Я всегда знала, что если встанешь не с той ноги, то весь день обязательно пойдет наперекосяк. Но чтобы так погано?!!
В сущности, выбирать мне было особо не из чего. Как и всем, природа и папа с мамой выдали мне только две ноги. Правда, длинные и стройные. Но без запасного комплекта.
Так что спустила я свой единственный боекомплект с кровати в гостинице и напрочь забыла, с какой ходули нужно начинать день, поскольку на тумбочке около кровати была прислонена к графину с водой записка, начертанная неровным похмельным почерком:
«Чем жить с такой сукой, лучше удавиться!»
— Понятно! — нахмурилась я, нашаривая тапочки. — Синдром — истерия, диагноз — перелом мозга.
Настроение было изгажено напрочь с самого утра. Нет, ну знала же, что из этого отпуска на пару с ненаглядным (глаза б его больше не видели) ничего путного не выйдет!
Надо было лететь одной. Ага, щас! Так меня и пустили! Мое сокровище повисло на ногах гирей, стеная на все лады:
— Ты туда едешь, чтобы с мужиками без меня перепихнуться! — Фантастика, с чего вдруг такие скоропалительные выводы?!
— Ты тоже хочешь с ними перепихнуться? — изумилась я, складывая походный рюкзак. Даже без основной части дайверского оборудования, которое мы арендуем на месте, рюкзак выходил с меня ростом. Пришлось личные вещи перекладывать в сумку.
— Что ты несешь, — возмутился гражданский муж, патетично всплескивая руками. — Для тебя это просто предлог, чтобы без присмотра трахаться!
— О, как! — искренне удивилась я. — Хочешь, чтобы я трахалась под присмотром?
— Ты мне зубы не заговаривай! — грозно нахмурился мужчина. — Я не конь… то есть жеребец… то есть конь!
— Милый, — повернулась к нему я. — Прости, но лучше бы им был! Поскольку из меня ты уже давно сделал ездовую кобылу!
— Не утрируй! — взвизгнул Колька, разом теряя когда-то привлекшую меня импозантность.
— Это я еще преуменьшаю, — оглядела я собранные вещи. — Поскольку правильнее было бы сказать — ломовая кобыла.
— В общем, так! — выставил мне ультиматум Николя (ха! С родословной двортерьера!). — Или мы едем вместе! Или я все равно поеду!
И ведь поехал, мерзавец этакий! И сейчас изводил меня всяческими мелкими придирками и необоснованными упреками: «Почему он схватил тебя за грудь, когда помогал надевать акваланг?» Или… «Твой костюм тебя слишком обтягивает! Нужно было покупать на два размера больше!»
И как тут не озвереешь?
Мало того, Николенька разогнал от меня всех, кто мог спускаться со мной в паре. Мужчины были забракованы по причине моих сексуальных домогательств к ним, женщин — по той же причине, но уже ко мне! Цирк! И в результате гражданский супруг оказался единственным, с кем мне было разрешено проводить время наедине и на глубине. Это, безусловно, самое лучшее место для интима. Да еще с аксессуарами: ластами, маской и аквалангом.
В итоге, распалив себя до пара из ушей, я на этих парах и помчалась к катеру, напрочь забыв хоть что-то кинуть в желудок. В результате, бежала в сопровождении дивного аккомпанемента: кровь кипела, мозги бурлили, желудок бурчал. Музыка!
И, конечно, первым, кого я встретила, была не баба с пустым ведром (это бы я спокойно пережила), а Колька с пустым «котлом», на котором ничего не шевелилось, кроме ушей.
— И как понять твою литературную эпистолу? — рявкнула я, приступая к самому главному — к моральному уничтожению противника.
— Ты мне изменила с Федором! — выдал гражданский муж, подбоченившись и придав себе горделивую позу оскорбленного достоинства.
— Когда? — обалдела я.
— Вчера! — поставил меня в известность о моей измене Николя. — Ты провела с ним в туалете пять минут.
— Коль, — вытаращилась я на него. — Я провела рядом с туалетом пару минут, пока…
— Вот! — перебил меня мужчина. — Ты даже не стыдишься об этом признаваться! Ты даже не скрываешься! И ты ни в грош меня не ставишь!
— Да уж! — закатила я глаза. — Совсем не ставлю. То-то смотрю ты на ногах еле держишься!
— Ты!.. — ткнул в меня пальцем бывший муж.
Ей-Богу, приеду домой, вышвырну его манатки и забуду, как страшный сон! Как ужас, ползущий по балкону!
— Ты никогда меня не ценила! — выкрикнул мне в лицо Николя, чем поставил меня в тупик. — Ты никогда не ставила мои интересы выше своих!
— Это когда? До того, как я написала твой диплом — или позже? — разозлилась я, убирая за спину жутко зудящие руки. Меня, честно говоря, так и тянуло отрихтовать одну наглючую физиономию и желательно с применением не только слабой женской силы, но и тяжелого и увесистого оборудования.
И это несчастье я поднимала своими руками? Признаюсь — была не права. Исправлюсь и обещаю больше так не делать.
— Этого я и ожидал! — напыжился Колька. — Ты постоянно им меня попрекаешь! Тебе просто завидно, какая у меня работа…
Угу. После того, как я написала за него диплом, Николя стал высококлассным спецом. Он у нас менагер руководящего звена в крупной фирме. Но на мою просьбу устроить меня туда же отговорился тем, что ему не позволяет гражданская совесть привести на работу гражданскую жену. Типа, хоть прилагательные и одинаковые (а одинаковые полюса отталкиваются), но друг с другом не сочетаются и не уживаются.
— …И какая у меня зарплата!..
Естественно. Он зарабатывает под четыре штуки баксов, которые я деньгами никогда не видела, потому как скопидомный Коленька сразу стал откладывать денежки на банковский счет под разными предлогами и на хозяйство мне почти ничего не давал.
— … И тебе постоянно что-то нужно!..
И гонору заметно прибавилось, хоть ложкой ешь. А что в голове ни бум-бум — так кого это на работе волнует, пока работу за него делает его женщина? Зато мужик при штанах. Умеет себя подать. И вид представительный.
— …Хотя сама из себя ты ничего путного не представляешь! — заявил он мне, сделав неожиданный вывод.
Мы стояли на борту оплаченного нашей группой катера и сверлили друг друга разъяренными взглядами.
— Я тебя породила, — нагнулась, не сводя с него взгляда и нашаривая что-нибудь увесистое. — Я тебя и прибью!
— Плагиат! — фыркнул Николенька, но все же отодвинулся подальше.
Господи, за что мне это? Если это моя награда, то каким же будет наказание? Вдруг оно будет лучше?
Сколько мне еще расхлебывать последствия, а? Упала в яму, выкопанную собственной глупостью и недальновидностью, и до сих пор карабкаюсь из нее наверх.
— Мало того, что ты завистливая, — забыл о правилах безопасного обращения с разъяренными женщинами недальновидный Колька. — Так еще и редкостная сука!
— Сволочь! — рявкнула я, швыряя в него все, что под руку попадалось — резиновые тапки, какие-то сетки, чехлы от очков.
— Стерва! — он отскочил и скорчил презрительную рожу.
— Кобель! — багровая от злости, как вареный рак, я, тяжело пыхтя, выискивала глазами, что бы еще в него кинуть. Поблизости ничего не осталось.
— С чего бы? — вытаращился он на меня.
— А кто вчера проснулся в обнимку с Аленкой? — вызверилась я. — Да еще без трусов?
Аленка была восемнадцатилетней длинноногой моделью, присоединившейся к нашей группе в первый раз для получения новых ощущений. Которые, кстати, получила я, когда нашла их вдвоем. Существом Аленка была безобидным, легкомысленным и безалаберным. Сердиться на нее не было никакой возможности, хотя бы по причине ее непроходимой тупости.
— Ничего не было, — уверенно изрек Николя. — Если я ничего не помню, значит — ничего не было!
— Идеальная логика для начинающего кобеля! — посочувствовала я.
И тут такое началось…
— Сама виновата! — И дальше пошел перечень таких головокружительно тошнотворных подробностей, что я чуть не села.
Оказывается, я рожей и фигурой не вышла, и его тошнит от меня, и он мне четыре года одолжение делает, что со мной спит, хоть паранджу надевай. И фригидная я, и холодная, и бесчувственная… Хозяйка хреновая, раз его, такого умного и продвинутого мало облизываю, да еще и в магазин временами на машине гоняю. И скучная, и заучка, и…
— Дура! Вот и оставайся тут сама, гляди, как другие ныряют — у меня и свои дела есть! — он сально улыбнулся и победоносно спустился с трапа в маске и ластах, с непромокаемым свертком в руках отплывая обратно, к берегу. Благо, пока мы собачились, катер успел отойти всего метров на двести.
Я чуть не заплакала. Скот! Знает же, что по правилам мы должны погружаться вместе с напарником!
И вот этому чмо я отдала лучшие годы? Когда я научусь делать своевременные выводы? И делить все слова о неземной любви на десять и после извлекать из остатка квадратный корень?
И ведь далеко не дура! Не было в породе Климовых идиоток и как-то не хочется поганить династию таким сомнительным начинанием. Есть, конечно, у всех женщин нашего рода общая черта — любим сами себя обманывать и воображать возвышенные чувства там, где их нет в помине.
Но не зря меня назвали в честь бабушки — Марусей. Дамы с этим именем в нашем роду всегда были особами выдающимися и крепко стоящими на ногах. И я не буду исключением.
Причем, я и по паспорту Маруся. И очень обижаюсь, когда меня пытаются переименовать в Марию. Друзья еще зовут Мурка, Мурёна. Враги — Мурена. Один раз Колька случайно выдал: «Маруська, не будь муреной, а то сразу хочется сделать прививку от яда» — так и пошло в народ.
Прилипло намертво. Как все хорошо — так Мурочка. Как против шерсти — так Мурена.
— Муська, не плачь! — отвлек меня от нерадостных мыслей о дальнейшей судьбе Денис, тут же выдвинув заманчивое предложение: — Ну хочешь, я разобью этому козлу физию?
Этот может. У него какой-то там пояс по карате. Кирпичи как семечки щелкает.
— И не только, — присоединилась к нему грозная Алина. — Я посодействую.
И эта может. Девушка увлекается кикбоксингом. И неизвестно, кто их них в драке страшнее. Хотя я бы все же поставила на Алину. У нее отсутствует солидарность по гендерному признаку. Значит, жалеть точно не будет.
Бедный Николя! С двух сторон такие клещи, а спереди я с аквалангом.
Я хихикнула, представив себе эту заманчивую картинку, и вытерла навернувшиеся слезы.
— Так что? — навис надо мной Денис. — Будем восстанавливать социальную справедливость?
— Не будем, — с тяжелым вздохом отказалась я. — Вы вовремя не остановитесь, и придется мне, мучимой совестью, носить вам передачки.
— Так мы тут сразу и утопим, — радостно предложила добрая Алина.
— И он потом всплывет, как все то, что не тонет, — уныло сказала я. — И обнаружат на нем тяжкие телесные. На кого валить будем? Акулы в футбол играли? Или под ската попал?
— Пусть сначала найдут, — оптимистично заявил Денис. — Зато повеселимся!
— Сама справлюсь! — буркнула я, еще раз проверяя собственное оборудование. — Но за предложение спасибо!
Ребята отошли, а я уселась на палубу и вперила свой взгляд в морскую даль, соображая, как поступить дальше.
С одной стороны, спускаться одной опасно. С другой, до окончания отпуска осталось всего ничего. И я еще не посетила затонувший корабль, присмотренный мной ранее.
Наших он почему-то не прельстил. Им местные в уши напели после опохмелки, что место загадочное и проклятое. Много, мол, ныряльщиков оттуда не вернулись.
Так я и сама в подпитии любую сказку на новый лад расскажу. Со всеми подробностями и уверяя слушателей, что это чистая правда. Даже гипотезы могу за уши притянуть.
— Колька, гад… — пригорюнилась я. — Всю малину мне пересрал!
Что теперь, из-за очередной выходки этого паразита отказывать себе в законном праве на отдых? Фиг! И плевать, что нельзя!
— Ладно, — решилась. — Я только одним глазочком. Все разведаю и вернусь. А завтра кого-нибудь с собой возьму.
Вдруг мне повезет и Федя все же освободит туалет, чтобы меня подстраховать. Говорила же ему: «Не тащи в рот всякую гадость!». Так нет же! Нажрался чего-то в грязной забегаловке и сейчас устраивает забег на скорость до туалета.
Меня Николя тогда около места заседания Федюни подловил, потому что я ему по доброте душевной чаю и сухариков притащила. И поплатилась за свою доброту. Недаром говорят, что благими намерениями выложена дорога к разводу!
— Товарищ Заседулькин! — постучалась я к страдальцу. — Давай заканчивай чистку организма.
— Это теперь место моей прописки! — просветил меня здоровяк несчастным голосом.
— Почему? — не поняла я.
— Как ты назовешь место где ешь, спишь и проводишь все свое свободное время? — выдал он.
— Домом? — предположила я.
— Вот и я о том же, — тяжело вздохнул Федя. — Марусь, ты одна пойдешь? Или со своим хмыренышем?
— Как получится, — скрипнула я зубами.
— Осторожней, — предупредил меня старый напарник. — Может, все же дождешься, когда мне полегчает?
— Завтра поговорим, — удалилась я, дипломатично не намекнув, что завтра может и не полегчать.
Вот так мы вчера и пообщались. Явно у Федюни дар предвидения. Как знал, что меня сегодня обломают.
— Мусь, — нахмурилась Алина. — Меня терзают смутные предчувствия. Не спускалась бы ты сегодня, а?
— Да я туда и обратно, — пообещала я.
— Ну-ну, — не поверила девушка.
Где наша не пропадала!
С этой мыслью я начала спуск на глубину.
Вообще-то на глубине довольно прохладно, если не сказать холодно. Для этого дайверы надевают специальный гидрокостюм из неопрена.
У меня новый фирменный костюм черного цвета за триста евро с анатомическим кроем и усиленной строчкой, а вместо шортов длинные лосины.
Семимиллиметровый неопрен работает утеплителем. Дублированная нейлоном паховая застежка «бобровый хвост» с быстроразъемными фиксаторами позволяет быстро и удобно переодеваться и попутно решать некоторые возникающие проблемы. На груди упоры для ружей в случае подводной охоты, на ногах и предплечьях — защита.
