, ладно. Ты был прав: за спиной Мачина действительно кто-то стоял, и, похоже, это Ройс.

Он сейчас набирает настоящую небольшую армию из всякой трапперской шпаны — того и гляди, мы получим веселенькую гражданскую войну!

— Может, это нам как раз и нужно… — Калли поспешил прервать сам себя. — Но ты, кажется, упомянул, что это только половина новостей?

— А, да… есть еще довольно любопытная новость… Восемь человек родственники членов Трехпланетного Совета и некоторые другие важные персоны, — как раз сейчас направляются с визитом к молдогам. Они добровольно вызвались стать заложниками, чтобы доказать молдогам: Совет Старых миров не причастен к твоему рейду на территорию молдогов.

Онвиток искоса взглянул на Калли, потом продолжил:

— Среди добровольцев — Алия Брайт.

— Алия? — вырвалось у Калли. Но вспышка тут же погасла, он задумался.

— Где Вил? А, вот ты где… Как ты считаешь, как примут молдоги корабль с заложниками?

— Заложники, не говоря уже о добровольцах, — понятие молдогам незнакомое… — начал Вил, но Калли, подняв руку, заставил его замолчать, повернулся к Онвитоку.

— Корабль с заложниками совершал посадку на Калестине? Он уже вошел на территорию молдогов?

Онвиток покачал головой.

— Сообщение доставил корабль, который покинул Землю на три дня раньше. Предполагалось, что заложники не будут делать остановок в пути.

Корабль направлялся прямо к месту встречи с кораблем молдогов за границей Плеяд.

— А ты знаешь координаты? — быстро спросил Калли.

— Примерно пятнадцать световых лет в направлении галактического центра от Калестина — ничего более определенного я узнать не смог, ответил Онвиток.

Калли повернулся к Вилу.

— Извини, что перебил тебя, Вил, — вежливо сказал он. — Просто вдруг мысль в голову пришла. Ладно, на чем мы остановились… Что могут сделать с заложниками, как ты считаешь? Существуют у молдогов какие-нибудь легенды, сказки, мифы, где говорится об обмене заложниками?

Вил хмуро потер переносицу.

— Я как раз начал тебе объяснять, — сказал он. — Нет — ничего подобного нет у молдогов.

— Ты уверен? — в свою очередь, нахмурился Калли.

— Я не припоминаю даже слова в языке молдогов, которое переводилось бы как «заложник». В это человеческое понятие для них смысла не содержит.

Видишь ли, в понятиях их культуры, любой заложник в сущности тот же мертвец.

— Почему?

— Потому что, как они это понимают, любой член семьи, связанный с нежелательными и опасными акциями, предпочтительнее мертвый, чем живой.

Как бы ни хотелось ему жить, обязанность его — умереть, тогда семья официально может определить на освободившееся место кого-нибудь нового.

Обязанности по отношению к семье для них важнее интересов отдельной личности, далее — обязанности перед септом важнее обязанностей перед семьей, клан — выше септа, а выживание молдогов как расы — превыше всего.

Поэтому то, что в наших глазах, — вершина самопожертвования, для молдога всего лишь минимум.

Калли хмуро все на седоволосого антрополога.

— Но корабль молдогов должен встретиться с кораблем заложников.

Значит, они их примут все-таки?

— А ты в этом полностью уверен? — парировал Вил. — Почему ты думаешь, что молдоги знают о плане Совета Старых миров и что они с этим планом согласны?

Калли сел на койку, жестом пригласил Вила занять стул напротив.

— Не могу представить, чтобы заложников отправили без предварительной консультации с молдогами, — сказал Калли. — Ведь Рун и его братья, очевидно, все еще находятся на Земле. Я хочу знать, Вил: как, вероятнее всего, молдоги решат поступить с заложниками?

Вил задумался.

— Единственное, что мне приходит сейчас на ум — это их легенда о девяти сестрах из Огх. Эти сестры сдались враждебному клану, потому что все взрослые мужчины их клана были мертвы, а наследники воинов — еще слишком малы. Если бы девять сестер не сдались, они были бы вынуждены продолжать войну с тем кланом как регенты юных наследников. Погибнув, они оставили бы детей на попечения септа, желали они этого или нет, следовательно, враги имели бы законное право расправиться и с мальчиками.

Сдавшись враждебному клану, сестры избежали сразу двух бед. Во-первых, они были женщинами, а не воинами, и поэтому, блюдя почтенность, враждебный клан своих пленниц казнить не мог. А поскольку сестры, оставшись живыми, для своих стали как бы мертвыми, их дети могли просить помощи у нейтрального клана. Это был ловкий ход, они смогли найти решение конфликта, который казался неразрешимым.

— Ну, а как эту легенду можно применить к заложникам? — спросил Калли.

— Я попытаюсь предугадать. Скорее всего, молдоги заподозрят какую-то ловушку, хитрость со стороны людей.

— Ловушка… — задумчиво повторил Калли.

Он погрузился в размышления на несколько секунд. Потом взгляд его встретился с глазами Вила. — Как ты полагаешь, свяжут они сдачу заложников с тем, что делал я… мы делали? С нашим рейдом?

Вил медленно кивнул.

— Думаю, да. Не забывай, молдоги уверены: все, что мы натворили, было одобрено нашими начальниками старейшинами. Поэтому Трехпланетному Совету придется сильно попотеть, чтобы доказать свою непричастность к рейду.

— Итак, — сделал вывод Калли, — молдоги воспримут заложников как еще одну пощечину, вроде моего Демона Тьмы?

Вил вздохнул.

— Вот об этом я не подумал, — признался старик. — Да, в самом деле, они вполне могут взглянуть на дело с такой точки зрения. Это будет вполне в характере молдогов.

— Но, — продолжил Калли, — заложников они сначала примут?

— Да. Им придется… — Вил замолчал. — Я понял тебя, Калли. Не сомневаюсь, молдоги позаботятся о приеме заложников. Тебя волнует, как это будет происходить?

— Именно.

Вил встал в задумчивости и прошелся по каюте. Калли сидел и в ожидании смотрел на него. Доук, устроившись на подлокотнике кресла, как птица на ветке, тоже смотрел. Наконец, Вил сел напротив Калли, как и раньше.

— Существуют традиции отношений между кланами, септами и семьями, которые не очень между собой ладят, — сказал Вил. — Можно предположить, что в данном случае молдоги прибегнут к подобным процедурам. То есть, если заложники попросят, чтобы их приняли, корабль молдогов встретит их на границе между территориями землян и молдогов, где заложники перейдут на борт корабля инопланетян.

— Ты имеешь в виду официальную линию границы (хотя я не представляю, как они ее определят) или область Пограничья, на которую они претендуют? быстро спросил Калли.

Вил несколько секунд ошарашено смотрел на Калли.

— Погоди, погоди… Знаешь, мне это не сразу пришло в голову, только теперь, когда ты сказал… встреча должна была бы состояться на установленной ранее линии границы. И соглашаясь на встречу в данном месте, молдоги фактически соглашаются на договор, вслух этого не произнося.

— Тогда мы можем вычислить это место, — задумчиво сказал Калли. Место, где первый молдог встретил первого человека, так?

— Неплохая идея, — сказал Вил. — Но не совсем верная. Это должна быть точка, в которой военный корабль молдогов впервые в вступил в контакт с кораблем люде или с колонистами.

Доук вдруг не то кашлянул, не то что-то приглушенно воскликнул. Когда Калли и Вил, замолчав удивленно посмотрели на него, он произнес одно-единственное слово:

— Фортаун.

Снова тишина: Калли смотрел на Вила. Вил — на Калли.

— А ведь он прав, — сказал Вил.

— Но заложников не могут передать молдогам на Калестине, — возразил Калли. — Я не говорю уже о том, позволим ли мы подобное здесь, в Пограничье. Даже если позволим, то уйдут недели, чтобы пробить бюрократические рогатки между Трехпланетным Советом и Ассамблеей.

— Но не обязательно, чтобы все произошло именно в Фортауне. Фортаун это только ориентир, для воображаемой линии в пространстве.

— Понятно, — кивнул Калли. — В данном случае линия проходит через планету. Сохраняя относительно равные расстояния от этой линии до Земли, с одной стороны и Коронного мира, с другой, получим границу.

Вил с уважением посмотрел на Калли.

— До этого я не додумался, — признался я. — Я думал, что и другие места возможны, кроме Калестин, где произошла первая встреча. Но ты прав.

Вдоль этой линии, пятнадцать световых лет в направлении центра Галактики где-то в той точке корабль заложников встретится с кораблем молдогов.

— Прекрасно. Это все, что мне нужно было узнать, — сказал Калли. Пит, начинай вычислять смещение. Переведи людей с остальных кораблей на «Беи» — чтобы у нас была полная боевая команда. Калли повернулся к великану-навигатору, — отвели остальные корабли на Калестин. Пусть их там вооружат и подготовят команды. — Понял.

Листром вышел из рубки. Онвиток последовал за ним. Два часа спустя «Беи», вновь с полным экипажем, совершила смещение в точку, которая находилась на расстоянии пятнадцати световых лет от Калестина по воображаемой линии, вычисленной Питом.

Десять часов спустя «Беи» достигла наиболее вероятного района встречи. Этот район находился примерно в трех световых годах от точки, где заложники, предположительно, должны были перейти на борт молдогского корабля. Здесь корабль завис неподвижно. Пит Хайд пристально наблюдал за пространством внутри монитора — сферой радиусом десять световых лет.

— Пока никаких следов, — доложил он Калли, когда тот четыре часа спустя зашел узнать, нет ли новостей.

Он вытащил шарик наушника из уха, потер покрасневшие от усталости глаза, передав вахту двум помощникам, встал, потянулся, повернулся навстречу Калли.

— Наверное, уже пора? Как ты считаешь? — спросил Калли. — Мы уже должны были бы засечь или корабль молдогов, или корабль заложников.

— Не обязательно, — ответил Пит. — Мы совсем недавно легли в дрейф, и как следует прощупать такой большой участок еще не было времени. Кое-что мы смогли предугадать на основании данных компьютера и собственных наблюдений. Похоже, мы все-таки засекли молдогский корабль. Если это не ошибка, они находятся на расстоянии восемнадцати световых лет в глубине территории молдогов и направляются почти прямо к нам…

Его прервал один из помощников, Ред Орфа.

Развернув свое кресло, он протянул командиру двухмерный отпечаток изображения в объемной сфере сканера, сделанный компьютером. На снимке был виден энергетический всплеск, отмеченный белым маркером.

— Взгляни на это, Пит, — сказал Орфа.

Пит бросил взгляд на отпечаток, передал его Калли.

— А вот и корабль с заложниками, — продолжал Пит. — Двенадцать световых лет от нас тоже направляется в эту точку. — Он выжидающе посмотрел на Калли. — Встреча с кораблем молдогов — примерно через шесть часов. Когда ты думаешь сделать перехват?

Калли покачал головой.

— Перехватывать заложников нельзя, это будет пиратство. Но если мы отберем их у молдогов уже после перехода на борт инопланетного корабля, неприятностей с законом Старых миров мы избежим. Так что будем выжидать. А перехватим корабль после первого прыжка из точки встречи.

Так они и сделали. Притаившись в дрейфе, они наблюдали, как корабль с Земли встретился с кораблем молдогов. Около трех часов корабли находились вместе. Потом корабль людей исчез в энергетической вспышке, знаменовавшей смещение, и вынырнул в четырех световых годах от точки встречи, вновь на территории, контролируемой людьми. Примерно двенадцать минут спустя молдоги тоже совершили прыжок, примерно на такое же расстояние, но в глубину своей территории.

— Отлично, — сказал Калли. — После следующего смещения мы их перехватим.

Пит рассчитал возможный курс корабля молдогов. Через двадцать минут они отправились в погоню, вынырнув из прыжка менее чем в ста тысячах миль от молдогов. Несколько минут казалось, что инопланетяне даже не заметили их появления. Но потом, когда «Беи», ведомая опытной рукой Пита, быстро сократила дистанцию, сделав микропрыжок на восемьдесят тысяч миль, молдоги поспешно сделали смещение, исчезнув из обычного пространства.

— Пит! — обеспокоено крикнул Калли в интерком.

— Все в порядке, Калли, — ответил голос Пита. — Мы их держим на сканере. Мы их достанем самое большее через пару часов.

Калли отпустил кнопку интеркома, связь прервалась. Он сел в пилотское кресло. Теперь ему, Вилу и Доука пока делать нечего. Сейчас идет дуэль навигаторов — Пита Хайда и молдога, имени которого они не знают и, наверное, никогда не узнают.

Они произвели вычисления и сделали смещение. Потом еще раз. И постепенно, корректируя погрешность. Пит уменьшал расстояние, разделявшее два корабля. С каждым прыжком у молдогов оставалось все меньше времени на расчет нового спасительного смещения. «Беи» придвигалась все ближе и ближе. Прыжки становились все короче, доля ошибки — все меньше. «Словно две блохи в большой коробке, — вдруг подумал Калли и ядовито усмехнулся про себя, — одна старается убежать, вторая хочет поймать первую. И преследователь постепенно изматывает преследуемого».

Чтобы успокоиться, Калли мерил шагами рубку, поглядывая на своих компаньонов — две дополняющие части Демона Тьмы. Вил тщательно чистил старомодный пулевой револьвер, который он приобрел еще на Калестине и с которым с тех пор не расставался, хотя, кажется, ни разу не использовал его в деле. Доук шлифовал лезвие любимого, сделанного в тюрьме ножа, к которому теперь была приделана резная деревянная рукоятка. Подобно ревниво оберегаемому медальону, этот нож, который он почти никогда не выпускал из рук, стал неотделимой частью Доука. Погоня продолжалась. Но без каких-либо драматических эффектов. Час за часом, медленно и методично, Пит со своими помощниками у консолей навигационной секции настигал корабль молдогов. Он оказался лучшим навигатором, чем молдог. За погоней наблюдали лишь бесчисленные равнодушные звезды.

Калли покинул рубку и отправился осмотреть корабль. Все были вооружены, гермокостюмы — наготове. Кое-кто дремал, но беспокойно, кто-то читал, или писал письма, или тихо разговаривал с соседом. Но напряжение на борту нарастало. Калли хорошо чувствовал его. Люди должны были отвлечься, хотя бы ненадолго.

В кормовом отделении лазерного огня он обнаружил всех шестерых лазерщиков игравших в покер на кожухе дублирующего компьютера. Помощник командира секции, худощавый молодой человек с хитрой усмешкой по имени Майк Бурджва, уже обзавелся приличной горкой цветных пластиковых фишек.

— Только не обчисти их до последнего, Майк, — весело сказал Калли. Когда догоним молдогов, наводчики должны думать о лазерном огне противника, а не о деньгах в твоем кармане.

— Адмирал, какие деньги! — воскликнул Майк. У него были почти черные глаза и акцент траппера-профессионала. — Мы играем пару рюмочек крепкого.

— На пару, вы его послушайте! — фыркнул Лиги Дженкинс, командир секции. — Он крепкого не принимает, только пиво. Смотрите, адмирал, у него все фишки — пивные! Как он собирается выпить двести сорок ящиков прежде, чем бутылки рванут?

— Калестинское пиво больше не взрывается, — парировал Майк. — С первого числа… со Старых миров завезли технологию. Достижения цивилизации и к нам проникают, Лиги, пора бы тебе это знать. — Он передал Калли одну из фишек. Взгляните, адмирал.

На пластике с одной стороны было отштамповано изображение бутылки, с другой — слово «пиво».

— Это наша фирма — моего кузена и моя, — похвастался Майк. — Из пяти пивных фишек составляется фишка на крепкое. Две фишки крепкого — одна шампанского. Здорово придумано, а? «Бурджва и Шоли. Игровое оборудование»

— это ты.

Он выиграл опять, загреб фишки банка и вытащил из кармана новую, еще не распечатанную колоду карт, которую тоже протянул Калихэну.

— И на карты посмотрите, адмирал, — предложил он. — «Пограничная колода номер один» — лучшие игральные карты во всех Плеядах.

Нитроцеллюлозную пленку мы добываем из растений прямо на Калестине.

Шестьдесят четыре карты — как раз для пограничного бриджа. Посмотрите!

Калли посмотрел. Карты были выполнены очень профессионально. Калли перевернул колоду, увидел на обратной стороне пластиковой упаковки красную печатку. В памяти тут же вспыхнула искра. Теперь Калли придумал как снять напряжение перед боем! Он подбросил колоду, поймал и громко рассмеялся.

— Что тут смешного? — спросил Майк.

Игра прекратилась, все уставились на командира.

— Держи, Майк! — крикнул Калли, бросив колоду владельцу. — Лови! Но смотри, не взорвись!

Загорелая ладонь Майка поймала колоду, словно это было сырое яйцо с тонкой скорлупой. Судя по тону Калли, это была шутка, но кто его знает. На рудниках, бывало, бросали динамитные шашки.

Майк осторожно осмотрел колоду со всех сторон.

— Как она может взорваться?

— Ну, может, эта как раз и не взрывается, сказал Калли. — Но вы ведь название карт позаимствовали у бывшего предприятия «Пограничный импорт», правильно?

Майк с опаской покосился на Калли.

— Ну правильно, — сказал он. — А как вы узнали?

— Дай-ка мне карты. — Калли протянул руку, и Майк передал колоду.

Калли перевернул ее и показал всем красную печатку.

— «Пограничный импорт» — эту фирму основали еще в те времена, когда я угонял корабли Старых миров. Магазины импортных товаров были открыты в Нью-Йорке, верхнем Марс-тауне, Венус-сити. Ввозились преимущественно обычные мелочи, вроде зубочисток, сделанных в Пограничье, из-за чего цена их была в пять тысяч раз выше, чем нормальных земных зубочисток. Но кое-что там можно было найти и для ребят, вроде меня.

Калли ковырнул ногтем большого пальца красную печатку.

— Из чего у вас карты сделаны, Майк?

— Я же говорил — из нитроцеллюлозы. В сущности, это пироксилин. Потом начнем делать из пластика…

— Но пока дешевле использовать пироксилин, то есть, один из вариантов нитрата целлюлозы, — сказал Калли. — Настоящая нитроцеллюлоза, то есть, тринитрат целлюлозы, называемый военным пироксилином, это совсем другое.

Взрывается он очень шумно. Так вот, в этих магазинах продавались карты с таким названием, как у вас, и все шестьдесят четыре листа колоды сделаны из военного пироксилина, а вот эта маленькая печатка служила одновременно запалом и реле времени. Сорвите печатку — и вы получите просто колоду карт, но если ее поддеть ногтем вот так… — Калли показал и вдруг крикнул:

— Через три секунды колода взорвется. Ложись!

Он швырнул колоду на стол, и все инстинктивно присели.

Нераспечатанная колода упала на кожух компьютера, а Калли отправился восвояси, хохоча во все горло. К своему большому удовольствию он услышал за спиной ответный смех: игроки поднимались на ноги. Калли с удовольствием ответил про себя, что он положил начало новой шутке, которая скоро облетит весь корабль и даст разрядку напряжению, грозившему стать невыносимым.

Теперь, всякий раз, когда игрок будет вынимать и распечатывать колоду, над ним будут посмеиваться: не собирается ли он устроить небольшой взрыв?

Калли шел в машинную секцию, чтобы проверить режим работы плазменных двигателей, когда его вызвали по интеркому с мостика.

— Адмирал, — послышался голос Пита. — Мы их накроем через одно смещение.

Калли поспешил в рубку. Там он обнаружил Доука и Вила, они уже заняли свои кресла и ждали его. Калли плюхнулся в центральное кресло, ткнул пальцем в кнопку интеркома.

— Я в рубке, мы готовы, сообщил он Питу.

— Понял. Смотрите за экраном. Через восемь секунд — смещение.

На экране перед пультом сияли незнакомые узоры неведомых звезд. Вдруг изображение мигнуло, снова появилось. Прямо впереди — на расстоянии иль тридцать-сорок, не больше сверкала серебристая точка корабля молдогов, отражая белый свет солнца типа А0, оказавшегося неподалеку. Секунду спустя, когда включилось увеличение, изображение заполнило почти весь экран.

Корпус «Беи» начал вращаться вдоль продольной оси, разворачивая в сторону противника внешние огневые установки.

— Есть! — крикнул Калли в интерком, перебрасывая тумблер на своей консоли — сигнал того, что пилот взял управление кораблем на себя.

— Ныряем под него, — приказал он Вилу и Доуку.

Пальцы его запрыгали по консоли. «Беи» помчалась вперед, нырнула под брюхо молдогского корабля, который как раз в этот момент дал задний ход пилот расценил маневр Калли как попытку выйти на таран. Зазвенели, стукнувшись, металлические обшивки кораблей. Калли немедленно начал вращать свой корабль, одновременно продвигаясь вперед. Тем временем лазеры расправлялись с наружными огневыми установками противника.

Когда грузовой люк молдогского корабля оказался напротив люка «Беи», Калли отдал приказ на магнитный захват. Как только присоски сработали, и «Беи» плотно прижалась к корпусу бешено вращавшегося корабля молдогов, который пытался стряхнуть нападавших. Однако магнитные присоски держали крепко. Калли нажал кнопку сигнала. Во всех отсеках зазвенел звонок абордажная команда должна была вступить в дело.

До сих пор у Калли не было времени надеть гермокостюм. Он потратил десяток секунд, чтобы облачиться в него, и этой задержки было достаточно, чтобы он чуть не опоздал. Когда командир примчался к шлюзу грузового люка, оказалось, что его люди уже успели вскрыть корпус корабля молдогов. Пока все шло по обычному плану. Но только до этого момента. Потому что молдоги были готовы отразить атаку: весь экипаж был вооружен и облачен в гермокостюмы. Они дрались отчаянно, один на один. Только через час сорок три минуты по коммуникаторам гермокостюмов полетел сигнал: корабль молдогов полностью в руках людей.

