Annotation
Рассказ о войне
Валин Юрий Павлович
Валин Юрий Павлович
Товарищ Марон
margin="10pt"; margin-bottom="15pt"; align="center";>Товарищ Марон
Памяти бойцов и командиров 12-й отдельной,
241-й, 167-й танковых бригад.
В ваших контратаках рождалась победа
под Сталинградом.
На рассвете опять начало моросить, шпиль кирхи растворился в серости, и капитан Семечкин вновь лишился хорошего ориентира. Разве это весна? Хрень это, а не весна апрельская. Впрочем, ограда ближнего фольварка проступала все отчетливее, должна же облачность рассосаться.
Погода в Германии истинно фашистская. Вроде и не холодно, а сырость пробирает до костей. От двигателя тридцатьчетверки еще чуть ощутимо тянуло пахучим дизельным теплом, но больше наблюдателя спасала брошенная на броню башни телогрейка. Капитан Семечкин осторожно поелозил локтями по чумазой и порядком драной ватной защите и вновь поднес к глазам бинокль...
Там они, сидят и ждут. Около роты фольксштурма, бронетранспортер, еще какие-то приблудные немцы. Фаустников хватает, понятно. Но хуже зенитки у перекрестка. Дорогу фрицы, понятно, заминировали, все по инструкции. Это правильно, ордунг должен быть.
Капитан передернул плечами - утренняя зябкость настойчиво лезла под куртку и комбинезон. Пока ходил к разведчикам, взмок, теперь тело разом и чесалось, и мерзло. В баню бы...
До бани было далековато. Разведывательный мехотряд уже четвертые сутки действовал самостоятельно. После того, как батальон перерезал шоссе, группа капитана Семечкина выкинулась дальше к югу, разнесла разъезд с трудновоспроизводимым названием, растрепала обозы на шоссе и вышла к городку у перекрестка. Городок был так себе - задрипанный, но здесь русских уже ждали. И лезть "на арапа" капитан не собирался...
...Задница, считай, промокнет. Семечкин вздохнул и легко стукнул по люку:
- Петро, плащ-палатку подай.
Внутри зашебуршались, выбрался наводчик: морда щетинистая, глаза красные. Передал запятнанный маслом сверток плащ-накидки.
- Що тут?
- Да ни що. Сам видишь, опять кропит и тучи на башку садятся.
Сержант поморгал на серо-свинцовые небеса, на угадываемый за деревьями фольварк и дорогу:
- Так может, того? С ходу, с двух направлений? Они один разок пальнуть-то и успеют...
- Я вам дам "того-этого, разок". Сидите, дремлите.
Внутри машины перекинулись парой слов, повозились и утихли. Воздух набухал влагой, иногда с юной листвы скатывались здоровенные капли, плюхались на броню. Шелестел тростник у прудика - капитан глянул туда - разворачивающийся танк зацепил игрушечную дорожку, расшвыряв гусеницей камни, но сам мостик, аккуратный и узенький, уцелел. Светлела под ним полоса чистой воды... Не, ну его к черту: даже на взгляд ледяная. Отморозится все в тридцать секунд.
Капитану Михаилу Семечкину было двадцать два года и он собирался встретить победу вполне укомплектованным для мирной жизни. Ну, если повезет, конечно.
В стороне протарахтела пулеметная очередь. Не спят фрицы, переживают и томятся...
...Шпиль кирхи проявился из тумана где-то через полчасика. Капитан убедился, что прояснение не провокация фашисткой погоды и грюкнул каблуком по броне:
- Экипаж, подъем! Рассосались хляби небесные. Костя, связистов и командиров, ко мне.
Нет, дурацкая погода. Пока собрались, проглянуло блеклое рассветное солнце. Капитан ставил задачи - до подхода вызванных штурмовиков оставалось время перепровериться.
...- Накроем, - заверил командир минометчиков. - Огурцов полны бочки, отсыплем с горкой.
Трофейных мин на станции, действительно, прихватили с запасом, самоварники опытные, тут особых сомнений нет. "Спешенные" мотоциклисты и оба "голожопых фердинанда [1]" обозначат лобовую атаку вдоль шоссе, тридцатьчетверки с десантниками рванут под прикрытием фольварка, с дальнейшим поворотом вдоль канала - прощупано, там только цепочка окопов фольксштурма. Главное, на улице под зенитку не выскочить...
