Три сестры. Диана

Глава 28

Лисёнок вроде начала выправляться. Последние кардиограммы наконец-то начали давать положительную динамику. Появились положенные ребёнку щёчки. Да и бледность уже не так бросалась в глаза. Девочку давно нужно было постричь, но мне было жалко, я только срезала длину, оставляя волосы внучки до плеч.

— Первый волос нужно состричь, в ноль! — ворчала мама.

В результате мы договорились, что делаем первую официальную фотографию Али, и сразу идём стричься.

— О! Это что за первый день призыва? — встретил нас Генка.

Всегда улыбающаяся внучка только хмурилась и молчала. От зеркала она старательно отворачивалась, а я чувствовала себя виноватой. Особенно, когда фотограф привёз готовые портреты. Мама, приехавшая к нам, как она сказала «доживать век» и за правнучкой присматривать, а то та, того и гляди, дедову кобуру напялит и пойдёт в военное училище поступать, постоянно что-то Альке рассказывала. И при этом не переставала аккуратно расчёсывать.

— Мам, ты зачем просто так гребнем водишь ей по голове? Там же и волос нет. Ёжик один, — улыбалась я, наблюдая за тем, как внимательно внучка слушает мамины рассказы.

— И чего? Сидит ребёнок спокойно, слушает, любопытничает. Я сейчас ей расскажу, а потом пойдём гулять, будем знакомые травки искать. Да, Алечка? — спрашивала она у Али.

— Да, ба, — кивала внучка. Ей такие игры нравились.

А потом в часть пришло пополнение. Новобранцев после карантина в обязательном порядке ещё раз стригли в ноль. Алька, как всегда бегающая по казарме, в этот раз успокаивала солдат.

— Не плачь, вырастут, — повторяла она смешно картавя.

Выговаривала она не все буквы, и ещё половина звуков западала, поэтому с полутора лет, мы уже ходили к логопеду. Благо, что у меня в садик пришла жена одного из офицеров. Вот она малышам выправляла речь и ставила дикцию.

— Аля, чего ты его успокаиваешь? Он теперь смотри какой красивый! А то лохматый ходил. Вот пока лохматый был и надо было плакать. А сейчас уже всё хорошо, — объяснял ей один из старослужащих. Вечером нам об этом со смехом рассказывал Генка. Внучку ещё долго убеждали, что после стрижки все солдаты становятся красивые. Мы с мамой резали салат, Гена дожаривал котлеты.

— Лисёнок, ты чего притихла? — крикнул Гена, сняв сковороду с плиты. — Иди к нам.

— Сяз, — звонко крикнула внучка и прибежала.

Начиная ото лба и почти до макушки, только-только отросший на пару сантиметров ёжик волос, был выстрижен почти под ноль.

— Гена, котлеты! — первой отмерла мама.

Генка опомнился и вернул сковороду на плиту, а то у него чуть котлеты не пол не посыпались.

— Алечка, а… Это ты зачем сделала? — сел он на корточки перед внучкой.

— Касота, — показала она рукой на свою голову.

— Ага, — посмотрел на меня Генка.

С этого дня всё, чем можно было остричь волосы было убрано. Но ситуации это не изменило. Стоило волосам закрыть уши, как внучка моментально умудрялась остричь себе волосы. Мама умудрялась заплетать ей какие-то невероятные косы, я в жизни бы не предположила, что на длине три сантиметра это возможно. Гена приносил ленты под каждое платье. Но внучка вбила в голову, что лысая голова это красиво, и всё. Мама только усмехалась.

— Узнаю породу, — выразительно смотрела она на меня. — Это ни одним воспитанием не выправить!

На лето к дедушкам и бабушкам привезли Оксану. Она своё имя выговаривала плохо. Но и это проблемой не стало. И почти сразу порядок по казармам наводили Аля и Ксана. Часто в гости приезжали Таня с Васей, четвёртый ребёнок у них родился мальчиком. В совхозном посёлке детская площадка была очень скромной и маленькой. Поэтому ребята были в восторге от детского городка у нас перед домом. И каждый раз, едва приехав в гости, утаскивали обеих девчонок на улицу. На лето к дружной компании присоединилась и Света, хоть и была старше девочек, но год разницы роли особо не играл.