Ну, выпендрилась, признаю. Просто народ щеголяет в шортах, а мне вечно холодно. Мерзлячая я. Вот и купила себе. Так сказать, превентивная мера выживания.
Буль-буль, буль-буль. Под мерное шипение стравливаемого воздуха плавными взмахами длинных ластов я рулила к намеченной цели.
Да где же он, этот чертов корабль? Так и воздуха туда-сюда гонять может не хватить! Посмотрела на фосфоресцирующие часы: ерунда, времени навалом. Это уже мандраж.
«Цыц! — прикрикнула на себя. — Мандраж под водой — плохая примета! А тут и так баба на корабле!» — и погребла в нужном направлении, распугивая стайки рыбок и вздымая ил со дна моря.
Вот! Вот он, родименький. Стоит, как и стоял. То ли катер, то ли сторожевое судно времен ВОВ. Я в принципе в кораблестроении не разбираюсь. Мне судно чем-то приглянулось. Показалось загадочным. Я подплыла поближе, сделала несколько кругов возле судна, снимая на маленькую камеру и делая фотоснимки. Круть!
Потом решила все же исполнить розовую мечту идиотки и заплыть вовнутрь.
Да знаю я, что это смертельно опасно, что сильно проржавевший корабль может начать рушиться и убить дайвера! В курсе. Инструктировали нас в свое время на совесть.
Но я и не пойду далеко. Только чуточку… с краешку…
Я пристегнула обратно ремешок браслета видеокамеры и решительно порулила внутрь.
И тут… едва я пересекла порог кубрика… или рубки — хреново я все-таки в морской терминологии разбираюсь! — у меня стало темнеть в глазах, будто не хватает воздуха.
Я только и успела подумать: «Конец! Прощайте, ребята! И впрямь гиблое место…» — как нафиг отключилась, навеки уходя в объятия морского бога.
Сознание возвращалось медленно, но верно. Под руками ощущался каменный пол.
«Значит, суша», — сообразило сознание. «Или каменистое морское дно…» — проявил непрошенную эрудицию заторможенный мозг. «Какая разница! — возмутился спинной мозг. Или мозжечок? Я, честно говоря, не разобрала. — Пока вы тут энциклопедию изучаете, у меня ноги замерзли!».
Я открыла глаза и уставилась на… ночное небо с очень странными звездами и незнакомыми созвездиями.
— Так вот ты какой — загробный мир! — пробормотала я, привставая на локтях и оглядываясь.
Кто-то весьма шустрый и с шаловливыми ручками скомуниздил мои ласты, маску, носки с ботами, перчатки, рюкзак с баллонами и еще кое-что по мелочи. Скорей всего, решили, что мне там, за гранью, ничто земное ни к чему. Что можно снимать на видеокамеру в потустороннем мире? Потусторонний мир, конечно. Видимо, поэтому и отобрали, чтобы я не исхитрилась и не слила рекламный ролик в интернет.
Почему тогда капюшон оставили? На бедность? Не-е-ет, чтобы мозги прикрыл и глаза маскировал. Типа, меньше видишь — дольше дышишь.
Я уселась и закрутила головой.
Здесь явно что-то не так! Нет, я, конечно, никогда на экскурсию ни в рай, ни в ад не попадала, но по рассказам очевидцев там все выглядело иначе. Как-то более возвышенно и облачно в одном, и приземленно-огненно в другом.
Здесь мне предлагалось к вниманию какое-то крайне странное место на взморье, окруженное лесом. Видимо, тупая вершина скалистой горы. Издали тускло просматривается морская гладь.
Мало того, я восседала ровно посередине круглой площадки примерно пяти метров в диаметре. Причем эта площадка из припорошенного пылью камня служила дном гипертрофированно-увеличенной птичьей клетки.
А я, следовательно, канарейка? Или попка-дурак?
Внимательно осмотрела свое временное (надеюсь) пристанище. Ничего так, чистенько и минималистично. Камень, металл, пыль и я. «Я» в этом уравнении явно лишняя переменная.
Мда, между прутьями не протиснуться. Сверху не перелезть. Подкоп не вырыть. Что остается? Сидеть дальше.
В этот момент за спиной раздались странные звуки. Я повернулась и ахнула.
Рядом, в свете зеленой луны, в шахматном порядке стояло как минимум двадцать таких клеток. В пяти или шести находились люди.
Ну, некоторые и не совсем люди — у одного из тех, кто находился в отдалении, я рассмотрела кошачьи уши и хвост, да и глаза в темноте подозрительно светились, но в остальных — точно люди.
— Может, это разные загробные миры? — пробормотала я. — У каждого свой? — вглядываясь в темень.
Ближе всего ко мне раздраженно мерил шагами такую же клетку статный длинноволосый мужчина и яростно матерился вполголоса. Изредка он правда прерывался на битье головой о толстые прутья клетки, но потом снова возвращался к своему занятию.
Ну разнообразит человек свой досуг. Может, он так просветления достигает.
— Люди! Ау! — заголосила я.
Народ приоткрыл сонные зенки, вылупился на меня, как на идиотку, развернулся в другую сторону и лег спать дальше.
Только кошак издали помахал рукой-лапой, а мужчина подбежал к моему краю и стал что-то взволнованно говорить:
— Тыр-дыр-дыр фьюить ля-ля-ля! Сюр-сюр-сюр фьюить мурли-мур сарли-сюр! Буки-вуки?
— Извините, — развела я руками. — Не понимаю. Вы на каком языке вукаете? Переводчик есть? Ой, поняла: полный сюр!
— Тю-тю-тю… — занудел мужчина минут на десять без перерыва. Потом разочарованно замолк, махнул на меня рукой и заправил прядь длинных волос за ухо.
— А у вас уши с кисточками, — испуганно уставилась на него я. — Это нормально? Или просто пластический хирург хороший попался?
Мужчина, не обращая на меня больше ни малейшего внимания, вернулся к своему прерванному занятию, продолжив свое бесконечное путешествие из угла в угол.
— Та-а-ак, — потерла я лоб. — Или что-то с моими глазами случилось! Или одно из двух. Или у него бзики на почве эльфов, и он как бы не в себе. Или он эльф, и тогда не в себе я.
Тут о себе напомнил неопрен. Видимо, на фоне стресса и полной неудовлетворенности организма. Стало слегка жарковато. Прям как в сауне, но без удовольствия. К тому же неизвестность надавила на физиологию и потребовала немедленно и сразу. А где?
И на это месте до меня дошло! Если я не в загробном мире и не умерла, поскольку тогда мне бы так явно ничего не хотелось, то где я?
Мама! Куда меня занесло? Вдруг я сплю?
Ущипнула себя со всей дури и заорала:
— Мама! — подпрыгнув не хуже кенгуру.
— А? — отреагировал ушастый мужик, в котором я отказывалось признавать настоящего эльфа. Еще и этого моя надломленная психика не вынесет!
— Спасите! — проорала я под громкий ропот проснувшихся в клетках сокамерников. — Как хоть это место называется, а? Где я, черт меня подери?
— М-м-м… — пожал широкими плечами гривастый, дергая себя за неправильное ухо.
— Какой ужас, — прошептала я, сползая по прутьям на каменный пол. — И с этим мне нужно жить?
В дальнейшем разговоре по душам на разных языках и на непонятные темы я участвовать отказалась и уползла в дальний угол, скукожившись и обхватив колени руками.
— Это ж надо было так попасть! — бубнила я, периодично себя щипая и надеясь проснуться на больничной койке. Даже на нее я было согласна с радостью. Более того, любая убогая больница, но в знакомой стране и понятным языком виделась мне как самое большое счастье. — Интересно, а никак нельзя забуриться обратно?
Так и забылась в горячечном полусне-полуяви от физического дискомфорта, вызванного неопреном, и душевного дисбаланса.
Несколько раз просыпалась вся в поту, снимала штаны и куртку, чтобы немножко охладиться и проветриться, потом замерзала и одевала их на футболку с длинным рукавом и трико обратно. Холодновато все-таки у них ночью. Неприятно в одной тонкой футболке на земле спать.
На рассвете, немного посомневавшись, осталась в куртке и штанах гидрокостюма. Не сдамся без боя проклятым врагам! Это, конечно, смешно звучит. Но настроение против ожидания было не упадническое, а скорее боевое.
Если уж что-то от меня и захотят, то сразу точно не получат.
Стянула резинкой длинные русые волосы в хвост и спрятала под капюшон. По крайней мере, за них не схватят, на руку не намотают и в амбар не поволокут.
То, что у нас что-то назревает, я даже не сомневалась. Просто так в клетки от человеколюбия не сажают, посему цветов, шампанского и радостных объятий можно не ожидать.
Стремное местечко… тюрьма — не тюрьма… что-то такое есть. Похоже на камеру смертников или лагерь для беженцев.
Я уселась на пол и приготовилась ждать.
Наутро выражение «Жизнь бьет ключом и добавляет ногами, причем исключительно по мне», — стало мрачной явью.
Для начала на плато притащился отряд стражников-меченосцев с тремя какими-то мутными мужиками с неправильным ассоциативным рядом. Это когда при виде женщины начинаешь ревновать ее спутника.
В пользу моего вывода говорили подведенные глаза, широкие балахоны, похожие на платья, и кокетливые капюшоны. К тому же у этой троицы на висках сияли перламутром необычные татуировки, усиливая превратное впечатление от их гендерной национальности.
Стража по трое подходила поочередно к каждой клетке и выводили заключенных. Как они открывали наглухо заваренные клетки — занятный вопрос, но факт, что открывали одним махом.
Дальше на понурых заключенных надевали наручники и пропускала сквозь них цепи. Концы цепей выдавали страже, одетой в непонятные гремящие железом костюмы, хотя снаружи его вроде не наблюдалось. В бригандины стражу свою одели, что ли? А внизу? Бронетрусы? Или бронепанталоны?
Дальше все пошло по плану. Как в любом уважающем себя боевике, нашлись смельчаки, которые захотели принять весь удар на себя. И показать, какие они крутые.
Кошак, например, попытался сбежать в непонятном направлении и был геройски остановлен стражей, помахавшей у него перед носом то ли ваткой, то ли пуком какой-то белесой травы. Издалека не разберешь.
Так мужик нанюхался, что сам стал ходить за своими пленителями и выпрашивать еще, выгибая спину и поднимая хвост.
— Кошачья радость, — посочувствовала ему я. — Наша котя громко плачет, ей нанюхаться не хватит…
К эльфу стража сразу подошла с серьезными намерениями. И обдолбала длинноволосого электрошокерами. От души и по максимуму. Эльф от них уползти пытался, так догнали добрые молодцы и добавили до потери сознания. А потом со знанием тела и дела троица татуированных заковала его в ручные кандалы. Потом чуть-чуть подумали — и от щедрости натуры добавили ножные. Полюбовались делом рук своих, кругами походили, еще и вдогонку обмотали цепями по окружности. Эстеты, блин!
В результате осталась одна я неукрашенная. Собственно, я особо и не стремилась к экстриму, но кто ж меня спрашивал? Нет, они чего-то там курлыкали, и пальцами в мою сторону на кой-то хрен тыкали. Но я их не поняла. И поэтому мы не договорились.
Хотя я честно пробовала. Как могла и как позволяло смятенное душевное состояние.
Когда татуированные лысики подмигнули мне накрашенными глазками и показали, где здесь выход, я так обрадовалась.
Даже отпрыгнула в противоположную сторону и с криком:
— Врешь! Живой не возьмешь! — вцепилась в прутья решетки толщиной примерно в два пальца, попутно еще и отбрыкиваясь.
Гендерные отщепенцы обменялись знающими взглядами и сложили руки на груди, давая мне возможность излить свои претензии к сервису.
Просто они еще не знали, с кем связались.
Когда мне не понравился кофе в одной из забегаловок, и я усилием воли и магией печатного слова заставила его переделать, меня потом вспоминали года четыре. А я еще и в половину такой нервной не была, как сейчас.
Орать я больше не стала, чтобы не выдавать сразу свои военные тайны, зато попыталась забраться по прутьям наверх. И, представляете, мне это почти удалось!
На мое шоу глазела, открыв рот, вся ихняя дивизия.
Потом братва, видимо, сообразила, что когда я все-таки залезу наверх — оттуда доставать меня будет гораздо проблематичнее. Поэтому троица барахольщиков в балахонах запулила ко мне в клетку троих стражников.
— Каждому гею! — проскандировала я, упорно не сдаваясь. — Дадим по шее! Мужики, если вы пока не поняли, то вас пощупали!
Стража по-русски не понимала, к сожалению, и поэтому попытка донести, что их поимели, благополучно прошла мимо их тупого сознания.
Конечно, когда три здоровых, дюжих мужика схватили меня на ноги и дернули вниз, сопротивляться я не могла и свалилась им на головы. Кого-то нечаянно ушибла. После чего ушибленный запылал праведным гневом и захотел отомстить. Причем, со страшной силой.
На мое женское счастье, эта страшная месть пока доставалась собратьям с той же страшной силой. Потому я приседала и уворачивалась, заодно отвешивая тумаки по легко доступным снизу местам.
Татуированные извращенцы, видимо, посчитали, что перевес не в их сторону и послали ко мне еще парочку. И, конечно, превосходящими силами противника моя крепость была взята. Но не пала!
Поцарапанно-покусанные стражники со злорадными ухмылками нацепили на меня все, что осталось в их немалом инвентаре. А в запасе у них оказалось всего дофигища. Похоже, всю заначку задействовали.
В результате, я оказалась упакована по самые уши и звенела, как настоящее злобное привидение.
Тут в себя пришел непризнанный эльф и тоже позвенел цепями в знак солидарности.
— Камрад! — обрадовалась я, осматривая свое снаряжение. Гавкнула местным броненосцам: — Мужики, вы меня куда, такую красивую? На поле боя против рыцарского гарнизона? Тогда ставьте на меня. Вашу обмотку никто не пройдет!
Стража почему-то осклабилась и выдала мне главный приз в виде красных сигнальных флажков.
— Капец! — выругалась я. — Чем еще порадуете?
И нас с эльфом порадовали носилками. Так и несли куда-то сами, не рискуя подпускать к остальным. Наверно, бешенства опасались. Зря они. Поздно. Я кого могла, уже покусала.