Калли возвращался в рубку управления очень уставшим: он сражался в самой гуще схватки, в носовых отсеках. В рубке он должен был встретить заложников. Поисковая группа доложила, что заложники обнаружены в спальном отсеке жилой палубы.

Когда заложников ввели в рубку, Калли успел удобно расположиться в кресле. На лицах заложников можно было прочесть самые разные чувства: от робости и подавленности до изумления и негодования. В числе последних вошла женщина, при виде которой Калли вдруг вскинулся, сел прямо. Ее огромные глаза смотрели прямо в его глаза.

— Калли! — произнесла она. — Я могла бы догадаться, что это твоих рук дело!

Это была Алия.

Глава 14

— …Да, правда, — подтвердила Алия. — Заложники — это придумал папа.

Голос ее немного дрожал, что было не удивительно. Вернув корабли в точку связи, Калли приказал привести всех заложников, чтобы они стали свидетелями невиданной для них церемонии: Калли предложил пленным молдогам возвращение к их семьям. При этом молдоги попытались покончить собой!

Попытка не удалась — люди Калли были наготове, — но произвела на заложников не самое благоприятное впечатление. Люди были потрясены. Но лишь Алия и еще двое увидели в этом определенное отражение различий в мышлении людей и молдогов, и доказательство того, что Трехпланетный Совет допускал серьезные ошибки в политике отношений с этой иноразумной расой. И одна только Алия была готова признать, что идея послать к молдогам заложников была ошибкой.

Но дальше этого признания и она отказалась идти. Она не могла сделать следующий логический шаг, и признав, что отец ее, Амос Брайт, ошибался и в других вещах, когда дело касалось молдогов.

— Конечно, послать добровольцев-заложников придумал отец, — повторила она.

Они с Калли стояли в рубке «Беи». Больше в ней никого не было.

Молдоги уже отправились восвояси — после того, как с их корабля подчистую сняли вооружение.

— Да, пап был не прав в этом вопросе. Он принял не правильное решение.

Но эта единственная ошибка не означает его не правоту во всем, что касается молдогов.

— Но разве ты не видишь: во всех своих делах он руководствуется тем же неверны принципом? — возразил Калли. — Он меня арестовал, начнем с этого…

— Ну, хорошо… в этом, возможно, он тоже ошибался! — Она упрямо вскинула голову. — Но мы говорим сейчас о другом. Твоя беда в том, Калли, что ты хочешь сделать папу виноватым за все твои неприятности. Я тебя не осуждаю, конечно. Но ты не там ищешь виноватых. Если тебе нужно кого-то обвинять, обвиняй меня! Это я вытащила тебя с Калестина на Землю, подставила под арест — пусть даже я не подозревала, что тебя упрячут в то самое место… — Она поежилась, — в плавучую тюрьму.

— Но с самого начала это была идея Амоса, — Калли обнаружил, что Алия обладает способностью смягчать его гнев в такие моменты, когда это больше никому не удавалось. — У него ведь просто принципиально неверные представления о том, чего хотят молдоги и почему они поступают именно так, а не иначе.

— Нет, не верю… несмотря на тот спектакль, который ты здесь нам показал! — возразила Алия. — У тебя нет настоящих доказательств. И если выбирать между тобой и папой, кому я должна верить? Конечно, он совершает ошибки, это естественно, он всего лишь человек. Но он всю жизнь занимается управлением, старается действовать в интересах людей, над которыми его поставили управлять. Думаешь, ему сладко приходится? Легко ему было на прошлой неделе предложить Руну эвакуацию Пограничья?..

Она вдруг замолчала, явно испугавшись тех слов, что сорвались с языка.

— Эвакуацию Пограничья? Он предложил отдать Плеяды молдогам? — Калли едва не бросился на нее. — Когда он сделал это предложение? Какое право он имеет распоряжаться тем, что ему не принадлежит?!.

Закончить он не успел. В рубку ворвался Пит Хайд.

— Калли! Только что вышел из смещения Листром, с ним восемь кораблей.

Через пять минут мы с ним соединимся. У него есть для тебя новости… он немедленно перейдет на борт к нам.

— Какие новости?

— Он не сказал.

Пит стоял с каким-то странным каменным лицом. Губы его были плотно сжаты.

— Не сказал… — Калли пристально посмотрел на навигатора, развернулся на каблуках и бросил через плечо:

— Пойдем в приборную секцию.

Посмотрим, в чем там дело.

В приборной секции Калли лично послал запрос на приближавшиеся под командой Листрома корабли — на экране сканера ближнего радиуса эскадра выглядела как стайка серебристых пескарей.

— Капитан Листром просил передать, что прибудет через минуту, сообщил незнакомый Калли человек с экрана связи. — Попросил вас подождать, пока он лично сможет с вами переговорить.

Калли отключил связь, вышел в коридор, потом в главную кают-компанию, оттуда — к вспомогательному бортовому люку. Алия и Пит следовали за ним.

На скулах Калли играли желваки. К моменту, когда они вышли в кают-компанию, корабли Листрома на самой малой тяге подходили к «Беи», несколько минут спустя послышался звон магнитных захватов. Между кораблями установили герметическую трубу-переходник, и на борт «Беи» перешел Листром.

Увидев Калли, он остановился. Лицо его было мрачно.

— Что случилось? — спросил Калли.

— Онвиток убит, — выговорил Листром. — Через четыре дня после возвращения. Калестин полностью в руках Ройса…

Он подробно рассказал обо всем, что произошло.

На следующий день после того, как Онвиток стартовал с Калестина, чтобы встретиться с Калли, Билл Ройс вынес на обсуждение Ассамблеи предложение арестовать Калли и Онвитока по обвинению в деятельности, имевшей место на территории молдогов, которая могла повлечь опасность для жизни граждан Пограничья. Когда Онвиток вернулся, предложение уже было одобрено — в Ассамблее в этот день оказалось лишь пригоршня противников Ройса. Остальные представители фактически сидели под домашним арестом Ройс успел сколотить хорошо вооруженную армию головорезов, которые уже целую неделю скрыто стягивались в Калестин-сити.

Добившись своего, Ройс уже обращал внимание на Онвитока, а отдал приказ захватить космопорт и все корабли, принадлежавшие к эскадре Калли.

Но произошла некоторая заминка. Полдесятка головорезов решили проявить похвальную инициативу, напали на номер в гостинице, где находился Онвиток, схватили юношу и повесили на заднем дворе отеля, в арке ворот, ведущих на стоянку каров. Затем, довольные собой и в ожидании похвалы, поспешили отыскать командира — Ройс как раз отправлялся в космопорт.

К изумлению убийц, никто не собирался их хвалить. Ройс совершенно не имел намерений убивать такого популярного в Пограничье политического деятеля, как Онвиток. Ройс обошелся с самовольщиками круто, показав, что под обличьем банкира еще осталось кое-что от старого похитителя космических кораблей. Он велел швырнуть провинившихся за решетку.

Одновременно он решил спасти хотя бы часть плана: захватить оставленные Калли корабли.

Отдав приказ выступать. Он помчался в космопорт, надеясь застать людей Калли врасплох.

И ему бы это удалось, если бы один из умеренных последователей Ройса из членов Ассамблеи, потрясенный линчеванием Онвитока, не позвонил и не предупредил Листрома.

Листром, оказавшись перед фактом, засомневался. Конечно, его корабли, если поднять их в атмосферу в полной боевой готовности и с полным экипажем, могли бы не только в два счета разделаться с бандой Ройса, но и стереть с лица планеты несколько городов размером с Калестин-сити. Но к сожалению, термин «полная боевая готовность» с большим трудом можно было применить к захваченным кораблям, которые стояли в доке, и у Листрома едва хватило обученных людей, чтобы поднять корабли с планеты, не говоря уже о ведении боя.

В конце концов он решил предоставить право окончательного решения Калли и направился к точке связи.

— …Вот такие дела, — хрипло закончил Листром.

Он не привык к долгим речам, и голос его несколько сел. Теперь он ждал, что скажет Калли, как оценит его действия.

Калли слишком был занят своими мыслями. Он стремительно повернулся, отошел к экрану крупномасштабного сканера и принялся в молчании созерцать звезды. Он рассчитывал, что ситуация в Ассамблее дойдет до точки взрыва, это было даже необходимо — чтобы встряхнуть население Пограничья, вернуть к активной жизни таких ветеранов, как Эмили Хазек. Но он не предполагал, что взрыв произойдет так скоро и так больно ударит. Онвиток был одним из его самых близких и старых друзей в Пограничье.

Калли жестоко ругал себя: ведь это его приказы стали причиной смерти Онвитока, он собственными руками подставил друга под петлю. Сейчас Калли страстно хотелось только одного: почувствовать под руками короткую красную бычью шею Ройса.

Постепенно красный туман ярости рассеялся, и Калли снова обрел способность рассуждать. Он обнаружил, что смотрит прямо на яркий огонек-маркер, обозначавший на экране место, где должен находится Калестин, — примерно в тридцати световых годах от «Беи».

Он уже полностью успокоился. Так с ним всегда случалось. Когда угасали красные языки первой вспышки гнева, мысли становились прозрачными и четкими, словно алмазные. Эта способность не раз спасала Калли жизнь еще в бурный период космических диверсий на трассах Старых миров. Вот и теперь картина событий предстала перед его внутренним взором с необыкновенной ясностью, все части головоломки стали на положенные места.

— Лис, — начал распоряжаться он, — ты возьмешь заложников, включая мисс Брайт, и все корабли, кроме «Беи». Отправляйся назад на Калестин, но посадку сделай в высокогорье, на землях Эмили Хазека. Там, среди фермеров, которые раньше были спейсерами, ты найдешь добровольцев, чтобы пополнить команды. Расскажи Эмили обо всем, что произошло, передай ему мою просьбу: собрать людей и выбить Ройс из Калестин-сити. Нет, скажи так: это не просьба, это приказ. Ты понял меня?

— Да, — лаконично ответил Листром.

— Отлично. И пусть передаст сигнал тревоги на остальные планеты Пограничья. Пусть от его имени призовет их присоединяться к нашей эскадре — на чем угодно, хоть на корытах. Сколоти флот — все равно из чего и какой, — половину вышли на патрульное дежурство вокруг Пограничья, как будто они — военные крейсера. Остальные веди на Землю Ты понял меня?

— Да, Калли, — кивнул Листром.

— Когда прибудешь в Солнечную систему, останови флот как раз за пределами чувствительности сканеров ближнего радиуса и три молдогских корабля направь на лунную базу к штаб-квартире Флота Старых миров. Скажи адмиралам, что Пограничье заключило соглашение с молдогами, и в соответствии с ним молдоги снабдили нас боевыми кораблями, которых нам хватит, чтобы покорить планеты Старых миров, что весь флот Трехпланетья, находящийся на лунной базе, накрыт прицелом огневых установок этого флота молдогских кораблей. Они должны капитулировать, сдаться представителю Пограничья, то есть, тебе.

— Боже Калли! — не выдержал Пит. — Ты что серьезно думаешь, что они станут слушать Лиса? Они его без лишних слов упрячут в камеру, вот что они сделают.

Калли пристально посмотрел на худощавого навигатора. Пит тут же прикусил язык.

— Нет, — твердо возразил Калли. — Не упрячут. Старые миры сами себя до смерти запугали идеей переворота, который, якобы, готовит Пограничье.

Адмиралы, с которыми вступит в переговоры Лис, окинут взглядом три молдогских военных корабля, потом начнут переговоры с Землей. — Он повернулся к Листрому. — Собственно, ты им сам посоветуй связаться со мной или с Амосом Брайтом. Я к тому времени с ним договорюсь, и мы — любой из нас — подтвердит твои слова.

— Калли… Папа не станет! — воскликнула Алия.

— Нет, станет, — медленно произнес Калли. У меня, кажется, есть способ его убедить.

— Какой способ? Калли, он тебе не поверит, что бы ты не говорил. Но о каком способе ты ведешь речь?

— Я… — начал Калли и тут же замолчал, вспомнив, что в этой части планы касались также и Алии, и остальных заложников. — Теперь отправляйся с Лисом. Быстрее! У меня нет лишнего времени.

— Погоди Калли! — Она схватила его за руку, в то время как Лис схватил ее за другую, стараясь увести за собой. — Послушай меня! Быть может, я все-таки ошибалась. Я должна предупредить… Папа теперь — совсем другой человек. Ты помнишь его по Калестину, ты думаешь, что ты его знаешь, но это не так. Только я его знаю теперь. Если ты мне поверишь, я тебе помогу, я подскажу, как поступить…

— Извини, — сказал он. — Лис, увидел ее.

Он быстро отвернулся, резко освободив руку, и Листром не дал Алии броситься вслед за Калли.

— Пойдем, Пит, — приказал Калли.

Он покинул кают-компанию. За спиной его Алия крикнула:

— Калли вернись! Ты не понимаешь! Он не поверит тебе, чтобы ты ему ни говорил, не поверит! Я знаю…

Калли вошел в приборный отсек, повернулся к Питу, который следовал за ним по пятам.

— Пит, мы переходим на «Нанш Ракх» и немедленно отправляемся к молдогам. Вычисли мне курс на Коронную планету.

Глава 15

Экран был включен на полное увеличение, но все равно, Коронный мир молдогов казался всего лишь точечкой на фоне черноты, исколотой иглами прочих светил. Шел десятый день похода. «Нанш Ракх» приближался к цели — к четвертой планете системы светила класса G0. Четырежды их пробовали остановить и даже преследовали патрульные крейсеры молдогов. Четыре раза они делали смещение вслепую на дистанции более десяти световых лет, чтобы сбросить «хвост», и четырежды им приходилось часов на пятнадцать залегать в дрейф, пока Пит, пользуясь лишь данными внешних наблюдений, перевычислял их позицию.

— Вил… — позвал Калли, и седовласый антрополог встал рядом у большого экрана. — Когда мы покидали Калестин, я был уверен: молдоги нас здесь не ждут. Как ты считаешь?

Вил ответил не сразу.

— Мне важно знать твое мнение, — подбодрил его Калли.

— Ну, это только мое предположение, — сказал Вил, — но ты, кажется, принял верное решение. Очень даже может быть, что они нас не ждут. Если молдоги в Коронном мире верят в тебя как в предзнаменователя перемены аспекта почтенности, то никак не могут ждать твоего второго появления.

Ведь ты уже побывал на их планете и оставил знак.

— А если они не верят, что я Демон?

— Все равно, они не станут поднимать тревогу. Меньше всех перемены аспекта почтенности желают королевская семья, септ и клан. Они постараются забыть о неприятном инциденте, — Вил искоса посмотрел на Калли и улыбнулся. — Поэтому, скорее всего, тебя здесь не ждут. Это не значит, конечно, что ты можешь совершать высадку среди бела дня. В тот раз нам помог момент — праздник Всепочтенности со всей его неразберихой. Теперь нас арестовали бы в течение пяти минут.

— Не волнуйся, — сказал Калли. — Среди бела дня мы на посадку не пойдем. — Он повернулся к навигатору. — Пит, пора за дело.

Калли и Пит принялись вполголоса совещаться. Нужно было найти лучший способ приблизиться к поверхности Коронного мира. Чтобы сфотографировать королевский компаунд, им понадобится сорок миллисекунд. Наконец они пришли к следующему выводу. Корабль совершит смещение, выйдет в нормальное пространство в трех диаметрах планетной системы от центрального светила, дальше пойдет на обычной планетарной тяге, пока не войдет в зону так называемой «серой» видимости — на расстоянии полумиллиона миль от Коронного мира. Здесь их смогут засечь только на крупномасштабном сканере, то есть не очень точно.

Десять дней спустя металлический цилиндр «Бей» залег в дрейф в четырехстах восьмидесяти тысячах миль от Коронного мира. Пит тем временем рассчитывал короткий, но сложный двойной прыжок.

— Готово, — объявил, наконец, он.

Они вошли в смещение. С точки зрения тех, кто находился на борту «Нанш Ракха», ничего не произошло — только приборы зарегистрировали увеличение светового потока, очень краткое, продолжительностью всего сорок миллисекунд. Те кто смотрел на экран, даже не успели заметить эту солнечную вспышку — слишком короткой она была для человеческого глаза.

Пит торжествовал. Они умудрились совершить небывалое: прыжок к границе атмосферы четвертой планеты, а затем, после того как были сделаны высокоскоростными камерами нужные снимки, прыжок назад, на расстояние в четыре световых года от этой системы. Операция прошла без сучка, без задоринки. Камеры сработали великолепно. На столе в приборном отсеке Пит разложил большие двухмерные отпечатки, чтобы Вил и Калли могли спокойно их изучить. Разложенные в правильном порядке относительно друг друга, они представляли собой фотографическую карту местности, прямоугольник со сторонами в пять на десять миль.

Вил уже набросал предположительную схему королевского компаунда, на которой отметил относительные размеры и взаимное расположение помещений, в которых обитали члены королевской семьи. Калли постарался вспомнить свой визит в компаунд — свет факелов на стенах зданий, знак Демона на дорожном покрытии… Он постарался вспомнить все, что помнил о плане компаунда. Все трое уселись за стол, сопоставляя изображение на фотографиях с тем, что они помнили и знали.

Им потребовалось немногое: всего лишь определить назначение самых больших зданий. Несколько минут спустя Вил постучал ногтем по снимку номер семь.

— Вот здесь, — сказал он. — Здесь должны жить наследники.

— Тогда остается решить следующее, — сказал Калли. — Как нам туда прорваться, подняв как можно меньше шума? Какое лучше выбрать время?

— Я уже об этом подумал немного. Молдоги ведут дневной образ жизни, подобно нам, людям, Но крое того, у них есть период активности — примерно два с половиной часа — незадолго до полуночи. После этого наступает период снижения их биологической активности, время ночного отдыха. — Вил усмехнулся. — Конечно, если они ждут нападения, то именно в это время. Как известно, на Земле любили начинать войны в самый тихий предрассветный час.

— Ну, ладно, — закончил разговор Калли. — Начинаем готовиться.

На этом они и расстались.

Пятьдесят три часа спустя «Нанш Ракх» совершил прыжок в верхние слои атмосферы на ночной стороне Коронного мира, потом, перейдя на планетарные моторы, начал спускаться к королевскому компаунду. Насколько можно было судить по приборам, тревоги их появление не вызвало. В ночной час, соответствующий по земным стандартам второму часу ночи, они бесшумно совершили посадку рядом со зданием, где, как они предполагали, жили наследники трона.

Распахнулся вспомогательный бортовой люк, из него выпрыгнули Калли, Доук и еще шестеро. Все были одеты в черное, костюмы относительно напоминали молдогские: высокие плечи, воротник-капюшон и шапочки, имитировавшие безволосые черепа молдогов. К тому же, лица и руки были покрыты черной краской — для пущей маскировки. Пригибаясь, они бросились к ближайшему входу в здание — до него было ярдов тридцать.

Вход был закрыт раздвижной дверью, как у лифта. Калли прилепил пригоршню вязкой серой субстанции — пластической взрывчатки — прямо на вертикальную щель, потом отступил на несколько шагов и выпустил заряд из маленького лазерного пистолета.

Глухо ухнул взрыв. Три четверти двери исчезло, оставив черную, с рваными краями дыру, через которую спокойно могли пробраться два человека одновременно. Не теряя времени, Калли первым ринулся в здание.

Они оказались в довольно узком коридоре, очень плохо освещенном. В потолке с большими интервалами, тускло мерцали квадраты из какого-то светящегося материала. Калли нажал кнопку мощного фонаря. И стены, ржаво-красные, словно вдруг прыгнули на людей.

— Третий поворот направо. Не отставайте! — отрывисто приказал Калли не оборачиваясь.

Топот их бегущих ног казался оглушительным, как гром. Только сейчас Калли обратил внимание на необычный запах: пахло чем-то растительным, словно нарезанными овощами и одновременно чем-то резким и свежим, как будто озоном. За третьим поворотом направо оказался более короткий коридор, ярче освещенный. И только теперь они услышали свистящие голоса молдогских женщин — те явно были встревожены ночным вторжением и криками звали на помощь. В дверях прямо перед Калли показался молдог с оружием в руке. Из-за спины Калли ударил луч, молдог рухнул на пол.

Двери вдоль коридора начали открываться, наружу выглядывали молдоги.

Сзади что-то крикнул грубый голос, явно мужской, яркой вспышкой полыхнул выстрел, один из людей Калли вскрикнул и упал. Кто-то выругался, выстрелил в ответ. Завязалась перестрелка.

А Калли тем временем все бежал и бежал. В конце коридора путь преградила дверь — скользящая с закрытыми створками. Он выстрелил в нее.

Потом ударил всем весом тела. Дверь подалась, и Калли кувырнулся через порог в относительно небольших размеров комнату пол которой был покрыт ковром зеленых растений, похожих на папоротник.

Перевернувшись через голову, Калли тут же вскочил. Запах был силен, от него кругом шла голова. Рядом с Калли вдруг оказался Доук. Прямо перед собой Калли увидел трех юных молдогов, одетых точно как взрослые, но ростом от трех футов (самый маленький) до четырех (стоявший посередине).

Этот средний, самый высокий, держал обеими руками молдогский вариант пистолета.

— Доук… — начал было Калли, но Доук его опередил.

Прыгнув головой вперед, Доук обхватил за пояс среднего молдога, выбил оружие.

