Через два дня после того, как в Тандерстад ворвались островитяне, а мы сбежали из города по храмовым катакомбам, Баррелий ван Бьер шагал по дороге, ведущей к замку Хекс.
Замок стоял на самом высоком из северных холмов, откуда открывался прекрасный вид на город. Вот только сам город был, увы, сегодня не прекрасен. В нем продолжались бои, а зданий горело столько, что когда монах взглянул на вздымающийся над столицей дым, он присвистнул и проворчал вслух:
– Да эти островитяне, дери их Гном, похоже, решили закоптить саму Большую Небесную Задницу!
Однако в Тандерстаде бесчинствовали уже не только хойделандеры, но и южане. Правда, последние еще не успели натворить там дел, поскольку их впустили за крепостные стены вчера вечером. И отдали им на растерзание лишь левобережную часть города. Не столь крупную в сравнении с правобережьем и с нее нельзя было попасть в главную сокровищницу города – Мунрок. Но разве у Григориуса Солнечного был выбор? Какие ворота союзники открыли, в те и вошла его армия.
Разумеется, король Хойделанда «забыл» поставить в известность насчет своих планов короля Промонтории. И упрямо выжидал до последнего – пока в Хекс не прискакала делегация от разгневанного Солнечного, чьи шпионы вчера разнюхали, что творится в столице. А до этого Григориус ошибочно полагал, что среди осажденных начались волнения – отсюда, стало быть, весь шум, гам и дым.
Гвирр мог бы спровадить послов не солоно хлебавши. В конце концов, южане тоже до сих пор не потеснились и не подпустили его дружины к Тандерстаду. Но отказ Рябого разделить с Солнечным плоды своей победы почти наверняка означал разрыв союза и войну. А Гвирру не хотелось получить удар в спину после того, как он пленил тетрарха и был в двух шагах от эфимского трона. Пришлось делиться. Но – на своих условиях: северная часть города мне, южная тебе. На что Григориус, впрочем, не возражал и ринулся в Тандерстад через открытые ему левобережные ворота. При этом явно надеясь, что ему еще повезет оттяпать под шумок кусок правого берега вместе с Мунроком.
Солнечный мог бы и поторговаться, кабы ему доложили, что Вальтар уже в плену у островитян. О чем Гвирр опять-таки «забыл» известить союзника, ведь посланники южан об этом не спрашивали. Но второй секрет Гвирра тоже обещал вот-вот раскрыться. Проникшие в город шпионы Григориуса скоро узнают, что тетрарх схвачен. И донесут своему королю еще одну неприятную для него новость. Тогда-то между ним и Рябым и развернется настоящий дипломатический турнир по разделу завоеванных территорий. Ну а пока промонторцы и хойделандеры дрались с эфимцами на улицах Тандерстада, а короли севера и юга отсиживались в своих ставках и думали, как им переиграть друг друга…
Ван Бьер сменил рубище на одежду хойделандера, которого он прикончил, когда мы вылезли из подземелья. Этот тип силой затащил в кусты крестьянку, понятия не имея, что неподалеку сокрыт еще один потайной вход в катакомбы. Оглядевшись и поняв, что кроме насильника и его полуживой от страха жертвы больше никого поблизости нет, кригариец свернул островитянину шею и, прогнав крестьянку, переоделся. Благо грубое трофейное шмотье пришлось ему впору. Оно ничем не отличалось от одежды, носимой тысячами дружинников Гвирра – вступивших в его войско рыбаков и крестьян.
И все же сам кригариец не походил на островитянина. С тех пор, как Вездесущая сбрила с его головы всю растительность включая брови – дабы налепить на него фальшивые ожоги, – минуло четыре дня. За которые ван Бьер вновь оброс и щетиной, и меленькими волосенками. Вот только люди, к которым он шел, носили длинные бороды и редко стригли свои засаленные космы. Хотя и в таком виде Баррелий был узнаваем. Тем паче его помнили не только Гвирр, но и многие приближенные короля, а также воеводы и обычные дружинники.
