Тонкая стена

Глава 9 Славный город Бремен

Прошло три дня. Времени мы даром не теряли. В первое же утро по прибытии в Бремен было решено собрать побеседовать с местными жителями. Предстояло найти следы таинственных незнакомцев, которые, как уже стало ясно, обучали войско Ганса пользоваться новым оружием. Через них мы могли выйти на тех, кто посягнул на Тонкую Стену и весь наш мир.

Мы разбежались по разным уголкам города, смешавшись с пестрым городским людом, и слушали, слушали, слушали. Вечером третьего дня Зигфрид собрал всех в гостиничной харчевне.

Мы устроились за широким прямоугольным столом. После того как Мойша повздорил с одним из немногочисленных постояльцев, они быстро покинули гостиницу. Хозяйка сначала ворчала, но Зигфрид как-то вечером отнес ей в комнату небольшой мешочек и довольно надолго у нее засел. Примечательно, что после этого Агнесса нам даже белье поменяла на льняное. Есть, есть у шефа скрытые таланты! Возможно даже, хозяюшка начала думать, что он влюбился в нее.

Насколько я знаю, женщины любят придумывать себе какие-то несуществующие события, в общем, выдавать желаемое за действительность. Впрочем, может, я и не прав. Зигфрид в тот вечер пришел в гостиную, где я в одиночку наслаждался созерцанием огня в камине и с наслаждением отогревал застывшие и усталые ноги и до первых петухов развивал какую-то самобытную теорийку о роли таких, как он, в улучшении жизни в Фатерлянде.

— Я знаю, что избран, — вещал он слегка заплетающимся языком, — я избран, чтобы улучшить или верней, создать новый народ. Благодаря моим стараниям появятсядети — такие же, как я. Отличные воины, способные выстоять в любую трудную минуту. Я….

Как я понял, основная соль его рассуждений была в увеличении количества маленьких белокурых Зигфридиков на душу населения. Ну, мне не рожать, так что чем бы наш командир не тешился, лишь бы не руками…

Мойша на второй день выцепил где-то такого же волосатого, как он сам, тролля. Они носились по всему городу, забегали в какие-то неприметные домишки. На утро третьего дня они вдвоем даже вломились в комнату Хельги, что-то долго и нервно ей объясняли, а потом вся троица покинула гостиницу. Замечу, что вид у Хельги был слегка растерянный, но в то же время — какой-то очень ироничный.

Я решил побродить по студенческим кабакам. Как назло, никого из знакомых встретить не удалось, но в одном месте я сначала едва не нарвался на дуэль на «холодных стрелах» из-за косо брошенного взгляда, а потом помирился со своим противником и даже узнал кое-что интересное.

Любава прикинулась русинской ведьмой-хирургом, приехавшей в Бременский магический госпиталь для обмена опытом. Как она объяснила, ей надо было собрать сведения о больных со странными ранениями, которые могли поступать туда в последний год. Все согласились, что логика в действиях русинки была — в ходе обучения пользованием столь новым и страшным оружием вполне могли появиться какие-то жертвы, раненые или даже убитые. Страдающий человек обычно очень словоохотлив, и персонал мог ненароком подслушать важные для нас разговоры.

Сейчас мы все собрались вместе. Предстояло подготовить доклад Сенту. Агнесса накрыла в гостиной стол, поставила на стол для затравки кувшин с горячим травяным «узваром», потом позвала одного из двух мальчуганов, встретивших нас в первый день и попросила его зажечь для господ камин.

Полка огонь, потрескивая, разгорался, мы сидели молча. Наконец служка выбежал из комнаты, и белокурая статуя Зигфрида вновь обрела человеческие черты.

— Так, орелики! Набегались?

Ответом ему стало наше дружное «угу».

— Ну, давайте думать, что доложить Хранителю. С кого начнем? Раз мы следователи, давайте для начала уточним — что показало вскрытие? Кто у нас там изучал местныхврачевателей? Ага, Любава…Давай, излагай.

Любава машинально поправила волосы, подумала и начала:

— Так…Мне удалось близко познакомиться со старшей ведьмой-хозяйкой Второй Бременской Больницы. У нее золовка из наших краев, поэтому она и говорит по-нашему хорошо и в принципе русинов жалует.

— И что нам с какой-то второразрядной метлы из больницы? — проворчал Мойша.