Калли шагнул вперед, споткнулся, потом схватил двух остальных молдогов, зажал — одного под левой рукой, другого — под правой. Доук подхватил самого старшего. Вместе они вышли в коридор. Молдогов больше нигде не было видно, если не считать трех неподвижных тел на полу коридора — они либо были убиты, либо без сознания. Двери по обе стороны коридора были закрыты, но крики женщин все еще доносились до них. Один из людей Калли получил сильный ожог левого плеча, его приходилось тащить на себе двум товарищам. Остальные трое прикрывали арьергард и авангард. Группа как можно быстрее направилась наружу — по короткому коридору до поворота, потом по длинному коридору до наружных дверей, к прохладному воздуху за стенами здания. Не было слышно никаких признаков погони, но едва люди покинули здание и побежали к кораблю, как из пробитого в дверях отверстия ударила ослепительно-белая нить разряда. Это явно был не пистолет, а что-то потяжелее. Снаружи доносились голоса и шум, завывание сирен. В соседних зданиях, до сих пор невидимых под покровом ночной темноты, начали зажигаться огни. Когда люди достигли бортового люка, все вокруг затопил яркий, как солнечный полудень, свет: над ними вспыхнула осветительная ракета. В этом призрачно-белом сиянии силуэт корабля, фигурки людей стали видны не хуже, чем черные очертания голодных волков среди беленького овечьего стада.

— В корабль! — рявкнул Калли.

Люди, которые инстинктивно замерли, будто пойманные на горячем грабители, вновь ожили и поспешно забрались в корабль. Звякнул люк.

Калли уже включил интерком.

— Поднимайте корабль! — крикнул он.

Он не успел договорить, как «Нанш Ракх» начал подниматься. В рубке, у пульта, сидел Вил. Он уводил корабль вверх, прочь от планеты. На экранчике воздушного шлюза, где находился Калли, быстро проваливался вниз залитый светом ракеты королевский компаунд. Вдруг корпус «Нанш Ракха» дернулся, зазвенел — снизу в корабль попала зенитная ракета. Калли помчался в рубку.

Вил сидел в центральном кресле, которое обычно занимал командир.

Увидев Калли, он быстро скользнул в свое привычное кресло, справа от центрального. Калли плюхнулся на свое место.

Секунду спустя Доук уже сидел в кресле слева.

— Есть повреждения? — спросил Калли, стремительно нажимая клавиши на консоли перед собой.

— Ничего серьезного, — успокоил его Вил. — Ракета угодила в кормовой грузовой отсек. Там особенно взрывать нечего. Я загерметизировал эту секцию.

— Отлично!

На обзорном экране линия горизонта уже начала понемногу изгибаться, над ней чернела полоска свободного космического пространства. Калли щелкнул клавишей интеркома, вызвал Пита:

— Ты готов к смещению?

— Готов!

Последовала секундная пауза, горизонт на экране выгнулся еще круче, а потом исчез вместе с планетой. Теперь экран отражал лишь космическую черноту и звезды.

Калли устало откинулся на спинку пилотского кресла. В динамике щелкнуло, по внутренней связи донесся голос Пита:

— Мы вышли на дистанцию около четырех светолет от системы, — сообщил Пит. — Мне потребуется три часа чтобы рассчитать еще один прыжок на такую же дистанцию.

— Хорошо, — согласился Калли.

Он развернул кресло, посмотрел на Вила.

— Что скажешь? Поспешат ли они сообщить обо всем, что мы сделали, на Землю — адмиралу Руну и его братьям?

Вил нахмурился.

— Не сомневаюсь, они придут к заключению, что принцы уже мертвы. Ведь похищение — это неведомое молдогам понятие, так же, как и заложники. И по той же причине, какой смысл красть людей, если тебе, чтобы сохранить почтенность, придется позволить им совершить самоубийство, а потом тебе же придется вернуть тела семье? Поэтому день-два они постараются держать новость в секрете, пока не обсудят случившееся и не примут плана действий.

— Но, — нетерпеливо вставил Калли, — когда они все обсудят?..

— Тогда не думаю, чтобы они стали зря тратить время и посылать курьера у Руну, разве что, вместе с мощным боевым флотом — чтобы придать вес их требованию вернуть тела украденных принцев. Ты уже и так потряс их социальную структуру, разыграв Демона Тьмы. Теперь ты еще и нарушил линию королевского наследования, похитив наследников трона. Теперь им позарез нужны тела принцев. В спокойной обстановке ситуацию еще можно было бы как-то смягчить, но не теперь, не при нынешних условиях, которые ты создал, изображая Демона Тьмы. Короче говоря, — улыбнулся Вил, — нет сомнений, что правящую династию ты поставил в весьма шаткое политическое положение.

— Это я и хотел услышать, — сказал Калли.

— Вот как? Ну, а теперь, когда мы своего добились, — куда мы направим стопы?

— На Землю, — коротко ответил Калли.

Глава 16

«Нанш Ракх» с каждым прыжком приближался к Земле. Вскоре стало ясно, что налет на Коронную планету был для молдогов полнейшей неожиданностью.

Корабль людей успел совершить три смещения — и лишь тогда сканер зарегистрировал энергетические вспышки, знаменовавшие начало погони. Но к этому времени, как заверил Пит своего командира, надежды на перехват «Нанш Ракха» у молдогов уже не оставалось. Разве что благодаря непредвиденной случайности.

Экипаж тем временем занимался ремонтом кормового трюма, поврежденного зенитной ракетой во время рейда на королевский компаунд. Трех юных принцев Калли препоручил заботам Вила, и не только потому, что Вил по своему темпераменту более чем кто-либо другой подходил для выполнения подобного поручения, но и потому что лишь он в достаточной степени знал язык молдогов.

Калли был слишком занят ремонтом повреждений и с тех пор, как принцев доставил на борт корабля, он их не видел. Он почти забыл об их существовании, Думал теперь только об Амосе Брайте и о способе с ним увидеться.

«Проблема даже не в том, — размышлял Калли, глядя через прозрачное бронированное окошко своего вакуум-скафандра на бригаду ремонтников, занятую привариванием последней секции кормового трюма, — чтобы добраться до Брайта. Проблема в том, чтобы добраться до него неузнанным».

Брайт, будучи членом Трехпланетного Совета, постоянно был окружен специально подготовленными телохранителями, которые знали любого из реальных или возможных недругов советника. Калли не испытывал особого желания расстаться с жизнью еще до того, как Амос Брайт узнает о его прибытии на Землю…

Неожиданно Калли почувствовал, что по локтю его барабанят чьи-то пальцы. Обернувшись он увидел еще одного человека в вакуум-скафандре.

Сквозь забрало он разглядел лицо Вила. Тот поманил Калли за собой, первым нырнул во временный воздушный шлюз, перешел в наполненную воздухом секцию.

Оказавшись в комфорте тепла, света и пригодного для дыхания воздуха, Вил поднял щиток забрала, сдвинул назад капюшон подшлемника, чтобы удобнее было говорить. Калли поступил таким же образом.

— Что случилось?

— Юные молдоги желают с тобой переговорить.

Калли кивнул. Вил посмотрел на него с любопытством.

— Ты, кажется, не удивлен?

В его взгляде и тоне было нечто, что Калли не очень понравилось.

Калли улыбнулся.

— Я предполагал, что раньше или позже они захотят со мной поговорить, — пояснил он.

Он провел пальцем по скафандру от шеи вниз, раскрывая шов, потом ступил наружу. Вил тем временем тоже освобождался от скафандра.

— Пошли!

Вил шел первым. Когда они оказались в носовой секции, Вил остановился у двери, ведущей в бывшие офицерские каюты. Здесь три каюты имели смежные двери. Одна была отведена Вилу, вторая — посередине — трем пленным принцам, третья — Калли. Дверь, ведущая в каюту Калли, оставалась запертой. Дверь в каюту Вила, наоборот, постоянно стояла открытая, чтобы молдоги могли позвать седоволосого антрополога в случае необходимости.

Молдоги ждали в своей каюте, встав плечом к плечу, с самым высоким молдогом в центре — в такой официальной позе Калли впервые увидел их во время налета на компаунд. Наверное, они подражали взрослым. Они стояли и смотрели на Калли.

Только теперь Калли смог как следует, без торопливости, рассмотреть юных молдогов. Они были меньше земных детей сравнимого возраста, в точности так же, как и взрослые молдоги были меньше и тоньше взрослых людей. Но в поведении юных принцев не было ничего детского — они стояли твердо, прижавшись плечом к плечу, храня гордое, многозначительное молчание. И внешне они — в глазах земного человека, — не были похожи на детей. Безволосые черепа, круглые, как биллиардные шары, костистые, туго обтянутые кожей лица — этим они больше были похожи на старичков.

И все же нельзя было отрицать, что в них имелось и нечто детское, особенно ясно это читалось в глазах — больших, любопытных и доверчивых; в выражении лица с непривычными чертами инопланетян, Калли смог уловить потребность в защите и опеке, так свойственную обычным земным детям, и вызвавшую у Калли реакцию сопереживания. Но он тут же погасил улыбку, заставив себя думать только о деле.

— Итак? — Он повернулся к Вилу. — Я здесь. Что им нужно?

— Они ждут, чтобы ты их об этом спросил.

Калли посмотрел на маленьких принцев.

— Я сам здесь, — Калли с подчеркнутой вежливостью по-молдогски. — Что вы сами желали мне сообщить?

Услышав голос Калли, самый маленький принц едва не нарушил строй, но его тут же втянули на место.

— Мы сами вызвали тебя, — заговорил самый высокий брат, — потому что мы сами — не просто обычный Почтенный индивид. Мы сами — это Самые Наипочтеннейшие Наследники Самых Наипочтеннейших семей. Мы сами не обязаны ждать твоего предложения Почтенно возвратить нас в наши семейства. Мы сами вызвали тебя, чтобы потребовать от тебя такого предложения и немедленно.

— Почтенное предложение, — повторил вслед за ним Калли, кивнул с задумчивым видом. Потом повернулся к Вилу и спросил по-английски:

— Они все это всерьез, как ты полагаешь?

— Абсолютно всерьез. И чтобы ты ни собирался им ответить, советую отвечать не менее серьезно. Они желают, чтобы их тела были возвращены, чтобы не прерывалась линия наследования. И ты сделаешь серьезную ошибку, если это требование воспримешь как нечто меньшее, чем оно есть на самом деле.

— Никак иначе я его воспринимать и не собирался, — сообщил Калли, задумчиво разглядывая молдогских принцев.

— Я сам до сего момента не сделал вам самим такого Почтенного предложения, начал он, тщательно выговаривая молдогские слова, — поскольку не собирался его делать вообще. Для него нет причины. Я сам придержу вас самих здесь еще некоторое время. Но затем вы сами, невредимыми, будете возвращены в ваши семейства.

Когда он кончил свою короткую речь, молдоги несколько секунд молча смотрели на него, ничем не выдавая своей реакции. Потом вновь заговорил старший брат, который стоял в середине триады:

— Быть может, ты сам не уверен, что мы сами достаточно мудры и взрослы, чтобы самостоятельно совершить Почтенное действо. Потому я, Хиркер, Старший Брат, заверяю тебя, что я в полной мере на это способен. И почтительно прошу оказать моим младшим Братьям всякую помощь, которая может им в этом понадобиться, прежде, чем я завершу Почтенное действо. Он вдруг погладил по голове самого маленького из братьев. — Особенно это касается Отти, который, как ты сам видишь, пока еще не очень хорошо понимает подобные вещи.

Калли бросил взгляд на Вила, седой антрополог стоял с каменным лицом, подобном маске идола. Калли вновь повернулся к трем юным принцам.

— Если вам самим кое-что известно обо мне самом, то вы сами должны понимать: я сам редко требую от пленников Почтенного действа. Я сам — не обычный похититель. Как вы сами слышали, быть может, я сам — Демон Тьмы!

Шесть детских глаз несколько долгих секунд смотрели на него в тишине.

Потом тишину неожиданно нарушил тоненький голосок самого маленького брата:

— А где твоя третья черная рука?

Калли замер, вопрос застал его врасплох. Этого он не ожидал. Он вспомнил, что, согласно легенде, у Демона действительно была третья рука, которую он обычно прятал под складками одежды. Калли пришлось сделать усилие, чтобы подавить улыбку. Никто из взрослых молдогов еще не требовал от Калли предъявить третью руку.

Тем временем три маленьких молдога смотрели на Калли с выражением, которое можно уловить в глазах детей на Земле, когда взрослые в их присутствии употребляют какое-нибудь запретное слово или выражение. Потом старший брат подобрался, сделал шажок вперед, к Калли. Остальные немедленно за ним последовали, заняв положенные им места слева и справа.

— Ты сам не Демон Тьмы. Ты даже не почтенный индивид, — обвинил его старший брат. — Ты всего лишь мягколицый!

Калли кивнул в ответ.

— Это действительно так, — подтвердил он. — Я сам — мягколицый. Во времена когда самые почтенные отец и дяди вас самих были в возрасте не старше вашего сейчас, вы, молдоги, не имели представление о мягколицых и о том, как с ними вести дела. Но когда вы сами станете вполне взрослыми самыми почтенными, вам самим и всем молдогам потребуется понимание мягколицых, таких, как я.

Костистые, обтянутые тонкой кожей личики были обращены к Калли. Дети были озадачены.

— Я сам тебя не могу понять, — признался в конце концов Хиркер.

— Правильно, ты сам не понимаешь меня самого, согласился Калли. — Но попытайся понять, что можно совершать поступки, равные почтенным. И согласно этому — я сам вполне почтенен. А если я сам позволю тебе самому совершить почтенное действо, я свою почтенность потеряю. Это и есть разница между молдогами и мягколицыми, и ты сам должен постараться ее понять, пусть сразу это у тебя самого и не получится.

Повисла долгая тишина.

— Я сам понимаю все, что необходимо понимать, упрямо сказал старший из молдогов. — Если народ будет возглавлять сильный клан, на всех планетах будет мир и безопасность для всех. Так все говорят. А в клане должен быть септ, который ведет остальных, а в септе — одна семья, а в семье, которая всех ведет, — Самые Почтенные Из Всех: Барти и его Братья — наш отец и Дяди.

— И очень скоро вы сами вернетесь, живыми, к самому почтенному Барти и его Братьям, — сказал Калли.

— Но отсутствовать в семье даже короткое время — это уже Непочтенно!

— возразил Хиркер. — Если у семьи не все члены на месте, живые или мертвые, эта семья становится Непочтенной, и ее септ, и ее клан — и у народа нет настоящего правителя в таком случае. Уже сейчас наш отец и его братья больше не правят нашей семьей. А семья — септом, а септ — кланом. И наш клан, быть может, уже утратил Почтенность — и это все потому, что ты не желаешь позволить нам совершить Почтенное действо. ТЫ НЕПОЧТЕННАЯ ЛИЧНОСТЬ!!!

С этими словами старший брат, а с ним, одновременно, остальные, повернулись спиной к Калли. Это был драматический жест, учитывая столь юный возраст молдогов. Лишь самый младший брат несколько испортил торжественность момента, потому что не удержался и бросил через плечо любопытный взгляд на Калли — что он там делает? Старший брат быстро повернул голову малютки-Отти в нужном направлении. Калли повернулся и вышел. Вил — вслед за ним. Только когда за ними щелкнул замок двери и они оказались в безопасном одиночестве, Калли позволил себе улыбнуться. Но тут же посерьезнел.

— В любом случае, сказал он твердо, — нельзя допустить, чтобы они причинили себе вред. Если им удастся покончить самоубийством, все наши усилия пойдут прахом.

— Я об этом позабочусь, — пообещал Вил. — Вообще-то… понимаешь, хотя они и разговаривают, как взрослые, на самом деле они еще дети. Дети очень гибки, легко адаптируются в незнакомой обстановке. Когда ты решительно сказал им «нет», я думаю, они смирятся. Извини, что тебе пришлось бороться одному, я подумал, что так будет убедительнее.

— Не за что тебе извиняться, — отмахнулся Калли. — Я так и подумал.

Очень хорошо, что ты пришел к такому выводу — надеюсь, ты не ошибся и они смогут приспособиться к ситуации.

— Да, — медленно произнес Вил. — Они, конечно, не шутили, но… поскольку они сделали попытку и она не удалась, они могут просто принять неудачу как факт. Так поступают дети любой мыслящей расы.

— Очень хорошо. Если ты уверен, что идею самоубийства они отбросили, тогда можно выпустить их из-под замка, пусть бегают по кораблю… только что бы обошлось без травм.

— Я за ними присмотрю, — еще раз пообещал Вил.

Через два дня троица молдогов уже вовсю носилась по коридорам корабля, рассматривая трансформации, произведенные экипажем людей в оборудовании молдогского корабля, чтобы сделать его более удобным для себя. Юные принцы совали свои любопытные узкие носы в каждую щель, и вскоре их уже с радостью встречали в отсеке экипажа. Единственное место, куда не разрешал им заходить Вил, была рубка управления. Они страдали, однако не нарушали запрета, но все-таки любопытство было присуще молдогам не менее чем людям, и наступил день, когда Калли, который находился в рубке управления вместе и Питом и Доуком, услышал птичьи голоса юных молдогов у самой двери в рубку.

Он открыл дверь. На пороге, плечом к плечу, стояли принцы. Вила видно не было. Хиркер, самый высокий, как всегда стоял в центре триады. Секунду спустя из-за поворота показался Вил и поспешил к рубке.

— Извини, Калли, они от меня сбежали…

— Думаешь, это не страшно? — поинтересовался Калли по-английски, но ответил Хиркер — словно молдог понял, о чем идет речь.

— Мы самые наипочтенные на борту этого корабля, — твердо сказал он. И потому можем ходить всюду, где хотим.

Отта уже вытянул шею, чтобы заглянуть в рубку, вход в которую загораживал Калли, но Хиркер протянул руку и заставил порывистого младшего брата вести себя достойно положению.

— Я сам приношу извинения, — сказал Калли. — Я сам согласен: вы сами являетесь самыми наипочтенными на борту. Но вас самих, несмотря ни на что, я сам по-прежнему не могу впустить в рубку управления.

Принцы смотрели на него. Хиркер, если Калли правильно научился понимать выражение лиц молдогов, хмурился. Но тишину нарушил неукротимый Отта, который пропищал:

— Для самых наипочтенных нет запретов!

— Есть, — возразил Калли.

— Ты сам непочтенный, ты не смеешь так говорить нам самим! — заявил Отта.

Принцы снова уставились на Калли.

— Возможно, — спокойно сказал Калли, — но я прав.

— А при чем здесь это? Ты непочтенный. Какая разница, прав ты или нет? — буркнул Хиркер.

— Очень большая, — спокойно сказал Калли. — Вы сами больше не на борту корабля молдогов. Вы на корабле людей. И здесь все, что не правильно, делать нельзя, пусть даже действие это дважды почтенно или те, кто собирается его исполнить, самые наипочтенные. На борту корабля людей Правильность важнее Почтенности.

Хиркер нахмурился. Он явно был озадачен и не знал, что сказать. Но Отту не так-то легко было привести в смущение.

— А почему не правильно будет, если мы сами войдем в рубку? поинтересовался он ли заулыбался довольно, уверенный, что теперь-то поймал Калли.

— Потому что у людей считается не правильным, если юные создания, пусть даже очень почтенные, входят в помещения, где им может грозить опасность, без сопровождающего их компетентного взрослого. В рубке есть приборы, которые вы сами можете повредить, даже об этом не подозревая.

Есть так же приборы, которые могут причинить вред вам, потому что вы не понимаете, как они действуют. Поэтому вы не правы, если желаете сюда войти, поскольку с вами нет компетентного взрослого, который побеспокоился бы о вашей безопасности.

Хиркер вдруг перестал хмуриться.

Он показал на Вила.

— Прекрасно! Мы с вами назначаем его компетентным взрослым для сопровождения нас самих!

Калли покачал головой. Этот жест был незнаком молдогам, но юные принцы научились его понимать за последние несколько дней.

— Нет. Вы сами не все понимаете еще до конца. Компетентное лицо — это не такое простое дело. Для столь юных лиц, как вы сами компетентными могут быть только члены вашей семьи или те лица, которые указаны ответственным членом вашей семьи. Вот поэтому было бы не правильно впустить вас в рубку, — сказал Калли, аккуратно затворяя дверь прямо перед носом у принцев. — На борту корабля людей всегда нужно поступать только правильно.

Дверь закрылась, громко щелкнув. Калли прислушался. Сначала он ничего не услышал — полная тишина. Потом затараторили тоненькие детские голоса, засыпав Вила вопросами.

Калли улыбнулся и снова занялся работой.

Десять дней спустя, двигаясь по самому рациональному курсу и совершая смешения на самые выгодные дистанции. «Нанш Ракх» покинул территорию молдогов, миновал Пограничье и быстро приближался к Солнечной системе, к своей конечной цели — Земле. Корабль уже влился в прямой поток коммуникаций между Землей и Плеядами — теперь их приближение к Земле едва ли было заметным.

Их куб-сканер пока не зарегистрировал энергетических вспышек, характерных для перемещения большого флота — такого, какой Калли велел Листрому собрать и направить к Земле. Но если у Пита и остальных было время, чтобы волноваться на сей счет, то у Калли его уже не оставалось. Он верил Листрому, тем более, что партнером Лиса должен был стать Эмили Хазек. Но у Пита Хайда чем дальше, тем тревожнее становилось на душе.

«Нанш Ракх» благополучно пересек внешние зоны Солнечной системы и вышел на орбиту вокруг Земли — никаких препятствий им не чинили, не считая обычной проверки со стороны диспетчерской орбитальной службы.

— Просто не могу понять, — проворчал Пит, разговаривая с Калли по внутренней связи со своего поста в приборном отсеке. — Что происходит? Где Листром? Ну ладно, Лис еще не появился, но как понять поведение Трехпланетья? Почему нет паники? Ведь молдоги вот-вот готовы начать вторжение! Где дополнительные посты проверки, где усиленные патрульные крейсера?

