Триумф безголовых

Глава 6

Прежде я никогда не бывал на старейшем местном кладбище Тотенштайн. И сказать по правде, еще столько бы здесь не появлялся. Но разве я мог не прийти на помощь кригарийцу, тем более, когда он отчаянно в ней нуждался?

Подозреваю, что ищущий братьев ван Бьер нагрянул бы в гости к мертвецам даже ночью. Но, к счастью для суеверного меня, мы прибыли на кладбище в предрассветных сумерках и нам не пришлось блуждать впотьмах. Хотя обстановка все равно была жуткой. Ночью похолодало, и могилы окутывал густой непроглядный туман. А в нем тоже мог скрыться кто угодно: и нечисть, и наши злобные молчуны, и много кто еще, с кем мне не хотелось бы встретиться.

Спасибо Вездесущей, она запомнила фамилию не только на нужном склепе, но и на дюжине соседних могил. А потом нарисовала для меня карту на листке пергамента. И когда мы дошли до старой части Тотенштайна, карту упростила нашу задачу. Вернее, упростила лишь мне, потому что Баррелий не мог прочесть выбитые на камнях, затертые от времени буквы.

– Есть! Нашел! – обрадовался я после того, как мы осмотрели никак не меньше сотни захоронений. В проклятом тумане было трудно ориентироваться и приходилось искать почти наугад.

– Но это не склеп, – нахмурился Баррелий, сметя прошлогодние сухие листья с замшелой могильной плиты.

– Я имел в виду, что нашел одну из могил, которую отметила на карте Псина, – уточнил я. И прочел надпись на надгробье: – «Здесь покоится храбрый рыцарь, сир Ренуальд Эйзенкирк, павший от копья в поединке за честь благородной дамы».

– Какой болван! Нашел из-за чего прыгать брюхом на копье! – Монах сплюнул. – Вот тебе, парень, бесплатный урок на будущее: не крути шашни с благородными дамами. Лучше платить за любовь дамам неблагородным и пусть их честь защищают сутенеры, чем закончить жизнь вот так. Хорошо, если сир Эйзенкирк успел перед смертью затащить свою даму в койку. А ведь есть на свете дуралеи, готовые жертвовать собой, просто понюхав дамский платок или перчатку… Ну ладно, куда топать дальше?

– Если верить карте, то э-э-э… – Я начал озираться, поскольку растерял в тумане все ориентиры. – Если Псина не врет, справа от могилы рыцаря похоронен некий Жардо, затем будет сухое дерево, а за ним – Дироусы. Осталось пройти шагов двадцать или даже…

Я не договорил, ибо меня перебил раздавшийся в тумане вой. И доносился он как раз со стороны нужного нам склепа.

– Кто это кричал?! – От испуга я аж присел. – На криджа непохоже. Это себур?

– Точно не он, – ответил ван Бьер, неторопливо вынимая из ножен меч. – Крик себура ты бы тоже ни с чем не спутал.

Вой повторился. Теперь я расслышал, что он звучит приглушенно. Как будто из-под земли.

Я тоже обнажил свое оружие – грубый, но прочный и острый солдатский кинжал. Так как ходить с подаренным Баррелием палашом по городу он мне не позволял – не хотел, чтобы я выделялся из обычных детей, – пришлось носить на поясе менее приметный клинок.

– Тогда что это за тварь такая? – спросил я, вглядываясь в белесую мглу.

– Обычная двуногая человеческая тварь мужского пола, – заключил Баррелий. – Только кто-то, похоже, крепко завязал ей рот.

– Или у этого человека нет языка, – добавил я.

– Э нет, язык у него цел, – не согласился Пивной Бочонок. – Безъязыкий на его месте просто орал бы, а он пытается что-то сказать, разве не слышишь?

Мой начальный испуг прошел, и я прислушался внимательнее. И определил, что завывания действительно походили на невнятную человеческую речь. А именно – на призывы о помощи. Также, похоже, что человек кричал давно – чувствовалось, что он сильно устал.

– Что собираешься делать? – спросил я у Баррелия.

– Это совсем рядом с Дироусами. Придется разузнать, кого еще кроме нас занесло сюда в такую рань, и во что он вляпался, – рассудил монах.

– А вдруг это ловушка? – Для тринадцатилетнего мальчишки я был не по годам мнительный.

– Вряд ли. Если кто-то и впрямь устроил там ловушку, зачем ему поднимать шум? Гораздо проще сидеть молчком и отлавливать всех, кто приближается к склепу. А теперь умолкни и следуй за мной. Сейчас во всем разберемся.

И ван Бьер, держа «эфимец» наготове, мягкой, почти бесшумной походкой отправился на шум.

