Три дракона Амели

Пролог

– Она должна родиться до Нового года, да? – двадцатилетняя Валери Легран набралась храбрости и добавила: – Та, которая предназначена дракону?

В последних числах декабря двухтысячного года в маленьком, уютном кафе мадам Арно сидели четверо полуночников. Кружила вьюга за оконными стеклами, потрескивали дрова в камине, громко распевал песни ярко-рыжий кот Лалик.­

Вопрос Валери застал всех врасплох. Она перешла к волнующей теме слишком быстро, без принятых у них вступлений и реверансов. Старая Сильвия Дюпре укоризненно покачала головой. Хозяйка сделала вид, что не слышала вопроса. И даже кот, казалось, был шокирован такой прямотой.

­­­­­­­­­– Месье Вилар, может быть, еще чаю? – мадам Арно отправила доктору самую широкую из своих улыбок.

Паскаль Вилар кивнул и попытался улыбнуться в ответ. Но улыбка получилась вымученной и быстро исчезла с его бледных губ.

Хозяйка щедро наполнила чашку ароматным напитком и протянула доктору поднос с горкой швейцарских шоколадных конфет. Его рука замерла на секунду и все же ухватила трюфель.

– Балуете вы нас, Бригитта! – в голосе его звучал добродушный укор. – Вы же знаете, мне сладкого нельзя. Вы бы лучше стебель сельдерея предложили. Или лист шпината.

И сам же одновременно с хозяйкой поморщился при одних только названиях овощей. Он вовсе не был тучен, чтобы изнурять себя беспощадными диетами, но понимал, что уже не молод, и старался думать не только о здоровье своих пациентов, но и о своем собственном тоже.

– Сегодня вы навещали всех троих, не так ли? – мадам Дюпре, наконец, не выдержала и сама. – И каково ваше мнение? Кто из них может разрешиться до праздника?

Последний раз та, которая предназначена дракону, появилась на свет в тысяча девятьсот пятидесятом году. Значит, следующая должна была родиться в двухтысячном – так уже было заведено. И целый год доктор Паскаль Вилар, принимая роды, особенно тщательно разглядывал крохотные ручонки новорожденных девочек.

Три дня до Нового года, и три женщины на сносях в их маленькой деревушке Эстен, которую интернет включил в десятку самых красивых деревень Франции.

– Может быть, Катрин Эстен? – предположила хозяйка. – У дракона давно уже не было благородных девиц.

Семейство д'Эстен владело одноименным замком на протяжении многих сотен лет, и за это время только однажды девушка из графского рода была отправлена в горы к дракону. Никто не знал, что дракон делает с посылаемыми ему девицами – съедает ли их за обедом или использует для чего-то более интимного, – мадам Арно была уверена, что и в том, и в другом случает сам дракон предпочтет графиню простолюдинке. Тому, кто хоть раз попробовал элитное вино, трудно наслаждаться дешевым пойлом.

И все три женщины одновременно посмотрели на доктора.

– Возможно, – он пожал плечами. – Граф просит меня прибыть в замок с рассветом – у них уже неделю находится акушерка, но графиня все равно волнуется – первый ребенок, как-никак.

Графиня Катрин – рыжеволосая красавица с лавандовых южных просторов, – как раз и могла произвести на свет ту самую малышку, что понравится дракону – что бы это ни означало. Мадам Арно перевела взгляд на Сильвию Дюпре, потом – на Валери, – желая знать, согласны ли они с такой кандидатурой. Как будто бы их мнение что-то значило!

Они не возражали, и она стала развивать свою мысль:

– Или, может, Лорин Турнье? Ее старшая дочь прекрасно воспитана, уверена, что и малышке она привьет хорошие манеры.

Мадам Дюпре кивнула – Анна Турнье – весьма учтивая мадемуазель, что редкость по нынешним временам.

– И уж точно это не должна быть Жаклин Бушар.

Старшие женщины переглянулись и дружно хмыкнули.

– Ну, почему же? – попыталась возразить мадемуазель Легран. – Мне нравится Жаклин.

Между ними впервые возникло непонимание, и обе мадам с жаром принялись отстаивать свое мнение.

– Это будет седьмой ребенок в семье! И шестеро старших бродят по деревне оборванными и вечно голодными, – мадам Арно даже вскочила с места от возмущения.

– Анри прошлым летом даже вздумал просить еду у туристов, – вторила ей мадам Дюпре. – Представляете, что те подумали о нашей деревне?

Несмотря на показное равнодушие, которое они демонстрировали в отношении всяких туристических рейтингов, где регулярно мелькала их деревушка, они гордились ею.

– Но она старается из всех сил! – заступилась за Жаклин Валери. – Ей тяжело одной поднимать ребятишек.

– Ха-ха! – вскинула нос хозяйка. – Ей следовало подумать об этом прежде, чем кувыркаться кое с кем на сеновале.

Незамужняя Валери густо покраснела, и даже многоопытный доктор поперхнулся конфетой.

– Мадам Арно! –попытался воззвать он к ее внутренней доброте.

Он не любил сплетен.

Она осталась глуха к его призыву.

– После смерти мужа ей нужно было заботиться о двоих сыновьях, появившихся у нее в законном браке, а не пытаться захомутать каждого мужчину, который обращал на нее внимание. Лили и Этьен – это последствия романа с дворецким графа Эстена, который сбежал в Испанию, когда его обвинили в мошенничестве. Доминикой и Тьери она забеременела от какого-то туриста, заехавшего к нам в деревню всего на несколько дней. А ребенок, который вот-вот должен появиться на свет – плод ее любви к парижскому художнику, который бросил ее, едва только узнал о ее положении. Ну, скажите мне, месье Вилар, разве у такой матери, как Жаклин, дочь сможет сохранить невинность до восемнадцати лет?

И сама же отрицательно покачала головой. Ей казалось это очевидным. Жаклин Бушар – распутная женщина, и ее дочери наверняка пойдут по тому же пути. К дракону же отправляли только девственниц.

1. Амели

Августовское солнце палило нещадно, но они ехали так быстро, что несущийся навстречу ветер делал жару почти незаметной. Ветер хлестал по щекам, превращал тщательно уложенные утром волосы в лохматое золотистое облако.

Но Амели не жаловалась. Она наслаждалась – и ветром, и дорогой, и настоящим кабриолетом. Она никогда прежде не была в Ницце, и только-только начавшееся путешествие уже приводило ее в восторг.

Лето, море, шикарный отель на берегу – что может быть лучше для того, чтобы расстаться с девственностью? В номере, конечно, будет много фруктов, а на кровати – шелковые простыни. А после того, как ЭТО случится, она набросит на себя кружевной пеньюар и выйдет на террасу с бокалом самого дорогого шампанского.

А потом, когда она вернется в Эстен, ей будет о чем рассказать подружкам. И толстухе Шанталь, что стала женщиной на пыльном чердаке еще в пятнадцать лет, и лучшей подружке Софи, сумевшей захомутать самого симпатичного парня деревни, в которого в школе она и сама была влюблена.

Амели вспомнила Жерара и хихикнула. И как она могла быть такой дурой? Неужели он, в самом деле, казался ей красавчиком? Она посмотрела на своего нынешнего спутника и удовлетворенно кивнула. Эрик – вот кто по-настоящему красив. Она скользнула взглядом по его точеному профилю, по выбивавшимся из полурастегнутой рубашки кудрявым волосам на груди, по крепким загорелым рукам, уверенно державшим руль.

С Эриком Марсо она познакомилась два месяца назад на концерте Мэтра Гимса и сразу влюбилась в него. Он попросил номер ее телефона, но позвонил только через неделю. Целая неделя томительного ожидания и сомнений! Зато потом они встречались почти каждый день – ходили в кино, гуляли по узким старинным улочкам и катались на теплоходах по Сене. И целовались, целовались, целовались.

Он оканчивал юридический факультет университета и готовился начать работу в компании своего отца. В отличие от нее, он родился в богатой семье. Квартира, занимающая целый этаж в доме на Елисейских полях, роскошная машина, поездки по всему миру – полный комплект. Ей это казалось волшебной сказкой. Хотя дома у него она еще не была – они пока не были парой в полном смысле этого слова. Они должны были ей стать сегодня в Ницце.

Было волнительно и чуточку тревожно. Будучи современной девушкой, она воспринимала интимные отношения между двумя любящими людьми как нечто само собой разумеющееся. Но внушенные с детства и прочно засевшие в мозгу представления о чувстве долга перед жителями деревни нет-нет да и терзали ее. Ха-ха – думать о чувстве долга в семнадцать лет!

«В семнадцать с половиной!» – мысленно поправила она сама себя.

Быть девственницей в семнадцать с половиной лет – глупо. Над ней даже собаки в Париже смеялись. Но сейчас она была рада, что сумела сохранить невинность – теперь она может подарить ее Эрику.

– Если хочешь, можем остановиться где-нибудь – купить кофе с пирожными, – Эрик повернулся к ней, и она, как обычно, утонула в его глазах.

Нет, она не хотела ни кофе, ни пирожных – она хотела увидеть море.

– Ты не жалеешь, что согласилась поехать? – он спрашивал не о море, а о том, что должно было случиться на шелковых простынях.

Она почувствовала, что краснеет. Она стеснялась своей неопытности.

– Ну, – подбодрил он, – выше нос! Ты, кажется, хотела рассказать мне о своих драконах.

Спустя три недели после знакомства он спросил, где она делала такие классные татуировки на запястьях. Они сидели в баре, пили крепкие коктейли, хорошо развязывающие языки, и разговаривали так откровенно, как еще никогда до этого.

Как раз тогда она и призналась ему, что это вовсе не татуировки, а отличительные знаки, которые у нее с рождения. Знаки, которыми в Эстене отмечаются невесты драконов.