Мат при этом стоял знатный. Слов я, конечно, не понимала. Но интонации прекрасно распознавались. Я заслушалась и дико жалела, что заучить не получится. А то так бы и блеснула потом эрудицией с полным знанием местного колорита.
Нас еще чуть-чуть поносили под начинающим припекать солнышком, а потом что-то произошло. Хорошо, что на мне цепи, а то заноз бы себе в задницу с неструганых досок насобирала. Троица верховодящих тыловиков дала отмашку становиться и начала по очереди обходить весь кортеж, прикладываясь ладошками к вискам пленников.
Температуру, что ли, меряют?
Когда один из троицы подошел к эльфу, у того случился эпилептический припадок. Мужик так дергался и плевался — хоть сейчас на выставку достижений сельского хозяйства. Жалко только, что у него слюна не ядовитая. А то так бы классно отстрелялись.
Но его скрутила стража и татуированный приложился к эльфийскому челу своими немытыми лапками.
И припадок пошел по новой, только уже с закатыванием глаз и обильной пеной изо рта. Сказка!
— Не подходи! — предупредила я, пытаясь скатиться с носилок и уползти как гусеница. — Если не загрызу, так откушу чего-нибудь!
Эта сильно урезанная версия египетского фараона посмотрела на меня скептически, реально оценила свои шансы и позвала собратьев по несчастью.
— Я предупредила! — оскалилась, показывая хорошее состояние зубов.
Тени мужиков в балахонах посовещались и выдвинули самого хилого, чтобы придержал мою челюсть.
— Помогите! — вякнула я, извернувшись и укусив этого дистрофика за косточку. Не знаю за какую именно, но очень тоненькую.
— Насилуют! — выдала я следующий призыв, когда на помощь недокормышу попытался прийти стражник и сжал в громадных ручищах мою бедную голову.
— Грабят! — крутилась я из последних сил, когда на меня надвигалась парочка злорадных отказников от мужского рода, шевеля раздвинутыми пальчиками между которыми что-то ощутимо поблескивало и потрескивало.
— Убива-а-ю-ю-ют! — выдала я напоследок, тяжело контузив криком всех, кто посмел приблизиться ближе чем на полметра. Им повезло, что они держались за меня, иначе бы смело звуковой волной.
Для полной уверенности мне на ноги, как на дзот, грудью кинулся еще один героический стражник, которого выбрали быстрым голосованием.
Совместными усилиями меня пригвоздили к дощатому ложу, сбитому из неструганнных досок, и троица недоукомплектованных, как один, ухватились за мои виски. Медом им там намазано, блин!
Трио «Голубые балахоны» напряглись, выдали что-то скороговоркой и залапали мне все лицо. Голову пронзило резкой болью. Глаза попытались уйти сначала внутрь черепа, потом изменили маршрут и устремились наружу. Зубами бы я сейчас перемолола мясорубку.
Потом все резко потемнело, и я отбыла в край вечной ночи с северным сиянием, танцевавшим на грани моего запятнанного чужими руками сознания.
— Ты сколько улей вкатил этому существу? — надрывался кто-то надо мной. Слова сопровождались звучными шлепками.
— По виду вроде девка, а хуже взбесившегося хорька, — басил кто-то в стороне. — Как я своей жене объясню такие странные повреждения?
— Мерзавцы! Орочьи вышлепки! — орал беловолосый эльф, которого я почему-то тоже понимала.
Это мне ускоренные языковые курсы выдали? Надеюсь, ничего платить не надо? Потому что за такое обучение я бы назад деньги потребовала еще и с компенсацией.
— Всего-то тридцать, — оправдывался один из троицы магов. Это я выяснила, приоткрыв один глаз. — Иначе бы не пробился через такое плотное сознание!
— Дорогой, — простонала я. — Если бы я знала, что ты такой нетерпеливый, то раскинула бы мозгами…
— Гоблинские выкидыши! — надрывался эльф. — Немедленно освободите меня — и мы сразимся как подобает мужчинам!
— Ты где здесь мужиков нашел? — поинтересовалась я, приподнимая гудящую голову. — Это имитация.
— Что с нами будет? — скулил молодой паренек, совсем подросток, вытирая сопливый нос ладонью.
— Боги, за что вы на меня прогневались? — стенал молодой плосколицый и ширококостный парень крестьянской наружности.
В глазах обоих страх и забитость.
— Та-а-ак, — сделала я вывод. — Эти товарищи нам совсем не товарищи. Вычеркиваем!
— Эй! — окликнул меня длинноволосый. — Ты кто?
— Молчать! — взвизгнул дистрофик. — Сейчас вы все понимаете наш язык и должны понимать, что понятие…
— Стукните его кто-нибудь, — попросила я, не дотянувшись до говорившего скованными руками. — А то я сейчас допонимаюсь до понимания умопонимания…
— Заткнись, существо! — вызверился на меня последователь строгой диеты.
— Я?!! Существо?!! — страшно обиделась я. — Ты еще инопланетный разум поищи!
— Или ты молчишь само, существо! — оскалился на меня самый главный. — Или я закрою тебе рот магически и навсегда!
Я прониклась, замолчала и жестами показала свое согласие. Обоими средними пальцами.
Мы продолжили движение. Меня с длинноволосым по-прежнему волокли на грубо сбитых носилках (в похожих, только короче в длину, раньше, в двадцатые годы на стройках носили песок и кирпичи).
Кошак, лунатично покачиваясь, брел с основным стадом, пребывая в своей, особой, кошачьей нирване. Я перевела взгляд и успела заметить, с каким состраданием смотрел на него длинноволосый.
Бултыхались мы после того около часа, дорогу по сторонам я почти не видела, потому как эти ироды натянули мне почти на все лицо капюшон. Дышала и то еле-еле. Но по мере тряски и за счет колыханий моей головы, эластичный прорезиненный капюшон задрался выше, и я смогла что-то видеть.
Вскоре показались домишки какого-то пригорода. Мы дотопали до городских ворот и притормозили. Злая и невыспавшаяся стража, скрипя воротами, неохотно впустила нашу процессию.
— Я протестую! — орал и дергался эльф, когда его первым проносили через ворота.
Я его всецело поддерживала, но — молча, помятуя об угрозе. Зато про руки никто ничего не говорил. И стража у ворот обогатилась знанием всех доступных мне земных жестов.
— Это кто такой? — наклонился надо мной усач с завтраком на бороде. — Никак не признаю, какая раса.
— Сами еще не определили, — буркнул старший магов. — Какая из рас много говорит, еще больше дергается и ведет себя против всякой логики.
«Вот так вы и познакомились с земной женщиной», — злорадно подумала я, оскаливаясь на стражника.
— Жуть какая, — отшатнулся тот.
— Вот и я думаю, — почесал нос дистрофик. — Может, зря везем? Кто на такое польстится?
— Экзотика всегда дороже, — нахмурился старший. — А такое нам попалось впервые. И кожа очень интересного цвета и как-то странно слазит. К тому же ярко выражены женские признаки. И если это все же женская особь, то желающих будет много…
Мне стало не по себе. Что эти извращенцы задумали? Хотя, если принять в расчет, что я лежу в неопрене, стянутая цепями, как вареная колбаса, и рядом отирается унюханный кошак с настоящим эльфом, то плачет по мне дурка.
— Ты кто, существо? — обратился ко мне стражник с заныканным завтраком.
— Можешь говорить, — милостиво разрешил главный маг.
— Хищник против чужого, — с готовностью поведала я.
— А-а-а, — до чего-то додумался стражник. — А мужчина или женщина?
— Угадай мелодию, — посоветовала ему я.
— Как бы узнать? — влез самый молоденький из троицы.
— Неопознанное рядом, — дружелюбно посоветовала ему я.
— Все же отдаленно похожа на женщину, — задумчиво протянул дистрофик.
— Приз в студию! — одобрила я загадку.
— Нам пора, — засуетился старший. — На месте разберемся.
И меня все-таки внесли вовнутрь. А там, внутри небольшого средневекового городка, будто праздник Первомая! Для полноты картины не достает транспарантов, шаров и покачивающихся мужиков, застенчиво прячущих по карманам бутылки с патриотическим подогревом.
— Не знаю, кто ты, — крикнул мне эльф. — И не могу тебя защитить, если ты женщина, или встать плечо к плечу, если мужчина! Но твое мужество достойно уважения!
— И тебе спасибо, незнакомый друг! — отреагировала я. — Но я все равно не признаюсь!
Взбодренные присутствием тысячных толп народа, который стоял на обочине и орал приветы непонятно кому и уж явно не нам, наша компашка порысила по широкой улице к главной площади. Или к чему особо популярному.
Когда мы приблизились и продрались сквозь толпу в центр, то прямоходящие скованные мужики заорали и попятились. Толкиенутый эльф заскрипел зубами и задергал ушами. Кошак вышел из нирваны и зашипел.
Я приподняла голову и от неожиданности икнула.
В самом центре площади находился высокий деревянный помост с характерными подтеками. На нем большая дубовая колода с воткнутым в нее топором. А возле нее, с ласковым оскалом садиста со стажем щерится мужик в красном прикиде и кожаном переднике.
— Это кто? — умирающим голосом поинтересовалась я, не в силах отвести взгляд от плотоядно улыбающегося мужчины, ласково поглаживающего топорище.
— Городской палач, — с готовностью ответил дистрофик. — Самый лучший. Специально приехал на наши торги. Не переживай так, существо, он профессионал своего дела. Все будет быстро.
— Спасибо на добром слове, — прошептала я, намереваясь шлепнуться в обморок. Жалко только шлепаться было некуда. Я уже лежала.
Но голос пропал. Наверное, побежал прятаться.
Эльф пораженчески закрыл глаза, сельские парнишки начали упираться и орать недорезанными подсвинками, что вызвало еще больший прилив энтузиазма у толпы. Только кошак расслабленно стоял и щерился бессмысленно-блаженной улыбкой дауна.
В полном отупении я слушала выкрики и перешептывания, пока мы следовали к мужчине в красном.
Барышни ахали и наперебой шептались о ценных качествах кошачьего косплейшика. В сторону толкиенутого плотоядно косились матроны со стажем. Даже на сельских недорослей нашлись охочие. В мою сторону и женщины, и мужчины пренебрежительно морщились и называли каким-то словом, которому в русском языке нет аналогов. То ли «недопесок», то ли «гермафродит», а то еще покруче.
Я презрительно усмехнулась в ответ. Не одобрили мой гидрокостюм, значит. Общественно порицают. И хорошо. Будут держаться на расстоянии. Я надеюсь…
Сколь бы в финале наше движение не замедлилось, в конце концов и ему пришел конец.
Мы дошли (а кого и донесли!) до крепко сбитого помоста. Тех, кто мог ходить сам, втянули за цепи. Нас с эльфом передали по эстафете и поместили в дальнем краю под усиленной охраной.
Троицу пленников выстроили в одну линию на переднем плане на обозрение толпы.
Вперед вылез краснощекий герольд, который сначала позырил на наши носилки вместе с нами, что-то записал себе на ладошке углем и пошел глотку рвать, как по штату положено.
— Эльф, а эльф, — покосилась я на соседа по цепям. — Что здесь происходит?
— Кто ты? — вместо ответа спросил эльф. Никак в еврейской школе образование получал.
— Так я тебе и сказала, — фыркнула я. — Чтобы облегчить жизнь, — я кивком показала на магов, — этим засранцам, прости господи!
— Слушайте, и не говорили, что не слышали! — бодро заорал герольд, как будто ему на ногу наковальню уронили. Я даже голову приподняла, чтобы посмотреть, не сперли ли у палача на наше счастье колоду с инвентарем.
— Слушайте, и не говорили, что не слышали! — повторил рупор народа еще раз.
— Хм… — поморщилась от децибелов. — Очень умное и дельное замечание. А, главное, в нашем отношении весьма своевременное!
— Сегодня к вашему вниманию будет представлен новый улов! — заливался курским соловьем рекламщик. — И поскольку в этот месяц попалось очень мало особей мужского пола, — тут он выдержал трагическую паузу под глухой ропот толпы. — То и цены будут соответственные!
— Ему бы эскимосам снег зимой продавать, — хихикнула я, понимая, что еще чуть-чуть — и просто расплавлюсь на солнце, как мороженое.
А этот придурок, надсаживая глотку, продолжал вопить:
— Кто согласится дать справедливую цену и получить себе во временные мужья или хм… — мужчинка, задумавшись повернулся и окатил меня и патлатого ушастого пленника брезгливо-недоуменным взглядом.
Я выскалилась.
Поперхнувшись, парламентер доброй надежды без особого энтузиазма неуверенно завершил:
— В жены…
Длинноволосый оскорбленно зашипел.
— Мужчина с татуировкой, — позвала я ближайшего мага. — А что это значит — временные мужья? Это как?
— Это значит, существо, — охотно объяснил мне маг. — Что когда временный муж сделает ребенка, то брак может быть расторгнут и его перепродадут дальше. Или оставят себе для дальнейшего потомства. Могут также сдавать в аренду на любой срок…
Эльф начал блажить не по-детски и рвать на груди цепи.
— Подожди раздеваться, — прикрикнула на длинногривого я и снова поинтересовалась у мага: — То есть попользовался сам — передай другому? Так, что ли?
— Ты слишком любопытное, странное существо, — хихикнул дистрофик. — Хочешь узнать больше — скажи свой пол!
— Деревянный, — сделала я кристально-честные глаза.
— Подходите ближе! — усиленно зазывал глашатай. — Посмотрите на иномирных пришельцев!
В это время на помост с криком «Майу-у-у-у» шлепнулся кошак и начал кататься на спине в разные стороны.
— Эк его разобрало, — посочувствовала я. — Дайте ему еще чего-нибудь понюхать! Чтоб аренда прошла как можно незаметней. Очухается, а у него уже выводок котят.
Бабы так рванули к помосту, что кошака еле отбили и вручили нам с эльфом. Просто положили его сверху. Мне еще ничего, я могла его за ушками почесать. Эльфу же все больше доставалось хвостом по красной физиономии.
— И помните, дорогие горожане! — надрывался глашатай. — Если вы кого-то не выберете! — тут мужик снова покосился на нашу троицу. — То они прольют свою кровь на этот помост для вашего удовольствия…
На этом месте меня затошнило.
— …И их головы украсят собой частокол ратуши! — радостно закончил вещать местный Лавкрафт.