Костя приходил в гости с сыном, но без снохи.

— Вот и не верь после этого в особую связь между близнецами, — кивнул на Руслана и Алю Генка. — Растут врозь, а смотри как он в сестру каждый раз вцепляется.

Это действительно было забавным зрелищем. Два маленьких ребёнка играли на ковре в кубики или фигурки животных. И более крупный и бойкий мальчик время от времени отвлекался от игры и чмокал сестру в щëку или висок, каждый раз всем сообщая, что это его Аля.

— Авка! — показывал он на фигурку собаки из подаренного внучке Геной набора «домашние животные».

— Бабака, — поправляла его Аля, тоже произнося неправильно.

А мы сдерживали смешки. Аля полностью копировала то, что делали мы. Я обычно показывала ей фигурку и несколько раз произносила название, потом она повторяла. Играя с Ксаной или Русланом, она повторяла те же самые действия.

Потом в гости начала ходить Аля. Её забирали на выходные Таня или Анатолий. После одних из выходных у других дедушки и бабушки, трёхлетняя внучка, вернувшись домой, выложила на кухонный стол рублей десять монетками.

— Алечка, а это ты где взяла? — спросила я.

— Запата, — гордо заявила мне внучка, регулярно видевшая, как Генка выкладывает на стол свою зарплату.

— А как же ты столько много заработала? — показательно удивилась мама. — Это за что такие деньжищи платят?

— За слова, — рассказала нам внучка.

По мере рассказа, мы с мамой переглядывались, а Генка ржал, как тот конь. Не зря видимо нас в начале его карьеры поселили в конюшне. Оказалось, Толя, «полечил зубки», как мы поняли просто выпил, и развлекался, отправляя внучку к своей жене с обзывательствами. Любовь Фёдоровна откуда-то вернулась и стояла среди соседок о чём-то разговаривая. В этот момент к ней подбегала внучка и громко говорила то, чему её учил Толя. Благодаря чему внучка выучила новые для себя слова. Такие как с@ка, старая бл@дь и прочие. За каждый такой поход к бабке с новым словом, Анатолий отдавал внучке рубль со словами, что она его честно заработала. А внучка, привыкнув, что её деда приходит и кладёт деньги на стол со словами, что принёс зарплату, гордо продемонстрировала нам свой первый заработок.

На следующий день у нас должен был приехать фотограф в садик, а потом фотографировать солдат у знамени части. Генка с утра наглаживал малиновое платье с аппликацией уточки на груди. А я старательно навязывала на коротких волосах внучки бант из такого же цвета ленты.

А потом, проводив фотографа в штаб, где он должен был фотографировать солдат, я увидела Анатолия.

— Анатолий Михайлович, а можно вас на пару слов? — позвала я.

— Не-не-не, Дина Тимофеевна, — подтянул он патронташ. — Мне уже на обход минут пять как пора.

— Да я надолго не задержу, — настаивала я.

— Сватья, не старайся. — Засмеялся Анатолий. — Я же с Украины, а наши мужики с детства знают, что когда их бабы так ласково зовут на пару слов, особенно чужие, то надо тикать. И побыстрячку. Тем более, что я заранее знаю, за что разговор будет.

— Отлично, — кивнула я. — Зачем?

— А чего? Ну, выучила внучка пару крепких, что с того? В жизни пригодится. — Засмеялся сват. — А то девчонка такая тихая и спокойная растёт, что вырастет и поволноваться не успеем.

Почему-то эта простая фраза заставила почувствовать неприятный холодок.

Светлым весенним днём мама зашла ко мне на работу, просто поговорить ни о чём.

— Пойду, подремлю после обеда, — улыбалась она, собираясь домой, и вдруг обернулась у самого порога кабинета. — Видел бы отец, какие вы выросли, какими вы стали.