От выпитого ей тогда стало плохо и, проблевавшись в туалете, говорить на серьезные темы уже не хотелось. Да Эрик и не настаивал – он, должно быть, принял это за пьяный бред хлебнувшей лишнего девицы.

Рассказывать о драконах чужим было запрещено – это правило впитывалось жителями Эстена с молоком матерей. Раньше говорили, что каждый, кто нарушал этот запрет, становился немым. Но то, что это не так, Амели поняла еще в семилетнем возрасте, когда услышала, как перебравший пива булочник Жак трепался о девушках дракона перед парой туристов из Англии. И ничего – до сих пор говорит так, что трудно слово вклинить.

Да и не могла она не рассказать о главной тайне своей жизни тому, ради которого решила нарушить клятву. В конце концов, он должен знать, что спас ее от дракона. Если бы она не встретила его, то через пять месяцев – в день своего восемнадцатилетия, – она, как и десятки ее предшественниц, отправилась бы в пещеру, из которой никто еще не возвращался.

– Итак, – напомнил он, – раз в пятьдесят лет девушка из вашей деревни отправляется в горы к дракону.

Она кивнула.

– И что, – удивился он, – никто никогда не пытался за ней проследить? Это же не так трудно – можно заранее спрятаться в пещере и посмотреть, что там происходит. Да даже просто видеокамеру установить! Представляешь, сколько бабок можно срубить, если продать такую запись на телевидение? Хотя раньше видеокамер не было.

Он ей не верил. Да она и сама бы не поверила, скажи ей такое кто другой. Верить в это могли только те, кто родился в Эстене.

– Неужели ни одна из девчонок не противилась этому? Так и шли на верную гибель?

Амели задумалась. Историю Эстена и Лангедока она знала отлично – зубрила ее и в школе, и по книжкам, которые ей регулярно подкладывала в портфель мадам Арно – владелица кафе с вкуснейшими круассанами.

– Нет, несколько случаев было. Восемь столетий назад девушка, чтобы не идти в пещеру, бросилась в реку с моста и утонула. В то же лето случилась страшная засуха, уничтожившая поля с пшеницей – тогда во Франции от голода умерли десятки тысяч человек. А соседняя с нашей деревушка сгорела дотла.

2. Разбитое сердце

Гастроном, о котором говорил Эрик, оказался за углом – там были продукты, средства гигиены, корма для животных. Вот только постельного белья там не было. Дородная продавщица сообщила, что ближайший магазин, в котором можно отыскать простыни (при этом она посмотрела на Амели с неприкрытым любопытством) – за несколько кварталов отсюда. К тому же, уже вечер, и он может оказаться закрытым. Есть и круглосуточные супермаркеты, но до них нужно ехать на автобусе или на такси.

Амели смирилась. Пусть простыни будут отельными.

Она купила шампанское, бананы, апельсины, шоколад с цедрой лимона и виноградный сок. Она была голодной, но брать что-то для перекуса в номере не имело смысла – тогда поход в ресторан с террасой мог накрыться медным тазом. А ей хотелось на набережную, к морю – чтобы сидеть за столиком под открытым небом в своем лучшем платье (зря, что ли, потратила на него в Париже последние деньги?) и улыбаться, глядя на фланирующие по променаду пары.

Она еле дотащила до отеля пакет с продуктами. Пакет был бумажный, без ручек, и апельсины так и норовили выскочить на тротуар.

Женщина на ресепшен устало спросила, не нужно ли им чего (интересно, а что отель им может предложить?) Амели покачала головой.

Ключ от номера затерялся в самом низу ее сумочки, и ей пришлось поставить пакет на пол перед дверью. В соседнем номере испанцы уже угомонились – уснули или ушли гулять. Зато из-за их двери было слышно, как Эрик разговаривает по телефону.

Интересно, если она будет стонать в постели (она читала, что некоторые женщины делают это довольно громко), это услышит весь отель или только ближайшие номера? Она хихикнула.

Ключ спрятался капитально – она перерыла всю сумочку. Конечно, можно было постучать, и Эрик бы открыл изнутри, но она не хотела, чтобы он думал, что она такая растеряха.

Сначала она не прислушивалась – просто слышала его голос, и всё. Но громкость голоса возросла, и она поняла, что разговаривает Эрик с отцом – директором крупного концерна (Эрик рассказывал, чем предприятие занимается, но ей было не особо интересно, и она не запомнила) Раулем Марсо.

– Я же сказал тебе, что приеду завтра после полудня! Представь себе, у меня тоже могут быть дела. Не такие важные, как у тебя, но отложить их я все-таки не могу. Передай Элизе мои извинения. Ну, хорошо, я сам ей позвоню. Хотя я считаю это по меньшей мере странным – мы пока еще не муж и жена, и я вовсе не обязан перед ней отчитываться. Мама никогда не пыталась тебя контролировать. Я помню – через два дня у нас помолвка. Не свадьба же. Зная тебя, уверен, что все отлично организовано. Неужели я не имею права на небольшой мальчишник? Вспомни себя в мои годы – ты сам говорил, что отнюдь не был паинькой. Да, обещаю, что позвоню ей. Да, прямо сейчас.

Амели нашла ключ – он лежал в боковом кармане, вместе с кредитной картой и телефоном. Но она не вставляла его в замок – так и стояла, держа его в руках, прижавшись лбом к холодной двери.

– Эл, привет! – голос Эрика стал противно-слащавым. – Детка, не кричи! Я целый день бегал по городу – нужно было решить кое-какие вопросы. А телефон оставил дома. Не волнуйся – от Парижа до Монако всего несколько часов пути. Я собираюсь выехать завтра утром, а в полдень уже буду целовать твой курносый носик. Ой, прости, прости! Но мне, правда, нравится, что он курносый. Надеюсь, твое платье послезавтра будет сногсшибательным. Кстати, ты помнишь, оно должно быть серебристым – с утра я подарю тебе фамильный жемчуг – ты наденешь его на помолвку. Я знаю, что ты не любишь жемчуг, но я же не прошу тебя носить его каждый день.

Ключ выскользнул у нее из рук, ударился о кафельный пол.

– Эл, ну всё, целую!

Эрик распахнул дверь и едва успел подставить руки, чтобы не дать Амели упасть.

– Эм, ты что, подслушивала?

Она позволила ему усадить себя на кровать.

– Когда ты собирался сказать мне, что женишься? Завтра утром? А может, ты вообще не планировал мне что-то говорить? Просто уехал бы, пока я спала? Надеюсь, ты хотя бы заплатил за номер?

Эрик не решился ее обнять.

– Эм, ты ведешь себя как ребенок. Да, я не сказал тебе о помолвке, но это вовсе не значит, что я настолько паршив, чтобы бросить тебя после нашей первой ночи. Пойми – мы не всегда можем делать то, что нам хочется. Элиза – дочь компаньона моего отца, и наша свадьба – соединение не сердец, а капиталов. Она любит меня ничуть не больше, чем я ее. Это бизнес, Амели! Да, я собираюсь уехать из Ниццы на два-три дня. Но номер здесь оплачен на неделю, и я вернусь к тебе, как только смогу отвязаться от невесты, папаши и гостей.

У Амели не было сил даже на то, чтобы заплакать. И желания разговаривать с Эриком тоже не было.

– Эм, мне хорошо с тобой, и я хочу, чтобы наши отношения продолжались. Мы вместе вернемся в Париж, и я обещаю, что моя женитьба никак не отразится на моих чувствах к тебе. Как только я начну работать, у меня буду деньги, чтобы снять тебе квартиру. Где ты хочешь жить? Может быть, на Монмартре? А насчет Элизы не беспокойся – она и после свадьбы хочет оставаться в Монако. Мы обсуждали с ней этот вопрос. Она не любит Париж.

Он предлагал ей стать содержанкой. Слово это пахло нафталином, но как никакое другое отражало ее будущий статус.

Она усмехнулась. Этого следовало ожидать. На что еще могла рассчитывать дочь легкомысленной Жаклин Бушар? Ей просто указали ее место.

И там, где еще недавно пылко билось сердце, она вдруг ощутила пустоту.

– Эм, хватит дуться! Кажется, ты хотела посмотреть на море? Переодевайся, Ницца нас ждет!

Амели покачала головой. Несмотря на то, что она выросла в бедной семье, носила дешевую одежду и часто сидела на хлебе и воде, в ней еще оставалась капелька гордости. Да, гордость – слишком большая роскошь для таких, как она. Но никакую другую роскошь она и вовсе не могла себе позволить.

3. Чужой Лазурный берег

Английская набережная встретила ее яркими огнями и разноязыкой толпой. Амели не понимала ни слова – казалось, она не во Франции.

Променад растянулся на несколько километров – серьезное испытание для женских ножек в туфельках на каблуках, – но Амели некуда больше было идти, а тут, среди шума и праздника, она хотя бы оставалась незаметной.

С одной стороны – полоска песка и дыхание моря (вечером оно Лазурным не казалось), с другой – автомобильное полотно. Машины шли непрерывным потоком, замирая на пару минут перед светофорами. Их шум мешал сосредоточиться, мешал думать, и Амели была этому рада. Думать ей не хотелось.

На набережной было много пальм. И охотно фотографирующихся на их фоне туристов. Навстречу то и дело попадались мужчины и женщины с маленькими гламурными собачками. Конечно, без собачек тоже были, но почему-то взгляд цеплялся именно за собак. У Амели собаки никогда не было. В их старом доме с тремя комнатами на восьмерых она бы просто не поместилась.