— Это паралич, — объяснил Калли. — Понимаешь, испуг перешел в столбняк.

Пит ничего не успел возразить, потому что ожил внешний коммуникатор.

— Вам разрешена посадка. «Нанш Ракх». — Это был вызов с диспетчерского сателлита. — Точка посадки — сетка восемь тысяч полюс и две тысячи четыреста экватор…

— Понял вас, диспетчер, — ответил Доук, намеренно выговаривая слова с трапперским тягучим акцентом, изображая переводчика, нанятого молдогами на одной из планет Пограничья, дабы облегчить процедуры посадки. Пограничники собирались сделать вид, что транспортируют груз, предназначенный посольству молдогов.

Корабль вошел в атмосферу. Космопорт, в который они были направлены, располагался на окраине Феникса, штат Аризона. Доук специально попросил направить корабль в какой-нибудь космопорт поскромнее, чем самый крупный на земле и самый суматошный порт на Лонг Айленда. Причиной он назвал меры предосторожности, необходимые для пользующихся дипломатической неприкосновенностью инопланетян, якобы командующих кораблем. Диспетчер без задержки удовлетворил просьбу. Космопорт возле Феникса был идеальным вариантом: достаточно тихий, чтобы там не путались под ногами те, кто кое-что знает о молдогах, и при этом не слишком удаленный от Нью-Йоркского мегаполиса — всего двадцать минут пути.

— Думаешь, они в самом деле поверили, что мы молдоги? — спросил Пит, когда посадочные опоры «Нанш Ракха» коснулись бетона рампы космопорта Феникс.

Пит оставил приборный отсек, передав коммуникационную консоль в руки Доука. Теперь навигатору делать было нечего. Вычисляя смешения, Пит казался человеком с железными нервами, но, когда он покидал навигационную, у него появлялась тенденция к излишней тревожности и мнительности.

— Полагаю, да, — попытался рассеять его сомнения Калли, выключив внутреннюю связь и поднимаясь. — Корабль у нас в самом деле молдогский.

Так почему бы им не поверить, что мы на самом деле инопланетяне?

Он улыбнулся Пату.

— Если перед тобой стоит молдог, ты же не спрашиваешь у него документы — и так видно, что он инопланетянин. Стоит посмотреть на обводы нашего корабля — и всякому ясно, что мы молдоги. И из-за нашей «дипломатичной неприкосновенности» нас не осмелятся беспокоить. Доук вполне может попросить помощи у полиции, если кто-то начнет слишком назойливо интересоваться кораблем. Амос Брайт очень удивится, обнаружив, что я прибыл в гости, но ему и в голову не придет, что я прибыл на борту молдогского корабля.

— Тогда мы сидим себе тихо — и ждем от тебя новостей, так?

— Или новостей от меня, или появления Листрома и его кораблей, сказал Калли. — Если он появится, свяжись с ним и скажи, что меня он найдет через Амоса Брайта. Я буду в здании Трехпланетного Совета.

— Ты так уверен, что все сработает, как ты задумал? — усомнился Пит.

— Думаешь, как только ты поговоришь с Амосом и Лис появится на лунной базе, они так сразу и поднимут лапки вверх и вручат тебе ключи от Зала Совета? А ты не забыл, что молдоги наверняка направили выручку своим принцам боевой флот и что флот этот сейчас на пути сюда?

— Не забыл. Более того, именно на это я и рассчитываю, — хладнокровно сообщил Калли и похлопал Пита по плечу. — Что до всего прочего, это слишком долго объяснять. Поверь мне еще раз на слово, идет?

Пит кивнул, хотя и без особой охоты.

— Еще какие-нибудь вопросы, друзья? — улыбнулся Калли, взглянув сначала на Пита, а потом на Вила, который стоял рядом с навигатором.

Вил, не говоря ни слова, покачал головой.

— Удачи, черт бы тебя побрал! — напутствовал его Пит.

Глава 17

Вагоном подземки, который мчался по безвоздушному туннелю с почти орбитальной скоростью, Калли направился в Канзас-сити, откуда ему предстояло отправиться на Нью-Йоркский мегаполис. В пути он обнаружил, что охвачен довольно необычными эмоциями.

Странно было вновь чувствовать себя на Земле, как в былые времена, когда он тайком пробирался сюда, чтобы угнать очередной космический корабль для восставших миров Пограничья. Одновременно он испытывал непонятно откуда взявшееся чувство возвращения домой. Когда он прилетел на Землю в прошлый раз — злополучный визит, закончившийся его арестом, — он ощущал себя чужаком, которому предстоит приспособиться к порядкам и обычаям землян. Сейчас же, двигаясь в толпе пассажиров с естественностью и спокойствием хищника, за которым идут охотники и который уверен, что обязательно обманет их, он не чувствовал напряжения, не дававшего ему покоя во время предыдущего визита.

Он смотрел на соседей по вагону подземки — они читали, разговаривали, просто дремали, и казались ему намного понятнее и ближе, чем когда-либо раньше. «Они совершенно такие же, как жители Пограничья», — думал Калли, пока вагон тормозил, приближаясь к станции назначения — Нью-Йоркскому жилому конгломерату. Собственно, они и от молдогов не так уж сильно отличаются. Обстоятельства формировали их соответственно определенному культурному шаблону, и вырваться из этого шаблона только благодаря своей свободной воле им очень трудно. И чтобы спасти их от себя самих, он, Калли, должен этот шаблон изменить.

Из здания терминала он по пневматической трубе добрался до центра.

Выбрав ресторан, через прозрачную стену которого прекрасно обозревались небоскребы Трехпланетного Совета, он заказал завтрак и, как только остался наедине с едой, поднял трубку телефона — завтракать Калли устроился в уютной укромной кабине.

На экране появилось лицо — среднего возраста женщина с аккуратной прической и тщательно нанесенным неброским гримом. Все в ней говорило о крайней собранности и энергичности, смягченной достаточно искренней доброжелательностью.

— Кабинет советника Брайта, — сказала женщина. — Что я могу для вас сделать?

— Я бы хотел поговорить с кем-нибудь из личного персонала советника, если это возможно, — с не меньшей приятностью в голосе ответил Калли. — Не могли бы вы пригласить Тома Доноу?

Женщина внимательно взглянула на Калли, последовала чуть заметная пауза. К тому времени Калли покрасил волосы в темно-каштановый цвет и тщательно загримировался. Очевидно, секретарь не узнала в нем Калли Уэна.

Во всяком случае, взгляд ее ничего не выражал, кроме некоторой нерешительности.

— Боюсь, как раз сейчас его здесь нет, — ответила она. — Что ему передать?

— Буду очень благодарен, если он назначит время, когда я смогу его застать и поговорить. Я звоню по поручению другого человека, у него для господина Доноу срочное сообщение. К сожалению, мы оба не можем оставить господину Доноу наши координаты, чтобы он нам перезвонил. Но если бы вы передали ему мои слова и сказали мне, когда лучше перезвонить…

— Даже не знаю, право, — с сомнением произнесла женщина, что-то записывая в блокнот. — Господин Доноу — личный секретарь советника Брайта, он почти постоянно находится в распоряжении советника. Трудно сказать, когда он появится в кабинете.

— И все же, если будет возможность, передайте ему мое сообщение, сказал Калли. — У моего друга в самом деле очень важная информация для господина Доноу. Возможно, делу поможет, если вы упомянете Банк Пограничных миров… полагаю, он прекрасно поймет, о чем идет речь.

Во взгляде женщины мелькнула настороженность.

— Пограничный банк? Тот, что принадлежит господину Ройсу? Одну минутку, пожалуйста…

Изображение на экране исчезло, а сам экран из серебристо-мерцавшего превратился в тускло-серый — значит, на противоположном конце линии нажали кнопку временного отключения. Калли принялся терпеливо ждать. Примерно полминуты спустя вновь загорелось изображение, появилось уже знакомое ему женское лицо.

— Очень сожалею, — произнесла секретарша. — Но сейчас никак невозможно связаться с господином Доноу. Он находится в офисе Совета вместе с господином советником, они готовят повестку заседания, которое начнется в час дня. Но если ваш друг сможет подъехать к зданию Совета, я распоряжусь заранее, чтобы ему приготовили пропуск на главном входе. Он сможет подняться в офис советника Брайта и подождать там.

— Это было бы просто великолепно! — просиял Калли.

— Отлично. — Она снова взяла ручку. — На чье имя выписать пропуск?

— Господин Смит… Уильям Смит, — продиктовал Калли.

Она записала имя и фамилию.

— Уильям Смит… Пропуск будет ждать, а я передам господину Доноу, чтобы он, как только освободится, вышел в приемную и встретил вашего друга.

— Благодарю вас, — сказал Калли и повесил трубку.

Едва он успел закончить разговор, как подъехала автоматическая тележка-столик с заказанным завтраком. Калли переставил тарелки и стаканы на свой столик, принялся за еду. Он был слишком опытен в политических и прочих баталиях, чтобы рваться в бой сломя голову, кроме того, он знал по собственному опыту, что ему лично лучше всего действовать на сытый желудок. Брайта он отыскал, и это было главное. Теперь нужно было составить план, как все-таки повидать отца Алии.

Позавтракав, Калли покинул ресторан и отправился к комплексу зданий Трехпланетного Совета, к главному входу. Назвав имя Уильяма Смита, он получил от облаченного в черный мундир полицейского круглый значок, на котором были изображены три планеты в кружке, внизу значилось его имя, а выше было отпечатано: «Посетитель». Калли прошел в фойе, к круглому столу справочной службы, попросил выдать ему жезл-проводник.

Девушка в справочном бюро показала, как пользоваться жезлом, — это было очень просто, нужно было лишь поворачивать рукоятку, пока в прорези не появится надпись «офис советника Брайта». Теперь жезл был настроен и мог указывать Калли дорогу. Девушка передала жезл Калли, тот принял его, поднял, и жезл тут же повернулся, указывая в сторону лифтов. Калли последовал в указанном направлении, вошел в трубу лифта. Он встал на очередной поднимавшийся диск, жезл прогудел одну ноту. Диск поднял Калли примерно на три десятка этажей, затем остановился, прозрачная стена лифтовой трубы скользнула в сторону, и Калли, следуя указаниям жезла, вышел в широкий коридор, покрытый зеленой ковровой дорожкой, с мягким скрытым освещением и роскошными подвижными фресками.

Жезл повел его по коридору, он дважды поворачивал, пока не оказался у новой лифтовой трубы. Поднявшись еще на изрядное количество этажей, Калли вышел в круглый холл, от которого отходило несколько коротких коридоров.

Очевидно, сейчас он находился довольно высоко. В холле кипела какая-то деятельность, то и дело с озабоченным видом пробегали служащие, мужчины и женщины, половина из них — в униформах посыльных и курьеров. Жезл показал на один из коридоров, но Калли туда не пошел. Вместо этого он повернул рукоятку жезла, выключил его, потом с нерешительным видом обратился к одному из спешащих курьеров.

— Прошу прощения…

Курьер остановился.

— С моим указателем что-то стряслось — он не работает. Вы не скажете, столовая для обслуживающего персонала на этом этаже?

— Нет, не на этом, — ответил курьер — круглолицый розовощекий молодчик, которого так и распирало от сознания собственной значительности.

— Столовая на восемь этажей ниже. А что с вашим указателем? Позвольте, я посмотрю.

Он взял жезл из рук Калли, посмотрел на рукоятку.

— Ничего удивительного. Он у вас выключен. Видите вот эту ручку?

— Вижу.

— Нужно, чтобы в прорези была надпись «ресторан». Вот так… И повернув рукоятку, как положено, курьер вручил жезл Калли. — Только повнимательнее с ней. Можно незаметно для себя выключить эту штуку и тогда заплутаете в этом лабиринте, того и гляди, попадете в переделку.

— Я буду крайне осторожен, — заверил его Калли.

— Это самое главное, — важно кивнул курьер и отправился по своим делам.

Калли последовал в направлении, которое теперь показывал заново настроенный жезл, в результате вернулся к лифтовым шахтам. Ступив на уплывающий вниз диск-платформу, он снова повернул рукоятку, пока в прорези не появились слова «подвальная энергостанция». Жезл пропел другую ноту, и диск довольно долго уносил Калли в глубины здания.

Когда лифт наконец отпустил его на свободу, Калли очутился в коридоре с голыми мраморными стенами и металлическими дверями, расположенными через равные интервалы. Он прошел вдоль коридора до развилки, попробовал наугад открыть одну из дверей, но она была заперта. Он оставил попытки, энергичным шагом двинулся вдоль коридора — со стороны он выглядел как человек, спешащий по делу. Людей здесь встречалось намного меньше, чем в коридорах верхних этажей, но все равно, пустынными нижние этажи назвать было нельзя. Кроме энергетических установок и щитовых, внизу располагались склады и архивы. Калли то и дело попадались клерки и курьеры.

Он бросил взгляд на часы. Без двадцати час. Значит, через двадцать минут начнется заседание Совета. Повернув в один из коридоров побезлюднее.

Калли некоторое время шагал с сосредоточенным видом, пока не заметил курьера, рост и фигура которого примерно соответствовали параметрам Калли.

Когда курьер проходил мимо. Калли стремительно развернулся и нанес ему удар основанием ладони по шее. Тот обмяк и опустился на пол, словно кукла-марионетка с перерезанными нитками.

Калли быстро нагнулся, подхватил бесчувственное тело на плечи, как это делают пожарные. Потом быстро зашагал вдоль коридора, пробуя все двери подряд. В первой комнате, которая оказалась незапертой, он увидел несколько клерков, склонившихся над микрографической машиной. Служащие раздраженно подняли головы, когда Калли чуть-чуть приоткрыл дверь — они могли видеть только его лицо.

— Прошу прощения… — пробормотал Калли, затворил дверь и поспешил дальше.

Наконец, две попытки спустя. Калли обнаружил комнату, набитую от пола до потолка пачками бланков и каких-то формуляров в прозрачных пластиковых упаковках. На один из таких тюков он уложил свою ношу. Курьер до сих пор в себя не пришел. Калли пощупал пульс, приподнял веко. Скорее всего он отделается головной болью.

Вытащив из кармана моток клейкой ленты и расположив ее поблизости на одной из пачек. Калли быстро раздел курьера, затем скрутил лентой его лодыжки и кисти, заведя руки за спину, а рот заклеил куском ленты — вместо кляпа. Потом сам переоделся в униформу курьера.

Когда Калли выходил в коридор, курьер, на котором теперь были только трусы и майка, начал подавать признаки жизни. Калли вышел, захлопнув дверь за собой. Когда замок щелкнул, он посмотрел вперед, потом назад — коридор был пуст. Тогда он сунул в официальный конверт Трехпланетного Совета, который захватил с собой из комнаты, только что покинутой, несколько пустых бланков, заклеил его и, неся конверт вместо жезла, оставленного в той же комнате, энергично зашагал к лифту. Там он громко назвал номер этажа, на который первоначально препроводил его жезл. Диск начал подниматься.

Войдя вновь в круглый холл, он быстро зашагал вдоль коридора, который запомнил еще по первому указанию жезла, но по которому он тогда не пошел.

В конце коридора обнаружился еще один круглый холл, но поменьше, и за столиком — средних лет секретарша, похожая на ту, что разговаривала с Калли по телефону, как сестра-близнец.

— Личное срочное советнику Брайту… из его офиса, — сообщил он, показав пухлый конверт.

— Вот как? Хорошо… Он в рабочем кабинете. Можете пройти. — Заметив некоторую заминку, она добавила:

— Вы новенький? Третья дверь налево, рядом с конференц-залом.

— Спасибо, — кивнул Калли и направился указанном направлении.

Перед дверью кабинета он остановился и постучал.

— Войдите, — ответил голос, в котором он не мог не узнать советника Амоса Брайта, несмотря на то, что дверная панель приглушала звук.

Калли коснулся кнопки замка, дверь распахнулась, он вошел в кабинет, услышал за спиной щелчок затворившейся двери.

В комнате находились два человека, оба повернулись ему навстречу — и вздрогнули, замерли, словно пораженные громом. Свет падал в комнату через единственное широкое и высокое окно. Амос Брайт сидел за рабочим столом.

Рядом стоял седовласый мужчина с широкими плечами, довольно высокий. Когда Калли входил, он протягивал Амосу какую-то бумагу. Они замерли и молча смотрели на Калли, пока тот шел к столу. Потом Брайт сумел сбросить оцепенение.

— Калли!

Седовласый быстро отдернул руку, сделал шаг назад к двери в дальней стене кабинета.

— Погоди, Том, — небрежно бросил Калли.

Человек, который служил личным секретарем Амоса Брайта еще во времена, когда Калли был мальчиком, а Брайт — губернатором Калестина, остановился.

— Я должен поговорить с Амосом без посторонних. Если после нашего разговора будет необходимость вызвать полицию, ты вполне успеешь это сделать.

— А с чего ты взял, что я стану с тобой разговаривать, Калли? хрипло спросил Амос.

Его лицо, побледневшее было, снова стало приобретать нормальный цвет.

Калли показалось, что Амос стал сильнее сутулиться и вообще как-то ссохся за годы, прошедшие со времени их последней встречи. И морщины у рта и возле глаз стали глубже, резче.

— Потому что я здесь, чтобы предложить тебе сделку, Амос, — весело отозвался Калли. — Дай слово, что ты выслушаешь меня, а потом дашь уйти беспрепятственно — Том не будет вызывать полицию. А я даю слово, что сообщу тебе некоторые сведения, с помощью которых ты решишь все своих проблемы. С другой стороны, если ты вызовешь полицию прямо сейчас, я гарантирую: ты об этом вскоре пожалеешь.

— Он посмотрел прямо в темные, старчески запавшие глаза советника.

— Ну, что ты выбираешь, Амос? Мы оба, как ты помнишь, всегда славились умением надежно держать слово.

Амос напрягся.

— Все мои проблемы? — повторил он подозрительно. Он подумал, пожевал нижнюю губу, потом, очевидно, принял решение. — Ладно. Даю тебе слово и принимаю твое. Том, подожди… там.

— Хорошо, Амос, — сказал седоволосый.

Он повернулся, подозрительно посмотрел на Калли, и вышел через дверь в дальней стене. Калли и Амос проводили его взглядом. Когда дверь закрылась, они взглянули другу на друга.

— Ну, Калли, — с опаской произнес Амос, потом встал, обошел стол, оказавшись лицом к лицу с посетителем. — Теперь все в твоих руках.

Полагаю, ты отдаешь себе отчет, что я поставил на карту? Мою репутацию, даже место в Совете — и только потому, что поверил твоему честному слову.

Так что лучше тебе не разочаровывать меня.

Калли смотрел на советника. Он все эти годы помнил Амоса Брайта как человека, полного кипучей энергии, умевшего заставить других слушать и подчиняться. Таким он был в дни фортаунской резни, когда без страха, безоружный, справился с буйством опьяненных кровью солдат, арестовал безумного командира с помощью его же солдат!

Теперь, в кабинете на одном из самых верхних этажей небоскреба, откуда тянулись нити управления тремя самыми богатыми и могущественными планетами людей, перед ним стоял призрак той модной фигуры, что отпечаталась в памяти Калли. Лицо и тело Амоса Брайта стали старчески костлявыми. Черные волосы казались неестественными в сочетании с постаревшим лицом и седыми усами. Изменился даже его голос. Теперь он напоминал лай старого пса, упорно защищающего давно отставший очаг опустевшего дома. Калли вспомнил предупреждение Алии. Да, отец ее в самом деле сильно изменился.

— Надеюсь, мое предложение того стоит, — сказал Калли в ответ на скрытую угрозу Амоса. — Я пришел суда, чтобы снять с тебя ответственность.

Что может быть драгоценнее?

Амос уставился на него.

— Как это понимать?

— Как? Это следует понимать так, что тот самый переворот, которого вы так боялись, Амос, произошел. Пограничье берет на себя управление Старыми мирами. Возможно, это тебя сюрприз, но сюда идет боевой флот молдогов.

— Я знаю, — хрипло сказал Амос. — Рун только что отправился ему навстречу. Он должен вернуться через восемь дней, привезти ноту от молдогских правителей. Я повторяю: что за чушь ты несешь?

— Чушь? — переспросил Калли. — Действительно, чушь! Четыре года вы трясетесь от страха, хватаете людей из Пограничья, невиновных и ни о чем не подозревающих, бросаете их в тюрьмы — теперь это называется чушью! Ну хорошо. Дела обстоят следующим образом. Молдоги готовы начать войну. Вы с ними договориться не можете, но мы, Пограничье, — можем. Мы можем избежать войны. Я же говорил, что у меня есть ключ ко всем твоим проблемам. Поэтому мы берем власть в свои руки. Трехпланетный Совет поступит очень благоразумно, если пойдет нам навстречу и эту власть спокойно нам передаст. Ты, Амос, можешь начать с того, что объявишь о своей добровольной отставке и призовешь остальных членов Совета сделать то же самое.

— Я должен уйти? Вот так взять и уйти? — Амос повернулся к двери, за которой несколько минут назад исчез Том Доноу.

— Пойдем! — хрипло сказал он.

Калли последовал за Амосом. Они перешли в комнату больших размеров, в дальнем конце которой находилось возвышение. Там стоял круглый стол, вокруг него сидели пятеро. Их лица были знакомы Калли. Это были остальные члены Трехпланетного Совета, всего их, включая Брайта, было шестеро — по два представителя от Венеры, Марса и Земли. Рядом со столом стоял Том Доноу, его седые волосы казались светящимся ореолом на фоне панорамного видеоэкрана.

