Если за нами все еще кто-то следил, он стал осторожнее и больше не показывался Эльруне на глаза. Баррелий тоже не замечал ничего подозрительного, и до «Конца всех дорог» мы добрались без происшествий. Не исключено, что и тут кригарийца подстерегала засада, хотя риск был невелик. Вряд ли кто-то всерьез надеялся, что после ночной заварухи монах вновь сюда заявится.
Хозяин постоялого двора, толстопуз Хинчо, очевидно, думал также. Потому что когда ван Бьер опять переступил порог трактира, подметавший пол толстяк от неожиданности даже выронил метлу. И хлопая глазами, не знал, как ему быть: поприветствовать бывшего постояльца или звать на помощь, поскольку суровый вид кригарийца предвещал дурное.
Дела у Хинчо шли не ахти. Поток караванов в Эфим уменьшился, гостиница стояла почти пустой, и лишь трактир позволял худо-бедно сводить концы с концами. Поэтому из прислуги здесь остались лишь старенькая кухарка да конюх. За трактирной стойкой хозяин стоял сам, а днем кроме того занимался уборкой и мелким ремонтом. Вот и сейчас все скамьи и табуреты были поставлены на столы, а Хинчо, помахивая метлой, готовился ко встрече вечерних посетителей.
– К-кригариец! Р-рад снова т-тебя видеть! – Сбивчивое приветствие хозяина больше смахивало на извинение. Похоже, жирный кот чуял, чью сметану съел, и теперь боялся, как бы ее капли не обнаружились у него на морде.
– Жаль, не могу сказать того же, Хинчо, – покачал головой ван Бьер. – Прикрой-ка ненадолго заведение, будь добр. Есть к тебе важный разговор, не хочу, чтобы нам мешали.
Монах посмотрел на меня, а затем указал глазами на выход. Я смекнул, что нужно, и сбегав до двери, запер ее на засов.
– Что такое?! Ты… Ты пришел за своими вещами? Так ведь забрали их утром… Или зачем ты здесь? Боюсь, я не понимаю! – нарочито громким голосом спросил хозяин. И покосился на дверь кухни, откуда слышалось бренчание посуды.
– Хинчо, Хинчо, Хинчо… – Баррелий сокрушенно вздохнул и подступил к толстяку вплотную. Тот продолжал испуганно хлопать глазами, но, надо отдать ему должное, поборол испуг и не попятился. – Напомни мне, как по эфимским законам наказывают хозяев гостиниц, если они не вызывают стражу, когда на их постояльцев нападают прямо в номере?
– Это… зависит от решения судьи, – пролепетал толстяк. – Только от него! И знай: кулаками ты ничего от меня не добьешься. Наоборот, сделаешь себе еще хуже! – И обернувшись, крикнул: – Эй, Михо! Михо! Подойди-ка сюда! Тут с нами хотят серьезно потолковать!
Из кухни вышел, отирая губы рукавом, громадный увалень. В его окладистой бороде застряли кусочки квашеной капусты и хлебные крошки. Это и был местный конюх, которого мы, похоже, отвлекли от обеда.
– Чевой-то тута делатцо, ась? – поинтересовался детина, сытно рыгнув и поглядев на нас из-под насупленных бровей. Говор у него был своеобразный – мне еще не доводилось слышать подобную речь. – Шкандал, што ль, какой намечаетцо? А ну-кась, ну-кась, покажися, хтой-то там такой сурьезный к нам притопал? Давнонько я таких сурьезных тута не видывал.
– Привет, громила! – Баррелий помахал ему рукой. – Это я! Не забыл меня еще? Твой хозяин прав. У нас тут в самом деле непростой разговор. Насчет того, что случилось минувшим вечером. Кстати, ты тоже должен был слышать шум. Не мог не слышать. И если есть, что рассказать, говори – я с радостью тебя выслушаю. Иди сюда, потолкуем.
– Гык! Гык! – Конюх издал странные звуки – не то поперхнулся, не то икнул. – Крыгаривец? Ты это што ль, мил-человек?
– Я, Михо, – повторил монах. – Удивлен?
– Да есть чутка, – признался увалень. – Токмо звиняй – неча мне тебе сказать. Я ж вчерась так нажрамшись, что нонича тока вот шары продрал.