У шикарного, сверкающего огнями отеля “Le Negresco” Амели притормозила. Она читала в журнале, что в гостиничном холле висит четырехметровая хрустальная люстра – такую даже представить трудно. Мелькнула даже мысль зайти туда – хоть на минуточку. Наверно, именно в этом отеле останавливается Рауль Марсо, когда приезжает в Ниццу – если, конечно, у него тут нет собственной виллы. Вспомнила про семейство Марсо и заходить в «Негреско» расхотелось.

Для постояльцев таких отелей все те, кто не имеет на банковском счету нескольких миллионов, – люди второго сорта. Она такой и чувствовала себя сейчас – среди всей этой роскоши Ниццы. Она была здесь чужой.

В саду Альберта к ней подошел мальчик в костюме Пьеро – предложил сделать с ним селфи. «Всего за пять евро, мадемуазель!» По-французски он говорил не очень хорошо, и она подумала, что он, должно быть, из той волны мигрантов, что наводнили Францию за последние несколько лет.

Она развела руками. Лишних пяти евро у нее не было. Он не поверил и бросил ей вслед что-то резкое на своем, незнакомом для нее языке.

На площади Массена она почти уткнулась в скульптурную группу. Здесь все кричало о сексе – и вопиющие позы статуй-мужчин, и их вызывающая обнаженность. С постамента в центре на Амели взирал Аполлон – тоже, разумеется, ничем не прикрытый.

– А вы знаете, что эти статуи символизируют семь континентов? – перед Амели появился худенький долговязый мужчина в очках.

Она еще раз взглянула на голые фигуры. Что у них общего с континентами?

– Нет, нет, вы не туда смотрите!

И показал на небольшие, подсвеченные разными цветами фигуры, которые сидели на столбах. Ей показалось, что они резиновые. И привязать их к континентам было тоже трудно.

– Впечатляет, да? А хотите, я вас мороженым угощу? Здесь продается очень необычное. Со вкусом кока-колы, например. Или сыра. Представляете мороженое со вкусом сыра? Меня Анри зовут. А вас?

Он протянул ей руку, а она шарахнулась в сторону. Мужчина посмотрел на нее с удивлением, пожал плечами.

Живот уже урчал от голода. Она не могла позволить себе перекусить в кафе – приходилось думать о каждом евро, – но на пирожок с мясом расщедрилась. Тот оказался невкусным – вязким, как резина. Но она съела его до последней крошки.

Продавец кофе объяснил ей, как пройти к автовокзалу. Она спросила, не знает ли он, сколько стоит билет до Парижа. Он не знал, но предположил, что около пятидесяти евро.

Она почувствовала холодок в груди. Пятидесяти у нее не было. От той сотни, что Эрик выдал на шампанское, осталось не больше тридцати евро.

Она брела по улицам в указанном направлении, не очень понимая, куда идет. Ноги уже гудели от долгой прогулки. Есть ли ночной автобус до Парижа? Хватит ли ей денег на билет? Если не хватит, то что она будет делать ночью в незнакомом городе? Она не знала. Ей всего семнадцать – теперь-то она поняла, как это мало. Она даже не знала, закрываются ли автовокзалы на ночь. Может быть, железнодорожный вокзал будет открыт? Может быть, денег хватит, чтобы добраться до Монпелье или до Тулузы? Перспектива провести ночь на улице оптимизма не внушала.

Ей было обидно, что Эрик так и не позвонил. И даже не отправил смс-ки с извинениями. Она была почти уверена, что в Монако он поедет только завтра. Он наверняка ждет, что она вернется в отель – знает, что у нее нет денег. Она стиснула зубы – лучше уж на вокзал!

– Эй, красотка!

Она вздрогнула от громкого голоса, огляделась. Улица, по которой она шла, была мрачной, почти без фонарей.

Ее окрикнул парень в темной майке и рваных джинсах. Он стоял у дверей уже закрытого магазина. Майка была тесна для его накаченного торса.

– Ищешь жилье? – он сразу распознал в ней туристку. – Могу предложить свою комнату. Правда, там всего одна кровать.

Он хохотнул и сделал шаг в ее сторону. Амели припустила вперед. Улица была длинной и безлюдной. Идиотка, как она могла быть такой беспечной?

В окнах зданий, мимо которых она бежала, не было света. Она понимала, что он догонит ее в два счета. Она уже слышала тяжелое дыхание за спиной. Закричать? Услышит ли кто? А если и услышит, то выйдет ли, чтобы помочь? Она впервые за этот вечер подумала, что лучше было бы остаться с Эриком.

У ближайшего фонаря он схватил ее за рюкзак, рывком подтащил к себе. От него пахло потом и пивом.

Амели дернулась и уперлась спиной в кирпичную стену.

– Куда ты бежишь, малышка? Тебе никто не говорил, что в незнакомом городе недолго и заблудиться? Пойдем, переночуешь у меня, а утром я провожу тебя, куда скажешь.

Он провел рукой по ее лицу. Кожа на пальцах у него была шершавой.

Амели закрыла глаза. Она и самой себе не могла объяснить, почему все-таки не закричала.

4. Домой!

Автовокзала Амели не нашла. Сначала она долго плутала в паутине улиц и площадей, стараясь не сворачивать туда, где было малолюдно. Потом решилась спросить дорогу у солидного, внушающего доверие прохожего. Он развел руками – автовокзал снесен уже несколько лет назад, междугородние автобусы отправляются с разных мест – с аэропорта, с железнодорожного вокзала. Но ночью они не ходят. И да, билет до Парижа недешев.

Амели была голодна, обижена, напугана. Она устала от блуждания по чужому городу. Она хотела домой. И не в Париж, в котором она жила уже несколько месяцев, а в Эстен – маленькую и такую родную деревушку, где ее знала каждая собака, и где были люди, которые хоть что-то могли ей объяснить.

Она решила переночевать на железнодорожном вокзале, а утром купить билет до Монпелье. Неподалеку от Монпелье – в Монтарно – жил ее старший брат Людовик. По крайней мере, он даст ей денег на дорогу до дома. А может быть, даже сам отвезет ее туда. Людовик был против того, чтобы она уезжала в Париж. Он считал столицу не лучшим местом для молодой девушки. Ну, что же – он не так и ошибался.

Но сил дойти до вокзала у нее не было. Амели села на ближайшую скамейку, сняла туфельки, коснулась горячих мозолей на ногах и заплакала. Она уже не чувствовала себя взрослой.

– Чего ты хнычешь? – из-за шума мотора она не сразу осознала, что обращаются именно к ней. – Что-то случилось?

Шлем заглушал слова, и Амели потрясла головой, показывая, что ничего не понимает.

Мужчина заглушил двигатель, и мотоцикл – не новый, но большой и красивый – перестал фыркать.

– Я спрашиваю, что случилось?

– Ничего, – проблеяла Амели.

Она не знала, стоит ли радоваться тому, что кто-то заметил ее отчаяние.

– Ну, да, а плачешь ты потому, что жизнь прекрасна и удивительна.

Мужчина снял шлем. Он оказался молодым – лет двадцати пяти, не больше. Симпатичный, поджарый, с темными вьющимися волосами.

– Ты местная? Может быть, тебя подвезти куда-нибудь? Общественный транспорт уже не работает.

– Ага, – откликнулась она, – в Париж!

Он даже не улыбнулся. Только покачал головой.

– Нет, в Париж не смогу. Я только недавно оттуда. Давай другой вариант.

– Эстен! – выдохнула она и по-детски шмыгнула носом.

– Эстен? – удивился он. – А это где? Ты извини, я не очень хорошо знаю здешние места. Я с севера, из Кале.

Он ей понравился. Но она уже настолько не доверяла своим инстинктам, что ощетинилась как ежик.

– Забудь! Я пошутила.

Но он уже искал информацию в телефоне. Нашел, присвистнул.

– Ого! Красиво там. Церковь аж двенадцатого века. Замок пятнадцатого – сохранился? Люблю такие места. Километров четыреста отсюда?

Она кивнула, хотя точно не знала.

– Поехали! – и протянул ей свой шлем.

Сначала она мысленно возмутилась – да за кого он ее принимает? Лучше она просидит ночь на вокзале, а утром поедет на автобусе. А потом подумала – почему бы и нет? Не могут же ей сегодня попадаться одни только сволочи? Ну, может же встретиться и нормальный человек!

– Покажи права! – потребовала она и достала свой телефон.

Он хмыкнул, но все-таки достал портмоне.

Фернан Маршан, двадцать четыре года. Она сделала фото, открыла меню сообщений. Предупредила:

– Я фотографию брату отправлю. Напишу, что ты меня привезешь.

Конечно, никакого сообщения она не написала. Не хватало еще расстраивать Людовика. Или Робера. Или Этьена. Или Тьери. Братьев у нее было четверо.

Фернан пожал плечами и ничего не сказал.

Она нацепила рюкзак, перекинула вперед сумочку. Надела шлем.

– Только ты, пожалуйста, проедь по улице Офенбаш.

И села на мотоцикл позади него.

Он пробурчал:

– Слишком много условий. Между прочим, я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

– Амели Бушар, – сообщила она прямо ему в ухо.

– Держись покрепче! – посоветовал он. – И не вздумай заснуть! А то свалишься где-нибудь на повороте, а мне потом отвечать.

Нужную улицу они нашли не сразу, но все-таки нашли. Она попросила ехать помедленнее, и без труда узнала фонарь, и кирпичный дом. Парня в майке и джинсах там уже не было. Амели вздохнула с облегчением.

Красоты Ниццы и Канн ее уже не интересовали. Она почти не замечала зданий и парков, мимо которых они проезжали. Разговаривать на такой скорости и в шлеме было не удобно. Да ей и не хотелось разговаривать. А через полчаса она все-таки уснула.