Калли, интуицией животного, попавшего в ловушку, почуял опасность и замедлил шаг. Но было поздно. Произошло то, чего он в сущности ожидал: руки его были схвачены сзади двумя полицейскими в черной форме двухметровыми здоровяками из Всемирной полиции. Он стал совершенно беспомощным.

— Итак, — сказал Амос, направляясь к столу, — вы все слышали?

— Да. — Калли узнал говорившего: это был Влачек, старший представитель от Марса. — Мы все слышали по внутренней связи. Неужели это может оказаться правдой, хотя бы частично? Чтобы пограничники смогли договориться с молдогами, избежав войны?

— Прекрати! — властно крикнул вдруг Амос, напомнив Калли прежнего Брайта. Он казалось, стал даже выше ростом и теперь, как башня, возвышался над сидевшим вокруг стола членами Совета.

— Это нечестно, Амос… — начал было Влачек, но Амос одним свирепым взглядом заставил его замолчать.

— Нечестно! А ты понимаешь, что речь сейчас идет о спасении человечества? Пограничник ляпнул глупость, а вы уже и уши развесили. Вы что, все забыли? Мы же уже пришли однажды к заключению, что дальний космос разрушает человеческую личность и человеческий организм… Они перестают быть людьми!

— Успокойся, Амос! — сказал человек, сидевший к Калли спиной. Сейчас не время для пропагандистских речей. Это не выборная кампания.

— Вам нужны факты?! — стремительно обернулся в его сторону Амос. Доказательства у нас имеются, пусть мы и не знаем причин. Человечество дегенерирует, оказавшись за пределами Солнечной системы. Взгляните на этих дикарей из Пограничья! Вспомните, что случилось с солдатами в Фортауне на Калестине четырнадцать лет назад! Они потеряли человеческий облик, в буквальном смысле этого слова! Скажете, я не прав?

Калли засмеялся — он понял, куда клонит Амос. Амос сделал вид, что не услышал смеха.

— Я наблюдал все это лично, позвольте вам напомнить. — Теперь в голосе Амоса появились почти гипнотические усыпляющие нотки, какой-то особый ритм, побуждавший слушателей бездумно верить всему, что скажет оратор, этот опытный манипулятор умами. — Я уже не говорю о данных статистики! — У него сорвалась капля слюны. — Пространство за границами Солнечной системы — не место для нормальных людей. Там могут существовать лишь иноразумные существа, вроде молдогов. А люди, оказавшись там, начинают деградировать. Я это знаю точно. И вам известно, что я это знаю, потому что я сам там был — на Калестине — и вернулся сюда, на Землю. Это вам рассказать? — Подавшись вперед, Амос ритмично бил ладонью по столешнице, голос его почти перешел в крик. — И вы отказываетесь слушать правду, — правду, которую говорю вам я, — вы готовы поверить в ту чушь, которую внушает вам человек из Пограничья?!

Он вскинул руку, указуя пальцем на Калли. Его выпученные, налитые кровью глаза обводили поочередно всех членов Совета, которые загипнотизированно смотрели на Амоса, словно впали в транс. Кто-то сидел неподвижно, как каменный, кто-то нервно постукивал по крышке стола.

— Именно, поверьте лучше мне! — Услышав насмешливый голос Калли они все вздрогнули. — Амос сообщил вам не все. Если говорить по сути. Амос полностью себя скомпрометировал.

— Заткните ему пасть! — рявкнул Амос.

Калли не успел договорить — один из полицейских шлепком приклеил специальную заплатку-кляп на его нижнюю часть лица.

— Уведите его! — приказал Амос. — Посадите под замок! Когда вернется Рун, передадим его молдогам… чтобы доказать, что к действиям этого безумца мы не имеем отношения. Молдоги поймут, что все происшедшее — вина Пограничья. А теперь уведите его.

— Амос! Подожди… — Влачек вскочил со своего кресла. — Одну минуту.

Он что-то собирался сообщить нам.

— Ну и что, если и собирался? И если даже он сам верит в том, что собирался сказать? В любом случае, это ложь. И ничем другим быть не может, — он снова повернулся к полицейским:

— Уведите его!

— Но подожди… — начал Влачек, и невольно отшатнулся, когда Амос вдруг стремительно обернулся, взглянув ему прямо в глаза. — Он что-то о тебе хотел сказать, Амос. И если члены Совета чего-то не знают, мы должны…

— Ты меня подозреваешь, Влачек? — Амос заговорил почти ласково, почти спокойно. — Меня? — Он развел руками. — Как можешь ты — или кто-либо из вас — меня подозревать? Не забывай: у меня мандат, выданный избирателями, и не только здесь, на Земле, но и на твоем родном Марсе тоже. Согласно недавним опросам общественного мнения меня поддерживает восемьдесят процентов населения на всех трех планетах. Это в два раза больше тех, кто поддерживает собственных планетных представителей, вроде тебя, Влачек. И ты намерен сказать своим избирателям, что подозреваешь меня — меня! — на основании слов какого-то дикого пограничника?

Амос замолчал. Он стоял неподвижно, свирепо глядя на Влачека.

— Садись, Влачек, — тихо, но властно скомандовал Амос, и Влачек подчинился. — Я не виню тебя. Я тебя прощаю. Нам всем приходится тяжело сейчас. Мы испытываем чудовищное напряжение. Но мы его выдержим. Мы передадим этого смутьяна адмиралу Руну, мы отречемся от Плеяд, от колонистов-недочеловеков, которые не дают молдогам покоя.

Он повернулся к облаченным в черные мундиры сержантам Всемирной полиции, которые крепко держали Калли, заломив ему руки за спину.

— Уведите арестованного, — спокойно распорядился он. — Заприте его где-нибудь неподалеку, не спускайте с него глаз. Но позаботьтесь, чтобы у него было все необходимое… в разумных пределах.

Он посмотрел на Калли.

— Извини, мой мальчик, — печально сказал он. — Мне в самом деле жаль тебя, Калли. Когда-то ты был для меня как сын… и до сих пор я думаю о тебе как о сыне. Но мы должны быть готовы на жертвы… даже если это наши сыновья, даже если это наши собственные жизни… во имя человечества!

Амос медленно опустился в кресло.

— Уведите его, — вновь приказал он полицейским.

Полицейские вывели Калли из кабинета, они прошли по коридору, вышли в центральный холл. Люди бросали удивленные взгляды на странную троицу: полицейские продолжали держать Калли за руки, заломив их за спину.

Спустившись лифтом на несколько этажей, миновав несколько коридоров, они втолкнули Калли в какую-то комнату с видеоэкраном на стене.

Они раздели и тщательно обыскали его. Потом они унесли его одежду, даже туфли, выдав взамен душевые шлепанцы, казенное белье, спортивные брюки и свитер. Только после этого с него сняли кляп.

— Так намного лучше, — прокомментировал Калли, растирая губы и подбородок.

Полицейские ничего не сказали в ответ. Калли почувствовал, что руки его свободны, услышал звук удаляющихся шагов, потом стук двери.

Обернувшись, он увидел, что его оставили одного. Единственная панель освещения в центре потолка бросала тусклый свет на жесткую койку, стол, стул и небольшой шкаф с ящиками. За ширмой имелся санузел.

Калли присел на койку, потом перевернулся на спину. Он задумчиво уставился в потолок. Где-то в комнате должны быть потайные видеокамеры. Но ему было плевать на них, он постарался полностью расслабиться. Амос сделал ровно столько, сколько Калли от него ожидал, — не больше и не меньше. И тем самым Амос бросил в почву семена собственного краха. Сейчас он, должно быть, отдает приказ держать присутствие Калли на Земле в секрете. Но секрет уже наверняка просочился за пределы здания Совета.

Калли закрыл глаза и вскоре заснул крепким сном.

Разбудил его металлический стук: дверь открыли, потом закрыли. Он приподнялся, опираясь на локоть, увидел, что у порога на полу стоит поднос с тарелками. Поднявшись с койки, Калли взял поднос и занялся едой.

Покончив с обедом, Калли прошелся по комнате, опытным взглядом бывалого арестованного отыскивая слабые места своей очередной темницы.

Вдруг ему удастся бежать?

Но комната представляла собой просто металлический ящик. На экране тянулись к облакам башни Нью-Йоркского мегаполиса. Очевидно, комната находилась на одном из верхних этажей здания Совета — в случае, если экран показывал то, что окружало здание, а не картинку. Мебель состояла из стальной рамы-койки с матрасом из пенорезины, постельное белье — бумажное, одноразовое. Единственный стул из металлических трубок, крошечный металлический столик дополняли обстановку. Ничего такого, что можно было бы использовать вместе ломика или отмычки, чтобы открыть замок или пробить дыру в двери. Камера освещалась посредством энергопанели, расположенной на потолке.

На выяснение всех этих деталей Калли понадобилось всего полминуты. В течение следующих двух часов, он лежал на койке, глядя на гладки потолок с молочно-белой светящейся панелью. Оставалось, конечно, очень слабая надежда вывести из строя охранника — или охранников? — когда ему принесут еду.

Но когда принесли ужин, надежда развеялась, как дым. Двое полицейских держали Калли под прицелом лазерных пистолетов, а третий внес в комнату поднос и поставил его на столик. Потом, захватив пустой поднос, охрана удалилась. Попытка Калли завязать разговор наткнулась на холодное молчание. Четыре часа спустя — в девять по часам Калли. — Панель в потолке потускнела. Комната погрузилась в полумрак до семи часов утра.

Завтрак был подан в восемь. Калли съел его, но больше из чувства долга перед своим организмом. Потом, охваченный апатией, он снова прилег на койку и принялся рассчитывать заново этапы грядущих событий.

Амос сказал, что Рун должен вернуться на Землю через восемь дней, проведя переговоры с командирами боевого флота молдогов. Один день на всякий случай можно вычеркнуть. Вычеркнем еще один — для гарантии.

Следовательно, остается шесть дней. Через шесть дней, самое большее, Калли должен быть на свободе и начать действовать.

Теоретически Листром вполне может выручить его до конца шестидневного срока. Калли хорошо знал своих людей и достаточно точно мог прогнозировать ход событий в Пограничье после того, как он и Листром расстались в точке связи.

Когда это было? Двенадцать дней они пробирались к Коронному миру, два дня ушло на похищение принцев, десять дней на возвращение, плюс еще один день — всего получается двадцать три. Итак, что могло произойти на Калестине за эти двадцать три дня?

Один день понадобился Листрому на возвращение и посадку в верхней фермерской зоне и не более чем полдня, чтобы отыскать Эмили Хазека и вытащить его на свет божий. Затем — довольно сложный период. Эмили потребовалось, очевидно, дней пять, чтобы собрать вооруженных людей и двинуться на штурм Калестин-сити, который находился в руках головорезов Ройса. То есть, шесть дней из двадцати трех.

За один день отряд Эмили должен был достичь столицы. Еще один день чтобы взять ее под контроль, не больше. Головорезы Ройса хороши в уличных драках, но для боя им не хватает ни умения, ни желания. Два плюс шесть восемь из двадцати трех.

После этого снова наступает затяжной период. Эмили должен был выслать корабли на планету Даннена, на Казимир-3 и остальные миры Пограничья. Там, в свою очередь, пришлось потратить время на сбор отрядов. В самом лучшем случае Листром получил флот лишь недели две спустя. Четырнадцать дней и восемь — получается двадцать два. То есть, самое раннее, Листром мог выступить в поход только вчера.

Для такого многочисленного отряда кораблей потребуется дня четыре на переход от Калестина к Солнечной системе — даже принимая во внимание преимущества навигации на хорошо изученной трассе. Следовательно, Листром достигнет окраин Солнечной системы не раньше, чем послезавтра. Нужно дать ему еще два дня — на контакт с Лунной базой, на переговоры с Нью-Йорком.

Лишь после этого он, быть может, станет спасителем Калли.

Калли должен пробыть в заключении еще шесть дней. Четыре из них пройдут без всякой надежды на помощь со стороны Листрома.

Судя по всему, ему придется выбираться из этой металлической коробки собственными силами.

Пока ему оставалось одно — сидеть тихо и не терять надежды. Надежды на то, что он верно оценил нынешний характер Амоса Брайта, верно понял состояние общественного мнения людей на Старых мирах, сформированного тем же Брайтом. Тот прежний Амос, которого Калли знал на Калестине, не сделал бы такой ошибки: он не поместил бы Калли под замок, стремясь изолировать опасный вирус. Он понял бы, что тем самым, учитывая почти стопроцентную вероятность того, что слухи все-таки будут просачиваться за пределы здания Совета, он помешает вирус в инкубатор, где тот успеет вызреть.

Но от прежнего Амоса, кажется, мало что осталось. И если сведения об опросах общественного мнения верны и восемьдесят процентов избирателей поддерживают Брайта, то и большинство населения Старых миров изменилось не меньше, и притом не в лучшую сторону. Болезнь зашла далеко. Охранники, которые приносят еду, станут для Калли лакмусовой бумажкой. Их реакция скажет, какие именно перемены происходят снаружи. Если таковые происходят, конечно. Калихэн О'Рурк Уэн, явившийся защищать Старые миры от надвигавшегося боевого флота молдогов, арестован, посажен под замок по приказу Амоса Брайта! И слух об этом неминуемо просочится наружу, если уже не просочился.

«Кто посеет ветер, пожнет бурю, — старая пословица верна», невесело подумал Калли. Амос, отравленный честолюбием, уже несколько лет манипулировал Старыми мирами, используя два кнута, два страха людей: страх перед молдогами и страх перед пограничниками — Монстрами и недочеловеками, безумными выродками. И если люди Трехпланетья окажутся между Сциллой ли Харибдой, между угрозой вторжения инопланетян и путчем, переходом власти к Пограничью, что выберут они, зараженные космофобией люди Старых миров?

В этой схеме имелся слабый элемент, — напомнил себе Калли. Люди должны сделать выбор вовремя, чтобы у них оставалась возможность спасти себя. Сейчас время было на вес золота для всех, кроме Калли.

Ему лично предстояло убить шесть дней вынужденного безделья. Калли спокойно растянулся на койке, заставив себя не думать о нынешних проблемах, направив мысли в прошлое, к дням своей юности, когда он только-только покинул особняк губернатора Брайта и отправился в калестинский буш, чтобы стать траппером.

Воспоминания потекли, как река. Его первая охотничья вылазка, первые несколько дней в дикой, нетронутой цивилизацией стране — калестинском буше. Сознание его тогда не успело перестроиться, и грубая трапперская куртка все еще пахла городской гарью.

Ощущение времени как потока частиц, бесценных минут, часов, дней, которые он не имел права растратить напрасно, заставляло Калли ускорять шаги, гнало дальше и дальше, в чашу буша. Отягощенный и замученный тяжелым переходом, он с вожделением вспоминал о прямых улицах и высоких стенах, сомневаясь, не слишком ли дорогой ценой достанутся добытые им шкурки.

Несколько дней он чувствовал себя на чужой территории, был непрошенным гостем среди скал, деревьев, узких тропинок перевалов и белоснежных горных пиков.

Но, подобно запаху городской гари, который постепенно выветривался, начали через несколько дней исчезать и психологические препятствия. С каждым новым утром, когда он просыпался под открытым небом, с каждым ночным костром, Калли внутренне изменялся. Уже к концу четвертого дня он слился с первозданной природой, вернее, был поглощен ею. Он больше не воспринимал время, как череду минут и часов, он плыл сквозь него, спокойно, естественно, подобно планете, совершающей годовой круг своей орбиты.

Длительный переход от одного горного кряжа к другому, темно-синему и туманному на фоне голубого неба, казался ему одним великанским шагом, который он сделал лениво, переступив сразу через целую череду восходов и закатов. Ноги его научились шагать автоматически, самостоятельно.

Ему уже нипочем были лишения, он перестал ощущать вес рюкзака и винтовки. И мысли становились неторопливыми и тягучими, как переход от одной гряды к другой…

Погрузившись в воспоминания, Калли почти не заметил, как прошли пять следующих дней. Едва ли заметил он также, что дверь комнаты теперь открывалась ли закрывалась с почтительной осторожностью, а еда стала вкуснее и разнообразнее. Но однажды наступило утро, и внутренние часы Калли подали тревожный сигнал. Он вернулся к реальности — наступил шестой день, время ожидания истекло, а Листром не появился. Калли сел, принялся за только что принесенный завтрак. Он чувствовал, что засиделся, и перспектива активных действий очень привлекала его. Позавтракав, он с необыкновенной энергией принялся умываться и бриться. Потом присел на койку, мысленно пробежался по всем этапам и поворотам своего плана, сличая все расчеты и выводы, словно боец, который проверяет состояние оружия, прежде чем броситься в сражение.

Наконец, удовлетворенный, — кажется, ничего не пропущено, — он подошел к двери и застучал в нее кулаком.

Глава 18

Казалось, стука никто не слышит, хотя Калли барабанил в дверь изо всех сил.

— Охрана! — гаркнул Калли. — Охрана! Откройте! Мне нужно поговорить!

За дверью послышались голоса, но дверь не открылась. Постучав еще немного, Калли вернулся к койке, присел и стал ждать.

Минуты три спустя щелкнул замок, дверь распахнулась. В дверном проеме стояла обычная троица охранников. Тот, у которого на рукаве были сержантские нашивки, тяжело дышал, словно ему пришлось пробежать изрядное расстояние, чтобы присоединиться к остальным двум. Все трое смотрели на Калли.

— Что… — Сержант перевел дыхание. — Что случилось, господин Уэн?

Его вежливый тон очень сильно отличался от той оскорбительной пренебрежительности, с какой полицейские относились к Калли в первые дни.

«Слухи — отметил про себя Калли, — в самом деле начинают просачиваться!».

Он сказал сердито:

— По-вашему, я должен сидеть и смотреть на голые стены? Неужели нельзя принести мне что-нибудь почитать… или еще что-нибудь, чтобы занять время?

Сержант к этому времени успел отдышаться.

— Все что угодно, сэр. Таков приказ. Все, что угодно… в разумных пределах. Вы только скажите, что вам принести…

— Несколько кассет для чтения и просматриватель, — сухо распорядился Калли. — И колоду карт — это можно устроить? Я бы сам с собой поиграл в пограничный бридж, если уж больше делать нечего.

— Конечно! Непременно! — заверил его сержант, достав из нагрудного кармана черный служебный блокнот и стило. — В конце есть чистые страницы.

Вырвите и запишите все, что вы хотели бы получить. Мне придется утвердить ваш список — но этой займет лишь пару лишних минут.

Калли поднялся, взял стило и блокнот, вырвал полдесятка частых листочков, составил список, включавший в себя несколько книг, колоду карт, потом, словно только что вспомнив, добавил просьбу о свежих выпусках новостей. Листочек он вручил сержанту вместе с блокнотом, при этом Калли остался сидеть у стола.

— Я пометил там… колода должна быть в шестьдесят карт, такие делают у нас, в Пограничье. В Нью-Йоркском комплексе когда-то был магазин импортных товаров, там такие колоды продавались. Чтобы играть одному, нужно четыре джокера разных цветов. Смотрите, чтобы мне не всучили ваши земные карты, мне они ни к чему.

— Если список будет передан вниз, вы получите именно то, что нужно, господин Уэн.

Сержант вышел в коридор, дверь была закрыта и заперта. Калли снова сел на койку и принялся ждать.

Минут двадцать спустя он услышал щелчок замка — дверь отпирали.

Теперь сержант пришел один.

— Вот, пожалуйста, сэр. Прошу прощения… сводку новостей принести не разрешили. Это от меня не зависит…

Он передал Калли четыре кассеты-книги и просматриватель, а также колоду карт в пластиковой упаковке.

— Спасибо, — поблагодарил Калли. — Закройте на минутку дверь, я хочу кое-что вам сказать.

Немного помявшись, сержант затворил дверь.

— Спасибо, — тихо сказал Калли. — Я решил воспользоваться случаем и заверить вас в том, что лично к вам у меня претензий нет, — в глазах сержанта мелькнула искра благодарности.

— И против Амоса Брайта тоже, — продолжил Калли, — полагаю, вам известно, что калестине я по существу был его приемным сыном.

Амос был тогда великим человеком.

— Он и сейчас… великий человек. — В голосе сержанта звучала слабая, но заметная нерешительность.

— Вы верите в это? — Калли пристально посмотрел на него.

— Конечно… — Снова чуть заметная пауза. — Ведь он единственный в Совете знает обе стороны, — я хочу сказать, он знает Старые миры и Пограничье, одинаково. Более того, — сержант заговорил увереннее, — он десять лет провел в Пограничье и смог вернуться… — Он запнулся смутившись.

— В своем уме? Неизменившийся? — подсказал Калли.

— Ну, в общем… да.

— Это интересно. — Калли откинулся на стену (он сидел на койке) и улыбнулся уголком рта. — А если с ним все-таки произошла перемена? А если он тихо свихнулся, пока находился на Калестине, — только этого никто не заметил.

— Но как это возможно? — Голос сержанта был тверд.

— Странно, странно… только он один… из тысяч людей… нисколько не изменился под влиянием Пограничья. Из всех жителей Пограничья — только он. Все спятили, а он сохранил ясность рассудка!

— Потому он и великий человек. — Сержант сделал шаг назад, потянулся к дверной ручке. — Если вам больше ничего не нужно, господин Уэн, я вернусь и…

— Но если жизнь в Пограничье не прошла для Амоса бесследно, он лишь скрывал этот факт, то многие люди, узнав теперь об этом, начнут по-другому к нему относиться, верно?

Сержант бросил на Калли удивленный взгляд.

— Вы имеете в виду… — Он замолчал.

— Что? Что вы хотели спросить? — Калли с невинным видом посмотрел в глаза сержанту.

— Нет, ничего. — Сержант повернулся и вышел.

