Только поцелуй

Глава 1

Дженетт Паркер сняла очки и, откинувшись на спинку кресла, устало потерла глаза. Утро только начиналось, но было так жарко, что вентилятор, с тихим поскрипыванием вертящийся над головой, ничуть не спасал.

Видимо, следствием жары была и некоторая рассеянность, порождающая досужие мысли. В обычных обстоятельствах такое ни за что не пришло бы в голову трезвому и целеустремленному директору радиостанции Си-би-эс.

Что за судьба, думала Дженетт, семнадцать лет держать на плаву это утлое суденышко в маленькой застойной заводи, где ничего не случается и из года в год повторяются одни и те же имена и «новости». Зачем слушать радио, если можно сходить в косметический салон Мэрион Смайли и получить любую исчерпывающую информацию в красках и в лицах, сдобренную ее своеобразным юмором, да в придачу еще сделать себе прическу или наложить макияж?

Дженетт вздохнула, водрузила очки на место и снова склонилась над бумагами. Нужно было закончить составление договора с новым спонсором. Спонсоры, спонсоры, подумала она. Пока есть товары, нуждающиеся в рекламе, они не пропадут. К ней постепенно возвращалось обычное деловое настроение.

А тем временем Мэрион Смайли заканчивала трудиться над сооружением на голове недюжинных размеров дамы, восседающей в кресле. Последний раз придирчиво осмотрев то, что еще несколько лет назад сочла бы образцом безвкусицы, Мэрион сдвинула все сооружение чуть влево и прощебетала:

— Ну вот, Эвелин, готово! Ты просто картинка!

Дама повела борцовскими плечами, и, похлопав Мэрион по руке, довольно протянула:

— Ты волшебница, детка. Я всегда это говорила. Сегодня у меня великий день, поэтому все должно быть высший класс. Ты не находишь?

Мэрион, сдержав улыбку, понимающе закивала.

— Да-да, Эвелин. И я от всей души желаю тебе удачи. — Она ничуть не кривила душой, поскольку Эвелин Сузан Арчер, потерпевшая неудачу, — это страшное дело!

— Ну что ж. — Дородная дама тяжело поднялась с кресла. — С Богом!

Она величественно выплыла из салона под жаркое теннессийское солнце.

— Пожалуйста, слушатель. Вы в эфире.

— Я… я… ну, мне никогда прежде не приходилось этого делать… Звонить на радио. И я немного нервничаю.

— Все в порядке. Мы все здесь, на Си-би-эс, ваши друзья. Задавайте ваш вопрос.

— Ну… хмм… Даже не знаю, как сказать. Стефани Митчелл улыбнулась стоящей рядом с ней Саманте Робинсон, своей лучшей подруге и сотруднице. Они находились в звуконепроницаемой студии рядом с кабиной и через стекло видели Эвелин Сюзан Арчер, склонившуюся к микрофону. Эвелин Сюзан явилась на станцию одетая в полном соответствии со своей ролью радиозвезды. Она была в костюме «под Шанель», купленном в Мемфисе, и при полном макияже, включая ее любимые лавандовые тени для век. Почему-то она считала, что это придает ей сходство с Элизабет Тейлор, о чем не постеснялась сообщить Стефани и Саманте. Волосы были начесаны и обрызганы лаком и казались неким самостоятельным существом, которое, будь его воля, выпрыгнуло бы из кабины, если бы не было надежно прикреплено к голове Эвелин Сюзан большими наушниками.

— Продолжайте, слушатель. Мы все очень хотим услышать ваш вопрос.

У нее был густой южный акцент, а интонации такие, что долго заставляли Стефани колебаться, но в конце концов она решила, что все не имеет значения. Эвелин Сюзан считалась лучшей стряпухой между Миссисипи и Теннесси, и Стефани просто повезло, что удалось уговорить эту женщину участвовать в ее последнем детище — кулинарном ток-шоу.

«Добавьте остренького» должно было стать хитом сезона — у женщин Стонвилла, штат Теннесси, в эти блаженные летние месяцы не было других занятий, кроме готовки, уборки и усмирения детей, вырвавшихся из-под опеки школьных учителей. В такой ситуации радио не выключают целый день, так что многотысячная аудитория им была гарантирована.

А значит, в конечном итоге передача позволит Стефани покинуть родной город.

