Три сестры. Диана

Глава 14

Дурное и голодное, какое-то инстинктивное, словно у животного, чувство прошло. Я не ощущала себя виноватой, что набросилась на мужика, да и чувства, что совершила ошибку тоже не было. Шрам на его груди и долгий период тревоги пробудили страх, тот самый, что намертво впечатался в нас. Тех, по чьей судьбе прокатилась война. Мы знали, как легко можно лишиться любого из близких. Мы помнили, что дороже всего время рядом, и как легко это время упустить.

Генка всегда был рядом, с того момента, когда я вместе с отцом приехала в Лопатино. Он был рядом всегда и не смотря ни на что. Даже после наших драк, после моих свиданий, после любых ссор. Ни мать, ни сëстры никогда не были так близки ко мне и не понимали меня настолько, как Генка. И такое явное напоминание о возможной потере меня напугало до ужаса, до состояния истерики. Мне физически было необходимо понять и ощутить, что живой, что всё хорошо. Отсюда и такая дикая потребность одного человека в близости с другим.

Я это понимала, и понимала свои чувства. И совершенно не ощущала себя уступившей, проявившей слабость или тем более использованной. Но и прошлое никуда не делось. И кажется, что тот момент, о котором говорила мама, что мне всё равно придётся однажды решать, наступил. Вот только, не смотря на прошедшее время, я оказалась к этому моменту не готова.

Я молча одевалась, а он стоял у двери, оперевшись спиной о косяк, и наблюдал. Потом подошёл и сел рядом на корточки, так, чтобы зажать мои ноги между своими. Положил локоть мне на колено, подперев кулаком щëку.

— Ты ведь понимаешь, что я тебя не отпущу? — спрашивает, а сам глаз не сводит.

— Да ладно? — хмыкаю в ответ. — Отпуск закончится, и тебе возвращаться обратно в часть. Или тебя комиссовали? Или под сокращение попал?

— Нет, в часть я вернусь ненадолго. С моим допуском секретности из-за всех дел на границе, меня из армии отпустят только глубоким стариком или с прощальным залпом. — Я ещё до поездки знал, что в часть приеду за присвоением звания. В тридцать лет майором буду. И, Дин… Переводят меня. В Москву. Командиром части ставят.

— Вроде, как никто и ничего знать не будет? — опустила я голову. — Всё, там уже сëстры наверное, вернулись.

— Я провожу, — поднялся он.

Дойти от домика, который снял Генка, до того, где остановились мы короче всего было вернувшись к Шаманке и пройдя вдоль берега к пирсу. Заодно и вид открывался на озеро очень красивый. Только ветер очень мешал. Набрасывался, продувая насквозь зимнее пальто, которое хорошо мне служило в холода на Кубани, но оказалось слишком лёгким для января на Байкале. Очередной порыв заставил зажмуриться и крепче прижать к шее ворот.

— Давай переждëм, — развернул меня Гена так, чтобы ветер дул ему в спину, а я была со всех сторон от ветра загорожена.

Генка скрестил свои ручищи у меня под грудью, и упёрся подбородком в мой затылок. Впереди сверкал льдом в лучах уже начавшего путь к горизонту солнца Байкал. Даже набегающие время от времени тучи не могли закрыть небо. Вокруг с гудением и прорывающимся свистом выл ветер, а мне было тепло.

— Зачем? Вот зачем, Ген? — вырвалось у меня.

— Устал, потерял веру, а потом глаза открыл, а уже в трясине по уши, и выбраться невозможно, — он прекрасно понял о чём я спрашиваю. — Я влюбился в тебя ещё в школе, просто понял однажды, что соседка по парте, язва, зазнайка и драчунья мне не просто нравится. И что я готов тебя бесконечно выводить из себя, лишь бы всё твоё внимание было сосредоточено только на мне. А я для тебя был только Генкой, соседом и другом, с которым можно даже ухажёров своих обсудить и тех, кто тебе самой нравился. Ты же во мне парня никогда не видела, даже когда тебе уже твоя мама прямым текстом сказала и то не помогло. А потом, это я решил, что ты со мной встречаешься, я поставил тебя перед фактом, что мы женимся. И непонятно, а нужен я тебе вообще был или нет? Мне казалось, что ты просто привыкла, просто был сосед, одноклассник, друг, ну а вот теперь муж. Да и вроде женаты, а у тебя вечно дела, вечно какие-то занятия, просто со мной побыть и времени нет. Всегда есть что-то важнее. То собрания, то лекции. Дин, ты ведь мне о беременности и то, запиской сообщила. Как сейчас помню: «макароны отварила, за сосисками сходить не успела. Потри сыр. Буду поздно. И да, была у врача, я беременна».

— Я не думала, что так… — с его стороны и правда звучало как-то не так.