Калли проводил его взглядом. Щелкнул замок. Калли печально покачав головой — он знал, что скрытые видеообъективы передадут это движение тем, кто сейчас наблюдал за комнатой. Потом он принялся с рассеянным видом осматривать свои приобретения.

Одну за одной он вставлял кассеты фильмокниг в просматриватель. Потом небрежно взял колоду карт.

Пластиковая оболочка была гладкой и прозрачной. С этикетки на Калли смотрели слова: «Пограничный импорт. 60 карт». Калли одобрительно кивнул.

Это была настоящая колода из тех, которым пользовались в свое время космические угонщики — взрывной инструмент, который Калли описывал Майку Бурджва и его товарищам по оружию на борту преследовавшего молдогский корабль с заложниками «Нанш Ракха».

Как он и надеялся, нынешние владельцы магазина сохранили несколько старых колод, не подозревая об их истинной сущности. Только пограничник мог попросить такую колоду, если она не лежала на витрине. А наличие шестидесятикартовой колоды было зарегистрировано в памяти магазинного компьютера. Теперь у Калли имелся инструмент, который мог быть использован как оружие. Он перевернул колоду, чтобы осмотреть красную печатку-наклейку, одновременно служившую запалом и реле времени.

Но наклейки там не оказалось!

Калли тупо смотрел на колоду, на то место, где должна была быть печатка. Потом он понял, что произошло. Колоду уже вскрывали. Охрана, выполняя предписания устава, открыла колоду, проверила, не спрятано ли между картами что-нибудь полезное для арестованного и опасное для охраны.

Ничего подозрительного не обнаружив, они запечатали колоду, используя кусочек клейкой ленты.

Потенциально эта игрушка вполне могла взорваться, но без запала она была не опаснее самой обыкновенной карточной колоды. Калли, задумавшись, отодвинул карты, кассеты фильмокниг и все остальное в сторону, прилег на койку, закрыл глаза.

Он немного подремал… Потом вскочил, вызвал охранника.

— Слушаю вас, господин Уэн?

— Знаете… — Калли дружелюбно улыбнулся. — Нельзя ли какое-нибудь растение сюда поставить? Чтобы не так мрачно было. Какой-нибудь цветок в горшочке, что-нибудь в этом роде…

— Я узнаю.

Дверь захлопнулась. Но меньше, чем через час она была вновь распахнута и охранник внес герань с розовыми цветочками в тяжелом керамическом горшке.

Прекрасно, спасибо! — поблагодарил его Калли. — Поставьте вот туда, на столик.

Сам он тем временем продолжал раскладывать карты на койке, готовясь к партии в пограничный бридж. Дверь со звоном захлопнулась. Калли втянул носом воздух, одобрительно кивнул — пряный запах герани уже наполнял комнату.

Остаток дня он провел за игрой в карты и чтением. Когда осветительная панель померкла, он отложил карты и лег спать.

Карты были разбросаны по всей койке. Калли небрежно смахнул их на пол, так что карты упали в узкий промежуток между койкой и столиком, потом разделся, залез под простыню, натянул ее до самого подбородка и повернулся лицом к прикроватному столику. Примерно полчаса он никак не мог успокоиться, ерзал и ворочался. Наконец дыхание его стало ровным, он перестал шевелиться.

Весь остаток ночи, — с точки зрения тайного наблюдателя, следившего за Калли, — арестованный спал сладким сном, лежа на боку лицом к столику у кровати. Несколько раз он поднимался, набирал в стакан воды и выпивал, снова набирал и относил к кровати, где ставил на пол, в промежуток между кроватью и столиком. Время от времени он шевелился, что явно указывало на новый приступ жажды, которую он утолял водой из приготовленного стакана.

Все это мог видеть тайный наблюдатель. На самом же деле, под прикрытием столика, Калли работал, не покладая рук. Начал он часа через три после того, как якобы заснул. Стараясь не выдать себя лишним движением, он принялся отвинчивать металлическую ножку столика — ту, что была ближе к кровати.

Первая ножка упорно сопротивлялась попыткам Калли открутить ее, но постепенно, делая вид, что он тревожно шевелится во сне, Калли удалось сдвинуть дело с мертвой точки. Потом все пошло легко — нужно было лишь терпеливо, дюйм за дюймом, поворачивать ножку.

Освободив ее, он осторожно, чтобы не нарушить равновесие столика, балансировавшего на трех оставшихся ножках, упер конец ножки в изгиб локтя, прижал к полу противоположный конец, с помощью правой руки и зубов он терпеливо трудился над колодой карт.

Медленно и аккуратно он разорвал карты на мелкие кусочки, пропитал каждый кусочек водой из стакана. Когда картон разбух, он начал засовывать кусочки в отвинченную трубку, перемежая их с порциями земли, которую он позаимствовал из горшка с геранью, и остатками ужина, наполовину пережеванными.

На то, чтобы заполнить трубку, ушла почти вся ночь. Это была нелегкая работа. Когда в трубке больше не оставалось места, почти вся колода была использована — лишними оказались пять карт. Он начал осторожно привинчивать ножку на место, спрессовывая начинку, пока кашица не выдавилась темным ободком вокруг гнезда. Потом он подобрал прозрачную пластиковую обертку колоды, сунул в нее оставшиеся карты и положил в нагрудный карман рубашки — со стороны колода казалась полной. После чего он заснул с чувством исполненного долга.

Часа три спустя принесли завтрак, и Калли был разбужен.

Он заставил себя встать, поковырял яичницу с ветчиной, выпил кофе.

Потом потер покрасневшие глаза, отправился к умывальнику. Он умылся, почистил зубы, побрился и, придя таким образом, в более бодрое состояние, присел — на этот раз на стул. Он протянул руку к столику, ладонь его легла на просматриватель для фильмокниг и одну из кассет. Он взял просматриватель, без особого интереса вставил в него кассету. Но мысли его были сосредоточены на металлической ножке стола, которую он за ночь превратил в бомбу.

Это в самом деле была бомба. Нитроцеллюлоза, смешанная с массой, богатой органическими элементами, возгорится сама собой через несколько часов.

Калли не мог точно рассчитать время — он был не настолько хорошим химиком. С подобными смесями он не раз имел дело в годы Восстания и не сомневался: при нормальной комнатной температуре смесь достигнет точки самопроизвольного возгорания — и взрыва! — еще до обеда.

Оставалось сделать две вещи. Поместить ножку стола как можно ближе к той стороне двери, где находился замок, и найти наиболее безопасную позицию для себя.

Для этого Калли изобрел достаточно убедительный предлог. Сначала он так долго смотрел в окуляры просматривателя, что наблюдателю это наверняка до смерти надоело. Потом узник решил заняться уборкой камеры. Он обвязал полотенце вокруг талии и с помощью простыни тщательно вымыл пол, а грязную простыню положил мокнуть в раковину. Потом снял с кровати все остальное белье. Для этого пришлось отодвинуть столик, теперь он частично перекрывал дверной проем, начиненная импровизированной взрывчаткой ножка оказалась как раз вплотную к засову замка. Белье он отнес к умывальнику, где и оставил.

Наконец, он решился даже на такую крайность, как перенос матраца за ширму. Там он прислонил матрац к металлическому листу перегородки. Теперь между пространством за ширмой и дверью был толстый пенорезиновый матрац и тонкая сталь перегородки. Он приготовил набор сердитых и путаных доводов на случай, если охрана, встревоженная странными маневрами Калли, поспешит задать несколько вопросов относительно причин его необычного поведения. Но охрана признаков беспокойства не выказывала, и он занялся стиркой, чтобы убить медленно тянувшиеся утренние часы.

Стирая белье, он под воздействием однообразной работы впал в полудремотное состояние, из которого был вырван громом взрыва. Годами выработанные рефлексы бросили Калли на пол, он накрыл голову руками, прижался к матрацу. Но он так и не почувствовал удара взрывной волны. И лишь секунду спустя до Калли дошло, что слышал он взрыв вне своей самодельной бомбы.

Он заглянул в комнату и нашел ее в прежнем состоянии. Все пребывало на старых местах, в целости и сохранности. Снова донесся громовой раскат.

И снова. Гремела металлическая дверь камеры под ударами кулаков — или даже прикладов?

— Калли? Ты здесь? — Это был голос Листрома. — Отойди подальше от двери. Мы тебя через минуту вытащим.

Калли увидел, как металл возле замка засветился красным, появилась тонкая темная линия надреза, постепенно линия стала шире, показался кончик бледного огня сварочной горелки. Вдруг в коридоре затрещали выстрелы, кто-то пронзительно закричал, затопали подошвы.

В этот миг Калли вспомнил о собственной бомбе домашнего изготовления.

Он одним прыжком достиг двери, схватил столик, швырнул его в сторону ванной, за перегородку. Потом прыгнул в дальний угол и присел.

Темная линия надреза на металле двери не увеличивалась: резать почему-то перестали. Бледная струя пламени из резака тоже исчезла.

— Быстрее! Вытаскивайте меня! — крикнул Калли в надежде, что голос его услышат сквозь шум. — Здесь у меня бомба, она вот-вот взорвется!

Возня, топот и выстрелы в коридоре не прекращались. Огонек горелки так больше и не появился.

Кажется, его не услышали.

Глава 19

Калли сидел, скорчившись, в своем углу. Вдруг пониже замка появилась черная точка, постепенно выросла, показался огонек горелки. Описывая дугу, огонек двинулся вверх, на соединение с уже прорезанной полоской, но, не дойдя до конца, остановился.

Несколько секунд ничего, кажется, не происходило. Потом что-то грохнуло, словно взорвалась небольшая бомба, прямо в комнате Калли, отчего последний инстинктивно пригнул голову. Когда он снова посмотрел на дверь, замок был практически вырван, висел на изогнутой полоске металла.

Дверь рывком распахнули. В комнату ворвались люди, впереди — здоровяк Листром. Калли кинулся им навстречу, стараясь вытолкнуть обратно в коридор, подальше от двери.

— Наружу, наружу… — крикнул он и с ужасом увидел мелькнувшее лицо Алии. — В комнате бомба!

На этот раз его услышали, бросились прочь по коридору. Из комнаты в спину Калли полыхнуло огнем, завизжали осколки. Калли показалось, что его огрело сзади громадным мешком с песком. Он упал.

Он был оглушен, но лишь на несколько секунд. Тело его, как у боксера, само знало что делать. Он вскочил, туман перед глазами начал рассеиваться.

Прямо перед собой он увидел Алию. Листром, падая, сбил ее с ног, но девушка уже поднималась, как и остальные.

Алия, увидев Калли, всхлипнула и бросилась в его объятия, прижалась так крепко, словно не собиралась выпускать Калли на свободу до скончания времен.

Благодаря чудесной случайности, никто не был ранен, обошлось даже без царапин, хотя весь пол в коридоре был засыпан осколками — это было все, что осталось от мебели. Кто-то вдруг неуверенно засмеялся, к нему присоединились другие голоса. Несколько секунд спустя хохотали почти все, когда дети на празднике, где вдруг произошло нечто неожиданное и смешное.

Даже Алия немного отодвинулась от Калли, дрожащей рукой смахнула с ресниц слезы и тоже принялась смеяться.

Первым посерьезнел Калли. Тем самым постепенно успокоил остальных.

Глядя на его суровое лицо, все перестали смеяться и тоже посерьезнели.

Калли посмотрел вокруг — кроме Листрома, здесь были Вил, Доук, Пит Хайд и почему-то седоволосый Том Доноу.

— Как вы меня отыскали? — поинтересовался Калли.

Листром показал на Алию.

— Она сумела выяснить, куда тебя упрятали… Через вот этого человека… — Он кивнул головой, указывая на Тома.

— Но почему ты здесь, вместе с Лисом? — Калли обернулся к Алии. — Как ты здесь очутилась?

— Я уговорила Листрома взять меня с собой. Я подумала… если у тебя неприятности, я смогу помочь, поговорить с папой…

Она замолчала с виноватым видом.

— В этом уже нет необходимости, — тихо сказал Калли.

— Верно, — согласился Листром. — Но если бы она меня не подгоняла, мы опоздали на день-два.

Он рассказал, как развивались события последних недель.

Следуя приказу Калли, Листром привел корабли к Калестину, посадил всю эскадру на каменистое сухое плато в десяти милях от фермы, принадлежавшей космическому экс-угонщику, тертому малому, прошедшему воду, огонь и медные трубы, которого звали Эмили Хазек. Едва успела рассеяться поднятая посадкой пыль, как показался Хазек собственной персоной и с ним еще десяток фермеров-соседей. Листром поведал ему новости о событиях в Калестин-сити и передал приказ Калли.

Человек калибром помельче поинтересовался бы, какое Калли имеет право приказывать, но Хазек был не из таких — что и доказал. Изрыгая проклятия на полудюжине разных языков одновременно, он сунул бразды правления хозяйством своей милейшей молодой супруге, от которой его последние полтора года не могли оторвать никакие силы вселенной. Через два дня, прочесав фермерские районы, он прибыл к Калестин-сити во главе армии из двенадцати тысяч вооруженных фермеров на вездеходах-глайдерах с лазерными установками на турелях.

Слухи о приближении армии Хазека опередили саму армию и наемники Ройса позорно бежали. Эмили разогнал остатки Ассамблеи, швырнул Ройса и прочих за решетку, собрал новую временную Ассамблею из своих сторонников.

Эта новая Ассамблея выслала корабли-курьеры на все остальные планеты Пограничья с приказом вооружить и выслать все имевшиеся корабли, а также начать подготовку к отражению возможной внешней атаки. Тем временем Калестин-сити занялся возведением системы обороны от нападения с орбиты.

К моменту, когда персонал космопорта закончил работу и корабли Листрома с полными экипажами были готовы стартовать, три четверти кораблей Пограничья уже собралось у Калестина. Все они были вооружены и несли на борту полный боевой экипаж. Конечно, смешно было даже надеяться, что такое космическое ополчение выстоит против хотя бы одного подразделения регулярного молдогского флота. Но на сканерах инопланетян десяток этих кораблей, одновременно входящих в смешание и выходящих вполне можно было принять за внешний патруль армады, охранявшей Пограничье.

Одновременно, при содействии Эмили и под воздействием Алии, Листром в максимально короткий срок покинул Калестин и направился к Земле. Флот его представлял собой сборную команду из пятидесяти кораблей всех родов и видов.

На расстоянии одного смешения от Солнечной системы, крупномасштабный сканер на борту «Нанш Ракха» засек появление флота, и Пит Хайд верно угадал, что это команда Листрома, а не главная часть флота Молдогов. Пит немедленно поднял «Нанш Ракх» на встречу с Листромом. Что и было организовано на безопасном расстоянии от лунной базы.

Листром отослал «Нанш Ракх» обратно на Землю вместе с Алией, чтобы выяснить судьбу Калли, а сам во главе группы из трех молдогских кораблей совершил посадку на лунной базе — как приказал ему Калли.

В глубине души Листром очень сомневался, что ему удастся обмануть или напугать командование базы. Но он отличался упрямством и приказы всегда исполнял неукоснительно, кроме того, понимал, что визит на базу может сработать как блеф, поддержав Алию и остальных его сторонников на Земле.

Он считал, что команды всех его кораблей находятся в относительной безопасности: по молдогским кораблям стрелять не станут, пока не удостоверятся на сто процентов, что на борту нет молдогов. В самом худшем случае он сможет спокойно удалиться. В лучшем — поможет надавить на Трехпланетный Совет, заставить его освободить Калли.

К большому удивлению Листрома, перспектива вторжения молдогской армады оказали на измученное давними страхами человечество ожидаемое воздействие — именно то, на которое рассчитывал Калли. Адмиралы лунной базы уже давно потеряли спокойствие духа. Листром не знал, что при первом же появлении его кораблей на сканерах базы, командование последней пришло к заключению: молдоги, потеряв терпение, явились наводить порядок. Офицеры лунной базы были такими же людьми, как и остальные жители Старых миров.

Услышав, что эти ужасные молдоги заключили союз с жестокими варварами-пограничниками, персонал базы потерял волю к сопротивлению.

Командующий базой, адмирал Пилхард, хорошо понимал, что, отдай он приказ сражаться, большая часть его подчиненных откажется. Кроме того, он был уже пожилым человеком, который не имел никакого желания развязывать межзвездную войну с последующим взаимным истреблением людей и молдогов.

Вздохнув, адмирал решил сдаться на милость пограничников: по крайней мере, пограничники были людьми.

Он не стал консультироваться со своими начальниками в Трехпланетном Совете. Он предпочитал не рисковать: вдруг с Земли придет приказ драться?

Таким образом, не пролив ни капли крови, Листром, к собственному изумлению, оказался во главе восьмидесяти процентов космических сил человечества. Он несколько растерялся, потому что не знал, что делать дальше, хотя хорошо понимал, что нужно действовать и притом действовать быстро. Оставив два корабля охранять захваченную базу, он направился на Землю, к космическому порту Лонг-Айленда, где предполагал отыскать Алию, Вила и остальных, которые ушли на борту «Нанш Ракха» выручать Калли.

Только Калли мог возглавить переворот. К моменту посадки на Земле уже знали о случившемся: лазерная связь работала безупречно. Остальное довершили слухи. Космопорт оказался покинутым, повсюду царил хаос, население затаилось в своих домах, подобно кроликам в норах, поскольку бежать было некуда.

Корабль Листрома опустился почти рядом с «Нанш Ракхом». По видеофону Листром связался с Вилом, Доуком и Алией, которые вместе с Томом Доноу находились в личном офисе Брайта. Доноу, совершенно потрясенный последними событиями и тем воздействием, которые они произвели на Амоса, открыл Алии место заключения Калли. Когда в офис ворвались Листром, Пит Хайд и десяток вооруженных до зубов пограничников, охрана особого сопротивления не оказала.

— Где сейчас Амос? — быстро спросил Калли, как только навигатор закончил рассказ.

— В конференц-зале Совета, на шестьдесят втором этаже, — ответил Листром. — Доноу сказал, что ты знаешь, как туда пройти…

— Вперед! — перебил его Калли, помчавшись по коридору. — Где лифт?

— Туда! — Листром, догнав его, показал в сторону блока лифтовых шахт.

Встав на один из больших многоместных дисков, уплывавший вверх, Калли повернулся к Листрому.

— Ты оставил своих людей командовать лунной базой?

— Да.

— Передай через «Нанш Ракх», пусть объявят боевую готовность, не думаю, чтобы флот молдогов так быстро появился, но… лучше быть наготове.

Листром снял с ремня личный коммуникатор, связался с «Нанш Ракхом», а Калли обернулся к Хайду:

— Пит, как далеко находятся молдоги?

— На расстоянии не менее трех смешений, — ответил навигатор. — В последней сводке упомянут одиночный корабль, приближающийся к Солнечной системе. Это не иначе как Рун и его младшие братья.

— Значит, он скоро будет здесь. Возможно, он уже совершил посадку.

Где принцы? На борту «Нанш Ракха»?

— Да, — подтвердил Пит.

— Приведи их сюда. И чтобы ни одна пушинка с их голов не упала — даже если придется охранять их всей командой!

— Понял.

На очередном этаже Пит покинул диск платформы и поспешил к шахте, где диски уплывали вниз.

— Вил?

— Да, Калли? — Седоволосый антрополог стоял за его спиной.

— Пошли человека на нижний этаж, пусть узнает, как скоро сюда явится Рун. Пусть вызовет тебя по личному коммуникатору, как только выяснит.

Вил повернулся к одному из пограничников штурмового отряда.

— Калли… — Это был голос Алии. — Что ты думаешь делать дальше?

— Я попробую уговорить Амоса, чтобы он передал мне право вести переговоры с Руном и его братьями.

— А если он не послушает тебя? — спросил Листром.

Калли взглянул на своего верного товарища, потом на Алию — та пристально смотрела ему в глаза.

— Тогда… все равно придется вести переговоры, — твердо заявил он.

— Ты собираешься убить папу? — испугалась Алия. — Ведь молдоги не поверят тебе, если он сам не скажет, что передает власть в твои руки, или если они не увидят его мертвое тело.

— Я все еще полагаю, что смогу его убедить. Я в самом деле уверен…

— Калли не договорил, быстро оглянулся. — Вил, а где Доук?

Вил как-то странно посмотрел на Калли.

— Я как раз только что отослал его вниз.

— Верни его! — воскликнул Калли. — Ты и он должны быть со мной во время встречи с Руном, адмирал должен видеть Демона в полном составе.

— Ты прав, — с трудом выговорил Вил. — Если ты собираешься продолжить переговоры с адмиралом Руном, то лучше это делать полной триадой.

— Так верни Доука немедленно…

Вил медленно повернулся.

— Нет, погоди, не ты. Ты мне нужен здесь. Харг… — обратился он к одному из штурмовиков, — отыщи Доука и передав приказ: немедленно явиться ко мне.

— Подожди… — начал Вил, но пограничник уже спрыгнул с диска и пропал из виду.

— Приехали, — сообщил Том Доноу.

Платформа остановилась. Они вышли в тот самый круглый холл, который Калли хорошо запомнил. Сейчас здесь не было ни души.

Вслед за Доноу они прошли по коридору с массивным и резными дверями из красного дерева. Створки были распахнуты настежь, через кабинет просматривался зал Совета.

Амос сидел один за столом на возвышении, экран за его спиной показывал небо, солнце уже клонилось к закату. Обстановка здесь ничуть не изменилась за время ареста Калли, только три кресла напротив Амоса были заменены сиденьями вроде больших подушек, которыми пользовались молдоги.

Правая рука Амоса лежала на каком-то черном предмете на столе, размерами и внешним видом напоминавшем коробку из-под обуви. Амос смотрел в стол и не заметил тихо вошедших в зал людей — толстая ковровая дорожка в коридоре скрадывала звук шагов.