Эвелин Сюзан взглянула на подруг и одарила их королевской улыбкой, одновременно произнеся в микрофон:

— Всем нам не раз случалось бывать в кухне, милая, так что не стесняйтесь, задавайте ваш вопрос.

Ободренная знакомым дружелюбным голосом, звонившая снова заговорила, на этот раз быстро и часто.

— Ну, видите ли, мой муж хочет кое-что сделать. — Она понизила голос. — Нечто необычное. Конечно, это звучит смешно… но, с тех пор как мне исполнилось пять лет, меня ни разу не шлепали. Он говорит, что хочет быть моим папочкой и нежно наказать мою попку. — Она хихикнула. — Как вы думаете, нам стоит попробовать?

Саманта поперхнулась, Стефани продолжала тупо смотреть сквозь стекло. Эвелин Сюзан сидела совершенно неподвижно, лицо ее превратилось в гипсовую маску. Слушательница конечно же не могла сказать то, что послышалось Стефани, так почему же Эвелин Сюзан не отвечает ей? Почему не рассказывает, как взбивать яичные белки в невесомую пену? Почему не объясняет разницу между нарезанными и протертыми овощами?

Слушательница заговорила снова, и на этот раз ее голос звучал намного увереннее, почти непринужденно.

— Ну, я сказала ему, что подгузник не надену ни за что, но против остального, возможно, возражать не буду, если мне ответят… любезностью на любезность. Вы понимаете, о чем я?

Молчание. Полное, абсолютное молчание. Пробудившийся инстинкт самосохранения дал команду рукам, и Стефани, придвинувшись к стеклу, стала делать отчаянные знаки Эвелин Сюзан.

— Отвечай же ей, ради всего святого! — неистовствовала она. — Скажи что-нибудь. Все равно что!

Но женщина за стеклом по-прежнему оставалась недвижимой, слепой и глухой. Не обращая внимания на безумную жестикуляцию, она сидела, словно парализованная чувствами, о которых Стефани могла только догадываться.

— Тебе бы лучше заменить ее. — Саманта бросила на Стефани панический взгляд. — По-моему, она умерла и сейчас находится на пути к кулинарному раю.

Действительно загорелое лицо Эвелин Сюзан побелело, а глаза закатились. Стефани потребовалось всего мгновение, чтобы решить, что делать. Смутить слушательницу, сказав, что она перепутала передачу о кулинарии с передачей о сексе, было нельзя. Такое объяснение только испортило бы все. Следовало как можно скорее избавиться от нее, а это означало только одно — ответить! Стефани включила ближайший к ней микрофон и заговорила на удивление спокойным и уверенным тоном, несмотря на бешено колотящееся сердце.

— Ну что ж, если вы оба этого хотите и это никого не обидит, почему бы не попробовать? Я хочу сказать: шлепайте и позволяйте шлепать себя!

Было явственно слышно, как женщина на другом конце провода перевела дыхание.

— Правда? Вы… Вам не кажется, что это немного слишком?

Слишком? Все в Стонвилле кажется немного слишком, и кому, как не Стефани, об этом знать. Она прожила здесь всю жизнь за исключением четырех лет — четырех восхитительных лет — в Мемфисе, где училась в колледже.

— Думаю, блюдо у вас получится на славу, — выдавила она из себя. — Большое спасибо за звонок, а теперь послушаем рекламу…

Нажав на кнопку, она запустила хвалу спонсору — продуктовой компании «Пять звезд» и открыла дверь в звукозаписывающую студию.

— Эвелин Сюзан! Возьмите себя в руки! Здесь нужно быстро и самостоятельно искать выход из любого положения.

Затуманенный взгляд женщины метнулся к лицу Стефани и уперся в нее, словно в пришелицу из иного мира.

— Вы слышали вопрос? Какое отношение он имеет к кулинарии?

— Слушательница, очевидно, ошиблась, подумав, что передача о чем-то другом. Это прямой эфир, и нужно быть готовой ко всяким неожиданностям.

— В-вы говорили мне, что будете отсеивать посторонние вопросы!

Стефани почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Они с Самантой были так взволнованы первым выходом передачи в эфир, что совсем забыли об этом.

— Мы так и делаем, но… За спиной раздался настойчивый голос Саманты:

— Готовность десять секунд, Стефани! Не обращая на нее внимания, Эвелин Сюзан с возмущением смотрела на Стефани.

— Ну и что же у вас за сито такое?