— Мойша! Позор! И это говоришь мне ты, «кладезь знаний»? Ты, волосатик, случаем не помнишь, кто в лечебницах за пополнение запасов отвечает и знает, кого из больных чем кормить? А кто гробы для мертвых заказывает — тоже запамятовал? Ну, Мойша, я даже ругаться не буду…Такая ошибка!

Вид у Мойши после этой тирады Любавы был такой, как будто его прилюдно отхлестали плеткой. Действительно, так гордиться своей памятью и догадливостью и так бездарно промахнуться на пустом месте…

Тут вмешался Зигфрид.

— Мойша, ты бы действительно полегче с дамой. Я понимаю — вы там на болоте своих баб ни в грош не цените. Но здесь этот номер не пройдет. Давай дальше, Люба…

— Так вот, на территории лечебницы построили специальный корпус, куда привозят бойцов армии Ганса. Врачевателей туда тоже набрали новых, причем всетролли из Игдрасила. Их в лечебнице коновалами кличут. Молотки, пилы, щипцы, ножи металлические. Подводами заказывают льняные холсты. У корпуса отдельный вход.

Сначала много народу лечилось — старые бойцы, потом молодняк пошел. Весной этого года вообще никого не было, а буквально недавно привезли троих — так на них, как Готильда сказала, места живого не было. Она говорит — «огненные стрелы» так не калечат. Там все попроще. А эти трое были теми самыми пулями, как поросята гречневой кашей нафаршированы. Спасти удалось только одного.

Их почти сутки «коновалы» вместе с врачевателями оперировали. Два ведра осколков на помойку выбросили. Причем, что интересно — все трое были из древних боевых семей, магию боевую знали — от зубов отлетало.

Я подумал про себя: «Во что же эти бедолаги вляпались? И с чего бы это вдруг такие перепады в количестве больных?» И тут, как будто по заказу, раздался голос Зигфрида.

— Если я правильно помню, примерно год назад Ганс начал выигрывать сражения обычным оружием. А под Готенхаймом, поговаривают, Курт Вейгехоф обратил было его войска в бегство, но неверно оценил местность и после двухчасового преследования завел армию в Ламбдокские холмы, где их всех и положили. Всех до единого. Причем никто так ни не понял, почему Ганс отдал приказ пленных не брать.

А весной была стычка у Роттенвальда. Вот там крови было больше, чем при штурме Гамбурга. Ганс с Эссеном пленным магам за шиворот засовывали «огненные кувшинчики». Там до сих пор деревья стоят напичканные осколками, что эти твои боевые маги.

Тут меня осенило.

— Погоди, Зигфрид! Получается, что два года назад Ганс каким-то образом получил в свое распоряжение новое оружие. В отличие от магического пополнить его мощь в нашем мире нельзя, эти маленькие огненные стрелы у нас пока никто не делает.

— Пока не делает… — совершенно отстраненным голосом заметила Хельга. — В принципе, для кузнецов и магов Игдрасила…

— Послушай, не надо, а? — нервно бросила Любава. — От слова до дела ведь не так далеко. Нам в Лагенвельте только всей этой огненной дряни не хватало! Мне и так не по себе от того, что Ганс на все работы, связанные с новым оружием, нанимает каких-то новых людей не из родовитых потомственных членов Гильдий.

У меня по спине пробежал холодок. Мойша тоже скривился, будто нащупал больной зуб. До тех пор, пока вмешательства из Грубого Мира касались предметов и отдельных людей, с ними можно было бороться. А вот если люди Лагенвельта сами поймут, как создавать вещи, попавшие оттуда…Мне даже помыслить было страшно, к чему это могло привести. Хотя где-то на самых задворках сознания теплилось некое самодовольство от того, насколько я был прав со своим секретным увлечением магической механикой.

И тут я поймал на себе оценивающие взгляды и Зигфрида, и Хельги, и Любавы. О черт! Они что, мысли читать умеют? Или просто мне стоило бы перестать недооценивать умственные способности старших товарищей? Но я продолжил:

— Хорошо. Пока не делают. Мы видели тот схрон. Туда припасов на много лет активной войны не насуешь. Получается, что первые успехи Ганса были достигнуты на запасах первого схрона. Допустим, это случайность…

После следующих слов Мойши я был готов убить лешего за бестактность. Наш волосатый друг влез прямо посреди моей фразы:

— Правильно. А вот откуда у него новые запасы оружия? При этом такие, которых раньше не было? Два года воевал без огненных кувшинчиков — и тут — на тебе! Кто и почему подкинул ему такой подарочек?