— Итак, сказал Калли. — Алия, ты идешь рядом со мной. Бил и Лис тоже. Остальное — за нами, но не слишком близко.

Их шаги по паркету зала разнеслись эхом, которое показалось оглушительным. Амос поднял голову. Он пристально смотрел на идущую к нему делегацию, пальцы крепко сжали черную крышку странной коробки.

— Стойте там! — хрипло приказал он, когда до стола оставалось футов десять. — Или я взорву и вас и все остальное. Клянусь!

Калли остановился.

— Вот так лучше, — сказал Амос. — Ты ведь знаешь, я всегда без страха делал то, что должен сделать.

— Я не сомневаюсь, Амос, — спокойно ответил Калли. — Я знаю, что пугать тебя бесполезно. Но как именно ты собираешься нас взрывать?

Амос погладил черный ящичек.

— Видишь? — спросил он.

— Вижу.

— Я предполагал, что когда-нибудь окажусь в такой вот ситуации, сказал Амос, как бы размышляя вслух. — Я пытался доказать молдогам, что мы не намерены с ними воевать, что Старые миры им не угрожают. Но я позаботился и о запасном варианте — чтобы в том случае, если мы их убедить не сможем, мы оказались без средств войны. С помощью этого пультика, — он ласково похлопал черный ящик, — я могу подать специальный сигнал, и практически все военно-космические комплексы Солнечной системы будут взорваны, включая лунную базу. Том подтверди.

— Это правда, Калли! — послышался испуганный голос Доноу. — Еще пять лет назад Совет начал закладывать секретные заряды — военные об этом ничего не знали. Амос убедил их, что военный переворот и захват власти Пограничьем — лишь вопрос времени. Он в самом деле может взорвать все…

— Достаточно, Том, — отдохни, — перебил его Амос. — Калли уже знает достаточно много. Поэтому ни шагу дальше, вы все! Ждать придется недолго.

Пять минут назад я получил сообщение: Рун и остальные послы уже совершили посадку. Они будут здесь через несколько минут. Я передам всех вас в их руки — пусть поступают с вами, как считают нужным. Потому что вы предатели рода человеческого.

Он посмотрел на Калли, на Тома, на Алию, на тех, что стояли поодаль, снова на Алию. Взгляд его был холоден, как лед.

— Все вы, — хрипло повторил он. — Все вы предатели.

Глава 20

Наступила тишина.

— Через несколько минут? — заговорил наконец Калли.

— Пять или меньше, — ответил Брайт.

— Слишком долго, — странно тихим голосом сказал Калли. — Они не успеют.

— Не успеют? — Запавшие глаза Амоса были устремлены на Калли.

— Не успеют тебя спасти, — пояснил Калли.

— Меня спасти? — хрипло засмеялся Амос. — От чего?

— От тебя самого. Ты намерен использовать пульт, не так ли, Амос? Как только войдут Рун и послы, ты подашь сигнал взрыва лунной базы и прочего.

Только для того, чтобы доказать молдогам, что они могут не опасаться людей. А как они поступят с Пограничьем — это не имеет значения, так?

Вил, который стоял за спиной Калли, издал какой-то странный звук — не то кашлянул, не то хотел что-то сказать, но у него не получилось.

— Вы это сделаете? — он все-таки справился с голосом. — Вы что, вообще молдогов не понимаете? Если вы разоружитесь, это еще не убедит их в нашем дружелюбии! Как раз наоборот! Вы абсолютно не представляете природы мышления молдогов…

— Конечно, не представляет, — вмешался Калли. — Но не трать зря силы, Вил. Даже если бы Амос разбирался в особенностях мышления молдогов, ничего не изменилось бы. Он уже принял решение. Не так ли, Амос?

— Именно так, — хладнокровно подтвердил Брайт, глядя на Калли сверху вниз. — Как только Рун войдет… Думаешь, напасть на меня? Даже не мечтай, Калли. Эту комнату я тоже могу взорвать.

— Вместе с собой?

— Вместе со мной, — кивнул Амос. — Думаешь, это меня остановит? Меня не испугаешь, я же тебе говорил.

— Да, внешней угрозой тебя не испугаешь, верно, — согласился Калли.

— Что? Что ты имеешь в виду? — Амос пристально посмотрел на Калли.

— У всех есть тайные страхи, — спокойно сказал Калли. — Человек может не испугаться разъяренной толпы, но если окажется в темной комнате…

— Я не боюсь темноты, — отрезал Амос.

— Нет, боишься. Есть одна такая особая темная комната, Амос.

Алия, стоявшая рядом с Калли, вдруг громко вздохнула. Калли положил руку на ее плечо, не давая себя перебить.

— Все эти годы ты был слишком занят, чтобы вспоминать о ней, продолжал Калли. — И ты готов устроить всему остальному человечеству братскую могилу — лишь бы только спрятать в ее глубине эту маленькую темную комнату. У тебя мания, Амос. Ты боишься глубокого космоса.

— Я боюсь глубокого космоса? Я полжизни провел на борту космических кораблей! — фыркнул Амос Брайт.

— Я не об этом говорю. Ты боишься того, что может таиться в глубинном космосе. Ты ведь меня понимаешь, Амос? Очень многие люди на Старых мирах больны этой манией. Вот почему ты так популярен, вот почему ты выиграл на выборах, и не один раз. Вот почему ты можешь диктовать свои условия остальным членам Совета. Общество выбирает лидеров по своему образу и подобию. Ты стал самым влиятельным членом Совета, потому что больше остальных похож на людей, которые поставили этот Совет над собой!

— Калли, — медленно произнес Брайт. — Ты ведь не настолько глуп, чтобы всерьез надеяться заговорить мне зубы?

— Возможно. Но, если ты не хочешь меня слушать, я не смогу тебя спасти.

Амос фыркнул.

— От чего?

— Я уже сказал — у тебя мания. Это болезнь, ее корни культурно-общественного происхождения. Глубоко внутри, там, где притаилось твое темное животное подсознательное «я», в тебе живет уверенность: границы территории, которая по праву принадлежит человечеству, это границы Солнечной системы.

— Но это факт! — отрезал Амос.

— Нет. Мы должны следовать логике мышления наших космических соседей.

Они считают, что межзвездной расе принадлежит столько пространства, сколько она освоить, не ущемляя других. Так мыслит истинно межзвездная раса. Вот почему в Пограничье никто не боится жить за пределами Солнечной системы, в отличие от вас, космофобов!

Амос мрачно захохотал. Он, казалось, наслаждался собственным смехом, потому что смеялся все громче и громче, запрокинув голову. Но когда Калли сделал шаг вперед, он сразу же замолчал. Пальцы крепче обхватили черную коробку пульта.

— Стой, где стоишь! — рявкнул он.

— Я стою! — успокоил его Калли.

— Хорошо. — Амос откинулся на спинку кресла и усмехнулся. — Итак, мы, космофобы Старых миров, саморазрушаемся, чтобы доказать, что ты прав! — Он снова хихикнул. — Ты кое-что забыл, Калли.

— Что? — спросил Калли.

— А то, что я жил на Калестине, и это никак на меня не повлияло. Если бы ля не видел, что произошло с беднягами в гарнизоне Фортауна, я бы до сих пор мог оставаться губернатором Калестина. Но после фортаунской резни я понял что обязан вернуться и довести до сведения людей в Старых мирах, какая это смертельная опасность для человечества — Пограничье, чтобы они поняли: люди, оказавшись за пределами Солнечной системы, перестают быть людьми. Но я — я остался прежним, меня болезнь не тронула. — Он подался вперед, понизил голос, глядя Калли в глаза. — И знаешь, почему?

Калли молчал.

— Я тебе скажу. Я был слишком крепок! И люди здесь это чувствуют! Вот почему они меня выбрали, доверяют мне!

Калли молча смотрел на него. Потом медленно повернулся, посмотрел в сторону дверей — они стояли распахнутые, сквозь проем был виден коридор и часть пустого холла. Калли просто стоял и смотрел.

Амос в молчании созерцал затылок Калли. Потом хрипло спросил:

— Что с тобой случилось? Что ты там высматриваешь?

— Твою темную комнату, — сказал Калли, не поворачиваясь. — Ты ведь хочешь меня выслушать. Что ж, готовься. Это может начаться в любую минуту.

Амос вздохнул, выпрямился, посмотрел в сторону, на экран, — солнце висело над горизонтом.

— Калли… — нерешительно начал Вил.

— Тихо! — не повышая голоса приказал Калли, продолжая всматриваться в глубь коридора. — Всем тихо! Ни слова!

Наступила тишина. Секунды тянулись, как часы…

— Пора! — сказал Калли — голос его был почти как шепот, но всем показалось, что по залу прокатилось эхо. — Пора, Амос! Время истекло!

— Что? — Амос вздрогнул, посмотрел на Калли, на тех, кто стоял за его спиной, потом на двери.

Бесшумно шагая по ковровой дорожке, к залу приближался Доук.

— Что ты хочешь этим сказать? — Амос подался вперед, ладонью прикрыл глаза — с экрана было закатное оранжевое солнце. — Это еще кто такой?

Доук уже прошел половину коридора, он несколько озадаченно смотрел на людей в зале, на Калли. Потом взгляд его упал на Брайта, сидевшего за столом на возвышении. Словно зачарованный, он смотрел на советника Брайта, шаг его стал неуверенным.

Потом, не отрывая от него взгляда, он пошел быстрее. И еще быстрее.

— КТО ЭТО, Я СПРАШИВАЮ? — вдруг крикнул Амос.

Словно услышав сигнал, Доук бросился бегом. Вил оттолкнул Калли, прыгнул на возвышение, туда, где сидел Амос. Там Доук мог его хорошо видеть.

— Доук! — крикнул Вил. — Назад! Это не он! Клянусь, это был не он!

Но Доук уже мчался к возвышению, он видел только Амоса Брайта.

Бледное, как смерть, лицо его перекосилось, словно он сдерживал крик… одно-единственное слово…

— Отееее…

Никто не успел сообразить, что происходит. Доук врезался в столпившуюся на его пути группу, как камень, в гладь пруда. Кто-то упал, Доук вынырнул из сумятицы, в руке его сверкнул его любимый тюремный нож, только лезвие теперь блестело красным.

— Останови его, Лис! — крикнул Калли, бросаясь наперерез.

Но Листром отшатнулся, по руке его заструилась кровь… Доук оказался прямо перед Калли… он нырнул под вытянутую руку… до стола оставалось всего два шага…

За спиной Калли — он стремительно обернулся, понимая, что не успеет уже, — дважды прогремел старомодный револьвер Вила, тот самый, который Вил таскал столько времени, ни разу не пустив в дело.

Калли увидел Вила с древним орудием убийства в руке, из ствола змеился дым, лицо старика перекосилось, седые волосы были взъерошены.

Рядом застыл, как изваяние, Амос Брайт. Худенькая фигурка Доука, падала две пули, словно молотом, ударили в него, остановив бег.

Вил отшвырнул револьвер, спрыгнул с возвышения, упал на колени рядом с Доуком. Амос прижимал к себе черный ящичек пульта, с опаской смотрел вниз. Лицо его выражало полную растерянность.

— Зачем… — пробормотал Брайт, — зачем ты меня спас?

Вил разорвал рубашку Доука, чтобы осмотреть раны.

Потом он поднял голову, бросил на Брайта свирепый взгляд.

— Это ваш сын. Калестин, Фортаун.

Амос окаменел. Сначала казалось, что он не понял слов Вила. Потом он стал оседать прямо на глазах у всех, словно тело его было из воска, внезапно разогревшегося.

— Сын… — пробормотал он. — Значит… его не убили… Боже… нет, это не он…

Черный ящик выпал из его рук. Но Брайт словно не заметил, что остался без пульта. Пошатываясь, он сошел с возвышения. Ноги у него подкосились, он упал на колени по другую сторону от распростертого тела Доука. Подняв потрясенное лицо, посмотрел на Калли.

— Это правда, — хмуро подтвердил Калли.

— Он умер? — Это был голос Алии. — Вил?..

— Нет, — хрипло отозвался Вил.

Руки его быстро двигались, словно обладали собственной независимой волей, никакого отношения не имели к седоволосому старику. — Сейчас я остановлю кровь, и если мы быстро доставим его в больницу…

Он взглянул на Амоса.

— Он думал, что это вы убили его мать, потому что на вас всегда была военная форма, когда вы приходили, — объяснил Вил. — Я не мог ему рассказать раньше… тогда бы он понял, что мне все известно — о вас и его матери…

— Но откуда вы… — Амос изумленно смотрел на Вила.

— Я часто наведывался в Фортаун, старался помочь, чем мог, — объяснил Вил. — Уже было ясно, что хорошим дело не кончится. Тогда я услышал, что и вы там… бываете. Я нашел мать Доука — за день до того, как ее увидели вы… Она уже была мертва. Одна из женщин забрала Доука, но я об этом узнал позже. Доук так и не узнал, кто вы на самом деле. Мать всегда отсылала его, когда вы приходили. У него остался только медальон с вашим портретом. Поэтому он и подумал, что вы — один из солдат гарнизона, и убили его мать, потому что напились в ту ночь до бесчувствия. Все эти годы он охотился за вами, чтобы отомстить.

— Лучше бы он меня убил…

Амос заплакал, беспомощно, по-стариковски, он стоял на коленях, качался и плакал. Потом вдруг начал валиться на бок, Алия подхватила его, как мать подхватывает ребенка. Он жалобно смотрел на нее.

— Алия… пробормотал он. — Я не мог… рассказать тебе…

— Думаешь, я не догадалась? Давным-давно! — сердито воскликнула она, обнимая отца. На глаза ее тоже навернулись слезы. — Думаешь, я не знала обо всем еще до того, как мы улетели с Калестина? Но я понимала, что если слухи об этом проникнут на Землю, ты потеряешь место в Совете… И я сказала себе, что ты великий человек, несмотря ни на что, именно тот человек, который им здесь нужен! И пока Калли…

Она запнулась, посмотрела на Калли.

— Но ты тоже знал! — воскликнула она. — Откуда?

— Наверное, подсмотрел портрет в медальоне Доука, — проворчал Вил, не поднимая головы и продолжая накладывать повязку; без куртки и рубашки Доук казался таким слабым и худым!

— Нет, я не подсматривал, — Калли покачал головой. — Доук похож на тебя, Алия. Этого просто нельзя не заметить. Может, кто-нибудь другой и не заметил бы, но только не я. И у него походка как у Амоса. А как только я предположил это, обнаружилась еще сотня мелких деталей.

Он повернулся к Вилу.

— Знаешь, когда я убедился окончательно? Когда Доук балансировал на скользких направляющих рельсах, и когда он заставил правление принять вас двоих в число участников побега. Амос сделал бы это именно так — точка в точку.

— Ну, сойдет, — сказал Вил, кончив бинтовать. — Лис, отнеси его на нижний этаж, узнай в справочном, где ближайшая больница…

Но едва Листром нагнулся, чтобы взять Доука, который так и не пришел в сознание, на руки, как возле двери послышался шум, в зал ворвался запыхавшийся курьер.

— Молдоги… адмирал Рун! — выдохнул он. — Он уже в лифте… с двумя братьями…

— Быстро! — приказал Калли Листрому. — Переодень несколько человек в форму полиции… Доука вынеси через боковую дверь, она ведет в личный кабинет Амоса. Амос, покажи Лису, куда идти. Амос, да возьми же себя в руки наконец — Доука поставят на ноги, можешь не сомневаться! Все остальные — выметайтесь отсюда и как можно скорее! Нет, только не ты, Алия, и Вил, мне нужна будет твоя помощь.

— Какая от меня польза, если нет Доука? — проворчал Вил.

Листром и Брайт выводили людей из зала через кабинет Амоса.

— Ты должен иметь полную триаду, чтобы вести переговоры с триадой Руна, — сказал Вил. — И я уверен, Рун уже имеет точное описание нашей внешности. Кто займет кресло Доука?

— Алия, — лаконично ответил Калли.

Он схватил испачканную кровью рубашку Доука, швырнул ее в угол, за кресло, потом вытащил полотенце, которое было повязано вокруг его талии под свитером, сунул его Алии.

— Вот, прикрой голову.

Алия сначала смотрела на него, не понимая, потом быстро взяла полотенце.

— Зачем? — Вил удивленно переводил взгляд с Калли на девушку.

— Калли ведь сказал! — нетерпеливо воскликнула Алия. — Мы с Доуком похожи!

Углом полотенца она принялась энергично стирать с лица косметику.

— Вил, передайте мне куртку Доука! Зеркало, жалко, зеркала нет…

Вот! Теперь я повяжу полотенце на голову, чтобы не было видно моих волос…

Она сложила полотенце треугольником, одной рукой подняла волосы, другой обвязала полотенце вокруг головы, туго затянув концы.

— Вот! — сказала она. — Ну, как я выгляжу?

Она была одного роста с Доуком, и куртка пришлась ей впору. Косынка придавала ей несколько пиратский вид, но она в самом деле была очень похожа на своего брата по отцу.

— Чудесно! — сказал Калли. — Теперь занимаем места за столом, быстрее!

Троица едва успела сесть в кресла, когда появились пограничники-штурмовики в кое-как натянутых мундирах Все мирной полиции, с пистолетами на боку и поспешно заняли места по обе стороны входа.

Несколько секунд спустя в проеме показались три молдога в своих обычных длинных балахонах. Они направились к столу, за которым с торжественным видом восседали Калли, Вил и Алия.

Балахоны молдогов, почти доходивших до пола, создавали впечатление, что послы не идут, а плывут, скользят над полом. Тот, что шел в середине триады, был выше остальных — он почти не уступал ростом Калли. В нем чувствовалась какая-то жесткость, неуступчивость.

Его обычный рост, внутренняя напряженность — все это Калли заметил еще во время визита адмирала на плавучую тюрьму, когда Калли, вместе с остальными, совершил побег. Теперь, снова увидев адмирала, Калли ощутил возвращение чувства сопереживания, невидимой эмоциональной связи между ними. Узнав Руна, Калли заметил небольшие различия между ним и младшими братьями. Щеки у Руна более впалые, морщинки под глазами резче, и кожа, обтягивавшая череп, казалась почти прозрачной.

Молдоги плавно приближались. Люди молча смотрели на них. Когда триада остановилась у возвышения, Калли поднялся, вместе с ним — Алия и Вил.

Рун встретился взглядом с Калли, и последнему показалось, что глаза молдога странным образом западают, как бы уходят в глубь черепа, подобно глазам капитана на захваченном молдогском курьере, который бросился на Калли.

Рун несколько секунд стоял неподвижно, потом взгляд его опустился на пятна крови Доука, все еще темно блестевшие на паркете. Он пристально смотрел на пятна, потом снова поднял голову, посмотрел в лицо Калли.

Наконец, он заговорил — медленно, тщательно выговаривая слова. Его английский почти не отличался акцентом.

— Мы пришли, чтобы беседовать с крайне почтенным Брайтом. Вместо этого нас встречают лица, осмелившиеся издеваться над нами, изображая персонаж из нашей легенды. Эти лица захватывали наши корабли, угрожали жизни и здоровью наших людей. Где сейчас находится крайне почтенный Брайт?

— Прошу меня извинить… — начал Калли по-английски, но тут же оборвал себя и перешел на молдогский.

— Я сожалею, — сказал он, — но лицо, о котором вы сами ведете речь, больше не имеет права говорить от лица всего человечества. Следовательно, вам придется говорить со мной самим, Калихэном О'Рурком Уэном и с моими братьями — Вильямом Джемисоном и Доуком Тауншендом. Среди людей произошло то, что у вас, молдогов, называется переменой аспекта почтенности. Теперь моя семья, мой септ и клан — а это все мягколицые, живущие на планетах Плеяд, — возглавляют человечество.

Рун снова молча посмотрел на Калли, потом заговорил по-молдогски:

— Следовательно, ты сам будешь отвечать мне самому — торжественно заявил он. — Потому что вы, люди, должны ответить перед нами, молдогами.

Ты сам ответишь за вас всех.

Глава 21

На мгновенье в зале повисла полнейшая тишина.

— Нет, — спокойно произнес Калли, — отвечать будете вы сами. Отвечать перед нами самими. Ты сам будешь отвечать мне самому.

В лицах инопланетян не дрогнула ни одна черта. Помолчав немного, Рун ответил:

— Ты сам хорошо говоришь на языке молдогов. Но все же говорить можно одно, а понимать другое.

— Нет, — возразил Калли. — Здесь нет ошибки. Я сам говорю то, что подразумеваю. Позволь, я повторю сказанное на родном языке мягколицых. Он перешел на английский:

— Тебе, твоим братьям и твоему народу придется сейчас ответить за все обиды, нанесенные моему народу. — Он вновь заговорил по-молдогски:

— Не присядешь ли с нами самими, чтобы обсудить это дело?

Рун не сразу принял решение. Наконец он все-таки поднялся к столу, братья последовали за ним. Они заняли сиденья-подушки, расположившись лицом к лицу с Алией, Калли и Вилом. Молдоги сидели, подобрав под себя ноги, но скрестив их, как это делают на Востоке, а держа параллельно, так что колени смотрели прямо вперед.

— Очевидно, вы сами начнете с того, что объясните мне самому, какие основание у вас, молдогов, жаловаться на нас людей?

— Я сам удивлен, — холодным тоном начал Рун, — что ты сам не имеешь представления о причинах нашей обиды на людей. Ты сам нападал на наши корабли, угрожал жизни наших людей, нарушал наши границы, наконец, похитил наследников трона. Ты сам не станешь отрицать, что я сам говорю правду?

— Не стану. Но я сам отрицаю одно: эти действия не могут быть основанием обиды вас молдогов на нас людей. Потому что все названное тобой самим — основание для нашей обиды на вас.