Я лязгнула от страха зубами как раз над ухом пригревшегося и задремавшего кошака. А эльф, не теряя времени даром, укусил его же за хвост, который настырно лез ему в нос.
Несчастный кошак подорвался с нас с визгом ущемленного достоинства. Встал на четыре лапы, выгнул спину и зашипел, как змея. При этом еще он прыгал по помосту влево и вправо, расшвыривая стражу.
На меня сверху приземлился дистрофик, на длинноволосого — дюжий охранник.
— Мужчина, — нахмурилась я. — Вы по записи или без очереди лезете?
— Почему товар пробуют перед продажей? — заволновалась толпа, пока стражники приманивали кошака новой порцией нирваны.
Троицу пленников оттащили подальше от края, пока их тоже не начали пробовать прямо тут, но уже покупатели.
— Успокойтесь! — запрыгал перед вздрюченным кошаком герольд. — Это небольшая заминка…
— Ничего себе небольшая! — рявкнула я. — Не знаю, как эльфу, а мне так очень чувствительно!
Кошак прижал ушки, припал на передние лапы и прыгнул за добычей, поймав рекламщика в длинные когти. После чего прикусил мужика за холку зубами и начал трепать из стороны в строну, поддавая задними лапами и мурлыкая.
— Это он вас усыновил! — громко пояснила я ошалевшему герольду. — У меня всю жизнь были кошки!
— И как они? — раздался женский голос из толпы. — Какие они в постели?
— Ласковые, — выдала я, стараясь не задумываться о том, что в действительности стояло за этим вопросом.
— Беру! — ломанулась на помост толпа распаленных женщин.
— Дамы, — не утерпела я. — Он с довеском. Герольд к нему теперь как прилагательное идет. Любимая игрушка. Так что цена двойная!
— Я женат! — сопротивлялся несчастный, отпихиваясь от кошака. — И моя жена…
— Да я даром отдам! — высунулась вперед сухопарая тетка. — За десять лет ни одного ребенка. Дайте мне кошака на неделю, а потом можете забирать вдвоем. О привычках сообщу в приватной беседе!
— Дорогая, — заскулил герольд. — Мы же так хорошо жили…
— Котэ на неделю мне, — чуть смягчилась тетка. — Мужа на год — вам! Там посмотрим. Может, сможем на что другое поменяться!
— Тридцать лет! — выскочил вперед главный маг. — Пятьдесят золотых монет!
Кошак прижмурил зеленые с золотистыми крапинками глаза и начал оглядывать всех вокруг, приходя в себя после термоядерного запаха.
— Шестьдесят! — выкрикнули из толпы. — И тридцать пять!
— Кто больше? — нахмурился маг.
Человек-кот запихал под себя герольда, чтобы не уполз, и принялся наводить свой немудреный кошачий туалет, отставив заднюю лапу и демонстрируя то, за что собственно его и покупали.
— Сто! — вылезла на помост симпатичная женщина с толстым кошельком. — Согласна на все условия.
Деньги передали из рук в руки. Маг вытащил печатку и что-то шлепнул на ладони двух дам, принимающих участие в сделке, мужчины и на обе лапы кошака.
После чего совместными усилиями помост очистили и приступили к следующему лоту.
Вытащили самого молоденького из троих селян и тут же сбагрили невысокой хорошенькой девушке за пять монет и на семилетний срок.
Я даже прокомментировать не успела, как им шлепнули на руки печатки и спровадили с помоста.
Остальные за такую же цену ушли на «ура» и под звон литавр. Маг только успевал деньги прятать.
После чего на помосте остались из предлагаемого ассортимента только мы с эльфом. Маги тяжело вздохнули, подняли нас с носилок и распаковали от цепей.
— Побежишь? — поинтересовался дистрофик, снимая с меня ножные кандалы.
— Куда? — с надеждой спросила я, разминая затекшие конечности. — Где здесь выход на волю?
— Вот там, — вредно ухмыльнулся дистрофик, указывая на заскучавшего палача.
— Я настолько не тороплюсь, — сразу отказалась я. — До пятницы я совершенно свободна!
— Скоро будешь занято, существо, — зловеще пообещал мне главный, удерживая эльфа и вытаскивая его вперед на всеобщее одобрение.
— Смотрите! — возвестил он, хорошо поставленным голосом. — Какой прекрасный образчик мужчины…
— Счас кому-то будет плохо! — поделилась я с дистрофиком.
— Чего? — удивился мелкий.
— Сам смотри, — хмыкнула я, не прекращая разминку.
Эльф загнул такую длинную матерную тираду, что ушки трубочками скрутились. И стряхнул с себя мага, как насекомое:
— Никто не будет называть меня «образчиком мужчины»! — рявкнул он. — Я — мужчина и таковым намерен оставаться!
— Сто монет! — выскочила к самому помосту моложавая матрона, на вид лет сорока. — На пятьдесят лет!
— Я не буду участвовать в этом фарсе! — нахмурился длинноволосый, складывая на могучей груди руки и подчеркивая свою прекрасную фигуру.
— Сто двадцать! — вылезла еще одна, уже чуть помоложе и еще симпатичнее. — Срок тот же!
Две претендентки тут же сцепились за право обладания эльфом.
Вообще, я заметила, что большинство аборигенок обладали средним, по человеческим меркам, ростом и если уж не потрясающей красотой, то очень даже симпатичной внешностью.
— Кто это, маг? — раздался сзади меня бархатный голос с надменными интонациями. Знаете, изредка похожий можно услышать в аутентичной англо-американской рекламе. Голос такой… у всех женщин поджилки начинают трястись. Хоть на хлеб намазывай вместо масла и ешь. Низкий грудной, как для меня — в высшей степени сексуальный.
Я повернулась и смерила взглядом двоих всадников, закутанных в плащи и в масках, верхом на… лосях? Иначе я этих животных бы не охарактеризовала.
Рогатые монстры крупнее наших лосей раза в полтора, хотя казалось бы — куда тем еще больше! Темно-коричневая шерсть с рыжеватыми подпалинами, страшные копыта и кошмарные лосиные ветвистые рога из семи отростков.
Жуть какая. Надо быть самоубийцей, чтобы на них кататься!
Хозяева ездовых тварей… ну-у-у… На вид оба мужика ростом за метр восемьдесят плюс-минус. Не запредельно здоровенные, как некоторые наши баскетболисты, но и отнюдь не лилипуты. Даже для меня с моим метр семьдесят — здоровые жеребцы. А ведь я буду повыше местной разновидности женщин!
И всадники, как ни странно, однозначно выше и крупнее соседствующих с нами магов или стражников. Другая раса?
Фигуры под плащом определить сложно, но явно не заморыши. Руки в перчатках крупные, мужские. Раньше я от таких млела. Приятно думать, что такая лапа тебя обнимает за талию. Раз — и вся талия в обхват двух ладоней поместится.
Из-под черных атласных масок, подбитых черным же бархатом, у собеседников виднелись только благородной лепки рты и самая нижняя часть подбородка.
Глаза красивые и необычные.
У одного — вообще… аметистовые. Знаете яркие мексиканские аметисты? У меня такая друза на столе бумаги подпирала. В ней самое прикольное то, что на вершинки кристалликов будто покапали осветлителем.
Так и тут. Возле зрачка — тон светлее, дальше цвет аметистовой радужки более сочный, поярче. Необыкновенное сочетание!
У второго, всем в этой жизни довольного, зенки синие. Но не просто синие. У землян таких глаз не бывает! Кобальтово-синие, до черноты, с радиальными лучами-искорками ультрамарина. Я даже чуть не засмотрелась невольно, вовремя спохватилась и отвела взгляд. Заодно прикрыла рот, который от удивления сам собою сложился буквой «О».
Дальше этих горе-покупателей высматривала, подглядывая искоса. Картина впечатляла.
Чуваки богатые, это понятно. При лосях. Пока лица под маской не разглядишь, выглядит все эстетично. А так — кто знает, что там припрятано? Вдруг страшные шрамы или рубцы после оспы? Или кривые жуткие рожи? Страшновато как-то. Уж больно антураж того… мрачноватый. Черные плащи, подбитые сверкающим алым подбоем. Темные одежды, черные маски… Сектанты, что ли? Сатанисты…
Меня передернуло. Не приведи Господь! Вот только в руки сектантов мне угодить и не хватало!
— Прекрати пялиться! — возмутился дистрофик и повернул меня обратно.
Дамы все еще сражались, уже перейдя от угроз в рукопашную.
— Это неопознанное существо, ваша светлость, — залебезил третий маг.
— А женщин в этот раз тоже не было? — недовольно поинтересовался надменный.
— Нет, ваша светлость, — извинился маг. — Только вот это существо…
— Нам опять не повезло? — вклинился второй, недовольный. Взвыл: — Это просто невозможно выдержать!
У этого голос тоже был ничего. На конкурсе «господин сексуальность» небось занял бы второе место сразу после первого. И куда местные бабы смотрят? Вот кого продавать надо! Пошли бы по цене всех нас вместе взятых!
— Жаль, — мрачно констатировал надменный. Тяжело вздохнул и двинул ногами, заодно натягивая уздечку, чтобы завернуть лося. — Поехали отсюда.
— Ни за что! — уперся недовольный. — Давай купим хотя бы это существо!
— ЭТО? — произнес как выругался надменный. — Ты хочешь ЭТО?
— Да я уже на все согласен! — рявкнул недовольный. — Сил нет терпеть.
— Мы вернемся через месяц, — начал уговаривать спутника надменный. — Возможно, через месяц они смогут для нас отловить нормальную женщину или двух…
— Ты мне это уже полгода обещаешь, — перебил его недовольный. — Но я наводил справки: в других городах тоже ни одной женщины за последние два года. Ни одной! Я пробовал перекупить пару иномирянок — владельцы категорически отказались. Жены их полностью устраивают, брак стабильный, есть дети, некоторые еще и новых ждут. — Простонал: — Мне что теперь, в аскеты уйти?!
— Но… — попытался возражать первый.
— На тебя не угодишь! — возмущался второй. — С крестьянкой неприлично, потому что она неровня. С горожанкой — потому что она болтлива. К аристократке не сунешься…
— Но ты же понимаешь — почему, — построжел голос надменного. — Как ты потом будешь объяснять все благородному обществу?
К двум дамам, треплющим друг другу прически, присоединилась третья фурия. Борьба за эльфа накалялась.
— Тогда объясни мне, — в голосе недовольного прорезалась угроза. — Что мне нужно делать? Еще немного — и я рехнусь! Скоро сам пойду на плаху, добровольно. Так жить дальше невозможно.
— Потерпи еще немного, — предложил надменный.
— Значит так, — припечатал недовольный под крики теток и подбадривающий гул толпы. — Или ты покупаешь это существо, хотя бы отдаленно похожее на женщину, или сам сегодня будешь мне помогать!
На этом месте мне стало очень так интересно, в чем же заключается помощь, что я даже пропустила мимо ушей «отдаленно похожее».
— НЕТ! — отвлек мое внимание заоравший эльф. — Лучше смерть, чем такой позор! — и прямиком потопал к палачу, таща за собой на сворке упирающегося мага.
Палач на радостях ему чуть ли объятия не раскрыл.
— Такой генофонд пропадает… — расстроилась я, понимая, что переубедить этого гордеца вряд ли удастся. Пришлось действовать быстро и по обстоятельствам.
Я сделала шаг вперед и подставила ничего не подозревающему эльфу подножку, одновременно с этим толкая его в плечо и скидывая с помоста.
Мужчина, не ожидавший такой подлянки от собрата по несчастью, ласточкой приземлился на рыжеволосую красавицу, до этого грустно пересчитывающую деньги.
— Эльф, — позвала я его, становясь на колени на краю. — Ты ее скомпрометировал при всем честном народе. Теперь, как настоящий мужчина, просто обязан на ней жениться.
— Ну, если ненадолго, — длинноволосый разглядел, на ком лежит. — Лет так на пятьдесят…
— У меня только восемьдесят четыре монетки, — жалобно прошептала девушка, когда эльф приподнялся над ней на локтях.
— Продано, — выдохнул главный маг, вставая с помоста и быстренько шлепая им на ладони синие печати. — Сделка совершена!
Остальные дамы встретили это сообщение горестным гулом и поскакали срочно договариваться с гордой и счастливой мужевладелицей.
Я, наоборот, облегченно выдохнула и стащила с головы капюшон, вытирая ладонью со лба трудовой пот.
— Линяет! — в ужасе шарахнулась от меня ближайшая женщина. — Она кожу с головы сняла.
— Триста монет! — тут же отреагировал надменный. — Берем на двоих пожизненно!
— Продано! — подпрыгнул главный маг на пару с дистрофиком. — Забирайте!
Я упрямо тряхнула освобожденным от неопренового плена хвостом и уперлась:
— Чего это? — набычилась. — Почему сразу двое?
— Кто тебя спрашивает? — фыркнул в мою сторону меня главный, принимая тяжелый кошелек от счастливой «лосиной» парочки. — Скажи спасибо, что не туда, — кивнул он на пригорюнившегося палача.
Я сравнила. Один мужик, но с топором — или двое, но с непонятными намерениями. Богатый выбор, однако! Или сразу, или мучительное потом. Как говорится, кому суждена виселица, тот не утонет.
Эх, прощай белый свет… помирать, так с музыкой! Зато музыкантов будет двое!
— Ладно, — с тоской выдавила я, обреченно протягивая ладошку.
Главный маг скоренько нашлепал три печати и выдал гундосое:
— Завтра на закате, если вы не осуществите право собственности над… — Тут он оценивающе покосился на меня: — Хм, девушкой… мы вернемся за ней.
— Зачем? — подняла я брови.
— Или право собственности супруга-мужчины, — охотно пояснил мне безмерно счастливый дистрофик. Удивительно, с чего это он так радуется? Уж явно не к добру! — Или смерть.
ГАД!
— Мы знаем, — прервал их недовольный, рассматривая меня прищуренными глазами и сканируя с ног до головы. Меня обдало жаром. Да уж, парень сексуально явно застоялся. Чую, выдаст мне все голодание за полгода авансом.
Под его плотоядным взглядом тут же захотелось спрятаться на глубину метро или хотя бы натянуть балахон.
— Снимай! — дернула я за одеяние дистрофика. — Это бонус за покупку!