– Вот досада так досада. Очень жаль.
– Ну дык хто ж знал бы, агась… Не, крыгаривец, тут я тебе не подсказчик, калякайте без меня. Не буду вам мешать, пойду-кась лучше още похлебки отведаю. Тока ты это… Хинчу шибко не мутузь, лады? Пущай он говнистый мужик, а все ж таки свояк.
– Договорились, Михо, – заверил его ван Бьер. – Да я и не собирался его трогать. Надеялся, он сам выложит мне все как на духу. Так и будет, да, Хинчо?
– Ну приятного тебе аппетита, болван стоеросовый! – выругался хозяин вслед ушедшему обратно на кухню свояку. После чего снял со стола табурет и уселся на него, понурив голову и плечи. – Ладно, слушай меня, кригариец. К тому, что было вчера, я отношения не имею. И ни на кого из вас донос не писал. Да и зачем бы оно мне, сам посуди? Мы разве враги?
– В этом можешь не оправдываться. Верю, что так все и было, – ответил Баррелий. – Также верю, что тебя запугали, прежде чем ты отдал запасной ключ от нашей комнаты и пообещал не бить тревогу. За это я на тебя обиды не держу. Но если хочешь распрощаться со мной по-доброму, расскажи о тех выродках все, что тебе известно. Только учти, что вранье я учую моментально. И очень расстроюсь. Очень!
– А где гарантия, что ты не выдашь меня, если тебя схватят и начнут пытать? – осведомился Хинчо.
– Могу дать гарантию, что живьем я им не сдамся, – пообещал монах. – Такая подойдет?
– Ха! – Толстяк хлопнул себя по ляжкам. – Ты не сдашься, даже если сами храмовники прикажут тебе сложить оружие?
– Те, кто напали на меня вчера, не были храмовниками. – Баррелий не стал признаваться, что знает о причастности к этой истории рыцарей церковного ордена. – Они походили на канафирских гарибов, но ими тоже не были. Я могу отличить гариба от обычного человека с вырванным языком.
– Я не видел, с кем ты дрался, – признался Хинчо. – Зато видел, кто потребовал у меня ключ и проторчал в трактире, пока шум не утих.
– Неужели храмовники?
– Они самые. И теперь ты в курсе, почему я им подчинился и помалкивал в тряпочку.
– Да, это серьезно меняет дело. – На сей раз ван Бьер не солгал. – И ты знаешь, как звали рыцарей, что тебя запугивали?
– Они не представились. Наверное, это был храмовый дозор.
– Вот теперь ты мне врешь, Хинчо. – Баррелий упер толстяку в лоб указательный палец. – А это нехорошо.
– И в мыслях не было врать, – насупился он. – С чего ты так решил?
– С того, что дозор храмовников, который ходит по твоему кварталу, ты бы узнал. Это раз. И два – храмовым дозором всегда командует курсор, а ты о нем даже не заикнулся.
– Слушай, кригариец… – По дергающемуся лицу хозяина было видно, что внутри него борются два страха: один перед ван Бьером, а другой перед Капитулом. Но источник первого страха был гораздо ближе к Хинчо, что упростило ему выбор из двух зол. – Слушай, ну не знаю я, кто меня запугивал, клянусь. Но один из храмовников был важной птицей с очень толстой цепью на шее. Не иначе, даже рыцарь Первого круга. Такие шишки ко мне еще никогда не захаживали.
– Опиши его.
– Рослый – считай, на голову выше тебя. Белокурые кудри до плеч. Глаза ярко-голубые. Похож на островитянина, только рожа красная. Даже чересчур, я бы сказал. У Михо такая рожа бывает, когда он запором страдает и просраться не может, хе-хе… Еще половина левого уха у этого мужика отрублена. Ну и орденская цепь, про которую я говорил. Такие толстые цепи в столице, почитай, лишь полдюжины храмовников носит.
– Краснорожий, говоришь… – Баррелий задумался, но не вспомнил ни одного виденного им в столице, похожего храмовника. – А как выглядели его спутники?
– Да я к ним не приглядывался, честно говоря. Или нет, стой – был среди них еще один приметный. Судя по цепи, обычный рыцарь, только вместо правой кисти у него железный крюк. Блестящий такой – сразу видать, что у этого калеки много свободного времени, раз он так начищает свою железяку.
– Молодец. Продолжай в том же духе, – похвалил хозяина дознаватель. – А теперь припомни, о чем храмовники говорили. С тобой или между собой – неважно. Мне нужны любые имена и вообще все, что угодно. Краснорожий и его люди пробыли у тебя долго и вряд ли играли в молчанку, так?
Ответить толстяк не успел, потому что в дверь трактира затарабанили. Сильно и настойчиво. Так, что сразу стало ясно: в «Конец всех дорог» пожаловал либо уставший с дороги, голодный караванщик, либо некто, наделенный властью.
– Хинчо! – раздался снаружи громкий сердитый голос. – А ну отпирай, дери тебя за ногу – мы жрать хотим! Какого рожна закрылся средь бела дня? Еще, небось, последние новости не слышал?!
– Это стража! Уличный патруль. Капрал Штильс и его солдаты. Они частенько у меня харчуются. – Судя по облегченному вздоху, Хинчо был рад, что явились именно эти гости, а не другие. Например, вчерашние храмовники.
– Хорошо, впусти их, – не стал возражать кригариец. – Мне от стражи скрывать нечего.
– А что мне им сказать? Если спросят насчет тебя?
– Сам с ними объяснюсь. Просто поддакни, когда нужно, – ответил ван Бьер. После чего, указав на стол в углу, велел нам снять с него скамьи и рассаживаться.
В общем, когда четверо стражников вошли в трактир, мы встретили их, сидя за столом, с самым безобидным видом. Ни дать ни взять, отец и двое ребятишек, которые тоже заскочили сюда перекусить.
– В чем дело, Хинчо? – вопросил один из стражников, переступая порог. Видимо, это и был капрал Штильс. – Не желаешь нас видеть? Или забыл, что сегодня наша вахта и что после полудня мы как всегда тебя навестим?
– Извините, добрый сир! – Баррелий опередил хозяина с ответом. – Не держите на Хинчо зла – это все из-за меня.
– А ты еще кто такой? – Капрал остановился посреди зала и уставился на монаха.
– Постоялец, сир. Ван Бьер моя фамилия, – ответил тот. – Мы тут с Хинчо немного поспорили насчет платы за комнату, вот и заперли двери, чтобы обсудить это с глазу на глаз.
– Вернее, это я их запер, – поддакнул, как и договаривались, Хинчо. – Сир ван Бьер прожил у меня в долг два дня, и я не хотел отпускать его, пока он не расплатится.
– И как прошли переговоры? – спросил Штильс, не сводя глаз с кригарийца.
– Пока никак. Пытаюсь выпросить у Хинчо еще денек отсрочки, но он ни в какую не соглашается, – пожал плечами Баррелий.
– И не соглашусь, – отрезал хозяин. – Если нет денег – оставляйте равноценный залог, сир ван Бьер. Это меня тоже устроит.
– Чьи с тобой дети? – Капрал указал на нас с Эльруной. В то, что Баррелий мог быть нашим отцом, он почему-то не поверил.
– Пацан – бордельный слуга, которого приставили ко мне провожатым. А девчонка – его подружка. – Пивной Бочонок не мудрствуя лукаво сплел воедино правду и ложь. – Им я тоже кое-что задолжал за помощь. Как видите, добрый сир – вокруг меня собрались одни кредиторы. И еще неведомо, кто из них неуступчивее.
– А кто расквасил тебе личико, малышка? – обратился Штильс к мелкой Вездесущей. Шутка монаха не вызвала у него даже тени улыбки.
– Он! – Пигалица насупилась и ткнула в меня пальцем. – Я целоваться с другим, а он нас застукать.
Мой рот открылся и тут же закрылся. Во избежание новых вопросов я счел нужным промолчать и виновато потупился.
– Господи! Зачем я только спросил! – Капрал покачал головой. Видимо, у него у самого были дети, раз он так обеспокоился синяками Эльруны. Баррелий на его бы месте вообще не удостоил вниманием столь незначительную по кригарийским меркам подробность. – Ладно, ван Бьер, ты пока посиди, поразмысли над своими долгами, а Хинчо подаст нам жратву и выпивку.
– Сей момент, капрал, – оживился Хинчо. – Обычный день – обычный заказ?
– Обычнее не бывает. Жалованье у нас лишь на следующей неделе, да и то, боюсь, опять задержат. Из-за войны даже генералы затянули пояса, а что про нас говорить. Мы уже давно лишней кружки вина себе позволить не можем.
Толстяк поспешил на кухню, а стражники заняли крайний стол у самого выхода. Нарочно они так сделали или нет – на случай, если должник хозяина вдруг задаст деру, – но капрал уселся лицом к ван Бьеру явно неспроста. А монах, изобразив на лице задумчивость, скрестил руки на груди и уставился в стол. Мы с пигалицей тоже помалкивали, так как не хотелось лишний раз привлекать к себе взоры солдат.
– Эй, ван Бьер! – вновь окликнул монаха Штильс после того, как отстегнул от пояса меч и снял шлем. – А чем ты занимаешься и что принесло тебя в Тандерстад?
Представив меня стражникам как своего провожатого, монах дал понять, что он не здешний. И правильно. Он не так хорошо знал столицу, чтобы убедительно прикидываться горожанином.
– Я наемник, сир капрал, – ответил кригариец, вновь предпочтя вместо лжи правду. – А сюда прибыл, поскольку скоро для таких, как я, здесь будет полно работы. Слухами о щедрости вашего тетрарха земля полнится. Да и как ему не быть щедрым с наемниками после таких-то потерь?
– Я мог прежде где-то тебя видеть или что-то о тебе слышать? – Настойчивость командира делала ему честь. Хоть он не считал зазорным пропустить на службе кружечку вина, но следить за подозрительными типами все равно не переставал.
– Если вы служили в эфимских легионах, мы могли встречаться, хотя я вас не помню, – ответил ван Бьер. – Мне уже доводилось сражаться на стороне Вальтара Третьего в легионах «Вентум» и «Таурус».
– В «Вентуме» у генерала Дирка Фонбахера? – спросил Штильс.
– Нет, сир капрал, вы ошибаетесь. Этим легионом вот уж пять лет командует генерал Маларий Брасс. – На такую-то примитивную уловку монах не клюнул.
– Действительно, и впрямь я запамятовал, – ухмыльнулся Штильс. – И все же, сдается мне, где-то я тебя видел… О, а вот и наш Хинчо! Сегодня ты на удивление расторопен, старый друг!
– Жаркое вот-вот разогреют, – доложил хозяин, поставив на стол перед стражниками четыре кружки вина. – Если понадобится что-либо еще – только позовите, я буду у стойки.
– Постой, Хинчо! – придержал его Штильс. – Ты не задаешь нам вопросов – до тебя что, и правда не доходили последние новости?
– Насчет пожара на улице Шелкопрядов? – спросил толстяк. – Недавно ко мне заскакивал соседский мальчишка и сказал, что там горит большой дом.
– Какой пожар, Хинчо – бери выше! Сегодня утром едва не был убит сам тетрарх!
– Да ты шутишь, капрал?! – оторопел хозяин. Баррелий тоже встрепенулся, а мы с Эльруной обернулись и уставились на солдат, хотя до этого старались не глядеть в их сторону.
– Ты думаешь, в городской страже принято шутить на сей счет? – Штильс нахмурился. Но желание пересказать с пылу с жару новость пересилило, и он не стал гневаться на толстяка: – Хвала Всевышнему и храмовникам – они предотвратили покушение! Но больше всех отличился паладин Гийом Кессарский. Он теперь настоящий великий герой – в одиночку зарубил всех четверых заговорщиков. И каких заговорщиков, закопай их Гном! Ни за что не угадаешь, кто они были.
– Конечно, не угадаю, – не стал спорить Хинчо. – Не с моей угадалкой играть в такие игры.
– Кригарийцы – представляешь! – Капрал стукнул ладонью по столу. – Четверо кригарийцев решили напасть на самого Вальтара Третьего! Да только ничего у них не выгорело! Потому что Гийом Кессарский встал у них на пути и… В это трудно поверить, но он выхватил меч и зарубил их всех!