Проснулась оттого, что едва не свалилась с сиденья. Они никуда уже не ехали. Мотоцикл стоял напротив круглосуточного кафе «Макдональдс».

– Я же просил тебя не спать!

Фернан подошел к окошечку, сделал заказ и через несколько минут вернулся с большим бумажным пакетом.

– Не знаю, как ты, а я жутко голоден. Надеюсь, ты ешь наггетсы и картошку-фри?

Она готова была есть что угодно.

Они доехали до набережной, и Амели увидела огромный порт в огнях. Ровные ряды яхт, большие круизные лайнеры. И красивое здание со шпилем на горе – будто золотой дворец под самыми облаками.

Она спросила шепотом – словно боялась вспугнуть всю эту красоту:

– Где мы?

– В Марселе, – Фернан достал из пакета упакованный в бумагу гамбургер. – Будешь?

Она съела и гамбургер, и несколько наггетсов, и картошку. Запила кока-колой. Вытерла испачканные жиром руки.

Фернан смотрел на нее с одобрением.

– А я думал, ты из тех, которые вечно на диете. – И вдруг резко сменил тему: – Ты «Граф Монте-Кристо» читала?

5. Эстен

– Мост у вас обалденный! – Фернан, не доехав до деревни, притормозил на другой стороне реки, достал телефон из кармана. – Основательный такой мост. А река как называется?

Мост был каменный, в четыре арочных пролета. Правда, ширины реки теперь хватало только на два.

– Ло. А вон там, справа – Куссан.

Было утро, и деревня еще просыпалась. Амели разглядела только мадам Робер на террасе двухэтажного дома сразу за мостом – та поливала цветы из маленькой лейки.

– Красиво, да? – потребовала она ответа.

Фернан не стал спорить:

– Красиво.

Дома в деревне были старинными, двух- и трехэтажными, тоже каменными, большинство – неоштукатуренными, с черепичными крышами. Плотно прижавшись друг к другу, они стеной стояли вдоль реки – и будто защищали высившийся за ними замок.

С противоположного берега замок казался огромным – выше покрытых лесом холмов, рядом с которыми он приткнулся. Самая старая часть его – квадратный донжон с пятью башенками – был окружен несколькими зданиями разной высоты, построенными в разных веках и в разных стилях.

– Можно попасть внутрь? – Фернан смотрел на замок с восхищением.

– Да, он – хоть и частная собственность, но открыт для туристов. Не полностью, но по большей части. Там даже исторический музей есть.

– Сходим?

Ей показалось, что он даже не спрашивал, а утверждал. Ну, что же – он имел право требовать экскурсовода – после того, как полночи вез ее домой.

– А отель, надеюсь, у вас есть? Ужасно хочется спать.

– И не один! Но, боюсь, найти номер в отеле сегодня шансов нет. У нас каждый год в августе проходит исторический фестиваль – собирается толпа народа в старинных костюмах, устраивает шествие по улицам, бои на мечах.

Сама Амели не особо любила такие мероприятия – ей казалось странным, что вполне себе современные мужчины и женщины (иногда с татуировками на всех частях тела, с раскрашенными в термоядерные цвета волосами, с кучей гаджетов в карманах) изображают из себя отважных рыцарей и трепетных принцесс. Но против такого праздника она ничего не имела – он привлекал в деревню туристов, а значит, приносил дополнительный доход местным лавочникам и владельцам гостиниц.

– А лошади? – полюбопытствовал Фернан.

– Сколько хочешь! – пообещала Амели.

– Круто! – одобрил он. – Только где же я буду спать? Ты пригласишь меня к себе?

Вопрос прозвучал двусмысленно, но она не смутилась. Она думала о другом. О том, что сказала бы мать и братья, и сестры, если бы она заявилась домой с мужчиной. Выгнали бы они его вон или все-таки разрешили бы переночевать в прихожей на коврике?

– Об этом не может быть и речи! – она строго ответила даже не ему, а самой себе. – Но и на улице я тебя не оставлю. Раз уж ты ничего не имеешь против лошадей, я отведу тебя к Жану. Это наш местный молочник – его ферма совсем рядом с деревней.

Ферма Жана Поризо встретила их веселым гомоном – по двору бегали собаки, в небольшом пруду плавали гуси и утки, кудахтали в загоне куры.

Сам Жан у сарая расчесывал гриву гнедому коню – тоже готовился к празднику.

– О, Амели! Не знал, что ты вернулась!

Ее тонкая рука утонула в его огромных ладонях.

– Я только сегодня приехала, – сообщила она. – Еще даже дома не была. Познакомься, это – Фернан Маршан, мой знакомый из Кале.

Поризо, прежде чем пожать руку Фернану, вытер свою о край фартука (по отношению к Амели такие церемонии он посчитал излишними). Сам Жан никогда не выезжал за пределы Эстена, и север Франции казался ему почти краем света.

– Не пустишь его переночевать? Гостиницы, сам знаешь, забиты под завязку.

Фернан отнюдь не был коротышкой, но Жан был выше его на целую голову и, минимум, в два раза шире. Лицо его – румяное, пышное, – осветилось улыбкой:

– У нас в доме тоже туристы. Но ежели вам не претит разместиться на сеновале над конюшней – милости прошу! Пятьдесят евро, и устроим не хуже принца! В другой день и за двадцать бы пустил, но, сами понимаете…

– Без проблем! – заверил Фернан.

Из дома была вызвана жена Жана Моник – такая же румяная и сдобная, как и он сам. Она показала, куда можно поставить мотоцикл и повела гостя в дом – кормить завтраком.

Амели помчалась в деревню.

Она остановилась на мосту (всего на секунду), вдохнула горный воздух – такой чистый, пьянящий. Пробежала мимо кафе, мимо булочной – тут уже пахло свежим хлебом, корицей и шоколадом. Задержалась у высокой лестницы церкви Сан-Флёре с устремленным в голубое небо шпилем.

Улочки в Эстене были неширокими, со множеством плавных поворотов. По обе стороны дома с шершавыми, выщербленными временем стенами, с широкими дверями с коваными кольцами-ручками.

Их дом тоже был старинным. Фамильный дом отца Людовика и Робера – мужчины, которого Амели видела только на фотографиях. Тот брак для Жаклин Бушар был выгодным и, как говорили, удачным. Говорили другие, не сама Жаклин – ее выдали замуж, не особо спрашивая ее мнения, и эту обиду она лелеяла всю свою жизнь. И когда муж погиб в горах, она решила, что с этих пор будет выбирать возлюбленных сама. И выбирала – правда, без особого успеха.

Мать встретила ее почти равнодушно – обняла, ткнулась в щеку тонкими шершавыми губами и тут же вернулась к тесту, которое месила в большой деревянной миске.

– На праздник приехала или совсем Париж надоел?

Из всех своих детей Жаклин любила только Лили и Этьена. Она родила их от Дидье Тома, служившего тогда дворецким в замке де Эстен, и до сих пор верила, что если бы того не обвинили в мошенничестве, то он женился бы на ней, и они бы до сих пор являли собой образец счастливого супружества.

6. Мать

– Что было нужно этой курице? – Жаклин спускалась по лестнице, громко цокая каблуками.

Амели подняла голову. Мать несла из «мужской» спальни целый ворох белья.

Вообще-то мадемуазель Легран нравилась Амели – с ней интересно было поболтать о музыке, кино, книгах. И когда Амели была ребенком, та часто кормила ее вкусняшками из кафе мадам Арно. Восхитительными булочками с корицей, меренгами и пирожными с масляным кремом. Ничего вкуснее Амели не ела даже в Париже. Да и на курицу Валери была совсем не похожа.

Но сейчас защищать ее от нападок матери у Амели не было ни сил, ни желания.

Жаклин все поняла без слов.

– Но тебе еще нет восемнадцати! Они что, разучились считать?

Она бросила белье на кресло, достала из кармана юбки пачку сигарет и закурила прямо в комнате.

– Думаю, поступок твоей тетушки многому их научил. Представляешь, как негодовал дракон, когда не получил свою добычу?

Амели закашлялась от ударившего в нос дыма, подбежала к окну, распахнула его настежь. Мать и не подумала затушить сигарету – только пепел стряхнула в стоявшую на столе чашку.

– Ты собираешься последовать ее примеру? Или осчастливишь-таки дракона?

Мать смотрела на нее с любопытством – как в зоопарке смотрят на диковинную зверушку. И хотя в таком отношении не было ничего нового, обидно было до слёз. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что чужие люди ласкали ее чаще, чем самый близкий человек.

– Ты меня совсем не любишь, да?

Она надеялась, что голос не задрожит. Чего ему дрожать, если ответ на этот вопрос она знала уже много лет?

Мать хмыкнула, бросила в чашку окурок. Несмотря на семь беременностей и нелегкую жизнь матери-одиночки, выглядела Жаклин неплохо – подтянутая, с горделиво вскинутой головой и манерами королевы в изгнании.

– Что за глупости, Амели? Конечно, люблю, – и она выдавила из себя усталую улыбку. – Я вас всех люблю, что бы ты там ни думала. А если не цацкалась с тобой, как некоторые сумасшедшие мамаши, извини – некогда было.

Жаклин всегда бывала занята – торговала сувенирами в маленьком магазинчике на площади, работала горничной в отеле, маникюршей в парикмахерской. А вечерами стирала, штопала, гладила. К моменту рождения Амели мать уже наигралась в любовь, и мужчины в их доме появлялись редко. Она охотно любезничала с туристами («исключительно для пользы дела»), была мила с соседями, но особых надежд на замужество не питала.

Воспитанием младших занималась Лили – она была и нянькой, и кухаркой. А когда дома было нечего есть, Лили брала Амели на руки и шла с ней на площадь – туда, где всегда сновали толпы туристов. Когда белокурая крошка с голодным видом слонялась между столиками уличного кафе, не подать ей евро или не накормить обедом мог разве что самый жестокосердный человек.