Возмутитель спокойствия отыскался возле сухого дерева, что отметила на карте Вездесущая. Не знаю, кого ожидал там встретить кригариец, но уж точно не курсора Громовержца. Кто-то и впрямь заткнул ему рот и вдобавок привязал к древесному стволу. А также разоружил, потому что поясной чехол для блитц-жезла – обязательного атрибута всех курсоров, – у этого святого сира был пуст.

– Вот те на! Оказывается, не только на нас гадит сегодня Большая Небесная Задница. Кое-кого из своих слуг она тоже забрызгала, – пробормотал Баррелий. Но не стал приближаться к пленнику, а обошел дерево стороной и отправился к захоронению Дироусов.

Прежде чем мы вернулись и вынули священнику кляп изо рта, кригариец дотошно изучил окрестности. Включая гробницу, над входом в которую я прочел искомую фамилию.

Попасть внутрь оказалось проще простого – деревянные двери склепа давно сгнили и развалились. Однако десять тамошних саркофагов по-прежнему оставались запечатанными. Что тоже не удивляло. Нарисованные на них черной смолой метки в виде черепа указывали на то, что покойный умер от гисской лихорадки, а это отпугивало грабителей могил.

Казалось бы, запустение царило тут долгие годы. И все же едва различимая на земле тропка говорила, что захоронение кто-то навещает. И не для поддержания чистоты. Наметенные снаружи ветром пыль и сухие листья, похоже, не убирались с той поры, как гробница осталась без дверей.

Устраивать в ней обыск ван Бьер повременил. Не обнаружив угрозы, он вернулся к связанному курсору, который был пока единственным доказательством того, что здесь и впрямь творится нечто плохое.

Увидев человека с мечом, пленник задергался и завыл еще громче. Но не от радости, что кто-то откликнулся на его зов, а от страха. Небось, решил, что Баррелий – из числа тех, кто привязал его к дереву, и идет его убивать.

– Все в порядке, святой сир. – Монах приложил палец к губам. – Я не разбойник. Я – честный горожанин, который пришел на могилку к родственникам и услышал, как вы тут шумите. Тише, прошу! Сейчас я выну у вас изо рта тряпку, но сначала вы пообещайте, что не будете орать. Договорились?

Курсор судорожно затряс головой, что явно означало «да». Ван Бьер нахмурился: поспешность, с которой святой сир принял его условие, выглядела подозрительной. Да только куда деваться? И пленник был избавлен от кляпа несмотря на то, что Баррелий ему не поверил.

– Немедленно освободи меня! – не закричал, но решительно заявил он, как только смог говорить. – Я – курсор Таврий! Я служу в Надзорной палате при Главном Капитуле и являюсь носителем «малого ключа», действительного во всех четырех землях Эфима!

Для носителя столь важной регалии Таврий выглядел слишком молодо – я бы дал ему на вид лет двадцать пять. Он был среднего роста, средней комплекции и довольно средней наружности. Сними с него балахон и обряди в простую одежду, и он легко затеряется в толпе. Разве что курсорская тонзура все еще будет выдавать в нем божьего слугу.

Но как бы то ни было, человек без особых примет сам по себе был примечателен. Особенно привязанный ночью к дереву посреди кладбища.

– Что с вами приключилось, святой сир? – осведомился кригариец, не торопясь разрубать Таврию путы. – Нарвались на грабителей могил или некромантов?

– Ты что, не слышал мой приказ?! – возмутился курсор. – И как тебя самого зовут, позволь спросить? Порядочные горожане не бродят по кладбищу спозаранку. А тем более с детьми! Уж очень это попахивает на э-э-э…

Наверное, он хотел сказать «на совращение малолетних», но промолчал. Не рискнул проверять, как воспримет его гипотезу незнакомый человек с мечом.

– Меня зовут Баррелий ван Бьер, – представился монах. – И раз вы член Надзорной палаты, значит, имеете представление, кто я такой.

Таврий, прищурившись, всмотрелся ему в лицо.

– Ты язычник! – припомнил священник чуть погодя. – Один из тех, что некогда поклонялись лжебогине Кригарии и живы по сей день. Я мог бы заподозрить, что ты причастен к нападению на меня, но не стану. Будь оно так, зачем тебе сознаваться слуге истинного бога в том, что ты молишься древним идолам? Ведь без твоей подсказки я бы тебя и не узнал… А теперь руби веревку – те, кто меня связал, могут вот-вот вернуться.

– Вы не ответили на мой вопрос, святой сир! – заметил Баррелий, и не думая подчиняться.

– Нет, вы гляньте, какая вопиющая наглость! – Щеки курсора побагровели. – Кто вообще дал тебе право спорить с проводником божье силы?

– Я лишь хочу выяснить, что тут стряслось, – как ни в чем не бывало ответил Пивной Бочонок. – Неужели в моем любопытстве есть что-то постыдное?

– А я, между прочим, задал тебе тот же вопрос! – напомнил Таврий.