Меня взяло зло.

— Послушай, Мойша, ты мне Дашь закончить или нет?

— Шамтор, мальчик мой, а мы разве не общее дело делаем? Какая разница, кто сказал. Мы ведь должны понять, что дальше делать.

Я повернулся к Любаве.

— Послушай-ка…И вот тут я забыл, что хотел спросить. Русинка вновь показалась мне голой. Морок был настолько сильным, что я поспешно сел на место и закрыл лицо руками.

— С тобой все нормально? — участливо спросила Хельга.

— Молодые, они все такие. — пробурчал леший. — Откроют рот — а как закончить — не знают.

Возникла неловкая пауза. Мне было ужасно стыдно, и в то же время я судорожно пытался вспомнить, что я хотел спросить у Любавы. Тишину разорвал вопрос Зигфрида.

— Так, Мойша! Раз уж ты выступил, давай докладывай, что удалось узнать тебе.

— Я…ладно…Короче, я встретил тут друга нашей семьи — тролля одного и мы пару дней пошарили по знакомым его…

Я всегда подозревал, что у наших и русинских волосатиков есть много общего. Но чтобы они семьями дружили? Лешего с болота не выманишь, троллей из пещер. Кроме повышенной мохнатости между ними не было ничего общего. Хотя нет — вру. Было. Наши тролли тоже вели достаточно замкнутую жизнь, не вмешивались ни в чьи дела, добывали руду в своих горах. В отличие от леших они активно торговали на всех рынках городов Фатерлянда и кое-кто даже поговаривал, что в их пещерах таились огромные состояния из природного золота и множества монет со всего Лагенвельта.

А Мойша тем временем продолжал:

— Короче, мы с Катцем побывали в разных почтенных домах у авторитетных в Фатерлянде троллей. Народ, конечно, темнит. Но мне удалось узнать, что Эссен, помощник Ганса, создал тут целую охранку, которая наводит страх на любителей поболтать. Есть темы, на которые говорить запрещено. Тех, кто пробует, убивают на месте. К числу особо секретных тем относятся все разговоры о сути нового оружия, местах, где его хранят и тайнах обращения с ним. Ганс действительно набрал в гвардию крестьянских детей, осыпал их благодеяниями и милостями, и они теперь за отца-герцога готовы глотку порвать любому. Только новые гвардейцы имеют доступ к новому оружию. А к ним близко не пробьешься. Мне говорили, что много народа в закрытые части было рекрутировано в родных местах Великого Железного Тролля Хаима. Но я у него был — и ничего. Милейший господин, вежливый, безумно богатый. Но по поводу Ганса молчит. Катц сказал, что самые богатые тролли получили от Ганса громадные заказы на производство магического и не магического оружия под гарантии строжайшей секретности. И, тово, похоже, Хельга права — не только в Игдрасиле над секретами нового оружия магические механики бьются…

Сердце мое застучало часто и даже как-то с перебоями. Я ничего не мог с собой поделать. Я хотел быть там, в этих мастерских — у тролля Хаима или в Игдрасиле, неважно. Главное быть причастным к таинству которое происходило там. Это была моя мечта. Но следователю Шамтору надлежало хранить каменное выражение лица. Я пару раз глубоко вздохнул и начал успокаиваться. Но все же Мойша начал поворачиваться ко мне. И тут ситуацию спасла Любава.

— Мойша, а с какого такого перепугу у тебя, сыча болотного в этих краях друзья семьи завелись? Может, ваши бабы втихаря через границы к этим горным богатеям бегают, а вы все песни свои на зорьке распеваете?

Мойша начал багроветь. Но ответить ему не дала Хельга.

— Я скажу. Извини, Мойша, твой сеанс связи с Русинскими Землями не относится к прямой служебной необходимости. Ты ведь за Катца меня просил.

— Да ты чаво… — зашипел лешак.

Но Хельга продолжила.

