В Главном храме было много подсобных помещений. В одно из них, располагавшееся аж на третьем этаже, нас и привели.
Судя по богатому убранству, достойному лучших комнат борделя «Сады Экларии», это была комната отдыха высших курсоров. Возможно, самого первосвященника Симариуса. Или даже Вальтара Третьего – обстановка вполне соответствовала столь важному прихожанину.
Пока гвардейцы сопровождали нас по коридорам и лестницам, они выглядели спокойными. Но стоило им ввести меня и Баррелия в комнату, как они тут же обнажили мечи и нацелили их на кригарийца.
– Не бойся, сынок, – утешил он меня, по звуку догадавшись, что клинки солдат покинули ножны. – Никто не прольет нашу кровь в храме господнем. Наверное, добрые сиры обознались и с кем-то нас спутали. А иначе где это видано, чтобы гвардейцы самого тетрарха боялись незрячего калеку и мальчишку?
– Прикуси язык, слепой, – велел командир. И, отпихнув ногами ковер, указал нам на голый пол. – Садитесь! Живо!
Я усадил ван Бьера на мраморные плиты, куда мы уже не могли натрясти вшей из своих лохмотьев, и сам опустился на пол рядом с ним. После чего гвардейцы, держа мечи наготове, окружили нас, а их командир вновь наказал:
– Вам велено находиться тут и ждать столько, сколько потребуется. Вопросы есть?
– Нет, сир. Только одна маленькая просьба, – ответил Пивной Бочонок. – Отпустите мальчишку. Кому бы и зачем я ни понадобился, моему сыну тут не место. Если что, я справлюсь без него, могу вас заверить.
– Приказ касался вас обоих, – отрезал гвардеец, взглянув на меня бесстрастным взором. – А теперь сидите и ждите. И ни слова больше!
Баррелий удрученно покряхтел, но оспаривать волю тетрарха – это ведь по его милости нас сюда пригнали? – не посмел.
В ожидании тетрарха командир гвардейцев мог бы усесться на любой диван, пуфик или кресло. Но он остался на ногах, как положено дисциплинированному солдату, пускай его одежда была гораздо чище нашей.
И вновь потянулось нервозное ожидание, хотя нам было не привыкать сидеть на каменном полу. Разве что теперь на нас нацелились гвардейские мечи. И все же мы были воодушевлены тем, что тетрарх услышал ван Бьера и не приказал изрубить его на куски. Это было лучшее, на что он мог рассчитывать: и отпугнул культистов, и получил шанс предупредить о них Вальтара. Все, что случится потом, было покрыто для нас мраком, но сквозь него пробивался отчетливый луч надежды.
Впрочем, погас он еще быстрее, чем загорелся – буквально в один момент.
Во время молитвы Вальтара Третьего в храме царила тишина. И когда ее внезапно разорвали вопли ярости, а потом звон оружия, мы сразу расслышали это, хотя наша комната была далековато от главного зала.
Гвардейцы пришли в немалое возбуждение, и командир даже рявкнул на них, чтобы они заткнулись. Открыв дверь, он выглянул наружу, но ничего отсюда не увидел. А шум все усиливался и ясно давал понять, что в храме разыгралась нешуточная битва.
– Повелитель в беде, сир! Скорее бегите ему на выручку! – воскликнул Баррелий, наплевав на требование держать язык за зубами. – Забудьте обо мне и о вашем приказе! Спасайте тетрарха – это ваш священный долг!
– Все за мной! – Напоминание о долге вывело командира из замешательства. И он с солдатами ринулся в бой, оставив нас в комнате одних.
– Найди мне воду и полотенце, парень! Быстро! – потребовал ван Бьер, как только последний гвардеец выбежал в коридор.
Долго искать воду с полотенцем не пришлось – в углу у входа стоял умывальник. Получив кувшин с водой, Баррелий окатил из него лицо, затем смочил полотенце и вытащил с его помощью из глаз фальшивые бельма. Потом сбросил со спины фальшивый горб и сорвал с головы уродливую накладную кожу.