– Так и есть, – согласился ван Бьер. – Только это вы привязаны к дереву, а не я. И раз уж я язычник, могу просто сделать вид, будто прошел мимо и не заметил вас. В конце концов, меня не касается, с кем вы повздорили и останетесь ли в живых.

– Да как… да как ты смеешь! – вновь зашипел курсор, но кригариец был невозмутим.

– С другой стороны, – продолжал он, – если на вас напали те же люди, с которыми я хочу поквитаться, почему бы нам не помочь друг другу? Кто знает, возможно, мне даже посчастливиться отыскать блитц-жезл, который у вас отобрали. Готов поспорить, утрату столь ценной вещи Капитул вам не простит.

– Ах ты интриган! Хитрый богомерзкий проходимец!

– Очень жаль. Ну что ж, прощайте, святой сир! Я не верю в вашего бога, но все равно желаю вам выпутаться из этой передряги живым. Наверняка кому-то еще кроме меня взбредет на ум гулять среди могил в такую рань и он вас не оставит… Удачи!

И монах, развернувшись, зашагал прочь. Вернее, сделал вид, что зашагал, поскольку был уверен, что этот разговор еще не окончен.

Он редко ошибался в людях. Не ошибся и на сей раз.

– Постой, кригариец! – окликнул его Таврий. – Хорошо, твоя взяла! Прости мне мою злость и гордыню. Ты был столь добр, пожелав меня спасти, а я повел себя неблагодарно. И недостойно. Не иначе, минувшей ночью я столько всего натерпелся, что у меня ум за разум зашел. Прости еще раз. Видит Громовержец, я не хотел тебя оскорбить.

С нами как будто заговорил совершенно другой человек. Ан нет, у дерева стоял все тот же курсор. И ван Бьер все еще был не прочь узнать, как Таврий тут очутился. Тем паче впервые в жизни перед язычником-кригарийцем извинялся слуга Громовержца. Не просил пощады, как это было в Промонтории с курсором Гириусом, а извинялся сам, по доброй воле… Ну или почти по доброй. И искреннее удивление на лице моего друга говорило о важности сего исторического момента.

– Ты уже знаешь, что я служу Надзорной палате Главного Капитула, – продолжил священник после того, как Баррелий вернулся. – Это означает, что я не участвую в богослужениях, а делаю лишь вспомогательную работу: проверяю поступающие к нам жалобы и донесения. И на Тотенштайн прибыл по этой же причине. Здешние могильщики стали замечать по ночам в старой части кладбища странных людей. А поскольку мы уже не однажды изгоняли отсюда сектантов и некромантов, новые сведения тоже нуждались в проверке.

– И вы явились сюда ночью один, без храмовников? – усомнился ван Бьер. – Как-то это странновато выглядит.

– Храмовникам нет равных, когда надо устроить большую и шумную облаву, – пояснил Таврий. – Но для тайной слежки они, увы, непригодны. Мне же хотелось сначала удостовериться, что могильщики не ошиблись, и лишь потом давать ход этому делу. За ложную тревогу меня бы не похвалили.

Кригарийца такое объяснение не удовлетворило:

– И все же вы рискнули сунуться на Тотенштайн, не известив об этом ни одной души. Вы, святой сир, либо чересчур отважны, либо, извините за прямоту, безрассудны.

– Я не собирался лезть в драку, – ответил на это курсор. – Хотел лишь спрятаться в укрытии и заметить людей с факелами. Никто не станет разгуливать по кладбищу ночью без факелов, согласись. А их свет во мраке виден издалека.

– И что в конце концов пошло не так?

– Сие мне неведомо. Я спрятался в кустах, едва зашло солнце, но никого не обнаружил. А потом на меня напали люди с вымазанными сажей лицами, отобрали блитц-жезл, привязали к дереву и заткнули мне рот. Ума не приложу, как они нашли меня в кромешной тьме. Наверное, поэтому и не убили. Я не сумею их опознать, а им не нужны проблемы с мертвым священником, ведь они не ведали, что я пришел один, без прикрытия.

– Дайте-ка угадаю: и за все это время вы не услышали от них ни слова?

– Воистину! Но откуда тебе это известно?.. Ах да, ты же сказал, что, возможно, мы ищем одних и тех же людей! Так кто они такие?

– Это я сам до сих пор выясняю, – признался Баррелий. После чего все-таки смилостивился и разрубил Таврию путы.

Получив свободу, курсор снова извинился, а затем отвернулся к дереву, задрал балахон и, пробормотав «Господи, наконец-то!», оросил то струей мочи. Судя по громкому журчанию и вздохам облегчения, пленник терпел уже давно. Но, к чести своей, дотерпел до освобождения и не обмочился.