— Мы… мы прозевали, Эвелин Сюзан. Простите нас. Пожалуйста…

— Пять секунд!

— Ну нет, я в этом не участвую. Увольте! — Сорвав с головы наушники, женщина встала с вертящегося кресла, схватила свою сумочку и прижала ее к груди. — Я не говорю о с-е-к-с-е. — Она произнесла последнее слово по буквам, и каждый издаваемый ею звук был исполнен отвращения. — Тем более с незнакомыми людьми… Особенно с теми, кто хочет… кто хочет отшлепать друг друга!

С видом оскорбленного достоинства она прошествовала мимо Стефани и, обдав ее ароматом гардении, вышла из комнаты.

Лишившись дара речи, Стефани посмотрела на Саманту. Та стояла, подняв вверх три пальца, и поочередно загибала их. С бьющимся где-то в горле сердцем, Стефани подбежала к пульту и в последний момент снова нажала кнопку магнитофона. «Пять звезд» будут только рады добавочной порции рекламы. Затем с несчастным видом посмотрела на подругу.

— Это конец!

— Знаю. — Саманта покачала головой. — Прости, Стефани. Мне следовало заниматься своей работой, вместо того чтобы стоять здесь и пялиться на происходящее. Но Боже Всемогущий, что заставило эту женщину решить, будто передача о сексе?!

— Никто не знал, о чем она! — простонала Стефани. — Дженетт дала всего четыре анонса по тридцать секунд за последний месяц. С таким же успехом нам могут позвонить и спросить, в какой мастерской лучше менять проколотые шины.

С безнадежным выражением на лице Саманта спросила:

— И что нам теперь делать?

— Поднять ваши задницы и начать отвечать на вопросы!

Обе женщины резко повернулись к двери, услышав голос Дженетт Паркер. Директор радиостанции была высокой и импозантной. Очень импозантной. И очень высокой. Мало кто решался вставить слово, когда она говорила, и никто из сотрудников радиостанции не смел ей возражать. В ледяном взгляде серых глаз, смотрящих сейчас на Стефани, читалось глубокое пренебрежение. У Стефани было две секунды на то, чтобы спросить себя, слышала ли начальница ее сетования по поводу анонсов, а потом Дженетт снова заговорила:

— Ты нашла пятерых новых спонсоров для этой передачи, и я не хочу, чтобы они все слушали рекламу только одного из них или, что еще хуже, мертвый эфир. А то, что уже прозвучало, достаточно плохо. Могу только представить, какие телефонные звонки меня ожидают. Ступай в студию и разберись с этим.

Ей следовало бы прежде подумать, но ситуация была отчаянной, и Стефани все-таки рискнула возразить.

— Дженетт… это ведь передача о кулинарии. Я… я ничего не знаю о кухонных делах.

— Это была передача о кулинарии. Теперь это передача о сексе — благодаря идиотке, чья задница будет красной сегодня вечером. Включай микрофон и начинай говорить о сексе. А завтра мы с этим покончим. — Остального она не произнесла, но это было ясно как божий день: «И с тобой тоже…» — О сексе, надеюсь, ты что-нибудь знаешь? — добавила Дженетт последнюю каплю.

Саманта фыркнула у них за спиной. И Стефани бросила на нее через плечо убийственный взгляд.

— Это было давно, но я постараюсь.

— Тогда ступай. И зайди ко мне в кабинет, когда все закончится.

С упавшим сердцем Стефани смотрела, как начальница выходит в коридор, до тех пор пока не услышала голос Саманты:

— Пять секунд.

У Стефани в голове была лишь одна мысль: что скажет отец? Джеймс Митчелл был директором единственной в городе средней школы и старостой местного прихода. Вряд ли он одобрит такой поворот событий.

Она бросилась в студию и успела надеть наушники, прежде чем Саманта загнула последний палец и сказала:

— Пора!

— Пожалуйста, вы в эфире. — Во рту у Стефани стало так сухо, что язык, казалось, царапал небо. Она с трудом проталкивала наружу слова, вспоминая, как впервые в колледже вела радиопередачу. «Они не знают, что ты нервничаешь, — говорил ей профессор. — Они не видят тебя. Просто говори». — О чем вы хотели спросить?

Стефани молила Бога о том, чтобы вопрос был о чесночной приправе или о приготовлении яичницы или жареной картошки. Словом, о чем угодно, только не о сексе!

Однако Бог ее не услышал.