- Задача ясна?
Товарищи командиры кивали, затаптывая папироски.
- Да порвем немца, товарищ капитан, - не удержался командир "ноль третьей". - Тут до Берлина одна заправка, да два перекура.
- Отставить вычисления. Мы южнее вражьего логова идем, отловом бесноватого фюрера другие займутся. А ты, Минько, вообще завязывай с куревом и шапкозакидательством. К машине, бегом марш!
Урысил лейтенант, молодой и обиженный. Разошлись командиры подразделений. Капитан еще раз глянул на часы: десять минут до подлета определенно имеется.
- Петро, полотенце изыщешь?
- Да ты що, капитан? Там, считай, ледок по кромке.
- Согреться мы успеем, - Михаил скинул куртку...
...А тогда было душно. Конец сентября, на светлеющем небе ни облачка, в рычащем безветрии волочет бензиново-солярные клубы дыма и пыли. Степь кругом, серо-рыжая, еще полу-ночная, с неглубокими ложбинами, оспинами воронок и шрамами траншей. Бои за прорыв к Орловке шли не первый день, землю умучали в полусмерть.
Бригада развернулась для атаки. Свежая, полноценная танковая бригада: сорок восемь машин, практически новеньких, ленд-лизовских. И сосед рядом не слабее: - двадцать девять английских "Валентайнов" [2], подкрепленных двумя десятками легких отечественных Т-70 [3]. Взревывала двигателями, звенела металлом гусениц, и хриплыми перекличкой пехоты предрассветная степь. Лопались гаубичные снаряды обеспокоенных немцев - предчувствуют гады, уже заерзали, но пока наугад кладут.
Мишка сидел на корточках за компактной башней "стюарта" [4], придерживал на голове пилотку и думал, что напрасно каску не прихватил - не такая уж она тяжелая. Гришка, высунувшись через люк, ободряюще скалился:
- Да ладно тебе. Броня крепка и танки наши быстры. Перекурить не успеете, как подтягиваться к Орловке придется. Возьмем мы эти горки несчастные. Вон, кулак какой массированный собрали. Опрокинутся фрицы на "раз-два".
- Ладно, пойду, - кивнул Мишка. - Бывай здоров.
Пятерня у Гришки-Марона была в солидоле. И где он в чистеньком "М3л" так мгновенно вымазываться успевает?
...Сержант Семечкин бежал, перепрыгивая через окопчики, в тыл и думал что никакой справедливости в таком положении дел не имеется. Росли на одной улице, дрались и в футбол вместе играли, потом судьба в одно училище свела, потом в одну бригаду откомандировала. Везло ведь. А сейчас... Кто-то зайцем скачет в тыл к своей ремлетучке, а кто-то в бой идет.
Судьба действительно дурила не по совести. Когда Мишка на первом построении увидел в шеренге соседнего взвода знакомую конопатую личность - глазам своим не поверил. Гришка Заварчук тоже земляка узнал и радостно показывал кулак - весь в сомнительных ссадинах. Видимо, своих якиманских ухваток Гришка по пути в училище не растерял.
От Москвы до Горьковской области путь длинный. Для эвакуированных так и вовсе непредсказуемый. Но призвались военкоматом, считай, в один день, встретились в одном Горьковском учебном бронецентре, готовились на командиров машин, потом переучивались на новых "американцев", ждали выпуска и лейтенантских званий, холодали-голодали, мерзли в караулах и на полигоне. Все было. И та "ничейная" буханка, и самоходы в поселок. Учеба, будь она неладна... Гришка, конечно, механиком по крови родился - и батя у него сколько лет наладчиком станков на голутвенском "Красном текстильщике" трудился. Болты-гайки под умелыми руками Заварчука сами закручивались, а уж за рычагами Гришка давал жару - лучший мехвод роты, в пример ставили. Мишке с его полуинтеллигентным воспитанием приходилось туже - матчасть не давалась, с вождением и строевой тож не особо. Стрелял, правда, "на отлично". Но стрельбище оно бывало нечасто, из пушки так и вообще четыре раза за курс бабахнули. А клапана и фрикционы каждый день зубри до одури. Не складывалась механика в голове курсанта Семечкина, упрощенные разъяснения друга помогали зачеты сдавать, но все равно не особо... Собственно, не теорией и техобслуживанием врага поражают, а непосредственно огнем, гусеницами и личным мужеством.
