«У Довлатова была гениальность, если использовать это слово не в дурацком смысле литературной табели о рангах, а в прямом значении, — способность к творчеству не благоприобретенная, а врожденная, закодированная в генах».
«Это был — я знал об этом и прежде, но теперь с особой остротой почувствовал — самый близкий мне из современных писателей, то, что называется свой человек в литературе. И думаю, что это мое отношение уже сегодня разделят тысячи, а в скором времени, может быть, и сотни тысяч читателей. У него был талант особого рода — талант прямого разговора с читателем, так что каждый мог его считать своим и только своим».
«Довлатов сразу и до конца понял, что единственные чернила писателя — его собственная кровь. И тот, кто пишет чем-то другим, просто обманывает: или служит, или — развлекает.
…Любовью Довлатова мы любим всех — и охранников, и зэков. Довлатов, рискуя собой, брал крайности жизни и соединял, очеловечивал их, наполнял прелестью. А без этой прелести — снова вражда, снова война».