Триумф безголовых

Глава 28

– Все ясно. Настойка из вензийского папоротника – вот что нас едва не убило, – заключила Псина. – Махади поила тебя ею, пока ты болел. Обычно это снадобье выводится из тела за пару дней, как только перестаешь его пить. Но, видимо, у тебя особая кровь, раз этого не случилось. И надо же так совпасть, что Захрид решил одурманить нас жженым ичимским болиголовом! Коварное дерьмо, но галлюцинаций и буйства оно не вызывает. Наоборот, делает тебя вялым, сонным и пускающим слюни. Таким, что тебя можно легко одолеть даже без меча. Но это если вдохнуть дым болиголова в чистом виде. А в сочетании с вензийским папоротником образуется гремучая смесь пострашнее отвара, что пьют берсерки островитян. По крайней мере они, обпившись своего зелья, еще хоть что-то соображают, а ты напрочь лишился разума. Сначала трупы этажом ниже на куски порубил, затем тут ураганом прошелся. И кабы сам башкой в стенку не врезался и не вправил себе мозги, даже не знаю, как бы я тебя остановила.

Ван Бьер уже не лежал на полу, а сидел у стены, обернув голову мокрым полотенцем. Его мутило, словно с тяжелого похмелья, разве что блевать не тянуло. Хотя он бы с удовольствием и проблевался, лишь бы полегчало. Но – совершенно не тянуло, и пока его лечили холодная вода да полотенце. Не ахти какое средство, но за неимением лучшего сгодилось и оно.

– А из этого… как его… – Баррелий напряг гудящую голову, но так и не вспомнил имени хозяина башни. – Из этого колдуна тоже я дух вышиб?

Он указал на тело, лежащее ничком поперек сломанной кровати. Повинен ли в разгроме комнаты – и каком разгроме! – он сам, монах не спрашивал. И так было ясно, чьих рук эта работа. Но обломки мебели и деревянная отделка стен хранили следы «эфимца», а на теле хозяина крови не наблюдалось. Что и показалось ван Бьеру странным. Раз уж он кромсал мечом трупы, то мимо живого врага подавно не прошел бы.

– Нет, расслабься. Ибн Анталю я по башке заехала, – ответила Псина, перебрасывая веревку через одну из потолочных балок. Так, будто собралась повеситься. Или, скорее всего, кого-то повесить. – Спасла бедолагу, хотя трижды чуть сама под твой меч не угодила. Пускай ты едва все не испортил, зато хальради напугал до икоты. А он, похоже, нечасто сталкивался с таким безумием. Вот и растерялся: заметался по комнате, хватал трясущимися руками все подряд, видимо, силясь припомнить, чем можно тебя угомонить… В общем, пока он метался, я подскочила к нему сзади и треснула по затылку. Теперь вот боюсь, как бы не переусердствовала. Досадно, если хальради от моей затрещины потеряет дар речи… Ладно, сейчас мы это выясним.

– А почему на меня жженый болиголов подействовал, а на тебя нет? – нахмурился Пивной Бочонок.

– Потому что всяк уважающий себя Вездесущий задерживает дыхание, когда его атакуют дымовой гранатой. А кригарийцев в их монастырях разве такой простейшей защите не обучали?

– Если и обучали, я тот урок прогулял, – буркнул монах, смочив полотенце на голове свежей водой. – Кстати, а что там снаружи после такого-то шума? Неужто все спокойно?

– Так ведь кроме тебя никто и не орал, – пожала плечами канафирка. – А у башни толстые стены, которые заглушат не такой грохот. Вдобавок недавно на Ихенер упала новая бомба, и до нашего шума этой ночью никому нет дела. Но я, конечно, посматриваю в окно, все ли спокойно, не переживай.

– А это для чего? – Монах указал глазами на сооружаемую Псиной «виселицу».

– Не для чего, а для кого, – уточнила она. – Старая верная дыба для нашего магического друга. Или, по-твоему, я делаю что-то не так? Может, надо было приготовить ужин, откупорить вино и разговорить ибн Анталя в дружеской застольной беседе?

– От еды я бы не отказался, – признался ван Бьер, неожиданно ощутив зверский голод. – Но идея с дыбой пахнет аппетитнее. Ею и отужинаем.

Собравшись с силами, он поднялся. Затем вылил на голову очередной кувшин воды и взялся помогать соратнице, надеясь, что работа поможет ему взбодриться.

И впрямь помогла. Когда дыба была готова и все еще оглушенный хальради лежал под ней со связанными за спиной руками, Баррелий ощущал себя гораздо лучше. И смотрел на мир чистым взором, который больше не застили пульсирующие в глазах цветные и мутные пятна.