— Э-э-э… знаете, есть одна женщина, вдова, она живет через дорогу от меня… Ну… мы целовались раз или два, и я думаю, э-э-э… что она созрела для того, чтобы пойти дальше.

— И?

— Ну… вы что-нибудь слышали о презервативах, на которых крепится колечко из… шкуры какого-то африканского животного… мехом наружу… Ну, говорят, что жесткие щетинки… усиливают ощущения?

— Шериф, шериф… нет, вы только послушайте! Вы просто не поверите. Включите радио!

Голос женщины звучал немного истерично, и Мартин Эббот мгновенно обернулся, хотя слова были адресованы не ему. Он не был ни шерифом, ни даже офицером полиции. Он был всего лишь бывшим журналистом отдела криминальной хроники. И он до сих пор не привык к этому.

Лучший друг Мартина, Фрэнк Смайли, который занимал должность шерифа, взглянул на диспетчера, возникшую на пороге. Это была, как сказал бы отец Мартина, «фигуристая дамочка». Два серьезных довода в пользу этого утверждения подпрыгивали под натянувшейся форменной рубашкой, когда женщина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Она выглядела крайне взволнованной: светлые глаза выпучены, а щеки покрыты таким румянцем, какого Мартину уже давно не доводилось видеть. Особы, с которыми он, как правило, имел дело в Мемфисе, не краснели. Ни при каких обстоятельствах.

— В чем дело, Мелани, разве ты не видишь, что у меня посетитель, и…

— Я знаю, шериф, знаю. — Она бросила извиняющийся взгляд в сторону Мартина. Ее грудь по-прежнему вздымалась, дыхание было затруднено, мешая говорить. — Я действительно прошу меня простить, но вы просто должны это послушать! Это… это позор! Мы должны принять какие-то меры: пойти на радиостанцию или что-нибудь еще сделать.

Фрэнк, сдаваясь, поднял руки и повернулся к полке за спиной, на которой стоял радиоприемник. Он не спросил у диспетчера, на какую волну нужно настраиваться, и Мартин понял почему, когда вспомнил, где находится. В таком городке, как Стонвилл, могла быть только одна станция, ну от силы две. Фрэнку ни к чему было спрашивать.

Голос был слышен так отчетливо, словно доносился из соседней комнаты. Фрэнк поднял чашку с кофе и сделал глоток.

— Я просто хотел узнать про эти штуки… презервативы. Я не стреляю холостыми, а ей пятьдесят… то есть она еще достаточно молода. Мне не хотелось бы, чтобы случилось непоправимое, но я не в восторге от того, что нас будет что-то разделять. Я хочу чувствовать мою женщину, понимаете? Но и ей тоже хочу доставить удовольствие. Как мне быть?

Кофе, который успел отпить Фрэнк, струйкой вырвался из его рта, обрызгав стопку аккуратно отпечатанных рапортов. Мелани это не понравится, лениво подумал Мартин. Фрэнк начал смеяться.

— Вот дерьмо! Это же Джек Райан с заправочной станции! Что, черт возьми…

Мелани собрала губы в куриную гузку, демонстрируя недовольство.

— Шериф! Следите за своим языком. Здесь дама, знаете ли.

— Знаю, Мелани, знаю, и мне действительно жаль, что я сорвался. Прости меня. Но это… — Он посмотрел на Мартина, а потом снова перевел взгляд на приемник. — Я… я просто не могу поверить, что старина Джек…

— Шшш… — Мелани замотала головой. — Лучше слушайте дальше.

Отвечающий слушателю женский голос, хрипловатый и чувственный, был окрашен совсем не подходящими к случаю мрачными интонациями. Голос заставил Мартина подумать о теплых простынях и еще более теплых телах. Он на мгновение представил, как может выглядеть его обладательница. У нее роскошная фигура — он не сомневался в этом, — и шелковистые волосы, струящиеся по узкой изящной спине. А глаза — с поволокой, и в них темнеет обещание неземных блаженств.

— Вы затронули очень важный вопрос, слушатель. Презервативы теперь не только средство, контролирующее рождаемость. Все должны стремиться к безопасному сексу. ЗППП подстерегают везде, и…

— ЗППП?

— ЗППП — заболевания, передаваемые половым путем. И даже если у вас в течение некоторого времени не было половых контактов…

— Некоторого времени! Это было вечность назад!

— Не имеет значения. Некоторые популяции микробов гораздо старше. Нужно предохраняться. Всегда.