В общем, в роте курсант Семечкин числился Мишкой-Москвичом, а товарищ Заварчук продолжил носить давешнее гордое прозвище - Гриха-Марон . Ничего поповского в этом прозвище не имелось, что исторически и культурно подковавшийся по теме Гришка легко доказывал на пальцах, а если надо и на кулаках. Родным Мароновским переулком курсант гордился, выводя название к личности какого-то воинственного древнего грека. Вообще-то, этого античного воителя в тихом и тенистом Замоскворечье мало кто знал, куда известнее была церковь Марона-Пустынника, что как раз и располагалась за новенькой школой, которую недавно возвели над старинным переулком. Впрочем, в разжалованной церкви уже который год располагалась модельная мастерская, может и прав Гришка: переименовали переулок по созвучию в честь античного бойца-героя, что абсолютно верно с точки зрения исторического интернационализма и экономии на новых домовых табличках.
Пронеслись мучительные месяцы освоения броневых премудростей. Мишку не отчислили, хотя временами он и сам был не прочь в пехоту сбежать или в иной "безфрикционный" род войск. Но стране нужны были танкисты, это понимало и командование училища и сам комсомолец курсант Семечкин. Обстановка на фронтах поджимала, и когда выпустили курсантов с сержантскими треугольничками на петлицах, вместо, пусть одиноких, но гордых "кубарей" младших лейтенантов, друзья встретили удар судьбы мужественно, хотя и сильно ругались.
Бригада доформировывалась в спешке, на всем новом: машины пришли прямиком из заграницы, сияющие краской, набитые изобильными ЗИПами, наборами инструментов и прочим шикарным добром. Гришка офигевал с молотков с полированными рукоятками, великолепных пассатижей и своих новых краг. Понятно, и учудить успел: на батальонных ученьях, когда осваивали развертывание и радиосвязь взводов. Ротам присвоили "звериные" радиопозывные, а некому командиру машины погоняло "Марал-восемнадцать" показалось, видите ли, неблагозвучным. Самовольное, но многократное выданное в эфир "Марон-восемнадцать" комбата из себя крепко вывело. Влепили радиохулигану десять суток ареста, впрочем, за неимением времени скостили до трех, пригрозив "досиживанием позже" и кучей неминуемых неприятностей вплоть до трибунала. Дурил, Гришка, понятно, - как же, упертая шпана замоскворецкая свой форс имеет.
В общем, без залетов и неприятностей какая служба? В отношении сержанта Семечкина судьба выкинула новый фортель и оказался Мишка в ремроте - вообще без танка и краг. Начштаба, распределявший припоздавшее пополнение, слушать сержантские логичные обоснования и предложения не стал - "где нужно, там и будете служить".
Нужно, значит нужно. Комроты - пожилой сорокалетний горьковчанин Осовков оказался человеком нормальным, объяснил задачи, довел важность работ ремроты и обнадежил - без танка Мишка не останется, на войне потери экипажей случаются, и часто. Собственно, скучать не пришлось: погрузка-разгрузка, марш в район сосредоточения - американские машины, в целом неплохие и удобные, подводили в мелочах - то фильтр забьется, то топливный насос забарахлит...
Бригада спешила к Сталинграду - прорвался противник, уже у самого города немцы. Войска нашей 24-й армии отчаянно давили с севера, пытаясь отсечь от Волги ударную группировку врага - вытянулись немцы длинной змеей-коброй, отрубить бы ту ядовитую голову...
...Бригада пережила первую бомбежку, на ходу чинились потрепанные, мигом потерявшие остатки заокеанского лоска машины. Ночами, без фар, шли по степи колонны, спешили навстречу зареву и рокоту канонады.
Орловка была где-то там - за холмами. Задача наступления проста: прорваться и соединится с припертой к Волге 62-й армией - наша истощенная пехота удерживала пригород из последних сил.
...Мишка бежал по знакомой траншейке к своей ремроте - окопы опустели, пехота уже выдвинулась вперед. Небо разом тяжко вдохнуло - артподготовка!