Псина не преуменьшала: Хекс действительно был крошечным замком. Даже не замком, а сторожевой башней – толстой, квадратной и обнесенной невысокой крепостной стеной. Но если бы эфимцы не покинули северный форпост сами, взять его приступом оказалось бы нелегко. Штурмующим пришлось бы сначала преодолеть крутые склоны холма и лишь затем стену. Откуда бы их все это время обстреливали из луков и швыряли им на головы камни. А они, цепляясь обеими руками за склон, не могли бы даже прикрываться щитами.
В Хексе успели побывать и южане, но так как он стоял от города дальше всех пригородных замков, его занимал обычный дозор. Который при появлении дружин Гвирра оставил замок, дабы не угодить в окружение и не вступать в спор из-за не столь важного для фантериев укрепления. И пускай Хекс был тесноват и скромен для короля всего Хойделанда, близость ко входу в катакомбы Главного храма и хороший вид на город примирили Рябого со временными неудобствами. Тем более, что вскорости он собирался переселиться ни много ни мало в сам Мунрок.
– А ты что еще за чучело безволосое? – осведомился у Баррелия гигант-островитянин. Судя по всему – вожак компании, что стерегла ворота замка. На левой щеке у каждого из девяти стражников была вытатуирована руна «хверг», и монах припомнил, что так клеймили себя люди бранна Сломанные Весла.
– Я монах-кригариец Баррелий ван Бьер, – представился гость. – Но ваш покойный король Даррбок, да не сотрется его великое имя со Столпа Побед, называл меня Пивным Бочонком.
Браннеры оживились, а те из них, кто сидел или лежал на расстеленных шкурах, торопливо встали. Оружие никто не выхватил, но все были готовы сделать это по первой же команде.
– А южане, ходят слухи, прозвали тебя Кошмаром Фенуи. – Гигант нахмурился видимо, пожалев, что необдуманно обозвал гостя чучелом. И, опершись на воткнутый в землю двуручный меч, тоже встал на ноги. – Меня зовут Годурр Кормило. Может, доводилось обо мне слышать?
– О тебе – нет, но о Сломанных Веслах я наслышан, – ответил ван Бьер. – Это же вы рубились на правом фланге королевского войска в битве у Широкого брода пять дет назад?
– Верно толкуешь, – подтвердил Кормило. – Но это давняя история и не слишком веселая – мы тогда половину бранна ни за хрен собачий потеряли. Хотя о кригарийцах нынче рассказывают байки куда печальнее. Вы что, и вправду пытались снести башку Вальтеру Третьему, но вас победил в одиночку какой-то храмовник?
– Не верь всему, что брешут эфимцы, – посоветовал ван Бьер. – Но отчасти это правда. Видишь… – Он провел себя ладонью по макушке. – Пришлось побриться в знак траура по погибшим братьям.
– Впервые слышу о подобной традиции, – признался Годурр.
– Еще бы, ведь и кригарийцы погибали в последний раз очень давно, – ответил монах. – Ну что, пропустишь меня к своему королю? Мне надо потолковать с ним насчет важного и срочного дела.
– У Гвирра, знаешь ли, сегодня все дела важные и срочные. – Гигант смерил кригарийца недоверчивым взором с высоты своего роста. – Какого рожна ты решил, что он пожелает тебя выслушать?
– Это касается ваших новых союзников из Тандерстада, – приоткрыл карты ван Бьер. – Понятия не имею, насколько Рябой им доверяет. Я пришел лишь предостеречь его от чрезмерных затрат, которыми грозит обернуться для него этот союз. За небольшую награду я расскажу ему, где в этой сделке кроется подвох.
– Ума не приложу, о чем ты говоришь, – продолжал хмуриться Кормило. – Но переплачивать втридорога Гвирр и впрямь ненавидит. Ежели кому удается обвести его вокруг пальца, он свирепеет. И тогда ему под горячую руку лучше не попадайся… Лады, пойду доложу о тебе. Но ничего не обещаю, учти.