— Иди сюда! — строго приказал мне надменный, тоже ощупывая острым, как бритва, изголодавшимся взглядом. Судя по всему, меня уже не только раздели, но и употребили. Раз пять без перерыва. Взгляд просто прожигал насквозь вместо лазера.
Я смутилась и совсем перестала хоть что-то понимать.
— Как тебя зовут? — поинтересовался недовольно-довольный.
— Маруся, — с готовностью ответила я. Надоело мне быть безымянным существом.
— Мария? — переспросил надменно-голодный.
— Маруся! — с нажимом поправила я.
— Муся? — попытался осмыслить жутко довольный, чуть ли не облизываясь.
— Сами вы!.. — плюнула я в сердцах. — Неужели нельзя произнести одно простое имя?
— Простое? — переглянулись мужчины. — Простое нам не подходит. Слишком по-крестьянски.
— Будешь Магдаленой, — распорядился голодно-неудовлетворенный.
— Каяться будете сами, — честно предупредила я, хмурясь.
— Залезай, — велел мне синеглазый, тот, который надменно-неудовлетворенный.
— Я?!! — вытаращилась я сначала на них, а потом на лосей. — На них? Сама? Я что — спятила?
— Непохоже? — игриво подмигнул мне аметистовый. — Доказать?
— Не надо, — попятилась я. — Э-э-э… прежде чем я убьюсь на этом, пардон, животном, может, познакомимся?
— Мы обязательно познакомимся, — пообещал мне аметистовый. — И очень близко.
— Давайте начнем издалека, — наивно предложила я, лихорадочно озираясь. Свидетелей не нашлось. Все покупатели уже разбежались по домам. Кто пошел копить деньги на следующие торги, а кто спешил опробовать свою покупку. — Как вас зовут?
Даже злой палач удалился, закинув на плечо топор и подхватив подмышку колоду.
— Меня зовут Эмилио, — первым представился мужчина с аметистовыми глазами, легко спрыгнув с ко… лося.
— Эмо, значит, — пробурчала я себе под нос, запоминая на ассоциациях.
— Это Филлипэ, — представил он второго, синеглазого.
— Филя, — кивнула я сама себе. Додумалась: — А фамилия есть? — Ну хоть узнать, какая у меня временная. Может я буду какая-то Через-забор-ногу-Задерищенко? Должна же я начать получать разрыв сердца прямо сейчас, не дожидаясь пока мне порвут все остальное.
— Просто Филлипэ, — процедил сквозь зубы синеглазый.
— Просто Филя, — немедленно согласилась я. — Очень легко запоминается.
Пока я раздумывала, Эмилио практически одним прыжком взлетел на помост и схватил меня сзади.
— Филлипэ, — радостно поделился он с синеглазым. — У нее грудь есть!
— Где? — склонил голову тот. — Отсюда не видно.
— Зато на ощупь чувствуется, — радовался Эмилио, тиская меня как мягкую игрушку. Восторженно: — Повезло нам. Почти полное подобие жен…
— Это еще нужно доказать, — разозлилась я и брыкнулась.
— Уй-й-й! — это я хорошо попала. Никак у меня где-то в ДНК снайперские гены есть. Может, развить?
— Держи эту заразу! — сунул меня в руки к Филлипэ мужчина. — Только не прижимайся!
— С чего бы? — набычился Филя, усаживая меня перед собой и притискивая к твердому столбу, который он по недоразумению считал своим телом. И тут же скривился: — Фу-у-у…
— Я говорил, чтобы ты не прижимался, — хохотнул Эмилио, разгибаясь и забираясь на своего лося. — От нее жутко воняет.
— Разве такое даме прилично говорить? — жутко обиделась я на чистую правду. Пахло от меня сейчас явно не розами. Сколько я уже парюсь в гидрокостюме? Да почти сутки, наверное.
— Так то даме! — фыркнул Филлипэ, но не отпустил и даже не отодвинулся. — Во-первых, ты сейчас на даму мало похожа. Во-вторых, ты уже принадлежишь нам, так что всякие политесы и выкрутасы мы быстро проскочили, заплатив за тебя звонкой монетой. В-третьих, ты сейчас на положении вещи…
— Сами вы… лоси! — разозлилась я еще больше. — А ну отпусти меня!
— И куда ты пойдешь? — развеселился Эмилио. — Сразу к палачу или немного побегаешь? Пока у тебя есть это, — поднял он ладонь, показывая печать. — Тебя найдут везде и практически сразу.
— А когда у меня этого не будет? — прищурилась я, начиная получать информацию.
— Никогда, — синеглазый так сжал мои ребра, что их скоро можно будет укладывать в тубус. — Это пожизненная метка. Просто после выполнения условия она станет другого цвета, а после рождения ребенка чуть посветлеет…
— Какого ребенка? — подпрыгнула я от неожиданности.
— Нашего, — радостно пояснил Эмилио. — Видишь ли, Магдалена, от того, чем мы будет заниматься и для чего мы тебя купили, обычно случаются дети.
— Вот и занимайтесь этим с Магдаленой, — отрезала я, чувствуя, как у меня холодеют кончики пальцев. — А я Маруся.
— Эмилио, заедь к Валенте, — сменил тему разговора недовольный Филлипэ. — Пусть срочно пришлет двух или трех девушек.
— Зачем? — Подозрительность теперь мое второе «я»!
— Узнаешь, — зловеще пообещал мне синеглазый. — Приедем домой — и узнаешь.
— А как насчет экскурсии по городу? — оживилась я. — Я тут впервые. Никаких достопримечательностей не видела…
— Вот дома и посмотришь, — широко улыбнулся Эмилио сворачивая в темный переулок. — Я вас догоню.
— То есть гидом ты быть не хочешь? — еще раз попробовала отвертеться я от грядущей судьбы. Он хмыкнул. — Вот так из гидов переквалифицируются в гады!
— Магдалена! — опасно сжал он мои ребра. — Ты забываешься!
— У меня склероз, — тут же призналась я. — Тут помню, тут не помню.
— Это замечательно, — порадовался за меня мужчина. — Значит, сразу будешь забывать, сколько раз мы с тобой будем заниматься сексом!
От этого у меня уже похолодели ладони.
— А заниматься мы будем часто и подолгу…
Холод дошел до локтей.
— Потому что мы уже больше полугода не были с женщиной…
И тут я поняла, что я фригидная.
— Почему ты молчишь? — полюбопытствовал Филлипэ. — Сомлела от радости?
— Сдохла от счастья! — рявкнула я, начиная заводиться. — Мое мнение учитывается?
— Нет, — просветил меня мужчина. — Но ты можешь его высказать. Если, конечно, тебе нечего делать, и у тебя будет свободен рот…
— Тогда я выскажу все сейчас! — завертелась я в его руках, стараясь вырваться. — Я против насилия!
— Так мы по согласию, — веселился Филлипэ, не выпуская меня из обхвата.
— Я против публичности! — выдала я следующий аргумент.
— Мы закроем дверь, — пообещал он.
— Ты… — подняла я голову и посверлила злобным взглядом твердый мужской гладковыбритый подбородок. — Скот рогатый! Бык! — Я перевела взгляд на ветвистыес рога нашего транспорта: — Лось!
— Скорее, кобель, — невозмутимо поправил меня мужчина. — И твой рот явно нужно чем-то занять…
— Конфетами? Мясом? Тортом? — изогнула я бровь. — Или сразу в койку?
— Как вы тут? — нагнал нас Эмилио.
— Очень забавная нам покупка досталась, — поделился с ним Филлипэ. — Не знаю, что у нее под этой кожей и есть ли что-то еще, но ротик очень возбуждающий. К тому же я не люблю, когда женщина много говорит…
Я лязгнула зубами.
— Ничего еще спросить не хочешь? — радушно спросил Эмилио. — Потому что потом будет не до разговоров.
— Ваши печатки тоже поменяют цвет? — буркнула я первое попавшееся, что пришло в голову.
— Они исчезнут после того, как твоя поменяет цвет, — выдал мне Филлипэ. — Знак принадлежности будет у тебя всю жизнь. Внутри зашифровано имя хозяина. Если тебя перепродадут, то маг обновит печать и поменяет имя.
— Избавиться от этого нельзя? — нахмурилась я.
— Нет, — ехидно улыбнулся Эмилио. — Если бы у тебя был оговорен срок в договоре, то после истечения положенного времени печать бы исчезла. Можно, конечно, отрубить себе руку, но тогда печать перейдет на другую. — Уже серьезно: — Смирись, Магдалена.
— «Счастье вдруг в тишине постучалось в двери…
Неужель ты ко мне — верю и не верю!»[1] —
промурлыкала я, кровожадно мечтая уронить кого-то под рога или ноги лосей. Два раза.
А мы тем временем миновали центр и дотрюхали до средних размеров дома среди таких же домов на неприметной улочке.
Аметистовоглазый Эмо соскочил с козла, то есть лося, подхватил под уздцы нашего и своего и остановился, давая спуститься Просто Филе.
Тот соскользнул со своего четвероногого скота и сдернул меня. Я с первого раза не поддавалась, потому как крепко ухватилась за рога. Так что Эмилио привязал уздечки к коновязи и под мои истошные вопли они вдвоем с сожителем, матюгаясь, отдирали меня от лосиных рогов в четыре руки.
Лоси тоже не молчали — ревели, били копытами и мотали головами, внося необходимую нотку диссонанса. Почему вся улица на крики не сбежалась — вопрос вопросов. Интеллигентные все-таки люди в ихнем иномирном Средневековье…
Прибежал только конюх… лосюх… лосевод… Короче тот, который за этими гигантами ухаживает. Он куда-то увел рогатых, сама видела.
Взбешенный Филлипэ положил меня подмышку и внес под сень своего жилища. Как, блин, символично! Невеста вся в черном и подмышкой! Классика жанра.
— Отпусти меня, животное! — брыкалась я, визжа и царапаясь. — Это не по правилам! Двое здоровых мужиков на одну слабую девушку!
— Да подержи ты ее! — рявкнул он Эмилио.
— Сейчас! — сунулся ко мне Эмо и схлопотал ногой по челюсти. — Кошка дикая!
Наконец, они со мной справились и втащили в большое и пустое помещение, где и отпустили.
Я отскочила в сторону и прижалась спиной к стене, наблюдая, как мужчины сначала сбросили плащи, оставшись в свободных рубашках с отложными кружевными воротниками и широкими манжетами. Черная у Эмилио и темно-синяя у Филлипэ. Короткие расстегнутые жилеты, спереди шитые золотом, полетели на стулья. На обоих мужчинах узкие черные штаны и высокие сапоги для верховой еды.
— Зря надеетесь! — прошипела я, лихорадочно осматриваясь.
Мужчины переглянулись, быстро стянули перчатки и сбросили маски.
О, мой Бог! Если бы мне раньше показали фотки этих двух экземпляров, я бы сказала, что это фотошоп. Таких просто в природе не водится!
Красавцы! Один темный шатен с рыжеватым оттенком, другой чуть посветлее, я бы сказала — «серебристый каштан». У Филлипэ французская коса, у Эмилио волосы стянуты в низкий хвост. Всегда балдела от ухоженной гривы длинноволосых мужчин. А французская коса в чужом мире — вообще непроходящий шок!
Оба рослые, стройные и подтянутые. Не мужчинки — групповая мечта! Не моя…
— Нравимся? — изогнул темную бровь Эмилио.
— Нет! — пришла я в себя. — Это временное помутнение! Обман зрения!
Филлипэ обменялся с Эмилио какими-то странными жестами, и они взяли меня в натуральные клещи.
Ну где одной девушке справиться с двумя дюжими мужиками… если только она не одета в гидрокостюм!
На пятой попытке стянуть с меня это одеяние Филлипэ выдохся и спросил:
— Как слезает твоя кожа?
— Никак, — буркнула я, стараясь не заржать. — Сходит со временем. Только вчера новую отрастила. Следующая теперь только года через три!
— Это конец, — в отчаянии опустил руки Эмилио. На лице застыла глубокая безнадега. — Что делать будем? Три года ждать?
— Господа! — чуть ли не рядом со мной в стене открылась незамеченная ранее дверь и оттуда выглянула здоровая розовощекая женщина. — Кого мыть будем?
— Купаться? — недоверчиво поинтересовалась я. Переспросила: — С водой и мылом?
— А что, есть еще варианты? — буркнул расстроенный Эмилио. — Можно потереть толченым кирпичом или битым стеклом, если тебе такое по вкусу.
— Водичка горячая, — посторонилась женщина. — И мыло есть, и душистый песочек, и масло пахучее. — Приглашающе взмахнула рукой: — Пойдем скорее, деточка.
«Деточка» застыла и потянула застежку штанов и куртки.
— Смотри, — зачарованно толкнул локтем один другого. — Это, оказывается, все же можно снимать.
А я уже шла, как сомнамбула, на звук плещущейся воды, мечтая избавиться от стойкого амбре и снять мучающий меня зуд от потной и сопревшей кожи.
Внутри купальни меня встретили еще две раскрасневшиеся женщины и показали на большую каменную ванну, до краев наполненную теплой водой.
— Раздевайся, дорогая, — сказала первая бабенка. — Сейчас мы тебя приведем в порядок.
И что мне оставалось делать? Снова скакать по стенам? Я устала, измучилась от неопрена, хотела есть и хоть немного поспать.
Поэтому без возражений разделась до конца, стянув вонючую футболку с длинным рукавом и хэбэ лосины, белье и залезла в горячую воду, испытав при этом неземное блаженство.
Тетки разделили обязанности. Одна мыла мне волосы, вторая — собственно меня, а третья занималась моими ногтями и прочим.
После чего на моем теле заботливо удалили все волосы травяной пастой. Растерли маслом и сделали глиняный массаж.
Когда мне уже практически высушили и бережно расчесали волосы, которыми я страшно гордилась — моя копна в чистом состоянии почти достигала талии и чуть-чуть завивалась на концах — потянуло странным запахом.
— Какой цвет красивый, — сделала мне комплимент одна из банщиц, проводя расческой по волосам. — Как переливается от темного к светлому. У наших девушек такого цвета не бывает.
Я проказливо ухмыльнулась. Конечно, не бывает. Они же химической краской не пользуются!
— Спасибо, — поблагодарила, принюхиваясь. Уж больно запах был характерный. Похожий на горящий пластик или резину… Резину? Ё-ё-ё!