Мужчина снова заговорил, и на этот раз его голос звучал подавленно.

— Что ж, спасибо. Я… я об этом никогда не думал.

— А надо бы, — ответила женщина. — Всем стоило бы об этом задуматься независимо от возраста и сексуальных предпочтений. Спасибо за звонок. — Последовала короткая пауза, после которой волнующий голос произнес:

— С вами была Си-би-эс, радиокомпания из Стонвилла. Вы слушали передачу «Добавьте остренького». — А потом этот уверенный голос немного дрогнул:

— С-стефани Митчелл прощается с вами до завтра.

Крошечный кабинет мгновенно наполнила музыка. И Фрэнк, быстро выключив радио, покачал головой.

— Стефани Митчелл! Кто бы мог подумать!

— Ну и как, вы собираетесь что-то предпринимать? — Мелани уперла руки в бедра. Весьма обширные. Юбка с таких никогда не спадет сама собой.

Фрэнк со сдерживаемым отчаянием посмотрел на диспетчера. Мартин сотни раз видел это выражение на лице друга, когда тот в Мемфисе брал его с собой на ночное патрулирование улиц.

— Вы когда-нибудь слыхали о Первой поправке, Мелани? О праве на свободу слова?

— Но ведь это порнография!

Карие глаза Фрэнка потемнели, и Мартин понял, что это означает. Мелани переступила черту.

— Нет. Это не порнография. — Он медленно и отчетливо произносил каждое слово, словно вдалбливая ей их смысл. — А теперь, если не возражаешь, я хотел бы закончить разговор с мистером Эбботом. Пожалуйста, закрой дверь и не беспокой нас больше.

Демонстративно фыркнув, женщина закрыла дверь. Мартин взглянул на Фрэнка и, впервые с момента своего прихода заговорив, произнес единственное слово:

— Порнография?

Шериф пожал плечами и недовольно нахмурил брови.

— Это консервативный город, Мартин. Что можно сказать? Мелани не одинока. Радиопередача заставит недоуменно приподняться не одну пару бровей, никаких сомнений. Никогда бы не подумал, что малышка Стефани Митчелл способна на такое…

Мартин вспомнил голос. Волнующий, глубокий голос. Образы, которые он на него навеял, никак не вязались с определением, предложенным Фрэнком: малышка Стефани Митчелл. Любопытство заставило его спросить.

— Это почему же?

— Ну, во-первых, ее отец директор школы и уважаемый человек в приходе. Они живут в городе, но Стефани — отдельно, у озера… примерно в нескольких минутах езды от моего летнего домика. Я даже не представлял, что Стефани такой эксперт в вопросах секса. В школе она была пай-девочкой.

Мартин поднял брови.

— Пай-девочкой? Наверное, это должно значить, что ты предпринял попытку, а тебе дали от ворот поворот?

Фрэнк казался возмущенным.

— Ради Бога, она моложе нас. Намного моложе! Ей двадцать с чем-то.

Мартин сохранял невозмутимое выражение лица. Возможно, «двадцатилетние с чем-то» и казались слишком юными Фрэнку — он уже пятнадцать лет был женат на одной женщине, — но для Мартина это было в самый раз. Женщины в таком возрасте не стремятся надеть хомут на свою шею или на шею мужчины. Они романтичны, склонны ко всему захватывающему, возбуждающему, увлекательному. Если бы он был в этом заинтересован, чего сказать нельзя, то, возможно, решил бы взглянуть на тело, из которого исходит такой голос. Однако его это не волновало. Ничуть.

— Кроме того, Стонвилл находится в так называемом Библейском поясе, не забывай об этом. Люди здесь о подобных вещах не говорят.

Мартин хотел было возразить, что некоторые все же говорят, но вместо этого покачал головой.

— Я действительно давненько здесь не был. Наверное, успел позабыть. — Он непроизвольно стиснул рукой обшарпанную ручку кресла, на котором сидел, когда в голову пришла еще одна мысль. — Знаешь, Фрэнк, возможно, если подумать, здесь не такое уж хорошее место для меня. Я не из тех парней, которые могут прийтись ко двору в подобном городе…

— Проклятье, да ты везде ко двору, поэтому не неси чушь, Эббот! Кроме того, куда еще ты сможешь отправиться? Моя лачуга у озера пустует месяцами, а тебе нужно где-нибудь жить. Хотя бы до тех пор, пока ты не решишь, чем заниматься дальше.