– И на том огромное спасибо, – кивнул Пивной Бочонок. И, проводив глазами уходящего Годурра, сел на землю с невозмутимым видом неподалеку от Сломанных Весел.
Те, однако, продолжали стоять и поглядывать на него с недоверием. Несмотря на его дружелюбный разговор с Кормилом, браннеры не собирались доверять человеку, который называл себя кригарийцем. Да вдобавок не имел на голове волос, что по островным меркам было сущей дикостью, не сказать святотатством.
Гигант вернулся спустя какое-то время. Похоже, у короля и впрямь хватало дел, если даже стражников с донесениями он выслушивал не сразу. Впрочем, доставленная Годурром новость была хорошей. Рябой согласился принять ван Бьера, причем уже безотлагательно.
– Сдай все оружие, какое есть, – распорядился Кормило, – и иди за мной.
Баррелий хотел спросить, куда же подевалась островная традиция, согласно которой хозяин, забирающий у гостя оружие, мог быть сочтен трусом. Хотел – но не спросил, а покорно разоружился. И позволил браннерам обшарить себя, дабы те убедились, что он не утаил под одеждой нож. Слишком многое кригариец поставил на кон. И потому не мог рисковать, задавая хозяевам вопросы, способные их разозлить…
За те годы, что ван Бьер не видел Гвирра, его рябое лицо, казалось, стало еще грубее и отвратительнее. Отчасти оно скрывалось под черной бородой, но из-за оспин та росла редкой и не больно-то спасала его от уродства. Гвирр был моложе Баррелия лет на десять, а полнотой и статью напоминал отца. Только, в отличие от Даррбока, не любил держать в руках оружие. Отчего не мог похвастаться могучими плечами и с виду больше напоминал купца, чем воина.
Но думать так было ошибкой. В действительности Рябой сочетал в себе купеческие расчетливость и коварство с воинскими жестокостью и решительностью. Если бы не дурная привычка обманывать наемников с оплатой, даже таких, как кригарийцы, возможно, Баррелий уважал бы Гвирра не меньше, чем его отца. Увы, новый король Хойделанда прослыл редкостным скрягой, а эту черту в своих нанимателях ван Бьер терпеть не мог.
В тронном зале, где опять же согласно островной традиции стоял огромный П-образный стол с яствами, Рябой был не один. Кроме слуг с ним находились воеводы дружин, оставшихся в Хексе. Лишь двух из них, самых молодых, Баррелий не узнал. Прочие же – Обрри Двужильный, Сарргат Каменная Шишка и Чуррило Краболов, – за минувшие годы почти не изменились. Видимо, потому что они были старше короля, а все просоленные морским ветром хойделандеры в зрелые годы редко меняются внешне, разве что обзаводятся новыми шрамами. Правда, и старость сводит их в могилу очень быстро, если они все-таки до нее доживают.
Еды и питья на столе, однако, было немного. Все указывало на то, что Гвирр и воеводы сохраняют свои рассудки ясными до окончательной победы. На одном краю стола ван Бьер заметил даже нечто похожее на макет Тандерстада. Только, в отличие от макета, виденного кригарийцем у тетрарха в Мунроке, этот был слишком груб, поскольку его собрали из кружек, ложек, тарелок, ломтей хлеба, головок сыра, соленых рыбин, а также овощей и фруктов. Но как бы то ни было, в нем тоже угадывались очертания эфимской столицы. И его, как и столицу, Рябой тоже грозил вскорости сожрать.
Правила этикета при дворе короля Хойделанда были весьма условны и он не стал дожидаться, когда Баррелий должным образом его поприветствует. Едва монах открыл рот, как сидящий во главе стола Гвирр тут же его перебил:
– Глядите-ка, а вот и он – самый нежданный из моих сегодняшних гостей! Надеюсь, ты явился сюда не по той же причине, по какой твои братья нагрянули не так давно в гости к Вальтару Третьему?