Я подорвалась с места. Выхватив у банщицы-толстухи самое большое полотенце, завернулась в него на манер римской тоги и поскакала, ведомая невыносимой вонью.
Пропетляв по незнакомым коридорам, поскользнувшись на паркете босыми ногами и проехавшись на нем же, как по льду, я ввалилась в помещение, похожее на кочегарку, где стояли два засранца и сжигали мой гидрокостюм.
Мой любимый гидрокостюм, на который я полтора года копила деньги и выбирала столь любовно, как не выбирала себе мужа.
— Вы охренели?!! — заорала я, подбегая к печке и стараясь вытащить оттуда свои триста с гаком евро. У меня началась истерика. Обливаясь слезами, я кочергой раз за разом пыталась спасти обломки недолгого счастья. — Грабители! Подлецы! Негодяи! Ублюдки! Мой костю-ю-юм… — рыдала я навзрыд. — Мой любимый новый костюм!
— Магдалена? — осторожно спросил Филлипэ, оттаскивая меня от горящей печи.
— Маруся! — заорала я. — Вы что наделали? Как я теперь жить буду? А?!!
— Успокойся, — подошел Эмилио и нежно погладил меня по обнаженным плечам. — Зато теперь ты останешься с нами. И тебе не нужно будет снова надевать эту кожу и превращаться в бесполое существо…
— Вы до сих пор верите в сказки? — горько всхлипывая и уже начиная понемногу успокаиваться, я тоскливо смотрела, как плавится моя мечта, которую я успела поносить всего-то неделю. — Такие большие и такие доверчивые!
— Магдалена, — восхищенно сказал Эмилио, трогая мои волосы. — Это какое-то чудо.
Филлипэ просто молча притянул меня к своей груди и позволил пролить прощальную слезу по безвременно ушедшему гидрокостюму.
— Вы меня знаете, чего лишили? — шмыгала я носом. — Вы меня лишили самого дорого, что у меня с собой было!
— У тебя будут дорогие платья и пристойные украшения, — пообещал мне Филлипэ, спускаясь шаловливыми руками ниже талии.
— Сам их и носи! — обозлилась я, отпихивая его одной рукой, другой придерживая начинающее сползать полотенце.
Тут я сообразила, что стою практически голая. Между мной и двумя возбужденными мужчинами только полотенце… и голодный желудок. Который воспользовался моментом и взвыл пожарной сиреной. Ну еще бы! Целые сутки ни глотка воды, ни крошки еды. Так и слона заморить можно.
— Ты голодна? — спросил Эмилио, проявив человечность.
— Да, — замоталась я в ткань потуже. — Но я не продаюсь за булку хлеба.
— Пойдем, — предложил мне Филлипэ. — Пообедаем и попробуем найти общий язык.
— Надейся, — хмыкнула я, но пошла. Глупо объявлять голодовку в таких условиях.
В столовой стол уже был накрыт на три персоны. И слуг абсолютно не смущало, что двое из обедающих были одеты, а третья почти раздета.
За едой нам поговорить не удалось, потому что я после того, как слопала пару кусочков какого-то очень вкусного мяса под восхитительным соусом и заела это несколькими ломтиками печеного крахмалистого овоща, по цвету похожему на тыкву, задремала прямо над тарелкой.
Уже сквозь сон почувствовала, как меня поднимают на руки и куда-то несут, тихо переговариваясь. Я честно попыталась приоткрыть тяжелые веки, но бороться со сном уже было выше моих сил.
Пробуждение было на редкость приятным. Сначала я почувствовала волны тепла, распространяющиеся вниз по животу. Потом вторая волна пробежалась по лбу, вискам, щекам и начала коварно бесчинствовать на груди. Легкие, невесомые дуновения и сладкие поглаживания на сосках стали чередоваться с более острыми ласками, потом — почти укусами. И опять легчайшие дуновения и невесомость прикосновений.
Ветерок внизу превратился в мою погибель дойдя до клитора, а когда он задействовал и вход во влагалище, я поняла, что безвозвратно пропала, и если это сон, то я не хочу просыпаться.
Что-то нежно скользило по всему телу, обвевая влажным теплом шею, плечи и живот. Оно то ласкало за ушком и гладило чувствительные ушные раковины, то опять проходилось по задней части шеи, то приподнимало грудь, проходясь под ней.
Я заерзала.
В это время в мои недра вошло что-то скользкое и узкое, оно бережно двигалось внутри, будто разглаживая или смазывая. Ощущения были просто великолепные и очень возбуждающие! Я застонала от удовольствия, поощряя вторжение и раскрываясь по максимуму. Ну пожалуйста, глубже, еще глубже… Скользкое и приятное прикоснулось к моей точке «Ж», и мое либидо окончательно растеклось по всему телу пылающим облачком. Между тем движения прекратились и «что-то», выскользнуло наружу, пробежав последний раз по клитору и оставляя меня обиженной и неудовлетворенной. И что совсем уж нечестно — то самое нечто чудесное, дивный ласкающий ветерок также оставил и мою грудь.
Кто бы от такого не проснулся?
Вот и я, удивленная внезапной остановкой, широко распахнула глаза, пытаясь понять, на каком свете живу. И что я вижу? Лунная ночь. Я, раскинувшись, лежу на широкой кровати. Один из полуголых красавцев расстегивает штаны, собираясь пристроиться спереди, а второй делает то же самое, примеряясь к моему рту! Они с ума сошли? Кто-то ненормальный решил остаться без пениса? Я же, сонная, ничего не соображаю!
Что должна сделать в таком случае любая разумная женщина — со стонами дикого восторга немедленно отдаться?
Вот уж нет! Я заорала.
— Магдалена? — лукаво улыбнулся Филлипэ, преспокойно раздеваясь. — Почему ты так страшно кричишь?
Я мотанулась на самый край развесистого траходрома, то бишь большой кровати, которую, наверное, действительно устанавливали в расчете на любовь на троих… четверых… пятерых. В общем, считайте, как хотите, в любом случае места много.
Натянула на себя простыню, прикрылась подушкой и объяснила:
— Потому что мне страшно!
— Но тебе же было хорошо, — изумился Эмилио, забираясь на кровать и с широкой голливудской улыбкой начиная подбираться ко мне. — Ты же уже мокрая.
— Это от страха, — заверила я его. — Честное октябрятское слово!
— Не дури, — посоветовал мне Просто Филя, стараясь отобрать подушку. — Это все равно случится!
— Ребята, — попыталась воззвать слабым голосом к чьей-то сонной и твердокаменной совести. — Вы бы девственницу тоже так использовали?
Мужики переглянулись и призадумались.
— Наверно, — замялся Филлипэ. — Мы бы ее просто дольше готовили.
— Вот! — сразу обрадовалась я. — Я девственница! У меня такое в первый раз!
— Ты уже подготовлена! — взвился Эмилио. — Хватит уже ломаться!
— А биться можно? — подтянула я к себе вторую подушку, бдительно следя за обоими. — Ну очень хочется!
— Конечно, дорогая, — ласково заявил мне Эмо, подобравшись совсем близко. — Все, что ты хочешь, после того, как ты раздвинешь свои ножки.
— Нет! — сжалась я в комок. Потом с надеждой посмотрела в их лица и спросила: — Мужики, а что, вы только в пучке идете? Как редиска?
— К сожалению, — процедил сквозь зубы Филлипэ, начиная тихонько вытягивать у меня подушку. — По-другому не получится.
— Так не бывает, — нахмурилась я. — Это как-то неправильно.
— Бывает, — помрачнел Эмилио. — Сама увидишь.
— Ладно, мужики, — примирительно сказала я. — Пошутили и будет. Теперь на первый-второй рассчитайсь и будем отдавать супружеский долг. В розницу. Я с двумя не могу.
— Да что за…! — выругался Эмилио, вскакивая с траходрома и показывая, чем его наградила природа.
Так вот, природа не поскупилась. Ни в длину, ни в ширину. И этот монстр предназначался мне? Какой ужас!
— Ты куда? — позвал его Филлипэ.
— Пусть сама убедится, — рявкнул Эмилио. — Что по-другому не выйдет!
Он, как был, голяком выскочил за дверь и долбанул об косяк створкой.
Бамс! От удара дверью затряслись стекла. Я перевела взгляд на Филлипэ. Тот развел руками и продемонстрировал мне упавшее достоинство.
— Не поняла, — откровенно прифигела я. — Это как?
— Нас прокляли, — скрипнул зубами синеглазый. — Всегда вместе. Во всем. Иначе… впрочем, тебе это знать не нужно.
— Должен быть какой-то выход, — закусила я губу. — А если мы уменьшим расстояние между кроватью и дверью?
— Пустая трата времени, — пожал широкими плечами Филлипэ и отвернулся.
— Вставай, — слезла я с кровати.
— Не могу, — набычился мужчина.
— Кто о чем, а ты о потенции, — рявкнула я. — Всем организмом вставай. Будем двигать кровать к двери!
— Ну давай, — тяжело вздохнул Филлипэ, соскакивая с кровати. — Магдалена, — окинул он меня жадным взглядом. — Ты очень красивая.
Я сообразила, что стою перед ним обнаженной и быстро схватила простыню:
— Спасибо, конечно, — процедила я. — Но на тебя это почему-то не действует.
— Действует, — заверил меня мужчина с легкостью подтаскивая монстра ближе к выходу. — Смотри, это все бесполезно, — и повернулся ко мне передом.
— Мда-а-а, — протянула я, рассматривая его «полшестого». Подошла и открыла дверь, за которой стоял Эмилио, сложив на груди руки.
И как только мужчины оказались в прямой зоне видимости друг друга на расстоянии вытянутой руки — у обоих органы начали наливаться кровью и подниматься.
Я закрыла дверь. Все упало.
Открыла. Встало.
Закрыла. Упало.
— Слушайте, вы что, так изощренно издеваетесь? — вызверилась я, придерживая постоянно сползавшую шелковую простыню. — У вас дверь вместо виагры? Или как костыль?
— Я же говорил, — вошел в спальню Эмилио, и все сразу сработало. Горько и язвительно, будто я в том виновата: — Мы прокляты. Стали бы иначе торчать в этой дыре и страдать от неудовлетворенности.
Филлипэ, с целеустремленной настойчивостью:
— Не сопротивляйся, Магдалена. Это твое предназначение.
Ребята меня за резиновую куклу принимают? Раздвинь ноги для двоих и получай удовольствие? Типа, я такой секс-автомат — сунь в прорезь монетку и крути как хочешь?
— Погодите, — нахмурила я лоб, присаживаясь на краешек кровати и пытаясь осмыслить. — То есть мы должны все это проделать втроем? Потому что по отдельности у вас не работает?
Мужики замялись, но согласно кивнули.
— И как вы себе это представляете? — наивно поинтересовалась я.
Оказалось, представляли они очень даже хорошо. И мне рассказали во всех подробностях.
После чего меня сдуло с кровати и забросило на карниз. Хорошо, что в доме высокие потолки!
— Живой не дамся, — предупредила я, вися на шторах.
— Тогда завтра тебя казнят, — хладнокровно подложил мне подлянку Филлипэ.
— А если слезу, — вякнула в ответ. — Меня казнят сегодня! Так что у меня еще есть почти целые сутки!
И куда ты попрешь против этой логики?
Они нашли куда — ко мне. Я честно отбивалась.
— Ребята, — жалобно верещала я. — Давайте сделаем вид, что все уже было!
— Сначала сделаем, — заверил меня Эмилио, крепко держа за ногу. — А потом уже будем делать вид и все остальное.
— До остального я уже не доживу, — поделилась я с ними своей тревогой. — Вы ж меня как Тузик грелку…
— Кто такой Тузик? — подозрительно спросил Филлипэ.
— Вы его не знаете, — взбрыкнула я ногой. — Но он уже пробовал. Ничего хорошего из этого не получилось.
— Он один, — резонно заметил Эмилио. — А нас двое.
— Тогда точно капец, — пригорюнилась я. — Даже грелки не останется.
— Мы осторожно, — начал уговаривать Филлипэ, отвлекая на себя. — Акку-уратно.
— Ага, — не повелась я. — Чтобы потом было что хоронить?
— Тьфу-ты, глупенькая, — вконец разозлился Филлипэ, снимая меня вместе с занавеской и подтаскивая к кровати. — Ты будешь жить, и будешь жить здесь и с нами.
— Подумай только, Магдалена, — Эмилио пытался разжать мои судорожно сведенные пальцы и отобрать злосчастную занавеску. — Все это может быть твоим.
— Мальчики, — заискивающе сказала я. — Если это все уже мое, то можно я поделюсь с ближним? Или дальним? И вообще, я не жадная. Могу все отдать. И совершенно безвозмездно.
— Как ты себе это представляешь? — скривился Филлипэ. — Неужели ты думаешь, что мы бы взяли тебя одной на двоих, если бы нашли какой-то другой способ обойти проклятье?
— Нет?.. — обрадовалась я. — Так, может, ну его? И вообще во всем цивилизованном мире есть заменители… Иногда они даже лучше. Молчат, слушают, открыв рот, и на имущество не претендуют…
— Пробовали, — кратко проинформировал меня Филлипэ, бережно укладывая на траходром. — Не работает. Должна быть живая женщина.
— Да? — страдальчески скривилась я. — Покажите хоть, за что я страдать буду!
Мужчины отодвинулись и коллективно продемонстрировали свою гигантоманию в профиль, анфас и с тыла. Картинка получилась на диво заманчивая. Хоть на обложку глянцевого журнала для женщин. Сильно озабоченных женщин!
В голову пришла новая мысль:
— Ребята, как разные расы, мы несовместимы!
Меня торжественно заверили:
— Совместимы. И у нас даже могут быть дети. Если бы не так, маги бы тебя не допустили к торгам. У нас с этим строго.
И опять два голых мужика маячат перед глазами, хоть повязку на глаза надевай!
Я даже самой себе тайком позавидовала — сколько самцового тестостерона на меня одну привалило. Но мужественно не признавалась.
— О-о-о! Точно! Я неживая. У меня стресс! — Боюсь, мой смех прозвучал несколько истерично. Я и впрямь чувствовала себя на пороге инфаркта.
— Магдалена, — Эмилио начал бережно массировать мои ступни, покрывая их поцелуями. Чертовски приятно! — Прекрати сопротивляться. Чем меньше ты будешь бояться, истерить и противиться, тем лучше все пройдет. Ты же понимаешь, что у нас выбора нет, мы все равно получим свое.