Но у меня то и в мыслях не было, что ему внимания оказывается не хватает. С Генкой я всегда была собой, а подстраивался он. Кто бы мог предположить, что у него такие мысли?

— А я устал быть ненужным и вечно навязываться, — вздохнул он за моей спиной. — А тут мужики ещё зудят, что мол чего это за нужда такая так часто по делам партии ездить, мол ты б сам наведался и тому «партии» все дела бы поотрывал, пока рога фуражку не приподняли, — признался он.

— И ты решил на опережение действовать? — невесело усмехнулся я.

— Галька за мной с самого приезда бегала, её мать и запирала, и лупила. Во время дежурства на кп пробиралась, у Васильевича в кузове пряталась. Мол, всё знаю, но хоть увидеть. — Он ненадолго замолчал, и только потом продолжил. — Помнишь, нашу годовщину? Я тогда отпросился, вечер готовил, ты должна была с работы прийти. А уже и вечер, а тебя нет. Я в школу пошёл. Мне там и сказали, что мол лектор заболел, тебя попросили, если ты не занята. А ты сказала, что можешь, вечер вообще ничем не занят и сорвалась даже не предупредив. Я тогда злой был, домой пришёл, спирт, что у тебя для растирки стоял выпил, взял перчатки и в спортзал пошёл. А тут Галька…

— А меня дождаться? Да хоть раз бы сказал! Да хоть бы скандал устроил за эти поездки! Нет, всё молчал! — развернулась я к нему лицом. — Да если бы мы хоть раз об этом поговорили…

— Что я должен был сказать? — нахмурился он.

— Что я веду себя так, как тебя не устраивает! Что ты чувствуешь себя на втором месте, что тебе не хватает внимания и заботы от собственной жены! — тыкала я ему пальцем в грудь.

— Опять унижаться и выпрашивать крохи, — скривил он губы в усмешке.

— А меня значит унизить на всю часть можно было? — закипела в душе обида.

— Дин, я не тебя унизил, я сам опустился, — мгновенно погасил этот пожар он.

— Видела я, — всё равно отвернулась от него.

— Видела она, — крепче сжал меня он. — Не было к тому дню ничего уже. И Гальке я уже сказал, что женат и всё, хватит. Да я от неё по части, как от чумной бегал и прятался, пятой дорогой обходил. Дома жарко, окно открыл, сам спать завалился. Тебя же знаю, что не будет, а я, если помнишь, только утром с дежурства снялся после ночи. Просыпаюсь от твоего голоса, а под боком Галька.

— И ты без порток, — хмыкнула я, вспоминая. — А я тебе говорила! А ты всё «в одежде тело не отдыхает». Хорошо отдохнул? А теперь как? Из части переведут, я на Кубани тоже не особо прижилась. Мне местные твои переводы простить не могут. Но сами-то всё равно помнить будем. Да и… А сын как?

— Пока деньгами буду помогать. Там дальше видно будет, — ответил мне он. — Дин… Ты если решила вернуться…

— Ты чего это как семафор красным залился? — обернулась я, удивившись тому, как это у Перунова и слов не находилось.

— Дин, у тебя если появился кто, то ты мне сразу, здесь скажи, — смотрел муженёк куда-то над моей головой.

— А что, разведка в лице твоей тёщи ненаглядной, не донесла? — начала звереть я.

— Ты мою тёщу не трожь, она у меня святая женщина и надёжный товарищ. Просто сказала, что если и завела кого, то право на это имеешь, и не мне на твою верность надеяться. — Ответил он.

— Завела, Перунов! Как от тебя уехала, так под новый год и завела! Когда твоя тёща, тебя кобеля защищая, предложила представить, что похоронка на тебя пришла! Я от этого и родила. Идиот! Я живу у всех на виду, в одном доме с хозяйкой, у меня мама с ребёнком со мной в одной комнате спят, да я если поговорю с кем больше пяти минут, уже косые взгляды в спину, а если б прошлась с кем, или как к тебе в окно лазили… Да меня бы местные бабы на вилы подняли! А ты мне тут всё простить готовишься? — с каждым словом я зверела всё больше.

— Так их понять можно. Ты красивая, фигуристая. По тебе в жизни не сказать, что ты из деревни, — начал улыбаться Генка, чем разозлил ещё больше. — А в то, что там полный колхоз слепых мужиков я не поверю.

— Ты не поверишь? — сорвала я платок с головы, как в детстве.

Откуда-то неизвестно, из под вороха обид и рамок педагогического и партийного образования вылезла оторва Динка.

— Ну наконец-то! — заржал рыжий. — А то и не узнать, вся такая тихая и грустная.

— А мне веселится повода нет! У меня муж кобель! — налетала я на него с кулаками.

— Дин, — хохотал минут десять спустя Генка, свалившись со мной вместе в снег. — А ветер-то стих совсем!