Сны играют какую-то важную роль в нашей жизни. Вы тоже это замечали? То, что-то сон подскажет, а то и вообще предскажет… И не всегда это очевидно… Но наряду с этими, бывают и такие сны, для расшифровки которых сонник не нужен.
Был как-то раз у меня один необычный сон… Будто бы я, это вовсе не я, а какой-то другой парень… Внешне такой же точно, но другой. Забавно! И такой, и какой-то другой, одновременно. И поэтому всё, что у меня шло тяжело и со скрипом, у этого другого меня получалось легко, будто шутя. Для него жизнь не могла быть сложной и несправедливой. И была у него отличная семья, и люди рядом были хорошими и добрыми. А в придачу к этому, он был ещё волшебником. И с лёгкостью делал правильные дела, которые ему нравились. И никогда не делал того, что не нравилось и было неправильным. И ещё всё знал, и всё умел. И меня, то есть его, конечно, все уважали и любили…
Не помню уже, когда это я во сне искал справедливости, но кажется, это помнилось с самого детства. И сон в последнее время уходил от меня всё дальше и уже почти забылся… Но стоило лишь встретиться с теми событиями, тут же вспомнился. И теперь, размышляя обо всех тех приключениях, выпавших мне, я понял, что тот детский сон был, возможно, пророческим. Правда, в реальности всё случилось совсем не так. Но удивительного, тем не менее, было в избытке. И одно цеплялось за другое…
Попробую коротенько рассказать.
В тот раз батя, чтобы не обижать дарившего, с серьёзным лицом шепнул мне на ухо:
— В школе, когда мы учились, такое у нас называли «котлами»!
Я прыснул: «котлы».
Наручные часы, которые на день моего шестнадцатилетия подарил дядя Витя, были точно из разряда «котлов», их только теперь и при очень сильном воображении, можно было бы сравнивать с Умными часами, а на руке они выглядели просто комично. Как гардеробный номерок на лапке воробья. Тяжеленный, чёрного цвета, воронёный корпус размером почти с хоккейную шайбу, мелкие цифры жидкокристаллического табло на огромном плоском и также чёрном циферблате. Привычного стекла не было вообще. Но и без этого надо долго присматриваться, чтобы узнать который же теперь час. И многочисленные кнопки по всему периметру корпуса. В них чёрт ногу сломит, как говорила моя бабушка.
Я сразу отказался от мысли, что когда-либо рискну надеть это недоразумение себе на руку. Эти «котлы», наверняка, созданы ещё во времена паровозов. Из каких-то первобытных деталей. Ничего крутого и завораживающего!
Хотя, буду справедливым, широкий браслет выглядел на удивление стильно. Чёрный сверху, как и корпус, он был с бесподобной жёлтой позолотой с нижней стороны, прилегающей к руке. И это было, пожалуй, единственное, что мне понравилось в часах.
В общем, благодаря своим остальным внешним признакам лет семь эти часы, вместе с великолепным браслетом, пылились у меня в коробке для ненужных вещей, с пришедшим позднее академическим значком и также ненужными уже в хозяйстве ключами. Мне этот железный хлам разбирать желания долго не появлялось, и со временем я про часы практически забыл. Жизнь текла, менялась помаленьку, я закончил школу, потом институт, переехал в собственную квартиру на Правобережной, а они незаметно продолжали существовать в коробке среди целого уже вороха ненужностей, и напоминали о себе только, когда приходилось что-либо искать в том ворохе. И вот, когда я искал тоненький ключ от смартфона, чтобы расширить до нужного размера память, они и попались мне снова на глаза.
Выбрасывать я их, конечно же, не собирался, что-то шептало мне про невыясненные обстоятельствах их происхождения. Тем более, чтобы просто выкинуть их теперь, мне пришлось бы через многое переступить. Дядя Витя, единственный брат моего отца, умер два года назад. У него оказался запущенный рак. И помочь уже ничто не могло. Остались только малявка дочь, моя двоюродная сестра Лика, и её мать. Мы с моим отцом эти два года вдвоём честно ухаживали за могилкой на разросшемся и загустевшем городском кладбище. А в прошлом году ему на могилке справили небольшой серый гранитный памятник. Больше туда, как видно, никто из его других родственников не приходил даже положить цветы. Хотя, дочка, я знаю, его очень любила когда-то.
А эти необычные часы, стало быть, у меня остались единственной вещью, напоминавшей о нём.
В новогодние январские праздники были свободными несколько дней, я извлёк часы из ящика, смахнул пыль, потёр пальцами позолоту браслета. Немного удивило, что время часы до сих пор исправно показывают. Вероятно, в них хорошая батарейка. Шесть лет — срок для часов не маленький! И я, чтобы проконтролировать, сколько ещё они смогут протянуть без замены элементов питания, положил их на видное место на своём столе.
Но шли дни. А часики по-прежнему точно отсчитывали ход времён. Причём, точно уже в буквальном смысле. Оказалось, что синхронизированное со всемирным время на моём ноутбуке было практически таким же. Менее одной секунды разница! Это меня даже не удивило, а потрясло. При всех корректировках во всемирном времени, произошедших за эти годы, они продолжали показывать точное время!
Досуга, который я мог бы потратить на часы, у меня совершенно не было. Работа, снова работа и ещё подработка… Даже в положенные выходные находилось что-то, что отнимало весь досуг. Экономически это как-то компенсировалось. Но я уже стал чувствовать себя безвинно ущемлённым. И стал стараться избегать переработок, как это делали многие.
А часы на видном месте стола теперь уже притягивали. И продолжали поражать. На верхней часовой строке кроме часов, минут и секунд, были ещё месяц и год! Словно на знаменитых швейцарских Патэ Филипп! Это было круто. Круче всего остального! Чёрное пространство циферблата под часовой строчкой, которое казалось пустым, при детальном рассмотрении выявило четыре строчки, которые разделялись серыми тонкими чёрточками. Что было на этих пустых полях? Может быть, века? Или наоборот, доли секунд…
Но, всё равно, это было великолепно! Какая-то просто «машина времени»! Я имею в виду, мощная машина для отсчёта времени, Хронометр, с большущей буквы Ха.
И вот, в начале весны, когда ещё на дорогах не начали появляться «подснежники», а на газонах уже начал темнеть и подтаивать снег, у меня выпал короткий двухнедельный отпуск. Проводить короткий весенний отпуск в Турции или в Крыму было хорошо, но одному и дикарём не имело никакого практического смысла. Отпуск выпал неожиданно, я был к этому не готов, и справедливо решил, что никуда не поеду, буду разбираться с этими моими удивительными часами. Я тогда, по своей неопытности, думал, что потрачу на это час-два, от силы. И начал с утра…
Когда взял в руку часы, удивился, что корпус и браслет, как будто лежали незадолго перед этим на солнышке, были тёплыми. Правда, лишь едва. Будь сейчас теплее, я бы этого не заметил.
Я часы повертел в руках. Кнопок была уйма. Они все легко нажимались, но ничего от этого не менялось. Самая большая кнопка была установлена ненормально, заподлицо на нижней обратной стороне циферблата, между часами и рукой, и закрашена она была, вероятно, каким-то ярко-красным лаком. Возле той кнопки никаких обозначений не имелось, как возле остальных. Что-то в этом было начальственное. Красный цвет, отсутствие обозначений и генеральский размер! Я нажимал, конечно, и её, но с таким же результатом.
Стал придирчиво рассматривать корпус. Может, есть какие-нибудь тайные выдвижные панельки, как в смартфоне… Никаких прорезей и швов на корпусе не нашёл. Весь корпус вроде был литой. А как же в них тогда вставляется батарейка? И, кстати, где она? Безуспешно пробовал отколупать и ту, красную кнопку…
Я поискал какие-нибудь точки зацепления по краю циферблата, чтобы попытаться найти потайные точки дотупа… Но ничего такого там не было. Ну, а, если внутри аккумулятор, то не было разъёмов, для подключения зарядного устройства. И беспроводной зарядки раньше тоже не было.
Я-то прежде думал, что это какой-то простой и дешёвый самодел, настолько топорно, на первый взгляд, конечно, они выглядели. Но теперь, когда я немножко разобрался, всё смотрелось по-иному. Штучка, похоже, была весьма хитрой, и фирмовой. Можно даже сказать, брендовой. Только вот неизвестного производителя.
Я взвесил часы в руке. Очень тяжёлые. Грамм пятьсот, не меньше! Попытался пристроить себе на левую руку, словно обычные часы. Великолепный глидерный браслет из девяти прямоугольных звеньев с промежутками, был несколько великоват и болтался у меня на руке. И никакого замка для застёгивания и стягивания.
Чтобы представить, как будут выглядеть часы на руке, немного подвигал за браслет. И случайно зацепил пальцем какую-то выступающую детальку. Она легко утонула в браслете, часы загудели. Я вздрогнул, испугался от неожиданности. И тут же попытался выдернуть руку из браслета. Но это было уже невозможно! За какую-то секунду браслет подтянулся и, смыкаясь звеньями, плотно прижался к руке. Гудение сразу прекратилось. Руку вынуть я уже не мог. Чертовщина какая-то! Я попытался отыскать ту деталь, включившую стягивание, и не нашёл. На браслете ничего выступающего теперь не было…
А с нижнего края чёрного поля циферблата начало светиться и помаргивать что-то зелёное. Такой мелкий светодиод в форме валентинки. Я не сразу сообразил, что он мигает вровень с моим пульсом. Ну, сила!
Что-то, выходит, у меня запустилось, заработало. А дядя Витя, подаривший эти часы, почему-то ничего мне про это не сказал! Такие необычные часы! И мне теперь приходится исследовать их на собственном опыте.
Я решил, что будет нелишним после того, как что-то в часах заработало, повторить попытку нажатий на кнопки. Это было верное решение. Сразу одна из кнопок, на правой стороне циферблата, то есть, со стороны ладони, запустила ноль на второй строчке прямо под текущим временем. Свет цифры был белым и ярким. Я ткнул в другую кнопку, рядом. И ноль появился также и на третьей строке. Что бы это могло быть? Я видел именно ноль, это была явно не буква «о». Значит, туда вписываются какие-то числа… Справа были ещё четыре кнопки. Я стал их испытывать по очереди. Одни прибавляли, либо единицы, либо сотни, другие также вычитали.
Чтобы обвыкнуться с этим, немного поиграл с числами. Прибавлял и вычитал, переводя с верхней строчки на нижнюю. Потом, наигравшись, не стал ничего возвращать к первоначальному. Какой-то смысл в этих числах, отличающихся от нуля, должен быть наверняка!
И я перешёл на левую сторону корпуса. Здесь было только три кнопки. Одна крупная, немного выступающая за габариты корпуса и две мелких, утопленных в углубления. Нажатия на них ни к чему не привели. Я подумал немножко и решил попробовать нажимать их вместе.
Сперва прижал вместе две в углублениях. И тут же в ужасе отдёрнул руку! Нет, в часах, конечно, ничего страшного не произошло. Какой-то действительно пугающий звук, угрожающе медленно проник в комнату и смолк уже где-то рядом со мной. И это всё произошло в действительности. И пусть никто не говорит, что это случилось у меня с испугу! Всё приключилось наоборот. Сначала из прихожей долетел звук, а потом уже я испугался. Ощущение, будто какое-то невидимое чудовище вздохнуло и приблизилось ко мне.
Я огляделся, пытаясь определить, что стало причиной этого, но ничего не увидел и не понял. Всё, вроде, было как прежде. Точка в пространстве, где звук закончился, была между мной и стенкой. Прямо здесь! Но, кроме воздуха в этом пространстве ничего не было! Правда, у верхних соседей сразу же залаял пудель. Такого раньше с ним не случалось. Смирный такой зверь. А тут залился, словно в истерике. Может, облаивает кого-то на улице? Я неуверенно встал, отодвинул табурет и подошёл к окну. Но выглянуть не успел. Новый звук, опять что-то вроде вздоха донёсся уже только из коридора. У меня даже волосы на макушке зашевелились, и мурашки по спине побежали.
Снова тявкнул пару раз пудель.
На улице сосед с восьмого этажа парковал свою машину. Больше никого видно не было.
Быть может, этому пуделю слышно то же, что и мне? Ведь что-то здесь и сейчас у меня происходило. Это не могло быть простым совпадением! И слух у верхней собаки вероятно был вполне приличный…
Я тут же решил проверить, всё ли у меня дома в порядке. Вышел из комнаты и стал обследовать остальную территорию квартиры. Проверил хорошо ли закрыта входная дверь, обследовал санузел, тщательно осмотрел кухню. Всё вроде было как надо. Дверь надёжно закрыта, в санузле, в коридоре и на кухне никто не прятался. Что же мы с пуделем слышали тогда? Я тщательно осмотрел стены и потолки во всей квартире. И ничего подозрительного не обнаружил.
Глянул на свой, стоящий на зарядке телефон. Ну, нет! Как звучит мой смарт, я знаю очень хорошо. Ни с чем не спутаю этот сигнал!
Я взял Самсунг посмотреть, не было ли каких сообщений. Рука зацепила лежащую рядом ручку и та упала на пол. Ручка почему-то была не на месте. Помню, вчера вечером я её клал с другой стороны тумбочки, где она обычно и лежала. А сейчас, перед тем как упасть, она лежала на пачке розовой бумаги для записей с клейким краешком. И там, на верхнем листе что-то было написано.
Обычно, написав нечто, я верхний лист отрываю… Поэтому, чтобы восстановить порядок, я и оторвал этот верхний листок. На нём было написано: «Осторожно. Часы». Фраза была не закончена. Почерк, как мне сразу показалось, был очень похож на мой собственный. Это я так обычно пишу, ускоряясь к концу строки. И буква «т» у меня такая же! Но я не помнил, чтобы писал что-то про часы. Бред какой-то! Я скомкал записку и сунул в карман. После разберусь.
Затем вернулся к себе в комнату и снова подошёл к окну. Нахальный голубь слетел на мой подоконник с голой ветки осины и уставился на меня то одним, то другим глазом. Я махнул рукой. Голубь вспорхнул, но тут же опять вернулся. Наглый попрошайка!
Большие и тяжёлые чёрные часы были по-прежнему у меня на руке. Сейчас было «10.56. 10.03.2018» года. Мой первый легально свободный день. И я удивился тому, что увидел ниже! На второй и третьей строчках светилось «-1512» и «14». Оба числа были чётными и делились на семь. Это меня ещё в школе научили быстро определять. Исключительное сочетание, но вышло-то оно случайно, пока я баловался кнопками. В этом была какая-то красота правильных чисел. Правда, красивую картинку немного портил минус первого числа… Но менять теперь я ничего не стал. Тем более, что никакого смысла в этой замене не видел. Пусть останется, как есть!
Помнится, пред тем, как что-то меня напугало, я решил как-то по-другому нажать кнопки, но мне тогда помешали это сделать жуткие звуки. Теперь, когда всё успокоилось, можно было это продолжить. Я снова надавил на обе утопленные. И ничего на циферблате не поменялось. Тогда прижал выступающую и надавил на находящуюся рядом скрытую. Впрочем, ни на что особенно, не надеясь. Но рядом с зелёным «сердечком» засветился ещё какой-то сигнал. Он вспыхнул и начал помаргивать с определённой частотой. Это, конечно, уже кое-что! Не отпуская выступающую, я надавил на последнюю кнопку в углублении. Тот моргавший сигнал успокоился и остался гореть ровным голубым светом. Ярко. Как режущее пламя ацетиленовой горелки. Пока всё говорило о том, что я действую правильно и приближаюсь к какому-то результату. Сложная получилась игрушка! Радовало с какой скоростью я добился таких успехов. Из никчемных «котлов» выходила какая-то хитрая бестия… Правда, зачем нужно было это всё, я так до сих пор и не понял… Да и кнопок, чтобы играть в эти игры дальше, не оставалось… Почти… Кнопка одна ещё была. Последняя большая красная кнопка внизу под корпусом. Я просунул туда палец, но тут же отвёл. Что будет, если я нажму? Всё могло оказаться шуткой. И все мои манипуляции могли привести к глупому розыгрышу. Выскочит откуда-нибудь зонтик для коктейля или часы закудахтают курицей… Смешно, конечно, будет…
Я снова сел к столу и посмотрел на часы. На дядьку это не было похоже… Он хорошо относился ко мне и не был таким уж шутником. Может, конечно, он сам не знал о таких сложностях? Купил странный аппарат, да и подарил его племяннику.
Минут пять я ещё не решался сделать последнее нажатие. Не то, чтобы боялся, опасался разувериться в своём родственнике. Часы со светящимися цифрами на руке выглядели уже не так непонятно. В них был какой-то, почти пиратский, шарм. Белые яркие цифры на чёрном фоне. И невиданные возможности. Во-первых, они сами подгонялись по руке, ещё демонстрировали пульс и показывали точное время. Уже седьмой год, кстати. Теперь, эти цифры…
Раньше я не слышал ни о чём таком же. А теперь такая штука оказалась в моей собственности! Правда, я не понимал, зачем она мне может быть нужна. И чего я добьюсь, нажав последнюю кнопку…
Чтобы всё окончательно для себя урегулировать, решил не оттягивать больше момент истины. Оставалась только одна последняя кнопочка. Красивая, красная… Только спрятанная почему-то под корпус. Я сунул туда указательный палец и нащупал её. Она казалась не более опасной, чем всё остальное. И я просто нажал. До лёгкого щелчка. Некоторое время думал, что снова ничего не получится. На циферблате ничего даже не дрогнуло.
Но тут же я ощутил, как корпус стал нагреваться. Металл быстро стал почти горячим. И тут вместе с теплом, будто слабый электроток пробежал по коже. До кончиков пальцев на ногах. И волосы на голове зашевелились. И после этого на часах все знаки засветились, причём, на всех строчках. Даже на четвёртой, которая до этого оставалась пустой, чёрной. Тут на меня подуло каким-то ледяным ветерком… Что-то меня сильно встряхнуло. Или даже попыталось разорвать. Потянуло почти одновременно в две противоположные стороны… Потом пихнуло, и я отлетел с табуретки к стене. Но среагировал, не упал, вскочил на ноги. Всё вокруг вспыхнуло огнём! Свет в комнате стал небесно-голубым и нестерпимо ярким.
Этот перечень событий я составил, основываясь на своих ощущениях. Но что из всего этого произошло раньше, а что позже я достоверно не знаю. Возможно даже, всё это случилось как-то одновременно. Нагрелось, вспыхнуло, толкнуло и подуло… И я, взглянув на табуретку, с которой слетел, вдруг увидел там сидящего, как ни в чём не бывало парня, очень похожего на меня! В той же моей футболке с надорванным рукавом, с такой же, давно не знавшей расчёски, шевелюрой…
Тот, что сидел, как и я перед этим, сосредоточенно держал палец под часами…
Ну вот, в смятении подумал я, так и описывают сведущие люди смерть! Увидел себя со стороны… как бы выпорхнул из своего тела… и холодом подуло. Вот сейчас откроется какой-то портал… И меня должно всосать, унести к свету… Или куда-то там ещё…
Вот ещё, блин! Не хочу я так!.. Зачем? Что я неправильно сделал?.. Это вообще нечестно!..
От такой чудовищной несправедливости, я просто не мог вздохнуть, и начал задыхаться.
Но никакого портала не открылось. А мой тормозной второй я, сидящий на табурете, будто очнувшись, стал вытягивать палец из-под часов. Интересно. Он был абсолютно живым и двигался! Я посмотрел на свои руки. Свои собственные руки в голубом сиянии я видел отлично! В голове проявилась по-детски несуразная фраза: «Меня в комнате теперь было двое». Это я сам, и мой, как бы это сказать, двойник!
Он, который сидел, моя копия, почему-то не видел меня-самого-первого. Он продолжал наблюдать за своими часами на руке, а меня просто игнорировал… Я захотел окликнуть, или подойти, но не мог ничего сделать. Воздух в комнате стал вязко-густым. И мои движения тормозились в этом ненормальном ледяном воздухе. Я не мог ни двигаться, ни говорить, ни даже дышать. Всё начало происходить на выдохе, и я скоро почувствовал лёгкое удушье. Этот вязкий ледяной воздух отказывался проникать ко мне в лёгкие. И я почти сразу стал мучать себя безуспешными попытками вдоха… Как будто какой-то затор не пропускал воздух… Моих лёгких для вдоха было недостаточно.
А я, тот, второй, в это время, начал быстро набирать скорость движений. И оказалось, что он всё делает неправильно. Я уже почти начал терять сознание, когда он встал и быстро, спиной вперёд и не оглядываясь себе за спину, метнулся в коридор… И я, прищурившись от яркого света, ринулся за ним. Потому что подумал: «Может, стоит попробовать открыть дверь на лестничную площадку, выйти из квартиры и там нормальный воздух».
Мысль о нормальном воздухе меня взбодрила. И придала сил. И я, уже не обращая внимания на удушье, на своего исчезнувшего из поля зрения клона и тугой студёный воздух навстречу, кинулся пролагать путь к моей прихожке. Когда выходил из комнаты, мне на миг почудилось, будто прошёл прямо сквозь дверь. Наконец я, заледеневший, с почти закрытыми глазами, добрался до входной двери и упёрся в неё руками. И вдруг что-то снова произошло. Я почувствовал сильный толчок и повеяло теплом. Когда я оглянулся, вроде всё вернулось в норму. Свет притух, и воздух в какое-то мгновение стал тёплым. С запахами и звуками. И с кислородом… И я, оттолкнувшись руками от двери, полной грудью вдохнул этот сладкий и полный жизни воздух. И закрыл от удовольствия глаза и даже начал улыбаться…
…Что же это было? Помрачение рассудка? Яркий свет… студёный воздух… и клон, ходящий-спиной-вперёд, мне просто привиделись?.. Где же он, кстати, этот клон, куда подевался? Наверное, мне стоило его серьёзно поискать.
Я открыл глаза и огляделся. В прихожей, кроме меня, никого не было. В воздухе в солнечном луче, протянувшимся сюда через кухню, лениво плыли пылинки… Снова тявкал этот бывший таким смирным, теперь совершенно несносный соседский пудель. Снова завёл свою собачью песенку и никак успокоиться не может…
Потом взгляд мой упал на тумбочку у входа. Вспомнилась неожиданная записка, где упоминались часы. А ведь это кто-то, вероятно, хотел предупредить меня, чтобы я ни в коем случае не нажимал на красную кнопку на часах! Кто этот добрый человек? Ведь незаконченное «Осторожно. Часы» — было именно про то, что случилось! Но почерк был точно моим. Может, это мой двойник меня предупреждает… Или предупреждал. Я сдвинул свой телефон, взял ручку и сверху на пачке бумаги размашисто написал: «Осторожно. Часы…». Неожиданно пришли в голову разумные мысли: ручка, которую я взял с привычного места, сейчас должна лежать на полу, а та записка, написанная неизвестным, вот здесь, у меня в кармане… Внезапно мне послышался какой-то звук в моей комнате. Вроде, кто-то подвинул табурет и раздались шаги. Вот ведь он, второй! Снова в комнате как-то оказался. Я положил ручку, но больше ничего сделать уже не успел…
Снова множество событий произошло одновременно: подул знакомый ледяной ветерок, свет у меня в глазах померк, или окружающий мир стал тёмным, как будто солнце вдруг закрыло плотной грозовой тучей, и меня встряхнуло. Ощущение было, как будто я провалился под лёд. Попал в какую-то полынью… Плавать-то я умею и инстинктивно задержал дыхание.
Какие-то тени стали мелькать вокруг меня в этом сумеречном мире… Всё было быстрым и разглядеть эти тени в окружающей полутьме я не мог. Ощущение от их присутствия было пугающе жутким. Кто они, что это за тени? И что они делают у меня в квартире? Вместе с моим, больным на голову, двойником…
И под конец, я упал. Почему упал? Было реальное ощущение, будто еду в автобусе, а водитель неожиданно тормозит. А я просто не успел ни за что ухватиться. Воздух стал тёплым и летучим, и я не удержался и повалился.
Когда я поднимался на ноги, всё опять вернулось к нормальному состоянию. Свет снова стал ярким. Я огляделся… Никого! Мелькавшие сумеречные тени растаяли. Пошёл в санузел. Тоже никого! Никого и в кухне! Чертовщина! Куда вся эта мелькающая свора подевалась? Опять почудилось мне, что ли? Нет! Не мог же я их вообразить себе! Я же видел мелькавшие тени. И слышал в комнате шаги… Я вспомнил это и пошёл в свою комнату. Но там было также пусто. Мистика! В первый раз я с таким сталкивался.
А своего двойника, того, что сидел на моей табуретке, я разглядел очень подробно… Так выглядел бы я сам со стороны. И, в то же время, это не мог быть я… Потому что я — это я, а никак не мы!
Я сел за стол и снова стал пытаться снять часы с руки. На них всё равно больше ничего уже, кроме зелёного сердечка, не светилось. Но верхняя строчка, как и положено, показывала время, число, месяц и год. «11.17 10.03.2018». По времени всё было как надо, и ничего не изменилось. Но то, что случилось, по-видимому, было из-за них, из-за этих часов! И из-за этой дурацкой красной кнопки под часами… Нельзя было её нажимать!
Наконец, какой-то рычажок на браслете сдвинулся, щёлкнул, часы загудели, и моя рука, наконец, оказалась свободной. Только сейчас я понял, до чего горячими стали часы! На руке даже остались красные пятна от корпуса часов и звеньев браслета вокруг запястья. Чёртово устройство! Ещё и нагревается!
Мне и самому было теперь жарко. Но, тем не менее, я почувствовал какой-то лихорадочный озноб. То, что случилось весёлым не назовёшь. Я почему-то подумал про путь Геракла в царство мёртвых Аида. Всё настолько же фатально жутко! Мертвенно-яркий синий свет, холод и полутьма! И мелькавшие вокруг меня призрачные тени…
И всё-таки, что же они такое, эти часы? Может какое-нибудь «психотронное» оружие?.. Именно, оружие! Уж мирным и безобидным их воздействие никак не назовёшь! Впрочем, если оружие, то довольно странное… Перепугавшее самого пользователя. Может, какая-то шпионская штучка-ловушка? Вроде как подарок со скрытым смыслом… Потому что «котлы» были действительно старым подарком.
Я чувствовал себя побитым и, даже, униженным от случившегося. На меня как-то воздействовали и меня пытались испугать…
Впрочем, если это ловушка, то и результат кем-то предполагается простой, и действия к нему приводящие, тоже должны быть никак не случайными, но примитивно простыми. А только чтобы запустить мне весь этот кавардак, необходимо было проделать целый ряд непредсказуемо сложных операций. Шаг за шагом… Может, я просто делал что-то неправильно, и это привело меня к такому? И к чему бы интересно привели «правильные» действия?..
И я начал собственное расследование. Так, что же я делал?.. Шаг за шагом… И почему это я стал делать так, а не как-то по-другому?
И тут же ответил сам себе. Потому что последовательность операций была заложена в самой конструкции. Красная кнопка спрятана под корпус, значит её нажимать надо в последнюю очередь, после тех, что на виду…
Что же я нажал вначале? Вначале я ничего не нажимал. Для запуска всей цепочки, я надел часы на левую руку. Вот!.. Щёлкнул рычажком на браслете, браслет притянулся и на циферблате стал пульсировать зелёный огонёк… Это и оказалось первой правильной операцией! Зафиксировать на руке. Значит, без фиксации или, может быть, без пульса на руке, прибор работать не будет. Просто откажется. Занятно!
А может быть зря я отношусь так серьёзно к своим действиям? И причиной случившегося стала какая-то непредвиденная «отдача». Побочное действие. Выстрел куда-то ушёл, а она, эта отдача, сыграла со мной злую шутку…
Да, нет же! Это никакое не оружие! Слишком не похоже. И, если всё-таки оружие, то тогда уж не похоже на моего дядьку.
Часы у меня лежали бесхозными более шести лет. И может оказаться, от времени бездействия вышли из строя, или кто-то за это время придумал подсунуть мне эту недобрую шутку?.. Только, кто этот злой шутник?
Близился полдень. Чёрные часы, будто совсем не при чём, теперь невинно лежали в моей комнате на столе, а я решил, что мне необходимо сходить в магазин за чем-нибудь вкусным. Чтобы, например, снять нервное напряжение. И в конце концов, просто очень хотелось есть. Завтрак был безнадёжно пропущен и уже близилось время обеда. Последний раз я обедал дома, можно сказать, сто лет назад! Закусочные, кафешки и чебуречные стали чертой повседневной жизни. И готовить для себя меня точно не приучили. Другое дело Димка Калашников, мой друг. Он только для собственного удовольствия тратил часы, чтобы приготовить нечто экзотическое. Но и простое у него очень недурно получалось. Любитель кулинарии с большой буквы! Профессионалы ему могли позавидовать. У Димки было ещё много других положительных качеств: он великолепно считал без калькулятора вплоть до извлечения корней, был начитан, играл в шахматы почти как мастер и ещё собирал значки… Но, главное, он был добрым, отзывчивым и общительным парнем.
Занятно, что именно в этот момент я вспомнил про Димку Калашникова, моего Профессора. Кто и когда его прозвал Профессором, никто уже не помнит. Но это прозвище ему так идёт! У него есть солидное брюшко, на голове обширные залысины, доходящие почти до темени, хотя Димка мой ровесник. И ещё он, как Гарри Поттер, носит стильные круглые очки. Отпетый домосед и хлебосольный хозяин. К нему я мог прийти далеко за полночь и чувствовать себя, как дома, он и вкусно накормит, и напоит. И найдёт захватывающую тему для беседы. Почти также, как кулинария, его интересуют вопросы науки и техники. Причём, больше науки. В технике он только немного разбирается, и карбюратор от поршня точно не отличит. Но я от него этого и не требую.
И Димка очень любит читать. У него на компьютере чудовищных размеров библиотека, которая пополняется чуть ли не ежедневно. Вот в музыке он не разбирается. Впрочем, это скорее тоже преимущество в наше время, когда все поголовно считают себя практически профессиональными музыковедами.
Ну теперь и я решил совместить приятное с полезным. Кто ещё, кроме начитанного Калашникова, поможет мне разрешить эту проблему с часами. Связался с Димкой. Моя новенькая корейская трубка тотчас же отозвалась:
— Завтра-завтра, не сегодня… — и голос у Димки такой необычно раздражённый.
— Чего — завтра? — тут же удивлённо спросил я.
— А, это ты, Валера!.. А меня тут… В общем с раннего утра начали поздравлять с днём рождения… Кретины… Вот я и… сорвался. Я устал уже всем объяснять, а они звонят и звонят… Шутки у них такие!.. У тебя-то как?..
Мне стало неловко. Я сам совершенно забыл, что завтра, одиннадцатого марта, у моего друга приключится день его рождения. И обрадовался, что позвонил именно сегодня. Как дела у меня? И мне, как бы в собственное оправдание, тут же захотелось его удивить:
— А я тут бомбу такую откопал…
— Бомбу? — ожидаемо удивился Димка. — Ну-ка колись!
И я «раскололся». Димка оживился ещё больше.
— Так они, эти часы, сейчас у тебя?.. Давай с ними быстро ко мне! Я сейчас борщ готовлю… Пообедаем и разберёмся. Ты, Валерка, мимо магазина пойдёшь, купи, будь другом, каперсов маринованных баночку, и сметану… И хлеба ещё белого…
Этого он просил у всех приглашаемых. Самому таскаться по магазинам ему было некогда.
Когда я собирался и брал с собой смарт, на тумбочке, на верхнем листке бумаги не оказалось написанной мною записки. И ручка снова лежала на полу…
Мой друг Калашников парень не худенький. Килограмм примерно за сто двадцать. И обхват его талии смело приближается к полутора метрам, при собственном росте в метр пятьдесят. Мячик для боулинга! И не удивительно. Страстный гурман, любитель вкусно поесть и неисправимый лежебока! Ходить на работу и там тратить своё драгоценное время, ему было противопоказано с рождения. Работу сразу после института он для себя нашёл надомную. Которая ему особых дивидендов, пожалуй, не приносила, но позволяла иметь много свободного времени. А избыточная и неизрасходованная энергия в нём проявлялась постоянно в желании всё изучать и расследовать, давать дельные советы и вообще, помогать всем, кто бы в этом ни нуждался. И он это действительно умел делать!
Мы с ним познакомились два года назад, когда вместе заканчивали наш Политех. Меня к нему в гости привёл мой бывший одноклассник. А, людей, кто знал Димку в городе оказалось очень много. Только в толпе скажешь: «Калашников» и к тебе поворачивается с десяток лиц. Впрочем, это могло быть как-то связанным с его однофамильцем, оружейником. Не знаю. Но в иные дни к нему было трудно протолкнутся. Про дни рождения я вообще не говорю! Он был как бы центром своей собственной вселенной. Где всё крутилось вокруг него.
Когда я пришёл, Димка спросил:
— Ну, где там твои часики? — здороваться и прощаться в этом доме было не принято. Поэтому никто не заморачивался из-за приветствий и все приходили и уходили, когда кому было надо. Практически, по-английски. Или, как считают сами англичане, по-французски.
Мы с Профессором устроились на кухне. Я достал из кармана часы.
— Ух, ты! — с уважением произнёс Дима, подкатившись ко мне и цепляя на нос свои круглые очки.
Потом он взял часы в руку и стал с интересом вертеть.
— Не кустарщина, однако!.. И годы отмечает?! Вот это да!.. Браслет золотой?.. А что такое «реж» и «зап»?..
Я сам с обозначениями кнопок на корпусе ещё не разбирался. Поэтому просто пожал плечами.
— А инструкция у тебя есть?
Какая уж тут инструкция? У вещи даже коробки упаковочной не было. Так она, эта штука, и перешла из рук в руки. Димка огорчился, что инструкция с прибором мне не досталась. Но потом сказал:
— Ладно! Разберёмся как-нибудь!
И мы сели «как-нибудь разбираться».
— Говоришь, психотронное оружие?.. Это придумали игроманы. И такого оружия в природе нет!
Я спорить не стал. Димке виднее. Но когда в рассказе я дошёл до моих действий с кнопками, Профессор потребовал:
— Поточнее, пожалуйста.
Я вспомнил, как мог, точнее, потом коротко пересказал ещё некоторые детали моих приключений сегодняшнего утра. Впрочем, глубоко в подробности не вдаваясь. Детали ещё больше заинтересовали моего друга.
— Ты видел своего двойника? — и Димка скептически, как мне показалось, хмыкнул.
Я кивнул. Верно. Померещилось или как, но я себя будто со стороны видел. И мог бы описать это в деталях. Даже вспомнил увиденную в ярком свете царапину от бритвы под ухом, которую и в зеркале-то не видно, а я знал о ней только наощупь. Но я не настолько спятил, и понимал, что это глюк, никак не связанный с реальностью. Вроде как, у меня сновидения наяву были.
— Чьё, интересно, производство? Даже названия никакого нет. — Димка вертел часы, пытаясь найти на корпусе или браслете, хоть какие-то логотипы. Потом оставил это. — Хорошо! Теперь возьми у меня на столе бумажку и ручку и пиши…
Утомительная для других изыскательская работа Димку явно увлекала. Я принёс из его комнаты на кухню листок бумаги и ручку и снова сел за стол.
— Кнопки… Первая… Плюс, икс сто… Это название. Так и пиши!..
И мы с Профессором тщательно переписали все надписи у кнопок. Включая рычажок на браслете, который запускает «подгонку к руке», скрывающийся у самого основания часов и обозначенный либо укороченным зигзагом молнии, либо обращённой буквой «Z». Группы кнопок справа у кисти были объединены словом «ВЫБОР», а три кнопки слева — «ЗАЩИТА». В выгравированных словах «ВЫБОР» и «ЗАЩИТА» краски не было, поэтому разглядеть надпись на кириллице было трудно. Обнаружил я их только осязанием кончиками пальцев. Последней я записал: «11. без обозначения, красная…». Имея в виду главную кнопку. И я тут же вписал, что все эти кнопки, по моему мнению, делают. Включают-переключают, прибавляют-вычитают… Только у последней одиннадцатой ничего, по понятным причинам, писать не стал. Когда мы закончили, Димка надолго замолчал, тупо глядя куда-то мимо часов и таблицы. Первое время я пытался какими-то звуками снова пробудить интерес к нашей работе. Но никакого отклика не получил. И оставил его в покое. Пусть думает. Хотя, о чём тут думать? Мне это было непонятно. Ведь нам нужно всего лишь выяснить как функционирует эта штука и для чего она может пригодиться… А мы переписали зачем-то кнопки, и Димка сразу впал в прострацию. У него такое, время от времени, случается.
За неимением лучшего, я расслабленно откинулся на спинку его уголкового дивана и стал ждать.
Через некоторое время Дима очнулся и посмотрел на меня. Лицо у него было каким-то одухотворённым, будто придумал что-то гениальное.
— Ты помнишь, сколько времени длилось твоё… Ну, когда всё началось и потом закончилось… Весь процесс…
— Дим! — прервал его я. — Давай чем-нибудь серьёзным займёмся. А моё состояние пусть потом оценивают психиатры…
— Ты в этом ошибаешься, я думаю! — вздохнув, возразил Димка. — Это очень-очень важно!.. Так сколько времени тогда прошло?
Я безнадёжно махнул рукой, вздохнул и попытался вспомнить. За это время меня ударило неслабо, скинув с табуретки. Потом я наблюдал за двойником, затем вслед за ним, проламывался через вязкий замёрзший и искрящийся воздух… После, когда упёрся в дверь, всё прошло… Отдышался… Посмотрел вокруг, поискал двойника… И, конечно, не нашёл… И начиркал на бумажке… И снова всё завертелось… Для меня это всё было безумной вечностью. Но я назвал более реальные цифры:
— Несколько минут, наверное…
Димка хмыкнул:
— «Минут», не «секунд»?.. Точно?
Я пожал плечами:
— Ну, да… Х-хотя… не знаю… Может, и одну минуту… или даже около того.
Димка удовлетворённо пошевелился, меняя позу.
— А могло быть, например, четырнадцать секунд?
— Сколько? — возмущённо воскликнул я.
— Четырнадцать! — он при этом почти торжествовал. Как будто четырнадцать секунд имели какое-то особое, сакральное значение. Как очередное доказательство Великой теоремы Ферма.
Огорчать его мне не хотелось. Но я бы ещё мог согласиться на сорок секунд. Я, дайвер с трёхлетним стажем, и за небольшую часть того времени, что длилась эта ерунда, начал реально задыхаться… Да меня просто засмеют ребята, скажи я, что после четырнадцати секунд мне не стало хватать воздуха!
— При всём желании, Дима, нет! Между этими событиями была куча времени! Гораздо больше четверти минуты…
Он огорчённо сник. Мы помолчали пару минут. И я, только чтобы утешить друга, сказал:
— А вот времени в промежутке, когда мир вокруг был адекватен, — я подумал, что это время того нормального островка между погасшим ослепительным голубым сияньем и последующим багровым затмением, когда я снова мог дышать, было близко к Димкиному. — действительно было секунд десять-пятнадцать…
Димка посмотрел на меня внимательно. Молча открыл рот, потом захлопнул и в глазах отразился восторг.
— Ха!.. Точно! — крикнул он. И поднял над собой палец. Как восклицательный знак. — Ведь все до сих пор считали, что этот процесс непременно должен происходить мгновенно… Чик — и там!..
— Какой такой процесс? — сощурился я.
— Ты ещё не понял?.. — Димка почти веселился над моей тупостью.
Я попытался сосредоточиться на его словах… Что, интересно, я думал, что происходит мгновенно?.. Ничего в голову не приходило. И я честно помотал головой. Не знаю!
— ПРОЦЕСС… ПЕРЕМЕЩЕНИЯ… ВО ВРЕМЕНИ!
Димка сказал это так, будто объявлял о выходе на подиум Элтона Джона, леди Гага или о визите приглашённого Нобелевского лауреата по физике… Перемещения во времени… придумал тоже… Начитался своей фантастики… Я огорчённо вздохнул. И отвёл глаза от лучащейся счастливой физиономии Димки.
— Да ты что?! — затряс он меня за плечо. Я отмахнулся. — Ну, посуди сам!.. Надо просто сопоставить все факты!.. Подумай, Валерка!.. Как ты сможешь без зеркала увидеть себя со стороны, а?..
Я криво усмехнулся. Всё, что касается зрения, всегда зависит от состояния головы. Неужели непонятно?!
— Я мог и привидение увидеть с таким же успехом. — ответил я. — Ты в привидения веришь?
Но Димка, который в привидения, конечно же, не верил, продолжал с прежним энтузиазмом:
— Твой двойник сперва двигался медленно…
— Он сперва вообще не двигался… — поправил я.
Но Дима сделал вид, что на мои слова не обратил внимания.
— Изменения в направлении вектора времени — это ёмкий переход. Необходимо не только остановить течение времени, но и пустить его вспять. А ты видел себя сперва медленно двигающегося… И к тому же, ты переходил с точки настоящего назад… Поэтому и видел себя со стороны. Он и делал всё, для тебя наоборот, и шёл поэтому вперёд спиной…
— Да ты просто фанатик!.. И где же у меня та «машина времени», чтобы менять твоё направление вектора?.. — я говорил, как можно язвительнее, и считал, что мой железный аргумент вернёт Диму обратно на землю. Но тут же сам споткнулся. Я сам этот прибор ещё недавно обозвал так. Но совсем по другому поводу. Потому что любые… ЛЮ-БЫ-Е… часы можно называть «машиной времени». И не важно, что они текут, как и всё в этом мире, в одном направлении, только из прошлого в будущее. И никаких изменений в законах физики не вызывают. Впрочем, это лишь слова. Схоластика! Надо придумать какой-то иной весомый довод…
— Ну, вот, ты сам понял! — обрадовался моей невольной заминке Профессор. — Это и есть машина времени!
И он сунул мне в ладонь мои тяжёлые часы. А я всё не мог подобрать чем сразить Димку наповал. Всё казалось либо банальным и шаблонным, либо откровенно глупым. Философские доводы о невозможности движения вспять, он бы отмёл, сославшись на столпов своей любимой физики. Раз ничем и никем не запрещено, значит такое может иметь место!..
Наконец, я догадался обратиться к житейской мудрости. Точнее, к прочитанному когда-то в школе, у фантастов Громовой и Нудельмана. На машину времени должна работать целая электростанция!
— Ты Дима, хоть представляешь, сколько энергии надо для такого простого перемещения во времени целой Вселенной? Я стою на месте, а вся Вселенная вокруг меня бежит назад… — и я искренне засмеялся.
— Всю Вселенную не трожь! Это ты, вирус теплокровный, скакал взад-вперёд… Вселенная при этом даже не шелохнулась!
Это опять же были только слова. Дима меня ни в чём не убедил. И на мои аргументы откровенно наплевал. Что ли, по его мнению, Вселенная одновременно существует во всём множестве своих времён? А я с лёгкостью могу двигаться туда-сюда… Но, хоть я и был реалистом, всё же оказался бессилен что-либо доказать. Аргументы закончились. Все аргументы иссякли. Кроме, разве что, одного. Последнего. Ненаучного.
— Значит, машина времени, говоришь? — я покрутил у него перед носом часами. — Будь любезен, покажи, как она работает.
И я снова сунул часы ему в руку. Пусть покажет. Сперва Дима смутился. Явно. Заморгал и уставился на лежащее на ладони устройство. Я думал это его отрезвит. Но он быстро оправился и уже через секунду бодро заявил:
— Отличная идея!
И стал пытаться пристроить часы себе на руку. Но это оказалось невозможным в принципе. Только четыре пальца его пухлой руки сумели кое-как протиснуться в браслет. Чтобы надеть часы на руку, надо было проделать такую операцию со всей пятернёй. А не очень широкий и не склонный к растягиванию браслет для этого не годился. Я, стремясь доказать свою точку зрения, пытался помочь. Но и я, к сожалению, не был Золушкой! И не мог сделать большое маленьким, а маленькое большим.
Наконец, попыхтев, мы оба сдались, и Дима, с трудом стащив браслет со своих, стиснутых в странную фигуру пальцев, протянул часы мне, сказав:
— Давай!
Он явно имел в виду: «покажи это сам!». Я покачал головой. Он что, с ума сошёл? Почему я должен доказывать его правоту? К тому же, воспоминания об утреннем сумасшествии с призраками были слишком свежи. Я поёжился, передёрнув плечами. Ни под каким предлогом я этого не хотел переживать снова. Пусть кто угодно пробует…
— Ну, что ты, ё-моё, как ребёнок!.. — видя мои мучения, продолжал давить Профессор.
Я покачал головой. Во время моего рассказа, я пропустил такие подробности, при воспоминании о которых у меня до сих пор стыла кровь. О шуршащем воздухе, мелькающих в сумраке неживых тенях…
— Утихни, Димок!.. Я не хочу!.. — меня снова до лопаток пробрала дрожь. — Чем бы это ни было, я больше такое переживать не желаю. И можешь смело считать меня трусом, но я на такое больше не пойду!
Я думал, уж после этого Дима точно начнёт унизительно хихикать… Но он вполне серьёзно сказал:
— Я тоже… я совсем не уверен, что смог бы… Я тоже на такое не готов… А что, это правда страшно?
Я не поверил своим ушам. Ведь человек только что сам вызвался на этот рискованный шаг.
— Но ты же сам сказал, что это отличная идея…
— Видишь ли… — мой друг хитро поморщился. — я сразу понял, что этот браслет не моего размера…
И толстенький Дима смущённо заулыбался.
Так вот оно что! Профессор действовал словно козёл-провокатор на бойне. И привёл ситуацию к тому, что единственным возможным добровольцем оказался я сам. Хитрец! Действительно, ему в этом случае ничего не угрожало…
Зато я уже как будто стал привыкать к мысли, что всё равно придётся участвовать в этом его почти «научном эксперименте». И я уже не хотел, чтобы Профессор считал меня таким уж отъявленным трусом. Ведь это были просто ни к чему не обязывающие слова, всплывшие под настроение. Но попытаться оттянуть неприятный момент истины, всё равно имело смысл!
— Ты меня хотел борщом угостить. Может, сперва поедим?.. — с надеждой спросил я.
— Хорошо, поедим. — тут же легко согласился Димка. — Только… ты сам потом не будешь… с полным-то рюкзаком. Так что лучше давай налегке!
Рюкзак, по понятиям Профессора, это мой скромный живот. Я вздохнул. Он был, как всегда, прав. Меня, после повторения такого, скорей всего просто стошнит. Я вздохнул и протянул руку за часами.
Но Профессор мою руку задержал:
— Постой, дорогой! Давай-ка сначала мы с тобой всё обмозгуем. В прошлый раз ты стартовал сидя?
— Стартовал?.. — удивился я. — Имеешь в виду, когда нажал красную кнопку? Ну, да!.. Меня ещё с табурета к стенке выбросило…
— Вот! Поэтому, лучше стоять и быть готовым к сильному толчку. Что было потом?
— Потом? Потом я замёрз… и начал задыхаться…
— Вот! — снова сказал Дима. — Поэтому оденешься тепло и поглубже вдохнёшь перед нажатием красной кнопки… Дай сюда свой Самсунг. Он видео-то пишет? Поставим на запись, и я буду всё фиксировать! Чтобы ты не говорил потом, что тебе показалось. Так, теперь числовые значения! Ты говоришь, что на второй строке было число с минусом…
— Да, минус тысяча… пятьсот… двенадцать… — припомнил я.
— И ты скакнул в прошлое. Раз слышал перед этим звуки… Значит, теперь сделаем плюс!
— Плюс тысяча пятьсот двенадцать?
— Если это в секундах, то получается… получается… двадцать пять минут с чем-то… Нет, это слишком долго. Давай убавим, хотя бы до двадцати секунд. И тебе легче будет, наверное… И, наконец, время там…
— Где?..
— Ты помнишь, что было раньше, ещё до старта?
— Конечно! Я же говорил, раньше был какой-то неестественный шум. — ответил я. — И собака у соседей загавкала…
— Про собаку не знаю, хотя она могла слышать что-то такое высокочастотное… А шум был оттого, что ты сам возник у себя на пороге. Прыгнул в прошлое, потому что было число с минусом. А теперь мы попробуем в другом направлении, в будущее…
Димка сказал это как-то обыденно. У него получалось как про поход в магазин за картошкой. «В будущее» сбегать. У меня где-то в районе сердца что-то ёкнуло. Видимо, и Профессор за мной почувствовал что-то похожее. Так как замолчал, и посмотрел на меня.
— Я знаю, о чём ты думаешь! — наконец заявил он. — Но это будущее не за горизонтом. Оно настанет через двадцать секунд… Для меня, по крайней мере.
— Всё равно! — сказал я. — Да, хоть через секунду! Не надо меня пугать!
Это действительно для меня звучало жутковато. Приходящее будущее… Димка пожал плечами.
— Как тебе будет угодно… В общем, там, куда ты попадёшь, — Профессор очевидно решил меня больше не дразнить. — ты пробудешь… секунд десять…
Это Димка у меня спросил. Я хотел авторитетно кивнуть, но потом решил, что лучше принять своё собственное решение, отличное от профессорского. И для порядка, обосновать.
— Знаешь, мне бы лучше после этого хоть очухаться. Давай, лучше, минуту.
— Ладно. — согласился Профессор. — Тогда поставим шестьдесят секунд… Кажется, всё. Пошли готовиться!
Через пять минут я снова стоял на кухне. На мне была безразмерная куртка и лыжная вязаная шапка из Димкиного гардероба. Я был в этом наряде словно пугало. Безразмерная шапка норовила слезть на глаза, а в куртку с лёгкостью вошёл бы ещё один Валера и мы бы держались каждый у своего рукава… Мою тёплую уличную одежду он отверг из каких-то «принципиальных» соображений. Но мне всё же удалось отвертеться от его перчаток. В них работать с часами было вообще невозможно.
Я поправил на столе листок бумаги с подсказками, сунул руку в браслет и щёлкнул рычажком у его основания. Часы загудели и браслет знакомо, как утром, притянулся к руке. Профессор, видевший это впервые, даже взвыл от восторга. На циферблате замигал зелёный огонёк. Значит, всё верно, и батарейка ещё не до конца села.
Димка, сидя от меня через стол, стал настраивать видео моего смартфона. Он дал отмашку большим пальцем, что всё в порядке и я стал набирать свои коды: «первая» кнопка, «20» плюсов, потом «вторая» кнопка и «60» плюсов. Поединично набирать было долго, но в промежутке между единицами и сотнями никаких кнопок не было. И я взмок. На второй и третьей строчках, как мы и планировали, засветилось: «20» и «60». Из наезженной колеи я выбиваться не стал и тремя кнопками слева я запустил голубой огонёк на нижней строке. И наконец, глубоко вдохнув, я просунул палец под корпус часов и нащупал там красную кнопку. Будущее, так будущее! И нажал её, ожидая каких-то неизвестных изменений в своих ощущениях. У Димки тоже глаза округлились.
Но ничего не произошло. Почти. На нижней строчке, где мигал мой пульс и светился голубой светлячок, теперь последним символом сиял какой-то красный сигнал. Я долго приглядывался, пытаясь определить, что он означает, но ничего понять не мог. Серая надпись там была, но настолько мелкая, что крошечные серенькие буковки на чёрном поле сливались в тонкую прерывистую полоску… Наконец, догадался развернуть циферблат к основной камере смартфона, чтобы увидел Димка. Но и после этого яснее не стало.
— Что это за красный сигнал? — после недолгого раздумья, задал вопрос Профессор.
Похоже и он ничего не мог сообразить. А для прочтения надписи нужен был, как минимум, микроскоп.
— Я думал, ты знаешь. — посетовал я.
— Я-то откуда?.. Это ты уже путешествовал…
— Ну, и что мне теперь делать?
Димка вздохнул, но сдаваться не собирался.
— Ты что-то неправильно набрал. Красное — символ ошибки… Наверное… Давай, посмотрим… — он взял меня за руку с часами и развернул циферблат к своему лицу. — Может… Хотя, нет! В остальном-то всё работает. А ты ничего лишнего не нажимал?..
Я недовольно фыркнул.
— Ладно-ладно… Я просто прикидываю… Так, двадцать секунд туда… Верно?.. И шестьдесят там… Всё, вроде бы правильно. Слушай, а может есть какой-то запрет находиться там дольше, чем дистанция заброса?.. Ну-ка попробуем… Где тут у нас минус?..
И Димка своими толстыми пальцами стал неуклюже тыкать по кнопкам. Я терпел это ровно пару секунд. Потом отнял у него свою руку. И сам стал изменять значения на третьей строчке. После того, как там осталось «19», я сунул палец под корпус… Димка, с интересом наблюдавший за моими действиями, очнулся и торопливо нацелил на меня видео глазок смарта. Желал непременно запечатлеть момент моего триумфального убытия. И я нажал. Красный светодиод, даже не моргнув, продолжал спокойно светиться… Может сперва надо было его как-то отключить? Но кнопки на корпусе закончились… И я снова развернул циферблат к Профессору.
— Тю на тебя! — сказал он, словно истинный одессит. — Опять ошибка!
Умнее ничего, конечно, придумать не мог. А я уже изнывал от жары в этой его куртке и дурацкой шапке.
— Может быть… — снова начал Дима, и замолчал.
— А-то как же ж… — с умным видом подтвердил я, насмехаясь над Профессором. — Но может и не быть!
И мы оба надолго замолчали. Никаких новых идей в головах не возникало. Вот если бы в часах был кондиционер… Это было бы лучше всего. Я мог бы потерпеть без еды и без воды, но без прохлады я уже варился…
Через какое-то время, прогоняя глупые мысли, я мотнул головой и сказал:
— Давай будем дальше менять цифры…
И мы стали менять числа дальше. Димка подсказал, что может быть есть какое-то нижнее ограничение по дальности заброса. И я увеличил «дальность» до тридцати… Потом до сорока… Потом до шестидесяти… Ста… По спине пробежали уже капельки пота. А красный светодиод продолжал издеваться над нами. Тогда я набрал сразу 1600! По крайней мере, в первый раз сработало при 1512. Надавил на большую красную кнопку и всё осталось, как было. И я решил, что часы, скорей всего, сломались. Вышли из строя, сдохли, окочурились… Или батарейка уже кончается. Вот и не хватает энергии. И это было хорошо! Потому что работающих, я этих часов панически боялся.
Металлический сегмент у основания браслета сработал отлично. Все показания погасли и часы легко сползли с мокрой от пота руки. Они были тёплыми, чуть теплее моей кожи. Но не горячими как в прошлый раз!
Димка, задумавшись, снова ушёл в себя.
— Ты, Дима ошибаешься. — наконец возразил ему я. — И у нас с тобой ничего не получится…
— Но ведь двойника своего ты видел! — возразил Димка. — И звуки… шаги в другой комнате.
— Да, брось! У нас акустика в домах такая, — хотя я сам считал, что никакой ошибки быть не могло, звуки были именно у меня в комнате. Шорох, шаги и сдвигавшаяся табуретка. Но я всё равно возражал. — что когда соседи своей дверью хлопнут — и ты бежишь в прихожую…
Дима хмыкнул и почесал макушку. Я скинул с себя знойно греющую его одежду и с наслаждением плюхнулся на прохладный кухонный диван рядом с Профессором. Как хорошо!
— Ладно! — наконец согласился он. — Давай тогда будем обедать! Репа уже клинит.
Отложил в сторону мой смарт, взял пульт, и прежде, чем приниматься за обед, создал соответствующую обстановку — включил телевизор. На один из своих любимых каналов… Потом кое-как поднялся и, под громкие звуки телика, стал доставать с сушилки тарелки и разливать борщ. Я сгрёб со стула Димкину одежду и с облегчением отнёс к нему в комнату, в шкаф. Когда я вымыл в ванной руки и вернулся на кухню, стол уже был сервирован. В «профессорском» стиле. На главном месте стола, как всегда, лежал пульт от телевизора и пакет с чёрствым хлебом. А также новое добавление кухонного натюрморта: мой смартфон и чёрные часы…
А, чёрт, я всё-таки забыл купить для Димки свежий хлеб!