— Значит, так, — вырвала я у него свою ногу, чтобы не расслабляться. Скептически заявила: — Это, да еще в двойном размере, в меня не поместится!
— Поместится, — ласково-угрожающе пообещал Эмилио.
— Не верю, — уперлась я. — Тащи штангенциркуль — мерять будем.
— Что это? — растерялся Филлипэ. — У нас такого нет.
— Ах, нет! — обрадовалась я. — Тогда точно не влезет! Это я даже на глаз могу прикинуть.
— Давай на месте померяем? — насмешливо хмыкнул Эмилио и пошел в эротическую атаку.
Они с Филлипэ поменялись местами. Теперь тот ласкал мои ноги, а Эмилио захватил в плен мои руки. Аккуратно удерживая их за моей головой, он сначала осторожным касанием поцеловал мои губы, легко-легко, словно благоговея. Спустился ниже и начал ласкать мою грудь, забирая в рот тугую вершинку соска и то перекатывая языком, то чуть прикусывая. Больно не было, но вдоль позвоночника временами проходили неслабые разряды, словно меня било током.
Через минуту силу этим разрядам прибавил Филлипэ, который уже ласкал и целовал место под коленками, пробираясь выше, к удерживаемым бедрам. Меня начало трясти — непонятно только от страха или возбуждения.
Мужчин мое тело, похоже, распалило не на шутку, а всерьез. Сильные чуткие пальцы проходились по груди и ягодицам — гладили, тискали, терли, мяли, изредка даже щипали. Ласки становились все более страстными и жгучими. Постепенно, не сразу, мой страх прошел, сменившись жаждой комиссарского тела, благо их тут бродило цельных два, причем на все согласных и готовых.
— А-а-х, — выгнулась я, забыв кто я и с кем. В этом состоянии отступили нормы стыда и морали.
Я и сама не заметила когда, но спустя время обнаружила, что меня никто за руки не фиксирует, Эмилио меня давно отпустил, это я него вцепилась не хуже рыбы-прилипалы. Я ласкала его голову, густые волосы и протяжно стонала, потому как что-то, а женскую грудь он ласкать умел.
— Магдалена… — и Эмилио улегся рядом со мной на спину, перекладывая меня на себя. Филлипэ немного недовольно заворчал, но отпустил, и даже помог мне перевернуться, но развел ноги пошире и спустился сам, начиная ласкать языком сзади вход во влагалище.
От интенсивности ощущений я взвилась:
— Да-а-а! Еще-е-е-е.
— Конечно, девочка, — мурлыкнул Филлипэ. Обратился к Эмилио: — Придержи ее, чтобы сама себя не поранила, — и продолжил заводить меня умело и обстоятельно.
Эмилио в это время наслаждался игрой с моей грудью, ласково пощипывая и поглаживая напрягшиеся соски:
— Смотри, какая прелесть. Форма идеальная. И как раз по моей ладони, — восторженно сказал он другу.
Когда через некоторое время я уже была готова на стену лезть, так эти негодяи распалили мое естество, Филлипэ и Эмилио переглянулись и поставили меня на четвереньки. Аметистовоглазый, любовно поглаживая пальцами мое лицо, выскользнул из-под меня и встал на колени, предлагая мне свой пенис в рот. Он не был груб, был предельно нежен и настойчив:
— Открой свой пухлые губки, — мужчина бережно надавил на мой подбородок, приоткрывая мой рот. Ласково обвел контур губ и проник двумя пальцами, словно намечая дорогу и стал вдвигаться осторожно, не прекращая поглаживать мое лицо. — Какая умница.
В это же самое время Филлипэ, доведя меня до предоргазма, отстранился, будто демонстрируя, что без одновременного слияния плюшек не будет. А у меня уже и не было сил противиться.
Все же Коленька в качестве любовника по сравнению с этим двумя просто не котируется. И раньше я думала, что его вялость в постели — это усталость. К тому же он так красиво пел о своей неземной любви, пока я писала ему диплом. Ну не дура, спрашивается?
— А-а-ах, — пока я отвлеклась на секундочку на неприятные мысли, мужчины начали уже настоящий штурм крепости.
Филлипэ сзади приставил кончик разбухшего, как бутон, члена ко входу во влагалище. Я напряглась и хотела запротестовать, как он аккуратно, но уверенно начал входить, продвигаясь по миллиметру, стараясь не повредить и не разорвать.
У меня только глаза на лоб полезли. Хотелось бы знать, где это они так натренировались?
— Не спрашивай, — негромко высказался Эмилио и стал направлять меня, удерживая мое лицо властно, но нежно, и вдвигаясь все дальше и дальше.
В его же ритме, но в противофазе, сзади качался Филлипэ, так что получались настоящие качели: вперед-назад, вперед-назад. Ритмичный парный танец, нет, неправильно — танго-балет на троих.
Признаюсь честно, никогда не считала себя специалистом по оральному сексу, мне и обычного-то еле-еле хватало. Естественно, спустя какое-то время мой рот начал уставать. Челюсть сводило с непривычки, на глазах показались слезы.
— Магдалена, — Эмилио мгновенно разобрался в происходящем, немного замедлился, чтобы дать мне возможность прийти в себя. — Не плачь, девочка. Мы не звери. По крайней мере сейчас… Ах-х-х, как хорошо…
Тут у них обоих окончательно снесло крышу и они ускорились, доводя себя до оргазма. Мне показалось, или у Эмилио на глазах блеснули слезы? Наверно, показалось. Чтобы эти брутальные мужики и расчувствовались? Бред.
Когда отступила горячка слияния, меня постигло дикое разочарование. Все было хорошо, но я так и осталась балансировать на грани. Так и не могла перейти ее. Ощущения были настолько непривычные, что сбивали с настроя. Мне все казалось, что это неправильно — наслаждаться сексом с двумя мужчинами. Это против морали и устоев.
— Магдалена-а-а-а, — разрядился мне в рот Эмилио, вовремя подав широкий платок, куда я смогла сплюнуть его сперму. Настоящий джентльмен.
Филлипэ про средства контрацепции, похоже, никто не сообщал. Поэтому он не лишал себя удовольствия и выплеснул горячую сперму мне внутрь.
— Какая ты тесная, — прошептал он, пульсируя внутри. — И сладкая.
Незащищенный секс всегда приятен. К тому же (я про себя усмехнулась), перед отпуском я не пожлобилась и вшила себе под кожу горошину на два года, в течение которых детей у меня не будет.
Хоть это, блин, радует!
Благодарно поцеловав меня каждый куда достал — Эмилио в губы, с шальным выражением глаз слизывая у меня с губ и уголка рта привкус спермы, а Филлипэ — вообще… гораздо ниже… мужчины улеглись на кровати, расположив между собой.
— Тебе нужно отдохнуть, — властно велел Эмилио, переворачивая меня на спину и раздвигая мне ноги.
— Что ты ищешь? — испугалась я, пытаясь сдвинуть колени.
— Филлипэ, дай бальзам, — не ответил мне аметистовый, внимательно рассматривая… ну, там… — Ты ее слегка натер.
Синеглазый согласно кивнул, соскользнул с кровати и скоро вернулся с небольшой склянкой, полной зеленой пахнущей перечной мятой мазью.
Мужчины, не обращая внимание на мое смущение, смазали все, что посчитали нужным, покрутив меня как куклу. После чего выяснили, что других повреждений нет.
— Спи, — приказал Филлипэ, ложась рядом и натягивая на меня простыню. — Тебе следует набраться сил.
— Стоп, — нахмурилась я, протягивая на свет луны свою руку и рассматривая ладонь.
Моя печать действительно поменялась. Она стала меньше, размером с пятикопеечную монету и, видоизменившись, разделилась на две части. В серебряном круге вилась надпись, по форме напоминающая инь и янь. Разница в том, что половина текста была темно-темно-синяя, а вторая — лилово-аметистовая.
— Покажите, — потребовала я предъявить ладони моих женовладельцев. — Так нечестно!
Все, как обещано. Их печати пропали. Чистые ладони, и без особых хлопот. Несправедливо!
— Это жизнь, девочка, — попытался успокоить меня Эмилио, притягивая к себе. — Так устроен наш мир, в котором тебе предстоит прожить свою жизнь.
Очень, нужно сказать, сомнительное утешение.
— Мне жарко, — сообщила я через пару минут, зажатая горячими телами с двух сторон.
Филлипэ тут же стащил с меня простыню и накрыл грудь своей ладонью.
— Мне тесно, — выдала я спустя какое-то время, отпихиваясь от одного задницей, от другого руками.
— Не прекратишь крутиться, — предостерег меня Эмилио. — Будет еще теснее, — и потянул мою руку к своему начинающему оживать члену.
Сзади подтверждающе прижался Филлипэ, чуть не пробуравив меня насквозь.
— Что, опять? — возмутилась я. — Как у вас все легко получается!
— Магдалена, — строго сказал Филлипэ, начиная скользить рукой ниже. — Или ты спишь, или…
— Сплю я! Сплю! — выпалила я, понимая, что орать и качать права могу до бесконечности, но в результате все равно окажусь нанизанная на два члена. Так зачем туда спешить?
Мужчины затихли, зажав меня между собой и прижав тяжелыми руками. Вскоре их дыхание выровнялось.
Конечно, блин! Получили свое, а мне мучайся! Как мне спать так, неудовлетворенной?
Я осторожно отодвинулась от Эмилио и начала ласкать себе клитор, пытаясь, как обычно, в одиночку достигнуть разрядки.
— Шалунишка, — мою руку мягко, но непреклонно перехватили. — Тебе, оказывается, мало, — прошептал мне на ухо страшно довольный этим обстоятельством Филлипэ, завладевая и второй рукой тоже.
— Не то чтобы, — пропищала я, в то время как меня перекладывали на живот. — Просто… э-э-э… Как бы это сказать…
— Скажи, Магдалена, — с тихим уютным смешком, от которого у меня свело все внутри, посоветовал Эмилио. — Научись выражать свои желания. Это нормально.
— Ладно, — попробовала я выдернуть руки. — Хочу, чтобы меня оставили в покое и хочу кончить! Иначе не усну!
— А за это ты будешь наказана! — мужчины оживились и начали привязывать мои руки к резному изголовью шелковыми платками. Не туго, не впритык, но надежно. Узлы самозатягивающиеся, не вырвешься.
— За что? — возмутилась я, понимая, что против «лома» нет приема.
— За то, дорогая, — на мою попку легли ласковые руки. — Что ты хочешь сделать это без нас.
— Привыкай, котенок, — отодвинул с моей шеи волосы Эмилио. — Теперь мы все будет делать вместе. И это существенное оскорбление, попытаться достигнуть разрядки в одиночку. Запомни это и не пытайся больше повторить. Иначе мы будет держать тебя на грани о-о-очень долгое время.
— Я буду кричать, — пригрозила им я, крутясь и пытаясь отстоять право собственности на свое тело.
— Прекрасно, — порадовался за меня Филлипэ, скользнув пальцами между моих ног. Блеснул глазами: — Она уже готова.
— Кричи, милая, — с этими словами Эмилио подлез под меня, насаживая на себя. Я вскрикнула.
В это время Филлипэ стал подбираться к святая святых — моему анусу. От перепуга я зажалась. При одной мысли, что меня в одночасье поимеют еще и ТУДА, у меня пропадало всякое настроение.
— Нет! — я зажалась и окаменела. — Туда нельзя! Я не могу!
— Придержи ее, — велел Филлипэ другу.
Эмилио тут же пригнул меня к себе, слегка приподнимая мою попку. Я судорожно задергалась.
— Счас умру! — выдвинула я последний аргумент, дергаясь и елозя напрягшимися сосками по каменно-твердым мышцам. — У меня организм слабый! Морально-устойчивый, а потому такого точно не переживет!
— Магдалена, — хмыкнул сзади Филлипэ, ласково поглаживая и раздвигая половинки. — Оргазм — это маленькая смерть. Поэтому умирать ты будешь часто. Прекрати паниковать!
— Не могу, — призналась я, дергая платки и пытаясь освободиться, чтобы сбежать. — Страх сильнее меня.
— Давай! — велел Филлипэ. Эмилио впился в мои губы поцелуем, закрывая мне рот, и не забывая ласкать и стимулировать клитор. В это время синеглазый начал спускаться по спине поцелуями.
Я приготовилась к самому худшему. Ну понимала же, что дело этим закончится.
— А-а-ах! — выгнуло меня, когда в меня мягко проник язык, и я взвилась от невероятных ощущений.
Стыдно мне было неимоверно, хоть я и знала, что вымыта везде до скрипа — даже ТАМ! Но язык в… общем, это что-то волшебное.
Я взлетала верхом на Эмилио, придерживаемая сзади сильными руками Филлипэ, и у меня от кайфа закатывались глаза. Это… это… И орала я как резаная — но не от боли, а от непередаваемого удовольствия. И кончила я не один раз — раза три или четыре. Точно не помню. Была в бессознательном состоянии.
Я извивалась, уже не в силах чувствовать, и все же не могла остановиться. Это был настолько великолепно, насколько необычно.
Смутно понимала, что Филлипэ зажал свой член между моими половинками-полупопиями, скользя между ними, но не входя. Ощущала, как дергается, извергая сперму, Эмилио, выгнувшись в диком оргазме.
В экстазе я даже не заметила, как мои запястья освободили от шелковых пут.
— Черт! — дернулся, будто от удара тока Филлипэ, отдергивая правую руку от меня.
— Что за?! — проделал то же самое Эмилио.
— А? — я уже практически ничего не соображала, кроме того, что что-то случилось. Но мне сейчас, в данную минуту, это было неинтересно…
— У тебя тоже самое? — под носом Эмилио возникла открытая ладонь Филлипэ.
Аметистовый очень аккуратно ссадил меня с себя и уложил на кровать, рассматривая свою ладонь и переводя взгляд на ладонь друга:
— Похоже, только цвет разный.
— И что это такое? — нахмурился Филлипэ, второй рукой машинально натягивая на мое разгоряченное тело простыню. — Что вообще происходит? Мистика какая-то…
Разве может пройти нормальная женщина мимо какой-то мистической тайны? Как же не сунуть туда свой любопытный нос и не попробовать немедленно все решить и выяснить? И я не исключение.
Собрав последние силы, я села и уставилась на ладони своих временных мужей.