...Долбили дивизионы по цепи невысоких холмов, неслышно орал на сержанта Семечкина командир ремроты, грозил трибуналом и прочими карами за оставление вверенной машины и троих подчиненных. Мишка вяло отбрехивался - чего уж там: сейчас наступление, а взыскания и особист потом будут. Или не будут.
Артподготовка была краткой, но в небе все равно продолжало свистеть, хоть и пореже - немцы почти сразу начали отвечать своей артиллерией, правда, снаряды ложились где-то сзади - видимо, по батареям метили.
- Пошли наши, - сказал охрипший комроты...
Мишка лежал животом на колком бруствере ровика. Без бинокля видно было плоховато, но выползающие на простор танки попробуй не заметь. Горбатые высокие "Ли", обсыпанные десантом, верткие "Стюарты", с уцепившимися за броню стрелками... Подальше по распаханной воронками долинке двинулись соседи: "Валентайны" и родные тараканчики Т-70. Поднялась следом пехота: неровными обрывками цепей, группками и одиночными фигурками - невыносимо медленные, словно сонные точки-люди.
- Лягут, - пробормотал Осовков. - Точно говорю, лягут.
Воентехник успел повоевать, вроде, даже из окружения чудом выскочил. Но что это за панические настроения?! Мишка точно знал, что движенье только выглядит этак - медлительно. Потому что масштабное - две бригады - две сотни машин [5], стрелковые роты, расчеты мото-пульбата - сила огромная...
Будто спектакль развернулся - лежал десяток ремонтников-зрителей в неведомо кем вырытых ровиках - дальнего, правого фланга атакующих не видно, но масштабную атаку одним взглядом все равно не окинуть...
Немцы словно того и ждали: разом поднялись по долине пыльные вихри разрывов, не успела осесть рыжая пыль и снести ветром дым, новые разрывы и еще, еще...
...Легла под густым огнем наша пехота, мигом ссыпались с брони и растворились в бурой завесе десантники. Но шли сквозь разрывы танки, вползали на пологий склон, с маневром шли, как учили - зигзагом. Сносило клубы дыма - идут, все идут, целые. Приостановился, было, неуклюжий "Ли", пошел дальше... Прорвутся!
Мишка пытался разглядеть знакомый "восемнадцатый", да где там - номеров на броне не различить, да и уже перевалили за холмы наши быстрые легкие танки. Гришка-то уж точно не последним шел...
...Не по-командирски сидел на корточках на дне ровика Осовков, курил - вздрагивала в углу рта, стреляла искорками папироса...
Немцы ослабили обстрел, стала слышно, как переговариваются бойцы-ремонтники. А за холмами шел бой: часто били орудия - почти сплошь глуховатые, танковые. В долинке командиры пехоты тщетно пытались поднять стрелков: перебегали редкие фигурки, падали в ожидании очередной серии мин...
- Товарищ воентехник первого ранга, у вас петлица отпоролась, - зачем-то сказал Мишка.
Осовков потрогал ворот:
- Ничего, продержится. Шагай, Семечкин, к телефону, связь со штабом обеспечивай. Сейчас вытаскивать побитых будем...
...За холмами еще дрались. Последний раз связаться с танками бригады удалось в полдень. Рации машин замолкли, но там еще дрались - доносились разрывы и тоненький треск пулеметов. Мишка сидел "на аппарате", потом тягач приволок "Ли" с выбитыми катками. Экипаж был цел, чинили вместе, почти молча, торопясь, словно выгаданные полчаса спасти что-то могли. Дважды налетали "юнкерсы", словно для порядка, неспешно, постреливала немецкая дальнобойная. Под беспокоящим обстрелом даже попроще было - тишину за холмами не слышно...
...Осовкова тяжело ранило, когда вытаскивали второй танк. Мишка с мехводом восстанавливали перебитую гусеницу тягача, санитары пытались бинтовать развороченную грудину воентехника - надсадно хрипел умирающий комроты. Поодиночке отползала в тыл расстрепанная "махра" - сержанту Семечкину хотелось двинуть кувалдой по какой-нибудь пыльной морде, но было некогда...