Впрочем, о семействе Бушар так или иначе заботилась вся коммуна Эстен. А как могло быть иначе, если у Амели был знак дракона? О том, что знаков было два, предпочитали не думать. Не их умов это было дело.

– Ты испугалась, когда увидела моих драконов? Или обрадовалась? Ну, хоть какие-то чувства ты должна была тогда испытать?

Амели почти кричала. Жаклин снова потянулась к сигарете, но передумала.

– Я знала, что у тебя будет знак – иначе этот напыщенный осел Паскаль Вилар не примчался бы принимать у меня роды в новогоднюю ночь, – она хихикнула. – Представляю, каково было нашим кумушкам принять тот факт, что девочка с драконами появилась на свет именно в нашем доме. Видела бы ты, какой вид они сделали, когда я сказала, что в графе «отец» в твоем свидетельстве о рождении будет стоять прочерк! Кажется, раньше такие девочки, как ты, рождались только в почтенных семействах.

– А моего отца ты любила? – Амели даже забыла про обиду. – Или он ничего не значил для тебя?

Они сидели на диване рядом, и шершавая ладонь Жаклин гладила бронзовую от загара руку дочери.

– Он был очень красив. Высокий, с голубыми глазами и золотыми кудрями. А любить… Нет, не любила. Но была увлечена. Он предложил мне позировать для его картины, и мне это польстило. Лето, цветущий луг и молодой красавец с мольбертом. Кто бы смог устоять?

Все эти романтические бредни ничуть не тронули Амели. Ее интересовала практическая сторона вопроса.

– Тебе тогда было за тридцать. Ты не знала, что уже изобрели презерватив?

Жаклин хрипло засмеялась.

– Хорошо, что ты уже об этом знаешь! Ты осуждаешь меня? Зря. Это случилось только раз, когда картина была почти закончена. И если ты думаешь, что я отправлялась на очередной сеанс, намереваясь затащить в постель мальчика, который был моложе меня не десять лет, то ты ошибаешься. На следующий день он собирался возвращаться в Париж, мы выпили по этому поводу хорошего вина (до сих пор помню, что это было «Шато Лагранж»), и всё случилось само собой.

Мать надолго замолчала, погрузившись в воспоминания, и Амели не торопила ее.

– Зачем ты вернулась? – Жаклин выдохнула это почти со злостью. – Я думала, ты понимаешь, что в Париже тебе будет лучше. Я хотела, чтобы ты увидела, что за пределами нашего болота тоже есть жизнь. Я хотела, чтобы эти кумушки – и Бригитта, и Валери, и старуха Дюпре – подавились своей желчью, узнав, что я отпустила тебя из Эстена. А ты вернулась…

И столько боли и разочарования было сейчас в голосе матери, что у Амели тревожно сжалось сердце. А Жаклин резко поднялась, сгребла белье и пошла в подвал, где у них стояла стиральная машина.

Амели с трудом вспомнила, что обещала Фернану экскурсию по деревне. Вернулась в спальню и в дополнение к короткой юбке в шкафу Доминики отыскала более-менее подходящую блузку. Покрутилась перед зеркалом. В свой последний день в Эстене ей хотелось выглядеть особенно красивой. А дальше – Париж или замшелая пещера? У нее была еще ночь на раздумья.

7. Последний день в Эстене

Проскочить незамеченной мимо кафе мадам Арно Амели не удалось – старая перечница Сильвия Дюпре как раз сидела за столиком на веранде.

– Амели, детка, как я рада тебя видеть! – и подозвала ее трясущейся рукой. – Жан Поризо сказал, что ты вернулась. Садись вот тут, рядом со мной. Я велю Валери принести тебе чашечку кофе.

Амели без особой охоты устроилась на соседнем стуле. Мадемуазель Легран тут же оказалась рядом с подносом в руках. Кофе был с густой сливочной пенкой, и от фруктового пирожного тоже невозможно было отказаться.

– Позови Бригитту, Валери! – скомандовала мадам Дюпре. – А Амели пока расскажет мне о Париже. Да, детка, ты расскажешь? Я была однажды в Париже, в молодости, но он тогда был совсем другим. Ужасный город, правда? А сейчас, говорят, он наводнен мигрантами.

Бригитта Арно не заставила себя ждать, хотя посетителей в кафе было очень много. Драконы Амели оказались важнее бизнеса.

– Девочка моя, какое счастье, что ты приехала! – она распахнула объятия, и Амели пришлось чмокнуть ее в покрытую слоем пудры щеку. – А мы как раз вчера о тебе говорили. Нам было так обидно, что ты уехала в Париж, не сказав нам ни слова. Мы же тебе почти как родные. Твоя мать поступила очень опрометчиво, отпустив тебя в столицу одну. Молодая девушка не должна путешествовать одна – это неприлично! Надеюсь, ты вела себя благоразумно?

Амели норовисто вскинула голову – с какой стати она должна отчитываться перед ними?

– Уверена, что благоразумно, – встряла старуха Дюпре. – Амели – хорошая девочка.

Амели не стала ее разубеждать.

– Дорогая моя, ты должна понимать, какая ответственность на тебя возложена. Мы с самого детства пытались тебе это объяснить. Ты должна соответствовать знаку дракона! Ты не можешь вести себя так, как ведут некоторые современные девушки, у которых нет ни стыда, ни совести. Ты должна достаться дракону невинной.

Бригитта говорила об этом как о чем-то само собой разумеющемся, будто не понимала, что это значит для нее.

Амели решительно поднялась из-за стола.

– Вы не обидитесь, если я прерву нашу беседу? Очень хочется посмотреть на шествие. Оно вот-вот начнется.

– Шествие? – не сразу сообразила мадам Дюпре. – Ах, да, сегодня рыцарский турнир. Жалкое подражание тому, что было раньше!

Как будто бы она знала, как проходили настоящие рыцарские турниры! Хотя она казалась такой древней, что Амели не удивилась бы, если бы это оказалось именно так.

– Дорогая, мы обсуждаем очень серьезные вещи, – мадам Арно схватила ее за руку и снова усадила на стул. – Мне кажется, ты не вполне понимаешь, что я хочу тебе сказать.

Обе мадам переглянулись, кивнули друг другу – будто разрешили максимальную степень откровенности.

– Амели, – голос хозяйки кафе звучал торжественно и строго, – мы получили письмо из прошлого. От некой мадам Камбер. Ты помнишь, я рассказывала тебе про эти письма? Пятьдесят лет назад моя мать получила такое же письмо от тети мадам Камбер.

– Да, да, – подхватила Сильвия Дюпре, – оно касалось Розамунды!

Они вспомнили Розамунду и дружно поморщились.

– Сестра твоей бабки поступила отвратительно! Она предпочла забыть о многовековой традиции ради сиюминутной прихоти. Она пожертвовала интересами Франции ради собственных интересов. Думаю, ты знаешь, чем все это закончилось. Розамунда повела себя безответственно.

– Она всего лишь выбрала свободу, – возразила Амели и тут же пожалела об этом.

От возмущения мадам Дюпре так резко поставила чашку с кофе на стол, что половину расплескала. А глаза мадам Арно стали круглыми, как кофейные блюдца.

– Что ты такое говоришь, Амели? Я так и знала, что в Париже ты наберешься разных глупостей! Розамунда тоже начала с того, что уехала из Эстена. Решила стать манекенщицей!

В ее устах «манекенщица» звучала как «проститутка».

– Розамунда была красивой девушкой, – сказала старуха, – но мозгов у нее было как у курицы.

Амели взглянула на часы. Через полчаса начнется шествие, а ей еще нужно сбегать за Фернаном. И обсуждать бабушкину сестру в таком тоне ей совсем не хотелось.

– Что было в этом письме? – она подумала, что экскурс в прошлое несколько затянулся.

– Да, да, в письме, – спохватилась мадам Арно, – нам сообщили, что ты должна переместиться в прошлое уже завтра. Это случается впервые – обычно девушек забирали ровно в день восемнадцатилетия. Мне кажется, что это связано с побегом Розамунды. Мадам Камбер написала, что эти несколько месяцев ты проведешь у нее. Так всем будет спокойнее.

Расспрашивать этих сплетниц о технологии перемещения было бесполезно – они и сами ничего не знали (это Амели поняла еще будучи ребенком). Они всего лишь были хранительницами легенд, передававшимися в их деревне из поколения в поколение. Они получали письма из прошлого и отвечали на них. Они готовили девушек к перемещению, с детства внушая, какая честь им выпала при рождении. Ни до каких других секретов их самих не допускали.

– А если я откажусь?

Они в ужасе замахали руками.

– Как ты можешь такое говорить? Ты готова рисковать жизнями сотен, а то и тысяч людей? Одумайся! Драконы не прощают обмана!

Впервые драконов Амели увидела в пять лет – в книге сказок. Потом она слышала о них чуть ли не каждый день – тема эта была особенно популярна в Эстене. Они представлялись ей то огромными и сильными – как в «Игре престолов», то яркими и веселыми – как в детских мультиках. Какими они были на самом деле, ей никто сказать не мог.

8. Последняя ночь в Эстене

Сумерки опускались на деревню. Усталые, но довольные туристы разъезжались по домам или рассеивались по местным отелям.

– Я тоже завтра уезжаю, – сказал Фернан. – Проедусь по западному побережью – через Бордо и Нант. Если хочешь – присоединяйся!

– Я подумаю, – просто ответила она.

Ей было о чем подумать ночью. Ей предстояло принять, может быть, самое важное решение в жизни.