– Я не враг тебе, о Владыка Севера, – ответил ван Бьер, не став уточнять в обращении к Рябому, что ныне тот подмял под себя не только север, но и половину Эфима. – Но даже будь мы врагами, я не настолько храбр, чтобы покушаться на твою жизнь в присутствии столь знатных воинов Хойделанда.
Воеводы после таких слов остались невозмутимыми, но явно понимали: кригариец им льстит, и на самом деле поодиночке они ему не соперники.
– Отрадно видеть, что ты не утратил благоразумия, – заметил Рябой. – А то я ненароком усомнился, не осерчал ли ты после гибели братьев и не отправился ли мстить их обидчикам. Тем, до которых сможешь добраться. Ты ведь знаешь, что у меня были разногласия с некоторыми из вас, так?
– Наслышан, – подтвердил ван Бьер. – Только меня ваши размолвки не касаются. Раз уж сами братья при жизни не пожелали сводить с тобой счеты, зачем мне делать это после их смерти?
– Еще один разумный ответ, – кивнул Гвирр. И великодушно указал монаху на место за столом, куда на пирах обычно усаживал простых воинов. – Ну что ж, присаживайся, добрый гость. Выпей, закуси и поведай, какое у тебя ко мне вдруг отыскалось дело.
Отказываться от угощения у островитян было не принято. А тем более когда тебя угощал сам король. К тому же за день у монаха во рту еще маковой росинки не было и приглашение отужинать пришлось как нельзя кстати.
Дабы не вызывать подозрений, ван Бьер не отказался и от вина. Явно трофейного, так как оно было слишком хорошим даже для Рябого; кто-кто, а Баррелий не забыл ту бормотуху, которой угощали на королевских пирах в Хойделанде. Впрочем, как ни хотелось ему залпом осушить поднесенную виночерпием кружку, он сдержался. И сдал цедить вино по полглотка, ибо, как и Гвирр с воеводами, тоже желал сохранить свой рассудок в ясности.
Полагая, что королевское время слишком дорого, ван Бьер заговорил сразу, как только разжевал и проглотил первый кусок жаркого.
– Так вышло, о Владыка Севера, что я посвящен в подробности того, как ты захватил Тандерстад, – сознался ван Бьер, пригубив вина из кружки. – Моих братьев втянули в грязную авантюру. Разыскивая их убийц, я докопался до многих истин, знание которых могло стоить мне головы. Но я избавлю тебя от рассказа о своих поисках, так как вряд ли он тебе интересен, и сразу перейду к главному. Твой союз с Капитулом лишь на первый взгляд кажется выгодным. Однако выиграют от него лишь заклинатели молний. А ты переплатишь в этой сделке так много, что она никогда для тебя не окупится.
Рябой ответил не сразу. Сначала он переглянулся с зароптавшими воеводами, которых гость сумел-таки вывести из былой невозмутимости.
– Да кто он такой, чтобы заявлять подобное! – проворчал Обрри Двужильный. – Даже круг жрецов Мирового Дуба склонился перед богом Грома, ведь в схватке древа и молнии вторая завсегда одерживает верх!
– Истинно так! – поддакнул ему Чуррило Краболов. – Кригариец, очевидно, заговаривается. Или хочет посеять раздор в наших рядах!
– Это и впрямь дерзкие слова, кригариец. – Гвирр посмотрел на гостя из-под нахмуренных бровей. – В какие бы тайны ты ни был посвящен, не тебе судить о том, что для нас благо, а что нет.
– Сожалею, о Владыка Севера, если я невольно тебя обидел. – Ван Бьер склонил голову, прося прощения. – Но ты же понимаешь: я не явился бы к тебе с таким известием без доказательств моей правоты. Чтобы заручиться поддержкой твоих дружин и распространить свою власть на Север, Капитул водит тебя за нос. Также, как он водил за нос Вальтара Третьего. А до него – не одно поколение властителей и простых людей, что также уверовали в Громовержца.
