День идет по накатанному сценарию. Я сижу в своем кабинете. Читаю мемуары какого-то датчанина о пребывании в Саудовской Аравии. Без стука в комнату врывается Шакира. Выглядит необычно для себя взбудораженной.
— Госпожа, у охраны столпились люди из мутавы. Требуют выдать вас для суда.
Некоторое время выплываю из книги и не понимаю смысла сказанного. После осмысления вся подбираюсь и уточняю смысл услышанного.
— Я ничего не понимаю, Шакира. Какого суда? По какому поводу?
— Мутава — это религиозная полиция. Они следят за соблюдением морали. Им поступила жалоба от анонима, что вы нарушаете заветы пророка. Оголяете свое тело перед посторонними мужчинами.
Впадаю в состояние близкое к панике. Мало мне было плена, осталось попасть в руки религиозных фанатиков.
— И что я должна делать? — обреченно интересуюсь у женщины.
— Пока ничего. Сейчас к ним выйдет младший сын матери господина. Он живет с ней в первом доме и решает дела семьи, когда нет хозяина. Он проведет переговоры с представителями мутавы.
— Он меня выдаст? — уточняю я.
— Не знаю, госпожа, но вряд ли он самостоятельно примет такое решение. Самое страшное может случиться потом, — Шакира хватается за сердце и переводит дыхание, — если они вас не получат сейчас, могут собрать толпу возмущенно настроенных верующих. Они придут толпой и возьмут ворота штурмом.
Ну, что же. Вот и определился смысл моего нахождения в данном месте. Я должна героически умереть. Если они придут сюда с толпой, я должна буду выйти за ворота, чтобы больше никто не пострадал.
Внутренне готовлюсь повторить подвиг Зои Космодемьянской. Умереть гордо и произнести прощальную речь.
Встаю из-за стола, выхожу в коридор и направляюсь к окнам, выходящим на пункт охраны. Территория слишком большая, отсюда ничего не видно. На внутренней территории дома пока все тихо.
Возвращаюсь к себе, надеваю никаб и отправляюсь на выход из дома.
— Я не выпущу вас, госпожа, — встает на моем пути Шакира.
— Мы совершаем поступки и должны нести за них ответственность, — спокойно произношу в лицо экономке, — я ни о чем не жалею, Шакира. Даже, если бы знала о последствиях, я все-равно плавала бы в заливе.
Отодвигаю женщину в сторону и выхожу из дома. Сердце разгоняет кровь до скорости гоночного болида. Быстрым шагом иду по дорожкам по направлению к большим воротам. Калитка закрыта. Нахожу щель и пытаюсь что-то рассмотреть. Взгляд упирается в дальний забор. Пункт охраны сильно левее и мне его отсюда не видно.
Моя клетка защищает от любого порыва. Даже подвиг не включается в условия заключения.
***
Мансур
Подъезжаем к резиденции. Напрягаю зрение, чтобы рассмотреть делегацию, толпящуюся у главных ворот. Выцепляю суровых мужчин с солидными бородами и понимаю, что это мутава. Что они забыли на моей территории? Все инстинкты кричат, что дело в Латифе.
Останавливаемся перед воротами. Выхожу на улицу, из машины сопровождения вылезает охрана и встает за моей спиной.
— Ас-саляму алейкум, уважаемые! Чем обязан визитом?
Замечаю в толпе брата, на лице которого читается радостное облегчение.
— Алейкум ас-салам! — отвечает один из бородачей, — нам поступил сигнал о нарушении нравственности на территории этого дома. Одна из женщин оголяет свое тело на глазах посторонних мужчин. Испытывает их нравственность и вводит во искушение. Мы хотим получить ее для шариатского суда.
Смериваю взглядом бородача. На лбу синяя шишка. Очень тяжёлый случай. Такие бывают у особо рьяных мусульман. Очень активно бьются о пол во время молитвы.
— Мой дом не является публичным местом, все происходящее на его территории сугубо личное дело, — не вникая в суть произошедшего, сразу обламываю представителей мутавы.
— Тем не менее, правоверные мусульмане видят, что там происходит. Следовательно, место является публичным.
— Я опекун своих женщин. Только я в своем доме буду судить и выносить наказание. — ставлю точку в этом споре, — кстати, от кого поступил сигнал?
— Мы не сообщаем наши источники, — хмурится бородач.
— Но на суде вам бы пришлось его предъявить, — ухмыляюсь я.
— Нет суда, нет свидетеля, — угрюмо сообщает представитель мутавы, — мы надеемся, наказание будет адекватным проступку, шейх.
— Не сомневайтесь, — согласно киваю.
— Я бы развелся с такой женщиной, — мужчина пронизывает голос презрением.
— Я учту ваше мнение, — еле сдерживаю сочащийся сарказм — ис-саламу алеком, уважаемые!
Делаю пару шагов лицом к делегации и разворачиваясь сажусь в машину. Толпа отходит немного в сторону, и мы проезжаем в открывшиеся ворота. Прошу притормозить и подхожу к брату, который ожидает меня на внутренней территории.
Пожимаем друг другу руки, потираемся носами. Узнаю у него подробности происшествия. Латифа все-таки меня ослушалась и купалась в заливе полуобнаженная. Прошу брата сохранять молчание и со всеми вопросами посылать ко мне.
Отпускаю машину в гараж, который расположен на общей территории, сам пешком иду к дому третьей жены. Открываю калитку и упираюсь взглядом в Латифу.
Девушка смотрит на меня большими глазами, в которых застыли непролитые слезы. Делаю шаг вперед и прижимаю испуганную женщину к своей груди.
Жена не сопротивляется. Тихо всхлипывает, чувствую, как тоба пропитывается влагой.
— Латифа, говорят, ты была плохой девочкой? — успокаивающе глажу ладонями спину.
— Ты выдашь меня этим людям? — поднимает на меня заплаканное лицо.
— Предпочитаю самостоятельно наказывать своих женщин. Будешь всю ночь выполнять мои пожелания. Это моя цена за защиту, Латифа. Ты согласна на мои условия?
Дожидаюсь хмурого кивка и тихого «да», обнимаю девушку за талию и веду в наш дом.