Они расстались на мосту – Амели пошла домой, а Фернан – на сеновал к Жану Поризо. Она брела тихонько, задерживаясь взглядом то на развешанном над улицей бельем тетушки Кавелье (надо же, даже туристов не постеснялась!), то на нацарапанных на стене пекарни буквах «А + Ж» (в ранней юности Жерар влюблен был вовсе не в Софи).

Она отвечала на приветствия знакомых, обменивалась шутками с друзьями, но поговорить не останавливалась. Впрочем, после такого напряженного дня в Эстене выдыхались и взрослые, и дети.

Но избежать разговора с Валери не удалось – та ждала ее, сидя на крыльце ее дома. Почему она не вошла внутрь, спрашивать было не нужно – они с ее матерью терпеть не могли друг друга. А сейчас и сама Амели тоже не собиралась быть с ней любезной.

– Что тебе нужно?

Валери торопливо вскочила.

– Ничего, я просто так зашла.

– Как бы не так! – Амели никогда не была наивна, разве что один только раз – когда влюбилась в Эрика. – Тебе тетушка послала, да? Ты собираешься сторожить меня всю ночь? Только учти – я могу и через окно выскользнуть. И, между прочим, ночью может быть довольно прохладно. Тебе принести одеяло?

Валери жалко улыбнулась:

– Не будь такой злючкой, Амели. Я думала, мы – подруги.

– Конечно, подруги! Извини, что забыла об этом. Но я могу себе это позволить. У меня сегодня есть более важные мысли. О драконах, например. Тебе-то не нужно о них думать.

Мадемуазель Легран схватила ее за руку.

– Я понимаю, Амели, каково тебе сейчас!

– Да? – она резко отдернула руку. – Да что ты можешь понимать? Это не ты, а я должна буду утром отправиться в пещеру к дракону. А ты завтра сможешь за утренним кофе посудачить с тетушкой и мадам Дюпре и порадоваться, что дурочка Амели оказалась такой послушной.

Лицо Валери было залито слезами, но Амели не было ее жаль.

– Послушай, Эм, может быть, ты не поверишь, но я все-таки скажу – если бы была возможность поменяться с тобой местами, я сделала бы это!

Мадемуазель Легран не любила, да и не умела врать, но сейчас Амели ей не поверила.

– Вэл, перестань говорить глупости! Я понимаю, ты хочешь меня поддержать – спасибо! Но, извини, – от твоих слов мне легче не становится.

Она взялась за ручку двери, но Валери не позволила ей войти в дом.

– Эм, я не шучу! Я много раз воображала, что было бы, если бы со знаком дракона родилась я сама. Я представляла, как я оказываюсь в прошлом – в этом же замке д'Эстенов, но только несколько столетий назад. Я ничего не знаю про драконов – про них никто ничего не знает – даже те, кто приходят из прошлого. Но я знаю, что прежде чем отправиться к дракону, девушка оказывается в замке. Пышные платья из тончайшего шелка, бриллиантовые диадемы и кавалеры в напудренных париках. Ты скажешь мне, что это – мишура. Да, знаю. Но разве ты не хотела бы хоть раз побывать на настоящем балу? Не на стилизованном, а на самом настоящем? Помнишь, как мы читали романы Дюма по ночам?

Амели помнила, но не хотела об этом думать. Ей давно уже казалось, что эти романы были всего лишь красивыми сказками.

– Ты думаешь, мне легко быть приживалкой у тетушки? Во всем соглашаться с ней и бояться малейшего ее недовольства? Я не имею права на собственное мнение, я подчиняюсь каждому ее решению. А если с тетушкой что-то случится, мои кузены выкинут меня на улицу. Они давно уже хотят продать и кафе, и пансион. Нет, я не жалуюсь. Я благодарна Бригитте, что она приютила меня. Но я так и не окончила колледж – потому что тете нужна была моя помощь в кафе. Я не вышла замуж за единственного человека, который делал мне предложение много лет назад – потому что тете он показался не слишком подходящей для меня партией.

– Вот видишь, – укорила Амели, – ты жалеешь, что слушалась ее во всем. А теперь уговариваешь меня поступить так же.

Они уже сидели на крыльце рядышком – плечом к плечу.

– Нет-нет! – испугалась Валери. – Кто я такая, чтобы принуждать тебя к чему-то? Я всего лишь хочу, чтобы ты приняла правильное решение. Ты можешь уехать в Париж или даже за границу. Но мне кажется, это будет проявлением не силы, а слабости. Может быть, твоя судьба как раз там, у дракона?

Амели повернулась к ней.

– Послушай, Вэл, а давай сделаем это вместе? Хочешь отправиться в прошлое вместе со мной?

Мадемуазель Легран потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл вопроса.

– С тобой? Но разве такое возможно? Насколько я знаю, за несколько сотен лет не было ни одного подобного случая. Девушка всегда отправлялась в прошлое одна. Думаю, они – те, которые из прошлого, – будут против. А если они разозлятся, это может повредить тебе самой.

Но Амели уже была поглощена новой идеей.

– Ну, разозлятся, подумаешь! Ты только что сказала – они сами ничего не знают про драконов. Они всего лишь проводники. Они не смогут нам отказать. К тому же, не забывай – у прежних девушек был всего один знак дракона. А у меня их два. Будем считать, что это пропуск и для тебя. Если только ты, действительно, этого хочешь.

Даже в темноте было видно, как блестят у Валери глаза.

– Да, ты права! Это может сработать. Второй знак дракона – это загадка. Думаю, тетушка не захочет идти в горы сама – она уже слишком стара для этого. Она попросит меня сопровождать тебя до пещеры, – она захлопала в ладоши. – Уверена, я не смогу уснуть всю ночь! Будь готова на рассвете!

9. Триста лет тому назад

Чем выше они поднимались, тем холоднее становился воздух. Амели знала, что так и будет (родилась и выросла в горах), а потому оделась потеплее. Но все равно замерзла. Она куталась в большую вязаную шаль (мать перед выходом из дома набросила ее на плечи), прятала нос в высоком воротнике пальто. Она надела блузку с глухим воротом и длинную юбку. Она понятия не имела, что носят в том времени, куда они должны были вот-вот попасть. Любительнице мини и джинсов, она путалась в широком юбочном подоле, который так и норовил зацепиться за ветки стоявших вдоль тропинки кустов.

Они вышли на рассвете, пока деревня еще спала. Даже дома у Амели спали все, кроме матери. Братья и сестры до сих пор не знали, что она уходит в горы прямо сейчас. Она решила им об этом не говорить. Мать ее в этом поддержала.

Два часа назад, выскальзывая из спальни, Амели мирно спящей Доминике лишь воздушный поцелуй, побоявшись, что поцелуй настоящий разбудит сестру. Она оставила им маленькие записки – каждому написала что-то милое, что-то свое. Они поймут. А обижаться уже не будет смысла.

– Устала? – глухо спросила Валери. – Может быть, ты хочешь есть? Я взяла круассаны, пирог с курицей и бутылку сока.

Как и предполагала мадемуазель Легран, ее тетушка Бригитта отказалась от похода в пещеру. Она охотно переложила обязанность сопровождать Амели на плечи племянницы.

Напутствий было много, а вот полезной информации – никакой. Мадам Арно понятия не имела, куда отправляются эстенские девушки со знаком дракона. Ее кафе на протяжении нескольких столетий служило местом, куда приходили посланцы из прошлого. Но роль хозяйки кафе не давала ей права проникнуть в более важные секреты.

Амели прихватила с собой телефон. Может быть, у нее получится сфотографировать мадам Камбер. Конечно, связи в горах не будет, и она не сможет выложить снимок в социальных сетях, но она оставит его в пещере, и когда мать и мадам Арно пойдут искать Валери (они наверняка подумают, что та просто заблудилась!), они найдут его. Не то, чтобы от этого что-то менялось, но даже маленькая шалость в ее положении казалась забавной.

Сначала Амели хотела отказаться от завтрака, но пирог с курицей был таким аппетитным, что она не удержалась. К тому же, не известно, когда им предложат еду в следующий раз. И что это будет за еда… Быть может, там, куда они идут, люди едят сырое мясо. А может, там вовсе не люди. Думать о том, чем питаются драконы, совсем не хотелось.

– Интересно, в какой век мы попадем? – спросила Амели, впиваясь зубами в румяную корочку пирога.

Спросила больше для поддержания разговора – молчание становилось неприятным.

– Трудно даже представить, – быстро откликнулась Валери. – Не поверишь, но моя бабушка (мать тети Бри) была неграмотной, и никаких записей о встрече с посланницей она не оставила. Даже письмо, которое передали тогда из прошлого, ей читала Бригитта. Только моя тетушка тогда была слишком юна, чтобы запомнить подробности. И в пещеру ее по малолетству тоже не взяли.

Амели перешла от курицы к круассану. Может быть, Бригитта – не самый хороший человек, но кондитер она превосходный.

– Есть записи девятнадцатого века, – продолжала рассказывать мадемуазель Легран. – Но женщина, которая их оставила, явно записывала не только факты, но и свои фантазии. Она даже драконов описала.

– Может быть, она видела их? – предположила Амели.

Валери пожала плечами:

– Не уверена.

После еды идти стало намного труднее – хотелось спать. Вот просто сесть на траву и подремать хоть полчаса. Интересно, спала ли Валери ночью? Наверняка, тоже нет.

– Если передумаешь, можешь вернуться обратно, – предложила Амели.

Мадемуазель Легран не ответила, но упрямо мотнула головой.

– Ты взяла с собой какие-нибудь вещи?

После завтрака рюкзачок Валери изрядно похудел.

– Почти ничего – только пудру, крем и туфли. Наша одежда вряд ли подойдет.