– Наши жрецы – вот кто действительно столетиями водил нас за нос, – возразил Гвирр. – Сколько раз мои деды, мой отец и я сам приносили жертвы духам Мирового Дуба, моля их покарать наших врагов? И сколько наших молитв было услышано? Единицы. Но почему? Не потому ли, что старым богам было попросту на нас наплевать? А может, наши жрецы были к ним непочтительны или не умели разговаривать с ними? Так или иначе, но эти времена миновали. Громовержец хорош уже тем, что не требует кровавых жертвоприношений – ему достаточно одного лишь золота. А главное, даже если ему неохота тебе помогать, он все равно подаст знак: сверкнет молнией или ударит в Живой колокол. И тогда ты понимаешь, что ты и впрямь небезразличен этому богу, и что он всегда тебя слышит.
– Не больно-то он заступился за тетрарха, который, небось, тоже сотни раз получал от него знамения, – заметил Баррелий.
– Вальтар Третий – глупец и слабак! – Рябой стукнул кулаком по столу. – Боги испокон веков презирали таких, как он! И то, что мы так быстро взяли Тандерстад – лучшее свидетельство того, что самый могущественный бог воюет сегодня на нашей стороне! Так в чем же, по-твоему, я понес убыток, если всего год назад я мечтал отвоевать хотя бы северное побережье Эфима, а сегодня у моих ног лежит половина тетрархии и завтра ляжет вся?
– Твоя упущенная выгода в том, о Владыка Севера, что поверив Капитулу, ты удовлетворился ролью завоевателя половины мира, – ответил Пивной Бочонок, – тогда как у тебя был шанс стать самим господом богом. Тем самым, которому тебе отныне придется молиться…
От дерзости такого признания Двужильный, Краболов и один из молодых воевод аж вскочили с кресел. Но поскольку сам король, который тоже был ошарашен, не проронил ни звука и даже не взглянул в их сторону, они не отважились разевать рот первыми.
– Я, кажется, сказал «был шанс»? – продолжал ван Бьер как ни в чем не бывало. – Извини – оговорился, ведь он у тебя по-прежнему есть. Ничего еще не потеряно. Наоборот, для тебя настал самый удачный момент. Вся верхушка Капитула находится в твоей власти и ты еще можешь переписать ваш договор на своих условиях. Причем любых, какие только пожелаешь.
– Если ты тотчас не выложишь свои доказательства, клянусь предками – живым ты отсюда не уйдешь! – пригрозил Рябой, чье изрытое оспинами лицо побагровело и стало напоминать комок сырого фарша.
– Выложу, о чем речь. Причем такие железные доказательства, что они перевесят все оружие твоего войска – слово кригарийца! – заверил его Баррелий. – Только есть одна загвоздка. Выдав тебе этот секрет, я раскрою все свои козыри, а мы еще не договорились о награде, которая мне причитается.
– И что просишь за свои козыри? – Гвирр настороженно прищурился, чуя, что хитрый наемник заломит баснословную цену.
Чутье его не подвело.
Кригариец ответил не сразу. Сначала он посмотрел на воевод, чьи глаза все еще горели яростью. Затем перевел взор на короля, который тоже был готов взорваться гневом, после чего разрубленное на куски тело Баррелия отправится на корм собакам. Это в лучшем случае. В худшем его ждала похожая участь, с той лишь разницей, что когда голодные псы начнут рвать его зубами, он будет еще жив.
И все же молчи не молчи, а произнести главные слова, ради которых ван Бьер пожаловал в Хекс, было необходимо. Поэтому он собрался с силами, вздохнул и вымолвил:
– За то, что я тебе расскажу, ты отдашь мне Вальтара Третьего. Иную цену я не приемлю…