— Короче, Мойшин старший брат Барух…как бы это помягче сказать…короче, женщины его не интересуют. А Катц очень даже интересует. И эти голубки по моему каналу связи между собой час, наверное, ворковали. Не спорю, пикантно было послушать. Местами даже очень возбуждающе…Что ты пыхтишь, леший? Ты лучше поблагодари своего братца. Если бы он пару лет назад этому Катцу у вас там на болотах не присунул, ни к какому Хаиму в дом ты бы не попал.

Мне казалось, что леший сейчас взорвется от злости и всех нас забрызгает своей желчью. Он шептал:

— Дура, дура баба!

Да уж для его привычного жизненного уклада наши дамочки явно не подходили. Зачем он в принципе вылез со своих болот? Какая у него могла быть цель в этой чужой и грубой жизни? Ведь там, в их русинской глубинке, все было так просто — выбрал себе жену и сиди, плоди ребятишек, учи их владеть местным зверьем и оплакивай тех отпрысков, что не справились с животной магией и были загрызены волками, укушены вызванными змеями, задраны пришедшими на зов медведями.

Я слышал что обучение ихмагии связанной с вызовом любых лесных существ, одно из самых опасных занятий. И порядки в этом племени еще те. Чем больше семья, тем выше твоеположению в нем. Чем больше семья — тем больше болото. Все просто.

В принципе, когда я был на стажировке в Муроме, особенности культуры леших меня сильно интересовали. Их грустные песни о не доживших до инициации братьях и сестрах могли выжать слезу и из камня. На каждого выжившего взрослого лешего приходилось по четыре-пять погодков, не сумевших остановить пришедшие на их зов звериные полчища.

Но, с другой стороны, если бы не происходила такая естественная чистка поселений леших, то через пяток поколений они покрыли бы плотным волосатым ковром не только свои болота, но и весь Лагенвельт. В их семьях рождалось до 20–25 детей! Я даже представить себе не мог, как выживали бедные жены леших. Наверное, именно из инстинктивного сочувствия к своим болотным товаркам женщины за пределами болот очень неприязненно относились к лешим-мужчинам. Так что Хельга, сдавая Мойшу, поступала по-своему, по-бабски, понятно и правильно.

Когда я очнулся от своих мыслей, Мойша все еще сидел на своем месте, все еще что-то бурча под нос. У Зигфрида был откровенно озадаченный вид. Наконец он повернулся ко мне.

— Жаль, конечно, лешака. Один извращенец на весь болотный край — и тот в его семействе. Но, в конце концов, Мойша, ты ведь Катца сам нашел? И, когда к авторитетным троллям по его рекомендации ходил, тоже знал, что делал? Так что извини…Ну ладно, а что у тебя, практикант? Ты что накопал?

Я перевел дух.

— Командир, я копал в основном по кабакам…

— А что, тоже неплохое место! — внезапно повеселел Зигфрид. — У народа там знаешь как языки развязываются! И что?

— На северной окраине города в одной из пивных видели очень странных людей. Они пришли с какими-то подводами. Двух мальчишек, пытавшихся сдернуть с груза холстину, убили. Жестоко убили. Трупы бросили на обочину дороги, чтобы все видели. И еще — Ганс не разрешает свои новым гвардейцам пить. За пьянку их тоже в расход пускают. В южных кварталах есть казармы — так после того, как там разместили «новую гвардию», пришлось закрывать половину кабаков в округе. Вот, в общем-то и все.

— Неплохо, практикант. А что, по-твоему, это были за люди?

— Никто не знает. Поговаривают только, что они появились в городе недавно и пришли откуда-то из русинских земель.

— Так. Все обо всем рассказали? Теперь моя очередь. Наша Агнешка, как и большинство хозяек таких вот гостиниц, когда-то держала небольшой притончик для усталых воинов. Ну, вроде меня. Теперь остепенилась, но военных по-прежнему любит. Ну, вот я ее и попросил за поцелуйчик в ушко…

— В ушко? И где это ушко? — поинтересовалась, как бы ни к кому не обращаясь, Хельга.

— Это ушко — где надо ушко, Хельга. Короче, я ее попросил с подружками поговорить, которые не бросили ту многотрудную, но благородную стезю — что по городу говорят об оружии новом, о самом Гансе, вообще о будущем. И вот что я выяснил. Народ Гансу верит. Жить при нем стало лучше, торговля как следует пошла, земли он присоединенных баронствах и герцогствах разделил честь по чести. Но он тут бывал у девиц местных. И забавные вещи про него рассказывают маркитанточки. Он в постель ложится со своим самострелом, и когда подходит самый приятный миг, начинает в потолок стрелять. Девочки пугаются, визжат, но Агнешка говорит, что он себе по Фатерлянду штук десять набрал, которым нравится, как он в потолок пуляет в момент экстаза. Я тут подумал — логика-то в этом есть…

— Еще какая! — Хельга снова прокомментировала, ни к кому не обращаясь.