..Помнилось Мишке, как сидел внутри, у основного орудия, вертел маховик - клинило наводку у "ли". Пальцы приходилось вытирать о штаны - раненый наводчик выбрался из машины сам, но забрызгано все было густо. Светило сквозь распахнутые люки тусклое предвечернее солнце, горела в башне танка уцелевшая лампочка. Мишка протиснулся к рации, взял танкошлем, машинально проверил тангенту. С замершим сердцем нажал питание - рация послушно включилась, сержант Семечкин прижал шлем к уху - тоже липкий...
...Менялись частоты, шипел эфир... Молчала бригада. Вся молчала...
...Ночью выходили с холмов везунчики. По большей части выбирались к окопам пехоты, но и на бригадное охранение кто-то из экипажей выполз. Сержант Семечкин был занят: без комроты работалось сложно, уцелевший взводный числился спецом по орудиям, потому ковырялись в двигателе, считай, на ощупь и наугад - но завели подбитую машину. У бригады оставалось три танка - к утру машины должны быть готовы к бою. Прибегал телефонист, сказал, что из второго батальона хлопцы вышли, раненого ротного выволокли. Мишка материл неподатливые болты и твердо верил - выберется Марон. Переждет, под утро выходить самое время. Пулемет снимут, наганы у экипажа имеются. Или сюда выйдут, или уже на ту сторону - там до той проклятой Орловки рукой подать...
...Орловку немцы взяли через два дня. Это Мишка уже в госпитале узнал - попали с тягачом под бомбу, метко сплюнутую "штукой" - в те дни обычное дело. В целом повезло: два осколка в ногу, один в руку, но все конечности при сержанте остались...
Госпиталь, переподготовка на фронтовых курсах, звание младший лейтенант. Командир "тридцатьчетверки", Воронежский фронт, за месяц с небольшим командир взвода, неделю считался комротой, подожгли, госпиталь... Контузия оказалась тяжелой, отпуск дали. На Якиманке боялся пройти мимо Гришкиного дома - тетя Аня ведь спросит. Потом зашел. Хотел узнать - а вдруг? Нет, "без вести пропавший".
Нет, не мог Гришка пропасть, никак не мог. На войне разное случается. Бежал из плена, партизанит где-нибудь. Или в госпитале. Хотя уже год прошел...
Лейтенант Семечкин знал как выгорают танки - дотла, остывшая рыжая, мигом ржавеющая коробка, слой пепла на дне и всё. Но Гришка так не мог. Найдется...
...1-й Украинский фронт, сразу поставили ротным. Под Белой Церковью лупил старший лейтенант Семечкин как в бубен в борта "пантер", дважды горел, но успевал выпрыгнуть. Дрался полк, таял, командовал Семечкин сведенным в роту батальоном, мазал подпаленную башку мазью от ожогов, чтобы танкошлем налезал. На переформирование выпало отходить, но поймал старший лейтенант осколок - смешное вышло дело, устраняли пустяковую неисправность, немцев вблизи не было, и откуда та залетная мина взялась?
В госпитале отдохнул, волосы отросли. Кино, танцы с костылями, библиотека. Попались как-то тома разрозненные, в переплетах с обтертой позолотой - энциклопедия. На букву "М" уцелел фолиант... Оказалось этих самых Маронов в истории целый взвод: и отшельники с монахами, и поэты с художниками. И вояки числились: "Братья Алфей и Марон, сыны Орсифанта, спартанские герои, входившие в число трёхсот, храбро павших при Фермопилах" Геродот то славное дело подтверждал, а какой-то всезнающий Павсаний свидетельствовал, что после царя Леонида "братья сражались лучше всех лакедемонян"." Ну, царь, положим, нам не ориентир, хотя тоже герой известный. Смешно, но старшему лейтенанту Семечкину больше иные, незнаменитые мароны импонировали: "представители особых сообществ беглых рабов и их потомков смешанного происхождения (мулаты и самбо), вели непримиримую борьбу с европейскими колонизаторами в глухих горных и лесных районах..." Скорее, партизаны, но общее определенно есть - любой танкист после боя на рожу этот самый "мулат и самбо". Однако и правда, ходишь-ходишь по родному переулку, а в честь кого его назвали, черт его знает...