Дорогу в пещеру Валери знала хорошо – тетушка водила ее по этому маршруту неоднократно – каждый раз, когда они ходили в горы собирать душистые травы.

На сей раз они добрались дотуда к полудню. Валери остановилась перед щелью в почти отвесном, заросшем кустами и травой склоне.

– Мы должны ждать мадам Камбер здесь, – Валери сняла рюкзак.

Амели ничего не имела против. Она села на землю, опустила голову на свой баул. Далеко внизу видны были казавшиеся игрушечными домики их родной деревушки. Амели заснула через пять минут.

Проснулась она от громкого, бесцеремонного покашливания. С трудом открыла глаза.

На залитой солнцем тропинке стояла женщина в длинном, скрывавшем почти всю ее плаще из грубой коричневой ткани. Темные глаза ее смотрели настороженно.

Валери охнула, вскочила. Амели тоже поднялась.

– Покажите знак! – хриплым, неприятным голосом потребовала женщина.

Амели не сразу поняла, о чем она.

– Она хочет увидеть твоего дракона, – шепнула Валери.

Ну, что же, пожалуйста! А двух драконов она не хочет? Амели выпростала из-под длинных рукавов запястья и довольно хмыкнула, наслаждаясь растерянностью женщины.

– Их два? – с ужасом спросила та.

– Вас что-то не устраивает? – наигранно удивилась Амели. – Если что, мы можем и домой пойти.

Незнакомка судорожно пыталась найти правильное решение. Наверно, инструкций для такой нестандартной ситуации у нее не было.

– А где хозяйка таверны? – более интересного вопроса ей придумать не удалось.

Наверно, в ее время кафе еще не появились.

– Она болеет, – ответила Валери. – Я – ее племянница.

10. Одна кровать на двоих

Так непривычно было идти по деревне, в которой они родились, и не узнавать ее. Вот мост через реку – тот же самый, что и у них, только новый. Шел дождь, было темно и сыро.

Мадам Камбер шла быстро, и они едва поспевали за ней. Остановилась она только раз – перед церковью Сан-Флёре.

К тому времени, как они пришли к зданию постоялого двора, подол юбки Амели был покрыт толстым слоем грязи, а ноги промокли и замерзли. И ужасно хотелось есть.

Над крыльцом горел факел, и можно было прочесть намалеванные на вывеске буквы: «Храбрый рыцарь». Под вывеской стоял мужчина, на рыцаря отнюдь не похожий. Высокий, грузный, он был одет в темный камзол и зеленые штаны. Чтобы войти внутрь, им пришлось пройти совсем рядом с ним.

– Ого, какая птичка! – он схватил Амели за руку, и ее чуть не вытошнило от ужасного запаха из его беззубого рта.

Шедшая следом Валери вскрикнула, а мадам Камбер рявкнула:

– Убери свои грязные лапы!

Мужик, как ни странно, послушался и даже посторонился, но не удержался и провел тяжелой ладонью уже по плечу мадемуазель Легран.

– Не обращайте внимания, – посоветовала мадам Камбер. – Жак охоч до баб, но разума даже пьяным не теряет.

Внутри было тепло, но не уютно. Пахло потом и не свежей едой. Есть сразу расхотелось. Да им никто и не предлагал.

– Вас отвезут в замок прямо сейчас, – сказала мадам Камбер. – Ее сиятельство прислала за вами карету, – тут она перевела взгляд на Валери и с сомнением покачала головой. – Только не знаю, захочет ли она принять вас обеих.

Кучер оказался маленьким и сонным, а вот лошади и карета – большими и красивыми. Замок был неподалеку от постоялого двора, и они вполне могли дойти до него пешком, но Амели была рада, что им не придется этого делать.

Лакей в синей ливрее распахнул перед ними дверцу кареты с графским гербом. Его не удивило, что их двое. А может быть, и удивило, но он был слишком хорошо вышколен, чтобы это удивление показать.

Через пятнадцать минут карета уже подпрыгивала на булыжной мостовой внутри замковых стен.

– Что я буду делать, если графиня не позволит мне остаться? – Валери дрожала – то ли от холода, то ли от страха. – Не уверена, что эта мадам согласится отвести меня назад. Если это вообще возможно…

Амели не ответила. Она сама уже десять раз пожалела, что решила соблюсти традицию. Все-таки тетушка Розамунда была не так уж не права.

Все тот же лакей снова распахнул дверцу и помог им выйти наружу. Другой лакей с канделябром освещал им путь ко крыльцу.

– Ее сиятельство ждет вас в столовой, – сообщил им, чуть поклонившись, третий лакей.

Амели посмотрела на свою грязную одежду и спросила:

– Можем мы где-то переодеться?

– Не извольте беспокоиться, – лакей склонился еще ниже. – Я провожу вас в спальню.

Судя по всему, им даны были конкретные инструкции.

И только поднимаясь по широкой каменной лестнице, Амели сообразила, что переодеваться ей не во что.

В коридорах горели свечи, но их света хватало только на то, чтобы видны были очертания стен. Внутри замок был совсем другим, ничуть не похожим на тот, по которому они с Фернаном гуляли вчера.

Спальня оказалась просторной и холодной. Кровать в комнате была одна – под ярким балдахином, – но широкая. Если бы у них была возможность выбирать, то Амели предпочла бы встретиться с графиней утром, на свежую голову. Так хотелось сбросить мокрую одежду и нырнуть под мягкое одеяло. И выпить кружку теплого молока перед сном.

– Чего изволит ваша милость? – на пороге появилась невысокая худенькая девушка в полосатом платье с синим лифом. На голове ее был забавный чепчик с оборками.

Девушка растерянно переводила взгляд с Амели на Валери и обратно. Она явно не готова была к появлению сразу двух гостий.

– Мы хотим умыться и переодеться, – объяснять что-либо горничной не имело смысла. – Только у нас нет с собой сменной одежды. Может быть, у вас найдутся два чистых платья?

Девушка еще больше растерялась. Так и не решившись им ответить, она только несколько раз кивнула и испарилась, позволив тяжелой двери медленно и со скрипом закрыться.

– Побежала жаловаться графине? – предположила Амели.

– Что ты! – усмехнулась мадемуазель Легран. – Уверена, горничная не имеет права обращаться к хозяйке – если только та сама ее о чем-то не спросит. Для этого есть слуги более высокого ранга. И дать нам свои платья она тоже не может – мы же гостьи графини. Во всяком случае, ты.

Но Амели было не до разговоров об этикете.

– Если она не принесет нам чистую одежду, я просто лягу спать. Мы с тобой легко поместимся на одной кровати. А если графиня так хочет с нами поговорить, она может придти сюда. Надеюсь, она в состоянии понять, что мы выросли в другой Франции – в свободной, – и все эти титулы для нас ничего не значат?

Валери подивилась ее наивности.

– Как она может это понять? Это мы, читая книжки по истории, имеем хоть какое-то представление о том, как они жили. Они же о нас не знают ничего.

Амели сняла пальто, поплотнее закуталась в шаль и осторожно села на стоявший у окна стул.

Дверь вскоре снова распахнулась.

На пороге вместе с худенькой горничной стояла женщина постарше – тоже в чепце, но в куда более изысканном платье. На саму графиню она похожа не была, но вот на ее личную камеристку – вполне. В руках у горничной в полосатом платье был ворох одежды.

– Ее сиятельство надеется, что ее платья вам подойдут. Здесь также ночные рубашки и панталоны.

Раздеваться при посторонних – пусть и женского пола – Амели не хотелось, но девушка-горничная так жаждала помочь. Тем более, что с корсетом и пышной юбкой разобраться было непросто.

11. Куда они попали

Амели проснулась от того, что в комнату ворвался свежий утренний воздух – Ирэн всё в том же полосатом платье раздвинула тяжелые шторы и распахнула окно.

Валери была уже на ногах – наверно, поспешила одеться до прихода горничной.

– С добрым утром, ваша милость! – Ирэн то ли улыбалась, то ли щурилась от яркого солнышка. – Ее сиятельство надеется, что вы согласитесь разделить с ней завтрак.

Интересно, знает ли эта девушка, откуда они прибыли и с какой целью? И сможет ли сама графиня рассказать им что-то конкретное? Или она тоже всего лишь проводник, знающий о драконах с чужих слов? И вообще – существуют ли эти самые драконы?

Ирэн отправилась за водой для умывания, и Амели вскочила.

– Вэл, а где здесь туалет?

Мадемуазель Легран странно хихикнула:

– Под кроватью!

О чем идет речь, Амели поняла, только обнаружив ночной горшок.

– Насколько я поняла, – сообщила Валери, – отдельных помещений для этих нужд тут нет. Наверно, они до этого еще не додумались. Все пользуются именно горшками. Не представляю, как мы сможем к этому приспособиться.

Для чистоплотной и застенчивой мадемуазель Легран это было серьезной проблемой. И даже Амели, разглядывая фаянсовую вазу с крышкой, почувствовала себя неловко.

После того, как она умылась, Ирэн быстро и ловко уложила ее длинные золотистые волосы в замысловатую прическу и чуть припудрила ее лицо.

Несмотря на то, что платье, которое она мерила вчера, и сегодня сидело как влитое, Амели казалось, что на нее надели кольчугу. Двигаться в нем было неудобно, и вышагивая вслед за горничной по лестнице, она то и дело смотрела под ноги, боясь запутаться в пышных оборках.

Зал, в который их привели, был просторным и чересчур помпезным для завтрака. Канделябры с позолотой, многочисленные зеркала, дубовый паркет. Аляповатые портьеры на окнах, яркость которых была несколько приглушена слоем пыли, видной даже с большого расстояния. Может быть, графство д'Эстен и приносило их владельцам неплохой доход, но отсутствие вкуса это компенсировать не могло.

