Статуя-таран не выдержала надругательства над нею и начала разваливаться на куски. Первым откололся постамент, затем – голова, хотя ею по ставням еще не били. После этого наше орудие стало значительно легче, зато нам самим не полегчало – скорее, наоборот. Ставни продолжали держаться на трех креплениях, но теперь, когда таран утратил часть разрушительной силы, вышибить их стало еще сложнее.
Как бы то ни было, но даже обезглавленная статуя без постамента оставалась лучшим тараном из всех, что мы могли отыскать. И мы продолжили работу, хотя уже едва держали проклятую каменную бабу, которая так и норовила выскочить из рук.
И в конце концов выскочила! Сначала разжались мои потные пальцы, а курсор в одиночку с тараном уже не совладал. Мы едва успели отскочить прежде чем статуя грохнулась на пол и раскололась еще на несколько обломков.
– Все, простите меня, дети мои – я больше не могу! – сдался он, тяжко дыша и прислоняясь к стене. Мои руки тоже затекли, а по лицу катил пот, но я все же вынул из торбы маленькую кувалду и заколотил ею по креплениям ставен. Без надежды на успех – просто чтобы притупить душащий меня страх.
Видимо, устыдившись своего малодушия, Таврий тоже решил оказать ван Бьеру содействие. Но не оружием, коим он не владел, а словами. Разумеется, не добрыми, а гневными, которых у любого священника было в запасе превеликое множество.
– Что вы творите, нечестивцы! – возопил он из-за баррикады. – Подняли руку на слугу божьего, проводника высшей силы?! Какой тяжкий грех! Сейчас же одумайтесь и покайтесь, или я прокляну вас именем господним! И будете вечность гореть в гномьих печах не только вы, но и ваши дети, внуки и правнуки! Вы что, всерьез этого хотите?
Звучало не слишком убедительно. Все портил визгливый и дрожащий голос святого сира.
– Одумайтесь! – продолжал он. – Скоро сюда прибудет отряд храмовников, и тогда вам несдобровать!
– Это вряд ли, – отозвались из коридора. – Что же ты явился не с ними, а с одним грязным язычником? И почему до сих пор не сжег нас силой Громовержца, а? Похоже, ты не настоящий священник, а лишь прикидываешься им. А значит и твои проклятья нам не страшны! Вперед, братья! Устроим самозванцам кровавую баню!
И по щиту Баррелия, а также по шкафу замолотили багры и копья.
Разрушить этот затор головорезы уже не смогли. Выдернуть шкаф баграми наружу было нельзя. А сдвинуть его внутрь мешал упершийся в него кригариец, чей щит тоже оказался неуязвим, так как был шире дверного проема. Багры цеплялись за столешницу, но она утыкалась в косяки и дальше не двигалась.
От попытки нанести удар поверх щита пострадал не Баррелий, а сам нападавший. Тот вскочил на баррикаду и замахнулся копьем, но монах его опередил. Приподняв на мгновение щит, ван Бьер подрезал врагу пяточное сухожилие. Нога копейщика подкосилась и он, упав прямо на щит, сразу заполучил в глаз острие кригарийского меча. После чего с воплями скатился к ногам соратников – еще живой, но уже небоеспособный.
– Р-р-разойдись! – прогремел снаружи зычный голос. – Дай дорогу! Дор-рогу, я сказал!
Не знай я наверняка, что самый огромный из известных мне воинов Ярбор Трескучий пал от руки ван Бьера, то подумал бы, что это он разорался в коридоре. Тычки копий, которыми головорезы осыпали щит, вмиг прекратились. Это означало, что приказ горлопана был исполнен, и сам он вот-вот появится у баррикады.
Все-таки он был не такой великан, как Ярбор. Но поскольку у страха глаза велики – а у моего страха они были размером с блюдце, – этот головорез тоже показался мне чудовищем. Вдобавок он размахивал двуручной секирой, почти такой же, как у Трескучего, что тоже усиливало их сходство.