Когда я пришла домой, в квартире было тихо и свет нигде не горел. Мама ушла тихо, во сне. Аля несколько дней ночевала у Вайниров. Мы не хотели, чтобы девочка видела все скорбные приготовления. И после похорон было очень сложно объяснить, куда делась её ба.

— Она очень долго жила и очень устала. И ушла туда, где её ждал мой папа и моя бабушка, — рассказывала я, вместо мамы расчёсывая волосы внучки.

— А ей там хорошо? — хмурилась Аля.

— Конечно. Там она снова молодая, красивая и полная сил, — успокаивала я.

Через несколько дней мы с сёстрами были на кладбище, а внучка была в гостях у родителей Ольги.

— Тётя Дина, тётя Дина! — с криком затормозила чуть не врезавшись в оградку передним колесом велосипеда Света, самая младшая сестра Ольги. — Там Альку на скорой увезли!

Мы сорвались следом, Вася, за которым помчался недавно вернувшийся с армии Володя, единственный сын Анатолия и его жены, отвёз нас в больницу. Едва мы появились, нам сообщили, что девочка в реанимации с ожогом гортани и верхних дыхательных путей. Ситуацию осложняла явная аллергическая реакция.

— Что произошло? — спросила я.

— Я виноват, — просипел почти чёрный Анатолий.

— А я сейчас расскажу, — с непонятным каким-то довольством и чуть ли не с улыбкой влезла его жена. — Этот алкаш, с утра попёрся в город, молодую зеленуху продавать на афганец. И когда обратно ехал, зашёл в рюмочную, деньги же при себе.

— Заткнись, стервь. Иначе богом клянусь, овдовею! — рявкнул на неё муж. — Хоть бы ради приличия свою улыбку жабью спрятала! Выпил я, пока автобус ждал, смотрю, девки стоят. Соплюхи, лет по пятнадцать-шестнадцать. И курят. И так это мерзко со стороны… Я никак из головы не мог выбросить. Приехал домой, чай сделал. Внучке шоколадку привёз. Она ручки помыла, сидит рядом со мной, чай пьёт. Я по привычке, курить же ещё лет в десять начал, когда партизанил, скрутил газетку, насыпал махорки. Я сигарет не признаю, только наш табак, украинский. В козью ножку вставил, сижу дымлю. А Аля берёт, сворачивает обёртку от шоколадки и тоже вроде как сигарету тянет в рот. Я давай ей объяснять, что это плохо. Вот я курю, и бросить не могу. А на самом деле и зубы желтеют, и вонь, и горькая гадость. Ты, мол, попробуй, какая это горечь, я тебе врать не буду. Протянул ей самокрутку и говорю, вдохни.

— Ты нормальный? — еле выдавила я.

— Она задыхаться начала, побледнела, вздох сделать не может. Валька наша прибежала, она ж в хирургии работает, хоть и медсестра, а всё медик. Она что-то там делать начала, скорую велела вызвать, — продолжал он.

Спасло Анатолия только то, что вышел врач, а потом я осталась с внучкой. Реанимация, больничная палата, потом Москва, где восстанавливались после произошедшего. Вернулись домой мы с Алей только летом, и не надолго. Нам предстояло пройти первую операцию на сердце. Внучка за прошедшие месяцы вытянулась и сильно похудела. С портретом, сделанным всего несколько месяцев назад, совсем стала непохожа. Зато научилась внимательно слушать врачей с таким серьёзным видом, что даже врачи начинали улыбаться. Возвращаясь домой, мы с Генкой заехали в фотоателье. Внучка как была в обычном жëлтеньком платье, вроде домашнего, и наскоро подстриженными обычными канцелярскими ножницами волосами, так и попала на фото. Зато, чтобы появился тот самый взгляд, я ей вслух читала назначение врачей.