Кажется, Валери думала о том же самом – восторга во взгляде, которым она окидывала зал, вовсе не было.

– Надеюсь, вам нравится у нас? – голос, раздавшийся за их спинами, был негромким, но от неожиданности обе они вздрогнули.

Невысокая молодая женщина с приятным, но сильно напудренным лицом, смотрела на них с нескрываемым любопытством. Кажется, на голове у нее был парик. А корсет был затянут настолько туго, что, должно быть, ей было трудно дышать. Она вся была похожа на куклу – было в ней что-то ненатуральное, игрушечное.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, – выдавила Амели, попытавшись изобразить что-то вроде реверанса.

Интересно, почему ее не учили хорошим манерам и правилам этикета, которые были в ходу в дворянских семействах в это время? Это было бы всяко полезнее, чем заучивание арифметических правил и спряжений местоимений в английском языке. Хотя она и сама знала ответ на свой вопрос – никто не думал, что ей придется провести здесь несколько месяцев. А у драконов, наверно, свой этикет. Если он им вообще, конечно, нужен.

– Когда слуг нет рядом, можете звать меня Луизой, – улыбнулась хозяйка. – Но прежде позвольте узнать, которая из вас носит знак дракона?

Амели чуть наклонила голову:

– Амели Бушар, ваше сиятельство.

Графиня посмотрела в сторону Валери. Та тоже присела в реверансе.

– Валери Легран к вашим услугам. Простите, должно быть, мое появление вас удивило, но я могу все объяснить…

В зал вошли слуги с подносами, и графиня отрицательно покачала головой:

– Нет, не сейчас.

На завтрак им подали сладкий омлет с изюмом и цедрой лимона и пирог с мармеладом. И никакого кофе – ни со сливками, ни без.

– Мы с братом не сторонники обильных завтраков, – сообщила графиня. – Поэтому нам трудно находиться при дворе – там отсутствие аппетита считается верным признаком слабого здоровья.

Посуда была фарфоровой с красивой росписью, а блюда и вазы – серебряными. Столовые приборы тоже были (Амели когда-то читала, что в Средние века они были не в чести), но Луиза предпочитала брать пирог руками, и они с Валери следовали ее примеру.

– Я думаю, у вас много вопросов, на которые вы хотите получить ответ, – графиня отпила немного воды из высокого и узкого бокала. – Но мы должны сразу условиться – я не буду спрашивать вас о времени, из которого вы прибыли сюда, а вы не станете задавать вопросы о драконах. Есть вещи, о которых мы не имеем права знать. Мне с детства объяснили, что иногда лучше оставаться в неведении, нежели проявить любопытство и пострадать. Сразу оговорюсь, что в вашу тайну посвящены только мадам Камбер и мы с братом. Остальные будут думать, что Амели – наша двоюродная сестра. У нас таковая действительно есть и как раз примерно в вашем возрасте. В детстве она бывала в замке, но ее вряд ли кто-то запомнил.

– Ваше сиятельство, – осмелилась Валери, – а когда вы сами узнали об этой тайне?

Графиня дождалась, пока слуги отойдут от стола на достаточное расстояние.

– В раннем детстве. В д'Эстен многие об этом знают. Трудно оставаться в неведении, когда видишь сожженные драконом деревни.

– А самого дракона вы когда-нибудь видели? – не удержалась Амели.

– Только один раз, – вопрос не показался хозяйке предосудительным. – Я тогда была еще ребенком. Он прилетел с востока – огромный, страшный. Он изрыгал из пасти пламя направо и налево. Мне показалось, он не видит, куда летит. Я очень испугалась, хотя тогда ничего ужасного не произошло. Должно быть, он прилетал, чтобы напомнить о своем существовании. В назидание нам, не сумевшим соблюсти традицию. А моя матушка видела дракона пятьдесят лет назад – как раз в тот единственный раз, когда дракон не получил свою жертву.

12. Кое-что о королях

Лица на портретах были похожи друг на друга – будто художник рисовал одних и тех же людей – только в разных декорациях. Мужчины с худощавыми лицами и острыми носами в роскошных одеждах с дорогими перстнями на тонких пальцах. И такие же сухопарые в щелках, кружевах и странных головных уборах.

– Которая из них невеста дракона? – голос Амели невольно дрогнул.

– Думаю, эта, – мадемуазель Легран стояла перед портретом молодой светловолосой девушки в розовом платье. – Только у нее волосы ничем не прикрыты. И они такого же цвета, как твои. Кажется, тетя твоей матери Розамунда тоже была блондинкой?

Амели вдруг стало холодно – девушка на портрете была бледной и грустной.

За спиной раздалось деликатное покашливание. С противоположного конца галереи поклонилась им Ирэн.

– Если ваши милости желают мыться, только скажите – я принесу теплой воды.

Амели тут же отошла от портрета.

– А где вы моетесь и как?

В карих глазах горничной мелькнуло недоумение – должно быть, благородным дамам не пристало интересоваться такими бытовыми подробностями.

Ванная оказалась обычной комнатой, посреди которой стояла большая деревянная кадка. Интересно, сколько ведер требовалось принести сюда с кухни, чтобы в ней мог помыться взрослый человек?

К их приходу кадка была наполнена водой наполовину. Рядом, на табурете стоял кувшин с горячей водой.

Они вполне могли помыться самостоятельно, но шокировать Ирэн еще и этим они не решились. Валери уже настолько смирилась с присутствием горничной, что безропотно позволила себя раздеть.

Искупалась подруга быстро, и тоже уже раздетая Амели с удовольствием погрузилась в чуть остывшую воду. Конечно, можно было потребовать воду сменить, но заставлять слуг снова таскать с кухни воду было бы жестоко. Ирэн подлила в кадку горячей воды, и Амели с наслаждением зажмурилась. Думала ли она когда-нибудь, что такая допотопная ванна может доставить столько удовольствия?

Перед обедом им принесли другие платья – с еще большим количеством кружев. Интересно, сколько ткани идет на каждое?

Графиня тоже переоделась. На шее у нее появилось красивое колье с изумрудами, а на запястье – такой же изумрудный браслет.

– После обеда я пришлю вам драгоценности, которые вы должны будете носить, когда в замке появятся гости. Боюсь, будет трудно объяснить, если у нашей кузины не будет хотя бы скромного гарнитура.

– Гости? – переспросила Валери. – Я думала, чем меньше народа знает о нашем пребывании здесь, тем лучше.

Хозяйка кивнула:

– Это так. Мой брат специально уехал в Париж, чтобы избежать необходимости принимать гостей. Но обстоятельства складываются таким образом, что он скоро снова будет здесь, и не один, а с весьма важными персонами. Он сопровождает его королевское высочество герцога Анжуйского, который направляется в Испанию. Боюсь, в нашем замке остановится вся многочисленная свита герцога.

В голосе ее прозвучала не гордость за оказанную честь, а что-то похожее на сожаление. Должно быть, она представила, сколько провизии поглотят эти прожорливые придворные.

– Может быть, они остановятся в Тулузе? – желая подбодрить хозяйку, предположила Валери.

Графиня усмехнулась:

– О, и в Тулузе тоже.

На обед был подан молочный суп из тыквы, угорь в винном соусе и телячья печень под маринадом. Стол не был заставлен и наполовину. Судя по всему, в замке жили в достатке, но без показной роскоши. Кажется, хозяйка тоже думала именно об этом.

– Боюсь, придется закупить мидий и креветок – говорят, его высочество любит морепродукты.

От невеселых раздумий на лбу графини появились морщины, и она сразу стала выглядеть чуть старше.

– Наверно, это большая честь – входить в свиту наследника престола? – Амели плохо знала устройство королевского двора тех времен, но дружеское расположение высокопоставленных персон всегда давало некие бонусы. – Когда герцог станет королем Франции, ваш брат сможет получить хорошую должность.

Она сначала сказала, а только потом подумала, что, возможно, отпрыскам благородных семейств вообще не требовалось занимать какие-то должности.

Но графиня ее мысль поняла.

– Нет, дорогая, наследником престола является не герцог Анжуйский, а его отец Людовик Великий Дофин. К тому же, у него есть старший брат, герцог Бургундский. Поговаривают, есть надежда, что он может стать королем Испании, но, думается, это только разговоры. Вряд ли император Леопольд позволит кому-то из Бурбонов взойти на испанский престол.

От обилия имен и титулов у Амели заболела голова, но все-таки в школе она не зря учила историю.

– Ваше сиятельство говорит о Филиппе Анжуйском, внуке Людовика Четырнадцатого? – уточнила она.

Графиня кивнула.

– Тогда могу заверить вас, что вы ошибаетесь. Он станет испанским королем Филиппом Пятым и будет править несколько десятков лет.

Валери подавала ей знаки, призывая замолчать. Она уже нарушила один из пунктов договоренности – не рассказывать ничего о будущем. Но графиня не рассердилась. Напротив, она слушала с большим интересом. Наверно, знание таких вот тайн было немаловажным в придворной борьбе.

– Ну, что же, – задумчиво сказала хозяйка, убедившись, что никто из стоявших в стороне слуг не слышит их разговор, – придется послать в Тулузу эконома и велеть ему не скупиться при закупке провианта. Негоже кормить его высочество блюдами, не соответствующими его будущему титулу. Мадам Камбер говорила, что в том времени, откуда вы прибыли, во Франции уже не будет королей, – в голосе ее прозвучал почти ужас. – Нет-нет, я не стану ни о чем вас расспрашивать, как бы мне ни хотелось. Меня беспокоит другое – вы, должно быть, вовсе не знакомы с придворным этикетом. А в присутствии принца королевской крови вы должны вести себя подобающе. Мне придется заняться вашим обучением.