Решить, чем заниматься дальше? О каких решениях могла идти речь? Словно в ответ на это тупо заныла правая нога. Пальцы Мартина машинально метнулись к верхней части бедра, где был небольшой шрам. Несколькими дюймами выше и левее — и проблемы Джека Райана больше не волновали бы его никогда. Как, впрочем, и все остальные проблемы, если уж на то пошло. Пуля торговца наркотиками, на которого он вышел в результате журналистского расследования, едва не задела бедренную артерию. Уставший и от работы, и от своей жизни, Мартин хотел заниматься… просто ничем.

До него наконец дошло, что Фрэнк продолжает говорить.

— ..и у Мэрион есть подруги, которым она хочет тебя представить. Славные женщины. Ты прекрасно развлечешься…

Мартин медленно встал.

— Я приехал сюда не для того, чтобы развлекаться, Фрэнк.

— Да знаю, знаю, приятель, но от тебя же не убудет, если ты разок-другой сходишь с нами куда-нибудь вечером, а? Познакомишься с людьми, попьешь пивка, немного расслабишься?

Мартин потянулся за ключами от домика Фрэнка, которые тот выложил на стол, как только пришел его друг.

— От меня не убудет, — согласился он, — но я приехал в Стонвилл не за тем, чтобы заводить друзей. Я хочу спокойствия и уединения. Я хочу удить рыбу и заниматься мелкими повседневными делишками. Я хочу навсегда забыть о большом городе, Фрэнк. — Он сверху вниз посмотрел на старого друга. — Спокойствие и уединение, приятель. Это все, что мне требуется.

Выйдя из студии, Стефани медленно потащилась по коридору к кабинету Дженетт. По крайней мере, у нее было ощущение, что она именно тащится. Вся фигура съежилась, равно как и ее эго. Это «Остренькое» добьет ее. Идея была хорошая. Действительно хорошая.

Очевидно, следовало выбрать другое название — «Кулинарные рецепты Стонвилла» или «В кухнях Стонвилла». Все что угодно, лишь бы сразу становилось понятно, что речь идет о кулинарии. Подготовительная работа была проделана огромная. Концепция разработана до мелочей. Все должно было сработать. Передача не осталась бы незамеченной, как и сама Стефани.

Сколько себя помнила, она мечтала вырваться из Стонвилла. А со времени ее возвращения из колледжа это стало просто навязчивой идеей. Оглядываясь назад, Стефани спрашивала себя, где была ее голова, когда она приняла предложение работать на Си-би-эс. Конечно, времена были нелегкие, и найти работу на радио или на телевидении было почти невозможно, но стоило хотя бы попытаться.

Она прошла мимо кафетерия в вестибюле, где на своем неизменном месте сидели двое ребят из отдела рекламы — Гарри Адаме и Дик Рейнолдс. Они проводили Стефани взглядом и зашушукались за ее спиной. Когда она уже почти достигла конца коридора, Гарри крикнул:

— Эй, Стеф, у меня сегодня свидание с девушкой, у которой есть пара наручников. Как считаешь, принести ей в придачу плетку и цепь или лучше цветы?

Туповатый Дик восхищенно крякнул, услышав столь изощренную шутку.

Стефани проигнорировала обоих. Вместо этого она вспомнила лица своих родителей, когда шесть лет назад они узнали, что ей предложили работу прямо здесь, в Стонвилле. Они были так горды, так счастливы! Их улыбки вставали у нее перед глазами всякий раз, когда она готова была все бросить, начать новую жизнь. Стоило ей представить разочарование, которое наверняка появится на их лицах, как она тут же выбрасывала эти планы из головы. Стефани была их единственным ребенком и, как только повзрослела достаточно, чтобы понять, что это значит, стала ощущать себя ответственной за их душевное спокойствие.

И чего она добилась за шесть лет? Ни карьеры, ни мужа… Она не добилась ничего. У всех ее подруг есть семьи, дети, собаки, садики. А те, у которых этого нет, шлют ей открытки из разных заманчивых мест вроде Бостона или Сан-Франциско, где имеют сказочную работу и одежду от дизайнеров. А у нее — только ничтожная работенка на умирающей радиостанции, да и ту она вот-вот потеряет.

Расправив, насколько это было возможно, плечи, Стефани открыла дверь в кабинет начальницы.