– И все же вы кое о чем умолчали, – сказал ван Бьер, когда наш новый союзник закончил поливать древо «святой водой». – Например о том, что вы заранее знали, куда придут ваши «некроманты». Скажите, я не прав?

– С чего вдруг ты так решил? – спросил Таврий, растирая затекшие от веревок руки.

– Потому что вас схватили почти у самого убежища этих молчунов, – ответил монах. – Зачем кому-то тащить вас к этому дереву через все кладбище? А значит вы прятались либо тут, либо неподалеку. Но чем вам приглянулось это место? Отсюда далековато до выхода. А засада у кладбищенских ворот – самое верное решение, если вам невдомек, кого и где вы разыскиваете.

– А ты башковит для человека, которого с детства обучали лишь одной премудрости – рубить людям головы, – отметил слуга Громовержца. – Ладно, допустим, я скажу, что пожаловавшиеся в Надзорную палату могильщики отметили участок кладбища, где чаще всего видели подозрительных личностей. И тут появляется встречный вопрос: а кто указал это место тебе?

– Допустим, я следил за этими людьми раньше и знаю, где они прячутся, – выкрутился Пивной Бочонок. – А пришел сюда спозаранку, потому что хочу застать противника врасплох. Те, кто ведет ночную жизнь, ложатся спать на рассвете – наилучшее время для вторжения в их логово.

– Ты тоже многое не договариваешь, – посетовал в свою очередь Таврий и был прав. – Но я не стану донимать тебя расспросами, если укажешь мне логово, о котором упомянул.

– Боюсь, вам тоже придется мне кое-что пообещать, – не согласился ван Бьер. – Я выполню вашу просьбу, если вы поклянетесь, что исполните мою.

Я посмотрел на монаха с удивлением и укоризной. По идее, ему бы следовало поскорее отделаться от курсора, памятуя, сколько горя причинил нам Капитул. Но Баррелий считал иначе. Перехватив мой взгляд, он украдкой мне подмигнул: дескать, спокойно, парень, я знаю, что делаю. С чем я, конечно, не мог спорить, но дал понять, что не одобряю этот выбор.

– Ты смеешь выдвигать мне условия, язычник? – вновь посуровел курсор. Правда, уже не краснея от злобы, а лишь выражая недовольство.

– Точнее не скажешь, – хмыкнул кригариец. – Я – наемник и привык заключать сделки. Язык взаимовыгодной торговли – самый доходчивый и полезный из всех языков мира.

– Однако, смею напомнить, что я не наемник, а священник! – продолжал хмуриться Таврий. – И обращаться ко мне с таким предложением – святотатство!

– А я смею напомнить, что вы – священник без блитц-жезла, – парировал ван Бьер. – И я пока не вижу других желающих искать вашу пропажу.

Довод угодил не в бровь, а в глаз. Курсор открыл было рот, собираясь вновь осудить Баррелия, но услыхав про жезл, не проронил ни слова и насупился.

– Ладно, чего ты от меня хочешь? – спросил он, так и не найдя возражений.

– Вы обмолвились, что являетесь носителем «малого ключа», – напомнил монах. – Я в курсе, что это означает. Надзорная палата наделила вас правом входить в любые дома Эфима и никто при этом не смеет чинить вам преграды.

– Верно, но лишь отчасти, – признал священник. – «Малый ключ» потому и назван малым, что он дает мне ограниченные полномочия. В дома министров тетрарха, его советников, фаворитов и иной придворной знати меня с таким «ключом» не впустят.

– Эти люди мне не интересны, – отмахнулся Баррелий. – Но есть в столице дом, где, как я подозреваю, находится второе логово напавших на вас негодяев. Одному мне к ним не проникнуть. По крайней мере, без опаски угодить за это в тюрьму или на виселицу. Но с вами мы наведаемся туда в гости на совершенно законном основании.

– А ты случаем не морочишь мне голову? – усомнился Таврий.

– Зачем бы мне это понадобилось, святой сир?

– Да мало ли, чего ожидать от язычника. Но если ты не солгал, не лучше ли нам немедля отправиться в тот дом и все выяснить?

– И оставить негодяям с кладбища символ вашей святости?

– Ах да – блитц-жезл! – вновь спохватился курсор. – В таком случае идем поскорее его отыщем. А этот мальчик, он кто? Твой оруженосец?

– Нет, что вы. Обычный слуга из борделя, которого приставили ко мне провожатым, – ответил ван Бьер. И самое обидное, что ни слова не соврал. – Отзывается на кличку Горшок. Правда, иногда дерзит, но вообще существо полезное и не робкого десятка. Верно я толкую, Горшок?

– Истинная правда, сир, – пробурчал я, вживаясь в новую роль. Как хотелось надеяться, недолгую, хотя моя рука, жаждущая всадить Таврию кинжал промеж лопаток, отныне зачесалась сильнее…