...В госпитале сразу два ордена догнали, а впереди была Висла и новые "тридцатьчетверки". Горели немцы - снаряд 85-миллиметров это ж иное дело, да и подкалиберных в бэ-ка хватало. Шел вперед танковый корпус. К Одеру, на Силезию, дальше.... Вспарывая оборону словно отточенной финкой, размалывая обозы и пехоту, обходя, обтекая опорные пункты, захватывая мосты и штабы. У Губена, врываясь на аэродром, схлопотали в движок от затаившегося "тигра". Вылетели из люков пробками, выдернули оглушенного мехвода. "Тигр" влепил второй бронебойный, но следом шли полковые самоходки, те вдули немцу от души - башня над капониром подпрыгнула...
Вдосталь насмотрелся капитан Семечкин танковых боев и разгромов. Видел как вал артогня за минуты превращает в вонючее месиво металла и земли десятки бронированных машин, видел как "пантеры" болванками от нашей обнаглевшей "махры" отстреливались. Но полноценных идущих на верную смерть танковых бригад видеть больше не приходилось. Иной война стала, поскромней, поумней...
Тогда, под Орловкой очень просто получилось. Немцы на высотах, по которым наша артиллерия лупила, не сидели. Вернее, сидели, конечно, там наблюдатели, да корректировщики. Позиции ПТО фрицы оборудовали на обратных скатах высот, там, в низинах, сосредоточились и не такие уж многочисленные немецкие танки. Когда наши бригады на полном ходу взлетели на гребень, да перевалили на ту сторону, их начали бить. Почти неспешно, аккуратно, на фоне неба. Кто-то из наших прорвался, раздавил орудия, подбил немца... Без пехоты, почти слепые, метались наугад, подставляя борта и корму...
Не умели. Тогда ничего не умели. Только и могли, что умирать за Родину. Но учились...
...Вода натурально ледяная. Капитан Семечкин, сцепив зубы, окунулся повторно и стремительно вылетел на заскрипевшие игрушечные мостки.
- Ну, вы, товарищ командир, сильны, - покачал головой наводчик, подавая полотенце из относительно чистой портяночной бязи.
- Бодрит, - согласился капитан, спешно натягивая гимнастерку.
У фольварка уже закрутилось: самоходки для затравки пальнули по окраине, обозначили себя пулеметы разведчиков... Им ответили немцы, вроде бы залязгал бронетранспортер и что там еще у фрицев в загашнике имелось...
С неба донесся нарастающий гул. Из чахлой рощицы, где прятался бронетранспортер-"скаут" отряда взлетели ракеты - авианаводчика к отряду прикомандировали толкового - на одну радиосвязь не надеялся...
За штурмовкой капитан Семечкин наблюдал через танковый перископ - береженого бог бережет, авиаторы иной раз в раж входят и меры не знают. Эрэсы легли вроде бы точно - что-то там уже горело. Второй заход: тройка из девятки "илов" прошлась из пушек - немецкий "эрликон", обозначивший, было, трассерами действия ПВО, унялся. Левее кирхи вспухли бомбовые разрывы - малость не туда накидали груз летуны. На последнем заходе штурмовики подправились - из-за домов повалили густые клубы дыма. Ну и ладненько - пусть от бурного выступления "илов" урон противника не так велик, но мандраж и полные штаны фрицы определенно заполучили...
...Заведенный двигатель "тридцатьчетверки" ревел, башня наполнилась привычной духотой и вонью дизеля. Капитан Семечкин поправил танкошлем, покрутил шеей: под гимнастеркой еще чувствовался приятный холодок весенней воды.
- Я, "Марон-один". Атакуем...
________________________________________
[1] СУ-76м с брезентовым тентом над боевым отделением
[2] MkIII "Валентайн" - британский пехотный танк, вес - 16 тонн, вооружение - 40-мм пушка и один 7,92-мм пулемет, экипаж - 3 человека
[3] Т-70 - легкий советский танк, вес - 9 тонн, вооружение - 45-мм пушка и один 7,62-мм пулемет , экипаж - 2 человека.
[4] Американский легкий танк "Стюарт" М3 ( в СССР часто назывался "М3 лёгкий" или еще проще "М3л), вес - 13 тонн, вооружение - 37-мм пушка и пять 7,62-мм пулеметов "браунинг", экипаж - 4 человека [5] 30 сентября 1942 года в двух атакующих бригадах ( 241-й и 197-й) числилось 98 танков. Наступление было назначено на 4:00