Борщ был, как всегда, очень даже неплохим. Как и в лучших ресторанах Ландона. И, когда я с удовольствием прикончил свою тарелку, пришло время трезво взглянуть на некоторые вещи. Рядом на столе продолжали лежать эти мои удивительные часы. И мы с Димкой не продвинулись в разрешении их загадки ни на шаг. Даже, вроде, как-то отдалились, в какие-то ненаучные дебри. Я, несмотря на покорное поведение, до сих пор не верил ни в какую «машину времени». Это всё была заумь Профессора. Можно было подумать, что я совершал какие-то медленные скачки во времени… В смысле, не мгновенные. И с этим согласовывалось только то, что я наблюдал, гуляющего спиной вперёд, сумасшедшего своего двойника…
И ещё эта глупая записка… Я вспомнил, что не сказал Димке про записку и, на некоторое время задумался. Стоило ли говорить Профессору о такой мелочи. Действительно, я сам написал такую записку. Но это было уже после того, как я прочёл, смял и засунул в карман первую… Я даже не мог вспомнить, почему я написал вторую. И не понимал куда потом она пропала. Запутанное всё какое-то стало с этими часами…
Нужно ли Димке говорить про записку? Вчера бы я даже не задумался об этом.
Чем Димка объясняет нежелательность этих его научных экспериментов в моей собственной верхней одежде?.. Может я до сих пор нахожусь под вымышленным «психотронным» воздействием или даже сплю? Я незаметно ущипнул себя за руку. Больно! Значит, не сплю. Почти всё, что случилось с утра, я помнил достаточно чётко. Да, был небольшой сбой, когда я надавил эту чёртову красную кнопку. Но всё остальное время я оставался адекватен, мог контролировать свои поступки и не совершал ничего неразумного.
Димка после еды, как обычно, расслабился и пребывал в состоянии сытой эйфории. А передо мной на столе по-прежнему лежали и притягивали к себе часы в воронёном корпусе. И я уже стал понимать, какую нелепость собираюсь учинить. Как и всё нелепое, гениальная мысль пришла, как всегда, в обход здравого смысла и из ниоткуда. И оформилась во всех деталях, близкая к совершенству, просто за секунды.
Пусть я не верю в машину времени, и, кажется, что часы сломались и перестали функционировать… Но, если мысль вдруг окажется верна, это всё разрешит… Надо просто повторить уже пройденное ранее. И если не выйдет, тогда и доказывать больше ничего не надо будет. Реальное решение может быть только одним. Да или нет! Только, чтобы не опозориться при свидетеле, я решил сделать всё это прямо сейчас и в одиночку, пока Димке не до меня…
Часы на стене кухни у него показывали 13:22. Я, для вида, потянулся, встал, и двинулся в туалет. По дороге, как говорится, лёгким движением руки, прихватив со стола и смартфон, и часы. Димка, похоже, этого даже не заметил. Он не отрывался от телика.
Почему я двинулся в туалет? Особенной причины навестить именно это помещение в квартире моего друга, у меня не было. Просто именно эта точка уже длительное время оставалась не тронутой нашими посещениями. Значит, если Димка прав, я там не столкнусь ни с кем из нас в том прошедшем времени. Если же он не прав, то моё посещение туалета не вызовет каких-либо подозрений. К тому же я начал сомневаться в собственной непогрешимости. Но меня убедил всё же не Профессор. Всё, что сегодня со мной случилось, и встреча с двойниками, и, то появляющаяся, то исчезающая, записка, и повторяющийся лай собаки и звуки, которые я сперва слышал и лишь потом производил, согласовывались с этим в гораздо большей степени, чем пытался меня убедить Дима.
Значит, чтобы не столкнуться случайно ни с кем, я должен, после срабатывания часов, оказаться у самого себя за спиной. И вся Димкина квартира почти на пять минут, пока обедаем, будет в моём полном распоряжении.
В Димкиной квартире туалет был отделён от ванной и имел собственную дверь, запирающуюся изнутри шпингалетом. Там я заперся, опустил на унитаз крышку и уселся на неё. На кухне что-то весело кричали в телевизоре. Что бы тут ни происходило, Димка наверняка ничего не услышит… Собак у него нет, лаять никто не станет. Я продел руку в браслет и затянул его на запястье. Замигал зелёненький. Без красного. Всё чисто… Положил на колено смартфон, уже Димкой настроенный на видеозапись. Ужас, связанный с первым близким моим знакомством с часами, я, с помощью смартфона в руке, пытался заглушить. И поэтому, вначале никаких особенных надежд, связанных с видеозаписью, не питал.
Чтобы не отклоняться от расчётного, быстро набрал на второй строчке «400», естественно, со знаком минус, а на третьей — «300» со знаком плюс. Набирать сотнями было легко. Первое число, если это время дальности перехода, должно было заканчиваться незадолго перед тем, как я вернулся, отнеся Димкину одежду к нему в шкаф. «Синюю защиту» я двумя нажатиями привёл в состояние ровного голубого свечения. Даже сам удивился, как сделал всё быстро. Глянул правильно ли выставил цифры, взял в руку свой Самсунг, разрешил видеозапись, и нацелил объектив на свой хронометр на левой руке. Я помнил, что в прошлый раз все строки светились, но осознанно вспомнить, что они тогда показывали, в связи с происходящими в это время иными событиями мне было невозможно. Может быть теперь я смогу увидеть что же там было.
Думать о тёплой одежде мне в голову даже не пришло. Если всё пройдёт также быстро, замёрзнуть не успею!
Свет в туалете я не включил, серенькое изображение на смартфоне оставляло желать лучшего, подсветка была отключена.
И я привстал, готовясь, по рецепту Профессора, к толчку в первый момент. Сунул свободный указательный палец под корпус, уже ощущая лаковую поверхность кнопки… Надавил, и, когда красный сигнал не засветился, качнулся к стене, продолжая держать смартфон перед часами. Всё вокруг вспыхнуло. Какой-то ненормальный звук ударил по ушам. По телу прошла дрожь, больнее всего хлестнувшая по ногам. От меня, как святой дух, отделился мой бесплотный двойник, он постоял немного в напряжённой позе, и стал опускаться на крышку… Я очнулся и направил глазок основной камеры смартфона на его лицо… Потом перевёл на своё… Надеясь, что забавно получится… А двойник, постепенно став неудержимо стремительным, уже спиной вперёд вылетел из туалета и резко и бесшумно за ним захлопнулась дверь. Яркий свет из распахнувшейся двери меня сделал почти незрячим. И, когда он иссяк, некоторое время я чувствовал себя медленно прозревающим. Мудрое решение, спрятаться в туалете и не включать свет!
Что-то беззвучно вибрировало вокруг, перекашивалось и посверкивало. Левую руку почти жгло браслетом, снова ставшим вместе с часами горячим. И внезапно всё остановилось.
Меня ощутимо качнуло. Свет снова стал тусклым настолько, что первое время я ничего не видел. Но из благоразумия вёл себя тихо, и, стоя у двери, стал прислушиваться.
Шумел телевизор на кухне, позвякивала посуда. Если это в действительности реально прошедшее время, то, вероятно, это Димка накрывает ещё на стол. После, через десяток секунд, раздались снаружи лёгкие шаги второго. Моего двойника. Двойник перед санузлом остановился. Постоял, и шагнул к двери ванной. Это я после того, как отнёс Димкину одежду к нему в комнату и теперь собирался мыть руки. Пока что Профессор был прав! Мне хотелось, конечно, убедиться в этом визуально, но я опасался всё испортить и, не дыша, стоял перед дверью, взявшись за ручку. Двойник подошёл к соседней двери и открыл её. В это время он смотрел в другую сторону, а при открытой двери Димка из кухни не увидит, как я проскользну в коридор. Я бесшумно открыл дверь туалета, которая неожиданно оказалась не запертой, её вскрыл мой двойник. И я тихо проскользнул в коридор за угол. Теперь у меня оставалось около пяти минут до того, как меня понесёт обратно. И нужно было выбрать, что могу из этого времени, принести в своё, то. И чтобы это вызывало, как минимум, удивление. Только бы не шуметь и не попадаться на глаза этим двум на кухне… По крайней мере, нельзя показываться своему двойнику, иначе… Что «иначе», я придумать не мог, но понимал, что такой запрет должен существовать. Ведь я тут до своего отправления никакого двойника не видел. А если видел бы, то так и надо было поступать. К чему всё усложнять?..
Сейчас Димка, вместе с моей точной репликой, моим двойником, будут обедать. Значит остальная территория, кроме той части квартиры, которая видна из кухни, это время будет свободной. Потом наступит эта тёмная стадия… И я надеялся, что тёмных теней в это время не увижу. В общем, время пока есть. И нужно постараться придумать что-то важное… Главное, сделать всё это незаметно!
Вот она большая комната в Димкиной квартире, которую с трудом можно было назвать гостиной. Но у Профессора она словно склад. Два шкафа с раритетными бумажными книжками, оставшимися у него от предков, шкаф с одеждой, большое настенное зеркало в деревянной резной раме, приваленное к стене, коробки, ящики с каким-то хламом и маленький стеклянный журнальный столик в окружении аж трёх диванов посреди комнаты. Здесь весь пол чем-то завален и бесшумно искать не получится. И я пошёл дальше.
Димкина комната. Территория знакомая во всех подробностях. Как и у меня, кабинет и спальня хозяина одновременно. Что же здесь можно предпринять? Что не смог или не успел бы сделать мой двойник за то время, что относил куртку.
Минуту я просто ходил и изучал обстановку. Гениальная мысль, пришедшая ко мне там на кухне, ничего конкретного не предполагала. И я думал, что всё будет просто… Но простым ничего не было, и может быть именно потому что я до сих пор держал смартфон в руке и продолжал стараться фиксировать на него всё, что вижу. Чтобы освободить руку, да и голову тоже, положил Самсунг на стул. И стал тихо ходить по комнате, шаря глазами по всем предметам. Но всё было бесцельно. Ничего нового я не увидел. И гениальные мысли у меня иссякли. Что же мне сделать?
А время на третьей строчке циферблата шаг за шагом убывало. Мне уже необходимо было начинать торопиться.
Что же предпринять? Может намалевать на стенке маркером неприличное слово? Или взять отвёртку и раскрутить его стул? Но это было грубо! Так с друзьями не поступают. И никто такого по достоинству не оценит.
Время шло. Беззвучно и безостановочно. Я брал со стола и полок разные предметы и, повертев в руках, возвращал на место. В голову ничего не шло…
На исходе лимита времени я понял, что уже не успею придумать ничего, и мне остаётся лишь надеяться на свой смартфон. Я решил попытаться снять самого себя ещё раз сидящим рядом с Профессором на кухне. Со стороны. Схватил Самсунг и рванулся к двери из комнаты… Момент финала я увидел на своих часах, когда выходил за дверь. Снова был какой-то рывок и побагровевшую тьму вокруг… И две проскользнувшие тёмные тени… Я этого немного ожидал, и поэтому не так испугался. И ещё была тишина…
Я не успел… Четыре минуты — слишком ничтожное время!..
Когда всё завершилось, я глубоко вдохнул и прошёл в кухню будто на чужих ногах. Немного кружилась голова, но дыхание оставалось ровным и спокойным… Привык уже я, что ли к этому проходу через прорубь? Вероятно, сыграл свою роль и смартфон в руке… Он как-то успокаивал.
Усаживаясь на своё место за столом, я снова посмотрел на часы. 13:28. Я, как и ожидалось, вернулся через пять минут. Будто никаких прыжков в семиминутное прошлое и не было. Может мне снова всё мерещится, и я только сейчас, а не когда-то там в прошлом, гулял по Димкиной комнате, и ничего такого неправильного не было? А все эти интересные эффекты со светом и температурой — следствие какой-то психотронной отдачи? Для меня всё в этом мире стало казаться обманчивым, и я был готов теперь поверить во что угодно!
Дима продолжал смотреть в телевизор, будто не замечая, что я вернулся. Но через некоторое время, не отрываясь от «ящика», всё-таки ехидно спросил:
— Чего ж так долго? Верёвку что ли проглотил? И, вроде бы, за собой не смывал!..
Да, подловил он меня. Но мне теперь особенно каяться было не в чем. Часы я под столом, нащупав на браслете рычажок, потихоньку снял и сунул себе в карман. Потом положил Профессору в руку свой смарт. Димка, конечно, взял и удивлённо посмотрел на меня. Мол, что это я ему подсовываю. Пришлось, вместо объяснения, запустить ему последний видеофайл и сесть рядом для устных объяснений. Хотя я не знал ещё, что сам увижу.
Сперва в полной темноте камера пыталась различить хоть что-нибудь. Потом, через весь экран пронеслась яркая зелёная молния… В общем моё умение снимать оставляло желать лучшего… Затем изображение светящегося циферблата стало более стабильным. Но нечётким. Более-менее контрастные детали размывались и определить, что они такое, было невозможно. Правда, в какой-то момент была яркая вспышка и стали видны детали интерьера, не загороженные размытыми часами. Изображение качнулось и стала видна поверхность пластиковой двери с ручкой и задвинутым шпингалетом. Далее всё снова мелькнуло и появилось моё лицо с опущенными глазами и часть руки у плеча… Потом появилось другое моё лицо с хитрой усмешкой в глазах и стало дёргаться и трепетать. И, наконец, пропало. Изображение стало чёрным. Через чёрный экран пронеслась зелёная точка и подёргавшись замерла в углу экрана и расплылась… Чёрт возьми! Это всё уже было. Словно дежавю… Затем, вспышка, дверная ручка и шпингалет… Потом снова появился я, сосредоточенно уставившийся на собственную руку, и другой я, хитро глядящий в камеру… Изображение прошло ещё один круг и вернулось к изначальному моменту полной темноты. Я, ткнув в экран, остановил видео, чтобы не пришлось смотреть этот коротенький фрагмент ещё раз. Видимо, в какой-то момент запись была прервана, и я, думая, что продолжаю снимать, ходил по квартире с бесполезным уже смартфоном в вытянутой руке.
Да, а два моих лица всё-таки не могли появиться сами собой. Это теперь зафиксировала камера смарта. Моя мнимая ненормальность тут не причём. Всё задокументировано. От понимания произошедшего, меня просто обдало жаром. Уф-ф!
Но Профессор, как бы вопрошая, смотрел теперь на меня, и ожидал объяснений. Я вспомнил, что ошибся. А признаваться в своих ошибках мне всегда нелегко. Я, в то время, когда ошибался сам, ложно считал, что ошибается Димка. И теперь пришло время признания его правоты. Я вздохнул и начал:
— Понимаешь, Димыч, я решил, что раз в плюс часы не хотят идти…
— Оба-на!.. — перебивая меня, выдохнул Профессор. — Ты — гений!
Я всего этого не ожидал, поэтому удивлённо уставился на Профессора. Чего это он? Издевается надо мной, что ли?
— Действительно, почему бы просто не повторить уже пройденное! С минусом-то всё уже у тебя было… И работало… Так ты думаешь, получится?
Я ткнул пальцем в смартфон. Мол, смотри сам. Всё-таки Профессор, хоть и сообразительный, включается очень туго. И я опять запустил видеофайл. Снова была тьма, зелёный росчерк по темноте, едва различимые контуры светящегося циферблата, вспышка, дверной шпингалет и лица близняшек… Правда, когда вновь наступила тьма, я воспроизведение остановил. Хватит теперь и одного раза. Всё это мы уже проходили.
Мы с Профессором сидели молча минуту. Потом он спросил:
— Так что, у тебя всё получилось?.. И ты сам запись остановил, или э-э…
— Или. — вздохнув, ответил я. — Случайно выключилась. Сбой какой-то. Я ещё минут пять был уверен, что продолжаю снимать.
— А лицо…
— Второе лицо моё, и первое… э-э… ну, тоже моё. Только несколькими секундами раньше. — для меня самого такая связь между мной и двойником, стала почти открытием. Потому что я уже стал оценивать собственные ипостаси через движения во времени. Мне хотелось собой гордиться. Это было очень даже круто!
— То есть ты хотел сказать «позже». — почему-то поправил меня Димка.
— Как позже? — удивился я, убеждённый снова, что друг ошибается.
— Потому что ты ведь сам отправился в прошлое, назад!.. Да?.. И оставил своего двойника в его настоящем. Значит, позже был он, а ты стал… раньше! — Димка снова лучезарно светился. — Классные у тебя вышли кадры! Как бы при движении во времени назад. Ты представь!.. Необыкновенно! Просто исключительно! Это твоё двойное селфи мне очень нравится…
Странно, когда Профессор признал мою ошибку шедевром, я захотел ему сопротивляться. Потому, как у меня созрела мысль, что снова Димка начнёт устанавливать свои дурацкие порядки. Всё должно быть под его руководством. А я опять буду «мальчиком на побегушках» или чучелом в огромной тёплой куртке. Сейчас, когда мне надо было хорошо подумать и разобраться со своими делами, Профессор, с его идеями, только мешал бы… Ссориться с Профессором я не хотел, но для пользы дела приходилось начинать со лжи. И менять акценты в нашей беседе:
— Да, действительно, я оговорился. Вернее было бы сказать: «несколькими секундами позже»… Но ничего уникального в этом я не вижу. То же самое можно сделать с любым видеофайлом. Я бы на твоём месте не поверил в эту липу. Компьютерная графика плюс обратная съёмка… И плюс, конечно, убедительные объяснения…
Я замолчал, а Димка стал смотреть на меня как-то удивлённо-недоверчиво. Хороший он человек, но легковерный. Убедить его своим враньём мне ничего не стоило. Мы, после моих слов, молчали долго. Ещё около минуты. Наконец он произнёс:
— Так ты что, морочишь мне голову что ли?..
— А ты как думаешь? — сказал я. Врать напрямую было бы не очень убедительно. Да и противно для меня.
Но Профессору не хотелось в это верить. В такой подлый обман с моей стороны. Он пытался найти какие-то аргументы. Я видел, как его глаза безуспешно разыскивали что-то вокруг. Мне, конечно, не хотелось так разочаровывать друга. Но пришло время разобраться со всем самостоятельно. Прежде чем выносить этот сор…
— Ладно, Профессор! — я теперь торопился, чтобы не дать Димке зацепиться за какую-то деталь. Потому что отбиваться я долго не смог бы. — Спасибо за обед, конечно… Но у меня дела…
Я торопливо сунул смартфон в карман, уже оттопыренный часами, и устремился в прихожку. Димка там же появился, только когда я уже застёгивал куртку.
— Ты это, Валера… В общем-то не прав…
Что он ещё хотел сказать, мне было неважно. Я поймал его повисшую в воздухе руку, крепко стиснул, встряхнул пару раз и скороговоркой пробубнил:
— Отличный-был-борщ-пока-созвонимся… — совсем забыв, что в этом доме не прощаются.
И, не давая возможности вставить слово, поспешно выскочил за дверь.
Да, вот так и случилось и необъяснимое, и со здравым смыслом не вяжущееся, но, тем не менее и вопреки всему, реальное: мои «котлы», которые я бесконечно долго считал хламом, оказались не просто долго работающим точным часовым устройством, а вполне работоспособной машиной, которая в состоянии перемещать меня в прошлое. Перекидывать во времени! Как бы это дико ни звучало. И вчерашнее «невозможно» было сегодня без возврата перечёркнуто! Всё сразу изменилось. И мир быть таким, как прежде, больше не мог. Мне ни в одном прекрасном сновидении присниться не могло, что я буду сегодня путешествовать во времени! Вот это да!
Правда, первый раз меня к этому вынудили обстоятельства. Но второй раз я так решил и проделал это сознательно. И у меня теперь появилась куча вопросов. От безобидных тактических: что за тени я видел, когда утром часы тащили меня сквозь время? До вполне стратегических философских: что же всё-таки оно такое, время?
Но пока нужно было сосредоточиться на более близком. Тени спокойно могли бы и подождать. И со временем ничего страшного случиться не может… А первое житейское, о чём я подумал, было: «Знал ли дядя Витя, когда дарил мне часы, о таких их возможностях?» Ведь тогда он мне ничего не сказал. Как бы промолчал о самом важном в этом подарке. А мне теперь казалось ещё более важным, где же Виктор Александрович раздобыл такое чудо. Спрашивать его уже никто не мог. Придётся мне самому искать ответы через третьих лиц. Это, конечно, его семья и мой отец. И ещё, возможно, бабушка Лида…
Мой дядя Витя — старший брат отца. Они оба родились в один год — 1963. Дядя Витя в начале января, а батя в конце декабря. Оба — Козероги. Но учились они в школе в одном классе. Потому что мой папа не захотел ждать целый год. Бабушка Лида с дедушкой Сашей что-то там намудрили и оба сына в 1970-м году пошли вместе в первый класс. Со своими именами, но разными фамилиями. С тех пор мы, как и бабушка Лида, Евграфовы. А дядя Витя, как и дед Саша, Егоров. И батя мой с тех пор на год старше. Он, по паспорту, родился в декабре 1962 года. Мне отец об этом сам рассказал. Этот неправильный факт биографии мучает его до сих пор.
Мой папа про часы точно ничего не знает. Иначе сказал бы уже давно. В семье дяди Вити, скорее всего, то же самое. Но всё-таки, надежда умирает последней, и пока она жива, нужно пытаться выцарапать у упрямой злодейки-истории все факты об этом вселенском событии — появлении у меня в руках действующей машины времени!
Впрочем, не знаю! Событие могло быть и не столь уж вселенским. Вполне могло случиться, что в мире это не единственный экземпляр машины времени. Их могли быть десятки или даже сотни и тысячи… В наше промышленное время никто бы не взялся изготавливать такой фантастически необычный прибор в единственном экземпляре. Просто все события такого рода возможно тщательно скрываются. И до огласки ни один факт не дошёл. Пока ещё, быть может.
До тех пор, пока отец не пришёл с работы, звонить ему не имело смысла. И я решил попытать счастья с опросом в семье Егоровых-младших. Благо, на смартфоне у меня был и телефон моей тётки Марии Семёновны, вдовы Виктора Александровича, и моей двоюродной сестрёнки Лики.
На мой звонок Мария Семёновна откликнулась с непростительно большой задержкой.
— Да…
— Мария Семёновна, это…
— Да, поняла я уже… Вовка… нет, Валерий… Сын Евгения Александровича… — как обычно, она говорила холодно, но с искрой озлобления. Чужой человек.
— Я хотел спросить… — я волновался. Слишком многое зависело для меня от её ответа на этот вопрос. — Мне семь лет назад дядя Витя подарил часы…
— Помню я… Я их тогда хотела выкинуть… Мне эта дребедень, с которой он всё время возился, надоела! А тут как раз у тебя день рождения… И мы решили, что у тебя эта штука пусть и лежит…
Для меня это было большой новостью. Дядя Витя возился с «этой дребеденью»! Значит, для него она что-то значила. Он мог использовать… И вдвойне непонятно, почему же он подарил, и ничего не сказал тогда.
— Мария Семёновна, а какие-нибудь бумаги от часов у вас остались?.. Может быть дядя Витя что-нибудь писал…
— Ой, отстань. — почти рявкнула Мария Семёновна. — Ничего лично для тебя он не писал. Всё!..
И связь на этом оборвалась.
Тётка хамила и явно не желала со мной общаться. Но и то, что всё-таки сказала, оказалось небезынтересно. Дядя Витя дорожил часами. По крайней мере, не смог их просто выбросить. Значит, всё-таки он знал… И чем обладал, и что дарил мне… И тогда, скорей всего, знал откуда у него была эта вещь… Такое просто на улице найти невозможно. Вот эта часть данной истории меня теперь стала волновать больше всего. Необходимо разыскать источник! Может быть кто-нибудь ещё знает, откуда у Виктора Александровича были эти, вполне возможно, совершенно уникальные часы…
Чтобы для себя до конца всё выяснить, я полез в Интернет. А вдруг откроется, что какие-то следы всё-таки уже были. Там, в Интернете, на самом деле про «машину времени» оказалось много чего. Только всё безадресное и не конкретное. Кроме, разумеется, группы Макаревича. А связанное с наручными часами только в одном месте на странице Google play на белорусском языке показало нечто, что можно как-то связать с моими часами. Это были металлические белые наручные часы с таким же белым металлическим браслетом и лишь тремя строчками на тёмном циферблате. А не пятью, как у меня, кстати. На верхней строчке у них было время назначения, на средней — день недели, число, месяц и год, а на нижней — текущее время. А в пояснении язвительно указано:
«Если вы считаете, что можете на самом деле путешествовать во времени с этим приложением, пожалуйста, обратитесь к врачу.»
Имелось в виду, к психиатру! И никаких других намёков на наручную машину времени я не нашёл. В соцсетях было много шуток, анекдотов, и, как ни странно, серьёзного обсуждения возможностей автомобиля DeLorean DMC-12 с потоковым накопителем… Но действительно серьёзно к этим вопросам никто уже не относился… Создалось ощущение отсутствия всего того удивительного, что могло намекать на наличие в природе такого артефакта. Легче мне от всего этого не стало.
А вечером, около шести, когда я уже собирался позвонить отцу, случилось невероятное событие. Ко мне зашёл Димка Калашников. Собственной Профессорской персоной! За всё время, что мы знакомы, это был второй такой случай. В первый раз мы вместе возвращались из института, и я пригласил его к себе. С тех пор подобное больше не повторялось. Оттого данный визит стал для меня словно гром среди ясного неба. Полной неожиданностью. Что же заставило Профессора покинуть своё хорошо насиженное домашнее гнездо и добираться пешком за целый квартал ко мне?
— Извини, Валера. — как всегда, не здороваясь, простуженным шёпотом прохрипел Димка. — Но ты у меня заблокировал туалет…
Я, ожидавший каких-то иных объяснений визита, остолбенел. Может быть он шутит? Как это я заблокировал туалет?.. Да, я там был сегодня. Но сам свободно вышел оттуда. И больше не заходил. Может быть, что-то другое случилось? Вода, например, перестала поступать. Блокировка — понятие достаточно растяжимое…
— Я полчаса старался открыть дверь! Как ты смог её запереть изнутри?
Я сам был в шоке! Шпингалет тугой, самостоятельно ни за что не закроется!
— Так ты навестить мой туалет пришёл? — я попытался перевести всё в шутку.
— Нет, я открыл, конечно. Только дверь теперь не запирается… Ремонтировать нужно. — Профессор шутить явно не собирался.
— Как, ты думаешь, я это сделал? — хотя, какие-то смутные ответы у меня уже стали зарождаться.
Дима в моих глазах, видимо, заметил это. И сказал:
— Да! Опять твоя, блин… компьютерная графика… Видимо, случилось что-то непредвиденное, раз ты запер дверь изнутри, а потом, вероятно, как Кристобаль Хунта, просочился через канализацию. Или, быть может… сиганул в прошлое? Когда дверь была ещё открыта…
До меня моментально дошла собственная ошибка.
— …А назад я вернулся уже снаружи!.. — закончил за Профессора я, сразу сознавшись во всём.
— Вот так, вот! — подытожил Димка. — Мне сразу твоё враньё неубедительным показалось.
Как я мог так ошибаться? У меня в голове бродила идея оставить какой-то необычный след. И я его, конечно же, оставил! Только совсем не так, как хотел. И неожиданно для самого себя. А неудача с видеозаписью спровоцировала окончательно ненаучный подход… Я намеренно солгал и решил, что сам во всём должен разбираться.
— Ну-ка, покажи ещё раз свою видеозапись…
Я сунул ему в руку мой Самсунг. Димка немного потыкал пальцем, и наконец показал мне:
— Вот! Это я снимал там на кухне!.. А это, то, что снимал ты, вышло позже… Так что всё честно! Это не заготовленный заранее файл, а последняя съёмка. И два Валерки не какой-то там трюк…
— Ладно! — я махнул рукой. — Я обманул… Но ты, я надеюсь, не за этим ко мне пришёл?
— Нет. Конечно, нет! Надо обсудить, что нам с ним теперь делать… Всякий прибор должен работать. У этого всего одна, обнаруженная нами функция — скачки в прошлое с возвращением. Что ещё он может делать? Как далеко он может забрасывать? Чем, вообще, это регулируется?..
— И к тому же, стоит ли так рисковать? — в тон ему закончил я, волновавший в последнее время меня лично, вопрос. — И какая у них, ёлки зелёные, батарейка? Часам уже больше семи лет, а до сих пор идут. И ещё по времени гоняют…
Мы оба замолкли, взвешивая то, что я сказал. Действительно, перемещения во времени даже в самом экономичном варианте, должны потреблять уйму энергии. Если не гигаватты от удара молнии, как в том фильме, то всё равно, как минимум, ого-го сколько… А у нас всё на какой-то батарейке. Или аккумуляторе… Причём, гнезда для зарядки на корпусе нет. Что же у нас так долго может хранить заряд? Может быть это…
— Какой-то ядерный реактор! — неожиданно закончил мою невысказанную вслух мысль Профессор.
Мы с ним думали синхронно. Я тоже заподозрил в этом какой-то долго неиссякаемый и необычно мощный источник. Но тогда получалось, что на руке у меня был сильный и радиационно-опасный прибор… Отнюдь не самое безвредное соседство! Тогда понятен стал и нагрев корпуса. Я осмотрел свою левую руку… Но разве определишь по внешнему виду получил ли я какую дозу. И сразу я подумал о том, что дядя Витя умер от рака… И это, видимо, грозило теперь мне. Если, конечно, буду заниматься скачками с этим прибором. Впрочем, наличие реактора требовалось ещё как-то доказать. Не пугаться же только собственных предположений.
И мы с Димкой решили, что нужно составить список необходимых дел на предстоящую хотя бы неделю. На чистом листке формата А4, извлечённом из принтера, я под диктовку Профессора записал:
1) Исследовать возможную радиоактивность часов, для чего найти дозиметр;
2) Выяснить историю прибора, и для этого опросить всех вероятных, а также возможных, свидетелей;
3) Расшифровать все надписи на приборе, возможно, это поможет определить производителя;
4) Создать базу для безопасных экспериментов со временем.
Но почти всё это было, как говорится, «фуфло». Никому не нужной отмазкой. По первому пункту, никаких дозиметров у нас в городе, даже, возможно, у сотрудников МЧС, просто не было. У нас нет ни одного промышленного объекта, где бы использовались тяжёлые радиоактивные материалы. Во-вторых, история прибора, вероятней всего, ещё не могла быть писана, так как в этом направлении не работали даже теоретики. Исключая в недавнем прошлом, хитрого Хокинга. Нам же можно было только узнать, как и когда в прошлом прибор попал к моему дядьке. Что, вообще, не имело никакого практического смысла. «База, для безопасных экспериментов со временем» — это выдумка Профессора, решившего таким образом поднять хотя бы для себя престиж наших глупых изысканий.
А вот про расшифровку надписей — это было единственно дельное! Мне, например, было интересно, как производители называли те или иные функции машины времени. Профессор же мечтал узнать, где произведена эта игрушка. И мы принялись. Димка снова героически отправился домой, чтобы принести микроскоп, для чтения. У него, оказывается, такой был! Надписи невозможно было прочесть даже с лупой. Я, не теряя времени, в комнате расчистил стол, закрепил на полке мощный светильник на прищепке, для подсветки поля наших героических изысканий. И, за неимением лучшего, сходил в магазин и принялся готовить какой-никакой ужин. Теперь, по острой необходимости, сам.
Димка-Профессор вернулся только в восемь вечера, когда за окном была уже ночь. Сказал, что я оказался прав, и никаких научных изысканий по машине времени сейчас не ведётся. По крайней мере, он такого не обнаружил. Он, разумеется, интенсивно лопатил дебри Интернета, но микроскоп всё же не забыл принести. Когда я его увидел, то даже сказал: «Ничего себе!». В школе в своё время я микроскоп на рисунке видел, поэтому имел какое-то представление о внешнем виде, но такого радикального изменения даже не мог себе вообразить. Я в этом вопросе технически отстал немыслимо.
У этого прибора не было даже окуляра, куда можно было бы заглянуть. И без компьютера оно, это чудо, вообще не работало. Благо, Димка знал, как им пользоваться и у него было программное обеспечение для микроскопа. Правда, прочтение надписей на циферблате и в этом случае не далось нам легко. Мы мучились с каждым знаком и буквой. И опасались потерять каждое, только что начатое слово. Микронные перемещения поля и многократная подстройка фокуса… Никаких винтов для перемещения объекта в конструкции не предусматривалось. И автоматической фокусировки тоже. Я, смещая, нежно постукивал в нужном направлении по лежащим на столе часам иголочкой, а Димка, при остановках, ловил фокус…
Сразу же мы поняли, что кириллицей здесь, в отличие от того, что выгравировано на корпусе, и не пахнет. Всё было на латинице и ещё совсем немного, предположительно, на каких-то, возможно китайских, иероглифах (попались нам такие). По счастью, их почти не было. Язык латиницы — какой-то из европейских: итальянский, испанский или французский. Но не английский и не немецкий. Потому что я в школе учил английский, а Дима — немецкий. Он также гарантировал от северных и восточно-европейских языков. Я ему верил.
Тем более удивительным было, что надписи на корпусе и на циферблате так разнились. Мы предположили, что корпус был изготовлен позже с учётом каких-то потребителей. Но нам это не мешало, только облегчало задачу.
Когда мы переписали весь текст, Димка на моём ноутбуке подыскал подходящего онлайн переводчика. И с помощью им найденного довольно быстро удалось определить, что все надписи на циферблате сделаны на чистейшем французском языке. Или почти чистейшем. Перевод мелких надписей на циферблате оказался примерно таким, как я и надеялся: «Настоящее время», «Дистанция перехода», «Время присутствия», «Время назначения», «Пульс», «Защита снята», «Подтверждение» и «Авария». А вот надпись по периметру, на которую очень уповал Димка, состояла в основном из аббревиатур: «CEA et IPT à Evry Prototype MàRlT 303». Онлайн переводчик сумел это транслировать как: «CEA и IPT Эври прототип MàRlT 303». Не чересчур информативно. Мы с Димкой сели в очередную лужу. Правда, логичный оптимист Димка тут же нашёл во всём и положительное зерно:
— «Прототип МаРИТ» — это, по моему мнению, должен быть «прототип машины времени»!
Он тут же запросил перевод слов «машина времени» на французский. И получил в машинном же переводе: «machine de temps». Что не вполне согласовывалось с имеющейся у нас аббревиатурой. Пришлось перерыть горы различных вариантов переводов этих слов, пока случайно я не наткнулся на «machine à remonter le temps», что дало визуально очень похожий результат — màrlt. Но теперь перевод звучал более определённо. Как, вроде бы, «машина возвращения во времени»! Что очень близко характеризовало именно мой экземпляр.
— Триста три — вероятно номер прототипа, а Эври это, возможно, какой-то населённый пункт во Франции. Вряд ли имя прибора или название фирмы производителя!
— Почему Франция? — риторически спросил я, не ожидая никакого ответа.
— А ты что, хотел Китай? — не удержался и съязвил Димка.
Мне было всё равно. Только хотел знать, почему эта машина времени была создана так далеко от нас, а не где-нибудь в Подмосковье либо на Урале, или, на худой конец, на военном заводе в Туле.
Назавтра было, как помнится, воскресенье. Одиннадцатое. Прямо с утра — день рождения моего Профессора. Я утром позвонил ему, поздравил, сказал, что в подарок обязательно привезу ему что-нибудь интересное из недалёкого прошлого. Но сегодня пусть он меня не ждёт. Работы много. А Димка пожалел, что ожидается визит его родни, и он, поэтому, не сможет провести этот интересный день вместе со мной.
С отцом я созвонился сразу после этого, пока он был дома.
— Ты про те наручные часы, которые тебе подарил Витя? В общем, это давняя история. Откуда они у него взялись, он мне не говорил. О них даже родители наши ничего не знали… Знаешь, мы с ним даже и не родственники… Теперь-то уже об этом говорить можно, хуже никому не будет. Твоя бабушка его встретила в городе и привела домой. Говорит, увидела худого, плачущего мальчугана на улице. И решила чем-то помочь. Умыла, накормила. А он, говорит, оказался таким домашним. Совсем не беспризорником. Знал, как зовут, домашний адрес, свой собственный телефон… Мама, то есть твоя бабушка, про адрес и телефон решила, что сочиняет. Город Санкт-Петербург уже давно так не звался, а у нас-то в квартире телефон появился только лет через пять. А у него, маленького мальчика, свой собственный! С длиннющим номером. Ясное дело, что сочиняет. Фантазёр! И я сам так считал, потом стал сомневаться, когда Ленинград переименовали и появилась сотовая связь… Впрочем, это, вероятно, просто совпадение…
Батя немного помолчал. А мне было неловко из-за того, что я-то знал, что такое вполне может быть. Дядькины часы-то оказались машиной времени! И с таким адресом, и с собственным телефоном, если его могло занести в наш город из будущего.
— А возраст… — продолжил отец. — Витя сам сказал, что родился тринадцатого января. Про год мы от него ничего не слышали. Молчал… Решили, что не знает. Примерно был моего возраста, может самую малость старше… Решили, что тысяча девятьсот шестьдесят третий… Нам с отцом, твоим дедом, он тоже понравился. Я согласился с ними, что лучше оставить пацана у нас, а не отдавать в детдом… Вот так я и получил уже готовеньким своего старшего брата, когда мне было шесть лет.
Родители рассказывали, что он первый год или больше каким-то грустным был. Совсем не смеялся. Мама считала, по родным тоскует. Отец, твой дед Саша, пробовал искать его родных через разные источники. Но никаких зацепок не было. А потом Витька стал понемногу отходить, улыбаться начал. Оттаивает, мы решили.
А часы эти он скорее всего с собой откуда-то принёс, и всегда прятал. И никому вообще не показывал. Только через полгода я случайно увидел… Мы тогда играли во дворе, и Витька ушёл и спрятался за гаражами. Я потихоньку туда пробрался… В общем, увидел эти часы у Вити на руке. Да я и не знал, что это часы. Ведь тогда часы были только механическими, со стрелками и их нужно было заводить. А тут какие-то циферки светились…
Потом батя всё-таки спросил:
— Ты в них что-нибудь интересное нашёл? Я очень удивился тогда…
Мне пришлось немного врать, чтобы не поднимать шум раньше времени:
— Да, нет! Часы, как часы… — чтобы моё враньё выглядело поправдивее, добавил каплю истины. — Только идут, получается, без завода уже почти полстолетия…
— Да, это удивительно. — сказал, вздохнув, батя.
Вероятно, он ждал от меня чего-то другого, и теперь наш разговор зашёл в тупик. Я не знал, следует ли мне теперь говорить правду о часах. Ведь и мой ненастоящий дядя про это даже ему, своему названному брату, ничего не говорил. Чего-то опасался, или знал точно?.. На данный момент, к моему сожалению, это оставалось тайной.
А источники нашей с Профессором информации становились всё более скудными и недоступными. Мы могли оперировать теперь в очень узкой информационной полосе. И новых источников не ожидалось. Оставалась бабушка Лида, которая была скорее всего вообще «не-в-курсе», да ещё Лика, дяди Витина дочь, которая ещё ребёнок. У меня совсем опустились руки.
Вечером, когда я устал от ничего не давшего мне Интернета, всё-таки пришёл Профессор. Он, несмотря на весёлое настроение, оказался трезв, но, как и обычно, полон неизбывного оптимизма. И с энтузиазмом выслушал и прокомментировал мой краткий рассказ о неудачах, как всегда, сделав собственные выводы:
— Ты чего такой пессимист? Везение само никому в руки не идёт… Тем более, что пока не поговоришь со всеми, выводы всегда будет делать рано. Кто там у тебя в списке следующий?.. Что-нибудь да можно будет накопать. Курочка клюёт по зёрнышку.
И я согласился, решил, что Димка в общем-то был прав. Рано ещё мне опускать руки. И я тут же позвонил моей бабушке Лиде. Она откликнулась, когда я почти забыл, что держу возле уха смартфон:
— Алё! Это кто?..
Слух у бабушки Лиды оставлял желать много лучшего. Только ещё через минуту, она поняла кто с ней говорит. В таких условиях выпытывать что-либо по телефону было просто глупо. Только визит мог принести более-менее положительный результат. Я справился о здоровье, мы поговорили совсем немного о погоде. И я сказал, что завтра обязательно загляну к ней. Всё-таки у меня отпуск…
Третий блин, после разговора с тёткой, отцом и бабушкой, оказался тоже комом. Оставалась одна Лика. Последняя наша надежда. Но и тут ждало разочарование. Абонент был вне зоны доступа…
Димка поморщился. Но упрямо заявил, что я должен звонить, пока не добьюсь положительного результата.
— Ну, и что толку? — возразил я. — Как только Лика снова будет в сети, мне придёт сообщение. Не вижу смысла всё это время долбить пальцами по смарту! Может она только завтра появится. Телефон у неё, там, разрядился или находится где-нибудь, где связь плохая…
— Тогда давай разбираться, что тебе сказал отец. — не дал мне снова впасть в уныние друг.
Я, сколько мог полно, изложил монолог своего отца. Вспомнив даже то, что показалось ранее несущественным.
— Так, Ленинград у нас переименовали в… не помню каком году… Это ещё до моего рождения было! — стал рассуждать Димка. — А сотовая связь появилась только в начале двухтысячных… Так что тот мальчик… в смысле твой дядька… ну, в общем, ты понял… мог в конце шестидесятых появиться из времени не ранее нашего! Вместе с этой самой машинкой. Только при таких условиях всё будет складываться в какую-то непротиворечивую конструкцию…
Логика моего Димки была безупречной. Часы, которые теперь были у меня, могли быть сделаны и в наше время, когда появились сотовые телефоны и город на Неве перестал быть Ленинградом. Более реальным звучало, что это случилось много позже. Через десять, двадцать или даже тридцать лет после нашего времени. Правда, удивляло, что каким-то образом такая вещь попала в руки к мальчику по имени Витя. Который тут же воспользовался выпавшей возможностью скакнуть во времени… У меня при мысли об этом глаза засверкали и появилась на лице невольная улыбка. Вот это истинное приключение! О котором мечтают все пацаны! Я бы в детстве за такое всё отдал, и тоже хотел бы оказаться на месте этого мальчика, чтобы иметь возможность испытать такое неслыханное приключение. Просто удивительная одиссея какая-то!
Впрочем, не всё было так уж гламурно. Мальчик-то, по-видимому, вернуться назад в своё время не смог или почему-то не захотел. И потому вынужден был после бездомным слоняться по улицам нашего города. Держа в руке свой, уже недействительный, билет обратно. Ведь в будущее часы априори не отправляли… Даже по спине протянуло холодком. Захватывающее приключение тут же превратилось в триллер. Когда впереди только тьма, и невозможно спастись… Мне стало уныло. Теперь уже и мальчика этого не было в живых…
— Хотя эта машина времени, я думаю, ещё не скоро будет создана. — Дима продолжал гнуть своё. История потерянного мальчика его вряд ли волновала. — Так что, скорей всего, и твоего дядьки ещё даже в проекте не существует. Всё это ещё должно будет когда-то случиться…
— Всё это уже случилось. — тихо ответил я.
— Ну, да, конечно… — Димка будто споткнулся от моего замечания. — И изменить ничего уже нельзя…
Профессор последнее почти спросил. Можно ли изменить то, что уже произошло когда-то в будущем? Или оно дано судьбой именно в таком виде и никаких изменений уже не потерпит?.. Вот так вопрос!
Неожиданная и нелогичная мысль, как всегда, сформировалась почти моментально. Я даже не успел понять, откуда она пришла:
— Слушай, Димыч! У нас наверняка есть ещё один свидетель… Самый, пожалуй, главный… Можно спросить у дяди Вити…
Профессор оторопел. Он смотрел на меня как на безнадёжно больного. О чём можно говорить с покойником на кладбище?
— Ведь у меня теперь есть рабочая машина времени!
В этот момент, когда в глазах Димки начало что-то проясняться, раздался звонок в дверь. Всегда это происходит некстати! Мы посмотрели друг на друга неуверенно. Я думал, стоит ли открывать. У нас тут такая захватывающая тема созрела!
— Это к тебе кто-то идёт. — рассудительно заявил Профессор, увидев, что я продолжаю сидеть.
Я пожал плечами и двинулся в прихожую.
Когда я открыл дверь, на меня смотрела молодая обаятельная девушка. У неё всё было, как надо! Глаза, губы, волосы. Серая весенняя курточка с капюшоном, светлая вязанная шапочка, бело-красный шарф вокруг шеи и на ногах никогда не выходящие из моды, потёртые джинсы. Я растерялся. Долго пытался вспомнить, живёт ли такая в нашем подъезде. Нет, я её никогда не видел. Если бы видел, то помнил бы наверняка!
И незнакомка молчала. Наше молчание затягивалось. Я не знал, что сказать, и поэтому просто кашлянул. Девушка моргнула и неожиданно дрогнувшим голосом сказала:
— Здравствуй!
О! Мы что, знакомы? Я продолжал молчать и, пытаясь вспомнить, глупо смотрел на неё. В её лице теперь было что-то от обиды и досады. И, торопливо заправляя волосы под шапочку, она произнесла:
— Это я, Анжелика!
Те два года, что я не видел дочь «своего» дядьки, сделали с ней просто невероятное. Из тощего угловатого утёнка вышла настоящая принцесса. Голос, глаза, нежная ладонь, что поправляла волосы, губы и фигура. Это светилось в ней, даже несмотря на не такой уж чудесный наряд. Неудивительно, что я не смог её узнать. Она стала прекрасным видением.
Но, вероятно, ничто в природе не бывает напрасно. Баланс добра и зла обязан сохраняться. Первое, что, переступив порог, сказала мне Лика:
— Ну, чего уставился!
Сразу видно, достойный продолжатель дела мамочки! Правда, Анжелика тут же сама смутилась. Но это, я думаю, просто от молодости. Я вздохнул. Потом она закалится, окрепнет…
Димка, как только увидел, кто ко мне пришёл, стал быстро собираться:
— Ладно… Мы завтра поговорим…
И заторопился к своей безразмерной куртке у порога. Я хотел его остановить, но Димка и слушать не стал. Когда он уже застёгивал ботинок, Лика снова подала голос:
— Может подождёте? У меня только два слова…
— И оба ты, подруга, уже сказала… — негромко проворчал я, надеясь, впрочем, что моё высказывание не услышат.
Но востроухая Лика услышала, поэтому разозлилась ещё больше:
— Я… вообще… и не собиралась… — в глазах у Лики сверкали молнии. — Это папка просил в этот день принести.
И она со злостью сунула мне в руку сложенный листок пожелтевшей бумаги. Я взял. И стал растеряно вертеть бумажку в пальцах. Сразу меня кольнуло: что-то здесь явно не так!.. Дяди Вити уже два года как нет, и эта бумажка лежала где-то и дожидалась именно этого дня… И именно этого момента, когда я занялся часами и вспомнил о дядьке, намереваясь махнуть в прошлое, чтобы побеседовать. И тут является с письмом Лика… Два года назад об этом никто не мог даже догадаться!.. Совпадение?
Лика, развернувшись, попыталась оттолкнуть со своей дороги тяжёлого Диму и пробиться к выходу. Но это ей было явно не под силу. Димка сам себя сдвигал с большим трудом. Так они и застряли. Я должен был теперь, как смогу, разрядить начавшую взрываться обстановку. Потому что мне необходимо было разобраться с текстом записки, своими мыслями и смыслом такого неожиданного совпадения.
— Стоп-стоп! Лика, оставь в покое дядьку Диму! Ты его сейчас уронишь…
Странно, моя неуклюжая шутка, возымела действие. Девчонка, перестав толкать Профессора, засмеялась. Теперь я видел, что это выросшая девочка и есть моя… какая-то там сестра. Я помнил её ещё новорожденной, в пелёнках. Я в школу тогда ещё не ходил… Или уже ходил… Плохо помню.
Димка, которому не дали обуться, стоял в одном ботинке и непонятливо глядел то на меня, то на мою гостью. Я продолжил:
— Давайте так, вы оба проходите ко мне на кухню. Мы сейчас будем пить чай… Анжелика, я должен прочитать записку… — в голове снова пронеслась неожиданная мысль. — Мама знает, где ты?
Лика покачала головой.
— Она тебя не потеряет? — мне не хотелось конфликта с родственниками.
Лика снова отрицательно качнула головой.
— Она что, отпустила тебя куда-то, а ты поехала ко мне?
Лика кивнула. Час от часу не легче! Я тяжело вздохнул.
— Ладно! Я прочитаю, ты попьёшь чай… Димыч, поухаживай!.. И потом я тебя отвезу домой. Идёт? Я думаю, много времени это не займёт… Э-э… Да, Дима! — я вдруг вспомнил, что не познакомил своих гостей. — Это Лика, моя сестрёнка, дочь Виктора Александровича.
У профессора округлились глаза. Он одними губами спросил: «Та самая?». Мы ей только что, буквально пять минут назад, пытались дозвониться.
— А это мой лучший друг — Дмитрий Калашников, Профессор. — я постарался, чтобы «Профессор» прозвучало как бы в кавычках.
Лика учтиво сказала:
— Здрасьте!
А Дима решил не уточнять, какой он профессор, только вежливо наклонил голову. Я в первый раз увидел, что он ответил на приветствие.
Война была предотвращена. И мы приступили к мирным переговорам. Лика передала свою курточку Профессору и все, следом за мной двинулись на кухню и занялись каждый своим делом: Димка стал заваривать порученный ему чай, при этом не заставляя скучать мою очаровательную гостью, кормил всякими умными разговорами. Я в их беседу вникать не стал. Сел и сразу приступил к чтению.
Сверху на сложенном листке было написано:
«Вручить в воскресенье 11 марта 2018 года в 20.30. Ул. Правобережная, дом 65, кв. 18. Евграфову Валерию»
Почерк дяди Вити был мне хорошо знаком. Он один из всей семьи присылал мне на день рождения и праздники всяческие открытки. Я ещё удивлялся, что кто-то этим старинным творчеством увлекается…
И ещё я глянул на часы на стене. Всё верно, тридцать три минуты девятого. Большой плюс девочке. Безупречная точность!
«Дорогой Валера! Это письмо должно было бы тебя удивить. Но ты уже готов к этому. Верно?
Те часы, мне очень не хочется называть их глупым словом „машина“, работают совсем не как часы. Точнее, как диковинные часы. Надо лишь их правильно выставить. Не знаю, как это сделал ты, ведь мне-то в своё время показывали, как это делается. Когда я дарил их тебе, мне казалось, что у тебя ничего не выйдет. Но, как стало теперь понятно, я ошибался. У меня же ушли годы на то, чтобы изучить все их возможности. Поэтому попробую изложить для тебя всё, что знаю, доступно.
Во-первых, в рабочее состояние часы приводятся, если надавить выступающий рычажок у основания браслета. Перед этим нужно браслет надеть на запястье руки. Браслет затягивается и часы оживают. Запомни, действуют они только на левой руке. На правой, многие функции будут недоступны. Как и зачем это сделано, сам не знаю. Возможно, какая-то дискриминация леворуких, или ещё что.
Теперь, когда часы ожили, их можно программировать. Для этого включается режим временной дистанции (кнопка реж справа. Она несколько утоплена в лунку). В строчке „временная дистанция“ (distance temporelle, текст очень мелкий) начинает светиться ноль. Туда нужно вписать численное значение в секундах. За вписывание отвечают четыре соседние клавиши. Одни — увеличивают, другие — уменьшают значения. Если надавить вместе две рядом расположенные, процесс ускоряется. Набранное число отвечает за дистанцию заброса в секундах. Ниже кнопки реж есть также утопленная кнопка в. н, которая инициирует строчку „время нахождения“ (temps de localisation) и запускает выбор времени до возвращения обратно. Число выбирается так же, как и в предыдущем случае. Ограничения вводимых значений следующие: невозможность положительных и нулевых в строчке „distance temporelle“ и отрицательных и нулевых в строчке „temps de localisation“. После запуска изменить эти значения уже невозможно. Поэтому приходится точно оценивать свои возможности ещё до окончательной разблокировки защиты и запуска».
Я подумал, что мне очень повезло первый раз. Играя с числами, я случайно выбрал именно отрицательные значения для дистанции заброса и положительные, для времени до возвращения. Но это была действительно госпожа Случайность в чистом виде.
«Есть ещё одна возможность выбора, когда выставляешь дату и время, где, точнее, когда желаешь оказаться. Но это, если ты точно знаешь, когда. Нужно надавить одновременно обе утопленные кнопки: реж и в.н. и держать нажатыми не менее пяти секунд. Тогда строчка „temps de rendez-vous“ засветится и покажет текущее время. И мигающую точку курсора под ней. Курсор и надо перемещать влево или вправо. Руководят этим кнопки, которые прибавляли и убавляли единицы секунд. А по порядку перелистывают числа кнопки, которые меняли сотни.
Когда наберёшь требуемое значение, обязательно проверь, всё ли точно соответствует желаемому. Выбранная дата должна предшествовать настоящей действительности. Ошибки здесь недопустимы. („Я несколько раз…“ — эта незаконченная фраза была перечёркнута).
В дальнейшем важен запуск процесса. От несанкционированного запуска защищает многоходовая защита. Кнопки зап, 1 и 2, и скрытая кнопка под корпусом. И ещё сканер отпечатка пальца на этой кнопке. Я запустил у тебя сканирование указательного пальца, когда вложил часы тебе в руку в твой день рождения. Помнишь?»
Я от волнения даже перестал дышать. Как всё непросто. Я-то тогда подумал, что дядька боится, как бы я тяжёлые часы не выронил. А он, оказывается, таким образом сканирование моего указательного пальца запускал. Менял владельца. Точнее, передавал мне право пользования.
На кухне у меня стояла тишина. Я огляделся, боясь, что все, пока я читаю, куда-то исчезли. Но тревога оказалась ложной. Лика сидела на стуле напротив и неотрывно глядела, как я читаю. А Димка что-то колдовал с заварным чайником в виде стакана с поршнем. Мне его Димка же и подарил полгода назад. И я, успокоено выдохнув, вернулся к чтению. Текста до конца листа осталось совсем немного.
«Я знаю, ты уже пользовался часами и знаешь, как они работают. Но всё равно предупреждаю: НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, НЕ СНИМАЙ ЧАСЫ С РУКИ ДО ПОЛНОЙ ОТРАБОТКИ ПРОГРАММЫ! То есть, до возвращения.
Всё остальное обговорим. Жду тебя 24 сентября 2011 года.
Искренне твой
Он так всегда заканчивал свои послания.
«Жду тебя 24 сентября 2011 года». Если не знать из-за чего сыр-бор, можно подумать, что письмо опоздало к адресату больше чем на шесть с половиной лет… Но мне самому идея встретиться с дядей Витей пришла буквально за минуту до прихода Лики. Значит, наша встреча уже состоялась? И я всё… буквально всё, изложил уже ему? У меня начал назревать каверзный вопрос для Анжелики…
Я поднял глаза от бумаги. Снова на кухне царила тишина. Но теперь на меня уставился ещё и Профессор. Он сидел за третьей стороной стола и выглядывал на меня из-за стоящего на столе чайника.
— Ну что, может всё-таки попьём чай? — мне надо было как-то отвлечь всеобщее внимание от своей персоны.
— Погоди, не заварился ещё. — сказал Димка.
Я повернулся к Лике. Тот к ней вопрос, ещё не до конца оформился, но и других вопросов было много. Поэтому я предпочёл, как мне показалось, начать с безобидного:
— Так… папа Витя сказал дать мне это именно сегодня?
— Да. — каким-то сдавленным голосом ответила она.