Захрид ибн Анталь был пожилым сухопарым канафирцем с длинной, но жиденькой бородой и изъеденным оспинами лицом. Будь он толстяком, практичная Вездесущая навряд ли стала допрашивать его таким способом. Но весу в хальради было не больше, чем в самой Псине, так что она могла управиться с дыбой и без Баррелия. Хотя с ним, разумеется, дело обещало спориться лучше.

Перекинутую через потолочную балку веревку привязали к связанным рукам Захрида. После чего монах потянул за нее – не резко, а чтобы пленник почувствовал боль и пришел в сознание. А шпионка окатила его водой из того же кувшина, откуда освежался соратник.

Ибн Анталь открыл глаза и посмотрел на Вездесущую. Потом заговорил. Что характерно – сразу на орине. Видимо, потому что давеча слышал, как общались между собой злоумышленники.

– Как много звезд на небе, но лишь одна Плеяда… – начал было всезнаток, но канафирка его перебила:

– …Сверкает ярче других. Красивое приветствие. Впрочем, не скажу, что у вас завидная память, хальради. Уж такой-то простенький девиз, как у Вездесущих, кто угодно запомнит. Особенно, если в прошлом вы имели с нами дело.

– Плеяда отправила тебя меня убить? – перво-наперво осведомился Захрид.

– А сами как думаете? Достойны вы смерти или нет?

– Мне трудно отпираться – ты видела людей без языков. И знаешь, что никакие они не гарибы. А раз я их покрывал, вырезал им языки и залечивать раны, значит, действую с ними заодно.

– С ними – это с кем?

– Неужто не знаешь? А кто недавно разорил два их логова? Разве не ты?

– Отвечайте на вопрос! – сострожилась Псина. А ван Бьер потянул за веревку с такой силой, что застонавшему ибн Анталю пришлось подняться с пола и встать на колени.

– Они – это фреймонисты, – пояснил он, кривясь от боли. – Адепты культа безголового рыцаря Клеора Фреймона. И их вождь, храмовник Первого круга Гийом Кессарский. Он же – нынешний главный знаменосец тетрарха и один из его военных советников.

– А какую должность у фреймонистов занимаете вы? И чем они вас купили?

– Должность? Купили? – Захрид кисло усмехнулся. – Да вы и вправду плохо знаете, с кем имеете дело. Чтобы Кессарский кому-то платил? Это не в его правилах. Он не дал мне ни цана, и тем более не предлагал должностей и званий. Я служу ему, потому что у него в заложниках моя сестра Тархима и ее семья: муж и двое детей. Раньше их держали в подвале их же дома на улице Шелкопрядов. Но когда вы напали на этот дом и подожгли его, заложников увели в другое место. Куда – мне об этом уже не сказали.

– Так, значит, Мильтад Копфер – ваш зять! Как интересно! – Псина переглянулась с ван Бьером. – А насколько хорошо вы знали его дом, хальради?

– Получше, чем кто бы то ни было! Это был мой подарок Тархиме и Мильтаду к свадьбе!.. А в чем дело? Дом же все равно сгорел.

– Дело в том, что я побывала в тамошнем подвале до пожара. Догадываетесь, как я проникла туда незаметно ото всех?

– Наверное, через секретный проход под садом. – Пленник взволнованно заморгал. – И… и что там было? Ты видела Тархиму? Что с ней? Она и дети в порядке?

– А в подвале имелись потайные комнаты, где можно было держать семью из четырех человек? – задала встречный вопрос Псина.

– Нет. Совершенно точно нет, – заверил ее ибн Анталь. – Если я ни о чем таком не знал, фреймонисты подавно ничего бы не нашли. Заложников держали в самой дальней комнате от лестницы, в конце главного коридора. Мне давали увидеться с ними, когда меня привозили туда отнимать языки фальшивым гарибам.

– Ну раз так, должна вас огорчить. Тархима и ее семья исчезли из дома до того, как я туда пробралась. Ни в подвале, ни в доме их не было.

– Ты лжешь! – помотал головой Захрид. – Куда и зачем их надо было вывозить, если дом и так захватили культисты? Это же и лишние хлопоты, и лишний риск.

– Верь не верь, но это правда, – возразила шпионка. – Всем, кто интересовался насчет Копферов, фреймонисты говорили, что хозяева уехали в Канс к больной матери Мильтада, а в доме идет ремонт.

– У Мильтада действительно в Кансе живет мать, – пробормотал озадаченный хальради, – но туда бы заложников не повезли. Бессмыслица какая-то!

– Боюсь, вам придется смириться с наихудшим, – без обиняков заявила Псина. – С тем, что ваши родные мертвы. Культисты не отпустили бы их живыми – культистам не нужны лишние свидетели. И вам уготована та же участь сразу, как только Гийом Кессарский перестанет в вас нуждаться.

– Нет! Нет! Это ложь! – Ибн Анталю было трудно свыкнуться со столь горькой мыслью. – Я хорошо знаю Вездесущих! Ты хочешь, чтобы я вконец отчаялся и в отместку перешел на твою сторону! Но ты врешь! Незачем фреймонистам убивать Тархиму, ведь я им еще нужен! Вернее, был нужен, пока вы не устроили в моем доме резню! И что дальше? Что дальше, я вас спрашиваю? Мерзавцы!.. А-а-а-а!

Пленник вновь закричал от боли. И был вынужден встать с колен на ноги, потому что ван Бьер, дабы сбить с него спесь, подтянул его на дыбе выше. Следующий рывок обещал стать еще больнее – даже если Захрид встанет на цыпочки, это не спасет его плечевые суставы от вывиха. О чем он знал не хуже истязателей и не собирался играть в молчанку.

– Это вы изготовили зелье, которым культисты одурманили кригарийцев? – подключился к дознанию Баррелий.

– Мне не сказали, для кого оно предназначено, – ответил всезнаток. – Но узнав о «подвиге» Гийома Кессарского, я догадался, кто пал жертвой того зелья.

– А что насчет гномьего отродья, купленного вами у Тихого братства?

– И купленного на мои деньги, должен заметить. Сначала меня заставили сыграть купца из Канафира – наверняка для отвода глаз. А потом я должен был изготовить зелье и для себура. Только не дурманящее и ослабляющее, как для кригарийцев. Наоборот, такое, которое заставит чудовище озвереть, а после убьет его. Но не сразу, а чуть погодя. Я все сделал, но зелье не понадобилось. Хорст сказал, что Вездесущие убили гномье отродье, когда ворвались в одно из убежищ культа.

– Хорст?

– Однорукий фреймонист. Человек, который передавал мне приказы Кессарского. Хорст и сегодня заходил. Но не ко мне, а к «гарибам», с которыми он долго о чем-то беседовал. А мне было велено залечить им раны во рту к послезавтра. Или на худой конец сделать так, чтобы те раны не кровоточили.

– Это был нетипичный приказ? – спросила Псина.

– Еще бы! – подтвердил ибн Анталь. – Я вырезал им языки лишь два дня назад. Для восстановления нужны по меньшей мере полторы недели. Все шло по плану, но вы перебили на улице Шелкопрядов много фреймонистов, которых я готовил к такой процедуре, поя их нужными снадобьями. Пока им нашли замену, пока я подготовил у себя на дому новый лазарет, минуло время. Вот меня и подстегивают и в хвост и в гриву, заставляя ускорить лечение.

– А что столь важное случится послезавтра?

– Помилуй, откуда мне-то знать. Меня в такие подробности не посвящали. Разве только гуляют слухи, будто послезавтра дружины Гвирра Рябого подступят к стенам Тандерстада. Возможно, здесь есть связь. А возможно, нет. Только теперь опять-таки вашими стараниями у фреймонистов снова нехватка фальшивых гарибов. А это может заставить Кессарского действовать раньше, что бы они там ни замышляли.

– Как вы связывались с Хорстом, когда он был вам срочно нужен? – поинтересовался ван Бьер.

– Отсылал ему почтового голубя. Мне выдали птицу, но я редко ею пользовался. Хорст сам наведывался ко мне раз в два-три дня.

– Голубь сейчас здесь?

– Да. В клетке на верхнем этаже.

– Отлично, – кивнул монах. – Значит, когда мы вас отпустим, вы отправите Гийому Кессарскому сообщение. Опишите все, что здесь стряслось. И добавьте, что он найдет тело Хорста в помойке за дубильной мастерской в трех кварталах южнее отсюда.

– Проклятье! Вы и однорукого убили?!

– Или убили, или тоже сделали святым, как Фреймона, кто знает. В любом случае он больше вас не потревожит. Но это не все. Я хочу, чтобы вы обязательно написали еще кое-что: последний оставшийся в живых кригариец намерен встретиться с Вальтаром Третьим, когда тот придет читать свою еженедельную молитву в Главный храм Капитула. То есть… хм… Глядите-ка, а ведь это тоже случится послезавтра! Какое любопытное совпадение…