— Ну, на этот раз мы с Хельгой поняли друг друга. — довольно хмыкнул Зигфрид.

Лично я ни черта не понял, но и Любава и Мойша зашлись в тихом хохоте.

— Короче, заигрался мальчик. — ледяным голосом продолжила Хельга. — Он, похоже, без этих своих новых игрушек уже и до ветру сходить не может. А это, уважаемые, для нас проблема. Он ведь не от большого ума эту войну затеял. И если он еще пару десяткой таких же задвинутых на пальбе ребят по деревням нашарил — то просто так у них новое оружие не отберешь. Они будут воевать до последнего патрона. А когда патроны кончатся, как думаете, что они делать будут?

Зигфрид задумался.

— Ну что, картина всем ясна? Мене кажется, ситуацию можно докладывать Сенту. От себя скажу — жаль, конечно, что на милый Фатерлянд такая божья кара выпала, но надо и в Русинских Землях крепко посмотреть что там почем.

Зигфрид удалился в свою комнату вместе с Хельгой, для отправки отчета Сенту и получения новых распоряжений. Пока мы ждали нашего начальника, как-то само собой появилась мысль о хорошем сытном ужине.

Тем более как заявил уже переставший дуться Мойша,(кстати качество котороевсегда меня привлекало в леших, не могли они долго обижаться). надо было «закрепить наши деловые отношения». Никто, естественно, против не был. Проблема заключалась, оказывается, совершенно в другом. Удовлетворить вкусы всех посетителей хозяйка не могла и пришлось обходиться тем что было. То естьтрадиционной фатерляндской кухней.

Признаюсь, это меня нисколько не расстроило в отличии от остальных, а обрадовало. Вообще мое любимое блюдо — это аппетитные хорошо прожаренные свиные сосиски с острым соусом Маннэ. Представьте себе нежнейшие молочные сливки, которые в строго соблюдаемых пропорциях смешаны с хреном. Плюс немного черного перца…..

Если Любава и Хельга вполне адекватно относилась к местной кухне, то Мойша наотрез отказался есть поганые, как он выразился, «пиписки». У меня на этот счет сразу родилось несколько мыслей, но увидев серьезное выражение лица лешего я не рискнул шутить. Черт их знает этих жителей лесов…Может, у него не только брат нетрадиционной ориентации. Отымеет еще втихаря…

Зигфрид вернулся в приподнятом настроении. Хельга молча уселась за стол рядом со мной. Я заметил, что она успела переодеться, но это не повлияло на длину ее юбки. Казалось, ее обнаженные ноги заполняли собой всю комнату.

Мало того, сев рядом со мной, она случайно (а может и не случайно) коснулась меня своим коленом. Я невольно вздрогнул, почувствовав, как малый Шамтор заинтересованно поднял голову. Малыш, видимо, все еще хотел узнать, что бывает, когда дяди начинают палить в потолок в момент общения с тетями. Порыв мальца приостановил взгляд Любавы, которая сверлила глазами мою соседку.

Учитывая, что я сидел между ними, эта ситуация меня начала забавлять. Тем более внезапно я почувствовал руку Любавы на другом своем колене. Да что такое твориться. Они сейчас поздороваются там под столом, руки друг другу пожмут и чего? В своей родной академии я не пользовался таким вниманием женщин. И каких женщин! И снова меня выручил шеф. От его зоркого взгляда не укрылось поведение наших женщин, и он выручил меня из сложившейся двусмысленной и вредной для здоровья ситуации.

— Так! — рявкнул он, и от этого громового баса девушки вздрогнули и сразу оставили меня в покое, — что здесь происходит!

— Ничего, — невинно заметила Любава, — ты кстати не рассказал как там твой доклад?

— Нормально, — подозрительно посмотрел на нее Зигфрид, — наша работа признана удовлетворительной. Завтра утром мы получим окончательные инструкции.