У каждого на руке появилась печать практически такого же размера как моя, только в основном серебряного цвета. И лишь маленький кусочек, где-то одна шестая, у одного был окрашен кобальтово-синим, а у другого аметистовым. Причем, у Эмилио синим, а у Филлипэ сиреневым. И еще, в надписи в середине печати мне показалось что-то очень знакомое…
— А свет как-то можно включить? — попросила я.
Эмилио щелкнул пальцами и сказал какое-то слово типа «абракадабра, елочка гори» и к нам подплыл белый матовый шар, испускающий мягкий, но достаточно яркий свет.
Я подтянула ладонь Эмилио к источнику света и начала истерично ржать, когда прочитала слова, выписанные виньеткой.
Там русским языком было написано «Владей, Маруся. Твое».
— Ха-ха-ха! — завалилась я на спину, дергая ногами от хохота. — Вот это подарок. Ой, не знаю, как… Ой, уморили…
— Почему ты смеешься? — навис надо мной встревоженный Эмилио. — Что там написано?
— Гы-гы-гы! — попыталась я объяснить. — Ой, ха-ха-ха! Ик! — и прикрыла рот тыльной стороной ладони.
— Смотри! — схватил меня за эту руку Эмилио и показал Филлипэ. — Ничего не понимаю!
Моя печать с ладони переместилась на внутреннюю сторону запястья и тоже поменяла надпись: «Филлипэ и Эмилио. Права пока на рассмотрении.»
После этого я могла только икать и дрыгать ногами.
— У нее припадок? — озадачился Филлипэ, получив ощутимый пинок. — Хотя… после того, как мы с тобой нарвались на проклятие, меня уже ничего не может удивить…
— У-у-у-у, — простонала я, держась за живот. — Какие у вас маги клевые!
— При чем тут маги? — навалился на меня сверху Эмилио, пытаясь прекратить припадок смеха. — Ты можешь объяснить все внятно?
— Могу, — перевела я дух. — Хи-хи-хи!
— Нам всем нужно выпить, — решил Филлипэ и притащил бутылку и три бокала. Мужчины налили себе и даже выделили полбокала мне.
— Так что все-таки там написано, Магдалена? — поднес к губам бокал Эмилио. — Почему ты так странно отреагировала?
Я озвучила. Они подавились. И не поверили. Я пожала плечами и посоветовала найти переводчика с русского. Если уж они такие недоверчивые.
— Кто такая Маруся? — потер лоб Эмилио, после того как вытерся и налил себе новую порцию.
— Я, — подмигнула ему. — Зовут меня так — Маруся Климова.
— Ты — Магдалена! — взвился Филлипэ, для начала заглотнув содержимое бокала одним глотком.
— Уговаривай себя и дальше, — посоветовала я ему. — Вдруг поможет.
— Что будем делать? — посмотрел на друга Эмилио.
— Пока не знаю, — задумался синеглазый. — Знаю только одно — сейчас мы точно ничего сделать не сможем, поэтому Магдалене пора спать. И нам бы тоже не мешало. И второе, — повернулся он ко мне. — Что бы там не было написано, но лично я тебя не отпущу и никому не отдам. Это понятно?
— Вполне, — нахмурилась я. — А почему?
— Потому что, — рявкнул мужчина, сжимая бокал в руке. — Не твое дело. Просто прими это к сведению. Эмилио, осмотри ее!
И меня снова изучили и обмазали, где посчитали нужным. После чего снова зажали между собой, беря в плен своими телами.
Безусловно, можно было поспорить, но не хотелось. Глаза налились тяжестью, и я провалилась в крепкий сон без сновидений, невзирая на одного мужчину в постели больше, чем я привыкла.
— Магдалена, — жаркий шепот на ухо и настойчивые руки по всему телу.
— Маруся, — пробормотала я, не желая просыпаться. Попробовала повернуться набок, натягивая на себя простыню.
— Девочка, — настырные руки проникли между ног, поглаживая, пощипывая, соблазняя.
— Женщина! — Ну, дух противоречия у меня. Стойкий.
— Женщина, — жадные ладони взяли в плен мои груди.
— Девочка мне все же нравится больше, — не открывая глаз, нахмурилась я. Я же говорю — дух противоречия.
— Как скажешь, дорогая, — заверил меня Филлипэ, вздергивая на четвереньки и проникая в податливое жаркое влагалище. — Ах, умница. Такая тугая и такая готовая.
В это время Эмилио свел вместе мои груди и вбивал себя между ними, нежно поглаживая и пощипывая соски.
Они опять имели меня одновременно, но почему-то это уже не вызывало у меня протеста или отторжения.
Сквозь ресницы я видела судорожно искаженное лицо Эмилио, которому до судорог, до выступающего пота, до дрожащих мускулов хотелось моего тела. Хотелось зверски брать, вколачиваться в меня — в любое место, лишь бы освободиться, получить свое удовольствие. Для меня это очевидно. Думаю, того же хотел и Филлипэ, который тем не менее старался не навредить, не поранить, не порвать.
Их постельные опыт и мастерство, выдержка и самодисциплина оказались выше всяких похвал. Если бы мне еще и не навязали этих парней насильно… Хотя, ведь все могло быть гораздо хуже.
Вспомнить только моего Николя…
При воспоминании об этом ничтожестве меня передернуло.
— Тебе больно? — мгновенно отреагировал Филлипэ. — Добавить смазки?
— Мне хорошо-о-о, — простонала я. — Продолжай. Не… ах!.. останавливайся!
— Я бы и не смог, — вбился в меня мужчина, затрагивая внутри чувствительную точку. Он дрожал, как загнанный породистый жеребец: — Черт! Как горячо!
— Филлипэ, — сжал зубы Эмилио. — Дай ей кончить! Не торопись…
После этих слов в душе растеклось теплое, благодарное чувство. Да, они грубили, заставляли, командовали, навязывались и принимали за меня решения. Но берегли. Берегли так, как никогда и никто в моей жизни. Берегли как пушинку, как родную душу, как зеницу ока, как огромную драгоценность. С чуткостью, вызывающей слезы.
Господи, неужели, мне было нужно попасть в чужой мир, пройти через унизительные торги, быть купленной двумя мужчинами, познать сразу двоих, чтобы почувствовать к себе чуткое заботливое отношение? Или именно вложенные в купленную жену деньги заставляют мужчину или мужчин трястись нас своей обретенной парой? Почему?
— А-а-а-а! — накрыло меня оргазмом, тряхнув всем телом.
Тут же, практически один за другим кончили мужчины. Позволили себе наконец получить оргазм. И снова — не отвалились, не предоставили мне самой за собой ухаживать, не захрапели и не уткнулись в потолок или газету. Нет, Филлипэ внимательно осматривал меня, пока Эмилио осторожно вытирал розовой водой или чем-то похожим с моей кожи следы спермы.
— Почему вы так трясетесь надо мной? — выпалила я мучавший меня вопрос. — Ведь дело не в деньгах? — обвела рукой обстановку комнаты.
Дом внутри украшен дорогими безделушками. Шкафы, кровать, ковер — все на вид дорогое. Мебель с позолотой. Утварь — сплошь предметы высокохудожественного промысла.
— Ты… — начал говорить Эмилио, опуская голову ниже и прикрывая лицо распущенными волосами. — Неважно. Просто принимай все как должное.
— А если это «должное» изменится? — нахмурилась я, отпихивая назойливую руку Филлипэ, настойчиво пытающую не просто смазать, а чуть ли не кусками эту мазь положить.
— Для тебя — нет, — нахмурился Филлипэ, плечом отбрасывая за спину косу. — Не изменится. Только не пытайся сбежать и не причиняй себе вреда. А также не смей отталкивать нас. Все остальное — это наша забота.
— О как! — оттолкнула я обоих и забаррикадировалась подушками. — Нашли себе сексуальную игрушку. Щелк пальцами — и раздвигай, дорогая, ноги? Другой работы у тебя нет и не будет. Так?
— Именно так, — невозмутимо кивнул Филлипэ. — Это твоя обязанность и твое предназначение, — он вернулся, взял мое лицо в большие ладони и заставил смотреть себе в глаза, где уже сверкали искры бешенства. — И никогда, ни при каких обстоятельствах не пытайся сбежать. Я все равно тебя найду, и ты об этом пожалеешь!
— Уп-с! — не нашлась я что сказать, но стало жутко.
— Ложись! — скомандовал Филлипэ, отбирая у меня подушки. — Или я положу тебя сам!
— Зачем? — для начала спросила я, отползая еще дальше. Выражение его лица мне очень не нравилось. С таким или убивают, или целуют. Непреклонное выражение, каменное. Только вот мне не хотелось проверять, что именно будет происходить потом. Не комильфо в обоих случаях. Перебор впечатлений на сегодня.
— Нам нужно привести тебя в порядок, — спокойно пояснил Эмилио, бросая на друга недовольный взгляд. — Ты же не собираешься спать в таком виде?
— Я вообще не собираюсь спать! — озверела я. — Ни в этом виде, ни в другом! А с вами я вообще спать отказываюсь! Ищите себе новую надувную куклу!
Ой, кажется, я зря это сказала. Взрывной характер довел меня-таки до мины. Ба-бах!
— Магдалена! — взорвался Филлипэ, вскакивая с кровати и отбегая, как будто не доверяя себе.
— Маруся! — рявкнула я, тоже вскакивая, но, правда, с простыней. — Если ты не можешь запомнить моего имени, то я высеку его зубилом на твоем крошечном мозгу!
— Какой вид, — облизнулся на меня сзади Эмилио. Я обиженно отвернулась, и тут меня застали врасплох и скрутили, разложив на кровати.
— Изнасилуете? — поинтересовалась я, начиная дергаться.
— Всенепременно, — пообещал мне синеглазый и пошел за… водой.
Притащив теплую воду в красивом керамическом тазике, они очень споро обтерли меня с ног до головы мягкой тряпкой, потом смазали все пострадавшие на их взгляд места и замотали в одеяло.
— У тебя ничего не болит? — поинтересовался Эмилио, забираясь рядом, пока Филлипэ утаскивал использованную воду.
— Болит, — буркнула я, поворачиваясь к нему спиной. Из вредности.
— Где? — озаботился он.
— Запястья, — капризничала я, начиная осознавать свою власть над ними. Хотя и не понимала — почему. — Вы ж, медведи, если уж схватите…
Мне поцеловали каждое запястье, потом каждую щиколотку, потом каждый пальчик… Потом пришел успокоившийся Филлипэ и тоже полечил…
— А больше я пока не придумала, что у меня еще болит, — пробормотала я, погружаясь в дрему. — Когда придумаю — скажу.
— Спи, заноза, — поцеловал меня Филлипэ в макушку, укладывая мою голову на свою грудь.
И я уснула, обогретая с двух сторон большими и теплыми партнерами. И хотела бы сказать «по траху» — но не могу. Язык не поворачивается. Они ко мне относятся… не могу сказать «сердечно» или «любовно». Но все же как-то странно и необычно…
Ну да ладно. Разберусь со временем.
Я сладко посапывала до самого полудня. Проснувшись, обнаружила, что мои грелки во весь рост удрали. Видимо, от греха подальше. В прямом смысле этого слова. Но зато вместо себя взамен оставили теплое, стеганое одеяло, подбитое мехом.
Господи, хорошо, что не вибратор. С их заботливостью станется подложить мне электронного друга для хорошего настроения.
Я зевнула и сладко потянулась, наслаждаясь одиночеством и покоем…
— Куда прешь, скотина косоглазая! — заорали внизу. — Тебе куда было сказано это нести, а? А ты куда понес?
— И что тут за светопреставление? — нахмурилась я, быстро соскакивая с постели и заворачиваясь в шелковую простынь. Осторожно высунула нос за дверь — никого. Тогда прокралась к лестнице и свесилась вниз, рассматривая переполох, царивший на первом этаже.
Итого… Два молодых парня — один рыжий нахал, второй — высоченный белобрысый угрюмец, меткими пинками и едкими словечками подгоняли слуг, которые грузили окрестный домашний скарб в корзины и сундуки и выносили за порог.
— О, как! — вытаращилась я на это действо. — Приплыли. Это типа, чтобы алименты не платить? Или — прости любимая, но прошлая ночь была ошибкой?
— Чего встал? — наградил белобрысый пинком зазевавшегося слугу. — Тебе тут, что, медом намазано?
— Там… это… леди, — пробасил слуга, кивая в мою сторону.
«Леди» мне быть понравилось. Хоть и недолго, судя по срочно наметившемуся переезду. Только мне непонятна их мужская логика. Я бы, например, выставила бы меня за дверь с вещами, а они сами съезжают. Лоси застоялись? Рога пылью покрылись? Так мы счас встряхнем!
— Доброе утро, леди, — поклонился мне высокий блондин, привлекая внимание рыжего. Тоже, кстати, достаточно высокого. После чего рыжий мне, в свою очередь, поклонился и быстренько свалил. Никак пошел господ предупреждать, что их за хвост поймали.
— И вам доброе утро, — подарила я всем улыбку, от которой встала вся работа. Все, кто находился внизу, уставились на меня с выражением неописуемого счастья. Я им конфету выдала или какой-нибудь аванс? Или им моя простынь глянулась?
— Леди, — еще раз поклонился мне белобрысый, отойдя от первоначального шока и перестав мечтать о чужой простыне. — Вы бы вернулись в комнату, чтобы эти бездельники на вас не глазели.
— Да на «раз», — фыркнула я, удаляясь. — Подумаешь, — бухтела я, шлепая босиком. — Помешала кому-то уйти не прощаясь… И оставить меня мало того, что использованную, так еще и голую, и босую. Три-в-одном — это как-то многовато…
— Леди! — ввалился в дверь рыжик с подносом в одной руке, в другой — ворох тряпья, прижатого в груди.
Я как раз только стащила с себя простыню.
Парень только меня увидел в натуральном виде, так глаза зажмурил от моей неземной красоты и пошел в мою сторону наощупь. Похоже, хлопец верит исключительно поговорке: «Пока руками не потрогаю, ни за что не поверю!»
Я быстро обмоталась простыней снова, чтоб не травмировать несчастного:
— Молодой человек, глаза можете открыть. Угроза миновала.
Рыжик приоткрыл один глаз, углядел на мне постельную принадлежность и повернулся ко мне задом, при этом умудрившись уместить поднос с едой на столик, а шмотки в кресло: