Триумф безголовых

Пролог

Страшно представить, какой пустяк мог оборвать историю, которую я поведаю дальше. Посмотри я тогда в другую сторону или моргни, и Баррелий ван Бьер, монах-кригариец по прозвищу Пивной Бочонок был бы мертв. Да и я пережил бы его ненамного. Но проходящая мимо кабатчица Фельга толкнула меня бедром и волей-неволей привлекла к себе мое внимание. А поскольку бедро то было увесистым и крепким, я едва не навернулся со стула и не заляпал чернилами письмо, над которым корпел.

– Эй, поосторожней! – крикнул я вслед Фельге, что несла ван Бьеру очередную кружку с пивом. Но она и ухом не повела, ибо я – тринадцатилетний мальчишка, – интересовал ее не больше, чем ободранный кабацкий кот, что путался у всех под ногами и получал за это пинки. Меня же хозяйка «Охрипшей вороны» не пинала, а лишь иногда шпыняла, терпя мое присутствие лишь из уважения к моему другу кригарийцу. Фельга отвела мне местечко у стойки, где я строчил под диктовку письма для посетителей. Не потому что мне нужны были деньги, а просто чтобы скоротать время, пока Баррелий лакал здешнее пойло.

– Пиши давай! – Пьяный легионер, для чьей семьи я писал весточку, стукнул ладонью по столешнице. Дабы его не злить, я собрался было вернуться к работе… и вдруг заметил то, что мог с легкостью проморгать.

Фельга шла сквозь толпу подобно ладье, прокладывающей путь среди рыбацких лодок – аккуратно, но решительно, заставляя всех расступаться. Очередной попавшийся ей навстречу выпивоха тоже поспешил уступить ей дорогу. И даже забавно вскинул руки – так, словно хозяйка его напугала.

На мгновение левая рука забулдыги очутилась прямо над кружкой, что кабатчица несла Баррелию. И тут я уловил, как между ладонью этого человека и шапкой пивной пены что-то блеснуло. Что-то, похожее на струйку прозрачной жидкости, пролившуюся точно в кружку. Ни Фельга, ни остальные этого не увидели. Да и я мог бы счесть, что мне померещилось, кабы пьяница не уронил затем на пол что-то мелкое и не раздавил это сапогом.

Последнее тоже было проделано быстро и незаметно для окружающих. Но я уже следил за стоящим ко мне спиной ловкачом и не проморгал его манипуляции.

– Пиши дальше, кому говорят! – Легионеру не понравилась моя заминка. Ему хотелось доделать дело и вернуться к собутыльникам, которые продолжали гулянку без него.

Однако теперь все мое внимание было сосредоточено на той штуковине, которую растоптал странный пьяница.

Бросив перо, я торопливо вылез из-за стола. Легионер при этом разразился бранью и попытался схватить меня за плечо, но я уклонился. А подозрительный человек между тем вернулся за свой стол к недопитому кувшину с вином. На меня он не смотрел, поскольку сидел, обратившись лицом в тот угол, где пировал ван Бьер. И когда я, присев на корточки, пригляделся к уликам, Фельга как раз поставила перед кригарийцем пиво и шутливо отбивалась от его распускающих руки собутыльников.

Незнакомец хотел смести осколки раздавленной им склянки в щель между половицами, и это ему почти удалось. Но некоторые кусочки стекла застряли в щели, и при желании я мог бы их выковырять. Вот только сейчас мне было не до этого. Моя худшая догадка подтвердилась – негодяй и впрямь плеснул Баррелию в пиво какую-то гадость. Наверняка смертоносную. И мне следовало поспешить, пока отрава не утекла кригарийцу в желудок.

Я ринулся через весь зал под крики выпивох, которых мне приходилось расталкивать. В кабаке и так стоял гомон, но мое нахальное поведение подняло новый шум. Что тоже сыграло мне на руку. Летящие в мой адрес проклятья отвлекли монаха, и он, собравшись было глотнуть пива, не донес кружку до рта и поставил ее обратно на стол.

– Закопай тебя Гном, Шон! Да ты никак ополоумел! – зарычал Пивной Бочонок, вскочив со скамьи. Его грозный вид не предвещал мне ничего хорошего. И все же это был гнев напополам с удивлением, ведь раньше я не отчебучивал ничего подобного.

И уж тем более не проливал нарочно кригарийскую выпивку – то, на что я отважился, когда добежал ван Бьера и сшиб со стола его кружку.

Для него это было уже чересчур.

– Ка-а-кого р-р-рожна! – взревел монах. Его железная пятерня ухватила меня за грудки и приподняла над полом. – Это еще что за дерьмо, парень?! На взбучку нарываешься?

– Тот человек! Вон тот!.. – залепетал я, дрыгая в воздухе ногами и тыча пальцем туда, где сидел подозрительный тип. – Он что-то подлил тебе в пиво! Клянусь, так и было! Я видел это своими глазами!

– Какой такой человек? – Ван Бьер обернулся. Надо отдать ему должное, даже пьяный он быстро сообразил, что я не развел бы шумиху понапрасну.

– Вон тот! – повторил я. – В канафирском плаще и с родинкой на лбу! Он вылил в твою кружку из флакона какую-то жидкость!

В моем подвешенном состоянии было трудно вертеть головой, но я тоже кое-как обернулся. И увидел, что показываю на пустое место. Поняв, что его разоблачили, злоумышленник не стал рассиживаться почем зря, а решил под шумок скрыться.

Впрочем, до двери он еще не добрался и я без труда его высмотрел.

– Вот он! – обрадовался я, указывая на мелькающий в толпе плащ с талетарской вышивкой. – Это он, точно тебе говорю!

– А ну замри на месте, грязный бахор! – взревел кригариец, грубо отшвыривая меня в сторону. – Ты, который у выхода! Эй, я кому сказал – стой и не двигайся!

После его свирепого рыка все в кабаке замерли и притихли. Все, кроме одного – того, к кому монах и обращался. Ван Бьер обозвал этого типа бахором – нищим наемником с запада, – только из-за его плаща. В действительности же, судя по цвету его кожи, он был не из Канафира и вообще ничем не отличался от местного горожанина.

Разозленный тем, что его приказ не выполнен, Баррелий схватил табуретку, собираясь запустить ею в беглеца. Но тот успел выскочить за дверь, и кригариец не стал ломать мебель. Вместо этого он подобрал с лавки свой меч и кинулся в погоню, не желая отпускать мерзавца, который, вероятно, покушался на его жизнь.

У меня не оставалось выбора кроме как рвануть за ван Бьером, ибо мне не улыбалось торчать одному среди взбудораженного пьяного сброда.

Человек в плаще улепетывал резво, надеясь оторваться от пьяного преследователя. Но тот лишь с виду казался увальнем. Когда дело доходило до драки, кряжистый пузатенький монах двигался с завидной скоростью и точностью. Беглец сразу это понял, но не отчаялся и решил сопротивляться. Только не в открытом бою, поскольку явно был в курсе, с кем связался. Любитель убивать исподтишка не отступил от любимой тактики. И, пробегая мимо очередной подворотни, юркнул в нее.

Но Баррелий тоже был не лыком шит. Это против отравителей он, как любой другой на его месте, был бессилен. Но в схватке с убийцами у него хватало ума не попадаться на их уловки. Вот и теперь он не бросился наобум во мрак, а сначала подобрал валяющийся на улице, разбитый ящик и швырнул его в подворотню.

Тут же раздался щелчок, и вылетевший из подворотни арбалетный болт ударился в каменную стену на другой стороне улочки. Судя по величине стрелы – или даже стрелки, – беглец стрелял из совсем небольшого оружия. Такого, которое удобно носилось под плащом и быстро перезаряжалось. Дабы не нарваться на вторую стрелу, кригариец обнажил свой короткий меч-«эфимец» и ринулся навстречу опасности.

Завидев угрозу, беглец выронил разряженный арбалет и, сорвав с себя плащ, швырнул тот навстречу монаху. Ловкий трюк! Без сомнения, убийца долго отрабатывал такой бросок, способный ошеломить и отвлечь противника. Вот только к Баррелию это не относилось. Собери он все плащи, которые когда-либо швыряли ему в лицо, то мог бы сшить из них парус, и не один. Поднырнув под обманку, ван Бьер тут же рубанул мечом примерно на уровне колен. Потому что знал – одновременно с финтом враг сделает выпад.

Если бы этот трюк удался, монах напоролся бы на саблю, едва налетев на плащ. Но вместо этого она лишь пронзила воздух да сам плащ в придачу. Зато кригарийскому «эфимцу» повезло больше. Он рассек противнику голень опорной ноги, и отравитель, потеряв равновесие, упал на четвереньки.

Саблю убийца при этом не выронил. И тотчас нанес новый удар, даже будучи в невыгодной позиции. Клинок рассек воздух там, где ван Бьер только что находился, и тоже мог бы зацепить ему ноги, кабы он вовремя не отпрыгнул.

Разумеется, отравитель не собирался стоять на четвереньках. Перекатившись через плечо, он хотел вскочить на ноги, но ему помешал брошенный монахом повторно ящик. Который разбился противнику о голову, и тому уже потребовалось время, чтобы прийти в себя. Только это не принесло ему облегчения. Едва он очухался, так сразу понял: разбитая макушка и звон в ушах были наименьшими из его бед. А наибольшая уперлась лезвием ему в горло и рассекла кожу на кадыке…

В этот момент я и догнал кригарийца.

Уложив поверженного врага на живот, он схватил того за волосы и пытался добиться правды. Но даже удары лицом о мостовую и врезающийся в шею клинок не заставили пленника говорить. Он издавал лишь мычащие звуки да хрипы, которые совершенно не нравились монаху в качестве ответов.

– Проклятье! Кажется, я догадываюсь, о чем ты хочешь сказать. А ну-ка проверим… – Ван Бьер снова впечатал рожу убийцы в брусчатку, а затем перевернул его на спину, разжал ему челюсти и стал ковыряться пальцами у него во рту. – Да этот сукин сын не притворяется – ему и правда нечем с нами болтать! У него там пусто!

– Он что… сам себе откусил язык? – спросил я, скривившись от отвращения.

– Если и откусил, то очень давно, – ответил Пивной Бочонок, вынув пальцы изо рта пленника и вытерев их о его одежду. – Хотя, сдается мне, что с вырезанием языка ему помогли. После того, как он стал членом Плеяды Вездесущих.

– Но он не похож на канафирца, – заметил я.

– Поэтому и остался без языка, – пояснил Баррелий. – Все чужаки-гарибы, желающие служить Плеяде, должны в знак своей верности чем-то пожертвовать. Чем-то таким, что не помешает им выполнять поручаемую работу. Вот убийцы и расстаются с языками. Затем чтобы их не пытали на допросах, когда поймают, а сразу казнили. Так спокойнее и гарибам, и их хозяевам.

– Но мы же не враги Вездесущим. Особенно после того, как я отдал им Книгу Силы Громовержца.

– Вот это меня и тревожит, – покачал головой ван Бьер. А затем, отложив меч, ухватил пленника за голову и резким движением свернул ему шею – чтобы не пачкаться в чужой крови. Не успевший ничего понять гариб взбрыкнул ногами и затих навсегда.

Раньше мне доводилось видеть подобное, но я все равно вздрогнул и попятился. Слишком уж внезапно это случилось. Да и от хруста костей у меня всякий раз мурашки пробегали по коже.

– Вот это меня и тревожит, – повторил кригариец, встав на ноги и отряхнув ладони. – Кажись, Большая Небесная Задница опять тужится и хочет вывалить на нас новую кучу дерьма. И почему яд, а не стрела в спину? Зачем все усложнять? С каких пор кого-то заботит, какой смертью я издохну? А особенно через три дня после моей встречи с тетрархом?

– Думаешь, это связано?

– Как знать, парень. Но надо срочно предупредить братьев. Тот, кто хотел угостить меня отравленным пойлом, может добраться и до них… Кстати, я снова перед тобой в долгу. И в немалом, честно говоря.

– Не заставляй меня торчать денно и нощно в борделе, и мы в расчете, – быстро нашелся я. – Уж лучше быть кабацким писарем, чем служкой у шлюх.

– Ладно, поглядим. – Баррелия не устроил такой расчет с сопливым кредитором и он предпочел отложить этот разговор на потом. – Однако чует моя печенка, что походы по кабакам для меня пока отменяются. Назревает что-то недоброе, так что пора завязывать с пьянством. А то, боюсь, в следующий раз ты не успеешь выбить у меня из рук кружку с ядом…