Я внимательно посмотрел на её лицо. И констатировал, что темы папы Вити лучше было не касаться вообще. Больная для девчонки тема. Лика повернула голову, как бы желая посмотреть в тёмное окно. И по щеке из заблестевших глаз скатилась слеза. Галантный Димка тут же схватил со стола салфетку и вложил ей в руку.
— Ладно, не будем об этом. — сказал я. — Давай Профессор уже свой чай!
И Дима со вздохом вынужден был начать разливать этот напиток богов по чашкам, впрочем, пробормотав ворчливо: «Торопится… Не заварился же ещё».
К чаю ничего у меня не было поэтому я достаточно бесцеремонно покромсал тупым ножом хлеб и этим же ножом открыл банку шпрот, нашедшуюся в холодильнике. Стол для бомжей или диких туристов! Для оправдания я сказал:
— Ты, Лика, наверное, ещё не ужинала?
Странно. Она улыбнулась мне сквозь слёзы и, молча, взяла предложенный «десерт». Никогда их не поймёшь, этих девчонок!
Димка из гордости от моего убогого яства отказался. Пришлось мне самому составить компанию своей «сестрёнке». Так мы и сидели. Профессор молчал. Мы с Ликой, пока ели, тоже.
Лика, время от времени, продолжала промокать глаза салфеткой. Но потом, когда чаепитие закончилось, она снова была спокойна, как каменный обелиск. У меня осталась только проблема, как после проводить её домой, пока ходит городской транспорт. Дорога дальняя, на другой конец города. Пока её мать не начала разыскивать своё чадо.
И я продолжал обдумывать, как бы выяснить интересующее меня. Наконец, что-то в голове щёлкнуло, прокрутились какие-то шестерёнки, и я спросил:
— Лика! Мы ведь встречались двадцать четвёртого сентября в две тысячи одиннадцатом году?
Я специально не стал упоминать дядьку, чтобы не ввести её в новый ступор.
— Ну… да! — помедлив, ясно произнесла она.
Я сам хорошо помнил этот день, от звонка, до звонка. Мне было шестнадцать, я был в возрасте Лики. С утра — школа, потом поход с одноклассниками по нашему районному «Бродвею» — улице Герцена. После, дружеский визит к заболевшему Тольке Третьяку. Там были я, Гарик, Дэдэ и Борька. Только банда. Правда, без девчонок. Половина остальных одноклассников по разным причинам отсеялась по дороге. А вечером был наш семейный отдых, я, папа, мама и телевизор, и далее сон… Было ещё много мелких нюансов, но ни один из них вообще не был связан с семьёй младших Егоровых и Ликой, в частности. Меня в тот день там быть просто не могло.
Значит у них был не тот «я», а другой, пришедший из будущего… Точнее, из уже, практически, настоящего… То есть, я сам, некоторое время спустя. Осознавать это казалось неестественным и диким…
Димка, ничего не понимающим взглядом следил за мной. Ну что я мог сейчас ему объяснить? У меня просто не было на это времени.
— Ладно! Сейчас делаем вот как… — и я объяснил, что пойду провожать Лику домой, а Димка должен ждать меня здесь. Нам надо было многое обсудить. Но о деле поговорим после. А для того, чтобы он не скучал, я сунул ему в руки обширную записку дяди Вити. И вместе с Ликой мы выскользнули в прихожую.
На улице был неприятный ветерок и Лика ёжилась от холода в своей лёгкой курточке. Мне пришлось на автобусной уже остановке встать сзади, обнять и прижать её к себе за плечи. Лика не вырывалась. После пяти минут ожидания на пустой автобусной остановке, я понял, что благоразумней будет вызвать такси. Пока я набирал и договаривался, Лика, защищаясь от ветра, прижималась ко мне с подветренной стороны.
Потом мы ехали на великолепной и тёплой Тойоте по опустевшим улицам. Всю дорогу Лика уже не замолкала. Она была ещё таким ребёнком! Рассказывала о дяде Вите и каждый раз называла его «папка». Сказала, что после школы собирается поступать в институт. Только не решила ещё в какой. Но так ей велел «папка». И только, когда мы подъезжали, неожиданно спросила:
— А ты папку ещё увидишь?
У меня просто всё оборвалось внутри. Я про машину времени с ней не говорил. Но она знает… Из записки что ли?
— Откуда ты знаешь про машину?.. — мне не хотелось так необдуманно заканчивать фразу. Смущать молчащего водителя.
Но Лику это не смущало.
— Времени?.. — договорила за меня она, сказав это достаточно ясно. И я был уже бессилен. — Ну, я же не дурочка! И читать умею, и папка сам мне говорил.
К счастью наша Тойота уже подъезжала к дому, где жила Лика. Я проводил её до самой двери квартиры. И Лика шёпотом сказала мне в ухо:
— Маме, если что, ничего не говори. Я была у подруги.
Когда я вернулся домой, Димка обрадовался:
— Я-то думал тебя до утра не будет…
— Что скажешь? — я не дал ему развить эту скользкую тему.
— Что скажу? Ничего не скажу! Этого изменить уже нельзя. Когда мы подготовимся, махнёшь в две тысячи одиннадцатый. Там у тебя назначена и уже давно состоялась встреча… Значит, ничего помешать этому не должно.
На следующий день мы, конечно, начали всё с утра. Я подозреваю, Димка просто мечтал увидеть, как я буду исчезать, ныряя в прошлое. Он ещё этого никогда не видел. Поэтому и пришёл так рано.
Но пока мы просто разбирались в нюансах. Профессор взял бумагу, ручку и сам начал составлять список дел первой необходимости.
— Есть что-нибудь, что важно знать для этих путешествий?
— Ты знаешь, а часы при работе разогреваются… — начал я.
— Мы с тобой это уже обсуждали. Радиоизотопный источник…
— Обсуждать-то обсуждали, но руку я могу и обжечь. Я сигал всего на минуты, а тут годы…
— Да, верно. Браслет-то снимать до окончания нельзя. — наконец снизошёл до моих проблем Дима. — Надо что-то придумать. То ли мазь от ожога, то ли теплоизоляцию для руки. А для начала, надо просто измерять температуру корпуса при работе. У меня есть контактный термометр.
И он записал что-то на листке.
— А ещё мне надо чем-то дышать. Воздух таким густым становится…
— Да? — удивился Димка. И написал что-то опять. — Я не знал… Тебе нужен будет кислородный аппарат. Или сжатый воздух в баллоне…
Я представил себя в акваланге, гидрокостюме и ластах. С чудовищными часами на руке. И не смог удержаться от нервного смешка. Хрононавт…
— Чего ты смеёшься? Я не хочу встречать обратно твой холодный труп! — как всегда со мной он был сама учтивость. Но я привык к этому. К тому же хорошо, что обо мне хоть кто-то и хоть как-то заботится.
Ещё был у меня вопрос про яркий и тусклый свет. Которые возникали при движении в прошлое и обратно. Димка сказал, что вот это может быть каким-то психическим явлением, связанным с моими переживаниями. И мы немного поспорили. В конце концов ему пришлось сказать:
— Ладно-ладно! Сейчас посмотрим. Дай-ка свой смарт!..
Хотя там явно была полоса яркого света, когда начался процесс. Но я вынужден был Профессора огорчить. Ту историческую запись в его туалете я стёр в тот же день. Файл, когда я его хотел перекачать на ноутбук, оказался с браком, и мне пришлось его смахнуть и со смарта.
— Хорошо! В следующий раз будем снимать всё подряд. Надо будет готовиться. И испытать на всё более продолжительной дистанции. Просто так, без подготовки нельзя. Очень опасно!
Его «очень опасно» меня окончательно добило. Я стал смеяться до икоты. Совершенно безо всякой подготовки я шнырял уже два раза! И теперь человек, который сам не может этого сделать, пытался объяснить мне, что это «очень опасно»!
Правда, это у меня точно нервное. Надо сосредоточиться на серьёзном! И я ещё не забыл, что сегодня обещал навестить бабушку Лиду.
Моя бабушка, Лидия Андреевна, раньше работала врачом в городской поликлинике. И пока был жив дед Саша, она продолжала трудиться. Лет до шестидесяти пяти, наверное. Потом стала пенсионеркой. Безвыходно сидит теперь дома. Большой надежды, что она вспомнит что-либо из своей прежней жизни, у меня не было. К тому же почти решился вопрос с информацией о происхождении моих «котлов». Но раз я обещал, следовало прийти и поговорить. Часы, чтобы бабушку не смущать, я оставил дома, на столе.
Бабушка неожиданно расплакалась, когда я сказал, что хочу побеседовать с ней о дяде Вите. Она сказала, что Витя был её любимым сыном. Видимо, она искренне считала Виктора Александровича своим сыном, забыв, что когда-то нашла его на улице. Я напоминать о таких мелочах посчитал грубым и жестоким. Мы и без этого мило побеседовали.
А в конце баба Лида пожаловалась:
— Я всё тут одна да одна. Хорошо, хоть ты зашёл!..
Мои мама и папа по нескольку раз в день навещают её. Но я, тем не менее, прошёлся по холодильнику. Там всего было вдоволь. Грех жаловаться. Я ещё вымыл грязную тарелку, оставленную в раковине кухни и, когда уходил, захватил выкинуть полупустой пакет с мусором. Не зря же приходил…
А потом, ближе к вечеру, мы снова встретились с Димкой. Сегодня был у нас ответственный вечер. Мне не хотелось разочаровывать Профессора. И, когда у нас всё было готово, мы провели успешное испытание. Нырок в чуть более далёкое прошлое. У меня дома и на моих условиях. Димка притащил собственный контактный термометр, фотик «Никон» с треногой, чтобы всё фиксировать на видео и взятый на время у соседа люксметр, для измерения освещённости. Кстати, его показания дали нам пищу для продолжения спора. Оказалось, надо было подобрать специальные насадки, так как показания и так были на пределе. Но всё решилось при просмотре записи со смартфона.
Сам контактный термометр я положил в карман брюк, а его датчик приклеил к запястью, в месте крепления часов. Люксметр включил, настроил и прилепил на руку, чтобы данные попали в поле зрения смартфона, а его датчик вывел себе на грудь, поближе к лицу, чтобы измерения проводились как можно ближе к глазам. Мой Самсунг я закрепил там же на груди с помощью скотча. Его сразу пришлось включить, как и люксметр, только на запись. И две или три минуты он писал всё, что происходило до того, как всё случилось…
Я нацепил на нос свои тёмные очки, надел и запустил в работу часы… Димка был уже готов, поставил свой «Никон» на запись. Тут мне показалось, что я услышал лай пуделя сверху, и прямо посреди комнаты появился мой двойник! Был какой-то треск, на меня подуло сквознячком. И я краем глаза уловил неожиданно возникшее рядом человеческое тело…
Я не ожидал, что со стороны выгляжу вот так! Весь обвешанный проводами и датчиками, по всему мне торчат разнообразные приборы. Прямо, космонавт или спелеолог. При исполнении… Но, вообще-то, я выглядел довольно-таки неплохо. Стильно. Конечно, не Леонардо ди Каприо, но вполне сойдёт… Я с интересом рассматривал самого себя… По крайней мере, из всех моих ипостасей, эта была самая крутая. Очки, правда, совершенно непроницаемые, и глаз за ними у этого парня почти не видать.
Он, моя тень из будущего, улыбнулся и помахал мне рукой. Я повернулся к нему и поднял руку в ответ. Димка от того, что мы можем ещё и общаться друг с другом, похоже, потерял дар речи и устойчивость. Что-то у меня за спиной загремело, и в следующий момент он оказался сидящим на полу. Но продолжавшим с глупым выражением лица пялиться на моего двойника. Я думаю нам не хватило сейчас ещё одной точки наблюдения, которая бы охватывала всё сразу! Это была бы потеха!
Мой двойник, неожиданно похлопал меня по плечу. Когда я повернулся, он показал мне руку с часами, по-видимому время кончалось. Затем нагнулся и пальцами постучал по полу под своими ногами. И, разогнувшись, почти сразу, с шорохом исчез.
Димка всё продолжал сидеть на полу. Но его камера на треноге всё ещё глядела на меня. Значит, как говаривал Гагарин: «Поехали!»
Я поднял повыше нелёгкую левую руку и правой стал привычно забивать цифры дальности и срока возвращения. Меня, конечно, влекло опробовать второй вариант заброса, но на такие короткие дистанции удобней было пользоваться просто секундами. Ничего менять не стал. Всё должно остаться в рамках уже произошедшего. Димка стал что-то мне мычать и тыкать руками в пол. Но он просто не успевал за моей мыслью. А я сунул палец под корпус часов и до лёгкого щелчка надавил на сканер отпечатка. И через секунду сделал широкий шаг на то место, где только что был двойник. Между нажатием и срабатыванием до сих пор была только пара секунд.
Очень лёгкий удар по ногам, ослепительное зарево вокруг, мой новый двойник, делающий шаг от меня назад… Мои глаза, несмотря на тёмные очки, начали болеть. И я их поспешно закрыл. На слух всё тоже было громким до оглушительного. Какой-то гром, быстро изменившийся до писка. Когда писк стих, я понял, что скоро уже наступит моё время назначения, и стал потихоньку приоткрывать щёлочки глаз. Это совпало с резким затемнением. Меня качнуло, я вдохнул и распахнул глаза.
Димка уже, вернее, ещё, стоял перед своей треногой, а мой… то есть я сам поворачивал в мою сторону голову. Выражение лица… В общем-то я тогда немного испугался… И теперь я сам, чтобы успокоить двойника, улыбнулся, поднял свободную руку и приветственно помахал в воздухе. Двойник мне вежливо ответил. А Димка, для которого всё это оказалось неожиданным и безумным, вдруг не удержался на ногах и полетел на пол… Мне было его жалко. Он падал при мне уже во второй раз. Но предупредить это было невозможно!
Пока двойник удивлённо поворачивался к Профессору, я достал из кармана термометр. Температура корпуса была где-то около сорока. Точнее тридцать девять и восемь Цельсия. Что показывал люксметр можно будет определить только на записи. На часах все строчки светились, кроме верхней, где было ещё предстоящее время. На третьей строке время убывало уже катастрофически. И я похлопал двойника по плечу. Надо было ему показать место, откуда он должен стартовать. Он, улыбаясь, повернулся ко мне, и я показал ему часы, что времени совсем не остаётся. Потом нагнулся и хлопнул по полу между ногами. Он поймёт! И только тут я сообразил, что мы с ним даже не обменялись и парой слов. Я хотел бы услышать со стороны свой собственный голос. В этом отношении я для себя был незнакомцем… Свой голос, который мы слышим, и тот, что слышат другие, говорят, совсем разные. Поэтому свой разговор на записи мы, как правило, не узнаём.
Впрочем, было уже поздно говорить. Свет померк, меня качнуло… Возвращаюсь.
Дима был в комнате один. Он теперь стоял на ногах, и на меня просто как-то бесчувственно глянул. Злится что ли, что из-за меня упал? Я-то ожидал, что он будет радостным оттого, что видел перемещение во времени…
Но Димка не злился.
— Надо же как я опозорился! Я надеюсь, у тебя в записи этого… не будет?..
Похоже, его одолевало смущение. Он сам не ждал, что так нелепо среагирует на появление вполне ожидаемого второго и наш корректный обмен жестами. Я вспомнил свой собственный взгляд. Мы в тот момент были в одинаковом шоковом состоянии.
— Профессор! — как можно более мягко, и в то же время, укоризненно, произнёс я. — Уймись. Ты бы видел моё лицо, когда этот тип появился!..
Я сказал это о себе как бы от третьего лица. И мы потом вместе хохотали, когда просматривали снятое мной видео. Дима сам не мог удержаться, как это потешно получилось. Первый-то раз, когда Димка шлёпнулся, моя камера только зацепила его макушку. Зато второй раз это было что-то! Ошарашенный Димка в панике подогнул ноги и, не устояв, приземлился на пятую точку. Но и я был хорош! Глаза вытаращил, будто привидение увидал. Что меня извиняет, я быстро пришёл в себя и не упал. Наверное, потому что видел самого себя со стороны уже не в первый раз.
Димкина камера засняла всё в ещё более мягком варианте. От падающего профессора остались только однократное сотрясение и удивлённые взгляды «близнецов».
— Кстати. Завтра приедет один мой знакомый из Беларуси. — отсмеявшись, сказал уже спокойным голосом Димка. — Он сказал, что привезёт дозиметр. Тогда мы с большей вероятностью, можем утверждать об источнике питания этого прибора. И, я думаю, мы окажемся правы, считая, что тут стоит именно ядерный источник.
Я поморщился. Все эти разговоры про ядерный источник у меня на руке, раздражали. Они пугали меня с тех пор, как я связал «котлы» с. Пусть он хоть дважды ядерный и трижды опасный, мне об этом лучше было не говорить. Тем более, когда планирую использовать часы ещё не один раз.
Мы потом внимательно отсмотрели весь видеоматериал, и долго обсуждали его результаты. Нам теперь об этом явлении можно было писать диссертацию. Жаль, что ни один институт её бы всерьёз не воспринял. Ведь для этого пришлось бы приоткрыть завесу секретности. Мы с Димкой вместе считали, что публиковать что-либо об этом явлении и приборе, будет окончательной тупостью. Это всё равно, что выскочить на скоростное шоссе и попытаться, с помощью магических жестов, остановить летящий на тебя тяжело гружёный контейнеровоз. За эти самые часики сразу начнётся целая война. И возможно не только в переносном смысле… Меняя прошлое, вероятно можно было бы воздействовать на настоящее и будущее. Хотя, то, что произошло сегодня у нас, как будто делает нереальным что-либо типа «убить своего дедушку». Например, если мой двойник, возникнув из будущего, шлёпнул бы меня, его бы самого уже не было, и некому было бы из будущего проскочить в прошлое…
Вообще, в эту философию мне лезть очень не хотелось. Теория и философия, не мой конёк! Вероятней всего…
Ночью мне приснился отвратительный, но всё же подходящий по смыслу к моим предшествующим мыслям, сон. И после я почувствовал себя совершенно больным.
Во сне я сам, вот странно, безо всяких часов, голубого сияния и прочей ерунды, ныряю в прошлое, и там вижу маленького мальчика.
Комната. Детские игрушки и мальчуган с торчащими в разные стороны ушами. Я достаю из-за пазухи пистолет, откуда у меня такая штука, не знаю, и стреляю ему в сердце… В сердце, не в сердце, но всё же я в него выстрелил. В ребёнка! И в то же мгновение увидел, что этот мальчик — я сам, и эта пуля, которую я пустил в него, в тот же миг поразила меня. Всё было так реально! И умирать было очень больно и страшно!..
Проснулся в холодном поту… На груди, в районе сердца реально жгло! Я раньше подобного во сне никогда не видел. И смертельный озноб, и ужас убийства, и горячая пуля, ударившая в сердце…
Было три часа ночи, я сидел на кухне и пил горячий чай. Чашку за чашкой. И никак не мог согреться… Откуда взялся такой пакостный сон? Нелепый, бессмысленный! Это не предупреждение и не подсказка. Глупость какая-то на постном масле… Нырнуть в прошлое, чтобы убить себя! Идиотизм натуральный…
Наутро мы с Профессором планировали подготовить бросок уже на несколько часов. Но я в пять утра позвонил ему, соврал что заболел, и уже потом спокойно лёг и заснул. Кошмаров больше не было, спал я спокойно. И в час дня был уже, как огурчик, бодрым и жизнерадостным!
Потом случилось одно событие… Но об этом я лучше расскажу чуть позже.
А в три позвонил Димка. Спросил, не надо ли чего. Я сказал, что ничего не надо, и я беру на сегодня отгул. Но это я только для Димки сказал, чтобы не рвался ко мне сейчас. Нам всё равно ещё предстояло сегодня встречаться. Димка сказал: «Угу». По крайней мере, у меня сегодня выпало свободное время. И для общения в том числе.
И вот же какая странность, секунду спустя действительно позвонила Ленка. Я даже не успел телефон на место положить. Ленка Рязанова как бы считалась моей подругой в прошлом году. Мы с ней действительно тогда были близки. По крайней мере, мы почти месяц жили вместе. Здесь, в моей квартире. Как будто семья. Я думал у меня с ней всё будет нормально. Но в какой-то неопределённый момент, всё кончилось. И я, дурак, ещё два месяца безуспешно пытался её вернуть…
И вот с тех пор прошёл почти год. Былое забылось и стало плохим воспоминанием. Я думал, что вытравил из памяти её имя и образ. И стёр её номер в контактах смартфона. Но это была только надводная верхушка айсберга. Ленка мне по-прежнему снилась! Той милой девчонкой, какую я увидел на встрече одноклассников в позапрошлом году. Мне, дураку, тогда хотелось защитить её просто ото всего. Такой она мне казалась беззащитной.
И ведь был в то время хороший выбор! Почему именно Ленка?.. Уже не знаю.
Я был предупреждён, но ждал, что она сама скажет, зачем я ей понадобился.
— Валюр! — да, когда-то я млел от такого обращения. — Привет, милый! Ты на меня всё ещё дуешься?
— Здравствуй, Лена! — я не хотел выглядеть хамом, но всё же решил не сокращать дистанцию. — Какими судьбами в наших краях?
Сказал это достаточно безразличным тоном. Как говорят постороннему. И у меня, вроде, это получилось.
— Ой-ой! — она это умела, унизительно насмехаться, практически ничего не говоря, одними интонациями. — Глупенький! Судьба меня просто влечёт в твои края! Как ты думаешь, может нам сегодня встретиться? А-то я уже стала забывать, как пахнут твои волосы…
Фу ты! Как она быстро умела привлечь оппонента на свою сторону. Щелчок пальцами, и ты уже наш! Это умение родилось ранее её самой. Мне лично всё в Ленке нравилось, кроме вот этого… Лёгкости, с которой она тебе позволяла приблизиться и потом с безразличием отталкивала. Я, после всего, что с ней было связано, стал считать себя законченным консерватором. В здоровом смысле этого слова, конечно. И теперь хотел бы видеть рядом с собой тоже нечто нормальное и предсказуемое. Консервативное.
— Что-нибудь у тебя случилось? Что-то ты устаревший мотив завела! Тебе так не кажется?..
В трубке повисла тишина. Да, первый щелчок пальцами оказался холостым. Не подействовало.
— Может всё-таки встретимся?.. — теперь голос почти нормальный, без того театрально-счастливого повизгивания.
Значит нам можно нормально говорить. У меня-то не было такой возможности почти год.
— Нет, Лена! У нас с тобой ничего не сложилось. И вряд ли сложится. Мы слишком разные…
— Ну, Валюр! — это ещё одна попытка. — Чего ты? Зачем всё усложнять? Ведь нам было так хорошо!
О, да, было. Я сам так, по крайней мере, раньше думал. Но не готов был соглашаться с Ленкой.
— О хорошем у нас с тобой разные понятия…
И мы почти минуту ещё молчали. Я хотел уже дать отбой, когда Лена сказала:
— В общем-то я и не надеялась, что простишь… — немного помолчала. — Как ты?
Это ещё одно вовлечение в разговор. Надо ли мне ловиться на эту её удочку? Эту Лену совершенно не волнуют мои дела. Она так и сказала при последнем разговоре прошлым летом: «Да пошёл ты со своими проблемами!..». Я, наверное, злопамятный.
— Ещё что-нибудь хочешь спросить? Спрашивай.
Я понимал, что сейчас излишне жесток, но о том, что сказал не жалел. Больше у Лены вопросов не было. Соединение разорвалось. Наверное, она поняла, что кашу здесь со мной больше не сваришь. Хотя, это, без сомнения, не её стиль. Раньше бы она, как дятел, долбила эту точку, пока бы не добилась своего. Днём и ночью. Что-то в ней всё-таки сломалось. Впрочем, это могла быть всего-навсего обыкновенная, предвещающая длительную и, вероятно, победоносную осаду, испытание боем.
Часов в семь вечера наконец-то пришёл Профессор. Я его уже заждался.
— Ну что, кончил болеть? — это у него вместо «здравствуй». — Я, ты думаешь, с пустыми руками?.. Не надейся, брат! Вот!
И Димка протянул мне пакет, в котором лежало нечто.
— Немецкий радиометр… — сказал я, даже не взглянув внутрь.
— Ты откуда знаешь? — удивился Димка, пытаясь снаружи на пакете разглядеть внешние признаки именно немецкого радиометра.
Но я объяснять не стал. В пакете была небольшая коробка, а в ней ещё более небольшой прибор, напоминающий прежние пухлые сотовые телефоны. Правда, не было кнопочного поля, но вместо кнопок был один небольшой джойстик. Этот прибор я уже видел. Правда, как работает, понятия не имел.
— Радиометр. Счётчик Гейгера. Смарт! — с придыханием произнёс Димка. — Последняя разработка. Сплошные удобства для пользователя. Подсчёт фоновых значений, вычисление суммарной дозы, составление графиков…
— А где у него датчик на проводе? — я решил подколоть Димку. Ведь до сих пор все измерительные приборы у нас были с вынесенными датчиками.
— Чудак! У него датчики такие большие и хрупкие, что их лучше размещать в корпусе.
— А давай попробуем включить! — мне хотелось поскорее узнать насколько нам безопасно теперь жить рядом с моим, не очень ручным, ядерным монстром. Я уже третью ночь, на всякий случай, оставлял часы на кухне на подоконнике. Подальше от себя. По крайней мере, пока сплю, они на меня меньше влияют.
Димка поколдовал и на приборе засветился дисплей.
— Ну вот. Начнём. — Профессор своим большим корпусом загораживал мне весь дисплей. И я пытался перелезть через его руку, чтобы разглядеть. — Не торопись. Он только за сорок секунд сможет вычислить.
— Вычислить? Он что, не измеряет разве?
— Какой ты тёмный! Мне даже неудобно!.. Радиометры измеряют в микрозивертах в час… Понимаешь?.. В час!.. А показывают уже через сорок секунд!
— А-а. Так бы и сказал.
— Я так и сказал. — немного раздражённо сказал Профессор.
Правда, спидометры на автомобилях измеряли скорость в километрах тоже в час, а их показания начинались с первой секунды как тронешься. Но я этим упрекать Димку не стал, пусть считает, что он прав. Через сорок секунд появилось первое показание — шесть сотых микрозиверта.
— Это очень много? — задал вопрос я.
— Видишь надпись: «Радиация в норме»! Нормой считается всё, что не превышает двадцать девять сотых микрозиверта…
— Примерно ноль, тридцать… То есть это не смертельно?
— Тащи сюда свои часы, сейчас узнаем!
Когда часы оказались у радиометра, я затаил дыхание. Вот сейчас… Но показания, за сорок секунд хоть и изменились, всё же остались в пределах нормы. Двенадцать сотых микрозиверта. Я облегчённо вздохнул. В норме значит!
— Теперь нам нужно испытать на рабочем… — сказал Димка.
Я протянул руку к лежащим на столе часам, но на всякий случай жалобным голосом съязвил:
— Ты куда-то торопишься? Тяжело больного человека облучать, засылая в смутное прошлое… Совесть потом мучать не будет?
Я насмехался, но друг воспринял это как серьёзное обвинение:
— Ты понимаешь, Валера, — начал оправдываться он. — Вовка дал мне радиометр только на пару часов. Я не стал его самого сюда тащить из соображений… ну, ты понимаешь… И он теперь ждёт у меня дома. Другого такого случая возможно не будет долго…
— Ладно, давай уже! — разбираться действительно не было времени.
— Погоди… — Профессор попытался меня остановить. — Может мы…
— Расслабься и наслаждайся! — сказал я и толкнул легонько Димку на стул.
Димка сел, но пытался всё ещё мне что-то сказать.
Всё, что надо было для вояжа я уже приготовил в объёмистой сумке. И теперь принялся сноровисто доставать и цеплять на себя. Смартфон… Контактный термометр… Очки…
Наконец, скотчем приклеив к руке радиометр, я повернулся к Профессору.
— Ну, как?
— Давай подумаем, куда тебя заслать. — его это ещё волновало.
— Во-первых не куда, а когда!.. А где твой японский фотик? — это я, чтобы переменить тему о времени засылки.
— Ох, ты! — огорчился Профессор и стал шлёпать себя по карманам. Как будто там, в складках, мог затеряться его Никон.
А я пока водрузил себе на левую руку машинку, выставил на ней, пользуясь новой технологией дату и время. Впрочем, дату я оставил прежней. И привёл защиту в состояние ровного голубого свечения.
— Постой, ты куда?.. — Димка, раскрыв рот, смотрел на меня.
— Вперёд, в прошлое! — весело сказал я, перефразируя известное название фильма. — Ты чего такой озабоченный? Я же сказал: расслабься и наслаждайся! Увидимся через три минуты.
И я, нацепив на нос очки, нащупал красную кнопку, нажал и вдохнул поглубже…
Все эти процессы стали за последние дни почти привычными. Я, конечно, переступил в сторону, но встряски и удара по ногам не избежал. Ослепительный голубой свет. Очки не очень-то помогали защитить глаза, зато в них я выглядел классно. Холодный воздух… Если не шевелиться, его можно было и не замечать.
И, наконец, время в пути. В прошлые разы на это тратилось что-то в промежутке от пяти до десяти секунд. По моим ощущениям. Это время я ни разу фактически не измерял. В этот раз я на часах засёк момент отправления, и момент, когда вышел из сквозного в нормальное прошлое, оказалось это заняло только одиннадцать секунд. Я мог бы ещё не дышать секунд сорок. Легко! Пять часов пролетели почти незаметно! Что в это время происходило вокруг меня, я почти не видел. Глаза были сильно прищурены. Зато, когда всё кончилось и я их распахнул, передо мной, словно я отражался в зеркале, стоял двойник, счастливо улыбающийся, только без часов, очков и остальной приклеенной дребедени.
Я, по привычке, как другому человеку, протянул ему руку, и он крепко пожал её. Потом, постояв так немного с захваченными руками, мы внезапно обнялись, ткнувшись друг другу в плечо. Мы с ним были ближе, чем близнецы. Нас разделяло только пять часов времени.
— Что новенького? — спросил от моего плеча двойник. Голос у него был похожий, но совсем не мой. Выше, и несколько более хриплый.
Я задумался. Что за это время случилось? Пришёл Дима. И я показал на руке радиометр.
— Что это?
— Это радиометр. Немецкий. Его только что принёс Профессор…
— Ух, ты! Такой маленький. А как работает?
Неужели, это я был пять часов назад такой любопытный?
— Это тебе пусть Димка объясняет. — посоветовал я. — А у меня только три минуты… Да, кстати, тебе скоро позвонит Ленка…
— Это которая?
— Да та самая! Только не прикидывайся, что ты её забыл!..
— Ну и как она? — сказал, театрально вздохнув, близнец.
Валерка мне… мне… старался внушить, что она ему была безразлична! Забывая, наверное, что я — это тоже он.
— Брось играться! Тебе, дурила, она до сих пор нравится!.. — я вздохнул. — А она всё такая же… Хочет, как в первый раз, легко прийти. И будет уговаривать тебя встретиться.
— И что я должен буду сказать?
— Это уж ты сам решай. Подсказывать я тебе не буду… Впрочем, тебе интересно будет оценить её артистические данные.
Мы помолчали. И оба вспомнили Ленку. Какая она была ещё до того. Милая. По утрам счастливо улыбающаяся. Не умеющая совершенно готовить и убираться в квартире. И ушедшая потом к какому-то белому и пушистому Славику…
— Ты… это… — очнулся от воспоминаний первым мой двойник. — Время-то ещё есть?
Я поглядел на машинку. Оставалось ещё тридцать четыре секунды. Целая вечность!
— Немножко есть.
Я вспомнил, что сейчас попрошу у себя.
— Ты… сними очки. — сказал он. Я тут же снял. — И повернись!
Я прокрутился на месте. Потом подсказал:
— Теперь — ты!
И Валерка-второй, будто на подиуме, широко улыбаясь, сделал несколько шагов к окну, там повернулся и возвратился обратно.
— Слушай! А мы с тобой так похожи!.. И роста, вроде, одинакового! Ты не находишь? — выдал он.
— Ты окончательный и бесповоротный дурачина! — сказал я сквозь смех.
Мне это снова было забавно. И мы, крепко хлопая друг друга по плечам, хохотали долго, до самого моего отбытия. Я даже не успел вдохнуть. Свет померк, меня качнуло и Валеркина тень передо мной, набирая ход, кинулась прямо сквозь меня. Но я ничего даже не почувствовал.
Большой красный и тусклый фонарь за окном всё ускоряясь и склоняясь ниже поплыл к противоположному углу оконного проёма. Какое-то облако стало сгущаться в комнате прямо передо мной. Когда я разглядел в облаке знакомые черты, снова стало светло. На меня глядел Димка.
— Ну как? — спросили мы друг друга одновременно.
И тоже засмеялись. Но быстро успокоились.
— Как радиометр? — спросил, ещё улыбаясь, Дима.
И я только сейчас заметил, что радиометр на руке издавал какие-то звуки. Тихие, потому что кричалка радиометра, вероятно, была с обратной стороны и прижата к руке. И крупные цифры, которые были раньше зелёными, стали красными: «3,2». Я развернул радиометр к Димке.
— Ого! — сказал он. — Больше трёх микрозивертов в час!
— А допускается три десятые. — напомнил я.
— Фоновые три десятых уже не допускаются! Но не бойся, фоновое значение у нас в норме, меньше двух десятых…
— Как это, не бойся! У нас в десять раз превышена недопустимая доза! — и я постучал ногтем по стеклу радиометра.
— Это не фоновое значение. Это значение в те считанные секунды, когда тот реактор выдавал мощность для прыжка! И очень, кстати, скромно. Рентгеновский аппарат, например, выдаёт что-то около миллизиверта, в сотни раз больше, но тоже недолго. А смертельной считается разовая доза в несколько зивертов. Так что безопасность у нас обеспечена! Излучение в миллион раз не дотягивает до смертельного уровня.
Миллион раз. Гм! Меня это почти успокоило. Я осторожно снял часы и начал отлеплять от руки Вовкин радиометр. Снова со скотчем выдрал из руки несколько волосков. Больно!
— Слушай, Димыч! А дядя Витя умер всё-таки от рака…
— А он с детства игрался с часами… И умер после сорока пяти лет таких игр. Ты вполне можешь уже озаботиться своей безопасностью и выкинуть машину времени в мусорный бак… Тогда здоровеньким доживёшь до пенсии.
Это Профессор вовремя ввернул про машину времени. Таким ценным обладанием станет разбрасываться только недоумок! Какой смысл ждать спокойной старости, если отнять у себя такую фантастически интересную игрушку, с таким невероятным потенциалом!
И мне вдруг пришла в голову любопытная мысль:
— А, интересно, в каком году можно было использовать изотопные источники в бытовых целях?
И мы посмотрели друг на друга удивлённо. Навряд ли это могло случиться в ближайшие годы, если не десятилетия. Или столетия… Потому что радиоактивные источники в наше время слишком опасны. Жизнь рядом с такой штукой, если не невозможна, то по крайней мере, весьма рискованна. В будущем вряд ли что-то кардинально изменится в этом вопросе. Так что маленький Витя сумел получить доступ отнюдь не к бытовому прибору. Возможно, это был какой-то плохо охранявшийся экспериментальный образец…
Было около восьми, когда Димка, наконец решил вернуть Вовке его радиометр. А я оставил свою личную машину перемещений во времени на видном месте на столе. Теперь её можно было не бояться. Почти безопасная! Главное, теперь не потерять от неё ключ!
Ночью сегодня мне снилось что-то приятное. Даже волоски на коже топорщились от удовольствия. Но что именно я видел во сне, вспомнить не мог. Что-то необычное и очень милое одновременно. Вспомнилось, уже после пробуждения, как накануне я разговаривал с собой. это было самым запоминающимся за последнее время. Будто я вернулся в детство и встретил там старого, но почему-то забытого, друга…
И когда я в хорошем настроении готовил себе завтрак, раздался звонок в передней. Я, думая в такой ранний час о соседях, сразу открыл дверь. Там стояла Лика. Очень странное явление. Просто невозможное.
— Заходи! — спокойно разрешил я, и пошёл опять на кухню, следить за яичницей.
Лика за мной в кухню зашла через минуту. Мне надо было заполнить тишину, и я спросил:
— Ты чего не в школе?
Лика молчала. Это не страшно! Найду какую-нибудь интересную тему и, как миленькая, заговорит.
— Есть хочешь? — я подумал, что вполне могу поделиться своей яичницей с гостьей.
— Я завтракала. Спасибо.
— Чай?
Но Лика покачала головой. Я пожал плечами. Нет, так нет! Мой завтрак не занял много времени. И мы наконец могли позволить себе, не торопясь, побеседовать. Лика начала первой:
— Ты же ещё увидишь папку?
Это было почти утверждение. Потому что в прошлый раз я на этот вопрос ответил уклончиво.
— Конечно! — оставалось только ответить мне сейчас.
— Скоро?
— Да. — на самом деле правильный ответ должен был быть чуть менее утвердительным.
Ведь это могло случиться и завтра, и послезавтра, вплоть до ближайших выходных. Которые, впрочем, тоже подходили под это понятие: «скоро». Но могло произойти и сегодня. Я с Профессором эту свою идею ещё не обсуждал. В конце концов, мы с ним решили, что демократичней будет все вопросы решать только коллегиально. И он сейчас считал, что мы должны просчитывать мои возможности и очень постепенно увеличивать дистанцию до тех пор, пока не сможем уверенно рассчитывать на безопасный длинный прыжок. Я же готов был отправиться прямо сейчас. Мне в этом вопросе не хватало только союзника, чтобы изменить соотношение сил. А решимости у меня было, хоть отбавляй!
Но про эти наши полемики Лике знать было необязательно.
— А ты мог бы у него… нет!.. ему передать, что…
Ну, началось!
— Лика! Я что, телефонный аппарат, что ли? Ты ему сама напиши, а я, как смогу, передам. Бумагу дать?
Девчонка смотрела на меня остолбенело. У меня сложилось впечатление, что идея письма ей и очень нравится, и совершенно неприемлема. Одновременно. Я вздохнул и пошёл в свою комнату за бумагой. Потом положил лист перед Анжеликой и сел напротив. Но она долго ещё не решалась начинать. Сидела над листом в напряжённой позе и молчала. Потом всё-таки достала из сумки ручку и посмотрела на меня.
— Только пообещай, читать это ты не будешь!
Ну, вот, новые капризы.
— Я не стал бы читать, даже если бы ты разрешила. — в этом я был честен. Никогда я не заглядывал в чужие записки. Считал это недостойным и даже подлым. Как воровство.
— Хорошо. — спокойно ответила Лика и начала всё-таки писать. Вероятно, удовлетворившись этим моим объяснением.
— Может мне выйти, подождать в другом месте? — предложил я, вставая. Мне, вообще-то надо было, пока Лика занята письмом, прибраться у себя в комнате.
— Нет-нет! — встрепенулась она. — Ну, пожалуйста посиди! А-то я совсем заревусь.
Пришлось мне сесть, раз она такая рёва. Изредка поглядывая в мою сторону, Лика писала около получаса. Один раз она начала всё вычёркивать, и потом смяла почти полностью исписанный листок и с извиняющимся видом посмотрела на меня. Я всё понял и принёс ей ещё три листка. Больше в моём принтере всё равно не оставалось. И всё началось снова. Лика теперь на меня не смотрела и лихорадочно заполняла строчку за строчкой. Иногда от усердия высовывая язык. Пока она глядела только на бумагу, я воспользовался такой удачной ситуацией, достал свой Самсунг и включил запись видео. Девчонка была неотразимой… Может потом покажу это Виктору Александровичу, какой красивой она стала. Мне бы это было интересно. Когда Лика поставила в конце точку, я незаметно выключил и сунул смартфон в карман. И меня потянуло на глупые шутки.
— Дописала? Теперь будем считать это документом. — совершенно с совершенно серьёзным лицом сказал я. — Поставь дату и распишись. И не забудь свернуть. И сверху подпиши: кому и когда.
Я вспомнил про адрес, написанный Виктором Александровичем на его письме.
Мой серьёзный вид всё-таки, наверное, подвёл Лику. Она не поняла, что я шучу, и точно собралась портить свой рукописный шедевр излишними дополнительными закорючками.
— Я пошутил! — торопливо сказал я, видя, что она занесла над бумагой ручку.
Не понимая, она стала рассматривать моё лицо.
— Прости, я правда пошутил!
— И подписываться не надо?
— Подписаться можешь, но папка, я думаю, и так поймёт, что это от тебя… Только сверни, у меня без тренировки с закрытыми глазами это сделать не получится.
Когда письмо было перечитано и свёрнуто, я спросил:
— Что ты там в школе пропустила?
— А! — беззаботно махнула рукой Лика. — Я прямо с утра пошла в медпункт и сказала, что плохо себя чувствую. Наверное, простудилась. Врачиха сказала: «Тогда иди домой. Я сама сообщу кому надо». Она нормальная тётка. Так что я свободна!
Я ничего ответить не успел, потому что пришёл Профессор. Лика первая выпорхнула из кухни открывать дверь и, открыв, тотчас сказала:
— Здравствуйте, профессор!
После этого Димка был в шоке и целую минуту не мог ничего сказать. Пришлось мне приходить ему на помощь:
— Лика, он Профессор только для своих друзей. Это не учёная степень, а прозвище, ник у него такой, если хочешь, кличка. И к тому же здороваться с ним не принято. Как и прощаться. Это как бы традиция такая.
— Это правда? — спросила Лика Димку. Видно, в последнее время у неё закрались оправданные сомнения в моей честности.
И Димка кивнул.
В комнате у меня со вчерашнего трудного дня был лёгкий кавардак, поэтому я предложил, и все с этим согласились, что лучше будет заниматься делами на кухне. Димка, конечно удивился в изменениях личного состава нашего неофициального клуба, но до определённого времени не возражал. А я сказал Лике:
— Только учти, твоё время здесь — пока в школе идут уроки. Потом, не обижайся, я тебя прогоню. Домой-то сама доберёшься?
Лика безразлично кивнула, её, похоже, это не очень волновало.
Когда мы сели втроём за стол, Димка всё-таки поставил вопрос о конфиденциальности. Я видел, как он его гложет, и дал высказаться.
— Я, конечно, понимаю, что вы родственники, но всё-таки… Можем ли мы говорить сейчас обо всём? — этот вопрос был, без сомнения, ко мне. — Честно. Я не хочу, чтобы появилась утечка информации. Так рисковать…
Я перебил:
— Остынь! Ты о какой утечке?.. Меня имеешь в виду? — Димка молчал и взгляд его показывал, что я очень близок к истине. — Ага! Это я привлекаю новых и непроверенных людей?
Тут уж он кивнул. Не понимая, что я имел в виду не Лику, а его самого.
— Угу! — сказал я. — А ещё я собираюсь разболтать обо всём какому-то Виктору Александровичу…
— Но это-то другое дело! — вспыхнул Димка. — С Виктора Александровича всё и началось. Он…
— Хорошо! — констатировал я. — А-то я уже начал считать себя предателем нашего важного дела…
Мой спокойный тон и, сквозившая в речи, ирония Димку смутили. Он снова потерял приоритет в разговоре, поэтому ничего вставлять больше не решился. Лика, я видел, хотела что-то сказать. Но я решил её пока проигнорировать. Дело касалось таких священных понятий, как дружба и доверие.
— Ты, Дима Калашников, самый новый, и менее всего проверенный член клуба. Меня в этот клуб включили, когда мне исполнилось шестнадцать. То есть, более шести лет назад. — Димкино лицо, пока я говорил, всё более вытягивалось. — Я не говорю, что я святее Папы Римского. Я, например, тебя в тайну машины времени посвятил… Но всё-таки самым старым и самым проверенным членом клуба является Анжелика. Она в этом клубе была, практически, с рождения… И ни разу не подвела.
Я этими словами поднял престиж своей «сестрёнки» на небывалую высоту. Мне это было необходимо. И после таких слов я ждал аплодисментов или хотя бы чьих-нибудь возгласов одобрения, но на кухне стояла гробовая тишина. Я обвёл глазами молчаливый контингент. Лика почему-то не радовалась и смущённо молчала, а Профессор явно что-то хотел сказать, но только не решался, и задумчиво водил пальцем по скатерти. Я ещё предоставлю ему возможность высказаться. Потом.
— Ты Дима, куда хотел меня сегодня отправить? — прервал я молчание.
Димка, очнувшись, вздрогнул и сказал:
— Я думал, для начала, на несколько суток, дня там два-три, потом, уже завтра, на несколько месяцев. И только потом…
Я жестом остановил его. Стоп! Ясно, куда именно он собирался отправить меня «и только потом»!
— Друзья мои, рад возможности сообщить вам, что благородная дата: «И ТОЛЬКО ПОТОМ», пришлась как раз на сегодняшнее число! — я обвёл их глазами. — Я думаю, пора!
Что тут началось! Лика, будто опомнившись, захлопала в ладоши и засмеялась. А Димка, не верил своим ушам и уговаривал меня «не делать глупостей». Я сидел с непроницаемым видом. Всё получилось, как я хотел! Мне удалось обеспечить себе весомого союзника, и Димка остался в меньшинстве. Но я так решил ещё утром. Проснулся и что-то мне подсказало: «Вот он этот счастливый день!». И всё мне в этом способствовало. И для отступления у меня не было никакого повода. Димка со своей теорией безопасных экспериментов, мог зарыть в песок любое полезное дело. Чего стоил только мой наряд, когда он хотел отправить меня на двадцать секунд в будущее. А теперь у меня ещё и сторонник нашёлся. И Профессору пришлось сдаться. Я его вынудил!
Солнце в окне неспешно пробиралось между голых веток тополя, и жалкие редкие облачка на небе тоже не могли существенно пригасить свет у меня на кухне. До полудня оставалось совсем немного. Сборы длились уже больше часа. И начало операции по переброске всё откладывалось и откладывалось. Сперва мы с Профессором долго спорили о необходимости крепить на мне датчики. Впрочем, радиометра и люксметра уже не было. Нужды лепить на руку термометр я тоже не видел. Но Димка пытался меня убедить, что в случае превышения температурного предела с увеличением длительности перехода, я ничего сделать уже не смог бы и мог пострадать. И он ещё раз пожалел, что я отказываюсь от постепенного увеличения дальности. Я же говорил, что при увеличении дальности с минут до часов, температура поднялась только на один градус. И в дальнейшем этот перепад станет ещё меньше. Димка возражал… Лика во время этого нашего спора молчала, хотя каждый из нас так или иначе пытался привлечь её на свою сторону.
Вопрос о дыхательном оборудовании, типа акваланга, я с негодованием отмёл. Справлюсь своими силами. Даром что ли занимался столько лет фри дайвингом. Не тащить же с собой в прошлое ещё и баллон со сжатым воздухом. Что я с ним там буду делать?
Следующий вопрос, о времени, когда можно застать Виктора Александровича дома, решился быстро, почти сам собой, когда Лика сказала, что в этот день вроде бы «папка» на работу не ходил. «Вроде бы» — понятие неопределённое и всё могло быть! И мы мудро выбрали вариант второй половины дня. Время после обеда.
Потом речь зашла о погоде в конце сентября одиннадцатого. Я об этом даже не подумал, идея пришла Профессору. Он сказал, что весна и осень, без сомнения, близкие времена года, но всякие локальные изменения в погоде всегда случались. И если я в неподходящем наряде появлюсь на тех улицах, меня могут неправильно понять. Какая была в тот день погода никто из нас, естественно, не помнил. Попытка выяснить погоду в прежние времена, наткнулась на практический вакуум информации. Долгосрочные российские прогнозы давали более-менее стабильные данные на начало месяца в регионе, а конец не упоминался нигде. Попытка выяснить это в местной службе по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, была провальной изначально. Мы наткнулись на непробиваемую стенку бюрократического «как-бы-чего-не-вышло». Наконец, Димка вспомнил, что был такой парень, который раньше каждый день вёл для себя погодный дневник. Кое-как выяснил его телефон и позвонил. На наше счастье, про этот день данные были. Оказалось, погода двадцать четвёртого сентября одиннадцатого года у нас была великолепной. Парень, обладающий недюжинной памятью, вспомнил, что ходил в этот день в лес за грибами. Температура днём была почти летней: от двенадцати до шестнадцати градусов тепла. Ветер северо-западный умеренный. Солнечно. Немного запоздавшее Бабье лето!
Я-то думал, что для визита вполне обойдусь нынешней своей тёплой курткой, в крайнем случае, осенним дождевиком на свитере. Но при такой практически летней погоде глупо было одеваться настолько вызывающе тепло. Пришлось ограничиться почти летней спортивной курточкой и тонкой водолазкой, если вдруг поднимется тот самый умеренный ветер.
У меня ещё возник вопрос о документах. Я рассуждал, что всё может случиться, возможно в процессе понадобятся какие-то документы для подтверждения личности и деньги. Ведь как там может случиться, никто не ведает. От документов меня отговорил Димка:
— Твой нынешний паспорт когда выдан? Случаем, не в тринадцатом? Кому ты такой там покажешь? Сочтут фальшивым и хорошо, если не конфискуют.
Паспорт я отложил, и банковскую карточку пришлось из кармана тоже вынимать. Она тогда не работала. И водительские права также. Права были мне выданы вообще, в июле пятнадцатого. А других документов у меня не было. Не брать же с собой свидетельство о рождении и пропуск в бассейн. Тогда ещё и дайвингом никто в нашем городе не занимался.
Я не помнил какие маршруты общественного транспорта в то время были на этом пути. Но мы с Димкой единогласно решили, что билеты были дешевле. И он даже серьёзно предложил мне не ехать туда, как я хотел, а сигануть отсюда. Чтобы хоть на поездке туда и оттуда, можно было немного сэкономить. Я сказал, что это всё равно, что колоть орехи микроскопом. Пытаться выгадать копейки на визитах в прошлое. Бред какой-то!
Также потом решали, сколько времени займёт посещение… Мы подумали, что на весь этот визит мне понадобится часов пять-шесть. Так-то и трёх бы вполне хватило, но дорога… то да сё… Лучше иметь какой-то запас. Мало ли что могло поджидать. Знал бы я, как мы с Димкой были правы в этом вопросе, выбирая шестичасовой интервал!
Собираться мы закончили только в полдень. Лике теперь нужно было торопиться домой, занятия в школе закончились, и мама могла позвонить в любой момент. Поэтому мы покинули мой дом все вместе. Димка, сказав: «Вернёшься — позвони» и от подъезда свернул в сторону своего дома. Лика пошла со мной на конечную остановку. Нам ехать было в одну сторону почти до самого конца. Правда, достигли бы мы нашего конечного пункта в совершенно разное время.
На улице я один оказался одет не по сезону. Редкие прохожие в тёплой одежде, попадавшиеся нам на пути, посматривали на меня кто с иронией, а кто с плохо скрытым неодобрением. На бомжа я был не похож, иначе бы меня вообще никто не замечал. Я с первых же метров пути, понял, что весь путь до дома Лики мне не пройти. Пересадка, ожидание на остановке, когда холодный ветер морозит кожу…
И когда мы вышли на остановку автобуса, где с Ликой снова оказались одни, я сказал:
— Нет, Димка был прав. Лучше я отсюда стартую. Замёрз совсем. Одна сможешь доехать?
Лика молча взглянула на меня и опять ничего не сказала. Молчать, когда спрашивают, стало её второй натурой.
Часы я настроил ещё дома. И время назначения на них выставлено, и время пребывания: двадцать одна тысяча шестьсот секунд — ровно шесть часов. Оставалось только запустить всё это и нырнуть в благодатную тёплую осень две тысячи одиннадцатого…
На конечной мы были одни. И стояли под слабым прикрытием железного тента и узорно разрезанных стенок остановки. Никто не заметил бы моего внезапного исчезновения. Я замёрзшими пальцами почти на ощупь стал снимать защиту. И, когда уже добрался до красной кнопки, Лика, будто очнувшись, сказала:
— Подожди!
Она потянулась к моему воротнику. Я подумал, что хочет что-то поправить, поэтому не сопротивлялся, но вдруг она крепко уцепилась и сильно потянула вниз. Я вообще перестал понимать, чего она хочет. Её лицо в какой-то момент оказалось рядом, и я почувствовал её губы. Она меня целовала. Очень даже не по-детски. Весьма мило! У меня от такой неожиданной нежности просто всё поплыло перед глазами. Поцелуй был долгим и, как ни странно, приятным. Словно вишенка во рту… И в этот момент у меня, совершенно неосознанно, сжались пальцы и мой указательный, по-прежнему находящийся под часами, предательски вдавил последнюю кнопку. Я это понял только две секунды спустя, когда мгновенно застывшие глаза Лики озарились ослепительным светом, а меня очень сильно отбросило от неё. Я едва сумел сохранить равновесие и вынужден был прищуриться, чтобы не ослепнуть. Лики уже видно не было. Её загораживал тип в яркой, почти спортивной и не по сезону холодной куртке с надписью на спине «Россия»…
Думать сейчас о том, что произошло, не было никакой возможности. Хотя, перед поцелуем я начал накачивать себя кислородом, мне уже немного не хватало воздуха. Поэтому я, чтобы не тратить понапрасну силы, расслабился и закрыл глаза. Теперь изменить ничего невозможно и будь что будет. И если в сентябре одиннадцатого на этой остановке кто-то найдёт моё бездыханное тело, пусть потом Лике будет стыдно…
Снаружи, за плотно закрытыми веками мерцало бело-розовое пламя. Вокруг стояла глухая тишина! Полное безмолвие.
Я надеялся, что около семи лет пробега будут длиться возможно полминуты. Это-то мне было ещё доступно. И в какой-то момент я стал считать… Спазмов лёгких ещё мне удавалось пока избежать, но с каждой секундой я ощущал всё большую потребность вдохнуть. Где же он, конец этого пути?
При сорока пяти стала кружиться голова и я, плохо уже понимая где что, с трудом расставил пошире ноги чтобы случайно не свалиться. Неконтролируемое желание вдохнуть стало постоянным беспокоящим фактором. Но если бы я ему не сопротивлялся, стало бы много хуже…
Время текло, а конца всё не было. Когда я досчитал до семидесяти пяти, то натурально поплыл и сдерживал спазмы просто каким-то чудом… Ощущение верха и низа стали размытыми. Но вскоре появились первые признаки завершения перехода. Будто автобус на полном ходу начал резко тормозить, яркий свет за веками померк и появились тонкие звуки… И в какой-то момент всё кончилось. Вдох!!! Наконец-то! Ноги дрогнули, но я устоял. Ах, как сладко было вдохнуть полной грудью! Каким живительным стал воздух вокруг! Мучительное блаженство! И я хлебал его сладость широко открытым ртом. И не мог нахлебаться… Чистый, сладкий и свежий воздух!
Голова ещё кружилась вместе с обрывками мыслей. Я с трудом мог сказать, где сейчас от меня находится низ. И контролировал только силу давления на подошвы. Пока она была равновелика и справа и слева, я устойчиво стоял и низ был прямо подо мной!
Устояв и отдышавшись, я открыл глаза и ничего не увидел. Это был шок! Неужели от недостатка кислорода зрение отказало? Только этого мне не хватало! Вокруг была беспросветно глубокая чёрная бездна. Тьма была абсолютная и непробиваемая. Что же со мной случилось? Где я? Стараясь определить, что находится рядом, я, вытянув в стороны руки, неуверенно сделал шаг вперёд и чуть не перелетел через какое-то препятствие… Нагнулся. На ощупь препятствие оказалось бетонной урной. Откуда она здесь взялась? Не было здесь никакой урны! Где же я? По ничтожному опыту прежних своих коротеньких путешествий, я знал, что должен появиться на том же самом месте, только определённым временем раньше. Это беспросветное место было совсем другим. Под подошвами бугрились какие-то камни на неровном склоне… И криво стоящая бетонная урна…
Раньше… ну, в будущем… там, где мы стояли с Ликой, было ровное, покрытое асфальтом, место, сверху укрытое расписным железным перекрытием автобусной остановки. Теперь же посреди этой остановки выросла урна. И если бы вначале меня не отбросило назад… Я постарался не думать, что случилось бы тогда. Я с этой урной стал бы инвалидом.
Поднял голову и, неожиданно для себя, почти в зените, увидел одинокую тусклую звезду. Она неярко сияла надо мной. Значит, если это всё та же остановка, то перекрытия над ней тоже нет? Неужели мир за это время так сильно изменился? Или я перенёсся куда-то в другое место?
Звезда оказалась не одинокой. Постепенно рядом, проявляясь, как на древней химической фотографии, возникали другие светящиеся точки, только тусклее. Их было много. И тут мне стали видны дома… Не сами дома, стоящие на нашей улице, а линейно ровные чёрные поля, скрывающие окраины богатого звёздами безоблачного неба.
На чёрных полях домов лишь кое-где едва теплились бледные пятна окон. И где-то внизу вдали светился тусклый жёлтый маячок охраны магазина на первом этаже жилого дома. А в промежутке между домами можно было угадать уже нашу улицу, по которой ходил мой автобус. И на асфальте её тоже подрагивали тускло мерцавшие звёзды. Только уже отражённые в лужах воды.
Почему так темно? Что случилось? Не верилось, что я попал в две тысячи одиннадцатый год. Быть может меня действительно занесло в какое-то совсем другое время? В будущее, например, когда погасло солнце. Уж очень долго длился переход… Я отогнул левый рукав куртки и взглянул на часы. В темноте белые цифры были ослепительно яркими. На четвёртой строке сияло: два часа, две минуты с секундами, двадцать четвёртого сентября две тысячи одиннадцатого года. Я, не веря своим глазам, ещё раз внимательно посмотрел. Действительно, два часа, две минуты… ночь… Неужели я так ошибся? Хотел здесь появиться в два часа дня, но вместо четырнадцати, набрал просто два… Олух! Полная катастрофа! Я забросил себя на двенадцать часов раньше, в глухую ночь… Вот, чёрт! Надо же было это всё как-то проверить! И что же мне делать теперь? Вариантов вернуться раньше срока нет! Мне здесь находиться ещё почти шесть часов. И моё время в этом две тысячи одиннадцатом году закончится как раз в восемь утра. И ничего изменить до окончания действия программы нельзя! Боже, как это долго!
Сейчас Виктор Александрович наверняка спит. Не может же он ждать меня глухой ночью! Что же делать? Вернуться к себе домой? Но, чёрт возьми! В этом году и эта квартира была ещё не моей. А где же я жил? Конечно, у родителей, в двух кварталах отсюда. Но я и туда пойти не могу. Как я объясню, кто я такой? И опять же, ночь! Плохой шуткой будет поднимать родных посреди ночи…
Где тут есть места, где можно согреться и подождать утра? Ночные кафе или что-нибудь в этом роде. Вероятно, такого здесь тогда не было. И с Димкой Калашниковым мы ещё не были знакомы. И учились к тому же в разных школах… Я попытался представить себе, каким был Профессор шесть с половиной лет назад. И понял, что я этого представить не могу. Димка, по-моему, никогда не был другим! Весьма пухлый парень в круглых очках!
Вспоминать грядущее может быть и приятно, но ни к чему хорошему не приведёт. У меня нет времени… Хотя всё совсем не так! Условия моего визита изменились. Я загнал себя в цейтнот наоборот. У меня теперь было ничем не ограниченные шесть часов, которыми я теперь воспользоваться как хотел не мог… Мне некуда идти… К тому же автобусы ночью не ходят, на такси денег у меня не хватит. В кармане только мелочь… Ха! Какой необычайно удачный ход! Я на автобусе теперь сэкономил гораздо больше.
После выхода из ярко сверкавшей ледяной проруби вневременья, первое время мне казалось, что здесь тепло. Но я ошибался. Здесь было ещё холоднее. Лужа на асфальте по краям была в ледяной пене. Дул ровный сильный, просто морозный ветер. Он задувал под куртку, и тонкая трикотажная водолазка не могла уже удержать тепла. Мне казалось, что я без одежды стою на пронизывающем студёном ветру.
Я теперь окончательно замёрз. И в попытке согреться, обхватив себя за плечи руками, отправился пешком по улице в направлении центра города. Часа за два, если, конечно не замёрзну окончательно, я смогу добраться до последней точки своего путешествия — квартиры Лики. В смысле, дяди Вити, конечно. В других местах меня никто не ждёт.
Но что мне ночью там делать? В четыре часа будить хозяев? Только не это! Ведь кроме меня виноватых больше нет. Сам эту бодягу завёл, сам и расхлёбывать буду. Помощи искать здесь не у кого! И я почувствовал такое непривычное одиночество… Чужое время… Чужой город, полный чужих людей… Всё абсолютно инородное, хоть этот город раньше я всегда считал своим родным… Единственным «своим» был здесь я сам в возрасте Лики. Но я, то есть, он, здесь спал. Да и своим меня он признать, конечно же, не мог.
Под ногами зашуршали падшие листья. Здесь действительно, осень. Но никакая не тёплая! Ледяной пронизывающий ветер гнал меня в спину.
Минут через пятнадцать меня обогнала, немного обрызгав грязью, проезжавшая машина. Это был первый движущийся автомобиль, который я увидел здесь. Множество других, припаркованных, толпились на обочине и тротуарах. Поэтому и я нагло свернул на середину проезжей части. Здесь путь был значительно прямее и свободней. И двигаться я стал теперь практически бесшумно, шорох листьев остался где-то за спиной. На середине дороги было, к тому же, почти сухо.
Но пришлось выбрать более высокую, чем просто прогулочную, скорость. Приплясыванием и похлопыванием по плечам, согреться было уже невозможно. У меня начал трястись подбородок.
Вот наконец и площадь… Не помню её название. Это всё ещё наша окраина. За поворотом налево прямая и тоже в лужах дорога, которая ведёт через мост за реку. Там у меня ещё восемь километров пути по этому чужому городу, который я всегда считал своим.
На площади встретился первый не спящий житель. Мой земляк из две тысячи одиннадцатого, в расстёгнутом плаще, сидел на мокром бордюре, и искал что-то в куче мусора перед собой. Какие занятные здесь люди!..
Потом мимо меня промчались с явно недозволенной скоростью сразу два такси с жёлтыми шашечками на крышах. Я благоразумно дорогу им уступил. И снова всё стихло.
В таких сумрачных условиях мне гулять по городу ещё не приходилось, но я быстро привык. Видеть всё я стал теперь почти как днём. Если проходил рядом, мог даже прочитать мелкий текст рекламных баннеров, лежащих на тротуаре. Только всё было серым. При таком слабом свете красный от синего или зелёного отличить было невозможно. Здесь, уже ближе к центру, вопреки ночному времени, всё в большем числе окон, горел свет. При этом путь мой, даже несмотря на холод и мрачные мысли, казался веселее.
Перед мостом на последнем перекрёстке меня обогнала полицейская машина. Нива. Белая с тёмной полосой. Я даже разглядел её бледный номер на борту — 044. Она остановилась у обочины, и я бодро, не сворачивая с проезжей части, её обогнал. Потом только сообразил, что меня могут оштрафовать, ведь я не автомобиль. Но обошлось.
На мосту ветер стал пронизывающим. И я побежал. Сначала вприпрыжку, потом, набирая ход, перешёл на быстрый спортивный аллюр. Через минуту, уже на середине моста, мне стало даже тепло. Холод куда-то отступил. Изо рта, в свете звёзд, валил пар, уносимый довольно свежим речным ветром…
Ослепительный свет фар заплясал на асфальте моста, когда впереди осталась примерно треть до другого берега. Чтобы не обрызгали, я опять прижался к обочине. Меня обогнала давешняя полицейская «Нива», с номером 044 на боку. Она остановилась метрах в десяти передо мной, и из неё вышел сержант.
— Минутку! — строго сказал он.
Я послушно остановился, не доходя нескольких шагов.
— Куда спешим?
— К родственникам иду. На Партизанскую, сто восемь. — честно ответил я.
Сержант оглядел меня с чёрной вязаной шапки до ботинок. Скривил недовольное лицо, и снова посмотрел мне в глаза.
— К родственникам, говоришь?.. Документы!
Ну вот и приплыли! С документами у меня проблема. Я документы с собой взять не мог. И в карманах у меня было почти пусто, за исключением ключей, смарта, аккуратно сложенного письма Лики в нагрудном кармане и кое-какой мелочи. Но я всё-таки с озабоченным видом похлопал себя по всем карманам, и ничего там не обнаружив, театрально развёл руками.
— Та-ак! — почти обрадованно пропел сержант. — Проедем с нами!
— Куда? — не понял я.
— В отделение. Куда же ещё! Ну-ка расставь ноги, и руки подними.
Он, развернув меня к себе спиной и бесцеремонно ощупал сверху до низу. Самсунг в кармане его не заинтересовал. Глянул на часы, выглянувшие из рукава куртки.
— Что это у тебя на руке?
— Часы. — как можно более хладнокровно ответил я.
Сержант хмыкнул, но больше ничего спрашивать не стал. И потом, довольно невежливо, болезненно надавив на шею, «помог» сесть в машину сзади. Тип, сидевший спереди, сказал водителю: «Поехали», и мы двинулись. Причём автомобиль резко развернулся и покатил в обратную сторону, теперь, в нарушение правил, по встречной полосе. Вот так мне с первой же попытки не удалось преодолеть нашу речку. Какие-то двести метров оставалось.
Мы ехали по городу какими-то незнакомыми путями. И всё дальше уезжали от моста. Я вздохнул, но делать было нечего. Сам виноват! Правда, был плюс — меня, во-первых, бесплатно везли и во-вторых здесь в кабине было тепло. Впервые с того времени как я возник на автобусной остановке недалеко от своего дома этой ночью, я почувствовал благодать.
У отделения мне выходить никто уже не помогал, сержант просто поторопил:
— Давай, не тормози!
Внутри, в тесном, ярко освещённом помещении, меня за плечо подвели к какому-то лысому и без кителя мужичку, который сидел за столом и писал что-то в большом журнале.
— Вот! Без документов! — объявил мой сержант, и подтолкнул меня к столу.
Мужичок отвлёкся от журнала, поглядел на меня и буркнул:
— Садись!
В помещении вдоль стены в беспорядке стояли стулья, и я уселся на ближайший. Сержант растворился где-то в проходе у меня за спиной и кроме меня и мужичка здесь больше никого не было. Лысый был занят делом, я сидел и скучал.
Когда через минуту в помещении показался тот, кто в машине сидел спереди, я заметил у него с края серого погона две небольшие звёздочки. Значит, лейтенант. Я тоже был лейтенант. В нашем выпуске у меня одного было такое же высокое звание. Было у нас ещё человек пять выпускников в звании младшего лейтенанта, остальные оказались прослушавшими курс военной кафедры. Такие у нас были строгости! Впрочем, у меня и погонов-то никогда не было, не то, что у этого «летёхи».
— Здравствуй, товарищ капитан! — по-свойски обратился он к тому мужичку.
Тот, продолжая что-то писать, кивнул. Потом поднял голову и спросил у лейтенанта:
— Что с этим? — и кивнул на меня.
— А… на мосту задержали. Бежал. Говорит, к родственникам… Да, обыскали. С собой ничего нет. Так, что пусть посидит до утра в обезьяннике… Можешь не оформлять.
— Ну, нет! — возразил мужичок. — Оформить придётся, раз уж попал сюда…
Лейтенант вздохнул и прошёл куда-то дальше по проходу. Там оказались ещё двери. И он скрылся за одной из них. Моё положение усугублялось. Во-первых, на мне будет теперь трудно смываемая метка о задержании. Или как там у них оно будет называться. И теперь даже не знаю, будет ли у меня сегодня время навестить Виктора Александровича, ведь всю ночь мне придётся провести в каком-то «обезьяннике», и тогда утром, в какой-то интересный момент, я отсюда просто исчезну, что наверняка усугубит факт задержания… Впрочем, появлюсь я в своё время тоже в этом же обезьяннике, и там уже об освобождении придётся лишь мечтать… И когда-нибудь потом придётся героически повторять визит в этот день некоторое время спустя. С вынужденными уже предосторожностями. Но опять, винить некого. Сам оказался во всём виноват. Случись это днём, всё вышло бы без проблем.
— Ну, что, молодой человек, давай побеседуем! — через какое-то время лысый снова обратил внимание на меня. — Фамилия, имя, отчество, адрес, место работы… или учёбы…
И я, не задумываясь, стал излагать свои персональные данные: «Валерий Евгеньевич Евграфов, родился 20 августа 1995 года, холост, работаю…»
Тут я непроизвольно запнулся. Потому что живущий здесь Валерий Евгеньевич Евграфов, тоже родившийся, как и я, 20 августа 1995 года, только заканчивал школу № 123. И, значит работать нигде не мог. Да и возраст одинокого бегуна по улицам тоже вызывал определённые сомнения… Я совсем запутался. И, на всякий случай сказал:
— Не работаю. — что, впрочем, для меня было сейчас абсолютной истиной. У себя в той жизни я в отпуске, а здешний «я» ещё учился в школе, и работать не мог.
Про учёбу лысый больше не спрашивал. Не глядя на меня, он задал следующий вопрос:
— Где, бедолага, живёшь?
Вопрос тоже был небезобидный. Потому что я в это время спал в доме своих родителей на улице Пионерской… Но всё же я сказал:
— Пионерская 10, квартира 33.
По крайней мере, я там, в этом времени, прописан.
— И куда сегодня следовали? Почему были в такой час на мосту? — неожиданно стал обращаться ко мне во множественном числе лысый.
— Я… — я задумался, а вдруг он начнёт спрашивать, зачем.
— Ладно! — неожиданно освободил меня от ответа капитан. — Сейчас оставишь всё, что с собой есть здесь. — он выдвинул из полки на стене какой-то ящичек, и поставил его передо мной на стол. — Деньги, ключи… Это для твоей безопасности. Потому что соседи по камере могут тебя обчистить. А здесь у нас полиция — не пропадёт!
И, видя, что я замешкался, поторопил:
— Давай-давай, у меня дел и без тебя хватает!
Я тяжко вздохнул, потому что с оставленными в коробке вещами мне пришлось бы распрощаться… И стал доставать из брюк мелочь и ключи от квартиры в две тысячи восемнадцатом, а из кармана на груди смартфон. Такие, как этот смартфон, тогда вряд ли выпускали. Тонкий, крутой! И я его больше не увижу. Положил со вздохом всё это в коробку и опустил руки. Жалко квартирную дверь, вторые ключи оставались внутри! И я снова тяжело вздохнул. Капитан почему-то тоже вздохнул и крикнул куда-то мимо меня:
— Сидяк!
Тотчас где-то за моей спиной скрипнула дверь и голос отозвался:
— Да, товарищ капитан!
— Иди сюда! — строго сказал лысый капитан. — Обыщи.
Я, уже знакомый с этой процедурой, расставил ноги и поднял вверх руки.
— Курточку сними! — почти ласково сказал подошедший Сидяк, совсем молодой парень в новенькой, с иголочки, полицейской форме.
Я снял куртку. Он обыскал её, бросил на стул и обратил внимание на мои «котлы».
— Часы — сюда! — похлопал по столу с коробкой парень.
Но я этого сделать не мог! Разделение с бесценными моими часами, для меня хуже казни! Это был просто удар ниже пояса! Мне НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, просто ни в коем случае, НЕЛЬЗЯ СНИМАТЬ С РУКИ ЧАСЫ ДО ПОЛНОЙ ОТРАБОТКИ ПРОГРАММЫ!.. Так написал дядька. Иначе я просто зависну здесь на долгие-долгие годы. Ведь в будущее эти часы уже не смогут меня отправить! А, стоит их снять, и действие программы, которая ещё только должна меня вернуть в четырнадцатое марта восемнадцатого года, прервётся! Я глубоко вдохнул, сосчитал до пяти и выдохнул. Надо срочно придумывать, чем избежать такого катастрофического исхода…
— А это не часы! И снимать их нельзя!.. — я вошёл в противоречие с самим собой, сказав, что это не часы!
Сидяк посмотрел на своего начальника, но тот с плохо скрываемым любопытством смотрел, как подчинённый выйдет из этого положения. И, естественно, предоставил всё на откуп парню. Я понял, что должен сам позаботиться о собственной безопасности. Тот мог попытаться сдёрнуть часы. К чему это может привести, я знал. А у меня там, в восемнадцатом году, жизнь, работа. Терять семь лет жизни было худшим выходом, просто крушением всего. Ведь, если я останусь здесь, у меня не будет ни квартиры, ни работы, ни документов, и жить придётся лишь на помойках или в какой-нибудь вырытой землянке. Семь лет! Пока мой дубль, почивающий сейчас у своих родителей, не доживёт до 14 марта 2018 года. И не рванёт в этот дурной сентябрь… Только тогда я получу назад свою реальную жизнь. А пока я был бы в абсолютно чужом городе, среди знакомых, но не признающих меня людей! И должен буду стараться не портить жизнь единственному старому знакомому, здешнему молодому Валерке. Да и через семь лет этот город не перестанет быть мне чужим. Я постарею и потеряю всё, что имел. Такой вариант мне был совершенно неприемлем!
— Давай, снимай! Быстро! — с угрозой уже прошипел молодой Сидяк.
Я подтянул левую руку к груди. Решив защищать свою безопасность, свободу и личную жизнь, сколько хватит сил, до последнего!.. И увидел на тяжёлых чёрных часах непрерывно моргающий зелёный глазок… Это было спасение! Точнее, только отправная точка спасения! Остальное стало складываться буквально на лету. Я начал импровизировать:
— На, сними! — и я без взмаха вытянул левую руку к рядовому. Так, чтобы это не выглядело, словно попытка удара.
А он, увидев ужасный чёрный корпус, приближающийся к своему лицу, поневоле шарахнулся назад. Я его понимал. Часы имели пугающий вид. Чтобы повергнуть моего визави окончательно, я сказал:
— Сделай ты, я не самоубийца!
Прикасаться к часам после этого Сидяк вообще не стал. Обыскивая, он честно похлопал меня по всем местам, избегая тревожить вытянутую в сторону левую руку. Ничего не нашёл, и капитан жестом отпустил его. Потом лысый пригласил меня подойти ближе и, кивнув на руку, спросил:
— А что это?
— Кардиостимулятор. — не моргнув, выдал я, пришедшее минуту назад в голову.
— Сердечный, что ли? — посмотрел на меня капитан.
— Вроде… — ответил я, решив не вдаваться в подробности, в каких сам мало смыслил.
— А это пульс что ли? — капитан ткнул ногтем в циферблат, где мигало то зелёное сердечко.
— Это… ритм… с генератора… Иначе сердце остановится.
— А-а. — протянул лысый.
И снова спросил:
— А это?..
И он ткнул в цифровую строку, на которой, убегая, сияли секунды до моего возвращения. Мне срочно пришлось придумывать подходящее объяснение:
— Это сколько осталось… Мне до утра нужно зарядить прибор… — это мне показалось самым удачным.
— А-а. — снова протянул капитан.
Потом, вздохнул, почесал голову и сказал:
— Ладно, дуй отсюдова! — и подвинул обратно ко мне коробку с моим карманным скарбом.
Два раза меня просить не надо! Я быстро надел куртку и забрал из коробки все свои вещи. Только теперь я позволил себе вздохнуть облегчённо. Повезло, спасся! И у меня ещё не всё, как оказалось, было потеряно. Остальные проблемы на этом фоне выглядели ерундовыми. Я не стал просить остаться в тёплом отделении на пару часов, чтобы не провоцировать новые радикальные изменения своего положения. Вдруг капитан увидит несоответствие, сопоставив мой год рождения и видимый возраст. Или каким-то образом выяснится, что таких наручных кардиостимуляторов в природе не существует. И я торопливо выбежал на улицу и быстро пошёл в прежнем направлении.
Был утомительный поход по ночному городу. Полиция мне больше не встречалась. И я сам стал стараться её избегать. Ещё на этом берегу, за одним из жильцов, я проник в подъезд жилого дома и сумел там отдохнуть и согреться. Правда, только чуть более получаса. Потом пришлось покинуть тёплый подъезд, когда помогал бригаде неотложки вынести пациента с седьмого этажа. И снова шёл по городу вконец уставший и замёрзший.
Ух! Бабье лето… Тёплые осенние дни… Где вы?.. Правда сильный ветер к пяти утра стих.
Когда я наконец дошёл до дома своего дядьки на Партизанской, было почти полседьмого. Очень рано, у меня был целый час, который было снова негде использовать. Но улицы понемногу стали заполняться людьми и машинами. Город потихоньку просыпался, оживал. У подъезда дома номер 108 я остановился и посмотрел на окна третьего этажа. Тёмные, значит, хозяева спят. Действительно, нельзя ожидать, чтобы Виктор Александрович ночь напролёт не спал, ожидая моего визита.
Из подъезда на улицу вышел немолодой мужчина, одетый очень по-домашнему, но в накинутом на плечи военном полушубке. Достал сигареты, закурил. Стоять и глазеть на окна теперь было глупо, а больше никак в подъезд с домофоном не попадёшь, и я, подойдя к мужчине попросил:
— Вы меня не пустите?
Тот глянул на меня, сказал:
— Да почему же нет. — и открыл передо мной дверь.
В подъезде было тепло. Застывшие руки стали быстро отходить. Я поднялся на третий этаж и остановился перед дверью дяди Вити. Три моих дня назад, я только расстался у этой самой двери с Ликой. И дверь была та же самая…
А сейчас было ещё очень рано. Я постоял немного и поднялся ещё на пол-этажа. Встал у окна и прижался к едва тёплому радиатору отопления.
Так! У меня осталось ещё около полутора часов до возвращения. Мария Семёновна уйдёт на работу к восьми, Виктор Александрович отправит Анжелику в школу и тоже будет собираться. Он работает с девяти, значит, для разговора будет у нас… совсем немного времени. Возможно, только по дороге на его работу.
Мужчина, запустивший меня в подъезд, через минуту стал подниматься по лестнице. С запахом прогоревшего табака за плечами.
— Что, спят ещё? — спросил он, поднявшись ко мне.
Видно, запомнил меня по прежним визитам. Не меня, конечно, а здешнего молодого Валерку.
— Да, наверное, спят. Будить не хочется.
— Тогда проходи, у меня пока посидишь! Что ж здесь-то ждать?
Я подумал, что он прав. Время, когда мне можно будет позвонить в дверь мне известно. И нужды нет стоять, прижимаясь к едва тёплой батарее. И мы с ним поднялись на четвёртый этаж. Ведь когда-нибудь должно было мне повезти.
Я сидел в квартире на четвёртом этаже у гостеприимных стариков. Грелся чаем с сушками. Слушал последние городские новости, как их понимала хозяйка Анастасия Кузьминична. Разговор же с хозяином у нас шёл по обычному сценарию: аварии, машины и ремонт машин, погода, немного политика и армия… Константин Павлович в конце прошлого тысячелетия, служил в ракетных войсках, и, когда случился развал Советского Союза, внезапно оказался безработным, когда до пенсии оставалось около полугода. Помогли старые товарищи, он эти полгода проработал на заводе, ещё выпускавшем, считавшуюся уже ненужной, военную продукцию. Настало время кастрюль и сковородок. Также друзья помогли и с квартирой, которой у его семьи не было. А детей судьба разбросала по разным республикам, ставших неожиданно для всех независимыми государствами.
Меня ни о чём здесь не спрашивали. А я сам не был склонен сочинять для них какие-то непротиворечивые сказки… Просто слушал их житейские рассказы. Не забывая следить за часами. Вот Мария Семёновна, моя тётка, ушла на работу. Вот и Лика отправилась в школу. Когда время приблизилось к половине восьмого, я как мог уважительно простился, поблагодарил за хлеб-соль и воробушком слетел на третий этаж.
На звонок дверь открыл Виктор Александрович. Живой. Я думал, что это будет просто, разговаривать с бывшим покойником. На самом деле, при виде его такого живого и такого знакомого, у меня случился какой-то спазм. В горле пересохло, и я не мог вымолвить ни слова. Просто стоял и хлопал глазами. Как глазастый истукан. Дядя Витя тоже молча смотрел на меня. И, видимо, не узнавал. Смотрел на лицо и щурился. Я изменился. Из подростка стал взрослым мужчиной. Почти семь лет — немалый срок! Это наше стояние продолжалось бы и дольше, но я постепенно пришёл в себя и решил, что должен проявить какую-то инициативу. И подтянул чуть выше левый рукав куртки. Часы со светящимися цифрами дядю Витю поразили, и секунд десять он стоял и, не отрываясь, смотрел на них. Потом, будто очнувшись, снова взглянул на меня и неуверенно спросил:
— Валера?
Я кивнул.
— Э-э… — протянул дядька.
— Я из две тысячи восемнадцатого. — говорить было трудно, в горло, как будто порошок едкий насыпали. Даже глаза заслезились.
— Проходи-проходи! — засуетился дядька. — Значит, разобрался… Молодец!
Я немного смутился. Не так я представлял нашу встречу. Выходило, приглашение было выписано задним числом, меня здесь никто не ждал. Я явился ни с того, ни с сего… А мне-то всё время казалось, что меня здесь должны ждать.
Когда я снял куртку у порога и прошёл в знакомую гостиную, туда же из детской выбежала маленькая девочка в какой-то белой с коричневыми медвежатами детской пижамке. Лика. Ей было даже меньше, чем я думал. И она замерла, увидев меня. Я, видно, показался ей незнакомым, и она снова исчезла, ничего не сказав. Странно, я считал, что в субботу Лика должна быть в школе. Правда, та Лика из две тысячи восемнадцатого мне уже говорила, что мы встречались в этот день…
— Болеет Анжелка. — сказал Виктор Александрович, заходя за мной в комнату. — Всю неделю в школу не ходила. А вчера врач сказал, что здорова. Мы с женой решили, пусть сегодня дома посидит. Погода-то вон какая! И я сегодня отпросился…
Потом дядька снова глянул на выглядывающие из-под рукава часы и спросил:
— Сколько у тебя ещё?..
— Двадцать семь минут. — даже не взглянув на циферблат, ответил я. Оставшееся время я отмечал на автомате.
— Что же так мало? Поговорить даже не хватит… Я бы многое хотел узнать… — огорчённо сказал он. Но я не дал продолжить, перебил:
— Я уже здесь пять с половиной часов. Ошибся при наборе и не успел проверить и исправить. Извините, Виктор Александрович, я бы хотел узнать об этом приборе всё… — я поднял руку и снова показал часы. — Кроме вас никто ничего не знает. А времени теперь совсем мало осталось.
— Хорошо! Пойдём на кухню, там поговорим.
На кухне Виктор Александрович включил чайник, поставил что-то на плиту разогревать. Потом сел за стол и посмотрел на меня:
— Что тебя интересует?
— Всё! — тут же повторил я. — Откуда… Как к вам попала эта машина?.. Я узнавал, такого ещё нигде нет! Даже нет каких-то разработок в этом направлении. Такое впечатление, что часы появились из ниоткуда на пустом месте… И… из какого вы года?..
Этот вопрос неожиданно с языка сорвался. Я даже сам не ожидал. Дядя Витя поморщился:
— Только не называй это машиной. Мне такое название не нравится. Это никакая не машина… И ты задаёшь вопросы, на которые я сам хотел бы получить ответ. Но, всё равно, слушай. Я расскажу тебе всю свою историю. Ну, большую её часть… По крайней мере, всё, что успею.
Я, мой мальчик, стал вспоминать свою детскую жизнь только когда закончил школу. Составлял как мозаику из отдельных кусочков. Что-то я помнил хорошо, что-то совсем забыл. И я уж точно не помню в каком году родился. Может быть и помнил раньше, но много времени прошло, забыл… Помню лишь, что тем летом мы с моими родителями приехали отдохнуть в эти места. Помню город, в котором мы жили на окраине… Из моего окна всегда был виден лес. В тот последний день мой настоящий отец… показал мне эти часики. Что он мне тогда говорил, я уже не помню. Но я непременно хотел заставить его показать, как они работают. Я был смышлёным мальчиком, и, к большому своему сожалению, хорошо запомнил все его действия… Сначала он нажал на одну клавишу, к той красной кнопке приложил на несколько секунд свой палец. И несколько раз на мониторе моргнула жёлтая точка. И больше не загоралась. Тогда отец надел прибор на руку и стал набирать разные числа. Я и это всё запомнил. Потом он стал нажимать другие кнопки. И, когда в конце нажал на красную, помахал мне рукой и пропал. Растаял в воздухе. Я был так ошарашен, что долго стоял неподвижно и смотрел на то место, где он исчез… Но он появился очень быстро и в стороне от того места, где был раньше. И почему-то сразу упал, весь насквозь мокрый и грязный. Потом встал, сказал что-то про плохую погоду, снял мокрые часы, положил их на стол и пошёл в душ.
И мне тоже захотелось так красиво исчезнуть. Я взял со стола часы, проделал все те же операции, моей тонкой руки хватило, чтобы прибор заработал и нажал пальчиком снизу красную кнопку. Думал, всё будет интересно… Всё, что произошло после, мне до сих пор снится в кошмарах. Я вижу сны, где я падаю и вспыхивает яркий синий свет, мне перехватывает горло, и я пытаюсь со страха кричать, но не могу… Заходи, дочь! — внезапно повернулся к двери дядя Витя. — Это твой брат Валера. Он сюда пришёл из… будущего и скоро опять уйдёт. Видишь, на нём наши часы.
Я оглянулся и снова увидел маленькую Лику. Она смотрела на меня без страха, даже с каким-то любопытством. Я улыбнулся. И она сразу подошла и села за стол рядом. И сидела тихо, как мышка, продолжая сверлить на моём лице дырки своими глубокими чёрными глазищами.
— А когда всё кончилось, — продолжил для меня Виктор Александрович, — и я оказался под дождём в лесу, то первое, что сделал, отключил кнопку на браслете, как это сделал мой отец. Часы скатились с руки и упали в лужу. Я был просто испуган. Поэтому, вёл себя, как сейчас говорят, неадекватно. Испугался всего, что произошло. И того, как всё случилось неправильно. Думал, вот сниму и всё станет как прежде, нормальным. Я ведь не понимал, как же они работают… Я хотел позвонить, чтобы меня забрали отсюда, но телефон остался где-то дома… Потом я, не дождавшись возвращения к себе, снова подобрал часы, и проделал те же операции, и всё повторилось… Два раза, три, пять, десять… Я не помню уже сколько раз я это делал, надеясь каждый раз, что появлюсь снова у себя в комнате. Каждый нырок был болезненным и мучительным. И очень хотелось, чтобы всё поскорей прекратилось. Я устал, проголодался… И всё больше приходил в отчаяние, потому что конца этому не было. Всё вокруг меня менялось, но я продолжал оставаться в лесу… Было темно и было светло, холодно и жарко… А я был в мокрой домашней одежде… Потом, на какой-то раз я увидел перед собой на снегу большую серую собаку, я испугался, и не успел снять прибор с руки и меня быстро вернуло опять в тёплый весенний лес. Тогда я не стал больше запускать прибор, снял часы и засунул их в карман. И пошёл пешком искать свой дом…
Я представлял себе мальчугана, выброшенного лютым техническим прогрессом в какое-то дремучее прошлое, в дикий лес с волками, без надежды вернуться обратно. Жалость к нему затопляла сердце. А Лика сидела спокойно. Она-то уже, наверное, не раз слышала эту историю.
— Вот! А потом я вышел на какую-то дорогу, где машин почти не было. И меня там никто не замечал, меня никто не искал, и я пошёл по этой дороге… Шёл долго. Наконец дошёл до какого-то одинокого придорожного строения, в котором не было ни дверей, ни окон. Просто проёмы. Но были стены и была крыша. Забрался туда, расчистил на полу небольшое место от мусора и пыли, лёг на деревянный пол, и сразу же заснул… Был уже вечер. И, когда я проснулся, была ночь. И мне было страшно…
Дядя Витя посмотрел на меня и звонко хлопнул себя по лбу.
— У тебя же времени нет выслушивать всю мою биографию. Я что-то забылся… В общем, потом в городе через несколько дней ваша бабушка нашла меня и взяла к себе. Я сразу стал называть её мамой, а деда вашего, Александра Александровича — папой. А Женю, твоего, Валера, отца всегда и искренне считал своим родным братом.
Когда Виктор Александрович замолчал, я вставил:
— А вы потом пытались, наверное, снова вернуться?
— Ну, да. Конечно. Когда я учился в первом классе, я снова попытался вернуться. Стал набирать другие числа. Случайным образом выбранные. Не всё срабатывало… Но, когда процесс шёл, я послушно дожидался его конца. Тогда я понял, что меня забросило в какое-то далёкое-предалёкое прошлое. И возвратиться теперь мне невозможно.
— То есть вы ещё пытались вернуться в будущее?.. Почему это нельзя? Ведь, возвращают же они из прошлого в настоящее. Значит — могут.
— Ну, у меня тут целая теория есть. Боюсь, у тебя не хватит времени всё выслушать. Но, я думаю, разработчики априори заложили в программу такой запрет. И с энергетической точки зрения, прыгать в прошлое выгоднее. Хотя, на каких принципах работают часы, даже приблизительно сказать не могу. Основываюсь только на температурных замерах и логике. Таскать технологии из будущего в настоящее, с моральной точки зрения недопустимо!
— Но ведь вы часть технологии из будущего принесли, когда появились здесь!
— Да… Хотя и невольно. Но моя вина в этом несомненно есть! И я виноват ещё в том, что не уничтожил это устройство. Это надо было сделать сразу, когда я понял, откуда сюда свалился, и возвратиться уже не сумею… Но было очень жалко. Это ведь единственное, что связывает меня с тем временем, куда я не могу больше вернуться. Понимаешь? Когда я понял, что обязан сделать, мне так захотелось обратно… В тот мир… К папе и маме… И пусть меня ругают… Но я тогда уже был большим. И плакать совсем разучился. А мудрости у меня хватило только на то, чтобы никому долгое время не показывать часы. Впрочем, твой отец их видел. Он с ещё одним мальчиком застали меня, когда я хотел спрятаться в прошлом… Игра такая у нас была — прятки. Я хотел всех обмануть известным только мне способом… В общем, мне это сделать не дали. Твой папка и тот мальчик… И я надолго спрятал часы и на руку перестал их надевать. Хотя, знаешь, как мне это хотелось!.. Но было слишком опасно.
Мне эти слова напомнили высказывание Димки-Профессора: «Слишком опасно».
— О какой опасности мы говорим? Ведь работа… устройства достаточно надёжна. У меня ни одного сбоя до сих пор не было. Надёжная… э-э… — я хотел сказать «машина», но вовремя себя остановил. — Надёжное устройство. Работает как часы…
— Да, конечно. — отозвался дядька. — Но я имею в виду опасность не для путешествующего. Это иное. Я думаю, всегда есть вероятность попадания прибора в плохие руки, тому, кто захотел бы произвести какие-либо изменения в прошлом, чтобы иметь выгоды в будущем, это и будет опасностью… Всех последствий такого изменения в прошлом предугадать невозможно. Это как жизнь! Думаешь про одно, а получается другое. Всех условий предугадать никому не дано… И завтра кто-то сделает такую машину без предусмотренных в этой, ограничений… И будут хищения технологий из будущего и нарушения порядка следования событий. То есть, возможно полное распадение причинно-следственных связей этого мира. Не хотелось бы видеть мир, на грани этого. Вообще, путешествия во времени и являются локальными нарушениями, как бы мы это не называли. Я немножко разуверился в людях. Нужно быть, по крайней мере, богом, чтобы в этом мире с помощью такого устройства всё не испортить. Ты, Валера, меня понимаешь?
Я глянул на свою маленькую подружку. Лика явно скучала. Философия отца была ей недоступна. Ну, а я-то со всем этим уже сталкивался в своих коротких путешествиях и внутренне свыкся с этими понятиями. Почти с самого первого раза. И не был согласен с утверждением о таких опасностях. Хотя и готов был согласиться, что такое вполне могло бы случиться лет через тысячу. Ведь, по моему мнению, будущее не позволит изменить прошлое, так как все изменения уже произошли… И мир остался неизменен.
— Да. — сказал я примирительно. — Я понимаю.
— Я вижу, что ты со мной всё-таки не согласен. — взглянул на меня понимающе Виктор Александрович. — Наверное, ты считаешь, что всё предусмотрено матушкой-природой. И изменить ничего не удастся. Нет, это не так, к сожалению! Поверь! Если бы изменения были невозможны, всё в истории было бы по-другому. Да и жизнь вряд ли бы зародилась сама по себе, что бы ни говорила об этом наука и религия. Поэтому каждый раз тщательно просчитывай все условия твоих путешествий. Чтобы не создавать парадоксов.
— А как я узнаю, что создал парадокс? — это у меня вырвалось непроизвольно.
— Как узнаешь?.. Течение событий в будущем изменится, и ты это почувствуешь. И вряд ли у кого другого будет иная возможность определить случай такого парадокса… Все остальные этого даже не заметят. Даже история тебе ничего не откроет. В будущем она будет основываться только на изменённом тобой прошлом.
Ответ был достаточным, но расплывчатым. Или, возможно, я не всё понял. Но спрашивать и уточнять больше не стал. Я поглядел на часы. Время почти истекло. Осталось двести тридцать секунд, то есть, меньше четырёх минут. Почти столько, сколько оставалось ранее мне, чтобы удивить Димку у него в квартире. Настала пора собираться. А сколько ещё вопросов мы не обсудили! Я посмотрел на хозяев и встал. Дядя Витя молча наблюдал за мной. Он-то знал, что время визита кончается. Маленькая Лика тоже смотрела, но как-то почти безучастно. Не похоже на ту, позднюю Лику. Почему-то от этого мне стало грустно. Мне той Лики, которая меня целовала на остановке теперь не хватало. И Виктор Александрович, глядя на меня, сказал:
— В общем-то встреча у нас не удалась. Что-то не до конца сказано, что-то не так сделано… И я полагаю, раз ты здесь, то в твоём времени меня уже нет…
Он сказал это спокойно. Будто констатировал всем известный факт.
Тут до меня дошло, что я до сих пор не выполнил обещанного… Я кинулся в прихожую, нашёл у порога свою жалкую курточку рядом с великолепной курткой хозяина. Схватил эту пародию на тёплую одежду и вернулся обратно. Времени на часах оставалось совсем мало, и я уже не успею получить ответ. Но письмо, которое я сберегал долгих шесть часов этого утомительного путешествия, должно быть доставлено наконец адресату.
— Вот! Я совсем забыл про это… У меня сегодня был трудный день. — хотя, правильнее было бы говорить про тяжёлую ночь.
Я достал из кармана куртки сложенный листок и протянул его дядьке. И ещё достал свой Самсунг. Там я снимал Лику.
Мысль, что мой телефон останется в прошлом, и, значит, Сим-карта в нём появится раньше, чем её поставят в мой смарт, меня немного смутила. Но ненадолго. Тонкий ключ у меня теперь на связке. Извлечение симки было секундным делом. И я протянул Самсунг Виктору Александровичу:
— Тут я автора этого письма снял. Вы потом посмотрите… А мне, наверное, пора уходить. Боюсь, напугаю жильцов если вечером ни с того, ни с сего, появлюсь у вас в квартире.
Мне самому это только что в голову пришло. Там, куда меня сейчас выкинет, будет уже седьмой час вечера. И Мария Семёновна наверняка уже пришла с работы и принялась готовить ужин. Мне бы очень не хотелось получить неизвестно за что сковородкой по лбу от перепуганной хозяйки.
Хозяин же, который сейчас стоял передо мной был немножко растерян. В одной руке он сжимал письмо, а в другой мой Самсунг. А я без телефона дома как-нибудь переживу…
Когда я выходил на лестничную площадку, дядя Витя, переложив свою ношу в одну руку, другой крепко стиснул мой локоть и похлопал по спине. Как бы говоря, что всё в порядке. Девчонка выглядывала из-за его спины и, наверное, с любопытством ждала моего исчезновения. Она, вероятно, с этим была уже знакома. Ни страха, ни удивления, просто какой-то детский интерес.
Я ей снова улыбнулся, сделал несколько шагов вверх по лестнице, чтобы не пугать любопытных соседей, вероятно прильнувших к глазкам в дверях, накинул на плечи свою куртку и посмотрел назад. Они стояли возле открытой двери и смотрели на меня снизу-вверх. Дядя Витя как-то смущённо улыбался, а Лика смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
Не забывая про дыхание, я глянул на часы. Оставалось ещё больше десяти секунд. Слишком мало для прощания, но слишком много для ухода по-английски. Я, как бы извиняясь, развёл руками. Что тут поделаешь? А они всё стояли и смотрели. И я тут понял, что вероятно в последний раз вижу Виктора Александровича. Он был такой… грустный что ли. Мне захотелось сделать вниз несколько шагов и распрощаться с ним как-то иначе. Тепло и по-родственному. Но времени совсем не оставалось. Я только сделал шаг, и понял, что пора делать последний глубокий вдох…
В это время снизу раздался звук открываемой двери, но мир уже взвизгнул, дёрнулся, и на него обрушился сумрак. Я закрыл глаза и начал считать. После тридцати я снова открыл глаза и увидел тусклое мерцание. Как в стробоскопе лестничная площадка то появлялась, то пропадала во тьме. На ней никого не было, все двери были закрыты. И светлые периоды мерцаний неспешно повторялись, видимо, как времена года. После третьего повторения я снова закрыл глаза.
Семьдесят три… семьдесят четыре… семьдесят пять… Скоро уже конец. Я продержусь хоть до какого времени, конечно. Даже голова ещё не кружится… Восемьдесят… восемьдесят один… восемьдесят два… восемьдесят три… Да что же это такое! Восемьдесят пять… восемьдесят шесть… восемьдесят семь… восемьдесят восемь… Какое-то бесконечное путешествие!.. Меня качнуло! Видно всё-таки голова кружилась… Девяносто семь… девяносто восемь… девяносто девять… сто…
И тут я услышал тихий голос:
— Ты уже здесь!
Я открыл глаза. Передо мной, внизу на площадке у своей приоткрытой двери, стояла Лика. Только уже повзрослевшая. Милая и до невозможности красивая. Она была всё в тех же джинсах и кофточке. А в руках держала какой-то большой свёрток.
Как странно. Мы издалека улыбнулись друг другу, и я спустился вниз.
— Я тебя только две минуты назад видел. И ты почти не изменилась. Только медвежата… — я остановил себя. Меня опять потянуло подшучивать.
— Вот твой телефон! — Лика перестала улыбаться и протянула мне оставленный две минуты назад мой Самсунг.
Я взял. Да, две минуты в чужих руках такого сделать не могли. Потёртый корпус и даже лёгкие царапины на стекле…
— А это, чтобы ты не замёрз. — в руках у Лики оказалась шикарная куртка её отца, которую я недавно видел висящей у порога.
— Это папкина?..
— Да!
— Анжела! С кем ты там говоришь? — из-за двери раздался голос Марии Семёновны.
— Ну, иди-иди! — стала прогонять меня Лика. — Это мама. Ругаться будет…
И я, чтобы не провоцировать хозяйку, вынужден был ретироваться.
А куртка оказалась действительно тёплой. И выглядела, несмотря на свой почтенный возраст, стильно. Две молодые женщины в автобусе с интересом присматривались ко мне, пока не вышли недалеко от центра… Я достал из кармана телефон и зарядил его симкой. Потом включил. Он оказался рабочим. И я набрал Димкин номер.
— Ну и как? — спросил знакомый голос.
Мне обсуждать итоги визита было ещё рано. Они ещё переваривались где-то в голове. Я просто выполнял его просьбу, позвонил, когда вернулся.
— Всё в порядке. — заверил его я. — Завтра поговорим.
И дал отбой. Потому что аккумулятор оказался почти разряженным.
Дома, то ли из-за проведённой в чужом времени бессонной ночи, то ли от усталости, не переодеваясь, я растянулся на своей кровати и провалился в глухой сон. Когда на часах не было ещё и восьми вечера…
Сон был глубоким и без сновидений. Вообще ничего мне не снилось. По крайней мере, я, когда проснулся, помнил только, как лёг спать.
Я открыл глаза, за окном была ночь. Чёрное и ясное мартовское небо. И звёзды. Как тогда, в сентябре одиннадцатого… На моих чёрных часах — три ноль-шесть. Ложась спать вчера, я забыл снять их с руки, поэтому на циферблате до сих пор мерцал зелёный огонёк. И в его вспышках я ясно различил время на верхней строчке.
Проснулся, видно, оттого, что услышал, как что-то скребётся ко мне в дверь. Было слышно, как некто тихо ковырялся в моём замке. Что ещё за новости? Может кто-то спутал квартиры, и теперь хотел непременно попасть именно в эту дверь. Я выбрался из-под куртки, встал и на ощупь вышел в коридор. У нас на лестничной площадке, если кто-то шевелится, включается свет. И этот свет должен быть виден через глазок. Глазок сейчас был чёрным. Но что-то в моём замке поворачивалось, скрипело. Потом раздался типичный щелчок… И наступила тишина.
Да что же это? Меня явно хотят обчистить? Это явно не случайный визитёр. Хорошо, что я перед этим проснулся!
Прежде, чем дверь начала отворяться, я бесшумно отступил в кухню. И оттуда стал наблюдать за наглым нежданным визитёром. Света не было не только у меня в квартире, но и на лестничной площадке. Яркий фонарик осветил оттуда мой коридор. Я быстро сдвинулся за угол. И ориентировался теперь только по звукам. Вот зашёл человек. Луч света лизнул ту часть кухни, где только что был я… За этим прошёл другой, он громко сопел… За ними третий… Молча… Слышалось лишь сопение и шаги… Что же мне теперь делать? Звонить в полицию? Но телефон лежит, как обычно, на тумбочке у порога. Он был совсем разряженный, и я поставил его, когда пришёл, на зарядку. Бороться самому против трёх?.. Это только в голливудских боевиках может пролезть. У этих фонарик и, может быть, какое-нибудь холодное оружие… И кто они такие я вообще не знаю.
Я посмотрел на кухонный стол. Там, в ящике, лежит один нож. Только тупой. В нём ничего оружейного, кроме названия нет. Прыгать в окно? Сумасшествие. Я не выживу, спрыгнув с пятого этажа. Снега под окнами даже на газоне почти не осталось. Спрятаться? Ну, где мне можно спрятаться?..
Паника внутри вдруг утихла. Я нашёл способ спрятаться. Возможно, это мне невольно подсказал вчера дядя Витя… Мне теперь нужно было только немного ВРЕМЕНИ…
Визитёры тихо, без щелчка, прикрыли за собой дверь и с лёгким топотом стали двигаться теперь по моей квартире. Один заглянул в санузел, я услышал, как скрипнула дверь. Другой, судя по звукам двинулся прямо в мою комнату, а третий… Что делает третий, я не знал. Третьего слышно не было. возможно он остался дежурить у порога. Это плохо… Выход был перекрыт. Тот первый, после санузла решил проверить кухню. Пока остальные далеко, с одним я ещё успею справиться. Он был без фонарика, и я развернулся навстречу, готовясь нанести удар. Он этого наверняка не ожидает.
Но может быть драться с ним и не придётся. Я уже заканчивал снимать защиту, когда мне в глаза ударил яркий свет! У второго тоже был фонарик!
— Ох, ты! — вскрикнули мы вместе. Стоящий напротив, видеть здесь меня, точно не ожидал.
Я отступил от него, а квартира сразу ожила. Топот. Через две секунды уже все трое оказались на моей кухне. Я встал почти к самой стене. Меня слепили сразу три фонарика, поэтому у меня не было возможности убедиться, что защита удачно снята. И снизу на меня смотрел один чёрный короткий ствол! Вот ведь невезуха!
— А ну, давай-ка это сюда! — негромко сказал кто-то из троих.
Ждать больше было нельзя. Будь, что будет! Я до щелчка надавил последнюю кнопку и начал делать шаг назад. Лиц противников я не видел. Только светлые пятна над тёмными фигурами. И, протянувшаяся ко мне от одного из них рука, вдруг потонула в ослепительном голубом сиянии… Всё замерло. И мой двойник, вставший передо мной, также застыл. Глядя из-за него, я отчётливо видел теперь лица всех троих…
Когда я пришёл в себя, то пожалел, что не успел забросить себя дальше и на более долгий срок… Всего пятьсот секунд в прошлое и сто секунд продолжительностью… Просто мне нужен был какой-то антракт. Не как передышка между действиями, а как время успеть сделать что-то для своего спасения.
Сейчас в кухне было темно и пусто. И в квартире царила тишина. Можно сказать, предгрозовая. Визитёры остались в будущем, они сейчас только должны прийти. И всё ещё приближались к моей квартире. И у меня было всего полторы минуты на то, чтобы что-то к их приходу подготовить. Баррикадировать вход бессмысленно. Троих моя слабая дверь не удержит. Мне необходима помощь! Что мне нужно предпринять прежде всего?
Взять телефон. Это — первое! Потом позвонить в полицию! И, наконец, разбудить себя! Это всё нужно успеть сделать за полторы минуты!
После шести часов зарядки телефон должен был зарядиться достаточно. Я подбежал к тумбочке, торопливо выдернул из смарта зарядный разъём и тут же набрал «102». Служба полиции откликнулась быстро:
— Вы позвонили в полицию. — констатировал спокойный и бодрый голос. — Но все операторы заняты. Подождите немного.
Вот тебе и экстренная служба! У меня времени на ожидание нет вообще! Хотя, стоп! У меня есть ещё четыреста с лишним секунд, без малого семь минут до момента своего скачка в прошлое! И я решительно расстёгиваю браслет. Это мне тоже подсказал вчера дядька. Я сам такого ещё никогда не делал! И лёгкая дрожь прокатывается по спине. Теперь, главное ничего не испортить. Запрограммированные процессы возвращения отменены. Теперь я один решаю, чему суждено будет случиться.
Цифры на часах сразу же гаснут. И, до момента исчезновения моего раннего клона, нас тут будет одновременно двое. Один, которого они загонят в угол на кухне и я, которого они видеть до того момента не должны. И был ещё, конечно, Димка Калашников, моя тёмная лошадка. Ему дозвониться время у меня теперь было.
Димка откликнулся почти сразу, хотя голос у него был сонным:
— Да, Валерка! Я не сплю…
— Дима, сосредоточься! Ко мне кто-то сейчас вломится. Их трое и у них оружие. Ты слышишь! Я не могу дозвониться в полицию и с троими не справлюсь… Сделай что-нибудь! Попробуй до полиции хотя бы дозвониться! Адрес мой помнишь?.. Им нужно… ну, то устройство… Назовём его МВ… Только быстрее! Через минуту они уже будут здесь!..
Я говорил шёпотом. Где там эти? Может прислушиваются уже у двери? Димка только ответил «угу» и я отключил связь. Профессор ничего не спросил. Ни откуда я об этих планах знаю, ни как я их сосчитал и вычислил наличие оружия… Может, ничего не понял или не поверил? Но времени на проверку и исправление ошибок у меня не было, нужно было будить спящего себя! Но тут я подумал: «А как же мы с ним разминёмся? С моим двойником? Ведь кто-то должен будет отправиться на пятьсот секунд назад. В противном случае я здесь не появлюсь, либо два дубля будут пожизненно делить эту жилплощадь, с двумя эМВэшками в своих карманах. А ведь мы взаимосвязаны. Не прыгнет в прошлое он, его, скорей всего, убьют, да и я, похоже, тоже не выживу…» И я решил. Ради своего спасения надо спрятаться. Как это ни унизительно выглядело. Спрятаться так, чтобы меня никто не обнаружил, в том числе я сам. В тесный и скрипучий шкаф лезть было небезопасно. Интересно, помещусь я у себя под кроватью?
В моей спальне всё было по-прежнему. Я-второй на моей кровати тихо спал. Глубоко, мирно и спокойно. Укрытый дядькиной тёплой курткой. И ни о чём даже не догадывался… Я тихо прошёл в комнату, встал у кровати на колени и заглянул под неё. Не пятизвёздочный отель, но сойдёт! Я должен поместиться. Стараясь не толкнуть свисающую с кровати собственную руку с часами, медленно-медленно просочился в эту пыльную нору. Полдела сделано! Осталось только убедиться, что всё идёт нормально. Ведь я, этот первый, спасся, забросив себя на сто секунд в прошлое. Необходимо постараться, чтобы и двойник проделал те же действия. То есть, сколь возможно, не вмешиваться!
А мне самому теперь пришло время подумать о себе в настоящем. Те трое, увидев меня исчезающего на кухне, наверняка попытаются искать меня дальше. И, не исключено, что они заглянут и сюда, под кровать. Что же мне делать?..
Из прихожей раздалось пощёлкивание вставляемой в замок отмычки. Мой двойник, лежащий надо мной, даже не шевельнулся. Эдак он не успеет попасть на кухню. Отмычка повертелась немного и её вынули. Я плечом толкнул спинку кровати. Дубль что-то промычал. И тут отмычка снова заскреблась в замке. И парень надо мной дёрнулся и замер. Видно прислушивается. Свисающая рука с часами исчезла. Значит, он, который я, смотрит, какой теперь час.
Потом двойник поднялся. И сразу двинулся к прихожей. Не знает ещё, с кем он столкнётся… Ну вот, теперь всё нормально. У него, у двойника, будет всё хорошо. Это я убеждал себя. Должно быть хорошо, конечно. Но уверенности той не было. А вдруг, что-то пойдёт не так? Ведь я, получается сам себя разбудил… Впрочем, неизвестно, отчего проснулся я сам. И двойник явно услышал не меня, как я толкаю кровать, а отмычку в замке…
Так! Телефон со мной, в полицию должен дозвониться Димка, двойник проснулся и парадокса мы с ним избежали! Вроде бы всё. Хотя, ничего ещё не всё! Эти вооружённые парни сейчас будут здесь. Этого не изменить…
Где же мои ключи? Надо будет выходить из квартиры. Иначе, может случиться, как с туалетом у Димки… Я уйду без ключей, и дверь останется закрытой изнутри!
Когда вчера я зашёл домой и запер свою дверь, я сунул их… скорей всего в карман куртки… Значит, они лежат здесь. Сверху, на кровати. Надо найти, но вставать-то нельзя, сейчас сюда войдёт этот сопящий печенег! И я окажусь в худшей ситуации, чем, когда я был на кухне. Отступать и прятаться мне будет уже некуда…
Здесь, под кроватью было ужасно тесно! Но я повернулся на бок, достал из-под себя левую руку и вытянул перед собой, чтобы видеть циферблат. Куда же себя направить? И, главное, как надолго?
Куда? Конечно, во вчера! Вчера днём квартира пустовала очень долго, с часу до семи вечера. Мне там хватит и пяти минут: только выйти из квартиры и выбежать из подъезда до момента возвращения вчерашнего меня домой. Но на времени лучше не экономить…
В квартире началась какая-то суета…
Набираю на третьей строке «600». Десять минут. Надавливаю вместе «реж и в.н.» и старательно выбираю точку: «16.00.00 14.03.2018». Вчерашний день был для моих нелегальных визитов просто идеален.
Кто-то снаружи приоткрыл чуть скрипнувшую дверь. Я замер, прикрыв рукой светящийся циферблат. Но визитёр заходить не торопился. Стоит, комнату осматривает. Только слышно его сдержанное сопение. Я задержал дыхание. И тут же вздрогнул, когда раздался громкий, как выстрел, двойной крик: «Ох, ты!». И мой наблюдатель, уже громко топая, бросился на кухню.
Я, пока на кухне раздавались возгласы и топот, выкарабкался из-под кровати. И стал быстро шарить по карманам куртки, отыскивая ключи.
Пока я занимался ключами, на кухне кто-то из них чертыхнулся, и тишину разрушил хлопок выстрела и звон чего-то разбитого… А другой голос закричал: «Держи!.. Где он?..». И третий: «Невидимка, что ли?».
«Никого из кухни не выпускать!» — снова крикнул второй. Там, закрываясь, хлопнула кухонная дверь и за ней началась какая-то возня. Посуду всю побьют, бегемоты…
Я нашёл свои ключи, они были в боковом кармане куртки и сунул их в задний карман брюк. И стал на часах снимать защиту. Поспешно. Не хватало ещё получить пулю от бешеных идиотов!
Совсем забыл, что нужно сходить с места, где стоишь. Меня здорово ударило, бросило к кровати, мир вспыхнул голубым сияньем. Я закрыл спокойно глаза и перекрыл дыхание. Ушёл. Застывший возле меня воздух продолжал удерживать от падения, но я медленно падал на шевелящуюся подо мной, словно живую, кровать. Очень медленно. Обжигаемый снизу сияющей ледяной периной. Только бы об стенку не удариться…
Когда я открыл глаза, был яркий солнечный свет…
Я ничком лежал на своей заправленной постели. Ужасно болела голова… И тяжеленые часы выламывали руку, свисавшую с кровати. Надо бы их снять что ли…
С трудом поднялся. Сон, вроде, какой-то был. Про ночь, звёзды в окошке. И троих гостей, вооружённых стволом… Почему я спал днём?..
И тут же в голове вспыхнуло: «Да нет же, это был не сон!». Моя правая рука всё ещё пыталась нащупать замок открывания браслета. И я с ужасом отдёрнул её. Там меня убивают!.. А я тут… Сознание что ли потерял?
Я глянул на часы на руке. На четвёртой строке светится: «16.07.51». А ниже, осталось сто двадцать девять секунд до обратного прыжка! Из десяти минут времени большую часть я потратил на глупейшее беспамятство? Мне же надо бежать…
И я, с трудом удерживая равновесие, бросился к выходу. Там, перед дверью вспомнил о дядькиной куртке. Вернулся за ней. На кровати никакой куртки не было… Может, приснилась? Впрочем, о снах лучше забыть. Мне нужно успеть убежать из квартиры. У порога я увидел собственную тёплую куртку. Одевая на ходу, открыл дверь. Пустая лестничная площадка. Солнца здесь ещё нет. Сумерки. Лифт поднимается снизу. Ждать, пока кто-то куда-то на нём съездит, времени нет! Бегом спускаюсь по ступенькам. Четвёртый этаж… Лифт остановился как раз на моём, пятом, слышно, как открываются двери… Третий этаж… На втором смотрю на часы. Остались какие-то секунды. Делаю глубокий вдох… Шаг… И всё скрывается во мраке…
На выходе опять качнуло. Но я упёрся рукой в стенку и удержался на ногах. Здесь всё ещё ночь! На лестнице никого нет, и лестница совершенно не освещена. Кто-то на первом этаже выключил свет. Спускаюсь, нащупывая ногой ступени. Теперь надо выйти и отойти от дома. Чем дальше — тем лучше! Может даже сбегать к Профессору… Ведь им, этим, наверняка, нужна МВ. «А ну, давай-ка это сюда!» — вспомнилось мне. Они искали меня с моими часами. Ч-чёрт! Прав был Виктор Александрович… Кто-то уже хочет изменить что-то в прошлом… Но откуда они, эти самые, обо всём узнали? Столько лет всё было тихо…
Когда я открыл дверь на улицу, и не успел сообразить, в какую сторону следует идти, как в глаза ударил свет автомобиля. Он стоял фарами ко входу и ослепительно сиял дальним светом. Я, чтобы не ослепнуть, прикрыл глаза рукой. Раздался звук открываемой двери. И незнакомый голос:
— Эй! Ну-ка стой!
Это мне было совершенно ни к чему. И я свернул направо и кинулся к углу дома. Наш подъезд первый, далеко бежать не надо. Всего десять метров. Но тот, из машины, оказался прытким. И, когда я сворачивал за угол, он уже почти дышал мне в спину. А тут за углом оказалась непредвиденная куча снега, и я, споткнувшись, стал искать точку опоры впереди себя. Преследователю повезло больше. Он, видя мои неприятности, обогнул скользкую кучу, и уже почти хватал меня. Мне надо было снова ещё в подъезде приготовить новый заброс. Думать теперь об этом даже некогда было. Я, чтобы только не упасть, перебирал ногами с максимальной скоростью и видел только то, что было под моими ногами. Поэтому неожиданное упругое препятствие, в которое я со всего маха вписался головой, свалило меня на землю. «Теперь не уйти! Загнали!» — с сожалением подумал я, пытаясь встать. Сил сопротивляться уже не осталось. Хотя терять мне очень даже было что!
Какая-то молчаливая возня рядом с собой меня не утешала. Значит, сейчас схватят. Но когда я встал и оглянулся всё было совсем не так плохо. Мой преследователь и тот парень, с которым я столкнулся, стояли в напряжённой позе. Рука у первого оказалась заломленной за спину, и он извивался, пытаясь высвободиться. А второй его держал и пытался поставить на колени.
Он, увидев, что я встал, спросил меня:
— Валера из восемнадцатой?
Я кивнул, чего же мне ещё оставалось.
— Это я, это я… из восемнадцатой. — пискнул его противник.
— Ты молчи уже! — и снова, повернувшись ко мне. — Меня Калашников попросил помочь. Я тут рядом живу… Он говорит, что до полиции не успел дозвониться… Но сюда ещё несколько ребят сейчас прибегут. Ты как?
У меня было сбито дыхание, и я отвечать не стал. Подошёл ближе. Тот, кто гнался за мной был моего роста. Стоял по-прежнему на ногах, но уже не сопротивлялся. Встреться я с ним в другой обстановке, убегать бы пришлось ему!
— Что вам от меня надо? Только, не врать, рёбра сломаю! — предупредил придушенным голосом я, но сказал это спокойно и твёрдо.
Лишённый свободы парень, поняв, что ситуация поменялась не в его пользу, заныл, пытаясь скосить за шестёрку:
— Чо? Я ничо! Меня попросили — я поехал…
— Я тебе про рёбра не забыл сказать? — напомнил я ему.
— А чо… — снова начал он.
Тут было всё! Плата за все унижения последнего часа, за то, что я вынужден был прятаться, оставить свою квартиру и бежать, и за то, что этот за мной погнался… Я без размаха засадил кулак ему под рёбра и он, всхлипнув, замолк и повис на вывернутых за спину руках.
— Валера! — следом, протянув руку, представился я своему спасителю, довольно крупному парню, несколько старше меня.
— Олег! — он, чтобы протянуть мне руку, отпустил пленника и тот мешком свалился к нашим ногам.
Мы пожали друг другу руки, и снова взялись за этого беспомощного агрессора.
— Там, за углом ещё стоит их машина с водителем. — сказал я, когда мы подняли «мешок». — И трое других орудуют у меня в квартире. И у них огнестрельное оружие… Пистолет, скорее всего.
«И, может, не один». — подумал я про себя, вспомнив, как ошибся с фонариками.
— Тогда держи этого. А я пойду захвачу их транспорт… — спокойно сказал Олег.
Он повернулся и отправился за угол. И через секунду как он исчез, из-за другого угла, выбежали ещё двое запыхавшихся парней. Одного я сразу узнал — Петька Фокин. Мы с ним вместе учились с самой школы. И встречались после института несколько раз у Димки. А второго я не знал, да и он, наверное, тоже. Потому что, подбежав первым, он замахнулся на меня.
— Это Валера Евграфов, смотри! — успел схватить его за руку Петька. Слова: «гляди» и «смотри» были его постоянной поговоркой. Потом он повернулся ко мне. — Мы успели?.. Здорово, братан!
В нашей группе, когда мы учились в Политехе, все парни обращались друг к другу только так — братан! Это началось с первого занятия на военной кафедре. Все мы тогда были и остались до сих пор братанами.
Объяснять, что и как, времени у меня не было. Я сказал только:
— Этого как-нибудь скрутите… — и побежал помогать Олегу.
Но не успел. Уже от угла дома я увидел, как Олег профессионально укладывал водителя на почти чистый асфальт…
— Ребята, вы чего? — вполне искренне недоумевал тот, уже утыкаясь носом в грязь.
Потом мы все вчетвером собрались совещаться возле подъезда. Я им объяснил ситуацию, что оказался атакован в своей квартире тремя вооружёнными налётчиками, а эти двое, которых лишили свободы мы, когда я ускользнул от тех, тоже пытались задержать меня у подъезда. И теперь пиратское судно мы, конечно, захватили. Но это было даже не полдела. Требовалось как-то задержать ещё и тех вооружённых, что остались у меня, на пятом этаже. Если нам повезёт, и Димка вызовет наряд полиции, их задержат и без нашей помощи. Ну, а если нет?
Даже четверым отчаянным выходить против троих вооружённых, было безрассудством.
— Надо, чтобы эти не предупредили тех! — толково придумал Петька.
И мы стали разыскивать в карманах у связанных нашими ремнями пленников их телефоны. Мы их, ничуть не сомневаясь, изъяли и Олег сунул телефоны к себе в обширный карман. Машину глушить мы тоже не стали, просто убрали дальний свет. И Сергей, тот что хотел меня ударить, и Петька сели на передние кресла в салоне, создавая видимость внешней безопасности для тех, что в моей квартире. Связанного и ругающегося водителя мы с Олегом оттащили за угол к тому, первому, приваленному к стене без признаков сознания. Чтобы не портили вид. И сами с Олегом встали слева от двери. При открытии нас за ней не будет видно. И мы всегда сможем отсечь одного и захлопнуть дверь перед остальными. В этом плане тоже были свои изъяны, но мы решили, что это из имеющегося, всё-таки лучшее.
А я позвонил, пока позволяло время, Профессору. Надо же было знать, ждать нам помощи или обходиться придётся собственными силами. Димка ответил запыхавшимся, как от бега, голосом:
— Да, Валера! Я тебе послал помощников. Они хорошие ребята…
— Ты в полицию дозвонился?
— Да, всё нормально. Сказали время ожидания пять минут. Должны скоро приехать… У тебя-то как?
Первым подъехал малочисленный полицейский экипаж. Я с удивлением узнал ту самую машину, что отвозила меня в участок ночью две тысячи одиннадцатого года. Серебристо-белая полицейская Нива с номером 044 на борту. Она что, в нашем городе единственная? Нива встала, перекрыв выезд машины моих грабителей. Красные и синие огоньки осветили всю округу.
Экипаж, правда, оказался незнакомым. Лейтенант и сержант. К ним присоединился ещё и водитель. Все были вооружены. Нас это, конечно, немного успокоило. Петя и его друг вылезли наружу.
Лейтенант спросил:
— Кто вызывал наряд?
— Это я! — сказал я. — Ко мне в квартиру вломились трое. У них оружие.
— А тут ещё двоих в машине мы сами задержали. — сказал Олег, указав на угол дома.
Лейтенант с сержантом, прихватив наручники, пошли проверять за угол. С нами остался только их водитель. И он, выключив из кабины маячки, принялся присматриваться ко мне. Но ничего не спрашивал. Не знаю, чего он там хотел увидеть. И раз меня больше ни о чём не спрашивали, я со своими объяснениями лезть не стал.
Потом лейтенант вернулся один и спросил:
— Оружие у них было?
— Нет! — сказали мы все в один голос.
— Так, может, они не причём? Просто оказались не там и не в то время?
— Да, нет же! — возразил Олег. — Один, вон, за Валерой погнался, когда тот выходил из подъезда…
Лейтенант тяжело вздохнул и спросил:
— А кто Валера?
Мне пришлось опять-таки подать голос:
— Это снова я…
Битва за квартиру продолжалась почти час. На помощь наряду вскоре прибыл один автомобиль с начальством, другой с телеоператорами и ещё «Газель» группы быстрого реагирования. Человека четыре с автоматическими стволами. Мне стало страшно. Не за себя. Что они с моей квартирой сделают? Я уже представлял у себя второй Сталинград. Выломанную дверь, разбитые окна, мебель и стены со следами от пуль.
Но уже минут через сорок всё разрешилось достаточно тихо. Налётчики согласились сдаться. Я с друзьями продолжал стоять у своего подъезда, пока нас не попросили отойти. Но и тогда мы просто сменили позицию, отошли немного дальше. Потом нами заинтересовались телевизионщики. Я не хотел светиться, поэтому предупредил ребят, что мы, мол, не при чём. Сергей ответил на вопрос парня с микрофоном, «Что здесь происходит?»:
— Не знаю. Мы тут покурить вышли!..
И нас оставили в покое. Правда, тут же ко мне подошёл водитель служебной Нивы, Семёныч, как его называли.
— А я ведь тебя помню! Это не ты однажды ночью через мост бежал?.. Когда же это было?.. Вот, и часы у тебя вроде такие же!
И он показал пальцем на мой рукав, из-под которого выглядывали чёрные «котлы». Да, они стали звездой первой величины! Светились аж с осени две тысячи одиннадцатого года.
— А я вашу, Семёныч, машину узнал. И память у вас хорошая. А ведь шесть с половиной лет прошло.
Для меня-то самого это случилось только вчера днём. Водитель посмотрел на меня удивлённо. Видимо, не поверил, что прошло уже так много времени.
А в квартире у меня дверь была нетронуто целой. Вероятно, договорились достаточно по-хорошему.
Меня лейтенант наряда пригласил подняться в свою квартиру, чтобы опознать преступников. В моей комнате был наведён особый порядок. Кровать, чтобы не мешала, поставили на бок к стене, стол и табурет сдвинули к окну. За спинами троих грустных печенегов, стоящих не коленях, стояли двое вооружённых в чёрной форме, а их офицер спросил меня:
— Узнаёте кого-нибудь из них?
Я тут же подошёл и показал на бородатого:
— Этот пытался меня поймать. А этот, — я ткнул пальцем в его невысокого соседа с тонкой золотой цепочкой на шее. — в меня стрелял.
Я увидел, как удивлённо те переглянулись. Они-то думали, что я за их фонариками, направленными мне в глаза, их лиц не разгляжу.
— Ты не мог этого видеть! Врёшь! — хрипло каркнул мне бородатый.
Но я уже повернулся к третьему:
— А этот у них начальник. Командовал.
Я вспомнил его фразу: «А ну, давай-ка это сюда!». Именно он хорошо знал причину этого визита ко мне.
Печенегов увели, а офицер показал на мой стол, на котором теперь, вместо моих вещей, аккуратно сброшенных на пол, теперь лежали вещи, изъятые у злоумышленников.
— Что-нибудь здесь ваше?
И я стал рассматривать выложенные там трофеи. Три фонарика, две пачки сигарет, зажигалка газовая, я давно уже не курю… Записные книжки, штук шесть, наверное. У меня такого вообще никогда не было… Какой-то полуоткрытый мешочек с чем-то металлическим внутри… Возможно, это их отмычки… Сотовые телефоны и деньги. Перстень, возможно из золота. А наличных в таком количестве я тоже не припомню… Ещё смятые какие-то бумажки с записями от руки… и один сломанный карандаш…
Я покачал головой. Ничего моего здесь не было.
Когда я, заперев квартиру, спустился к выходу из подъезда, внизу работа кипела. Ребята в чёрном камуфляже упаковывали наших пятерых задержанных в подъехавшую арестантскую машину. А их начальник, который на пятый этаж не поднимался, беседовал с журналистами. Журналисты с двух точек прилежно снимали его. И подсовывали к нему микрофоны.
Полицейский патруль, который приехал первым, теперь за спиной операторов садился в «Ниву». А рядом стояла команда моих спасителей. И я подумал, что обстановка за последние несколько часов кардинально изменилась. Какие-то бородатые пришли, чтобы изъять у меня, как я её назвал, МВ. Не знаю, что привело их в мою квартиру, но как-то противодействовать этому было необходимо. Организованность этой акции наводила на изобилие интересных мыслей. Так, что я в них начал немного путаться.
С одной стороны, такая акция подразумевала определённую подготовительную работу. Которая должна была занимать какое-то время. Несколько дней, что я пользовался своими часами — слишком маленький срок. Тем более, что никакой публикации мы с Димкой не проводили…
Виктор Александрович последние два года тоже никак не мог этого делать… Да он вообще не стал бы этого делать!.. Ещё маленьким мальчуганом он многие годы скрывал ото всех, даже от родственников, что обладает такой штучкой. Думать, что это он открыл доступ к информации о машине времени, глупо. К тому же информация эта была заточена конкретно на меня… Очень даже странно.
Парни внимательно смотрели на меня.
— Послушайте! Вы все, конечно хотите спать… — все, моментально оживившись, отрицательно замотали головами. Это было хорошо. — Я предлагаю нам вместе нагрянуть к Калашникову. Нам там будет что обсудить… Да, Олег, ты телефоны-то отдал?
— Я, наверное, ещё не проснулся! — честно сказал он, и пошёл к полицейскому наряду.
Но те его тут же отфутболили к группе захвата… Водитель «Нивы» махнул мне в окошко рукой, и полиция отъехала.
Когда вернулся Олег, он шепнул мне:
— У них начальство тебя там ищет. Я сказал, что не знаю…
— Давайте мотать, что ли отсюда… — заволновался я.
И мы вчетвером, полегоньку набирая ход, тронулись за угол дома. Дорога к Профессору, после всего произошедшего, показалась короткой дистанцией. И каждый начал делиться своим видением событий.
— Полиция, конечно, сработала на отлично. Ни одного выстрела… — сказал Петька Фокин, когда мы уже прошли треть нашего пути до Димкиного дома и поравнялись с железными гаражами.
— Если бы и вызов можно было сделать также легко, цены бы им не было! — возразил я.
— Да. — согласился Сергей. — Всё портят нюансы…
Олег сказал:
— А я слышал, что грабители теперь помечают жертву. Ставят на замок какую-нибудь закладку, сторожа…
— Верно. — подхватил Сергей. — У нас лет десять назад прежде, чем мы поставили домофон, по подъезду ходили и метили. Потом обчистили нашего соседа…
— Так как же они так сглупили? — продолжил Олег. — Ты же сегодня был дома?
Я кивнул. Меня самого сейчас волновало, что всё произошло именно так. То есть, приходили за мной. Точнее, конечно, не за мной… Но для остальных, этот вопрос оставался открытым. Поэтому мне пришлось пояснять:
— Нет, Олег! Они всё правильно сделали. Просто приходили за одной вещью, которую я теперь с собой ношу…
Все трое удивлённо посмотрели на меня.
— Смотри! Ты что-то не договариваешь, братан! — упрекнул меня Петька.
Я понимал, что, сказав: «А», от меня ждут, что я должен сказать и «Б». Дилемма. Почти, как и у Гамлета: «Быть, или не быть?» И как быть, если «быть»? Я оглядел своих спасителей. По звонку Профессора бросились среди ночи, конкретно ничего не зная. Таким можно было доверять. При соблюдении определённых конспирологических ритуалов, безусловно.
— Я очень вам всем обязан! Вероятность, что я останусь в живых была небольшой. И мне вероятно в следующий раз может снова понадобится ваша помощь… Любого из вас, кто согласится. Как вы видите, дело уже приняло опасный оборот. На меня, как на зверя, охотятся с оружием. Это дело для меня о жизни и смерти, поэтому самую малость… тайное… Я хочу, чтобы каждый подумал и решил, стоит ли связывать себя обещаниями. Поэтому обсуждать сейчас по пути мы ничего не будем. И перед тем, как я познакомлю вас со своим делом, мы соблюдём кое-какие формальности… Уж не обижайтесь, так надо! Так, что, если не желаете, уже можно смело сказать об этом. И мы тогда попрощаемся.
Метров сто пути мы все шли молча, никто не проронил ни слова, и никто не свернул. Я это понял, как ответ.
Потом Петька, не удержавшись, всё-таки спросил:
— У тебя что-то такое ценное что ли? За которое убить могут?..
Я промолчал. Мы уже подходили ко двору, где жил Профессор. И мне снова пришла неожиданная мысль…
— Стойте!
И все остановились. Я достал из кармана свой потрёпанный Самсунг, и выключил его.
— Рекомендую всем на время отключить телефоны!
Они ни о чём не спросили. Только друг Фокина нарочито пожал плечами. Но, всё равно, каждый из них достал свой смарт и выключил его.
— Если есть желающие за мной следить, то всё, что рядом, всегда будет в опасности. Я не пугаю. Просто констатирую факт. Я сам уже давно живу как на вулкане.
Правда, это «давно» для меня началось сегодня в три ноль шесть ночи. Но за это время я сумел выполнить фактически два полноценных скачка во времени. То есть, это действительно было давно.
— Ты смотри, знаешь поди кто убил Кеннеди? — снова подал голос Петька.
Мне смеяться совсем не хотелось, но Сергей прыснул. Хорошо, что у кого-то ещё есть чувство юмора.
Димка не спал. Он, конечно же, ждал меня. Но крайне изумился остальным визитёрам.
— Надо кое-что обсудить. — сказал я как бы себе в оправдание, когда последним закрывал у Димки дверь.
Мы задействовали на кухне все стулья, какие только были у Профессора. Два стула и табуретку. Олег и Дима сели вместе на просторном диване. И им его хватило только-только. А я, Петя и Сергей расселись вокруг стола.
Когда все устроились, я сказал:
— Итак, ко мне сегодня в квартиру влезли… — я помялся, не зная, как назвать своих грабителей. — …трое. И они были вооружены. И чётко знали, за чем пришли… — все четверо моих слушателей насторожились. — То есть большой секрет стал теперь гораздо меньше. Как информация об этом устройстве и к кому конкретно попала, я не знаю. Такое впечатление, что против меня теперь ополчились какие-то определённые силы… Собственно, поэтому я решил, что надо организовать какое-то противодействие. Или сопротивление. Мы же с тобой, Дима, знаем, что у нас на кону! Так что не удивляйся, сейчас я устрою приём в наш «клуб» новых членов.
Дима, похоже, был в шоке и не знал ещё, как ответить. Я посмотрел на остальных.
— Для сведения. Клуб наш совсем маленький, кроме нас с Профессором, там только ещё один человек. И теперь, если вы согласны… С этой минуты всё, что я скажу и покажу, для всех остальных, безо всяких исключений — тайна! Ваши родственники, знакомые и всяческое начальство — не исключение. Я вам, конечно, доверяю всем, но нам предварительно нужно соблюсти определённые формальности…
Я взял с подоконника листок бумаги, на котором сам когда-то писал: «1. +х100…». Перевернул её, и на обратной чистой стороне записал:
«Группа „Клуб“:
Майоров Олег, 1993 г. р.
Фокин Пётр, 1995 г. р.
Сергиенко Сергей, 1996 г. р.
Обязуемся сохранять в тайне всё, что узнаем с настоящего момента. 05 ч. 45 м. 15 марта 2018 г.»
Название «Клуб» было единственным, что пришло в тот момент в голову. Ведь называть всё равно как-то надо было. Димка качал головой. Он был противником настолько уж широкой огласки. Я пустил бумагу по кругу и все новые члены клуба на ней расписались против своих фамилий.
Подумал, где же хранить такой документ. Собственно говоря, ничего такого в нём не было. Кроме имён и даты. И я, аккуратно свернув, передал бумагу Димке.
— Теперь о самой сути! Сегодня в три часа ко мне залезли грабители. Они искали вот это!
Я подтянул рукав на левой руке, чтобы стали видны «котлы». «Ух, ты!» — сказал Петька, Сергей промолчал. А самый трезвомыслящий Олег, рассмотрев на руке прибор, спросил:
— А что это такое?
— Это… — мы с Димкой переглянулись. В его глазах всё ещё чувствовался упрёк. — …машина времени. Самая настоящая. И вполне работоспособная.
На кухне повисла тишина. Я прямо чувствовал, как в них со скрипом входит это нереальное понятие: «машина времени». Многократно описанная в утопических произведениях разных авторов и в десятках чудесных фильмов на эту невозможную тему. Связанная с особенными камерами, мчащимися автомобилями и чёрными дырами… Я понимал, насколько трудно в это поверить. Сам это прошёл. И ребята сидели притихшими, пока в них с жутким скрипом и недоверием втискивалось это понятие. И ведь они все опасались потерять почву под ногами… Я решил не торопить события. Пусть в них входит!
Наконец, Олег спросил:
— Ну и что туда может поместиться?
Это меня шокировало. Видимо, Олег посчитал, что это что-то для тараканов. И ещё в этом вопросе чувствовалось какое-то определённое недоверие. Он действительно был из всех самым трезвомыслящим. Но и остальных одними словами не убедить. И я, поняв, что даже видео таких не убедит и что фактической демонстрации их действия мне не избежать, загодя начал процедуру подготовки. Все следили за моими руками, затаив дыхание…
Но я сразу лезть пальцем под корпус не стал. Внезапно понял, кто и как нас выдал. Поэтому решил, что поступил вдвойне правильно, заставив всех отключить телефоны. Тот друг Фокина, которого звали Сергей, нетерпеливо пошевелился. И я это движение проигнорировал.
— Дима! — обратился я к Профессору. — Твой телефон выключен?
— Нет. Мне часа через два должны… — начал он.
— Так выключи сейчас!
Это было жёстко, но необходимо. Когда Димка вернулся из своей комнаты с отключенным телефоном, я объяснил:
— Мы с тобой двенадцатого марта помнишь, что делали?.. — он, конечно же это помнил, как я с двух точек снимал его позорное падение на свой Самсунг. — Что из этого и куда разослал андроид от Самсунга никому не известно. Может быть слежка не настолько тотальная, но об этом все говорят. Поэтому лучше нам всё-таки подстраховаться.
— Но ты, я надеюсь, никуда ничего сам не посылал? — спросил меня Профессор.
— Я сегодня же всё это сотру! — пообещал я. — Хранить это можно только на твоём фотике. Если не подключать его к компьютеру… Итак, продолжим! Дима сядь! А-то будет как в прошлый раз… Все готовы?
Три пары глаз, пока Димка усаживался, от меня и не отрывались. Я сунул указательный палец под корпус и надавил до щелчка…
Когда через пять секунд я вернулся, они все, кроме демонстративно скучающего Профессора, стояли. У Сергея даже челюсть отвалилась. Похоже, им я теперь казался каким-то неземным существом. Но это быстро прошло.
— Глянь, братан, ты где был? — поражённый Петька первым обрёл дар речи.
Сергей и Олег молчали. Видимо, не всё вошло в них как надо.
— Расслабьтесь! — сказал я. — Ничего удивительного не случилось. Я просто навестил Димку десять минут назад. Правда, его здесь не было.
— Перед тем, как вы пришли, я услышал какой-то шум… — начал Димка.
Но его перебили:
— А ты, Валера, то, что вы там снимали раньше, нам покажешь? — Олег был верен себе: сперва дело!
Профессор был явно против такой демонстрации, но я всё же показал тот момент с его феноменальным падением… Мальчики были, конечно подготовлены, но всё-таки настолько шокированы происходящим, что не смеялись. Да и я сам удивился. Эта запись на моём смартфоне хранилась очень долго, почти семь лет! Ясно, что её за это время могли и скачать и, до мелочей, разобрать. Надо будет потом спросить у Лики…
После, по предложению Профессора, мы договорились, что будем теперь называть при посторонних это устройство Марией Владимировной, как известного дипломата. «МВ» — это как бы привлекающая внимание аббревиатура машины времени. А Мария Владимировна, — обыкновенное имя. И Димка ещё предложил называть его для краткости просто Машей.
— Так и на слух приятней. — резюмировал Профессор.
Я вкратце объяснил откуда у нас взялось это чудо техники и на что оно способно. Петя Фокин и Сергей непременно хотели попробовать себя в роли путешественников во времени. Пришлось мне охладить их пыл. Ведь я не знал, как перепрограммировать сканер отпечатка, настроенный на мой палец. А Олег задал вопрос об источнике энергии…
— Заряжать часто надо?
Я объяснил, что заряжены часы были уже давным-давно, как ни парадоксально, в будущем. Сейчас дорабатывают остаток и перезагрузка, скорей всего, не предусмотрена.
Мы говорили ещё минут двадцать. Потом условились о сигнализации на случай экстренных событий. Чтобы не привлекать ко мне излишнее внимание, решили, что звонить мне будет только Дима. Все остальные будут связываться с ним. Как с моим пресс-секретарём.
Мы от Профессора разошлись около семи утра.
На следующее утро, в пятницу, мне пришлось идти в управление полиции. Точнее, пришлось ехать. За мной на личном транспорте приехал младший лейтенант, и мы отправились в главное управление МВД. Там, на втором этаже мы с моим провожатым прошли мимо двери «Отдел по раскрытию преступлений против собственности», потом мимо «Отдела по раскрытию резонансных преступлений». Видимо всё это было не то. Наконец остановились у двери «Отдел по борьбе с организованной преступностью общеуголовной направленности». Меня там приняли тут же. Неотразимый высокий старлей, за одним из столов, сказал, что пока «моё дело» передано ему. И спросил, желаю ли я написать заявление на задержанных субъектов… И я тут же написал. Под диктовку на это ушло меньше семи минут. Потом я попросил, чтобы меня информировали о всех изменениях этого дела. Мне никто ничего не обещал, старлей посмотрел на наглеца удивлённо, и с этим я покинул главное управление.
Дом мой, после налёта, нуждался в срочной реставрации. Я утром, перед самым приходом сотрудника, начал уборку. После вчерашнего остался жуткий беспорядок. Собрал по всей квартире разбросанные вещи и сложил их на полу в комнате. Мне уже к этому не привыкать. После ухода в июне прошлого года Ленки Рязановой приходилось делать примерно то же.
Потом вспомнил, что до сих пор не включил смартфон. Заряд на том оказался почти пустым. Аккумулятор, после семи лет работы, был никакой. А, подключив зарядник, я снёс из памяти всё, кроме каталога абонентов и почты. Чтобы не выдавать кому попало моих маленьких секретов. Впрочем, это делать было уже поздно. Но аккумулятор такая чистка хоть немного позволит уберечь.
Работа по дому отняла львиную долю дневного времени. Более-менее я освободился только к пяти тридцати. Когда ко мне должен был нагрянуть весь личный состав «клуба», кроме Лики, разумеется. Про третьего человека в старом «клубе» никто не спрашивал, и она оставалась нашей с Профессором «тёмной картой». Мне не хотелось так подставлять свою «сестрёнку».
Коллективно мы в этот раз взялись обсуждать свои действия по защите. Профессор, как он говорит, излазил весь Интернет. Искал всё, что могло быть связано с ночным происшествием. И, надо же, нашёл! Не совсем, правда, то, что искал. Двое городских блогеров со вчерашнего дня всерьёз обсуждали вопрос о нахождении у кого-то в нашем городе «карманной машины времени». И ссылались при этом на какое-то видео. Это было что-то новое. И, конечно, не совсем то, но зато сегодня и в нашем городе! По теме очень даже близко. Знать бы откуда всё плывёт… Профессор, чтобы не выдавать своей заинтересованности, выспрашивать ничего не стал. Решил, что рано или поздно само всё откроется.
И никем не обсуждался приезд «спецназа» на Правобережной. Впрочем, в нашем районе это отнюдь не редкость.
Олег пришёл позже всех. Понятно, у него семья. Зато он обрадовал, что нашёл для нас новый роскошный источник информации. У него в органах гражданским работает друг. Где-то в Ка-центре. И все свежие новости, не касающиеся его работы, он может передавать нам без задержек. Олег нацелил его на попытку ограбления квартиры на Правобережной этой ночью. Теперь мы, хотя бы будем знать, что и как.
А Петька Фокин неожиданно предложил мне не носить часы всё время на руке, а где-нибудь прятать. Я подумал, что в этом какой-то здравый смысл присутствует. Но с самим принципом не был согласен. Кивнул, и не стал громко возражать. Меня часы могли выдернуть из любой ловушки, если у меня, конечно, было на это время. По крайней мере ночью на кухне они мне спасли жизнь. И я себя в дальнейшем такой возможности лишать не намеревался.
Эйфория от обладания машиной времени у меня давно и безвозвратно прошла, и за последнее время это самое обладание принесло мне множество действительных неприятностей. Наименьшим из которых была большая шишка на левой стороне головы над ухом. Тогда во время прыжка, думая, что мягко приземлюсь на свою кровать, я при выходе из транзитного времени, приложился головой о стену. Надо запомнить, что вход и выход, нужно делать в устойчивом положении с твёрдой опорой под ногами. Никаких, в это время, движущихся средств, и никаких неустойчивых положений. И главное, в этот самый момент, не падать! И, чтобы не сшибло, делать обязательно шаг в сторону.
Я, пожалуй, становлюсь фактически осторожным параноиком. А раньше из-за этого смеялся над Димкой…
Я уснул около часу ночи и проспал больше десяти часов. Когда проснулся, мне почему-то казалось, что история с часами дяди Вити случилась когда-то давным-давно. Чёрт-те в какие времена. Но утро быстро расставило всё по своим местам, это был всего лишь седьмой день, середина моего коротенького отпуска. И чего только не случилось со мной за эти считанные дни! Правда, я нигде не сумел проявить ожидавшегося от себя геройства. События с дядькиными часами сами тащили меня за собой. Да ещё была острая необходимость, защищая себя, вертеться.
Димка ответил на мой звонок сразу. Будто ждал его.
— Никаких проблем, Валера. Я думаю полиция ещё долго будет разбираться с твоими вчерашними гостями. Приятель Олега сказал, что дело передали в какой-то другой отдел.
И больше никаких новостей не было.
Два утренних звонка на смартфон были мной пропущены. Один звонок был рано от Лики. Я посчитал, что с ответом, раз я пропустил, можно и подождать. С Ликой ничего случиться не могло, она сейчас в школе. Второй звонок был от неизвестного абонента. Я решил, что тут может быть всё. И перезвонил.
— Валерий Евгеньевич? — тотчас откликнулся абонент.
— Верно!
— Майор Вяземский. Я следователь, назначен по делу о попытке ограбления у вас пятнадцатого марта сего года. Я бы хотел побеседовать с вами. По острой необходимости, прямо сегодня.
— Но сегодня суббота! И я уже был вчера в главном управлении МВД. И написал заявление… Мне непонятна постановка вопроса о беседе. Сколько можно из-за этого дёргать человека. Из отдела в отдел будут передавать моё дело, а я каждый раз ходи и объясняй всё новому сотруднику…
Я немного вспылил. Такое ни к чему хорошему обычно не приводит. Надо стараться вовремя сбавлять обороты…
— Нет-нет! Вы наверно не всё понимаете… Дело совсем не в том, что мне нужна какая-то новая галочка на бумаге. Вопрос совсем другого порядка. Мне нужна наша личная встреча, чтобы обсудить вопросы вашей безопасности. — майор Вяземский сделал на слове «вашей» ударение и многозначительно замолчал.
Надо же! Моей безопасностью интересуется полиция! Я не депутат и не глава администрации…
— Я снова не пойму, причём тут моя безопасность? — снова не сдержался я. — Какие-то жулики ходят по квартирам с пистолетом…
— Валерий Евгеньевич! А вы не задумывались, почему они пришли именно к вам.
Мне наш разговор сразу и вообще перестал нравиться. Неужели за последние сутки случилось что-то, перечеркнувшее дело о попытке ограбления организованными преступниками общеуголовной направленности. Это могло говорить лишь о том, что всё больше людей будут связаны с этим делом. И то знание, что мы с моим клубом старательно охраняем, скоро станет вообще открытым. Но мне думать о философских понятиях было некогда. Надо было как-то оттянуть время, чтобы посовещаться с друзьями.
— Знаете, я сегодня не могу к вам приехать. У меня срочные дела. — врать было нехорошо, но деваться мне было уже некуда.
— Валерий Евгеньевич, никуда не ходите, просто будьте дома. Машина сейчас за вами заедет.
И трубка дала отбой.
Странно! Он что, серьёзно думает, что я сяду и буду ждать, когда за мной приедут? Наивняк! Мне-то это не нужно было даром!
Надо было, наверное, вместо этого Вяземского, позвонить Лике. Она, возможно, беспокоится об отцовской куртке. Куртку я вчера нашёл аж на шкафу. Кто-то видно из налётчиков со злостью забросил её туда.
Когда позавчера я вернулся от младших Егоровых, во внутреннем кармане куртки были какие-то бумаги. Я это понял, когда ночью искал ключи… Теперь же никаких бумаг там я не нашёл.
Может быть эти бумаги специально для меня оставил Виктор Александрович, и Лика спрятала листки в карман, а сказать об этом просто не успела. А эти придурки свистнули. Впрочем, у придурков из карманов вытряхнули всё ребята в чёрной униформе. И это лежало тогда на моём столе… Какая-то мятая пачка сложенных вчетверо листков там была. Раньше я их не видел, а к почерку не присматривался. Поэтому и сказал, что это не моё.
Теперь эти мои бумаги будут то ли вещественными доказательствами, то ли их вернут потом преступникам… Оба варианта были плохими, я их, эти бумаги, больше не увижу. И третьего варианта у меня не предвиделось… Что же там такого мог написать Виктор Александрович? И может ли это быть опасным для нас?.. Для меня?
Наверное, стоит сказать этому майору Вяземскому, что бумаги мои. Я их в той непростой обстановке не узнал… Значит, встретиться я тоже хочу… Как всё у нас вовремя!
Я уже подготовил свою МВ. Ночное происшествие научило меня готовиться ко всему заранее. И уже выходил в прихожую, чтобы собраться, когда ко мне в дверь позвонили. За дверью стояли два высоких парня в гражданской одежде. Я ожидал увидеть полицию, поэтому сразу же попросил у них показать документы. И первый из них тут же показал своё удостоверение. На фотографии был примерно такой же парень, только немного моложе и в очках. Вроде, всё нормально, и печать, и подпись. Но я очень удивился, прочитав сверху, отпечатанное крупными буквами: «ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ». Причём здесь это? Или они уже мелкими жуликами стали заниматься? Служба серьёзная, и я уже не так хотел встречаться с тем майором. Но делать было уже нечего. Я собрался, вышел и запер свою дверь.
Здание ФСБ было построено четырнадцатью годами раньше на месте некогда великолепного зелёного сквера недалеко от нового моста. Там в скверике раньше гуляли горожане с детьми, а позже сквер был загажен расплодившимися любителями горячительного… Теперь здесь стояло скромное четырёхэтажное здание. Но зато с лифтом. На входе меня попросили оставить у охраны мой смартфон. Что я сделал с большим нежеланием. И провели через рамку металлоискателя. Часы на руке загудели, и меня попросили их снять. Я наотрез отказался. Мои спутники о чём-то поговорили с охранником чуть в стороне, и вход был разрешён. Мне показалось это подозрительным. Никто даже не глянул на часы. Впрочем, это-то как раз было хорошо.
Майор Вяземский был невысоким рыжеватым с проседью мужчиной. Сперва к нему в кабинет на третьем этаже прошёл тот, что показывал мне удостоверение, потом запустили и меня. Мы, не сходясь близко с майором, устно поприветствовали друг друга и сели за маленький журнальный столик в центре кабинета.
— Валерий Евгеньевич, я вижу вы удивлены, что ваше дело попало к нам? — майор внимательно смотрел на меня.
— Есть немного. — согласился я.
— Буду с вами, насколько это возможно, откровенен. Ещё в прошлом году была организована эта группа. Как их там?.. — майор повернулся к стоящему у окна высокому.
— Чемезов, Черкашин, Бурунов… — как из пулемёта выдал тот.
— Вот, назовём их для краткости, группа Чемезова. Все бывшие спецназовцы. Владеют и рукопашной борьбой, и оружием… Опасные люди. Очень. Как вам удалось от них уйти я не понимаю.
Это был вопрос. Я возразил:
— Не так уж хорошо они владеют. Двоих мы скрутили безо всякой подготовки…
— Моисеев и Мералиев. — тотчас пояснил для майора высокий. — Они в машине ждали.
— Да и бородатый, с печаткой на пальце, испугался, когда меня увидел…
— Черкашин, скорее всего… — подсказал не очень уверенно высокий.
Но майор жестом остановил его.
— И всё-таки, как вам удалось от них уйти?
Он был настойчив, этот майор Вяземский.
— Не знаю. Повезло, наверное.
— А вот сами чемезовцы сказали, что не так всё просто было! И везение тут не при чём. — сказал Вяземский. — Вот показания самого Чемезова…
Он протянул руку в сторону и высокий вложил в неё несколько скреплённых листков. И майор, найдя нужное место, стал читать:
— «…в комнате стоял высокий парень. Я осветил его своим фонариком и увидел, что на руке у него тот самый предмет, о котором меня предупреждали. Я сказал: „Дайте это мне.“ Но парень что-то сделал и сразу исчез. Мы обыскали всю комнату, потом всю квартиру»… Ну что вы теперь на это скажете?
— Враньё! — уверенно возразил я. — Кто в такое поверит! Я никуда не исчезал.
Меня даже в жар бросило от собственной наглости, но поступить по-другому я уже не мог. Меня несло бурное течение.
Майор, огорчённый моей несговорчивостью, вздохнул.
— Тогда, про какой предмет на руке говорил Чемезов?
Я оказался в ловушке. Всё было намного хуже, чем я предполагал. Они и про Машку знали! Моё счастье, если не всё! И у меня теперь почти не было выхода. К тому же, я до сих пор ничего не узнал про бумаги. Снова передо мной замаячил какой-то «обезьянник» и мне необходимо было крутиться. У меня несомненно ещё была возможность уйти. Если не сухим, то хотя бы всё-таки более-менее невредимым. А чтобы выйти сухим, надо было напрячь извилины.
— Он, наверное, говорил вот про этот предмет. — я поднял руку и стряхнул с часов рукав.
Оба сотрудника уставились на мою руку. Вяземский оценивающе, а высокий, вероятно, разглядывал на всякий случай. Впрочем, кроме мерцавшего «пульса» и забитых ещё дома белых циферок смотреть там было не на что. Даже, если они запомнят, это им ничем не поможет.
— Что это? — спросил Вяземский.
— Часы. — спокойно ответил я.
Они вместе молча переглянулись. За это время я снова спрятал часы под рукав. Слишком много сведений будут явно излишними.
— Валерий Евгеньевич, может всё-таки познакомите нас со своими… часами? — майор почти ласково посмотрел на меня.
Вот мы и подошли к самому интересному. Может быть наконец-то он заговорил честно?
— Это вас интересовало с самого начала?
— Правильнее было бы сказать, да! Это нас интересовало больше всего. Почему именно, я объяснять не намерен. По крайней мере, на этой точке нашего общения. Поэтому предлагаю сотрудничество с нами. Вы будете проинформированы о том, почему мы заинтересовались вашими часами. А вы должны будете рассказать, что известно вам. Я думаю, это будет честным и справедливым!
В конце прозвучавшее «честно», вызвало у меня обратное чувство. От меня, скорее всего, потребуют всё. А взамен предложат ничтожное кое-что из своих «сусеков». И будут при этом считать, что поступили честно. Поэтому я решительно покачал головой. Мне нужна была большая определённость.
— Я согласен сотрудничать. Но только на своих условиях. Ваша информация меня совершенно не интересует. А вот мне интересно получить то, что было найдено у задержанных, этой вашей группы Чемезова. Там украденные у меня бумаги. — я краем глаза увидел, как снова переглянулись мои собеседники. — Мне накануне передали их мои родственники. А сотрудники полиции вынесли это из моего дома. Мне кажется, вам надо это вернуть.
Я очень старался выглядеть требовательным. Хотя, на самом деле, чувствовал себя здесь, как приговорённый перед казнью. Вяземский совершенно спокойно кивнул высокому и тот подал ему нечто вроде скоросшивателя в жёсткой синей обложке. Он развернул обложку передо мной, и я увидел знакомые, чуть смятые листки со сгибами, на листках угадывался знакомый почерк Виктора Александровича.
— Вы про это? — спросил майор и захлопнул этот «бювар» прямо перед моим носом.
Наверное, чтобы я ничего не успел прочитать. Я сказал:
— Да!
Из всего текста я успел разглядеть только несколько бессмысленных слов на верхнем листке: «завал», «руки», «множественные» и «выходит».
— Сожалею, но даже дать вам почитать это до окончания следственных мероприятий, я не могу! Таковы правила!
— Но это же мне написано! — я не мог сдержаться и кричал. — Почему я должен позволять читать вам свои письма?!
— Сожалею… — снова сказал Вяземский и положил папку на столик между нами.
Значит, действительно это письмо написано дядей Витей. Он что-то хотел до меня донести. И между мной и письмом теперь встала махина федеральной службы… Надо рисковать! У меня другого выхода больше не оставалось!.. О том, как это будет фактически тяжело и физически опасно, думать даже не хотелось. Надеялся только, что судьба мне будет благоволить.
Я приложил правую руку к животу и сморщился. Сначала собеседника нужно подготовить…
— Извините! — я прохрипел это почти натурально.
Потом слегка согнулся, демонстрируя боль в животе. Всё, подготовка завершена.
— Вам плохо? — чуть встревоженно спросил майор.
Мне надо было, чтобы первым спросил он. Значит его это задело. Правда, как я заметил, самую малость.
— Да! — тут же сдавленным голосом отозвался я. — Мне… в туалет надо!
Другого места, где смог бы это сделать не на виду у всех, я не знал.
Майор вздохнул и сказал высокому:
— Проводи товарища!
В коридоре по-прежнему стоял второй высокий. Это чтобы я не убежал? Он делал что-то со своим смартфоном, но, когда мы вышли, спрятал его за спину. Туалет оказался в самом конце коридора. Мой провожающий остался стоять в коридоре, сказав: «Только недолго!». А я зашёл внутрь. Заходя, глянул в окно. Меня даже передёрнуло. В окне были видны верхушки деревьев, высаженных вокруг здания. Мы были на третьем этаже, почти на десятиметровой высоте над землёй! Дело становилось всё страшнее. Но я опять отмахнулся. Всё может быть! В кабинке я встал спиной к двери и поднял руку с часами. Там светились цифры: «-600» и «200». Это я заготовил ещё дома. Чтобы иметь возможность избежать в полиции какой-либо неожиданной ситуации. Теперь же мне приходилось оперировать иными цифрами. Я задал число и время. И срок нахождения там увеличил с 200 до 2000 секунд. Должно выйти чуть больше получаса. Думаю, этого будет достаточно. Потом снял защиту. Оставалось только тронуть сканер отпечатка пальца. Но делать это было ещё рано. Мне ещё нужен был тот бювар, который остался на столике в кабинете.
Выйдя из просторной кабинки, глянул мельком в зеркало. Тот Валерка за стеклом выглядел взъерошенным и несколько испуганным. Не останавливаясь, я попробовал улыбнуться ему. У зеркального это вышло очень кисло. Я поправил левый рукав, спрятав часы, и вышел.
В кабинете майора Вяземского всё было почти так же. Только нужная мне папка со столика перекочевала на стол с компьютером, стоящий у стены. И оказалась теперь за спиной майора. Почему даже что-то простое в теории, становится неимоверно сложным в этой жизни?
— Легче? — участливо спросил майор.
— Немного. — мне не хотелось, чтобы он заподозрил мою готовность сделать прыжок.
Я снова сел на прежнее место за столик.
— Тогда продолжим. У нас остался невыясненным вопрос о сотрудничестве. Вы, Валерий Евгеньевич, должны понимать, что у вас просто нет другого пути. Согласны вы с этим, или нет, но придётся помогать нам. Так что давайте сделаем всё мирно. Это больше в ваших интересах, чем в моих! А мне, если вы не хотите на время с ним расстаться, необходимо, чтобы вы рассказали об этом устройстве всё. Понимаете?
Я вздохнул. Почти то же самое, только иными словами, сказал когда-то в две тысячи одиннадцатом Виктору Александровичу Егорову я сам. И я проговорил:
— Как мне сказал когда-то первый владелец часов, я тоже хотел бы это знать. У меня сведений об этом ещё меньше, чем вы думаете…
— Так может мы поможем друг другу. Мы можем привлечь для изучения этого устройства различных исследователей. И, на определённых условиях, конечно, я готов поделиться полученной информацией с вами… Вы можете смело на это рассчитывать.
Я снова посмотрел на синюю папку, лежащую за спиной майора. Если бы можно было подтянуть её к себе хотя бы взглядом, я сделал бы это не задумываясь…
— Вы упомянули о помощи. Я вам помогу, если хотите, но мне нужна ваша помощь именно сейчас. — я, пожалуй, стал вести себя уже нагло. — Я вам сказал, что это письмо мне. Дайте, я прочитаю, и потом всё, что захотите…
Видя, что он сомневается, я решил давить дальше:
— Это письмо от моего родного дяди. Он умер. И это оставил для меня… Неужели в ваших правилах нет ничего человеческого?..
В кабинете повисла тишина. Я очень надеялся, что это проймёт. Поэтому дальше молчал. Высокий наклонился к майору и стал что-то шептать в ухо. Я расслышал только одно: «Не верил…» или «Не верит». Они шептались ещё секунд двадцать. Потом майор повернулся ко мне.
— Хорошо! Я нарушу правила и дам вам прочитать письмо вашего дяди. Взамен я жду что вы дадите мне возможность познакомиться с вашими часами.
Я кивнул. Согласие было достигнуто и высокий взял синюю папку со стола и подошёл ко мне. Папку он прижимал к себе и выжидающе смотрел на меня. Получить всё как я хотел, мне не удалось. Мне папка нужна была именно в моих руках. Я уже тонул во вранье:
— Я не уверен, что здесь у вас все листы. Потому что мне говорили, что там были и какие-то фотографии. — я врал нагло, с серьёзным лицом.
Высокий заглянул внутрь папки и пожал плечами:
— Нет здесь фотографий! Только рукописный текст.
Готовясь к рывку, я сидел не шевелясь. Мне нужно было только получить папку в свои руки…
— Можно, я сам посмотрю? — как можно более безобидно попросил я.
Майор кивнул высокому и тот протянул мне тяжёлый бювар. Я как мог более спокойно взял и тут же сунул себе подмышку. Потом вскинул левую руку и потянулся к ней правой.
— Эй-эй! — вскрикнул высокий и схватил меня за правую руку.
Я жалобными глазами посмотрел на него и овечьим голосом проблеял:
— Часы снять…
— А… — сказал высокий, отпустил мою руку и отступил на шаг.
Это была его ошибка. И я тотчас же ей воспользовался. Всё произошло за секунды. Сунул палец под циферблат и до щелчка надавил последнюю кнопку. Чтобы успеть сгруппироваться, приподнялся с кресла. Увидел удивлённые, без тревоги ещё, лица этих двоих и ещё до вспышки закрыл глаза и сделал шаг. Пока весь наш разговор тянулся, я незаметно вентилировал лёгкие неглубокими, но частыми движениями брюшной диафрагмы. Для собеседников это совершенно незаметно. Теперь же, когда грянул яркий свет, я чувствовал от избытка кислорода в крови лёгкое головокружение. Меня покачивало и куда-то несло… Свет мерцал. Я даже обычного холода почти не чувствовал.
К концу второй минуты, наконец захотелось сделать вдох. Но было ещё очень рано. Я приоткрыл глаза. Пустой кабинет неустойчиво покачивался. Шторы и жалюзи часто-часто открывали внешний свет и снова закрывали его. Всё время мерцал яркий светильник на потолке. Потом он исчез… Исчезли шторы, окно стало сквозным проёмом… И бесконечно яркий свет хлынул внутрь.
Стены быстро таяли, и подо мной, где-то глубоко внизу образовалась мерцающая яма… И я в неё падал. Медленно, но неуклонно. Надо было готовиться к приземлению. Я не представлял, как можно целым упасть с такой большой высоты! Ногами эту скорость погасить будет невозможно! Но ничего изменить я уже не мог. Сам на это подписался, и теперь пожинал плоды.
Когда яркий свет наконец погас и вернулись городские звуки, остатки опоры подо мной растаяли. Я, потеряв устойчивость, судорожно взмахнул руками и полетел вниз… Почти целую секунду я падал, потом что-то упруго ударило по правой ноге и меня завалило в сторону… Треск веток и разорванной ткани. И хлёсткий удар, рассыпавшийся по всему телу…
Я был в сознании. Это было хорошо. Тёплый ветерок ворошил листья на тонких ветках у моего лица. Я пошевелился и стал скатываться с куста. Да, я упал на куст. Пахло свежей зеленью и ещё чем-то до отвращения, до боли знакомым… Да это же тот сквер, который я помнил с детства! И гнилостный запах исходил от лежащего тут же между кустов бомжа. Живого, я надеюсь. Фу-у! Надо быстро уходить.
Было уже темно. Десять часов вечера. Семнадцатого июля две тысячи третьего года по часам… Вот это я махнул! Четырнадцать лет с лишком. Время я выбрал, чтобы было тепло, так как я уже мёрз в недавнем прошлом, и темно, чтобы никого не напугать своим падающим из ниоткуда телом… Шлёпнулся с десятиметровой высоты, ничего не сломал и даже сознания не потерял! Спотыкаясь о бутылки и шуршащие пакеты под ногами, я вышел на более твёрдую поверхность. Наверное, асфальт.
И тут меня, словно громом поразило! У меня в руках ничего не было. Я потерял ту папку, из-за которой сюда и попал. Мудро поступил, ничего не скажешь! Выкинул себя в непроглядную ночь. Времени оставалось быть здесь только полчаса. За это время я должен найти папку и отбежать, чтобы не оказаться случайно замурованным в фундаменте.
С папкой всё же мне немного повезло. После десяти минут упорных поисков поблизости от бомжа, в переулок рядом со сквером, въехал автомобиль. И в его фарах на ветке дерева я увидел синий проблеск. Несколько встряхиваний липы и бювар с громким стуком падает на асфальт. Он целый, внутри шуршат три бумажки моего дядьки. Всё великолепно! Теперь нужно как-то отсюда исчезнуть… Город в этом времени, по крайней мере, эта окраинная его часть, совершенно чужой. В какую сторону можно бежать, совсем не знаю. Где здесь запад, где восток… Что здесь будет через пятнадцать лет? Мне самому в этом две тысячи третьем году исполнилось только восемь… И здесь я тогда уже не бывал. А в этот сквер меня несколько раз выводила раньше мама, когда я был ещё совсем маленький. Я с удовольствием искал здесь друзей, таких же мелкотравчатых, и играл с ними во все обычные детские игры.
Я и правда, немного растерялся. Очень всё вокруг незнакомое. И дома, и улицы. Где-то рядом должна быть река, но где? И я побрёл, не особо разбирая дороги. И вышел всё-таки на берег почти перед самым возвращением. Мне казалось, берег — это что-то для меня безопасное. Домов на реке строить не будут… Здесь на берегу всё было также непривычно. Заросший ивами и камышом, необустроенный, совсем дикий берег. Костёр какой-то невдалеке. К кусту у воды привязана чья-то лодка. А метрах в трёхстах ниже по течению уже заканчивали строительство нового городского моста. Полотно ещё не укладывали… Сейчас бы это сфотать, цены бы снимку не было. Но мой смарт остался на входе в управление ФСБ… Шъёрт побери! Как говорил когда-то в «Бриллиантовой руке» Геша Козодоев.
Я подошёл ближе к воде. Оставалась последняя минута моего вынужденного вояжа в прошлое, когда неожиданно на берегу появились шумные люди. Как мне везёт с сотрудниками МВД. Опять они! И фонарики в глаза тоже надоели! Где она теперь, моя спокойная жизнь? Это просто хроническая невезуха!
— Стоять! — подбегая, приказал мне сотрудник запыхавшимся голосом.
Остальные его собратья бросились в сторону костра. А этот больно ткнул меня в живот какой-то палкой. А я как раз начал интенсивную вентиляцию лёгких. Просто стою, никого не трогаю и глубоко дышу. Палка немного сбила дыхание, но я всё равно глубоко вдохнул и полностью выдохнул.
— Лежать! — противореча себе, снова крикнул этот тип.
А мне было не до его игрушек. Оставалось около пятнадцати секунд. И я намеревался дышать всё это время полной грудью.
— Ты оглох что ли? Я говорю, лежать!
И он снова ткнул меня палкой… Вдох… Выдох… Десять секунд.
Вдох… Выдох… Шесть… А этот всё кричит и бьёт… Наконец, он попытался меня, схватив за ворот, повалить на землю. Повис и ткнул ногой под коленку. Уже начав падать, с прижатой к груди своей бесценной синей папкой, я правой рукой попытался ухватиться за руку бойца… Под пальцы что-то попало, и я за это дёрнул…
И тогда же я почувствовал рывок, всё окончательно потемнело. Дыхание было перекрыто, и я оказался медленно скользящим к земле с мыслью: «Достаточно ли я встал близко к воде. Здесь где-то будут расширять дорогу. Снесут несколько частных домов, сделают насыпь и застелют это место дорожным полотном. Если я ошибся, окажусь замурованным в толще земли. Интересно, что бывает, когда возвращаешься в то место, где что-то построено. Человека, воздух и воду можно оттолкнуть, а твёрдую стену?»
Считать я снова не стал. Было уже безразлично сколько продлится моё путешествие. Ведь изменить ничего нельзя. Большая звёздочка, размером с луну и цветом, как апельсин, быстро бегала по серо-жёлтому небосклону через зенит от горизонта у меня за плечом. Так быстро, что разглядеть подробности я не мог. А я, пытаясь выправить своё не очень вертикальное положение, смотрел на песок, где должна была появляться моя быстро скользящая тень и её не видел. Я был, как дух, как привидение. И, наверняка, в зеркалах бы тоже не отражался. Как вампир…
Нервно вздрагивавшая речная вода, то накатывала мне на ноги, то отступала обратно в русло. И временами покрывалась тёмно-красным льдом. Да и снег был не белым, а только светло-коричневым. В то время когда снега не было, изредка налетали короткие серые туманы. Но их быстро уносило течением времени.
Кто-то поставил тёмно-серый автомобиль прямо на берегу, возле меня. Жигули. И я наблюдал, как сходит у него с порогов краска, как исчезают стёкла, на глазах ржавеют молдинги… Перед тем, как ему исчезнуть окончательно, от автомобиля остаётся только тёмный ржавый скелет… Съели.
А потом сам берег резко поднялся и невежливо отпихнул меня к воде.
Когда всё кончилось и появился нормальный яркий дневной свет, я оказался стоящим у крутого берега почти по колено в ледяной воде. Ногу толкнула небольшая льдинка… Надо срочно из реки выбираться! Насыпь была невысокой с пологим бетонным склоном, и мне удалось даже, не помогая себе руками, взобраться на дорогу.
На часах ничего, кроме пульса, больше не светилось. Значит теперь наступило моё настоящее время. 16 марта 2018 года. Поднявшись, я сел на бордюр и попытался снять ботинок, полный воды. В руке что-то мешало. Я разжал пальцы и увидел круглый значок «МИЛИЦИЯ ППС» с золотистым пернатым гербом на красном поле. И клочком серой ткани на защёлке. Не сразу сообразил, что это я сам сорвал этот предмет с груди полицейского… в смысле, милиционера. Тогда ведь у нас была милиция. Я очистил застёжку и сунул значок в карман. Удивлю потом кого-нибудь!
Людей на дороге и машин долго не было. Я успел вылить воду из ботинок и немного отжать низ брюк. Только тогда появились местные мальчишки, которых я, без сомнения, заинтересовал…
Дорогу по городу я выбирал, избегая полицейских машин и видеокамер на дорогах. Хорошо, что я все видеокамеры знаю. Каждая у нас в городе ставилась с помпой. И я шёл быстро, стараясь ещё и согреться. После летней прогулки я успел в пути замёрзнуть, да и у нас было ещё холодно.
Наконец, мне повезло. У торгового центра на площади Маяковского, меня догнал мой автобус.
Димка был, как всегда, дома.
— Ты как раз к обеду.
— А также, к ужину и завтраку… Я боюсь возвращаться к себе…
— Что-нибудь опять случилось?
И я начал рассказывать о своих злоключениях за последние два часа.
— То есть, ты пообещал им сотрудничать?..
— Я обещал дать посмотреть мои часы. И больше ничего. От сотрудничества я отказался. Уж лучше я часы кувалдой разобью…
— Ну, и… — Димке хотелось знать всё, что случилось.
— Я сбежал!.. Они мне просто выхода не оставили! Это, говорят, не твой документ, а наш…
— Какой документ?
Да, я же забыл сказать Профессору про письмо. Я его уже успел прочитать, когда ехал сюда в автобусе.
— Лика, когда я от дяди Вити вернулся, передала мне письмо. Ну, не совсем передала… В общем, когда я из своей квартиры сбежал, оно осталось там. И полиция потом отнесла его к вещ докам. И в ФСБ отказались дать даже почитать!.. Я добился возможности взять в руки эту папку, и сразу же сбежал…
— Валера, мне кажется ты заврался! — Профессор сощурился. — Может, я, конечно, чего-нибудь не понимаю, но сбежать из такой конторы… И ты ещё про сбегание вчера говорил. Трое вооружённых архаровцев тебя просто так отпустили?.. Или ты придумал какой-то трюк?
— Какие трюки? — мне кажется, Димка совсем потерял сообразительность. — Я просто сбежал, ну, через прошлое…
— Как можно сбежать через прошлое? Тебя же обратно вернёт…
— Да, конечно, вернёт в то же место. Если я в прошлом буду на этом месте стоять и ждать…
— Я не об этом. — возразил Димка. — Это же хорошо охраняемая государственная служба…
— Ну, да! А ты помнишь, когда это их здание было построено?
— Нет.
— После две тысячи третьего…
— Да ты что! — Димку, видно, этот мой ответ прошиб. — И ты что же, раньше строительства махнул?..
— Ну, да! Чего ты удивляешься?.. Всего в две тысячи третий год, летом. Да, кстати, Дима… — я неожиданно вспомнил, что обещал Профессору подарок из недавнего прошлого. — С днём рождения, дорогой! За мной был подарок. Можешь повесить в свою коллекцию…
Я достал из кармана тот красный значок и протянул Димке. Он взял и принялся рассматривать.
— ППС? Милиция?! Ни фига! Ты где такой отрыл?
— Отрывные места знать надо! — важно ответил я. Пусть Димка не догадывается даже, что сорвал я его с груди милиционера, находящегося при исполнении.
Потом случилось торжественное прикалывание ценного значка в коллекционный альбом, мы поставили его на стол в кухне и стали обедать, любуясь на этот раритет. Под шумок из телевизора. От меня мои нахлынувшие невзгоды временно отступили. Мне сейчас жалко было только свой новый, но уже затёртый смартфон, со всеми абонентами и услугами. Впрочем, по моей вине, он-то прожил уже в несколько раз больше положенного. И теперь, недавно купленный, остро нуждался в замене.
Поэтому после обеда я спросил:
— У тебя, Дима, случайно старого телефона нет? Мой остался там.
Это снова нас вернуло к старому разговору.
— Так ты, выходит, на пятнадцать лет скакнул? — вспомнил Димка.
— Нет! Только на четырнадцать лет и, без двенадцати часов, восемь месяцев. — быстро сосчитал я.
У Димки брови взмыли на лоб.
— Это же в два с лишним раза дальше, чем две тысячи одиннадцатый! Ну и как?
Он употребил «дальше» вместо «дольше».
— Как видишь! — и я показал на коллекционный значок, сияющий в открытом альбоме.
— Оттуда? — сразу догадался Профессор. — Ну, ты даёшь!.. Тебе надо уже мемуары начать писать!
— В ФСБ уже пишут. — вздохнул я.
— Ты что, скрываться теперь будешь? — заволновался Профессор. — Это опасно!
Я, как ни странно, тоже так считал. Жизнь в бегах меня никогда не прельщала. Поэтому мы вместе решили созвать внеочередной форум членов клуба. Будем сообща решать, что делать. И как дальше защищать себя, а также ещё не доросшее человечество от гонки машиновременных вооружений…
Странно. Вся операция прошла легко, как и предсказал Олег. Вчера мы совещались до половины восьмого вечера. Каких только решений не было предложено! Братан Петя Фокин, например, предложил мне поселиться в заброшенной деревеньке пока всё не утихнет. Сергей серьёзно посоветовал жениться и сменить свою фамилию на фамилию жены. А, любитель фантастики Профессор, предлагал покумекать насчёт отправиться пожить несколько лет в недалёкое прошлое. Что было, в общем-то, совершенно бессмысленным… Потом Олег, который молчал, пока мы всё это шумно обсуждали, сказал:
— Перестаньте мутить воду! Им нужны часы, а не Валера! А их спрятать легко. Так что, друг, отправляйся в свою квартиру и живи там сколько тебе надо! А часы оставь нам. И лучше будет, чтобы ты не знал у кого они. Если будут спрашивать, скажешь: потерял! Вместе с бумажками. А завтра свой телефон заберёшь. Они же не воры. Обязаны вернуть.
Так что я нормально выспался у себя дома, потом скудно позавтракал и пошёл за своим смартом. Сразу Самсунг мне не отдали. Опять был визит через рамку металлоискателя на третий этаж в кабинет Вяземского. Рамку в этот раз я честно прошёл. Сегодня мы с Вяземским беседовали тет-а-тет. Разговор прошёл довольно откровенно. Про потерю я врать не стал. Сказал, что часы, как и бумаги Виктора Александровича, моя собственность. И все претензии считаю незаконными.
Иннокентий Семёнович, имея в виду мои часы, возразил, что на изделия такого порядка частная собственность ещё не придумана. И показал мне запись с веб-камеры, установленной в кабинете, где был зафиксирован момент моего вчерашнего исчезновения. Я с интересом и даже удовольствием посмотрел, как среагировали на это мои собеседники… Это было похлеще Димкиного падения!
— Чем вы, Валерий Евгеньевич, объясните то, что здесь произошло? — в конце спросил меня майор.
Я пожал плечами. Объяснений можно было придумать миллион. Но все они вряд ли устраивали бы его. Майору требовалось физическое объяснение моей «дематериализации». Но наш неписанный клубный закон запрещал мне даже упоминание перемещений во времени. А письмо Виктора Александровича, которое наверняка было ими прочитано, содержало только тонкие намёки на их основную функцию. Слова «время» и «машина» в тексте вообще ни разу не упоминались. Поэтому я молчал.
А Вяземский начал вялые уговоры за патриотизм. Мол, вражеские лазутчики не дремлют, и может случиться так, что прибор, с помощью которого я исчезаю, может оказаться не в тех руках и не в то время. О чём говорит уже сам факт позавчерашней попытки нападения на меня.
— Иннокентий Семёнович! Я пока не готов к беседе об этом. Ваш служебный телефон у меня есть. Когда будет необходимость, я вам позвоню.
Странное дело, Вяземский после этого молча пометил мой временный пропуск, и я ушёл, конечно, не забыв взять на выходе свой смартфон… Тот опять полностью разрядился, и я, придя домой, снова подключил его к зарядному. По договорённости, если всё у меня в порядке, я посылаю Профессору сообщение «ОК». Если сообщения не будет, он на мои звонки не отвечает. Не знаю даже, зачем он такие сложности выдумал. Телефоном без заряда я пользоваться не рискнул. А есть очень хотелось. На завтрак у меня был только последний кусок чёрствого хлеба, да майонез и вода. Потому что даже чайник мне разбили. Ещё в морозилке лежали пельмени. Но по ним уже ходила чья-то нога, и вряд ли они после этого остались такими же съедобными…
Я снова надел дяди Витину куртку, у моей при падении с третьего этажа в 2003 году рукав почти оторвался, взял ключи и пошёл к Профессору. На нашей площадке в телефонном щитке возился кто-то в чистой синей рабочей куртке. Нашего мастера по телефонам я знаю. Он никогда не мог выглядеть так роскошно. Грязные и рваные рабочие штаны, и куртка, с карманами полными инструментов… Ну, что ж, весьма своевременный ход. Я знал, что Иннокентий Семёнович не оставит меня без присмотра. Надо будет предупредить ребят, чтобы ко мне пока не показывались.
Когда я спустился на первый этаж, у двери лифта нос к носу столкнулся с Ликой… Для неё наша встреча тоже была неожиданной. Я посчитал невежливым разговаривать в подъезде, в двух шагах от дома, но у меня там был уже не лёгкий беспорядок, да и угощать гостью было совершенно нечем. Но когда я предложил пойти к Профессору, она безапелляционно отказалась. Обед у меня неопределённо откладывался, и я не знал, как поступить с Анжеликой. Пришлось возвращаться к себе на пятый этаж. Впрочем, я мудро оставил её у себя в квартире, а сам, прихватив свою карту, пошёл по магазинам. Когда через двадцать минут вернулся к себе, Лика успела умело прибраться. Она спросила:
— Это вы тут с Профессором такой беспорядок устроили?
Я не стал намекать на неприятные моменты последних двух дней. Пошутил:
— Праздник демократии отмечали. — припоминая нашу школу в дни после выборов. Когда ученикам самим приходилось восстанавливать чистоту в школьных коридорах.
Обед мы уже готовили вместе. Лика сварила лапшу, а я своим тупым ножом нарубил салат. И только, когда всё было готово, до меня дошло, что Лика, вместо своего дома, на обеде оказалась у меня. Опять проблемы с моими родственниками.
Что её заставило в воскресенье прийти сюда? Что вообще она от меня хочет? И что я значу для неё самой? До конца обеда я боялся ответить себе на эти вопросы. И мы по-прежнему молчали. Разговор об этом был бы для меня тягостен. И для Лики, наверное, тоже. Но, куда денешься! И мне пришлось начинать самому:
— Что случилось, Лика? Я пока к твоему отцу отправляться не собираюсь.
— Я… домой не вернусь… Можно, я у тебя пока поживу?
— С ума сошла! Ты, что, поссорилась с мамой? Это из-за куртки?.. — час от часу не легче…
— И это тоже… — немного уклончиво ответила Лика.
— Может, стоит помириться? Мама тебе же не враг.
— Я не могу с ней! Папку она до сих пор называет дураком! И мне запрещает о нём вспоминать! А его куртку она хотела продать кому-то или так даже отдать. Я прятала её для тебя…
В нашем диалоге повисла пауза. Жертвенность её меня удивила. Оставить папину вещь, чтобы отдать её какому-то… знакомому… дальнему родственнику. Чтобы он только не замёрз. Это мне о чём-то говорило… Но, наверное, я не желал сейчас это слышать. Она была ещё таким ребёнком, и мне до сих пор снилась Ленка…
А уж это я, пожалуй, приврал. Ленка мне не снилась с последнего нашего разговора ни разу…
— Прятала для меня? — переспросил я.
— Нет, просто прятала! А потом, когда возвращалась домой… — она замолчала.
— Что?..
— Ну, ты же замёрз.
— Да, верно, ночью было очень холодно! — я опять вспомнил свой вояж.
— Как, ночью?.. Ты же днём…
Совсем не надо было говорить про ночь. Но слово воротить было невозможно.
— А ты разве не помнишь, что я приходил рано утром?
— Да, сколько мне тогда было?..
— Девять лет.
— Вот видишь!.. — сказала, и тут же удивилась Лика. — Семь лет назад всего?.. А кажется, что вся жизнь после этого уже прошла.
— Не смеши!
— Ну, правда! Я тогда вообще ничего не понимала…
— А сейчас понимаешь?
— Сейчас?.. — она посмотрела на меня. — Сейчас, да!
— Тогда, раз всё понимаешь, решай. У меня жить тебе нельзя. Это, во-первых! Ты ещё несовершеннолетняя. И вообще, рядом со мной находиться никому не рекомендую. Только два дня назад ночью ко мне вломились…
Это, пожалуй, я вообще зря затеял говорить!
— Кто? — встрепенулась Лика.
От подробностей её необходимо было уберечь. И я сказал:
— Не знаю. Они сейчас в полиции. С ними разбираются.
— Ой! А что это у тебя за шишка?
Я про шишку на голове забыл не потому что беспокоить перестала. Просто, в последнее время очень много других проблем отвлекали от вопросов с моим здоровьем.
— Ерунда! Ударился об стенку…
— Но, у тебя там кровь!
Я тоже заметил утром обильные пятна засохшей крови на подушке. Думал, какие-то следы схватки квартирных грабителей с полицией, которые я раньше не заметил.
— Что, действительно, кровь?
Лика взяла салфетку со стола, на секунду коснулась ей моей головы, и показала мне. На салфетке остался красный след.
— У тебя голова разбита.
— Ладно. Будем считать производственной травмой. — ничего более серьёзного я придумать не мог.
— Тебе нужно в больницу! — в голосе Лики была явная паника.
— Обойдусь! — я постарался передать уверенность в голосе.
— Никак не обойдёшься! — в голосе девочки мне послышалась уверенность взрослого человека. Которому было что терять.
— Ладно! — тогда легко согласился я. — Сначала мы попробуем найти свои варианты.
Я взял смартфон, который уже немного зарядился, и позвонил Профессору. Димка, вопреки собственному правилу, мне сразу же ответил. Он оказался озадаченным.
— Нет у меня никого с медицинским дипломом!.. И студентов-медиков тоже нет!.. Постой, есть один, но он не медик…
— Давай своего «немедика»!..
— Так это Сергиенко… Серёга. Он водителем на скорой помощи…
Вот так и узнаёшь, что ничего не знаешь о своих друзьях!
— Чем он мне помочь-то может?
— Не волнуйся… — сказал Димка и сразу отключился.
Действительно, чем может помочь водитель скорой помощи? Привезти врача?.. Отвезти в больницу?.. Дать подержаться за баранку, чтобы определить, что я адекватен?
— Что? — спросила Лика.
— Профессор специалиста подыскивает.
Мне, вообще-то было приятно, что Лика заботится обо мне. Она приложила мне к голове новую салфетку и стала её держать рукой, не давая мне вертеть головой. И я затих.
— Лика! Скажи, тогда на остановке, почему ты меня поцеловала?
Тишина сгустилась до непробиваемости. Но я торопить не стал. И мы молчали довольно долго. Так долго, что я стал опасаться, что Лика уже забыла мой вопрос. И она, будто подтверждая, спросила:
— Не беспокоит?
— Ты не ответила мне. — настаивал я.
— Понимаешь… — рука у Лики дрогнула на моей голове. — Ты такие вопросы нескромные задаёшь!
Вот так молодёжь! Это я нескромные вопросы задаю…
— Ладно, не хочешь отвечать — не отвечай.
А вот это сработало классно! Когда я позволил не отвечать, Лику прорвало!
— Я сама не знаю… Подумала… Увидишь там меня маленькую… И больше на меня смотреть не захочешь… Зачем я тебе глупенькая… Только ты не прогоняй меня. Хорошо? Это я просто болтаю что попало…
— Зачем же ты так на себя? В твоём классе ты, наверное, самая крутая! — попытался я выгородить Лику от неё самой.
— Да, я глупая! Я сама про себя всё знаю! И, что глаза не слишком круглые, и… В общем, сама знаю!
Это что-то невообразимое! Она сама за всех всё знает! Я снова употребил «трюк»:
— Ладно! — ход уже не неожиданный, зато верный. — Я готов признать, что ошибался! Ты не самая крутая в своём классе. Да и глаза у тебя действительно не круглые.
От желания мне горячо возразить, Лика чуть не задохнулась. Ещё немного и она может тряхнуть меня за плечо. Как нашкодившего пацана.
— Я?.. — воздуха выкрикнуть фразу не хватило.
— Да, ты… — подсказал спокойно я.
Но запал у неё уже кончился. Наверное, Лика поняла, что наговорила, и без того много лишнего. Поэтому замолчала. Мы молчали уже секунд десять, когда у меня в руке ожил смартфон.
— Никуда не уходи! У тебя в течение получаса будет специалист! — прокричал мне в ухо Димка.
Можно подумать, у меня появится возможность куда-то сбежать!
— Сейчас приедут. — пересказал я Лике монолог Профессора.
— Ну, а мне куда? — тотчас всполошилась девочка.
— Никуда! Мы с тобой ещё ничего не решили. Ты несовершеннолетняя, и за тебя всё решать должна твоя мама. Согласна ты с этим или нет, но это так. Ты должна жить с мамой! Твои желания при этом учитываться просто не будут. Поняла? Мне очень жаль, что всё так получилось, но тебе придётся вернуться. Ты же не хочешь, чтобы меня заперли в тюрьму?
— За что? — не поняла Лика.
— За тебя!
Она об этих проблемах никогда не думала. Глупенькая Джульетта. Мне рядом с ней было, конечно, очень комфортно… Но приходилось решать эти неприятные вопросы и за неё тоже.
— Но я же ни в чём не виновата. — рука Лики на моей голове снова болезненно дёрнулась.
— Да. — поморщившись, согласился я. — И я тоже не виноват. Пока, по крайней мере…
Нас прервал звонок в дверь. Когда Лика открыла, в комнату вошёл, оглядываясь на неё, Сергей в привычной мне одежде. За ним прошёл человек в белом халате и с сединой на висках.
Сергей сказал:
— Вот, Палыч, этот больной. Его зовут Валера…
— Разберусь! — жестом отстранил его «Палыч».
Он ловко снял с моей головы окровавленную салфетку.
— У-у! Где вы, уважаемый, такую великолепную гематому получили? — он поцокал языком. — Давно?
— Два дня назад! — за меня ответил Сергей.
А «Палыч» принялся надавливать пальцами мне на череп.
— Так больно?
Я от боли сморщился.
— Сознание не теряли? — он продолжал мучать мою голову.
— Вроде, было. На несколько минут…
Наконец, «Палыч» меня отпустил. Мне после его манипуляций стало даже дурно.
— Возможно есть маленькая трещинка. Малюсенькая. Но это определить можно только рентгеном. К тому же, нужно вам прочистить здесь всё. — он посмотрел на мою голову. И добавил. — Если за пару минут соберётесь, я вас мог бы отвезти в травмпункт.
Собираться мне двух минут было много. Был, правда, вопрос, что делать с Ликой. Но она быстро сказала:
— А я подожду здесь! — и мне пришлось с этим согласиться.
Вернулся я домой только через два часа. С кучей рентгеновских снимков и выбритой и перебинтованной головой. Хорошо, что со мной была моя вязанная шапка. Я её и дома снимать не стал. Подключил у порога снова разряженный смартфон.
Пока меня не было, Лика, на правах временной хозяйки, перетрясла весь мой гардероб. И загоняла мою маленькую стиральную машину. Кто её этому научил? Но, как хозяйка, она мне понравилась. И вообще, всё у неё было при всём. Кроме одного… Не по возрасту здравомыслящая, она оставалась ещё ребёнком. И я чувствовал необходимость оберегать её от всех вопросов, которые в этом мире задаёт жизнь.
Я стал уже прямо, как её мама! Да, её мама — это тоже вопрос! Разрубать такие узлы мне ещё ни разу не приходилось. Ссора у них с дочкой или нет, но я, помимо своей воли, в это оказался вовлечён.
Лика, повязанная моим шарфом, чтобы волосы не мешали, продолжала суетиться вокруг стиральной машины. И улыбалась, когда взглядывала на меня. Наконец, я решился остановить её, взял Лику за руку и поставил перед собой.
— Лика! Я повторюсь. И, то, что скажу, тебе не понравится! Но мне придётся… Кто это тебе скажет, если не я! Но сперва сладкая пилюля… — я посмотрел в окно. — Ты мне нравишься. Правда! Такой, как ты, мне всегда не хватало… Но через два года, когда тебе исполнится восемнадцать, вокруг тебя будут другие люди, у тебя будут иные интересы… В общем, ты должна сейчас вернуться к маме. И это не просьба.
Лика молчала. Я взглянул на её лицо, боясь увидеть презрение. Но она смотрела на меня совершенно спокойно и безмятежно, как и до этого. И даже продолжала улыбаться.
Я вздохнул.
— А через два года… — я собирался сказать: «…ты сама решишь…». Но Лика перебила меня:
— Через год, два месяца и пять дней! Мне будет уже восемнадцать! Ведь я родилась в мае. Папка шутил, что буду маяться… Но ты не бойся, я подожду!
Я с удивлением посмотрел на неё. Удивительная девочка! Она умела просчитывать, что я скажу. Что даже мне самому никогда не удавалось.
Через полтора часа, проводив до дома Лику, я вернулся домой. Смартфон, который я оставил заряжаться в прихожке, был уже заряжен почти наполовину. И я позвонил Лике. Странно, что я раньше никогда этого не делал.
— У меня всё хорошо. Маме сказала, что была у подруги. — сообщила Лика. — Ну, она даже не интересуется, у какой…
Поговорив, я снова поставил смарт на зарядку. В общем, всё у меня теперь хорошо. Если не считать зашитой и забинтованной головы, системы видеонаблюдения, установленной на площадке у лифта, и призванной неусыпно следить за мной. А также нескольких неудачных попыток противоборствующих сторон изъять у меня моё имущество, доставшееся по наследству. Весело мне, просто необычайно!
Около семи был звонок от нашего старшего менеджера:
— Валерий Евгеньевич, что за ерунда? Тебя только неделю нет, а все тебя искать начинают. Ты чего там натворил?
Степан Игоревич человек хороший, но манера общаться у него ужасная. Ставит человека первой своей фразой в неловкое положение. И если сам быстро не вывернешься, начнёт помыкать. Я первое время от него нахлебался! Зато теперь всё было просто.
— Не ори, Степан! Кто это меня ищет?
— А! — крякнул Степан. — Сегодня только из ФСБ приходил человек. Очень интересовался, кто ты у нас такой. Меня одного только минут десять пытал. Как ты с людьми ладишь? Выпиваешь ли? Да какой спорт у тебя любимый?..
— И, как ты думаешь, зачем ему это? — это я чтобы разговор поддержать. Мол, не знаю ни о какой ФСБ…
— Вот и я думаю, зачем! Не знаю, как другие, но я про тебя ничего плохого не сказал…
Нет, взялся за меня Иннокентий Семёнович по-взрослому! Наверняка, и телефон уже прослушивает. И я не стал звонить Профессору, и предупреждать о том, что прибуду. Надел шикарную дяди Витину куртку и отправился в смеркавшийся к ночи город. Камеру на площадке человек в синей робе поставил очень профессионально, я не мог даже определить, где она стоит. На всякий случай, помахал приветственно рукой в сторону щитка, где днём работал мастер и юркнул в лифт. Телефон с собой брать я не стал. Не зарядился ещё.
А у Димки была квартира полная гостей. На кухне слышались разговоры и смех.
— Чего празднуем? — спросил я.
А! — махнул рукой Димка. — День либералии какой-то придумали.
— Ничего не придумали! — вставил своё слово, пытающийся скрыть свой юношеский возраст, тощий рыжебородый парень с трубкой в зубах, возникший из плотного облака дыма на кухне. — Либералии всегда отмечались в древнем Риме. Это праздник земледелия и плодородия!
— Ещё эти праздники называли вакханалиями… — вставил чей-то ехидный голос из кухни.
Когда этот рыжебородый любитель земледелия прошёл в туалет, я шепнул Профессору:
— Пошушукаться надо!
Димка сказал «понял!» и пошёл на кухню.
— Так, народ! — раздался его голос. — У меня тут срочная работа…
Загремели бутылки, но все разговоры сразу стихли, народ зашуршал, зашевелился и стал по одному выныривать из дымного облака. И в обнимку со своими куртками исчезать за входной дверью. Последним вышел, появившийся из туалета рыжебородый.
Ещё минут пять мы проветривали кухню и прибирались. Потом сели к столу.
— Ты, Дима, телефон выключил? — спросил я.
— Ой! Нет. — всполошился он.
— И не надо! Просто подальше его положи, чтобы нас не слышно было. Потому что выключение — само по себе — сигнал.
Наконец, когда всё было улажено, я сказал:
— Вообще-то у меня практически ничего не случилось. Но что-то всё происходит вокруг. Мне это уже надоело до чёртиков! За мной следят, что-то вынюхивают…
— За тобой кто-то ходит?
— Да нет же. Уж лучше бы ходили! На площадке у квартиры, скорей всего, поставили веб-камеру… На работу приходили, выспрашивали…
— Ты за себя боишься? — поинтересовался Димка.
— Я уж не знаю за кого мне бояться! Но так хочется пережить этот дурацкий момент. Чтобы всё закончилось поскорее! Может, стоит разбить часы? Сжечь? Взорвать? Утопить в Марианской впадине, чтобы уж никто не нашёл, если получится, конечно?..
— Да-а, тебе по голове здорово досталось! Надо реабилитацию проходить!.. Съезди куда-нибудь, отдохни.
— Зачем он мне-то эти часы подарил? Выбрал бы кого-нибудь другого… — не мог успокоиться я.
У Профессора не было слов возражать мне. Наверное, подумал, что словами такого психа не проймёшь и решил, что время — лучшее лекарство! Поболит, выскажусь и всё пройдёт.
— У него-то таких проблем не было. Прожил счастливую жизнь… Дочку, вон хорошую воспитал…
Я снова вспомнил Лику… Её глаза… Её губы… Нет! Хватит ныть! Нытьём мне ничего не добиться, надо что-то конкретное делать. Но, что?
— У тебя, Димка, есть какие-то предложения?
— Я уже предложил. Отдохни…
Ах! Как до него всё медленно доходит!
— Я не об этом! Что будем делать с часами? — мне почему-то хотелось это поскорее решить. Чтобы чёрная полоса в моей жизни хотя бы начала светлеть.
— А ничего пока не будем делать! — ядовито произнёс Профессор. — По крайней мере ломать их ещё рано. Тебе самому не интересно, разве, как они работают. По какому принципу? Я вот заинтересовался на чём работает этот источник. Оказалось, с такими параметрами радиоактивных веществ не существует. Как можно получать энергетический выход при таком огромном периоде полураспада и ничтожном излучении? Это технологии не завтрашнего и не послезавтрашнего дня. И через тысячелетие у нас такого быть не может. Понимаешь?
Я мало что понял, но кивнул.
— Уговорил, не будем! Только скажи, во что нам теперь выльется эта твоя любознательность? И далеко ли мы сможем проникнуть в этот чёрный ящик, не нарушая его функций? Не ты ли сказал, что это технологии далёкого будущего? Может нам как раз и не стоит его приближать?..
— Пессимист! Ты человек, склонный к пессимизму в последнее время. Я тебя, Валера, просто не узнаю! Такие вещи творятся! А ты: стоит, не стоит … Раньше, поди, книжки приключений из рук не выпускал. А как с настоящим столкнулся — скис.
— Я не скис. — вяло сказал я. — Просто поныть захотелось.
— Прекращай! Возьми себя в руки! Вспомни лучше, как на пятнадцать лет себя заслал! Я просто чёрной завистью завидую тебе, дураку! У меня за всю жизнь и одной сотой таких приключений не было! Помнишь попытку нашего первого эксперимента? Я тогда хотел, чтобы у меня осталось хоть что-то, что с тобой путешествовало во времени…
— Да что в этом толку-то? Всё одно и то же! Приключения, путешествия… Это одни разговоры. Жизнь, вот главное! А ты слишком хороший человек, чтобы это понять. Вот тебя и тянет к фишкам, значкам… Это я тебе завидовать должен! Куча друзей, масса интересов! И это ты про Марию Владимировну первый придумал… А мне завидовать не надо, просто пожалей. Не всякому так жестоко достаётся…
Когда я вспомнил про жалость, у Димки раздался свисток домофона. Мы оба замолчали и тут услышали придушенный телефонный звонок из его комнаты. Поэтому я пошёл встречать гостей, а Димка за своим телефоном.
— Вам кого? — подняв трубку, не очень вежливо спросил я звонившего.
— Дмитрий Юрьевич? — вежливо поинтересовалась у меня трубка.
— Ну, да! — без сомнения ответил я и нажал на открывание двери подъезда.
Кто-то шёл к Димке.
— Не открывай! — неожиданно крикнул из своей комнаты Профессор.
— Ты опоздал. — ответил я. — Я уже открыл.
Димка появился из своей комнаты весь взъерошенный, и поправляя криво висящие на носу очки, шёпотом сказал:
— У Серёжки и Петьки уже происходит обыск…
Для меня это было слишком новым. Какой обыск? Чего ищут? Кто ищет?..
— Я не понял. — сказал я.
— Чего ты не понял?.. Это Машку ищут! Надо что-то делать?
Сразу всё встало на свои места. Ищут часы. Значит, Иннокентий Семёнович, получив утром от меня отпор, перешёл вечером к «плану Б». И был уверен, что часы где-то у нас. Быстро работает! А интересно, где ребята спрятали прибор?
— У кого часы? — спросил я.
— У меня! — дрогнувшим голосом ответил Профессор.
— Тогда чего ты стоишь? Давай скорее! — мне нужно было догадаться, что они оставались здесь всё время.
Димка отправился на кухню одновременно со звонком в дверь. Я не стал его ждать и метнулся следом. Часы лежали в пакете за мусорным ведром под раковиной. Я отпихнул Димку и сказал:
— Не торопись только. Открой и задержи!..
А сам дрожащими руками достал из пакета «котлы» и стал надевать браслет. В дверь снова нетерпеливо позвонили. Я стал орудовать кнопками, не очень понимая куда же себя заслать. Когда открылась дверь в квартиру, я уже начал снимать защиту… В коридоре кто-то незнакомый снова спросил:
— Дмитрий Юрьевич?
Я вдохнул и сунул палец под часы… И хорошо, что я вдохнул глубоко. В кухне, где я через пять секунд оказался, стоял густой табачный смог. Димкин голос у меня за спиной тут же произнёс:
— Так, народ! У меня тут срочная работа.
Я, чтобы не быть этим Димкой случайно обнаруженным, пригнулся пониже к ведру, по-прежнему боясь вдохнуть. «Народ» в кухне тут же отреагировал. Парни молча стали собирать свои «манатки» и по одному протискиваться из кухни. На меня, неизвестно как возникшего в клубах дыма, никто внимания не обратил. А я тут же воспользовался всеобщей суетой и со всеми одним из последних выскользнул в коридор.
Здесь в коридоре стоял мой двойник! Моё счастье, они с профессором молча смотрели друг на друга и на меня внимания не обратили. Я за студентом с куртками на плече, проскользнул за спину двойнику. Моя дядькина куртка, которую я сам только пять минут назад повесил на крючок. Я спокойно её стащил и вышел на площадку перед тем парнем с рыжей бородой. Вроде бы ушёл! Сзади хлопнула закрывающаяся дверь. А рыжебородый, стоя у закрытой двери, сказал:
— Э-э…
Это он вроде бы мне. Я удивлённо обернулся. Парень смотрел на меня вытаращенными глазами. Чуть повёрнутая, в изумлении, голова, открытый рот… Как будто я фокусы показывал, а он непременно хочет раскрытия всех тайн.
— Ты же это… там остался…
Он последним прошёл тогда мимо меня и теперь снова увидел меня на лестнице.
Из трёх сотен секунд, я потратил уже чуть больше минуты. Времени оставалось лишь выскочить из подъезда и отойти подальше, чтобы не светиться перед идущими сюда по важному делу сотрудниками. Я не стал ввязываться в никчёмный разговор, повернулся и поспешил вниз. Бородатый топал за мной. Ему, этому любителю вакханалий, непременно хотелось всё узнать. Когда я остановился у выходной двери, чтобы открыть, он нагнал меня:
— Э-э… Ты кто?
— А ты? — мне не хотелось здесь долго стоять, но меня удерживала рука рыжего.
— Я — Фёдор!
— А я — Валерий. Познакомились? Пошли отсюда!
— Погоди! — он просто не хотел меня выпускать. — Ты что, близнец? В смысле…
Я отцепил его руку от себя, открыл дверь и шагнул наружу.
— Ну, постой же!..
И он бежал за мной ещё метров сто. Когда мы повернули за угол дома, я остановился.
— Ну, что тебе от меня надо?
— Ты так похож! И голос у тебя такой же! У меня хорошая память на голоса. Вы близнецы?
— Да, мы близнецы! — я посмотрел на часы, оставалось меньше десяти секунд.
Сейчас я должен исчезнуть, и этому Фёдору этого лучше бы не видеть. Идея, как избежать, появилась моментально:
— Хочешь, фокус покажу?
— Э-э…
— Ну, так вот… Глубоко вдохни и закрой глаза…
Я сам не вдыхал и видел, что рыжий вдохнул и зажмурился. Сразу после этого меня толкнуло и всё померкло. Если этот дурило будет десять минут стоять и ждать, когда я вернусь, мой фокус точно не удастся!
Когда посветлело и я открыл глаза, Фёдора рядом не было. значит, всё вышло как надо! Я вернулся к углу дома и выглянул. У Димкиного подъезда стояла серая «Газель» с тонированными стёклами, а также сопровождавшая её полицейская «волга», шикарная некогда ГАЗ-3111.
Моих друзей из «клуба» обыскивают. Прав был Дима, не следовало так много народа привлекать. Сомневаться мне в них было лишним. Я просто по своей глупости усложнил их жизнь. Мне самому они оказывали помощь только советами и моральной поддержкой. За которые я был им очень благодарен. Но к ним самим теперь относятся, словно к террористам, без уважения к их гражданским правам…
Домой мне тоже идти не следовало. Обыскивалось всё, что могло быть связанным со мной. И стоило мне показаться на своём этаже, тут же появятся «гости». Куда же мне теперь? Можно попробовать сходить к родителям или попроситься к бабушке Лиде. Но это всё «мои» места. И меня наверняка и там станут искать. Неудобно будет! Лика… но это место запретное. Хотя, попросить помощи я могу. Мне нужна была только связь. Мой телефон продолжал заряжаться дома. Но он ненадёжен, и номер лучше бы сменить. Да и оператора тоже.
Я пешком дошёл до ближайшего, продолжающего работать, салона связи и успел перед закрытием купить новый китайский смартфон с новой симкой. Паспорт и банковскую карту я всегда ношу с собой.
Потом сел в автобус, едущий за реку. Сел у окна и стал по памяти забивать в раздел контактов номера моих абонентов. Димки Калашникова, майора Вяземского, Лики, отца, бабушки и ещё тридцати своим абонентам… Моя память подвела только два раза. Я не помнил телефон Олега и Сергея Сергиенко. Путался немножко в их цифрах.
Звонить коллегам и друзьям по несчастью пока было опрометчиво. И потому что нуждался в реальной помощи, я позвонил Лике.
— Лика! Мне нужна помощь! — сразу же сказал я. — Мне необходимо спрятаться до завтрашнего вечера… Кто-нибудь из твоих друзей может мне помочь? На старый номер мне не звони, у меня теперь новый.
Я ждал звонка Лики до самого конца маршрута. Потом вышел и стал прогуливаться. Отсюда до дома Марии Семёновны пешком было не больше получаса. Поэтому я шёл не спеша. И размышлял. Что будет дальше? Как мне вернуть свою жизнь? Любой из выходов казался тупиковым. Отдам часы федералам, совесть загрызёт. Я понимал, что так поступать мне нельзя никак! Такого устройства нигде нет и в ближайшее время не предвидится. И его явление в мир вызовет всплеск новых технологий, за которыми безопасность конечно не упрочится. История станет полностью парадоксальной! И виной тому станет не Виктор Александрович Егоров, создавший ещё в детстве такое положение, а я сам!
Разбей я прибор, чтобы не достался никому, я убью память о моём дяде Вите. И все труды последних дней окажутся потраченными напрасно. Друзья меня не поймут, и Лика тоже. Но следствие по делу, вероятно, продолжится. Избежать этого казнь прибора не поможет. Снова будет слежка, ограничения в связях и вызовы на допросы. Что я в действительности сделал это, мне никто уже не поверит.
Был и третий вариант: вечно бегать, скрываться, врать и юлить. Это нынешнее моё состояние. Я от этого уже порядком устал.
Лика позвонила мне, когда до её дома мне осталось не больше пяти минут хода.
— Я нашла кто тебе поможет!..
Мы с подругой Лики встретились в частном секторе, на улице Дальней у дома 14а. Подругу звали почти так же: Вика. Она провела меня в довольно холодный сарай на участке. Сказала, что свет здесь есть, но розеток нет. Вика одевалась примерно также, как и Лика. Но, в отличие от своей одноклассницы, была не в меру болтливой.
— А вы давно с Анжеликой знакомы?.. Она мне про вас никогда не рассказывала… Как будто я не её подруга! А вас действительно кто-то ищет?.. И вы скрываетесь? Правда?.. Я бы умерла со страху!..
— Подожди, Вика!.. — попытался остановить этот поток я.
— Виктория, между прочим!
— Хорошо! — мне необходимо было зарядить новенький смартфон, а для этого необходима была розетка. Я понимал, что магазины все уже не работают. Поэтому искать надо было среди хозяйского добра. — Мне нужна отвёртка, несколько метров провода, розетка какая-нибудь и моток изоленты…
Вика недовольно хмыкнула, но всё же принесла из дому большую коробку со всяческими электрическими прибамбасами, ранее бывшими в употреблении. Найти там мне необходимое, было лишь делом техники. И через полчаса в моей временной берлоге на верстаке горел свет и заряжался новенький телефон. Это всё подключено было к патрону светильника на потолке, и по стене тянулось к верстаку. Так что можно было щелчком выключателя на стене, когда будет надо, всё обесточить. И я, наконец, мог заняться своим бытом.
Старенький, наполовину проваленный диван, едва стоящая на ногах табуретка и верстак у стены. Вот и вся мебель. Но это только на одну ночь. Так что я был доволен.
— Ух, ты! — сказала Виктория, когда появилась снова здесь. — Ну вы и фокусник!
Её восхитило моё усовершенствование. Вика принесла подушку и свёрнутое одеяло.
— Это меня Анжелика попросила! Замёрзнет, говорит, и ты виноватой будешь… А я могу ещё нагреватель принести…
Вообще, нагреватель поставить было бы неплохо, если бы моя проводка его выдержала… И я отказался. Сарай вообще-то был утеплён, и дверь закрывалась плотно. Как-нибудь переживу до утра.
Когда смартфон зарядился, я позвонил Лике. Хотел поблагодарить за заботу. Но номер был занят. И я ждать и благодарить не стал. Больше звонить никому не решился. Время позднее, мои друзья отходят от стресса. Шмон, как считают некоторые, никому нервных клеток не прибавляет.
А диван был ужасный. Стальные пружины в большинстве мест прорвали старую облицовку. Поэтому я поверх диванных подушек уложил, найденный в углу и подходящий по размеру, лист фанеры, по которому расстелил принесённое одеяло. А для укрывания приспособил тёплую куртку Виктора Александровича.
В девять вечера я выключил на верстаке свет и свернулся на диване под курткой. На более неудобном месте я раньше не спал. Заснуть мешали пружины, по-прежнему неравномерно выпирающие и качающийся на них лист фанеры. Так, что мне приходилось выискивать положение, чтобы не скатиться с дивана. И ещё были собаки, которые с наступлением темноты принялись перелаиваться. Какая-то из них начинала и все остальные подхватывали. Так, что вся округа грохотала. Потом всё постепенно успокаивалось и замолкало. Пока какая-нибудь другая не начинала тявкать. И всё повторялось снова и снова.
Моя левая рука от часов устала. И я их наконец снял, и сунул под подушку… Какое облегчение!
Сон был про какую-то дорогу. Прямой длинный и мокрый путь, уходящий за горизонт. В бесконечность. И лес вокруг. И я скольжу над этой лесной дорогой, словно на крыльях. И мне навстречу издалека летит нечто похожее на моё отражение со светящимися глазами. Яркие сияющие глаза, скользящие над дорогой, и их тусклое отражение на мокром асфальте…
Проснулся, когда через мутное окно за верстаком можно было разглядеть посветлевшее на востоке небо. Я включил свет. На руке всё ещё оставалось розовое пятно от «котлов», и я подсознательно продолжал чувствовать их у себя на руке. И подумал, что было бы неплохо до вечера часы на себя не цеплять. Пусть рука отдохнёт! Ах, благие намерения! Как было бы хорошо, если бы так и было…
Связь с друзьями у меня была односторонняя. Но звонить им я пока опасался. Если за ними следят, то мой номер и расположение вычислят элементарно. Светить спецслужбам свой новый номер и местонахождение не хотелось. А старый номер… Надо же! По утрам мне всегда приходят гениальные мысли. И я решил, что мне ничего не стоит вернуть себе потрёпанный Самсунг. А заодно и позавтракать дома. Там, слава Лике, всё теперь у меня было…
Новый смартфон и зарядник я сунул в карман куртки. Пристегнул часы на руку и установил на них аварийный минимум: 300+300. Пятиминутная готовность!
В такой ранний час улица Дальняя была пустынна. И ни одна собака не стала приветствовать моё появление. За ночь, как видно, выдохлись гавкать.
Мне повезло. На конечной меня уже ждал автобус. И, когда я сел, он сразу тронулся по маршруту. Я выгреб из кармана последнюю мелочь на проезд. Впрочем, на моей банковской карте ещё оставалось достаточно.
Не доехав двух остановок до конца маршрута, я вышел. Путь отсюда до Правобережной занимал не больше двадцати минут. И вёл мимо дома Профессора. Во дворе у него всё было как обычно. И как обычно, светилось кухонное окно на четвёртом этаже. Я опрометчивых поступков делать не стал. Позже поговорю с Димкой.
А вот и мой двор. Сразу заходить в свой подъезд я не стал. Встал в тени дома и занялся часами. Когда переустановил значения, сделал пару глубоких вдохов и, переступив на шаг, отправился.
Солнце и тени заметно переместились. Но двор остался таким же малолюдным. Погода была ясной и солнечной. Прохладный ветерок освежал.
По двору неспешно идёт моя соседка с четвёртого этажа. Чтобы лишний раз в прошлом не светиться, отвернулся и подождал немного, чтобы она прошла. Больше никого до самого подъезда не было. И я двинулся.
Мой подъезд. Лифт. Когда я левой рукой надавил на пятёрку, снова увидел часы: «16.09.23..14.03.2018». Вот это я влип! Кто меня дёрнул выставить опять «16.00». Но лифт всё равно послушно закрыл двери и тронулся. Я нажал на клавишу экстренной остановки. Но она не сработала. Надавил ещё. И ещё!.. А если я сейчас подъеду и мне навстречу как раз выйдет мой двойник, сбежавший из завтрашнего пятнадцатого марта? Будет точно нечаянный катастрофический парадокс!
Когда лифт остановился, на часах было «16.09.39». На площадке пусто. Где-то внизу на лестнице слышен топот. Я вышел. Уф! Пронесло!
Дверь моя почему-то не заперта. Наверное, когда я выбежал, не успел, или забыл закрыть. Уже не помню.
Захожу и запираю дверь. Ключ — в карман. В квартире никого нет и всё по-прежнему. На тумбочке у входа Самсунга уже нет. Он сейчас бродит где-то сквозь годы. И вернётся ко мне сегодняшнему только в седьмом часу. В моей комнате на часах «16.12.31». У меня ещё почти две с половиной минуты. Я зашёл в свою комнату, которая была уже не моей. Здешний Валера прибудет поздно и сразу завалится спать, ни о чём не догадываясь. Счастливый человек!
Я выглядываю в окно. Здесь всё, как и было. Осина с голыми ветками. Серый соседский Лэнд Крузер на своём законном месте.
Время подходит. Я, переступая на шаг, снова делаю глубокий вдох, и на мир рывком опускается мгла. Тусклый оранжевый апельсин солнца быстро летит к горизонту. Ночь. Снова день… И опять ночь… И ещё, и ещё… По окончании последнего потемнения всё вокруг вспыхивает, и я едва удерживаюсь на ногах. И сразу иду в прихожую. Вот он мой привычный старый Самсунг! Я по нём скучал. Выдёргиваю из него разъём. Заряд полный! Кому же позвонить первому? Конечно, Димке! Тем более, что он сам звонил мне два безответных раза.
— Я уж думал, что тебя замели! — голос обрадованный.
— Ну, нет! Нас вдвоём с Марией Владимировной остановить почти невозможно! А как дела у тебя?
— После твоего исчезновения у меня всю квартиру перерыли… Я пионерский значок где-то в комнате в прошлом году потерял, а они, спасибо им, нашли! Да, и пакет тот, что за мусорным ведром был, представь себе, забрали! И бумажку какую-то за шкафом нашли, тоже забрали. А обязательство, которое ребята подписали, даже не открывали. Так на окне и лежит. То, что они Машеньку искали, я не сомневаюсь. Размер они знают, ты им показывал.
— Ну, да. Было такое дело. А у ребят как? — мне очень не хотелось, чтобы у них были из-за меня проблемы.
— Да, в основном, никак. У Сергея обыск провели не только в квартире, но и в гараже, и на работе. Петька легче всех отделался… А у Олега матери потом скорую вызывали. Сейчас она где-то в кардиологии лежит…
Меня это, как обухом по голове! И это всё из-за меня! Не только из-за меня, конечно. Но своей львиной доли ответственности я с себя не снимал…
— Кстати, Валера, я краем уха слыхал, они говорили, что и телефоны контролировать будут! Так что долго ни с кем не говори… И телефон сразу выключай! И уходи… Меняй дислокацию.
— Понял! — сказал я и сразу отключился.
Действительно, надо вести себя осторожней. Впрочем, если ребята Иннокентия Семёновича мой звонок отследили, не имело смысла отключать телефон. Пусть будет включен, пока я здесь.
Я сунул Самсунг в другой карман куртки, оставленной на вешалке, и пошёл готовить себе завтрак. Ведь почти сутки ничего не ел. Я жарил яичницу и поглядывал в окно. Опасался, что мне не дадут спокойно поесть.
Но завтрак прошёл мирно. Зато сразу после завтрака стал звонить смартфон. Лика?.. Димка?.. Звонил Самсунг, значит, кто угодно, кроме Лики. В трубке прозвучал знакомый голос:
— Добрый день, Валерий Евгеньевич!
Звонил майор Вяземский. Мне сразу захотелось выдать ему всё, что заслужил. И про обыски, и про мать Олега… Но я поневоле стал приспосабливаться к более мягкой манере собеседника.
— Доброе утро, Иннокентий Семёнович, дорогой. Если вы, конечно, можете считать такое утро таким уж добрым!
— Да, я согласен с вами! Не всё у нас получается гладко и мягко…
— Ну, у нас-то с вами как раз ничего мягкого не было… Чего вы, кстати, хотели найти? Часы?.. Или меня?..
— А чего же вы, Валерий Евгеньевич, хотели? Мы как-то договаривались, что вы, в обмен на письмо, дадите ознакомиться со своими часами. А вы похитили письмо и на наш договор наплевали. Так дела не делаются! Чего же вы теперь от нас хотели?..
— Я хотел, чтобы вы моих друзей оставили!.. И ко мне на работу не направляли сотрудников! Вы стараетесь мою жизнь сделать невыносимой! — я, не в силах сдерживаться, это почти кричал.
— Если вам друзья и работа так дороги, давайте, Валерий Евгеньевич, попробуем договориться. — с мягким нажимом на «попробуем», произнёс майор.
Я вздохнул. Договариваться мне было необходимо. От этого зависело всё, чего я добился за двадцать три с лишним года своей жизни. Но у меня было то, на что ни в какой игре ставить было нельзя. Потому что нельзя было проигрывать даже в принципе.
Вернулся назад на кухню и выглянул в окно. Всё вроде бы было тихо. Никаких посторонних людей, машин… Может быть майор ничего против меня и не замышлял в данный момент.
— Ладно! — согласился я. — Давайте попробуем! Вас интересует знакомство с часами, а я хочу получить назад свою жизнь. Но на всё ради этого я не пойду. И, возможно, договориться у нас не получится. Ставки слишком высоки. И проигрыш любого из нас — трагедия!
— Валерий Евгеньевич, о какой трагедии у вас может идти речь? Всего лишь расстанетесь с часами. А я вам гарантирую всемерную помощь государства…
— Вы что, меня подкупить хотите?.. — резко сказал я.
— Подкуп — это не наша политика! Я вам предложу интересную работу! Интересную и хорошо оплачиваемую! Ведь автомеханика не ваш профиль. Ваш преподаватель кафедры ДВС Василий Васильевич Кондратьев отзывался о вас, как о талантливом и самостоятельном инженере. Он не мог поверить, что вы работаете «жестянщиком» за сорок рублей!
Вот дела! Главная ищейка и в Политех уже наведалась! Да, в том, что Вяземский сказал, была значительная доля правды. ВасВас научил меня многому. А я на новой своей работе занимался унизительно простой и почти неквалифицированной работой. Но сорок тысяч просто так на кусте не висят! Батя меня за это тоже корил. Надо ли было учиться пять лет, чтобы потом работать слесарем?
— Вы, Иннокентий Семёнович, что-нибудь конкретное предлагаете? — мне просто было интересно знать, к чему он клонит.
— Да! — сказал майор. — В Воронеже, например, нужен начальник конструкторского отдела. Такая же оплата, как у вас, но зато, какие возможности роста! Будете чувствовать себя нужным. Вы человек деятельный. Я знаю. И на этом не остановитесь… И с вашими отзывами, я думаю, вас даже без конкурса возьмут! Ну, а если не возьмут, можно ещё чего-нибудь подобрать. Идёт?
Воронеж. Интересное предложение! Но я в Политехе специализировался по двигателям внутреннего сгорания, а Воронеж, всем известно, это газотурбинные двигатели. Что-то у Вяземского не всё вяжется! Без конкурса…
Я вздохнул. Но противоречить не стал.
— Что вы хотите знать о часах? — я уже подобрал более-менее безопасную тему. — Только не говорите мне, что хотите знать всё! Я немного скажу об источнике питания. Скажем так, принцип работы его никому не известен. Только он уже функционирует более пятидесяти лет. И в подзарядке с тех пор ни разу не нуждался. Во время переброски… — я остановил себя, замолк и задумался, не сказал ли чего лишнего. Переброска переброске рознь. Под это понятие можно подбить всё, что угодно. И я спокойно продолжил. — …он начинает выделять тепло. А когда закончит, переходит в «холостой» режим. Смею вас уверить, такой технологии ни у кого больше нет и не будет в этом столетии… Ничего личного, Иннокентий Семёнович, но часы я вам не отдам!.. — совсем неожиданно завершил свою речь я.
В это время у меня за спиной послышался какой-то щелчок. Я удивлённо оглянулся. Вот это да, снова мой двойник! Майору знать про двойников не надо было, и я торопливо дал отбой связи…
— Что случилось?
Валерка-2 молча положил мне руку на плечо и слегка встряхнул. Потом как-то заторможено произнёс:
— Рви когти! Через полторы минуты они какой-то газ пустят… — сказал двойник совсем чужим голосом.
— Какой газ?.. Куда?.. — у меня от волнения какое-то отупение началось.
Двойник, не глядя больше на меня, неожиданно надавил на рычажок с молнией у себя на браслете и тот, загудев, растянулся.
— Не стой!.. Торопись!.. Время!.. — хрипло просипел он. У него были ещё какие-то слова, но это было всё, что я сумел разобрать в его, потерявшей внятность, речи.
И снова Валера-2 щёлкнул выступившим рычажком и стал, не обращая на меня внимания, набирать цифры… А я стоял и глупо хлопал глазами… Что происходит? Почему двойник отключил не отработавшую до конца программу? К чему теперь это нас приведёт?
С новым лёгким щелчком двойник, даже не оглянувшись на меня, словно Профессор, исчез. Какой газ? Что он мне голову морочит? В доме нет газа, у нас же электроплиты…
Я сходил в прихожую и сунул Самсунг в карман куртки на вешалке. Нельзя оставлять его здесь. И вернулся на кухню. Часики по-прежнему у меня на руке. Я их и не снимал с самого утра. Поэтому, на всякий случай, я забил по сотне во вторую и третью строку. Малая аварийная программа. И снял защиту до последнего нажатия… Мало ли что! Нужно ко всему быть готовым… Тем более, когда меня предупредили!