– Проклятье! – выругался он, вновь умывая лицо и безостановочно моргая. – Все по-прежнему как в тумане! Хотя Псина заверяла, что это быстро пройдет – надеюсь, не солгала… Оружие! Есть здесь оружие, парень?
– Нету, – помотал я головой, бегло осмотреть комнату. – Да и откуда бы ему взяться? Это же храм!
– Был храм, – возразил кригариец. – Теперь же Большая Небесная Задница во всей своей красе!.. А вон там у стола что такое?
– Подсвечник, – ответил я. И, не дожидаясь понукания, принес монаху заинтересовавший его предмет.
На самом деле подсвечник крепился к длинной, в три локтя, бронзовой стойке с увесистым основанием. Все три части отсоединились друг от друга, стоило монаху приложить к ним усилие. А интересовала его лишь стойка, из которой получилась неплохая дубинка – ухватистая и весьма смертоносная в руках кригарийца.
– Ну вот, уже кое-что! – обрадовался он, покрутив в руке свое импровизированное оружие. – Кстати, ты тоже слышишь вопли островитян или мне это мерещится?
– Хойделандеры? Но как они сюда попали? – удивился я. Действительно, среди доносящихся до нас криков звучали похожие на те, что я наслушался в Кернфорте. Только откуда бы им взяться в Главном храме Капитула?
– Сам бы хотел выяснить. Но это точно не безъязыкие культисты, – ответил ван Бьер. Потом посмотрел на меня и неуверенно добавил: – Прямо не знаю, что с тобой делать. И здесь тебя не бросишь, и с собой не возьмешь… Ладно, следуй за мной. Возможно, тебе повезет прошмыгнуть к воротам и скрыться.
– А ты? Что будешь делать ты?
– Для начала осмотрюсь. Идем. Только не подлезь мне под руку, а то я все еще плоховато вижу.
И он, в последний раз промыв глаза, заторопился к выходу.
Коридор выходил на просторный балкон, который возвышался над главным залом. И с которого вели вниз две широкие, проложенные вдоль стен лестницы. На самом балконе никого не было, зато внизу происходило такое, отчего у меня аж захватило дух и разбежались глаза.
Я не знал, на чем или на ком в этой сумятице остановить взор. Но врагов от союзников я отличил сразу, хотя более пестрого воинства, чем островитяне, представить было сложно. Но именно своей пестротой они и выделялись из храмовников и гвардейцев, облаченных в одинаковые доспехи и гербовые накидки.
Хойделандеров было невероятно много, только откуда они взялись, если храмовые ворота оставались закрытыми? Браннеры напирали на хозяев, выстроившихся в круг у алтаря и ушедших в оборону. А эфимцам неоткуда было ждать подкрепления. По крайней мере, в ближайшее время. И прорываться к воротам было поздно. Толпа островитян уже размахивала мечами в притворе, убивая…
– Они убивают калек! – воскликнул я. – Убивают их всех!
Да, нашим бывшим соседям по притвору крупно не повезло. Они не смогли убежать, потому что ворота были закрыты, и не могли сопротивляться. Тогда как враг рубил и резал их безо всякой жалости, заливая пол их невинной кровью.
– Пригнись! – скомандовал мне ван Бьер. И я, упав на колени, стал глядеть на битву через балюстраду. Монах тоже присел, не желая быть замеченным раньше времени. – А где Вездесущие? Ты их видишь?
– Трудно сказать. Там на полу сплошное кровавое месиво. Уже ничего не разобрать.
– Ну нашу Псину так легко на клинок не насадишь, – попытался утешить меня Баррелий, в который раз протирая глаза. – Эта бестия умеет за себя постоять. Лучше скажи, как дела у Вальтара. А то у меня глаза слезятся, едва отличаю браннеров от рыцарей.
Странно, но гибель несчастных калек ужаснула меня больше, чем то, что вскоре их участь мог разделить сам тетрарх. Но его продолжали оберегать гвардейцы и храмовники, пусть даже их становилось все меньше и меньше. Где дрался краснорожий Гийом Кессарский, я не видел. Также, как не видел знамя, которое он нес. Правда, храмовники, что рубились плечом к плечу с гвардейцами, были явно не культистами – те вряд ли стали бы защищать правителя, кто бы на него ни напал.
– Попробую пробиться к эфимцам, пока их оборона держится, – принял решение кригариец. – Оставайся здесь и спрячься за статуями. Если к браннерам не прибудет подмога, мы выстоим.
– Но ты еще не прозрел! – Я попытался воззвать к его рассудку. – Нельзя же идти в бой полуслепым!
– Я достаточно прозрел, чтобы отличить вблизи своих от чужих, – отрезал Баррелий. – Вдобавок тетрарх знает, что я на его стороне, поэтому…
И тут в зал с криками ворвалась новая толпа хойделандеров.
Лишь теперь я заметил, откуда они вторгались – из двух дверей на первом этаже, что находились под нашим балконом. Куда вели те двери, неизвестно, но не в город – вряд дружины Гвирра Рябого уже бегали по столице. Тем не менее это был второй вражеский отряд, вторгшийся в храм. А значит, за ним могли последовать другие, гораздо более крупные.
Даже навскидку нельзя было счесть вражеское подкрепление. Но его хватило, чтобы островитяне сразу взяли перевес в битве. Защитный круг эфимцев был смят, прорван и разбит на части. А по отдельности эти группки продержались недолго. Не успел ван Бьер закончить очередную бранную тираду, как остатки гвардейцев и храмовников пали под натиском браннеров. Которые, зарубив последнего эфимца, разразились таким дружным победным ревом, что от него задрожали храмовые своды и окна.
– Где тетрарх? Ты видишь тетрарха, парень? Он мертв? – Ван Бьер уже не рвался в драку, поскольку был храбрецом, но не самоубийцей.
– Нет, не мертв, – отозвался я. – Его схватили и несут к дверям под балконом. Туда, откуда пришли островитяне.
Ревущая толпа уносила Вальтара на руках, словно триумфатора, хотя все было с точностью до наоборот. А навстречу им из тех же дверей продолжали прибывать новые силы, которые уже заполонили весь главный зал.
– Уходим! – распорядился Баррелий. И, пригнувшись, ретировался обратно в коридор, откуда мы пришли.
Дважды просить не пришлось. Я был рад покинуть это жуткое место и поспешил за монахом.
– Не отставай, – поторопил он меня, спеша по коридору мимо комнаты, где нас держали, и дальше.
– Что ты задумал? – спросил я, испуганно оборачиваясь. Рев в главном зале не утихал, и мне чудилось, что браннеры уже взбежали по лестнице и гонятся за нами.
– Я знаю, откуда взялись эти твари и куда они несут тетрарха, – ответил ван Бьер, не сбавляя ход. – Помнишь, что говорил Таврий про здешние подвалы?
– Что они – части катакомб, построенных во времена Боденлоза?
– Точно. И, похоже, эти катакомбы тянутся за пределы города.
– Но откуда дружинники Рябого узнали, как туда попасть? Это же должно быть засекречено!
– Явно не для храмовника Гийома Кессарского. Мы не дали ему свалить похищение тетрарха на Вездесущих, и он нашел других похитителей. Только уже не мнимых, а настоящих…
Коридор завершился широкой винтовой лестницей. Она соединяла все этажи и, насколько было видно, уходила в подвал.
Снизу доносился тот же яростный ор десятков, если не сотен пропитых глоток. Кригариец раздосадовано сплюнул. Бросаться в погоню за похитителями Вальтара было равносильно смерти. И не только потому что их насчитывался целый отряд. Преследуя его, Баррелий наткнется на другие стягивающиеся в храм, вражеские силы. И те растерзают его также, как растерзали вальтарову стражу.
Позади нас с грохотом распахнувшаяся дверь крайней комнаты, и в коридор выскочил бородатый курсор с блитц-жезлом. Судя по богатому облачению – один из приближенных первосвященника, чья судьба была нам пока неизвестна.
– Не бойтесь, святой сир! – крикнул ему Ван Бьер. – Все в порядке! Мы друзья!
– Вы люди Рябого? – спросил слуга Громовержца. – Хойделандеры?
– Нет-нет, что вы! – замотал головой Баррелий. – Мы обычные жертвователи, ищем спасения. Видели, что творится внизу?
Несмотря на то, что мы и правда не походили на браннеров – особенно я, – курсор нам не поверил. И, вскинув жезл, нацелил тот прямо на нас.
К счастью, Баррелий достаточно прозрел и не проморгал выпад святого сира. Отпихнув меня так, что я едва не улетел на лестницу, сам монах кинулся в другую сторону. И вовремя. Вспыхнувшая молния шибанула в стену аккурат между нами, оставив на ней большой черный ожог. В воздухе тут же запахло святым духом – так, как пахнет в храмах на богослужениях, когда сверкает множество молний. Разве что этот выброс господней силы нес нам не благодать, а гибель, пускай мы вроде бы ничем не прогневали Громовержца.
Следующая вспышка должна была поджарить Баррелия. Но пока курсор ловил его на прицел, тот подпрыгнул к нему и шибанул ему по руке своим бронзовым жезлом. Святой сир выронил оружие и закричал от боли – очевидно, ван Бьер сломал ему предплечье. Но крик прекратился, едва кригарийский кулак саданул курсору снизу в челюсть.
Вряд ли кто-то расслышал его в гудящем от воплей храме, но сверкание молнии грозило привлечь внимание островитян. К чему мы, естественно, не стремились. Подобрав блитц-жезл, Баррелий схватил оглушенного священника за шиворот и втащил его в комнату, откуда он выскочил. После чего поманил меня рукой, велев тоже убираться из коридора.
Убранство в этой комнате было еще богаче. Среди такого количества золота, резной мебели и дорогих тканей мог отдыхать лишь первосвященник Симариус, хотя под кулак ван Бьера угодил явно не он.
– Задержимся тут, пока островитяне не вырвутся в город, – подытожил Баррелий, толкая к двери комод, которым он собрался ее подпереть. – Сейчас их больше тревожат войска эфимцев снаружи, так что грабить храм они пока не станут. А если кто сюда сунется – что ж, Громовержец не обидится, если мы сверкнем молнией в целях самозащиты. В прошлый же раз он не обиделся, так?
Не став подтаскивать комод вплотную к выходу, монах пока поставил его рядом. А сам, приоткрыв дверь, взялся наблюдать за коридором и лестницей.
Дверь была резная и массивная – чтобы выбить такую, придется попотеть. И все равно наши жизни висели на волоске, ведь островитяне хлынули в столицу через храмовые катакомбы словно вода в трещину прорванной запруды.
Здесь тоже хватало мягкой мебели, но я не находил себе места от волнения и не мог присесть даже на краешек дивана или кресла. В другое время кригариец велел бы мне не мельтешить у него перед глазами, но сейчас все его внимание сосредоточилось на коридоре и доносящемся до нас шуме, поэтому я ему не мешал.
– А вот и гости, закопай их Гном, – произнес он, когда я обошел комнату по кругу раз, наверное, восемь. Но ван Бьер почему-то не захлопнул и не подпер дверь, а по-прежнему выглядывал в щель, хотя те, кто шел по коридору, не могли его не заметить.
Впрочем, как оказалось, эти гости не были врагами. И когда они добрались до нас, кригариец сразу впустил их в комнату, ибо разве мы могли не впустить Псину и ее махади?