Выглянув из-за щита, Баррелий живо смекнул, что на уме у человека с секирой. Пробивать баррикаду и щит копьями было долго и муторно, но супротив огромного топора не устоит ни то, ни другое. Причем враг мог крушить баррикаду, не опасаясь ответных выпадов, поскольку рукоять его оружия была длинной.
– Подайте мне камень, святой сир! – попросил кригариец Таврия. – Быстро!
Курсор, что продолжал выкрикивать угрозы, заткнулся и, подобрав с пола голову статуи, протянул ее ван Бьеру.
Вонзив «эфимец» в пол и удерживая щит левой рукой, монах взял камень в правую. Затем снова выглянул из-за укрытия, прицелился и, не дожидаясь, когда на него обрушится секира, толкнул свой снаряд.
Каким бы твердолобым ни был великан, в столкновении его головы и каменной вторая одержала быструю и убедительную победу. Выронив топор, громила с разбитым черепом распластался поперек коридора. А его соратники, разразившись воплями ярости, снова взялись долбить щит и баррикаду копьями.
– Давайте другие камни, святой сир! – вновь обратился Баррелий к курсору, и тот начал подтаскивать к нему прочие обломки статуи. – Парень, как у тебя дела?
– Да никак! – раздраженно отозвался я, стуча молотком по креплениям. Больше всего на свете мне хотелось заорать «Спасите! Помогите! Убивают!», только я осознавал, что меня все равно никто не расслышит. Во-первых, ставни были очень толстыми. Во-вторых двор перед особняком был слишком большим, чтобы я докричался из-за ставен до улицы. А в-третьих, мой далекий приглушенный крик попросту растворится в уличном шуме.
– Попробуй бить молотом по замку, – посоветовал ван Бьер. – Бей сверху, туда, где дужка входит в корпус. Возможно, запор изношен и сломается.
Так я и сделал. Но для замка, который выдержал десятки ударов тараном, мое тюканье было подавно не страшно. И все же я продолжил дурацкую борьбу, ибо что еще оставалось?
Никто больше за секиру не хватался, что, впрочем, было для нас слабым утешением. Это поначалу копья оставляли на баррикаде лишь царапины да сколы. Но у хозяев, в отличие от меня, тупая долбежка получалась лучше. И вот уже шкаф предательски затрещал, а в щите появились сквозные дыры. И когда это случилось, полагаться на крепость нашей обороны стало нельзя. Вот только усилить ее заново было, к несчастью, нечем.
Ван Бьер удерживал разваливающуюся столешницу и одновременно швырял камни. Судя по воплям, он пришиб еще одного или двух человек. Но большинство камней не попало в цель. Наученные горьким опытом враги поумнели и вновь спрятались под щитами.
– Ну, готовьтесь! – предупредил нас кригариец, упираясь из последних сил в растрескавшийся щит. – Буду вам признателен, если вы пустите кровь хотя бы парочке ублюдков. Остальных, так и быть, беру на себя! Если кому-то из вас повезет выжить, а мне нет, расскажите миру, какой смертью я издох и скольких врагов забрал с собой! О большем не прошу. Обещаете?
Я хотел крикнуть, чтобы он даже не вздумал издыхать, но в этот момент в доме что-то шарахнуло. Да с такой силой, что пол под нами содрогнулся. А затем до нас донеслись треск и гул, которые с каждым мгновением становились все громче и зловещее.
Хозяева тоже были удивлены и озадачены настолько, что прекратили ломать баррикаду. Ярость в их криках внезапно сменилась тревогой. Они терялись в догадках и понимали: стряслось что-то нехорошее, и оно еще не закончилось.
Загадка разрешилась очень быстро. Сразу, как только в коридор и в комнату хлынула волна горячего воздуха и клубы дыма.
– Пожар! Пожар! – заорали враги. А рев бушующего внизу пламени нарастал, и было очевидно, что вскоре оно охватит второй этаж.
Нападать на нас пропал всякий смысл – куда проще было дать нам сгореть вместе с домом. Эта идея понравилась всем головорезам. К тому же им было рискованно оставаться не только в горящем здании, но и поблизости от него. Пожар привлечет внимание сотен людей, а наши противники к этому не стремились.