Какой-то шум послышался в прихожей. Вроде, негромкое гудение. Я вернулся туда и увидел какое-то движение под дверью. Мне показалось что-то пушистое извивается на коврике… Потом, когда пригляделся, увидел, как пылинки вились в струе пара, идущей от двери… И тут же я почувствовал скверный запах. Газ! Так вот оно что! Я бросился к кухне, на ходу просовывая палец под корпус… Удар, вспышка… И вот тот Валерка со смартфоном у уха, поворачивается ко мне. Голова у меня уже кружится. Гадость какая! Мерзкий привкус во рту.
— Что случилось? — мой стосекундный двойник ещё ничего не понимает. Он спокоен и думает, как бы договориться не обманувшись…
Я беру его за плечо и встряхиваю. Слов ещё нет, чтобы высказать всё, что я думаю. Просто надо, чтобы до него дошло.
— Рви когти! — это самое сильное, что я смог придумать. — Через полторы минуты они какой-то газ пустят.
А мне пока надо избежать возвращения в отравленную атмосферу квартиры. И я отключаю программу. Перед глазами у меня всё плывёт. Только двойник стоит не шелохнувшись. Дурак!
— Только не стой, как чурбан! Поторопись! Время!.. — голос у меня сел до хрипов.
Непослушными пальцами я стал забивать новые координаты… «16.15.00..14.03.2018». Это время, когда я сегодня оттуда исчез. Надо чтобы мы с моим прежним двойником не столкнулись… Пальцы работают с трудом. И равновесие больше не могу удерживать. Держаться!.. Времени надо побольше, чтобы там прочухаться! Потому что обратно я должен вернуться совсем в другом месте… Поэтому, из последних сил, забиваю две тысячи секунд… Снимаю защиту… На глубокий вдох сил вообще нет. Держаться!.. Делаю несколько слабых вздохов и давлю на сканер отпечатка… Снова всё вспыхивает… И плывёт… плывёт…
Подо мной что-то жёсткое… И лежу я как-то неудобно… Что за хрень?! Шум в голове… Напоил меня кто, что ли?.. Раньше что-то такое же со мной уже было! Да, я тогда головой ударился. А что же сейчас? Как скверно медленно в голову лезут мысли. Газ какой-то… Или не газ?
Делаю глубокий вдох и пытаюсь встать… Координация явно нарушена… Замечаю на часах светящееся время… Цифры светятся, значит, я в прошлом? Наверняка, даже точно, был газ… И я его немножко хлебнул. И как попал сюда, уже не помню… Сколько же у меня осталось? Глаза цифры видят, но мысли где-то вдали… А цифры мелькают, мелькают… А время? На часах «16.41.10..14.03.2018». Ух, ты!.. У меня осталось около… четырёхсот пятидесяти секунд?! В 16.48.20 меня кинет обратно! Этого нельзя никак, надо срочно выгребать отсюда!..
Встаю!.. Мир вокруг качается, как в шторм на корабле. Тащу себя в санузел, за всё цепляясь руками чтобы не упасть. Там, у раковины умывальника открываю на максимум холодную воду и, упираясь руками в раковину, засовываю под струю голову. Ледяные струйки текут по забинтованному затылку, лицу и ушам, попадают и за воротник, стекая по спине… Стою так, пока в голове не перестало шуметь.
Когда я промокал голову полотенцем, почувствовал, правда, сильную тошноту. Но справился. Теперь у меня только четыре минуты. Одеться, выйти и запереть дверь!
У порога моей дядькиной куртки нет… Где же она?.. И телефоны оба там! И ключи… Выйти у меня не получится. Противогаза у меня нет, и, если я появлюсь снова у себя, то, вероятней всего, снова потеряю сознание и меня с часами подберут чуть тёпленьким. Это точно. Но выйти из квартиры, выломав собственную дверь, во избежание парадокса, не могу. Мне сюда ещё надо вернуться от Лики… Надо что-то делать! Но что? Как избежать отравления при повторном визите в ядовитую атмосферу квартиры?..
Снова возвращаюсь к раковине, беру уже влажное полотенце и сую под струю. Обматываю мокрым полотенцем нос и рот, и дышать буду стараться пореже… Теперь глаза! Защитных очков у меня нет, обычных — тоже. Воспользуюсь хоть тёмными…
Впрочем, есть опасность, что за такое время у меня в квартире уже непрошенными появились гости! Ведь там, в моём времени, тоже пройдёт тридцать три минуты и двадцать секунд. Дверь они могут открыть и без моего разрешения. Значит, появиться надо незаметно, сделать всё быстро и также незаметно снова уйти в прошлое. Только с ключами. Осталось менее минуты. Торопливо поправляю на лице мокрое полотенце, иду в комнату, беру и надеваю очки… Куда спрятаться? Снова в санузел, больше некуда!
Последние секунды, отогнув полотенце, дышу полной грудью… Всё! Опускаю полотенце и мир темнеет. Кто-то снаружи тут же бесшумно захлопывает дверь, и я остаюсь в полной темноте. Ещё секунд десять-пятнадцать… Несколько раз вспыхивает тусклый светильник на потолке… Какие-то тени мерцают…
И вот последний толчок. Всё. Слышны какие-то звуки. Кто-то, топая, прошёл по моему коридору и как-то незнакомо звякнула входная дверь.
Не теряя времени, снова забиваю скачок обратно. В четырнадцатое марта, четыре часа, и теперь уже пятьдесят минут. Снимаю защиту. Дышать всё ещё не решаюсь. Осторожно приоткрываю дверь из санузла. И пока никого не вижу. В квартире, мне кажется, тихо. А из-за двери слышны голоса. Разговаривают громко двое. Точнее, громко говорит один, а второй что-то негромко бубнит, подсказывает. Вот и моя куртка. Проверяю карманы. Всё на месте, оба телефона и ключи.
А дверь всё-таки они у меня сломали. Выбили замок. Я не злопамятный, но зачту и всё припомню!
Завожу палец под корпус и снова отправляюсь в прошлое…
Когда сверканье закончилось, наконец делаю долгожданный вдох. Я скоро вообще без воздуха буду обходиться!
Куртку кладу на тумбочку, всё равно скоро уходить. Снимаю с лица полотенце и, держа его двумя пальцами, бросаю в раковину. Это напомнило мне, что я с момента, как из моей квартиры увели тех «печенегов», сюда больше не заходил. А, заглянув, полотенца мог не заметить. Надо не забыть, потом с осторожностью постирать. Впрочем, нет, полотенце, наверное, уже постирала Лика…
Достаю из кармана ключи, выхожу и запираю дверь. Чтобы, по крайней мере, тот мой предшественник, Валерка, мог спокойно вернуться домой. У меня здесь ещё минут пять времени. Спускаться на лифте опасно, если какая-нибудь автоматика не сработает, и я не успею до возвращения выйти из кабины, то, вероятно, погибну на дне шахты. Вряд ли лифт в точке выхода окажется в таком же положении. Сбегаю по лестнице и выхожу из подъезда. Снова солнечно. С утра был морозец, а теперь тепло. Сворачиваю за угол дома и иду по направлению к Димке. Не знаю, стоит ли так рисковать, но дома мне делать сейчас будет нечего. Отключать Самсунг не стал. По крайней мере, один звонок сразу мне надо будет сделать. И, из озорства, включаю видеозапись. Как же давно я снимал вот так, ныряя сквозь время…
Во дворе дома, через который прохожу, стоят железные гаражи. Между двумя, стоящими в ряд, есть небольшое пространство. Можно было бы обойти вокруг, но мне надо остаться невидимым только на несколько секунд. Протискиваюсь и замираю. Глубокий вдох и снова красноватые сумерки. И тишина. Зато возвращение приносит громкий звук. Кошка, которая в это время оказалась между гаражами, с оглушительным шипением вылетает во двор. Я также испуганно шарахаюсь к железной стенке. Всего лишь кошка, а так напугала! Вылезаю из своего убежища, отключаю злополучную видеозапись и ищу на смартфоне своего абонента. Ответа на звонок приходится ждать почти минуту.
— Да?
— Иннокентий Семёнович, как это называется? Вы меня пытались отравить, и дверь сломали. Я же законопослушный гражданин. Все налоги плачу. Или вы считаете меня преступником? За что?..
— Вы сами во всём, Валерий Евгеньевич, виноваты! — тотчас возразил Вяземский. — Я же предложил вам договориться…
— Мы как раз и договаривались. — перебил я его. — А вы за моей спиной сами готовили мне сюрприз? Или это у вас произошло спонтанно?..
Иннокентий Семёнович молчал.
— И вам нечего мне ответить? — спросил я с озлобленностью в голосе.
— Да. — Вяземский, похоже, заставлял себя говорить. — У нас с вами, Валерий Евгеньевич, вероятно, последняя беседа в таком формате. Мне уже объяснили, что я, по-видимому, занимаю чьё-то место. Сплошные неудачи! За четыре дня ни подтверждения, ни самого прибора… И свидетели все, как один, молчат…
— А вы, поди, надеялись на повышение? — мне его было ни капли не жалко.
— Я надеялся, что смогу быстро добиться результата. Но сегодня из Москвы приезжает мне на смену полковник… э-э… Ну, не важно… просто, полковник. И я буду должен передать дело… Вашими усердными стараниями…
— Об этом даже речи быть не может! — возразил я. — У меня квартира, в которой я, вашими уже стараньями, не могу жить, осталась без замка. Опять же вашими стараниями! Кто будет ремонтировать? Полковник? Кто будет охранять? И не говорите мне, что я сам сломал у себя замок! Вы против меня действуете какими-то преступными методами, при недоказанности моей вины. Требую компенсации. Или же хотя бы восстановления целостности двери и замка.
— Ладно! Я обещаю отремонтировать вашу дверь. Сейчас она будет опечатана и там ведётся видеонаблюдение. Так что можете считать, что квартира ваша под охраной.
Это было хорошо. Но меня смущало лишь то, что в эту квартиру я попадать обычным способом уже не могу, раз она опечатана, и что я уже несколько минут беседую по телефону, и совсем забыл о своей безопасности. Как говорил Профессор, долго ни с кем не разговаривай и сразу же уходи!
— Иннокентий Семёнович! Ещё кое-что! У меня больших надежд, что сумею в дальнейшем избежать вашего нежного прикосновения, нет. Пообещайте хотя бы, что от ваших химических атак, никто больше не пострадает! И последнее. У моего друга Олега Майорова после вашего обыска мама попала в кардиологию… Вам надо как-то исправлять свои ошибки. Олег вообще ни при чём…
Иннокентий Семёнович кашлянул. Я ждать, что он ответит не стал. Прервал контакт и сразу выключил смарт.
Димка встретил меня жадным до новостей взором. Ему, конечно, будет интересно узнать какие ещё приключения свалились на мою голову. Но мне рассказывать об этом не хотелось. Я сказал просто, что после него говорил с майором безопасности.
— И что он сказал? — Профессор хотел знать всё и сразу.
— Сказал, что я ему надоел. И он пойдёт работать сельским врачом. — я вяло попытался перевести разговор в шутку. Мне просто не хотелось обсуждать все свои проблемы.
— Да, ну тебя! Говори нормально.
— Приезжает полковник из Москвы, и Вяземского от ведения дел отстраняют. Он за четыре дня прибор не смог найти. Не оправдал доверия.
— Ты серьёзно? Так это же плохо! Сейчас всё начнётся по-новой. Мы же здесь бессильны будем!
— И я про то же!..
— Но может быть и не всё так плохо. Мы же не знаем, что это будет за человек… — Профессор старался оставаться оптимистом.
— Ой, Дима! Хрен редьки не бывает слаще! Я разницы никакой не вижу… Но чувствую, что нам придётся переходить к своему плану «Б»…
— Что ты имеешь в виду? — не то, чтобы Димка удивился, ему просто хотелось знать подробности этого моего плана «Б».
— Ну, Марианская впадина и всё такое…
— Ты хочешь уничтожить часы?! — возмутился Профессор.
— Боюсь, придётся!
— Но это же ничего не изменит!
— Лично для меня, изменит всё! Правда, не сразу…
— Ты потом пожалеешь об этом…
— Возможно… Сейчас я жалею только о своей неудавшейся жизни и потерянном отпуске.
— Но, надеюсь, ты на это пойдёшь только в самом крайнем случае? — Дима смотрел только на мою левую руку. — И не будешь делать этого сгоряча. Я ещё верю, что мы сможем поработать с часами не только для житейской какой-то нужды, но и для науки…
— Ты знаешь, устал! Наука, там, или не наука… То, что ты называешь житейской нуждой — на самом деле выживание! Я устал выживать!
— Отдыхай… Пока есть возможность!.. Ну-ка расскажи, что там у тебя случилось, после того, как отсюда ушёл.
— Нечего рассказывать!.. Ночевал в каком-то сарае на улице Дальней. Потом пошёл домой за своим Самсунгом…
— Ты же утром мне звонил… — перебил меня Димка.
— Вот. Я тебе уже из дома звонил. А потом мне звонил майор… Мне, короче, газовую атаку устроили… — у Профессора челюсть отвисла. — Потом выбили в квартире замок…
— Но ведь ты же ушёл?..
— Ушёл, конечно! Я же не буду ждать, пока меня усыпляют и грабят!..
— Опять через прошлое?..
— А-то как же. У меня вариантов всего один! Это им приходится всё более жестокие штуки закатывать! А я уже устал! — снова повторил я.
— Может, у них вся надежда на эту твою усталость! Загоняют до упаду, и возьмут голыми руками…
— Понял, да, теперь, каково это быть путешественником во времени?
— Я… э-э… Чем тебе помочь? — Профессор смотрел и сочувствовал искренне.
— Да ты и так мне помогаешь немало.
— Если бы… Знаешь, Валера, мне мысль такая пришла… Только, не горячись! Я подумал, ты ведь свой телефон с нашими записями оставлял дядьке? Может, это он всю видео инфу слил.
— Ты что! Зачем?..
— А зачем ему часы тебе отдавать?..
— Как это — зачем! Рак у него уже был. Сказали беречься. К тому же, я родной человек…
— Даже не седьмая вода на киселе…
— Всё равно! Ты просто его не знаешь! Если бы он решил слить, то не стал бы дарить мне. К тому же часы он подарил мне раньше…
Мы помолчали.
— Может, созвать сегодня консилиум клуба? — спросил Дима.
— Что нам это даст? Людей только смущаем. И к тому же, я так скажу, все, как есть, будут против! И мне придётся поперёк всего воспользоваться своим правом вето! Потому что советовать могут все, а «план Б» выполнять придётся мне одному. Ведь, так?
Димка горестно вздохнул. Я был прав.
— Прямо сейчас и начнёшь? — надавил на больное место Профессор. — Ты даже не знаешь, как это сделать!
— Знаю! Придумаю какую-нибудь «руку» вместо своей, найду, где бетон только что уложили, запрограммирую и отправлю! У меня на это будет целая вечность! А место, куда зарыл, даже под пыткой не назову. Правда, там только радиоактивность немного останется. Но часы найти по этой слабой радиоактивности будет очень трудно…
— Вот видишь, сколько у тебя вопросов! Руку придумывать ты даже не пытался ещё, что с часами будет при возвращении внутри бетона, не знаешь…
— Это мелочи, Дима…
— Вся жизнь состоит из мелочей!
— Главное, чтобы часы перестали существовать. Я думаю, что механизм должен разрушиться при этом. И его археологи только через миллион лет найдут… Если найдут…
— А если не разрушится? Ведь, всё может быть! Корпус крепкий, литой.
— Намёк об этом есть у Виктора Александровича. Он пишет, про какую-то взаимную реакцию в материалах часов и грунта. Типа: вот если попробовать закинуть в засыпанный ров, в веществе начнётся взаимодействие. Или что-то вроде этого. Я точно уже не помню…
— Он там писал не про это! Виктор Александрович предупреждал, чтобы ты опасался оказаться на выходе внутри замкнутого объёма…
— Не знаю. Я прочитал примерно то, что сказал.
— О чём мы спорим? Давай прочитаем!
— У меня письмо осталось дома. — сказав это, я даже не улыбнулся.
— Так сходи и возьми! — напирал Димка.
— Если бы всё так просто было!
— Но ты же уже ходил…
— И меня при этом чуть не отравили!
— Хочешь, я тебе противогаз дам?
— Откуда у тебя? — я был удивлён.
— Как ты мне говорил, места знать надо!
И Димка, пытаясь сделать это красиво, развернулся и исчез в соседней комнате, которая у него служила складом. И через минуту вернулся. Такие противогазы, как у него, были, вероятно, ещё в Советском Союзе. Серая брезентовая сумка и в ней зелёная глазастая резиновая морда с длинным гибким хоботом, уходящим в плоский металлический стакан.
— Ему уже лет сто, наверное. Весь прокис… — с сомнением сказал я.
— Ничуть! Можешь проверить. — парировал Профессор.
Он заставил меня натянуть эту ужасную маску себе на лицо, и, вынув в стакане пробку, побрызгал чем-то из флакона возле фильтра. Запаха я не почувствовал, как ни втягивал носом. Зато быстро запотели стёкла. И я стянул противогаз. Запах там внутри был, конечно. Пахло старой резиной и ещё чем-то незнакомым. Но когда я снял, то понял, почему Димка зажимает пальцами нос. На кухне воняло каким-то удушливо-сладковатым парфюмом. Мы с хозяином дружно бросились открывать окно…
— Можно было и не экспериментировать! — после этого сказал я. — Я всё равно на смарте письмо заснял.
— Не мог раньше сказать?
— Тогда бы не так интересно было!
Димка фыркнул.
На первой странице письма мы нашли текст, запомнившийся Профессору, а на последней, почти в самом конце, то, что запомнил я. Там говорилось следующее: «Может случиться, рука с работающим прибором, при выходе, застрянет внутри построенной позже стенки, либо внутри заполненной в последующем твёрдым веществом ёмкости, и вещество может прореагировать с материалом прибора. К чему это приведёт я не знаю. Думать даже об этом страшно. И речь здесь не о состоянии руки…»
— Да, это возможно. — подумав, сказал Димка. — В смысле, плотность вещества в этой точке возрастёт, что приведёт к моментальному разогреву… Даже взрыв может быть!
— В этом я сомневаюсь. — возразил я. — При выходе я не моментально встраиваюсь в пространство. И воздух, и вода… один раз меня пихнуло берегом, а потом я даже льдину оттолкнул. Так, что вряд ли что-то там сильно разогреется! Потрескаться потом немножко ещё может.
— Вообще, всё может быть! — упрямо не уступал мне Профессор. Его точка зрения, благодаря моему дядьке, переметнулась на сто восемьдесят градусов.
Я спорить дальше не стал. Окончательное слово может быть только за практикой, что бы каждый из нас тут не наговорил!
— Может, лучше утопить в каком-нибудь старом заброшенном колодце. — продолжал Димка.
— Что ты, найдут! Куда бы я ни сунулся, всё будет обыскано. Ты же сам знаешь!
— А свалка! Найти что-то маленькое среди тысяч тонн хлама почти невозможно. И туда соваться можно и без тебя…
— Как ты, Димыч, запустишь часы без моего пальца?
— Да, просто закопаю!..
— Там есть кому следить за порядком. Раскопают. — я подумал о бомжах, подрабатывающих переборкой мусора. — К тому же, если и не найдут сотрудники свалки, лет через пять начнут перепахивать эту целину, и кто-нибудь случайно наткнётся. Надо, чтобы машина обязательно была разрушена! Это не должно обсуждаться. — поставил я точку.
И Дима возражать не стал. В этот раз он, чтобы меня поддержать и успокоить, наладил готовить какую-то вкуснятину. Я сходил в магазин и набрал всего, что ему было нужно. Блюдо называлось «картофель Булонжер». И мы усердно готовили его без малого два с половиной часа. В конце я готов был съесть всё что угодно. И печёный в духовке картофель показался слаще мёда. Поистине, королевское блюдо!
И ещё у меня появилось редкое чувство какой-то собственной значимости. Я не просто так бегал и скрывался, я выполнял какую-то важную миссию. И друг мой меня в этом поддерживал.
Правда, его слова о дяде Вите не выходили у меня из головы. Что, если это Лика показала кому-то те позорные для Димки кадры с его падением. Не задумываясь о последствиях для меня. Ведь часы два года были в её руках… Если это так, то виной был не Андроид, а обыкновенный человеческий фактор. Мы просто не задумываемся, как на наших близких отразится тот или иной наш поступок.
Как раз в это время зазвонил мой китайский смартфон. Значит это Лика. Она всегда чувствовала, когда нужна.
— Ну, как твои дела? Ты уже вернулся к себе в квартиру?..
— Ты где сейчас? — перебил я её.
— Дома! — немножко удивилась Лика.
— Минут через пятьдесят выходи на улицу. Есть разговор!
И я отключился. И выключил смартфон. Димка смотрел на меня, ожидая объяснений. Но я ничего говорить не стал. Поправил на голове уже просохшую вязанную шапку, надел куртку и ботинки и выскочил из квартиры.
Автобус на удивление пришёл быстро. Я заплатил и сел к окну. Какой-то мужчина в плаще сел рядом. Он тоже стоял на нашей остановке и ждал автобус. Я бы сказал, что ему лет сорок пять, может немного больше. Короткая борода, усы, чёрные с сединой, и какие-то устаревшие очки-хамелеоны в узкой металлической оправе. Я бы на него не обратил внимания, но прежде чем к нему подошла в жёлтой вязаной шапочке кондуктор, он у меня поинтересовался, сколько у нас стоит проезд. Приезжий. Я ему сказал и больше мы ни о чём не говорили. Я скучал, глядя в окно. А мужчина в плаще вышел, не доезжая до моста.
Автобус шёл по городу быстро, и я приехал минут на десять раньше обещанного. Но Лика меня уже ждала у двери подъезда.
— Что-нибудь случилось? — заволновалась она. — Ты опять не можешь быть дома?
— Всё нормально. У меня есть вопрос. И я очень хочу, чтобы ты ответила честно!
Лика, поморщившись, пожала плечами. Я это расценил, примерно так: «Давай свой вопрос, а я сама решу, как мне быть». У меня-то никакого выбора не было. И я спросил:
— Мой телефон, который я оставил Виктору Александровичу, ты кому-нибудь раньше давала? — я решил не миндальничать, а говорить, как есть.
Лика продолжала молчать. Я не торопил. Пусть решает сама.
Мы молчали больше двух минут. Отменять или изменять вопрос я не собирался. Мне нужен был честный ответ! Просто честный ответ!
Потом Лика повернулась и не спеша пошла к дому. Я окликать и догонять не стал. Уйдёт, значит, уйдёт. У неё есть такое право. И это тоже ответ! Лика подошла к двери подъезда, достала из кармана ключ и замерла. Так мы стояли на расстоянии пяти шагов друг от друга ещё минуту. Лика явно не знала, стоит ли ей сейчас уходить… Я это понимал. Но думал, что она должна была давно уже мне сказать правду. Ведь изменить это теперь было невозможно. Переживать из-за этого тоже теперь не стоило. Экспериментировать с подталкиванием к ответу я не решился. Дело слишком серьёзное! И решение принять она должна сама.
Наконец, Лика взглянула на меня.
— А если и давала? — она, приподняв подбородок, смотрела гордо и вызывающе.
— Так и скажи! Я пойму. — пожал плечами я.
— Правда? — милая маленькая девочка удивлённо смотрела на меня. Даже голову набок склонила.
— Конечно! — я поневоле улыбнулся такой быстрой трансформации.
И чуть не упал, когда эта маленькая девочка налетела на меня, обхватив за шею.
Поговорить Лика повела меня в какую-то кафешку в ближайших окрестностях, которая называлась «Караван кебаб» и была почти пустой, несмотря на обеденное время.
— Только денег у меня нет! — шепнула мне на ухо Лика.
— Ничего, на один разговор у меня хватит. — я нащупал в кармане свою карту.
Мы выбрали свободный столик у окна, и Лика села к окну спиной и смотрела, что делается в кафешке. Зато я, после того как принёс нам мороженное и кофе, мог свободно осматривать уличные окрестности через витрину у Лики за спиной. Разговор поначалу шёл с трудом. С десяток раз нас прерывали её подруги. А подруг у Лики оказалось много. Они прибывали группами и по одной, и все без исключения, обращались ко мне как к старому знакомому: «Привет!», «Здравствуйте, Валера!». Мне стало казаться, что когда-то в их школе я уже бывал… Хотя, после знакомства с Викторией, я считал, что Лика обо мне никому и никогда не говорила.
В общем-то и разговор у нас шёл о том же. Лика год назад решила показать мой смарт подругам. И те увидели чудо в действии… А одна из подруг, Наташа, выпросила, крутейший по тем временам смартфон, до утра. И всё, что было в памяти, скопировала себе на компьютер. А мама её с этим ноутбуком летом выезжала по делам в Грецию. А, вернувшись, спросила у дочери, из какого фильма этот отрывок… Когда, кто и как понял всю серьёзность увиденного, никто не знает. Но, видимо, как раз тогда-то и началась охота на меня.
А виноват был я сам. И Лика даже теперь не понимала, чем для меня обернулось это смешное приключение. Она оживлённо болтала, улыбалась и ела мороженное. А у меня кусок в горло не лез. Как бы сейчас всё было, если бы я не оставлял снаряжённый опасными файлами смартфон в 2011 году… Именно через эти записи на меня вышла та банда из спецназа! Там были мои данные и моё изображение. И полноформатное изображение «котлов», конечно.
И эту информацию я теперь не мог донести до сведения ФСБ. Потому что между нами была теперь война. Безо всяких условностей! Боевые действия с применением химического оружия.
Впрочем, может быть, эти данные у них уже были. И это только я прозрел сегодня…
Фигура в плаще на улице непроизвольно привлекла моё внимание. Мужчина со смартом в руке медленно шёл возле витрины. И вдруг остановился. И, повернув голову, взглянул на меня… Надо же, опять тот дядька из автобуса. Короткая борода, усы и очки-хамелеоны в металлической оправе. Он, как старому знакомому, кивнул мне и пошёл дальше.
Что-то в этом было неправильным. Мы с ним совершенно незнакомы. И вышел он из автобуса далеко отсюда. Как могло совпасть нам встретиться вновь? Да и на профессионального «хвоста» он тоже был не похож… Слишком привлекает внимание, даже несмотря на шпионские плащ и очки. Может, стоит догнать его и спросить, чего от меня ему нужно, и кто вообще он такой? В случайные совпадения я верить перестал!
Но бросать Лику одну я не решился. Пусть мужчина катится, куда ему нужно. У меня свои дела. И, к тому же, может быть я ошибаюсь, и он обо мне тоже ничего не знает. От действительных случайностей в этой жизни никто не застрахован.
Когда я провожал Лику домой, внезапно на Самсунг пришло сообщение. Я посмотрел на адрес и про себя выругался. Опять Вяземский. Даже открывать не стал. Впрочем, уже сидя в автобусе, сообщение всё же я прочитал. Там было: «Замок заменил. Ключи у соседей в 19 кв.». Хоть это был не его стиль, но всё же что-то хорошее сделал для меня майор!
Потом, почти сразу был звонок от отца. Батя приглашал меня «сгонять» в четверг в Шубинки. Это у нас давнишние такие планы. Чтобы поскорее отвязаться, я буркнул «Да».
Безопасность прежде всего! И заходя в свою квартиру, я на часах благоразумно выставил визит в четырнадцатое марта. Так. На всякий случай. Но обошлось! Дверь в квартиру была как новенькая. Я не нашёл даже следов грубого взлома. Соседка, отдавая мои ключи, сказала, что все разговоры в нашем подъезде уже два дня только про восемнадцатую квартиру. И поинтересовалась, что это со мной случилось. Я сказал, что всё нормально, просто временные трудности…
У себя Димке с едва живого Самсунга скинул: «ОК», поставил старый смарт на зарядку и снова, не раздеваясь и не снимая с руки часов, завалился спать. Когда спать я ещё не должен был. Потому что блага цивилизации теперь мне только снились. Но экзотических снов я не видел. Да и никаких вообще.
Проснулся почти что утром, в начале пятого. Подошёл к окну. Звёзд нет. Чёрное небо затянуто облаками и чёрный ночной город спокойно спит под этим покрывалом.
Внезапно зазвонил телефон на тумбочке. Мне очень не хотелось снова окунаться в эту безумную жизнь! Но смарт настойчиво требовал моего внимания. Номер был неизвестным. Я сомневался почти минуту. Но всё же ответил:
— Слушаю.
— Валерий Евгеньевич, здравствуйте! — сказал незнакомый мужской голос.
Я попытался сопоставить голос с каким-то из виденных мной людей. Не очень получилось. Голос был интересным. Богатым. Как у оперного певца. Но ни с кем из виденных мной не согласовывался. Даже с тем типом в плаще и очках. Его негромкий голос в автобусе, кстати, мне почему-то запомнился. Ну, а манера называть меня Валерием Евгеньевичем была присуща только нашему старшему менеджеру и сотрудникам федеральной безопасности, типа Вяземского.
— С кем имею честь разговаривать? — сразу же поинтересовался я.
— Полковник Богданов. Федеральная служба безопасности. Есть у вас время со мной побеседовать?
— Но мы уже беседуем. Вы, как я понял, полковник, теперь будете вместо Вяземского? Что его, да и вас интересует, я знаю, но помочь, увы, ничем не могу!..
— Я понимаю! И всё же вы помочь можете, если усилите свою безопасность. И физическую, и информационную. Кстати, я вынужден был на эту ночь оставить дежурить снайперов в доме, напротив вашего. Для вас они совершенно безопасны, уверяю вас. Это в случае повторения нападения…
Богданов говорил спокойно, а меня передёрнуло. Снайперы! Для моего спокойствия. Вот это ничего себе!
— Мне это совсем не нравится! — я тоже постарался говорить спокойно. — Убрали бы снайперов-то! Вылетевшую пулю в ствол обратно не вернёшь! Я не хочу стать случайной мишенью.
Я торопливо спрятался за угол стены, чтобы меня больше не было видно. Что там за снайперы и куда сейчас они целятся…
— Нет вопросов! Сейчас прикажу убрать. — тут же отреагировал Богданов.
Странно. Он очень быстро согласился. Но мне облегчённо вздыхать было ещё рано.
— А вам можно верить?
За такой вопрос можно было и по морде схлопотать. Но всё-таки для меня это было гораздо легче, чем виском поймать пулю…
— Я понимаю, доверия с предыдущего раза у вас и не должно было появиться. Я не буду вас уговаривать, что мы в одной лодке. Вы мне, всё равно, не поверите. Я здесь не потому что надо чего-то от вас добиться. Просто я зачарован возможностями того, вокруг чего у нас все проблемы последнего времени. Меня с этим делом познакомили случайно. Потому что по образованию я физик… Работал перед этим два года наблюдателем в Женеве, в ЦЕРНе.
— Вы это серьёзно? — чтобы физиков привлекали для работы в такой организации, я не мог поверить.
— Абсолютно серьёзно! — вздохнул Богданов.
— И после Женевы вы решили поставить у моих окон снайперов?..
— Я сразу был против этого, но у меня консультантом известный вам майор Вяземский…
— Гоните его! — меня бесил этот его чёртов консультант.
— Не могу! Это его сфера деятельности. Я просто не справлюсь со всей массой дел.
— Ладно-ладно! Пусть будет так… А почему вы мне среди ночи позвонили. — я вдруг увидел время на своих часах на руке. — Ещё нет и пяти утра!
— Мне сказали, что вы одетым стоите у окна. Я очень хотел познакомиться! И переговорить.
Я хмыкнул:
— Ну, и что вы об этом думаете теперь?
— О вас?
— Нет, не обо мне, а об этом моём «странном» деле.
— Что думаю? — переспросил собеседник. — Я с самого начала считал, что ваш прибор должен нарушать какие-то пространственно-временные связи…
При упоминании времени меня обдало жаром. Неужели он про машину времени догадался?
— Но на каких принципах он работает, я думаю, никто сейчас сказать не сможет! Ведь так?.. Нынешняя наука топчется ещё в самом начале этого пути. Все эти коллайдеры, несмотря на размеры, энергетику и стоимость, просто разведка боем… И этот прибор, я думаю, следующий шаг. Следующее поколение.
Я даже задохнулся. «Вот это умище!» — подумалось. Он не только угадал с функциональными особенностями прибора, но и определил, что в наше время его создать просто никто не смог бы!
— Простите, полковник, как мне к вам обращаться?
Тот сразу же ответил:
— Меня зовут Богданов Юрий Маркелович.
— Юрий Маркелович, очень многое из того, что вы мне сейчас сказали, просто гениальные догадки. — я постарался сказать это с упором на «догадки», хотя сам думал про действительно «гениальные». — Но вы правильно сказали, что в наше время этого просто не может быть. Что стало бы с цивилизацией, если бы ядерные реакции стали использовать ещё в каменном веке?..
— Я думаю, мы бы уже путешествовали у других звёзд! Миновав многие исторические бессмыслицы…
Юрий Маркелович сказал это вполне хладнокровно. Как о чём-то совершенно естественном и не нарушающем законы мироздания. И даже мне, в какой-то миг показалось, что он всё-таки прав…
— Но всё же… я попробую возразить… — я возражал больше самому себе, я просто знал, что мне надо возражать. — Мир окружающий состоит не только, и не столько из таких, как вы. Есть люди, и их очень много, которым этого всего не надо. Ни звёзд, ни познания тайн Вселенной… Им вообще ничего не надо, кроме мелких сиюминутных удобств для себя. И именно они сделали из плутония великолепную дубинку… И вопреки именно им европейцы построили свой ЦЕРН. Может быть я чего не понимаю, но новую дубинку в руки тех человекоподобных давать нельзя. А наша новенькая, из этого же ряда. Мы собираемся погубить сами себя. И все мои действия направлены на предотвращение этого. Мне приходится метаться между молотом и наковальней только для того, чтобы не лишить людей одного из способов познания и уберечь от глупого самоубийства…
Вах, как я красиво изрёк! Такое надо в рамочку и на стенку! Я не всегда размышлял во время разговора, так как мои слова всегда опережали мои мысли. Но я действительно так думал! Правда, как они, эти слова, будут услышаны противной стороной, предположить было трудно. Юрий Маркелович, почти не задумавшись, сказал:
— Это спорный вопрос. Наверняка, то же самое говорили и об огне… Главное, правильно распорядиться возможностью!
— Юрий Маркелович, а представьте, за какую-то провинность вас из этого дела устраняют… Кто становится у руля? Иннокентий Семёнович Вяземский! Который тут дров уже наломал. И ничего в этом деле не смыслит. Дикарь с дубинкой!
— Я думаю, вы к нему слишком придирчиво относитесь. Иннокентий Семёнович вполне здравомыслящий человек…
— …Который и начнёт нашу первую пространственно-временную войну! — я сдаваться не собирался. — И которому хаос поставит памятник ещё при жизни!
Юрий Маркелович вздохнул опять. Он не хотел со мной соглашаться, даже если и считал, что я прав.
— Я согласен. — неожиданно для меня сказал Богданов. И я подумал, что ослышался. — У нас всё далеко от порядка. И вам и мне приходится сейчас метаться, как вы сказали, между молотом и наковальней! Наверное, как-то решить этот вопрос можно. А мы даже не пытаемся сделать первый шаг навстречу и попытаться обсудить множащиеся проблемы, которые требуют решения в этих обстоятельствах.
— А мы сможем что-то сделать? — с откровенным недоверием поинтересовался я.
— Думаю, да! Нам, для начала, следует выразить свои критерии оценки существующей ситуации. Мы же на всё смотрим с различных позиций. И уже обсудить это всё между нами. Сблизить наши взгляды. Чтобы как-то попытаться выработать приемлемое для всех решение. Вы с этим согласны?
Немножко заумно, но я с этим был согласен. Хотя продолжать беседу, когда меня всё время пытаются вынудить соглашаться, больше не мог. И сразу перевёл стрелки:
— Мне нужно посовещаться с друзьями. Я не уполномочен единолично принимать решения. И завтра утром у нас, я думаю, будет, что вам ответить. — я действительно считал, что не вправе принимать подобные судьбоносные решения, не посоветовавшись с друзьями. И самостоятельно обсуждать с представителями власти условия сдачи своих позиций. Хотя, кнопка об отмене продолжала оставаться у меня, и выпускать её из рук я не собирался. Но у большинства должна оставаться возможность выбора.
— Согласен. Жду вашего звонка. — словно Профессор, не прощаясь, завершил наш разговор Юрий Маркелович. И мой Самсунг сыграл отбой.
Наш разговор, это действительно была маленькая, и не очень сладкая пилюля, выпавшая в тёмной беспросветности последних дней. Вероятно, в ней была надежда! И я, с трудом выждав три ночных часа, созвонился с Димкой. Необходимо было устроить вече нашего Клуба. У Сергея оказался выходной, но Олег и Петька были заняты с утра и до вечера. Да и у самого Профессора было только время позавтракать со мной. Чем я охотно и воспользовался.
Пока Дима готовил манную кашу с лимоном, я изложил ему вкратце нашу беседу с новым оппонентом.
— Как ты говоришь, его звать? — сразу спросил он.
— Юрий Маркелович Богданов.
— Это случаем не сын Маркела Богданова?
— А кто такой Маркел Богданов?
— Ты правда не знаешь? — спросил Димка так, будто все, кто считал себя образованными, обязаны были это знать.
Я пожал плечами.
— Это же выдающийся российский шахматный композитор!
— Мне лично это ни о чём не говорит. Как и про карточного поэта…
Возмущённый моей шуткой до глубины души, Профессор даже оставил своё перемешивание каши, сходил и принёс в кухню книжку этого деятеля. Она называлась: «Шахматы с пелёнок». Мне пришлось согласиться, что в шахматах я абсолютно тёмен и несведущ. И коня от ладьи не отличу даже внешне.
— И всё-таки он пятьдесят-на-пятьдесят, сын какого-то Маркела Богданова. — сказал я. — И нам нужно до завтрашнего утра выработать стратегию переговоров с ним. И «выразить свои критерии оценки существующей ситуации». Чтобы после с ним это обсудить.
— Не понимаю, чем же ты недоволен!
— Он слишком умён, чтобы оказаться честным игроком. Знаешь, что он мне сказал об этом деле? Что он с самого начала считал, что наша Машенька должна нарушать какие-то пространственно-временные связи…
У Димки тоже глаза стали круглыми.
— Но на каких принципах он работает никто в наше время сказать не сможет! Это его слова. Нынешняя наука топчется ещё в самом начале такого пути. Все коллайдеры, просто разведка… И мой прибор — это следующий шаг. Или следующее поколение.
Я почти дословно припомнил, что сказал Богданов.
— Он так сказал?
— Он перед этим работал в Женеве, наблюдателем в ЦЕРНе…
— Ни фига! — присвистнул Профессор.
— И я хочу, чтобы ты вёл с нашей стороны эти переговоры. Впрочем, как решит большинство!
— Ну, нет! — уже после того, как мы позавтракали, возразил мне Профессор. — Ведь он хотел спорить с тобой! Я тут буду лишним посредником.
— А ты считаешь, я должен сам подставиться им с часами? Вот он я. Берите меня, пока я добрый. Им тогда никакие переговоры не нужны!
— Но ты же можешь часы оставить и прийти для переговоров…
— Где я оставляю часы, они легко вычислят. И после переговоров прибор я могу не найти. Это всё равно, что просто подарить!
— Но ты сможешь в прошлом переместиться в другой район города… — попытался снова возразить Дима.
— А снимать и прятать часы мне придётся уже в этом времени. И доставать спрятанное тоже. Так что Димыч не отказывайся. Ты мне, как посредник, просто необходим. Я не могу до бесконечности биться в одиночку.
Димка молчал. Видно, никаких новых идей у него не было. А возразить мне, ему очень хотелось. Вот и обдумывал, что сказать.
— Впрочем, я тебя подписываться ни под чем не заставляю. Ты — вольная птица!
На этом мы и расстались. Правда, когда я уже подходил к своему дому, Дима позвонил мне и сказал, что он согласен.
Встреча нашего «клуба» была назначена на семь вечера. У меня был целый свободный день. И я решил посвятить его поискам «Марианской впадины» на территории нашего славного города или же его окрестностей. Потому что этого нельзя делать, когда времени уже не остаётся. А такое вполне могло уже случиться.
Мне необходимы были углубления и полости, недавно залитые бетоном, или заполненные другим плотным материалом. Которые никто не будет вскрывать в ближайшую сотню лет. Стройки для этого подходили больше всего. В городе оказалось три точки нового строительства. И одна из них была недалеко от моего дома. Но все они прошли фазу засыпки и заливки уже давным-давно, и находились под охраной и были огорожены. Так, что как-то незаметно совершить казнь прибора в существующих обстоятельствах не выходило. И это тоже, видимо, необходимо было как-то обсудить с друзьями.
Вернувшись, я до вечера сидел дома и ничего не делал. И только в половине седьмого двинулся к Калашникову. Ровно в семь коллектив был в сборе. Даже Олег не опоздал и пришёл вовремя.
Телефоны были отключены. И мне сразу же пришлось объяснять сложившуюся ситуацию.
— Сообщаю, что сменилось руководство у наших «друзей». Из Москвы приехал полковник Богданов. Он сам пожелал принять участие в этом. Человек образованный, умный. Настаивать сразу на передаче прибора он не стал. Предложил сперва утрясти разногласия.
Как вы знаете, предыдущее руководство не гнушалось никакими противозаконными действиями. Всех обыскивали, меня травили газом, выбили в квартире двери. А напоследок Вяземский поставил против моих окон снайперов, чтобы, как он считает, меня уберечь…
Все зашевелились, выражая несогласие с такими грубыми методами.
— Я их, снайперов, не видел. Но полковник Богданов уже пообещал их убрать.
— Ты, Валера, отвлекаешься. — сказал Олег. — Что там про переговоры?..
— Переговоры, как я полагаю, должны начаться завтра. О составе мы вдвоём с Димой посовещались… Я хочу участвовать, но считаю, что это опасно. От попытки захвата никаких гарантий, кроме честного слова Богданова. Поэтому я хочу предложить вести переговоры Калашникову. И, желательно, не одному. Нам теперь нужно лишь обговорить свою стратегию. Ты, Олег, что-то хочешь сказать?
— Я думаю, ты сам должен участвовать. — сказал Олег. — Опасность есть всегда. Её никакой хитростью не отменишь. И третьим номером возьми меня. Я могу освободиться на завтра.
Мне это показалось интересным. По крайней мере, физически моя защита станет надёжней.
— А если нам всем троим руки завернут? — всё-таки спросил я.
— А где будет встреча? Мы решаем, или по усмотрению федералов? — спросил Олег.
— По-видимому, условия ставим мы. Где, когда и в каком составе…
— Давай здесь, у меня. — торопливо сказал Профессор.
Видимо, ему не хотелось покидать свой дом. Даже для такой благородной задачи.
— Хорошо. — резюмировал я. — Место знаем! Кто с нашей стороны примет участие, тоже знаем… Я думаю, Богданов должен прийти один?
Сергей подсказал:
— У генералов всегда были адъютанты…
— Смотри-ка ты! Перебьётся! — возразил Фокин. — Валерку вон гоняли без всяких адъютантов…
— Так я же не генерал…
— Ты, братан, хороший человек! А генералом может быть всякий…
— Полковником… — подсказал Димка.
— И время встречи… — напомнил я.
— С девяти до двенадцати. — поторопился сказать Дима. — Ко мне в час должны прийти…
— Значит, с девяти до часу! — резюмировал Олег. — И вряд ли мы за это время успеем что-то решить…
Все замолчали, обдумывая слова Олега. А я решил, что пора принять решение по другим вопросам.
— Теперь о том, о чём мы будем с ним говорить. Морочить его сказкой о прыжках в пространстве, или всё-таки рассказать о машине времени?
— Ты же, вроде, сказал, что он догадывается. — сказал Димка.
И мне пришлось снова пересказать для всех нашу с Богдановым беседу.
— Он сказал про пространственно-временные связи. А это к машине времени имеет какое-то отношение? — поинтересовался Петя Фокин.
— Вообще-то, да! — сказал Димка. — Время считается четвёртым измерением в системе координат. И упоминание этого подразумевает возможность движения по этой координате. Просто так, случайно, Богданов сказать этого не мог…
Я сам настолько категорично не считал, но сейчас возражать не решился. Тем более, что мне вспомнилась другая тема, которая касалась меня.
— Знаете, я выяснил, откуда взялась инфа про мои часы…
Все посмотрели на меня.
— Я своему дядьке в две тысячи одиннадцатом году совсем недавно оставил свой смарт… И в прошлом году мои съёмки, вы их все видели, попали в Инет.
— Так, что, твой дядька?.. — начал Сергей.
— Нет! Дядька помер за год до этого…
— Всё-таки Лика? — возликовал Дима.
— Нет-нет! Я сам виноват! Надо было сначала почистить в памяти, а я так отдал… — мне было горько, что из-за моей ошибки. Димка теперь считал Лику чуть ли не заразной.
— Ладно. Не кори себя напрасно! — сказал Олег. — Ты молодец! Признал вину — уже полдела сделал. Ты рассказал об этом Богданову?
— Нет. Завтра, если вопрос такой поднимется, я ему расскажу.
— Тогда, наверное, с Богдановым придётся говорить честно. — подвёл итог Олег. — Машина времени, так машина времени!
Не все, конечно, согласились с этим. И нам пришлось принимать половинчатое решение: оставить этот наш план, про честный разговор, как основную предпосылку, но с возможностью ухода на «запасной вариант». План «Б» заключался в том, что мы, оставаясь на существовавших ранее позициях, активно интересовались источниками информации федералов. И уже, исходя из ответов на наши вопросы, строили свои дальнейшие планы. Главное было, по моему мнению, принять верное решение о разглашении. Потому что секреты существуют не ради секретов, а ради идеи. И смена позиции из-за изменения обстановки, является для этого достаточным поводом. Как бы Сергей и Дима не упирались, мы приняли такое решение большинством.
Потом я у Олега спросил, как мама. Он сказал, что по чьему-то указанию сегодня утром было принято решение о видеоконференции со светилами кардиологии. Поэтому его мама была главным пунктом сегодняшнего распорядка больницы. Всевозможные анализы, всяческие — графии и исследования всего… Я спросил:
— Может это быть связанным с нашими друзьями? — имея в виду Вяземского.
— Вполне может быть! — ответил Олег.
Я почувствовал себя легче. Когда в восемь мы собирались уходить, я напомнил Олегу, чтобы он отпросился на завтра.
— Уже сделано. — успокоил меня он. — Самый главный начальник у нас дал «добро».
А Профессор добавил:
— У Олега своё ЧП. И он там самый главный.
Мне стало неловко за свою слабую информированность. И собственную низкую ступень в социальной иерархии. Автослесарь, когда другие начальники! Мне напоминали об этом за последние дни уже во второй раз. Но я не жалел.
Богданов пришёл на встречу рано утром, на пятнадцать минут раньше договоренного. Мы с Димкой и Олегом ещё вытирали пыль в приведённой в божеское состояние его гостиной. Пришлось всё сразу отложить.
Юрий Маркелович казался очень молодым для полковника. Ему не было ещё и тридцати. По голосу я бы дал больше. Я думал, что ему под сорок… Богданов пришёл один, как мы и договаривались. И поставил свою машину у Димки прямо под окнами. Знакомясь, он крепко пожал всем руки. И оказался «своим парнем». Даже Профессор из-за его спины изобразил мне пальцами знак «ОК». Джинсы, курточка с капюшоном за спиной и стильные тёмные кроссовки.
Мы сдвинули в сторону Димкин ноутбук на журнальном столике между диванами, и уселись вокруг. И Димка многозначительно начал:
— Э-э…
— Давайте пока не будем говорить, о том, что нам надо. — перебил его Юрий Маркелович. — Я здесь, в основном, из-за того, что хочу познакомиться с вами. Говорят, первое впечатление не обманет… Знаете, как я вам завидую!
— Но ведь вы даже не знаете, о чём речь! — безапелляционно заявил Олег.
— Но я догадываюсь… — тотчас парировал Богданов. — Речь идёт об устройстве в виде часов. Чёрного цвета… С функцией перемещений во времени.
У Гоголя немая сцена была более оживлённой. Мы все остолбенели. А Юрий Маркелович смотрел на нас немного удивлённо. Видно, пытался понять, что именно в его словах нас так поразило.
И мы от плана «Б», не сговариваясь, моментально отказались. Здравомыслящий Олег был, как всегда, прав.
— У вас какие-то источники, или догадки. — когда прошёл первый шок, осторожно спросил я.
— И то и это! Во-первых, документальное свидетельство твоего исчезновения из кабинета, Валерий. Во-вторых, у нас в архиве мы нашли показания сержанта Тальникова В. А. от семнадцатого, ноль седьмого, две тысячи третьего года. Твоя внешность описана достаточно подробно. И синяя папка в руках. Он тогда, во время операции по задержанию наркоманов, потерял свой значок. И пришлось писать подробную объяснительную…
Я ощутил неловкость. Это свидетельство от Тальникова, которое известно давно, возможно является первым задокументированным парадоксом, который создал я за последнее время…
А Димка посмотрел на меня с укором. Он, видно, осознал, откуда я ему принёс тот обещанный подарок на день своего рождения. Я не мог объявить, что ничего не соображал, когда ухватился за значок. Я падал. Меня вынуждали ухватиться за значок.
— И что такого? — я вслух отвечал на этот молчаливый взгляд Димки. — Ни с того, ни с сего, он меня дубинкой стал лупить, а потом захотел, чтобы я обязательно лёг в грязь на берегу… Я, когда уже падал, за него ухватился. Я даже не думал ни про какой значок. Он случайно тогда в руке оказался.
Олег, не понимая, о чём такое отступление, удивлённо смотрел на нас с Профессором. А Юрий Маркелович, всё понимая, улыбнулся:
— То есть, не будешь отрицать, что там был? — я отрицательно покачал головой. — Значит всё-таки это машина времени! До сегодняшнего утра я это только предполагал! Фантастика! Когда я увидел, что произошло там, в кабинете, у меня был шок! Уж Иннокентия-то Семёновича в подтасовке никто не упрекнёт. Я дня два ходил, как зачарованный, а когда вчера мне показали ваши кадры, снятые двенадцатого марта… Кстати, все специалисты, хотя подтверждения этому и не нашли, считали, что это фальшивка. Все… Потому что в интернете это появилось ещё в конце января этого года… Что, действительно это было снято на той неделе?
Я кивнул, а Калашников, смутившись, закашлялся.
— У меня до сих пор мороз по коже! И всё умещается здесь, на руке? — у Богданова даже глаза светились.
Я поглядел на остальных и, вздохнув, сказал:
— Только пообещайте, никаких подробностей не выпытывать!
И, когда Богданов кивнул, я потянул вверх левый рукав.
Лично для меня, подаренные мне часы, были только моими часами. Можно сказать, частной собственностью. Я, конечно, догадывался, что другие смотрят на них иначе. Как на удивительную игрушку, что ли. Я был далёк от какого-либо восхищения, тем более, что это был мой рабочий инструмент, средство безопасности и передвижения, одновременно. Вещь, без которой я не мог уже обходиться. Мои одноклубники, не имея, как я, возможности ими воспользоваться, часто смотрели на часы с необъяснимой нежностью, почти с обожанием. Это мне было ещё понятно. Но, глядя на Богданова, я видел большого ребёнка, которому хочется, но нельзя! И, потому, ему хочется ещё больше! Разглядывая часы, он даже наклонился вперёд, боясь упустить хоть какую-то подробность. Но долго наблюдать я не дал. И снова опустил рукав на место. От огорчения наш полковник даже глаза закрыл и головой покачал.
Своим детским желанием он мне был более симпатичен, чем его предшественники, пытавшиеся увидеть у меня на руке свои новые звёздочки. И вообще, Маркелович был интересный человек. И мне было жаль, что ничем не могу ему помочь. Потому что его глазами на часы глядела и федеральная служба. Желающая не совсем того, чего хотел он сам.
Мы все почти минуту молчали. Потом я сказал:
— Я надеюсь, вы, Юрий Маркелович, читали письмо первого путешественника? — тот, склонив к плечу голову, посмотрел на меня удивлённо. О первом путешественнике он наверняка в первый раз слышал. — И помните, что он сознательно не посвятил меня, как можно сменить владельца…
Виктор Александрович писал, что не хотел бы, чтобы часы «пошли по рукам». Поэтому решил меня в технологию, с которой его невольно познакомил отец, не посвящать. Хотя, в общих чертах, я догадывался, как это можно было бы осуществить. Но на отработку нужно было затратить время, которого у меня почти не было, и свободный напарник, готовый испытать это на себе…
— Ты, Валерий Евгеньевич, имеешь в виду Виктора Александровича Егорова? Это он первый путешественник? — Юрий Маркелович соображал очень хорошо.
«Да, это тот человек, который непроизвольно, конечно, принёс нам эту головную боль!» — хотелось ответить мне. Но я лишь кивнул. Кого в этой ситуации будут интересовать мои личные переживания!
— Это он откуда-то принёс часы?.. А, интересно, откуда? — Богданов теперь переводил взгляд с одного лица на другое.
Дима развёл руками, Олег пожал плечами. Пришлось снова и честно отвечать мне:
— Он сам не знал этого. Ему тогда семи лет не было. — теперь у полковника брови взлетели вверх. — Побаловаться взял. И потом не смог уже вернуться. Так и прыгал без возврата до нашего времени, пока не догадался остановиться. Я, например, считаю, что он не мог ускакать далеко. Хотя со времени его остановки уже прошло почти пятьдесят лет…
И я, со слов Виктора Александровича, вкратце пересказал историю о потерянном мальчике. Примерно, как слышал от автора.
— …Потом его у нас в городе обнаружила моя бабушка, привела домой и признала своим сыном. Потом он, как и мой отец, пошёл в школу… А часы с этого времени ото всех прятал. Мечтал как-то вернуться обратно в своё время… Потом, когда медицина обнаружила у него рак, подарил часы мне…
— Безо всяких условий? — спросил Богданов.
— Да. Он вообще ничего не сказал. Только запустил сканер отпечатка с моим пальцем. Но я и об этом узнал только недавно. И теперь я поневоле являюсь единственным путешественником во времени.
Олег и Дима, как бы в подтверждение моих слов, синхронно кивнули.
— Там есть даже сканер отпечатка?! — как-то неестественно удивился полковник.
— Да, полный комплект безопасности. От несанкционированного нажатия и от постороннего вторжения. — ответил я.
— А мне казалось, что в будущем будут какие-то иные технологии. Вроде, голосового управления, опознания по биотокам… — сказал Богданов.
— И связи по всем доступным каналам… — неожиданно подал голос, молчавший до сих пор, Димка.
— Да, и этого, конечно, но мы видим всё застывшим на этом сегодняшнем уровне. И, даже, кое-что из прошлого. Это не кажется странным? — спросил Юрий Маркелович.
«Умище!» — снова восхитился я. Самому такое несоответствие только сейчас бросилось в глаза.
— Ну, связь-то, предположим, есть. — я вспомнил про часовую функцию. — Они пятьдесят лет уже секунда в секунду идут…
Все посмотрели на меня. Я смущённо улыбнулся:
— Только сейчас вспомнил… И существующие сейчас светодиоды вряд ли останутся такими яркими через пятьдесят лет. А эти… — я снова подтянул вверх рукав. Чтобы все увидели белые цифры и ярко пульсирующее зелёное сердечко. — И радиация…
Впрочем, про радиацию говорить не следовало. Поэтому я замолк и опустил глаза, пытаясь найти какой-нибудь правдоподобный выход. Спас положение Олег, который спокойно спросил:
— Ты что, в реактор что ли лазил?
— Причём здесь реактор. — подыграл я. — Фоновая радиация за это время любую электронику съест. Пятьдесят лет, всё-таки. А она как новенькая!