В день нашего приезда разразилась очень сильная гроза. Командование части в таких случаях по тревоге поднималось на дежурство. Любой намёк на пожар нейтрализовали мгновенно. Я закрутилась по дому, и то, что Али нет дома, заметила не сразу. Я не могла вспомнить, испытывала ли я ещё когда-нибудь такой страх.

— Я верну! Щас найду! — заверила меня Ксана, ведь первым делом я побежала искать внучку к её подруге.

Оказалось, что две эти хитрюги, прознали о солдатском лазе под забором около Хитрого посёлка. По нему солдаты уходили в самоволку в соседние посёлки. А наши внучки, когда все думали, что они спят и старались не заходить в расположение, сбегали через поле к десятку огромных дубов, оставшихся от Романовских дубрав. Старые необхватные деревья, растущие на небольшом холме посреди поля действительно выглядели сказочно. А мы, находя по карманам резные листья и жёлуди ни разу не придали этому значения. В части тоже дубов хватало.

Не смотря на ливень, сменивший грозу, Генка как был в плащ-палатке, чуть ли не бегом сорвался на Романовское поле. Вскоре он вернулся с замёрзшей и промокшей внучкой на руках и весьма озадаченным видом.

Аля рассказывала, она хотела просто погулять под грозой, а не смотреть из окна. Она бегала, стараясь угадать с какой стороны сверкнёт. И решила, что дома и деревья мешают, поэтому, чтобы поиграть с грозой убежала на поле. А когда устала бегать, то спряталась от дождя под дубами. Почти сразу она услышала шипение и треск, а потом впереди увидела очень красивый шарик.

— Как костёр, только в воздухе. — Напугала она нас описанием. — У меня волосы стали шипеть и стояли вот так! А шарик знакомился, показывал разные цвета. Красный, оранжевый, жёлтый, розовый и много других. А потом ушёл. Спрятался в землю.

— Там рядом с дубом действительно пятно выжженой и пропечëной земли. И такой горячей, что когда я пришёл от неё пар шёл от разошедшегося ливня. — Рассказал Генка.

На следующий день мы ходили уже все вместе, чтобы посмотреть место ухода в землю шаровой молнии, как мы понимали.

А во всей части, пока внучка старательно изображала красками тот самый шарик, по периметру обновляли основание бетонного ограждения.

Впереди нас ждало первое хирургическое вмешательство.

— Удивительно, — сообщил мне врач после предоперационного обследования. — Так мешавшая нам плёнка видимо достаточно истончилась и порвалась. Нам нужно не удалять её, а зачистить, чтобы остатки не создавали эффект эха для сердечных шумов. Это если по простому и не научным языком.

Для этого в грудную клетку вводили во время операции специальные инструменты. После этого под грудью у внучки навсегда остались шрамы от проколов.

— Теперь нам нужно будет сердечко тренировать! Чтобы было сильное, крепкое и перестало болеть! — провожал нас врач.

Вот только радовались мы недолго. Руслан, сбегая со ступенек веранды в заводском детском саду на встречу маме, поскользнулся и упал. Во время падения, он проломил висок об угол ступеньки. Скорая довезти внука до больницы не успела. Сноха буквально сходила с ума. И обвинила она в произошедшем Алю.

— Это всё из-за неё! Она должна была умереть! Она родилась почти мёртвой! — давилась визгом и рыданиями Ольга. — Но вместо неё судьба забрала сына! Ненавижу! Никогда ей этого не прощу.

— Мам, пап, — уговаривал нас Костя. — Не слушайте её сейчас. Она не в себе. Поймите, ребёнок и на глазах…

— Кость. Это горе. Это страшно. И я в себя прийти не могу. Но набрасываться на девочку и кидаться такими обвинениями? Тебе жену может в больницу положить? — я была в ужасе. Горе не сплотило нас с семьёй младшего сына, а словно развело ещё больше.

Сын и сам был чернее ночи и словно постарел лет на десять. Поэтому мы с Генкой решили, что истерика снохи нас не касается. А к лисёнку мы её в таком состоянии не подпустим.