Несколько секунд Рун хранил зловещее молчание.

— Вижу три объяснения твоим словам, — высказался наконец адмирал. Первое: твои слова лишены смысла, потому что вы сами — народ безумцев, в этом случае нет проку далее вести переговоры. Второе: смысл слов тебя самого намеренно искажен, чтобы нас запутать или запугать, это означает, что нашей почтенности нанесен непоправимый ущерб, и мы сами не должны больше с тобой самим разговаривать.

И третье: ты сам говоришь правду, слова твои имеют смысл, но я сам не понимаю тебя. Только это третье предположение останавливает меня самого в намерении немедленно прекратить переговоры.

— Третье предположение соответствует действительности, — подтвердил Калли. Вы сами не понимаете нас людей. И даже не пытались понять, насколько я сам могу судить. Вы молдоги, наверно понимая действия людей, посчитали их основанием для обиды.

— Как иначе возможно расценить насилие против нас, молдогов? спросил Рун. Его глаза снова казались глубоко запавшими.

— Если взрослый ударил взрослого, без причины на то, — спросил Калли, — будет ли это основанием для обиды?

— Безусловно, — ответил Рун.

— А если взрослый ударит взрослого, чтобы не дать последнему совершить непочтенный поступок? Будет ли это основанием для обиды?

Глаза Руна казались теперь не так глубоко запавшими, как несколько секунд назад.

— Нет, не будет.

— Но и в первом, и во втором случае был совершен акт насилия. Станет он причиной для обиды или нет — это зависит от намерений совершившего этот акт. Разве не так?

— Я сам признаю, что слова тебя самого верны, — согласился Рун. Значит, ты сам утверждаешь, что вашими действиями руководила цель, нам самим неизвестная? И цель эта лишает нас, молдогов, оснований для обиды?

— Именно это я сам утверждаю.

Солнца на видеоэкране уже коснулось горизонта. Его закатные красные лучи били наискось сквозь весь зал Совета. В закатном свете молдоги казались темнее, чем обычно. Рун был похож на зловещую черную статую.

— Тогда я сам хочу услышать о ваших целях. От их обоснованности будут зависеть действия нас, молдогов.

— Ты сам сейчас о них услышишь, — сказал Калли. — Они проистекают из единого источника — факта, что мы, люди, имеем отличную от вас, молдогов, систему оценки мыслей и поступков. Ты сам всегда задаешься вопросом:

«Почтенно ли то, что я собираюсь сделать?», а сам вместо этого обычно спрашиваю себя: «Справедливо ли я поступаю?»

Рун холодно блеснул глазами.

— Я сам хорошо представляю это различие, — сказал он. — Мы еще несколько лет назад о нем догадались. Но и вы, люди, знаете, что такое почтенность, поскольку в языке вашем имеется соответствующее слово. И следовательно, должны сознавать ответственность вашу в поступках, которые затрагивают почтенность нас, молдогов.

— Ты сам, — быстро возразил адмиралу Калли, — продолжаешь упорствовать в непонимании. У вас, молдогов, тоже имеются слова, обозначающие то, что правильно и не правильно. Но если один из вас потерял почтенность, успокоится ли он, сознавая, что поступил правильно?

— Ни в коем случае, — сказал Рун. — И я полагаю, ты сам это понимаешь.

— Согласись тогда, что то же самое верно в отношении людей.

Рун снова замолчал на несколько секунд. Постепенно линии морщин вокруг его глаз стали мягче, глаза больше не казались такими холодными.

— Я сам прихожу к выводу, что нашим народам сильно не повезло: мы столь различны, и при этом вынуждены быть соседями.

— Вовсе нет, — немедленно возразил Калли. — Лучше поблагодарить судьбу за то, что между нами, соседями, существует лишь одно большое различие.

— О чем говоришь ты сам? — Рун удивленно смотрел на Калли. — Это не просто большое различие, оно — как расстояние между звездой и звездой. Нам самим невозможно представить разумных существ, не имеющих понятия о почтенности. Мы полагали, что вы, люди, хотя бы частично имеете такое представление.

— Имеем, — сказал Калли — Но я сам сомневаюсь, что вы, молдоги, в равной степени имеете представление о правильном и не правильном. Потому что ты сам продолжаешь говорить так, словно полагаешь во всех случаях почтенность более высокой мерой, чем правильность. А ведь они равны по своей важности, каждая — для своей расы.

— Едва ли тебе самому удастся это доказать, — произнес Рун. В его голосе слышалась новая нотка — по контрасту с обычно невозмутимым тоном адмирала, нота эта звучала почти взволнованно.

— Могу. И я покажу, как вы, молдоги, не понимали нас, людей, хотя мы сами вас самих при этом понимали.

Калли выжидающе замолчал.

— Я сам слушаю внимательно, — произнес Рун. — Говори.

— Отлично! — Голос Калли стал тише, доверительнее. — Начну с того, что покажу, как мы, люди, с самого начала умели понимать, что такое почтенность — с самого начала контактов наших нарядов. А ты сам поправь меня самого, если я сам в чем-то ошибусь. Договорились?

— Договорились, — согласился Рун.

— Первое… — Калли загнул палец. — Когда молдоги вступили в контакт с людьми на планетах Плеяд, вы молдоги не признали нас, людей, за цивилизованный народ.

— Правильно, — подтвердил Рун. — Вы люди обладали развитой технологией, но в поступках ваших не было ничего подобного поступкам молдогов. Потому мы предположили, что вы, люди, — особый вид животных, с которыми нам лучше не вступать ни в какие контакты. Вы были нам мало интересны.

— Второе… — Калли загнул еще один палец. — Вы, молдоги, заметили, что нас, людей, в Плеядах становится все больше, что мы сами строим там города, что у нас самих имеется общественная организационная структура.

Она отличалась от молдогской, но явно была намного совершеннее, чем у самых высокоразвитых животных. Вам впервые показалось, что мы, люди, тоже цивилизованный народ, межзвездная раса, хотя и совершенно не похожая на молдогов. Потому вы сами закрыли границу между вами, молдогами, и нами, людьми, чтобы обсудить между собой наш статус.

— Это правда, признался Рун. — Тут вы сами правильно поняли нас самих.

— Далее, — Калли загнул еще один палец. — Вы, молдоги, обсудив положение, пришли к неслыханной идее: мы, люди, оставаясь немолдогами, являемся одновременно полноправными цивилизованными личностями. Мы сами не животные, а такие же разумные существа, как вы, молдоги. И с нами самими вы сами, следовательно, должны вести дела, соблюдая всяческую почтенность.

— Ты сам говоришь правильно, — снова бесстрастно подтвердил Рун.

— Следовательно, — Калли опустил ладонь на стол, — вы сами предприняли первый шаг к почтенным отношениям с нами, людьми. Вы сами продемонстрировали готовность с нами, людьми, как с равными дипломатические отношения, и формальным поводом для этого должно было послужить ваше официальное требование передать вам, молдогам, часть принадлежавшего нам, людям, межзвездного пространства. Вы сами хотели показать нам самим, что молдоги — гордый и храбрый народ, уверенный в своей почтенности, и ждали того же от нас самих, чтобы прийти к соглашению, удовлетворявшему обе стороны.

— Совершенно верно, — согласился адмирал Рун, — но вы сами на это требование не ответили встречным почтенным требованием, чтобы мы, молдоги, и вы, люди, путем почтенных переговоров, могли установить общую границу.

Через человека по имени Брайт вы сами неясно дали понять, что можете уступить Плеяды нам, молдогам.

— И это был поступок, который молдогами не мог быть расценен иначе, к непочтенное действие, хорошо продуманное оскорбление. Мы, люди, как бы намекали, что вы, молдоги, недостаточно почтенный народ, недостаточно храбры и могущественны, и требуете в свое владение территорию, заранее предполагая, что требованию уступят.

— Именно так и произошло, — сказал Рун, в голосе которого звучала несгибаемая твердость, насколько человек мог различать оттенки эмоций, окрашивающие голос инопланетянина. — Хотя и невольно, вы, люди, не оставили нам много выбора, как только добиваться исполнения, выдвинутого требования, которое первоначально было лишь жестом почтенности, и начать войну против вас, людей. Но ваши корабли не лучше и не хуже наших, то есть, война привела бы к взаимному уничтожению. И хотя провокация была слишком откровенной, мы сами предприняли попытку вступить в переговоры с человеком по имени Брайт.

— Который дал тебе самому понять, и не с меньшей твердостью продолжил Калли, — что только мы, люди, живущие на планетах Плеяд, в Пограничье, желаем войны и с вами, молдогами. И ты сам воспринял это утверждение как дополнительное оскорбление. Ты сам прекрасно понимал, что планеты Плеяд не выстоят против сил вашего флота даже одного дня.

— Правильно. Но нам, молдогам, удалось сдержать себя. И мы сами получили новое оскорбление. Ты сам и другие — человек по имени Брайт уверял, что все вы с планет Плеяд, — вторглись в наше пространство, на наши планеты, совершая бессмысленные и оскорбительные действия, такие как имитация мифического Демона Тьмы, якобы предвещавшего перемену аспекта почтенности. Более того, вы сами атаковали наши корабли, захватили их команды, вы нарушили рамки всякой почтенности и похитили наследников трона, угрожая прервать линию наследования семьи Барти, которая возглавляет народ молдогов, что привело бы к действительной перемене аспекта почтенности. Нашему терпению пришел конец. Дальше мы, молдоги, уступать не можем, не рискуя потерять всякую почтенность. Вы, люди, толкаете нас, молдогов, к войне — да будет так! Если только ты сам не убедишь меня самого, что есть веские причины…

Рун показал хищным костистым пальцем на заходящее солнце — жест был очень неожиданный, потому что до сих пор молдог сидел, как каменный.

— …до того, как закатится ваша главная звезда, войну с молдогами вам, людям, уже не отвратить. Войну до конца!

Рука Руна упала, как плеть.

— Но сначала скажи, — попросил Калли, — верно ли я сам истолковал смысл действий вас, молдогов?

— Ты сам истолковал наши действия правильно, — подтвердил Рун. — Но сейчас, в критический момент, какое значение может иметь твое понимание наших почтенных мотивов?

— Большое!

Голос Калли был подобен удару хлыста. Алия и Вил вздрогнули. Калли указал пальцем на молдогов.

— Я обвиняю вас, молдогов, в неумении и нежелании понять действия нас, людей, в то время как мы, люди, научились понимать ваши действия!

Обида нанесена не вам, молдогам, а нам, людям, — незаслуженная обида!

Рун, который даже не вздрогнул, хранил молчание, пока Калли не опустил указующий перст.

— Я сам жду ответа, — напомнил Рун; глаза его вновь казались глубоко запавшими. — В каком непонимании ты сам обвиняешь нас, молдогов?

— Как я уже объяснял, люди пользуются мерой правильности там, где вы, молдоги, используете меру почтенности. Когда мне самому потребовалось истолковать поступки почтенных молдогов, предъявивших права на планеты Плеяд, я не стал задавать себе самому вопрос: «Какое право имеют они требовать Плеяды?» Нет, я спросил себя: «Где и как мы, люди, затронули почтенность молдогов?». И я понял истинные причины ваших действий.

Калли перевел дыхание.

— Но вы, молдоги, и ты сам, говорящий от их имени, не сделали того же со своей стороны. Вы не спросили себя самих: «Почему люди так поступают?»

Вам, молдогам, была важна лишь ваша почтенность — поэтому никто из вас самих не увидел истинной причины наших поступков. Следовательно, в нашем конфликте виноваты вы, молдоги, и ты сам, говорящий от их имени!

Калли подался вперед.

— Скажи! — повелительно произнес он. — Кто будет считаться более почтенным среди вас, молдогов, — тот, кто пытается понять поступки своего соседа, или тот, кто таких усилий не прилагает?

Рун чуть заметно вздрогнул. Голос его утратил прежнюю твердость, но ответил он немедленно, не задумываясь:

— Двух ответов быть не может. Тот, кто прилагает усилия к пониманию, более почтенен.

— Благодарю, почтенный Рун, — холодно сказал Калли. — Таким образом, мы пришли к согласию.

— Мы пришли к согласию, — кивнул Рун. — Но теперь я сам вынужден требовать объяснения ваших действий с точки зрения правильности.

— Я сам отвечу вам самим. В тот момент, когда вы, молдоги, выдвинули свое почтенное требование, у нас, людей, наступило время перемены аспекта почтенности. То есть, в тот момент не было вождя, который мог бы говорить от имени всех людей.

— Я сам принимаю это объяснение, — сказал Рун. — Но мы, молдоги, ценим действия, а не оправдание их отсутствия.

— Тогда я сам продолжу. Поскольку не было вождя, не могло быть и ответа на ваше требование — немедленного ответа. Мы могли дать ответ только тогда, когда завершилась бы перемена аспекта почтенности. В тот момент на требовалось время, и на почтенность, ни правильность не обязывали нас людей, заявить, что мы сами временно стали народом, расколотым на две части.

— Я сам принимаю и это объяснение. — Голос Руна, лишенный какой-либо эмоциональной окраски, казался очень далеки, отрешенны.

— Следовательно, — продолжал Калли, — нужно было оттянуть время, давая молдогам понять, что мы сами переживаем время перемен и не в состоянии дать немедленный ответ.

— Мы, молдоги, ждали беспрецедентно долго, насколько это позволяла почтенность, — отреагировал Рун. — Но ты сам говоришь, что вы люди, намеренно ввели нас в заблуждение это подразумевает оскорбление!

— Нисколько! Потому что мы пытались посредство действий меня самого дать вам, молдогам, понять истинную причину нашего промедления. Неужели вы сами этого не видите? Зачем еще могло понадобиться мне самому и моим братья, сидящим здесь, вторгаться в ваше пространство, принимать личину Демона Тьмы? Это знак перемены Аспекта почтенности, понятный вам, молдогам. Но почему вы сами решили, что мягколицый Демон знаменует перемену аспекта почтенности среди молдогов? Если бы вы, молдоги, хотели понять нас, людей, вы сами пришли бы к выводу, что мягколицый Демон указывает а соответствующую перемену среди мягколицых!

На этот раз Рун сидел в молчании необыкновенно долго.

— Должен признать, — заговорил он, наконец, — что, если сказанное правда, мы молдоги, в само деле причинили обиду вам людям, а не наоборот.

И все же, похитив наследников трона, ты сам совершил поступок слишком серьезный, чтобы он мог считаться лишь знаком перемены. Почтенность всех молдогов оказалась в опасности. Возместить ущерб ты сам можешь только, если вернешь тела наследников и дашь почтенное объяснение — какое, этого я сам пока не могу себе представить. С точки зрения Почтенности оправдания такому поступку быть не может.

— Совершенно верно, — согласился Калли. — И с точки зрения правильности — тоже. Но если соединить почтенность и правильность — мы получим оправдание, единственно возможное. Сыновья и племянники Барти и их братья — живы.

— Живы? — Рун выкатил глаза. — Как такое возможно? Вы сами их не убили? Они сами не покончили с собой? Старший из них уже достаточно взрослый, чтобы понимать…

— Мы сами не позволили им совершить самоубийство, — перебил Калли, понимая, что это оскорбление, но сделав ставку на то, что в критический момент условности можно не соблюдать.

— Не позволили… — Глаза Руна уставились на Калли. — Но это самое страшное оскорбление! Зачем же было их похищать?

— Дабы продемонстрировать, как возможно сосуществование почтенности и правильности, — объяснил Калли, — мы люди, не погрешив против правильности, совершили немыслимое для вас молдогов: похитили наследников трона в период, когда среди вас самих не происходило настоящей перемены аспекта почтенности. Но правильность не позволила нам совершить то, что вы молдоги, совершили бы с легкостью. Правильность запрещает нам, людям, отбирать жизнь у детей, даже детей врагов, или позволять детям отбирать жизнь у самих себя.

Калли помолчал. Но прежде, чем Рун успел что-то ответить, он заговорил опять:

— Наоборот, правильность требует от нас людей, заботы о детях. Мы берем на себя ответственность за их здоровье и жизнь. Это аналогично тому, что подразумевает почтенность, хотя и не одно и то же. Ты сам и я сам хорошо видим тонкости и различия в смыслах, но детям они неважны. И это мы люди, надеялись вам, молдогам, продемонстрировать, пока принцы находятся в наших руках. Я сам полагаю, что замысел удался: ваши дети смогли понять нас людей, как я сам — вас молдогов, что было уже показано.

Сначала всем показалось, что адмирал Рун не собирается отвечать. Но он все-таки заговорил, очень медленно и как-то отрешенно:

— Я сам не верю услышанному. Но даже если бы все было именно так, я сам не вижу смысла со стороны нас, молдогов, понимать вашу странную правильность и ее требования.

— Взгляни вокруг, адмирал Рун! — твердо, с убеждением в голосе, предложил Калли. — Сама вселенная Тому доказательство. Я сам с самого начала всеми силами стремился к этому: чтобы две великие межзвездные цивилизации могли сосуществовать мирно, не поглощая и не уничтожая друг друга, а сотрудничая. И ключ к сотрудничеству — ответственность, которую мы, люди, и вы, молдоги, должны установить на основе совместно выработанных условий, оценивая поступки каждой стороны ее собственными мерками…

Рун молчал, словно каменный. Калли подался вперед.

— Конечно, — сказал он, — много мы все не сможем понять до конца. Мы, люди, никогда не прочувствуем вашего братства, троичного единства сестер и братьев. А вы, молдоги, соответственно, не почувствуете в полной мере нашей уверенности в собственных силах одиночки, бросающей вызов вселенной, лицом к лицу, один на один. Вы сами не поймете до конца, что такое наше «я». Но так ли это важно? Нам не нужна одинаковость, нам нужно научиться правильно воспринимать друг друга, чтобы выжить, быть друзьями и добрыми соседями по Галактике.

Выбор таков: или взаимное уважение — или взаимное уничтожение.

Калли замолчал, и Рун опять ничего не ответил. Взгляды младших братьев адмирала были устремлены на высокую фигуру, сидевшую в центре триады, они тоже хранили молчание. Калли быстро нащупал личный коммуникатор на столе, нажал кнопку, послышался гудок вызова.

— Пит Хайд, — тихо сказал Калли по-английски, — дайте мне Пита Хайда, он где-то рядом с залом Совета…

— Калли? — Голос Пита был слышен только Калли, в коммуникаторе использовался направленный сонический луч. — Я в холле. Возле поворота в коридор.

— Пит! — Калли заговорил быстро, сливая слова, чтобы адмирал и его братья не уловили смысла — вся триада пристально смотрела на лидера землян, словно пыталась прочесть его мысли. — Где принцы? Ты их не потерял?

— Черта с два! — пропел голосок Пита. — Я с ними здесь уже полчаса торчу.

Калли медленно, с облегчением вздохнул.

— Пора, Пит! Приведи их сюда сейчас же!

— Хорошо… я только и ждал твоего…

— Скорее, Пит!

— Понял.

Коммуникатор отключился. Секунду спустя Калли увидел в дверном проеме — двери были приоткрыты, — шагавших по ковровой дорожке коридора к залу Пита Листрома и трех наследников трона молдогов. Они вошли вместе и… принцы увидели Руна и его братьев.

Принцы тут же вознамерились броситься со всех ног к адмиралу, но Пил и Листром удержали их за руки.

— Дядя Рун! — крикнул тоненьким голоском Хиркер, пытаясь выкрутиться из мощной лапы Листрома. — Это я сам, Хиркер. Мягколицые не разрешали мне к тебе самому прийти!

Рун стремительно обернулся, его братья — тоже. Через мгновенье все трое были на ногах. Калли, Алия и Вил тоже поднялись.

— Отпусти их! — приказал Калли Листрому по-английски, и три принца помчались к возвышению, где стоял стол переговоров. У края они остановились — Хиркер в центре, как и было положено.

Хиркер направил обвиняющий палец на Калли.

— Дядя Рун! Вот эти мягколицые, которых ты сам видишь сейчас, похитили нас самих… и вот этот не разрешил нам самим совершить почтенное действо! Поэтому мы сами до сих пор живы!

Рун шевельнулся, как-то неловко, но не успел открыть рта, потому что самый младший из принцев, Отта, пропищал:

— Дядя Рун! Отведи меня самого на корабль мягколицых, чтобы мне разрешили посмотреть рубку управления! Даже самым почтенным правильность не позволяет входить в рубку мягколицых без ответственного компетентного лица из семьи его самого!

Рун посмотрел на малыша, Отта тут же засмущался, сделал шаг назад, заняв положенное ему место в шеренге триада. Рун медленно перевел взгляд на Хиркера, который все еще указывал пальцем на Калли. Рука Хиркера медленно опустилась.

— Мой крайне почтенный племянник, — строго сказал Рун, — к указанному лицу непочтенно обращаться таким образом. Ибо теперь он сам зовется Калихэн О'Рурк Уэн, вместе с его братьями он сам возглавляет семью, септ и клан, предводительствующий мягколицыми людьми. И в грядущие годы тебе самому предстоит вести с ним самим переговоры, касающиеся отношений двух народов нас, молдогов, и их, людей, — когда ты сам сядешь на место дяди Барти и его братьев. Высокое положение означает высокую ответственность, а ты сам был достаточно почтенен в отношении крайне почтенного Уэна.

Юный принц посмотрел на адмирала Руна, потом — виновато — на Калли.

— Я сам очень сожалею, — пробормотал он. Простит ли меня самого крайне почтенный Уэн в надежде, что я сам отныне буду более почтенен в отношении к нему самому? Я сам еще очень мал, — добавил Хиркер и в голосе его послышалась неожиданная твердость, — но я сам росту и учусь. Очень, очень быстро!