— Валера! — Юрий Маркелович, по-прежнему, словно старый друг, обращался ко мне на «ты». — А как ты ушёл тогда от майора Вяземского? Мне это кажется невозможным. Ты как мог покинуть кабинет? Ведь прибор перемещает только во времени.
Я переглянулся с друзьями. Олег смотрел немного недовольно, его, наверняка, волновал вопрос игры только на нашей половине поля, который стал волновать и меня. А Димка Калашников смотрел на меня спокойно. И я сказал:
— Помнится, мы договаривались не задавать вопросы про подробности. — мне нужно было пока просто напомнить об этом. Юрий Маркелович вздохнул. — Но как раз эта тема уже была сегодня затронута, поэтому я отвечу. Кабинета Вяземского в две тысячи третьем году ещё не было. Да и всего здания тоже. Семнадцатого июля в десять вечера я оказался на месте, где должны были только начинать строительство… А потом пошёл на встречу с сержантом Тальниковым В. А., чтобы изъять у вышеназванного его служебный значок… — я покачал головой. — Совершенно непреднамеренно.
Богданов легко улыбнулся. Он понимал всё очень быстро. И спросил:
— Как это, мгновенно переместиться на почти пятнадцать лет? Я не могу представить! Что ты чувствуешь?..
Я снова переглянулся со своей свитой. Дима теперь откровенно пожал плечами. Чего уж!
Что же я чувствую? Тогда я чувствовал страх. Животный ужас! Когда пропала опора под ногами… Очень не хотелось так неоправданно глупо умирать в чужом времени.
— А что бы почувствовали вы, падая с десятиметровой высоты тёмной ночью?
Не только полковник, но и мои друзья смотрели на меня ошеломлённо. Я о своих похождениях отчитывался одному лишь Профессору, и-то чрезвычайно скудно. Подобные подробности обычно я опускал, оставляя их для себя. Не хвастаться же этим.
— Я не понял! — сказал Юрий Маркелович. — С десятиметровой высоты? И целым упал на землю? Или приземлился на ноги?
В словах Юрия Маркеловича мне послышалось уже явное сомнение.
— Можно сказать, что повезло. — по-прежнему пришлось оправдываться мне, — За ветку дерева зацепился и свалился спиной в пышный куст… Только рукав у куртки оторвался.
Внезапно Олег, которому это всё надоело, толкнул меня плечом. Я посмотрел на него, и он лицом показал: «Давай». В смысле, пришло время перевести мяч на сторону противника. Пора пытаться уравнивать шансы.
— Юрий Маркелович, вы, конечно, уже решили, и вам видней, не говорить, о том, что необходимо. Но, тем не менее мы уже рассказали вам и без того много лишнего. Давайте поговорим за дело! Есть вещи, которые откладывать уже нельзя. Вернёмся к причине нашей встречи. Что вас, как организацию, интересует?
Выпад был точным. Признаки улыбки мгновенно исчезли с лица Богданова.
— Что интересует нас? — задумчиво повторил он. — Конечно, исследовать прибор. Определить его опасности, возможности и прочие важные вещи… Как и откуда к нам попал прибор я уже представляю… Точнее, не могу даже представить. И ещё, но это уже вторично, исследовать конструкцию и попытаться создать копию… Если это возможно.
— Это, конечно, возможно, но нежелательно! — тут же возразил я — Зачем это нужно, кому-то менять историю?..
Пожалуй, после моих слов, все немного напряглись. Богданов, как ни старался это скрыть, тоже выглядел удивлённым. Менять историю… Это было что-то новое. Но меня этот вопрос стал волновать накануне, когда я понял, что стало причиной ночного нападения на мою квартиру. Я четырнадцатого марта, оставив в прошлом свой смартфон, не ведая об этом, круто изменил свою историю. Создал типичный парадокс, о котором как раз и говорил мне тогда дядя Витя. Ох, не надо было этого делать!
Сбежав потом в 2003 год, я тоже оставил свои следы. Но в этот раз настолько катастрофических изменений мне удалось избежать. Вероятно потому, что ничего своего там я не оставил. Смартфона тогда со мной не было, но бювар с записками Виктора Александровича, если бы я его тогда не нашёл, мог сыграть тоже не очень хорошую роль в моей судьбе. Мне теперь, задокументированного показания сержанта милиции, с избытком хватало.
Все продолжали смотреть на меня, ожидая продолжения. Пришлось продолжить, стараясь при этом не залетать настолько далеко:
— Меня, например, пользующимся этим прибором, контролировать чрезвычайно сложно. А подготовленному сотруднику можно будет попасть в любую точку на земле. Без всяких запретов! Что путешественнику минные поля, колючая проволока и бетонные стены хранилищ. Теперь, поскольку, есть прибор, появятся и желающие поменять порядок событий. Я думаю, их уже тьма. Начнут создавать собственные приборы и менять хронологию по своим понятиям. Это пострашнее атомной бомбы будет! Человечество и через тысячу лет к этому не будет готово.
Я замолчал. И в комнате наступила тишина. Юрий Маркелович смотрел на меня, словно изучая. Остальные, которые со мной, я думаю, были согласны, просто молчали, опасаясь что-то добавить.
— Но ведь ничего изменить уже нельзя. — наконец произнёс Богданов известные мне слова. — Процесс пошёл, мозги заработали в определённом направлении. Даже если машина времени вдруг исчезнет, ничего уже не изменится. Лёд тронулся!.. Но нам самим придётся всё тогда создавать с нуля.
Снова повисла тишина. Мне на какой-то миг показалось, что он всё же прав, но желание не соглашаться было непреодолимым. Полковник был сильным игроком. Он всё свёл к тому, что считал сейчас главным. Исследовать машину времени, определить её возможности и попытаться создать копию. И всё было ради этого. Поэтому он нас старался убедить, что выхода нет. Но радикальный выход всё-таки был!.. Я всё ещё не отменял «план Б» с ликвидацией прибора, поэтому сказал:
— Пусть все будут в равных условиях. Я, конечно, тоже патриот, но, даже из благих намерений, помогать уничтожить цивилизацию не намерен. Это плохая идея!
Я как бы поставил всех перед фактом своей монополии в этом вопросе. Пока я говорил, Богданов в задумчивости согласно кивал. Я думаю, мои опасения он понимал. Но не знаю, осознавал ли при этом свою ответственность. Я ждал, что полковник снова скажет что-то в противовес мне. Но этого не случилось. Богданов ловко поправил причёску и уже другим тоном продолжил:
— Я рад, что наша первая встреча прошла так продуктивно. Мы слушали и слышали друг друга. Это плюс! Плохо, что для того, чтобы получить общий знаменатель, пройти придётся ещё не одну версту. А попытайся мы сделать это сразу, то непроизвольно оказались бы на разных полюсах. Теперь мне нужно посоветоваться и составить план. Встречаемся?..
— Я вам позвоню. — ответил на вопрос я.
Юрий Маркелович встал и пожал каждому из нас руку. И Олег, удержав меня, сам проводил его к двери.
Наша встреча, на удивление, не заняла много времени. Мы этого, конечно, не ожидали. Когда мы остались в комнате одни. Олег сказал:
— Зря ты так много наговорил. В следующий раз мы без козырей останемся. Надо было не торопясь, понемножку…
— По-моему мы должны как можно быстрее разрешить эту проблему. — возразил Димка. — Мы не очень много знаем, но я бы рассказал ему всё!
И они оба удивлённо посмотрели друг на друга. Вот это да! Назревал конфликт. И это только потому, что у нас не было единого подхода к взаимодействию с властями. Сперва было одно, потом, резко — другое. И это не могло способствовать нашему единству и разрешимости конфликта.
— В одном он прав, — примиряя, вставил я. — лёд тронулся. Моя неосторожность привела почти что к катастрофе. И мы обязаны теперь… я обязан… как-то вырулить на этом вираже. Надо сделать что-то, что в корне исправит ситуацию…
— Опять у тебя «план Б» с Марианской впадиной? — недовольно хмыкнув, спросил Димка.
— Это вы о чём? — не понял Олег.
— Валера хочет утопить часы в Марианской впадине. — пояснил Дима. — Ну, или просто раздолбать кувалдой.
— Зачем? — снова не понял Олег.
— Я объясню. — включился в разговор я. Интересная мысль вновь прилетела невесть откуда. — У тебя, Олег ещё есть время?
— Часа два, вероятно, есть…
— Думаю, хватит!.. Машина у тебя на ходу?
— Стоит у меня во дворе…
— Давай, покатаемся по окрестностям города. Мне нужно кое-что найти. Пока не поздно!
Уже сидя в машине, я объяснил Олегу, что ищу нечто недавно залитое бетоном. На котором ещё не началось строительство. Он сразу предложил три точки. Одна — залили фундамент новой птицефермы в посёлке Октябрьский, в тридцати пяти километрах от города. Другая — четыре бетонных основания под мост объездной дороги в трёх километрах выше по течению, рядом со старым разбитым однополосным мостом, которым даже автомобилисты давно не пользуются. И последний — газовщики тянут магистраль вдоль хайвэя на Энск. Бурят ямы, ставят бетонные основания и заливают ямы бетоном. Через каждые десять-пятнадцать метров.
Ближайшим был, конечно, мост. Когда мы подъехали, никаких работ по заливке не обнаружили. Площадка была абсолютно пустой и чистой. Две ямы на этом берегу с опалубкой демонстрировали своё занесённое нерастаявшим снегом глубокое дно.
— Почти полгода уже стоит. Я думал с теплом начнут… — огорчённо крякнув, сказал Олег.
Когда мы ехали разыскивать вторую точку, Олег наконец у меня спросил:
— Ты правда хочешь уничтожить прибор?
Я сказал:
— Да! И мы с тобой сейчас ищем точку, где это можно реально сделать.
— Тебе не жалко?
— Жалко. Но я надеюсь, у меня рука не дрогнет. Всю жизнь ходить при часах цербером я не согласен. Но иначе катастрофы с историей не избежать!
— История… Какая тут может быть катастрофа?
— Да, какая угодно! Ты, например, не родишься…
— Ну, это не так уж страшно. Ужасней, если меня убьют… Так, может, хотя бы, отложим.
— Я просто место подыскиваю. Боюсь, когда придёт пора, будет не до этого…
Олег вздохнул. Ему тоже было жалко часов.
А, выехав на хайвэй, через десять минут мы уже встали в пробке недалеко от Лебяжинского водохранилища. На трассе перед какой-то точкой стояла упорядоченная вереница машин и кое-какой строительной техники. Впереди возвышался небольшой колёсный экскаватор. Водители, покинув свои мобильные дома, курили прямо на дороге. Мы припарковались в хвосте, и я пошёл узнать, в чём дело.
— Бомба! — лениво произнёс парень возле японского внедорожника. — Говорят бомбу экскаватором зацепили…
Я двинулся узнавать дальше. Метров через сто, почти в самом начале пробки, негромко разговаривала группа строителей. И, по-видимому, тот самый машинист экскаватора, который и зацепил бомбу:
— …Маленькая, но ковш-то мне разнесла бы…
Тогда я рассмотрел метрах в ста впереди, за перегородившей трассу гаишной машиной, недалеко от дороги работающих сапёров. Никакой суперброни и касок с забралами. Легко одетые ребята в хаки суетились втроём возле ямы, раскопанной экскаватором и скрытой за кустами. Рядом с ними стоял старенький военного окраса шестьдесят шестой ГАЗик с какой-то жёлтой полосой по борту…
И я вернулся к Олегу.
— Ну, что? — спросил он.
— Бомбу нашли строители. Это надолго. Поехали обратно.
И мы развернулись. И я, вспомнив, зачем мы здесь, начал следить за тем, как идёт трасса газопровода, которую гнали эти строители. Ведь где-то здесь мне, возможно, и придётся расстаться с часами. Если меня, конечно, будут принуждать к этому обстоятельства. Трасса большей частью шла недалеко от полотна дороги, изредка огибая природные неровности и растительные массивы. Здесь, по трассе ходили и автобусы. Так, что доехать проблем больших не было. А посёлок Октябрьский, по сравнению с этим, был слишком далеко.
— Место-то хоть нашёл? — спросил Олег, когда мы подъехали к моему дому.
— Да. И не одно… Через каждые десять метров.
Лика со мной созванивалась теперь дважды в день. Я ей, как обычно, говорил, что у меня всё в порядке, а она выгружала на меня массу своих мелких проблем. Про отношения с одноклассниками, ссоры с матерью, из-за фотографий папки на стенах и громко звучащей в комнате музыки… Самому говорить почти не приходилось. Я всё выслушивал и поддакивал, с наслаждением ощущая себя её старшим братом. И чувствовал от этого какое-то спокойствие и умиротворённость.
Теперь до конца моего отпуска оставалось целых три дня. Без малого. Всё ничего! Нормальный вышел отпуск. Как считает Димка, была масса необыкновенных приключений! Которые, как мне кажется, к тому же, ещё будут иметь продолжение. Хотя, казалось, с приходом нового демократичного начальства, можно было не беспокоиться о благополучном исходе…
Защищаясь от взгляда возможных снайперов в соседнем доме, на всякий случай я в последнее время не раздвигал на окнах шторы. И теперь позволил себе снять с руки свои тяжёлые чёрные вериги. Красный след на запястье был уже почти постоянным. В часах я спал, чтобы оставаться во всеоружии. Но, теперь, когда началась подготовка устройства, которое должно было заменить для часов меня самого, (странно звучит, правда?) я позволил себе совсем небольшую передышку для руки.
Часы теперь лежали на моём столе и не светились. У них тоже был отдых. Но уж совсем небольшой. Я приготовил всё, что требовала операция и снова их побеспокоил. Передо мной на столе теперь лежали: рулон изоленты, куски полипропиленовой трубы подходящих диаметров и старый-престарый будильник, останкам которого следовало сыграть роль моего сердца.
И, во-первых, я попытался просто застегнуть браслет на трубе. На большую чёрную трубу браслета не хватило. До тонкой серой он немного не дотянулся. Пришлось, утолщая, подматывать её изолентой. Когда диаметр стал достаточным и стягивание браслета прекратилось ещё до смыкания звеньев, зелёный светлячок пульса не зажёгся. И браслет, вновь зажужжав, вернулся в исходное состояние. Всё произошло, как я и предполагал. Теперь нужна была электрическая имитация пульса.
Со схемой искусственного сердца пришлось немного помучаться. Сперва пальчиковая батарейка в старых часах оказалась нерабочей, потом мне пришлось подбирать подходящий материал с сопротивлением кожи. Лучшей всё-таки оказалась простая влажная тряпка. И теперь часы, обутые на эту лабораторную модель, выдавали зелёные импульсы с частотой ровно один герц. Шестьдесят ударов в минуту. Я рискнул провести эксперимент и отправить часы на пару секунд в прошлое. Хотя у меня ещё впереди для этого была куча времени. Просто, интересно было. Но перед этим я решил довести конструкцию до вполне рабочего состояния. Мудрил с паяльником, термоусадочной трубкой и влажной губкой под тканью. В конце концов, браслет уже едва налезал на мою трубу. Но это был вполне рабочий экземпляр! И я, на китайский смартфон, заснял, как он без меня сперва выстреливал из будущего, а уже потом исчезал в прошлом…
Для того, чтобы проверить в условиях, приближенных к боевым, из пластикового пакета, доски и скотча, устроил полигон. Сперва подвесил в растянутом состоянии пакет, закрепил над пакетом доску, поставил сверху свою необычную конструкцию, немного подождал и запустил её в прошлое. Правда двойник моего устройства в пакет свалился чуть раньше. Пакет дёрнулся, и дубль часов тут же исчез. Сумка у меня имитировала яму, а доска, которую я установил перед самым запуском, имитировала бетонную заливку ямы. Всё прошло ужасно. Через секунду исчезнувшие часы появились снова и со скоростью воробья полетели в стену. Пакет разорвало просто в клочки. Котлы со звоном срикошетили от стенки и упали на мою постель. Но всё уцелело. Даже зелёное сердечко билось. Мне повезло! Часы остались в рабочем состоянии.
Ещё я приготовил своё устройство к возможной переноске. Из сумки, с которой я ходил на работу, я вытряхнул всё, уложил туда своё устройство без часов и поставил это у себя под стол.
Закончив с этим, я вспомнил про Димку, что наш последний разговор был отложен. Он стал настаивать на скорейшей передаче устройства в руки ФСБ, и очень удивился, когда я вспомнил про коварный план «Б» с ликвидацией прибора. Поэтому, надо было поговорить. Объяснить всё. Я решительно установил на руке часы, выставил на них аварийный минимум и двинулся к Профессору.
А Димка меня ждал.
— Ты серьёзно решил не показывать МВ Богданову? — ещё у порога спросил он.
— Я же показывал! — искренне возмутился я.
— Я не так сказал!.. — разозлился на себя Дима. — По-моему, ты безоговорочно должен отдать ему прибор. И рассказать всё, что о нём знаешь!
Это было неожиданно.
— Ты серьёзно? Тебе так хочется открыть пути в прошлое для всех? И знать, что обратного пути уже не будет?!.. — я действительно не верил своим ушам. Блюститель безопасности решил об этом на время позабыть.
— Но ведь обратного пути действительно нет! — продолжал гнуть своё Дима. — Ты сам слышал, что сказал об этом Богданов. Мозги уже думают, куда надо. Даже без часов всё будет также. Но нам самим придётся начинать это с нуля. Неужели ты не хочешь, чтобы на циферблате надписи были на кириллице, а на корпусе — на латинице?
— Очнись, Профессор! Ты уже начал историю менять. — мне захотелось Димку встряхнуть. — Какой мир будет с такими деятелями, как ты? Хронотеррорист — вот ты кто! Положишь жизнь на то, чтобы подкинуть маленькому дяде Вите свою отечественную машину времени? Или не дашь встретиться его родителям?.. История — она такая, какая есть! Создавать новую новейшую историю придётся на костях предков и крови потомков. Ты-то сам за это готов отвечать?
Дима остался стоять с открытым ртом и испуганными глазами. И у меня сразу весь запал прошёл.
— Да, это я что-то не додумал… — Профессор заплетающимся языком признавал свою неправоту. — Действительно придётся же всё менять… Прости… И дядьку твоего жалко… А может, ему было бы лучше оставаться со своими родителями. Может, ради этого и стоит изменить?.. Если это возможно…
Я покачал головой. Если можно будет изменить что-то в будущем, не будет у меня дяди, не появится Лика, да и вообще моего мира больше не станет! Как же у нас всё связано! Мы теперь зависим не только от прошлого, но и от будущего, которое ещё не настало… И каждый наш новый шаг может изменять и то, и это… Ну и дурак Профессор!.. Хотя, может быть мы с ним и ошибаемся. Ведь если мы сейчас что-то изменим, может сложиться так, что не будет маленького путешественника во времени, и у нас никаких часов не появится.
Я снова покачал головой:
— Не знаю, откуда ты черпаешь свой оптимизм, но я считаю, что стоит мне с тобой сейчас согласиться, и в Храмах Настоящего Времени, в недалёком будущем, лично меня будут изображать с огненными рогами и чёрными перепончатыми крыльями… И имя моё во веки вечные будет проклято!
Димка, едва заметно поморщился. Даже не улыбнулся. Мне стало понятно: он не согласен со мной. Считает, вероятно, что я защищаю какую-то свою личную заинтересованность. Свою монопольную возможность гулять в прошлом. К дьяволу она такая мне нужна!.. При всём своём красноречии, мне не удалось согласовать с ним хотя бы свой взгляд на вещи. Но его смог легко убедить политик Богданов. С которым он познакомился только четыре часа назад. А наша давняя дружба…
В общем-то я изрядно огорчился. Поэтому решил, чёрт с ним, с Димкой. Потом он обязательно всё поймёт и непременно изменит своё отношение к проблеме. И мы никуда друг от друга не денемся. Но пока он, по какой-то дурацкой причине, перестал быть моим верным союзником. И я ушёл. Не прощаясь, как было здесь принято всегда, пробормотав больше для себя: «на костях предков…». А Дима мне вслед промолчал. Вот такие у нас теперь дела!
Хорошо, что я пока могу опираться на остальных своих союзников. Олега, Сергея и Петьку. Их пока никакие Богдановы не смутили. И я тут же решаю организовать встречу. Чтобы обсудить, как нам быть дальше.
Дома я достал «китайца», который был известен только Лике. И, по необходимости, начал с конца списка. Потому что и Олег, и Серёга в это время, с кем-то или, возможно, друг с другом, разговаривали.
— Я слушаю! — откликнулся незнакомым голосом Фокин.
— Привет, братан!
— О, Валера! — тут же узнал меня Петька. — А я думаю, кто это мне звонит… Здорово! Ты, братан, смотри-ка, свой телефон что ли потерял?
— Да, нет! Это система безопасности срабатывает. Мой-то номер прослушивают… А мне необходимо договориться, минуя Профессора…
— При чём тут Профессор? Ты думаешь, его прослушивают?
— Думаю, просто не всё в порядке! Мысли он сам высказывает нездоровые. Надо встретиться нам вчетвером, без него. Сможем?
— Э-э… Как не смочь, сможем! Только где?
— Не знаю. У меня и Димки исключено! Необходимо найти какое-то третье место… Только ты предупреди всех…
— Добро, будь спок, найдём и предупредим! — обнадёжил меня Петька. — Я тебе, братан, потом сам позвоню.
Ждать, какого-либо события, худшее из зол. И я, чтобы только отвлечься решил пообедать. Продукты в холодильнике почти все иссякли, полки замерзали полупустыми, пришлось, как всегда, начинать с магазина. Звонок от Петьки пришёл, когда я стоял у кассы и рассчитывался за покупки.
— Всё. Мы договорились!.. — отрапортовал братан.
Оказалось, единственным доступным нам помещением, был гараж Сергея. Где мы могли расположиться вместе со старенькими его «Жигулями». Там для всех было место. Не размышляя, я сказал:
— Хорошо!
Время, правда, было выбрано уж очень позднее! Около восьми вечера. Время после заката.
А гараж Сергея был одним из тех двоих, между которыми, при возвращении из четырнадцатого марта, позавчера меня напугала кошка.
Когда я готовил у себя на кухне, на новый номер позвонил Олег.
— Это ты, Валера? Что опять случилось?
Я немного был удивлён.
— Тебе Фокин разве не звонил?
— Нет! Мне только ты, получается, звонил. Что опять?
Странно. Братан со всеми переговорил, но Олегу не звонил. И я скинул информацию для одного Олега:
— Я решил, что нам необходимо переговорить сегодня без Калашникова. Меня он стал уговаривать отдать часы Богданову. Надо нам всем определиться с кем мы…
— Ну, и как думаешь, мы должны поступить? Я бы не стал доверять Богданову. Говорить-то он умеет… Но вряд ли лучше майора… К тому же он хочет чего-то и для себя! Новые исследования, новая область знаний… Лычки, звёздочки…
— И ради этого будет готов на всё! — кивнул самому себе я.
Мы с Олегом думали об одном и том же. Юрий Маркелович казался намного лучше своего предшественника, но всё-таки был для нас не менее, а быть может и более опасен.
Я не стал посвящать Олега в свои коварные планы на сегодняшний вечер. Кто знает чьи телефоны находятся под контролем… Сказал лишь, что сегодня мне понадобится его помощь. А с остальными, кто оказался в этом замешан, я постараюсь разобраться сам.
Когда я попросил помощи, Олег, не задумываясь, ответил:
— Без проблем!
Теперь получалось, что кто-то из этих двоих, или Фокин, или Сергиенко поступают не очень честно… Валить всё на одного братана я не хотел. И мне необходимо теперь было выяснить, кто же из них не тот, и что ему надо. Старый план уже не действовал. Теперь нужно было планировать не визит с беседой, а дефиле во времени, чтобы выяснить всё и не распрощаться с часами…
Мне пришлось всё менять. Наскоро перекусив, я бросился в разработку нового плана. Теперь мне уже было не до предположений! И теперь всё решала неожиданность и тонкий расчёт. И какая-то порядочная доля везения. В этих условиях необходимо было довести свои шансы хотя бы до фифти-фифти. Иначе меня затравят, как дикого зверя. Я долго мудрил с часами. Всё получилось, вроде бы… Потом подготовил обманку и придумал, как незаметно пронести своего электронного дублёра мимо камеры на лестнице. Для этого пришлось снова заглянуть в прошлое 14 марта…
К восьми я вроде бы со своей беготнёй уложился. Дал себе в горизонтальном положении отдохнуть минут десять, и нырнул опять в 14 марта в шесть часов вечера. На всё, про всё, у меня здесь было только пять минут. Я за это время, не торопясь излишне, надел свою куртку с почти оторванным рукавом. Только потому, что рукава в ней были попросторней. Вышел из квартиры, запер её и пешком, без лифта, спустился во двор. Там, на входе, повстречался сосед с восьмого этажа. Мы, как обычно кивнули друг другу, и пошли каждый своим путём. Я обогнул наш дом и спрятался в зарослях ивняка. Отсюда было неплохо видно те самые гаражи. Только с тыла. И ту щель между гаражами.
Глубокий вдох… И возвращение. Резко стемнело, меня качнуло и обдало холодом.
Когда вернулись звуки, я открыл глаза. Небо тоже стало тёмным, ночным. Почти половина девятого. С той стороны гаражей, где у них ворота, горит яркий свет, слышны беспокойные разговоры и звук моторов… Дело Вяземского, не иначе… Так, что я всё делаю правильно!
Надеясь, что всё уже, так или иначе, случилось, я загнал часы через всё предплечье и зафиксировал на плече сразу за локтем, там их никто искать не будет. Но вышло очень уж тесно, руку не согнуть. Для работы с кнопками, почти оторванный рукав мне теперь помогал. Запустив часы в работу, я набрал без четверти восемь, то есть, примерно сорок пять минут назад, когда мы и договаривались встретиться, оставил на всё пять минут, снял защиту и щёлкнул указательным пальцем по сканеру отпечатка.
Когда отсветилась ослепительно морозная круговерть, я снова увидел гаражи. Теперь тёмные. Никакого света вокруг них не наблюдалось. Какое-то затишье. Видать, все теперь ждут только меня. А я за пять минут должен определиться, кому из своих друзей доверять. А кому — нет. Не хотелось верить, что все так легко меня предадут.
Поправил на левом запястье обманку, натянул на неё рукав и вышел из кустов. Сергей и Петька тихо беседовали стоя перед железными воротами, на которых были изображены три семёрки. Цифровой знак автомобильных везунчиков. Я подошёл и поприветствовал обоих. Сергей радостно потряс мне руку, а Петька, как-то смущённо хмыкнув, спросил:
— Кто это тебе рукав порвал?
Но я вопрос проигнорировал. У меня не оставалось времени для таких разъяснений.
— А где Олег?
Этот вопрос я заготовил заранее. Естественный, но тестовый вопрос.
— Он сказал, что не сможет сегодня. — солгал Сергей.
А Петька удивлённо спросил:
— Да?
Как-то у них не согласованно вышло. Так что я, мысленно против Сергея поставил галочку. Врёт! Но я сделал вид, будто не заметил:
— Тогда начнём?
И Серёжка двинулся открывать ворота.
— Зачем? — спросил я. Меня это не очень беспокоило, но спросить мне никто не запрещал.
— Там бензином воняет! Чтобы не угореть… Пусть пока проветрится.
Я понимающе кивнул. В гараже было темно. Мы почти наощупь приблизились к ещё тёплому жигулёнку.
А где-то снаружи, вероятно, уже пошла серьёзная работа. Но я, как ни напрягался, её не воспринимал ни визуально, ни акустически. Полная тишина и никаких бликов постороннего света. И машины, и люди замерли, изготовившись к моему захвату. То оживление, что я видел за минуту до прыжка, говорило именно об этом. А как всё здорово сегодня начиналось! Казалось, ещё немного и настанет полный консенсус. Мы вместе с федеральной службой будем делать одно общее дело, избавляя мир от рукотворных несчастий… Но, не вышло. И у меня самого обратного пути уже не было. И сейчас мне нужно было думать уже о своей личной безопасности. Я лишь надеялся, что через пятьдесят минут их активность хоть немного спадёт, и ворота ещё не будут закрыты. Впрочем, я подозревал, что путь в межвременье пропустил бы меня и сквозь ворота. Положение их в пространстве, во времени было неопределённым. Мне, чтобы возвратиться, требовалось теперь эти минуты провести с пользой. Олег же в своей машине, по договорённости с незакрытой пассажирской дверью, будет ждать меня на углу Правобережной и Королёва с половины девятого, до девяти…
В гараже Сергея я сел на заднее сиденье жигулей, и спокойно сказал:
— Я вас надолго не задержу. Всего пара минут… У нас сегодня, как вы знаете, была встреча с полковником Богдановым. Так-то парень он ничего. Даже Профессору понравился… Только всё та же песенка про патриотический долг… Ничего нового.
Про нашу беседу я немножко приврал, чтобы, не растягивая, оправдать своё идеологическое несогласие с полковником.
— А ты, братан, смотри-ка, с этим не согласен что ли? — задал вопрос Петька, который протиснулся в правую дверь и плюхнулся на сиденье справа от меня. Как я предполагал, он готовился придерживать мою правую руку, чтобы я не дай бог, не коснулся бы как-нибудь сканера на своих часах.
Сергей устроился передо мной, на привычном водительском месте, повернувшись ко мне вполоборота. Это было ожидаемо. Но всё равно, обидно. И я сделал вид, что на все их приготовления не обратил никакого внимания.
— Я-то согласен. — как можно более добродушно ответил я. — Просто они в ФСБ не знают, чем хотят вооружить себя. Атомная бомба, по сравнению с этим, детская погремушка! И кроме меня им никто не объяснит, а меня они, к сожалению, не слышат…
То, что произошло после этих моих слов, наверное, казалось моим вчерашним друзьям отчаянным геройством. Сергей как бы невзначай вставил в замок ключ и, будто случайно, моргнул дальним светом. А после повернулся на водительском кресле, ударил, как-то походя кулаком мне по лицу и вцепился в мою левую руку. В это время Фокин ожидаемо навалился на мою правую лапу. Я не сопротивлялся сидел расслабленным. Оба предатели. Не стоило вообще мне сюда соваться! А снаружи наконец-то послышался топот и в гараж стали вваливаться тёмные тени… Потом ворота настежь открылись и свет снаружи ослепил меня. Вбежавшие тут же подменили моих друзей. И я успел им только сказать:
— Вам потом стыдно этого будет!..
Сергей, отходя, пробормотал что-то вроде: «Смотри, чтобы тебе стыдно не было…». Я вздохнул: друзья, называется, были.
В свете фар с улицы появилась и знакомая неуклюжая фигура. Профессор. Надо же, и он здесь! Димка, на меня не глядя, подошёл и стал заниматься с моей левой рукой, которую держали двое. За фигурами я его не видел, но чувствовал знакомые пальчики на коже руки. Вот он засучивает мой рукав. Вот начинает возиться с тряпками. В последнем слое я спрятал свои старые часы со сломанным браслетом, четыре здоровенных металлических шайбы и плоский кругляш, вырезанный из пластиковой банки от сметаны. На ощупь через тряпки всё это выглядело, как мои «котлы». И когда всё это со звоном посыпалось на железный пол гаража, Димка изрёк:
— О о!
Что, наверное, обозначало: «Как же так получилось?». Те двое, кто меня держал слева, тоже очевидно растерялись. Их хватка ослабла. Но знакомый голос из угла их одёрнул:
— Руку не отпускать!
— Добрый вечер, Иннокентий Семёнович! — я не смог удержаться от иронии.
Что ответил мне Вяземский, я уже не слышал. Время присутствия вышло. Подступила тьма. Мои руки, растянутые в стороны, как у Христа, вдруг оказались свободными. Но дыхание перехватило.
За эти четыре секунды, пока длилось темновое возвращение, я вывалился из машины и рванулся к почти свободному выходу. Теней здесь было предостаточно. За воротами гаража тускло светили четыре красные фары. Я рвался прямо к ним, и от этих своих усилий почти заиндевел. Ледяной воздух обжигал кожу лица и рук. Возле выхода на стенке висело достаточно большое и грязное зеркало. И я не смог удержаться, чтобы в него не взглянуть. Я, даже в таком слабом свете, был виден. Правда, каким-то смутным, словно привидение. И с таким же смутным тёмным лимбом вокруг глаз… Жуткое зрелище!
Когда переход закончился, меня у самого выхода неудержимо бросило вперёд и по глазам ударил слепящий свет. Какая-то тёмная фигура оказалась прямо передо мной, и я, не сумев остановиться или свернуть, жёстко налетел и сбил человека. Останавливаться и разбираться, кто это был такой, у меня не было времени. Вокруг поднялся невообразимый шум, топот. Но я успел свернуть и броситься между гаражами. Кто-то ринулся за мной, но не рассчитав усилий, за моей спиной упал, создав затор. Я же всю дорогу среди обломков кирпичей мог пройти и с закрытыми глазами.
Кричать «стой!» было уже поздно. Но всё равно, кричали!
Правда, добежать до угла Правобережной и Королёва мне не очень-то светило. Всё мог спасти только ещё один последний рывок. Не сбавляя скорости, и совершенно не глядя на часы, я сунул руку под разрыв в рукаве и набрал на плече «300» и «100», наощупь снял защиту и остановился, не обращая внимания на уже настигающие меня звуки погони. Прыгнул…
Как только вновь наступила нормальная тихая ночь, я сорвался с места и быстро побежал. У меня было всего полторы минуты… Машина Олега стояла у обочины с противоположной стороны Королёва, как мы с Олегом и договаривались. Я, мимоходом, захлопнул переднюю дверь Бьюика, и запрыгнул в заднюю. Олег хотел завести мотор, но я, устраиваясь в лёжку на кожаных сидениях, его торопливо предупредил, чтобы он даже не думал трогаться с места, пока я не скажу. Объяснить больше ничего не успел. Нахлынула очередная тьма возвращения…
— Давай, проезжай быстро! — раздался совсем рядом незнакомый низкий и хриплый голос. Я быстро скатился с сиденья на пол. — Здесь сейчас преступников ловим! Как бы тебе тут не перепало!
Я негромко прошипел:
— По-е-хали!
И Олег послушно тронулся.
Когда мы свернули на Островского, я перебрался на переднее кресло.
— Куда мы? — спросил Олег.
— Ты уже знаешь, куда! — устало ответил я.
И мы поехали в сторону энской трассы. То, что нас там уже ждут, я никак не ожидал. Но нас ждали действительно. На выезде из города был непредусмотренный пост, который никого не останавливал. Но сотрудники в форме втроём внимательно наблюдали за всеми выезжавшими из города. Наверняка, это дело рук Вяземского. Мы свернули с трассы метров за триста до поста. И я сказал, что доберусь сам. Олег понимающе кивнул и достал из бардачка мою рабочую сумку с имитатором…
Чтобы не попадаться никому на глаза, я почти километр брёл по нехоженым буеракам вблизи от шоссе. Мало ли кто курсирует сейчас здесь по трассе. И, к тому же, почти половина частных автомобилей едут с обязательным видеорегистратором. Я такой рекламы стремился избегать. Впрочем, заметят меня или уже нет, было безразлично, остановить меня всё равно никто не сможет.
Поэтому я, махнув рукой на случайных свидетелей, вышел к дороге и спокойно перешёл на другую сторону шоссе, где уже начиналась, примыкавшая к ней, трасса газопровода. Можно было бы прямо здесь сделать своё чёрное дело. Но это было бы на глазах проезжавших водителей. Мне необходимо было место, в котором искать никто не будет. То есть, никто не должен даже угадать место, где я укрываю эту свою машину времени.
Вскоре трасса, срезая поворот дороги, свернула в лес. Но по просеке она шла прямой линией, великолепно просматривавшейся с обоих концов. Это место тоже никуда не годилось…
Только к половине одиннадцатого удалось найти более-менее подходящую точку. Петляющая дорога здесь была за густым подлеском, и я, ни секунды не усомнившись, подошёл к первому попавшемуся на глаза бетонному постаменту и стал готовить своё оборудование. Тем более, что начал накрапывать дождик.
Самым тяжёлым было перетащить часы обратно через локоть …
Когда я приготовил всё, запустил «пульс» и пристроил на трубу ожившие «котлы», осталось подумать лишь о времени, когда здесь была не залитая ещё бетоном яма… Я задумался.
— Ямы здесь были уже в конце февраля, а залили бетоном блоки семь дней назад… — раздался у меня за спиной голос.
Я резко обернулся. Раньше мне почему-то казалось, что здесь никого нет. Мужчина в тёмном плаще, стоя, по-видимому, на коленях, сворачивал надувную палатку. Отвернувшись и не глядя на меня.
— Кто вы такой?
Незнакомец встал и повернулся, отряхивая колени.
— Моё имя вам ничего не скажет.
— И всё-таки!
— Я — Пушкарёв, Арсен Родионович…
— А звание? — я полагал, что имею дело с сотрудником Вяземского-Богданова.
— Э-э… — замялся мужчина. — Я — профессор, заведую кафедрой релятивистской механики государственного университета города Санкт-Петербурга.
Ответ был неожиданным, но не оригинальным.
— Я не знал, что там есть такая кафедра! — усмехнулся я такому бреду.
— Кафедры ещё нет. — спокойно среагировал на мой выпад незнакомец. — Её создадут только в две тысячи сорок третьем году…
Такого отпетого вранья я от него не ожидал. Хоть бы позаботился о правдоподобии, что ли…
— А что вы здесь делаете?
— Вас жду, Валерий Евгеньевич. — вот этот ответ был для меня неожиданно и абсолютно честным.
— И давно?.. — я продолжал спрашивать словно робот. И вопросы были уже ненужными.
— Четвёртая неделя пошла… Я здесь с конца февраля…
— Зачем я вам нужен? — спросил я, даже не вдумавшись в то, что он мне сказал.
И тут произошло событие, как бы подтвердившее мои подозрения. Из-за поворота по трассе вынырнул грузовик с мощным дальним светом и весь кустарник оказался прорезан его световыми скальпелями. Я, за это мгновение, смог разглядеть мужчину. Это был тот самый, кто ехал в автобусе со мной позавчера, и кивнул, как старому знакомому, когда мы с Ликой сидели потом в закусочной. Длинный плащ, странно-приветливое лицо с короткой бородкой и чёрными седоватыми усами. Только очков сейчас на нём не было.
— Вы за мной шпионите! Только не надо мне врать! — я был просто взбешён.
— Да, я, как мог, следил за вами все эти дни… — мой собеседник оставался спокоен. — Мне надо было спросить… Но подойти к вам я не решался…
— В автобусе однажды мы сидели рядом… — тут же напомнил я ему.
— Я и сейчас боюсь решиться…
Как я ни уговаривал себя, что это всё штучки Вяземского, чтобы перехватить у меня часы, в это всё меньше верилось. Если мужчина был актёром, то это был гениальный актёр. Всё, что он говорил, складывалось, как кубик к кубику в непротиворечивую фигуру. Как бы поначалу это не выглядело. К тому же моими часами, сейчас на руку не надетыми, завладеть можно было бы без особых усилий. Но он не делал даже попыток… Правда, у меня возникло одно небольшое несоответствие…
— И как же вы меня в городе находили?
— А вот! — сказал Арсен Родионович и извлёк из кармана какую-то прямоугольную пластинку с закруглёнными краями, похожую на тоненький, словно игральная карта, смарт. Экран пластинки разноцветно засветился.
Некоторое время я не решался подойти и взглянуть. Но любопытство и здравый смысл всё же взяли своё.
Словно снимок с воздуха показывал в цвете карту окружающего пространства. Вот петляет светлая полоса шоссе с идущими по нему тёмными транспортными точками. Вот, у водохранилища, зелёный лесок, посреди которого мигают рядом две красные звёздочки…
— Что это?
— Звёзды — это мы с вами в лесу… Точнее, это работают два взведённых джампера. Ведь вы свой уже взвели?..
— Джамперы? — спросил я. Слово не было новым, так в это время назывались хитрые пружинные ходули для ног. Но тут имелось в виду нечто другое. И смысл этого слова был понятным. Он мог переводиться с английского, как «прыгатель». От «джамп» — «прыгать». Что отражало пошаговую суть передвижений во времени. На экране было две звезды… — Так вы, значит, тоже?..
Я только сейчас обратил внимание, как на руке под рукавом плаща у него светятся яркие сиреневые цифры. Путешественник… Для него наш нынешний момент — прошлое, всё табло светится, как и у меня во время прыжков.
Откуда?.. Зачем?.. Почему сейчас?.. Десятки вопросов вспыхнули у меня одновременно. Трудно было представить, что человек решил в прошлом просто отдохнуть и случайно наткнулся на меня. Чем именно это время привлекло его? Хотя, понятно, чем! Первые сведения в Интернете о путешествиях появились в этом году. Всё из-за моей глупости.
— Сколько у вас ещё? — задал я вполне продуманный вопрос.
Арсен Родионович взглянул на цифры:
— Я возвращаюсь уже через пятнадцать минут.
— Так о чём вы хотели меня спросить?
— Откуда у вас джампер? — быстро произнёс он.
Мысли понеслись неудержимо. Спрашивает про часы. Может быть он и есть тот самый настоящий отец Вити. Который в один момент утратил и своего сына, и удивительную наручную машинку.
— Витя ваш сын?
— Где он? — Арсен Родионович даже сделал шаг ко мне.
— Его два года уже нет… Тогда его закинуло в 1970 год, и он прожил нормальную жизнь… У него осталась любимая дочка. Анжелика Викторовна Егорова. Ей сейчас шестнадцать…
— Егорова? — с удивлением спросил Арсен Родионович. — Витя изменил фамилию?
— Его усыновил мой дед…
Мы так говорили ещё минут десять. Арсен Родионович стал записывать мой монолог на свои очки. Не знаю, в чём суть, но он в какой-то момент нацепил свои очки в тонкой оправке и попросил повторить, что было до этого. И я, не спрашивая зачем, пересказал заново.
Эти очки — точно какая-то шпионская штучка. Пока Пушкарёв слушал, на лице за очками у него я видел лёгкое свечение. Так, что, я думаю, меня в темноте он различал великолепно. И в темноте не заблудишься с такой техникой, и запись событий какая-то ведётся.
Тогда-то и мне тоже пришла идея запечатлеть для своей личной истории настоящего дедушку Лики. Я достал из кармана китайский смарт и почти минуту, продолжая рассказывать, заодно снимал, хотя и знал, что оператор я никакой. Моему смартфону изредка подсвечивали и проезжавшие машины… Но позже, при просмотре всё выглядело вполне приемлемо. Местами даже неплохо. Видно, кое-какой опыт у меня всё же был.
Когда я закончил рассказывать, Арсен Родионович спохватился и стал торопливо объяснять мне что я должен сделать со своим джампером:
— Я картинку этого места видел раньше. После взрыва воронка здесь будет метров десять, или пятнадцать. И всё, до самого шоссе, просто сдует. Поэтому поставь не менее пяти минут до возвращения и беги! О водителях на шоссе не беспокойся, никто не погиб…
Я об этом и не беспокоился ещё. Просто подумал, что зря так близко к дороге расположился. Но искать иное место было уже некогда. Под конец, когда время уже поджимало, мой собеседник сказал:
— Знаешь, что? Возьми!.. — он протянул мне тот тоненький прибор, на котором по-прежнему мигали рядом две звёздочки. Я, ещё не осознавая, что мне дают, протянул руку, и в неё легла эта лёгкая гибкая пластинка.
В тот момент, когда его пальцы разжались, Арсен Родионович исчез. Я осознал это не сразу, почти минуту стоял и рассматривал ту пластинку на ладони. И удивлялся, почему Пушкарёв замолчал и куда, в конце концов, подевалась одна из звёздочек посреди леса.
А лес шумел от крепчавшего дождя. Разорванный рукав пропускал влагу, не задерживая. По шоссе продолжали изредка пролетать машины, разрезая сияющий каплями воздух своими фарами. А Арсена Родионовича Пушкарёва больше здесь не было. Я с ним даже не успел попрощаться.
Вот, блин! Всё-таки будет взрыв! И прав был Профессор! А я хотел стоять и смотреть, что изменится во время возвращения моего механического дублёра. Чтобы определить, смогут ли его найти… Зачем? Почему взрыв? Ничего не понимаю!
Но не верить Пушкарёву было глупо. И смертельно опасно, к тому же. Поэтому я выставил до возвращения триста секунд, как он мне сказал, а время назначения опять 14.03.2018, ноль-ноль, ноль-ноль. Как раз перед тем, как в яму должны были заливать бетон. Четырнадцатое марта, наверное, играло в моей судьбе какую-то важную роль. Все пути, как в своё время через Рим, меня вели через четырнадцатое марта… И теперь там они должны были все оборваться. Возврата оттуда часам было не пережить. Что этим поступком я спасаю, я уже не очень понимал. Просто был уверен, что так надо. Здесь и сейчас! И потому, что это уже случилось.
Холодный дождь всё продолжал усиливаться. Я промокал до нитки. Торопливо поставил своего дублёра с запрограммированными часами на самый верх сваи, между торчащими из бетона железными арматурами. Проверил надёжность выставленных значений и указательным пальцем надавил на сканер. Пару секунд часы спокойно продолжали лежать на мокром бетоне, и вдруг исчезли, а мой палец получил ощутимый электрический удар. Я отдёрнул руку от пустого уже места. Вот мы с моими «котлами» и распрощались нежно! Не будет больше прыжков во времени, встреч с двойниками и всего прочего… Я повернулся, подхватил с земли свою сумку и побежал.
Шлёпая по грязи, я кое-как добрался до шоссе, поднялся на насыпь и по кромке рванул к городу.
Значит Пушкарёв в этом месте остановился и ждал меня! Место и время взрыва ему были известны. И он понимал, что здесь взорвались его часы… И надеялся встретить и спасти своего сына. Но спас, как выяснилось, только меня.
Асфальт был уже мокрым и лужи разливались всё шире. Я не оглядывался и бежал… А через триста метров, когда усталость начала брать своё, вдруг увидел автобус, едущий из города. Он показался из-за недалёкого пригорка и фары, описав в воздухе сияющую дугу, ударили мне по глазам. Часов у меня теперь не было, но по ощущениям, автобус окажется на линии огня как раз к исходу пятой минуты. Спасётся ли при взрыве один водитель, теперь было не важно. Там были пассажиры! И я вышел на промытую среднюю полосу и двинулся навстречу автобусу. Чтобы у водителя не было желания меня объехать, я шёл почти по середине дороги. Автобус по-прежнему шёл, не снижая скорости, и расстояние быстро сокращалось. Тогда я поднял обе руки и встал на месте. Такой знак объехать было невозможно! А для меня, в конце концов — это только моя жизнь, а у всех тех в автобусе были семьи и друзья… Тормоза завизжали только метров за сто до меня. Тяжёлый автобус останавливался медленно и приближался неуклонно. Когда он, качнувшись, встал, не долетев до меня всего нескольких метров, я выдохнул с облегчением. Но упорно продолжал стоять с высоко поднятыми руками. Ведь время, по моим расчётам, практически вышло. И сейчас должен прозвучать взрыв…
— Эй, чучело! Больше стоять негде что ли? — крикнул, вероятно, водитель, высунувшись из открывшейся передней двери.
И тут всё вспыхнуло. Это было много ярче, чем при прыжках во времени. Я зажмурился, а за моей спиной раздался оглушительный удар. От которого вздрогнула земля, зазвенели и посыпались стёкла в автобусе. Меня толкнуло в спину так, что я отлетел к автобусу, из которого послышались уже испуганные крики. Всё моментально стихло. Я открыл глаза и оглянулся. В звенящей тишине над дорогой плавно летели ярко пылающие фрагменты лесного массива: куски почвы, ветки и большие куски древесных стволов и корней…
Сзади водитель встречного, сильно подбитого большегруза, оказавшегося после взрыва уже на нашей полосе движения, неуклонно приближался к нам. Видимо он уже ничего не видел и не слышал. И через какое-то время его путь должен был аварийно пройти через мой автобус. Я и ещё кто-то из автобуса, бросились ему навстречу. Но водитель, видимо, очнулся и резко затормозил. Мы, всё-таки добежали и помогли ему, посечённому осколками, выбраться из кабины. Он, похоже, ничего не видел…
Под дождём то, что выбросило сюда взрывом, лежало чёрными дымящимися кусками. Теперь всё полотно дороги было усыпано разного размера почерневшими ветками и кусками глины, от которых шёл пар. И среди этого мусора какая-то дама в белой куртке с меховым воротником, выбежавшая из автобуса, торопливо бегала, не обращая внимание на сильный дождь, что-то, видимо, в истерике кричала в телефон. Только после того хлопка я уже почти ничего не слышал. Ватная тишина опустилась на окружающий мир. И я вспомнил, что мне тоже надо было позвонить.
Едва слышным в трубе голосом Юрий Маркелович откликнулся почти сразу:
— С кем имею честь?.. — вроде бы сказал он.
Я это, в звенящей в ушах тишине, разобрал весьма приблизительно. И заорал в ответ:
— Юрий Маркелович, это Евграфов! Валерий Евгеньевич! Хочу вас обрадовать, только что я ликвидировал машину времени. — не таясь больше, осчастливил я его. — Это… примерно пятнадцатый километр по трассе на Энск. Неплохо будет и неотложку сюда. Под взрыв попал автобус с пассажирами и грузовик…
Что мне ответили, я уже не смог разобрать и поэтому отключился.
Как я позже обнаружил, в автобусе, кроме водителя, пострадали трое. В основном, от осколков и яркой вспышки. Самое серьёзное ранение было у пожилой женщины. Мелкими осколками ей посекло лицо, а на руке падающим стеклом отрубило два пальца. Вероятно, к счастью, на левой руке. Она громко рыдала, когда я с её соседом туго перетягивал у неё руку бинтом. Водитель, сам окровавленный, нашёл у пассажиров пакет, уложил туда кровоточащие пальцы пассажирки и дунул на них из углекислотного огнетушителя. Я думаю, он поступил толково, пакет от этого изнутри заполнился туманом и сверху покрылся инеем.
Первая неотложка появилась через пятнадцать минут и сразу же увезла пассажирку без пальцев. Сразу после этого приехали Вяземский и Богданов. За ними целая бригада в чёрной форме. Человек семь, наверное. У них с собой были сапёрные лопатки. К тому моменту мой слух немного восстановился. И мы все пошли к месту взрыва.
— Осторожно! — подходя к краю дороги, за которым начиналась уже воронка, прокричал я. — Возможна радиация.
И все, будто я им скомандовал, остановились только начав спускаться с шоссе. Даже Вяземский. По скользкому склону он едва смог не упасть, когда глина под его ногами поплыла.
А воронка, действительно, оказалась чудовищной! Глубиной, как минимум, в четыре-пять метров. Даже с высоты дороги, дно из-за края я не мог увидеть! И на краю под асфальтом вспучилась земля.
Что-то, тронув меня за плечо, мне сказал Богданов. Я не расслышал и приподнял шапку над ухом.
— Чем вы их так взорвали? — вроде бы прокричал он.
— Ничем! — прокричал в ответ я. — Отправил на семь дней в прошлое, пока в яме ещё не было бетона…
— А взорвалось-то что? — мне так показалось. А в глазах у полковника стоял явный вопрос.
То ли от волнения, то ли ещё отчего, Богданов вдруг потерял свою обычную сообразительность.
— Часы! Я думаю, что найти что-либо после этого вряд ли вам удастся… На атомы разлетелись… Оттого и радиация здесь должна быть…
— То есть, в них был ядерный источник, и он взорвался?.. — прокричал мне в самое ухо Богданов.
Я полковника не узнавал. Вопросы были просто какими-то детскими.
— Ориентировочно, да! — чуть тише сказал я, решив, что лучше будет мне на все его вопросы отвечать.
Богданов что-то скомандовал. И все поднялись на обочину. Последним поднялся Вяземский. Очень уж ему хотелось меня за что-то поймать. Но руки уже были коротки.
Потом мы почти полчаса ждали сотрудников МЧС. Слух у меня постепенно возвращался. Опровергая Профессора, спасатели привезли с собой радиометр. Он был не такой крутой, как у нас, но через пятнадцать минут они очертили опасную зону до самой трассы. Сама дорога была почти безопасной. Небольшие камни и фрагменты оплавленной бетонной арматуры, раскиданные на большом расстоянии вокруг, скрупулёзно собирались и сбрасывались в воронку. А саму воронку обтянули лентой и выставили какие-то новые знаки опасности с черепом. Вроде потомков Весёлого Роджера на красном фоне с чёрной треугольной каймой.
За это время всех пассажиров автобуса уже увезли, сам автобус, на прицепе и в сопровождении Госавтоинспекции вернулся в город. А водитель грузовика отказался от госпитализации и, перебинтованный, сам повёл свою помятую и без стёкол машину в город. Зрение к нему тоже возвращалось.
И к часу ночи обычное движение возобновилось. Слух у меня более-менее восстановился, и когда сотрудники МЧС и ФСБ, закончив свои дела, стали собираться, Вяземский заявил, что повезёт меня только как арестованного. Он умел быть милым! И я на это ответил:
— Ну, я тогда пешком! Мне не привыкать. — хотя мне уже давно мечталось о сухой и тёплой домашней обстановке.
Богданов сказал:
— Это шутка! Садись, отвезём!
И я сел в их машину сзади. Почти всю дорогу мы молчали. А потом, когда, перед самым городом лес кончился, внезапно позвонил Олег.
— Как у тебя дела? Всё получилось?
Я сказал:
— Да! Спасибо, что спросил. Меня Богданов с Вяземским сейчас везут арестовывать.
Вяземский за рулём чертыхнулся, а Богданов даже закатил глаза от смеха.
— Как они там оказались? — удивился Олег.
Богданов, который это услышал, тотчас отрицательно помотал головой. И я сказал:
— Совпало, просто! Да ты не беспокойся, это я всё шучу. Через полчаса уже буду дома. Завтра позвоню, как всё прошло.
И я отключил связь. А когда укладывал китайский смарт в карман куртки, в руку попался детектор Арсена Родионовича. Я о нём за последние два часа совершенно забыл. Достал его из кармана, и тот сразу же самостоятельно засветился.
— Что это? — обернулся ко мне Богданов.
— Подарок! — охотно похвастался я. — Кстати, очень интересная штучка из будущего! Определяет близлежащие взведённые джамперы. То есть, запущенные в работу машины времени. Они высвечиваются красными звёздочками. Два часа назад их было две, теперь, ни одной. Но теперь мы знаем, что они могут иногда появляться!.. Сказать вам, что я собираюсь со своим подарком сделать?..
— Только попробуй! — угрожающе сказал из-за руля Вяземский.
Я его реакции рассмеялся. У меня уже не было желания всё разрушать. А детектор ещё ничего плохого мне не сделал.
— Попробую, Иннокентий Семёнович! И даже прямо сейчас! — машина аж вильнула. — Юрий Маркелович, примите за ваше активное участие мой скромный дар! Мне он ни к чему.
Я протянул ему детектор. И Богданов взял чуть дрогнувшими пальцами.
— Царский подарок! Даже не знаю, чем я могу отплатить?
— Зато я знаю! Просто забудьте обо мне! Отвезите только домой и сразу забудьте. И камеру ещё, Иннокентий Семёнович, потрудитесь со входа снять. Мне уже перед соседями неудобно.
Про взрыв на трассе строящегося газопровода на следующий день в новостях сказали, что взорвалась авиабомба времён войны, там, якобы, был какой-то склад. И тех знаков с черепом больше там не было…
А дама в белом, что кричала в телефон и бегала вокруг автобуса, в самый момент взрыва из салона сделала снимок. И в тот же день он разлетелся по Сети. Там я, своими вытянутыми вперёд руками останавливающий автобус. Ослепительная вспышка за спиной. И тонкая полоска дворников, смахивающих сверкающий бисер капель с ветрового стекла.
Она, эта дама, уж точно бы так не написала, знай, кто был истинным виновником всего произошедшего. Ангел-хранитель!