Кажется, они даже обрадовались, что им не придется вступать в бой с кригарийцем. И, послав ему напоследок проклятья, скрылись так быстро, как только смогли.
– Как это случилось? Кто устроил поджог? – недоуменно воскликнул Таврий после того, как враги оставили нас в покое. Хотя, конечно, какой тут мог быть покой! К нам подбиралось пламя, и дышать из-за заволакивающего комнату дыма становилось все труднее.
– Какая теперь разница. Кто бы ни загнал нас в пекло, я тут жариться не собираюсь, – ответил ван Бьер. И, отбросив изломанный щит, поинтересовался у меня: – Где отмычка, парень? Давай ее сюда!
Я достал из торбы отмычку, и Баррелий взялся ковыряться ею в замке на ставнях, но почти сразу бросил эту затею.
– Бесполезно, – сдался он, возвращая мне инструмент. – Вы повредили замок. Теперь его, небось, даже ключом не открыть… Ладно, попробуем выйти тем же путем, что и хозяева. Дышите через ткань – так будет легче.
– Ты здесь, ван Бьер?! Отзовись, сукин сын, если жив! – внезапно окликнули кригарийца из коридора. Будучи на взводе, он снова выхватил «эфимец», но тут же вернул его в ножны, поскольку узнал зовущий его голос. Также, как я. А вот священник – нет, поскольку вряд ли он был знаком с Псиной.
– Конечно! Кто же еще мог запалить этот гадюшник так вовремя! – отозвался кригариец. И, поманив нас за собой, вышел в коридор.
Псина была не одна, а со своей лопоухой махади. Выглядели они жутковато. Лица обеих были измазаны сажей, а поверх сажи на лице наставницы блестели брызги свежей крови. Явно вражеской. Сабля Вездесущей тоже была испачкана в крови, давая понять, что не одному ван Бьеру пришлось сегодня воевать. За спиной Эльруны висела торба, как и у меня. Под сажей синяки пигалицы были не видны, но к утру ее побитое лицо распухло настолько, что грим его уже не спасал.
Узрев перед собой в дыму демоницу и демоненка, курсор струхнул настолько, что освятил себя громовым знамением – постучал кулаком правой руки по ладони левой. Псина, однако, при виде Таврия не удивилась – как будто знала, в чьей компании мы сюда нагрянули. А может и вправду знала, выследив нас на подходе к дому.
– Мы не успели осмотреть подвал, – перво-наперво сообщил ей Баррелий. – Пленник все еще может быть там.
– Священник в курсе, чем ты занимаешься? – поинтересовалась в ответ канафирка.
– Он знает, что я и мой слуга Горшок кое-кого разыскиваем, – уточнил монах. – Святой сир тоже выслеживает молчунов и пришел за нами с самого кладбища.
– Пленника в подвале нет, – ответила Псина после того, как выяснила, о чем в присутствии курсора лучше помалкивать. – Мы там уже побывали. Хотя можешь сам в этом убедиться, если желаешь удрать потайным ходом, а не выйти к толпе через главные ворота.
– Хозяева убежали тем же путем?
– Разумеется. Но насчет них не беспокойся. Сюда они больше не вернутся – зачем бы им сдались горелые руины?
– Я беспокоюсь насчет пленника, – признался ван Бьер. – На кладбище мы тоже никого не обнаружили. Похоже, что держать пленников в неволе никто не собирался. А значит то, ради чего их не убили вчера, произойдет сегодня. Или это уже произошло. Не знаю, что именно, но назревает что-то плохое. И что-то громкое, если чутье меня не подводит.
– Идем отсюда, кригариец, пока лестница не обвалилась, – поторопила Вездесущая. Но прежде чем повести нас в подвал, указала на Таврия и спросила: – Ты уверен, что он тебе нужен? Потому что если нет, лучше оставить святошу здесь.
– Святой сир нам не враг, – отрезал Баррелий еще до того, как Таврий успел испугаться. – Мы с ним все еще можем помочь друг другу. Вдобавок он рассказал не все, что ему известно о молчунах. И то, что он выслеживал их один, без храмовников, тоже кое на что намекает. Похоже, по какой-то причине курсор Таврий им не доверяет…