— Но Зигги, какие инструкции? — удивился Мойша, — насколько я понял Сента, мы по любому должны отправиться на Русь к нам в Муром. Именно там найден русинский схрон.

— Да, это так, — кивнул Зигфрид, — Мы летим к вам. Но вот точная суть задания — это под вопросом. Завтра все выяснится.

— Кто празднику рад — тот с вечера пьян. Наша очередь вас привечать. — широко улыбнулась Любава.

— А я что говорил? — заявил Мойша, — это, тово, моя идея!

— Это тово, бесспорно — рассмеялась Любава.

Я покачал головой. Любава постоянно подтрунивала над лешим, но тот не обращал на это совершенно никакого внимания. Хотя, по сравнению с ударом в спину, который всего полчаса назад Мойше нанесла Хельга, издевки Любавы были, если вдуматься, так, укусами комариными.

— Ну что же, — кивнул Зигфрид, — почему нет. Давайте организуем ужин. Я сам хотел это предложить.

— Зачем тогда дело встало? — вставил я, присоединившись к общей беседе, и был вознагражден пылким взглядом Любавы. Но одновременно меня вновь коснулось колено Хельги, которая невозмутимо изучала какую-то тонкую книжицу. Откуда она ее взяла — ума не приложу. Что-то раньше не замечал я за ней любви к чтению.

— Хозяйка! — рявкнул Зигфрид.

На его зов сразу появилась розовощекая Агнесса. Она была одета в платье с необъятным вырезом, туго спеленавшим ее большие (на мой вкус — так слишком большие) груди.

— Слушаю вас гости дорогие, — склонилась она перед Зигфридом. Тот, не отрываясь, смотрел на едва не вывалившиеся на свет божий толстые розовые соски хозяйки. Наконец, он принял какое-то решение.

— Агнешка, — ласково произнес тот, от чего пышечка выпрямилась и вздохнула так, что у нее на груди едва не лопнула шнуровка платья, — мы решили организовать ужин.

— Прекрасно, — расплылась та в улыбке, — что будете заказывать?

Я, естественно, заказал сосиски. Любава остановилась на зажаренном поросенке под хреном. Зигфрид решил разделить с ней это блюдо. Хельга заказала жареную рыбу, и лишь Мойша, как всегда, был оригинален.

— А что-нибудь растительное у вас есть? — осведомился он чем привел хозяйку в замешательство.

— Растительное? Лук, чеснок….петрушка, укроп… есть трава для специй….

— Картофель имеется?

— Имеется, — облегченно кивнуло хозяйка, вам какой жареный или вареный, с…

— Так женщина, — оборвал ее Мойша, — мне вареный картофель. Луку зеленого побольше. Да и картофеля не жалейте. И укропа можно. И петрушки…

— И осоки, щавеля, цветочков ромашки, а на закуску белены! — не удержалась и съязвила Любава.

Мало того она настолько точно изобразила размеренную речь лешего, что все грохнули со смеху. На этот раз Мойша хоть как-то отреагировал на шутку. Он повернулся к девушке и, нахмурившись, погрозил ей своим волосатым пальцем, чем вызвал очередной приступ гомерического смеха у присутствующих. Одна хозяйка пыталась оставаться невозмутимой.

— А что будут пить дорогие гости? — осведомилась она наконец поборов смех.

— Мне меду хмельного. Как обычно. Дамы? — повернулся Зигфрид к столу.

— Пиво, — ответила Любава. Хельга, отложив свою книжицу, кивнула.

— Я тоже пиво, — поспешил вставить я.

— А ты Мойша? — осведомился Зигфрид у последнего члена нашей группы.

— Я, Зигги, не люблюспиртное, — немного подумав ответил тот, — мне, хозяйка, чаю с травами….

Любава хотела было опять сострить, но столкнувшись с предупреждающим взглядом Зигфрида, видимо, решила отложить шутку на потом. Тем не менее я увидел как она посмотрела на Агнессу и сделала несколько пассов.

Ее движения напомнили мне какое-то заклинание…. Точно! ЗаклинаниеКонтроля. Теперь хозяйке предстояло сделать нечто против своей воли. Только вот почему Любава сделала это как-то тайно? Она что, готовила нам всем сюрприз? Не люблю сюрпризов от женщин. Про себя я решил внимательней следить за русинкой.

Хозяйка ушла оставив нас одних. Зигфрид опустился на стул рядом с Хельгой, оказавшись таким образом во главе стола. Занятное, доложу я вам, расположение. На одной стороне я между двумя девушками. Во главе стола Зигфрид, а всю противоположную сторону занимал Мойша. Леший для верности подставил себе еще один стул и сидел фактически на двух.

Некоторое время мы молчали и первым начал говорить тот, кому и полагается. Наш начальник.

— Мы теперь единая бригада, — объявил он, словно доводил до нас нечто жизненно необходимое. Поэтому мы должны полагаться друг на друга. А это невозможно без доверия. Поэтому предлагаю рассказать о себе.

— Это еще зачем, — возмутился Мойша, — нечего тебе про меня слушать, Велемир всеобъяснил. Буду я лишний раз тово…рассказывать. И так из-за Хельгиного длинного языка сраму натерпелся.

— А обо мне, тово, тем более знать не надо! — ляпнула Любава. Мойша вновь бросил на нее недовольный взгляд но промолчал.

— А мне лично особо и нечего скрывать, — заявила Хельга. Я выросла в фьордах Игдрасила, и наша жизнь всегда была проста. Ты и твой враг, ты и хищник. Кто сильней тот и выжил, кто сильнее тот и победил и захватил добычу. Это закон моего народа.

— Вот это я понимаю, — с одобрением кивнул Зигфрид, — на поле боя точно так и происходит. Теперь я увидел, что и Хельга посмотрела на нашего начальника по-другому чем раньше, правда в этот момент я почувствовал, как по моей ноге вверх ползет ее ладонь. Видимо, это тоже закон их народа. Хотя ее предполагаемая добыча как-то особо и не сопротивлялась, а, напротив, резво устремилась навстречу бравой воительнице.

— А я — мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы выглядеть абсолютно невозмутимым, — я думаю если маг хочет чего-то добиться, то ему нужно самое главное — правильно ставить себе задачи и целенаправленно выполнять их! То есть точно знать, что тебе нужно.

— Не ожидал, — уважительно заметил Зигфрид, — а ты не прост, парнишка.

— Молод еще, да зелен, — невозмутимо заметил леший. Я в его годы только ходить начинал. И не встревал в разговоры старших. Я учил, учил, зубрил, зубрил, работал, работал и после долгих лет труда, я как дятел долбящий дерево, продолбил себе дорогу в жизни.

— Оно и видно, — огрызнулся я, внезапно почувствовав себя обиженным, — такую дорогу только дятел может продолбить!

— Спасибо, сынок, — внезапно поднялся Мойша и, кивнув мне снова опустился на место, — люблю тех кто правильно понимает критику.

Я растерянно посмотрел на Любаву.

— Не удивляйся, — шепнула та мне на ухо, ты не знал, но у Мойши есть прозвище «дятел». Оно как раз дано за его въедливость и докучность. И он им очень гордится. Так что вот так ты нечаянно ему и угодил.

— Первая сосиска всегда не в живот, — ответил я фатерляндской пословицей.

— Смотри, — заговорщицки подмигнула мне Любава, — я придумала неплохую шутку для нашего «дятла».

— А ты-то что над ним постоянно издеваешься?

— Не знаю, — посмотрела на меня Любава, посмотрев на меня своими чистыми и невинными голубыми глазами, — простовесело.

Верите или нет, а у меня на эти слова не нашлось ответа.

Вновь наступившее молчание было нарушено появившейся хозяйкой с подносом. На нем возвышались заказанные нами блюда. За ними на столе появился большой кувшин с пивом, огромная кружка с медом и большая бадейка с узваром, от которого на всю комнату сразу завоняло ароматами болота.

Мойша буквально расцвел, когда увидел узвар. Судя по всему, хозяйка ему угодила. А блюдо с вареным картофелем, обильно усыпанным зеленой травой, появившееся перед ним привело его в совершеннейший восторг. Зато я еле сдержал рвотный порыв. Ненавижу картошку. По-моему, самый бесполезный продукт в Лагенвельте. Я скорее умру с голода, чем стану есть эту отраву в кожуре.

Я поспешил налить себе пива в пузатую деревянную кружку и, сделав хороший глоток, сразу вернул себе хорошее расположение духа. Хозяйка удалилась, и я огляделся по сторонам. Зигфрид с Любавой отрезали себе по большому куску покрытого золотистой корочкой поросенка, возвышавшегося на серебряном подносе, а Хельга ловко разделывала рыбу, лежавшую перед ней.

— Что ж, друзья, — прожевав первый кусок мяса, произнес Зигфрид и воздел свою огромную кружку вверх. — Предлагаю выпить за нашу бригаду.

— Прекрасный тост! За нас с вами! — поддакнула Хельга, и все дружно закивали.

— И за хер с ними! — закончила Любава.

Выпили мы первый тост дружно за исключениемМойши, который заявил, что «за чей-то хер он пить не будет» и вместо этого занялся своей картошкой. Но тут вновь появилась хозяйка с небольшим подносом, закрытым крышкой. Поставив его перед Мойшей, она недобро посмотрела на него и быстро удалилась.

— Это чего? — непонимающе уставился тот на появившееся перед ним блюдо. Я разве, тово, это заказывал?.

— А ты посмотри, — заметила Любава, подмигнув мне.

Леший послушался и снял крышку. Я хмыкнул. Ничего особенного. На подносе лежало несколько десятков мелко порезанных грибов. Правда, они в отличие от обычных, которых было в лесах Лангевельта великое множество, эти были ярко зелеными. Но надо было видеть Мойшу, когда перед ним появились эти грибы. Он сначала побелел, потом покраснел, потом посинел и только когда вновь вернул себе свой нормальный цвет.

— Что с ним? — шепотом поинтересовался я у Любавы.

— У леших такие грибы, как у вас пиво или шнапс. Только вот первый раз вижу такую реакцию на деликатес. — ответила та.

Мойша некоторое время раздумывал, и, что-то решив для себя, отодвинул тарелку подальше.

— Не смешно это! — прогудел он. — Я не ем грибов. И пусть тот, кто это сделал знает, — его взгляд остановился на Любаве которая спокойно выдержала его, — пусть тот знает, повторил он, я «дятел», я терпеливый. Но любому терпению, приходит тово…. Конец.

— Ладно, не заводись, — махнул рукой Зигфрид, трескай свою картошку.

— Я предупредил Зиги, я предупредил, — Мойша, успокоившись, вновь перешел к процессу поглощения пищи, который был, как и все у леших, чересчур обстоятельным. Если бы я ел с такой скоростью, то заканчивал бы свой ужин утром.

Ну, хватит о Мойше. Передо мной лежали ароматные сосиски, а в кружке пенилось отменное пиво. Я отдал должное еде и прекрасному пенному напитку. Через полчаса все за исключением Мойши, который по-прежнему занимался своей картошкой, превратились в закадычных друзей. Так обычно и бывает на подобных пьянках. Я сидел, прихлебывал пиво, закусывал сосисками и бросал взгляды на Любаву с Хельгой. Они вели между собой какой-то задушевный разговор. Впрочем, для меня не были тайной подобные разговоры. Обычный их смысл сводился к тому, что все мужчины кобели и все такое прочее…

Тем временем у Зигфрида язык заплетался все больше и больше. Когда появилась хозяйка с очередной кружкой меду, она быстро оценила ситуацию и как-то очень ловко увела с собой нашего предводителя. Я вздохнул с облегчением, но в следующую минуту пожалел, что Зигфрид ушел. Обе женщины обратили на меня свое внимание. Я бросил молящий взгляд на Мойшу, но тот все продолжал заниматься едой. Обжора чертов!

Я залпом выпил кружку и почувствовал, как начинает действовать хмель. Голова у меня пошла кругом и я уже с идиотской улыбкой смотрел, какХельга уходит. Любава дождалась пока та уйдет, и подсела ко мне. И вновь я увидел ее без одежды…

Но хмель не позволил мороку долго держаться. Я взял новую кружку, и последнее что услышал, были слова Любавы — Не пей! Но было поздно.

После этого я провалился в сон, содержание которого сейчас вспомнить не могу, но он был приятным. По-моему, я с кем-то в нем занимался любовью. И женщин было явно не одна и не две….но впрочем не уверен. И, по-моему, во сне я даже удачно охмурил нашу мясистую Агнешку, о чем даже помыслить бы не желал на трезвую голову. Все-таки Бремен — славный город. Жалко будет отсюда уезжать. Если не умру на базарной площади, надо будет сюда вернуться.